Пазл семнадцатый

Три кровавые слезы, три тюльпана...
Молча женщина сидит. От дурмана
Закружилась голова, сжалось сердце -
Три тюльпана получила ты в наследство...
Только ветер прошумел - быть им ложью.
Но глаза твои кричат - "Быть не может!"
Три кровавые слезы - облетели.
Молча женщина сидит. Им - не веря.

Ника Турбина


Пазл семнадцатый   

...Они сидели за столом, одна в кресле заместителя начальника Учреждения, другая устроилась в том кресле, которое располагалось под прямым углом ко второму столу, подогнанному торцом к рабочему месту хозяйки этого кабинета.

- Хельга, - произносит та, кто пришла к хозяйке кабинета как посетительница, - ты обещала подумать над той историей, что я тебе рассказала позавчера.

- Я помню, - усмехнулась ее визави. - Ты даже сказала, что именно мне выбирать, кто конкретно будет оценивать эту историю и тебя. Подруга, старший психолог Учреждения или же заместитель начальника, имеющая право решать вопрос о твоем служебном соответствии.

- Все верно, - кивком головы подтвердила ее собеседница в изящно пошитой форме, черной с синей отделкой.

- И ты, по-моему, даже готова к тому, что я, как должностное лицо, приму меры к тому, чтобы наказать тебя за некие «нравственные нарушения», - несколько иронично заметила та, чей кабинет мог стать началом «большого пути» в куда менее приветливые, по сравнению с ним, места - для той, кто позволила себе лишнее.

- Готова, - подтвердила пришедшая к ней.

- Ну и зря, - просто обозначила свою позицию хозяйка кабинета. А потом как-то недовольно поморщилась и покачала головой.

- Рисковая ты и... бедовая, Симона свет Евгеньевна, - добавила она, вставая-поднимаясь из-за стола. Потянулась, эдак демонстративно-безразлично, и снова повторила:
- Да, и рисковая, и бедовая, все одновременно. И не скажешь, чего же в тебе все-таки больше!

Она прошла к угловой тумбочке, где стояли-приютились «питейные» принадлежности, щелкнула тумблером-переключателем электрического чайника и поинтересовалась:
- Тебе со сливками, или просто кофе?

- Просто кофе у тебя не получится! – Симона улыбнулась, как бы одновременно, в ответ и на ее предыдущее замечание, и на это, весьма приятное предложение.

- Ну, почему же, для тебя я вполне могу расстараться и приготовить какую-нибудь дрянь – такую, что и пробовать не захочется! - Хельга усмехнулась, а потом распустила шнурок, которым были связаны в хвост ее волосы, как-то очень красиво качнула-тряхнула при этом головой, щедро продемонстрировав свои роскошные рыжие локоны, разметавшиеся у нее по плечам. А потом, эдак лукаво прищурившись, взглянула на свою гостью-посетительницу:
- Ты таки этого хочешь?

- Не-а! – улыбнулась ей в ответ Симона. – Лучше твой, фирменный, со специями.

- Так-таки и лучше? – чуть смущенно отозвалась ее визави.

Впрочем, интонация ее риторического вопроса внятного и обязательного ответа не предполагала. Поэтому, Симона ничего и не сказала, предпочитая наблюдать за этим священнодействием. Как хозяйка кабинета странными красивыми жестами, почти как профессиональный бариста, насыпала специальной мерной ложечкой кофе в чашки… А затем, открыв несколько баночек со специями, зачерпнула оттуда специи, по очереди, особой, очень длинной ложечкой, напоминавшей крошечный половник, поскольку собственно черпающая-наполняющаяся часть ее была расположена под прямым углом к рукоятке-основе. Симоне, отчего-то, показалось, что этот изысканный раритет, с загадочным восточным узором на ручке, изготовлен из чистого серебра.

Хельга высыпала специи в чашки поверх слоя кофе, «на глазок», но по-своему, особое количество для каждой, как она любила выражаться, «пряности для приятности». Потом она налила в них кипяток из уже вскипевшего электрочайника и, вернув его на подставку, быстро перемешала их содержимое ложечками - каким-то хитрым приемом, погружая гущу вглубь и, одновременно с тем, почти что взбивая верхнюю часть готовящегося напитка в пену. Особый аромат восточного кофе, с корицей, ванилью, кардамоном и еще каким-то невыразимым, но запоминающимся оттенком, волнами разлился по кабинету.

Симона улыбнулась. Все-таки фирменный кофе от Хельги это нечто!

Хозяйка кабинета быстро сервировала на небольшом подносе все, что было, по ее мнению, необходимо для торжественно-беседовательного кофеугощения, и вскоре уже вновь заняла свое начальственное место в кресле, отпивая первый и самый бодряще-пробуждающий глоток живительного напитка. Естественно, Симона последовала ее примеру, взяв со стола в руки такую же чашку, принюхавшись-насладившись букетом в буквальном смысле «специфичного» (или же все-таки «специального»?) аромата.

Спустя три небольших глотка, Хельга поставила свою чашку, в которой, как раз, осталось чуть больше половины, на стол, всем видом показывая, что она уже готова к серьезному разговору. Симона снова последовала ее примеру, признавая тем самым за своей визави условное старшинство по ситуации.

Впрочем, так оно и есть. Хельга, действительно, лет на пять ее старше, намного опытнее, да и начальственное кресло она получила вполне заслуженно.

- Так кто же ты для меня сейчас? – уточняет гостья-посетительница у своей визави. – И что скажешь мне?

- Как начальница, я пожму плечами, - и сидящая в начальственном кресле, действительно исполнила этот самый жест. – Как подруга, скажу, что я на твоей стороне, в любом случае. А как психолог, я повторю слова одного зануды, имевшего множество вредных привычек: «It has certainly a character of its own. There are points of distinction about it...»* 

Симона улыбнулась, опознав цитату.**

- А конкретнее? – спросила она.

- Все действительно сложно, - вздохнула Хельга. – Понимаешь, медицинская часть твоего досье сильно урезана. Никаких подробностей твоего личного нервного кризиса, его причин и сопутствующих обстоятельств, а также хода твоего лечения, там нет. И у меня отсутствует допуск на право получить сведения о тебе по официальному запросу.

- То есть как? – удивилась Симона. – Ты замначальника, твои полномочия...

Она недоговорила, поскольку заметила на лице своей собеседницы весьма скептическую улыбку.

- Что-то не так? – спросила Симона. – Ну... с моим досье?

- Досье блестящее! – снова пожала плечами Хельга. – Если бы не твой рассказ, я бы и в жизни не догадалась, что под «длительным восстановительным лечением по жизненно важным показаниям» скрывается банальное пребывание в психушке. Причины твоего перевода из учреждения 31720/29 в основном томе досье указаны самым общим образом. Так, что ни к чему не привяжешься, даже при всем желании.

Она говорила с легкой иронией, неторопливо. И даже медленно, преувеличенно аккуратно назвала-обозначила многозначный номер - то ли бравируя своей памятью «на цифирь», то ли демонстрируя своей гостье-посетительнице тот факт, что она досконально изучила материалы ее дела. А может быть, просто слегка прикалываясь над нею.

Последнее было, откровенно говоря, более чем вероятно, учитывая характер той, кто сейчас давал ей, Симоне, «объективку», оценивая расклад по ее личному делу в стиле «как есть» и «вот такие вот глюки имеют место быть». 

- И что там говорится? – Симоне становилось все интереснее.

- Что тебя перевели в связи со служебной необходимостью, - Хельга как бы процитировала эту формулировку, которая действительно, не говорила ни о чем. Хельга произнесла эти слова вовсе без иронии, глядя на ту, о ком сейчас шла речь, с неким сочувствием. – И что под этим понимать, я, увы не знаю. И уточнить тоже не могу. Доступ к исходным материалам заблокирован для всех, кроме уровня высшего руководства. Даже замминистра юстиции не сможет ознакомиться с подробностями этих сведений. Сам министр сумеет, но, похоже, не без труда, и если только очень-очень захочет. А я, похоже, и вовсе незначительная величина, чтобы знать какие-то подробности о тех событиях. Правда, весело?

- Да уж... – покачала головой озадаченная Симона.

- И это не единственная загадка, связанная с личностью Симоны Евгеньевны Берг вообще, и с той историей в частности, - продолжила ее визави.

- А есть еще? – Симона скорее была встревожена всем этим, чем как-то взволнована странной значимостью для вышестоящих ее скромной личности.

- Конечно! Вопросов и загадок в твоей биографии тьма-тьмущая! – ответила ей Хельга и, вздохнув, поинтересовалась:
- Ты действительно хочешь все это знать? И не боишься этого знания? Ну… его результатов?

- Хочешь сказать, что я снова сойду с ума? – Симона как-то холодно усмехнулась. – Не волнуйся, я в полном порядке. И нисколько не нервничаю по поводу всего, что тогда со мною случилось.

- Здесь, кстати, и притаилась одна из загадок твоей личности, - заявила Хельга - то ли всерьез, то ли шутя, так сразу и не поймешь. – Вообще-то, в нашей «Структуре» лиц, страдающих психозами, не держат. От слова совсем, - многозначительно заметила она. – Но тебя вовсе не комиссовали, как это обычно делается в подобных ситуациях. Тебя просто перевели в другое учреждение «Структуры», того же профиля, скрыв факт твоей формальной профнепригодности. И, между прочим, вовсе не ошиблись. По моим наблюдениям, ты не просто хорошо справляешься со своими обязанностями. Нет, я думаю, ты лучшая из числа тех, кто здесь у нас служит.

- Так-таки уж и лучшая! – смущенно улыбнулась Симона.

- Лучшая, - серьезно, в этот раз и вовсе без улыбки, сказала Хельга. – И поверь, я это говорю вовсе не из-за того, что наши с тобою подходы к воспитанию наших девочек сходны почти до идентичности. Просто я, как психолог-практик, постоянно отслеживаю по некоторым признакам специфику личности каждого из наших сотрудников, контактирующего с воспитанницами. Если бы в твоей личности были хоть какие-то существенные проблемы - а они, знаешь ли, почти неизбежны для тех, кто прошел через психическое расстройство! - я бы это сразу заметила. К тому же, - усмехнулась она, - рассказать такую историю, что ты поведала мне вечером третьего дня, можно либо находясь в состоянии помешательства, либо будучи при смерти.

- Так я что, по-прежнему в психушке? – усмехнулась Симона то ли шутке своей подруги-начальницы, то ли своему собственному вопросу. Что делать, «шутки юмора» у ее визави бывают... весьма специфичными. И нет смысла обижаться, поскольку она сама затеяла весь этот разговор. Знала ведь, с кем, и знала, о чем он будет... – Или, пардон, мы общаемся уже «на том свете»?

- По моим сведениям не то, и не это, - почти серьезно ответила на ее вопрос старший психолог. – Но есть еще один вариант. Думаю, что ты просто-напросто ищешь того, кто мог бы тебя выслушать, и кто стал бы тебе по-настоящему близок. Того, кому бы ты могла доверять как самой себе. Если честно, я склоняюсь к этому, третьему варианту. И я, откровенно говоря, рада тому, что ты мне настолько доверяешь.

- Я... тоже рада, - улыбнулась Симона.

- Кстати, я не верю в то, что ты обратилась ко мне только потому, что мы с тобою несколько раз поговорили о методах воспитания, и я тогда похвалила твою тактичность в обращении с нашими девочками.

- Ты первая предложила перейти «на ты», - парировала Симона. – Ты старше. И тебе тоже не с кем здесь поговорить по душам. Ну, с полной откровенностью. Так что, я тебе тоже нужна. Не меньше, чем ты мне!

- Один-один! – оценила ее ход Хельга и улыбнулась, наконец, искренне и открыто. – Давай считать, что в нашем случае «встретились два одиночества». Вполне красивый вариант. Вот только ты все время пытаешься не отвечать на мои вопросы, по сути. Поэтому уточняю. Ты ведь все еще можешь... как ты это сказала, «видеть сквозь дырку в сердце»?

- Могу, - Симона кивнула головой в дополнение к словам.

- Ты ведь смотрела на меня, ведь так? – поинтересовалась ее визави. И, заметив молчаливый кивок своей собеседницы, уточнила:
- Ну и как? Что же видит твой «внутренний взор»? Свет или тьму? Ну, там, внутри меня.

- Ты светлая, - уверенно, без колебаний заявила Симона. – Есть, конечно, немного серого. Но это не мешает, нет-нет! Я знаю, тебе можно доверять, я это сразу же поняла, как только ты со мною в первый раз заговорила, помнишь, тогда, когда я демонстративно простила воспитанницу в твоем присутствии. Ты тогда ожидала, что я пожелаю «выслужиться» и девочке бессмысленно рассчитывать на мое милосердие.

- Ну... если честно, мне тогда показалось, что определенное милосердие смогу проявить именно я, - усмехнулась ее Старшая. – Например, я готова была отменить твое распоряжение о наказании этой девочки, если бы мне показалось, что ты излишне строга, и именно, как ты хорошо сказала, «выслуживаешься» в показном рвении.

- Я не знала, - Симона ответила с легкой улыбкой. – Но я сразу почувствовала, что слово Честь для тебя не пустой звук. Так что теперь я уверена в том, что могу тебе рассказать все, что мне заблагорассудится, сколь угодно опасное для пресловутых «устоев общества и государства». И ты меня ни за что не предашь. 

- Надо же! – произнесла Хельга, чуть смущенно, и все равно насмешливо. – Какое доверие!

- Так ведь это же взаимно! – пожала плечами ее визави. – Разве нет?

- Ну, предположим, - согласилась ее Старшая. – Но это не отменяет проблем, которые с тобою связаны, дорогая моя!

- Серьезных проблем? – заинтересовалась Симона.

- Ну, как «серьезных»... – Хельга снова пожала плечами. – Ты, дорогая моя Симона, не сотрудник, а какой-то сундук с загадками и сюрпризами! 

- Хм... А можно подробностей? – Симона хотела продолжения этой странной откровенности.

Ну что ж… Кажется, теперь ее старшая собеседница была вовсе и не против того, чтобы уточнить свою мысль.

Хельга, откинувшись в своем начальственном кресле, смотрела теперь на свою подчиненную... нет, не то, что бы сурово. И даже не с выражением сочувствия на лице - чего, наверное, можно было бы ожидать. Просто с интересом.

- Можно и в подробностях, - ответила она. – Только давай-ка договоримся на берегу. О том, что ты тоже не станешь от меня ничего скрывать, если мне потребуется что-либо уточнить. Лады?

- Хорошо, - Симона не только словами, но и многозначительным кивком красивой головы подтвердила свое согласие на вышеуказанное условие своей собеседницы, а потом спросила:
- Так что же с этой девочкой? Ну, с той, которую я... наказала. И той, которая...

Она недоговорила и сказала нечто вовсе иное, закончив свою мысль иначе, чем хотела:
- Той девочкой, которой я хочу помочь?

- С этим все сложно, - покачала головой Хельга. – В общем, к сведениям об этой твоей девочке у меня нет доступа.

- Она что, «секретная узница»? – усмехнулась Симона. Вот только усмешка эта вышла у нее такая... недобрая.

Хельга снова, уже в который раз, пожала плечами.

- Можно и так сказать, - ответила она на этот ее вопрос. – Но мне кажется, что все здесь куда как сложнее и интереснее. Впрочем, - чуть скептическим тоном добавила она, - я вовсе не уверена, готова ли ты вообще меня слушать. Ну, раз уж ты всякий раз меня перебиваешь.

- Прости, - Симона обозначила руками примиряющий жест. – Я больше так не буду. 

- Смотри! – усмехнулась Хельга. – Я ведь могу ничего и не рассказывать.

- Ну, по-жа-луй-ста! – Симона обозначила свои извинения тем, что произнесла это слово по слогам.

- Лады, принято! – Хельга действительно приняла на себя деловой вид и начала говорить почти серьезным тоном.

- Так вот, - сказала она. – Прежде всего, примем как факт, что по нашей общей базе данных «Структуры», никакая Надежда Малоксианова не проходит.

- Ну, это, между прочим, почти что ни о чем не говорит, - усомнилась в ее словах Симона. – Общая база данных «Структуры» фиксирует вовсе не всех воспитанниц, а только тех, которых переводили из учреждения в учреждение в силу каких-либо особых обстоятельств, и...

Она запнулась и нервно прикусила губу.

- Да-да, - кивнула головою Хельга. – Сведения о воспитанницах, которые погибли или с ними произошли какие-то Ч.П., в этой базе данных тоже должны быть собраны полным и исчерпывающим образом. Но по Малоксиановой их там просто нет.

- Стерли? – Симона смотрит на свою визави серьезно и уточняет:
- Или же я... действительно, все себе придумала, там, в лечебнице? И ничего не было...

- А вот и не факт, - заметила Хельга. – Увы, я не могу проверить, была ли такая девочка в списках твоего прежнего Учреждения. Однако, учитывая, насколько ты сама у нас «засекречена»... Тогда вполне возможно, что эти данные «потерли», имея перед собою какие-то особые цели. Уж не знаю, какие конкретно. 

- В общем, все глухо... – вздохнула ее визави.

- И снова ты торопишься, - вновь усмехнулась Хельга. Впрочем, ее смех прозвучал не слишком-то осуждающе. – Я же сказала, что все и сложнее, и интереснее.

- Так ты все же что-то раскопала? – Симона была обрадована результативностью ее поисков. – Я так и знала, что ты что-нибудь, да найдешь!

- Ну, в общем и целом, да! – кивнула головой ее собеседница.

- Ну, давай же, не томи меня! - Симона уже предвкушала нечто... важное и интересное. И она не ошиблась. 

- Я, знаешь ли, - услышала она, - выросла в те времена, когда Сеть, как источник информации, была еще не слишком значима, и книги приходилось читать такими, как они есть. Короче, я с детства люблю библиотеки, при всем моем уважении к сетевым ресурсам. И умею с ними работать.

- И что? – Симона слушала ее с замиранием сердца.

- Я порылась в наших ведомственных журналах. За прошлый и позапрошлый годы, - ответила ей Хельга. – И там я обнаружила кое-что интересное. Глянь-ка, для начала, сюда!

С этими словами, ее Старшая вынула из ящика стола три журнала. Два журнала «Структура», в знакомой черной с синим обложке, и «Вестник юстиции», в темно-синей. Один из экземпляров «Структуры» она отдала Симоне. Ближе к концу, между страниц сверху, торчала закладка.

- Читай! – распорядилась она, и ее подчиненная молча кивнула, а потом, дрогнувшей рукою, раскрыла переданный ей журнал на предложенном месте.

Ожидания ее не обманули. В тексте какой-то заметки, расположенной, кажется, под рубрикой «Курьезы Структуры», маркером на полях были выделены несколько абзацев. 

«Стоит отметить еще одну весьма забавную историю. На днях, региональной межведомственной комиссией по борьбе с девиантным поведением несовершеннолетних (МКДПН) в городе Каннинске, была поставлена, наконец-то, последняя точка в так называемом «деле Малоксиановой».

Суть дела такова. Одна из школьниц города Каннинска, отказалась проходить процедуру ежеквартального психологического собеседования. Свои девиантные действия, несовершеннолетняя четырнадцати лет от роду, мотивировала тем, что прохождение этой процедуры для нее недопустимо, поскольку это собеседование, по ее словам, составляет грязный пережиток нецивилизованного прошлого, суть которого произвольное унижение ее чести и достоинства. Трудно сказать, что же такого обидного для себя усмотрела в этом указанная школьница, но отказ с ее стороны был искренним и принципиальным. Комиссия впервые столкнулась с такой формой социальной девиации. Ведь уже более полувека в нашей стране собеседование является стандартной, привычной всем и каждому мерой контроля за нравственностью каждого члена нашего общества. Никто и никогда на нее не жаловался, тем более, что в какой-то некорректности психологов, выполняющих эту общественно-значимую функцию, обвинить просто не представляется возможным.

Дело тянулось долго, ведь специалисты стараются разобрать каждый случай социальной девиации максимально подробно, выявив причины возникновения отклоняющегося поведения каждого индивида, и обстоятельства, способствовавшие этому. Спустя год, после начала разбирательств, после исчерпания всех возможных мер убеждения, комиссия была вынуждена направить уже пятнадцатилетнюю девиантку в одно из Учреждений «Структуры» для прохождения курса перевоспитания. Полагаем, эта курьезная история станет хорошим примером того, насколько многообразными могут быть проявления поведения социальных девиантов, и какие простые и самоочевидные вещи могут стать предметом их «отрицания». Полагаем, что три года, определенные Малоксиановой за ее якобы «гражданскую позицию», которую она отстаивала, вопреки всей логике требований нашего общества, станут достаточным периодом времени для аккуратного преодоления столь странного и необъяснимого девиантного поведения. Возможно, через некоторое время мы вернемся к этой теме и сообщим об очередном успехе нашей специальной педагогики. Ибо, как известно, лиц, не подвластных «Структуре», у нас нет!»

Симона тяжело вздохнула и взглянула на дату выхода ведомственного журнала.

- Май месяц прошлого года, - любезно сообщила ее библиотекарь-поисковик.  Впрочем, Симона и сама уже сориентировалась в календарно-временном аспекте этой значимой для нее информации.

- То есть, я все-таки это сделала... – Симона опять прикусила губу, чтобы не сказать лишнего и тут же поправила себя:
- Могла это сделать. И тогда эта встреча в лечебнице просто... мираж, иллюзия, нелепая бредовая фантазия сумасшедшей, в попытке самооправдания. И ничего более...

- Я бы так не сказала, - мягко возразила ей Хельга. – Это ведь не все, что мне удалось раскопать за два дня.

- А что еще тебе удалось найти? – лицо Симоны сейчас имело выражение, сродни ожиданию проблеска чуда, после какой-то фатальной вести, совершенно непоправимой ее личными усилиями. Из тех вестей, которые, порою, хуже смерти. Ибо оставляют страдающего в живых.

- Читай здесь, - и Хельга протянула ей второй журнал, тоже с закладкой ближе к концу.

Симона взяла очередной библиотечный артефакт. Им оказался «Вестник юстиции». Там тоже присутствовал раздел курьезов. И в этом разделе тоже был опубликован весьма и весьма странный материал.

«Вчера межведомственная комиссия по борьбе с девиантным поведением несовершеннолетних (МКДПН) в городе Каннинске разобралась, наконец, с уже известным нашим постоянным читателям «делом Малоксиановой».

Суть этого дела была вполне достойна нашей рубрики «Папка курьезов». Четырнадцатилетняя школьница Надежда Малоксианова отказалась проходить обычное собеседование с психологом, мотивируя это тем, что сия стандартная процедура унижает ее, оскорбляет, задевая ее личные честь и достоинство. И, по словам самой несовершеннолетней девиантки, никто не вправе ее к этому принуждать. Формальное отсутствие санкций за подобный отказ, долгое время ставил множество специалистов в тупик. Увы, гуманизм, бич нашего времени, мешает нашим профессионалам оценивать реальность надлежащим образом. В результате, на то, чтобы прийти к разумному и логичному выводу о психической неадекватности девиантки, поставившей вполне банальный вопрос столь замысловатым образом, потребовалась куча времени и человеческих ресурсов.

Забавно, что на принятие решения по столь очевидному вопросу комиссия действительно потратила бездну времени и собственных сил. Региональная МКДПН заседала по «делу Малоксиановой» ровно двенадцать раз, на протяжении целого года, каждый месяц. Будем надеяться, что впредь подобных странных историй в нашей стране уже не случится. И психически ненормальные субъекты будут обезвреживаться, и доходить до нашей благородной медицины куда быстрее, без столь вопиющих бюрократических проволочек».

- Н-да... – покачала головой Симона. – Совершенно иная версия... Но, если честно, мне она нравится куда больше!

- Мне тоже, - кивнула ей Хельга, и заметила:
- Кстати, посмотри на дату выхода журнала. Это выглядит еще забавнее.

- Тот же месяц, тот же год! - сказать, что Симона оказалась сильно удивлена, это не сказать ничего!

- Фамилию журналиста глянь, - посоветовала ее Старшая.

- В. Правдюк, - прочла воспитательница, сидевшая за ее же столом, только с другой стороны. 

- А теперь, посмотри на фамилию автора первой статьи, - сказала Хельга.

- Та же фамилия... – упавшим голосом произнесла ее визави. – Бред какой-то...

- Вот-вот! – усмехнулась Хельга. – Один автор. Одно время. Один факт, осуждение по «делу Малоксиановой». И противоположный вывод, результат обратный тому, о котором он только что писал.

- Выводы?

Голос у Симоны был теперь какой-то...

Нет, не растерянный. Она, скорее, была готова продолжить работу и докопаться до истины. Какой бы она, эта самая истина, ни была.

- Промежуточный вывод такой... вариативный, - Хельга сказала это как-то неуверенно, как будто реально сомневалась в том, что сейчас говорит. -  Либо эта странная история уже произошла, так или иначе, и сведения о ней, по непонятным причинам, пытаются изъять. Либо...

Она на секунду замолчала, вздохнула, а потом решительно произнесла:
- Либо эта история еще не произошла, она просто хочет случиться определенным образом. Так или иначе.

- Что ты имеешь в виду? – удивилась Симона.

Хельга снова вздохнула, как-то грустно помотала головою, а потом, наклонившись, оперлась локтями об стол и прикрыла на несколько секунд лицо руками. Когда она снова отняла руки от лица и выпрямилась, ее глаза были очень серьезны. Кажется, секундное размышление ее в чем-то вполне себе убедило.

- Я имею в виду следующее, - сказала она. – Ты одна из точек сборки двух реальностей. Возможно, даже единственная такая точка, где решается вопрос вероятности каждой из них. Если обе они по своей сути виртуальны, то есть их существование носит всего лишь вероятностный характер, тогда... Они в чем-то зависят от твоего выбора. От того, что ты сделаешь, в пользу одной из них. Возможно даже от того, в каком направлении ты будешь думать. Может быть, именно твои мысли придают им некую материальность, я этого тоже не исключаю. 

- Бред... – прошептала Симона.

- А вот это не бред? – Хельга жестом указала на журналы, лежащие перед ее молодой собеседницей. – Две вероятности, сражающиеся в твоей голове. Они, кажется, довели тебя в прошлом году до психлечебницы. Те самые вероятности, про которые ты мне позавчера рассказала, причем каждая из них подтверждается прошлогодней прессой. Статьями за один месяц, за одной подписью, и о совершенно разном результате реализации одного и того же расклада. Кстати, хочешь еще немного бреда?

- Давай, - кажется, Симона теперь уже вовсе не нервничала. Она даже позволила себе усмехнуться.

- Ты ведь помнишь, что твоим Учреждением руководила некая Ставрогина? – спросила Хельга свою гостью о весьма неприятном для нее. – Кажется, ее звали... Варвара Петровна, так?

- Помню, - Симона пыталась сдержаться, однако недовольное выражение лица ей скрыть было трудно. Впрочем, ее собеседницу это вовсе не смутило.

- Так вот. Никакая Ставрогина Вэ Пэ, никаким учреждением «Структуры» никогда не заведовала, - твердо заявила она. - И вообще, никого с подобной фамилией, в «Структуре» даже близко нет. Я прокачала всю базу данных за десять лет, причем с вариативными запросами. Сведения о подобной личности в ней отсутствуют.

- Значит... не было ничего? – Симона хотела бы, очень хотела бы поверить! – Значит, я... не убивала Надю!

- Ты ее в любом случае не убивала! – не согласилась с нею Хельга.

- Это пустая софистика, - покачала головой ее визави. – Все равно, это я, по большому счету, виновата в том, что тогда случилось... Ну, если все действительно было так, как я запомнила, - добавила она.

- Давай-ка примем эту оговорку за основу, - резонно заметила ее Старшая. – Мне, знаешь ли, кажется, что ты не способна на жестокость.

- Давай, - согласилась ее гостья. И подытожила расклад:
- Значит, поскольку сведения о руководящих сотрудниках стирать бессмысленно - слишком многие в реальности их знают! - никакая Ставрогина, скорее всего, в «Структуре» не служила.

- Скажу больше, - отметила Хельга, - в общих сведениях по функционерам Минюста такая дама тоже не значится. Правда, интересно?

- Это хорошо, - кажется, Симона смогла, наконец-то, улыбнуться. С явным облегчением.

- А теперь прочитай вот это, - Старшая подвинула ей журнал «Структура», тот, что оставался лежать перед нею. Там тоже была закладка, но только почти в самом начале.

Симона раскрыла его на предложенном месте и...

Там была большая, чуть ли не на полстраницы, черно-белая фотография ее бывшей начальницы, ее кошмара из тех странных... то ли снов, то ли воспоминаний. Той даме, похоже, вручали какую-то награду, прямо на большой сцене столичного Дворца юстиции. Вручал лично министр юстиции, хорошо узнаваемый по своей специфической лысине и этой странной улыбочке – из серии, то ли улыбнулся, то ли ощерил зубы перед тем, как зарычать и укусить.  Подпись под фото недвусмысленно гласила: «Награждение лучших сотрудников “Структуры”. Министр юстиции вручает знак “Серебряный юстициарий” Ставрогиной В.П., руководителю Каннинского УПД». 

- Сука... – молодая женщина с отвращением бросила журнал на стол. – Значит, она все-таки была... Мразь!

- Ну, то, что ты ее узнала, как говорится, «на раз», это мне уже понятно, - Хельга отчего-то усмехнулась, хотя ее собеседнице сейчас было вовсе не до веселья. – Ты знаешь, мне показалось, что на каких-то мероприятиях «Структуры» она точно бывала, если не в президиуме то, во всяком случае, в зале. Так что... Да, кажется, я тоже ее когда-то встречала.

- Но как же такое может быть?! – Симона была сейчас… то ли в ярости от того, что увидела свою бывшую начальницу – откровенно ненавидимую ею! - то ли в отчаянии от того, что первая, жестокая версия ее условной реальности нашла свое подтверждение. – Если она ключевой сотрудник, то она должна быть «вбита» в базу данных, и никак иначе!

Хельга развела руками. Дескать, чего - вернее, кого! - не нашла, того, увы, не нашла.

- Подожди-ка! – Симона оживилась. – Давай-ка уточним! Хельга, милая, пожалуйста! Попробуй поискать ее среди награжденных «Серебрянкой»! [«Серебрянкой» функционеры «Структуры» между собою называют этот ведомственный нагрудный знак, «Серебряный юстициарий»].

- Искала, - просто ответила Хельга.

- И что? – Симона была уже вся в надеждах на лучшее. Возможно и небезосновательных.

- Не нашла, - ее визави снова развела руками. – Нет ее в списках награжденных. Ни в прошлом, ни в позапрошлом году. Ее там вообще нет.

- Ничего не понимаю... – Симона придвинулась к столу, точно так же, как чуть раньше ее коллега, поставила локти на столешницу и на секунду прикрыла ладонями лицо. Хельга тоже рывком придвинулась еще ближе к столу и, протянув руку, коснулась ее пальцев.

- Не бойся, я не реву, - тихо отозвалась на это дружеское прикосновение молодая женщина. – Я... пытаюсь думать.

- Ну и как, успешно? – Хельга спросила это без издевки, просто с явным интересом. Она действительно опасалась, что ее гостья расплачется от отчаяния. И она готова была ей помочь. И реальными делами, и просто дружеским участием.

- Вполне, - Симона чуть выпрямилась, положив ладони на стол. На ее лице, действительно, не было ни слезинки.

Она немного помолчала и сказала:
- Возможно, ты права, и твоя гипотеза это вовсе не чушь, и не бред, а действительно, единственное правдоподобное объяснение.

- И я так думаю, - согласилась с ее выводом Хельга.

- Тогда все просто, - сказала Симона. – Я буду думать, что Надя жива. И постараюсь ей помочь. И тогда… Пускай именно та вероятность, где она уцелела, и не попала ко мне в руки, победит и восторжествует. Я так хочу.

Эти слова она произнесла твердо и четко, как бы задавая направление тем самым вероятностям, которые, по словам собеседницы, оказались у нее под контролем. Как бы скомандовала – и себе, и той Реальности, которая должна была оказаться достаточно пластичной для реализации ее желания.

Хельга кивнула головой, одобрив, тем самым ее решение.





*Контекст этой фразы следующий:

"... Have you turned the case over in your mind?"
"Yes, I have thought a good deal of it in the course of the day."
"What do you make of it?"
"It is very bewildering."
"It has certainly a character of its own.
There are points of distinction about it... "

The Hound of the Baskervilles
By A. Conan Doyle

Холмс:
- Вы уже вертите это дело в своем уме?
Уотсон:
- Да, я думал об этом весь прошедший день.
Холмс:
- И какие выводы Вы сделали? 
Уотсон:
- Все это в высшей степени озадачивает.
Холмс:
- В целом она, эта странная история, конечно же, имеет символический характер.   
Есть отдельные пункты, по которым четко видно, что все весьма неоднозначно...   
Артур Конан Дойл. Собака Баскервилей. 



**Автор понятия не имеет, с чего это вдруг в том мире стал известен мистер Шерлок Холмс. Возможно, сама Симона когда-то читала этот текст в оригинале, и от этого все обстоит именно так. Но это только предположение.





Кстати, многие Читатели уверены в том, что Авторы существуют за счет чего-то такого... эфемерного.

Типа, материальные условия существования для Авторов никакого значения не имеют.

Увы и ах, это не так.

По этой причине...

Информирую Уважаемых Читателей о важном :-)

http://proza.ru/avtor/tritschen