Трилогия об одиночестве, дружбе и немного о любви

ХОЧУ БЫТЬ КАК ВОРОНА

- Ворона! - Сашка Малышев выхватил портфель из рук девочки, вышедшей на школьное крыльцо. - Ворона! Ворона! Стасова - ворона! - размахивая своим трофеем, он сделал круг по школьному двору, и посильнее размахнувшись, закинул портфель на большую раскидистую липу.

В полете школьная сумка расстегнулась, растеряв часть своего содержимого, и, зацепившись ручкой, грустно повисла на нижней ветке.

- Сегодня невысоко, - облегченно вздохнула подошедшая хозяйка. - Даже завхоза Ивана Сергеевича не надо просить, чтоб пришел с лестницей, - и она, подпрыгнув, сдернула портфель с ветки.

"Белая ворона", - в сердцах вздохнула как-то учительница по математике Марина Николаевна, провожая взглядом Катю Стасову. И хотя она произнесла это беззлобно, даже с каким-то сочувствием, одноклассники лихо подхватили эту кличку, отбросив ненужное "белая", и оставив просто - "ворона".

Катя потом долго смотрелась в зеркало, пытаясь найти в себе сходство с птицей: волосы не белые и не черные, скорее рыжие, нос маленький и совсем не похожий на большой птичий клюв, крылья... Крыльев нет. К сожалению. Катя закрывала глаза и представляла: вот она, взмахнув большими в пол-неба крылами, поднимается высоко-высоко над школой. Вот уже и липа осталась где-то внизу, а все одноклассники, вместе с ненавистным Малышевым, суетятся под ней словно глупые муравьи. Вот и город стал похож на расчерченное на квадратики лоскутное одеяло. А она всё летит и летит, выше и выше - туда, где небо и облака.

Катя собрала с земли упавшие учебники. Подняла, аккуратно завернутую в тетрадный листок, булочку с изюмом. Улыбнулась: "Это для подруги". Единственной, которая по-настоящему понимала девочку.

Их познакомил апрельский ветер. У старой скамьи, что привалилась к толстому дубу возле пруда в парке. Девочку и птицу. Катьку - белую ворону и настоящую ворону альбинос - необыкновенное создание с белоснежными, чуть подрагивающим от ветра, перышками, розоватым клювом и удивительно мудрыми глазами.

Они сидели и смотрели, как по весеннему небу плывут облака.

- Красивые, - вздохнула девочка.

- Кар! - поддакнула ворона.

- Ты тоже похожа на белое облако, - улыбнулась девочка. - Такая же крылато-воздушная, - и она раскрошила на скамейке ванильную плюшку.

- Кар! - поблагодарила птица, склевав угощение. И взмахнув белыми крыльями, которых так не хватало Кате, полетела рассказывать миру об их удивительной встрече.

Девочка проводила ее взглядом и снова счастливо вздохнула:

- Ворона... - теперь это обидное прозвище звучало для неё самым лучшим комплементом.

ИСТОРИИ ОДИНОКОЙ СКАМЬИ

Если б она умела писать сказки, то их хватило на целую книгу. Большую, в красивом темно-синем переплете, от которой вкусно пахнет приключениями и старой бумагой.

Одинокая скамья, что чуть подогнув свои уставшие от времени ноги, стояла прислонившись к раскидистому дубу, хорошо знала тяжесть этой волшебной книги, которая частенько лежала на ее шероховатых досках. Книгу приносила девочка. Садилась, бросив на землю портфель, и подолгу глядела в небо. Или читала.

Один раз она даже прочла вслух целый рассказ. Заслушавшейся скамейке показалось, что девочка читает именно для неё. Но потом оказалось, что для белой птицы, которая щекотила скамью своим клювом, склевывая рассыпанные крошки.

Но скамья не обиделась. Она со временем набралась мудрости, чтоб не сердиться на тех, кто садится на ее посеревшие доски. Когда ты не возмущен и не рассержен - можно услышать очень много всего интересного.

И скамья слушала. Милое сюсюканье мамаш с колясками, обсуждающих своих малышей. Гомон ребятни, которая обязательно пробегала по поверхности скамейки, балансируя, чтобы не упасть, и оставляла после себя земляные следы. Слушала песни вечернего дождя, смывающего грязь с досок и души. Слушала вздохи влюбленных и песни под гитару. Слушала полуночные исповеди загулявшего бродяги, прилегшего на скамейку отдохнуть. Слушала и молчала. Она не умела говорить. Зато очень любила слушать.

Но больше всего скамье нравились одинокая девочка и белая птица. Потому что они были необычные, не такие, как все. Подолгу тихо сидели, задрав головы и разговаривали о небе, ветре и облаках. В такие моменты скамейка тоже мечтала. Представляла, что она не просто старая лавочка в парке, а что-то более важное, более романтичное, даже таинственное. Что-то такое....

Скамейка вздрогнула: ткнув ее клювом, белая птица вдруг прокаркала тревожную весть. Там - в цветущих кустах сирени - кто-то прячется. Он наблюдает за девочкой с книгой. Скамья насторожилась. Впервые в жизни ей захотелось даже не заговорить - закричать! Предупредить свою любимицу о грозящей опасности. А девчушка встала, ничего не подозревая, и положив книгу в портфель, пошла, не оглядываясь, вдоль заброшенного пруда.

Она почти скрылась из виду, когда из сиреневых кустов вылез взлохмаченный пацан. Постоял, глядя в ту сторону, куда ушла девочка. И тихо опустившись на скамейку, провел ладонью по согретым солнцем доскам. Скамейка облегченно вздохнула: "А я то думала! Вот распереживалась, старая...". Но вдруг... В руке мальчишки что-то блеснуло. Резкая боль прорезала серые доски. Скамья выгнулась, напрягаясь, застонала тихо и жалобно.

Сашка Малышев стряхнул щепки. Под его пальцами красовалась только что вырезанная надпись "КАТЯ + САША = ЛЮБОВЬ". Он посмотрел на сидевшую на ветке дуба, белую птицу.

- Ворона... - грустно усмехнулся он, спрятав ножик в карман. - Вот теперь она точно увидит и всё поймет.

- Поймет..! - эхом отозвалась скамья. Следы от ножа еще жгли и саднили, но ей было хорошо. Теперь она не просто одинокая лавочка в парке. Теперь у неё есть секрет! Она - любовное послание!

О ЧЕМ НЕ ПОЮТ СКВОРЦЫ

В небе невесомо парила белая птица, расправив крылья, подхваченная теплым весенним ветром. Где-то внизу шумел, одеваясь в листву, старый парк. Взмыв вверх, будто пытаясь поймать облака, птица вдруг замерла на мгновенье, и сложив крылья, резко полетела вниз.

Она много раз представляла, что вот так, оборвав полет, падает, падает... Насмерть разбиваясь о землю. Было время, когда она дни напролет кружилась над верхушками деревьев, набираясь смелости для последнего решительного шага. Зачем жить, если ты никому не нужна, и никто никогда тебя не полюбит.

Она родилась уродом - белокрылым и белоклювым, с чуть подслеповатыми, красными глазами. И как пропели ей по-секрету скворцы - ей очень повезло, что ее не заклевали до смерти сразу же после рождения, а просто выгнали из стаи.

- Лучше б заклевали, - вздыхала птица.

- Глупая! Дура! Дура! - кричали скворцы.

- А можно я останусь с вами? - в надежде каркала птица.

- Ты что!? Ты что! - перебивали друг друга скворцы. - Ты не знаешь наших песен, глупая птица! Вот когда научишься, тогда... А пока кыш! Кыш! - и скворцы взмывали в воздух, кружа над своими скворечниками.

А белая птица улетала на поиски скворцовых песен, вздыхая о своей несчастной судьбе. И хотя она давно уже знала их все наизусть, но могла пропеть только свое громкое и неприятное: "Кар!"

Такие песни никому не были нужны. Только ветер, подхватив воронье карканье, разносил его по всему парку.

Белая птица снова взмывает вверх. Высоко-высоко... Выше неба. А потом, сделав круг над парком, тихо опускается на старую скамейку возле пруда. Рядом садится девочка. Открывает портфель, достает булочку, аккуратно завернутую в бумагу. Раскидав крошки, проводит рукой по вырезанной на старых досках надписи: "КАТЯ + САША = ЛЮБОВЬ". Улыбается, подставляя лицо солнцу.

Ветер играет в догонялки с облаками. Они убегают.

- К морю полетели, - оторвав взгляд от неба, девочка достает книгу. - А у меня для вас сегодня новая история.

- Скрип, - романтично отвечает ей скамейка.

- Кар! - радостно поддакивает белая птица.

- Об одиночестве, дружбе и... - девочка мечтательно вздыхает и улыбается. - И немного о любви...