Саша и Маша

(наивная история любви старшеклассников середины девяностых)

                Посвящаю Наде С.




   Сначала было одиночество, потом появилась Маша…
   Вот с того момента, как в жизни моего друга Саши, появилась эта красивая девчонка, я и начну свой
рассказ.
   В Машку Соколову были влюблены все в нашем классе. И все знали, что они с Сашей два антипода друг другу. И кто бы мог подумать, что в дальнейшем, всё обернётся так неожиданно…
   Нас было трое – я, Жэка и Артур. Мы дружили с детства: с Жэкой выросли в одном дворе, с Артуром подружились в школе, когда пришли в первый раз в первый класс. Он был страшный озорник, и невероятный выдумщик;  мы с Жэкой не всегда понимали, когда он шутит, а когда говорит серьёзно. В общем, за всю нашу многолетнюю дружбу, мы ни разу не пожалели, что «ввели» его в свою компанию. Есть в жизни, настоящая мужская дружба, та, которая с годами становиться всё крепче. Вот такая дружба и была у нас – крепкая, мужская. Ещё в первом классе, мы поклялись дружить вечно, никогда серьёзно не ссорится и не предавать друг друга. Свою клятву, мы скрепили кровью: разрезали пальцы, и по очереди приложили их.
   Потом появился Саша.
   По окончании летних каникул, когда мы уже перешли в третий класс, наш классный руководитель, представила нам нового ученика. Он был какой-то невзрачный – маленький, хилый, в очках, сквозь которые смотрели на нас большие глаза испуганного зверька. А его светлые, вьющиеся волосы, подстриженные «под горшок», дополняли его невзрачность. Когда учительница представила его, сказав, что теперь он будет учиться в нашем классе, и мы должны стать его друзьями, он, опустив голову, тяжело ступая, прошёл на последнюю парту, волоча свой портфель.
   Это был Саша.
   Впоследствии, я ещё не раз вспомню это его шествие к последней парте.
   Как вы уже догадались, Саша был тем, кого называют – тихоня. Он был тих и скромен: никогда не высовывался, не шалил, не говорил с места; и даже, когда вызывали к доске, больше молчал, а если и говорил, то глухим, тихим голосом. Мы понимали, что ему нелегко будет без поддержки, без помощи, что ли. А потому, посовещавшись между собой, и придя к одному решению, взяли над ним шефство, приняв в свою компанию. Все мы были из одного класса, это и облегчало наше с ним общение: мы помогали ему в учёбе, поддерживали, «присматривали» за ним. Хотя в учёбе, чаще всего помогал нам он. Учился он лучше нас всех. Но на уроках, в силу своей нерешительности, молчал.
   Ему понравилось наше решение принять его в нашу компанию. Он понимал, что с нами ему будет легче противостоять тем жизненным трудностям, которые всюду подстерегали его.
   Что нам давала дружба с ним? Да хотя бы то, что он был неплохой парнишка. И эта, наша дружба с ним, в будущем, помогла нам многое понять, во многом разобраться, посмотреть на жизнь и друг друга, другими глазами. И узнать то, что раньше не приходилось знать.
   Мы бывали у Саши дома: он показывал нам свои книги (он очень любил читать); больше всего, он любил фантастику, и признавался нам, что когда был маленьким, мечтал стать космонавтом. На это, Артур шутил: «Что, хотелось дружить с инопланетными чудовищами?» И мы заливались звонким смехом, а вместе с нами и Саша. Вообще, дома, он был намного веселее и раскованнее, чем в школе. Дома, он охотно делился с нами всем, что было у него на сердце. И нам было интересно с ним. Его отец был инженером по ремонту бытовой техники, и его комната, да почти и вся квартира, была сплошь завалена разобранными телевизорами, магнитофонами, холодильниками – точно мастерская. Этим увлекался и Саша: частенько, в выходные, он запирался в своей комнате, и что-то там паял, разумеется, не забывая и о другом своём любимом занятии – чтении. Мать была дизайнером, и Саша так же много интересного рассказывал о её профессии. Бывало, он так увлечётся, что не замечает, как наступала ночь, и мы уже давно зевали. В такие дни, родители Саши, звонили нашим родителям, чтобы предупредить их, что мы остаёмся ночевать у них. Это происходило довольно часто, особенно в дни летних каникул, когда мы не уезжали куда-нибудь на лето. Так же, Саша до безумия любил ходить с отцом на рыбалку, и так же, с увлечением потом рассказывал нам, как рано утром, взяв бутерброды, чаю в термосе, баночку свежевыкопанных червей, а так же рыболовные снасти, они отправлялись на моторной лодке на озеро: в спину нещадно печёт солнце, а он, раздевшись до трусов, готовит удочки, определяет направление ветра, забрасывает, уже «наживлённую» удочку и ждёт, когда шевельнётся поплавок, чтобы… Мы до безумия любили эти его рассказы, и то, каким весёлым и общительным бывает Саша, когда мы все вместе. Но, когда наступает учебная неделя, он вновь замыкается в себе: снова молчалив, слегка хмур, глядит на всех исподлобья, сквозь стёкла своих очков. И в этот момент, мы поражаемся, как, ещё вчера такой весёлый и озорной, он вдруг… Что с ним? Почему он так меняется? Почему он снова промолчал, когда учитель задал ему вопрос по теме урока? – ведь он отлично подготовлен. Почему, он не хочет пойти с нами на день рождение к однокласснику? – его ведь тоже пригласили. Правда, виновник торжества не собирался приглашать его, но мы с Жэкой и Артуром попросили его, и он согласился: «Ладно, если вам нравится этот очкарик, подтирайте ему сопли и дальше…» А может, он чувствует, что его не хотят видеть на вечеринке, и поэтому отказывается, чтобы не чувствовать себя неловко в окружении веселящейся компании мальчишек и девчонок, которые всё равно бы игнорировали его – тихоню. Отказывается, но очень хочет пойти. Но слабый характер не даёт пересилить себя, и, поэтому, он снова остаётся дома, сидеть над своим паяльником, или уткнувшись носом в книгу, живя в своём вычитанном из книг мире. И, чтобы не обижать друга, мы тоже не идём: отказываемся от вкусных салатов, пирожных, лимонада, понимая, что дружба, важнее всего этого. Нам было по одиннадцать лет, но мы понимали это, потому что любили Сашу, таким, каким он был. Любили как брата – младшего брата, хоть и были ровесниками.
   С Жэкой и Артуром, мы частенько попадали в разного рода «школьные разборки», потасовки. Саша же, никогда не дрался. Даже, когда к нему лезли задиры типа Гоши Коршунова: он и тогда, предпочитал ретироваться, сопровождаемый пинками и всякими обидными оскорблениями. Мы не понимали, как он может это терпеть и молча сносить побои и издевательства. Мы то не давали себя в обиду – дрались как гладиаторы, в отличие от нашего Саши, который не мог поднять кулак на обидчика. Поэтому, нам частенько приходилось вызволять его из лап самых задиристых, например таких, как Гоша Коршунов. Он был старше нас на два года. Издеваться над тем, кто младше и слабее – было его любимым занятием. Саша, как раз был «в его вкусе». Бывало, когда мы отлучались от него, ему сильнее обычного доставалось от Коршунова: мы видели его, то с синяком под глазом, то с разбитой губой; на наши расспросы «кто это сделал», он всегда отвечал «упал». И в это его «упал», мы должны были верить. А если мы настаивали с вопросами, он сильно обижался, и несколько дней с нами не разговаривал: ходил надутый, словно это мы были виновниками его синяков. А ведь мы и были виноваты, не сумев вовремя прийти ему на помощь. В будущем, он скажет: «Ребята, как хорошо, что вы у меня есть, иначе, мне было бы очень дерьмово!..» Это он скажет, когда мы повзрослеем. И, признаюсь – эта фраза, для меня дорогого стоит! Выходит, всё же, мы были нужны ему, хоть он частенько избегал нас, запираясь дома с книгой. Бывало и такое. Но, несмотря ни на что, мы были ему нужны. Наша дружба, поддержка, наконец, внимание, которым он, увы, был обделён. Он был один, всегда один. И, когда ему исполнилось тринадцать, он посвятил себя книге и учёбе, а в свободное время, занимался свои любимым паянием. Он почти не общался с нами. Уже не было этих увлекательных рассказов до полуночи, прогулок по заброшенным стройплощадкам. Он как-то внезапно замкнулся в себе, и мы не узнавали его. Мы стали ссориться, почти дрались. Нас раздражало то, что он целыми днями сидит дома зубря свои уроки – неужели они не надоели ему в школе.
   Вскоре, одиночество стало его другом, заменив ему нас.
   Потом появилась Маша.
   Сначала в школе, когда мы перешли в седьмой класс, а потом и в нашей жизни. Её отец был военным: получив новое назначение, он с семьёй, переехал в наш город. И Маша, стала учиться в нашей школе, в параллельном классе. Нам было по четырнадцать – время полового созревания. И, разумеется, все мы были влюблены в эту красивую девчонку. Уже в тринадцать, мы грезили девочками, а, с момента появления Маши, всё наше внимание, сразу же переключилось на неё.
   Это была потрясающе-красивая девочка, и, разумеется, вокруг неё постоянно вились парни. И, как мы заметили, она никому не давала шанса: строя из себя этакую гордячку, ждущую самого сногсшибательного красавчика (впрочем, как и многие девчонки). Конечно, ей льстило, что вокруг неё целая свита, и она самая красивая в классе. Нам, так же нравилось, как она одевается. Мы просто сходили с ума от её коротких юбок, открывавших её стройные ножки, и узких джинсов, облегавших её точёную фигурку. А так же, её светлые волосы, лежащие вдоль спины, и придающие её большим голубым глазам, остренькому носику и пухленьким губкам, неземную красоту. Она была, словно сошедшая с картинки модель, и, признаться, я частенько посвящал ей свои эротические фантазии. Уверен, что и Жэка с Артуром, делали  т о   ж е…
   Ей восхищались все. Все, кроме Саши. Саша, её как будто не замечал. Как я уже говорил, к тому времени, он добровольно закрылся дома, и почти не общался с нами: после уроков, сразу спешил домой.
   Все классы, и наш, и параллельные, были влюблены в Машку Соколову: парням нравилась её красота, а девчонки сходили с ума от её нарядов; и только Саша был в стороне от всего этого.


   «МАША СОКОЛОВА – ПЕРВАЯ КРАСАВИЦА НАШЕЙ ШКОЛЫ» – так, однажды была озаглавлена школьная стенгазета. И мы знали, кто это «постарался» – Боря Лопухов, который, разумеется, тоже был влюблён в Машу. Он был составителем стенгазеты, и, таким вот образом «объяснился ей в любви».
   Мы все мечтали пригласить её в кино, или просто погулять, естественно, в тайне друг от друга. Как то я спросил Сашу: «Сашок, как тебе та новенькая, из 7-Б?» Он пожал плечами, и как-то нехотя произнёс: «Не знаю… А что?» И снова уставился в книгу. Я чуть не задохнулся от злости: в то время как все мы, сходим по ней с ума, чуть ли не ежедневно «посвящаем ей свои эротические фантазии», он же, зубрит свои уроки, и, спокойно так говорит «не знаю».
   А впрочем, что я надеялся услышать? Признание, что он так же влюблён в неё, как и все мы? Что ждёт «подходящий момент», чтобы заговорить с ней? Разумеется – нет! Он, как мне казалось, даже не думает о ней. Ясно, что у него нет абсолютно никаких шансов, дружить с ТАКОЙ девчонкой. Она никогда даже не посмотрит в его сторону.
   У нас же, как мы верили, такой шанс был. Мы видели, как однажды её провожал домой Женька Рылеев, её одноклассник. Она так лучезарно улыбалась ему, что мы кипели от злости и зависти, провожая их взглядом. На следующий день, на большой перемене, он хвастал нам, как ходил с ней в кино, и она, как он говорил, разрешала ему… трогать себя. Уверял, что даже… залез к ней под юбку (!!!)
Мы, естественно не верили, но молчали, давая ему повод фантазировать и дальше. В ту же ночь, я с ещё большим усердием «посвятил ей свою эротическую фантазию». Только, на месте Рылеева – представлял себя.
   К ней подбивал клинья и Гоша Коршунов: часто она стояла с ним в коридоре на переменах. Мы поражались: что она в Коршунове то нашла? Все знали, что он был неисправимый хулиган, да к тому же, старше на два года. Неужели она не знала, что у него есть подружка. Но мы  понимали, почему он клеится к Маше: ни одна девчонка, не могла сравниться с ней. Впрочем, он не просто клеился к ней, он был чуть ли, не её парень. Она каталась с ним на его мотоцикле, тусовалась на переменах; бывало, мы с ребятами видели её за двором школы, где обычно курили старшеклассники, впрочем, не только старшеклассники. Я с Жэкой тоже пытался покуривать, чтобы казаться взрослее, что ли, как Гоша. Артур же, напрочь отказался от нашей «затеи». «Отец убьёт меня, если узнает, что я курю», – говорил он, и даже не подходил к нам, чтобы не пропахнуть табаком, когда я напополам с Жэкой, «тянул» сигарету, купленную в «комке», где отпускали штучно. «Интересно, а Машка курит?», – задавались мы вопросом. Хотя, если гуляет с Коршуновым, то наверняка уже курит.
   Несколько раз, мы видели, как она, с тем же Коршуновым, сидела в кафе за углом школы. Мы по очереди выглядывали из-за угла, подглядывая за ними. Выходит, Гоша Коршунов, был парнем Маши – сделал я такой вывод.
   И, чтобы, хоть что-нибудь узнать по этому поводу, начал просматривать школьную стенгазету, в которой частенько писалось о ней. Но, как ни старался, ничего не находил. Странно, раньше она была «гвоздём» школьной стенгазеты. А теперь… теперь, о ней ничего не писалось, словно её не существовало. Оно и понятно – Боря Лопухов не решался рассказывать о её отношениях с Коршуновым. Может он чего и знал, но поведать об этом боялся, чтобы не стать врагом задиры Коршунова: все знали, какой он мстительный.
   А вскоре, с ней столкнулся и Саша. Столкнулся в прямом смысле. Это случилось по пути в буфет. Он шёл, как обычно уткнувшись носом в учебник, даже не смотрел куда идёт. Уже заходил в двери столовой, где находился буфет, когда в это же время оттуда, вместе с Коршуновым и его гогочущей компанией, выходила Маша. И в этот момент, они столкнулись: при этом, Саша смешно повалился на пол, отбросив в сторону учебник, а Маша, ухватившись за Гошу, сумела устоять на ногах.
   «Ты что, очкарито, окончательно ослеп, не видишь куда прёшь?», – накинулся на него разъярённый Гоша, обеими руками приподнимая за грудки и ставя на ноги.
   «Пусти его», – заступилась Маша, пытаясь вырвать нашего друга из цепких лап хулигана.
   «Отвали, детка, это наше с ним дело», – огрызнулся Коршунов, отталкивая Машу в сторону. А после, вновь принялся за сжавшегося в комок Сашу: «Ты, очкарито, давно уже напрашиваешься мне в руки. Всё крутишься тут со своей книженцией, а теперь вот, и девчонку мою ударил. Не хорошо, очкарито…»
   «Твою девчонку?», – вдруг вскинулась на него Маша. – А кто тебе сказал, что я твоя девчонка? Подумаешь, пару раз покатал на своём задрипанном мотике, да сводил в кафе-мороженое. И уже размечтался… Скажите пожалуйста – его девчонка…»
   «Значит вот ты как, – вскипел Гоша. – Как бы потом не пожалеть, девочка!»
   «Не волнуйся, не пожалею, мальчик!» – презрительно бросила Маша, и вырвала из цепких Гошиных рук, совсем уже поникшего Сашу.
   Так и ушла с ним.

Потом, случилось невероятное. У нас у всех, сложилось подозрение, что Саша, наконец-то, влюбился в Машу: он так резко изменился. Но мы и представить себе не могли, что он… ГУЛЯЕТ С МАШЕЙ!
   Мы убедились в этом, когда увидели их вместе. Это произошло через три дня после их ссоры с Коршуновым в дверях столовой.
   Да, Саша и Маша гуляли (или встречались – называйте как хотите). Кто бы мог подумать, что Саша… наш тихоня-очкарик Саша, гуляет с самой Машкой Соколовой. Конечно, если выбирать между ним и Коршуновым, я бы, на её месте выбрал Сашу. А может, она так и решила – пока погулять с Сашей – пусть Коршунов побесится, а там видно будет. Но почему она не выбрала кого-нибудь из нас: весь класс –  и её и наш, были без ума от неё… Такова тайна женской натуры, которую я, не берусь разгадать. Хотя, как не стремись, о н а, так и останется тайной…
   Спустя две недели, нам пришлось смириться с мыслью, что САША ЕЁ ПАРЕНЬ. Не просто очередное увлечение… а именно парень… Теперь уже, покорить её сердце, у нас шансов не было.
   Мы заметили разительные перемены в нашем друге, и признаться, были рады за него. Он стал следить за своим внешним видом, перестал сутулиться, даже выражение лица изменилось.
   Я был рад за своего друга. Я думаю, он заслуживал этого больше, чем мы. Но как интересно получилось: он не мечтал о Маше, а стал с ней гулять! Она ни с кем не гуляла больше недели. А с Сашей уже даже две. Стоило задуматься…
   Постепенно, мы стали забывать Машку Соколову. Вернее – перестали думать о ней. Теперь, мы смотрели на неё, как на… Сашину девчонку.
   Смирились все, кроме Гоши: он смотрел на них, как на своих заклятых врагов, провожая со своей компанией такими взглядами, что было страшно, как бы он чего не выкинул против Саши. Я, Жэка и Артур, ждали худшего. Артур даже предложил, всюду ходить с ним, чтобы, при случае, спасать о Гошиной «мести», как в старые добрые времена. Можно было, конечно, поступить и так, но, теперь ведь он не один. Как ко всему этому отнесётся Маша? Да и Саше, это вряд ли понравилось бы. И мы решили оставить свою затею. А зря.
   Потому что, то, чего мы так опасались, однажды произошло…
   Это случилось на большой перемене. Мы сидели в классе, когда ворвалась Маша, и, по её взволнованному лицу, мы тут же догадались: Саша в беде.
   И не ошиблись…
   Она повела нас за школу, где намечалась «разборка». По дороге, Маша рассказала, как стояла с Сашей в коридоре, когда подошёл Коршунов со своей компанией, и предложил ему «выйти поговорить». И, видимо, чтобы «не пасть в глазах» своей девушки, Саша согласился «на разговор». По её голосу, мы поняли, что она сильно переживает за нашего друга.
   Когда мы подошли, то увидели следующее: Коршунов и Саша, стояли друг против друга на расстоянии втянутой руки, при этом Гоша смотрел на него как голодный волк на ягнёнка, готовый разорвать его на части. На удивление, Саша держался спокойно, и как нам казалось… не боялся своего противника. Они стояли в кругу зевак, которыми были дружки Гоши, и готовились к… схватке.
   «Ну что, очкарито, я же тебя предупреждал, чтобы ты не лез к Машке. Придётся тебя немного поучить», – говорил Гоша, сжимая кулаки.
   «А она что, твоя собственность?», – произнёс Саша не громко, и, как мне показалось, эту фразу, он выдавил из себя, дрожа всем телом, но не показывал виду, что боится.
   «Что ты там вякнул, а ну повтори?», – с угрозой в голосе, сказал Гоша, и ударил Сашу по лицу, отчего, он тут же упал, схватившись ладонью за ушибленное место: из носа хлынула кровь, пачкая лицо и одежду.
   «Не трогай его, мерзавец», – выкрикнула Маша, подбегая.
   Толпа расступилась, и они с Машей оказались лицом к лицу: он смотрел на неё с кривой ухмылкой, сощурив глаза.
   «А вот и помощь подоспела, – пролепетал Гоша, иронически. – Что, пришла утереть сопли своему очкарику…»
   В это время, Саша уже поднялся на ноги, и стоял, зажав пальцами кровоточившие ноздри, шмыгал носом, и переводил взгляд с Маши на Гошу, и обратно.
   Маша подошла к нему, и, взяв под руку, вывела из вставших в круг дружков хулигана. Те, как по команде, расступились. Да впрочем, чего ещё оставалось: очкарик получил, то, чего по их мнению, он заслуживал, «отняв» подружку «их босса».
   «Эй, мы ещё не договорили, с твоим очкарито, детка», – издевался Гоша.
   «Ему не о чем с тобой разговаривать, мерзавец!» – бросила Маша, одарив Гошу огненным взглядом своих голубых глаз.
   «Гляди девочка, нарвёшься!» – предупредил Гоша, под смешки и гогот своей верной свиты.
   Но мы, не обращая на них внимания, взяли Сашу под руки, и повели из этого места. На урок, конечно опоздали. Потому что, ещё зашли в медпункт, где ему промыли нос и наложили ватный тампон.

   С тех пор, мы приняли твёрдое решение – не отпускать Сашу одного, по крайней мере, в школе: нравится ему это, или нет. Мы знали, что Гоша повторит начатый «разговор», чтобы закончить его. «Что же вы, ребята, всюду станете следовать за мной, как охрана?» – пошутил он, когда мы поставили его в известность о своём решении. «Не всюду, но в школе, будем! – отвечали мы, голосом, не терпящим возражений. – Ради твоей же пользы!»
    Саше пришлось согласиться (всё же с Гошей шутки плохи), но всё равно, при любом удобном случае, он находил способ сбежать от нас, чтобы побыть с Машей наедине.
   О происшествии за школой, вскоре изложили и в школьной стенгазете.
   Там писалось: будто  «п а р е н ь  Маши – старшеклассник Гоша Коршунов, приревновал её к Саше, с которым она  т а й к о м  встречалась и, устроил разборку последнему…»
   Прочитав это, мы возмутились: как это так «тайком встречалась», и с какой стати «старшеклассник Гоша Коршунов, стал парнем Маши?» Маша возмущалась больше всех (оно и понятно, ведь задета её честь), и дала хороший разгон Боре Лопухову, который, после этого, никогда бы уже не посмел взглянуть на неё, и, разумеется, теперь у него не было шансов, когда-нибудь, завоевать её расположение. Но я прекрасно его понимал. Напиши он иначе: всё как было; а именно то, что это Маша променяла «великого и неповторимого» Гошу, на невзрачного очкарика, то тогда, он получил бы уже от Гоши. А его оружие, не слово, а – увесистый кулак. Потому, Боря и выбрал – лучше написать неправду, и навсегда распрощаться с Машей, чем – правду и, стать врагом Гоши… И так поступали многие, кто не хотел оказаться на месте нашего друга Саши.
   Хочу сказать ещё вот что: мне понравилось, как Маша, не испугавшись Коршунова, заступилась за Сашу. Уже во второй раз. Не ушла в сторону, с видом – мол, меня это не касается, разбирайтесь сами, а мужественно встала на его защиту! Значит…
   САША ЕЙ НЕ БЕЗРАЗЛИЧЕН…

   А Саша тем временем продолжал дружить с ней. Они везде и всюду были вместе. Мы поражались: как это вообще возможно, чтобы Маша и Саша… И если честно, завидовали ему. Саша просто сиял. И каждый раз, видя его таким счастливым, я сам, как ребёнок радовался за него. Жэка с Артуром тоже: иногда, подшучивая над ними, называя женихом и невестой…
   Они вместе приходили в школу, и вместе уходили. Если у Маши был ещё один урок, а у нас закончились, то Саша стоял внизу, терпеливо ожидая её. Потом, они вместе шли домой, весело о чём-то болтая. Саша помогал ей в учёбе, если у неё чего не ладилось: в свою очередь, и она помогала ему. Помогала справиться с тем одиночеством, на которое он был обречён. Да, на самом деле, он был очень и очень одинок. Впрочем, как и любой человек, его положения и взглядов на окружающую всех нас действительность. Он слыл романтиком и наидобрейшей души человеком – а такие люди, всегда одиноки. Помню, когда нам было десять, он признался, что «очень хотел бы, чтобы все-все люди, были счастливыми, чтобы не было войн, и люди не умирали бы, а, наоборот, жили бы долго-долго, в мире и согласии друг с другом…» Увы, это невозможно. И Саша страдал от этого. Но не показывал виду: он был слаб физически, но не морально; в душе, он был сильным и терпеливым, умея держать всё в себе и никогда не жаловаться. Он был одним из тех, кого не ценят, как они того заслуживают, предпочитая им других – менее достойных. Такие как Саша, в трудную минуту, всегда готовы прийти на помощь, и приходят. Но помощь эту, окружающие принимают как должное и быстро забывают. И если, в следующий раз, ты не сделаешь того, чего от тебя ждут, тебя просто перестанут замечать… Вот Саша и был таким человеком. Его часто, слишком часто, не замечали. И дома, и в школе. Я узнал об этом из нашего с ним разговора, о котором ещё расскажу. И я был счастлив, что узнал этого Человека, более того – он был моим другом. Как сказал, один из героев Мартти Ларни: «Я рад, что среди такого множества людей, я нашёл Человека…» Я благодарен судьбе, за то, что она свела нас в третьем классе! Я благодарен тому времени, которое, мы провели вместе! Я благодарен Маше, что она обратила на него внимание, и они дружили! Я рад, что он испытал этот миг общения с девочкой, которая нравится всем, но она предпочла его – этого невзрачного и скромного Человека.
   О любовь – ты самое прекрасное из чувств ради которого человек готов на многое. Быть не только влюблённым, но ещё и любимым: это единственное по настоящему ощутимое чувство в жизни, ибо только ОНА оправдывает нашу жизнь. Как я уже говорил – я немного завидовал Саше. Наверное, от того, что сам ещё по-настоящему не влюблялся. Но когда влюбился (нет, не в Машу), то и сам испытал ЭТО. Я так радовался, что и наш Саша это испытал, то порой не знал, за кого я больше рад – за себя, или за него. Наверное, все же за него. Потому что он заслужил это…
   Итак, с Машей он проводил все выходные, напрочь позабыв о нас. Но мы не обижались: мы ведь встречались в школе, где он рассказывал нам, об этом удивительном чувстве первой юношеской влюблённости, которое он испытывает благодаря Маше. Как-то, он признался мне: «Макс, она чудесная девчонка: благодаря ей я живу! Кажется, я только сейчас и начал жить, когда узнал её. А всё то время, без неё, я лишь репетировал жизнь…» И он был прав: я видел, как он счастлив; как он изменился, не только внешне, но и физически – стал более подтянут и, даже, повзрослел. Он уже не был похож на того испуганного ребёнка, каким предстал перед нами в третьем классе, когда впервые появился у нас. Единственное, что в нём сохранилось от того мальчишки – это вьющиеся волосы и очки в роговой оправе. Казалось, подойди к нему сейчас Гоша Коршунов, так Саша, вмиг «разделал бы его под орех», и никакая компания распоясовшихся мазуриков, не помогла бы Гоше. Даже его голос стал увереннее и громче: он уже не стоял у доски, боясь выговорить слово, а отвечал – чётко и уверенно. Даже девчонки, стали заглядываться на него… Итак, из «гадкого утёнка», Саша превратился в личность – как для нас, так и для всего класса. С ним стали дружить, и, даже уважать. Правда, уважали больше за то, что он «сумел заинтересовать собой Машку Соколову». К счастью для него, он этого не знал. Как и того, что за «их романом» следил весь класс. Да что там класс – ВСЯ ШКОЛА…
   Все сплетни касавшиеся «их жизни», можно было найти в школьной стенгазете, что вывешивали внизу на первом этаже, в которой, завистливые ребята удивлялись, «что такая классная девчонка, как Машка Соколова, могла найти в очкарике из 7-В?..»
   «ФЕНОМЕН САШИ» – так назвали одну из колонок, где ребята более отзывчивые говорили, что «Саша неплохой парень: не выскочка, не грубиян (как некоторые), внимательный, вежливый, добрый, все эти качества и привлекли ученицу 7-Б – Машу Соколову…» Завистники же говорили обратное – мол «она бросает вызов Коршунову, делая вид, что предпочла ему – тихоню-очкарика, – ох и нарвётся же девочка!..»
   Девчонки так же, не понимали «как это она может дружить с таким уродом, когда вокруг столько красавчиков…»
   Но, несмотря ни на что, он всё-таки вышел из того мира, в котором прибывал, до появления в его жизни Маши: его стали приглашать на вечеринки, на дни рождения. Даже записали в школьную сборную по футболу, но Саша вежливо отказался, зачем-то соврав, что в пять лет повредил колено и теперь при быстрой ходьбе оно у него сильно болит. Видимо, не хотел подводить ребят, которые так «надеялись на него». Тогда, ребята решили выбрать его новым ответственным за школьную стенгазету, а Борю Лопухова «отправить на покой». Но и от этого «предложения» Саша отказался, понимая, что это было бы несправедливо по отношению к Боре, который вложил в это дело всего себя. Да к тому же, это была огромная ответственность: следить за жизнью школы, и всё это вносить в стенгазету. А кроме того, это занимало бы  много времени (это кроме уроков то), а он, всё свободное время, хотел посвятить Маше. Но зато в спортивную секцию он записался: надо было развить пресс, к тому же, может ещё придётся столкнуться с Гошей. Хотя Гоша, как будто перестал обращать на него внимание, что нас весьма насторожило: такой, как Гоша Коршунов, не мог, вот так взять, и сдаться – вероятно, выжидает момент, чтобы нанести ответный удар. Это заметил и Саша. Как-то, разговаривая со мной в школе, сказал: «Что-то Коршун притих, больше не лезет… к чему бы это?..» Я ответил «Ты всё равно, не расслабляйся – будь начеку!..» «Да знаю я, – ответил он, и добавил. – Знаешь, благодаря Маше, я уже ничего не боюсь… Не потому, что она вступится за меня… Кажется сейчас, я сам бы с удовольствием пощупал бы у Коршуна бока…»
   И действительно, благодаря их дружбе, он уже почти ничего не боялся. Даже стал ходить к одноклассникам на дни рождения. Так, однажды, его пригласил наш одноклассник Витя Емельянов, который, постоянно избегал его, считая, что он «не его круга». А теперь, сам подошёл и напомнил: «Сашок, не забудь, сегодня вечером встречаемся у меня справлять днюху, так что, приходи, с Машкой! Лады?» «Конечно, о чём речь», – отвечал ему Саша, мило улыбаясь.
   У Вити была большая квартира, поэтому, все мы легко в ней разместились. А нас был целый класс: все – и мальчишки, и девчонки. Мы ели салаты, вкусно приготовленные Витиной бабушкой, а на десерт, уплетали огромный торт, утыканный свечами, как когда-то в детстве. Витя задул их, загадал желание, и мы разрезали его. Поедая торт, краем глаза я наблюдал за Сашей: они сидели вместе, он даже держал её за руку (правда под столом), и был, как и все – весел и счастлив. Правда, с места не выкрикивал, и не баловал нас своими увлекательными рассказами. Но зато, как и мы, был весел и от души смеялся. Маша, в отличие от Саши в разговорах принимала участие, и, как мне казалось, была ещё прекраснее. Я видел те взгляды, которые бросали на неё ребята: каждый, не прочь был бы сесть с ней рядом и, так же, как Саша, сжимать в своей ладони её маленькую ручку, чувствуя тепло её прикосновения. Думаю, Саша тоже это замечал. Но выводов не делал, потому что, был уверен: Маша не променяет его ни на кого другого. А может, уже тогда чувствовал что, что-то, рано или поздно должно будет произойти в их отношениях. Идиллия не бывает вечной. Чувствовал. Но не показывал виду.

   Увлечённые «невероятной дружбой красавицы Маши с нерешительным и застенчивым от природы Сашей», мы не заметили, как пролетел учебный год, и начались летние каникулы. Сдав экзамены, мы начали строить планы на лето. Саша, как обычно никуда не собирался. Маша уехала с родителями в тот город, где они жили до того, как переехали сюда: там жили их родственники. Она обещала, пока её не будет, писать Саше, и тогда, он решил остаться, ожидать вестей от неё. Меня и Артура, родители отправили в летний лагерь, а Жэка уехал в деревню, где жили его бабушка и дедушка. Так, до начала учебного года мы не виделись.
   Встретились мы первого сентября на утренней линейке. Учителя встретили нас отдохнувшими и готовыми к началу учебного года. Маша была ещё прекрасней: помню, в то утро на ней была белая кофточка и серая юбка, едва прикрывавшая коленки. В руках она держала огромный букет. А вот Саши до сих пор не было. Он не пришёл, и когда началась линейка.
   «Жэка, где Саша?», – спросил я, стоявшего в шаге от меня товарища. Но он только пожал плечами, и перевёл взгляд на стоявшую в первом ряду Машу, словно надеясь, услышать ответ от неё, но она стояла к нам спиной, и была непричастна к нашим делам, всё своё внимание переключив на то, что творилось кругом.
   Саша появился после окончания линейки, сразу со звонком, призывавшим на первый урок нового учебного года, который по традиции, проводил наш классный руководитель Лилия Борисовна.
   «Да я проспал», – ответил он после урока, когда мы вышли в коридор.
   Из своего класса вышла и Маша, подойдя к нам, сказала:
   «Привет ребята! Как провели лето? А ты как, Саша?»
   Саша задумчиво кивнул, и…
   ОНА УШЛА…
   Мы встали как вкопанные, не понимая того, чему только что были свидетелями. Маша ушла, а Саша остался на месте, даже не думая пойти за ней.
   «Вы что, поссорились?», – спросил Артур, единственный из нас, сумевший произнести эти слова.
   Да нет, с чего вы взяли?», – ответил Саша, и вернулся в класс.
   Проводив его взглядом, я спросил Артура:
   «Ты что-нибудь понимаешь?»
   «Я? Нет, а ты?»
   «Вот и я тоже не понимаю!»
   Я действительно ничего не понимал. Что это – СОН, или ВСЁ ПРОИСХОДИТ НАЯВУ… А МОЖЕТ…
   Н е б е с а  р а з в е р з л и с ь…  м и р  п е р е с т а л  с у щ е с т-
в о в а т ь… н а с т у п и л  к о н е ц  с в е т а  в  д у ш е...  а  с е р-
д ц е: н е ж н о е,  х р у с т а л ь н о е,  р а с к о л о л о с ь,   р а с-
с ы п а в ш и с ь  н а  т ы с я ч и  м е л к и х  о с к о л к о в,  у п а в-
ш и х  в  в о д у  и  о м ы т ы х  п о т о к о м  о т ч а я н и я  и  о б и- д ы…
   ЧТО-ТО ПРОИЗОШЛО У МАШИ С САШЕЙ…
   Я боялся произнести э т о  с л о в о, которое держал в себе: не то что в слух, даже про себя. Казалось, если я подумаю ОБ ЭТОМ, то ЕГО УСЛЫШИТ ВСЯ ПЛАНЕТА…
   И я молчал…
   Для Саши это означало – КОНЕЦ. Всему. Ведь он не просто гулял с Машей. Он ЖИЛ ЕЮ. Что значит для человека, всегда находившегося один на один с собой, брошенного всем и всеми, обречённого на вечное одиночество, вдруг ОБРЕСТИ ДРУГА… И что значит, для того же человека… ПОТЕРЯТЬ ЕГО… Это всё равно что… УМЕРЕТЬ…
   Я видел, как он был рад, что в его жизни появилась ОНА… что ТАКАЯ ДЕВЧОНКА, ИЗ ВСЕХ, ВЫБРАЛА ЕГО… ОБ ЭТОМ ОН ДАЖЕ И НЕ МЕЧТАЛ… И ЭТО ПРОИЗОШЛО… ОН СТАЛ ДРУГОМ САМОЙ КРАСИВОЙ ДЕВЧОНКИ В ШКОЛЕ… О КОТОРОЙ МЕЧТАЛИ ВСЕ ПАРНИ…
   И вдруг… мир перестал существовать… вновь потонув в бездонных глубинах одиночества…
   В тот день, я, Жэка и Артур, не уставая, задавали Саше один и тот же вопрос: «что произошло?» Почему Маша, так холодно поздоровалась и ушла, а он остался, точно они были соседями по лестничной площадке… Саша отмалчивался. Если чего и говорил, это заключалось в одном только предложении: «ничего особенного, не беспокойтесь», и всё, он снова склонялся над своим учебником, и зубрил… зубрил… Как же нам было не беспокоится, ведь мы его друзья. А друг должен быть не только в радости, но и в печали. В печали, он нужен вдвойне! Уверен, так же думали и Жэка с Артуром, и волновались не меньше моего. Мы слишком хорошо его знали. Знали его доброту и беспомощность перед трудностями, какими бы они ни были. Потому мы и взяли над ним шефство в третьем классе: чтобы научить быть смелым и не отступать.
   И вот теперь, когда у него с Машей, что-то произошло (а мы были уверены, что так оно и было), мы боялись, как бы он не сделал какую-нибудь глупость. И мы опять договорились всюду следовать за ним. А для начала надо было поговорить с Машей, и разузнать всё у неё, раз Саша молчит. Так мы и сделали. На следующий день, придя с Жэкой в школу на полчаса раньше (Артур видимо проспал), встретились на крыльце, в ожидании Маши. Всё ещё надеясь, что они придут вместе. Но наши надежды не оправдались – Маша пришла одна.
   Когда она подошла, я попросил её задержаться, чтобы серьёзно поговорить…
   «О Саше», – перебил меня Жэка.
   «Да, о Саше, – подтвердил я и спросил, напрямик: –  Что у вас произошло?»
   «А разве он не говорил вам?», – ответила она вопросом на вопрос.
   «О чём?», – выкрикнул Жэка, не давая мне вставить слово.
   «Помолчи, Жэка, – одёрнул я товарища, и снова обратился к Маше: – О чём он должен был нам рассказать, поясни, пожалуйста?»
   «Так он вам ничего не говорил?», – вновь вместо ответа задала Маша этот таинственный вопрос.
   «Нет, нам он ничего не говорил», – ответил я, уже начиная терять терпение.
   Маша сделала паузу, будто решала – говорить или не говорить, но потом произнесла, и по её голосу, я понял, что она не хочет  э т о г о  говорить: «Не знаю, должна ли я рассказывать то, что Саша сам должен был бы вам рассказать…»
   «Но что? Что он должен был нам рассказать?», – снова не удержался Жэка.
   «Он… он больше не хочет со мной встречаться…», – ответила Маша, опустив голову.
   «От так сказал?», – спросил я, поражённый услышанным.
   «Нет. Он намекнул…»
   «Намекнул? Как?»
   «Я думаю, у него появилась другая девочка, – сказав это, Маша собралась уже уходить, как вдруг остановилась, и произнесла: – Только, не говорите ему, что я… так думаю…»
   И ушла…
   Мы же остались стоять на месте как вкопанные, от удивления раскрыв рты.
   ДРУГАЯ ДЕВОЧКА… У САШИ… НО КАК ЭТО ВОЗМОЖНО…
   Даже Артур не поверил, когда мы ему рассказали.
   «Другая девчонка? У нашего-то рохли?, – говорил он. – Да чушь всё это. Вы видели, как он смотрел на неё! А как сиял, когда гулял с ней! Да он радовался словно дитя конфетке… Находиться рядом с Машкой… когда вся школа мечтала о ней… Это же была самая красивая девчонка в школе… И чтобы Сашка променял её на другую… И заговорил бы он с другой… это наш-то тихарь…
   Артур был прав: Саша не из тех, кто бросает одну, ради другой. Это мог сделать любой из нас, но не он… не Саша… Он был романтиком, каких поискать… Он бы никогда не предал!

   Достаточно было нескольких дней, чтобы класс, а затем и школа, заметили, что… САША И МАША РАССТАЛИСЬ… Все видели, как они ходят врозь. Саша снова все перемены проводил в классе (как было до Маши), уткнувшись в книгу. Машу теперь видели лишь в компании подруг. Когда они случайно сталкивались в коридоре, то вежливо, на ходу, перебрасывались парой фраз, таких как: «Привет, как дела?» «Нормально, а ты как?» Начинал всегда Саша, как не странно. И расходились, в разные стороны, не оглядываясь. Теперь Саша, не дожидался её после уроков в гардеробной, а сразу шёл домой, быстрой походкой куда-то спешащего человека, и опущенным вниз взглядом, наверное, в душе всё же надеясь, что она подбежит к нему сзади, легонько толкнёт в плечо и мило так произнесёт: «Что ж ты не дождался…»
   Да, мне так казалось…
   Мы не могли понять, почему он молчит, почему ничего не рассказывает: мы ведь друзья, и он знал, что всегда, в любых ситуациях придём ему на помощь, и поддержим. Но он молчал. Хотя и не был поникшим, расстроенным; не был тем Сашей, которым был с третьего класса, когда мы его узнали, и до дружбы с Машей. Напротив, он по-прежнему оставался таким, каким был с ней: ну, если только, иногда забывал причесаться, немного сутулился и не выходил на перемены; а в остальном, всё было как «при Маше». Вот это меня и озадачивало. Как сказала Маша – у него другая девчонка… Почему же тогда, мы не видим его с ней? Не прячет же он её. И откуда взялась эта неряшливость: если ты встречаешься с девочкой, то, само собой, будешь следить за собой, за своей внешностью; а от него снова разило гарью – значит он опять взялся за свой паяльник. А во время осенних каникул, вообще исчез: как говорили его родители: «закрылся в комнате и не выходит…»
   «А может, он сам её бросил: понял, что она не для него, что ничего у них не выйдет, и, бросил… Вернее, оставил», – как-то внёс такое вот предположение Жэка.
   Оставил… Что ж, вполне возможно… Или, перестал видеться с ней, вот она и решила, что у него появилась другая. Она сказала, что он будто бы намекнул, что больше не хочет с ней встречаться…
   Но я всё равно не верил этому. Мне продолжало казаться, что у них что-то произошло… и это случилось во время летних каникул. Уже первого сентября, она пришла одна, а он, так и вообще, не явился на линейку. И тогда, я решил серьёзно поговорить с ним. Наметил же я этот разговор по окончании осенних каникул.

   Ребята не теряли времени даром: во время каникул, составили новую стенгазету, полностью посвятив её… концу отношений Саши и Маши, озаглавив так:
«МАШКА СОКОЛОВА – СВОБОДНА! ОЧКАРИК ИЗ 8-В – ВНЕ ИГРЫ!..»
   Вот такое название… Но, то, что я прочитал ниже, было ещё похлеще…

   «Все знают очкарика из 8-В, того самого, с которым до недавнего времени гуляла Машка Соколова из восьмого параллельного. Так вот недавно, она, наконец-то, бросила его. Так что, парни ликуйте: Машка опять свободна! Тихоня проиграл, и теперь – вне игры! А это значит, что у кого-то из нас, из нормальных пацанов (слово «нормальных», я бы взял в кавычки), появился шанс гулять с ней. Девчонкам не стоит говорить, что и очкарик свободен – ну кто позарится на этого лоха…»

   Это только отрывок, из того «признания», которое опубликовали учащиеся нашей школы. Там было ещё много чего… но дальше читать я не мог. Сашу унизили перед всей школой, растоптали в глазах Маши… Хотя и над ней не плохо посмеялись, представив как «жертву, которую, как-то сумел окрутить тихоня». Мы как-то даже в душе возненавидели её, за то, что она появилась в нашей школе, а затем в жизни нашего друга и, теперь все потешаются над ним – им было завидно, что он долгое время дружил с самой красивой девчонкой школы.
   Я не хотел, чтобы Саша увидел то, что о нём насочиняли в этой стенгазете: он и без того был замкнутым, неуверенным в себе, и, если бы прочитал всё, что думают о нём его сверстники, тогда замкнулся бы ещё больше. Поэтому, как-то, во время урока, «отпросившись» якобы в туалет, спустился вниз, сорвал эту отвратительную бумажку и за школой сжёг её. Необходимо было оградить друга от всего этого. Но это не помогло: ребята начали шушукаться между собой, дразнили его, когда он проходил мимо, издевались. К сожалению, нам не удалось уберечь его, как мы того хотели – как всегда, зло оказалось сильнее. Никого уже не интересовало, почему они расстались: теперь, всем было важно то, что они всё-таки расстались: Маша наконец-то одумалась и, бросила своего очкарика.
   В общем, для Саши, наступили нелёгкие времена. Если раньше его не замечали, словно для всех он был невидим, то теперь замечали и… насмехались. Хорошо ещё, что всё проходило без вмешательства Гоши Коршунова, который недавно покинул школу. Где он сейчас и чем занимается, мы не знали. Впрочем, мы и не интересовались им. Мы были только рады, что его нет, иначе Саше было бы ещё хуже. Конечно, встречались и такие, кто не смеялся над ним, а, наоборот, поддерживали его и старались помочь: говорили, чтобы он не обращал внимания, ребята просто завидуют тому, что Маша выбрала его, а не кого-то из них. То же самое ему говорили и мы с Жэкой. И вот что меня удивило: Саша как будто и сам всё это понимал, и особо не расстраивался; это не смотря на то, что его преследовали не только в школе, но и на улице, и даже… дома. Его поджидали на лестничной площадке, исписывали мелом дверь квартиры, разными насмешками о нём и о Маше (я не стану говорить, что именно писали эти хулиганы – это мерзко и отвратительно. Как-то в выходной, я, Жэка и Артур собрались навестить Сашу. Зашли в его подъезд, поднялись на этаж, и увидели этих хулиганов: они толпились на его площадке, курили и отпускали разного рода пошлые шуточки. По тому, как они на нас посмотрели, сразу же притихнув, мы поняли, что они поджидали нашего друга. Наконец-то, мы поймали их с поличным, ну, разумеется, накостыляли им хорошенько. Это были ребята из класса, где училась Маша. Из нашего класса, я никого не узнал, а их было человек 6-7. И вот тогда, я и подумал: «повезло же нашему Саше с Машей…»
   Кстати, о Маше. В виду последних «событий», втоптавших в грязь нашего товарища, и она стала против него. Видимо, читала стенгазету, где и о ней отозвались не лучшим образом. Больше всего ребят оскорбило то, что из всех, она выбрала очкарика – она словно насмехалась над ними, «обворожительными красавчиками». А ведь прекрасно знала, что все они мечтали о ней. И вот теперь, пришло время расплаты. Отомстили и ей: её называли «шлюхой, последней сучкой, связавшейся, сначала со старшеклассником, а потом с тихоней-очкариком… заменив им «крутого» старшеклассника. Видимо и сейчас, у неё кто-то был, раз она бросила очкарика…»
   Таким образом оскорблённая, Маша решила отыграться на Саше. Это случилось в школьной столовой: она подошла к нашему столу, и начала кричать на него: говорила, что из-за его слабости и трусости, её возненавидела вся школа, ранее боготворившая…
   «Ты читал эту проклятую стенгазету?, – говорила она. – Читал! Уверена, что читал! И даже не пытался сделать, ну, хоть что-нибудь, чтобы вступиться за свою девушку! Ты никого не способен защитить – тряпка, ничтожество! Я помню, как вырвала тебя из рук Коршунова. Да если бы не я, он разнёс бы твою умную башку в клочья, трус... Слабак… я ненавижу тебя…
   И в довершение своих слов, она схватила со стола стакан с соком, и выплеснула всё содержимое Саше в лицо, а после, с достоинством, высоко подняв голову, ушла. Одна вышла из дверей столовой. Все замерли. Никто не последовал за ней. Саша сидел не смея пошевелиться: очки и лицо были залиты; мутноватая жидкость стекала по щекам, завершая свой путь на подбородке, и капала на штаны. Он был унижен почти перед всей школой: находившиеся в столовой, обратили взгляды на наш стол. Теперь вся школа узнает об этом. Тихий, неуверенный в себе Саша, не в силах пережить такое, мог даже…
   И тогда, я решил – пришло время положить этому конец.

   Во что бы то ни стало, надо было спасать Сашу. Необходимо было расставить все точки над «i». Я решил, наконец, серьёзно с ним поговорить. Я знал, что ему есть, что нам рассказать. И мы, решили встретиться после уроков, в кабинете нашей классной. В тот день я был дежурным, и в мои обязанности входило: вымыть пол в нашем классе и полить цветы. Так, по графику, делали все ученики.
   Когда я вошёл с Сашей в класс, там уже находились Жэка с Артуром: они расположились на первой парте, слева от дверей. Саша уже переоделся – на нём были джинсы и свитер. Увидев, что мы не одни, он вопросительно посмотрел на меня. Чтобы не терять попусту время на ненужные вопросы, я приступил к нашему разговору:
   «Саша, ты знаешь – мы твои друзья, можно сказать – твои лучшие друзья, и, мы хотим тебе помочь! Ты видишь, как класс, да что там класс, вся школа ополчилась против тебя; все словно посходили с ума. Поэтому, ты должен нам объяснить, что произошло. Почему вы с Машей расстались? Ты не уйдёшь отсюда, пока всё не расскажешь нам», – и чтобы подтвердить свои слова, я подошёл к двери и закрыл её на ключ.
   Саша проследил взглядом за моими действиями, потом повернулся, и медленно пройдя между рядов, сел за последнюю парту.
   Я поймал себя на мысли, что где-то уже видел это. Это было как «дежа вю». Видел, но, не мог вспомнить где и когда…
   Ну конечно, это было в третьем классе, в тот день, когда он появился у нас: маленький, испуганный ребёнок, в этих своих очках, он, так же прошёл между рядов, и сел за последнюю парту – единственное свободное место, доставшееся ему.
   Я понял, почему сейчас, он сел на то же самое место. Этим всё и объяснялось:  можно лишь вспоминать, прокрутив в голове всю прожитую жизнь, но… ничего нельзя вернуть назад – исправить, прожить заново… А так много, хотелось бы вернуть: счастливое – пережить вновь, а ошибки – исправить… Но, увы, это невозможно…
   Саша молчал. Сидел, опустив голову, и молчал. Он уже не был похож на того испуганного ребёнка, смотревшего на всё с замиранием сердца, сквозь стёкла своих очков. Но так же, он не походил и на взрослого. По сути, он оставался всё тем же ребёнком, только немного повзрослевшим…
   Жэка и Артур, повернувшись к нему, тоже смотрели на него. И, уверен, они как и я, вспомнили тот день – его появление у нас. Последняя парта среднего ряда, за которую сел испуганный ребёнок – этого мы наверное, не забудем никогда. Как и он.
   Казалось, прошла вечность… А мы всё так же сидим в этом классе с того памятного дня. Все ушли… И только мы остались… Все вместе… Вчетвером… Как гасконец д’Артаньян, и мы – три мушкетёра – его верные друзья. Нам не хочется уходить… Нам нечего делать за дверями этого класса, где мы впервые увидели друг друга. И словно здесь, в этом классе мы узнали, что такое: доброта, честь, дружба, любовь! Что нет ничего в жизни чище и лучше этих понятий… То время, что мы провели вместе, научило нас многому – научило нас оставаться людьми во всех ситуациях; людьми – честными и справедливыми. Нас не страшит зло, потому что мы не одни… Все ушли… А мы остались…    
   Остались… 
   Потому что наш друг попал в беду…
   И мы должны помочь ему…
   «Ребята, знаете о чём я сейчас подумал…», – вдруг произнёс Саша.
   Ему не надо было заканчивать фразу, говоря о чём он подумал – мы думали о том же…
   «Я вспомнил, как впервые пришёл в этот класс, – после короткой паузы сказал он. – Сел вот за эту парту. Узнал вас: тебя, Макс, тебя, Жэка, тебя, Артур… кажется, это было вчера… вы стали моими лучшими друзьями, такими, каких у меня никогда не было и уже не будет… вы всегда поддерживали меня, помогали мне, были и остаётесь внимательны ко мне… никто и никогда не проявлял по отношению ко мне того внимания, которым я был награждён, благодаря вам, друзья! Даже родители: мать всё время занята, отцу не до меня… я… я всегда, понимаете, всегда, был один… и очень страдал от этого одиночества… со мной никто не разговаривал… понимаете… никто не хотел дружить… Помните, я рассказывал вам различные истории, ну, типа, как я с отцом ходил на рыбалку, как мы ездили в другой город к нашим родственникам, и мы всё время проводили вместе… Так вот, всего этого… не было… я это всё выдумывал… Придумывал сам, внушая себе эти мысли… так мне было легче… справиться… со своим одиночеством… Вы, мои первые, настоящие друзья! Спасибо вам за то, что вы есть! Если бы не вы, мне было бы очень дерьмово!..»
   «А как же Маша?», – перебил я Сашу, так долго мучившим меня вопросом.
   Он посмотрел на меня усталым, грустным взглядом. Я увидел, как глаза его наполнились слезами, и одна уже стекала по щеке, ползла по подбородку и падала на парту.
   «Маша? Маша – это другое, – ответил он, небрежно обтирая щёки. – Это была единственная девочка, которая обратила на меня внимание! Сначала я думал, что это вы «устроили» – попросили её подружиться со мной. Потом понял, что ошибался – вы так же, как и я, мечтали дружить с ней. Да, с первых дней, как она появилась в нашей школе, я обратил на неё внимание! Она… она необыкновенная девчонка: красивая, весёлая, добрая! Да, добрая: то, что она сделала в столовой… я сам… виноват… она права – я трус и тряпка… Она… она не похожа ни на какую другую. Разумеется, я не смел заговорить с ней. Я знал, она никогда не обратит на меня внимание. Никогда! И всё равно, я думал о ней. Каждый-каждый день. Я хотел поговорить о ней с вами, но не стал этого делать: я видел, что и вам она нравится; мне казалось, вы только посмеётесь надо мной. У меня не было никаких шансов завоевать её. Что мне оставалось делать? Только забыть её. Вы спрашивали, почему я перестал общаться с вами, никуда не ходил, закрывшись со своей книгой. Так вот, я делал это потому, чтобы не видеть её. А потом… потом произошло то, о чём я даже и мечтать не смел: она обратила на меня внимание… ОНА!.. Но, почему? Это был сон: самая красивая девчонка школы, мечта всех мальчиков… стала дружить со мной. Вы понимаете? Годы одиночества, и, вдруг… обо мне заговорила вся школа! О нас заговорила вся школа! Я оказался в центре всеобщего внимания… я стал другом… я… обрёл друзей и самую потрясающую девочку, какую только возможно встретить…»
   Обступив Сашу, мы с увлечением слушали его «признание». Когда он замолчал, я спросил:
   «Но почему вы расстались? Только не говори, что она поняла, что ты слабак, как она выразилась в столовой, и потому оставила тебя…»
   «Я не хотел вам этого рассказывать, – произнёс Саша, загадочно. – Не хотел, чтобы вы плохо думали о ней… Я не хочу этого и сейчас… Сейчас, даже больше…»
   «Ну-ну, говори, мы слушаем!», – прокричали мы в один голос: нам не терпелось узнать, какую «страшную тайну» скрывает он от нас.
   «У неё… у неё появился другой мальчик», – ответил Саша, точно уже смирившись со своей потерей.
   «Что? С чего ты взял?», – спросил Жэка, мельком глянув на меня.
   Я промолчал. Молчал и Артур, уставившись на Сашу – он, как и я, не знал, что ответить.
   «Она сама сказала, когда вернулась с летних каникул. Она пришла ко мне вечером, и, обо всём рассказала. Сказала, что познакомилась с ним там, и… скоро снова они вернуться в тот город, откуда приехали, и она будет учиться в той же школе.
   «Уедет? Когда?»
   «В следующем году», – ответил Саша, и отвернулся.
   И мы поняли, почему…

   До Машиного отъезда оставалось почти полгода. Никто и предположить не мог, что через какие-то шесть месяцев, Маша покинет нашу школу, оставив о себе лишь те короткие воспоминания, которые, некоторые из нас сохранят на всю жизнь, периодически возвращаясь к ним. Хорошо это, или плохо – трудно сказать. Но если вдуматься, то наверное, к лучшему. Особенно, в связи с последними событиями, имевшими место в нашей школе: мы посмотрели на неё другими глазами. То, что она сделала в столовой, заставил многих изменить своё о ней мнение. На какое-то мгновение, ребята задумались – те, кто ещё был способен на это; чей разум, она не затмила своей «хорошенькой мордашкой». А задумавшись, ребята поняли, что она, всего-навсего, являлась объектом их вожделения, специально вела себя так, чтобы – соблазнять, привлекать, пленять…
   Мы поняли, какой разлад принесла она в наши ряды. А больше всех из-за неё досталось нашему тихоне Саше. Ранее не замечавший его класс, сначала принял его (в момент его дружбы с Машей), а затем, те же «принявшие» (после того, как он расстался с Машей), растоптали его, уничтожая как
личность, в глазах всех и каждого. Но никто даже и представить не мог, почему они расстались. Не знали, что Саша пожертвовал своей любовью, отдавая Машу другому, в кого она, возможно, была влюблена. Он поступил как настоящий друг. Или, как слабак – сказал бы кто-то, кто не способен понять ЭТОГО… Школа же, ничего толком не разобрав, набросилась на него. Так, Саша, любивший Машу больше нас всех, вместе взятых, больше всех из-за неё и пострадал… Как не печально это сознавать, нам, его друзьям, но, это так…

   Охватившие школу «страсти», постепенно поутихли. Спустя месяц, уже никто об этом не вспоминал. А ещё через месяц… «забыли» и Машу. Да, на неё тоже почти перестали обращать внимание. Как я уже говорил выше, ребята отвернулись от этой красивой девчонки, таким образом, мстя ей (это видно в осенней стенгазете). Поначалу, они мстили ей через Сашу, теперь же, «взялись» за неё лично.
   Нет, над ней не насмехались, не преследовали, как нашего друга: просто… перестали её замечать. Все, кому когда-то она нравилась, теперь игнорировали её. Вот какая участь постигла Машу Соколову – «первую красавицу школы». Целью ребят была попытка сделать её жизнь невыносимой: унизить её желание нравиться мальчикам, более того – быть любимой…
   «ТЕ, КТО ЛЮБИЛ ЕЁ ВЧЕРА, ТЕ НЕНАВИДЯТ ЕЁ – СЕГОДНЯ!» – так была озаглавлена последняя стенгазета, полностью посвящённая ей.
   А вот, некоторые строки из неё:

   «… что она о себе возомнила, эта крашеная нимфетка? Думает, она самая такая красивая, и все парни будут валяться у её ног… Нет уж, Машенька, не выйдет! Ни один из нас, теперь не взглянет на тебя! Ты долго издевалась над нами, строя из себя этакую принцессу, не каждому доступную… Теперь, наша очередь…»

   Глупо, пошло и наивно… Но что поделаешь, такова ранняя пора взросления. Позже, столкнувшись в жизни с трудностями более серьёзными, мы вспомним это, и, кто-то из нас рассмеётся. Сквозь слёзы… Верните это время… Дайте, хоть на миг, вновь почувствовать себя счастливым…
   А пока…
   Понятно, что Маша не читала этого. Но, были «злые языки» (среди девчонок), которые в открытую, перед ней сплетничали, «на эту тему». Девчонки были несказанно рады, что парни, наконец-то, одумались, и, перестали сохнуть по этой зазнобе. В свою очередь, и парни, переключили своё внимание на других девчонок, до этого «не замечаемых» ими: так, чтобы Маша всё это видела и злилась.
   Но были такие, кто с этим не соглашался: кто не хотел обижать Машу, и пытался противостоять. Но «обидчиков» было большинство, а потому, «заступникам» ничего не оставалось, как присоединиться к их числу. И хотя мы (я, Жэка и Артур), не принадлежали к числу «мстителей», в душе были рады «разгрому Маши», устроенному школой: она плохо поступила с нашим другом, оскорбила его при всех, а этого мы не могли ей простить. Она и для нас перестала быть той «красивой девчонкой, с которой мы хотели встречаться». Теперь, она была для нас, вроде встреченного на улице прохожего, которого мы не знаем, и потому, проходим мимо, едва полоснув по нему взглядом, и тут же забываем о нём.
   Но «месть» эта, не оправдала желаемых результатов: ребята надеялись, что «она раскается, и станет молить о пощаде». Но ничего подобного не произошло. Если её не принимали здесь, она находила друзей в другом месте. Словом, такое отношение, не сломило её. Во всяком случае, одна она не была. Я имею в виду, девчонки дружили с ней, а вот с мальчиками, я её больше не видел. Вероятно, она хранила верность тому, о котором нам рассказал Саша, тогда в классе.
   Да, если бы только «мстители» знали, что скоро она покинет школу, и никогда больше мы не увидим её. Возможно, тогда, они изменили бы своё решение…
   Вы спросите, а как же Саша относился к ней…
   Саша, в отличие от нас, как всегда, оказался Настоящим Другом. Он не мстил ей, не говорил о ней плохо (по крайней мере, мы от него этого не слышали), не смотря на то, что она унизила его перед всеми, тогда, в столовой. Он смирился с тем, что их дружба, не переросла в любовь. Может быть, это было к лучшему. Впоследствии, он единственный, кто останется с ней до конца: сумеет, не смотря на свою слабость, противостоять тем, кому было мало её морального уничтожения, им захотелось… насилия…
   Итак, о том, что произошло спустя четыре месяца после «Машиного разгрома», я расскажу ниже, тем самым подведя итог своему повествованию.

   Был конец мая, мы готовились к экзаменам: через две недели после их сдачи, Маша уедет. В этот день, наш класс собрался на консультацию по алгебре, чтобы подготовиться к экзамену. Здесь же, были, и одноклассники Маши, как я уже говорил, она училась в параллельном.
   Я с друзьями, стоял в коридоре, ожидая начала занятий, и Сашу, который снова опаздывал. Время от времени, я поглядывал на Машу, стоявшую в стороне с подругами, теми, кто не отвернулся от неё.  Каждый, а я в этом уверен, страшно жалел, что последние события, которые мы восприняли сгоряча, вычеркнули её из нашей жизни. В тот день, она показалась мне ещё привлекательнее: на ней была короткая серая юбка в складку и лёгкая джинсовка; белоснежные волосы, так нежно лежали вдоль спины, что я еле сдерживал себя, чтобы не подойти и не дотронуться до них. К груди она прижимала пакет с учебником и тетрадью. Я заметил, что разговаривая с подружками, она так же, иногда, поглядывала на нас. Мы делали вид, что не замечаем этого. Хотя прекрасно всё видели. Никто до сих пор не знал, что она уезжает, ну, может только самые близкие подружки, кому она похвасталась своим новым увлечением. И мы четверо… Я подумал, что мы все любили её. Разумеется, каждый по-своему…
   Продолжая наблюдать за ней, я заметил, как к ней подошли двое парней: я знал их, они были одноклассниками Гоши Коршунова, так же, как и он, уже год не учились в нашей школе. Один из них, что-то говорил Маше: из-за стоявшего в коридоре гама, я не мог разобрать слов; по выражению её лица, я догадался, что ей неприятен этот тип. Оттолкнув его, она отвернулась. Но он не отступал: схватил её за локоть, и повернул к себе. Она же, резко одёрнув руку, отошла в сторону. Подружки сделали то же самое. Парни же не отступали, как примагниченные, снова присоединились к девочкам. Вот тут бы нам и вмешаться… Но глупое обещание игнорировать Машу, не давало нам побороть в себе силу этой амбиции.
   Между тем, парень снова что-то говорил ей. Маша, вскинув голову, одаривая его насмешливым взглядом… пошла к выходу. Парни, как свита, пошли следом. Как я понял – она пошла с ними.
   Мне было ужасно интересно узнать, куда они пошли: не теряя времени, я бросился следом, не забыв предупредить друзей, что скоро вернусь.
   Они спустились на первый этаж, подгоняя Машу гоготом и время от времени бросаемыми ей в след смешками, и вышли на улицу. Маша шла впереди, «свита» сзади, а я, на определённом расстоянии, так, чтобы они не заметили, следовал за ними, периодически прячась за деревьями.
   Они зашли за угол школы, где курили на переменах, и проводили свой «досуг» типы вроде Гоши Коршунова.
   Подбежав к находившемуся неподалёку школьному сараю, и притаившись за ним, я принялся наблюдать открывшееся передо мной действие. Их было пятеро, включая… Гошу Коршунова. Они сидели на ступеньках, пили из бутылок, курили и без конца ржали над своими шуточками.
   Когда Маша подошла, и резко остановилась, увидев Гошу, все, как по команде замолчали, уставившись на эту красивую девчонку. Она казалась среди них зверьком, попавшим в логово хищников. Необходимо было что-то делать, как-то вызволять её. Но, если честно, я не мог осмелиться броситься Маше на помощь, раскидывая в разные стороны Гошину компанию, и его, вместе с ними, как это делают герои американских боевиков. «Тогда какого чёрта ты сюда припёрся?» – думал я, кляня свою трусость.
   «Ну что, детка, вот мы и встретились!», – произнёс Гоша со слащавой ухмылкой, обезобразившей его и без того отвратительную рожу.
   «Что тебе надо?», – спросила Маша, и как мне показалось, в её голосе не было страха. Она произнесла это так, как тогда, когда они поругались в дверях столовой, где она «вырвала» Сашу из Гошиных рук. Только теперь, на его месте, оказалась сама.
   «Ты знаешь, что мне надо!», – обхватив Машину талию своей потной лапищей, ответил Гоша, по- прежнему ухмыляясь.
   «Убери лапы, подонок», – зло произнесла Маша, толкнув Коршунова в бок.
   «Не советую тебе играть со мной, девочка. Ты меня ещё не знаешь. Я не тот сопливый мальчик, с которыми ты гуляешь! Я могу и покалечить!
   Маша усмехнулась, и собралась уходить: уже сделала шаг вперёд, как вдруг, дружки Гоши преградили ей дорогу, обступив её.
   «Я же говорю – не надо со мной играть!», – с этими словами, он снова приблизился к ней, понявшей, что ухмылки и «громкие» слова не помогут ей. Разумеется, он не изобьёт её, как поступил бы с Сашей, или любым из нас, рискни мы вмешаться. Он потребует большего, чем просто помятые бока…
   Больше всего, я боялся  э т о г о,  как боялся – вмешаться, оказавшись один против этой дикой банды отъявленных головорезов, у которых напрочь отсутствует чувство жалости. Это поняла и Маша, а потому, решила сдаться, ожидая мести того, кто «работает» кулаком, а не фломастером на картоне школьной стенгазеты, выводя всякие обидные словечки, словно соревнуясь друг с другом, кто больше выдаст глупости… Здесь были, далеко не дети…
   Долго ждать ей не пришлось: Гоша обеими руками обхватил её талию, и прислонил спиной к стене, а после, проводя грязным пальцем по щеке, произнёс: «А ты красивая, маленькая шлюшка…»
   Не сдержавшись от такого оскорбления, Маша оттолкнула Гошу, вырвалась из его тисков, и быстрым шагом пошла с площадки. Но Гоша, тут же настиг её: схватил за юбку, и снова приблизил к себе. Он так сильно дёрнул руку, что Машина юбка… оказалась в его кулаке. И она предстала перед всей этой дикой компанией в джинсовке и трусиках. Компания загоготала: всем показалось забавным это представление.
   «Ну-ка, дай мы на тебя посмотрим», – гоготал Гоша, пару раз шлёпнув Машу.
   Она как могла отбивалась от них. Теперь она не могла сбежать: её юбка была в руках Гоши; она попыталась схватить её, но он тут же бросил её одному из дружков, а тот «передал» другому. Так, она подбегала то к одному, то к другому, подгоняемая глухими шлепками.
   Наконец, это представление наскучило ему, и он снова обхватил её за талию. Маша вновь пыталась вырваться, но его руки крепко держали добычу, не давая ей никаких шансов на спасение.
   «Ну что, детка, развлечёмся?», – предложил Гоша, поглаживая Машу.
   «Пусти, гад», – прохрипела она, пытаясь убрать Гошину руку.
   Гоша, ни секунды не медля, схватил её за запястье и, заведя руку за спину, произнёс:
   «Детка, не зли меня, не советую!»
   «Дерьмо», – выругалась пленница, плюнув ему в харю.
   Он не остался в долгу, хлестнув Машу наотмашь ладонью по лицу: её голова откинулась назад, она застонала и обмякла в его цепких руках.
   «ОТПУСТИ ЕЁ, МЕРЗАВЕЦ!», – услышал я чей-то голос, раздавшийся со стороны.
   Я повернул голову, и… УВИДЕЛ САШУ…
   Он шёл со стороны главного входа, откуда пришёл и я, следуемый за Машиными «конвоирами».
   Гоша и компания, тоже повернули головы: увидев Сашу, все остолбенели от удивления; вот уж кого они тут не ожидали, так это его. Да и я, признаться, был удивлён не меньше их. Я бы меньше удивился, если бы увидел обнажённую старшеклассницу, танцующую вальс в объятиях нашего директора.
   Он шёл медленно, держась прямо и не сутулясь как обычно. Казалось, сейчас он не боялся ничего и никого. Даже Гоша со своей компанией не могли остановить его решимости…
   «О-о-о, смотрите кто идёт… неужели это наш очкарито, – пропел Гоша, тоненьким голоском, в котором слышались угрожающие нотки. – Пришёл защитить свою маленькую шлюшку?»
   Когда Гоша повернул Машу лицом к подошедшему Саше, вставшем от него в нескольких шагах, она стояла опустив голову, не глядя на него.
   Саша медленно сжал ладонь в кулак, и я увидел его лицо – злое, решительное. Таким я его ещё никогда не видел.
   «Ты что же, собрался со мной драться?», – спросил Гоша, уже серьёзнее.
   Мне тоже было интересно, неужели Саша действительно будет драться с Гошей. Не то, чтобы был уверен, что Гоша в один счёт завалит его: просто, я никак не ожидал такого поступка от нашего «тихони-очкарика».
   «Верни ей юбку, и отпусти!», – произнёс Саша, всё так же решительно.
   Гоша усмехнулся, и схватил Машу ещё крепче, в то время как его дружки, окружили Сашу со всех сторон: так, что он оказался в кольце и, ему вряд ли удалось бы вырваться. Но как я понял, он не собирался отступать.
   «Ну что, очкарик, сам нарываешься», – сказал один из Гошиных дружков, ткнув Сашу пальцем в плечо.
   «Э-э-э, не надо, он мой!», – сказал Гоша, отталкивая Машу в сторону.
   И её тут же схватил один из дружков – всем хотелось потискать её.
   Гоша же, подошёл к Саше, встав к нему вплотную, и произнёс, глядя на него сверху вниз:
   «Ты что-то хочешь сказать мне?»
   «Я прошу, оставь Машу в покое!», – ответил Саша, глядя Гоше в глаза.
   «А если не оставлю, что тогда?», – издевался хулиган.
   «Тогда мне придётся рассказать директору, что вы пытались её…»
   «А вот так ты не хочешь?», – не дав ему договорить, выкрикнул Гоша, и ударил Сашу по лицу.
   Он упал на асфальт: из уголка рта и из носа потекла кровь.
   Дружки заржали. Гоша тоже подхватил их, бешеным гоготом. Я собрался выйти из своего укрытия, и помочь Саше, но решил пока не выдавать себя. Мне понравилась его решительность. И я подумал – может это закалит его характер, и он перестанет быть таким нерешительным и неуверенным в себе. Не всякий из нас, рискнул бы схватится с Гошей, даже один на один. А если учесть, что рядом с ним его дружки… Да, тогда бы Сашу зауважала вся школа… И я решил дать ему этот шанс, не вмешиваясь.
   Обтирая пальцами кровь с носа, Саша поднялся на ноги. Гоша подошёл к нему, чтобы нанести ещё один удар, но, в этот момент, сделав шаг в сторону, ребром ладони он… ударил Гошу в живот: тот, вскрикнул, согнувшись пополам. Я закрыл глаза, потому что не мог видеть того, что сейчас будет. Такого я от Саши тем более не ожидал. Да и хулиган Гоша, наверное, был поражён не меньше моего. Решив, что этот удар, ой как дорого обойдётся нашему Сашке, я двинулся выручать его.
   Я услышал, как Гоша с криком «ах ты очкарик», бросился на Сашу: Маша завизжала.
   И в этот момент послышались голоса, сопровождаемые быстрыми шагами. А в это время Гоша и Саша, сцепившись катались по земле. Гоша держал Сашу за грудки, а тот, вырываясь, отмахивался от него. Но Гоша, не давая ему подняться, наваливался всем своим весом.
   И вот тогда, я увидел огромную толпу, подходившую к дерущимся: это были ученики нашей школы, все, кто сегодня пришёл на занятия. Услышав голоса, Гоша повернул голову, и в этот момент, Саша ударил его кулаком в левую скулу. И когда от удара, Гоша ослабил хватку, Саша пнул его и поднялся на ноги, а Гоша, остался сидеть на коленях, держась за щёку – видимо удар пришёлся не слабый. Его дружки, стояли, глядя на толпу раскрыв рты, и переводя изумлённые глаза, сначала на Гошу, а затем на ребят, стоявших неподалёку. Кто-то говорил, другие шептались между собой, так же слышались смешки – это предназначалось Маше, находившейся в том виде, в каком она сейчас пребывала. Я заметил Артура и Жэку и, уже собрался подойти к ним, но, вовремя остановил себя: мне стало стыдно от мысли, что ребята узнают, как всё это время я прятался, пока Саша бесстрашно боролся с Гошей, защищая Машу. Я перевёл взгляд на него: вытирая рукой кровь с лица, он поднял Машину юбку, и медленно подошёл к ней. Всё ещё державший её Гошин дружок, резко метнулся в сторону, понимая, что лучше отступить, ведь теперь Саша не один. Оказавшись свободной, Маша бросилась к нему, и он крепко обнял её.
   «Прости меня, Саша… прости», – произнесла она сквозь слёзы, которые не могла удержать.
   «Ничего, всё хорошо! Всё хорошо!», – ответил он, не разжимая своих крепких объятий.
   Я заметил, что и он тоже плачет, нисколько не стесняясь присутствующих. Казалось, он никого не замечает вокруг. Он видел только её – Машу.
   Так, держа друг друга в объятиях, они пошли – медленно, спотыкаясь. Толпа расступалась, освобождая им дорогу. Они шли медленно: Маша держала голову у него на груди, всхлипывала и смотрела вниз. Юбку она так и не одела. Саша поддерживал её, продолжая обтирать кровь с носа.
   Все, и я в том числе, смотрели им вслед, не отрывая глаз. Никто даже не заметил, как Гоша со своей
компанией, чтобы не попадаться на глаза директору, который тоже присутствовал здесь, быстро ушёл другой дорогой.
   Когда Саша с Машей скрылись за углом школы, все начали потихоньку расходиться. Тогда и я вышел из своего укрытия, пристыжённый своей трусостью. Мы все считали Сашу слабым и нерешительным, он же, в свою очередь, не испугался и один схватился с Гошей, дав отпор не только ему, но и своей слабости.
   Никогда я не забуду того, как обнимая плачущую навзрыд Машу, он медленно шёл между рядов расступающейся толпы, с разбитым носом и стекающими по щекам слезами. Медленно, как когда-то шёл к своей последней парте – единственному свободному для него месту.
   Он оказался Настоящим Верным Другом Маше (несмотря на предательство с её стороны), и всем нам.
   ГОСПОДИ, СПАСИБО ТЕБЕ, ЧТО У МЕНЯ ЕСТЬ ТАКОЙ ДРУГ!..