Тёмные воды души моей. Продолжение 27

                Апофегма Соломона. (Апрель 1953г. Норильск)

   Горин, сбросил повреждённый замок и рванул дверь на себя. В маленьком, узком помещении было сумрачно, пахло протухшей рыбой и застоявшейся мочой. Пришлось немного постоять, пока глаза привыкли к темноте.
   Кирилл Никифорович сидел неподвижно с упавшей на грудь головой в дальнем углу на грязном цементном полу, привалившись спиной к стене.
   Иван молча прихватил его за ворот элегантного, некогда, пальто и вытащил волоком на свет божий. Приподнял голову. Лицо бывшего старшего политрука, было обескровлено, левый глаз затёк лиловой опухолью, нос разбит, почерневшая кровь застыла на верхней рассечённой губе.
 
-   Вставай, политрук! Надо идти. Давай потихоньку, я помогу. Машина за воротами. Времени мало.
   В ответ лишь глухое мычание.
-   Ладно, держись. - Ухватив старого боевого товарища подмышки, потащил, пятясь задом в сторону КПП.

-   Куда так спешим гражданин? Может помочь? – услышав неожиданно за своей спиной язвительное предложение, остановился и аккуратно положив на снег тяжёлую ношу, обернулся.


-   Да-а, майор, вы я вижу здесь неплохо устроились, Ясенев меня зовут, Николай Павлович, - развернулся непрошенный гость лицом к неприветливому хозяину апартаментов, справившемуся наконец со своими штанами.
-   Позвольте, то есть… тот самый? Посланник из столицы? Извините, товарищ генерал не признал, я сейчас, - он проворно юркнул назад в смежную комнату, оттуда послышалось приглушённое шипение. Через мгновение сквозь плюшевые шторы вышел, поправляя на себе гимнастёрку, сияющий улыбкой человек и чеканя шаг по гулким деревянным половицам начищенными хромовыми сапогами, приблизился к удивлённому генералу, - разрешите представится Майор Безбородько, к Вашим услугам.
-   Да-а, эт-то, впечатляет, - согласился московский гость, кивая головой, - если бы Вы, майор, так же быстро и эффективно работали, как переобуваетесь… так, что там у Вас, давайте посмотрим, - двинулся настырный посетитель к ярким шторам.

-   Нет, нет, товарищ генерал, не стоит, - преградил дорогу майор с умоляющим лицом, - там, знаете… не прибрано и … вообще…
-   Ну, ничего, приберёмся, - отстранив пренебрежительно в сторону смутившегося защитника, генерал решительно раздвинул тяжёлые шторы и шагнув в комнату остановился, привыкая к кровавому свету тусклого ночника на тумбочке у широкой кровати без изножья, где, отвернувшись в сторону, возлежала, прикрыв наготу тонкой, облегающей простынёй, женщина с перебинтованной головой.
-   Простите, мадам, - Николай Павлович развернулся на месте и вышел на свет. Майор Безбородько стоял по стойке смирно с опушенной головой.
 -   Да, Вы, Майор… животное, - произнёс он тихо, сквозь зубы. Расстрелять Вас мало.
-    Не губите, товарищ генерал, - пал ниц хозяин лагеря, - отбатрачу.


   Иван Дмитриевич уже видел где-то этот холодный, отстранённый взгляд с лёгкой, вежливой улыбкой. Ну, да. Это он, глава местной службы госбезопасности, подполковник Игнатьев. Рядом офицер помладше демонстративно поигрывает деревянной палицей в руке. За ними в метре четверо вооружённых охранников.

-   Добрый день, Андрей Андреевич!  Вот фронтового товарища в госпиталь сопровождаю. И помощь бы мне не помешала. До автомобиля его донести.
-   А мы знакомы, гражданин? … не узнаю что-то.
-   Горин Иван Дмитриевич.
-   Горин, Горин, - нахмурил лоб подполковник, помуссировал имя, - Ива-ан Дмитри-евич… А-а! – Взмахнул он рукой, - как же? Вспоминаю – Вы из свиты генерала Ясенева. Капитан Горин.
-   Нет, товарищ подполковник, Вы запамятовали. Рядовой перед Вами. И к свите отношения не имею. С генералом Ясеневым пути пересекались на фронте. Так что, поможете донести пострадавшего?
-   Конечно, как же не помочь? Сейчас и поможем. Капитан, - обернулся он к офицеру с палицей, - помогите Горину и его коллеге.

   Офицер, кивнув головой, подозвал жестом охранников: - связать и запереть в карцере.
   Иван Дмитриевич сопротивления не оказывал. Ему скрутили руки сзади и запихнув вместе с полуживым фронтовым товарищем обратно в то зловонное место откуда он его только что вызволил. Скрутили петли засова куском проволоки, подобранной здесь же под ногами.
   Забери, вещественное доказательство, - указал подполковник довольному капитану на валяющийся в снегу сбитый Гориным замок.


   Генерал возвышался каменным изваянием над, склонившейся у его ног фигуркой сдувшегося человечка, покорно ожидающего своей участи. Командор!

-   Вот, что майор, - после некоторого раздумья продолжил высокий гость, - батраки мне не нужны, не барин. Поднимайтесь, на вас же форма.
-   Человек в форме издал стонущий звук и опустил голову ниже, уткнувшись лбом в холодный пол.
-   Но, возможно у Вас ещё есть шанс…
-   Всё что прикажете, товарищ генерал, - приподнялся в робкой надежде провинившийся, - я готов… смыть, так сказать… искренне раскаиваюсь и …

-   Каяться, майор, это не ко мне, сам не без грехов. Давай так: друга твоего я забираю.
-   Да, но-о… - испуганно обернулся на комнату за спиной, любитель «клубнички», она же числится… официально… как мы её проведём? Скандал может случится. 
-   Я сейчас о друге твоём, которого ты только что определил в холодный карцер. Покажешь? Он то у тебя не числится и даже протокола нет о событии. Значит и события не было. Так?

-   А, это да… конечно, товарищ генерал, - обрадовался майор, - это я сейчас… только… он это… немного мы его… сопротивлялся уж больно… и-и… не друг он, так знакомы немного… наверно надо его на больничку… по-хорошему то.
-   По-хорошему? А что же ты сам то этого не сделал, а напротив решил заморозить знакомого, а?
-   Да, я, собственно, товарищ генерал…, хотел его… немного повоспитывать…
-   Ладно, майор, разберёмся, ведите. Да, кстати, эту девочку, у тебя в спальне, я тоже заберу, подготовь и её, и дело.
-   А как же…
-   Молчать! Оборонная необходимость, подробности тебе знать не обязательно и даже вредно. Приказ получишь в восемь утра завтра. На моём персональном бланке. Отбывающая срок Бельская Станислава Ивановна переводится на спец. объект. Срок исполнения пятнадцать минут. Хватит?
-   Так точно.
-   Хорошо, но сначала проводите нас в карцер.
-   Есть. А, извините, кого нас?
-   Возьмём с собой рядового Горохова. Его я тоже забираю. Переводом по производственной необходимости. Есть возражения? Не слышу.
-   Как скажете, товарищ генерал, - спохватившись выкрикнул начальник пенитенциарного заведения, вытянувшись в струнку. - Прошу за мной, - двинулся он к выходу, подхватив на ходу с вешалки бекешу из белой овчины, - чёрт бы вас всех забрал, - буркнул злобно себе под нос.
-   Что, вы говорите, майор?
-   Нет, товарищ генерал… Это я так, о своём.
 

   Глаза привыкли к сумраку, и Горин внимательно осмотрел камеру. Свет из маленького окна под потолком едва освещал пространство внизу.  Выдохнув морозные клубы пара, он передвинулся ближе к стене и нащупал, связанными за спиной руками, осколки, разбитого им недавно, окна. Откинувшись на спину и приподняв один из них - узкий и длинный, приспособил его в качестве лезвия и попробовал пилить верёвку. Неудобно и медленно, но можно. Рядом застонал связанный товарищ.
 
-   Политрук, жив? Молодец какой! Подожди немного. Всё будет хорошо.
   Верёвка поддавалась с трудом, мешали, своей малоподвижностью, травмированные на фронте пальцы.
   Не обращая внимания на саднящую боль от многочисленных порезов, он продолжал пилить неподатливый шнур. - Потерпи, друг мой. Ещё немного. Выберемся. Придумаем что-нибудь. И не такое бывало, помнишь?

   Седовласый узник приоткрыл один глаз и уставился с любопытством на занятого чем-то соседа. Хотел позвать, но плотно сжатые посиневшие губы не разжимались. Смог извлечь из себя лишь какой-то низкий утробный звук.
   Липкий от крови осколок стекла выпал из непослушных пальцев Горина. Поднять не получилось – кисти рук онемели.
-   Ничего, - подмигнул он фронтовому товарищу, - сейчас отдышусь и продолжу.
   Гримаса радости исказила лицо «одноглазого» пленника, ему удалось наконец разжать застылый рот, - ка-пи-тан, - прошептал он членораздельно, - ты, что ли? Что ты тут де-ла-ешь?
-   Как что? Тебя вот, развлекаю. Можешь пошевелиться?
-   Не зна-ю, сей-час по-про-бую, - он весь напрягся, но тело осталось неподвижным. – Ка-жется, не о-чень.
-   Нет, нет, отлично для начала. Лицо вон порозовело. Давай ещё. Вторая попытка. На раз – два.
-   Не по-луча-ется,  изви-ни, капи-тан. Не чув- ству-ю. Как мы здесь?
-   Ну, как-как? Вот… - набрав полную грудь воздуха Горин рванул руки в разные стороны. Остаток не допиленной верёвки лопнул. – Так вот, - довольно потирая руки, ответил он.

   Подобрав новый осколок стекла, перевернул друга на бок и, освободив от пут, принялся растирать его руки. – Ну-ка, пошевели пальцами. О, хорошо! Молодец, продолжай. А я давай помну тебе ноги. Тихо, - приложил он палец к губам.
   Снаружи послышались громкие голоса. – Да здесь они где-то… Хватит уже… Невозможно же… Никакого же терпежу…
-   Женские, - удовлетворённо отметил Горин.


-   Прошу Вас, - услужливо протянул руку хмурый майор Безбородько, пропуская вперёд генерала, - а ты, рядовой, ещё ответишь почему оставил пост,- сверкнул он угрожающе глазами в сторону застывшего охранника.
-   Так я же чего, товарищ майор, - я же ничего… мне же приказали… и там же остался этот… товарищ капитан, что пришёл с товарищем генералом. А так я сам же бы… никогда…
-   Отставить, - заступился Ясенев за перепуганного Горохова, - действительно, я приказал следовать за мной, так что, Вы уж, майор, остыньте. К тому же, рядовой прав, на месте остался капитан Горин.
-   Слушаюсь, товарищ генерал, - взял под козырёк хозяин лагеря, -  тогда позвольте отправить рядового Горохова в барак, пусть приведёт двух женщин сюда, помочь заключённой Бельской собраться.
-   Действуйте, майор.
-   Слышал, рядовой?  Исполнять! Бегом!

   Охранник не мешкая сорвался с места и стремительно преодолев немалое расстояние до выхода, не успел ухватиться за ручку двери, как она сама отворилась ему на встречу, пропустив внутрь облако холодного тумана и, бесцеремонно оттолкнувших его в сторону, людей.
   Он не решился возразить, наоборот прижался спиной к стене, пропуская важную, наверное, публику, вперёд. Затем стремительно проскользнул на улицу и замерев ненадолго, озадаченно всматривался в, захлопнувшуюся за ним, дверь. Что происходит? Кто эти люди?  Почему теперь такой ажиотаж? И что сейчас делать? Впрочем, что делать ясно – исполнять приказ начальника. Да! И как можно лучше. В барак к узницам, которых, если честно, он слегка побаивался, а некоторыми восхищался – красотой, которую не могли скрыть ни суровые морозы, ни тяжкий труд, ни серая, мешковатая арестантская одежда. Внутренний свет, всё равно пробивался сквозь заветренные лица, изливался наружу, облагораживая мучителей, делая их мягче, добрее, великодушнее. Не всех конечно. Но его? Точно. Ломало. Выворачивало наружу от жалости и сострадания. Когда он видел её.  Ту, что осталась сейчас там. Как может уживаться в одном теле и лучезарность, и адский огонь, и твёрдость духа, и презрение к боли, и болезненная, покаянная уступчивость. Она словно наказывала сама себя за что-то. Мстила себе самой.

-   Что же Вы, товарищ генерал, не сообщили, - вежливо поинтересовался глава местной службы Госбезопасности, - мы бы Вас встретили как положено, стол накрыли, здравия желаю, - приложил он вытянутую ладонь к виску.
-   Здравствуйте, Андрей Андреевич, - протянул ему руку Ясенев, - ну, что Вы, зачем же? Я здесь экспромтом. А Вас, позвольте поинтересоваться каким ветром?
-   Да, вот доложили, ЧП тут произошло. Ворвался посторонний, учинил погром, оружием угрожал.
-   Разве? А мне майор Безбородько не доложил, где Вы, Климент Афанасьевич?

   Из-за широкой спины генерала выступил начальник лагеря, вытирая платком покрасневшее лицо, - я здесь… то есть… действительно… мы тут уже сами… можно сказать, разобрались.
-   Вот как? – развёл руками подполковник, - вероятно меня ввели в заблуждение, а капитан? – обернулся он хмуро к соратнику.
-   Виноват! Разрешите объяснить всё товарищу генералу?
-   Ну, если, Товарищ генерал пожелает? … Как Вы, Николай Павлович?
-   Да, пусть расскажет, валяй, капитан.
-   Есть! Спасибо, товарищ генерал. Капитан Дегтярёв. Мы с вами встречались… третьего дня… когда там, у ресторана, пришлось укорачивать бунтовщиков, если Вы помните.

   Николай Павлович не спеша достал коробку папирос и подобрав одну, дунул машинально в мундштук.
   У капитана, ловко, как у фокусника, будто ниоткуда, появилась в руке зажигалка. – Пожалуйста, - щёлкнул он пальцем высекая огонь.
-   Эффектно, - похвалил генерал, прикуривая Герцеговину Флор, - у меня, капитан Дегтярёв Григорий Иванович, - затянулся папироской московский босс и с удовольствием выпустив сизую струю дыма продолжил, - хорошая память, МГ - 0597?

-   Так точно, - искренне удивился капитан, - это номер моего служебного, а как же Вы… о, извините, я же сам его предъявил тогда, кажется, на секундочку.
-   Я всё помню, капитан. И даже как поручил Вам найти сбежавшего майора Мамедова. Однако Вы задание провалили.
-   Виноват, товарищ генерал, но майора же нашли… вернее его тело.
-   Нашли, -  согласился Николай Павлович выпустив в сторону очередную порцию ароматного облака, - только сделали это не Вы, интересная у Вас зажигалка, можно посмотреть?
-   Конечно, - обрадовался офицер, протягивая блестящий серебром предмет, - наши сидельцы сделали, никелированная, особой конструкции, безотказная. Штучный экземпляр.
-   Да-а, - восхищённо покачал головой генерал, - умельцы, а что это за клеймо ЗК?

-   «Заполярный Круг», товарищ генерал или «Знак Качества», если хотите. На мех. заводе делают, в свободное, так сказать, от работы время. Нарушение конечно, но мы немного закрываем глаза. Всё под нашим контролем, разумеется. Оставьте себе, если нравится.
-   О-о! Спасибо! Нравится! А что они ещё могут сделать под заказ?
-   Да, всё что угодно, товарищ генерал. Уникальные специалисты есть. У Вас какие-то пожелания? Пожалуйста.
-   Ну, например, прибор для бесшумной стрельбы?
 
   Улыбка медленно сползла с лица, повеселевшего было гэбэшника.
   Подполковник Игнатьев красноречиво покашлял в кулак,- капитан оставьте нас с генералом наедине, Вы позволите, Николай Павлович? Разговор есть. 
-   Конечно, Андрей Андреевич. Может тогда пройдём в актовый зал? Вдвоём. Коллеги, - обратился он к собравшимся, - оставайтесь на месте. Мы с подполковником скоро вернёмся.

 
    Вход в одноэтажное здание коридорного типа осуществлялся с торца через пристроенный тамбур. Он постарался быстро закрыть за собой дверь, чтобы не охлаждать и так не очень тёплое длинное помещение, где в отдельных больших комнатах человек на 15-20, располагались побригадно, на двухъярусных деревянных нарах, молчаливые узницы. Слева от двери размещалась кирпичная печь с дымоходом, выведенным в окно. Большая часть нар была пуста. Оставались на месте лишь больные и беременные.
 
-   Нет-нет, не обязательно спускаться, оставайтесь на месте пожалуйста, я собственно ненадолго. Кто старшая?
-   Надь, - позвала ода из женщин, возлежащих на втором ярусе и тут же закашлялась.
-   Вы больны? Может в медпункт?
-   Нет, спасибо, мне уже вряд ли поможешь, - ответила заключённая хриплым голосом.
-   Что тут у Вас? – Из смежной комнаты высунулось голова, повязанная серым шерстяным платком, - а-а, это Вы, Семён Алексеевич? Заключённая Сиротина, статья…
-   Ах, оставьте, - махнул рукой охранник, - я по делу, пошептаться бы.
-   Да, пожалуйста, Семён Алексеевич, проходите сюда, будьте добры, в красный уголок, здесь и пошепчемся. Если Вам конечно удобно. Вы присядьте, - указала она предупредительно на скамью возле стола.
 
   Рядовой Горохов медленно опустился на стул, не отрывая взгляда от строгих глаз Вождя Народов, следящих за ним с портрета на побелённой стене. Под портретом Сталина, висели, заключённые в рамочки, награды коллектива барака в соревнованиях за лучшую жизнь.
-   Что-то случилось?
-   Да, то есть нет… то есть надо просто помочь одной девушке собраться на выход. Она сейчас там, в клубе и ей не очень…
-    А кто это?
-    Бельская.
-    Как? Стася? А что она там… Она же вроде была в больнице…
-    Ну, да, была, но потом её привезли сюда, она… с майором там… и ей стало нехорошо, поэтому генерал велел её забрать с собой.
-    Какой генерал, Семён Алексеевич? Что тут делает генерал?
-    Я не могу сказать, не знаю, только там понаехало всякого начальства… жуть. Товарищ майор приказал быстро собрать Станиславу Ивановну.
 
    Старшая по бараку покачала головой задумавшись, кивнула портрету вождя, - видишь, товарищ Сталин, что делается? Больная девка, раненная, а он её больную, значит опять это… оприходует сволочь. Слышали, девки, - крикнула она в сторону, - Стаську то нашу опять гад облагодетельствует.
-   Да, дура она потому что.  Вечно лезет куда не надо. – Послышались голоса из смежной комнаты. – Правдолюбка, молчала бы лучше.

   Женщина поднялась, - Вы извините меня, Семён Алексеевич, Вы человек хороший, я на секундочку, - она вышла на порог соседней комнаты и уперев руки в бок недобро оглядела контингент, - Вы что бабы? Пирожных объелись? Это же Стася. Наша Стася. Добрая, безобидная девочка, хоть и глупая. Это же она тайно приносила вам вкусные гостинцы с барского стола. А новые валенки и одеяла? Разве не она добилась, что б нам заменили? Уж я не знаю, как. Точнее конечно знаю. И вы знаете. И пользуетесь. А лекарства разве не она выбила тебе Анастасия от лёгких? А ты? – Возмущённая обличительница развернулась к охраннику, - Семён Алексеевич, а генерал то этот хоть нормальный или то же… такая же…
-   Да, нет, пожалуй, - задумался рядовой Горохов, - генерал кажется нормальный. Он майора то нашего, быстро приструнил.

-   Ну ка, девки, слезайте с печи, пойдём правду искать. И соседние бараки поднимите. Чем больше народу, тем меньше плетей.
-   Нет-нет, - всполошился посланник начальника лагеря, - не надо, товарищи женщины, велено только двоих. Он же меня убьёт.
-   А ты, вот что, Семён Алексеевич… ты возвращайся и жди. Ты же дал нам задание и больше ничего не видел, и не слышал. Ладно?  А мы уж дальше сами. Иди, дорогой ты, наш.


   В актовом зале, генерал присел на ближайший стул, указав рукой своему оппоненту на соседний, - так что вы мне все сегодня пытаетесь рассказать, да никак не начнёте?
-   Видите ли, Николай Павлович, - подполковник развернул соседний стул и уселся лицом к генералу, - деликатное дело, как бы это помягче… у нас с Вами, как-то, не очень… складывается контакт, а между тем обстановка в Округе, назревает весьма непростая. Чувствуется какое-то напряжение, если не сказать движение… что-то готовится. ЧП с Вашим бортом! Убийство начальника милиции! Происшествие на Вашем секретном Объекте! Мы не знаем, пока, как это связано с Вашим здесь пребыванием, но очевидно, что пришли в движение какие-то силы. Враждебные. И нам всем надо собраться в кулак, объединить, так сказать, усилия с целью более эффективного противодействия…
-   И что же Вам мешает, подполковник?
-   Некоторое недопонимание между нами. Хотелось бы большего доверия. Ну вот, например, у Вас происшествие на Объекте, а нас туда не пускают, чуть не дошло до перестрелки. Есть пострадавшие. Может быть, товарищ генерал, наша помощь была бы Вам полезна? И мы вместе быстрее бы раскрыли возможный заговор? Просто чуть больше доверия. Мы же, всё-таки, в одном ведомстве.

   Генерал с любопытством рассматривал вдохновлённое лицо соратника по конторе, его располагающий взгляд, дружеский голос. Да, молодец, - размышлял он, - далеко пойдёт, если не нарвётся.
-   А, почему, уважаемый Андрей Андреевич, Вы решили, что можете говорить со мной подобным образом? Мне не нужны, дорогой подполковник, ни ваша дружба, ни сочувствие. Я говорю - Вы исполняете.
   Кому принадлежит афоризм «Я начальник – ты дурак», не помните?

-   Не помню, товарищ генерал, - произнёс он почти шёпотом, не отрывая взгляда от лица визави, - кажется Шопенгауэр, - вздувшаяся вена поперёк лба, выдавала его эмоциональный всплеск. Лицо оставалось неподвижным.
-   Ошибаетесь, коллега, - Николай Павлович поднялся и прошёлся по длинному проходу к сцене, провёл рукой по пыльной рампе, - вот интересно, можно ли быть свободным на сцене, будучи закрепощённым в жизни? Шопенгауэр? Нет!
   Эта апофегма принадлежит царю Соломону.
   Представляете, как давно знакомо человечество с этой премудростью? Со времён Ветхого Завета.

-   Может быть, - крикнул подполковник, поднимаясь вслед за генералом, - главное не перепутать… свободу и необходимость. Ведь свобода и есть осознанная необходимость. Абсолютной свободы нет.
   Мы все, строго говоря закрепощены.
   Наша свобода ограничена.  Телом, семьёй, работой, Родиной, планетой.
   А планета, говорят, круглая.
   И завтра может быть иначе – ты начальник, я дурак. Но я не знаком с премудростями Соломона и даже Ветхого Завета не читал.
 
   Он подошёл ближе, остановившись за спиной заместителя министра, -  я, уважаемый Николай Павлович, просто делаю свою работу, порученную мне Родиной и Партией.
   А Родина по-прежнему в опасности.
   Наши бывшие союзники по общей победе плетут заговор, особенно, Вы знаете, преуспели британцы и у нас есть подозрения…

-   Постойте подполковник, - обернулся вопросительно Ясенев, - что там за шум? Ну ка, пойдёмте. Он похлопал своего удручённого собеседника по предплечью, двигаясь к выходу, - я рад, Андрей Андреевич, что Вы так печётесь о своей работе.
   Но всё же не стоит переходить черту.
   Ваша должность формально не в моей номенклатуре, но у меня есть чрезвычайные полномочия. Наверное, Вы знаете.
   Так, что давайте будем соблюдать субординацию.

-   Так точно! Есть соблюдать субординацию, - отдал честь разочарованный офицер, пропуская вперёд невозмутимого генерала.