Исповедь дилетанта. Отец. Глава 6

     В школе имени братьев Знаменских я тренировался до марта 1977 года. То есть почти до выпускных экзаменов в 10-м классе. И теперь вспомнил то время благодаря воспоминанию о моём отце.

     Случились три события, запомнившиеся мне подростковым и отцовским унисоном.

     События, конечно, разрозненные, но сплетённые в один крепкий узел. Сейчас я могу назвать узел призраком семейственности. Дело в том, что спортивные занятия не сблизили меня-подростка с отцом. Мы с ним словно не замечали друг друга. И это стало обычностью.

     Но именно те события всплыли в памяти как поплавки, сигнализирующие о долгожданном улове.

     Видимо, был таки клёв. Но улов я обнаружил только теперь, выбирая толстых рыбин из прошлого. Хорошую добычу для своей КНИГИ.

     Помню тёплый летний вечер, ничем не занятый и располагающий к радости. Кажется, субботн6ий или воскресный, потому что отец тоже был дома.

     Я что-то читал, сидя в своей комнате, когда отец, войдя как всегда без стука (у нас вообще это было обычным делом), сказал:

     - Пойдём на наш стадион. Пробежишь четыреста метров, а я засеку время. Посмотрим на результат. Обмозгуем. Собирайся!

     И мы пошли на заводской стадион «Локомотив» в десяти минутах ходьбы от дома.

     Помню свою всегдашнюю готовность к подобной ерунде. Я любил бегать и проделывал это с удовольствием. Отец когда-то был чемпионом республиканского первенства на дистанции 400 метров и рекордсменом СССР. Видимо, в этот вечер его кольнули воспоминания о юношеском прошлом. Он решил предаться им, занявшись проверкой сына-легкоатлета.

     Слово «обмозгуем» вообще сближало меня с отцом по-настоящему, нешуточно и по-мужски.

     Мой отец всегда был замкнутым, закрытым человеком. Редко откровенничал и в чём-то сознавался, особенно в неудачах, проблемах или, скажем, в непрошенной слабости.

     Хотя был сентиментальным и неуёмно болтливым в своих компаниях. Однажды я видел, как он расплакался за столом во время праздничной вечеринки. Говорили тогда то ли о детстве, то ли о Великой Отечественной войне. Отец сидел с красными набухшими глазами и что-то хрипел сквозь зубы. Он был беззащитен и совсем ребёнком.

     Так что, скорее всего, тот забег и его в нём соучастие был всплывшей в нём юностью пополам с отцовской мужественностью и заботой о своём сыне.

     На стадионе я хорошенько размялся и, сменив полукеды на шиповки, вышел на гаревую дорожку.

     Отец стоял рядом со мной в начале виража. На руке у него были обычные часы. Я понял, что стартую сам, принял беговую стойку, выждал пару секунд и рванул.

     Бежать по пустому стадиону - дело нетрудное. Ни с кем не соревнуешься, кроме как с собой. Отсутствуют другие ощущения, кроме чувства удовольствия от самого себя.

     Финишировав, я немного постоял, согнувшись в поясе, отдышался, выпрямился, встряхнул ногами, сбрасывая с них мышечный спазм после бега, и подошёл к отцу.
Он как раз надевал часы на руку.

     - Ну что? – спросил я, имея в виду результат.

     - Неплохо, - отец ко мне пригляделся. – Как сам? Ничего?

     Я поразился его как бы незаинтересованности в том, что произошло. Тем не менее спокойно сказал:

     - Ничего.

     - Тогда пошли домой. На сегодня хватит.

     Результат он мне так и не сказал и о чём думал тогда, тоже. Этот забег и поведение отца так и остались для меня навсегда загадкой.

     Буквально через месяц отец отвёз меня на подмосковную станцию «Москворечье». Там проводился кросс для сотрудников ЛЛМЗ. Это было обычным делом для профсоюзной организации в СССР. Таким образом они отчитывались о своей работе с народными массами. Зимой - лыжные гонки и русский хоккей, летом – всякие игры с мячом и состязания в беге.

     На электричке мы доехали до железнодорожной станции. Недолго шли по негустому смешанному лесу, добрались до поляны, где толкались брюхатые мужики в трениках и кедах, строгие судьи и разморенные бездельем милиционеры.

     Регистрируясь в стартовом протоколе, отец, конечно, выдал меня за себя. Мне ещё не исполнилось 15-и лет, но заводскому профсоюзу это было до фени.

     Между двумя берёзами был натянут кумачовый плакат «Летний кросс здоровья! Привет смельчакам и богатырям!»

     Сами смельчаки и богатыри выглядели хиловато. Один километр дистанции был для них суровым испытанием.

     Я сказал отцу:

     - Как бы они не окочурились к финишу. Неотложка тут есть, надеюсь?

     Отец поиграл желваками, что значило, что ему не нравятся мои слова.

     - Ты пробеги сам достойно, - сказал он жёстко. - А мужиков не трогай. Ты спортсмен, а они физкультурники.

     - Понял. Ну и с кем же тут соревноваться?

     - С собой. Выбежишь из трёх минут, зауважаю.

     Ясно! Отец был бойцом и меня приучал всегда и везде бороться. Ну а я был юн и мне это нравилось: бороться и побеждать.

     В общем, я толково размялся, как меня учили в школе Знаменских, разделся до майки со спартаковской эмблемой и белых беговых трусов, надел полукеды, поправил короткие белоснежные носочки (пижон пижоном!) и подбежал к старту.

     Там уже топтались шесть дядек, моих соперников. По-моему, им хотелось не бежать, а хлопнуть винца и покурить где-нибудь в теньке под деревом.

     Но я всё-таки сосредоточился, дабы не подвести отца. Привычно выбрал среди соперников того, кто наиболее соответствовал беговым характеристикам. Это был высокий худощавый парень 25-лет, более других похожий на кроссмена. У него была тренированная шея, руки и ноги. То есть он умел бегать и, вероятно, даже неплохо.

     Я взял его на заметку и решил заранее не давать ему возможности разбежаться со старта. Блокировать его сразу, сбить с толку своей наглостью, а как только он скиснет, набрать максимальную скорость и катить к финишу, не сбавляя темпа и ускоряясь.

     Краем глаза я видел отца. Он переживал. Его выдавали прищуренные глаза свинцового цвета и побелевшие кисти рук.

     У меня тоже всегда сужались зрачки и бледнели пальцы перед стартом.

     - Внимание! – хрипло и важно выкрикнул стартёр. - Запоминайте! Дистанция - один километр! Трасса обозначена красными лентами! За них не выбегать! После финиша сдайте судье свои бумажки с фамилиями! В них запишут ваш результат и место! Ясно?

     Мы чего-то гукнули и, потолкавшись, расположились на старте.

     Я чуть согнулся в поясе и наклонился вперёд для разбега. То же сделал и худощавый парень.

     Значит, я правильно выбрал главного соперника.

     Несколько секунд паузы – и сухой треск пистолета. Забег начался.

     Я полетел как на крыльях. Все сразу остались далеко у меня за спиной. Тот парень тоже. Через полминуты мне уже казалось, что я вообще бегу один. Был лес, тропинка с притоптанной листвой и хвоей, красные ленты по бокам, светлый проём между деревьями впереди, шлёп шагов, ритмичное дыхание и прохладный ветерок у лба и щёк. Плюс – чертовская энергетика в теле. Видимо, я действительно был хорошо натренирован. Так легко на дистанции мне давно не было.

     Короче говоря, я финишировал первым с огромным отрывом. Вот так!

     Четырнадцатилетний паренёк оказался быстрее всех тех, кто рядом с ним смотрелись настоящими мужиками.

     Но они не умели бегать, а я умел. Того парня, назначенного мной в главные соперники, я вообще почти сразу потерял из виду. Он оказался «мылом», так мы называли в своей легкоатлетической школе совсем слабых ребят.

     То есть мой юный опыт оказался здесь ни к чёрту. Я понял, что до матёрости мне ещё далеко.

     Когда возвращались с отцом в Москву на электричке, он вдруг сказал:

     - Честно говоря, я не ожидал, что ты этот кросс выиграешь. А ты победил легко и запросто. Уважаю! Время своё знаешь?

     - Две пятьдесят девять. Я видел протокол. Правда, с твоим именем.

     - Ну да, ты же бежал вместо меня. Как инженер ЛЛМЗ.

     Я промолчал. То есть мне не нравилось быть подсадной уткой, хотя побеждать нравилось.

     Отец добавил:

     - Тысяча метров быстрее трёх минут – отлично! Скоро выбежишь на четырёхсотке из пятидесяти секунд. Месяц назад на стадионе у тебя было пятьдесят одна. Знаешь, почему я тебе тогда этого не сказал?

     - Не поверил. Да?

     - Не поверил. А теперь верю. Растёшь. Только не задавайся. Спорт не любит выскочек. Их ждёт глубокая лужа.

     Тот отцовский совет я запомнил. Я чувствовал, что мы с ним заодно. Как сыну мне это было чертовски важно.

     Ну а третий памятный мне эпизод – зимнее первенство Москвы для юношей-спринтеров в декабре того же 1975 года.

     Мой тренер Шапошник записал меня в состав второй команды «Спартака» эстафеты 4х400 метров.  За мной был первый этап. Других ребят той эстафеты уже не помню.
Помню только, что в забеге с нами участвовала команда общества «Октябрь», которая как правило всегда побеждала на четырёхсотметровке на московских соревнованиях. И мы заранее знали, что проиграем им эстафету. Опыт укрепляет знание. Мы были уже на том уровне, когда заранее знаешь первого и стремишься быть на финише как минимум вторым, показав свой лучший результат.

     Дело происходило в легкоатлетическом манеже СЮПа (Стадиона юных пионеров) у станции метро «Динамо». Я хорошо знал этот манеж. То есть когда-то в нём тренировался ещё с первым тренером Виктором Михайловичем.

     Сейчас того манежа нет. Его снесли вместе с летним стадионом СЮП в 2015 году. Теперь на этом месте высотные дома и автомобильная парковка.

     То есть советский юный спорт вместе с юными пионерами почили в бозе.

     Ладно. Неважно.

     Было воскресенье, и отец поехал на СЮП со мной. Я волновался. Мне предстояло показать отцу, на что я способен после года занятий в школе Знаменских.

     Отец поднялся на зрительский балкон. Я оделся в раздевалке, размялся и вышел на арену.

     Здесь было многолюдно и шумно. Состязания были в разгаре. А мы, спринтеры-эстафетчики, как водится, завершали день. 

     Рефери расставил четыре команды из нашего забега за внутренним краем беговых дорожек. Я вместе с остальными тремя участниками первого этапа занял позицию в стартовых колодках. Двухсотметровый круг манежа состоит из четырёх беговых дорожек. Бежать надо стараться по первым двум. Слабакам достаётся третья, самая фиговая, потому что она длиннее. На ней к четырем сотням метров за два круга дистанции набираешь лишних метров пять-шесть. А это лишнее время и, в общем, жопа!

     Короче, надо сразу занимать первую дорожку и жаться к бровке. И к финишу выскочить из группы соперников. А ещё лучше оторваться на несколько метров. То есть дать возможность следующему этапу разглядеть тебя среди других бегунов, занять выгодное место и принять эстафетную палочку, не теряя скорости и позиции.

     Такая наука. Не бог знает что, но со своими тонкостями.

     Первый этап хорош тем, что второй строится по тебе, а ты просто делаешь своё дело, ну и прёшь быстро, как можешь.

     Итак, мы стояли вчетвером на старте. Каждый на своей дорожке и с разрывом по дуге.

     Сходятся все на одну дорожку после первого круга. К этому моменту и надо выскочить на первую иди вторую позицию.

     Лось из общества «Октябрь» пошёл вперёд сразу со старта! Парень был выше меня на голову и длиннее ногами. Где они таких мослов набирают? Хрен догонишь, хрен поймашь!

     Но я делал всё что мог. Приклеился к нему следом и не давал слишком оторваться. Других двоих не видел. Только спину первого в тёмно-синей майке с номером «10». У меня был номер «11». Значит, я должен был быть следующим за «10» во чтобы то ни стало! Кровь из носу! Сам в лепёшку! Глаза из орбит!

     Не помню как, но я таки был в забеге вторым. На этой дистанции после 300 метров человек вырубается. Физика знает свой предел. Дохнет дыхалка, темнеет в глазах, цепенеют ноги. Способ держаться – сохранить ритм движения рук. Шапочник советовал:
 
     - После трёхсот метров беги руками. Ноги как-нибудь за ними успеют.

     Я так и сделал. И удержался вторым. «Октябрь» умотал от меня метра на три вперёд. Я передал эстафету и почти рухнул за кромкой беговой дорожки.

     Так мы и пришли в том забеге вторыми.

     А в целом заняли тогда третье место в эстафете 4х400 по Москве.

     «Октябрь» нас вытащил. Мы даже обыграли первую команду «Спартака». Они были шестыми.

     Время нам, конечно, не сказали, но наградили латунными медальками с позолоченными лучами и круглой зелёной серединой с цифрой «3». Медалька висела в моей комнате на стене несколько лет. Я её всем показывал, пока куда-то не затерял во время переездов.

     Когда мы с отцом возвращались домой, у метро «Автозаводская» он купил огромный «Киевский» торт.

     - Тебя, Сергей, с небольшой победой, - сказал отец и видя, что я еле держусь на ногах., нёс коробку до дома сам и только следил, чтобы я не шлёпнулся на мостовую.

     А дома мы вместе с мамой пили чай и ели орехово-шоколодное бизе «Киевского» гиганта.

     А потом меня стошнило, и отец уложил меня в постель. Он по личному опытузнал, каково бывает спринтерам после этой дистанции.

     Вот и сейчас я помню Люблинский стадион «Локомотив» летним вечером, кросс на станции «Москворечье» с заводскими мужиками, СЮП, зелёную медальку, ненавистный торт и отца, сидящего у моей постели и говорящего:

     - Молодец, Сергей. Сегодня ты усёк главное. Победа всегда даётся через блевотину. Так что привыкай быть победителем.      



                *   *   *


Продолжение следует