Баррикады. Глава 48

Глава 48. Фоторобот


Тем временем по коридору военного госпиталя двигалась процессия из шести человек. Пятеро из них – Решко, двое спецназовцев и двое оперативников управления ДГБ – шли размеренным, чеканным шагом, каким и ходят обычно силовики. Их можно было принять как за посетителей, так и за пациентов, тем более что и те, и другие представляли одну и ту же категорию – работники силовых ведомств. Некоторые, особенно бойцы спецназа и воинских соединений, после тяжёлых спецопераций попадали сюда массово, и так же массово их посещали коллеги и сослуживцы. Так что группа, бойко шествующая по коридорам в сторону спортзала, никаких вопросов здесь ни у кого не вызывала – для данного учреждения шествия таких делегаций были вполне обычны. Выделялся на общем фоне только Виталий Карпенко, которого вели под руки двое оперативников, и который шёл так, словно его ведут на расстрел. Но даже его, лишь отдалённого не похожего на оперативника или спецназовца, можно было принять за родственника (к примеру, сына) кого-то из бойцов, проходящих здесь лечение.

Все они шли в зал спортивной реабилитации, где пострадавшие сотрудники органов проходили реабилитационные мероприятия и просто поддерживали себя в форме. Один из оперативников нёс в руках рюкзачок с вещами Карпенко, изъятый в первой городской больнице, второй смотрел, чтобы молодчик не удумал чего лишнего.

Спортзал был наполовину пуст. Несколько силовиков работали на тренажёрах, ещё один парень с перевязанной ногой упражнялся на брусьях. Руслан и Анатолий предложили подождать пятнадцать минут – по расписанию в это время в госпитале разносят ужин, а пока потолковать с задержанным молодчиком.

Присев на скамеечке, расположенной в углу, спецназовцы взяли у оперативников принадлежащий задержанному рюкзак и принялись рассматривать его содержимое. Для этого Руслан приволок из раздевалки тумбочку, куда Борис Решко стал выкладывать вещи Карпенко. На тумбочку ложились одна за другой дисконтные карты в магазины спортивного питания, абонементы на посещение тренажёрных залов и саун в самых разных заведениях города, в том числе и довольно престижных.

– Ни хрена себе! Вот это коллекция. У меня даже такого нет, – отреагировал Руслан, разглядывая выложенные на стол флаера и абонементы. – Борь, у него чё, богатые родаки?

– Напротив. Мать работает помощником продавца в супермаркете на выезде из города. Отца он толком и не знает, так как мать с ним развелась, когда этот ****юк ещё под стол пешком ходил. А сам он только учится, – ответил Решко, продолжая выкладывать содержимое рюкзака Карпенко.

– На заядлого спортсмена он как-то смахивает, – усмехнулся другой спецназовец, Анатолий, брезгливо поглядывая на сжавшегося и напуганного молодчика.

Они прикинули, что если всё это перевести в денежный эквивалент, получится довольно приличная сумма. Учитывая, что парень нигде не работает, а пока только учится, и живёт без отца, с одной лишь матерью, денег на такой набор у него бы явно не наскреблось, даже если бы он действительно был фанатом спортивного образа жизни.

– Охренеть. Это ж одна из самых дорогих качалок! – поразился Руслан, достав из кошелька ещё один крутой абонемент. – Откуда у тебя такие бабки, патлатый?

– Нам в организации выдавали, – сдавленно выдавил он.

– В какой ещё организации?

– Вот этой… там… на жетоне написано.

Он потянулся рукой к лежащей на столе вещице, однако Решко выхватил её прямо у парня из-под носа. Жетон представлял из себя пластиковую карту, с одной стороны которой на чёрном фоне красными линиями был нарисован разъярённый питбуль с открытой пастью. На обратной стороне слева была напечатана фотография смазливого парня с чёрными волосами длиной до шеи и косой чёлкой. Справа шли его личные данные. Сама карта содержала элементы голографической защиты.

– Ну нехи-и-ило, – протянул Руслан, взяв у Решко жетон и вертя его в руках. – А откуда у вашей организации столько бабла? Кто вас так проспонсировал?

– У нас ребята владеют некоторыми точками, – ответил молодчик. – И есть некоторые договорённости.

Решко снова отвёл взгляд на абонемент в престижную качалку, и вдруг вспомнил, что у него когда-то была такая же. Их выдавали сотрудникам ДГБ, когда Крючков ещё был начальником их управления в Адмиральске. Решко предположил, что если за радикалами стоит Крючков – второй после мэра человек в городе, – то в принципе всё объяснимо.

Решко сам был качок со стажем и бывал во многих городских качалках. В лицо он знал многих завсегдатаев этих заведений, но Карпенко среди них не припоминал.

– Кто там ты у нас? Спортсмен, да? – в глумливой форме спрашивал он, пересматривая стопки бумаг и документов. – Что ж ты спортом тогда не занимаешься, раз ты спортсмен?

– Занимаюсь. Иногда.

– Ах, иногда… А спортом надо заниматься постоянно. Коль уж ты спортсмен… Сколько раз от пола отжимаешься?

Задержанный сидел как побитая собака, уткнувшись глазами в пол, и не говорил ни слова.

– Давай с тобой отожмёмся. Я тоже спортсмен.

Тот, казалось, ещё больше сжался и по-прежнему молчал.

– А меня к себе в члены возьмёте? В свою организацию. Я ж похож на питбуля? Готов даже стать вашей эмблемой! – язвительно говорил здоровяк, скорчив рожу и сморщинив лоб. –Составишь мне рекомендацию? А, парниш? Или вы с такими, как мы, не кентуете?

Карпенко нервно сглотнул. Беседа со спецназовцами в зеле реабилитации военного госпиталя действовала на него даже более угнетающе, чем допрос в стенах ДГБ.

Тем временем находящиеся в спортзале силовики стали собирать со скамеек свои кофты, бутылки с водой и направляться к выходу, чтобы не пропустить ужин, который в военном госпитале был сытным и отвечал всем нормам. Вот, слегка хромая, вышел парень, упражнявшийся на брусьях, поставил штангу на обратно на стойки коренастый силовик. Теперь в огромном помещении с тренажёрами и спортивными снарядами остались только спецназовцы, Решко, задержанный Карпенко и сопроводившие его оперативники.

Решко снял с себя футболку, обнажив крепкий торс, на котором без труда можно было разглядеть упругие кубики. Карпенко, казалось, ещё больше сжался и по-прежнему молчал.

– А ну, давай теперь ты разденься.

– А? Что? – в глазах задержанного читался испуг.

– Раздевайся, я сказал! – в приказном тоне, повысив голос, сказал ему Решко. – Кофту сними, футболку!

Тот начал стягивать верхнюю одежду.

В этот момент в открытые двери спортзала вошёл Егоров. От увиденного он оцепенел.

– Борис, что ты делаешь? Зачем? – непонимающим тоном, скривившись, спросил капитан ДГБ.

– Скоро увидишь. Знаю, что делаю, – пробурчал руководитель силового блока и продолжил отдавать молодчику команды. – Чё застыл? Майку снимай. Ты же спортсмен, для тебя это привычно должно быть.

После того, как Карпенко разделся, Решко, поигрывая мышцами, предложил отжаться и лихо, упёршись кулаками в пол, сделал двадцать отжиманий. Потом одну руку завёл себе за спину, а другой начал методично поднимать своё массивное тело. Совершив десять отжиманий одной рукой, он сменил правую руку на левую, и продолжил делать то же самое уже другой рукой. Было видно, что для него это не просто посильное, а вполне себе привычное дело, которым он занимался каждый день, дабы держать себя в форме.

Молодчик со страхом и удивлением глядел на спецназовца.

– Чё хлебальник открыл? Давай, отжимайся уже, – на выдохе произнёс тот, совершив последние отжимания и так же бодро вскочив на ноги.

Задержанный медленно опустился на четвереньки, потом, облокотившись на ладони, начал неспешно опускать и поднимать своё тело на обеих руках. При том, что парень был гораздо моложе и меньше Решко по весу, с мастер-классом, показанным руководителем силового блока ДГБ, эти неуклюжие и неловкие движения было не сравнить.

Спецназовцы разочарованно хмыкнули и переглянулись, пожав плечами. Они явно ожидали увидеть что-то другое.

– Да-а-а, дружок, – покачал головой Решко. – Если ты и в постели будешь так же отжиматься, от тебя баба либо сбежит, либо уснёт. Живее давай, в темпе. Восемь, девять, десять…

Карпенко выжимал из себя эти движения мышцами, кривясь и тяжело выдыхая. Двадцатое отжимание далось ему с большим усилием.

– Ну чё, бобик сдох? – снова поддел его Решко. – Что же ты такой хилый? Ты же типа спортсмен. Где твои мышцы?..  Член «Бойцовского клуба» – это боец! А сам как холодец. Сколько раз подтягиваешься?

– Не помню…

– Пошли проверим!

Решко грубо схватил молодчика за плечо и подвёл к перекладине. Он легко подпрыгнул, схватился за перекладину и стал ловко поднимать своё огромное тело вверх, практически взлетая и так же быстро опускаясь вниз. Карпенко стоял как вкопанный, а спецназовцы считали вслух, с азартом поглядывая на молодчика. После тридцать пятого подтягивания спецназовец ловко спрыгнул с перекладины и начал разминаться.

– Теперь ты. Давай. Хотя бы пятёрку выжмешь?

Молодчик попытался допрыгнуть до перекладины, но у него не вышло.

– Подсадить? – ехидно бросил Решко и, не дожидаясь ответа, взял его подмышки и поднял к перекладине.

Капитан ДГБ Егоров и двое спецназовцев смотрели, как Карпенко висел на турнике. Он пытался приподнять своё тело вверх, но руки не слушались, а ладони предательски потели. Его попытки сопровождались бурным хохотом силовиков.

– Тоже мне, спортсмен. Спрыгивай и одевайся! – прорычал Решко и брезгливо глянул на молодчика.

Руки у того разжались, и он свалился с турника.

– Боря, ты что творишь? – сквозь зубы процедил Кирилл Егоров, подойдя вплотную к руководитель силового блока. – Объясни мне, что происходит.

Его лицо по-прежнему выражало злость и непонимание.

– Не здесь. Давай выйдем, – сказал Решко. обтёршись хлопчатой салфеткой, взятой с одной из полок, и бросив её в контейнер для стирки.

Он достал из кармана брюк пачку сигарет и направился к выходу из спортзала. Егоров последовал за своим коллегой. Они прошли по коридору и зашли в туалет, где отдельной комнатой было помещение для курения. Став у распахнутого окна, Решко вынул из пачки сигарету, чиркнул зажигалкой и закурил. Егоров смотрел на него строго и непонимающе.

– Мы за этим сюда пришли? Соревноваться с задержанными? Что за клоунаду ты здесь устроил?

– А это не клоунада была, Кирюш, – спокойно ответил Решко. – Видишь это окно? Ты в него пролезешь?

– Если надо, пролезу, – сквозь зубы процедил Егоров.

– Я в этом не сомневаюсь. Потому что окно расположено низко, оно большое и хорошо открывается, правда? Но вспомни, какое окно было там, в больнице. Через которое сбежал тот, кто напал на наших ребят.

– И?

– Там створка открывалась гораздо выше, чем здесь. Тот, кто вырубил моих ребят, запрыгнул на высоту, которая была ему где-то по плечо. А створка находилась прямо под потолком. Сначала он вскочил на подоконник, потом подтянулся и вывалил своё тело уже с обратной стороны. Сделав это без всяких подручных вспомогательных средств. Я пытался понять, способен ли этот засмоктыш вот так потянуться. Чтобы это проверить, я его и раздел. Ну, нету там мышц, Кирюш. Там нечему подтягиваться.

Егоров пытался вкурить то, что сказал его коллега. Решко тем временем сделал очередную затяжку и, выпустив густой клуб дыма, продолжал.

– Это сопляк, который тяжелее своего члена в руках ничего не держал. Или телефона, которым он снимал твою Калинкову. И в организации, я так понимаю, ему ничего другого не поручают. Потому что выполнить что-то другое он неспособен. А телефон держать со включённой камерой – пожалуйста. Напасть, избить кого-то он не может. Он может только это снимать. И второе. – Решко снова затянулся. – Ты внимательно смотрел записи на его телефоне?

– Ну, смотрел. И что?

– Ты заметил, что все ранние инциденты были сняты трясущимися ручками? Запись аж скачет. И тот, кто снимал, очень далеко отскакивал, когда рядом происходила какая-то потасовка. А теперь вспомни, как вёл себя тот, с которым мы пересекались в больнице. Нагло, с ухмылкой, снимал наши рожи, и руки при этом держал ровно, на уровне лица. И ни один мускул не дрогнул. А чмо, которое только что у тебя на глазах даже подтянуться толком не смогло, обоссалось бы, если бы кто-то из нас в этот момент на него посмотрел.

– Ты к чему клонишь? – покачал головой Егоров.

Своей догадкой Решко его даже не озадачил, а прямо-таки ошарашил.

– В больнице был не он.

– Что?

– Что слышал. Это два совершенно разных человека. Тот, который был в больнице, он был наглый, смелый. Он тоже был щуплый, но весь какой-то жилистый. У него всё тело как натянутый канат. И подготовка там, Кирюша, будь здоров. А это – ничтожество. Сидит, ноет, скулит. Мне даже смотреть на него тошно, – презрительно кривясь, проговаривал Решко.

Он раздавил окурок о пепельницу и подошёл к писсуару.

– Так что певица эта была права, – резюмировал Решко, напомнив Егорову о недавнем их разговоре с Мариной Подкопаевой – бывшей подруге Карпенко, которую его товарищи облили зелёнкой, а сам Карпенко это всё снимал. – Вырубить наш спецназ и сбежать через окно он был неспособен.

Егоров достал мобильный телефон и очень внимательно принялся рассматривать фоторобот нападавшего, сопоставляя его с внешностью Карпенко.

– Значит, к нападению на наших людей он непричастен, – полуохрипшим голосом говорил Егоров, пребывая в состоянии озадаченности. – Хм. Как интересно…

– Зато причастен к другим инцидентам. К нападению на ту же Калинкову. Его показания это косвенно подтверждают, как бы он там ни отнекивался, а записи с его телефона – подтверждают прямо, – сказал Решко, закончив свои дела у писсуара и подходя к раковине. – Так что в любом случае надо брать его под арест. Посидит пару дней в обезьяннике – и начнёт всё выкладывать как на блюдечке.

– Борис… Я разговаривал только что с Настей. У меня к тебе есть ещё одно важное дело, – нерешительно начал Егоров и подошёл к Решко ближе. – Это связано с Калинковой. Есть сведения, что она сейчас находится здесь.

От услышанного Решко аж скривился и искоса посмотрел на Егорова.

– Это тебе твоя Настенька сказала? Эта дура набитая? Которая дала команду моим пацанам скрутить ветерана? Ты в своём уме? – задавал недоумённые вопросы Решко.

– В любом случае мы должны это проверить.

– А каким бы макаром она здесь оказалась? Она что, полицейская? Или, может, она в ДГБ работает? Что-то я её у нас в управлении не припомню. Или, может быть, она вообще военная? Точно! Может быть, она работает под прикрытием! Надо же! А мы об этом не знаем! – с крайним издевательством говорил Решко. – Давай подумаем, чья она может шпионка? Израиля? Или, быть может, Китая?.. Ты уже шизу ловишь, Кирюша! Вместе со своей Настенькой.

–  Боря, это серьёзно! – процедил сквозь зубы Егоров, уже не особо веря в помощь своего коллеги.

– Нет, Кирюша. Даже если предположить, что каким-то фантастическим образом она оказалась здесь, или попала сюда по чьей-то просьбе, чего я тоже исключать не буду, ищи её сам и разбирайся с ней сам. В вашем с Настенькой цирке я больше не участвую. Мне клоунов и без вас хватает. Идите и позорьтесь сами, меня и моих людей в ваше дерьмо больше не вовлекай, – жёстко вымолвил Решко и сплюнул крошки табака с языка, как обычно делал, когда ощущал какую-то брезгливость. – А мы с ребятами здесь развлечёмся. И этого придурка повоспитываем. Заодно узнаем подробности, как и с кем этот фашист памятники обрисовывал. «Никто, кроме нас», как говорят десантники.

С этими словами Решко похлопал Егорова по плечу и покинул его, вновь направившись в сторону спортзала.

Егоров остался в туалете один. Он подошёл к раковине, открыл кран и набрав в ладони воды, выплеснул себе в лицо. «Где же брать людей?», – думал Егорово, прикидывая, что ему сейчас придётся звонить в управление и вызывать отряд в обход Решко. Он мог, конечно, и напрямую обратиться к начальнику их управления, чтобы заставить руководителя силового блока включиться в процесс после соответствующего приказа, но бы выглядело по-предательски. После такого ни Решко, ни его подчинённые точно уважать Егорова не будут.

Капитан ДГБ снова посмотрел на окно, мысленно прикидывая, как бы молодчик вылез и сбежал. В этот момент у него в кармане зазвонил мобильный телефон. Обтерев мокрые кисти о свитер, капитан ДГБ взял в руку аппарат. На экране высветился номер его бывшего шефа – Владимира Крючкова.

– Владимир Петрович, слушаю вас, –  произнёс Егоров, стараясь придать своему голосу бодрости.

– Кирюша, дорогой, что ж ты не говоришь, что у вас проблемы? Али стесняешься? – Голос говорящего отдавал наигранной заботой. – Даже Настюша, превозмогая тотальный контроль и все требования, которые к ней сейчас предъявляют, нашла возможность и силы мне позвонить и обо всём доложить. А ты, свободный белый человек, чего-то там побоялся. Ну, ей-богу, как не свой. Позвони ты мне раньше, мы бы уже давным-давно упаковали и её, и врачиху, и всех, кто препятствует работе органов. У вас людей не хватает?

– Есть такое, – горько выдохнув, проговорил Егоров.

– Какие проблемы, Кирюш? Я сейчас Пастыке позвоню – он пришлёт полицейский спецназ. За ним не заржавеет. Я его сколько раз выручал. Звонить?

– Было бы хорошо, – протянул Егоров.

– Вот и славно, – заботливо проговорил Крючков. – Готовь всё необходимое. В первый раз преступница ушла, но теперь она уж точно должна быть задержана. И чем быстрее, тем лучше.


* * *


Выйдя из Усть-Ингульского РОВД после общения с Воронцовым, не давшим никакого результата, мрачный Столяров двинулся к автомобилю. Его жена в своём красном платье стояла со стаканчиком кофе и мило болтала с тремя молодыми полицейскими. Те ей что-то задорно рассказывали, бессовестно заглядывая в разрез декольте, а она звонко смеялась, купаясь в мужском внимании.

– Наташа, поехали, – раздражённо буркнул доцент, грубо дёрнув жену за руку, так что она чуть не пролила себе на платье остатки кофе из стакана.

Он с осуждением и укором посмотрел на молодых полицейских.

Жена Столярова села за руль своей розовой черри, а доцент примостился на пассажирском сидении и закрыл глаза.

– Игорёк, с тобой всё нормально? – осторожно поинтересовалась Наташа, прикоснувшись к его руке.

– Нормально, – сквозь зубы процедил Столяров и вырвал руку из её ладони.

Сказал он это очень тихо, хотя изнутри его разрывало. Перед глазами доцента маячил фоторобот неизвестного, напавшего на работников правоохранительных органов, в котором он узнал своего подопечного. Столяров готов был простить ему многое. Даже то, что парень начал самостоятельные исследования и собственноручно изготовил некий прибор, скрыв от своего куратора.

Когда Никола ушёл от Столярова в группу профессора Графченко, сказать, что доценту это было неприятно – не сказать ничего. Это действие он расценил как предательство, хотя умом понимал, что в случившемся есть доля и его вины. Он простил своему подопечному даже запуск лазерного оборудования, который тот произвёл, проникнув тайком на территорию завода. Хотя этим Никола очень сильно подставил весь университет и лично его. Но даже здесь бывший куратор старался вывести своего подопечного из-под удара. Столяров отдавал себе отчёт, что он больше беспокоился за Николу, чем за себя.

Сегодня, в словесной схватке с начальником Усть-Ингульского РОВД Воронцовым, он нисколько не сомневался в правильности своих действий. Но после увиденного фоторобота доцент был охвачен яростью. На кого он потратил время? Кого так яростно защищал, что даже готов был угодить в ИВС? Урода, который напал на двух спецназовцев! И где? В городской больнице! Столяров поймал себя на мысли, что сейчас он рад тому, что Никола находится в закрытой камере, иначе он бы просто избил его.

Пока они ехали по мосту, доцент немного остыл. Он начал осознавать, что тяжело ждать адекватных поступков от психа, у которого к тому же и соответствующая справка имеется. Столяров уже не раз мысленно проклинал тот день, когда пошёл на поводу у Григория, разрешив парню работать в своей лаборатории. «Придурок! Псих! Урод!..». Столяров не жалел для своего подопечного крепких слов. Ещё спустя пару минут доцент понял, что беспокоится за этого урода. Доказательством служило то, что доцент снова испытывал чувство тревоги, как этим летом, когда узнал, что в его подопечного стреляли и он находится в больнице.

Трагическое событие произошло 15 августа нынешнего года. Столяров с женой тогда был на курорте. От университета ему выделили 12-дневную путёвку в пансионат, расположенный на побережье Чёрного моря. И вот, на четвёртый день отпуска, когда они с женой уехали на экскурсию в античный город Херсонес, гуляя среди развалин древнего поселения, Столяров вдруг ощутил необъяснимое чувство тревоги. Как будто произошло что-то страшное. В этот момент ему даже показалось, что песок под ногами потемнел, став похожим на угольную крошку, а огромные шлифованные камни какой-то старинной постройки надвигаются на него и других туристов, и вот-вот раздавят.

Его жена в этот момент стояла у края обрыва с фотоаппаратом на шее и фотографировала колонны древнего храма. Её светлые волосы красиво развевались на ветру, глаза светились восторгом, а на лице играла миловидная ангельская улыбка. Охваченный чувством необъяснимого страха, Столяров подбежал к ней и начал уводить с этого, как ему показалось, проклятого места. Увидев тревогу на лице мужа, Наташа даже не сопротивлялась. Она прервала осмотр развалин и предложила зайти в расположенный тут же Свято-Владимирский собор.

– Наташ, ты же знаешь моё отношение к церквям и к публике, которая там ошивается, – скривился Столяров. – Но, если чувствуешь потребность – зайди, а я побуду здесь, снаружи.

Они дошли до здания из светлого камня, фасад которого украшали портики и изящные колоннады, придавая ему сходство с античным храмом. И только огромный купол в виде полусферы, увенчанной золотым крестом, говорил о том, что это культовое сооружение является объектом поклонения христианскому богу. При входе в собор на деревянных перилах висели длинные платки, которые туристки могли надеть, чтобы зайти и помолиться. Найдя среди платков изящное парео, оставленное, очевидно, кем-то из посетительниц, Наташа обвязала его вокруг пояса, прикрыв свои коротенькие шорты, заплела светлые волосы в косу и надела на голову платок.

Когда жена, трижды перекрестившись, зашла в храм, Столяров достал мобильный телефон и позвонил родителям. Он справился о здоровье отца и матери, которая периодически страдала от головных болей и давления. Мать уверила, что с ней и отцом всё нормально, и по этому поводу вовсе не стоит переживать. Закончив разговор с матерью, доцент хотел было спрятать мобильный телефон в карман, но чувство тревоги не покидало его. Недолго думая, он набрал свою коллегу по работе и давнюю подругу Эллу Магниеву. Элла ответила на звонок практически сразу.

- Игорь?.. Ты уже в курсе?.. – Голос у Магниевой был встревоженный, что было вовсе нехарактерно для стойкой завкафедрой робототехники, которая к тому же была куратором проходящих обучение в АКУ иностранных студентов и всегда за них стояла горой.

– В курсе чего? –  ещё больше разволновался доцент.

– Сегодня напали на группу наших ребят, тестирующих аппаратуру на набережной…  –  Элла сделала паузу. – Абубакар и Габриэлла в больнице. У них синяки и ушибы. А вот в Николу стреляли… – Снова пауза, на этот раз более долгая.

В этот момент доцент почувствовал, как начала неметь рука, держащая телефон, а перед глазами поплыли точки.

– Что с ним? – медленно выговорил Столяров

– Стреляли из травмата, поэтому нельзя сказать, что фатально. Это случилось на нашем понтонном мосту. Он в этом состоянии смог даже добежать до его конца. Там потерял сознание. Ребята вызвали скорую, и его увезли в университетскую клинику… Это случилось только что. Два часа назад.

Больше Столяров ни о чём не мог думать. Зайдя через смартфон на сайт авиакомпании, он тут же забронировал билет на ближайший рейс до Адмиральска.

Когда Наташа вышла из храма, муж огорошил её известием, что у него появились неотложные дела, он взял билет на самолёт и сегодня же возвращается обратно.

Не став дожидаться экскурсионного автобуса, они поймали такси и выехали к пансионату. Уже в номере, укладывая вещи в чемодан, Столяров рассказал жене о случившемся.

– Как он? – с тревогой в голосе спросила Наташа.

– Никола потерял сознание и его увезли в нашу больницу. Это единственное, что я знаю, – ответил доцент.

Утром следующего дня Столяров уже был в Адмиральске. Из аэропорта он взял такси и, даже не завозя вещи, поехал прямо до университетской больницы. Несмотря на ранее утро, в её холле на светлых диванчиках из искусственной кожи сидели студенты – африканцы Габриэла Н’Тьямба и Абубакар Абанда, рядом с ними стоял мрачный камбоджиец Нарит Тхонг. Элла Магниева рассматривала какие-то бумаги на стойке у регистратуры, с ней рядом находились ещё двое студентов – белорус Владислав Федорец и венгерка Ната Варга. Они вели какую-то беседу.

Подойдя к ним, Столяров понял, что речь идёт о деньгах, необходимых на лечение парня.

– Ну, университет может выделить десять тысяч причерноморских рублей в качестве материальной помощи, – раздавался голос Эллы Магниевой. – Ещё пять-семь могу дать я…

– Ребята, не беспокойтесь. Какая бы сумма ни понадобилась, я её найду, – с серьёзным видом проговорил белорус Федорец. – Дайте мне счёт и реквизиты. Сколько можно просить, чёрт побери?..

Глядя на его растянутую футболку и поношенные кеды, Столяров усомнился, что у этого молодого человека могут быть такие деньги. Но Влад Федорец был не из тех, кто просто так молол языком. «Может какие-то сбережения», – подумал доцент.

Он знал, что Федорец имеет какое-то отношение к предприятию «БЛМП» («БеларусьЛифтМашПроект»), на котором работал перед тем, как приехать из своей родной Беларуси в Адмиральск. Это было видно, в частности, по его готовности лично отремонтировать в вузе лифт, если он вдруг поломался (и у него это действительно получалось блестяще), и по спецовке с эмблемой предприятия, которую он иногда надевал и в которой иногда приходил даже на пары. Столярову не очень нравилась такая манера – уж очень сильно было похоже на желание выпендриться. Но лично выговаривать Федорцову по этому поводу он не решался, так как понимал, что это всё-таки не его дело.

А некоторое время назад от кого-то из студентов или работников вуза он узнал, что Федорец приехал в Адмиральск не сам, а привёз ребят – работников этого предприятия, чтобы те получили высшее техническое образование в Адмиральском кораблестроительном университете. А чтобы не скучать и быть в курсе всех дел, поступил в этот вуз и сам. Ходила даже легенда, что завод, к которому Федорец имел отношение, оказался на грани банкротства, и чтобы его спасти от закрытия, Влад продал дом своей бабушки в Барановичах и на вырученные деньги купил акции этого предприятия. Говорилось даже, что за короткий промежуток времени он вывел работу этого предприятия в плюс и оно начало приносить прибыль. У доцента не было поводов не доверять этим слухам. Впрочем, и в этом случае Столяров понимал, что его тоже мало касается.

И вот сейчас Столяров испытал очень смешанные чувства. Желание белоруса внести требующуюся сумму на лечение Николы его, с одной стороны, насторожило, а с другой – обнадёжило. Помочь товарищу и другу, в том числе деньгами, если это нужно – в общем-то, даже не героизм, а нормальный человеческий поступок. В цивилизованном обществе, ценящем дружбу и взаимовыручку, так и должно быть. Но поручать одному студенту оплатить дорогостоящую операцию другого студента было бы по меньшей мере неэтично. Кто знает, что потом ему взбредёт ему в голову и чем Никола будет вынужден ему отплачивать. Поэтому готовность Федорца стать благотворителем для Николы Столяров решил отсечь с ходу.

– Простите, о какой сумме идёт речь? – поинтересовался он, вклинившись в разговор.

Магниева обернулась на голос.

– Игорь, ты уже здесь? Надо же как быстро… – в её голосе звучало то ли удивление, то ли восхищение.

– Повезло с самолётом, – отмахнулся доцент. – Что с Николой?

– Стреляли с близкого расстояния, поэтому речь идёт не только об извлечении пули. У него сломано ребро, а поскольку он пребывал в шоковом состоянии и не чувствовал боли, то в таком состоянии он ещё какое-то время пробежал, это усугубило ситуацию, поскольку осколок ребра вонзился в лёгкое и пробил его. Короче, он сейчас подключён к системе искусственной вентиляции лёгких.

Элла посмотрела на студентов.

– Ребят я отойду, мне надо переговорить с Игорем Ивановичем.

Она увела доцента в самый край холла, где её взгляд упал на два кресла в окружении тёмно-зелёных монстер, стоящих на полу в больших цветочных кадках.

– Ну, смотри. Аппарат ИВЛ сейчас оплачивает университет, – начала Магниева, усаживаясь на одно из кресел. – Что касается операции, причерноморским студентам их оплачивают из бюджета. У иностранцев, проходящих обучение у нас, есть страховой медицинский полис. По какой-то причине он у Николы отсутствует. Мы уже подали запрос в посольство Сербии, и получили оттуда ответ, что у Радича в принципе отсутствует медицинская страховка и вообще любые страховые полисы. Ещё из ответа посольства следовало, что у себя на родине он ни дня официально не проработал. Есть сведения только о прохождении им лечения в психоневрологическом отделении детской больницы города Нови-Сад в возрасте от шести до двенадцати лет. Диагноз – расстройство аутического спектра, асоциальное поведение и диссоциальное расстройство на фоне посттравматического синдрома. Я не хотела говорить всего этого при ребятах…

«Псих! Что и требовалось доказать», – промелькнуло в голове у доцента. Но тут же отогнал от себя эту мысль, так как сейчас об этом думать было не время.

– Ещё из посольства дали ответ о получении им полного среднего образования в школе города Нови-Сад. В связи со своим диагнозом и рисками, которые это несёт, он находился на индивидуальном обучении, – продолжала Магниева. – Закончил он школу с отличием. Но вот дальше… Он мне лично рассказывал, что проходил обучение в Белградском техническом университете. Но этих данных в посольстве нет. Ни о его зачислении в университет, ни об окончании им университета.

– Я видел его диплом. Он проходил обучение под другой фамилией, – мрачно ответил Столяров. – Вероятнее всего, чтобы скрыть свой диагноз при поступлении.

– Это он тебе рассказал? – глаза Магниевой округлились.

– Другие люди. После того, как я настоятельно стал требовать его диплом. Спроси сама. Думаю, тебе он расскажет.

– Если сможет… – вырвалось у Эллы. Её голос задрожал.

Столяров почувствовал, как по его коже пробежал холодок.

– Чёрт возьми, Эл, мы сейчас с тобой такую ерунду обсуждаем, когда речь идёт о его жизни, – доцент практически одёрнул сам себя. – Ты мне можешь, наконец, сказать, сколько нужно денег?

– Смотри. Сейчас ему необходимо сделать иммобилизацию отломков при помощи титановых пластин, Сама операция стоит тридцать пять тысяч. Плюс ушивание ран лёгкого, а это ещё тысяч пять. Возможно, ещё понадобятся ноотропные препараты для мозга. Какое-то время он испытывал кислородное голодание, и практически всё время спит. Говорят, что это не кома, а всё-таки сон. Хотелось бы в это верить. – Она тяжело вздохнула.

– То есть необходимо найти сорок-пятьдесят тысяч?

Столяров понимал, что с одной стороны сломанное ребро – это не так критично, как если бы человеку проломили голову. С другой – просто так на искусственную вентиляцию лёгких не кладут. Прикинув, какие у него есть сбережения, вспомнив про счёт в банке, доцент посмотрел на Магниеву.

– Где этот счёт? Я оплачу.

– Ты? – Магниева с удивлением и восхищением просмотрела на коллегу. – У тебя золотое сердце.

– Слушай, он ведь всё-таки и мой студент, и подопечный. И не надо делать из меня героя, я тот ещё мудак. Разреши я ему тогда конструировать ему эту свою хрень в моей лаборатории, не было бы этих внеплановых запусков на судостроительном. Обысков ДГБ и прочих неприятностей. Вообще ничего бы не было. Быть может, даже этой ситуации, которая произошла сейчас… – говорил доцент, не находя себе места. – Поэтому давай сюда эту грёбанную бумажку и говори врачам, пусть побыстрее делают чёртову операцию. Я всё оплачу!

Магниева кивнула и молча расстегнув свою сумочку, протянула Столярову счёт.

– И ещё. Я могу его увидеть? – проговорил доцент, уставившись на коллегу.

– Ну, это с врачом, – пожала плечами Магниева.

В реанимационное отделение, где находился Никола Радич, пропускали только близких родственников. Недолго думая, доцент представился его куратором и научным руководителем, достав в подтверждение своих слов распоряжение ректора АКУ о зачислении Николы в его научную группу. Также Столяров объяснил, что парень – иностранец и здесь у него из близких никого нет. Немного поспорив с врачами, он всё же добился того, чтобы его пропустили к подопечному.

Никола лежал на койке. Его лицо было закрыто кислородной маской, от которой тянулись трубки к аппарату подачи кислорода, и только длинные чёрные волосы были веером раскинуты по подушке. Руки парня были бледные. На человека, находящегося в тяжёлом состоянии, он похож не был. Складывалось ощущение, что парень просто крепко спал. Доцент постоял у койки пару минут.

– Держись, дружище, – проговорил Столяров, слегка сжав кисть своего подопечного, и вышел из палаты.


* * *


Выйдя из клиники, доцент заказал такси и со счётом, который дала ему Магниева, поехал в региональное отделение «Причерноморкапиталбанка», где у него был депозитный вклад. После оплаты счёта в банке, доцент велел таксисту подъехать к главному управлению Второго судостроительного завода. Выйдя из автомобиля и расплатившись с водителем, он миновал завод и пошёл в сторону теплоснабжающей кампании «Адмиральская ТЭЦ», которую можно была разглядеть практически с любой точки города благодаря огромной, возвышающейся на сотни метров, дымовой трубе.

На входе стояла вооружённая охрана, которая поинтересовалась, кто он, с какой целью сюда направляется, и попросили предъявить документы.

– Мне нужен Григорий, – ответил Столяров.

Эта фраза подействовала на охранников магически. Его сразу пропустили на территорию и повели вдоль каких-то хозпостроек и сооружений. Заведя доцента в одно из зданий, внешне напоминающих сарай, охранники провели его по тёмному коридору до лестницы, уходящей в подвал. Один из них включил рубильник. Перед глазами Столярова предстала каменная лестница с перилами, уходящая вниз на несколько пролётов. Они спустились в помещение, внешне напоминающее бункер, и пошли по коридорам, отделанным полированным камнем. Они дошли до одной из комнат, снабжённых гермодверью, которая в данный момент была открыта.

В широком кресле за письменным столом сидел седобородый старик в фуфайке, выдающей его принадлежность к теплоэлектроцентрали. Перед ним лежала раскрытая книга, а сам стол освещался настольной лампой времён СССР. Её бронзовое основание было отделано пластинами камня, а плафон изготовлен из калёного стекла приятного зелёного цвета. И хотя единственным источником света в помещении была именно эта лампа, в комнате было светло. Столяров разглядел библиотечные стеллажи за спиной сидящего мужчины.

– А, Игорёк, проходи. – Бородатый старик оторвался от чтения. – Как же я рад, что ты решил навестить меня в моей резиденции. Я уже в курсе, что ты оплатил лечение своего подопечного. Не переживай, эти затраты мы тебе компенсируем.

– Григорий, я не за этим, – мрачным голосом прервал Столяров. – Я пришёл к тебе с одним-единственным вопросом. Почему ты мне показал его диплом – и при этом умолчал о диагнозе? Я же тебе прямым текстом задавал вопрос: у него всё в порядке с головой?

– Ах, это, – Григорий расплылся в улыбке. – Слушай, Игорёк, ну это когда было? В его раннем детстве, когда он ещё совсем юнцом был.

– Шесть лет, ****ь. Шесть лет он состоял на учёте в дурке! Это не год и не два! Ты мне сразу мог сказать, что я буду иметь дело с психом?

Григорий посерьёзнел.

– Ну, и что бы ты сделал? Сразу отказался от него?

– Не факт! Но зная о его особенностях, я бы, может, другую модель поведения выработал!

– А кто мне говорил, что если он псих, его на пушечный выстрел нельзя подпускать к исследованиям? Не ты ли? – старик саркастически посмотрел на доцента.

– Слушай, не надо хотя бы сейчас юлить, цитируя мне мои же ответы! Ты же меня всё равно ломал через колено, чтобы я его взял! Оставляя без выбора! Так бы я хотя бы представление имел, с кем мне предстоит работать! Я же к нему как к нормальному относился! Понимаешь? Думал, он просто выделывается! – Столяров перешёл на крик. – Я воспринимал все его выпады как прихоть, проявление снобизма! Я же не знал, что у него совсем другое восприятие! Я бы вёл себя с ним по-другому!

– Да уж, по-другому. Даже сейчас, когда ты это уже знаешь, что-то я не вижу, чтобы твоё мнение о нём поменялось. Ты говоришь, псих. Псих со справкой, – продолжал Григорий абсолютно ровным голосом, в котором появились нотки металла. – Ты бы видел, как себя вчера повёл этот «псих». Спокойно, хладнокровно, каждое движение выверено. Столкнувшись лбом ко лбу с этими подонками, ни один мускул на его лице ни дрогнул. И посмотри, как ведёшь себя ты. Хотя вроде и не псих, и на учёте не числишься.

Действительно, сколько доцент знал Николу, лицо парня почти никогда не выражало никаких эмоций. Общался со всеми он ровным и спокойным голосом. Иногда слишком спокойным, похожим на голос робота, проговаривающего напечатанный текст. Эмоции парня он видел лишь один раз, когда он сознательно задел его фразой про то, что он не видел в живых Милоша Лучича. Но даже тогда Никола прикрыл своё лицо сварочной маской, чтобы скрыть, что в этот момент творилось у него в душе и возможно могло отразиться на лице. Сейчас Столяров осознавал, что такие вещи и обычным людям говорить не стоит, а сказать такое парню с целым букетом психических расстройств было просто недопустимо. Да и не сказал бы он никогда, если бы знал про диагноз. Правда, была и другая сторона медали. Зная это, доцент бы никогда не позволил своему подопечному сблизится с ним и у них бы в жизни не завязалось тех товарищеских отношений, которые даже сейчас заставляли бывшего куратора прерывать свой отпуск и срочно брать билет на самолёт.

– Что же ты наделал, Григорий? – жарко выговорил доцент. – Ты и ему жизнь покалечил, и мне!

– Тебе-то чем? – старик изобразил недоумение.

– А то ты не догадываешься! Меня посещали мысли, что он подсознательно видел во мне сходство с погибшим отцом, которого никогда не знал. К тому же этот парень думает, что я его сам захотел видеть в своей команде! Он не знает, как ты на меня давил! Что это решение о нашей совместной работе было не моим, а твоим! Ты мне подложил такую свинью!

– Ну что ты преувеличиваешь? – ответил старик. – Он хоть и псих, но не свинья.

– Хватит ёрничать! – взорвался Столяров. – Я не про него, а про ситуацию! Которую ты создал для нас обоих! Ты обманул и меня, и его!

Григорий развёл руками.

– Игорь, я так и не понял: ты сейчас из-за чего больше переживаешь? Из-за его диагноза, поставленного в далёком детстве? Или за себя – что ты привязался к психу как младшему брату или сыну?

– Достаточно! – доцент ударил кулаком по столу Григория так, что настольная лампа советских времён вздрогнула. – За кого я переживаю и к кому я привязался, тебя больше не касается! Я выхожу из игры!

Старик повёл бровью и посмотрел на стоящего перед ним доцента.

– Игорь, такие заявки несут за собой груз ответственности, даже если они сказаны под эмоциями.

– Я отдаю себе полный отчёт в том, что делаю, и в том, что говорю, – заявил Столяров. – Я догадываюсь, что моё решение будет чревато последствиями, и что ты мне этого просто так не спустишь. Но выполнять приказы человека, которому я не доверяю, я не смогу.

Сказав это, Столяров круто развернулся и направился к выходу. Проводив его взглядом, Григорий хмыкнул, посмотрел на наручные механические часы. Потом перевёл взгляд на стоящий на столе перекидной календарь.

– 16 августа, 12:32. Посмотрим, Игорёк, надолго ли тебя хватит.


* * *


Столяров с супругой доехали до университета. Выключая мотор, Наташа с ужасом обнаружила, что её муж сидел бледный, как мел, а его взгляд был отрешённым. Он рассеянно осмотрелся вокруг себя, как будто удивляясь тому, что они уже приехали, потом ухватился руками за сиденье и вылез из авто. Ноги практически не слушались. Наташа открыла заднюю дверь, достала из неё дипломат и протянула мужу. Доцент взял его правой рукой. Пальцы практически не сгибались.

– Игорь, может, ну его этот учёный совет? Поедем домой лучше. – Голос Наташи выражал обеспокоенность.

– Я так не могу. Нельзя. – Доцент едва протягивал слова. – Просто очень устал. Замотался. А ты езжай. Отдыхай. Готовить ничего не надо. Спи. Я тоже вечером приду – и спать лягу.

Наталью настораживали односложные ответы её мужа, но перечить в этот момент она ему не стала, боясь, что это только ухудшит его состояние.

Столяров двинулся в сторону университета. Каждый шаг отдавался болью в висках. Доцент решил не подниматься по ступенькам, как это делал обычно, легко взлетая на пятый и шестой этаж, а воспользоваться лифтом. Дело было даже не в общей слабости и этом ощущении. Он справедливо предположил, что раз изменение его состояния заметила жена, то, очевидно, это не ускользнёт от его коллег, которые тут же начнут забрасывать ненужными вопросами и давать кучу советов, которые сведутся к тому, что ему нужно обратиться к врачу и вообще больше отдыхать. Будут напоминать ему про отпуск, который он в срочном порядке прервал этим летом.

Подойдя к лифтам на первом этаже, Столяров увидел возле них своего студента – белоруса Влада Федорца, лифтёра по первой специальности, копающегося в моторе одной из кабин.

– А ну иди сюда, голубчик, – сердито проговорил доцент.

Федорец с удивлением посмотрел на Столярова. Взгляд доцента не выражал ничего хорошего. Куда только в этот момент девалась его слабость, доцент не понял и сам. Схватив своего студента за шиворот, Столяров практически выволок его на площадку небольшого вестибюля с колоннами, декорированными под деревянные корабельные мачты с парусами.

– Вот скажи мне, Влад, ты вчера со своим дружком был в первой городской больнице? Вопрос риторический, ответа от тебя не требует. Ректор видел там вас обоих! – зло отчитывал доцент. – А теперь вопрос, на который я хочу услышать ответ. Ты был в курсе того, что твой дружок напал на двоих спецназовцев?

Влад ничего не ответил, но этого было достаточно.

– Продолжим, – сквозь зубы прошипел доцент. – Третий вопрос. Где были твои мозги? Ладно он накуролесил, ладно сбежал. С него я не спрашиваю. Я уже давно для себя поставил галочку, что он неадекват, и чем дальше, тем больше в этом убеждаюсь. Но как ты, находясь при уме и при памяти, и зная, что произошло накануне, привёл кафедру полицейскую и разрешил ему в этот момент копаться в компьютере и что-то там менять в бумажках? Ты хоть в курсе, что его фоторобот висит на доске в управлении полиции, где он сейчас находится? Да, там изображён человек в маске. Но будь эта Мария Воронцова чуть умнее и наблюдательнее, она смогла бы его опознать! Ты хоть это понимаешь?

Доцент говорил довольно тихо, но очень зло.

– Теперь скажи мне дальше, какого хрена он мотался по городу на ректорской машине? Зачем он поехал в редакцию «Баррикад», а потом домой к этой журналистке?

Лицо Влада выражало шок. То ли оттого, что он слышал от доцента, то ли от настроения, в котором тот ему всё это выговаривал.

– Удивлён, что я знаю? Я изучил по геолокации маршрут автомобиля. И я слышал запись разговора, сделанную «Сигмой». Какого хрена я узнаю не от тебя, а от китайца, которого ты подвязал делать переводы, что вы пишете заявление от имени какого-то фотокора про то, что его пытаются завербовать в ДГБ?! Скажи, что для меня ещё должно стать сюрпризом? О чём ещё я должен узнать? Ты знаешь, что будет, когда твоего дружка поведут на допрос? Молись Богу, или в кого ты там веришь, чтобы следователь, который будет его допрашивать, не заметил сходства с фотороботом, висящим в их же облупленном РОВД.

– Какого ещё фоторобота? – раздался за спиной голос Эллы Магниевой.

Заметив Столярова, вид которого говорил о том, что он вот-вот вмажет по морде белорусу Федорцу, она тихо подошла к ним.