Пазл четырнадцатый

Обман и сила — вот орудие злых.

Данте Алигьери



Пазл четырнадцатый

...Войдя с улицы в спальный корпус, Симона жестом дала знать девочке-дежурной, вскочившей и вытянувшейся перед ней по стойке «смирно», с каким-то страхом или даже трепетом в глазах, что нет нужды в излишних церемониях. Ей всего-то и нужно, повидать Веру Ивановну. Девочка кивнула, выкликнула кого-то из девочек, оказавшихся, судя по всему, чуть подальше, в коридоре. Явившаяся на зов ученица взглянула на Симону как-то странно, тоже чуть ли не с ужасом, вся подтянулась, встала прямо, ну, как для официального приветствия. Симона снова небрежно махнула рукой. Дескать, лишнее.

Ее, однако, немного удивило такое внимание. Не то, чтобы понравилось... Просто, раньше девочки веди с нею себя чуть небрежно, «не по Уставу». А сейчас с таким... сугубым уважением. Или страхом?

Ну, конечно же, здесь наверняка уже все знают - кто конкретно из воспитателей проводил экстраординарное сечение Малоксиановой. Это же ее группа!

Ну что же... страх перед воспитательницей это нормально. Немного непривычно, конечно... Но, наверное, излишний либерализм тоже ни к чему. Пусть немножко побоятся. Это ненадолго. Когда Малоксианова снова выйдет на учебу, они все позабудут. А если и не забудут... Ну, значит, при встрече, будут оказывать ей, Симоне, знаки почтения и дальше. Тоже приятно… в каком-то смысле!

Вера Ивановна Плотницкая, нынешняя воспитательница группы - временно, на период отсутствия симулянтки-предательницы Светки, принявшая на себя ее обязанности - вышла к ней сама. Она жестом приказала дежурной присаживаться за столик - та всю дорогу так и стояла перед Симоной по стойке «смирно» - а сама, кивнув гостье, сухо сказала «Пойдемте». И повернулась, молчаливо предлагая Симоне идти вслед за ней. Та, уже изрядно удивленная, прошла в коридор.

Конечно же, Вера здесь не то чтобы совсем уж на «птичьих правах» - все-таки, она воспитатель «на подмене». Ее собственная группа располагается в этом же корпусе, только этажом выше. Она оставила ее на помощницу - так же как и Симона! - и сейчас временно пользуется кабинетом Новицкой.

Прямо. Поворот направо. Снова прямо, снова направо... Наконец, они у дверей кабинета воспитательницы. Плотницкая отмыкает дверной замок своей персональной карточкой «подменной» воспитательницы, открывает дверь и указывает Симоне, что она может войти. По-прежнему молча.

Странно. Раньше Вера Ивановна – для Симоны просто Вера и «на ты», причем, всегда, с самого первого дня их знакомства! - приятная худощавая брюнетка, возрастом чуть старше самой Симоны, уже успела бы поделиться с нею новостями, поинтересовалась бы впечатлениями о курортном времяпрепровождении и прочем. Но сейчас она молчит. Неужели...

Нет, ну а чего же ты хотела? Ведь Капитолина Сергеевна Бельдюкова четко и однозначно предупредила тебя о том, что все будет… непросто! Она же сказала тебе, что Вера Плотницкая горой стояла за Надю Малоксианову, на том самом педсовете, где решался вопрос о сегодняшнем экстраординарном наказании этой самой воспитанницы. При таком раскладе, ее отчуждение, недовольство и даже явная личная неприязнь, становятся более чем понятны! И это все осложняет, весьма и весьма.

И все-таки, Симона без колебаний вошла в этот кабинет – бывший кабинет подруги-предательницы Светки Новицкой. Вошла и прошла к столу. Уселась на привычное место – это стул на колесиках, офисно-компьютерного стиля, с подголовником, но без подлокотников, расположенный справа через стол от главного кресла, в точности так, как в те времена, когда здесь заправляла жизнью и бытом предыдущая владелица – и даже в непринужденной позиции, в стиле «нога на ногу». 

Вера пожала плечами. Потом, прикрыв дверь, она прошла к тому же столу и заняла хозяйское место. И уже оттуда, с каменно-любезным выражением лица задала вопрос, содержание и тональность которого, Симона прежде не могла бы себе вообразить даже в страшном сне.

- Многоуважаемая Симона Евгеньевна! – сказала-заявила она ледяным ироническим тоном, достойным какого-нибудь шизанутого комика, играющего в пресловутой «черной комедии» - очень «черной», и по форме и по содержанию! - Могу ли я полюбопытствовать, что именно привело Вас в эти стены… Вас не ждущие? Чем могу быть Вам полезна я… и девочки мои? Что я могу сделать для Вас, дабы впредь уже Вы, без крайней необходимости, не входили сюда? Не стесняйтесь, говорите!

- Добрый вечер, Вера! – любезным тоном, дополненным соответствующей улыбкой, ответила она. – Я тоже… счастлива, что наконец-то вижу тебя! И я рада, что ты, за время моего отпуска, не растеряла природного своего чувства юмора! Хотелось бы, конечно же, выпить чайку и посплетничать за новости, разные и всяческие… Но сегодня я, откровенно говоря, пришла к тебе по делу!

- Скажу откровенно, дорогая Симона Евгеньевна, что отныне в этом кабинете на чай, сплетни и прочее личное-частное, Вы рассчитывать не вправе, - услышала она в ответ. - Только на решение каких-то деловых вопросов служебного рода и тематики. Это все, что я буду с Вами обсуждать. Так что, можете переходить сразу к сути Вашего вопроса. Как Ваша коллега по профессиональной деятельности воспитателя, я внимательно Вас слушаю. Но будьте так любезны, говорить только по делу! 

- Хорошо, по делу, так по делу, - Симона постаралась выбрать самый невозмутимый тон. И сразу же перешла к желаемой собеседницей сути, интересующей ее, как эдакого нежданного визитера. - Я пришла поговорить о Наде. О Надежде Малоксиановой, - она специально обозначила, в начале имя девочки, а потом назвала и имя, и фамилию ее полностью – подчеркнув, тем самым, всю степень внимания к объекту своего интереса, а также на определенную степень официальности своего визита.   

На это обращение Вера отреагировала странно – холодно и зло усмехнулась.

- Однако… - произнесла она – едва ли не сквозь зубы.

И больше ни слова.

Некоторое время они смотрели друг на друга – Симона с легкой-абстрактной улыбкой, а Вера с выражением раздраженно-озадаченного недоумения на лице. Наконец, воспитательница-визитер решилась прервать повисшую между ними напряженную паузу.

- Да я хочу поговорить с тобою, Вера, именно об этой девочке, - сказала она и… сразу же добавила нечто, прозвучавшее как минимум не вполне корректно:
- И еще… о моей работе с нею.

Только произнеся эту фразу, Симона сообразила, что лучшего способа окончательно взбесить собеседницу она найти, конечно же, просто не могла! Однако… Вера сдержалась. Если и матюгнулась, то мысленно, не вслух.

Хозяйка кабинета сего снова взяла паузу, за время которой положила руки на стол и начала внимательнейшим образом рассматривать свой маникюр – ногти ее были аккуратнейшим образом обработаны так, чтобы выступать всего на пару миллиметров вперед, над подушечкой пальца. И были они покрыты неярким лаком телесного оттенка - естественного цвета, на пару тонов темнее кожи, и с блеском. Очень изящный вариант, между прочим!   

- Знаете, любезная Симона Евгеньевна, - теперь молчание первой нарушила Вера. Она говорила негромко, медленно и очень аккуратно подбирая слова, – великий  Мигель Сервантеса де Сааведра, в романе «Дон Кихот», устами героя своего Санчо Пансы, провозгласил одну поговорку: «В доме повешенного о веревке не говорят!» Я думала Вы в курсе. Но, оказывается, нет. Вам совершенно незнакомо понятие такта. И Вы совершенно не привыкли оценивать уместность некоторых… вопросов. Жаль.

- Но это ведь… служебный вопрос, - заметила Симона.

- Этот вопрос снимается с повестки дня, - Вера подняла на нее свои карие глаза и адресат ее взгляда, на секунду увидела в них искреннюю ярость. И еще… сожаление о том, что иногда нет никакой возможности заехать в морду собеседнику каким-нибудь подручным и тяжелым предметом. – Я… не буду обсуждать с Вами проблемы моей воспитанницы и обстоятельства Вашей с нею… работы, - крайнее слово ее фразы было высказано с особой ноткой презрения в голосе.

- Но… - попыталась объясниться Симона.

- Никаких «но», - прервала ее собеседница. И добавила:
- Вы недостойны говорить о том, что она сделала. А тому, что Вы с нею, в итоге, сотворили, попросту нет… никакого оправдания. Можете переходить к следующему Вашему служебному вопросу – но только, на иную тему. Будьте так любезны! – закончила она.

- Вера… Я думаю, мне нет никакой необходимости оправдываться в том, что я сделала. Я поступила в полном согласии со всеми Правилами, Инструкциями, Регламентами и… здравым смыслом, - как-то невесело усмехнулась Симона. – Но все-таки, я пришла к тебе, – она подчеркнула доверительную дистанцию разговора этим личным местоимением. Ведь нельзя же рвать связь с коллегой и подругой из-за какого-то странного недоразумения! – вовсе не для этого. Между прочим, ты должна понимать, что все мои действия одобрены руководством.

- Ну, так и шли бы своей дорогой. Например, к руководству на доклад, - как-то презрительно усмехнулась Плотницкая. – Дескать, Ваше поручение исполнено, девочка, защитившая своих подруг от оголтелой мрази, избита, пардон, наказана, все в порядке.

- Я не одобряю того, что сделала Лацис, - Симона бесконечно терпелива. В конце концов, она и сама была не в восторге от того, что ей пришлось принять на себя эту тяжелую обязанность. Но ведь кто-то должен был это сделать! – Но я была обязана...

- Света специально «забюллетенила», чтобы не совершать такой подлости, - Плотницкая сообщила Симоне об уже известном ей, как о каком-то подвиге, а вовсе не о предательстве! – И, кстати, лично я, когда Ставрогина пыталась меня в субботу подписать на это дело, тоже категорически отказалась. Это, знаете ли, вопрос принципа! И все, к кому она пыталась с этим вопросом «подъехать», все сказали ей свое твердое «Нет!». Никто из тех педагогов, кого я уважаю, не пожелал исполнять это ее… поручение. Мы не либералы, и применяем ординарные наказания без колебаний. Но всему же есть свои пределы! Уж кого-кого наказывать, но только не Надю! И уж, конечно, не за то, что она спасла этих несчастных девочек! 

- Но... Варвара Петровна... назначила Малоксиановой минимальное наказание. – как-то уже неуверенно произнесла Симона. – И это альтернатива... уголовному суду! Я просто не хотела, чтобы эта девочка оказалась в тюрьме! Я хотела как лучше!

- Ни один прокурор не поддержит обвинения, когда ему предъявят видео, где Лацис избивает девчонок первым попавшимся ей под руку предметом, и где видно, что Малоксианова просто защитила их! – услышала она в ответ на свои рассуждения о «благих намерениях».

Нет, кажется, Плотницкую не удастся переубедить! Хотя...

- Подожди! – Симона попыталась уточнить расклад. Хотя и сомневалась в том, что ее поймут и примут ее позицию. – Ты что же, видела эту запись? Там Надя именно ЗАЩИЩАЕТ их? Она именно угомонила Лацис, а не ударила ее в отместку, уже после… случившегося? 
 
- Я потребовала на педсовете, чтобы Ставрогина ее показала всем. И, знаешь ли, когда наши коллеги все это увидели, они все поняли. Эта тварь Лацис... Она вполне могла забить девочек до серьезных телесных повреждений, если бы только Надя Малоксианова не остановила эту дрянь! Именно поэтому большинство высказалось против ее наказания. 

- Как большинство?! – Симона не верила своим ушам. – Варвара Петровна мне сказала, что на педсовете было равенство голосов, и что она воспользовалась решающим голосом... из благих побуждений!

- Поздравляю! – Плотницкая зло усмехнулась. – Значит, эта старая сука... Вот ведь, б..дь! Она же легко и просто обвела тебя вокруг пальца, как девчонку! 

- Но... ЗАЧЕМ?! – Симона была в шоке.

- Лацис родственница какого-там хрена-с-горы из Министерства юстиции, куда Ставрогина хочет перебраться на старости лет, - ответила ей собеседница, которая, кажется, теперь уже не так злилась на нее, понимая, что в поступке Симоны не все так уж просто. – Этот хрен делает ей протекцию. Она уже и кабинетик себе, говорят, присмотрела – там, в столичной конторе Минюста, с видом прямо на центр города… И ей нужно было прикрыть Лацис, про которую все давно знали, что она не только тупая дура, но и агрессивная дрянь, просто опасная для обучаемых! «Клюкнутой Марте» нужно было отработать пять лет стажа здесь, с повышающим коэффициентом, чтобы претендовать на «тепленькое» местечко там. Ставрогину брали туда «в нагрузку»… Ну и еще, за вот эти вот заслуги. Поэтому она ее и не уволила. Только отстранила от работы, чтобы чуть позже перевести в другое место.

- Но… Я же этого не знала! – Симона была в шоке от «начальственного» обмана. – И потом… Ставрогина мне сказала, что отстранила Лацис, и Марта Георгиевна обязательно будет уволена!

- Симона! Очнись! – Вера даже щелкнула пальцами перед ее носом, как будто желая этим жестом и звуком привести ее в чувство. – Ты что за глупости городишь? Кто же еще может уволить Лацис, кроме самой Ставрогиной? Все случилось в четверг утром. Сегодня вечер понедельника. Она не уволила Лацис, и даже не провела по поводу всех ее мерзостей служебного расследования. Ты слышишь? Никакого! Повторяю по слогам для особо тупых, из числа упертых в чинопочитание! НИ-КА-КО-ГО!!! У нее все доказательства на руках, но отстранением Лацис она просто прикрывает эту дрянь! Поняла?

- Нет, - честно и тупо сказала ее ошарашенная гостья.

- Слушай, отпускница, заканчивай уже тупить! – кажется, Плотницкая была уже очень сильно раздражена, причем, именно на нее. – Утром в четверг случилось ЧП. О нем заявила Лацис, обвинив Надю Малоксианову в ничем не спровоцированном нападении. Она, как всегда, орала и истерила. У нее был разбит нос. Надя молча стояла в кабинете Ставрогиной, как будто в какой-то прострации, и все выглядело как-то... странно, очень странно! Светка тогда вступилась за свою девочку и сказала, что сама отведет ее в изолятор, от греха подальше. Пока Лацис писала заявление Ставрогиной, Светка на ходу уточнила расклад у Нади и пришла вместе с нею в группу. Потом опросила своих девочек, поняла, что случилось и приказала Наде идти «сдаваться» в изолятор самой, чтобы просто переждать всю эту пакостную бучу. А сама, вместе с пострадавшими, бегом примчалась в обратно кабинет Ставрогиной и показала свежие синяки на шеях и плечах своих девчонок. И потребовала немедленно показать запись видеоконтроля. И там все сразу стало ясно. Ставрогина была вынуждена, - она выделила это слово, и Симона покраснела от стыда, – официально отстранить Лацис. Но она тут же попыталась ее спасти, опять-таки «переведя стрелки» на воспитанницу! Поставила вопрос о виновности Малоксиановой на педсовете в пятницу. А до этого пыталась всех, кто в нем участвовал, «подбить» на заранее приготовленное решение. Но большинство все-таки не подалось на ее провокации. И проголосовало против. Тогда она применила свой «двойной» голос. И добилась пата.

- Но мне она сказала вовсе другое! – Симона была уже вся в возмущении. – Что она ставила вопрос о минимальном наказании именно на педсовете! По своей инициативе! 

- Так все и было, - невесело усмехнулась Плотницкая. – Между прочим, она не так уж и соврала тебе. Решение о наказании этой девочки действительно было принято на педсовете. Вот только не так, как она сказала. Просто не прошло у нее то, что она задумала. И тогда она сделала то, что сделала. Заявила там же, под протокол, что для разрешения ситуации оптимальным образом, применит к Малоксиановой наказание по своему усмотрению, и объявила возможный для ее единоличного решения максимум в сто розог. Именно за нанесение побоев представителю администрации. Ее задумку поняли - все и сразу! - и отказались наказывать Малоксианову. Кто-то из симпатий к этой девочке, а кто-то из презрения к Лацис и самой Ставрогиной.

- Да зачем же ей все это? – Симона все еще не понимала. – Она что, так ненавидит эту девочку?

- Да плевать ей на Малоксианову! – усмехнулась Вера Ивановна. – Ей нужно было сделать так, чтобы на бумаге все выглядело, как будто во всем виновата именно сама воспитанница. Не обязательно виновная, хоть в чем-то серьезном… Просто любая, на кого можно попытаться свалить эту историю. В идеале, со ссылкой на решение педсовета. Теперь у нее есть протокол педсовета, в котором зафиксировано ее распоряжение. И еще у нее есть сведения об исполнении наказания в отношении якобы виновной воспитанницы. Теперь ей осталось только «смикшировать» отстранение Лацис и потихоньку перевести ее в другое место – возможно, даже и с повышением! Что она, я так полагаю, сейчас с блеском и проделывает. С твоей, кстати, помощью!

- Но я же не знала! – Симона, возмущенная и шокированная таким «начальственным изворотом», была уже почти в отчаянии. – Вера, клянусь, я ничего не знала!

- Кто тебе мешал поговорить со мною или еще кем-то, в течение рабочего дня? – голос у Веры был теперь уже не злой, скорее ужасно огорченный. Или же просто усталый... – Позвонить той же Светлане и все у нее разузнать?

- С утра она была недоступна, а потом… У меня деньги на телефоне закончились, – упавшим голосом объяснила Симона. – И я на время... работы, - произнеся это слово, она опустила очи долу, - всегда отключаю телефон. Ну, чтобы не помешали... И Светка смогла дозвониться мне совсем недавно, когда все уже... закончилось.

- Обе хороши... дуры! – зло сказала Вера. – Да и я тоже… не лучше! Должна была сообразить, что эта тварь подпишет именно тебя, как отпускницу, которая не в курсе всей этой мерзости! Хотя...

Она еще раз усмехнулась. С каким-то презрительным восхищением.

- Ставрогина ведь тебя «заняла» на целый день, да? – спросила она. – Дергала тебя через секретаршу… а может быть, просто вызывала по телефону, на каждом перерыве, так? Как говорится, забот полон рот, и ни вздохнуть, пардон, ни пер..уть?

- Да, - упавшим голосом ответила Симона. – Все так и было…

- Ясно, - вздохнула ее собеседница.

А потом она… наклонившись, протянула ей через стол свою руку. Симона ответила встречным движением – нет, не на рукопожатие. Она просто позволила подруге коснуться своей руки, пальцами, в знак примирения с нею. 

– Прости, - искренне сказала Вера. - Ты... Конечно, Ставрогина... Она всех нас обставила. Так обыграла весь расклад, чтобы все мы были по уши в дерьме, да так, чтобы уже и не отмыться. Светка тебе, небось, тоже нахамила?

- Да, - честно призналась Симона, - и я ее теперь... понимаю.

- Понимает она... – Вера подняла на нее взгляд и посмотрела Симоне прямо в глаза.

Ее визави не отвела своих глаз, и именно это, похоже, полностью удовлетворило ту, что, оказывается, всю дорогу противостояла начальственным «кадровым играм».

- Ладно, проехали, - сказала Вера, явно желая смикшировать случившийся конфликт, невольным катализатором которого стала Симона. – Давай теперь думать, что нам с тобою делать? В смысле, что делать дальше?

- Я хотела еще раз увидеться... с Надей, - сказала Симона. – Поговорить с нею. Поучить уму разуму, понаставлять, так сказать, «на путь истинный». Смешно, да?

- Н-да... Об-хо-ха-хочешься, - раздельно, весьма выразительно произнесла свое фирменное словечко Вера Плотницкая.

- Вера, я понимаю, что... виновата, что не выяснила все, что было нужно уточнить...

Симона смущенно замолчала. Она понимала, что сейчас все эти ее попытки оправдаться выглядят, как минимум, странно и неестественно. Но она надеялась, что Вера примет это как должно. И, кажется, она не ошиблась. Ее принципиальная в своей резкости собеседница кивнула головой, усмехаясь уже не раздраженно, а как-то... с пониманием...

- Теперь я... хочу извиниться, - Симона почти выдавила из себя эти слова.

- Оч-чень вовремя, - легкая ирония, фирменная черта Веры, наконец-то сменила непривычную для Симоны резкость. А потом...

Вера встала из-за стола.

- Ну что же, - сказала она, - тогда идем!

И добавила многозначительным тоном:
- Если не струсила, и не передумала!

- Я умею извиняться, - ответила Симона, - когда я неправа.

- Значит, научишь меня этому высокому искусству по дороге в изолятор, - усмехнулась ее визави.

- В смысле? – опешила Симона. Уже в который раз за этот странный день.

- Пойдем вместе забирать Надежду из лап нашей нежной медицины, - пояснила Вера. – А то что-то она сама не идет, хотя оттуда вроде бы, сообщили, что ее отпускают. Мы вроде бы, все давно уже согласовали… А она все не идет, да не идет. Странно это…

- Как?..

У Симоны сжалось сердце.

- Да очень даже просто, - пожала плечами подменная воспитательница. – Меня это, в общем-то, не удивляет, - продолжила она. - Наверное, у нее все же сдали нервы. Небось, забилась в угол – в этой… палате… Ну и ревет там себе втихомолку. Ну, ничего, ничего. Я очень надеюсь, что ты была... умеренна. Ну, раз уж наша «Железная Капа» согласилась так быстро ее отпустить. Хотя, что с нее возьмешь? Коновал есть коновал...

- Вера, я совсем о другом! – Симона произнесла это весьма встревоженным тоном. – Я ведь только что оттуда! И пришла сюда, чтобы... найти Надю! Просто... ее там уже нет! 

- Что-о-о?! – Вера была шокирована этим известием, которое ломало расклад полностью и… возможно, даже непоправимым образом. - Ее там УЖЕ нет?! Да что ж ты, дрянь такая, молчала всю дорогу?!

И выхватив из кармана сотовый телефон, она нажала несколько кнопок.

- Дежурный! – выкрикнула она, буквально сверля своим яростным взглядом несчастную Симону. – Ситуация «двадцать три»! Проверить средства контроля периметра! Возможна попытка побега или...

Она замолчала и с ненавистью уставилась на ту, кто снова оказалась виновной. Уже в другой, но не менее пакостной истории...