Пуля для колдуньи

   Владимир Илюхов (В. Коньков).

Пуля для колдуньи 

Дед мой смолоду был ходок и не оставил этого занятия до глубокой старости. Нравился дед женщинам, несмотря на рябое лицо
Началась эта история как-то весной, в середине пятидесятых. Ездил дед в пригороды пахать сады. Тракторная пахота тогда ещё не вошла в обиход,  да и как было бы трактору развернуться на трех сотках, а деду с его Карькой тут и было место. Большие деньги он тогда зарабатывал - пятерку с сотки. За световой день набегало побольше, чем у Генсека. Правда, Генсек так много и не работал.Если только ответственности побольше было.
В город возвращаться - только лошадь зря гонять. Вот и поселился дед в доме у одной вдовы, красивой и молодой. Тогда она мне казалась взрослой-превзрослой теткой. Но сейчас, с высоты своих сорока с лишком лет я посмотрел бы на нее совсем другими глазами. Именно такими глазами и увидал её тогда дед мой, Иван Николаевич. Легок был дед мой на язык в подпитии. Трезвым бы он такого, конечно, не наобещал бы несчастной женщине: и вдовец-то он, и дом у него в городе большой и просторный, и живет-то он отдельно от взрослых дочерей с глухой старшей сестрой, и что нужна-то ему в его просторный и сиротский дом молодая расторопная хозяйка. Понравились такие речи молодой вдове, да и переезд в город её манил. Дед, вспахав той весной всё что мог, вернулся к бабушке и забыл черноглазую молодуху. Вдова же деда забыть никак не могла. Более того - нашла покупателей на свой загородный дом и собиралась переезжать к завидному жениху. Уж по рукам готовы были ударить с покупателем, да подружка вдовы и говорит:
- Клава. Дом всегда успеешь продать. Давай твоего милого навестим: так ли он тебя ждет, как обещал, уезжая.
Когда женщины нагрянули в город проведать жениха, тот их, конечно, не ждал. Не ждала таких гостей и бабушка моя, Евдокия Матвеевна, но встретила их как положено - за стол посадила, вчерашних щей налила, картошкой угостила, а может, и рюмочку поднесла, врать не буду не помню, и всё-то она на правах  "старшей сестры" про братца Ваню выспрашивала: как жилось ему в чужой сторонушке? А гостья все дивилась, что сестра-то не старше брата выглядит и не так глуха, как Ваня расписывал. Так под общее удивление, дело и открылось. Подруга Клавы первая всё поняла и начала собираться. Но «невеста» вдруг заартачилась: видимо, решила, что ничего ещё не потеряно. Что и говорить, трудно было бабушке тягаться с молодой черноглазой красавицей. А Клава решила: если нельзя ей в город к Ване, то можно Ваню с собой увезти. Видимо, чем-то крепко он ей приглянулся. Но дед, к тому времени подъехавший на обед, на Клавины прелести не польстился, а довольствовался бабушкиными вчерашними щами. Бедная Клава, уходя, обернулась и с порога произнесла примерно следующее:
- Всё равно ты, Ваня, бдешь мой. Я - вдова, и ты будешь вдовец, года не пройдет.
Мать моя и тетка, посмеивавшиеся над происходящим из соседней комнаты, попритихли. Не смешным это показалось и бабушке. Дед на всё это только махнул рукой и пошёл к коню что-то поправить в упряжи. Мне, девятилетнему огольцу до дел взрослых дела не было. Зато теткин муж, зять деда моего Ивана Николаевича, Иван Васильевич, хохотал над этой историей весь вечер.
Ладно, смех смехом, а не прошло и недели, как бабука начала прихварывать. По¬началу на то и внимания не обратили: и раньше бабушка хворала частенько. Но когда однажды утром она не смогла встать с постели, дочери насторожились, вызвали врача.
Участковый врач у нас был необыкновенный: толстый, бритоголовый старик. Легенда, а не врач. Одна фамилия чего стоила - Рафаэль!
Пришёл Рафаэль по вызову раз, другой, третий и велел искать знахарку. Соседи быстро указали адрес. Баба Груня что-то над бабушкой пошептала, что-то над ней рассыпала, шерстяным клубком над больной поводила и созналась:
- Ничего, девки, сделать не могу! Немочь чёрная. Если знаете, кто её навел, идите, поклонитесь в ножки, спасайте мать.
Дед, как услышал такое, схватил ружье и, вскочив на Карьку верхом, ускакал в пригород.
В доме все заголосили.
Но через пару часов дед вернулся; без ружья, взгляд дикий. А ещё через час явилась и милиция, деда увезли, искали ружье - не нашли.
Бабушке становилось всё хуже.
На другой день, раненько - раненько, явилась Клавина подруга и рассказала следующее: дед ворвался в пригород как «абрек» - верхом и с ружьем в руках! Остановился против дома «колдуньи» и закричал: «Такая-сякая, выходи!»
Та вышла, встала у ворот.
- Сними с жены порчу! - кричал дед.
- Нет, - отвечала она. - Ты, Ваня, будешь моим.
- Ах, ты... (и т. д. и т. п.) Ну так вот тебе! - крикнул дед и выстрелил.
Оговорюсь сразу: дед был стрелок отменный! Мой младший брат, разрядник в спортивной стрельбе, не раз завидовал ему, уже семидесятилетнему. Его зоркому глазу завидовал и твердой руке. Что же говорить о пятидесятилетнем мужчине?
И вот мой дед выстрелил почти в упор, метров с шести, а «колдунья» только засмеялась ему в лицо:
- Это ты, Ваня, не в меня стрелял, а в столб, - и она отодвинулась чуть в сторону, открывая воротный столб за своей спиной. В нём на уровне женской груди сидела пуля.
Матерясь, дед стал перезаряжать берданку.
- Сейчас ты, Ваня, в столб попал, а следующим выстрелом свою жену убьешь. Стреляй!..
Дед взвыл в бессилии и, перехватив берданку за ствол, так ударил по воротам, что только щепки полетели...
Вот что рассказала Клавина подруга. А ещё добавила, чтобы дочери собирались с ней просить у Клавы для матери избавления, что мама с тётей и сделали. А вскоре бабушка начала поправляться. Да и деда отпустили, за недоказанностью вины. Видать, вдовица была, незлопамятная.