Пазл восьмой

Бог только предупреждает, а решать надо самим.

Чингиз Айтматов
Тавро Кассандры





Пазл восьмой

- Между прочим, напрасно Вы отказались выпить со мною чаю, - «Железная Капа» казалась теперь иронично-заботливой – как будто она уже несколько… сожалела обо всем, что успела рассказать! Надо же! – Могли бы еще с Вами… посекретничать!

- Ах, нет, дорогая Капитолина Сергеевна! Увольте-с меня от этого! Все-таки нужно заняться… делами!

Симона постаралась произнести это как можно вежливее. В ответ, дама-ветеран вздохнула и… снова взяла свою молодую собеседницу за руку.

- Вы сейчас раздражены, раздосадованы и считаете, что я съела… можно сказать, даже погрубее, сожрала… ну, или же попросту украла Ваше время. А также испортила Вам настроение своими глупыми и жестокими россказнями о мифических «прежних временах». И только исключительная вежливость в отношении представителей старшего поколения заставляет Вас удержаться от резкостей по моему адресу и… в общем и в целом держаться в рамках приличия в общении со мной.

Так сказала Капитолина Сергеевна Бельдюкова, ранее отрекомендовавшаяся членом некоего «Тайного Совета» - естественно, не предъявив по этому поводу никаких верительных грамот! – и пообещавшая Симоне свое покровительство – увы и ах, без каких-либо гарантий его реализации. На сей раз, молодая женщина не стала произносить слов – ибо излишне! Просто пожала плечами – неопределенный знак, трактуй его, как хочешь, как говорится, целиком и полностью в меру своей собственной испорченности. В смысле, вариативности своих фантазий, о домыслах окружающих по поводу тебя, любимой. 

- Хорошо, что Вы не спорите, - завершила свой краткий спич дама-ветеран. – Поверьте, я ценю Вашу вежливость. И прекрасно понимаю Ваше раздражение.

- Ваши истории… - Симона на секунду сделала паузу, подбирая корректное сравнение, - не вполне адекватны.

- В том смысле, что они не вполне адекватны нынешнему… Вашему времени. Эпохе, когда прежние жесткие методы переформатирования общества уже дали свои плоды и потому кажутся потомкам совершенно излишними. Так?

Взгляд дамы-ветерана был теперь почти сочувствующим. И еще… Симоне показалось, будто лицо ее собеседницы теперь опять изменилось.

Да… теперь та… вечно молодая сущность, похоже, снова-сызнова спряталась – туда, в глубину тела, каковое суть вместилище ее. И молодая воспитательница предпочла списать сей визуальный эффект на… какую-нибудь психосоматическую реакцию, связанную, к примеру, с впечатлениями-воспоминаниями о молодости той, кто и вправду была для молодых сотрудниц «Структуры», так сказать… объектом для реализации их поползновений на сомнительное новаторство в области реализации разнообразных форм юмора анекдотического плана.

А может быть, это именно у Симоны сегодня разыгралось воображение… в преддверии «экстраординарной» работы.

Да, скорее всего, все обстояло именно так.

- Вы очень правильно реагируете, - с явным удовлетворением произнесла «Железная Капа». – Я рада, что не ошиблась в Вас, причем, с самого начала, - многозначительно подчеркнула она и добавила нечто… занятное:
- Между прочим, Вам будет весьма полезен сегодняшний… занятный опыт выслушивания моих «ветеринарных историй»… Так, кажется, называет их Ваша подруга, Вера Плотницкая?

- Простите…

Симона смутилась.

- Не переживайте так, моя дорогая! – улыбка ее пожилой – да-да! Уже пожилой! – собеседницы казалась вполне дружеской. И по-особому адресной - для самой Симоны. – Я не собираюсь как-то вредить Вашей остроумной подруге. Впрочем, и помогать я ей тоже не стану. Нет-нет, вовсе не из-за того, что она обожает рассказывать про меня анекдоты – кстати, надо заметить, что это не ее оригинальные придумки, а просто перелицованные анекдоты времен моей юности, всего лишь! Ну и шутит всяческие прочие… шутки юмора. Просто, уровень у нее, средненький. Объективно говоря. Не ахти, какой уровень. Так что, пускай она и дальше ходит в середнячках, не свыше того. В отличие от другой Вашей подруги, Светланы Новицкой. Той самой, из-за саботажа которой Вас, собственно говоря, и назначили на эту работу. Да-да, на ту самую работу, которую она, если совсем уж откровенно, отказалась выполнять! Причем, заявила свой отказ едва ли не в открытую!

- Светлана… больна! – Симона попыталась вступиться за свою подругу.

- Я видела скан ее бюллетеня, - возразила дама-ветеран. – Не удивляйтесь, моя дорогая, - усмехнулась она, завидев недоверчивое выражение лица воспитательницы. – Варвара Петровна консультировалась со мною по поводу присланного Вашей подругой документа.

- И… что же Вы ей сказали? – упавшим голосом спросила Симона.

- Ну, откровенно говоря, я ввела нашего директора в некоторое… заблуждение, - последовал удивительный ответ. При этом, «Железная Капа» обозначила на лице своем особое выражение - многозначительное и любезное. И снова… адресное. – Сказала, что диагноз… реалистичный и заметила, что нет смысла придираться к такого рода… совпадениям по ситуации. Но для себя я отметила, что Новицкая, отчего-то, подсунула нам явную липу.

На этом месте, дама-ветеран особым образом кивнула молодой собеседнице своей. И та осторожно кивнула ей в ответ, лихорадочно соображая, что же можно сделать сейчас для Светки, которая так попалась.

- Имейте в виду, - продолжила «Железная Капа», - я учла Ваш интерес к результатам моей… заочной экспертизы. Поэтому я поступила именно так. В будущем, - добавила она эдаким… наставительно-рекомендующим тоном «серого кардинала», - я полагаю, Вам стоит порекомендовать ей… и вовсе сменить сферу деятельности. Нам эта юная леди не подходит. Слишком уж она нервная и мнительная особа!   

- Я… должна потребовать… В смысле, добиться того, чтобы Света уволилась… сама? – Симона крайне удивилась такому предложению.

Похоже, сейчас ей делегировали своего рода «тайные полномочия». И, кажется, это еще одна… проверка!

- Ну… это не сегодня! – великодушно дозволила ее пожилая собеседница. – Впрочем…

Она улыбнулась.

- Если хотите, Вы можете и вовсе не уведомлять Вашу подругу… ну, насчет проблемы ее служебного несоответствия, - сказала дама-ветеран. – Но, если захотите, можете рассказать ей, как Вы за нее вступились и чем именно Вы ей сумели помочь. Пускай она будет Вам обязана. И даже не «немножко», а очень даже серьезно!

- Спасибо! - благодарно откликнулась Симона.

- Я не шучу! – наставительно произнесла «Железная Капа». – Вам, моя дорогая, пора обзаводиться командой. В смысле, своей, - она подчеркнула это слово, - командой. Симпатизантами и единомышленниками, которые готовы будут поддержать Вас бескорыстно… Ну и лицами, которые перед Вами в долгу, в том или ином смысле!

- Что Вы имеете в виду? – Симона насторожилсь.

- Все то же, что я сказала Вам несколько ранее! – улыбнулась «Железная Капа». – Я, так уж и быть, прикрою Вашу подругу по административной линии – в смысле, по моим неофициальным каналам. Не переживайте за нее. Да, она струсила… И, откровенно говоря, подставила Вас под необходимость совершать деяния, которые лично Вам кажутся не самыми… благородными. Уверена, Вы бы охотно явились к Малоксиановой, как своего рода Фея-Утешительница - уже после исполнения над нею всех назначенных ей болевых манипуляций кем-нибудь… другим! Но так уж вышло, что эта работа, на сегодня… она Ваша и только Ваша. Ну, а трусость Новицкой… она останется известна только Вам. 

Симона вздохнула. Все-таки в проницательности госпоже Бельдюковой не откажешь!

- Можете считать, что я… «дарю» Вам Новицкую, - услышала она, как бы в ответ на свои мысли – более чем очевидные! – В знак моего доброго отношения к Вам лично… ну, и как залог нашей с Вами дальнейшей работы… в том числе и той, что запланирована Вам на сегодня.

- В смысле? – опешила Симона.

- Я, откровенно говоря, не хотела явно вмешиваться в решение проблемы Малоксиановой, - ответила ее пожилая собеседница. – Мне было просто интересно, какой выбор сделает Варвара… Петровна.

Своей заминкой перед произнесением отчества директрисы, дама-ветеран четко и недвусмысленно обозначила со своей стороны негласную иерархию отношений между ними – что не вызвало уже особенного удивления у молодой воспитательницы, хотя и прозвучало более чем странно!

- И я рада тому факту, - продолжила дама-ветеран, - что ее не пришлось в этом месте поправлять!

- Даже так! – покачала головой Симона.

Вот теперь она не знала, что и подумать. Сегодняшний длинный разговор оставил у нее в голове какое-то… ярко-шизоидное впечатление. Бредовые до жути воспоминания женщины, стоявшей у истоков «Структуры», о жестокостях прежних времен… Предложение покровительства со стороны некоего «Тайного Совета»… Намеки… да что там, какие-то намеки! Откровенное утверждение об особой значимости самой говорящей, что она, дескать, уровнем своих полномочий превосходит любое местное начальство!

Интересно, каково в этом бредовом коктейле соотношение исходных компонентов? Шизофрения… Паранойя… И еще старческий маразм, да… В общем, все, в комплекте и сразу. Да еще и с комплексным эффектом, индуцирующим… в смысле, превышающим возможности получения результатов от применения их порознь друг от друга! 

И все-таки... 

Нельзя сбрасывать со счетов и еще одну вероятность. А вдруг, все рассказанное сегодня-сейчас суть не совсем бредятинка и ложь? Ну… хотя бы на пятьдесят процентов? И та личность, кто грузила ее вот эти крайние двадцать минут, всяческими ужастями… со странностями и идиотизмами, вкупе и цельно… 

Да, а вдруг она вполне себе адекватна? И даже говорит нечто похожее на правду? Возможно, даже и всю дорогу…

Ой, как же этого… не хочется!

- Вы очень сильная, моя дорогая Симона, - услышала она очередную похвалу от этой дамы – пожилой и странной! – Вы удержались… чтобы не сорваться на меня, когда я, откровенно говоря, испытывала Ваше терпение. Вы молодец!

- Так значит… все это сказки? – усмехнулась молодая воспитательница. – Вы здесь… наговорили мне, невесть что… И все эти ужасы Вы мне сейчас рассказывали, только для того, чтобы проверить мою стрессоустойчивость?
 
- Правда это все или же ложь… Да не важно это! – заявила ее собеседница. – Важно то, что первую проверку от меня Вы прошли просто блестяще! Поздравляю Вас!

- Ну… спасибо! – Симона вложила в эти свои слова интонацию самого издевательского и иронического оттенка звучания – ну, из тех, какие могла смодулировать голосом своим... на этот самый момент времени.

- Пожалуйста! – откликнулась дама-ветеран. – Я искренне рада за Вас!

И, сразу же после этого поздравления – высказанного, надо отметить, в весьма искреннем и доброжелательном тоне, госпожа Бельдюкова изобразила на лице своем выражение серьезного и делового рода… при этом, даже с оттенками сочувствия.   

- Полагаю, Вы сможете теперь чувствовать себя несколько… увереннее, чем в ту минуту, когда Вы сюда вошли, - сказала она. – Так что, Вам следует приступить к исполнению поручения Варвары Петровны… незамедлительно. Вы уже готовы, я в этом абсолютно уверена.

- Отчего же… так?

Симона даже споткнулась на фразе своего ответа – так внезапно и быстро ее собеседница перешла от «культурно-просветительской» части их общения к собственно деловому аспекту взаимодействия - в части исполнения запланированного на сегодня «экстраординарного» мероприятия. 

- Я рассказала Вам о… «делах давно минувших дней», - последовал невозмутимый ответ многоопытной сотрудницы «Структуры». – Вы впечатлились моим рассказом… причем, отнюдь не в сторону желания реализовать нечто подобное hic et nunc [Здесь и сейчас – лат.]. И это замечательно! Теперь Ваше Чувство Собственной Важности может греть Ваше Ego [личное «Я» - лат.] осознанием нравственного превосходства молодого поколения воспитателей перед… нами, грешными! Тоже польза!

- Возможно…

Симона как-то вовсе не подумала о таком варианте. Но, честно говоря, подобная трактовка предыдущего «сеанса воспоминаний и размышлений» ее устраивала, как говорится, более чем!

- Ну, вот Вы и улыбаетесь… уже! – с удовлетворением отметила госпожа Бельдюкова. – Прекрасно! Значит… Вы уже готовы заткнуть за пояс своей изысканной нравственности все наше суровое поколение! Особенно по части этого самого… гуманизма!

Симона вздохнула. Нет, все-таки в устах прежних сотрудников «Структуры» это самое слово не может звучать иначе, чем с ироническими нотками! И этого уже не изменить…

Однако, реализация того самого гуманизма – в смысле, возможность и вероятность его реализации! - для самой представительницы того самого молодого поколения воспитателей, о котором только что шла речь, на сегодня была… очень даже неоднозначна! 

Между прочим, дама-ветеран по-прежнему обозначала лицом своим максимум сочувствия и понимания. И снова адресно. Той, кто сейчас перейдет… должна перейти к делу. В смысле, от выслушивания «старорежимных» рассказов к делам непосредственно «хлестательного» рода.

Как говорится, «гуманизм в действии». Интересно, смеется ли  - там, изнутри, про себя! – ее «старорежимная» коллега. Во всяком случае, виду она не показывает. Что, естественно, радует…

Интересно, что ее пожилая собеседница и вправду, всячески избегает разного рода советов по исполнению поручения Ставрогиной – поручения, к которому эта самая дама-ветеран имеет какое-то отношение. Какое именно… Это вопрос, как говорится, весьма и весьма неоднозначный!

Но кое в чем она, безусловно, права. Пришло время… работать.

- Я действительно, пожалуй, пойду… И начну, - сказала Симона. – Вот только надо как-то прорваться в паузе… между песнями!

Она кивнула головой в сторону изображения воспитанницы – сжатого до небольшого квадратика, в числе прочих изображений следящих устройств, передающих картинку из других помещений. Было видно, что Надя Малоксианова по-прежнему сидит на кровати и поет. Звук дежурная дама-ветеран отключила уже давным-давно, однако Симона отчего-то предположила, что исполняемое произведение тоже относится к категории религиозных песнопений.

Ну… формально пение таких… занятных вещей – да еще и на латинском языке! – никто и никогда не запрещал! Вот только само по себе знание – и, самое главное, освоение! - столь занятного репертуара… это очень, очень странно!

- Сто грамм? – госпожа Бельдюкова со значением подмигнула воспитательнице. – Ну, для храбрости? Если что… есть коньяк, кстати, весьма недурной! И даже виски… между прочим, настоящий шотландский! Будете? Лично я рекомендую Вам, как говорится, «принять на грудь»!

- Смеетесь? – Симона едва не возмутилась столь вопиющим нарушением, каковое ей предлагалось совершить, как говорится, прямо на рабочем месте!

- А-а-а… Вы про это… - дама-ветеран небрежным движением руки своей махнула в сторону следящих камер. – Так Вы не бойтесь, моя дорогая Симона! Они сейчас показывают нейтральную картинку. Я… закольцевала тот момент, когда мы с Вами начали просмотр «концерта без заявок» в исполнении нашей… провинившейся девочки. Здесь есть такая функция. Естественно, активированная «не для всех».

Она многозначительно улыбнулась.

- Нет, а что, Вы решили, будто я настолько выжила из ума, чтобы позволять кому-то, помимо Вас, слушать мои рассказы о… весьма неоднозначных моментах деятельности «Структуры»? Да еще и с моим участием? – иронически поинтересовалась госпожа Бельдюкова. – Не думайте обо мне так уж… плохо! Возможно, я и ретроградка, и даже не соответствую Вашим современным представлениям о гуманизме. Но я, однако же, вовсе не дура!

- И все же… Нет, спасибо! – Симона отрицательно покачала головой. – Обойдемся без спиртного… пока что!

- Как пожелаете! – отозвалась ее взрослая собеседница. И, внезапно, заявила:
- Ну… ни пуха!

- К черту… - машинально ответила Симона. И тут же смутилась:
- Ой, простите…

- Да ладно! Я вовсе не в претензии! – расхохоталась ее пожилая собеседница. – Это же просто такая поговорка! И вовсе нету в этом никакой… мистики!

Сказав это, она произвела несколько своеобразных манипуляций на клавиатуре – очень быстро, так же, как и в первый раз, выдвинув ее в положение «на себя» на выкатной роликовой полке. Что именно она там нажала молниеносным движением пальцев, какое такое сочетание букв – Симона так и не поняла. Вот только маленький квадратик картинки справа на экране монитора – вид от камеры, висевшей в углу и спереди – как-то неуловимо изменился.

«Закольцовка… закончилась!» - догадалась Симона.

Это значило, что время откровенности со свидетельницей былых времен закончилось. И далее… надо привычно держаться под камерами видеоконтроля так же, как обычно, рефлекторно вести себя «наименее предосудительным образом» - очередная шутка Веры Плотницкой, вспомнившаяся воспитательнице, оказалась снова в тему – невзирая на неприязненное отношение к этой самой «юмористке» со стороны дамы-в-летах.

Женщина-врач - задача которой, на сегодня, была в том, чтобы осуществлять контроль состояния реципиентки болевого воздействия перед началом наказания и купирование последствий сечения после того, как экзекуция уже состоится - кивнула ей. Дескать, понимаю… что ты поняла, да. Что теперь, как говорится, без дураков и по-серьезному. И даже, в общем-то, без скидок на этот самый… гуманизм.

Да… Симоне показалось, будто ее собеседница подумала сейчас вот так, именно и в точности. Вслух же эта дама-ветеран заявила – или даже распорядилась, можно и так сказать! – на правах старшей по возрасту и статусу:
- Что же, Симона Евгеньевна, Вы можете уже приступать. Наша… провинившаяся, как видите, в норме… Ну, насколько это вообще возможно в ее ситуации. Пора!

- Предварительный осмотр? – осведомилась воспитательница.

- Я провела его… два часа назад, - ответила женщина-врач, взглянув на часы. И пояснила:
- Не хотелось это делать… при Вас. Знаете, осматривать девочку непосредственно перед самой… работой по исполнению наказания… Мне это показалось не лучшей идеей. Мы с Вами вместе отсмотрели материал по Малоксиановой. Как видите, психологическое состояние реципиентки в норме. Признаков объективного ухудшения общего ее состояния лично я сейчас не наблюдаю. Но если Вы настаиваете… 

- Нет, - Симона махнула рукой в отрицающем жесте. – Я Вам доверяю.

- Видите ли, Симона Евгеньевна, дополнительный осмотр в Вашем присутствии… Пожалуй, этот шаг, перед самым наказанием, слишком сильно ее напугает. Для какой-нибудь заведомо неисправимой хулиганки это было бы полезно… возможно. Но для Малоксиановой…

В этом месте своего короткого спича-комментария, женщина-медик покачала головой и многозначительно улыбнулась.

- Нет, - сказала она, - мне подобная жесткость представляется вовсе не нужной. Давайте проявим к ней… определенное милосердие. Я прошу Вас!
 
- Хорошо…

Симона произнесла это слово едва ли не с раздражением в голосе. Как ловко эта самая дама-в-летах подколола ее, дескать, а давай-ка посмотрим, кто это у нас здесь главный… гуманист!

- Тогда… Вам и впрямь, пора! – объявила госпожа Бельдюкова, явно при этом «играя на камеру». И сразу же добавила нечто неожиданное… и важное:
- Розги… на месте, не волнуйтесь. Я с утра уже все проверила, там, в экзекуторской. Все как обычно, по одной лозе на каждые десять ударов, плюс пять прутьев в запас. Вымоченные и без особых неровностей. Как говорится, гибкость, гладкость и краснотал, все в комплекте! А насчет одежды…

Здесь она сделала короткий жест - в сторону двери, той, которую предстояло сейчас открыть ее молодой собеседнице. 

- Насчет одежды тоже не волнуйтесь, я обо всем уже позаботилась. Комплекты приготовлены, лежат там, на полочке, в «тамбуре». Возьмете сами. Хорошо?

- Хорошо, я возьму, - согласилась Симона. И добавила чуточку ироничным тоном:
- Спасибо!

- Не за что! Я всегда рада Вам помочь! - госпожа Бельдюкова выразилась живо и очень даже оптимистическим тоном. Как будто эти самые заботы, выказанные с ее, «ветеранской», стороны, суть залог ее, Симоны, полного и безоговорочного воспитательского успеха… на сегодня.

Дальше тянуть время и вправду, не было никакого смысла. Воспитательница поднялась со стула и, выйдя из-за стола, подошла к двери.

К той самой двери, на замке которой горел зеленый огонек.

- Вы… будете присутствовать? – Симона, все-таки, решила уточнить у дамы-ветерана еще и этот самый… специфический момент.

Присутствие врача при исполнении наказания формально было необходимо. Но, откровенно говоря, в Учреждении этим самым присутствием чаще всего пренебрегали. По разным причинам.

Симона отчего-то подумала, что и в этот раз тоже обойдется без медика. Она не ошиблась.

- Помилосердствуйте, дорогая Вы моя Симона свет Евгеньевна! – ее собеседница даже картинно всплеснула руками. – Давайте все-таки побережем нервы девочки, с которой Вам предстоит работать! Не стоит, право, не стоит превращать для нее… и без того, достаточно строгое наказание в некое «шоу устрашения»! Я Вам полностью доверяю, и… Да, я буду держать, так сказать, руку на пульсе… но только через систему видеоконтроля. Уверена, что Вы справитесь с этой ситуацией без эксцессов. 

- Ну… Спасибо за доверие! – как можно ироничнее произнесла Симона. И приложила свою карточку к панели электронного замка.

Что такое «тамбур»? Это… крохотное такое помещение… Вернее, даже помещеньице – если обозначить его размер условными словами и их интонационно приемлемыми вариациями. Площадью оно немногим более четырех квадратных метров. Назначение… отделять место содержания провинившейся от помещения, где присутствует дежурный медик.

Зачем этот самый «тамбур» нужен…

Ну, с одной стороны, это нечто вроде прихожей и кладовки одновременно. С момента помещения в «Тупичок», вещи воспитанницы хранятся именно здесь, и пользоваться она ими может сугубо «с выдачи и по усмотрению» дежурного медика. Кроме того, на стенных полках «тамбура» размещены всякого рода предметы для выполнения самых разных действий… по поводу содержания воспитанницы, а также для выполнения иных работ.

На полке справа по ходу туда, непосредственно к двери палаты, лежали два комплекта одежды – одноразовые, запечатанные в пластик. В точности, как и обещала госпожа Бельдюкова.

Да, все и вправду уже… готово. Можно войти.

Симона приложила свою карточку-пропуск к панели замка двери – второй, внутренней, мощный электромагнит перестал ее удерживать – кстати, все произошло совершенно бесшумно.


При этом внутри сложно устроенной дверной коробки куда-то вглубь стены плавно скрылись герметизирующие элементы, изолирующие палату от тамбура на случай применения сонного газа - спрятались все также бесшумно.

Естественно, девочка, находившаяся в палате, ничего этого не заметила вовсе. Тамбур использовался не только для хранения необходимых вещей, но и для скрытого наблюдения за воспитанницей «в шаговой доступности». Иногда даже для того, чтобы поймать провинившуюся «на внезапность». Для этого, дождавшись чтобы девочка, находящаяся в палате, начала совершать какие-то нежелательные действия, дежурный медик, или иные лица, задействованные в подобном «воспитательном моменте», совершенно внезапно врывались, распахивая эту самую дверь внутрь, обескураживая провинившуюся или даже вовсе ее напугав.

Да, здесь все было сделано для возможности устраивать такие… внезапные спектакли. Бесшумный замок… Бесшумная дверь… и небольшой экран системы видеоконтроля, вмонтированный в нее – прямо напротив лица стоящего в тамбуре наблюдателя.

Коротким нажатием Симона активировала экран, перевела его в режим постоянной работы. Естественно, она увидела находившуюся там воспитанницу.

Надя Малоксианова по-прежнему сидела на своей постели и смотрела в окно. Воспитательница уже хотела толкнуть дверь вперед – не резко, просто чтобы войти, как говорится, «без спецэффектов». Однако…

Девочка, внезапно, повернулась лицом к камере. Экран, несмотря на небольшие размеры – примерно в лист обычной офисной  бумаги, правда, чуточку более… квадратный! – давал для визуализации прекрасную цветность и достаточно приличное разрешение. Даже… цвет глаз – ярко синие! – был виден очень четко.

Трудно сказать, догадалась ли она о том, что за нею пришли, обращалась ли к дежурной даме-медику или же просто взглянула на абстрактно-враждебный ей инородный предмет – символ контроля за ее, Надежды Малоксиановой, поведением внутри места временного пребывания. Девочка выполнила короткое певческое упражнение на активизацию дыхания и…

Симона замерла. Эта девочка… остановила ее на половине движения. Своим пением.

Да… оказывается, такое тоже может быть. И остается… только замереть. И слушать, снова-сызнова понимая каждое слово.

Как? Почему?

Не суть. Просто есть голос этой девочки – ушам воспитательницы, стоящей в тамбуре, он доступен через динамик внизу экрана и еще через щели дверной коробки, которые теперь дают возможность слышать… отголоски происходящего внутри.

Ее глаза смотрят сквозь экран – то ли на нее, а то ли прямо туда… где внутри, глубоко, прячется ее, Симоны, суть. Настоящая, подлинная… Хорошо спрятавшаяся от всех и каждого… или же, припрятанная кем-то.

Звуки голоса этой странной девочки заставляют вслушиваться. А смысл латинских слов приходит к ней как бы и сам собою. Изнутри.

Quantus tremor est futurus
Quando judex est venturus
Cuncta stricte discussurus

Как содрогнутся в будущем,
Когда придёт Судия,
Чтобы судить, не торопясь и строго.

Tuba mirum spargens sonum
Per sepulcra regionum,
Coget omnes ante thronum.

Трубы мира звук разнесется
Над могилами стран,
Созывая всех к трону.

Симона вздрогнула. Нет, она нисколько не религиозна. И ни секунды не верит во все эти… сказки про «Апокалипсис». Но все равно, что-то в ней – часть того, что у нее спрятано где-то там, глубоко внутри! – отзывается на эти странные слова. На их латинское звучание и настоящий их смысл.

Как будто ощутив это, девочка отвела свой взгляд в сторону – похоже, в сторону двери, туда, где реально находится та, кто ее слушает! Чем еще больше смутила воспитательницу. Симона почувствовала, что краснеет. Она попыталась взять себя в руки… и продолжала слушать то самое пение, которое было обращено прямо к ней – только через дверь.

Mors stupebit et natura
Cum resurget creatura
Judicanti responsura

Смерть отступит от природы,
Когда восстанет каждое создание,
Чтобы ответить перед Судией.

Liber scriptus proferetur
In quo totum continetur
Unde mundus judicetur

Вынесут книгу, исписанную, законченную…
В которой значится всё,
И по ней мир будет судим.

Девочка на несколько мгновений замолчала и… посмотрела в окно. Куда-то туда… сквозь банальную жуть бытовых построек, расположенных на заднем дворе. А потом каким-то особенно звучным голосом исполнила очередной куплет своей… странной песни.

Да, смотрела она в сторону, но голос ее… Голос звучал как-то особенно громко. И каждое слово слышалось теперь совершенно отчетливо. И понятно.
 
Judex ergo cum sedebit
Quidquid latet apparebit
Nil inultum remanebit

И вот, когда Судия воссядет,
Всё сокрытое станет явным
И ничто не избегнет наказания.

Надя замолчала и как-то странно вздохнула. Симона решила воспользоваться паузой… а также тем, что девочка отвернулась – ей, воспитательнице, было бы трудно войти, если бы взгляд девочки оказался направлен в ее сторону. Трудно сказать, почему. А теперь, когда девочка смотрела в окно… В общем, теперь для Симоны было самое время действовать. Согласно отданному ей… распоряжению.

Симона взяла с полки два запечатанных пакета и решительно толкнула дверь вперед.

Вошла она совершенно бесшумно. И какое-то мгновение видела профиль той девочки, с которой ей предстояло сегодня работать – тонкий профиль неотмирного существа, которое… нет, не Бог, а какой-то гребаный чОрд загнал в этот нелепый мир и его шизоидные обстоятельства!

Какие… бредовые мысли! Откуда они? Почему они вообще возникли… у нее в голове?

Гнать… Гнать… Гнать…

Все эти мысли… вон! Сейчас… работа.

Хотела начать первая. Не вышло.

Надя повернулась к ней и… просияла лицом.

- Симона Евгеньевна! – каким-то неуместно-радостным тоном обратилась она к воспитательнице и… осеклась, увидев принесенное ею. 

Немая сцена. Синие глаза уже распахнулись, сверкнув искренней радостью - как бы не на половину лица. Улыбка – мгновенная и тоже, совершенно искренняя… И все это в доли секунды… меняется.

Нет, не с «плюса-на-минус». Просто с уходом общего настроя, внимания куда-то в сторону. За какую-то Грань – грань понимания, ощущения и общего восприятия Бытия.

Вот только что - какую-то ничтожную долю секунды тому назад! – Симона была кем-то Главным и Светлым… для этой странной девочки, с глазами и мышлением древней святой. Ноты голоса звучали восторгом, дескать, наконец-то, Ты пришла!

И вот уже… в глазах ее звучит нечто иное.

«Ошиблась… Жаль…»

И главное слово, которое читается на лице воспитанницы. Слово, не столько адресованное Симоне, сколько просто констатирующее для самой девочки самую суть пришедшей.

«Miserable…»