Пазл тринадцатый

Money, get back
I'm alright, Jack, keep your hands off of my stack
Money, it's a hit
Don't give me that do goody good bullshit

Pink Floyd

Деньги, сюда!
Все путем, Джек, 
Только держи руки подальше от моей кучи.
Деньги - это Успех! 
И… вот только не надо мне указывать на всякое благостное дерьмо! 

Пинк Флойд



Пазл тринадцатый



- Ваш пропуск!

- Простите… что?! 

- Ваш пропуск, пожалуйста!

Симона очнулась и… огляделась по сторонам. Включилась, так сказать, в окружающую действительность.

Вот же, как интересно получается! По ходу своих воспоминаний - обо всем случившемся там, в медчасти Учреждения - она уже дошагала до КПП. В смысле, до «первого шлюза». Первой двери, отделяющей территорию, подведомственную Учреждению, от прочих мест… Тех, про которые можно точно сказать, что они цивильные и без «жести».


Охранник смотрел на нее из-за стекла «дежурки» ничего не выражающим взглядом. Просто ждал. Значит, Симона «тормозит здесь» не так уж и долго. Уже хорошо.

Симона вынула свою карточку-пропуск и приложила его к прямоугольнику магнитного сканера. Дверь щелкнула – кстати, действительно, вовсе не так уж громко, как в той… медицинской части их конторы. Да, теперь можно проходить. В смысле, проходить дальше. До следующего шлюза… И еще до одного – да, всего три ступени барьеров на линии «вход-выход». Для надежности. Как говорится, «а вдруг…» 

Выйдя наружу, Симона отметила, что уже вечереет. Нет, до заката еще далеко, но солнце гораздо ниже, чем когда она выходила прогуляться  по Главной Аллее, и это значит…

Сколько же она ходила-бродила по закоулкам территории Учреждения, эдакой невменяемой сомнамбулой, погруженной в собственные свои… размышлизмы-воспоминанчики? Больше часа?

Однако… давно с нею такого не случалось. Вернее, никогда не случалось. Так будет точнее.

Нет, конечно же, не дело это, так выходить из нормального состояния! Так нельзя! Это попросту… непрофессионально!

Ну… Да, ей сегодня пришлось нелегко. В первый же день после отпуска… и столько всего! Мало того, что пришлось сходу даже не входить, а попросту вламываться «в колею» трудовых будней, так еще и работа на «длинную дистанцию» в конце дня привалила! И с кем! С той самой Надей Малоксиановой, благородной девочкой-тихоней, которую она в обычной ситуации пальцем бы не тронула! Да, прежде у нее на эту девочку просто рука бы не поднялась! 

Но… Что сделано, то сделано. И нечего об этом сожалеть. Тем более…

Тем более, что девочка сейчас находится в руках весьма достойного персонажа – между прочим, самой Капитолины Сергеевны Бельдюковой. Да-да, о ней, среди молодого поколения сотрудниц Учреждения, ходит масса анекдотов – с намеками на ее шизу, маразм и старческое мракобесие! Но… сегодня перед Симоной эта дама-ветеран раскрылась совсем с другой стороны! И она ей теперь обязана довериться полностью, и как воспитатель, несущий часть моральной ответственности за случившееся – очень небольшую, но все-таки! И как подчиненная ей по некой… неофициальной линии.

По линии особой, доверительной работы с Надей Малоксиановой. Работы, которую ей, Симоне, поручила эта самая госпожа Бельдюкова, как Член Тайного Совета – представитель некой организации, фактически структуры в «Структуре», секретной и особой. Верительных грамот, членского билета или хотя бы какого-то специального удостоверения по этому поводу Симоне никто не предъявил. Однако по ходу сегодняшней «экстраординарной» экзекуции, эта воистину легендарная личность делом доказала… Нет, вовсе не какие-то свои формально прописанные полномочия, предусмотренные в официальных бумагах. Скорее уж, те самые свойства характера и умения, которые определенно свидетельствовали о том, что она вовсе не простой медик, хотя и со стажем, но некто, кому все и всяческие ограничения и рамки не писаны ни кем, и ни в какой части. Именно таковы были истинные Старшие функционеры «Структуры» - те самые, имена которых поизносили с благоговением и придыханием в голосе! В общем, Симона ей безоговорочно поверила, и готова была исполнить порученное дело в точности так, как надо – то есть вполне успешно.

Она еще не знала, как именно ей следует приступить к этой самой работе, после первой неудачи, в попытке близкого контакта – предпринятой не в лучшее время, но так уж получилось! Но в конечном успехе Симона не сомневалась ни секунды!   

У нее хороший стимул. Ведь это все необходимо не только для госпожи Бельдюковой. Не только для «Структуры» - от имени которой та говорила с нею. И даже не для самой Симоны Евгеньевны Берг, воспитательницы Учреждения и младшего функционера «Структуры», получившего особый доверительный приказ от своей Старшей. Это надо… для Нади.

Забавно звучит, да? Ну… можно попытаться и пошутить… после всего того, что случилось. Может быть, и получится улыбнуться по этому поводу… чуточку позже, не сейчас. 

И, кстати, будем иметь в виду, что Капитолина Сергеевна – да-да, именно так, а вовсе не «Железная Капа»! – обещала привести девочку в порядок. Она – профессионал Высшей Пробы! Обещание свое она непременно сдержит. А значит, беспокоиться не о чем.

Кроме одного момента – небольшого, но на сей час весьма значимого. А именно, на что… В смысле, на какие шиши теперь ехать в сторону дома.

Дело в том, что Симона с утра сегодня не взяла машину. Оставила свой внедорожник на парковке. Просто… далеко было идти забирать. А в это утро она, откровенно говоря, немного… проспала. Поэтому торопилась и вызвала такси. Ну и…

Пра-а-авильно! Остаток денежных средств с ее платежной карты перекочевал на электронный счет водителя. О чем свидетельствовало пришедшее по этому поводу тогда же, утром, электронное сообщение. Там же был обозначен лимит ее платежеспособности в системе электронных платежей - чуть выше нуля.

Симона двинулась в сторону ближайшей остановки автобуса, на ходу роясь в карманах, в поисках мелочи на проезд. Унизительное состояние – для сотрудницы Учреждения, одетой в форму и только что покинувшей его территорию, желающей побыстрее вернуться домой и там уже привести себя в порядок. К примеру, прогуляться там, в городе, перед сном – в теплых прозрачных сумерках едва начавшейся осени. Прийти потом домой, а там уже… 

Глотнуть немного хорошего виски, привезенного из прошлого курортного вояжа и… расслабиться.

Получится… наверное. Там. Дома.

Но дом – это там. А Симона здесь. Между «там» и «здесь» пролегает определенное расстояние. Которое проходить своими ножками… можно, конечно же, но долго. Очень долго.

После тщательного обшаривания всех карманов, на ладони у нее собралось несколько монеток. Н-да… негусто… Нет, если сложить их с деньгами, оставшимися на электронной карте, то на проезд хватит. В принципе и в теории. Но в реальности, кондуктор провести такую странную операцию в один платеж вряд ли сможет…

Проблема…

Нет, можно вернуться обратно, в Учреждение и через некоторое время «упасть на хвост» кому-нибудь из своих коллег. Попросить подвезти. Не откажут.

Но ведь Симона не зря договаривалась с помощницей и высвободила себе остаток дня, чисто на привести себя в порядок. Знала, что «длинная дистанция» дастся ей нелегко… Хотя и понятия не имела, насколько это самое «нелегко» окажется воистину мучительным и тяжелым. И если она вернется обратно, это будет как-то уже… «некомильфо».

И что же теперь делать? Как попасть домой в отсутствие денег… которые, кстати, были ей обещаны… Да-да, примерно в районе шести чесов вечера! Ставрогина обещала, что ей обязательно заплатят!

Но их, этих денег, все еще нет…

Грусть-печально, однако, иттить по обочине шоссе в сторону автобусной остановки, не очень-то представляя, как ты оттуда будешь уезжать…

Одна надежда на то, что кто-то выедет за ворота, как говорится, «в город», и можно будет «проголосовать» на предмет «подбросить по-дружески». Тоже, между прочим, вариант!

Ее размышления прервала короткая мелодия пришедшего на ее мобильный телефонный аппарат текстового оповещения. Симона открыла его и…

О, радость-радость, нервная и долгожданная! Да-да-да! Money-money-money! В смысле, деньги-деньги-деньги! Те самые, обещанные! Тридцать тысяч зильберстоунов! Ура-ура-ура!

Все, как и обещала Ставрогина, спасибо ей за честность и щедрость – причем, именно в вопросах оплаты труда воспитателя! Все, с точностью до грошика, ровно тридцать тысяч «чистыми», безо всяких там вычетов!

Ну вот! Теперь, что называется, можно жить! Ибо есть на что!

Кстати, сообщение, оказывается, пришло не одно. Про денежки-серебренники, виртуальные и безналичные, это крайнее. А предыдущее вовсе о другом.

Ага… Оказывается, пока телефон был выключен, на него уже пытались позвонить. Оповещение о том, что ее номер набирала… Да-да! Та самая Светка-предательница! Как раз, вот именно из-за ее внезапного – и, наверняка, совершенно липового! – больничного, Симона и оказалась в ситуации срочного, можно сказать, незамедлительного исполнения экстраординарного наказания в отношении этой странной… очень странной девочки! 

Ну? И что же теперь делать Симоне с той, кто так внезапно  подставила - можно даже сказать, кинула ее, как под танк! - на эту… внезапную работенку? Которая, правда, оказалась весьма кстати!

Может быть, сейчас ей нужно отругать Светку за проявленную трусость? Или все же поблагодарить ее за то, что дала Симоне такую возможность - подзаработать деньжат на текущее проживание в местном социуме?

Они знают друг друга не первый год, давние подруги, вместе учились, вместе пришли служить в это самое Учреждение. Светка, пожалуй, единственная на свете, кто вправе обозначить Симону этим студенческим прозвищем, «Симка». Естественно, наедине, а не при девочках. И Симона на нее никогда не обижается.

Что же случилось? Почему Светка повела себя вот так вот странно? Совершенно непонятно.

Между прочим, этим утром, сразу же по выходу из кабинета начальницы Учреждения, Симона пыталась позвонить ей сама. Ну… просто чтобы уточнить возможные детали того, что случилось на прошлой неделе, когда она, Симона, отсутствовала в Учреждении - так, на всякий случай. В тот раз у нее ничего не вышло, телефон Светки был предусмотрительно выключен. Потом позвонить ей не было уже никакой возможности. Телефон Симоны догнал «хвостик» каких-то роуминговых платежей - из серии «Привет с Юга!» - и она ушла в минус. Ну, а теперь…

Она что, сама, внезапно, захотела с нею пообщаться и объясниться? С чего бы это?

Для начала… Симона пополнила свой телефонный счет. Привычные манипуляции с клавиатурой, отсылка сообщения по электронному платежу и… вот уже и результат!

Ура-ура! Теперь она на связи! В смысле, на связи «не только на прием». Можно и позвонить. Если нужно. 

Естественно, сумма, перечисленная ей на карточку, от этого несколько похудела. Но ведь деньги нужны именно для того, чтобы их тратить! В том числе и для такого… телефонного общения. Разве нет?

Симона нажала кнопку вызова. Из серии, а вдруг?

И теперь динамик откликнулся на это стандартное обращение к телефонной трубке адресата отнюдь не словами робота-автоответчика - о том, что абонент, к сожалению, в настоящее время недоступен. А вовсе даже наоборот, длинными гудками, определенно свидетельствующими о том, что адресат ее вызова проявился в виртуальном пространстве мобильной связи и даже, возможно, готов к какому-то осмысленному общению. Во всяком случае, теперь это было вовсе не исключено.

На пятом гудке абонент, наконец-то, соизволил откликнуться на ее вызов. Впрочем, голос предательницы звучал несколько мрачно и, в общем, не сулил, в плане общения, никакого позитива.

- Алло! – коротко и хмуро ответствовала адресат ее звонка.

- Ты… где? – поинтересовалась Симона. Ну, просто, чтобы начать разговор.

- Дома, где же еще, - ответила Светка. Как будто сказала нечто само собою разумеющееся, непонятное или же недоступное только и исключительно для особо тупых, из числа слаборазвитых – ее, между прочим, Светки, любимая фраза!

- Сбежала? – спросила Симона. Не то, чтобы очень жестким тоном, но… в общем и целом, не без намека на таковой. 

- Да, - не стала отрицать ее собеседница. И добавила нечто странное:
- Но это теперь совершенно не важно. Меня подменит Вера, я с нею договорилась, она сразу же все поняла. Если тебе интересно, когда я вернусь, то я не знаю ответа на этот вопрос. Нескоро, это уж точно… Возможно, что и никогда.

- Почему? – сказать, что Симона была ошарашена, это не сказать ничего! – Это что… все из-за той девочки? Из-за Нади Малоксиановой?

- Из-за нее? - как-то задумчиво, скорее даже вопросительно протянула Светка. И, вздохнув, продолжила:
– Да нет. Скорее уж, из-за Ставрогиной. А может быть… из-за всех нас.

- Почему? – Симона как-то сразу же сбавила свой напор. У нее, почему-то, екнуло сердце. Непонятно, отчего именно…

- Потому что мерзость, - тихо и зло произнесла ее подруга.

- Что… мерзость? – уточнила Симона. Ей, отчего-то, стало нехорошо.

- Все – мерзость, - пояснила Светка. – Понимаешь, Симка… Все, чем мы занимаемся… там. Все, чем занималась я… ты… Все, кто там… трудится.

Крайнее слово фразы она выделила насмешливой интонацией.

- Ну, это иногда и вправду, не слишком-то красивая… работа, - почти согласилась с нею Симона, вспомнив… сегодняшнее. А после вздохнула и добавила:
- Но ведь и этим тоже кто-то должен заниматься…

- Не я. И не этим, - сказала, как отрезала ее собеседница. – Прости, но мне… В четверг мне все стало ясно. Знаешь… Бывает такое странное состояние, когда расклад становится виден точно и однозначно, с такой… кристальной ясностью. Я все поняла и… теперь я больше этим заниматься не буду. Это мой выбор, я его сделала. И я ни о чем не жалею.

- Почему? – Симона снова задала этот вопрос. Сейчас у нее на душе было уже как-то… тревожно, что ли…

- Мерзость – есть мерзость, - жестко ответила Светка. – Если не знаешь чего-то, не знаешь суть всей этой заразы… Можешь этим заниматься и считать себя честным человеком… Или, хотя бы просто… человеком.  А если знаешь и осознанно выбираешь это… Тогда ты сама становишься тварью, которой лучше бы и вовсе не рождаться на свет. Извини, но я поняла… узнала суть. И я ухожу.

- Бросаешь? – Симона попыталась произнести это слово как можно более насмешливым тоном. Получилось не очень. И она добавила пару фраз, уточняя-разъясняя вопрос:
- Хочешь остаться «чистенькой», да? Чтобы Вера за тебя все это разгребала? 

- Если ты про мою группу, то… Вера справится лучше меня, - ответила Светка-предательница. И добавила несколько насмешливым тоном:
– Но ты не переживай, они обязательно кого-нибудь найдут на мое место… столь внезапно ставшее вакантным. Говорят, резерв Минюста, по нашему Учреждению, обширный. Причем, более чем…

- И тебе совсем не жалко твоих девчонок? – продолжила свой телефонный допрос Симона. – Им же могут подсунуть на руководство… Ой-ой-ой, каких своеобразных персонажей! Устроят им прессинг, по принципу «новой метлы», всей группе! И тогда девчонки твои, бедняжки… Да они волком взвоют! И помянут тебя… нехорошим словом!

- Возможно, - Симоне показалось, что невидимая собеседница, чьи манеры и повадки ей хорошо знакомы, сейчас как-то безразлично пожала плечами. – Тогда у них будет шанс… поступить так, как поступила Надя. Я сделала свой выбор, а они… Возможно, сделают свой. И что-то изменится. Каждый делает то, что может. Лично я могу только уйти… И дать возможность выбора всем остальным.

- Какого выбора? – Симона нахмурилась. По ходу этого неприятного разговора, тяжесть на душе у нее ничуть не стала легче, а совсем даже наоборот. – Ты хотела, чтобы все девчонки вели себя, в общении с нами, в точности так, как Малоксианова? Ты соображаешь, что будет, если они и впрямь выберут такой вариант своего… поведения?

- Кто его знает… - фраза, произнесенная Светкой кажется бредовой… Нет, не так. Находящейся где-то далеко… далеко за гранью бреда! А уж продолжение ее спича… - Если бы все мы чуточку менее терпели всяческую мерзость, все было бы не так уж… погано!

- Ну, знаешь! – прямо возмутилась ее мыслями Симона. – Мы это… мы! А им такой воли давать никак уж нельзя! Еще чего!

- Возможно, это и повлекло бы некоторые… проблемы, - почти согласилась с нею ее собеседница – явно замороченная всей этой бредово-странной ситуацией и потому, наверняка, совершенно далекая от всяких признаков адекватности у себя в мозгах! – Но если бы каждый на своем месте сопротивлялся всяческому злу – тому, с которым мы, фактически, смирились и приняли это все за норму! Да, это помогло бы разрешить куда больше проблем исходных мерзостей нашего… бытия…

Крайнее слово своего спича, Светка-предательница обозначила такой… презрительной интонацией. Как будто это самое «бытие» для нее сейчас значит совсем немного.

Бред… Бред… Бред… Такого не может быть. Не должно быть… Никогда…

Светик-Светочка! Очнись!
К нам мозгами повернись!
По-жа-луй-ста!

Так сейчас подумала Симона. Но вслух она все-таки сказала другое - хотя и близкое к теме этих ее размышлений по поводу поведения своей подруги и сослуживицы.

- Ну что же, моя дорогая… Ежели ты выбрала больничный, то тогда просто… спи-отдыхай! Тоже вариант… благовидного поведения. Проспишься, успокоишься – перестанешь нервничать на пустом месте… И, может быть, поумнеешь…

Сказав это, она вздохнула и дополнила фразу словами, очевидно-понятными именно и только ей одной:
- Да и здесь к тому времени все… успокоится.

Зря она это сказала, ой зря… Просто Светка сразу же насторожилась и… внезапно начала задавать вопросы. Неудобные и очень неприятные. Те, на которые… ой, как непросто отвечать.

- Симка, скажи… - голос собеседницы в динамике телефона зазвучал… неуверенно и с какой-то надеждой. Странная интонация! – А что там с этой девочкой? С Надей?

- Да ничего, - Симона пожала плечами – как будто предательница могла сейчас это увидеть. – Жива, здорова. Ну… почти.

- Почти… - упавшим голосом произнесла Светка…

Далее последовала пауза – можно было сосчитать до десяти, причем эдак… неторопливо. После которой, последовал вопрос. Жестокий и… нежелательный. Крайне нежелательный. В этом конкретном случае.

- Ее… все-таки наказали, да?

- Да, - подтвердила Симона. И тут же уточнила:
- Но ты не волнуйся. Ничего страшного. С нею все… в порядке.

- Тебе… Вера сказала? – кажется, предательницу все-таки волнует тот факт, что в ее группе произошло ЧП! Надо же! Небось, совесть заела?

Естественно, Симона не рискнула «переводить стрелки». Просто, чтобы не усугублять. Так что, вместо того, чтобы задать тот самый вопрос - мысленно уже сформулированный! – она попыталась дать условный ответ на уже заданный. Ну и… хоть как-то его закамуфлировать. Если получится.

- Я знаю, - она попыталась восполнить умолчание об источнике своей информации уверенной интонацией. – Не переживай. Все уже закончилось. Она в изоляторе… под наблюдением. Проблем нет. Можешь возвращаться, тебя никто не заставит ее вновь… наказывать.

- Обошлись без меня, - как-то растерянно усмехнулась ее собеседница на том конце телефонного моста. – Ну… да, чего еще было ожидать…

Симона сочла благоразумным не отвечать на ее резковатый намек-пассаж и промолчала. Впрочем, после очередного многозначительного вздоха, Светка – вот ведь, зараза! - продолжила свои расспросы о произошедшем в ее отсутствие. Более того, она двинулась в очень неудобном направлении - самом неприятном! - держа курс своего словесного прессинга прямо в ту самую точку, где вполне можно было достичь ответов, прямо изобличающих исполнительницу того самого… наказания.

- Симка, скажи мне, Вера… Она ведь так и не стала этого делать, ведь так?

Сама интонация вопроса выражала нечто странное – надежду на то, что Вера Плотницкая, растерев в пыль всевозможные Инструкции и Правила субординации с вышестоящими лицами – ну, или же просто плюнув на них! - откажется исполнять прямое и недвусмысленное распоряжение Начальства! В принципе, бредовую надежду, совершенно бессмысленную… Если, конечно, не знать того, как все обернулось на самом деле.

И еще. В словах невидимой собеседницы звучала явная готовность презирать до конца жизни свою подругу, если только она рискнет проявить хоть какое-то несоответствие ее, Светки, ожиданиям.

Н-да… Однако, сие отношение, весьма далекое от позитива, вполне теперь могло быть повернуто супротив Симоны. И это было бы, откровенно говоря, весьма неприятно.

- Вера… этого не делала, - Симона сказала чистую правду, хотя и не столь уж уверенным тоном. Просто, в надежде на то, что предательница не станет копаться глубже в этом скользком и неприятном вопросе… и ограничится твердым знанием того самого факта, что ближайшая из возможных кандидатов на замещение вакантной должности исполнительницы того самого наказания оказалась и вовсе не при делах.

- А кого же… - Светка на секунду замолчала, и Симона на секунду подумала, что та остановится… замолчит… заткнется, наконец, в своем совершенно неуместном правдоискательстве.

Зря.

Предательница-правдоискательница снова вздохнула и… задала вопрос, который, увы, не мог уже остаться без ответа. Точного и однозначного.

- Симка, скажи, кого же Ставрогина все-таки подписала на это дело? Ну… мне просто интересно. Так… напоследок.

- Варвара Петровна выбрала человека, который вовсе не был связан со всей этой… некрасивой ситуацией, - Симона максимально акцентировала обозначение их общей Начальницы - прямо выделила его, вот так вот, интонационно. Дескать, это было решение Вышестоящей, а вовсе не той, кому был отдан тот самый приказ. – Того, кто не был бы возмущен поступком Малоксиановой и провел бы наказание максимально… объективно.

- И кого же? – голос Светки звучал почти спокойно. Но за спокойствием этим скрывалось странное напряжение.

- Варвара Петровна обратилась ко мне, - Симона, наконец-то решилась сказать ей всю правду. Будь что будет! В конце-то концов, лично она уж никак не виновата в том, что Светка «задинамила» свои непосредственные служебные обязанности! Да, неприятные, но все-таки… свои! – Она рассказала про все случившееся и… приказала мне действовать так, как положено. Согласно Регламенту. 

- Симка… и ты что… согласилась на это? – голос предательницы дрогнул.

- Да, - уверенным тоном подтвердила Симона. И далее пояснила свою позицию, ибо ей это, почему-то, показалось важным:
- Мне поручили это дело, и я посчитала возможным… да, применить к Малоксиановой определенное ей наказание. А что ты думала? Что твой отказ это сделать на что-то всерьез повлияет? Разумеется, я должна была это исполнить. Потому, что мне было поручено… Да и просто потому, что она неправа! Я… должна была наказать ее, так, чтобы она, наконец-то, поняла, что не имеет права распускать руки в отношении представителя Администрации, - это слово она многозначительно выделила в своей речи. - Не волнуйся, я была достаточно корректна. Постаралась обойтись с нею не слишком сурово.

- Значит, не до потери пульса, а просто до крови… - на той стороне телефонного вызова послышался смешок. Такого… горького рода.

Далее был еще один вздох. Тяжелый, полный досады и огорчения – эмоций, совершенно непонятных Симоне. Ну… в контексте всего произошедшего.

- И ты… смогла поднять на нее руку? – голос Светки даже не вопрошал. Скорее, констатировал факт. Несомненный и… печальный. Для нее.

- Да, - совершенно спокойно, уверенным голосом ответила Симона. И сразу же, немедленно, уточнила-разъяснила совершенное ею:
- Только не руку, а лозу. Извини, но ей определили розги. Сто ударов. Меньше, увы, за все те фортеля, что она себе позволила, дать ей никак уж было нельзя. Просто невозможно. Сто розог за такое - самый минимум! Поверь, мне это было очень неприятно… Но что уж тут поделаешь, таковы Правила, ты сама это знаешь… И я надеюсь, ты понимаешь меня. Кто-то из нас должен был это сделать. Имей в виду, вместо меня могли назначить кого-то из тех, кто желал ее крови, и кто мог излупцевать ее до полусмерти! А я… Я постаралась смягчить… насколько это было возможно, конечно же. Так что… я сделала все, что могла, именно для нее!

- Ох, и сука же ты, Симка... – тихо произнес голос ее  подруги (теперь уже бывшей подруги!). – Такую девчонку загубила...

- Я никого не загубила! – заорала в ярости Симона. – Я... Я просто надлежаще наказала провинившуюся! С положенной строгостью! И, между прочим, она сама… Да, она сама сделала свой выбор! И сама во всем виновата! 

- Прощай, - тихо ответили на том конце телефонного звонка, и в трубке послышались короткие гудки.

- Сволочь! – выругалась Симона. – Все настроение мне испортила! Сама ты сука!

Сильнее ругаться она уже не стала. Бесполезно. Ладно, хоть не дошла до остановки и никто не слышал.

Странно, однако, теперь ее прежнее стремление немедленно пойти и потратить премиальные 30 «косарей», куда-то улетучилось. И даже желания прогуляться перед сном не возникло. Сейчас ей хотелось совсем другого.

Ей почему-то захотелось очень быстро вернуться в Учреждение и повидать ту самую девочку, которая сейчас отлеживается в изоляторе.

Нет, не для того, чтобы как-то всерьез извиниться за случившееся там… между ними. Если смотреть объективно – а Симона, всегда объективна, и никак иначе! – в этой ситуации, в принципе, не было видно ни причин, ни поводов к извинениям. Она ведь все сделала согласно Регламенту… и даже несколько мягче, чем следовало! Если смотреть на ситуацию объективно, она поступила с девочкой очень гуманно. Профессионально. Строго, но без излишней жестокости. Точно так, как ей указала начальница. За что, собственно, ее только что и премировали. Тридцать тысяч «зильберстоунов» уже на счету, значит... все было сделано правильно!

И все же что-то не так. Сердце у Симоны почему-то не на месте. То ли после этого дрянного разговора... То ли от того, что охранницы, которых она встретила тогда, на выходе из медицинской части, как-то странно на нее поглядывали. Поздоровались с нею преувеличенно вежливо. И даже как-то чересчур аккуратно посторонились, когда она проходила мимо.

Они что, тоже ее осуждают? Но за что? Ведь все законно и справедливо! Нельзя позволять воспитанницам совершать такие глупости! Наказание должно быть строгим и неотвратимым. Она все сделала правильно. Начальство ее официально поблагодарило.

Может быть, завидуют? Ну, тому, что Ставрогина, начальник Учреждения так ее выделила, поручив ей разрешение столь сложной… столь запутанной ситуации?

Да, наверное!

И все же, ей зачем-то нужно, очень нужно срочно увидеться с этой странной девочкой. Ну, не извиниться, конечно же… а просто еще раз поговорить.

Да, Ставрогина просила провести эту беседу завтра, но все же... Симона откуда-то точно знает, что эта работа должна быть проведена именно сегодня, именно сейчас!

Прошло уже больше двух часов, с того момента, как она закончила экзекуцию и передала наказанную девочку в руки врача, там, в «Тупичке». При исполнении наказания Симона была предельно аккуратна. Воспитанница во время «экстраординарного» наказания не потеряла сознания, и вообще все прошло достаточно гладко. Ну, если, конечно же, допустимо так выражаться.

Врач… В надежности медицинских предписаний госпожи Бельдюковой Симона более чем уверена. А значит, там все нормально! Девочка, наверняка, уже немного успокоилась, и с нею можно будет серьезно поговорить. Спокойно, доброжелательно. С позиции мягкой и бесспорной силы. Той самой силы, которая, условно говоря, только что победила ее, Малоксиановой, серьезный проступок. 

Да, она, Симона Евгеньевна Берг, очень хочет сейчас, немедленно провести с нею, с Надей Малоксиановой, так сказать, конечный психологический тренинг-контроль. Объяснить этой странной девочке, что она, Надежда Малоксианова, была, в общем и целом, совершенно неправа. Но теперь, после наказания, ее, несомненно, простили. И она сможет, по окончании срока пребывания в Учреждении, стать вполне нормальным гражданином Страны. Вернуться в «высшую» касту. Учиться и работать, так сказать, «на благо социума»… А может быть и непосредственно, на благо «Структуры».   

Ну, а кроме того… Возможно, ей снова удастся напомнить этой странной девочке о том самом предложении дружества. Со стороны Симоны и… со стороны той самой «Структуры», которой она, Симона, служит. Нет-нет, она не расскажет Наде обо всех обстоятельствах, связанных с ее наказанием, о том, какого мнения о личности этой воспитанницы осталась ее лечащий Врач, Капитолина Сергеевна… Это пока еще тайна! Но, общаясь с девочкой, она, Симона, четко обозначит свою готовность впредь помогать ей, все время, пока девочка будет находиться в Учреждении! Слово воспитательницы твердо!

В общем, у Симоны найдется, о чем с нею поговорить. Кстати, надо будет действительно, подумать о систематическом применении такого финального разговора, «посленаказательного» нравоучительного общения «экзекутора» и «жертвы» (термины, естественно, условны!), как варианта психологической работы по предотвращению рецидива подобных проступков и наставления провинившейся. Имеет смысл написать на эту тему статью. Или сделать сообщение на очередном педагогическом семинаре, естественно, сославшись на идею Ставрогиной! Начальнице, право, будет приятно, что ее совет не пропал даром. Да и в отчет можно внести особый пункт. Все повод для премиальных начислений!

Симона шла обратно. Сначала неторопливо, потом ускоряясь, все быстрее и быстрее. И под конец, почему-то, очень торопливым шагом, почти что бегом.

Как будто, она боялась опоздать. Хотя, как и куда можно опоздать, если девочка содержится в изоляторе, под круглосуточным наблюдением? Но она, почему-то, все-таки торопилась... 

Когда Симона подошла к тому самому забору, что отделял медицинскую часть от прочей территории Учреждения, вечер уже играл вокруг традиционными красками. В том смысле, что заходящее солнце окрасило своими лучами стены медицинского комплекса в эдакий багрянец. Резкие синеватые тени, обрисовывавшие углы основного здания, затененные, как бы теряющиеся в слабеющем свете вечернего светила, постройки хозяйственного и, возможно, иного какого-то назначения, расположенные вокруг него… Теперь все это смотрелось красиво, загадочно и… жутковато.

Особенно для той, у кого и без того сердце было уже не на месте…

Молодая женщина замерла, остановилась, наблюдая всю эту… цветень-красотень, назакатную. Потом
 вдохнула… Выдохнула… И решительным шагом направилась к вратам этого самого… медицинского здания.

Снова пропуск, вопросы, проверки… И потом все эти… двери… двери… двери… Шипящие-змеиные, разделяющие местное пространство на части и блокирующие проход любому подозрительному.

К счастью, доступ у Симоны полный и неограниченный – как минимум, на одни сутки, может больше… Она ведь так и не посмотрела содержание всех пунктов того самого распоряжения, из-за которого оказалась здесь после основной части учебного дня своей группы! Но там, по смыслу, вроде бы, предполагалась работа и назавтра – тот самый контрольный контакт с наказанной девочкой, по части разъяснительных разговоров и прочего полезного для ее вразумления.

Впрочем, Симона вовсе и не против прийти сюда еще и завтра… Только чтобы увидеть Надю… Чтобы удостовериться в том, что с нею все хорошо, что с нею все нормально…

Вперед… Вперед… Вот… экзекуторская. Раздраженный взгляд в сторону этой двери, и движемся дальше… Вот они последние сдвижные ворота… И финальный отрезок пути до того самого «Тупичка».

Прикладываем пропуск-карточку. Дверной замок открывается. Поворачиваем ручку, открываем дверь, и… Входим внутрь - уже второй раз подряд, за несколько часов послеобеденного времени. Так обычно не бывает, но… случилось.

Да, Симона редко когда имела случай наблюдать эмоцию категории «недоумение» на лице немолодой уже женщины. А уж довести до состояния крайнего удивления саму госпожу Бельдюкову… Об этом она даже мечтать не могла!

Не мечтала. Но удивила. Так уж вышло.

- Что случилось, Симона Евгеньевна? – спросила дежурный медик, чья смена – дежурство, протяженностью в половину суток! - заканчивалась еще через час с лишним. – Вы хотели согласовать со мною план работы по Малоксиановой? Или же…

Она сделала отрицающий жест – причем обеими руками сразу.

- Нет-нет! – воскликнула она. – Вот только не говорите мне, что наша с Вами подопечная начала резвиться на воле в прежнем своем бесшабашном стиле и уже успела влезть еще в какие-то приключения! Хватит с нас уже ее глупостей! Сколько можно!

- Что?!

Симона не воскликнула – скорее уж прошептала это вопросительное слово особым, восклицающим шепотом. Просто потому, что настала ее очередь войти… в крайнюю степень удивления. 

Тихо-тихо… Спокойно-спокойно… Это все глюки-заколюки - прыгают и бегают, из лобной доли да в мозжечок, через височную часть головушки нашей бедной… и сразу обратно. Или, возможно, тебе послышалось. Или же просто… госпожа Бельдюкова неудачно пошутила. Бывают же и у Старших функционеров «Структуры» неудачные дни… для юмора.

«Спокойствие! Только спокойствие!»

Так, кажется, говорил один мелкий пакостник из Швеции. Толстый, рыжий, неряшливый и с пропеллером…   

Нужно собраться. С голосом, волей и, возможно, чувством юмора. И задать вопрос. Один, ключевой и, по возможности, точный. И звучит этот вопрос в точности так:
- Капитолина Сергеевна, можно мне переговорить с Надей? С Надеждой Малоксиановой?

Поправка имени обозначает нечто вроде намека на вполне официальный характер этого самого вопроса. Ну… чтобы обозначить завершение балаганчика пошутеек. Если таковые имеют место быть. 

В ответ, дежурный медик только пожимает плечами.

- Понятия не имею, - произносит она. – Как медик, я не вижу к тому никаких противопоказаний. А вот с психологической точки зрения, не факт, что это будет так уж уместно. Во всяком случае, Ваша подруга может высказать свои возражения – по поводу второй за сегодня встречи ее воспитанницы с Вами… И ее можно понять – сегодняшнее Ваше с ней общение носило, так сказать, чрезмерно экспрессивный характер. Но, в любом случае, этот вопрос сейчас вне моей компетенции. Вы уж сами там с нею договаривайтесь!

Кажется, на лице Симоны было обозначено сейчас нечто вроде потрясения… Ну, или что-то в этом роде. Госпожа Бельдюкова даже встревожилась.

- Эй, Симона, дорогая Вы моя! – воскликнула она. – Да не тревожьтесь Вы так! Пустит она Вас к нашей девочке. Не сегодня, так завтра! Возможно, это и к лучшему. А Вы… езжайте-ка домой! Прогуляйтесь перед сном, чтобы развеяться… Можно перед сном, как говорится, «принять на грудь» чего-нибудь крепкого. Но, ложась спать, непременно сформулируйте себе линию поведения в отношении этой девочки. Переспите с этой проблемой и возможно, утром у Вас уже будет четкое решение, как с нею работать дальше! Я дело говорю!

- Простите… А причем здесь какая-то моя подруга? - Симона произнесла эти слова медленно и внушительно – так, что даже ее многоопытная собеседница как-то посерьезнела лицом своим. И тогда молодая женщина продолжила:
- Кого Вы имеете в виду? Светлану? Так она на больничном. И выходить не собирается. Я с нею недавно разговаривала.

О том, что Светка-предательница ей теперь больше и не подруга вовсе, Симона говорить не стала. Это было не так уж принципиально – особенно на фоне прочего, важного и непонятного.

- Да нет, я, в общем-то, про другую Вашу подругу, - улыбнулась ей в ответ дежурный медик. – В этот раз подменным воспитателем для группы, где учится Надя, определена Вера Плотницкая. Да-да, та самая… юмористка!

И, глядя на все еще недоуменное выражение лица Симоны, она добавила:
- Да не волнуйтесь Вы за нее, так-то уж! У меня нет никаких комплексов перед подобными «записными острословами»! Сколько я их повидала за свою жизнь… Полноте! Если на всех обижаться… Да на это никаких нервов не хватит! Пускай она и дальше шалит, и рассказывает обо мне анекдоты, я вовсе не против!

- За нее я и не собиралась волноваться, - Симона, наконец-то, решила обозначить ситуацию жестко и однозначно. Да, хватит уже этих двусмысленностей! – Меня интересует один вопрос. Где Надя?

- В смысле, где? – брови дамы-медика взлетели над оправой очков – У себя в группе. Под контролем Плотницкой. Она теперь отвечает за группу Новицкой. Она и позаботится теперь о нашей девочке. В той… непростой ситуации она выразила Наде явную симпатию. Так что, нам с Вами беспокоиться нет никакой нужды. Уж она-то ее точно не обидит, никогда и ничем! Все в порядке, расслабьтесь!

- А… почему она не здесь? – удивление в голосе воспитательницы, похоже, достигло своего апогея.

- Потому что, я ее отпустила, - госпожа Бельдюкова произнесла нечто невероятное. А потом дополнила это все невозможным:
- Согласовала этот вопрос с Плотницкой, получила от нее все возможные заверения, насчет обеспечения нашей девочке надлежащего ухода и… отправила ее к ней!

«Что за е….ская история! - пронеслось в голове Симоны кое-что словесное и весьма нецензурное. – Она что, окончательно е……сь, на старости-то лет?»

Видимо, некий оттенок всех этих мысленных нецензурностей отразился на лице молодой воспитательницы. Во всяком случае, дама-ветеран вышла из-за стола и почти что силой усадила молодую женщину рядом с собой – на соседний стул, в точности так, как и прежде.

Да, все так же, как и было в предыдущие два раза. Такое вот, гребаное дежа-вю… Вот только повод для такого общения теперь более чем странный.

- Симона, Вы что, не поняли? – голос дежурного медика звучит теперь явным сочувствием. – Я отпустила нашу девочку. Выписала все необходимые бумаги. Она сложила их в папочку – у меня есть несколько резервных, мне не жалко! Я собрала ей в отдельный пакет необходимые лекарства, а как же! Распечатала точный график-инструкцию по их применению, что за чем, в каком порядке… Да я буквально по часам там все расписала! И специально, своей рукой обозначила заперт… не только на какие бы то ни было наказания – телесные или какие другие… не суть! Я запретила ей и работать, и посещать занятия! Разрешила ей готовить домашние задания, но только в комнате, под присмотром кого-либо из девочек-дежурных. Указала режим прогулок – опять-таки, в сопровождении! И при малейшей усталости – постельный режим! Уверена, Вера, при всем своем специфическом «юморизме» не станет шутить с моими указаниями по лечению той девочки, которой лично она симпатизирует. Я знаю, что при голосовании по вопросу наказания Малоксиановой, она высказалась резко против! Так что, в вопросе обеспечения ее безопасности, я Вашей подруге доверяю целиком и полностью! Не бойтесь, дорогая моя, все с ней будет просто замечательно!

- Но она же… - Симона ошарашенно покачала головою. – Как же Вы не можете понять, она же еще не восстановилась! Обычно девочек после «экстраординарной» экзекуции оставляют в палате… не менее чем на сутки! Чтобы понаблюдать… А вдруг, что-то пойдет не так!

- Симона! – строго произнесла дама-медик. – Прекратите истерику! Что за детский сад!

Госпожа Бельдюкова снова взяла ее руки, обозначив «захват доверия». И начала свои объяснения спокойным и деловым тоном.

-  Кажется, я смешала Вам карты, - сочувственным голосом произнесла она. -  Вы, похоже, расчувствовались, решили, что виноваты перед этой девочкой и хотели сейчас… Ну, если не извиниться перед нею, то, хотя бы, удостовериться в том, что Ваша сегодняшняя работа с нею не принесла ей существенного вреда. Так?

- Да, - подтвердила Симона. И сразу же попыталась оправдаться:
– Но я… имею предписание от Ставрогиной… провести с девочкой контрольное общение…

- Запланированное назавтра, - напомнила ей дежурный медик. – Да-да! – сказала она, заметив, что молодая женщина хочет ей что-то возразить. – Я читала распоряжение, подписанное Варварой… Петровной. Там, по этому поводу, сказано именно насчет завтрашнего дня! Именно потому, что девочке нужно отдохнуть, прийти в себя… И Ваше лицо, раз уж она сегодня категорически отвергла Ваше дружество, вряд ли будет ей приятно. Дайте Вы ей возможность понять, что именно Вы для нее сделали! Уверена, Вера сама осмотрит ее, так сказать, ранения и объяснит бедняжке, что Вы были с нею более чем добры и внимательны! Поверьте, из уст воспитательницы, которая горой стояла за нее на педсовете, подобные утверждения будут куда более убедительны, чем с нашей стороны!   

- Это все так, - не стала спорить с нею Симона. – Но Надя… Разве она была уже в состоянии самостоятельно передвигаться?

- Ну… обычно наказанные девочки ревут в постели часа полтора-два, - пожала плечами дама-ветеран. – Им нравится себя жалеть и всячески выражать вселенскую скорбь по поводу своих страданий. В общем-то это… нормально!

Здесь она сделала короткую паузу, а потом как-то многозначительно подмигнула адресату своего спича.

- Но Вы не забывайте, дорогая моя, что их наказывают куда как строже, чем «прилетело» бедняжке Малоксиановой сегодня от Вашей, воистину легкой руки! – заявила она с откровенной улыбкой. – Вам показать видео результатов работы других воспитателей? Все эти… зареванные мордашки перепуганных девчонок, жаждущих «пожалейки», которые трясутся по дороге обратно, настолько, что их приходится почти что волочь на себе? И что творится у них на теле, после сотни розог, выданных по-настоящему, без жалости и снисхождения? Как медику приходится, прямо на входе в процедурную, успокаивать каждую такую страдалицу, а стоящая рядом воспитатель еще и делает при этом гневный фейс - как будто работала сейчас не с обычной несовершеннолетней девианткой, пускай и нагрешившей чрезмерно, а с неким Врагом Государства и Общества, жутким и страшным! Неужели Вы сами не понимаете, насколько Ваша работа с Малоксиановой отличается от обычного выполнения экзекуции такого вида?   

- Да, я старалась ее… не обидеть, - молодая воспитательница смутилась. – Но… этого оказалось мало… Слишком мало! И потом… Под конец, по возвращении сюда, ей ведь стало плохо! Я же видела!

- Как Вы думаете, моя дорогая, часто ли я приказываю воспитателям ассистировать при купировании последствий экзекуции? – дама-ветеран прищурилась.
 
- Не знаю… - честно ответила Симона. – А… как часто такое происходит?

- Вы – первая, кого я взяла в ассистенты по такому поводу! – торжественно заявила госпожа Бельдюкова. – Причины просты. Воспитательница, проводившая «экстраординарное» наказание ассоциируется у девчонки со свежей болью. Само присутствие экзекутора здесь, в процедурной, причиняет ей моральную травму - вплоть до истерики! Поэтому я обычно сразу же выставляю исполнительницу наказания восвояси! Как только она уложит девчонку ко мне на кушетку, я сразу же отправляю экзекутора писать отчет, прямо за мой компьютер! А здесь я всегда справляюсь сама! 

- Почему же Вы не отправили восвояси меня? – спросила Симона.

- Потому что девочка не боится Вас! – провозгласила ее Старшая. – Она… даже не вздрогнула, когда Вы касались ее, помогая мне с инъекциями! Она смотрела Вам прямо в глаза – и без гнева, заметьте! Это высшая степень доверия, которую я могу себе представить, в подобных ситуациях! Знайте, она запомнит Вас не только как источник боли, но и как ту, кто искренне пыталась ей помочь! И она ведь приняла эту помощь из Ваших рук! Не расплакалась при этом, не заистерила! Так что не сомневайтесь, Вы прошли тест на возможность взаимодействия с этой воспитанницей. Вы не ошиблись, это Ваша девочка и именно Вы будете ее вести! 

- Но ее состояние… - вздохнула молодая женщина. – Разве она могла идти… сама? А как же интоксикация… Боль в мышцах и на коже – там, сзади?

- Симона! – голос дамы-ветерана звучал сочувствием. – Вы забыли, что мы с Вами профессионалы? Вы, со своей стороны, сделали все, чтобы девочка пострадала по самому минимуму! И с точки зрения физики реализации наказания по телу, и в моральном смысле! Кроме того, Вы грамотно ее успокоили – там, в туалете, вдалеке от моих глаз! – и быстро доставили девочку сюда, ко мне. Мы подавили интоксикацию в самом ее начале. Проблем с этим почти что не возникло – мы действовали быстро и сообща! И мы справились! Что же касается прочего…

Она усмехнулась.

- Знаете, моя дорогая, - заявила медик, - после грамотного обезболивания… и прочего внятного лечения ее травм, эта девочка смогла подняться уже через час! Мои лечебные составы творят чудеса! Да эта девчонка могла бы плясать без последствий… но лучше все-таки, без нижнего белья…

Она усмехнулась этой своеобразной… шутке юмора. Из серии, «не для всех». 

Да, у медиков свое видение комических ситуаций. С их особой, профессиональной стороны.

- Не может быть… - пробормотала Симона. – Я же наказала ее… достаточно строго!

- Не спорю! - улыбнулась Капитолина Сергеевна. – Вы же профессионал. Да, следы у нее на теле... Знатные такие! Все эффектно и даже, по своему, красиво! Две недели «полосатости» девчонке гарантированы. И, в принципе, поделом! Будет знать, как вытворять такие глупости!

- Глупости... – Симона огорченно качает головою. – Все-таки не стоило ее отпускать. Даже под наблюдение подменной воспитательницы. Ведь Светлана Дмитриевна на бюллетене, – нейтрально обозначить предательницу Светку ей было трудно, но она сумела даже это! – Вера, как подменная воспитательница, всегда на высоте, но ей придется разрываться между двумя группами – своей и группой Новицкой. Все-таки… Вам стоило хотя бы сутки подержать ее здесь.

- Зачем? – удивилась ее собеседник-врач. – Какой смысл? Девочка здесь одна. Ей и поговорить по душам не с кем. А там... В общей спальне ей будет в моральном плане гораздо легче. Там уж у нее будет
 такая «группа поддержки»!

Она, наконец-то отпустила руки молодой собеседницы, как бы давая понять, что разговор подходит к концу. И вся эта странная история… тоже.

- Дорогая моя Симона! – сказала она с некоторым упреком в голосе своем. - Вы что же, все, небось, переживаете, что «строгача» ей дали?

- Ну... в общем, да... – Симона опустила глаза. – Вы правы, я пришла сюда, вовсе не для того, чтобы делать Наде моральное внушение. Мне действительно стыдно от того, что все вышло вот так вот… некрасиво! Захотелось ее морально поддержать, ну, чтобы не раскисла совсем. А то, Вы ведь видели, она была... нервная немного. Ну, и до наказания… Сопротивляться мне она не стала, но… От того, что ее наказывала именно я, девочке было очень плохо!

- Так уж вышло! – ее Старшая позволила себе сочувственный вздох. – Но Вы, Симона, не переживайте! Вы сделали все, что могли… и даже более того! Да и я тоже! Поверьте, уж нам с Вами просто не в чем себя упрекнуть!

- Насчет ее состояния… - снова начала Симона. Ее собеседница ожидаемо поморщилась, но воспитательница продолжила:
- Почему Вы позволили девочке идти самостоятельно? Не потребовали сопровождения? А вдруг, ей станет плохо? И Вера не справится?

- Если Надежде Малоксиановой станет плохо, Ваша подруга обязана мне позвонить, - твердо заявила женщина-медик. – Не вправе, а обязана! – подчеркнула она. – Я проконсультирую ее по телефону и прибуду незамедлительно! Надя моя пациентка, вне зависимости от того, находится ли она здесь, в медицинской части, или же переведена обратно в группу на особый, щадящий режим!

Она сделала многозначительную паузу и глянула на Симону сквозь очки достаточно сурово.

- Насчет причин ее перевода, - сказала она. – Их, собственно, несколько. Первая и главная из них, это то, что девочка, на момент выхода из медицинской части, чувствовала себя хорошо. Заметьте, - обратила она внимание собеседницы, - не удовлетворительно, а именно хорошо! Телесные повреждения, которые на ней имеют место быть, купированы и надлежаще обработаны. Обезболивание – максимальное из возможных. Именно для того, чтобы она смогла совершенно спокойно дойти куда следует. Сама. Это важно!

- Почему? – Симона нахмурилась.

Кажется, ее Старшая затеяла какой-то свой педагогический эксперимент. Без ее, Симоны, согласия. И это напрягало.

- Сколько дней девочка провела здесь, в «Тупичке»? – женщина-врач даже не спросила, именно осведомилась у Симоны, эдаким жестким тоном голоса.

- Э-э-э… С четверга… Получается… четверо суток? – воспитательница покачала головой.

- Безвылазно! – напомнила ее Старшая собеседница. – Прогулки для нее были запрещены, Вы это знаете! Обычно ведь как бывает? Девчонку доставляют сюда только для осмотра. Час, два… Потом ее уводят на «экстраординарную» экзекуцию. По возвращении… Ну, как Вы понимаете, девчонке уж точно не до прогулок! Именно потому, что то состояние, в котором они оказываются здесь, уже после наказания… Ну не идет ни в какое сравнение с тем воистину мягким вариантом, который мы с Вами организовали персонально для нее! Но перед этим… она торчала здесь, как корень, без свежего воздуха, без пространства! И я пошла ей навстречу.

- В смысле? – опешила Симона.

- Надя очень просила меня отпустить ее в группу под амбулаторное наблюдение. Я созвонилась с Верой… Вашей подругой. Да-да! Я выполнила просьбу воспитанницы, хотя вовсе не обязана была это делать! – подчеркнула дама-ветеран. – Я включила телефон на громкую связь и мы, втроем, все вместе, согласовали порядок действий. Плотницкая хотела прислать за ней кого-нибудь. Даже предлагала свое личное сопровождение – чуточку позже, поскольку там у нее был, как она выразилась, «завал, переворот и куча трэша». Надя, смеясь, говорила ей, что у нее все в порядке, и она ни в каком сопровождении не нуждается. Возьмет документы, лекарства и… доберется без проблем. Я поддержала этот вариант.

- Вы хотели, чтобы девочка приняла Ваше доверие, - понимающе кивнула головой Симона.

- Совершенно верно! – кивнула женщина-врач. – Моя логика проста. Наказание уже завершено. А значит, ограничения передвижения для воспитанницы вовсе не такие строгие, а вполне стандартные. Мы имеем право отправлять девочек, в рамках территории Учреждения, с разными заданиями и поручениями. Физически Надя вполне способна была пройти это небольшое расстояние – здесь метров триста, не больше! Я поручила ей добраться в группу, с двумя пакетами и папкой. Думаю, короткая прогулка для девочки, четверо суток находившейся в закрытом помещении – его, конечно же, проветривают, но это ведь ничего, по сути, не меняет! – очень полезна. К тому же, Плотницкая, в случае каких-либо осложнений ее самочувствия, обязана была мне позвонить. Но звонка нет… Значит, все в порядке!
 
- А она... точно была в порядке? – Симона все же была несколько обеспокоена состоянием той девочки, которую наказала каких-то два с половиной часа тому назад. – Ну, когда уходила? 

- В полном! – заверила ее Капитолина Сергеевна. – Я ей обработала там все полным комплектом, и с антисептиком, и с обезболиванием. Девочка полежала часок, а потом спокойно поднялась, оделась и даже не морщилась, когда ходила. Вот так!

- Странно... – озадаченно произнесла Симона, ожидавшая, что потрясенная воспитанница будет отходить от психологического шока минимум до утра.

- Не волнуйтесь, с нею все в порядке! – сказала ей врач самым уверенным тоном. - Наверняка, сейчас вокруг нее уже собралась целая толпа подружек! Я и лекарства ей с собою дала, что бы ей... Ну, смазали все, еще раз… Ну и перед сном, как положено, по графику! Между прочим, девчонкам полезно посмотреть, что бывает с такими... бунтарками! Глядишь, и задумаются, все польза!

- Она… не жаловалась? – уточнила воспитательница.

- На что же ей жаловаться, Симона? - вполне искренне удивилась начальница изолятора. – Да что Вы! Она даже улыбалась. Еще раз, говорю я Вам, Надя сама просила отпустить ее под амбулаторное наблюдение пораньше. Говорила, что она в порядке, чувствует себя хорошо. Представляете?

- Представляю, - глухо ответила Симона. Сердце ее как-то резко стукнуло. В горле появился странный комок. Она чуть кашлянула, чтобы его прогнать, чтобы не мешал говорить.

- Что с Вами, Симона? Уж не заболели ли Вы? – почти встревоженно, не то, что по поводу наказанной девочки, спросила врач. - С чего бы это? Вроде бы только что из отпуска, с курорта, все у Вас должно быть в порядке!

- Акклиматизация, после отпуска, - улыбнулась Симона. И, как бы вскользь, поинтересовалась:
- А… давно Малоксианова пошла к себе?

- Ну… пока мы согласовывали детали, пока я ее собирала на выход… Да, уже прошло минут сорок! – улыбнулась Капитолина Сергеевна. – А Вы что же это, все-таки пойдете к ней поговорить?

- Да, наверное, - смущенно отозвалась Симона.

Она встала и уже была готова уходить. Просто, какая-то странная нервная дрожь, мелкий зуд – даже не на коже, а, скорее, под кожей! – заставлял ее ощущать необходимость действовать – в точности так, как она решила!

- Ну, сходите, раз уж Вы такая чувствительная, успокойте свою совесть! – врач произнесла это с какой-то мягкой насмешкой. И добавила. – А вообще… Зря Вы так резко на все это… реагируете. Вот в прежние времена, когда девчонок так драли почти каждую неделю, никто из воспитательниц даже не переживал. А Вы... Эх, молодежь!

- А... – Симона как-то странно и почти неприязненно посмотрела на нее. – То что я с нею сделала... Это вообще, нормально? Ну, по «прежним» меркам?

- Очень даже нормально! – одобрила врач. – Ни одного серьезного «косячка», почти без просечек! Ну... Так немножко крови, но... Нет-нет, очень, очень профессиональная работа! Вам ведь, небось, и премию уже выписали?

Да, - кивнула Симона. Ей, почему-то стало теперь неприятно разговаривать с этой «старорежимной» дамой, которая в течение этого дня показала ей свою… многогранность – воистину невероятную! Однако сейчас, кажется, госпожа Бельдюкова снова ударилась в некую ностальгию по «прежним строгим временам». И теперь воспитательнице очень не хотелось задерживаться здесь у нее, в «Тупичке», даже на минуту.

Странное это было ощущение. Как будто она, Симона опаздывает. Именно на встречу с той самой девочкой, которая, по словам врача, мало того, что была в нормальном состоянии, после весьма сурового наказания - ну, конечно же, относительно нормальном! – так еще и сама вернулась в свой корпус под наблюдение Веры Плотницкой!   

- Очень правильно! – одобрила действия Администрации дама-врач. – И не переживайте, моя дорогая! Еще раз говорю Вам, что Малоксианову я осмотрела, провела обработку, все как полагается. Все с ней нормально. Поэтому я с чистой совестью выписала ее под амбулаторное наблюдение. Естественно, с ограничением по учебной и трудовой нагрузке. Сегодня-завтра отлежится в компании подружек, а дальше пойдет на учебу. Все в порядке.

- Хорошо, - Симона уже была готова, наплевав на все приличия, просто развернуться и уйти. К счастью, разговорчивая врач уже, похоже, готова была ее «отпустить на покаяние». Шутка.

- Ну, идите, счастливо! – напутствовала ее несколько навязчивая и многословная собеседница, которой, наверняка, под конец дежурства, стало просто немного скучно.

- Счастливо, - откликнулась Симона.

Она повернулась и быстро пошла по коридору в сторону выхода. И услышала вослед:
- Но если Ваша подруга будет против, Вы не настаивайте! Помните, работать с девочкой нужно аккуратно, и не форсируя событий! Успехов!

- Хорошо! – это слово Симона произнесла, даже не обернувшись.

Она торопилась.