Уроки партизанской борьбы

Уроки партизанской борьбы

Из записок автора
Июнь 85
Собираюсь в Ханой. Радостного возбуждения не ощущаю. Чую – командировка будет сложной.
- В Михайловском (Пушкиногорье) состоялся 19-й Всесоюзный Пушкинский праздник поэзии.

2 июня  в ангольском городе Джамба, находящемся под контролем Жонаса Савимби, прошла международная конференция партизан-антикоммунистов. Ангольская УНИТА, никарагуанские контрас, афганские моджахеды, лаосские повстанцы-хмонги учреждают Демократический Интернационал (Джамбори).
Учредительная конференция состоялась в Джамбе — главной военной базе ангольского повстанческого движения УНИТА. Наряду с лидером УНИТА Жонасом Савимби в ней участвовали Адольфо Калеро (Никарагуанские демократические силы), Абдул Рахим Вардак (Национальный исламский фронт Афганистана), Па Као Хэ (Этническая организация освобождения Лаоса, антиправительственное движение хмонгов). Организовали конференцию американские неоконсервативные политики и бизнесмены — банкир Льюис Лерман (финансист мероприятия), будущий известный лоббист и кинопродюсер Джек Абрамофф (инициатор мероприятия), подполковник Оливер Норт. Впоследствии отношения с Джамбори установило Мозамбикское национальное сопротивление.
Присутствие моджахедов, Контрас и УНИТА чётко указывало на географию ключевых локальных конфликтов Холодной войны: Афганистан, Центральная Америка, Южная и Юго-Западная Африка, а также Индокитай.
Джамбори объединил только определённую — рейганистскую — часть антикоммунистических движений. Организации, соединявшие антикоммунизм и антисоветизм с антиамериканизмом, а также неофашистские структуры в объединении не участвовали. Не примкнули к Джамбори антисоветские коммунисты (типа красных кхмеров) и антикоммунисты-социалисты (некоторое исключение в этом плане представляла УНИТА с учётом леворадикальных элементов во взглядах Савимби). «Демократическое» ограничение не случайно было включено в название нового интернационала.
В Джамбори входили только вооружённые повстанческие движения.
Администрация Рональда Рейгана активно поддерживала антикоммунистических повстанцев и одобряла их международное объединение. В Джамбе было зачитано личное послание президента США:
«Ваши цели — наши цели. Желаю удачи, и да благословит вас Бог!»
Однако американская поддержка Джамбори высказывалась в частном порядке и осуществлялась по конфиденциальным каналам (подобно программе Иран-контрас, которую курировал Оливер Норт).
После развала мировой коммунистической системы в 1989—1991 годах деятельность Джамбори сошла на нет.

Вьетнамский дневник

 
Большой «ИЛ-62» типа «Боинга». Довольно удобно. Главное нет того словоохотливого и пьющеохотливого попутчика, с коим накачался до Бомбея в 1983 году.
Не знаю прав ли был, взяв китайские повести. Но что-то читать нужно.
Очень мило у «Аэрофлота»: говорят нет билетов при полупустых салонах. Это известная российская манера кивать на «авось». Иногда приносит пользу, но чаще один вред. Только вот пиит Вознесенский славит это «Авось» в модной рок-опере.
Новый маршрут объявили: остановки в Ташкенте, Карачи, Калькутте.
В Калькутте я не был, в Карачи и Ташкенте сиживал, в Карачи, правда, только в самолёте.
Итак первый этап полета – Москва-Ташкент. 3 с половиной часа.
Прошёл первый час полета. Немного сухого вина. Et pourqoi  “сухое” – sect ?
Два часа полета. Мы улетаем в ночь. Нужно бы отдохнуть, да не очень хочется. Встретил перед отлётом Борю Шеватова. Он всё там же в ГУВСе, флегматичен и несколько уныл.
Застану ли Сергея Алексеева? Пока что шансы не очень велики, хотя Домогацких говорил, что он ещё там.
Три часа полета. Через час – Ташкент.
Приземлились в Ташкенте. + 24 градуса.
Второй этап – Ташкент-Карачи. 2ч. 35 м.
Итого вкупе будет уже 7 часов пути. На этом отрезке надобно будет соснуть.
Шесть часов в пути. Отдыхать.


1 час 40 минут. Спускаемся на Карачи. +32 градуса.
2:00. Сидим в Карачи. Опять не выпускают. Сидеть целый час. Не очень то весело.
3:00. Итак, третий этап – Карачи-Калькутта. Время в пути 2 часа 40 минут. Т. е. В 6:00 будем там.
Рассвет над Азией – зрелище красивое, если бы ещё его наблюдать не будучи утомленным бессонной ночью.
4:30 Вот я и пересидел ночку темную. Через час должна быть Калькутта.
В Калькутте – дождь. + 26. Попил водички, теперь недурно бы было и pepper vodka испить в целях исключительно профилактических.
8:00. Итак, последний четвертый этап – Калькутта-Ханой. Время в пути 2 часа 30 минут.
8:45. Весьма вкусно позавтракал . Жратва отеля «Ашок» в Калькутте. Салфетка на память.
10:00. Подлетаем к Ханою. Температура +30. Значит будет жарко. Но этого и следовало ожидать. Интересно – кто меня встретит?
Встретил незнакомый паренек. Но русский язык знает. Моего нового вьетнамского сопровождающего зовут Ле Куан Ту. По имени - просто Ту. Учился в МГИМО. Сейчас работает в редакции "Нян зан".
 
Поселили неожиданно напротив корпункта "Правды" и Гостелерадио...
Комната в этом гостевом доме без кондея, а при вырубленном электричестве, что здесь в порядке вещей и вентилятор умирает. Но при всем при том и это неплохо. Главное не перебирать со спиртным. Ты знал на что идёшь и куда едешь. Время (уже ханойское) 15:40.
Тут же решил нанести визит Сергею  А., чей коитус с неизвестной мне девицей был прерван моим внезапным появлением.


Боюсь программа будет не самой удачной. Вунгтау во всяком случае заявлен.
Льёт дождь. А что может быть иного в сезон дождей.
День закончен.
Родилось нечто под названием «Уроки гостеприимства». Всё! До завтра!


С утра проснулся в промокших от пота простынях. Жара невероятная. Вчера обнаружил в доме (это вилла в колониальном стиле, построенная в первой четверти нынешнего (ХХ) века), где меня поселили, соседа. Огромный мулат Серхио. Говорит что он из Никарагуа. Учился где-то под Киевом. По-русски говорит хорошо. Что делает в Ханое? Минутное замешательство. Они с другом Хорхе... А где Хорхе? Он заболел и сейчас в госпитале... Как я понял, эти парни проходят здесь ускоренные курсы партизанской войны в джунглях. Ну что ж, вьетнамцы - учителя хорошие.
  Пили с Серхио привезённую мной "перцовку" и вели любопытные беседы о революции. Так что с утра немного подташнивает. А на улице парилка такая, просто невмоготу. После посещения фабрики нужно попросить Ту посетить какой-нибудь храм. В жаре ощущение, что плавятся и вытекают мозги. Обед с Серхио. Рюмка "луа мой". Серхио днём не пьёт, у него сплошные занятия, а я боюсь высунуться на улицу, так там жарко.
  И всё же прошёлся по городу. Всё решительно изменилось. Во Вьетнаме гиперинфляция. Цены на всё астрономические, а в магазинах (немногих) шаром покати.
  (Ремарка на полях дневника)
  Точно такая же картина возникла в Союзе в 91 году, шесть лет спустя. А тогда мне казалось, что Вьетнам никогда не выберется из пропасти экономического кризиса. Воевать, наверное, было проще, чем строить социализм в стране с феодальным и колониальным прошлым.
 
  Вчера вечером посидели в ресторанчике где-то в районе вокзала. Хотя, ресторанчик - это громко сказано. Скорее уличная харчевня. Потом долгая, за полночь беседа с Серхио. Он просвещал меня относительно революционного процесса на латиноамериканском континенте.
  Спозаранку выехали в Намдинь. Это провинциальный центр в дельте Красной реки. Городок в тридцать улиц. 170 тысяч жителей. 4 кинотеатра, театр, рынок, лавчонки, где кормят супом "фо" из рисовой лапши, не действующий кафедральный собор, несколько пагод-музеев, хотя и действующих, но они спрятались в окрестностях города в рисовых полях. Вьетнамцы-католики после женевских соглашений бежали на юг. Вьетнамцы-буддисты остались.
  Днём обед на семерых в частном ресторанчике. Стоил три с половиной тысячи донгов. Если это НЭП в гиперболическом проявлении, то, как здесь выжить? Наверное, кто-то может позволить себе обедать в ресторанчике. Но кто? Донги, как верно выразился Ту, превратились в обычную бумагу. Но как же живут рабочие? Или тот же Ту? Ему ответить на этот вопрос трудно, а мне и подавно.
  Пообедал, и тут же прошибло потом. Жара во влажном климате штука одуряющая, а с моим мотором и того хуже.
  Потолочный вентилятор пока вращается шибко, а вот как упадёт напряжение или вовсе отключат электричество...
  Вьетнам находится в плену проблем. Экономика слаба, хозяйство едва ли не натуральное. Так что выравнивание по СЭВовским лекалам уровня жизни здесь - дело далёкое.
  Разговоры с Ту. Предстоит трудная ночь в номере без кондея. Впрочем, не сахарный, полностью не растаю, что-нибудь да останется...
После подобных поездок убеждаешься лишний раз в том, что проще быть бедным дома, чем богатым за рубежом. Условия существования здесь архисложные. Не самые удачные тропики.
Самое неприятное в этих командировках – вечернее и очень долгое одиночество. Главное его пересилить.
 
 Пытаюсь что-то сочинять...
  Наброски к рассказу "Зной"
  "Временами сердце заходилось и ему казалось тогда, что может случиться страшное.
  Глупо умирать вот так в безвестной провинциальной гостинице во вьетнамской глубинке. А, впрочем, разве умнее помереть в когда-то блестящем сайгонском отеле "Мажестик"?
  Тогда он вдруг подумал, что мысли приобретают оплавленную форму, как и всё, что было вокруг него, и как сам он плавился, истекая жарким потом.
 
  Я стремился во Вьетнам, идеализируя его в московской повседневности, в толчее метро, в столичной суете, без которой, однако, немыслима моя жизнь.
  И вот он Вьетнам, провинция Ханамнинь и её центр Намдинь: тридцать улиц, шесть пагод, четыре католических храма. Гостиница для партийных делегаций. Потолочный фен вращается всё медленнее - падает напряжение в электросети. Потом он замирает, и я молча гляжу в потолок, потому что мне не с кем разговаривать".
  А впрочем, я бы ругался матом. Мат - защитная реакция души на внешний мир. Явление бездуховное.
  Но ругаться, вернее, спасаться от зноя матом не с кем. Думаю, а может быть, вспомнить что-то приятное, ну скажем своих женщин. Какие они?
  Весёленькая картинка. Потный малый, тупо глядящий на замерший фен, мысленно переживает соитие...
  Жара делает меня идиотом.
  Некто месье Дюпре образовал в начале нашего сумбурного века "Сосьете котоньер дю Тонкин". По нашему это просто называлась бы "хлопчатобумажная мануфактура господина Дюпре". Хлопка здесь отродясь не было. Зато рабочую силу за копейку купишь. Дюпре - француз. Умный. Денежки он считать умел. Хлопок вез из Африки, ткал в Намдине. Торговал тканями повсюду. И во Франции, и даже у нас в России. "Парижские платья господина Дюпре". Тогда на карте мира не было такой страны Вьетнам. Был французский Индокитай. А в нём Тонкин, Кохинхина, Аннам, Камбоджа, Лаос...
  Осенний московский дождик просто сыплет на голову. У нас дождик - это прелесть сплошная, а вот азиатские тропические парные ливни (муссонные) кажется, доконают меня окончательно. Так о чем я думал?»


Ночь прошла очень трудно. Жара в дельте Красной реки неимоверная. От нее дуреешь и хуже того, кажется давление у меня подскочило до невероятных аномалий.
  Приходит Ту. Зовёт обедать. Есть, честно говоря, в эту дикую жару не хочется, но иду. Лучше что-то делать, чем плавать в собственном поту на широченной вьетнамской кровати под москитной сеткой.

 
  Вернулись в Ханой. В гостевом доме появился второй никарагуанский революционер Хорхе. Худой и бледный латиноамериканец. В отличие от Серхио он истинный потомок конкистадоров. Ему не здоровится, но держится молодцом. Предлагаю грядущим партизанам выпить по чарке перцовки за грядущую революцию в Гондурасе. Мои знакомцы вздрагивают, смотрят друг на друга, потом на меня, и неожиданно соглашаются в обед хлопнуть моей "союзплодоимортовской пеппер водки".
  Вечером от неё остались капли на дне, и Серхио, как настоящий партизан и следопыт, нашёл в доме початую бутылку рисовой водки "луа мой". Революция продолжается!
 
 
  Вернулись из города Хошимин. Сайгон пьянит без алкоголя, хотя и он там присутствовал в больших количествах. Поскольку во Вьетнаме слегка пробиваются зачатки НЭПа, то центральный орган КПВ газета "Нян зан" так составляет программу для зарубежных коллег, чтобы они могли посетить наиболее успешные предприятия государственного и частного сектора. Непременным пунктиком в этих визитах был завершающий их обед с директором, парторгом и профоргом предприятия. Скромный - на Севере и поражающий воображение на Юге. Ту называет эти застолья "обедами с рабочими". Мне они очень понравились. За столом всегда приятнее беседовать о жизни, чем записывать столбцы цифр, которые и моему толмачу Ту даются с трудом. Так что Сайгон дался мне большой кровью. Почти сорокаградусная жара, обжорство, и неумеренное поглощение "Джонни Вокера" привели к тому, что за всё время поездки на Юг я не записал ни строчки в дневнике. Болел, но старался не пугать вьетнамских коллег и особенно дорогого "даньти" (товарища) Ту, с которым я крепко сдружился за время этой поездки. В Вунгтау мы забрели далеко по мелководью в поисках места, где удалось бы понырять. Ту весьма забавно матерится. Спрашиваю, где научился? В Москве, в МГИМО. У него близорукость. Спрашиваю, как же он воевал и где? В Камбодже, в районе озера Тонле Сап. О-ля-ля! Не слишком ли далеко от тропы Хошимина? Мы были везде, говорит Ту. И в Камбодже и в Лаосе. Как и американцы.
  А ты убил много американцев?
  Не знаю, говорит Ту. Я не видел куда стрелял. А ты стрелял в лесу?
  Я нигде не стрелял кроме стрельбища в армии и на военных сборах.
  А я стрелял в лесу. Там ничего не увидишь.
  И тигра?
  Ту смеётся, какие ещё тигры, их всех война распугала. Ему повезло. В 1974 году он уехал в Москву учиться в МГИМО. А в 1975 году война закончилась. Теперь он работает с зарубежными делегациями.
  Вечером прощальный ужин с моими никарагуанскими адептами Че Гевары. Оставляю им свой телефон в Москве. Обещают навестить.
 
 
  Итак, я вновь на борту "ИЛ-62". Лечу домой.
Программа поездки, составленная редакцией газеты «Нян Зан» была не самой удачной, кроме того её сократили, очевидно опасаясь как бы гость не окочурился. Поскольку состояние моё в ходе поездки было плачевным.
Я неожиданно понял, что Азия мне заказана. Она экзотична, но жестока к тому кто слаб душой и телом. А я оказался слабаком. То чем бравировал раньше, обернулось хворью в желудке и колотьём в груди.
…Вчера мы сердечно простились с Ту. Товарищ из совпосольства (из добрых "соседей") выдал мне записку в посольскую лавку, где я накупил мешок продуктов на оставшиеся у меня донги. Сахар, молоко, масло, колбасу, сигареты, какие-то крупы, какие-то консервы, соль, мыло. Женщина за прилавком смотрит на меня с удивлением, но товар отпускает молча. Записочка от офицера безопасности это вам не щи лаптем хлебать. Думает про себя: ну и аппетиты у журналиста, сейчас отправится к вьетнамцам в лавку менять продукты на серебро.
  Ничего вы, тётя, не понимаете. И понять не сможете. У вас же нет вьетнамских подруг. А меня друг Ту в машине дожидается.
  Выхожу, волоча мешок. Затаскиваю его в редакционный "Уазик". Ту тоже удивлён, но вида не подает. Это тебе, говорю я. Зачем? Затем! Бери и молчи. Мы же друзья. На его глазах за стеклами с диоптриями предательская влага.
 Ту попросил меня купить ему в Москве очки с диоптрией минус три. Почти как у меня. Непременно нужно это сделать.
И всё же, если подвести итоги поездки – в целом они утешительны.  Материал собран. Встречи были как с вьетнамцами, так и с соотечественниками. Так что всё почти в порядке.  Почему, почти?  Я устал от Вьетнама, устал от Азии. Хватит! Надо жить дома.
… Сидим в Бомбее. М.б. последний рывок, а возможно еще посадки в Карачи и Ташкенте. Кто знает? Но лететь уже надоело, слишком долгий путь.
… Сидим в Карачи. Загружают еду. Время по Москве 13:45. Живу уже Москвой, а не Ханоем. Нужно забыть Ханой. Вычеркнуть его из памяти. И всякую заграницу тоже. Решение о переходе в секретариат окончательно принято.
Между тем, Горбачев, говорят, выступил с разгромной речью. Стране нужны перемены


Вернулся в Москву. Итог поездки – боли в животе. Разочарованность во всём. Был на работе. Вручал «слонов». Роздал почти всё.
Настроение - непонятно отчего – тоскливое.
Нужно отписываться. Придется делать это, преодолевая себя.


Сажусь за машинку. Совершенно не хочется, но есть такое великое слово – «надо!».


Завершил свою «одиссею». Сработано левой-правой. Но главное, сработано. Теперь дело за редактором и Голубевым. Если пройдет можно дышать ровно и глубоко.


С утра масса всяческих перипетий. А к вечеру позвонила Мэри  и объявила… нашим главным будет В.Н.
Вот это да! Для него, судя по всему, это – понижение статуса. Для меня? Для Ломко? Для Н.Н.?
Возникает сразу тысяча вопросов и все они без ответа.
Впрочем, столь ли достоверна информация Мэри?
В ней можно усомниться, а можно и…
После того как Энвера Назимовича Мамедова, первого зама Лапина, фактически шефа ЦТ провожают на пенсию, можно почти ничему не удивляться.
А потом для В.Н. это вхождение  в члены ЦК или ЦРК, а это уже немало…
Мне же возможно будет легче дышаться. В.Н. знает обо мне всё же из первых уст.
Впрочем дальше видно будет. Поживем, посмотрим…


Меня «сосватали» поработать в создаваемой на время всемирного фестиваля молодежи и студентов «фестивальной газете». Этот «боевой листок» будет выходить под эгидой ЦК ВЛКСМ, а редакцию собирают на базе «Комсомолки» и нескольких центральных газет. Пока нужно готовить «пилотный номер».
Так что сейчас надо идти на новое место службы. Точнее в новое присутствие. Редакция дислоцирована в актовом зале «Пионерской правды». Так что я теперь почти «пионэр»…

- В Ленинграде открылся Всесоюзный музыкальный фестиваль «Белые ночи». (У нас просто очаровательная фестивальная страна!!!)


Вчера навещал Ласло. Посидели, поговорили. Если квартира прослушивается – худо. Впрочем, в это верить не хочется.

Утка относительно В.Н. кажется благополучно лопнула.
Впрочем, если завтра увижусь с Сергеем, возможно узнаю всё поточнее.
Вождь требует поддержки народа.



Был у Сереги. У него Татьяна на сносях, а с Лорхен он всё ещё не развелся. Веселенькая ситуация.

28 июня — открылся XIV Московский кинофестиваль.

Если подводить итоги месяца, то из позитивного:
Поездка во Вьетнам (хотя и утомительная), но в целом насыщенная и дающая возможность для большого числа публикаций.
Откомандирование в «фестивальную газету» (хотя и лишившее меня определенных гонораров)
Из разного:
На ТВ «убрали»  Мамедова, а не Лапина. Тем самым у меня теперь ноль шансов вернуться на ТВ.
Впереди работа в «фестивальной» газете и ожидание перемен…