Андруша

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ
«Старайся не выходить из себя.
Порою вернёшься — а там уже занято…»
Мелисса Агуэровна
ГЛАВА 1
«Красивую… Нет, тупо… эксклюзивную… псиную… Крипота какая-то… эпичную… Не в рифму, сука…» — уже несколько с лишним минут Андруша сидел напротив монитора и пытался вспомнить слово «массивную». Оно было последним в стишке, который парень случайно сочинил ночью.
А ведь тогда, семь часов назад, он был готов поспорить на два дня без курева, что и утром все четыре строчки будут целёхонькими, всё так же созданными самой жизнью. Андруше казалось, что он не придумал, а открыл — якобы четверостишие было создано до него природой. Оно пришло во сне, а оформилось уже в полудрёме.
Лёжа посреди ночи, молодой человек раздумывал, как поступить. Протянуть руку и записать стишок в телефон — значит надолго спугнуть чуткий сон светом в лицо. А понадеяться на память — велика вероятность просрать ниспосланный вирш. Но Андруша нашёл третий вариант — диктофон. Его можно включить за пару секунд, а потом, не открывая глаз, набормотать в него, что надо, и продолжить спать.
Так-то оно так, но на четвёртом слове чтец запнулся, и, взволнованный идущей записью своего одинокого голоса, потерял нить. Ещё пара проб прочитать наизусть увенчались тем же провалом, и Андруша прозрел: «Двадцать пять лет, а такой хернёй маюсь! Надо же с написанного на диктофон читать!»
Спустя пять минут парень озвучивал на диктофон текст стихотворения, написанный им в заметках… Осознание, что он не гений, пришло погодя. Благо, время на это было: Андруше, окончательно разбуженному набиранием слов, а потом ещё и декламацией, не спалось долго. Когда же он понял, в чём подвох, удалил обе записи — в наказание за глупость и из-за возникшего убеждения, что теперь-то он просто обязан не забыть ни буквы.
«Так вот в чём разница между «сочинить» что-то и «написать», — думал Андруша, всеми калориями вспоминая наутро слово. Давненько его котёл так не кипел, и дело не только в умственном напряжении. Так вышло, что вчера вечером молодой человек был не тем, про кого можно сказать: «Да этот вроде не в говно». И, находясь в столь интересном положении, он, разумеется, порывался напомнить о себе Алёне. Выбрал стихотворную форму и тут же заснул с телефоном на животе.
Он и пить-то не собирался… Всему виной солист группы «Дюна». Из проезжавшей машины неслась песня «Коммунальная квартира», и идущий с работы Андруша удивлённо и гордо отметил, что откуда -то знает, кто именно её поёт — Виктор Рыбин. И вспомнил о копчёном леще, дальновидно забытом у него позавчера одним Олежкой. Парень на секунду замешкался, но, выдохнув, продолжил путь: он точно положил рыбку в холодильник. Ничего не оставалось, как спортивной ходьбой отправиться за пивом.
Впрочем, что значит — за пивом? Идти за пивом — это иметь умысел унести из магазина минимум полторашку. Андруша же малодушно решил разменяться на литр. Поэтому, скорее, он пошёл не за пивом, а за пивком, если не сказать просто — в магазин. На магазине было написано «Магнит», что давало посетителю право считать себя Железным Человеком, ибо его притягивало туда практически каждый вечер. Притягивало продуктами, так как он больше любил съесть, чем выпить. Но не вчера.
Вчера его литровый план вдребезги разбился о ящик с табличкой «Акция» и его содержимое в виде бутылок «Окского» по 31 рублю. Пессимисты уверены, что за 31 рубль невозможно купить хорошего пива. Андруша же, напротив, полагал, что купленный за такие копейки напиток нельзя назвать плохим хотя бы из уважения к производителю.
В итоге за тем, как он, проснувшийся в три ночи, генерирует своё рифмотворчество, наблюдали семь с половиной пустых бутылок.
— Тю ты… По-другому не скажешь — «Андруша», — сказал про себя Андруша про себя. — Как вообще такое забыть можно? А если и забыть — то сразу заново не придумать. Всё же логично! — с радостной досадой забурчал он в озарении.
М, А, С, С, … Каждую букву он вбивал основательно и с таким удовольствием, будто ударял не по клавише, а ставил печать под брачным договором, согласно которому Алёна обязана выплачивать компенсацию, если уличит его в измене… И, В, Н, У, Ю. Правда, от напора шрифт не увеличивался и не жирнел. На всякий случай Андруша осмотрел написанное под разными углами монитора и вслух прочитал восторженным Алёниным голосом:
Чтобы пассия моя зазнобная
Зазнобой не стала пассивною,
С этого святого дня погробно я
Книгу од тебе пишу массивную
Занимаясь уникальным делом — имитируя литературный оргазм другого человека, — он размахивал руками, шептал свежепридуманные строчки девичьим голосом, представлял её восхищение, осознание счастья быть знакомой с Андрушей, набирание и стирание сердечек и скукоженные от умиления щеки с прищуренными глазами.
А потом перечитал ещё раз, съёжился от приторного пафоса и удалил. Удалил ещё и вот почему. Если Алёна и была дурой, то мастерски скрывала это от людей всю жизнь. Как и от Андруши. Зазнобную пассию он считал более чем смышлёной хотя бы потому, что она с ним водится. Дура бы не стала.
Тем не менее, лирик подумал, что девушка банально не поймет смысла прочитанного. А ведь он всего лишь хотел сказать, что собрался регулярно снабжать её стишками. Из этого вытекала ещё одна проблема. Ночью — да, он, ещё под парусами «Окского», был готов поставлять ей творчество беспрестанно. Сейчас же перспектива ежедневно что-то сочинять повисала якорем ответственности.
Уничтожив ванильный срам, Андруша откинулся в кресле и погряз в такой тишине, что услышал цокот стрелок его биологических часов. Нужно было срочно сочинить что-то другое. Ведь мотор сублимации уже был запущен. Да и как не творить, если хочешь как можно чаще слышать фразу «Ты такой талантливый, сынок» без последнего слова?
И в этот вакуум внезапно воткнулся ор солиста группы AntiFlag, чья песня The Press Corpes уже неделю была рингтоном. А конкретно — её коряво вырезанный припев, который резко начинался с самого громкого места. Андруша не растерялся и от всплеска похмельного ужаса отправил в нокаут стоящую рядом недопитую бутылку «Окского». Полез поднимать. Передумал, решив сперва ответить на звонок. Судорожно стал искать телефон. Нашёл за обезьяной-копилкой, ткнул пальцем куда попало в экран и даже попал на зелёненькую. Молодец. Звонила та самая.
— Да я б с удовольствием, Алён, но гостей жду. А с тобой одной охота. Ты из тех деликатесов, которые жалко бросать в салат, — отказал несостоявшейся гостье подхалим.
Но никого он не ждал. Эта пьянь просто решила отметить головную боль походом за пивом — единственным деликатесом в меню той субботы. А принимать дома приличную девушку, похмелившись, не лучшая идея. Не говоря о не похмелившись.
Поскольку Алёна позвонила сама, стоит рассказать, какое отношение она имеет к Андруше.
Два месяца назад, как только похолодало, завистники курильщикам закрыли на этаже Андрушиного офиса курилку. Ему пришлось идти на улицу — в общую. Среди тех, кто в тот октябрьский день использовал курилку по назначению, была студентка эконома Алёна. Она зашла сюда к подруге по пути из универа. Девушку распирало от желания лично пожаловаться Соне, которая весила под центнер, что за выходные она, Алёна, раскабанела, и такими темпами её весы скоро провалятся в подвал под 60-килограммовой тяжестью.
Как раз в момент, когда Соня начала подбирать правдоподобную интонацию сочувствия, к ним и присоединился Андруша. Он отвернулся к стене, согнулся и своими манипуляциями стал похож на мышь, умывающую мордочку в углу. Действия парень сопровождал чертыханиями. Так он пытался поджечь сигарету. Когда и в девятый раз у него не сработала зажигалка, одна из стоявших курильщиц протянула ему свою.
— Спасибо, не надо. Это дело принципа, — воинственно произнёс Андруша.
— Бабушка, отстань, я сам помоюсь, — услышали девушки и по-доброму засмеялись.
Ещё с полминуты несчастный вхолостую стирал палец о колёсико «Крикета», затем выбросил его и спасся бегством.
Девчонки переглянулись, отыграли комедийно удивленные лица и наполнили двор многозначительными колкостями сорта «Бывают в жизни огорченья!». На радость Сони, у них появилась новая тема для разговора, и Алёна узнала, что этот принципиальный — Андрей Ужин, журналист городского новостного портала E-Bel из 508 офиса. Соня имела представление о русом худыше с другого этажа, потому как недавно Андруша прославился на весь офисный центр.
В то звёздное для себя утро он, как положено, был в офисе и играл в онлайн-покер. Карта шла. Андруша уже выиграл восемнадцать долларов и запланировал остановиться на двадцати. Но разве можно думать о подобных условностях, когда на ривере выпадает король, а на руках их уже два и столько же шестерок? Не обязательно знать, что такое фулл-хаус, чтобы догадаться, как распорядился ситуацией игрок. Он поосторожничал для виду, пошёл ва-банк и поплыл от предвкушения 98-баксового куша.
Мир сузился до нескольких сантиметров монитора, на которых вот-вот должна была появиться комбинация карт победителя. Через пару секунд из экрана разрывной пулей в голову вылетела плашка Loss со стрит-флешем игрока Arny1983.
Андруша не сдержался и исторг предсмертный матерный вопль отчаяния. Его услышали рекламный отдел с клиентами, господь и сидящий за соседним столом начальник. Проницательный Константин Станиславович заподозрил, что информация для статьи о зимовке белгородских журавлей, которую должен был писать в это время Андрей, не могла его взволновать в такой мере. Матёрым гепардом шеф-редактор ринулся к компьютеру крикуна. Зелень виртуального сукна бросилась в глаза директору, а всё еще висевшая на экране табличка Loss органично дополнила немую сцену. Так за один ход Андруша проиграл не только прошлую премию, но и будущую.
Экономическими санкциями журналист Ужин не отделался. Ему был сделан выговор, поэтому отныне Андруша на всякий случай даже стал прибывать на работу на полчаса раньше обычного, то есть вовремя.
После этого случая благодаря коммуникабельным рекламисткам про Андрея Джокера в здании знали все. Теперь ещё и Алёна. Этим же вечером она написала ему — с подлой целью познакомиться, чтобы дружить. Андруша же воспринимал любое внимание со стороны девушки как готовность к спариванию и у него начинался период гона.
Он считал, что в отношениях всё должно быть честно. Согласно Андруше, честно — это когда мужчина согласен, чтобы женщина совокуплялась с его вожделенным мозгом, а женщина за это не против допустить мужчину к своему телу. Причём, когда есть согласие, то это всего лишь дружба. Взаимовыгодная и взаимосправедливая, какой и должна быть. Если же общение и секс происходят ещё и со взаимным удовольствием, то это уже — да: «отношения», «нравятся». А о том, что такое любовь, Андруша вообще старался не думать. Чтобы не считать себя слюнтяем.
Как бы то ни было, по его мнению, девушка, с которой нет известной перспективы, не девушка, а так… собеседник. А собеседников у него и так хватало, что не редкость для людей, которые живут одни в холодное время года. Но Алёна написала первой и обрекла себя на интерес со стороны Андруши.
Тут приятель рассказал, что в Белгороде открылся магаз Мир зажигалок для андреев. Не интересует?
С этого сообщения началась их ежедневная переписка. Несколько дней Андруша не форсировал события, зарабатывал репутацию «нормального», нащупывал, как ребёнок, тыкающий палочкой в ежа, предел дозволенного, иногда распушал хвост и не отвечал по несколько часов, чтобы набить себе цену мнимым равнодушием.
* * *
Если кто-то опаздывал на встречу с Андрушей, то делал это из-за трухлявого нутра и наплевательского отношения к чужому времени. Сам же Андруша задерживался по конкретным и исключительно уважительным причинам. В день первой прогулки с Алёной эта причина была извинительнее, чем смерть.
Чтобы стать более харизматичным, первым делом он отправился в «Магнит», но банки «Чёрного русского» в нём не оказалось. Взыскательный покупатель был вынужден выйти на остановку раньше, дабы достойно подготовиться к встрече. Минут пятнадцать Андруша ждал окончания перерыва в «Продуктах 24», чтобы отовариться единственным коктейлем, после которого не разит.
Миф об отсутствии запаха быстро развеяла злая и замёрзшая Алёна.
— Блин, привет, сорян, — отрепетированно поздоровался Андруша. — Знаю, что опоздал: случайно на Мичурина вышел, еле добежал.
— Судя по перегару, бежать правда трудно было. По-любому для храбрости стоял накатывал, — в шутку сказала Алёна, но не ранила, а убила Андрушин кораблик.
Обычно открытый для словесного пинг-понга, он от стыда впал в ступор и засунул свой язык туда, куда пять минут назад мысленно посылала его озябшая Алёна. «Всё, теперь подумает — алкаш», — подвял парень, но для порядка понюхал ладонь с воздухом изо рта и возмущённо удивился. Алёна только строго сжала губы.
Тем обиднее, потому что выпивал он редко: по не каждым выходным и иногда не отказывался поддержать друзей после работы. Не было случая, чтобы он не помнил вчерашний вечер или стыдился своего пьяного поведения. Да и печень болела лишь раз — когда он решил пойти ночью домой гаражами…
Ну да попробуй теперь докажи. И не до этого: на повестке был срочный выбор тёплого пристанища. Определившись, пара посеменила греться в одну из кофеен. В одну из десятков, сотен кофеен Белгорода. Их в последнее время развелось столько, словно в городе наконец-то легализовали кофе. А может, это полчища рабочих открыли для себя бодрящий эффект свежесваренной арабики и сидят по кофейням, чтобы по пути на завод или после ночной смены взбодриться чашечкой американо? Но кофейни полнились далеко не строителями с хлебопёками и дальнобойщиками…
Там, среди, приторных, как меренга, и шелковистых, как чизкейк, особ, Андруша чувствовал себя неуклюже, под стать доктору биологических наук в церкви. Превозмогая ментальный зуд, он взял чай и дал себе клятву больше не пить спиртного, правда, тут же отредактировал её на «не пить при Алёне».
Сидя за столиком, он озирался по стриженным под гитлерюгенд многозначительным теоретикам жизни, на которых будто ошибочно выросла борода, по зожникам, оберегающим тело как единственное, чем они могут быть интересны в принципе, и по жеманным эстетам в бутафорских, как они сами, очках. Если бы здесь продавали пиццу, она непременно была бы не на тонком, а на утончённом тесте.
Посетители общались под аккомпанемент томного лаунжа, деликатного звяканья ложечек и слащавых уведомлений «Ваш ароматный капучино готов!» В тот момент Андруша желал одного — вскочить на стол и заорать: «Вы чё тут все, поохуели?!» Но, памятуя об истории с покером, он молчал и тряс сахарницей над чашкой, пока не понял — от этого скорость высыпания сахара не зависит.
Не отставая от чая, журналист начал потихоньку остывать; все гадости, которые он только что приписал неизвестным молодым людям по соседству, были результатом его испорченного настроения. Если разобраться, он втайне был совсем не против оказаться своим в этой компании ухоженных и образованных посетителей. В то же время антураж какой-нибудь забегаловки или блат-хаты был для него намного уютнее глянцевой кофейни.
Андруша сидел перед Алёной с видом, что ему о многом хочется поговорить, но он не знает, с чего начать. Он менял положения тела, задумчиво потирал уголки рта и окидывал окрестности столика суетливым взглядом, пытаясь зацепиться им за то, что подскажет тему разговора.
Изредка он похлюпывал чаем, чтобы создавать хоть какой-то шум, делая молчание не столь очевидным. Алёна, напротив, ещё на улице взялась рассказывать про свой вчерашний сон, про любимую окраску котов, про происхождение своей фамилии и прочие интересные только ей вещи.
— Слушай… А я ведь впервые в жизни вижу, как ты сидишь! — проколол пузырь своей общительности Андруша. — Незабываемый экспириенс…
Девушка зажмурилась в довольном смущении. Наконец-то рядом с ней был Андрей из переписки. Он разговорился, и Алёна перестала заполнять пространство между ними заведомо не подходящими для первой умышленной встречи рассказами. А тут ещё, как надобро, ей упала эсэмэска о стипендии.
После двух часов азартной и содержательной беседы они пришли к выводу, что из общего у них — только аллергия на шерсть обычных котов и на внешность лысых.
— Представь шкаф в книжном. Тысячи книг. Просто цветные корки с названиями. Хотя каждая это целая история. И так же вокруг — тысячи людей. Случайную книгу схватишь, начинаешь читать и в основном через три страницы понимаешь, что скука или бред. Выкидываешь. А твой сюжет интересный, хочется дальше читать и узнавать подробности. А казалось бы, просто девчонка из курилки. Написала — и, думаю, рискну, куплю почитать. И с каждой страницей интереснее, а сама ты всё толще.
— Ну, блин, спасибо, — потрогал бока настольный томик Андруши.
Парень почесал переносицу и вложил в папку для счёта 1 200 рублей за чашку чая, чайничек чая, два американо, два маффина, мороженое и чизкейк. Алёна настойчиво покрутила перед Андрушей купюрой с Петром, но в итоге засунула её обратно в кошелёк, как и рассчитывала.
Парочка, обгоняя мороз, устремилась на остановку ждать Алёнину маршрутку. Вскоре 43-й пазик стал осторожно подбираться к скользкому карману для автобусов. Андруша хотел было обнять на прощанье Алёну, но передумал: удовольствия от трения пуховиками всё равно никакого, а проявлять вхолостую столь агрессивный жест интереса глупо. Не придумал ничего лучше, чем протянуть ей руку. Он немного потряс одетую в перчатку ладонь Алёны и голосом неопытного пикапера заискивающе признался, что ему было ОЧЕНЬ приятно пообщаться.
— Мне тоже. Ладно, до связи, — успела ответить девушка, прежде чем её проглотил автобус.
Андруша нырнул в подземный переход, фантазируя, до какой именно связи с Алёной он бы хотел с ней не общаться. Только он встал в позу ожидателя маршрутки, как с радостью вспомнил, что является курильщиком, а значит ближайшие минуты проведёт не так скучно, как планировал. После первой же затяжки из-за поворота выполз свет фар его автобуса.
Андруша ехал и вертел в голове своим отношением к девушке. Он решил для себя, что в принципе «баба нормальная», только много про детей говорит. На этом определенность заканчивалась.
Что с ней делать? Перестать тянуть кота за судьбу и пойти в атаку? Можно спугнуть. А привыкать начал, жалко. Она явно не из тех, кого можно пригласить в гости по-дружески переночевать… Пока. Или ей встречаться предложить. А вдруг, не дай бог, согласится? Ещё хуже. Это ж никакой личной жизни — личная жизнь. Тем более, не настолько она и…, чтоб прям мутить…
А настолько, чтобы что? С одной стороны — и как сейчас нормально. С другой — днями общаться с девушкой просто так, без интриги, без «а вдруг?» — всё равно, что играть в покер на интерес: никакого интереса. Ещё эта её рубашка, её мужская рубашка… Как будто она проснулась с ним и надела его рубашку, чтоб не мять с утра юбку или что там они не любят мять? Сучка! Андруше очень нравились мужские рубашки на девушках, но ещё больше он любил оттаивать в горячей ванне, что в тот день, месяц назад, он и сделал.
С той первой встречи мало что изменилось. На фоне безудержной переписки они раз погуляли в пиццерии и пару раз Андруше удалось заманить Алёну роллами в гости на кино. Ни чем хорошим эти визиты не закончились — они просто смотрели кино. Алёна вела себя беспощадно по-дружески, отбивая аппетит к роллам и к себе. Вдобавок, что гостья не уделяла гендерного внимания принимающей стороне, во второй приход она эгоистично съела сет «Сытый самурай» — и в одночасье ушла.
Личность Алёны напоминала телеканал Дождь, чей слоган — Optimystic channel, но где каждая секунда эфира пропитана упадническим ожиданием скорейшего выгнивания этой страны. На вопрос «Как дела?» она всегда отвечала: «Лучше всех!» — и обильно хохотала. При этом себя она считала страшной неудачницей и такой же девушкой, а манера поведения а-ля «свой чувак» была призвана оградить её от интереса мужиков, которым всем только одного от неё и нужно.
Между тем она была общеприемлемо симпатичной. Если не мисс Белгород, то мисс подъезд точно. А в её доме было шестнадцать этажей…
Светлое мелированное каре атласными лоскутами окаймляло плавные контуры её лица. Бравый носик задиристо торчал поверх красно-влажных губ с вечно покусанной нижней, а её щёки во время улыбки подстрекали к харрасменту, особенно левую, с точкой родинки. В глазах же Андруша не разбирался, но со слов Алёны знал, что они тёмно-зелёные.
Её обычно опущенная голова венчала телосложение завязавшей со спортом девушки. С лишка мясистыми бёдрами, небольшой, но, по-видимому, красивой грудью и тёплыми руками. Считать свою внешность непрезентабельной Алёну натренировал единственный бывший, который любил хватать её за бок или живот с просьбой сказать «Жиииииир».
Как мастер кунг-фу она парировала все поползновения Андруши перевести общение в продуктивное русло, не переставая относиться к нему как к Кену, у которого из признаков мужчины только имя. Ну а чего он хотел, с первого дня поддерживая разговоры о её родственниках и идеальной для неё причёске? Правда, после его выражения «большие волосы» Алёна тему причёски закрыла. Он не заметил, как вошёл во вкус, и расположить к себе новую знакомую стало для него очередным делом принципа. Но вплоть до сегодняшней субботы у него это получалось не лучше, чем сладить с зажигалкой при их первой встрече в курилке.
Вдохновлённый звонком, Андруша дописал новое четверостишие, менее глубокое:
ты красива как красотка
дай любовь тебе мне дать
буду гладить по колготкам
и за губы обнимать
Он ещё раз проверил текст на ошибки и отправил курносой адресатке ровно с тем же чувством, с которым шёл ва-банк в онлайн-покере. Андруша, конечно, давно дал Алёне понять, что не прочь проделать дырочку в её стене дружбы, но до просьб дать любовь, пусть и в полушутку, не доходило. Романтик захлопнул ноутбук с ощущением, что посадил в него семечку и что, когда вернётся из магазина, откроет и посмотрит, что же выросло.
________________________________________
ГЛАВА 2
Андруша не понимал шуток про потерянный второй носок, потому что и так всегда ходил в разных, подбирая их лишь по толщине. Если в носке образовывалась дырка, он просто его выбрасывал, а целого брата отправлял в стиральную машину.
Сейчас он как Юлий Цезарь 2.0 одновременно бегал по комнате, прощупывал носки, собирал с пола бутылки и искал магнитовский пакет, который застенчиво спрятался за открытую дверь. Одевшись, парень обыскал себя, проверяя ключи, плеер, телефон, деньги, сигареты и зажигалку. Убедился, что ничего не забыл, забыл пакет с бутылками и вышел в зиму.
Игнорируя вытоптанные в снегу дорожки, бунтарь пошёл против системы коротким путём до магазина. Чтобы хруст наста не отвлекал от нытья солиста «Аффинажа», Андруша добавил в плеере громкость. Но не успел дослушать куплет, как получил снежком в спину.
Ходок вздрогнул и обернулся. Он не сомневался, что это так развлекаются местные гопники или их дети — даже начал выбирать модель поведения из «драться», «ругаться», «идти» и «бежать». Но ситуация оказалась не такой экзистенциальной. Снайпером был его дружище Ярик из нижнего двора. Он отчаялся докричаться до кума сквозь наушники, а упустить редкую встречу не мог. Вопреки крёстному родству Андруши с его сыном, в последние годы вся их дружба сводилась к приглашениям на дни рождения.
Семь или восемь лет назад Ярослав шёл с репетиции и повстречал пьяную школьницу, которая шаталась, как кегля. Он выведал у незнакомки адрес и благородно довёл её до квартиры. Дверь открыл отец.
С того вечера Ярик так и не вставил два передних зуба. За экзотическую улыбку он получил прозвище Челюсти. На кличку молодой человек не обижался, ведь друзья всегда сокращали её до «Че», и те, кто не был в теме, были уверены, что заслужил он её своим революционным нравом.
Спустя некоторое время Ярикова обида на несговорчивого предка девушки пропала. А как не пропасть? С протрезвевшей Ульяной он стал встречаться, что обернулось свадьбой. Там в один из кульминационных моментов отец Ярослава выиграл аукцион за первый кусок свадебного торта. И послал жену в гардероб ресторана за кошельком, который гнездился в кармане её лисьего полушубка.
Несколько минут распалённая женщина снова и снова запускала руки в уже проверенные пустые карманы, как поступал Андруша, когда то и дело открывал пустой холодильник в надежде, что с прошлого раза там что-то всё-таки появилось. Узнав о краже, гости первым делом обрадовались, что наконец-то на свадьбе произошло что-то интересное. А потом началась паника. Все принялись с энтузиазмом искать вора, и каждый считал своим долгом приложить максимум усилий в расследовании, чтобы отвести от себя подозрения. Полицию решили не вызывать: кошелек кошельком, но сохранить светлые воспоминания о свадьбе дороже.
У родителей Ульяны первых пропало искусственно хорошее настроение, и они уехали домой. Пока оставшиеся суетились, нарочито бегая по гардеробу, холлу и танцполу в поисках пропажи, Ярослав разузнал, что в ресторане установлены камеры наблюдения, и уже сидел в комнате охраны. Спустя несколько минут вокруг компьютера скопились гости и, схватившись за головы, смотрели запись, как из лисьего меха выуживает кошелёк проворная рука отца невесты.
Сторона жениха собралась было пуститься за тестем вдогонку, пока тепленький, но Ярослав, вспомнив о своём с ним знакомстве, предложил успокоиться и отложить возмездие на завтра. По итогу родственники четы просто перестали общаться.
У Ярика и Ульяны тема кражи стала запретной, но заочные трения семейств постепенно наполнили дом положительно заряженными отрицательными частицами. И однажды ночью Че заметил, что изменил с супругой себе. Они благополучно развелись, успев родить Никиту, который остался жить с мамой Улей. Таким образом пятилетний крестник никак не сплачивал Андрушу с Челюстями.
— Совсем глухой стал? — поприветствовал приятеля Ярик.
— А кто это? — пытаясь проморгаться от попавшей в глаз снежинки, вглядывался в приближающее пятно Андруша.
— Так ты ещё и слепой? То-то мимо дорожек идёшь!
К этому времени Ярослав подобрался к приятелю достаточно близко, чтобы его смог узнать даже незнакомец.
— О, Че, здорово! — обрадовался Андруша, ставя плеер на паузу. — А я думаю, кто это там шепелявит… Чё не звонишь, не пишешь?
— Да лучше лично, думаю, во дворе встречу, — обыграл лень списываться Ярик. — В садик иду: ёлка у мелкого, хоть пофоткаю… Это ненадолго. Хошь, со мной пошли, потом пошаримся. Или ты куда щас?
— Вроде особо никуда, в магазин. Дома посидеть думал… — обозрел субботу Андруша и с нескрываемым удовольствием присоединился к другу. Хотя бы потому, что всегда был рад видеть Че рядом с собой. Впрочем, он никогда и не видел Ярослава без себя поблизости.
Предвкушая долгое общение, Андруша не стал сразу набрасываться на Ярика с расспросами и рассказами. Тем более, ему было лень шевелить языком во вновь пересохшем после вчерашнего рту. Наклонившись, щедрой пястью он зачерпнул снег. И немедленно съел.
Детский сад находился совсем щас-щас, поэтому втягивать себя в основательные биографические повествования было некогда. Первым делом Ярик посвятил Андрушу в то, что с утра посмотрел фильм «Класс» про эстонских старшеклассников и что кино заставило его задуматься, стоит ли вообще отдавать сына в школу.
Андруша вспомнил, что когда-то этот фильм не досмотрел, и спросил, что же случилось в итоге с главным героем?
— Ничего. Застрелился, — исчерпывающе пересказал концовку Ярослав.
На этой жизнеотрицающей ноте молодые люди подошли к калитке во двор детсада. Андруша не знал, надолго ли затянется внезапный поход на утренник, поэтому на всякий случай принял волевое решение покурить впрок. В отличие от Че. Тот был убеждённым противником как курения, так и стояния за компанию на ветру под мокрым снегом.
— Ладно, найдёшь, на первом этаже зал, — Ярослав оставил друга одного за забором и ускользнул под вывеску: «С Новым годом!».
Андруша проследил за кумом до входа и стал разглядывать здание детсада. Того самого, который он двадцать лет назад пытался сжечь.
Дополнительный поход в садик никогда не был в числе просьб маленького Андрея к Деду Морозу. Но последним комком в каше терпения стал злополучный тихий час. Тогда воспитательница, бережно охраняющая сон детей, пригрозила Андруше, что если он не перестанет вертеться, она бросит его собакам, которые бешено лаяли под окнами, не давая Андруше спать. Мальчика обуял предсмертный ужас. Он свернулся калачиком и затих — ждать полдника в оцепенении. Даже когда обеденный компот подошел к точке невозврата, Андруша не решился попроситься в туалет.
Тыча мокрушника в пятно, воспитательница отчитала его с громкостью, будто он совершил убийство. Возможно, именно после того случая Андруша не мог воспринимать женский крик: все слова на повышенном тоне сливались для него в нечленораздельный лай.
Парень докуривал, глядя на себя пятилетнего около садика: мститель в шортиках и колготках подбирался к чёрному ходу с кипой газет, потом запихивал их под дверь, поджигал и прятался за павильон. Пепел в коридоре, смеющийся завхоз, веник, ремень… Вереница колючих образов пенопластом заскребла по стеклу воспоминаний, и Андрушу передёрнуло. Он уже собрался выбросить окурок и идти, как откуда-то сзади раздался старческий скрип:
— Мужчина, а что это вы высматриваете в учреждении, где находятся маленькие дети?«Ээээ… что?!… дура?…», — Андруша заперебирал вариантами адекватного ответа бдительной бабушке-кареглазке, но почему-то принялся оправдываться:
— Я к другу на утренник. В смысле, к ребёнку… К сыну друга… — он понял, что ведёт себя, как завравшийся педофил, и в доказательство невиновности уверенно шагнул в калитку, ко входу.
Детский сад с порога подарил Андруше букет из запахов краски, столовой и хвои. На звуки пианино молодой человек последовал в зал. Он Годзиллой ступал меж крошечных стульев, столов, людей и машин, которые с непривычки виделись ещё меньше. Хищным взглядом гигантского ящера Андруша заметил на расписной стене коридора сосновую ветку с дождиком. Тут же оторвал от неё пару иголок и воровато отправил себе в рот пожевать, чтобы дети не сразу догадались, чем дядя занимался вчера вечером.
Слава богу, представление уже началось. Андруша отыскал Ярика с бывшей женой Ульяной и протиснулся к ним сквозь ряды родителей. Склонив голову, он увидел резинку красных трусов, которые сидящая на корточках дородная брюнетка для верности натянула почти до лопаток. Она опрашивала чьего-то сынишку на предмет имени, происхождения его костюма и отношения к Новому году. На засыпку любопытная дама справилась о возрасте мальчика.
— Четыле, — виновато сознался ребенок.
— Ого, какой большой! Защитник! — потребительски констатировала женщина, видящая в мальчиках не будущих президентов, бизнесменов или звёзд, кем они действительно хотели бы стать, а прежде всего защитников её и других тёть.
Скромно подперев собой шведскую стенку, Андруша стоял и думал, сколько лет должно быть ребенку, чтобы, узнав у него возраст, не поразиться: «Ого, какой большой!»… Вроде: «Четыре? Тю, а я думал девять, ну ладно, расти пока… «Отвлекло его красочное действо, вспыхнувшее в центре зала. Пёстрое кольцо из детей, Деда Мороза и Снегурочки двигалось вокруг ёлочки в такт новогодней песне. Андруша сразу обратил внимание на костюмы: красивые дети были одеты в зайчиков и собачек, а некрасивые — в зайцев и собак. Он вращал зрачками по окружности хоровода, считая, сколько времени длится один оборот, подспудно прикидывая, когда этот сказочный карнавал наконец-то закончится.
На Андрушино счастье, Никита одним из первых прочитал стишок, получил от ватобородого кудесника коробку со сластями и подошёл к папе. Миссия Че на празднике была выполнена. Ребёнок был увиден, сфотографирован и похвален за виртуозное выступление. Ярослав ещё собирался обсудить кое-что с воспитательницей Никиты, но понял, что момента дождётся не скоро, так как узнал её в Деде Морозе. Для приличия он хотел ещё немножко поприсутствовать на празднике, но после очередного Андрушиного «Пс, пошли уже…» сжалился и пошёл уже.
________________________________________
ГЛАВА 3
Оставив Никиту с мамой досматривать шоу, оба двинулись покорять субботу. В планах у них был выбор планов.
— Надо ж сперва в тепло упасть, наверное? — долбя застывшую лужицу, предложил Андруша.
— А к тебе — не? — Ярослав знал, что после развода родителей и переезда мамы с хахалем в Разумное Андруша живёт сам. К тому же его квартира вызывала у Че только положительные ассоциации. В студенческие годы эта двушка вмещала в себя до пятнадцати одногруппников Андруши. А тот факт, что, как и на всём журфаке, 80% из них составляли одногруппницы, делал тропу от дома Ярика до двери номер 22 не зарастающей.
В свою очередь, Че был желанным гостем в инкубаторе разврата, коим неусыпные соседи считали эту фабрику молодости. Если называть вещи своими именами, Андруша даже ревновал гостей к Ярику, так как заметил, что именно визит Че становился компаниеобразующим. Татуированный штурвалами и акулами приятель всегда приходил не с пустыми руками, медленно пьянел и был единственным в компании, кто умел играть на гитаре.
Несмотря на склонность Че к похабным шуткам, студентки видели в нём отличного парня и без задней мысли порой позволяли делать себе массаж. По их логике, раз он не вставляет зубы, хоть и может, значит, его не очень беспокоит своя внешность, значит, для него не так важно нравиться девочкам, значит, он не озабоченный, значит, не будет приставать. На это и была ставка простоватого весельчака-скабрезника, который прятал за непосредственностью желание подпустить жертву поближе. Своим исполнением «Выхода нет» он делал девушкам массаж души. А потом и не души. А потом и не массаж…
Какие только невероятные правдивые истории не случались у Андруши дома в то время! Не исключено, что об одной из них старые друзья скоро вспомнят. Но если это и случится, то точно не в Хорошей квартире, как условно называли сию точку начитавшиеся Булгакова завсегдатаи.
Но сегодня Андруша Ярика не пустил, честно сославшись на неохоту сидеть дома. Правда, умолчал, что ему неохота сидеть дома именно с Яриком. Вообще журналист был человеком гостеприимным. Но не настолько, как Ярослав вгостиприходным. Кроме обязательного урона в виде разбитых стаканов и залитого чем-то липким пола, Че постоянно впаривал видосы, про которые врал, что они смешные, а также засиживался, не замечая потуг вежливо его выгнать. Ну какому Андруше такое понравится?
— Во ты кайфолом, — хлопнул себя руками в карманах пальто Ярик и попытался соблазнить друга распевными фантазиями сказителя былины, — Думал, потрещим… В ФИФУ накажу тебя… Новый «Версус» под пивко позырим…
— Да ну не клюй ты мозг! Суббота… Пошли в колдырню, — убедительно предложил Андруша, который по субботам так называл любое заведение общепита.
— Только чур не в «Топтыгин»! — предупредил Че.
Вообще, фраза «Только не в „Топтыгин“!» была неотъемлемой частью беседы белгородцев, обсуждающих, куда пойти посидеть. Тем более для долгожданной встречи старых друзей. Когда-то посещение этой сети пиццерий считалось делом элитарным, потом — культовым, потом — попсовым, потом — безысходным. Сейчас же заведение стало символом беспринципного нищебродства. И никогда не пустовало. Сходить туда — что подарить открытку с уже напечатанными поздравлением или назвать попугая Кешей. «Не, ну а чо?».
«Топтыгин» имел две характерные особенности: во-первых, там было дёшево, во-вторых — сердито. Андруша считал, что всё-таки скорее дёшево. Ради сытной пиццы за 100 рублей флегматичных официанток можно и потерпеть, тараканы попадаются в основном в первых блюдах, а шанс получить по щам от контингента значительно уменьшается, если не заглядывать посетителям в лица после девяти вечера. Ярик же сдобный блин с майонезом за пиццу вообще не считал, зато считал, что хамство персонала и тесноту не оправдывает даже сносное недорогое пиво. Плюс у него там однажды увели телефон вместе с пальто.
Спустя пять минут Андруша и Ярик подходили к ближайшему «Топтыгину». Оно вон ведь как: утренник, проведённый с бывшей женой, оказался для Ярослава непредвиденно затратным на алименты. Об этих расходах он вспомнил, как только произнёс название бюджетной пиццерии. Да и Андруша всем своим красноречием сел на чашу весов с вывеской «Топтыгин», ведь денег он брал только на посещение супермаркета, а карточку вчера постирал с бумажником и курткой. К тому же сама куртка ещё не высохла, и Андруша надел в магазин старую — двустороннюю и для приличного заведения чересчур драную.
У входа, на месте швейцара, расположилась компания гостей заведения с кокетливо стоящими на макушке чёрными шапками. Молодые люди судачили об амурных предпочтениях прохожего, заправившего штаны в ботинки. Правда, стоило Андруше и Ярику поравняться с парнями, на их диспут упала гильотина тишины. Так, подобно монархам, входящим во дворец в обрамлении шеренг гвардейцев, они проникли в «Топтыгин» и выдохнули.
— Ммм… Всё, как мы любим! — оценил обстановку Ярослав, упрекая друга, что притащил его в этот рассадник жлобов. Но пути назад не было, поэтому Че решил расслабиться и получать удовольствие. К тому же один из двух свободных столов, находясь в углу, анонсировал спокойствие, а аромат пиццы своей добротой окончательно смирил Ярослава с участью быть посетителем «Топтыгина».
Первым делом он для затравочки снабдил Андрушу информацией, что скоро разбогатеет на одной идее. И пошёл в туалет, оставив друга один на один с этой новостью. Заинтригованный Андруша взялся прикидывать, с каким родом деятельности Ярика может быть связана заманчивая перспектива.
Он знал, что Че работает поваром в каком-то отеле и лабает по кабакам в группе. Что касается кулинарного промысла, то денежная идея скорее всего могла касаться канала на ютубе. Ярик давно замыслил вести там шоу «Кулинингус», где собирался показать тысячу и один способ доставить удовольствие едой девушке в Белгороде: с рецептами, адресами продажи редких ингредиентов, ценами и тестами заведений. Даже нарисовал лого в стиле «Роллинг Стоунс», но решил, что это мелко, и развил аппетиты до рестораторских.
Или Ярик как раз про это? Неужели он договорился с депо сдать ему списанный вагон для превращения в кафе? Некогда он трясся от идеи фикс установить в парке настоящий вагон с кондовыми столиками и купе, напечатать стилизованные билеты за вход, брать деньги за каждый час «поездки» по маршруту Белгород — Москва; до Курска, мол, — 100 рублей, до Орла — 200, до столицы — все 400. С возможностью проносить с собой провизию. Увы, искры энтузиазма Ярика так и потухли на лавках и парапетах — местах, где он любил обсасывать тонкости прожектов с Андрушей.
Помимо работы Ярослав играл в одной группе на гитаре. Но благодаря музыке он мог резко разбогатеть только одним способом: продать басиста и ударника на органы…
Дверь уборной хлопнула, и Андруша не ошибся — возвращался довольный Ярик.
— Короче, тема такая, — довытирывая салфеткой пальцы, Че снял рассказ с паузы, — помнишь, как-то писал, что переведу тебе штуку, если напишу Тане-Тане?
— Ага. Только не писал, а звонил в три часа ночи, — поддался ностальгии Андруша.
— Ну не суть. Смысл, что мне как-то надо было себе запретить, — Ярик поднял руку, завидев очередную официантку, — надо было недельку выждать, чтоб хоть раз первая написала.
— Вот у людей проблемы… — вспомнил про не вынесенный пакет с бутылками Андруша. — Ну раз мне ничего не пришло, значит, прокатило.
— Да как сказать, прокатило.. У неё днюха на следующий день была, ну я подумал, это не считается, если поздравлю, потом психанул, ну в общем теперь в чёрном списке у неё… И думаю тогда с утра: «Вот я рак, ну мог же неделю не писать…» А как, если она онлайн напостой?! Дразнит, овца.
— Во ты маньяк… — Андруша не ожидал обнаружить мякоть под чёрствой Яриковой коркой.
— А потом думаю: почему она меня может в чёрный список внести, а я себя — не могу? Почему нельзя запретить себе писать человеку, которому писать хочется, но которому писать не надо? — возмутился порядком вещей Ярик.
— Ничё так было бы… Но как можно запретить себе? — Андруша сжал зубы, чтобы не думать об обезьяне — о постыдном сообщении в одну ночь на 8 Марта, когда поздравил куратора группы и пожелал ей послушных студентов и упругих ягодиц.
— И я, короче, расписал, как бы могло выглядеть такое расширение для ВК или вайбера там. Я и так шарил, но на курсы по веб-разработке пошёл, Нафаня друган помог тыры-пыр восемь дыр, ну и — вот, — Че придвинулся и предоставил экран телефона. — Зацени: с помощью этой проги можно блокировать контакт от своих сообщений и звонков. На любое время, какое хочешь. Выбираем «Андрей»… «автозапрет»… «Семь дней».
— Так а если что-то срочное… — Андруша убрал руки с клетчатой столешницы, так как на слово «срочное» упало меню, которое наконец-то принесла официантка с бейджем «Кристина».
— Здравствуйте, девушка, а можно сразу заказать? Одну ветчина-грибы, одну с беконом и курицей и два «Чешских», — продекламировал Андруша бодрым от предвкушения голосом.
Кристина пошуршала карандашом и удалилась, оставив Андрушу наедине с пламенным запалом Че.
— Что срочное?! Самый прохаванный? Если срочное или припекло написать — то покупаешь разблокировку. В этом вся соль. Сумму сам выставляешь в начале. Например, смотри… так… «Семь дней»… «Тысяча». Теперь неделю писать не смогу тебе или за штуку придётся отдавать залог за разблокировку. Или полтинник, или десять тысяч — сколько сам решил, чтоб останавливало написать. Это не штуку тебе пообещать… Переводит человек на наш счёт, ясен пень. И, вот ещё — можно выставить, что если тебе первым напишут, то блок снимается…
— А на чей это — на ваш счёт переводит? — Андруша округлил глаза до нулей.
— Так слушай! Долго рассказывать, ну, в общем, получил же в итоге патент на франшизу. Осенью поехал в Москву на форум: там стартапы, инвесторы. И с типами из «Контакта» тёр. Они такие: ага, мы вас услышали, взяли контакты… Ну, думаю, хоть с Игорьком в Москве встретился, потусил.
Вдруг Андруша, как бдительный филин, резко повернул голову — убедиться в том, что приближающиеся шаги принадлежат официантке. Кристина начала раскладывать на столе принесённое.
— С морепродуктами чья?
— Два-два.
— Что?
— Два-два.
— Не поняла…
— Ничья. Мы такую пиццу не заказывали, — расшифровал глум Ярослав, гордясь, как ловко сумел сориентироваться, отвечая на вопрос.
— А нормально сказать никак? — буркнула Кристина и лениво ушла исправляться под гаденький смех шутника.
— Так вот, — дождался Андрушиного взгляда Ярик, — грю, патент сделал, чтоб идею не украли…
Услышав непотребное для такого случая «украли», Андруша улыбнулся свойству Ярика ни при каких обстоятельствах не материться. Ярика — выпускника ПТУ, футбольного фаната и обладателя мизинцев, уязвимых для углов.
Ярику удалось почти поровну разорвать два треугольника недорезанной пиццы, и на волне успеха он подытожил:
— Должно зайти! Полезная тема.
— Фиг знает: если прижмёт — позвонить можно… Или смс… Или с другого аккаунта, — не стал сдерживать брызги демотивационного гноя друг-скептик.
Тем торжественнее били Яриковы барабаны, ведь он, чтобы не сглазить, не стал посвящать Андрушу во все тонкости его зарождающегося бизнеса. А между тем зубастый до выгоды недояппи неделю назад сорвал джекпот. На Че, а точнее на Ярослава Липича, вышли представители всенародной соцсети. Мужчина с солидным аватаром предложил лично обсудить покупку прав на приложение и варианты сотрудничества. Встреча была намечена на послезавтрашний понедельник в столице. Также право втайне посмеиваться над недооценкой Ярик имел благодаря оплаченному москвичами купе до столицы.
Сперва творение проходило под рабочим названием «Бывшая», но создатель непатриотично изменил его на ExBlock. Он ладонью прибил ко лбу мысль, что если видел одежду, на которой было написано что-то по-русски, то чаще всего это были семейные трусы. Ещё в его детстве девочки ходили в футболках и джинсовых куртках с надписью Angel. Видя такую, перед Ярославом возникал прекрасный образ крылатого посланника бога. Но когда он представлял «Ангела», вышитого кириллицей, у него появлялось чувство, что он на утреннике, где девочке не достался костюм ангела.
Или вспомнить его детскую футбольную команду. Тогда мало кто хотел майку со своей фамилией на русском. Непонятно почему, но если у тебя на спине написано «Нечипоренко», то тебе даже никто не даст пас: ну чем может быть полезен Нечипоренко в атаке? Зато если написать Nechiporenko, то сразу понятно, кто на поле главная звезда. От кого исходит основная угроза: Ne-chi-po-ren-ko! Этот малый явно не привык проигрывать.
— Да, пусть ExBlock будет, — с лицомтоп-менеджера корпорации одобрил Андруша.
Ярик вознёс свою кружку и получил по ней Андрушиной. По улыбке и бегающим зрачкам собеседника Че догадался, что тот распробовал его творение и уже принюхивается к кормушке. Но Андруша возбудился не от запаха процветания. Его щекотала идея проверить, не ответила ли Алёна. С трепетом начинающего раколова, запустившего руку в норку, он вытащил из кармана телефон. Спустя пару манипуляций Андруша погладил взглядом цифру «2» рядом с «Сообщениями». Прикрыв пальцем текст, убедился, что одно из них принадлежит Алёне, и убрал заряжённый интригой телефон обратно. До подходящего момента. Игривое настроение велело вылить на Ярика ведро своих забот, чему Андруша и предался.
Стараясь не грузить человека тем, что волнует действительно, он наперво рассказал о работе: досадной близости букв «з» и «х» на клавиатуре, своей опечатке в заголовке «Вместо новых квартир белгородцы получили халупы», последующем увольнении корректора Ксюши Поповой, а также об истории с покером.
Пиво истекло. Но, отыскав резервы воли, Андруша повторять не стал.
— Чай и теплее, и дешевле, — аргументировал он свой выбор.
Яриков натиск уговоров угостить был могуч, но Андруша сдюжил и во хмеле нетерпения отправился на крыльцо: покурить, но главное — изучить Алёнин ответ.
))) я оценила
завтра в Дубай же улетаю до 30го
если гости отменились, еще могу уговориться прийти к тебе вечером

Озадаченный курильщик перечитал три раза, чтобы всё понять и ничего не упустить. Он-то совсем забыл, что Алёна полтора месяца хвасталась планами отдохнуть с мамой в Эмиратах. Поначалу он не обращал на её трёп внимания, так как поездка еще чёрт-те когда будет, а потом при слове «Дубай» инстинктивно уходил в себя, ибо его изначально мало интересовали разговоры на темы, никак с ним не связанные. Прям как всех.
Андруша редко имел удовольствие выбирать между приёмом у себя более чем приятной ему девушки, которая к тому же сама напрашивается, и выходным, проведенным в компании старого доброго друга, — а Ярик и в бильярд не дурень сыграть, и в клубе под польских панков угореть горазд, и знакомству с новыми Алёнами, не такими жадными до себя, может поспособствовать. Парень докуривал, осознавая свою значимость и нарасхватность. Симулируя муки выбора, приохивая, мол, вот же сколько всего навалилось, Андруша расплылся в каннабиоидной улыбке. Другой бы в таком настроении часов наблюдать не стал, но ему пришлось.
— Так. Пол ретьего… Ещё часа полтора на подумать есть, — прикинул Андруша и возвратился к Ярославу.
________________________________________
ГЛАВА 4
— Слушай, а ты чешский так и не выучил? — доселе в пиццериях таким вопросом друзья Андрушу не встречали.
— Вспомнил тоже… Да не, забил, то я так, баловался. А что? — заинтриговался журналист, который пару лет назад действительно брался изучать язык.
Такой спорный интерес по времени совпал с его интересом к златокудрой коллеге. Также спорным, ведь Оленька, в свою очередь, решила овладеть бесполезным навыком говорить по-чешски, чтобы сделать приятно Петеру, который делал ей приятно в Праге. Там она с ним и познакомилась, когда приехала туда с подругой по туристическим необходимостям.
Правда, Андруша верил, что её хобби зиждется лишь на желании постичь редкий, чешущий слух язык. Поэтому скачал разговорники с аудиоуроками и не переставал угощать коллегу рассказами о своих лингвистических успехах. И обедами. Но через полгода он к чешскому охладел. Примерно в ту минуту, когда узнал, что Оленька переезжает в Прагу на ПМЖ.
— Да смотрел чё-т на бокал «Чешского» и вспомнил, — объяснил своё любопытство Ярослав, — а потом увидел тех двух краль. А потом снова посмотрел на «Чешское»… Давай подкатим, и ты типа чех, по-русски почти дупля не отшибаешь…
— Как ты, что ли? — Андруша только по контексту перевёл конец плана.
Ярик на секунду заморозил строгое лицо и продолжил:
— Короче, скажу, в универ ты приехал, на семинар чехологов или кого, ко мне подселили в общагу… А ты на корявом русском с чешским разговаривай!
Че завибрировал в предвкушении шоу. Он помнил лето, когда Андруша всюду таскал с собой русско-чешский разговорник и донимал друзей постоянными вбросами в разговор каши из отдалённо напоминающих славянский язык звуков.
Затея была многообещающей ещё и потому, что к сидящим неподалёку жертвам розыгрыша парни испытывали исключительно спортивное влечение: поведутся или нет? Это развязывало язык, так как по степени трагизма отказ не отличался от промаха окурком в урну. Кроме того, в меню у девушек, помимо салата и мороженого, была бутылка вина Liebfraumilch, которая, подобно маяку, указывала фарватер блуждающим в море «Топтыгина» кораблям.
Че повезло. Сейчас Андруша пребывал в образцово прекрасном и позывистом настроении, поэтому не сразу, но согласился побыть чехом. Парни порепетировали, и Ярослав направился к двум брюнеткам постстуденческого возраста.
— Девчонки, привет. Тут такое дело… Не в курсе, сейчас ещё принято вживую знакомиться? — отработанным заходом предложил Че свою компанию.
— А вам зачем? — пресно спросила кучерявая малютка. И, намекая то ли на коммуникабельность парня, то ли на его обречённость всегда знакомиться с девушками первым, добавила. — Кстати, у вас, по-моему, и так опыт имеется.
— Судя по зубам, — радикально дружелюбно, чтобы не лишиться своих и в то же время рассчитывая задеть, уточнила та, что была поувесистей.
— Да то штанга скользкая попалась, — игнорируя провокацию, Ярик объяснил причину недокомплекта рта. — Я, на самом деле, почти по делу. Тут парень из Чехии приехал по работе, — обернулся он на Андрушу, — в России неделю только. Меня узнать попросил, можно ли разделить ваше общество.
— А зачем ему разделять общество? Он что, агент госдепа? — кучерявая каламбурщица грустно поковырялась в салате, изображая неприязнь к знакомству.
— Да и я как бы не агент из «Камеди Вумен», — сжал насос юмора девушки Ярик и постепенно стал садиться на один из двух свободных стульев. — Не удивлюсь, если салаты вам подарили за то, что вы первые, кто заказал в «Топтыгине» вино. Вкусно?
— Молодой человек, какая вам разница?! Мы к вам в рот не заглядываем, — оправданно злобно ответила кудряшка.
— Значит, про зубы послышалось… Ярослав, если что, — голубиным кивком завершил вступление Че, глядя, как в их гавань заходит Андруша. «Чешский приятель» решил, что уже можно, раз Ярослав задержался у девушек дольше, чем бумеранг.
— Ах;й, п;ни! Я е др;же до Яр;слав, им;ную се Т;маш. В ваше мьесто… эээ… то е… г;род… Да, в ваше г;род я шьест днев, — с аутично распахнутым лицом затарабанил русый пришелец. — Нье д;бже мл;влью… эээ… Говорью руске й;зык кили-кили. Хтел бых д;знати се до т;ких кра;сных, э… кр;сивых б;лгородниц.
По ходу тирады девушки то давили смех, то по-матерински помогали птенчику выбраться из гнёздышка — подобрать слово. Они вслушивались в интонацию и всматривались в выражение лица молодого человека, пытаясь понять, не издевается ли он над ними.
— Ага, я-я, хорошечно! — исчерпала запас чешского наиболее разговорчивая девушка. — Мы не белгородницы, мы с севера приехали.
— С сэ-ве-ра? Это кдэ? — захлопал веками Томаш.
— Это на севере, — отмахнулась в сторону полюса её луноликая подруга: только сейчас она заметила, что молодые люди без спросу уже вовсю сидят.
Впечатлённый ответом, Андруша улыбчиво покивал и спросил:
— А йак ваши имь;на?
— Яна, — вынужденно представилась та.
— Вика. Так… Ты — Томаш, ты — Ярослав, — будто придумывая персонажам прозвища, окончила цикл кудрявая.
— Да, Томаш, — ещё раз официозно представился Андруша. — Ми би хтел ньемн;го приг;стите вас как то м;жэт пи;вом, как то м;жэт ви;ном алэ пузы;рска бр;жница… ммм… шампанске.
— Сам ты бражница, — не желая мириться с тем, как зовётся её любимый напиток, Вика игриво шлёпнула пальцами по плечу чеха и посмотрела на подругу — сравнить свои эмоции с Яниными. Но подруга была неуместно серьёзна: как мамаша, уводящая чадо подальше от слипшихся дворняг.
— Ну Вик! Себя на его месте представь, ему же трудно, — испортила подруге веселье Яна.
— Не, ребят, мы сами себя угостим, спасибо, — сохранила дистанцию Вика, закрыв тему о принятии в дар всевозможных бражниц.
Якоря интернациональной флотилии зацепились за дно. Пришла пора обосноваться на квадратном клетчатом острове. Че отправился к своему столу за куртками, и, понимая, что в этой жизни за всё, чёрт возьми, нужно платить, закрыть счёт за пиво, чай и пиццу. Компания школьников, которая изначально отгораживала Ярика с Андрушей от девушек, уже ушла, в «Топтыгине» стало тихо. Поэтому Андруша на правах человека, которому нельзя было разговаривать с официанткой при новых знакомках, остался корчить европейца на белгородско-чешском.
— Какая змырзлина? Какой перед спины, что происходит? — в конвульсиях задёргала руками Яна.
— Живот от мороженого растёт, вредно это, говорит, — в беседу хлынул рассыпчатый баритон Ярика, — а при детях в общественных местах разлизывать его у нас не запрещают. Последние пару минут он стоял с куртками неподалёку в ожидании сдачи и, прикрывая сдавленные губы, слушал разговор. — Томаш, ты что будешь?
— Пиво. «Че;ске» алэ «Старопрамен», — Андруша решил, что чашка чая стала достаточной жертвой богу субботней трезвости. Тем более, чех вошёл во вкус, а чехи любят пиво, ещё и компания новая… В итоге, долго уговаривать себя Андруше не пришлось.
— «Чешское» бери! Оно намного вкуснее, — со знанием дела порекомендовал Ярослав. Он угощал Андрушу, начиная с чая, и двукратная разница в цене не оставила «Старопрамену» ни единого шанса.
Девушки от заказа воздержались, продолжив цедить винцо под россказни Томаша о желании переехать в прекрасный Белгород, где он впервые в жизни попробовал «чорно злато» — семечки.
На этом месте Яна предложила подруге пойти припудрить носики, потому что заметила уборщицу со свежим рулоном туалетной бумаги.
— Мдэ, сразу видно, не белхародец, — поспешила поделиться впечатлением Вика. Она перебралась в Белгород полгода назад, сразу после получения диплома Сургутского университета, и как и многие приезжие из городов, лидирующих по количеству грабежей и убийств, считала жителей тихого Белгорода быдлом, хамами и жлобами. — Одет нормально, просто, по-европейски. Лицо не русское прям какое-то, заметила? Благородное что ли… — не переставала восторгаться Томашем Вика, покрывая стульчак бумагой.
— Да заметила… И что на тебя напостой смотрит, — завистливо заключила Яна.
— Ой ли? Не придумывай, — дежурно прибеднилась Вика.
— А сама не видишь? Жалко, уезжает скоро… — присела на раковину Яна. Но тут же в панике отскочила, так как фаянсовые недра предательски заскрежетали, афишируя желание умывальника упасть. Всё обошлось.
Эта потрясающая воображение история с раковиной заслуживает внимания не только по причине своей поучительности. Скрежет застал Яну за копанием в телефоне. А конкретно — на том месте, когда она читала в русско-чешском словаре перевод «шампанского» и никаких «бражниц» не обнаруживала. Как, собственно, и ожидала.
О том, что Томаш такой же чех, какой и Томаш, Яна догадалась через минуту знакомства. Слишком уж живописно он объяснял, что такое «змырзлина», разглядывая мороженое, стоящее на столе, когда достаточно было ткнуть пальцем. Яне не терпелось поделиться с Викой хитроумным разоблачением и вместе с подругой организовать ответный перформанс. Но девушка выжидала подходящего момента. Такого, чтобы правда о тролле прозвучала для Вики наиболее сенсационно, делая Яну в глазах подруги кладезем проницательности.
Как раз, когда она принялась жонглировать вариантами, как окатить Вику холодным душем обидной правды, раковина и подала голос, сбив весь настрой. «Потом, значит», — решила девушка и продолжила нахваливать иностранца. Она поймала себя на крамоле: сообщать Вике о том, что их разводят, как доверчивых куриц, совершенно не хочется. Разве что занудные всадники чести — дружба и совесть — дёргали Яну за язык. Ведь куда занятнее потягивать коктейль упоительного злорадства, глядя, как её красивая подруга пыжится перед невзрачным шутом из соседнего двора, чем залпом выпить шотик сомнительного удовольствия, рассказав что к чему.
Тем более, ей понравился Ярослав. Да и устами раковины говорил сам господь, давая индульгенцию на молчание. И не он ли побывал сегодня утром в смесителе у Яны дома, когда, собравшись с духом, она вышла одна против орды немытой посуды, но обнаружила, что в кране нет воды. Тоже — не судьба…
Между тем, стоило девушкам убраться в уборную, Ярик набросился на Андрушу с восторгами от его игры.
— Давай, мелкая — твоя, Яна — моя, — Ярику стоило немалых усилий вспомнить имя «пухлой», как он идентифицировал Яну. Всё-таки сказать: «Давай, пухлая моя», — как-то не солидно. А предпочитал он дам если не полных, то, по крайней мере, не таких чуть ли не отсутствующих, как Вика.
— Мне всё равно. Я просто для разнообразия подошёл, — чистосердечно ответил Андруша, хотя распределение Че и было в его пользу. Нет, Яна была вовсе не из страшных подруг, но на фоне компактной, похожей на Гаечку из «Чипа и Дейла», Вики она находилась в категории «зато сиськи большие».
О пропорциях же самой Вики Андруше так и не удалось сложить устойчивого мнения. Всё самое интересное скрывали какие-то лоскуты, а платье с завышенным поясом, как для беременных, делало все попытки угадать, где же начинается её талия, провальными. Положение на спасло даже дефиле Вики до туалета. Как Андруша ни всматривался в её тылы, так и не понял, что же прячется под тканью…
За свои половозрелые годы парень накопил кое-какие представления, как одетая девушка выглядит без одежды. Не было случая, чтобы там его подстерегало нечто совсем неожиданное, что как-то стряслось с одногруппником Костей в Паттайе. Постепенно, сравнивая ожидание с реальностью, Андруша непроизвольно научился очень точно прогнозировать результат ночного срыва покровов.
Но эта Вика со своей мальчишеской походкой, резкими жестами и платьем ставила его в тупик. Он глотнул пива и почувствовал себя тринадцатилетним школьником, чей главный импульс раздеть девочку — любопытство. К тому же Вика — бесподобная слушательница его ереси. А ещё Ярик уверил, что она — девушка более сговорчивая, потому что стройная, а стройные куда охотнее раздеваются, так как не стесняются своего тела.
Воссоединилась четвёрка в обновлённом настроении её участников. Андруша был немного подавлен, Ярослав надел костюм пикапера, Вика, заряженная подругой на успех, навострила планы на Томаша, а Яна мысленно разложила подушки, достала попкорн и возлегла на диван смотреть продолжение комедии.
— Так. По-моему, что-то изменилось… — не сразу села Яна. — Зачем вы местами поменялись?
— Просто ты мне понравилась, и я пересел к тебе поближе, — увлечённо выбирая из пиццы стручковую фасоль, сообщил Ярик. — Мы с Томашем придумывали другое объяснение, но не придумали.
— Эм… — замялась от прямоты Яна, — ну, у тебя отличный вкус…
— Ты ж ещё даже не попробовала, — заглянул в зрачки девушки Че.
— А почему ты так со мной разговариваешь? — гробовым тоном завуча Яна похоронила Яриков запал, перебарывая при этом уважение.
Казалось бы, брезгливо, что с ней, взрослой и востребованной, какой-то беззубый штрих общается, как с безотказной дворовой девкой… Общается целеустремлённо, уверенно, спокойно, со знанием, чего хочет. Настоящий полковник! Вот как на него обижаться?
— Можно нам такую же бутылку вина, два «Чешских», и… — и стал всматриваться в пожелания девушек, делая вид, что они все только и ждали, когда мимо будет проходить официантка, которую он только что перехватил.
Ругаться при посторонней, на что и был расчёт Че, Яна не стала, только посовещалась с Викой и прибавила к винному заказу два салата. Без майонеза. Бокал — и Яна уже силится не уронить содержимое своей вилки, отправляя её в просторный рот Ярика. Едоку попался листочек кинзы, от чего он почувствовал себя банкоматом, в который попытались засунуть бубнового короля. Но проглотил салат и отметил, что его никогда так вкусно не кормили.
Глядя на брачные игры, Андруша совсем распоясался и пустил в ход запрещённые приёмчики. Вот у него уже и «в;лыкий трёхэтажэ;стый х;та» в Праге, оказывается, и на конференцию уехал он, чтоб забыть «ср;мну ч;шску гёрлфрэ;ндницу», которую намедни он якобы обнаружил под паном Петером.
— Пан Томаш, может, пойдём покурим? — над столом пробежал гомункул из Викиных пальцев.
Впитав в себя «Молоко любимой женщины» и хваткость Ярика, она, зная, что завтра импозантный чех улетает, приготовилась нанести разящий удар. На то Андруша последние полчаса и рисовал на себе гигантскую мишень.
Крыльцо «Топтыгина» великодушно встретило обоих отсутствием посторонних ушей. Так Томаш мог вольготно общаться на своём космическом языке. Но долго кривляться Вика его не заставила.
— Мы вообще в кино собрались, но что-то уже не хочу, — на неделе девушка участвовала в розыгрыше билетов и выиграла. Для победы Вике потребовалось совершить почти невозможное: двадцать три года назад стать сестрой организатора конкурса. Но Дарт Вейдер, в отличие от Томаша, вполне мог подождать её пару дней. — И тут ловить нечего. Вы с другом как? Какие планы?
Внятного ответа не последовало и это было просто замечательно.
— Может, вместе тогда куда-нить? В дом например?, — перебрала все подходящие варианты Вика, — В гости…
— Д;бже! Алэ с мн;м мн;го чл;вьек жи;ве в общем жи;тии. Ческа делегацья вьесь, — Андруша сразу сжёг мост до своей квартиры.
Пускать в сакральную обитель первых попавшихся Вик он обыкновения не имел, к тому же фотографии и годовой запас одежды сдали бы его ещё в прихожей. Но то, что Вика нашла такой дурацкий повод оказаться с ним вечером на одной жилплощади, делало новое знакомство воистину многообещающим.
— И к нам нельзя, — цыкнула Вика. — Янина мать на выходные прилетела,
На севере жила Янина мама, но приезжала к ней почему-то исключительно Янина мать. Недавние студентки вместе снимали двушку, а пару месяцев назад у них повадилась квартироваться родительница Яны. Светлане Игоревне давно приглянулся Белгород — уютом, обилием сибиряков и тропическим размахом тепла: даже от кого-то слышала, что здесь растут абрикосы. Для скорейшей ассимиляции в чернозёмном эльдорадо, мама время от времени прилетала присматривать себе жильё и останавливалась у Яночки на радость её соседям. В такие критические дни подруги искали выходного раздрая в гостях или клубах. Как и сегодня.
— Б;ду спр;сим Яр;слав. Можэ как-то у й;го дом пол;чит се делать н;рмал р;ске п;ти, — покачивая головой в стиле автомобильной собачки-маятника, Андруша блеснул задатками короля вечеринок.
— Ну вот спрашивай друга своего. Яну я уломаю… То-маш, — имя Вика добавила с интонацией, с которой осматривала свою первую машину и произносила вслух «Хёндай Гётц», привыкая к названию и прикидывая, насколько оно ей подходит.
Андруша выбросил окурок, попав в урну с полутора метров. «И так будет с каждым!» — победоносно заключил в уме ловкач и куртуазно открыл даме дверь.
Войдя в тепло, Вика первым делом, как настоящая подруга, приложила ледяные запястья к Яниным щекам, о чём сразу узнали окружающие.
— Господи, чё орать-то? Всего три минуты с Ярославом побыла, а уже такая шуганная, — поехала с темы инфарктного испуга подруги Вика. — Что вы тут делали?
— Слушала, как у Томаша сегодня в универе спросили, чем обычно завтракают в Чехии, а он не понял и ответил: «Ртом». Думаю вот, как можно не понять…, — все, кроме Вики, учуяли в словах неприятный душок догадок про блеф.
И тут же Яна пошла с козырей, желая разрушить карточный трёхэтажный домик надежд подруги на интеллигентного европейца:
— А можешь поговорить по-чешски?
— Ммм… Нэ. Так спэциално нье х;тим, — поспешил скрыться в кружке с пивом Андруша.
— Ну поговори, просим, — не собиралась отставать Яна. — Ты же из Чехии? Да?
— Я нье г;ворим ч;шске й;зик длья чтоб ви п;вьерил! — якобы не стал унижаться до оправданий Томаш. — Я — Томаш, праж;к.
— Ага, оно и видно… — злорадно посмотрела на Вику подруга.
— Нет, ну правда… — занервничала Вика. — Интересно же послушать.
Томаш помычал в потолок и, секунду погодя, размеренно выдал:
— Спр;вный з;сах в ту пр;ву хви;ли ма. Кдыж пжи;зрак тэ;мный свым р;йдум ш;нцы… По ст;пе вжды;йцы йд;у аж налезн;ут кдо скры;ва т;йне св;у фи;нту…
Договаривая, чех встретил глаза Че анимешного размера. Рядом сияла гордая за талант Томаша говорить на своём языке Вика.
— И что ты сказал? — спросила поверженная и не менее удивлённая Яна.
— П;слэ сьог;дня я одлэ;таю до дом и вэ;чер е… Финалний шанс дьел;ть врь;мя с прекр;сны дь;вушки из твуй стр;на, — именно так Андруша решил перевести рассказанный им текст из чешской заставки «Чипа и Дейла», которую выучил на заре своего увлечения. А друзья говорили, не пригодится.
— А у вас конкретные предложения? — Яна не стала всё портить просьбой показать паспорт или выбивать из Томаша признание калёным гугл-переводчиком. Не столько из уважения к игре Андруши, а опасаясь, что тогда удобно попарная компания может рассыпаться.
— Вот это уже разговор! — отпружинил от спинки стула Ярик. — Мы люди культурные. Идти в субботу в кино, боулинг или кабак — это пошлятина, всегда можно. А вот вы хоть раз в жизни пробовали провести вечер в тёплой и чистой квартире на Студенческой, 9а, а? Хоть один раз? Играли там в «Иксбокс» или «Кастрюлю»? Просили больше не брать в руки гитару?…
Яна опасливо всмотрелась в еле знакомых парней, и сомнительно замычала.
— Ну так и что, пойдём? Мы не маньяки. Что бы там ни говорили толпы счастливиц, — Ярослав начал показательно собираться, аккуратно складывать в тарелку комки салфеток и хлопать пальто по карманам в поисках кошелька, подавая пример: мол, нечего думать, пора идти. Заметив возню, официантка принесла счёт, и Яна, удостоверившись, что у Че дома больше никого не будет, забрала подругу на променад до туалета, на дорожку.
— Что там у тебя по баблу? — погладил бумажник Ярик.
— Да что, ёк бабло. Дома только, — виновато развёл пальцами Андруша.
— Ну потом отдашь, — скрипя коренными зубами, согласился башлять за Андрушу Че. И это как минимум — за Андрушу. Вдруг и у Яны резко кончатся деньги перед покупкой «Мартини»? «Хотя, у северянок не кончаются», — щёлкнуло у парня, прижимистого перед поездкой в Москву.
«Блин, Алёна», — Андруша услышал ритмичный шум из драной двусторонней куртки, которая заканчивала висеть на спинке стула. Достал телефон, представляя, как бы он поступил, если бы зазноба ему позвонила при Яне с Викой — сбросил бы или убежал ответить на улицу, — и раскатисто изобразил радость ответить: «И снова здр-р-равствуй, катетер моей грусти!»
— И молчит весь день, главно. Что делаешь? — впервые за два месяца первой поинтересовалась Алёна.
— Занят, — также впервые произнёс Андруша, почувствовав власть и давая Алёне понять, что она не настолько важная рыба, чтобы баловать её конкретикой.
— Чем? — не менее мудацки продолжила допрос Алёна, понимая, что ответ «Занят» означает, что человек не хочет вдаваться в подробности.
— Я ж тебе утром сказал — со своей компанией отдыхаю. А что, соскучилась?
— Да если и так. Я завтра, уезжаю, если что. Я, может, на тебя рассчитывала, — Андруша приучил её, что всегда готов — на днюху к Демону не пошла,
— Это типа бал у сатаны? Ну что за детский сад, Алёна?! Мы не договаривались. Я только сел. Давай, освобожусь — напишу, а? — выпустил обойму апломба Андруша, жадно глотая каждую секунду триумфа своего искусства манипуляции.
— Привет подругам! — бросила трубку в него ревнивица.
«Как знала», — встретил парень Яну и Вику.
Рассчитавшись за трапезу, поддатый квартет оставил «Топтыгина» освещать декабрьскую улицу и искушать пролетариат. Компания направилась в тот самый «Магнит», до которого у Андруши никак не получалось дойти. Они шли вперемежку, и Ярослав для создания дружеской лёгкости попытался прижать к своему боку Вику, обняв за то место, где его друг никак не мог разглядеть талию. Но не тут-то было: и талия, и дружеская лёгкость.
— Я сама вполне способна передвигаться! — купировала прыть Че девушка.
— Вот что мне в тебе особенно нравится — что ты очень устойчивая и умелая, — Ярик деликатно убрал руку в карман, словно на самом деле пытался помочь Вике не упасть.
— О, я ещё и крестиком могу, — буркнула Вика.
— Ммм, Ви-ика, мы в такой позе ещё не пробовали, — заглянул в мохнатый капюшон Ярослав, приучая девушек к мере своей распущенности.
— Мы тоже, — отреагировала Вика и, прижав к себе Томаша таким же манером, каким с ней только что норовил обойтись Че, потянула вперёд — показательно отделяться. — Твой друг извращенец какой-то!
— А, ну да, тебя ж хотеть обнять только извращенцы могут, — насколько возможно, незлобно огрызнулся сзади Че.
Вика промолчала. Ситуация была заведомо проигрышной. Самые меткие удары на подколы Ярослава в случае открытой вражды не будут стоить ломаного яйца, пока она добровольно идёт к нему домой. А психануть, развернуться и с достоинством избежать вечера в компании неприятеля — лишиться лакомого общества Томаша. Да и что-то ей подсказывало, что Ярослав не собирается её выводить из себя, а дёргает так за косички.
Чавканье шагов по снежной каше, запах пороха петард и синий свет иллюминаций великодушно сопроводили Андрушу и Вику, а спустя полминуты Ярослава и Яну до магазина. До «Магнита», где Андрушу знал каждый продавец и куда ежевечерне наведывались его знакомые по двору. Томаш заверил остальных, что ему очень понравился архитектурный комплекс хрущёвок напротив супермаркета и он с радостью прогулялся бы покамест с сигареткой, созерцая свидетельство гения белгородских зодчих.
— Я как ты випив;ть и хл;бны чипс «Гр;нки» ещё, и всё что хоч;шь ещё, — старательно забывая русскую речь, Томаш объяснил Ярику свои пожелания и остался на крыльце.
«Фуф, одного фейла с девушкой и супермаркетом мне хватит», — выдохнул Андруша, сдувая с мыслей происшествие пятилетней давности, пенопластом царапающие стекло его памяти.
________________________________________
ГЛАВА 5
Как-то, возвращаясь в автобусе с «Нашествия», Андруша съякшался с девочкой Сашей. Вскоре он понял, что юркая студентка «технолога» использует его как друга, и уже стал вытаскивать подбитые клинья обратно. Но однажды, в ничего не подозревающий вторник, в восемь утра, его разбудил звонок Саши. Она сообщила, что сегодня в кинотеатре «Русич», оказывается, халявный день: билеты на утренний сеанс по полтиннику. И что она с удовольствием сдобрила бы свою компанию Андрушей. И чёрт с ним, с универом.
Времени отказываться не было. Договорились встретиться через час у входа. Андруша, как смог, совершил гигиенические и одевательные процедуры и даже на редкость не забыл деньги. В тот день у него их просто не было. Точнее, его единственные сто рублей нельзя было называть в полной мере деньгами. Это были проезд, билет и сигареты. Даже бутылку минералки, чтобы хоть что-то делать в кино, он взял с собой из холодильника — мама вчера купила.
Фильм назывался «Крик-4» и навсегда занял в Андрушином рейтинге самую поганую строчку. Мало того, что кино было поганым, так ещё и минералка оказалась не газированной. Вдобавок, после похода в кинотеатр с Андрушей случилось нечто эпохально постыдное. Такое, после чего самый лучший фильм, посмотренный этим утром, потом бы вспоминался как «Самый лучший фильм».
Глупые люди борются с бедностью, стараясь раздобыть деньги. Находчивый Андруша же просто никому не говорил, что пуст, а объяснял, почему он не хочет тратиться. Тем более он не мог открыться, что пришёл на свидание богатым лишь духовно, девочке Саше. А после кинотеатра она требовала продолжения. Рядом был хлебосольный гипермаркет, вокруг — лоснящийся апрель. Саша предложила купить закуску к беседе и усесться ловить первые тёплые лучи на аллее. Ненавязчиво вздохнув, что стипендия аж послезавтра…
Андруша, конечно, мог сказать, что у него дела, но в то свежее утро Саша была особенно хороша и магнетична. Опьянённый весной, он отправил её караулить свободную скамейку, а сам вызвался приобрести колу, «Мажитель» и какие-нибудь ништяки.
По дороге в гипермаркет Андруша ругал весну за тепло, из-за которого он надел толстовку, а не куртку, ведь под курткой вынести из «Линии» провизию незаметно намного сподручнее. Бедность, жадность и азарт и раньше заставляли Андрушу посещать супермаркеты в качестве тайного покупателя — того, кто отоваривался тайно даже для продавцов. Но одно дело — стащить у эфемерного богача, владельца гипермаректа, на спор пачку сушёных кальмаров. Другое — дерзнуть унести целый романтический привал. Трезвым.
Театрально рассматривая и кладя на место чипсы и сухарики, Андруша подбирался к фисташкам. Они вкусны, респектабельны и компактны, смекнул воришка. Запихав под кофту напитки и расселив по карманам орехи с печеньем, парень неспешно вышел в холл через проход для тех, кто ничего не купил. В ту же секунду его руки, которые ютились в карманах и поддерживали бутылки, попали в объятия охранников. Это было фиаско.
Вскоре воришка сидел в комнате охраны за столом, устланным изъятыми несбывшимися надеждами, и представлял его скамейкой. А рядом, занимая место фантома благодарной Саши, важничал толстяк в чёрной форме. Андруша решил ухватился за единственный шанс на спасение: как следует напрячься, чтобы проснуться. Но этого не случилось, даже когда в его фрустрацию врезался звонок телефона.
— Меня забрали охранники, — услышала заскучавшая Саша. — Потом объясню. Подожди там чуток.
Через полчаса девушка сидела с виноватым ухажёром в окружении в охранников. Выяснилось, что Андруша забыл оплатить товар на сумму, вполне совместимую с уплатой штрафа без полиции. Но толстяк был непреклонен и не позволил Саше заплатить за узника две тысячи, отложенные на ремонт зуба из-за нераскрывшегося зерна попкорна на прошлом киносеансе.
Приехал наряд и, поругавшись на незначительность причины вызова, повёз Андрушу в отделение. Саша, как жена декабриста, поехала ждать непутёвого спутника у дверей казённого дома. Похититель просидел в обезьяннике три часа. Пока с криком: «Нахрен он нам тут нужен? Пусть идёт до пятихатки доворовывает!» — с обеда не вернулся начальник отделения.
Увидев в коридоре на лавке Сашу, Андруша попросил её ничего не говорить и молча побрёл с ней вглубь дня. А она, пряча улыбку, первый раз сама взяла его за руку. Так они и держались около двух лет, пока Сашу не пригласили работать в главный офис её кол-центра, в Москву.
Спустя три с лишним года Андруша мёрз на крыльце «Магнита» и корил себя за то, что взял тогда большую, литровую колу, которая наверняка его и выдала. Дверь супермаркета хлопнула, и Андруша услышал голоса Ярика и Яны. Че понарошку ругался, что она оставила на полке буханку чёрного хлеба в окружении белых батонов, обрекая его на расистские нападки пшеничных соседей.
Дождавшись кудрявую копушу, Ярослав гордо вручил лже-Томашу небольшой пакет с торчащим соком.
— Водка, — установил Андруша.
Очень он её не любил. Во-первых, противная, во-вторых, после неё он раньше всех покидал застолья. Зачастую, не покидая стола. И даже старший сержант полиции Смирнин, недавно забравший его с другом из леса за распитие пива в общественном месте, не переубедил его, поучая, что от пива тупеют, а водовка — она разум в ясность приводит. Составляя протокол, страж посетовал напарнику, что на выходных опрометчиво принёс жене с ночной рыбалки камбалу. Теперь третьи сутки добровольно дежурит в ночную смену. Андруша критически отнесся к словам старшего сержанта о пользе водки.
Показался подъезд Че, и две пары силуэтов, слипшихся для устойчивости, поскользили на свет. Домофон пискнул — и компания попала в параллельный мир. Первый этаж от входа и до самого лифта, от пола и до побелки был расписан сюжетами из «Звёздных войн», изображениями викингов и средневековых замков. Ужасный змей Йормунгард огибал почтовые ящики, мечом Дарта Вейдера согласилась стать часть прилегающей к стене трубы, а войско крестоносцев, поправ страх, стремглав неслось в атаку на квартиру номер два.
Такими благотворительными художествами занимался Владик — кому больше всех надо, из седьмой. Поначалу соседи восхищались талантом художника и гордились своим достопримечательным подъездом. Но после того, как в доме он получил известность как Эрмитаж, местная подворотня стала проводить вечера именно на его пролетах и подоконниках. В особенности, на втором этаже, потому что оттуда был виден замок Ланнистеров, что придавало любой попойке статус пира, и ещё потому, что ответ на вопрос: «Ты где?» — «Эрмитаж — второй этаж» — стал символом дворового духа и причастности к чему-то общему и большому.
Ярослав закончил рассказывать об этом уже в подъезде и особо отметил, что на лестничной площадке куда ни плюнь — чисто! Потому что не плюют. Потому что чисто. Потому что Эрмитаж. Этот факт произвел на слушателей большее впечатление, чем сами полутораметровые викинги и рыцари. Всё-таки дворовая шпана чистюль — это плачущий на выпускном отец, это вэдэвэшник со сладкой ватой, это улыбнувшийся Сергей Лавров.
Исключительно одухотворенные, гости Ярослава зашли за ним в квартиру. Запахло псиной.
— Ути, кто у нас тут такой хороший! Это ж этот, как из «Маски», курт-рассел-терьер! — наклонилась к прибежавшему и извивающемуся на паркете животному Яна.
Вскоре после прихода гостей джек-рассел Барни в самом деле примерил на себя маску. Пёс опробовал роль судебного пристава, произведя опись обуви друзей хозяина. Но об этом никто не узнал: Ярик накладывал в миску корм для питомца, а гости доставали из пакетов корм для себя.
— А у вас в Чехии оливки и маслины — это одно и то же? — Яна решила извести Андрушу расспросами и обнажила свою пустяшную, но отвратительную черту: если она занималась делом, окончания которого ждут окружающие — одевалась, допивала или доставала из пакетов лакомства, — но вдруг начинала разговаривать, то тотчас прерывала свои действия, заставляя раздраженную публику покашливать или шмыгать носом.
Вика отобрала у медлительной подруги пакет и профессионально опустошила.
— Нормальная такая поляна! — Ярик подошёл от миски Барни к столу. — В пакетах меньше было. Не зря на курсы дизайна ходила — так разложить… — намекнул на хобби Вики Че.
И ведь не поспоришь. Вика, будто поднаторевшая торговка в кулинарии, умело распределяющая по плову горстку мяса так, что его кажется много, смогла создать видимость богатого стола. В меню же было всего ничего: 0,7 водки, две бутылки белого полусладкого, две банки оливок, треугольник сыра, лимон, банка маринованных огурцов, полпалки твёрдой колбасы и хлеб. А, ну и сок.
Ярослав обогатил стол шпротами и предложил разогреть вчерашнюю, но от этого не менее фирменную паэлью. Девушки от кушанья отказались. Они верили, что паэлья очень вкусная, но брезговали. Андруша с непринуждённой улыбкой в муках бурлака пилил сырокопчёную колбасу, Ярослав выставлял из шкафов утварь, а дамы сервировали нехитрый стол, оценивающе поглядывая на Андрушу. Наконец-то все расселись, выпили за знакомство, и между первой и второй возник небольшой промежуток.
Яна зареклась впредь совмещать сыр с оливками — слишком солёно, и попросила Ярика на пару слов в зал. Томаш остался с Викой, рассказывать уже ей одной про то, что после примера Кончиты Вурст в Европе любой мужик может зайти в женский туалет и женскую баню, пояснив, что в душ; он женщина. И крайне удивлялся, что в России девушки до сих пор ходят в лифчике не только дома. Дескать, это как отправиться на вечеринку в бигуди или в огурцах на лице. Это, мол, дома европейская барышня приводит себя в конкурентоспособный вид, а выйдя в свет показывает, что у них получилось.
Не зря Андруша недолюбливал водку. Если бы это нёс любой другой, Вика непременно бы отлучилась вызвать себе такси. Но слова чеха показались ей не лишенными смысла, она даже отметила прогрессивность западных идеалов.
Тем временем Яна, только покинув с хозяином кухню, напала на него:
— Слушай, а как твоего друга зовут?
— Томаш же — ты чё?! — не понравился Ярику вопрос.
— В смысле, по-настоящему. А я, дура, уже чуть не поверила, но… — повела Че в прихожую Яна, — это его?
— Ну… Да… — чуя подвох, Ярик кивнул на висящую двустороннюю куртку.
Получив ответ, интриганка тут же её распахнула и ткнула пальцем во внутреннюю спину, будто показывая коту, где он нашкодил:
— Что это, а, а?
На выцветшей нашивке там белело исконно русское: «Король и Шут».
— Фак… — Че понял, что это, скорее, Яна водила их за нос, и его картина мира пошатнулась, как тогда, когда он узнал, что Сигур Ниуивер на самом деле Сигурни Уивер. — Ну, я так понимаю, Вика не такая внимательная. Андрей его зовут. Андруша. Но я — Ярослав. Да он ещё чуть-чуть попридуривается и харэ. Самому чештину его слушать надоело. Я ему скажу, — открылся Ярик, застёгивая вид предательской нашивки.
— В смысле — ещё немного? А ничего, что Вика — моя подруга?! — благородно вскипела Янина ярость.
Эмоция далась ей натужно. На кухне в ней вели священную войну три стихии: жажда дать понять шутникам, что она не повелась, желание досмотреть шоу до конца, не вмешиваясь, и женская солидарность, вопиющая о том, что издевательство над подругой пора прекращать.
— А ничего, что в коридор ты вывела меня, а не её? — слыша свою правоту, уверенно заявил Че. — Хочешь, сама ей говори. Но ты не хочешь.
— Вообще-то за такие шутки в зу…, — Яна затормозила, сообразив, что парень слишком часто слышит эту поговорку, и вернулась на кухню со странно приятным чувством, что у неё с Ярославом появилась общая тайна.
________________________________________
ГЛАВА 6
Андруша условно делил людей на четыре категории: человек-вода, человек-пиво, человек-вино и человек-водка.
Первый, самый скучный тип — человек-вода. Это такие люди-диктофоны. Молчат, не вызывают эмоций, но и не напрягают. Общаться с ними — как с самим собой: рассказываешь ему то да сё, а он только подхмыкивает. Как и вода: сколько ни пей — не надоест, но и на торжестве вряд ли станет гвоздём бара.
Другая крайность — человек-водка. Провести в обществе такого час-другой — что книгу мудрости прочесть и в бездне откровений кануть. А на третий час блевать тянет. Передозировка.
Человек-вино — разговорчивый, но не утомляющий. Главное — вовремя остановиться. Так проведёшь с подобным вечер, домой пришёл — тепло, полно внутри. А встретишься с ним назавтра — уже через час тягостно, слушаешь его, а сам думаешь, с кем бы другим жизнь укоротить. Не с человеком ли водой? Он как раз свободен.
Ну и человек-пиво — это по Андрушиной шкале общения собеседник в меру молчаливый, долгоиграющий и такой, который что ни скажет — всё по делу. Правильный, зараза. Не разговаривает, а только дразнится. Сразу ещё кого-нибудь позвать хочется. Пожалуй, именно в обществе людей-пив и была придумана фраза «Вместе веселей». В эту постную категорию Андруша Вику и определил, поэтому изрядно обрадовался возвращению не таких привлекательных, но более пригодных для общения Яны и Ярослава.
Штопор бесед всё глубже ввинчивался в пробку раута. Темы стали смелее, диалоги — честнее, а тосты необязательнее. Яна с Че зачастили пропадать на минуточку в недрах коридора, пока однажды не пропали без вести.
Томаш закусывал и тяжело дышал. У Андруши была аллергия на шерсть, но на гладкошерстного малыша Барни это не распространялось. Об этом он не знал, поэтому то и дело отхаркивал приступы удушья. Но постепенно тишину на кухне перестал нарушать даже кашель.
— Тут же две комнаты? — просипела Вика ломающимся голосом подростка.
— Ну, когда я тут в последний раз был — две было, — ответил Томаш.
— Чо?.. — девушка сглотнула и медленно слезла с колен спонтанно обрусевшего чеха.
Полминуты назад вопрос о количестве комнат, вытекающий из ситуации, как аминь из молитвы, благовестом прокатился в ушах Андруши. Молодой человек почувствовал себя господом, ибо настал этот момент, этот райский момент, о котором годами он грезил и в котором видел апогей блаженства от общения с противоположным ему полом не по поводу зарплаты. Это был момент, когда он разговаривал о всякой ерунде с очаровательной девушкой, постигал её как личность, проникал в её увлечения, по-дружески подшучивал, удивлялся общим мыслям и при этом точно знал, что вот-вот впервые воспользуется с ней одной из двух комнат. Такой флакон дружбы, влечения, предвкушения, интриги и уверенности дарил ему аромат самой жизни.
Но, будучи порядочным троллем, Андруша заткнул нос. Он так не мог, понимая: Викино либидо улыбается не Андруше, а Томашу. А сторонником побед любой ценой он не был. И разве это победа? Ни чести, ни удовольствия. Как выучить наизусть таблицу проверки зрения, называть буквы по памяти, не видя их, и радоваться, как ловко надул окулиста.
Ну и… Как быть после? Земля круглая, а Белгород ещё круглее. Узнает же. Возьмёт ещё и отрежет что-нибудь… Да хотя бы и путь к себе. Эти мысли оседали в Андруше уже полвечера, поэтому он знал, на каком языке лучше ответить на вопрос Вики.
— Ты чё, сучок, горя хочешь?! — произнесла заклинание Вика и превратилась в ведьму.
Из кроткой Гаечки полезли щупальца Урсулы. Доселе столько отборной брани, сказанной от души, от неё слышали лишь самые родные и близкие. Вика аффективно принялась стрелять глазами по кухне в поисках чего-нибудь побольнее, но не смертельного, пока не остановилась в выборе оружия на ладони, как следует впечатав её в левую половину лица Андруши. Благо, способность воспринимать женский ор он утратил ещё в детстве, а резистентность к пощёчинам приобрёл в течение дня, заливаясь обезболивающим.
— Да что ты как эта? Я мог бы вообще не палиться, — отрешённо объяснился Андруша. На истерику он не обращал никакого внимания, а только сожалел об испорченной ночи, видя в себе мученика, пострадавшего за своё благородство.
— Ян;! — сродни суслику, предупреждающему родичей об опасности, прокричала Вика, вытащив лицо из кухонного пролета. — Он ни хера не чех!
Но Яна была очень занята, потому расслышала только своё имя. И ей очень не понравилось, что ударение в нём было сделано на «а». Жизнь её научила: это верный признак, что её будут отчитывать или нагружать делом. Обычно, после того, как человека звали, коверкая ударения, следовало примерно следующее: «Ян;, а кто мне обещал ещё вчера заплатить за квартиру?» — «Оля;, а ничего, что я себе банан покупала?!» — «Ааалег! Аааалег!… Куда пошёл? А мусор?!»
Когда таким образом зовут человека, то вроде и по имени, но одновременно давая понять: оно противно, под стать проступку его носителя. В данном случае Вика видела проступок подруги в том, что та мало того, что тоже не разоблачила засранца, так ещё и прохлаждается в поту с брутальным мужчиной. Кудрявой правдорубке срочно требовалось выручить Яну из атлетичных лап приспешника вероломного афериста.
— Этот хрен никакой не чех! — не унималась Вика, стараясь показать, что как бы никого отвлекать не хочет, но дать пищу для размышления обязана.
— Вот заело. Дятел по бетону, блин, — не отвлекаясь, прокомментировал Викины откровения Ярослав.
Сосредоточенная Яна же, чтобы отмахнуться от назойливой спасительницы, небрежно крикнула:
— Отстань! Я знаю!
Восприятие реальности Вики пошло по швам.
— Про что ты знаешь?! — на бегу по коридору завопила подруга и выхлопнула дверь в спальню.
Войдя, она в очередной раз убедилась: вопреки голливудским фильмам, одеяло для соития вовсе необязательно. Но строение и вид тел волновали её не больше, чем медсестру в кожвене. Вика ворвалась, чтобы перед уходом свирепо посмотреть в глаза Яны, заставив её чувствовать себя виноватой как можно глубже. Это открывало пострадавшей путь к таким преференциям, как, например, предпочтительное пользование общим душем, выбор следующего места проведения досуга или возложение на Яну обязанностей повара. Да и вообще, Вика редко чувствовала себя более могучей, чем когда была обижена на кого-то и провинившийся знал, за что.
Выросшая из-под Яны рука Ярослава нащупала плед.
— Зря ты это сказала, — догадываясь о причине Викиного шума, уже под покровом отметил Ярик. Клетчатая гора зашевелилась, осела и на свет показалась голова Яны.
— Да мне, когда он сказал, — моргнула в сторону Че блестящая на свету открытой двери Яна, — уже некогда было… Я б как только, так сразу. Тебе чи не пох, как его зовут?!
— Прикинь! Ну ты и решето. «Ты, Вик, дурой пока побудь, а мне срочно надо рогатку пристроить…», — вставила пьяная Вика и развернулась сбегать.
Вопреки чаяниям, останавливать её никто не собирался. Андруша на кухне усердно таращил глаза, чтобы не тошнило, Ярику было всё равно, а Яна, услышав в свой адрес самое оскорбительное для женщины определение, да ещё и необоснованное, решила, что они квиты и никакой моральной обязанности отговаривать Вику от ухода у неё нет. Тем более, у неё с Че было в худшем случае одно незаконченное дело.
Одеваясь, Вика пришла в себя и к выводу, что преступление лжетомаша не тянет на наказание такой истерикой, но ходу назад не дала.
— Я, если что, Андруша! — вычерчивая зубочисткой на лужице сока крестик, подал голос бывший чех.
— У каждого свои недостатки! — раздался голос из прихожей, и входная дверь хлопнула. Вика, вызывая такси, вильнула за угол к лифту.
— Зачем «Андруша» сказал? — поинтересовался брошенный у своего отражения в окне.
Он одиноко сидел на кухне в позе коряво написанного вопросительного знака после фразы «Где лечь спать?» из последних сил подёргивал запястьем и бормотал: «Ян, я пьян. Вик, прекрасен твой лик. Алён, ты где, камон. Ярослав, Я-ро-слав…» Он уже подходил к апартаментам Морфея, но перед входом увидел шлагбаум с надписью «Алёна» и поднял голову. Андруша удивился, почему так невнимательно пронесся мимо этого имени секундами до. Тотчас ожив, он, спотыкаясь о Барни, пошёл на балкон за забытым во время перекура телефоном.
— Привет, Алёнка, чем занимаешься? — Андруша звонил по делу, поэтому начал с напором.
— Доброй ночи, ты вообще в курсе, который сейчас час?! — причмокнул шершавый спросонья голос.
Андруша сбросил вызов, узнал точное время и перезвонил.
— Двадцать семь минут первого! — вежливо сообщил идиот.
— Это ты так издеваешься или нажрался? — риторически засомневалась Алёна.
— Да вот тут часы висят, я серьёзно. Приходи в гости! — почти по слогам, чтобы не выпячивать дефекты речи, предложил Андруша. — Я всех выгнал. Только тебя видеть хочу.
— Чёрт. Ты же шутишь? Я спать легла. И ты пьяный, — диагностировала уже сидящая на краю кровати девушка.
— Не настолько, чтобы ты об этом пожалела. Пивка кропаля попил. Давай, не думай. То есть, думай и давай. Давай, приезжай, в смысле… Короче, ты поняла. Приезжай. А то не позову больше, — пустил в ход алкоультимативные аргументы ночной абонент.
— Блин. Только я завтра днём же уезжаю, — дала слабину Алёна и через минуту уговоров пошла собираться.
Ей повезло. Природа спонсировала её лицом, не требующим большого количества косметики, и умом, позволяющим это понять. Сие сократило время подготовки к выходу до получаса.
Развернувшись с балкона, Андруша наткнулся на Ярослава. Сердобольный друг вошёл в его положение и решил скрасить одиночество оставленного на произвол товарища. Ну или выпроводить домой. А Яна никуда не денется.
— Ну как, хороша? — следуя за Че на кухню, завистливо спросил Андруша.
Ярик выдержал паузу. Он раздумывал: сказать правду — значит, начать хвастаться (а есть чем) и дразнить обделённого, поэтому лучше промолчать. Да и не любил он обсуждать подобные вещи. Но раз уж журналист спросил…
— Так себе, бог увидит — лучше даст, — ответил Ярик, намекая на нежелание распространяться. — А ты нафига сказал, что русский?
— Да далеко зашло, как-то стрёмно потом было б. Ещё и Алёна есть такая… Третий месяц с ней воюю. Сейчас в гости ко мне приедет, — собирая по кухне пожитки, объяснил Андруша.
— Одну никак, вторую никак из-за той… Ни ртом, ни жопой! — рецензировал рассказ Че.
________________________________________
ГЛАВА 7
Обезображенное алкоголем сознание Андруши постепенно приобретало человеческий вид. Первый хук по состоянию грогги нанёс адреналин, которым наполнился кавалер после согласия Алёны приехать за полночь. Андруша мимолетно представил себя Маской, у которого всё получается, за что он ни берётся. Пёс Ярика придал этой фантазии мистическую правдоподобность, и парень даже попытался сдвинуть взглядом рюмку. Увы.
Летящей походкой Андруша пошагал к раковине добивать опьянение струёй воды. Посвежевший и лёгкий, он обулся, пожелал Ярику справиться с Яной и за него тоже и полетел к себе домой — облагораживать гнездо. Через пять минут он ввалился в свою прихожую. Включил свет, добыл веник и стал заметать следы своей жизнедеятельности.
— О, так это ж типа у меня гости были! — сообразил жулик и запер веник в кладовке.
Быстрорастворив кофе, Андруша стал думать, чем бы отвлечься от волнительного ожидания гостьи и прихорошить мозг. Чтобы подальше уйти в развитии от обезьяны, он сел смотреть на ютубе лекцию про антропогенез.
От доцента Дробышевского пытливый ум узнал, что человек унаследовал от своих предков любопытный инстинкт. Стоя на краю пропасти, высоком балконе или крыше, люди ощущают неведомую силу, которая тянет их прыгнуть вниз. Тянуло и Андрушу, поэтому он увлечённо послушал о себе. По словам учёного, желание совершить фатальный прыжок — эхо доисторической жизни на деревьях. Если обезьяна находится на дереве у пропасти, то она как пить дать забралась на тонкий конец ветки. И, чтобы не упасть кокосом оземь, согнув ветку своей тяжестью, ей нужно немедля перемахнуть на другое дерево. Вот, дескать, и человек, стоя на шестнадцатиэтажной панельной пальме, исподволь хочет прыгнуть. Не иначе как на лианы электропередач.
Озадаченный подписчик умного канала нажал на паузу и моделировал ситуацию, в которой эта информация ему могла бы пригодиться в жизни. Не получилось, но он не расстроился. Ему вполне хватало знаний, что он унаследовал от предков квартиру. В ней, огульно убранной, с минуты на минуту должна была появиться Алёна, которая недавно звонила уточнять адрес.
Андруша переоделся в самое романтическое из домашнего — красные бриджи и индиговое поло. Чтобы гостья быстрее приехала, он то и дело бегал на кухню и смотрел в окно во двор. Помогло. По коридору полилась трель домофона.
— Привет! Что-то я сюда зачастила, — поздоровалась Алёна, в третий раз в жизни переступив порог этого дома.
— Я тут вообще живу — и ничего, — улыбнулся хозяин и, опершись ладонью на стену, стал гипнотизировать сумку, которая развалилась около снимающей сапоги владелицы.
Андруше принадлежала вся жилплощадь, но своей комнатой он по привычке называл только спальню. Точнее, комнату, где спал. В достаточно просторном помещении находилось всё, что было нужно для жизни. Спального предназначения «своей комнаты» не выдавал даже диван — лишь под покровом ночи и простынёй он брал на себя ответственность быть кроватью. Поэтому именно здесь Андруша любил принимать гостей, особенно таких почётных, как Алёна. Оставив её украшать собой диван, он ушёл на кухню.
— Зря меня в армию не взяли, я бы мог стать славным наводчиком. Смотри, какой я тебе чай навёл! — Андруша вернулся, гордо демонстрируя чашку с молочным улуном. О пристрастии Алёны к зеленоватому напитку поддатый церемониймейстер знал давно и дальновидно держал в закромах купленный в чайной лавке пакет. Сам он такого не пил. Не понимал.
Алёна оценила чуткость Андрея и окончательно расслабилась, когда увидела, что себе он принёс не рюмку, не бутылку, а тоже чашку.
— Оу, знатный у тебя ловец снов, не замечала раньше, — Алёна посмотрела под потолок, на нарисованную волчью морду в обруче из ивы.
— Хоть узнаю, что это. А то висит лет десять. Ещё с того, как мама стала проверять, опущена ли крышка унитаза, чтобы туда не вылетела энергия дома, — Андруша пожаловался на суеверия матушки, как на болезнь.
— А что тут такого? Это же фэншуй. Есть куча необъяснимых науке духовных материй… Можно научиться управлять ими, астральными проекциями теми же, — мифическими терминами Алёна потянула Андрушу в беспредметный диалог. — В дядюшку на облаке не верю, конечно. Но что всё не случайно в этом мире — это точно. Ограниченный разум отрицает, мудрый — открыт для принятия непознанного,
— Это тебя цыганка научила так говорить? Я не верю во всё то, во что нужно верить, — озвучил непопулярное среди Алёны занудство журналист. — В факты верю.
— Я раньше тоже так думала! — отскочило от девушки с пылом рекламного представителя, который вот-вот достанет новое моющее средство и покажет, на что способна одна его капля. — Но был один случай. Ещё на первом курсе. Стою под домом, подругу жду. И чувствую — вот прям надо отойти к столбу. Ни с чего… Просто внутри что-то повело. И я взяла и отошла на два метра, а через секунду с крыши огромная сосулька упала, прям в то место, где я стояла.
— Ну, блин… — полез за контраргументом Андруша и сдался, — ай, вот как доказать слепому, что можно видеть?..
— Про случай с сосулькой рассказать, например, — нервно прихлюпнула чаем Алёна.
— Не знаю… За 25 лет я ничего антинаучного не видел, — зевнул бедностью биографии Андруша. — Учёные не всё могут объяснить из того, что есть, но точно знают, чего быть не может.
Девушка услышала посягательство на честь ангела-хранителя, оттолкнувшего её от сосульки, и безусловно возмутилась:
— Как это они знают, если со мной было?!
— Погугли про научные законы. Законы все — доказанные. Если что-то не перепроверено и не доказано — это гипотеза, предположение. А эзотерики твои, знаешь, как называют свои домыслы о формуле души и энергии в унитазе? «Знания», сука. Знания! Даже не «веры» там… А именно знания. Лично я знаю только то, что видел сам.
Алёна пошарила глазами по комнате и остановилась на глобусе:
— А Румынию ты видел?!
— Не видел. Но знаю, что она есть, да, — Андруша понял, куда клонит затеявшая скучный для спора с девушкой спор девушка. — Мне хватает доказательств, чтобы знать, что она есть. Люди договорились заменять слово «верю» на слово «знаю», если доказательств достаточно. Я знаю, что ты Алёна, но паспорта не видел. А вдруг ты Егор! — он будто долго держал это в себе, и прыщ терпения лопнул. — Но я знаю тебя как Алёну, и в этом я прав, хоть мама может знать тебя как Егора…
И побежал в туалет, рассыпая под ноги остатки монолога разума. Расстегнув ширинку, Андруша взял себя в руки. Он выдохнул, понимая, что с девушками на свидании ни в коем случае нельзя спорить о метафизических явлениях. Либо будешь чувствовать себя идиотом, соглашаясь, что встретились вы не из-за статуса «в активном поиске», а по причине космической связи кармических эгрегоров. Или же окажешься ограниченным и примитивным животным, не способным добраться до третьей ступени пирамиды потребностей. Как будто любительнице пофилософствовать невдомёк, что попасть на верхние, духовные, этажи удовлетворений можно только через физиологический цоколь. Или, во всяком случае, по трубе уверенности, что после приобщения к внутреннему миру собеседницы спустишься по ступенькам, а не грохнешься с метафизических высот в яму воздержания.
И всё-таки его слово в споре должно было стать последним. Под шум воды Андруша придумал, с чего начать конец разговора…
— Будешь ещё чай? — попытался улизнуть из диалога Андруша.
— Не буду. И думать, что, чего ты не видел, нет — тупо, — разочаровавшись в собеседнике как в человеке глубоком, сокрушалась Алёна. — И почему тогда столько людей верят в высшие силы?
— Потому, что это бесплатно, — бездушно констатировал Андруша.
— Да ну Андрей, нет же! Ещё у меня сон был вещий… — напирала Алёна…
— Ты рассказывай, я слушаю… — еретик пошёл на кухню добавить чаю, чтобы сбежать от рассказа сна — самого тоскливого и пустого занятия вдвоём. Конечно, не считая совместного просмотра фотографий.
Из Алёны что-то доносилось про надетых на ноги потрошеных карпов, но Андруше было не до приснившейся обуви. Он прикидывал, как бы половчее перевести общение в горизонтальную плоскость.
— …И на рынке я поскользнулась на рыбе! Ну не может же это быть совпадением? — Андруша услышал окончание мистической новеллы и, как бы забыв своё место, небрежно сел на диван рядышком.
— Ой, ну это как идёшь, песню в голове поёшь, и вдруг слышишь её на улице. Чудо, думаешь. А просто ты перед этим сто песен пел про себя — и никаких совпадений не было, ты об этом и не думал, и не замечал. И на сто первый совпало, и сразу начинаешь верить в потустороннее. Конечно, так интереснее. Но такое отношение к миру — первый шаг к бич-установке «Не мы такие — жизнь такая». Человек — творец своей судьбы, — разбросался шаблонами парень, подъёрзывая к Алёне, как терпеливый крокодил.
В доказательство торжества разума над первобытными суевериями он хотел привести пример Ярика, который завтра должен был неплохо нажиться в Москве на приложении, но промолчал. Чтобы не сглазить.
— Человек — творец, но вера в высшие силы с бичами точно не связана… Все успешные и богатые люди или в бога верят, или духовными практиками занимаются. Ты в курсе, что Стив Джобс был буддист? А вот у тебя красный диплом. Наверное, знаешь много, буквы в предложения упорядочиваешь красиво — и что? Многого добился? — уничижительно спросила Алёна, зная правильный ответ.
— А с чего ты взяла, что я вообще добивался? — недовольно отразился в чае Андруша. — Желание добиваться, стучаться во все двери жизни, типа — ну вот он я, возьмите меня, смотрите, какой я крутой, обратите внимание, заплатите мне — ущербно. Конечно, если бы я был Цукербергом, мои слова весили бы больше… Но мечта доказать миру и самому себе, что чего-то стоишь — признак комплекса неполноценности. Того, что человек себя считает лузером и хочет в этом разубедиться, — взвились старые дрожжи в ораторе. — Нормальный, цельный человек имеет достоинство, он самодостаточен вне зависимости, что о нём думают другие. Ему не надо подтверждать свою значимость завистью общества или одобрением. Добился ли я? Добился! Макс статьи мои просит ему скидывать и хвалит. А он для меня авторитет, его мнение мне важнее тысяч лайков незнакомых. В этом году встреча одногруппников отменилась, потому что я не мог. Люди скажут — ой, нашёл чем гордиться. А для меня да, это, может, приятнее «Оскара». Тебя вот я знаю лично. Ты для меня авторитет в плане своего отношения ко мне. Важно мне, что думаешь обо мне ты. И я тебя пьяный за две минуты уговорил в час ночи приехать… Чем не добился?
— Сейчас уеду — раздобьёшься… Не оправдывайся. Достиг чего-то человек — и молодец. Как негры в Гарлеме — жрать нечего было всё детство, а чуть раскрутился — в золоте все, как сороки, тачки там… Они гордятся, что были никем, а теперь с мулатками под свои треки на яхте отвисают… И что в этом плохого?
— Ну по мне, так признаваться в том, что твой смысл жизни — доказать миру, что ты не лох — признак лоха, — выскальзывал, как маринованный маслёнок, Андруша, стараясь замять обсуждение его достатка, который был его недостатком. — Знаешь формулу успеха? Вот тебе четыре позиции. Если они есть у человека, то он обречён «добиться». Это трудное детство, ай-кью ниже ста десяти, отсутствие моральных принципов и желание чего-то добиться.
— Ну конечно… А Цукерберг тот же, Фредди Меркьюри, Стив Джобс… Они что, тоже тупые лузеры?
— Блин, Стив Джобс и Фредди не добивались, они жили себе в кайф, занимались любимым делом, свои идеи донести хотели. Им сам процесс был интересен. А слава и деньги — побочный эффект.
— Ну вот ты сейчас вот совсем не прав. Любой творческий человек, да хоть ты, хочет признания таланта, чтоб оценили, какой он крутой актёр, певец, танцор… И это абсолютно нормально.
— Не знаю, танцевать — вообще противоестественно и выглядит смешно. Просто привыкли все. А так, если первый раз увидеть, как взрослый человек извивается и дёргается… Тоже мне — творчество, — брюзгнул Андруша, которому медведь отдавил всё, нужное хорошему танцору. — Я не потому статьи или посты пишу, что славой тешиться хочу, а чтобы свою точку зрения привить. Я, как любой человек, считаю, что мой взгляд на мир правильный, что если все будут как я мыслить, жизнь станет лучше. Поэтому мне нравится, когда статьи читают и немножко становятся мной.
— Ох ты ж, царь во дворца! Ничего, что я при Вас сижу? То есть, твоё мнение — самое правильное?
— А ты знаешь человека, который был бы не согласен с собственным мнением? Типа: «Я считаю, что собака умнее кошки, но уверен, что это не так». У меня ж не на всё оно. У меня нет мнения, как паять правильно, печь шарлотку или на то, хорошо ли написана «Анна Каренина» — не читал. Об этом я и не пишу, — покаявшись в своих упущениях, Андруша поставил чашкой точку в разговоре, выразительно звякнув её дном о прозрачность столешницы.
— Я и то «Анну Каренину» читала. А ещё читала, что Толстой не Лев, а Лёв. Его так при рождении назвали, он сперва так подписывался и в честь себя персонажу фамилию Лёвин придумал, — накануне Алёна продуктивно побывала в салоне красоты: стриглась она на фоне передачи про великого русского писателя.
— На словах он Лев Толстой, а не деле — Лёв Толстой, — подметил Андруша, планируя тактику наступления.
Он было хотел продолжить прения, чтоб под шумок лирики приступить к физике, но осёкся, решив, что Алёну на «Да ладно, чё ты…» не взять.
________________________________________
ГЛАВА 8
Андруша был убеждён, что романтика — это удел лентяя и бездельника. Того, кому нечем больше заняться. Человеку же увлечённому любимым делом некогда воздыхать, посвящать себя брачным рефлексиям и озадачиваться небесными подоплёками союза. Поэтому у фанатиков и трудоголиков главный критерий выбора спутницы — это её согласие. В долгосрочной перспективе — её азарт к уборке, готовке и родам.
Но стоит потерять интерес к делу — как тут же легионы гормонов устремляются на поиски впечатлений за границу между мужчиной и женщиной, и наоборот. А спор об отсутствии Бога — разве это не дело, во время которого не до романтики? Экстраполируя свои выводы на обстановку, Андруша пресёк всякую болтовню, отвлекающую Алёну от него самого. Он томно задышал и отправил руку на разведку, приобняв девушку. Убедившись, что она не отстраняется, рука вернулась на место, пометив территорию.

— Что-то жарко… — многообещающе пожаловалась гостья.
— Жарко у пчёрки, — похоронил драматизм Андруша. И проводил взглядом барышню, которая сняла пушистую жилетку и пошла зачем-то относить её на вешалку в прихожую.
Хитрый план Алёны раскрылся, когда она, вернувшись, села уже в компьютерное кресло, оградившись от Андруши подлокотниками и его одноместностью. Злой и разочарованный кавалер не сразу сообразил, как быть — возмущаться открытому пренебрежению или мужественно не заметить. Он распростёрся на диване, заложил руки за голову и, скорчив мудрую мину, принялся изучать потолок.
— А расскажи о впечатлении обо мне, когда первый раз встретились вживую после переписки? Серьёзнее, чем в интернете? — спросил Андруша, чтобы подвести разговор к нынешнему состоянию дел.
— Ни фига не серьёзнее, а как-то живее что ли. До первых встреч мы уже достаточно спокойно и вполне искренне общались в инете. И вдруг поперла такая стена юмора, которая сразу меня отодвинула от тебя на километр. И я не могла понять: чем это он занимается, зачем меня отталкивает? — ответственно подошла к ответу Алёна. — Тогда я списала это на мандраж первой встречи — я тоже человек. Потом уже было намного лучше, но я увидела, что мне не показалось. Юмор — это теннисная ракетка или лыжи для слалома, которыми ты отбрасываешь или объезжаешь людей, которые прут в галошах по твоим персидским коврам. Только с шуткой это происходит так незаметно и мягко, что человек сразу не соображает, что ты только что выкинул его из своего мира.
— Мои ковры сотканы для тебя персидскими котами, — замироточил Андруша.
Алёна сглотнула сухость во рту:
— Это очень красивая фраза. Даже что-то зашебуршилось внутри.
Услышав в её словах знак, парень пододвинулся к спинке дивана и по-мужьи похлопал по его краю: «Иди ко мне». Кресло заскрипело, Алёна степенно огляделась и встала. Она осторожно ступала в сторону дивана, но количество её шагов вздумало предательски увеличиться в сторону выхода. Девушка прошла мимо, оставив Андрушу наедине с догадками.
«Покурить? За жвачкой? В душ? За… п-п-пф…» — потирая поджилками, накидывал возможные мотивы хозяин квартиры. Но все цвета радужных предположений смешались в один — чёрный — звуком закрывшейся входной двери. Он просто ушла. Оделась и ушла.
Контраст ожидания с реальностью парализовал мозг. Андруша растерялся, словно ему в маршрутке передали за проезд со словами: «И кетчупа побольше!» Придя в себя, молодой человек поскакал вниз по лестнице. За секунды он вырезал себя из квартиры и вставил на крыльцо. Придерживая дверь, Андруша около минуты жадно глотал первобытную тишину предутреннего двора.
— Дворами ушла, — плюнул Андруша.
В принципе, остатки опьянения позволяли пуститься в поисковый рейд и в шлёпках по снегу. Но забытый дома ключ от домофона запер путь…
— Наверное, бог меня не любит за то, что я атеист… — поднимался в лифте Андруша и искал объяснения второго провала за вечер.
Вскоре ночную глушь лестничной площадки поочередно нарушили лязг, кашель, шарканье и звук виновато закрывшейся двери, которая, как выяснилось, без толку спешила выпустить хозяина квартиры вдогонку. Тем временем Алёна сидела на ступеньках этажом выше. Она ковырялась в телефоне и презирала себя за собственное мнение, потому как была против него.
Девушка была уверена: надо держать дистанцию до последнего. Её настроение никогда так не взвизгивало от удовольствия при общении с парнем, как когда она играла с Андрушей в обоюдную неприязнь, балансируя на грани между дружбой и уже не дружбой, но не переступала, чтобы не разрушать магию периода, когда оба знают, что поддержание этой стены — только способ отдалить её триумфальное падение. Ведь чем дальше — тем грань острее и тем каждая секунда общения ценнее и раздражительнее. Андруша же своим «иди ко мне» сломал все стены, выкрикнул из зала разгадку фокуса и раскрыл конец фильма. Конец предсказуемо неплохой, но сделал это слишком рано.
Сегодня она была не готова. А между тем, этот визит должен был стать последней серией перед «приходом к нему». Осознав себя мнительной динамщицей, Алёна, тем не менее, отложила покаяние до возвращения из отпуска. Удостоверилась, что Андрей основательно вернулся домой, и вызвала такси…
________________________________________
ГЛАВА 9
Шёл пятый час ночи. Один из самых печальных пятых часов ночи в жизни жильца 22-й квартиры. Час, когда вкус чая не отличался от вкуса кипятка, настырно капающая в раковину вода не вызывала желания закрутить кран, а люди на фотографиях в «ВКонтакте» смеялись именно над ним. И самое мерзкое — Андруша понимал, что даже если он заставит себя уснуть, то утром ничего не изменится. Он проснётся, вспомнит про вчера, расстроится, поймёт, что причина хандры уже летит от него подальше на юга и что от этого не отвлечёт даже работа, которая к воскресенью не приспособлена. Но вдруг он вскочил, будто узнал, что его кресло свежеокрашено кислотой. На столе надрывался телефон.
— Вот это другое дело, — Андруша хищно схватил свой HTC, но тут же фатально цыкнул. Звонил всего лишь Ярослав.
Удобнее всего Андруше было разговаривать стоя, а лучше — прохаживаясь, поэтому он начал рисовать шагами фигуры и соображать, чем он может быть сейчас беспросветно занят — на случай, если Ярик звонит по делу. Так повелось, что в полпятого утра ему никогда не звонили, чтобы отдать долг или попросить компенсировать собой перебор увезённых из клуба дам. Подобные поводы почему-то всегда могли подождать, и Че наверняка не собирался ломать традицию.
— Наконец-то позвонил. А то уже полпятого, — поприветствовал друга грустный клоун. — Только не говори, что ты в отделе…
— Блин, сорян, если разбудил, — всё-таки удалось дозвониться Че. — Да не, всё норм. Отвык с тёлкой засыпать. Не могу. На кухне тусуюсь и подумал… Тут это… А не хочешь завтра, которое уже сегодня, поехать со мной в Москву? На день. Мне по делам надо ненадолго. Насчёт приложения — я тебе рассказывал… По городу полазим, там знакомый у меня, впишет.
Как ни удивительно для полпятого, Ярик позвонил очень вовремя.
— Хочу, — Андруша сразу понял, что хочет. — А во сколько? А билеты?
— Днём. В двенадцать. Но у меня билет уже есть. Купе, блин… — ещё не придумал, что с этим делать, Че.
Спустя шесть часов он вместе с попутчиком заходил в холл вокзала, мечтая, что поездка приблизит его к возможности когда-нибудь сказать «Купе, блин…», имея в виду неудобства в сравнении с СВ.
Зевая, молодые люди приближались к кассам — обеспечить Андрушу самым близким к вагону Ярика плацкартным местом. Сумбурное скопление будущих пассажиров около заветных окошек притянуло к себе одного, другой отправился справлять нужду распечатать электронный билет.
— Кто последний? — обратился к самой короткой очереди Андруша.
— Я! — выхаркнул со стула у стены мужик пригородной наружности. — Только я не последний, а крайний.
— Ну просто первый — тоже крайний, а последний — это последний, — стараясь не создать впечатления грубости, провёл ликбез Андруша.
— Ты там не умничай, дятел, — оторвался от изучения состава паштета «крайний».
— Сами вы — дятел, — обиженно, но смело ответил Андруша, взаимно уличая оппонента в пристрастии доставать из-под коры жуков и есть.
От неоправданной вежливости обращения мужик забарахлил, а усугублять конфликт после затяжного ступора уже было некрасиво.
Андруша добыл билет за 1 600 рублей и пошел с Яриком в кафе — коротать час до поезда за кофе и котлетами в тесте. Сладив с завтраком и не забыв взять в киоске в дорожку, несвежие пассажиры сели в поезд. Выяснилось, что соседа по боковушке у Андруши нет. А Ярослав есть. Так Че оказался идеальным попутчиком по купе для семьи из трёх человек: после знакомства он сразу ушёл в другой вагон. Так, сидя за одним торчащим из-под окна столом, они и тронулись, наученные, что спонтанные путешествия всегда ярче и результативнее.
ВТОРАЯ ЧАСТЬ
«Выпей свежевыжатого соку — в нём вся таблица Менделеева.
А колу выброси — в ней вся таблица Менделеева…»
Мелисса Агуэровна
ГЛАВА 10
Путешественное расположение духа усугублялось планами на Москву.
— Это знаешь, говорят, с корабля — на бал. В чём соль? С корабля в душ надо или в кабак. Вот с поезда на корпоратив — идеально! — наигранно мечтательно выдал Ярослав. Наигранно — потому что это были не мечты, а перспективы.
Че ещё позавчера обо всём договорился с бывшим соседом и непрекращающимся другом — Игорьком. Игорь дезертировал из Белгорода в город возможностей чуть больше года назад. Он обещал разместить у себя на ночь Ярослава, а сегодня утром согласился и на Андрушу.
Прелюдией к бесплатной ночёвке в столице должен был стать новогодний корпоратив в строительной компании. Да, Ярик никого, кроме Игоря, там не знал. Но и Игорь там никого не знал. За месяц работы инженером-проектировщиком скромняга не успел влиться в коллектив, поэтому на совместную праздничную пьянку возлагал огромную надежду. Приезд Ярослава был для него настоящим новогодним подарком: старый друг рядом на корпоративе прибавляет коммуникабельности сильнее любого коктейля. Вечеринка намечалась в общедоступном заведении, поэтому с проникновением проблем не ожидалось.
Имея в виду чужой корпоратив, Андруша считал, что в кои-то веки едет в столицу по делам. Не то, что раньше — погулять, чтоб если кто спросил, как он провел выходные, деловито отвечать — да в Москву мотался. А на этот раз еще и с ночёвкой. Полноценная командировка. Так думал Андруша, не подозревая, что это не лучшее воскресенье для ночёвки у Игоря. Игоря и его Юльчонка, которые второй год миловались в съёмном однокомнатном шалаше в Сокольниках.
Несколькими часами ранее, когда Ярослав с Андрушей стесняли своим перегаром пассажиров маршрутки по дороге на вокзал, выходное московское утро Игоря и Юли только потягивалось после сна. Левой половиной семейников Игорь опирался на табурет перед компьютером. Он очень хотел быстрее разделаться с умывальным моционом и всячески показывал себе и столу, что присел только на секунду и сейчас займется делом. Игорю приспичило, пока не забыл, посмотреть ролик про ломтерезку — оценить, полезная ли это в хозяйстве вещь.
Завороженным взглядом жертвы цыганки он наблюдал за трудолюбивым агрегатом: из-под его круглого ножа бойко выходили аккуратные лепестки сыра, колбасы, а то и вовсе помидора. Гипноз длился до тех пор, пока потенциальный покупатель не обратил внимание на то, что видео находится на ютубовском канале «В декрете». Как настоящий мужчина, он брезгливо закрыл ролик, охладел к кухонному девайсу и пошёл бриться.
Игорь приводил себя в гигиеничный вид, а противоположную рабочему столу часть комнаты оккупировали раздражённая Юля и кровать под ней. Рассудительная и спокойная с виду, она всегда была не прочь разнообразить отношения обидой, несоразмерной злодейству. Например, как сегодня. В это воскресенье её душевные спазмы усугубляла боль физическая. Юле приснилось, что Игорь застукал её с начальником. Проснувшись от ужаса, она резко дёрнула головой и потянула шею. Виновным в порче сна и шеи очевидно был Игорь. На маховик Юлиного огорчения тут же намотались его вчерашний отказ тащить с рынка ёлку, отсутствие у них машины и отсутствие прав у Игоря из-за дистрофии сетчатки, которая непременно передастся их возможным детям. Детям, которые с таким отцом так никогда и не познают настоящего Нового года, с ёлкой…
Подозревать неладное парень начал сразу после «Угу» на его пожелание доброго утра после прихода из ванной. «Опять затаила, падла», — проанализировал поведение любимой Игорь. За время совместной жизни он выучил все повадки подвида человека разумного Юля Обиженная.
Она ходит по квартире быстро, молча, вбивая в пол каждый шаг. И дышит. Ноздрями. При каждом удобном случае умудряется разогнаться на полуметре и пронестись мимо, оставляя за собой воздушный шлейф — пытается им ударить, мол, смотри, если я умею так укрощать воздух, представь, что я могу сделать с тобой… Если не извинишься.
Игорь не понимал, за что ему извиняться, но на опыте был уверен — все попытки спросить, что случилось, увязнут в заготовленных «В смэ;сле?!» или «У меня всё гуд, а ты что, против?» Тем более причина обиды его не интересовала — она явно была ничтожной или необъяснимой. Иначе Юля бы не стала молчать, смущаясь озвучить правильный ответ и выставить себя на посмешище. В то же время меньше всего он хотел тратить последнее в году воскресенье на ссору и последующие извинения перед Юлей за то, что она не права.
Игорь было уже собирался сдаться и начать разговор предупреждением, что «кто будет долго обиженно молчать — получит по Юлиной попе», но увидел на мониторе новое сообщение. Его автором был Ильдар — единственный московский дружбан Игоря. «Чё, как дела, братуха?» — вопрос был поставлен предельно чётко и идеально подходил для плана, которым моментально обзавелось воображение Игоря. Плана по спасению своего настроения и воскресной семейной идиллии.
Подслушанная фраза всегда принимается на веру. То же свойство и у подсмотренной. Вооруженный этим наблюдением, Игорь решил ответить Ильдару… Юле. Он знал, что связанный из любопытства и ревности канат обязательно вытащит обитательницу одеяльной пещеры к его компьютеру, стоит ему уйти, оставив окно с диалогом открытым.
Размяв пальцы, он запечатал:
«Да норм, ток Юльчонок чёт с утра унылая. Типа я накосячил. Молчит. Зарылась в кровати, красивая) Хз че такое. А я прикинь от шабашки на 5к отказался шоб с ней в выходной потусить. Настроение ноль. Не могу видеть ее такой. По-любому, из-за фигни».
Жаловаться друзьям на такие скучные местечковые вещи у Игоря было не принято, но для достижения мира все средства хороши. А Ильдару он всё объяснит. Игорь рекламно разместил отправленное сообщение в центре экрана и степенно отправился из комнаты мимо кровати, давая, насколько это возможно сделать походкой, понять, что надолго. Повод был идеальным — завтрак. Открыв холодильник, он обнаружил там кладку яиц. И наггетсы. Подтверждая свою основательную эмиграцию на кухню, он старался создавать как можно больше шума.
Юля показалась из норы. Призывно светящийся белый экран с перепиской размахивал орешком, предназначенным для белки Юли. Как только её движения замаскировались яичным шкворчанием, девушка начала свой осторожный путь до прямоугольного лакомства. Подкравшись к диалогу, она впилась в него. Её губы непроизвольно стали растягиваться в улыбке. Юля дочитала жалостливую тираду Игоря и опустила взгляд на строчку ниже.
Ильдар
Может узнала, что ты у Марины ночевал?
Так она узнала, что он ночевал у Марины. Игорь никогда не ел менее съедобного завтрака. Подняв голову на трясущуюся, вопрошающую, какого хера, Юлю, он жевал вдумчиво и тщательно, давая себе время сочинить объяснение.
Проглотив сухой ком еды, он поведал о студентке — знакомой Ильдара, которая заказала Игорю халтуру — курсовую по сопромату. Выполнить чертёж надо было к утру. Но пыхтеть над ватманом дома было никак нельзя. Деньги от заказа предназначались для новогоднего подарка, собственно, Юле. Поэтому, чтобы не портить магию появления средств на долгожданный планшет, он сказал, что пошёл к Ильдару играть в ФИФУ. Но у того все были дома, и своим присутствием пришлось озадачить саму заказчицу — Марину. И всего-то.
Юля внимательно выслушала Игоря, собрала вещи, заявила, что завтра же съедет, и отправилась плакать к подруге, лишив молодого человека покоя, а Андрушу с Яриком — шансов вписаться у Игоря.
________________________________________
ГЛАВА 11
Хуже всего Андруша умел делать три вещи: давать взятки, дарить цветы и спать сидя. Если отсутствие первых двух навыков относительно редко мешало ему жить, то время сна частенько застигало его ворочающимся и злым в автобусе или зале ожидания. Так через пару станций он с завистью смотрел на Ярослава, который досыпал ночные часы, взятые взаймы у дня.
Испробовав все позы, включая те, в которых нашли жителей Помпеи, Андруша смирился со своим жребием вялого бодрствующего человека. Первое время он развлекался тем, что смотрел в окно и моргал, стараясь поймать веками деревья и столбы. Надоело. Тогда он достал из внутреннего кармана блокнот и уподобился Бродскому — сел за стихи.
Андруша время от времени пописывал тексты песен знакомым из гаражного ансамбля. Всегда сам предлагал, делал это бесплатно и вдохновенно. А тут за магарыч попросили — и запал иссяк. Хобби превратилось в работу, работа сделала из творчества ремесло, а ремеслом заниматься стало в тягость. И эти метаморфозы случились в Андруше ещё до первой написанной за магарыч строчки. Но вот её время настало. Подбадривая себя тем, что не разучился писать ручкой, Андруша сонно заполнял страницу за страницей. Когда бодрствовать стало совсем невмоготу, на выручку пришли дети, которые носились по вагону и орали, словно им за это приплачивали.
— Как одолела эта ходячая реклама гондонов, — процедил пробуждённый цветами жизни Ярослав. — Взять бы ремень и выпороть как следует их родителей. Где мы щас?
— Да к Курску подъезжаем. Ты самые интересные деревья проспал.
— Курск — это хорошо! Соловьиный край… Я сейчас, пока санитарной зоны нет, — Ярослав поднялся и исчез за койками. Всякий раз, когда он ехал в Москву, терпел до Курска, родины футбольного «Авангарда» — заклятого соперника белгородцев. До такой степени он любил футбол.
— Как знали, не прокатило, — вернулся Ярослав в статусе первого пассажира, разочарованного в том, что в фирменных поездах появились биотуалеты. — Помню, играл «Салют» с «Авангардом», тогда ещё самолёт с хоккеистами «Локомотива» разбился. Так мы вывесили баннер «Помним, скорбим…». А куряне — «Салют — говно». Вся суть. Тогда ещё после матча весь наш фанатский сектор в отдел забрали, — с ностальгией закатил глаза Ярослав.
Хотел Андруша лишний раз высказаться насчёт фанатов, да остерёгся: Ярослав со школы топил за белгородский «Салют», практиковал выезды и вполне мог дать в морду тому, кто называет фанатов быдлом из-за того, что фанаты бьют в морду за одно лишь мнение о них как о быдле. Тем более Че отвернулся. Он смотрел в заоконную даль и то и дело поднимал ладонь до горизонта, чтобы видеть только небо. О каком футболе могла идти речь, когда на его глазах свершалась магия: облака и солнце, всю дорогу преследовавшие поезд, тотчас замирали в стоп-кадре, стоило Че заслонить грязно-снежные поля с куцыми скелетами деревьев. Увиденное вдохновило наблюдателя на бодрость и он втянул Андрушу в свои домыслы о природе вещей.
Вскоре справа, из глубин межкроватья, послышалось шуршание фольги и газет в сопровождении пластиковых звуков распаковки контейнеров с пищей. Запах, схожий с тем, который в канун Нового года транслируется в подъездах, добрался до Андруши и Ярика. По такому случаю Че вскрыл пачку чипсов и отгородился от кухонного духа сырной стеной.
Он был принципиальным поборником того, что в общественных местах надо есть еду профессионально приготовленную и универсальную, ко вкусам и запахам которой окружающие морально подготовлены. А домашняя стряпня, дескать, — это личное, близкое и привычное только домочадцам. Да и домашний кухарь — он всегда готовит как для себя, а значит и мяса кладёт побольше, и, пока пельмешки лепит, может в трусах почесать, и пресный бульон обратно в кастрюлю выплюнуть — всё своё же… Поэтому, страхуясь, Ярик старался пробовать домашние блюда только от кашеваров приятной наружности.
Андруша же на этот счёт не привередничал. Он верил в живучесть организма и безопасность попавших в тарелку волос даже с некрасивой головы, хотя и не до такой степени, чтобы досасывать за соседом леденец. Поэтому обеденные телодвижения попутчиков соблазнили его нырнуть под стол в пакет на поиски съестного.
Три часа назад, снаряжаясь в поезд, Андруша решил, что одним «Пепси» сыт не будет. И взял два. И всё. Поэтому из-под стола он вернулся с нервной досадой прожжённого рыбака, вытянувшего из проруби дырявую надувную женщину вместо сазана. Чертыхаясь, Андруша завистливо смотрел на дальновидного друга, который смачно запивал хруст газировкой со вкусом жвачки со вкусом апельсина.
— А я предлагал тебе хавки купить! — прочавкал Ярик с выражением мудрого наставника.
— Ты о чём? То я ругаюсь, что газировка тёплая уже… — между сытостью и гордостью Андруша выбрал второе.
— Хлопчики, угощайтесь, что как не родные? — в разговор втиснулся голос рыхлой пенсионерки, которая нашла зацепку, чтобы завести знакомство.
Уже полчаса она завороженно раскачивалась как ванька-встанька, приводимая в движение ходом поезда, и с любопытством косилась на Ярика и Андрушу. Впрочем, как и её родственники в виде, судя по всему, мужа и сына, поедающие обед за столом. Всю дорогу в их невинные уши нет-нет да и влетала всякая дичь из ошмётков фраз Андруши и Ярика: «…это как Хармс только Кортасар…», «… а Игорь, кстати, амбидекстер…» или «…сейчас бы гирос с дзадзыки…»
— Ой, нет, большое спасибо, — стараясь изобразить голос посытее, замотал головой Андруша, — мы не голодные.
— Не выдумывай! Друг, вон, чипсами давится. Вы ж до конца? — не сдавалась женщина, красноречиво освобождая койку от сборника сканвордов и снятой в духоте кофты.
— До конца… — без энтузиазма ответил Андруша, понимая, что с этой компанией им ехать до самой до столицы.
Оглядывая кашляющего деда в жилетке, аморфное тело общительной попутчицы, её сына с любого объявления «Розыск» и клюквенную настойку, скрепляющую семейство, он пришёл к выводу, что это только они едут до конца, а он — в Москву. И если этому хлебосольному купе удастся засосать в себя его и Ярослава, то и они продолжат путь с чувством приближающегося конца.
— Я, если что, Сергей, это тёть Наташа, это Юрич, — из-за топкой пассажирки показалась рукотворная лысина мужика лет 25–45. Размахивая остовом окорочка, Сергей принялся знакомиться, создавая впечатление общей с Андрушей и Яриком компании, словно он всех в этом вагоне и собрал. И, игнорируя обедающую рядом тёть Наташу, полез по ней через проход жать руку потенциальным собутыльникам.
На протяжении жизни Андрушу регулярно обделяли равнодушием всякие маргиналы. Бесчисленное число бомжей и стремящиеся к ним просили у него разрешение присесть и поведать кровоточащую историю о нелегкой судьбе. Аллея будет полна, но бродяга подойдёт именно к Андруше — глотнуть пива или поклянчить денег похмелиться — со словами: «Ну, ты же сам понимаешь…».
«Да не понимаю я! Ведь я же не похож!», — смотрел на себя Андруша. И горько иронизировал, что приближающийся бич — это его бич.
— От души, пацаны, — Сергей втянул туловище на исходную, и его рука внезапно обзавелась двумя дополнительными стаканчиками. Ярослав и Андруша поотнекивались, но переместились к душевному семейству, над которым спали ноги в трениках и некогда белых носках. Оказавшись внутри плацкартного купе, молодые люди увидели, что принадлежит трикотаж храпящему мужчине в футболке «Спартака». Сей факт изрядно огорчил и без того сломленного Андрушу, так как сулил острые дискуссии о футболе.
Но так же оперативно журналисту полегчало — от неожиданно легкой победы над Сергеем в битве за право не пить с ним. Да и бутерброды пошли настроению на пользу. Вдобавок проявил себя дед: проходившая проводница предложила чай-кофе только Че и Андруше, намётанным глазом отфильтровав ценителей иных напитков. Юрич оскорбился.
— Ишь, свиристёлка! — лихо заскрипел он вслед работнице РЖД. — Конечно, у этих балалайка звонче, чем у меня! К ним и подходишь. Я, может, чая хотел!
Смех парней стих и к компании вернулась проводница.
— Так вы чай будете? — обратилась она к деду.
— Свиристёлка ты — и никто больше! С мужем за жизнь сластей наелась, теперь с краю спишь. Высыпаешься. А днём бегаешь — людей теребишь, — оповестил о своей деменции Юрич. — Сама чай свой пей!
— Дед, не мороси! — выдавливая на хлеб майонез, осадил родственника Сергей. — Это ж мы его после инсульта везём восстанавливаться, квоту дали, понял? А вы сами — белгородские?..
В ходе знакомства Сергей предстал рьяным почвенником, учредителем ООО «БелгЕвроЗабор», а также обладателем кулаков с закачанной под кожу борной мазью — «семью защищать». До смешного серьёзный человек регулярно постукивал костяшками по металлическому ребру столика, а его глаза инстинктивно скакали по купе в поисках врагов семьи.
— Клю-клю-клю! — Сергей посмотрел на деда и тот почему-то наполнил его стакан.
— А? — повернулся Ярослав, ему показалось, что он что-то не расслышал.
— Да это наше, цеховское. На работе вибростолы, которые заборы делают, гудят, понял? Шумно. У нас, как на стройке, волшебные слова есть, чтоб быстро и ясно было, что надо, — раскрыл фокус Сергей.
Согласно цехо-русскому словарю, «клю-клю-клю» обозначало просьбу выполнить действие, связанное с жидкостью. Направить шланг, подлить воды в раствор или наполнить стакан… Всего волшебных слов было пять. Помимо «клю-клю-клю», рабочую жизнь сотрудникам ООО облегчали восклицания «Айра!» («Нечего сидеть, и так достаточно отдохнули. Пора за работу!»), «Ав-ав-ав!» («Не так быстро! Я плохо схватился за плиту со своего края!»), «Пэк-пэк-пэк!» («Давай поднажмём, пока хорошо работа идёт. Надо не упустить этот момент вдохновения и успеть сделать как можно больше, чтобы быстрее закончить») и «Фэ!» (показатель высшей степени удовлетворенности результатом труда, качеством предмета или внешностью девушки).
— А ты что, записываешь? — спросил Сергей у Андруши, потому что увидел, как тот повторяет словечки вслух и что-то набирает в телефоне.
— Ну а чё, прикольно, — объяснился Андруша и сдуру поведал о своей профессии.
— О, журналист, а про меня напишешь? — то, чего всегда опасался парень, рассказывая о себе, случилось.
— И про трубы напиши! Десять лет не чинють, — увидела в Андруше своего спасителя тёть Наташа.
— Ма, погодь! Дай с пацанами покумбрюкать. Ща раскидаю всё, как в этой жизни есть: не то, шо показывают, а как люди живут по-настоящему. Такого ты нигде не узнаешь, отвечаю, — с весом носителя государственной тайны заявила будущая медиазвезда.
Что-то Андруше подсказывало, что для Сергея главный критерий настоящести жизни — это наличие в ней места телесным повреждениям. Причём жизни не только его самого, а вообще. Следовательно, Андруша и Ярослав, как представители вымышленного, искусственного мира, скоро получат от него принудительную лекцию на тему «Как правильно жить, чтоб не стать такими, как Андруша и Ярослав».
— У тебя есть, куда записать? — не спрашивая согласия на интервью с собой, продолжил Сергей.
— Ага, диктофон где-то был в куртке, — Андруша тяжело встал и отшагнул в сторону своего места.
К его негодованию, Ярик всем своим естеством демонстрировал предвкушение баек Сергея и расположенность к причитаниям тёть Наташи по поводу её жэкэхашных перипетий. Даже сам спросил про трубы.
Пока Андруша настраивался на пацанский лад и включал диктофон, тёть Наташа в своём рассказе о затопленном подвале пошла по верхам. Говоря о политике, она испытывала такое уважение и сакральный пиетет к одному человеку, что произносила его фамилию не Путин, а Пътьн. Чтобы не поминать всуе. Зато белгородских чиновников не жалела, награждая их всевозможными зооморфными метафорами. Исходя из бурлящей тирады тёть Наташи, случись ей нанести визит в мэрию, потом здание было бы заполнено свиньями с трубами в задних проходах, поубитыми детьми сук и даже жабой с оторванными ушами.
Чтобы не позволить матери вовлечь в обсуждение власти ещё и Андрушу, Сергей бегло подготовился к своему интервью глотком настойки и, покашляв, облокотился на столик.
— Ты в курсе, как в Белгороде менты валютчиков платить заставляют? — Сергей сделал вывод, что никто не возьмёт у него интервью лучше, чем он сам.
Тема взаимоотношений полиции с валютчиками, которые на протяжении долгих лет придавали пикантности окрестностям Центрального рынка, редко будоражила воображение Андруши. Поэтому он только напутствовал Сергея на рассказ ответом, что не в курсе. С трудом переводя полуфеню — полу-дворово-колхозный суржик на известный ему язык, Андруша с Яриком узнали, что все валютчики: и менялы, и скупщики плодов просьбы «позвонить» — платят полицейским дань за право свободно заниматься своим промыслом.
По закону штраф за такие проделки копеечный. Особенно для людей, чьи барсетки дотуга набиты прессами купюр, перетянутых чуть ли не резинкой, через которую во дворах раньше прыгали девочки. Каждый раз составлять протокол и тратить время на поездку в отдел не выгодно никому. Куда проще платить раз в месяц фиксированную таксу непосредственно блюстителям закона и порядка.
Но бывают и скупщики краденого, которые считают, что всё должно быть по закону. Отказываются они платить. Тогда стражи порядка, в рамках права, сажают такого в задние апартаменты своего «бобика» и проводят внеплановый рейд по местам скоплений горожан, наиболее подходящих под определение «вонючий бомж». Каждого клиента полицейские заботливо будят, достают из-под лавки и сопровождают в теплую машину, к соседу-валютчику. Там новых постояльцев почему-то неминуемо укачивает. В лучшем случае на пол. Такое такси желаний путешествует по городу, пока водитель в серой одежде не услышит за спиной ласкающий звук ор. Обычно преимущества оплаты штрафа без бюрократии строптивый меняла осознает через полчаса поездки.
— А вы это откуда знаете? — спросил профессиональный нюх Андруши.
— Шо ты мне выкаешь? Вы-на… Я шо, такой старый? — обиделся Сергей на недоверие к своим словам и прицепился к Андрушиным. Журналист же был не в состоянии пересилить себя и перейти с новым знакомым на «ты», сокращая дистанцию и как бы давая появиться у него с Сергеем чему-то общему.
— Знаю, потому что я жизнь знаю! — не стал оправдываться рассказчик.
— Ой, Серёга, ладно тебе, — смирительно погладила сына по плечу тёть Наташа. Но от этого напрягся не только Андруша, а вдобавок и Че, который с непринужденным энтузиазмом впускал в себя саги хмельного попутчика. Парни увидели в жесте тёть Наташи недобрый знак — та успокоила сына, по опыту зная, что ещё чуть-чуть — и он станет неуправляем, как солитёрный лещ.
— Шо «ладно»?! Я как есть рассказываю. Или про стукача напиши. Как терпила один пацанов подставил, ну, Димас, поняла? — боднул локтем мать Сергей.
Далее последовала душераздирающая история про урода и людей. Два месяца назад Жора и Водяной патрулировали ночной район в поисках будущих потерпевших. У школьного забора они узрели Димаса, который торопился домой из рок-клуба. Подельники сразу узнали добряка со своего двора по кудрям и поторопились вслед. Не обременяя студента расспросами, Жора и Водяной сбили его с ног, отобрали телефон, пустой бумажник и, чтобы закрепить успех, сломали ему нос. От души. И всё бы ничего, но Димас имел дерзость не только их узнать, но и наябедничать в полицию, не боясь ни бога, ни совести — на ребят со своего двора-то! После этого вопиющего акта пренебрежения к основам морали и понятий Димас прослыл во дворе нерукопожатной крысой. А Жора и Водяной получили по 20 часов исправительных работ.
Услышав в очередной раз эту историю, тёть Наташа томно раздулась и сакраментально вернулась в исходный размер:
— Не знаю, кто как, но я лично так считаю: не важно, скольких ты ограбил, лишь бы человеком был хорошим. А Жорик с Сашкой неплохие, здороваются всегда…
— И ни за что причём. На суде он сказал, что претензий не имеет, понял? — подытожил Сергей.
Что характерно, почти к каждой фразе он машинально пристраивал вопрос — «понял?» Он задавал его вовсе не для того, чтобы осведомиться о своей доходчивости, а чтобы заставить Андрушу кивать, демонстрируя вовлечённость в повествование. Если же после «понял?» слушатель оставался недвижим и молчалив, Сергей прерывал рассказ. А затем требовательным взглядом преподавателя жадно вцеплялся в Андрушу, как в спящего на лекции студента.
— А, Андрюх?! — подбрасывая вверх подбородок, принуждал к обратной связи автор историй.
— Что? — просыпался Андруша.
— Мусорнулся, говорю, понял?! — говорил Сергей.
Чтобы не доставлять оратору удовольствие от манипулирования собой, Андруша отвечал как угодно, но только не «да» и не «понял».
— Я слушаю, слушаю…
Так продолжалось до тех пор, пока Сергей не достиг очередной байки. История начиналась с того, что он с приятелем отправился на машине на поиск девушек поотзывчивее, несмотря на отсутствие денег.
— …Ну мы прыгнули в коляску мышей морить, а мармулетам болты, понял?
Андруша наконец-то дождался, когда этот вопрос будет кстати, и без задней мысли ответил, сломав систему:
— Нет, не понял.
— Шо ты не понял? Тебе объяснить-на? — закипел Сергей, уверенный в том, что излагает всё предельно ясно.
Андруша с Яриком почуяли, что под объяснением он вряд ли понимает филологический анализ идиомы «морить мышей».
— Не-не-не, он правда не знает, что это значит, Серый, — вступился за друга беззубый миротворец.
Сергей был не из тех, о ком вспоминают первым делом, желая провести время в хорошей компании. Да он сам об этом догадывался. Поэтому всячески старался убедить окружающих, что он мировой парень и ценнейший собеседник. Это рвение только усугубляло его репутацию буйного пустомели. В итоге по собственной инициативе общались с ним лишь клиенты, жена и коллекторы. Любой намёк на изъян в его рассуждениях, взглядах, не говоря уже об иронии, он принимал за тяжкое оскорбление и вызов. На сей раз дипломатия Ярослава взяла верх и Андруша был спасён.
— Только ж ты это, я тебе по-братски рассказал, не рассявь никому, — заявил странный человек Сергей.
— Так а диктофон зачем? Вы ж для написать… — скромно, но раздражительно поинтересовался Андруша.
— Сотри, понял?! Я шо, клоун, чтоб про меня писали… — отломил голову вобле попутчик.
Андруша никогда не встречал статей про клоунов, но Сергея понял. Он понял, что его заход «А напиши-ка про меня» был дешёвым способом набить цену своим байкам — дескать, его жизнь настолько полна и занимательна, что достойна обнародования.
— Тула скоро, — блаженно произнесла тёть Наташа, оттаскивая сына от мысли усугубить конфликт. Удалось.
Ко всему, Че, глядя как Сергей неумело ковыряется пальцем в полостях воблы и сгрызает чешую, посвятил его в то, как правильно шкерить рыбу. Ему ли было не знать? Ярослав не только служил на флоте в Североморске, но и после армии год работал по подряду на рыбацких судах. Основным занятием у него, как у третьего механика, было чистить селёдку.
— Не чистить, а шкерить, — гордо настаивал Ярик.
Именно там, на кампусе, он приобщился к поварскому делу. Начался кризис, суда все реже покидали Мурманский порт и Ярослав вернулся на зов суши — делать роллы.
— Кого ты стал в Белгороде делать? — услышала незнакомое слово тёть Наташа.
— Ну роллы, суши там делал… В доставке японской кухни, в «Камикадзе», — ответ Ярослава ещё сильнее сморщил лоб женщины.
— Ой, не. Я утэти суши-уюши вертел. Картофана с курой трепанул, пельмешки с мазиком Светка разогрела, в топку себе кинул — и шо вихрь! — поделился своими гастрономическими пристрастиями Сергей. Но позавидовал Ярославу в том, что ему везёт готовить, а значит — и есть блюда диковинной и дорогой для него кухни.
Ярик позавидовал Сергею ещё больше, потому что тоже хотел бы уметь наслаждаться картошкой с разогретыми пельменями. «Это ж он так и самогон коньяку предпочтёт, — задумался Че, — и дачу — Барселоне, и рыбалку — боулингу. Выгодно быть Сергеем…»
— Это ты, кстати, в прямом смысле бичевал там, — перебил мысли Ярика Андруша, потому как выдался редчайший случай вставить своё слово в чуждый разговор о службе в армии и особенностях системы топливной сепарации на судне. — Бич — слово не просто похожее на английское «бич» — пляж или берег. А бичами как раз называли английских матросов, которые по берегам портов бродили, просились на суда, на сезонную работу. Потом уже бичами и у нас стали… Ну ладно… Потом как-нить…
Рассказчик зевнул и замолк. На второй фразе он почувствовал, что этот выход на сцену публика встретила холодно и он рассказывает про бичей сам себе. Английские матросы потонули в возобновлённом рассказе Ярика о своей биографии. Андруша уже начал прикидывать, что бы он отдал за то, чтобы телепортироваться в ненавистную кофейню, как из-за окна выползло внушительное здание вокзала. Вторя Андруше, поезд выдохнул и остановился в Туле.
— Дед, на улицу пойдём! — привстал Сергей.
— Да туда и собака хер не сунет, — решительно отказался Василий Юрьевич. — Скользко и холодно. И темень.
— И стоянка четыре минуты, сиди! — добавила тёть Наташа, прикинув, сколько усилий ей потребуется, чтобы пропустить сына.
Сергей сел. В свою очередь, Андруша с Ярославом не имели права упустить шанс хотя бы на пару минут избавиться от этого общества с ограниченной ответственностью за своё поведение.
— Жёсткий тип, — сойдя на перрон, поделился впечатлением Андруша.
Он сказал это со смехом, которым пытался скрыть первобытный ужас, вызываемый у него подобными Сергеями. Человек, обладающий набором из глупости, агрессивности и отсутствия инстинкта самосохранения заставлял Андрушу чувствовать себя рядом с ним беспомощным, как рядом с дрессированным диким медведем. Таким людям, как он думал, нечего терять, и они питаются болью других. Они подкрадываются сзади и кричат в ухо. Они спрашивают, зачем тебе столько родинок. Они прибавляют скорость перед лужами и бормочут беспорядочные числа, когда ты считаешь мелочь. Профессиональные пакостники. Им даже не интересна твоя реакция на гадость. Они ничего против тебя не имеют. Их греет сам факт способности причинить зло. Так они чувствуют власть. Точнее, меньше ощущают себя ничтожными.
Весь этот яд скапливался в Андруше по ходу последнего часа поездки. Этому способствовали бравурные рассказы Сергея о том, как и чем в юности он избивал неформалов и на какие хитрости идёт, чтобы штрафовать своих рабочих.
Оказавшись на перроне, парень жадно закурил с видом голодного мафиози, который всасывает метровую спагеттину.
— И мать, главное, сидит и ржёт. Не, кончай шабашку, а то до Москвы не доедем. Пойдём-ка в вагон-ресторан от них! — свет от вспыхнувшей в Ярике идеи озарил Андрушу. Он посмотрел в телефон — до прибытия оставалось два часа.
— Так, отлично… Много потратить не успею, — прикинул прагматичный пассажир и, оглядевшись, швырнул окурок под колесо.
Приготовившись преодолевать торнадо гостеприимства, которое наверняка постарается снова утянуть вглубь того самого купе, молодые люди пошли по вагону. Ярик шёл впереди. За шаг до горячей точки он повернулся к Андруше. Но вместо гримасы отвращения на Ярике красовалась фирменная улыбка, а из кулака торчал большой палец. Сергей уснул.
— Наебаквакался, — декларировал Юрич. И действительно, недавно щедрый на шумную бодрость человек спал, вытеснив тёть Наташу на свободную койку.
— Ну что, мы ресторан пойдем проведаем, приятно было познакомиться, — вежливо соврал Ярослав.
— Ярик! — откуда-то из угла раздался возглас. Его автором был неугомонный Сергей. — Не ты лопатник посеял?
В полудрёме он вытянул руку в сторону лежащего на стыке кровати и стены бумажника. Че сразу признал в находке своё, но похлопал себя по пустым карманам, демонстрируя, что чего-то в них действительно не хватает.
— Спасибище, Серый! Там у меня все деньги, и билет, и вообще. Прям, ну… Блин, Серый, ну ты понял!
Яриковы благодарности спутались в узел — его душили эмоции внезапного счастья. И от возвращенного бумажника, о пропаже которого он узнал после его находки, и от прилива веры в человека, в то, что у мира есть шанс, раз даже в таком космическом вакууме дружелюбия Сергея способна выжить бактерия доброты.
— Та нема за шо, — промычал честный пассажир и зарыл лицо в подушке.
Ярослав взял у тёть Наташи кошелёк, вознаградил купюрой и повёл Андрушу вглубь поезда. Пробираясь до ресторана, он ежетамбурно представлял, что будет, если тонкая металлическая пластина между вагонами провалится под ним. А чтобы представлять было труднее, пересматривал своё отношение к Сергею.
— Не, ну ваще-то рабочих штрафовать — это бизнес. Хочешь жить — умей вертеться, — перекрикивая поезд, размышлял Че. — А байки его — мож он гонит… Да если и нет… Тип человека такой: мужик. Попроще. По делам же судят, а кошелёк он отдал, вишь…
Журналист продвигался вперед, дивясь слышать комплименты в адрес Сергея. Ведь ещё пару минут назад Ярослав многое бы отдал, чтобы вернуться в прошлое и помешать тёть Наташе его зачать.
— К нему привыкнуть если, понять, получше многих окажется, — закончил Че, добравшись до буфета вагона-ресторана.
— Ага, ты как жена Никиты из нижнего двора: «Зато, когда трезвый, он нормальный…», — покосился Андруша.
Пример его бывшего директора Ильи Романовича подсказывал: чтобы считаться примерным начальником, нужно четыре дня в неделю вести себя как пьяное властью алчное животное и один день в неделю — не вести себя как пьяное властью алчное животное. В этот пятый день офис благоухал вереском, начальник представал душевным, чутким и совсем не страшным, а в курилках шептались, какой Илья Романыч на самом деле мировой мужик, просто на нём ответственность.
— Строгий, но справедливый! — обязательно упаковывала смысл вышесказанного кто-то из низшего персонала.
Андруша поведал другу о бывшем начальнике и узнал, что свинья везде найдёт грязь.
— Ищи хорошее, — поблагодарил Ярослав нарядную буфетчицу за меню и занял ближайший стол.
— Да я ж не против… Но почему-то все любят, когда добро на фоне насилия, а то это не добро, а прогиб или показуха… — наседал философ.
— Ну ок, Дрей, забей. Уговорил: Сергей — мразь, — стараясь поскорее приступить к степенному знакомству с меню, согласился Че.
Он сам не заметил, как его взгляд примёрз к обледеневшему окну. А точнее — к желтой точке луны, которая висела в темноте на одном месте. К скучной жёлтой точке. Такой же, каким днём было солнце, когда он закрывал рукой горизонт. Горизонт из грязного снега и мёртвых деревьев, на фоне чего огненный колобок становился звездой пейзажа и приходил в задорное движение, катясь по чёрным макушкам и скользя по станциям. Ярик смотрел, и луна постепенно становилась квадратной, коричневела, обрастала заклёпкой и кожаными прожилками, пока окончательно не превратилась в бумажник.
— А что-то в этом есть, — одобрительно посмотрел на журналиста Че и залез в меню.
— Да тут можно отлично посидеть! Потом взять меню, посмотреть цены и уйти… — облизнулся Андруша.
— Во ты жлоб… Это ж хоть и вагон, но ресторан. Хочешь — сиди так. Тебе везде дорого, — пристыдил Ярослав Андрушу.
По уму, Че не любил выходить в свет вдвоём со своим другом: тот, оказавшись в культурном месте, начинал себя вести как Бунша в царских палатах. Андрушины поклоны портье, как-то попросившему куртку при входе в паб, посеяли в Ярославе зерно подозрений — а не дурачок ли его приятель. Крамольную мысль Андруша укрепил, когда однажды начал объяснять официанту кафе, что недоеденную кесадилью он забирает с собой не для себя, а угостить маму.
Эта вульгарная скромность мирно соседствовала с пренебрежением к напомаженному миру. Че никогда не забудет поход в театр, за компанию, когда Андруша то и дело засыпал на спектакле, куда его направил редактор по просьбе режиссёра — написать рецензию, и где своим храпом он заставлял вздрагивать сидящего рядом режиссёра. Даже когда журналист пришёл в шортах в загс на их с Ульяной свадьбу, Ярослав только снисходительно покашлял. Но произошедшее потом навсегда отшептало Че от Андрушиных услуг друга во время походов в приличные учреждения. Впрочем, об этом как-нибудь позже…
В этой юродивой простоте Че видел желание журналиста убедить себя, что это не он запоздал в своем эмоциональном развитии и не способен влиться во взрослую ответственную жизнь, а окружающий мир — скучный, разложенный по полочкам и до этикета пластмассовый. Не Андрушин мир весёлых неудачников, а мир, где под блейзером понимают клубный пиджак и кофе, где не знают, в ходу ли ещё 50-рублёвые купюры, где нет знакомых, подключённых к «Теле2».
Его нытьё про дороговизну в вагоне-ресторане Ярик расценил не иначе как покушение на возможность почувствовать себя белым человеком. Повар-айтишник уже карабкался по иерархии вверх, но Андруша взял его за шкирку и спустил — дорого тут для таких, как мы, дескать. А Ярослав для того, может, и ехал в Москву, чтобы вытравить из себя статус-кво мелочного жлоба, городского жука-навозника, который, только и думает, без чего можно обойтись с его зарплатой.
Об участи нищеброда Ярослав задумался год назад. Тогда ухоженной фигуры Люба приехала к нему на первое свидание на своём Nissan Tiana, в то время как Че прибыл пешком. Она не придала этому никакого значения и была крайне расположена к остроумному молодому человеку, который познакомился с ней на боулинге. На следующий день она заехала за ним на работу. Они поехали кататься за город. Для Ярослава всё было как в сочинении «Как бы я мечтал провести время после работы с Любой».
От следующего свидания он отказался. Рядом с владелицей магазина одежды, пусть свойской и не скрывающей симпатии, он чувствовал себя то ли гномом, то ли собачкой, но никак не полновесным мужчиной. Ярослав не стал ничего придумывать, а объяснил всё, как есть, за что девушка наградила его пониманием и пожеланием найти интересную уборщицу или продавщицу чехлов на телефон. Но Ярослав решил прийти к успеху с другого фланга и самому стать не хуже этой деляги. Прошёл курсы повышения квалификации, устроился поваром в дорогой ресторан — и взял в кредит продукт АвтоВАЗа.
— Дорого — это у нас в «Плазе» — суп за четыре сотни. Так у нас, извини…. Как там Сергей говорит? Фэ! Типа ресторан. Что ты как этот… на «ю»… — забыл слово «люмпен» Ярослав. — Чё ржёшь? — Че заметил, как Андруша прикрывает рот, чтобы сдержать слюни, которые он всякий раз непроизвольно извергал во время смеха.
— Бутерброд с колбасой — 100, солянка — 450, салат с крабовыми палочками — 250 рублей за 150 граммов… — Ярослав прочитал вслух, с интонацией, как если бы читал результаты матчей: «Спартак» — «Барселона» — 8:0, «Энергомаш» — ЦСКА 7:7… Ломтик колбасы не может стоить сотыгу, даже если эту свинью кормили мраморной говядиной, — он отодвинул от себя неадекватную папку, — или может не во вкусе дело. Съел такой бутер — и зрение улучшается… Или зверей начинаешь понимать…
— А может в вагоне-ресторане до Москвы быстрее ехать… — Андруша расцвёл, так как увидел, что Ярик с ним солидарен.
За генерацией глупостей и растягиванием удовольствия от бутербродов прошёл остаток пути. Москва за окном как обычно начала потягиваться медленно, неохотно, зевая и делая одолжение. Поля окроплялись редкими огоньками, те лениво множились, дорастали до высоток, и, когда казалось, что вот сейчас-то точно она, столица, выяснялось, что это очередной Подольск. Несметные граффити на бетонных заборах, станции, заводы, выглядящие как заброшенные, сочетаясь с тьмой, давили и заставляли есть дорогие бутерброды быстрее, чтобы происходило действие.
Когда до прибытия оставалось пять минут, а градус бредовых фантазий вырос до идеи открыть школу балета на костях «Сатанастасия Дьяволочкова», молодые люди пошли за вещами и на выход.
________________________________________
ГЛАВА 12
Оказавшись на перроне, Андруша, объятый столицей, поделился очередным несовместимым с жизнью наблюдением:
— Всё-таки с поездами надо быть поаккуратнее. Это нам подфартило в Москву прибыть — и всего за полторы. А у меня знакомый за четыре косаря из Белгорода отправился, приезжает, а вокруг Усть-Катав.
Как человек, который не понял шутки, Ярик заявил, что у друга странное чувство юмора. И следом заметил, что не видит на перроне Игоря, хотя тот обещал встретить гостей. Он достал телефон и увидел сообщение: «У меня с ночовкой не как». Только парень осознал прочитанное и приготовился огорчать Андрушу, из перехода показался отправитель.
— Фух, здор;во, я думал, ты и встретить не сможешь! Это ты прислал вообще? Ты ж вроде грамотно писал всегда, — Ярик развернул экран к лицу Игоря, которое румянилось между шарфом и шапкой.
— А я виноват, что автозамена сломалась? — всё объяснил тот.
Андруша до этого не видел соседа Че, но молча согласился с другом, что в столице тот «как-то припидрился». В словах Че была своя правда. Джинсы на Игоре стали короче, шарф длиннее, а пальто чище. Да и сам молодой человек приосанился и местами усох, что нередко для новых жителей съёмных московских квартир.
По дороге в метро Игорь привёл планы на поездку в порядок, дав слово оплатить ночлег в хостеле.
— Да мать у моей приехала, ну никак, — оправдывался подкаблучник и по совместительству бабник, что естественно для подкаблучников. Объяснять, что видеть Ярика его девушка не очень-то и хотела, при том ещё не знала про Андрушу, но уже была в курсе Марины — и долго и стыдно. А мама — это святое. Коротко и безапелляционно.
— Сразу видно — не местный! — постановил Игорь, глядя, как Андруша, проходя через турникет, инстинктивно прикрыл рукой свои первичные провинциальные признаки.
Холодок разошёлся по организму журналиста, и он с не меньшим облегчением узнал, что ехать предстоит без пересадок. Притом что до корпоратива целый час. Троица подошла к остановке в ожидании света из тоннеля. Ярослав с Игорем обсуждали свои перемены в жизни, а Андруша выбирал, за кого можно будет схватиться, если его толкнут под поезд. Слава богу, для него с Че всё обошлось.
В хорошем настроении Андруша всегда был оптимистом. А с точки зрения оптимиста заполненный наполовину вагон — всегда наполовину пуст. Таков был тот, который подошёл. С опиатным чувством всевластия и раскованностью голого ребенка на пляже Андруша упал на свободное место.
В каждом чужом городе он был королём — его никто не знал, а, значит, не знал, что он не король. В довесок, у него приезжего всегда водились деньги — на погулять. Так любой Питер, Смоленск или Харьков становился ручным, услужливо наливал, проводил экскурсии и фальшиво, но улыбался, утрамбовывая в Андруше мысль, что город был построен ради его приезда. Не говоря о том, что в неродине ему приходилось иметь дело по большей части с продавцами, таксистами, официантами и прочими вежливыми людьми, которые были безмерно рады Андруше. Так, на подъёме, он ехал в подземке и изучал аборигенов. «Да точно такие же люди, — с удовлетворением заключил гость столицы, имея в виду, что это не москвичи похожи на белгородцев, а наоборот, — только одеты, как будто вещи им достались по жребию».
Тем временем Ярослав как гиббон висел над сидящими Игорем с Андрушей, держась за перекладину.
— Смотрите, еврей, — шепнул он и метнул зрачки в угол вагона.
Там, вникая в планшет, сидел мужчина под шляпой, из-под которой натурально вились пейсы. В Белгороде чаще всего евреями не называют, а обзывают. Любя. Зуб на них никто не имеет, потому что никогда не видел. Собирательный образ ушлого жадины из анекдотов. Ну и, конечно же, евреи — олигархи, масоны, тайные хозяева мира и виновники отключений воды. Полумифические существа. А тут — такое! Сидит. Как из телевизора. Шевелится.
Ярослав с десяток раз бывал в Москве — на матчах Лиги чемпионов, на Красной площади, на Останкинской башне, даже видел, как садится в машину Якубович, но духом мегаполиса и концентратом цивилизации он проникся только сейчас, увидев этого хасида. Че огляделся и понял, что еврей интересен только ему. И с гордостью за своё нахождение в таком продвинутом городе подумал: «Да, тут людей уже ничем не удивить!»
— Если я тебя и в Москве угощать буду, у тебя такие же расти начнут, — Ярослав пальцем нарисовал зигзаг от виска вниз. На это Андруша молча влез в наушники и по-московски откинулся к окну с недовольной миной.
— Чё стоишь?! — Игорь кивнул Ярику на место, освободившееся между ним и вполне молодой дамой.
— Да не, в поезде насиделся, — отказался тот.
Как истинный джентльмен, Ярослав не мог сидеть при женщине, ведь содержимое её декольте было обозримо лишь при взгляде сверху. А обозревать было что. Соблюдая предновогоднюю повестку дня, в глубоком разрезе лежал дородный двухэтажный снеговик. Из распахнутой шубы зеленело вечернее платье и халтурно пыталось этого снеговика скрыть.
В рейтинге самых асексуальных московских мест метро занимает вторую строчку после мавзолея. Но именно окружение по-зимнему одетых уставших людей наделяло показавшийся бюст животной притягательностью. Будь эта фурия на пляже, среди себе подобных, Ярослав разве что одобрительно покивал бы — на манер покупателя, удовлетворенного скрипом арбуза. А тут, чтобы подольше созерцать эту холмистую панораму, он готов был ехать до Измайловской через Белгород.
Казалось бы, метро, рынки, аудитории и поликлиники совершенно не предназначены для взгляда на женщин как на женщин. Однако как раз там с Яриком чаще всего и случался конфуз, когда ему приходилось лезть в карман — якобы проверить ключи, и когда он придумывал причины встать попозже. Происходило так потому, что Ярик, будучи человеком, имел фантазию. Благодаря ей он дорисовывал невидимые под одеждой части тела девушек. От самих девушек требовалось лишь разбудить Ярикова внутреннего художника — запоздать с прижатием юбки к бёдрам на ветру, показать пирсинг на пупке, заталкивая сумку на верхнюю полку, или проверить языком, не обветрились ли губы. Естественно, в его воображении под одеждой всё выглядело идеально и полностью отвечало представлениям Ярослава о красоте.
А на пляже дорисовывать нечего. Всё и так видно. Видно, что, будучи людьми, девушки имеют различные отклонения от эталона. А если и не имеют, то сродни уже очищенным семечкам — отбивают охотничий азарт. Да и нарочито целомудренная обстановка в метро только провоцировала мысленно примерять к своей ладони каждый открывшийся молодой бок.
Дама в зелёном платье не просто разбудила внутреннего художника, а взяла за волосы и окунула туда, где уже две станции захлёбывался взор Че.
— Вы не узнали или принципиально не здороваетесь? — эта самая женщина без предупреждения почему-то обратилась к Игорю. Молодой человек усомнился, ему ли это она, поэтому посмотрел не в её лицо, а куда-то вдаль вагона, чтобы, если окажется, что не ему, не выглядеть глупо.
— Игорь! — привела его в сознание барышня.
— О, здрасьте! Маргарита же… — боясь ошибиться, предположил Игорь.
— Аллё, в одном кабинете сидим! — ответила пассажирка.
Игорь так и не понял, угадал ли с именем, но её он и имел в виду. Из пяти десятков сотрудников, которые работали в одном с ним помещении, с лёгкой руки попутчицы названном кабинетом, начинающая милфа выделялась не только формами, но и содержанием. Она содержала молодого студента-африканца. Правда, сама об этом никогда не говорила, а спросить никто не решался. Про него просто все знали. Как про самоубийства леммингов.
Как и с леммингами, «считается», что москвичи — бездуховные дельцы, думающие только о себе. Если и так, то в этом определенно есть позитивный момент для окружающих. Таким людям плевать не только на чужой внутренний мир и чужие проблемы, но и на то, кто с кем живёт, спит и как выглядит. Поэтому сожительство коллеги с негром не подходило там и для темы в курилке. Но Игорю — отзывчивому и любознательному провинциалу — мысль о том, как над его белокурой коллегой старается черный ухарь, не давала покоя, он не мог её не запомнить…
— Да у меня зрение не айс. Я людей плохо узнаю. Привык, что обижаются… — потрогал очки Игорь.
— Никто не обижается… Просто смотрю — сидит рядом и не здоровается. Тоже в «Чайку»? — поинтересовалась коллега, видя, что тоже.
— Ага, — Игорь посмотрел на Ярика, показывая ей, что и не один, — я ж только месяц у вас, как раз познакомлюсь, в метро узнавать стану.
Дама поколебалась между «Маргаритой» и «Ритой» и представилась Маргаритой. Игорь выдохнул. Че вдохнул: только что он старался не моргать, чтобы сэкономить время просмотра, как вдруг узнал, что с этой Маргаритой они едут на одну попойку. Он даже сел. Сперва — рядом, а потом на уши. Это Ярик умел, да и вообще был очень харизматичным парнем. Даже родившись в апреле, по знаку зодиака он был Львом. И в моменты знакомства харизма обострялась. Он сразу показывал трейлер себя, вызывая непреодолимое желание посмотреть всё целиком. Ярик рассказал, какой Игорь выдающийся друг, сколько их связывает и как он выручает его сейчас в Москве…
— …а если серьезно, главное, за что я благодарен Игорьку в этой жизни — за то, что если б не он, мы бы с вами не познакомились, — лизнул Ярослав.
В Маргаритино «ну конечно…» вломился информатор со своей «Измайловской», и увлечённые друг другом попутчики вышли на станции. А поезд с невозмутимым видом и дальше повёз Андрушу, уснувшего в музыкальной неге.
— И где твой корефан? — заметил пропажу Игорь.
— Стопэ! А где, собственно…? Андруша! — не надеясь на ответ крикнул Ярик и осмотрелся: ни один из двух обернувшихся в толпе Андреев не был Андрушей. — Вот убыток!
— Вы про кого? — ничего не понимая, Маргарита продолжила застёгиваться.
— Ну с нами чувак ехал, рядом сидел, в наушниках, — полез за телефоном Ярик, — на Дядю Фёдора похож…
— Емельяненко?, — предположила Маргарита.
— Конюхова, блин. Аллё, Андруша! — дозвонился Ярослав. — Ты что, сам решил путешествовать?.. Откуда мы знали, что ты спишь?.. Ну, а куда деваться, давай…
Закончив недолгий разговор, Ярослав сунул руки в карманы — и всё. Игорь с Маргаритой застыли в ожидании отчёта. Но Че подло и непринужденно молчал, чтобы хоть как-то компенсировать злость на Андрушу удовольствием дразнить спутников. Так в детстве поступала его мама, когда доставала у него из-под мышки градусник, смотрела на шкалу, цокала и назойливо молчала, словно температура тела Ярика касается только её.
Как прилежный ученик своей родительницы, на вымученный вопрос «Ну так и что там?», Ярослав ответил:
— А я разве не сказал, да? Здесь ждать будем, сейчас вернётся. Нет, вы идите, — отпустил он Маргариту. — Ничего, что я к тебе на «вы»? — Че втиснул в предложение оба варианта, потому что не знал, как обращаться к женщине, которая лет на пять старше, но у которой в запасе ещё лет пятнадцать.
— Лучше к нам на «ты». Ладно, найдёмся. Я буду в зелёном, — порадовала дама настроем.
Гонимый влечением продолжить разговор в клубе, Ярик с бывшим соседом пошёл дожидаться Андрушу у бабки в будке — как было оговорено по телефону.
В одной станции от предложения выше на перроне переминался блудный журналист. Он был довольно неопытным пользователем метро, поэтому правильно ждать поезд ещё не умел. Андруша слепил спешащее лицо и уставился в табло с отсчётом времени до прихода электрички. Так он хотел показать москвичам, что тысячу раз видел, как и откуда выезжает локомотив, а вот время для него занятого — золото. Получалось убедительно. Всё шло к тому, что ему все же удастся достигнуть Измайловской.
«Минута десять, минута девять…» — монотонно перебирал губами Андруша, глядя в цифры, пока какое-то мельтешение внизу панорамы не заставило его взгляд опуститься на дергающееся пятно. Пятном был парнишка, который боксировал с воздухом. Он то и дело бил кулаком в ладонь, хрустел шеей, разминал суставы, уворачивался от невидимого соперника и затем, покачиваясь, наносил серии разящих ударов.
Схожие рукопашные конвульсии Андруша не раз видел на белгородских остановках и в других местах, где приходится стоять и ждать. Такие черепно-мозговые озорники вызывали у него страх и смех. Он представлял, что произойдёт, если подойти и начать рядом отжиматься или приседать. Близость неминуемой госпитализации после подобного эксперимента заставляла Андрушу невольно смеяться, чтобы сдуть с воображения конкретные кадры нанесения побоев. Однако этот боец был особенно самозабвенен в своей неспособности постоять спокойно.
То ли в Андруше взыграл журналист, то ли Андруша, но он твёрдо решил, что столь смехотворного персонажа должен увидеть каждый. И достал телефон. Прячась за шубой тучной, удобной для камуфляжа москвички, он начал запись. Герой будущего ролика, в свою очередь (недаром годами тренировал ловкость и реакцию), через несколько секунд съёмки учуял нездоровый интерес к себе со стороны хилого оператора. Боец повернулся, посмотрел в объектив телефона, вопрошающе указал на себя мускулистым пальцем и стал приближаться. Не переставая разминаться.
Андруша понял, что попал. Максимальный физический вред, который он мог причинить спортсмену — это заразить гриппом. И то не каждую зиму. Его глаза замельтешили по перрону в поисках группы людей, к которой можно прибиться — авось при народе дело до побоев не дойдет.
— Молодой человек, а вы в курсе, что в московском метро съёмка запрещена? — Андрушиного локтя коснулась полицейская рука спасителя.
— Что? Почему? Да я и не снимал ничего, — не понял он претензию.
— Транспортная полиция Москвы, — присоединился к дискуссии второй страж. — Вам известно, что метро — это стратегический объект, съёмка строго запрещена.
На самом деле, право задерживать за съёмку в метро полицейские давно потеряли, но зато при них был острый нюх на приезжих лохов. Один из таких — Андруша — стоял сейчас перед ними на фоне подъезжающего поезда. Но «нарушителю» было не до привычных уговоров отпустить за штраф без нудных протоколов. Гость столицы отвлекался на рослый объект съёмки, который за спинами стражей смотрел на него, недвусмысленно постукивая кулаком по щеке.
— Ну, раз виноват, пойдёмте, штраф оформите, — таких сговорчивых фотографов дуэт в сером ещё не встречал.
— Штраф — полторы тысячи рублей, оформлять минут сорок… — объяснил правила игры тот, что помоложе.
Андруша посмотрел на часы, а потом — на жаждущего сатисфакции хмурого боксёра.
— Да без проблем, оформляйте, куда идти? — впервые в жизни услышали полицейские.
— Пройдёмте, — конвой с Андрушей побрёл по холлу. Боец только проводил их взглядом леопарда, упустившего зебру.
— Ну, в принципе, можно решить вопрос на месте, — полицейские остановились за колонной, где поукромнее.
— Да у меня денег всё равно нет, — пожал плечами Андруша. Деньги были, но стриженая под единичку угроза в чёрном пуховике не только не села в поезд, а продолжала наблюдать за ним издалека.
— Как у латыша — хрен да душа? Сами откуда? Документы предъявите, — главный из двух матёро разинул ладонь.
— Из Белгорода, к другу приехал, — наполнил её Андруша паспортом.
— А говоришь, денег нет… — с выражением детектива, раскрывшего дело, произнес второй.
— Билет есть до Москвы или обратный? — зашуршал страницами крупный любознашка.
— Зачем? Я выбросил, а обратный не купил ещё… — ответил Андруша.
— Тогда мы имеем право задержать вас на три часа до выяснения обстоятельств вашего нахождения на территории города без прописки, — официально зачитал полицейский, чтобы Ужин Андрей Владимирович осознал, насколько плачевно отсутствие у него денег, если это правда.
Андруша был уверен — три часа держать его никто не собирается, а за время заполнения протокола о видеосъёмке тот генератор травм, который уже подошёл к ближайшей колонне, устанет ждать и уйдёт. Рассказать о нём полицейским он тоже не мог: ябедничать нехорошо, да и что они ему скажут? Потом ещё больше достанется.
— Ну задерживайте, я законопослушный… — приготовился идти Андруша.
— На вокзале выбрасывают билеты с электричек. Находишь с сегодняшним числом — говоришь, приехал только, — посоветовали полицейские и вернули паспорт. И ушли.
Андруша поспешил покинуть безлюдный угол за колонной, но не успел. Мститель поравнялся с ним на пятом шаге и пристыковался.
— Отойдём? — наклонился он над Адрушей.
— Куда? Зачем? Я опаздываю… А что вам……Как взрослый человек, Андруша постеснялся убегать, бить между ног, закричать или, как он видел в ролике по самообороне, сымитировать сердечный приступ или начать истошно смеяться, шокируя нападавшего. В то же время он не представлял, что принято говорить у взрослых перед тем, как быть побитым. Но сохранял безмятежный вид и лишь чуть-чуть заикался, рассчитывая на свою способность уладить всё словами.
— Ты чо, Тарантина, попутал? — амбал интеллигентно повёл Андрушу в карательный угол.
— Метро просто снимал, или вы про что? — упёрся бедняга.
Моральных сил ему придала мелодия его телефона, как будто в конфликт вмешался кто-то третий. Палач великодушно отпустил хватку, давая право на последний звонок. Звонил дымящийся Ярик: «Где тебя носит?! Уже два поезда проехало!»
— Да сажусь уже, щас, — мечтая, чтобы это было правдой, ответил он и увидел как голова, торчащая из пуховика, отрицательно покачивается. — Или идите, я найду, «Чайка» же, ты говорил, потом всё объясню.
«Всё» подходило к развязке.
— Показывай, что снял, — забрезжило конструктивом от мстителя.
— Я не записывал, отвечаю, — оператор собрался показать, что в «Видео» нет этого ролика, но вспомнил, что ролик там есть. Боец вырвал телефон и набитой рукой эксперта по б/у телефонам в пару кликов нашёл, что искал. В динамике зашумело метро. Андруша приумер.
— Я тебе чё, фраер ушастый? — поинтересовался парень, а затем, для эффектности, впечатал телефон в угол квадратной колонны.
Андруша, чувствуя, что он следующий, схватил запястья хулигана и получил удар головой в нос. Далее за дело принялись конечности. Секунд десять боксёр тестировал живую грушу, пока она не опала со сдавленным стоном. Обе половинки телефона остались лежать рядом с кашляющим на корточках гостем города.
Андруша поднял голову и увидел рядом тётку в шапке с хвостом енота. Сердобольная прохожая дотронулась до плеча Андруши: «Кто это тебя так? Ничего не сломано?»
— Телефон и вот, — потряс он свисающей из наушника мембраной.
— Да лишь бы сам цел был. Последняя рубашка без карманов… — тётка задумчиво полезла в карман.
Андруша с благодарностью взял платок и приложил к носу.
— И с куртки юшку вытри, — ткнула женщина.
Андруша вытер кровь и кое-как встал. Ему было очень неловко представать в таком виде перед кем-либо. Он чувствовал себя голым. Чтобы одеть свою слабость в нечто мужское, он ничего не стал объяснять. Енотная москвичка услышала в ответ лишь брутальное «бывает…» Побитый пообещал сам дойти до поезда и, рассудив, что платок можно не отдавать, пошёл на третью попытку попасть на нужную станцию.
— Эх, жизнь моя, как хвост енота, — вспоминая шапку, подумал Андруша, — полоса белая, полоса чёрная, жопа…
С надеждой, что сейчас у него — не белая полоса, Андруша посмотрел на багряные кляксы платка. Отряхнулся и увидел свет в туннеле. Спустя четверть часа он выбрался на столичную поверхность.
________________________________________
ГЛАВА 13
Один метр семьдесят три сантиметра — с такой высоты склизким вечером в Измайлово открывается не самый лучший вид на Москву. Тем гармоничнее вписался в городской пейзаж подавленный Андруша. Шаг за шагом он проходил квест в поисках клуба. Люди относились к его просьбе подсказать дорогу по-разному. Кто-то объяснял, что не местный, а кто-то молча проходил мимо.
И всё же трёх сведущих москвичей путник найти смог. Из общения он сделал следующий вывод. Жители столицы настолько занятые и деловые, что экономят время на буквах. Всякий раз ему приходилось переспрашивать и переспрашивать, чтобы понять, что говорит очередной москвич. Так, на вопрос, где «Чайка», он слышал: «Крч дёшь н прекрёстк прехошь д бирусских тваров, увишь там, прёд прёд и росьш». Андруша просил повторить, и прохожий повторял: «Крч дёшь н прекрёстк прехошь д бирусских тваров, увишь там, прёд прёд и росьш».
Вопреки помощникам, парень добрался до места. Он опознал клуб по Ярославу и Игорю, которые размахивали руками у входа и явно были чему-то безмерно рады. Подходя, Андруша предвкушал историю о найденной пачке денег или освободившейся квартире Игоря, но увы. Молодые люди всего лишь были рады Андруше, который подбрёл, как заплутавший побитый пёс. Оглядев экстерьер друга, Ярослав убрал улыбку. Было ясно — случилось что-то нехорошее. После рассказа страстотерпца стало жалко. Но не слишком. Андруша приучил Ярика к злоключениям из-за ведения беспорядочных причинно-следственных связей.
Взять хотя бы его практику на канале «Белое горье»… В первый же день второкурснику доверили сделать новостной сюжет. Как новичку — на самую безобидную тему: в парке отмечали День славянской письменности. Большого ума не надо: пришёл, узнал у оргов, в честь чего это столько разодетых в крестьян людей играют на гармошках, бубнах и балалайках, попросил оператора снять рисунки Микки Мауса на асфальте и сделал с кем-нибудь поразговорчивее синхрон — пару слов для телевидения…
Подыскивая в русской народной толпе подходящего героя для этого самого синхрона, практикант наткнулся на презадорного балалаечника. Чёрные пружины вихров колоритного мужичка вились из-под фуражки с ромашкой, а его пылкое желание пуститься в пляс выбора не оставляли — Андрушин клиент. Поблагодарив его за мини-интервью, довольный собой корреспондент отправился в редакцию.
— Солист ансамбля «Чиполлино» Антон Вишневецкий… Не «Ве», а «Ви»… — Андруша сидел перед монтажным пультом и диктовал бородачу в жилетке, чем сопроводить крупный план балалаечника.
Диктовал уверенно, хотя, казалось бы… И имя, и название коллектива он придумал только что, после шокирующего вопроса монтажёра «Как подписывать?» Признаваться в том, что он, студент журфака, не взял у артиста личные данные? Андруша был выше этого. Тем более монтажёр уже набрал озвученный титр.
— Да и хрен с ним. «Белое горье» все равно никто не смотрит… Может, только те, кто попадает в сюжеты, — успокаивал себя Андруша, пока не подумал, что балалаечник как раз из таких.
Заветный выпуск новостей артист смотрел в кругу семьи, настроившись на похлопывания домочадцев: «Да Сёма у нас звезда!» Но услышал только обещание сына: «Я его найду». И сын нашёл. Уже на следующий день грузчик Руслан с приятелем подкараулил у редакции журналиста, который словами «Антон Вишневецкий» опорочил имя его отца. Работяги затолкали Андрушу в павильон ближайшего детсада.
— Где там отец у меня, в «Чиполлино» работает? — предвосхитил кару Руслан, тряся перед Андрушей целлофановым пакетом с грудой луковиц.
— Хавай, — пригласил к трапезе его жилистый приспешник.
Дезинформатору быстро объяснили, что съехать на «поприкалывались и хватит» и «да я понял уже, что мой косяк» не получится. Он осилил пять луковиц и был прощён.
У Андруши ещё долго слезились глаза даже при виде колчана со стрелами, но наказанием в павильоне его проступок не ограничился. Генеральным директором телеканала был Глеб Евгеньевич. Это спасло Андрушу от невыносимого им женского ора. Тем не менее, после звонка балалаечника в редакцию, кабинет руководителя он покидал стремительно и не оглядываясь.
Что удивительно, в целом сюжет директору понравился и выгонять вредителя он не стал. Лишь погрозил дневником по практике, мол, если ещё подобное повторится, он напишет такой отзыв о его работе, что Андрушу отчислят в тот же день. Мотивированный студент за месяц произвёл на свет с десяток сюжетов. В разы больше, чем его коллеги-сокурсники.
И вот в конце июня настал судный день. Плеяда начинающих корреспондентов собралась у двери главного редактора «Белого горья», сжимая дневники по практике в надежде пополнить их отзывами руководителя о своей высококлассной работе.
— Вы ко мне все? — вышла озабоченная вёрсткой выпуска новостей Ирина Дмитриевна… — Так, давайте-ка сами себе характеристику пишите, а я печати потом шлёпну.
— Ессс.. — выпустила пар горстка практикантов — «инициативных», «с нестандартным подходом к поиску тем», «отличающихся профессионализмом» и «креативностью».
Студенты прильнули к подоконникам и принялись заполнять страницу «Отзыв руководителя о практике». Лишь Андруше предложение писать себе оды показалось несправедливым. Особенно после вопроса записного дубины Разина, существует ли слово «разноталантливый».
— Сами так сами… — раскрыл нужную страницу Андруша и приступил: «склонен к искажению фактов», «безответственный», «непунктуальный» и всё в таком уничижительном, но соответствующем действительности духе. Перечитав опус, правдоруб гордо положил дневник в общую стопку и настроился на медаль за честность и умение тонко пристыдить талантствующих практикантов-неумеек.
На обеденном перерыве Ирина Дмитриевна холодно долистывала очередной дневник до отзыва, не читая, заверяла и приступала к следующему. С Андрушиным редактор поступила так же, уже собиралась закрыть, но её глаз споткнулся о редкостное для положительных характеристик буквосочетание «гэканье»…
— Ксюша!!! — пронеслось по коридору. — Ты это почитай… — встретила из распахнутой двери напуганную журналистку Ирина Дмитриевна.
После обеда редактор процитировала Андрушину характеристику всему штату.
— Андрей… — вырывая из дневника страницу с отзывом, начала она разговор с практикантом. — Давайте сделаем так. Вы сейчас идёте в университет, находите такую же пустую страницу в другом дневнике, вклеиваете и я вам пишу характеристику, а потом поговорим.
Наутро Андруша сидел в том же кабинете и читал, какой он выдающийся журналист и потенциальная гордость любой редакции.
— И чтобы я вас никогда в жизни больше не видела, — сглотнула прокуренная фурия. — Я разослала вашу писанину во все белгородские ТВ-редакции и клянусь должностью, что устроиться на телевидение такому человеку, как вы, теперь будет очень непросто.
Ирина Дмитриевна сдержала слово. Седьмой год Андруша являлся исключительно пишущим журналистом…
Че отряхнул спину друга от грязи:
— Вот теперь — хоть на бал!»
Игорь любезно угостил Андрушу входом в клуб, и тот, изучая прямоугольную печать на запястье, вошёл в тусклый громкий зал. За банкетным столом расселись коллеги Игоря, человек тридцать. Половину из них составляли женщины в платьях модельной внешности. Над всеми высился вставший бородач с рюмкой. Заметив тост, Игорь оставил гостей у барной стойки и пошёл к коллективу — вливаться.
Ярослав указал Андруше на стул со своим рюкзачком, который сторожил столик, и отправил сторожить рюкзачок. Спустя трек Нюши о любви к любви он явился с колбой водки, лимоном и заверением, что скоро можно будет присоединиться к Игорю.
Тем временем экс-белгородец занял стратегически безупречную позицию за банкетным столом — по соседству с бужениной и самым ценным сотрудником отдела, рыжим Борей. За месяц совместной работы коллеги познакомились, но дальше просьб пошевелить мышкой, чтобы начальник не увидел погасший монитор, не доходило. Игорь понятия не имел, что такое загашник, но имел в нём одну любопытную, как ему казалось, историю о курьере Никите. Она была призвана помочь завязать с Борей дружбу, которую Игорь считал очень выгодной.
— Я, конечно, всё понимаю — Москва… Люди другие. Менталитет. Но есть пределы какие-то, — подсел на ухо подпивший очкарик. — У нас в Белгороде типа мужик главный в семье или хотя бы поровну, это считается нормальным… Не-не-не, я за равноправие, просто чёт прифигел: прикинь, Никита, ну, Сафронов, фамилию жены взял.
— Да? Не знал… — Боря вдохновил Игоря на продолжение.
— Это же край. Дно. Не она свою оставила, а именно он. Её. Фамилию. Добровольно.
— Приятное хотел сделать, мало ли… Или своя не нравилась. Что такого?
— Да Чернов он был… Ну не знаю, так щемиться перед бабой… Как-то зашкварненько. Я такого ни разу не слышал… Коробит.
Боря глубоко вдохнул носом, налил стопку, впервые за вечер выпил без тоста, откусил от дольки яблока и вышел к танцполу. Поглощенный рассказом Игорь не заметил, как большая часть его надрывной от водки речи прошла в тишине и пристальном недоумении со стороны сидящих рядом. Только сейчас он увидел, что на него все смотрят. Женщины — презрительно. Мужчины — прикрывая рот от смеха.
— Борис тоже фамилию жены взял, — шепнула ему казашка из отдела кадров.
Голова Игоря застыла, и зрачки, словно из засады, забегали по сотрудникам. Но замечаний не последовало. Это пугало ещё сильнее. Видимо, он сказал такое, за что руганью не отделаешься. «Это ж они и Никите расскажут», — догадался сплетник. Правда тут же вспомнил, что с утра его собралась бросить любимая, и как-то полегчало. А шёпотом выяснилось: мнение Игоря насчёт смены фамилии втихаря разделяет большинство коллег. С инициативой одноимённой звезды мультика «Жил-был пёс» он окинул банкетное изобилие, выбирая, какое бы пропитание отнести Ярику и Андруше.
Вереницы кулинарных удивлений всё ещё щедро покрывали стол. В кокотницах под сырным одеялом боровики нежились с индейкой, рулетики мясных деликатесов аппетитно краснели на шпажках, вторили им и радужные канапе; в прозрачных пиалах купались лепестки заливного языка, румяные кальмары, фаршированные грибами, вальяжно разлеглись на овальных тарелках; исполненные чесночной начинкой томаты пробовали скрыться за ухабистым холмом из баклажановых свитков. Но куда там! Он давно осел под натиском офисных гурманов. Та же участь постигла и набитые сливочно-крабовым сюрпризом упругие шляпки шампиньонов, столь беспомощных в своём изяществе. Право интриговать сластён принадлежало мсье крокембушу — ёлке из эклеров, обвитой карамельной паутиной гирлянд. В центре грандиозного архипелага яств хорохорился осётр-материк. Своим размером, великолепием и целостностью он отпугивал едоков — до сих пор никто не решился нанести первый удар.
Пожалел рыбу и Игорь. Но и без этого с трудом поднял тарелку со скатерти. И даже чуть не уронил, когда сослепу пробирался с ней к Андруше и Ярославу. Прищурившись, так как из-за дистрофии сетчатки плохо видел и в очках, парень удостоверился, что это тот стол, и поставил добычу между рюмками.
— Ты, это, слепой, а притворяешься зрячим. А у нас хипстеры наоборот — зрячие, а притворяются слепыми, — перекладывая на салфетку шашлычки, заметил Андруша. — Очки с простыми стёклами носят.
— Ага. В роговой оправе… Обидно, сука, — налил себе очкарик. — Право их носить взрослым нужно заслужить. Это краповый берет за полосу препятствий. А полоса препятствий — это двор и школа, где очки это ни хрена не круто, — накопилось у Игоря. — Потом вырос — и дембельнулся: вся жесть позади, можно понтоваться очками, как взрослый умник. Плохое зрение — это беда, а он стёкла надел и: «Смотрите, какой я умный, аж зрение книгами посадил!»
— Ну почему умный сразу? Может, идут просто… — чтобы поспорить, возразил Че.
— А мне, может, гипс и бинты идут! — возбудился Игорь. — Я ж не хожу с перебинтованной головой или рукой. А то б так обмотал — и красиво, и: «Смотрите, какой я брутальный парень! Экстремал!»
— Да пусть хоть детей своих здоровых зелёнкой в горошек мажут, типа в садике так модно, — возлиберальничал Ярик. — Наоборот, так больные себя не чувствуют левыми. Как, знаете, налысо бреются в поддержку раковых…
— А вот ни хера! У меня дядька, — перебил Андруша, — лет с двадцати лысеть начал и стремался очень этого, волосатым завидовал. Но больше всего ненавидел чуваков, которые добровольно стриглись наголо. Мало того, что у них волосы растут, как следует, так они их ещё и сбривают. Так и с хорошим зрением и очками…
— Ну тут — да, — проникся сочувствием к дядьке Ярик. — Как принять обет безбрачия, имея член двадцать сантиметров.
Игорь удивился, как ловко нить разговора привела их от плохого зрения к половым органам. Продолжать тему очков стало неприлично. Тем более Ярослав плавно перешёл к расспросам о Маргарите. Видная бухгалтерша весь вечер проводила за столом, не давая к себе подступиться, а место Игоря находилось в двух архитекторах от неё.
— Весёлая. Мартини с соком пьёт. Про лажу Ланы Дель Рей на концерте рассказывает, — поведал Игорь.
Этого Че вполне хватило. Рано или поздно на любом корпоративе места за столом становятся общими по танцевально-курительным причинам. Так Ярослав и Андруша оказались рядом с Маргаритой. А Игорь, набравшись для смелости, пошёл искать Борю.
________________________________________
ГЛАВА 14
— Обычно так после Нового года выглядят, а не перед, — Маргарита осмотрела Андрушу после того, как узнала, что с ним случилось.
Он постоянно заслонял распухший нос, но скрыть от окружающих своей потасканности не мог. Трудный вечер выдавали те же пятна на воротнике. Более того, злые языки уже уронили слово «наушник».
Постепенно Маргарита и следящий за бездонностью бокала с вермутом Ярик обособились от Андруши. Инициатором был, естественно, Че. Это Маргарита думала, что на ней платье цвета абсента. Ярик же не мог отделаться от арбузных ассоциаций: рачительный агроном планомерно удобрял бокал дамы, чтобы поскорее пожать бахчевые плоды.
Андруша не стал мешать им не замечать своего присутствия. Он пляжно потягивал «Отвёртку» и цедил редкую возможность так просто выпивать в настоящей Москве среди настоящих москвичей.
За годы эволюции люди здорово наловчились хвалить себя, ругая. Все «ленивые задницы», «психи» и «слишком честные» жертвы своей прямоты, приписывая себе эти качества, разумеется, считают их предельно престижными. Ну что плохого в лени? Лень — это привилегия патрициев, тех, кто может себе позволить проигнорировать утомительное, но нужное дело.
— Если между нами, я и так неплохо живу, а если б не лень, то вообще стал бы иконой современности, — намекает нам показной ленивец.
Обвиняя себя в неуравновешенности, буян только подчёркивает, что он сложная и яркая личность с характером, а хороший он или плохой — то у всех своя правда. Зато трудно найти человека, который бы жаловался в сердцах:
— Знаете, парни, в чём моя проблема? Я человек вороватый, с гнильцой, вдруг что — сдам всех…
Или:
— Давай встречаться, только предупреждаю сразу: вот это вот брызгать за собой после туалета — вообще не моя тема.
Был псевдоминус и у Андруши. При каждом случае, не говоря об удобных, он сетовал на то, что нелюдим и некоммуникабелен.
— Какие гости? Ты же знаешь, я социопат!.. Ну они хоть красивые?.. — набивал он цену своему согласию впустить друга с новыми знакомыми девушками.
И чем чаще он признавался в нелюбви к обществу, выделяя себя из серой массы и подчёркивая самодостаточность и богатство внутреннего мира, тем больше номеров становилось в его списке контактов. Редкий поход Андруши через парк Победы обходился без знакомства с панками, иностранными студентами или плачущей женщиной. И сейчас он, жадный до новых компаний, отдыхал среди десятка общительных из-за праздника москвичей. Но разговора ни с кем завязывал, сохраняя удовольствие сделать это в любой момент. Пока момент нашёл его сам. Гость застолья услышал по правую руку спор его ровесницы с зашитыми тоннелями в ушах — очевидно, дизайнера — и её щетинистого коллеги.
— Да я тоже была там! Угарно было, не тупи. Самойлов гений!
— Ты чё, он обдолбанный вусмерть пел, еле на сцене стоял, ни в одну ноту не попал! Чисто плевок в фанатов.
— Вот именно, что стоял. Другой бы на его месте вообще за кулисами б валялся, не то что не пел!
Андрушу охватило сильнейшее чувство юмора. Он взялся яростно заедать смех ветчиной и с хрустом прикусил край языка. Ярослав, Маргарита и спорщики обернулись на взвизг. Андруша замахал руками, давая понять, что всё в порядке и не надо предлагать ему воду и бить по спине, чем уже занимался Ярик, который всегда ждал, что кто-нибудь подавится, чтобы побить по спине. Но тот не кашлял, а что-то нечленораздельно выл, словно на спор съел столовую ложку васаби, намазанного на стекловату. Бедняга так активно отказывался от помощи, что кто-то предложил вызвать скорую.
— Что с тобой? Воды? Сердце? — вскочил Ярослав.
— Ягык пгыкухыл! Вхё жаыпых! — старательно и нервно выдавил Андруша.
— Вы в следующий раз так не пугайте, я чуть сама копыта не отбросила, — пригладила причёску ценительница таланта Глеба Самойлова.
А может и не Глеба. Андруше было не важно. Зато он отметил, что никто не спросил, кто он такой и что делает за чужим столом. А это — рассудил гадкий утёнок — верный знак, что прекрасные лебеди приняли его в свою корпоративную стаю.
— Это я иж-жа ваш яжык пжикущил, — боль постепенно отпускала и Андруша на кураже решил начать диалог с правды. — Шмешно штало, как вы про Шамойлова рашшкажывали.
— А что я такого смешного сказала? Я осенью его концерт посетила, мне понравилось, — как трезвая, ответила коллега Игоря.
Андруша снова сжал зубы со смеху, связав описание концерта её оппонента со словом «посетила».
— Так сказали — «посетила». У вас в Москве была такая панк-группа — «Все стволы». Ну и строчка у них: «Мне нет восемнадцати лет, но я люблю посещать рок-концерты». Я понимаю — посещать филармонию, курсы испанского, Париж… Но не когда упоротый солист орёт про анархию, а на танцполе такие же упыри по торсу скачут в слэме, — дорвался до общения Андруша. — И вот Самойлова синющего представил и «посетителей». Нелепо как-то звучит, как… «непревзойденный правша»…
Девушка с зашитыми тоннелями выслушала спич и плюнула в его автора взглядом Земфиры на поклонника дабстэпа:
— Да ты по ходу февраль!
От Андруши ускользнул смысл её реплики, но он оскорбился:
— Это типа я отмороженный? — поразмыслив, предположил парень.
— Саша, пошли покурим, — отвернулась к соседу девушка.
Грязнуля в сломанных наушниках призывно пошарил глазами, ища поддержку. Но увидел, что все почему-то за подругу Саши. Возможно, если бы кровь на воротнике была менее заметна, а нос чуть тусклее, застолье наверняка бы прониклось его словами. Но своим видом он отправлял офисных работников из мистерии беззаботного кутежа обратно в метро, вызывая у них суицидальную печаль. Давление реальности усилилось на тех, кто услышал, как битый незнакомец попросил у своего друга телефон — позвонить.
Москва и Сашино имя натолкнули Андрушу на мысль о девочке Саше. Той, с которой после кражи в «Ленте» он развил любовь и которая предпочла этому переезд в столицу. Он её понял, но больше ни разу не писал. А то ишь, и на повышение пошла, и в Москве обосновалась, и рассталась без шуму… Ещё и общаться с ней? Слипнется. А вот попроситься переночевать по случаю приезда — идея стоящая.
Получив от Ярика телефон, Андруша нашёл нужную страницу в «ВКонтакте», чья хозяйка любезно указала там свой номер. Чтобы взбодриться перед разговором, он включил на плеере самое непригодное для «посещений», что у него было — «Гражданскую оборону», и, прижимая работающий динамик к уху, пошёл в тишину улицы.
— Привет, Саш! Это Андрей, узнала?.. Ага, а какой ещё?.. Я в Москве сейчас. Как поживаешь?
— Да зубки режутся, еле заснули, диатез высыпал на попке.
Зубчатые колёса завертелись в башке под бронебойным дождём бесполезной информации. Андруша собрал из услышанных букв фразу «не до тебя» и вежливо попрощался. Шанс не просто переночевать, но и заработать в глазах Ярослава тысячу очков за найденную в Москве вписку был упущен.
Как только фосфорицидная печать на руке развела охрану по сторонам, Андруша заметил, что почти все гости стянулись к подиуму. На нём под томную мелодию извивалась красноволосая Снегурочка. Голубой полушубок ещё не упал рядом и давал понять — таять она только начала.
Ранее Андруша трижды попадал на стриптиз. После первого же раза оставаясь разочарованным, посчитав подобное зрелище мазохизмом. Как читать детектив, зная, что последние страницы вырваны. Понимающие стриптизрители объясняли ему, что тут все дело в эстетике, воздушности, грации, как в прекрасном цветке, который приятно созерцать и не хочется срывать. Но Андруша хотел сорвать. Он ещё не достиг того уровня сознания, когда можно просто смотреть на румяную куру гриль, которая крутится вокруг вертела, и наедаться.
Кроме бессмысленности затеи возбуждаться вхолостую, его отталкивал от танцовщиц еще один нюанс. Андруше казалось, что наблюдать за стриптизом — искусство, возможно, более трудоёмкое, чем стриптиз исполнять. Надо не только тщательно следить за шустрой грудью, которая постоянно ускользает из фокуса в изгибы. Делать это требуется с отрешённым взглядом порноактёра на пенсии, подошедшего посмотреть, не свалится ли девушка с пилона. Вторая часть Андруше удавалась слабо — он всякий раз заметно смущался, потому как не привык, что его видят посторонние, когда он смотрит на голую женщину.
Чинно неся мимо столов знамя с надписью «Чего я там не видел?!», он вернулся к Ярославу. Че вообще не придал значения ажиотажу. Он сидел на своем месте, весь в Маргарите.
— …Лучше запатентуй манную кашу с ванилином для детских садов, — договорила дама в зеленом, увидев подошедшего друга Ярика. — Который час? — поинтересовалась она у Андруши. Тот задрал манжет и, бодрый от полезности, ответил, что без десяти одиннадцать.
— Я же тебе говорила!, — Маргарита снисходительно похлопала по плечу Че и он забрал у Андруши свой телефон.
За время знакомства Ярослав не мог не похвастаться новой знакомой целью приезда. А потом ему в голову пришла ещё одна идея стартапа. Выпускать часы без цифр и стрелок с надписью «I`m happy» на циферблате — счастливые же часов не наблюдают. Но признания он не дождался. Напротив, Маргарита как будто злонамеренно демотивировала его пренебрежительным: «Ээээ…», — и как об очевидном заявила, что никто такое в жизни не купит, ибо всем лень доставать телефон, чтобы узнать время, если есть наручные часы. Ярик не соглашался, настаивая на том, что часы и так давно превратились в браслет, ведь есть телефон. И тут Андруша…
— Забей, это я так, может и прокатит, — разбавила сок вермутом Маргарита. — Ильдар — наш охранник — вообще продаёт деньги в два раза дороже номинала. Звонит по номеру на купюрах и предлагает их тем, кто трубку возьмет. Покупают же. Чтобы иметь купюру со своим номером. Так что люди на всякое падки. Если что, я в доле.
— Херасе! Только сегодня Игорь говорил про своего друга Ильдара. Еще думаю — чё, реально Ильдары существуют не только в интернете? А оно вон и у вас есть, — отметил уникальность совпадения Че.
— Москва, ёпта! — отдала должное национальному разнообразию мегаполиса Маргарита.
— Может, они братья? — предположил Андруша, но вовремя скривился в улыбке, инсценируя умысел пошутить.
От образа семьи Ильдаров Маргарита поперхнулась, вскипятив через соломинку коктейль. Её торс встрепенулся и зрачки Че зациклились в той же амплитуде, что и зрачки физрука, считающего приседания. Вдохновленный увиденным, он пошёл ва-банк:
— А ты с кем живёшь? Просто я ж говорил, нас Игорь прокинул с хатой… Нам правда больше негде, ничего не подумай.
Последний раз в подобной ситуации Маргарита ничего не подумала лет семь назад, в двадцать шесть. Насыщенный день тогда выдался. Она успела купить сапоги, забрать посылку, сходить в кино и забеременеть. После аборта Маргарита резко сократила количество предлогов, под которыми к ней можно зайти после слов «ничего не подумай».
Но вариант улучшить карму — приютить странствующих — вполне вписывался в её сегодняшний ценз гостеприимства. К тому же благовидный повод визита позволял оставаться в глазах Че доброй феей. А не пьяной бабой из клуба, лёгкой на подъём спустя несколько часов знакомства, что, впрочем, соответствовало действительности. В защиту своего согласия на гостей Маргарита внушала себе, что хорошо разбирается в людях — особенно таких обаятельных и красивых, как Ярослав.
— А чё, поехали!, — она решила, что достаточно взрослая женщина, чтобы решительно пускать к себе первых встречных.
Столица нравилась Ярику всё больше. Им овладело осторожное счастье, что покорение московских холмов может начаться с Маргаритиных. Его, здорового и свободного выпившего мужчину, квартира как место для сна интересовала лишь во вторую очередь. В отличие от Андруши. Тот был выжат, как выжатый лимон. Несмотря на старания колонок, его голова то и дело сваливалась с ватной шеи, пока он не вздрагивал на припеве.
— Я хоть в поезде покемарил, а этот сидел дули воробьям крутил, — посвятил Маргариту в перипетии дороги Ярик.
— Кстати, если что — завтра высыпаемся, — предупредила женщина, — Я долго сплю, до пяти могу. Для меня лучше переспать, чем недоспать.
— И для меня… — мечтательно согласился Ярослав.
Чтобы не реагировать на скабрезную двусмысленность, Маргарита мгновенно отвлеклась на затяжку коктейля.
Чем богаче становилась её практика, тем обиднее она воспринимала сальные намёки. С детства ей объяснили, что хотеть секса — плохо. Но не объяснили, как его не хотеть. В итоге она регулярно отказывала мужчинам в себе, а себе — в мужчинах. Долгие годы Маргарита трудилась скрывать от общества похоть. Поэтому, когда кто-то в компании называл детородные вещи своими именами, ханже казалось, что её раскусили, раз говорит на том языке, на котором она мечтает. «Ну дурааак!» — говорила она в таких случаях, не договаривая: «Не видишь, что я тоже хочу сказать то же самое, но не могу?! Чего дразнишься?»
Когда же похабный выпад был направлен в её сторону, она обычно давала по роже. Статьи феминисток заставляли Маргариту в каждой физиологической шутке видеть попытку изнасилования. Но сейчас слова Ярослава направили агрессию в энергию.
— Переспать, говоришь… — неслышно из-за музыки пробурчала Маргарита. — Тоже мне, неутомимый ебуняра… — она отрыла в сумке телефон и пошла вызвать такси.
— Игорёха! — поднял руку Че. Игорь покачивался к барной стойке, сросшись с Борей, который в мальчишестве был Черновым. — Не надо хостела!
Забывший про обещание Игорь отпочковался от коллеги и впечатался в сиденье рядом с Че. Его глаза блестели ещё и от звонка Юли. Она вернулась. Хотя и воистину не собиралась. Днём его половинка, хлопнув дверью, отправилась со своим отчаянием к подруге. Когда проклятия и жалобы на Игоря стали невыносимыми, подруга, чтобы избавиться от потока негатива, посоветовала Юле немедленно навестить этого Ильдара, который написал про ночь у Марины — сверить его показания с оправданиями Игоря. Сработало.
Радушный Ильдар как на духу выложил ей, сырой, что действительно неделю назад Игорь остался до утра у студентки. Чертить курсовую.
— Точно? — переспрашивала девушка.
— Да вот те крест! — отвечал татарин.
Он описал всё точь-в-точь, как научил его Игорь, который позвонил подельнику через десять секунд после ухода благоверной из дома. Юля так сильно хотела верить другу фактического мужа, что у неё получилось. У Игоря же получилось успешно последовать примеру кота учёного — пойти налево и рассказать сказку. Довольными остались все. И он, и она, и Марина.
Всё разрешилось. «Ну теперь — точно без вариантов для гостей», — рассудил очкатый греховодник: квартира, сдобренная Юлиным возвращением, посторонних не терпела. Поэтому новость, что белгородцам есть куда податься, сделала вечер Игоря исключительно удавшимся.
Ярик увидел, как на дальнем плане Маргарита последовательно целует женщин, и начал собираться в путь — растолкал Андрушу. Вместе с провожающим Игорем они пошли к гардеробу. Журналист вынудил куртку застегнуться и пригладил волосы «на выход».
— Станьте тут, чтоб сзади движ было видно. Зря зеркалку тащила? — подоспела Маргарита.
В одной руке у неё находился фотоаппарат, в другой — фотограф, менеджер Катя. Вручив ей камеру, бухгалтерша надела лайкоёмкое лицо и расположилась среди Игоря, Андруши и Ярослава. Катя сделала серию снимков и компания окружила дисплей.
«Ну у меня тут и таблище!» — заслонила глаза Маргарита.
«О, а вот я», — подумал каждый из парней.
На радость Кати, из такси позвонили уже во второй раз. Фотосессию пришлось свернуть. Маргарита чмокнула Игоря и поспешила с новыми знакомыми к машине.
________________________________________
ГЛАВА 15
— Сокольники? — встретил пассажиров таксист, наказывая за ожидание строгостью вопроса.
— Да, на Девятую Роту, пожалуйста, — дама полезла на заднее сиденье вслед за Ярославом.
— Это что, так улица называется? — спросил у отражения Маргариты водитель.
— Улица! Андрей, давай поменяемся, — она пересела вперёд, потому что поняла: без гида Девятая Рота останется ненайденной.
Рокировка освежила Андрушу. Сон отступил, готовясь к следующей попытке. Парень жадно припал к проезжающей мимо панораме улиц: сперва ночная Москва ослепила его критичность яркостью подсветок, шириной магистралей и величием высоток, врастающих в потолок салона такси. Но спустя пару перекрестков и коридоров из шумозащитных экранов периферийный восторг уступил место урбанистическому прагматизму.
Он разглядел всю нелепость архитектуры. Дома на Москву словно упали, как фигурки тетриса, и архитектор наспех рассовал их куда придётся. Из-за куполов торчали случайно слипшиеся многоэтажные обрубки разных стилей, цветов и эпох, а приземистые павильоны внезапно оканчивались небоскрёбами, из которых тянулись заборы, скрывающие заводы — то ли бывшие, то ли будущие.
Андруша с большим интересом смотрел наружу, чем вынудил Ярика пихнуть себя в спину:
— Шо там, лезгинку увидел?
— …Не, пока только гопак встретился: на кортах сидел, пивас давил…, — отлип от стекла пассажир. — А почему лезгинку?
— То шо Москвастан… Ну, кстати, я тут не особо много заметил… — Ярик всмотрелся в макушку таксиста, увидел, что она каштановая, и только тогда договорил, — хачей. И всех почему-то в метро…
— Нутк! Дети гор — братья подземелий… — поэтично протянул Андруша.
— А что вы против нерусских имеете? — тоном задетого за живое Рамзана Кадырова спросила Маргарита.
— Да ну. Просто у нас чёрных вообще нет почти. Типа Святое Белогорье. Православие… попы… А в Москве, говорят, орды, — поспешил объясниться Андруша.
Он вспомнил, что Ярослав — футбольный фанат и почитатель имперского флага, а доверять таким людям ответ на вопрос о проблемах с нерусскими не лучшая идея, если не хочется проблем. Че уже собрался высказаться, как мимо такси прошмыгнул байк со скоростью 250 мёртвых гонщиков в час. Впереди послышался скрежет тормозов. Ярик замер в предвкушении, но звука удара не последовало. Парень тут же принялся отнекиваться от самого себя, что не желал мотоциклисту смертельной кары за вызывающую езду. Как нормальный человек.
— Жалко, нельзя сразу сделать переливание мозга, чтоб потом не делать переливание крови! — забрюзжал таксист, выискивая впереди лихача.
— Да поняли уже все! — неадекватно жестко отреагировала Маргарита. — Налево тут и первый подъезд.
«Видимо, что-то личное», — повисло в салоне и не ошиблось. Женщине стало не по себе ещё после ироничного обсуждения представителей некоренных народов России. Не только из-за природной приверженности дружбе народов, а в большей степени из-за любовника — негра. Бывшего. Бывшего любовника. Добил её таксист руганью на гонщика, невольно напомнив, почему они с Алвином расстались. Вот уже месяц она жила без красной «Шкоды» и без секс-машины цвета «мокрый асфальт»…
Как-то в конце прошлого октября африканский студент РУДН привычно вышел на Маргаритин балкон — немного замерзнуть, чтобы получить максимум удовольствия от утреннего душа. Он посмотрел вниз и, не веря глазам, проморгался. Бестолку. В облике двора определённо что-то было не так: за ночь газоны припорошило. Это был первый снег в жизни гражданина Анголы.
— Рита, земля белий! — с колумбовским восторгом прокричал он в квартиру.
— Это называется «снег», — прильнула к бугристому плечу Маргарита.
— Снэф? — уточнил Алвин.
— Не снэф, а снеГы;! — как смогла сделала ударение на «г» исполняющая обязанности репетитора по русскому.
— А, снегы! — как попугай повторил чужеземец, точно с таким же акцентом на «гы». Маргарита не стала его разубеждать:
— Другое дело — снегы!
Алвин глубоко проникся и снегом, и словом. Каждым погожим для него днём он восклицал: «О, снегы идёт!» Все умилялись корявости, а тот был уверен, что улыбает мир харизмой. Но месяц назад на лекции африканский студент сперва вызвал своим произношением всхлипы доброго смеха, а когда стал спорить, что говорит правильно и его так научил хороший человек, услышал насмешки, к которым подключился сам уважаемый профессор. Алвин незаметно покраснел.
Тогда-то ему и объяснили, как правильно. Перед глазами замелькали десятки лиц Маргариты, которые спрашивали его, что выпало на улице и не идёт ли снегы, заливались хохотом, а потом целовали, как послушного питомца.
— Ты с тем, кто тебя научил «снегы» говорить, больше не здоровайся, — посоветовал мудрый профессор.
Так Алвина привели к мысли, что Маргарита не такая белая и пушистая, как он считал… Не как снегы. Раненый в самолюбие, он забыл про оставшиеся пары и рванул к предательнице. Сожитель не придумал, что конкретно предъявит, но в доказательство гордости решил вернуть ключи от машины: чтобы Алвин быстрее и вернее возвращался домой после учёбы, Маргарита оформила на него доверенность. Ослепленный поволокой аффекта, афромосквич запрыгнул в красную «Шкоду» и помчался, пока не открыл глаза в реанимации.
От завотделения он узнал, что на полном ходу протаранил столб. Врачам удалось совместить травмы с жизнью, но налогом на обидчивость стал перелом шейки бедра. Маргарита простила Алвину разбитый автомобиль. Об этом она так и сказала 18-летней чёрной девушке, прилетевшей из Анголы забрать домой своего мужа.
Пока бухгалтерша терзалась всплывшими воспоминаниями о полигамном арапе, такси подъехало к третьему крыльцу на улице Девятая Рота.
«Что я не так делаю? Хоть на «Мамбе» регься снова… Дерьмище…», — не оставляли внутренние стенания даму. А когда она вышла из машины, дерьмище усугубилось видом двух иногородних тел, которые постепенно появлялись на свет с заднего сиденья. Это от клуба Маргарита отправлялась с видным изобретательным морячком и его странным живописным другом. Приехала же она в обществе беззубого паяца и датого чушки, которые решили воспользоваться квартиркой, а то и жительницей.
— Чего кислая? У тебя вон два огромных повода для радости, — кивнул Ярик в середину Маргариты. — Я про нас с Андрушей…
— Послушай, мальчик. Это в Брянске, или откуда ты, так базарить будешь, — предотвратила покушение на флирт барышня.
Ярик с другом переглянулись. Желание захлопнуть перед ними дверь в подъезд и пойти спать одной было могучим, но из-за сломанного домофона дверь который день не закрывалась. Сделав пару шагов внутрь, Маргарита вскрикнула.
Поперек лестницы лежал зимний мужик. Делал он это в самой неудобной для перешагивания через себя позе, подспудно смердя. Бледная гримаса омерзения выскочила на лице Маргариты, как только она пригляделась к находке.
— Ярослав… — простонала женщина, — мне кажется, он… дышит, — с ужасом от страшной догадки, что пьяница жив, она, задерживая дыхание, спряталась за Че. — Я туда не пойду, уберите эту кучу грязи, — взмолилась барышня.
Учитывая, что в своё время Маргарита уехала домой с форума «Селигер», увидев ножной душ, понять её можно. Льды отвращения не растопила даже початая коробка «Рафаэлло», которую нежно прижимал к груди мужик.
— Да чё ты как эта… Мало ли что с ним случилось… Бабу не дождался, видать. Даже одет цивильно, вон, смотри какие брюки… чистые, — вынес модный вердикт Андруша.
— Ну да, шёл из бутика, притомился, — ещё дальше к выходу отошла Маргарита.
Не считая мужика, в подъезде запахло отвагой и благородством. Далеко не каждому рыцарю выпадает шанс спасти даму от спящего человека. По итогам планёрки решено было стащить ноги, освободив проход. Работа у молодых людей спорилась, нижние конечности бродяги ползли по лестнице всё ниже. Он причмокивал, матерился, но не просыпался. Вскоре его положение тела окончательно стало напоминать букву Г.
— Так и будешь стоять? — спросил кто-то из ребят, глядя, как Маргарита не решается пройти по свободной половине ступенек.
Этот вопрос был намного сложнее, чем могло показаться. Женщина больше походила на восковую фигуру женщины: последнюю минуту она жила с данностью, что спящий на лестнице в луже мужчина — её отец.
«Как я его сразу не узнала?.. Дура, не могла раньше телефон проверить?!» — кляла себя Маргарита за восемь пропущенных от папы. Увидела она их в такси, но перезванивать после полуночи не стала. Видимо, Михаил Иосифович предпринимал очередную попытку помириться с дочуркой после: «С твоим Алвином не квартира, а угольная шахта!» Ждал-ждал у двери и…
Несмотря ни на что, Маргарита всецело уважала своего отца. Не меньше себя. Поэтому представить спутникам «кучу грязи» как батю она не осмелилась. Уж слишком неклассическим выглядел вариант ритуала «знакомство с родителями». Чтобы сохранить отцу лицо, она оставила его лежать в луже мочи.
— Да всё, иду, — прижимаясь к перилам, поднялась по всем трём ступенькам Маргарита. Она жила на первом этаже, о чём Ярик с Андрушей догадались, свернув за угол лифта, — по надписи на двери номер 4. «Рита прости папку разбуди» — побеленным пальцем было выведено от глазка до пола. На полу стояла бутылка из-под «Мартини», а окружали её фантики от «Рафаэлло».
— Чё вылупился? Больше всех надо? Я с ним не общаюсь! — пойманная с поличным Маргарита набросилась на бедного Андрушу, который даже не успел сделать вывод из улик.
— Так понимаю, его в квартиру тащить? — с рабочим настроением спросил Ярик.
— М-дэ-э-э… Весёлая ночка, как же вы мне все дороги! — взвыла Маргарита. — Может это не он писал. И не мне.
С подневольным равнодушием к цели задания, Че переспросил: «Тащить?»
— Тащить, — дама бряцнула ключами и вскоре вернулась из квартиры с пульверизатором. В три пшика Михаил Иосифович был разбужен и вертикализирован. Оказалось, он не только длинный, но и высокий.
— А ты, кстати, на папу похожа, — разглядывая пожилого постояльца подъезда, заметил Ярослав.
— А ты на придурка, — невозмутимо обиделась Маргарита. Че предвидел подобную реакцию, но разве тут сдержишься…
Да, как человек слова Ярик сказал очередную гадость, зато как человек дела — помогал выжить несчастному родителю малознакомой женщины. И она, глядя, как мужественно и искусно труженик взваливает на плечо правую половину сопящей громадины, не только быстро забыла о словах Ярика, но и из вежливости захотела его.
После нехитрых манипуляций подпираемый белгородцами мужчина был доставлен в квартиру, где в одежде послушно принял форму ванны. Маргарита вытерла пол и облегченно вздохнула.
С чувством быстро выполненного долга все трое обосновались в гостиной. Совместный труд помог создать впечатление, что они давно знакомы, а табу хозяйки на расспросы об отце придало атмосфере должную лёгкость и в то же время пикантный мистицизм.
Но вскоре общение развалилось. И Андрушу, и Ярослава, и Маргариту всё острее волновал общий вопрос: когда уже захочет спать Андруша? Он же, паскудник, музейно расхаживал по комнате, изучая книги, кораблики в бутылках, радиатор и джунгариков. Был любопытен, не ко времени суток общителен и притом издевательски учтив с хозяйкой. В толще его бодрости не было ни единой щёлочки для прямого предложения не мешать рандеву. А деликатные вопросы, не хочет ли он пойти спать, принимал за уговоры побыть ещё и отважно прогонял сон.
— О, а это ты рисуешь? — Андруша достал с полки альбом с наклейкой «Мои работы».
— Да это так, мазня. На курсы ходила, балуюсь иногда… — поскромничала Маргарита.
— Ну да, и правда мазня, — услужливо согласился Андруша, листая рисунки.
— В смысле мазня?! — окрасилась в багровый художница. — Их на выставку просили вообще-то!
— Да ты же сама только что…
— Вот именно, что я! Дай сюда! — вырвала свои работы из рук дилетанта Маргарита и что-то про себя забубнила — нечленораздельное, но отчётливо оскорбительное.
— Ну извини… — беззащитный перед логикой хозяйки Андруша отошёл от полок и сунул руки в карманы.
Насупленный, он с минуту пыхтел, пока не выработал пакет воспитательных санкций к негостеприимной истеричке. Помимо демарша закрыть дверцу шкафа с корабликами, принципиальный гость не дрогнул лишить Маргариту самого ценного — своего общества. Во всяком случае, в этой комнате.
— Ладно, Ярик. Что-то глаза болят в лучах гения художницы. Спать пойду, — с претензией на «Оскар» заявил Андруша.
Чтобы не спугнуть удачу, Маргарита не стала отвечать, а просто повела третьего лишнего укладываться. Для спальни квартира была слишком однокомнатна, поэтому Андруша лёг на кухонном уголке.
________________________________________
ГЛАВА 16
Че услышал дверцу холодильника и выключатель. Из кухни Маргарита вернулась с поллитровой добычей «Егермейстера».
— Ты не думай, я не злая тётка… День такой. Всё хорошо, — в подтверждение она нежно почесала макушку Ярика. — Что ты там себе думаешь? — хозяйка отвлекла Ярика от телевизора, включённого для отвлечения от Андрушиных вопросов.
— Думаю, почему, если в кино убийства и кровища, то это нормально воспринимается, а если вдруг сиська, то «это же дети смотрят!» — издалека подошёл к интересующей его теме Че.
— Наверно, потому что убийства ненастоящие, — призывно покрутила рюмку Маргарита.
— А что, силиконовую показывать можно? — парень вдумчиво изучил оленя на бутылке, налил ликёр и приступил к активной фазе охоты на столичную лань.
Сославшись на немецкое происхождение напитка, Ярослав предложил его выпить на брудершафт. Так неспешно тезисы о культурном значении бюста растворились в нём самом. Казалось, пути назад нет, но Маргарита, в целом податливая, с твёрдым напористым языком, нет-нет, да и придержит волосатую руку, отдаляя неминуемое.
— В душ бы… — высвободив рот, пожаловалась Маргарита.
Ярик и сам заметил, что тяготы его дня стали отзываться в шмыганье кукольного носика, но ванная была недоступна. Там спал Михаил Иосифович, охраняя честь дочери.
Обычно к невозможности принять предвосхитительный душ Че относился лояльно. Жизнь его научила, что за время омовения девушка может и передумать, хотя в эту ночь отказов не предвиделось, а нужда помыться уже начала чесаться. Ярослав слез с прижатой к подушке Маргариты и проглотил обе рюмки ликёра.
— Будь тут. Я тебя запомнил, — стащив с себя свитер, он оставил барышню провожать себя взглядом до угла в коридоре.
Там с ювелирной бережностью Че нажал на выключатель в ванную. Но, несмотря на все усилия Ярика не прикладывать усилие, свет вспыхнул остро, ослепительно и даже громко. Михаил Иосифович поворочался в своей эмалированной берлоге, но из спячки не вышел. Лазутчик осторожно разделся и открыл кран в раковине. Хищно орудуя жидким мылом и мочалкой, он принялся снимать с себя липкий панцирь.
— Точно, кокос, — обнюхался и посмотрел на флакон Ярик.
Времени на поиски блажи в виде шампуня не было. Че решил, что баунтиевым ароматом волосы не испортить, и стал усердно выдавливать мыло на голову. Одухотворённый «Егермейстером», парень на секунду потерял концентрацию — и скользкий сосуд пробкой вылетел из ладони в ванну, полную Михаила Иосифовича.
Отец Маргариты проснулся не полностью, но достаточно для того, чтобы узнать ванную комнату дочери и найти в ней намыленного человека. Он приподнялся на локтях, покачиваясь, всмотрелся в гостя и произнёс:
— Алвин, сынок! Ну вот же, вот! Что ж ты, ****ь, сразу так не вымылся?!
Ярослав не расслышал первого слова, но переспрашивать не стал: мужик вёл себя адекватно выпитому — бредил.
— Иди, обрадуй Ритку, — куда-то себе в подмышку пробуровил Михаил Иосифович и стих.
Че вернулся в привычную вселенную. Он бросил дышать и наспех смыл с головы пену в раковину. Остальное доверил полотенцу. Чтобы зря не одеваться, парень сволок джинсы, футболку и носки в ком и побежал в комнату исполнять завет её отца.
Там его встретила московская Венера, на которой из последних сил держалась одежда. Сраженная находчивостью и зияющими кубиками, она встала с разложенного дивана и обняла Ярика, позволяя ему медленно, пуговица за пуговицей, расстёгивать удовольствие. Когда же пуфик стал зелёным от платья, а нижнее бельё потерялось в постельном, молодой человек пришёл в восторг ребенка, которому попался «Киндер» с двумя желтками.
Самым неимоверным сюрпризом стало отсутствие сюрприза. Именно такими крупными и мягкими мазками была написана картина, которую он представлял в метро, любуясь незнакомкой. Её отфотошопленное алкоголем тело выглядело идеальным в своей молодости и выразительной анатомии. А свойство Маргариты вздрагивать после каждого прикосновения настраивало на долгую и увлекательную ночь.
«Женщина имитирует оргазм, только когда мужчина имитирует секс», — однажды вывел Ярик. Сегодня он как всегда был как никогда хорош, поэтому сомнений в искренности Маргариты не возникло. И правильно сделало.
Тем временем, глубоко за полночь, на кухне кто-то включил свет. Андруша вскочил с лавки из-под стола и увидел в дверном проёме Алёну. Она была в шароварах и короткой футболке.
— Только ничего не говори, — тихо прикрыла дверь девушка. — Я не для того из Дубая на ночь к тебе прилетела, чтобы трепаться, — она подошла к столу и несколько раз качнула, проверяя на прочность.
— Стол-то выдержит, — прочитал мысли ночной феи Андруша, — а я уже не могу.
Он бросил покрывало на пол, вскочил и напал на Алёну, как на гигантскую шаверму. Андруша поедал её в голодном поцелуе, попутно укрощая молнию на своих джинсах. Парень опустил взгляд и заметил, что Алёна основательно подготовилась — надела расклешённую мини-юбку. Под ней Андруша обнаружил тёплые бёдра и ловко подсадил их на стол.
— Но на улице мороз, как ты… — смутился чуткий ловелас.
Ничего не объясняя, гостья потянула его за шею к себе.
— Просто, когда ты пришла, ты вроде, была в штанах…
— Какой же ты всё-таки мудак. Опять всё испортил! — оттолкнула Алёна нависший торс.
Андруша откинулся назад и ударился локтем о спинку кухонного уголка. Открыв глаза, он увидел, что свет в кухне так никто и не включал. Слишком уж плавно фантазия перетекла в сон.
«Вот же ж… В фантазиях всё по плану, но ты знаешь, что это не по-настоящему. А во сне по-настоящему, но мудаком обзываются…» — подумал Андруша и пришёл к тому, что самое правильное — действовать, воплощая грёзы в жизнь. И заснул.
Самая большая ошибка, которую с утра может совершить человек, выпивший вчера 0,7 коньяка и полбутылки вермута поверх чекушки водки — это проснуться. Не без изъяна был и Михаил Иосифович. С огромным трудом он выбрался из чугунного плена с такой же головой. Разбухший за ночь москвич высосал из крана месячную норму осадков в Ельце и пошёл на поиски дочери. По пути он встретил кухню, где вольготно разместился чужак.
— Что-то я окуня не рубаю, ты кто? — постучал по спящей макушке Михаил Иосифович.
— Свои, — не поднимая головы, опознал отца хозяйки Андруша.
Помощь в эвакуации мужчины из подъезда он счёл весьма ценной, поэтому чувствовал некоторую власть над ним. Степенно, будто с трона, разбуженный поднялся с кухонной лавки.
— Я друг Маргариты, вас в подъезде нашёл и в тепло привёл, — как гуру рекламных слоганов он выжал из правды концентрат своей порядочности.
— Михаил, — пожилой гость кухни стыдливо покашлял и благодарно посмотрел на стену — ту, что ночью отделяла молодого человека от его дочери.
Михаил был смугл и крепок — по всему видно, не чужд физическому труду. Зато имел нечто, выдававшее в нём натуру добродушную, а то и интеллигентную: усы. Андруша никогда не встречал агрессивных усачей-отцов, поэтому как бы к слову рассказал, что Маргарита в гостиной не одна. Да и про то, что дружат белгородцы с ней меньше суток, не утаил.
— Проходной двор-на, — мужчина тяжело засипел и прижал ладонь ко лбу.
— Да она нас спасла, так бы мы на улице ночевали, — вступился Андруша.
— А я и не про квартиру… — Михаил Иосифович с яростью отгрыз уголок от трясущегося пакета кефира, наполнил кружку и подошёл с ней к окну — медитировать на горизонт, облегчая бодун.
Тремя часами ранее Ярослав поставил будильник на девять, но он не понадобился. Гулкий перебас из кухни дрелью ввинтился в его с Маргаритой покой.
— Чего тебе надо, бля, старче? — размазала слюни по подушке её владелица. Она заочно обращалась к своему родственнику, который не только исподтишка пришёл вчера, так ещё и из-за стенки не давал поспать.
— Одолели базарить, — поддержал Ярик и подмял в охапку Маргариту, чтобы поудобнее взяться за грудь — на дорожку.
Он первым собрался выйти к другу и Михаилу Иосифовичу. Не можешь избежать драки — бей первым, так учил Ярослава батя. С отцом Маргариты враждовать он не планировал, а вот проявить инициативу в знакомстве — шаг дальновидный. Если, конечно, иметь в виду его дочь, пустующую в московской квартире. А Ярослав настолько продуктивно провёл в столице последние шесть часов, что сын, друзья и работа в Белгороде уже не виделись ему незыблемыми скрепами с городом первого салюта.
— А так, вообще, папуля у меня котейший, — чтобы реабилитировать свои гены, напутствовала Ярика очень хорошая новая знакомая и помогла найти трусы.
Че вошёл в кухню и застыл думать, уместно ли подавать Михаилу Иосифовичу руку.
— Утро всем доброе! — бегло поздоровался парень. — Ярослав.
— Я вижу, — прохрипело из-под усов.
Ладонь Че не сразу, но крепко сжалась в натруженной дермантинистой коже.
— Михаил, — всё-таки дождался Че.
Михаил снова подошёл к окну — удручённым, ведь его, уважаемого человека и отца, какие-то приезжие молокососы вчера видели таким, каким видели. А ведь он за 30 лет никому в таком обличии не попадался. Ни жене, ни друзьям. Никому. Эти же только приехали — и на тебе. Как знали. Ладно б просто видели. Но самое ужасное — помогли. Особенно этот, беззубый, который с его Ритуськой…
— Простите, а можно я у вас немного кефирчика попью? — Ярослав посмотрел на пивную кружку, в которую только что докапал белые остатки Михаил Иосифович.
— Да хоть весь пей, — подвинул тот кефир.
Просьба была странной и очень личной для минутного знакомства. Да и вся ситуация была неестественной, сновиденной: я, мол, еле терплю, чтоб ему не врезать, а он — кефирчика… Но пока Ярослав утолял жажду, в Михаиле Иосифовиче начали происходить духовные метаморфозы.
Только что он трясся от похмельной злости к Маргаритиному напарнику по сексу, но в миг этот наглец сделался каким-то родным. Парень пил, а подсознание Михаила Иосифовича кричало, что не стал бы он делиться кефирчиком абы с кем. Если сделал добро — то человеку достойному. Ведь куда приятнее считать, что можешь быть полезен, а, значит, важен для личности выдающейся. Так Михаил Иосифович начал замечать в Че и положительное, а потом и только положительное.
«Нет, ну шесть часов знакомства — это ж не два, правильно? Считай, три свидания по два часа или шесть — по часу…» — вскоре прикидывал про себя мужик, завтракая среди Андруши, Ярика и уже Маргариты.
Дочь вышла на кухню сияющей и одухотворённой, к склокам и обидам не приспособленной. Особенно это оживило Андрушу — он и так чувствовал себя аппендиксом, а семейные разборки окончательно бы вырезали его из зоны комфорта.
— Ты ж хоть покажи, что ты сделал, зачем мы вообще в Москве, — потянулся парень за рюкзаком друга.
Идея сервиса для добавления себя в чёрный список произрастала в Яриковой голове уже несколько месяцев, и с первого дня он регулярно выедал мозг невинным слушателям желанием обогатиться. Но постепенно к обнародованию планов охладел, замечая зевки вместо комплиментов. Уже даже подзабыл те удачные обороты речи, которые заучил для хвастовства своим творением. Зато сейчас совет Андруши открыть прототип приложение «Бывшая» пришёлся к столу. До 12:00, то есть до аудиенции с, собственно, покупателями, оставалось три часа: ровно столько, чтобы освежить красноречие, представив детище Маргарите, и добраться до «Речного вокзала».
Че не одни выходные провёл перед компьютером, дорабатывая функционал программы и экспериментируя с дизайном, пока не добился конкурентоспособного интерфейса и управления.
— Ясен пень, прога потом совсем другая будет… Козырнее в сто раз, — обезопасил себя от критики Ярик. — Это пока так — для примера.
Он посвятил Маргариту в стартап ещё в клубе, но углубляться поленился. Зато сейчас расцвёл и был тоталитарно убедителен. Дама даже наметила себе список знакомых, за невозможность написать которым по пьяни с удовольствием внесла бы залог в несколько тысяч.
Михаил Иосифович также уставился в экран телефона и, морщась, допил «Егермейстер». В непонятном баловстве для молодёжи отец Маргариты не разбирался. На внешний вид и новаторство ему было совершенно плевать — в телефоне молодого человека он силился высмотреть потенциально богатого зятя. И, судя по достоинству, с каким пригладил усы мужчина, он остался доволен увиденным.
— Пора нам, — увидел одиннадцатый час Ярослав.
По совету Маргариты, похмельный соискатель инвестиций пожевал зёрна кардамона, добавил её в друзья и — уже по собственной инициативе — пообещал еще увидеться. Как минимум…
________________________________________
ГЛАВА 17
В предыдущие столичные визиты Андруши карта Москвы выглядела как яйцо. Но за пару лет скорлупа этого яйца в кипятке жизни треснула и из неё вытек огромный Новомосковский округ. Такие перемены не могли ускользнуть от пытливого взгляда белгородского перфекциониста. О теперешнем уродстве границ Андруша сожалел в холле офисного центра, рассматривая заднюю обложку журнала. До неё он успел дочитать в ожидании Ярослава.
Беззубый участник переговоров уже как страниц двадцать должен был вот-вот показать себя в стеклянном лифте, но от этих своих показаний настырно отказывался, и журналисту приходилось читать дальше. В итоге друга дождался уже другой Андруша — обновлённый, подкованный историей успеха владельца конюшни и сведениями о правильном выборе отопительных котлов.
Из лифта Ярик поспешил к выходу, пригласительно указав Андруше на двери. Любопытствующий парень поравнялся с Че уже на улице. Тот пытался косплеить себя обычного, но не стеклянные глаза и рост, который увеличился сантиметров на десять, выдавали его потрясение.
— Ну чё, норм всё? — осторожно, как бы между прочим, спросил Андруша.
С улыбкой щетинистой Джоконды Че продолжал нахраписто идти к метро, не обращая внимания на гололёд и почему-то не падая.
— Мне контракт на девяносто штук предложили, в отдел продаж рекламщиком, — тихо и скорбно произнёс Ярослав, словно извиняясь за своё благополучие.
В этой интонации читалось его сожаление о несправедливости мира: кому-то всё, а кому-то как Андруше. И уж так случилось, что короткую спичку успеха вытянул именно Че. Вытянул, лишив конкурента по жизни шансов на процветание…
— Ну ты ферзь! Могёшь! — с редкой для радости не за себя искренностью отметил Андруша. Искренне — потому что никакой ревности к шансу перебраться в столицу не испытывал.
Москва ему виделась дыркой для слива в огромной раковине России, куда стекает всякое отребье: предприимчивые «люди прямого действия». Не говоря о том, что рекламист — это представитель семейства коммуникабельных, а Андруше в умении эффективно общаться с незнакомыми людьми мог позавидовать только йети.
— И за права на приложение почти лям дают… — добавил Ярик, готовясь возвращать на исходную отвисшую челюсть друга.
— Круть. Хоть зубы сделаешь, — тепло, но без ожидаемого потрясения мозга отреагировал Андруша. — Не зря приехали. Ты прям пособие для стартаперов: придумал, поехал — и в дамки. Чё теперь, переедешь?
— Только, не завидуй, ок? — глухо и серьёзно попросил Че, убежденный, что друг с трудом давит слезы ничтожества на фоне его успеха.
Но тот ничего не давил, хотя просьба не завидовать заставила его приуныть. Андруша не верил своим замёрзшим ушам — да кто это говорит? Это же ты, Ярик, тот Ярик, который всегда кричал, что Москва — последнее прибежище бездарей, а Белгород — маленькая Швейцария; Ярик, который хвастался, что запивал спирт водой из лужи…
— При чём тут зависть? Ты сам придумал, сам до ума довёл, договорился, приехал… Такому не завидуют. Не в лотерее ж выиграл. Если б я очень хотел на сайт устроиться, где платят по-человечьи — статьи б присылал, в конкурсах участвовал, стажировался б там… — постарался объясниться Андруша.
— Ну, так и думал… Я вот лично хочу, чтоб тебя заметили и на хорошую работу взяли, — протянул Ярик и закономерно добавил, — Нет, ну правда.
— Спасибо, но я не жалуюсь особо, — журналист почувствовал к себе жалость и поспешил от неё отряхнуться. — Я ж сам виноват, что зарплата маленькая. Дело в желании… А ты — понторез.
«Всё равно объяснения он примет за оправдания», — сжал свой речевой сфинктер Андруша.
Как ни странно, журналист и впрямь был вполне доволен жизнью. Это Ярослав был убежден, что его другу не хватает ума заработать много денег, чтобы жить в удовольствие. Но на самом деле у Андруши хватало ума жить в удовольствие, не зарабатывая много денег. Сопровождая глубокое дыхание хрустом луж, парень догонял Че. Откровенно говоря, он всегда сочувствовал Ярославу в его нужде постоянно покупать эмоции. Для этого деньги и нужны бандитам, дельцам и содержанкам.
«Ярик, бедный Ярик, — представляя в руке шутовской череп, сокрушался процветающий нищеброд, — У тебя же просто притуплены рецепторы восприятия, тебе постоянно скучно. Ты вынужден жить вширь, покупать новое, менять декорации, махаться с фанатами. Доставлять эндорфин прямо в мозг».
«Он даже в чай шесть ложек сахара кладёт, — покосился Андруша, вспомнив истерзанный взгляд Михаила Иосифовича, который утром наблюдал, как ни в чем не повинные кубики рафинада его дочери легионами, один за одним, никак не прекращали кануть в кружке сладкоежки, издавая предсмертный бульк, — И в Грецию в отпуск съездил: говорит, чё рассказывать, Греция как Греция. Это ж какой перевод продуктов цивилизации!..»
Рядом с этими мыслями шёл Ярик и прогнозировал унылую участь Андруши быть вросшим в диван овощем и радоваться выходному приключению погрызть семечки на стадионе.
— Хотя, нет, ты же и футбол не любишь, — пнул снежок Че.
Провокация удалась.
— Люблю… — ответил на клевету Андруша и откашлялся. — Ну смотри… Спирт один и тот же получается хоть из пшеницы, хоть из картошки, хоть из навоза. Так и с гормоном радости: не важно, как он получен. А пытаются получить все. Не в этом ли и есть смысл жизни? Правильно Горшок сказал — главное, чтоб заебись было! Только у каждого оно своё. У тебя — деньги, у кого-то дети, кому-то в церкви норм — и за тебя подумали, как жить надо, и корефаны вокруг. Брат Олежки вообще воевать любит. В ДНР добровольцем же поехал. Патриот? Щаз! Ему скучно там, где нельзя калечить и убивать людей. А на войне можно. Ещё и борцом за мир назовут, и орден дадут. Ему на войне — заебись. Кого-то альпинизм прёт, а Толян в танки целыми днями рубится…
— О да-а… — глумливо закатил глаза Ярик, — подняться на Эльбрус и в танчики дома дрочить — совсем одинаковое «зашибись»… Игры — это деградация. Вон, в Перми какой-то даун умер за компом от истощения, не ел, не спал — играл. Если б он на Эльбрус попал, он бы понял, что такое зашибись, а что такое унылое говно.
— Если бы он попал на Эльбрус, он бы сказал: «Сука, какого рожна я сюда залез, тут не ловит вайфай», — наотмашь ответил ясновидящий оппонент. — Ему жилось уныло?! Да он был самым мотивированным человеком на Земле. Его жизнь была настолько полной, что он даже забыл про голод! Ярик, каждая секунда его последних дней была наполнена такими эмоциями, что у него не выдержал организм! Он сдох от удовольствия, — Андруше пришло в голову, что идти стало подозрительно легко и тепло. И правда: гололёд и пар изо рта давно остались за пределами метро.
— Ты дурачок, — ласково, чтобы не обидеть дурака, диагностировал Че. — Надо, пока молодой, как-то бодриться, тусить, с парашютом прыгать, в женскую общагу по трубе лазить, во — в переходах аскать, — остановился он у скрипача и его шустрого сподвижника с шапкой в вытянутой руке. И смачно вышелестел из бумажника две сторублёвые купюры. За эту — с недавних пор — мелочь он купил у музыкантов право считать себя милостивым добродетелем и подытожил спич. — …Живи так, чтоб было, что вспомнить!
— Ага, тебе. Чтоб ты потом мог рассказать, что знакомый сломал позвоночник, когда сорвался с окна общаги, упал на крузак и теперь должен бабок. Всех бесит, когда кто-то живёт скучно для остальных. Помнишь, Нафаню отчислили?
— Который в Оскол уехал притон держать?
— А кто! Он ещё думал — может, лучше просто к дядьке пойти в автосервис? А все ж: «Ты чё, какой сервис? Это всегда успеешь. Давай в Оскол! Ничё там тебе не сделают, зато девки и бабосы!» Через пару лет выйдет. Зато теперь знаем, что бывает, когда депутат находит в сауне камеру.
— Ну интересно ж было узнать, — Ярослав невольно нарушил правило ни в чём не соглашаться с оппонентом. Слишком уж глубоко провалился план шантажировать оскольского чиновника.
— И если знакомый рассказывает, что всё лето провел в Белгороде дома с девушкой, ты такой думаешь: «Ну понятно — сраный эгоист. Не мог в секту попасть что ли». Все только и репостят призывы оторвать свою жопу, начать действовать. Вставай из-за компа! Дай хоть на тебе поучиться, как не надо, — кончил Андруша.
Ярослава после этих слов в родном городе держало ещё меньшее.
«Какой всё-таки ядовитый человек этот Андруша», — избегая брани, как подобает респектабельному москвичу, задумался парень о сказанном и вместе с, по инерции, другом, сел ехать на вокзал.
Че не терпелось вернуться домой, чтобы скорее отработать две недели. А потом, в середине января, как было оговорено в стеклянном кабинете на 21 этаже, начать обживаться в столице, приступив к должностным обязанностям получать солидную зарплату.
Андруша стоял напротив, поглядывал на лучезарного Ярика и тёрся спиной о надпись «Не прислоняться». Чтобы скрыться от зазнайского взгляда, парень был готов провалиться под землю, но не стал, ведь уже был в метро.
— Станция «Белорусская», — непростительно сухо для такого случая произнёс информатор, и Андруша с облегчением вышел из вагона.
Обычно в тисках толпы он чувствовал дискомфорт попавшего в слэм Кобзона. Сейчас же перспектива переходить на другую ветку казалась Андруше живительной. Продираясь сквозь шубы и куртки, он крамольно желал потеряться, чтобы добраться до дома в одиночку. Но вспомнил про потерянный телефон и, как слонёнок, пальцем зацепился за капюшон Че.
— Прибытие — 22:45, — отойдя от кассы, зачитал Андруша и поровну разделил с Яриком билеты.
Мало что так яро подстрекает выпить по кружке пива, чем оставшийся час до поезда. Разве только лакомые витрины фудкорта Курского вокзала. Пересекая гигантский холл на пути к «Шаурмании», Ярик застыл перед стеклом магазина одежды. Он купился на надпись «Бутик» над баннером с зажиточным автолюбителем лет тридцати в узких джинсах и повёл за собой Андрушу. Раньше Че не приходилось отовариваться в бутиках, да и вообще в местах, где продавщицы здороваются первыми.
Ответив на приветствие фигуристой бурятки или якутки, Че небрежно закопошился в вешалках со шкурами — так он называл свитшоты, чтобы не произносить столь склизкое слово. На карточке у него числилась почти месячная зарплата, поэтому на цены он даже не смотрел. Не смотрел ещё и от желания познать великосветскую практику копошиться в бутике, не смотря на цены. Выбрав культовую шкуру, он объяснил Андруше преимущества хлопка, двойного шва и вышитого британского флага. Модник твёрдо определился с покупкой и потянул за ценник.
— Твою дивизию! Не-е, пошли отсюда, — вернул вещь на место Ярик.
Андруша выждал, пока они покинут зону действия слуха персонала и спросил:
— Сколько?
— Полторы, — досадно ухмыльнулся Ярослав, — Босяцкая оказалась. Шо я как чмо буду…
Больше Андруша спрашивать ничего не стал. От приступа идиотизма друга у парня закружилась голова. Андруша жил в первый раз и не всегда был готов, что мир разнообразен настолько. Когда же подобный диссонанс, случался, парень вопрошал у вселенной: «А что, так можно было?..»
«Что, так можно — в двадцать шесть быть детсадовским фетишистом, для кого главное — не вещь, а её цена, отношение к ней соседей по песочнице? Это же клеймо никчёмности тебя как человека самого по себе!» — безмолвно выпучил под ноги глаза спутник Ярика. — Нет, у каждого свои тараканы — это нормально… — задумался Андруша, а он имел моральное право рассуждать о скелетах в шкафу: долгие годы, в моменты отсутствия подходящей женщины он обходился резиновой перчаткой, начинённой теплой лапшой…
— У каждого своя слабость и странность… Но так спокойно признаваться в отклонениях — вот что достойно восхищения и вместе с тем завистливого презрения, — промолчал Андруша.
Он был потрясён умению человека быть собой, признаваясь в позерстве. И это при том, что был уверен: недавний пример Ромы на всю жизнь закалил его от непредсказуемости бытия.
Пример Ромы Жданова — директора небольшого риэлторского агентства. Большого говна человека, но дело не в этом. Однажды в статусе в «ВКонтакте» у него появился постулат: «От Камчатки до Иванова лучше нет Романа Жданова». Когда это впервые увидел Андруша, он подумал, что страницу Ромы наконец-то взломали и тешатся. Но дни шли, а статус не менялся. И Андруша пропитался едкой завистью к человеку, который не стесняется публиковать такое варварское самодурство.
— Блин, а что, так можно было? — вскидывал голову Андруша. — Я тоже так хочу!
Автора статуса даже не смущало, что географически Белгород находится вне области превосходства Романа. Просто захотел и написал. Потому что может. А ведь раньше Андруша был уверен: если бы он был директором и разместил подобное, то подчинённые потребовали бы расчёт, жена задумалась, не поспешила ли, а самый близкий друг ненавязчиво организовал бы встречу с психиатром. Но нет! Этот статус представлял Рому уже около года. И весьма успешно.
— Просто человек с амбициями и не замороченный, как ты, — пригвоздила как-то своим мнением Андрушу общая знакомая.
Как бы то ни было, после эпизода со шкурой Ярик навсегда уменьшился в глазах Андруши. Худыш даже отказался угощаться в «Шаурмагии». Купил себе френч-дог — попробовать, колу — взбодриться и три проверенные «семёрки» — соответственно, взять с собой.
Ярослав же после встречи с работодателями перешёл на импортные сорта пива. До первого в истории РЖД «Пауланера» в плацкарте оставалось полчаса. Но сейчас — апельсиновый фреш.
Делиться своими тяготами — врожденный инстинкт от них избавиться. Что касается собственного счастья, то раздавать его — дело неблагодарное. Со всеми поделишься — себе не оставишь. Вот и Че не стал дразнить понурого Андрушу, описывая красоту садов из денежных деревьев, которые обильно плодоносили в его душе. Он чавкал и сиял, пребывая рядом с другом в гордом одиночестве. Чтобы пустить в ход эйфорическое могущество, а не ждать прихода сытой лени, Ярик решил позвонить Маргарите — забронировать место в Москве. Пока тёпленькая.
Бывает же, Маргарите сейчас действительно было жарко. Наэлектризованная обстоятельным знакомством с Яриком, она вприпрыжку сделала уборку и почувствовала редкую для себя потребность посетить фитнес-центр. Там в поту барышня отвешивала поклоны богу плоского живота. За упражнениями её и застал звонок хваткого белгородца.
— Мать, привет! Чем там промышляешь? Что 16 января без десяти семь творить бушь? — окатил даму своим задором Че.
— Дрась, — отдышалась Маргарита и, сбивчиво сочиняя, ответила. — Без десяти не знаю, а на без двадцати намечена покупка влажных салфеток, которые на старый новый год кончатся.
— Так. Давай не надо портить мне личную жизнь, а? — чуть ли не серьёзно пригрозил Че.
— Каким это образом я порчу?
— А ничего, что шестнадцатого я переезжаю к тебе насовсем?! С тобой жить. Как вчера, только всегда. Ну и… Мне работу дали в Москве и приблуду ту, что утром показывал, за девятьсот штук покупают. Короче, да-нет? Я серьёзно.
— Эмм… Нет, конечно, — Маргариту смутило не само предложение, а ультимативный тон.
Да, её со школы манила твёрдая мужская рука, которая бьёт по столу, хватает за попу и указывает планы на выходные. Но только тогда, когда рядом никого брутального не было. Если же кто на деле проявлял авторитарные замашки, она становилась несчастной жертвой тирана-женоненавистника. Сущий мазохизм. Как с фильмами ужасов, без которых Маргарита жить не могла, но всегда закрывала глаза на самом интересном.
И не ей ли психоаналитик доказывал с пеной у рта, что напористое красноречие — признак мошенничества? Аферисты, альфонсы и кандидаты в депутаты всегда убедительны и обаятельны. Им терять нечего: не прокатит — найдут новую жертву… Что нельзя сказать о человеке, который боится получить отказ от того, кто подлинно дорог, и потерять надежду.
— …Нет, конечно, — повторила Маргарита, — шестнадцатого поздно. Пятнадцатого жду.
«Может, и тиран, может, и ради квартиры, зато Ярик…» — взвесила она все за.
— Щас у тебя должны передние зубы снова вырасти. Для полного комплекта. Оно ж, если прёт, то во всём… — посмотрел сквозь кружку на друга Андруша, как только тот положил телефон. — Вообще надо 26 декабря объявить Международным днём Ярослава, — отмахиваясь от «Одолел троллить», едок остатков френч-дога отдал должное везению друга.
Само собой, везению. Не может же быть, что Ярик Челюсти в принципе опережает Андрушу в развитии и умении жить, словно вынашивался месяцев пятнадцать?! Конечно, фарт.
Словно в подтверждение, этим же вечером журналист продемонстрировал приспособленность к жизни и умение ориентироваться на местности: ещё до полуночи Андруша оказался на своём диване. Там, пока набиралась ванна, он разбирал рюкзачок и наткнулся на позавчерашний банан. Плод провёл в пути два дня, незаслуженно забытый.
— Тю… — понюхал чёрную кожуру Андруша, — Москва и тебя испортила.
________________________________________
ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ
«Глупо вешать на человека ярлык
Все люди разные. Одни — хорошие,
другие — плохие…»
Мелисса Агуэровна
ГЛАВА 18
Журналист — это человек всесторонне неразвитый. Но, по личному убеждению, очень образованный. Кто в его окружении не читал Пелевина или не знает, что такое дедлайн, тот автоматически попадает в категорию «мне вас жаль». Зато, если у журналиста спросить, почему бывает день и ночь, знает ли он столицу Канады, нет ли у него батарейки ААА или предложить посчитать в уме примерную стоимость телефона после скидки 20%, скорее всего, его шестерёнки зажуют школьную программу средних классов и он поломается.
Смог ли бы вычислить стоимость телефона журналист Андрей Ужин — неизвестно, за него это уже сделали. В лавке «Телефоны б/у» первоначальная цена была написана и зачёркнута над свежими цифрами 8 000. Снаружи магазинчика утренний полумрак вбирал в себя снегоочистительный скрежет, рык прогревающихся моторов и брань озябших собак, а внутри него напротив стеллажа покупательски сомневался русый парнишка.
Проснулся Андруша ещё в полседьмого. Он спешил перед работой восполнить мобильную утрату, постигшую его в московском метро. Без связи журналист чувствовал себя голым, и это на таком-то морозе.
— Бери, не думай, за семь с половиной тысяч отдам. С нуля, документы есть, восемь ядер, две симки, — пристроился к первому клиенту пузатый барыга.
— Да мне с двумя симками не надо…
— Сотню ещё скинуть могу…
Аргумент был неотразимым. Продавец достал с витрины потёртый «Сяоми». Телефон включился, что для окончательного выбора оказалось вполне убедительным.
Восстановив сим-карту, Андруша похрустел в редакцию.
— Этот точно не разведёт! — потирал он в кармане добротный глянец покупки, уговаривая себя верить хозяину точки.
На то были свои причины. Полчаса, проведенные вчера в холле столичного делового центра, подарили Андруше одну новую истину. Там, невольно находясь в окружении респектабельных мужей и походя слушая их разговоры, он обратил внимание вот на что. Плотная концентрация мата и имбецильный гогот ничем не отличали бизнесменов от пацанов с Болховца, которые за гаражами добывают из газовой колонки медный калорифер, чтобы сдать на цветмет, и спорят, как потратить выручку: на поход в баню, бинарный опцион или конский возбудитель.
Но кое-что выдавало припиджаченный контингент в разговоре. В пункте приёма металла болховецкие пацаны выручают около тысячи, но говорят, что «почти рубль». Если же собираются брать травмат, то, опять же, «за четыре рубля»… При том, что у таких каждая рублёвая монета на счету. А те столичные пыжи, для которых тысяча немногим дороже рубля, относятся к деньгам со знанием и уважением и тысячи называют не косарями, не штуками и не рублями, а тысячами. Так же, как истинный ценитель пива никогда не покупает «пивчанское», альфа-самец не называет незнакомых девушек «шкурами», а от приближённого к президенту услышать «дядя Вова» можно, только если брата его отца зовут Владимиром. Вот и скупщик телефонов, предлагая товар, оперировал исключительно тысячами. Андруша посчитал это признаком его богатства. А богачи — люди серьёзные, по мелочам кидать Андрушу не станут. Поэтому сделку с барыгой он счел крайне выгодной.
Повод замечать вокруг себя только прекрасное возник вовремя. Путь до работы лежал через центр города, и журналист не упустил возможность лишний раз вникнуть в панораму. Чтобы шагать не одному, Андруша встретил воображаемую автостопершу из Волгорада и от квартала к кварталу влюблял её в лучшую из чужбин.
Точно заправский риелтор, он расписывал красоты архитектурных ансамблей, в каждом из которых он видел квинтэссенцию современного городского дизайна. Обтекаемые ли, рубленые, с куполами или стеклянными вертикалями башни, как семьи лисичек, боровиков и подберезовиков высились над белгородской поляной. Они были совершенно не похожими друг на друга, что только шло Белгороду. В сочетании с выхоленным наследием прошлого века, опрятными бульварами и скверами, броская архитектура не давала устать от повседневного пейзажа и напрочь лишала шансов заблудиться. Разве что по краям поляны и кое-где в зарослях бледнели невзрачные панельные поганки.
— Это ещё плитка и клумбы под снегом, — случайно вслух проговорил Андруша.
Впрочем, облик Белгорода и в декабре был подвержен комплиментам, ведь зимой колорита городу придавало само название.
После самозабвенной речи гида волгоградская автостоперша потащила его в подсобку ухоженной поликлиники, попавшейся на пути, но авантюристов разлучили двери здания редакции. Запах кофейного автомата просигналил мечтателю о начале рабочего дня. Первый же глоток американо окончательно опустил его с высот цоколя поликлиники на пятый этаж — в офис новостного портала Е-Bel.
________________________________________
ГЛАВА 19
— Прилетели к нам грачи, кто-то тама… москвичи! — тепло встретил Андрушу редактор интернет-издания.
35-летний Константин Я Не Костик Станиславович был свадебно брит, статен и бледен. Вечно всем недовольный, медлительный и, как считали рекламистки, бесконечно замечательный. Корень обаяния рыжего флегматика скрывался в его постоянных позывах острить, что на фоне угрюмой мины бассет-хаунда регулярно приносило результат.
Как типичный человек с бледной кожей, Константин Шмонк был дотошным и ответственным. А как ответственный и дотошный — не имел никаких склонностей к творчеству вообще и к генерации юмора в частности. Его умение шутить бултыхалось в пределах «тыблака» и «московской кофейни на ***х». В компенсацию этому начальник Андруши был оснащён прекрасной памятью, а также функцией быстро подбирать к ситуации известную поговорку.
— О, Максимова! Заходите — не бойтесь, выходите — не плачьте!
— Костик, говорят, ты в субботу не работаешь?
— Говорят, в Рязани есть грибы с глазами… Я не Костик, я Константин Станиславович.
— Умеете вы, вот это, Константин Станиславович… Иногда как скажете!..
— Хоть стой, хоть падай, да?! — добивал жертву юмористического террора Константин Станиславович.
Сегодня по приходе в офис редактор традиционно положил под клавиатуру тридцать шесть спичек. Штабелем. Каждая символизировала пятнадцать минут рабочего времени. Трудовой день и спички убывали синхронно: так Шмонк наглядно видел приближение вожделенных 18:00, и будни казались короче.
Несмотря на любовь к маленькому количеству спичек, свои должностные обязанности Константин Станиславович выполнял на совесть. Чопорно правил материалы, искал темы, следил за посещаемостью сайта, но главное — обеспечивал бесперебойную работу конвейера белгородских новостей, подстёгивая подчинённых. И мотивировал бесплатную рабочую силу: благодаря подвешенному языку любую практикантку редактор легко мог довести до энтузиазма. Нередко писал и сам. В часы созидания Константин срастался с монитором и ограждался от мира, залезая в скафандр рабочего вдохновения. И роковой была доля того, кто тревожил его и выпускал из этого скафандра благодатный эфир.
Наверное, пытаясь хоть как-то отомстить снующим рекламисткам, дизайнерам и журналистам, он и просил называть себя по имени-отчеству. На то они у него именно такие и были. Не Петр Ильич, не Кирилл Иваныч, не говоря уже о Сан Саныче, нет — Константин Станиславович! Чтобы каждая буковка заставляла задуматься, стоит ли подходить к нему и отвлекать от жизни.
Писал он в основном материалы на политические темы — чтобы на сайте были материалы на политические темы. Сегодня, например, его думы занимала дума городская, депутаты которой решили проводить год свальным моржеванием.
— Вот вы думаете, зачем на «Белом горье» новости в прямом эфире идут, а? Может, чтоб прервать выпуск с криком: «А у нас экстренная информация — минуту назад в доме на улице Гагарина заслуженному учителю Белгорода исполнилось шестьдесят!»? — обратился Я Не Костик ко всем четырём его журналистам. — Прямой эфир — это просто знак качества, престиж и никакой смысловой нагрузки. Так и политическая инфа — яйца сайта, — объяснил матчасть Константин Станиславович.
Конечно, никаких тестикул с точки зрения смелости и остроты в политических статьях Шмонка не было, ведь кормился Е-Bel из городского бюджета. Если что в них и было ядрёного, так это ядрёная вошь, которую вспоминали посетители сайта, читая о средней зарплате в 30 тысяч или пользе запрета держать свиней.
Так бы Шмонк и подвел сентенцию о престиже сайта к тому, что Андруша стал меньше писать, если бы она не потонула в верещании у дальних столов офиса. Оживление сотрудниц вызвал приход именинника — сисадмина Артёма.
Скромный и застенчивый студент заглядывал в офис очень редко. Зато, когда это случалось, становился звездой владелиц неисправных домашних компьютеров. Оттого и редко заглядывал. Но сегодня избежать визита не удалось: день рождения обязывал. К тому же, уважить коллектив своим появлением он был обязан: эсэмэмщица Лера наврала ему, что на подарок скидывалась вся редакция. Чего не сделаешь, чтобы лично уговорить знатока по-дружески посмотреть «Макбук».
В судьбе Андруши админ играл роль редкого, но регулярного сокурильщика. С Артёмом было удобно молчать; подобно жене, с которой уже давно не о чем разговаривать, но без чьей тишины дома одиноко и пусто. Нынешним вторником Андруша увидел Артёма, когда тот краснел в потоке поздравлений с 20-летием. Вынужденный именинник сокрушался, что дата настигла его без малейшего его участия и снова выпала на 27 декабря, за пару дней до спасительных каникул. Зарабатывал сисадмин чуть больше, чем на оплату интернета, но для проставления заказал осетинских пирогов, хотя вполне мог отделаться топтыгинской пиццей. Андруша такое ценил и заставил взять в подарок 380 рублей — всё, что у него было, помимо пятисот.
Константин Станиславович также соизволил подойти к имениннику, акцентируя ценность каждого проделанного шага. С резиновой улыбкой он потряс мосластую руку.
— Желаю тебе всего того, чего желаешь мне ты. И знай, что я тебя уважаю… Несмотря ни на что, — многозначительно прицепил к пассажу Шмонк.
Артём и прочие застыли в раздумье: несмотря ни на что — это на что, собственно? В Андруше обострилось жертвенное чувство ответственности за ближнего: «Ах ты ж баребух рыжий… мамкин командир… Ладно — меня троллить, но Тёмыча-то за что…» — страж чужого достоинства затаил месть. Какую — долго придумывать не пришлось.
На прошлой неделе Андруша принёс с конкурса красоты флешку, полную фотографий, и передал редактору. Из всего многообразия Андрушиных снимков Шмонк ввиду особенностей вкуса выбрал самые паршивые и проиллюстрировал ими репортаж на сайте. Вопиющее убожество изображений впечатлило всю редакцию, включая корректора Надежду, а ведь она, восьмикратно приближенная, на аватаре поддерживает Пизанскую башню… Правда, ужас от подборки был тихим — Константину ничего говорить не стали. Но сегодня час пробил.
— Ууу… — когда все расселись, завыл на весь офис Андруша. — Вот это я рукожоп!
— Что с вами, Андрей? — Шмонк достал из-за монитора пренебрежительный взгляд.
— Ох и деби-и-л… Конченый наглухо. Да слепой увидит, что это не фотки, а шняга. Ну не лошара ли я… Это же днище! Днищеще! Всё размыто, горизонт завален, головы нет! — игнорируя вопрос, распалялся Андруша.
— Какие фотки? Что происходит? — занервничал Я Не Костик.
— Да мои, с «Мисс Белгород», только увидел на сайте. Дегенерат я, вот что происходит. Всё. Теперь весь город ржать будет, ну зачем я вам их скинул?!
Константин понял, что всё вышесказанное относится вовсе не к фотографу, а к тому, кто выбрал и выложил именно эти кадры. И все поняли. Но по факту предъявить Андруше было нечего. Шмонк остался обтекать и подёргивать нижней губой.

Убедившись, что враг повержен, русый мститель принялся ваять репортаж о воскресной «Рок-ёлке», невзирая на пустяк, что сам он, разумеется, на концерте, не был. А зачем? Ведь он был на уйме подобных.
За годы работы журналист заметил, что личное присутствие в зале для такого отчёта факультативно. Ведь потом можно просто «восстановить», как он это называл. Тонны энергии, киловатты позитива и гектары иных физических величин банальностей разместились в репортаже. Заметка была проходная, подписанная псевдонимом — для веры читателей в множество сотрудников портала. Поэтому утруждаться Андруша не стал. Но посмотреть в «ВКонтакте» фото с концерта он таки сподобился, для приличия. К его любопытству, не до приличия было героям одного из выложенных снимков. Андруша выгонял похабные мысли, но поза девушки, прильнувшей на коленях к стоящему басисту, заталкивала их обратно.
Заинтригованный парень решил узнать, что же на самом деле творилось в этот момент на сцене. Для этого у него был очевидец — друг, преподаватель английского и по совместительству Кирилл. Этот никогда не пропускал сейшены, пусть и всегда сидел за столом.
— Не, тебе не показалось, сосёт, — Кирилл с ходу дал понять, что он не на кафедре и не на паре. — Вчера моралфаги кляузу накатали в администрацию. Клуб теперь закрывают. Это ж на Святом Белогорье!
— Странный подход. По мне, так если девушка не кусалась, то всё в рамках морали, — сухо пошутил Андруша, хотя внутри у него кипел девятый вал: такой информационный подарок для журналистов ещё поискать. Ведь это в городе, где храмов больше, чем проституток, где даже мат вне закона… Ладно, на сцене произнести, но достать!..
«С другой стороны, если бы не жалоба, то никто б и не подумал, что свершившееся так ужасно, чтобы писать жалобу… — поймал себя на мысли Андруша, закончив разговор. — Рок-клуб — это же не Овальный кабинет Белого дома, хотя и там всякое случается. Как всё-таки тонка грань между «И что тут такого?» и «Вы чё, охренели!», — думал журналист, читая кровожадные комментарии по поводу инцидента.
Да того же Шмонка все называли Костиком много лет, и ему это нравилось: душевно и молодит. Но в позапрошлом году к нему в офис наведался занять двести рублей знакомый и в награду поделился советом: «Чего это ты, Костик, позволяешь подчиненным так себя называть? Они же тебя в ноль не ставят! Давай, не позорь корешей, будь мужиком!» Шмонк никогда о таком не задумывался, но осознал глубину упущения и со словами: «Вы чё, охренели!» планомерно заработал прозвище Я Не Костик.
А взять то же курение… Почти весь прошлый век дым дешёвой махорки, клубящийся в больницах и университетах, никого не смущал. Зато как только нам сказали, что табак плохо пахнет, и приняли закон о запрете курения в общественных местах, человек с сигаретой на скамейке загазованного города превратился в смердящего тошнотворными клубами удушливой вони маргинала.
Подумав о табачном шовинизме, Андруша завёлся. Для него акт перекура был частью работы — творческой перезагрузкой. Каждая сигарета разделяла жизнь на до и после, он никогда не возвращался из курилки в прежний офис, а что, как не смена обстановки, годится для того, чтобы добить чёртов репортаж про «Рок-ёлку»?.. Андруша схватил пачку, зажигалку и Артёма и пошёл обмозговать в тишине, с чего начать освещение околомузыкальных событий концерта.
Короткий путь лежал на лестничный пролёт. Туда, где сердечный союз кофе и сигареты после смерти воссоединяется в виде окурка на дне банки «Нескафе». Оклублённый дымом Андруша решил не приправлять сегодняшний «восстановленный» репортаж новыми обстоятельствами: сперва пообщаться с причастными к случившемуся — и уже потом грянуть залпом сенсационных материалов. С тем он и направился к редактору за благословением.
— Даже не вздумай в это лезть! — встретил предложенную Андрушей тему Константин. — У нас что, портал «Минет ревю»?
— Ревю — не ревю, а на «Белгороде нашем» уже триста лайков под новостью, и Круганский из департамента культуры репостнул, — Андруша пришёл к Шмонку подготовленным.
— Триста — за инфу про гитариста… Только давай, чтоб всё объективно было, без плюрализма мнений. А то у тебя окажется, что эту шарагу закрывать не надо… И поаккуратнее с подробностями… Мне те «множественные случаи секса в избушке на детской площадке» до сих пор вспоминают. Напиши: «Развратные действия орального характера»…
Константин дал добро, и Андруша понёсся на рабочее место. На второй секунде поиска директора осквернённого клуба «Джеки Чан» журналист вспомнил о Ярославе. Че сам был не последней гильдии гитарист и частенько выступал там, пусть и не столь успешно, как в воскресенье его коллега.
И действительно, Ярик водился с Ваней Жабой — основателем одного из немногих клубов города, где аппаратура позволяла различить язык, на котором поёт солист. Но владеть популярным заведением ему, судя по всему, оставалось недолго. Демонстрируя Шмонку намерение позвонить по очень важному рабочему вопросу, Андруша вышел в коридор.
Ярослав выслушал друга и проникся угрозой, нависшей над «Джеки Чаном»; где-где, а в Белгороде золотой ключик борцов за духовность позволял закрывать любые двери.
— Хуже точно не будет, — рассудил Ярик и обещал немедленно связаться с Ваней, чтобы устроить аудиенцию с журналистом.
Не успел Андрушин стул снова нагреться, как Че перезвонил.
— Ну что, Жаба сказал, что может встретиться в любое удобное для него время, — сразу же продемонстрировал свою пользу Ярик.
Таким временем оказалось через пару часов, то есть у Андруши появился предлог бросить на полдня душный офис. Но не согласием Вани и не прогулкой был воодушевлен журналист после разговора. Ярослав, добрый человек, собрался съездить на встречу вместе с ним — просто подарок судьбы. И не последний: «Заскочу за тобой через час» означало, что Андрушу ожидает тёплая и комфортная поездка на Харьковскую гору на машине. Не важно, на какой…
Андруша обожал любые автопоездки, правда, поездки эти его избегали. Чаще раза в неделю прокатиться в транспорте, который проезжает мимо остановок, не складывалось. Всё как с трубочками со сгущёнкой. Андруша считал автомобиль полезнейшей и необходимой штукой. Если, конечно, это автомобиль лучшего друга — это машина без обязательств. А личное авто — бремя обязательств и трат, аналог жены. Вначале, мол, пользуешься разными, потом решаешься на свадьбу и имеешь дело только с одной, зато своей.
И, главное, и те, кто женился и те, кто купил машину на вопрос, не пожалеет ли, говорят: «Да нет, ты что?! Ну, ладно, мне в ремонт пора… Забирать её». При этом Андруша не знал, где газ, а где тормоз. Ярик не раз пытался ему объяснить, но в итоге оказывалось, что тормоз сидит рядом с Яриком.
Для Андруши человек за рулем был магом. Как умеющий свистеть Андруша для Алёны. Он-то верил, что научиться управлять автомобилем вполне возможно. Но что творится в головах водителей, когда они едут по городу, для него было загадкой. Они, как дельфины, общаются между собой на языке ультразвука, машут друг другу, подмигивают, что-то орут, подрезают, ухитряются разбираться в поворотах на кольце и каким-то чудом не разбиваются.
Бывало, едет, едет Андруша, машин мало, дома красивые, всё благополучно, как вдруг крик таксиста в окно:
— Ты чё, слепой?! Петух… Ага, поманди ещё мне…
Даже проходя мимо машины с водителем, Андруша выравнивал шаг, чтобы ненароком не услышать из салона:
— Что ты спотыкаешься?! Понакупают кроссовок — а ходить не умеют!
Он ездил и всё ждал, когда хоть один водитель похвалит другого:
— Слышь, мужик! Так в поворот чётенько вписался, как Шумахер! Респект! Сразу видно — человек сам на права сдал!
Получить весь калейдоскоп эмоций, связанных с поездкой в машине друга, Андруше предстояло через час. Пока же на повестке был самый противный и гнетущий этап написания любой статьи: придумывание заголовка. Специфика этого неблагодарного занятия такова, что человек, погруженный в муки рождения шапки, внешне ничем не отличается от человека, который не делает ничего. Он молча сидит и смотрит в потолок. И только заметив внимание начальника, чешет макушку, морщит лоб и понарошку печатает. Вот и автору репортажа про рок-концерт казалось, что весь офис с укором косится на него, негодуя, почему он не работает.
— Хорошо писателям, — завидовал собратьям по перу Андруша, — с названиями вообще париться не надо. Написал роман, ага, кто там у нас главный? О, Робинзон Крузо, так и назову. Фауст? Сам бог велел… Про отцов и детей? Иди сюда! А озаглавить репортаж — это не книжку о вечерах на хуторе близ Диканьки назвать «Вечера на хуторе близ Диканьки»… Тут выдумка нужна. На «Ёлку в «Джеки Чане» никакой юзер не купится. Может, только если Джеки Чана оставить без кавычек…
Ваша правда, на «Финальный аккорд года» тоже читателей не заманишь, но до жиру ли, когда Ярослав уже звонит спускаться. Андруша допечатал, оделся и поспешил в лифт.
________________________________________
ГЛАВА 20
Днём офисный центр был окружен клавиатурой припаркованных машин. И по обыкновению ни у одной не стоял знак «Ярик». В поисках «тёмной русской типадесятки» суетливый журналист прошелся мимо ряда капотов, потом ещё раз… Какими бы завораживающими для Ярика не были метанья друга в поисках его «Приоры», он помог себя обнаружить, просигналив.
Андруша открыл дверь, но его пассажирское место было занято наглым, хотя и душистым пакетом КФСKFC, полным соответствующих благ.
— Не, дружище, не сегодня, — переставил он самозванца на заднее сиденье.
— Ты там не разевай. Это Ваня купить попросил, — убил надежду покушать курочки Ярик. — Что ты никак тачку запомнить не можешь? Сто раз же ездили! — машина завибрировала и повезла Андрушу в сто первый путь.
— Не могу. Я когда в машине еду, о её марке не думаю, даже цвет не помню. Салон для меня — это внутренний мир, отдельный от внешнего, — потрогал обивку журналист.
— Ты как Ваня внутри своего нового тела… — Ярик оголил верхние резцы, а улыбался он всегда, когда речь заходила о метаморфозе директора «Джеки Чана».
Фронтмен ансамбля «Верните деньги!» Иван до поры был смазливым и стройным виновником мокрых подушек. Тогда, три-четыре года назад, для десятков живущих полной жизнью белгородок любимой позой была «Ваня сверху».
Но, помимо белгородок, Иван был неравнодушен к скорости, особенно питал страсть к быстрым углеводам — за то, что они питали его. Постепенно к 27 годам обжора достиг 120 килограммов, и его сексуальное благополучие затрещало по швам.
В то же время внутри Ваня оставался всё той же лакомой добычей поклонниц и охочим до соитий сорванцом. Он по привычке похабно обнюхивал юные шеи, через пять минут знакомства спрашивал о предпочтениях в постели и как батутист прыгал по сцене, заливая первый ряд потом. Но уже не тут-то было. Окружающие девушки внезапно стали спешить на какую-то встречу, абонентки — хронически болеть или мыть голову, а если доходило до «что-то у тебя, Вань, жарко», то заканчивалось просьбой открыть окно.
Контрольный выстрел произвела всегда благосклонная Люська. Она пообещала навестить, когда выйдет из запоя. Услышать подобное от девушки в такой ситуации было так же оскорбительно, как услышать, что она придёт, когда пойдут месячные. Ваня остался наедине со своей нерентабельностью. Впал в депрессию, забросил группу, а потом и вовсе женился.
Корня проблемы он так и не осознал, зато сделал вывод, что любая отказавшая ему — шлюха. Данный порок быстро обошел будущую жену Вани — Евгению. На этой почве состоялась любовь с вытекающей свадьбой, а на почве свадьбы отец Ивана передал молодым во владение свой бар, который они переоборудовали в рок-клуб. Благодаря музыкальным связям Жабы проблем с организацией концертов и посещаемостью заведения не было. Тем больнее для Вани оказалась новость, что его «Джеки Чан» собираются прикрыть.
________________________________________
ГЛАВА 21
— Пока вроде работает, — Ярослав припарковался около лестницы, ведущей к приоткрытой двери места происшествия.
— Как-то непривычно, ни одного говнаря перед входом… — днём Андруша ни разу здесь не был. Также впервые он слышал собственные шаги внутри «Джеки Чана», когда последовал за Че в гримёрку.
Там за сдвинутыми партами сидели двое. Один, толстяк, поглаживал расписную гитару. Не обращая внимания на пришельцев, он прильнул к инструменту и постучал по корпусу.
— Весчь! — сдул пыль с гитары Ваня. — Зацени! За тридцатку на «Ибэе» человек урвал, — Жаба кивнул на сидящего рядом второго и передал Ярику чёрный «Гибсон» с созвездиями и перламутровым северным сиянием вдоль верхней половины корпуса.
Андруша в гитарах не соображал, но за компанию издал звук эксперта, поражённого чудом инженерно-музыкальной мысли. Около Ивана облокачивался на столешницу и пил что-то из чашки бородач с дырками вместо мочек. Несмотря на объёмное из-за волос лицо, было видно, что он щуплый. Такие, объяснял себе тенденцию Андруша, отращивают волосы на лице специально, чтобы их не путали с девочками.
— Шалом, православные, — лениво поднял тяжёлую руку Ваня. И, освободив от юридических бумаг место для обеда, пригласил гостей за столы.
— Салям алейкум, — запоздало поприветствовал музыкантов Ярик.
Знакомиться с журналистом Ване было некогда. Его ждало более срочное знакомство с содержимым хрустящего пакета, из которого он с благоговением, словно из люльки, выложил запеленованые бургеры. Под конец он добрался до картошки, обеспеченной его любимым сырным соусом, и разомлел, на время забыв своё горе.
— А что вы хотите услышать? — зачавкал Жаба. — Как было, так и было. В каких-то клубах гоу-гоу, в каких-то блюз, а в «Джеки Чане» сосут у гитаристов. Главное, как в «Экстриме» рёбра ломают через день — так «дело молодое», а тут один раз девку на зевке поймали — и «закрываем за аморальщину».
— Слышь, на зевке!.. Ничего, что она сама полезла? — ревностно заметил бородатый.
— А, ну это, собственно, Гриня, — Ваня окончательно убедил журналиста, что тому не показалось: гитарист со скандального фото и Гриня — это одно и то же удовлетворённое лицо. — Позвал, чтоб твой корреспондент не придумал ничего, — владелец клуба картошкой рассёк пространство рядом с Андрушей.
— Не-не-не, не придумаю, E-Bel — это не государственная контора. Если кому больше всех надо, — Андрей, — корреспондент почувствовал потребность назвать своё имя, тем самым ткнув Ваню в невежливость.
— Ну, если Андрей, тогда я спокоен, — вытер калорийные пальцы Ваня. — Жаба. Можно просто Иван.
Андруша сел и пододвинул телефон к Грине:
— И часто ты такие перформансы на концертах практикуешь?
— Бля, чувак. За пять лет в группе — первый. Какая-то тёлка неожиданно залезла, да? Начала расстегивать мне ширинку, ну меня самого это приперло. Я не обломался, чё, с меня не убудет, да?.. — озвучил хронику гитарист, но только смутил Андрушу своей манерой повествования.
Журналиста поедало раздражение: «Что ты дакаешь? Я что, был там? Да блин…» Недавно он приметил моду насыщать речь еле заметными вопросами-попрошайками. «Да?» — что-то общее с «Понял?», но если Сергей в поезде так требовал внимания, то Гриня взывал к доверию его словам. Дескать, ну скажите же, да? Да! Ну вот, я же говорю… Значит так и есть.
Дакатели, встреченные Андрушей, пытались внушить, что их слова — нечто очевидное для всех здравомыслящих. А объединяло их то, что они рассказывали о вещах исключительно спорных. Тех, в которых сами не были уверены, а, называя вещи своими именами, даканьями они подкрепляли своё враньё. И телегадалки со своим: «И вот у нас линия судьбы через холм Венеры к удачке пошла, да?»; и подозреваемые из оперативной съёмки: «Не, ну а смысл мне инкассаторов грабить, да?» А Олежко? Кто, как не он, пытаясь в очередной раз безвозвратно занять на букмекерские нужды, подкреплял просьбу гарантией: «Блин, Андрюх, я ж тебя никогда не кидал, да?»
Андрушины зрачки забегали, он потерял внимание к сути изложения — просто стал считать «да?». И каждый очередной утвердительный вопрос Грини стачивал журналистское доверие.
Вдруг в мизансцену ворвался сам Ваня, который между делом вспомнил о самом главном: о видео с концерта, которое у него таилось в папке data.
— Скачивать не дам, тут смотрите. А то на сайте своём выложишь — меня за убийство посадят, — раскрыл ноутбук Ваня.
— Убийство кого? — на журналиста дунуло сенсацией.
— Тебя! — взоржал Иван, но тут же извинился.
Компания припала к экрану. Выход дамы Жаба пообещал уже в конце первой композиции, попавшей в видео, поэтому решено было посмотреть запись с начала — заодно приобщиться к чарующим переливам белгородского панк-рока.
Оператором выступал сам Иван. Музыка явно была в его вкусе, оттого видео выглядело так, будто в качестве штатива использовали работающий перфоратор. Спустя минуту сквозь козы на сцену промелькнула девушка и под ярую поддержку зрителей принялась за манипуляции в Гринином паху…
— Жесть, Гриша… — подпер лоб Ярик.
— Иди ты, там ничо не видно, — засмущался гитарист.
— Да при чём «видно»? — отвёл глаза от монитора Че. — Играешь куда зря, говорю, ни в одну ноту не попал!
— То да, потерялся трошки. Да и палево такое… Любой бы лажал, — смиренно принял критику Гриня.
Девушка уложилась в минуту славы. Песня не успела закончиться, а она уже исчезла в толпе шокированной и восторженно матерящейся публики. Удостоверенный, что дальше интереснее не будет, Ярослав попросил звук не выключать, но ноутбук отодвинуть.
— О, слышишь? Вот же, вот! Могёшь ведь! — Ярик в стиле пешего голубя запульсировал головой под звуки гитары, уже не фальшивые.
— Нутк, на расслабоне ж… — чавкнул жвачкой Гриня. — Ладно, я больше не нужен? Мне щас репать ехать.
Гитарист застегнулся и поднял с пола чехол. Ваня вновь взял в вытянутые руки инструмент, с коим встретил гостей.
— И обмыть же не забудь! — напутствовал коллегу хранитель традиций.
Андруша поблагодарил музыканта и нацелился слушать Ваню.
— Хых, что-то тут не так… — куда-то в пространство выдавил из себя Че.
— А? — поднял голову Андруша.
— Странно, говорю, — напустил туману Ярик. — Гриня-то реально лажать перестал, когда деваха ушла.
— Да хэзэ, — сыто зевнул Жаба. — Ну прибалдел — и косячил. Послушал бы я твои запилы, когда у тебя перед толпой наяривают.
— Так-то да. Но куда зря он играл ещё до того, как вышла тёлка, — достал изо рта воображаемую трубку Ярик.
— Мож поэтому он такой палевный… — макнул палец в сырный соус журналист. — Слушай, а если он с самого начала знал про всё?
Андруша с Ярославым взглядом обратились в последнюю инстанцию — к хозяину заведения. Тот, как сумел, пожал плечами.
— А куда, кстати, потом эта фанатка делась? — спросил Андруша.
— Да как ***м сбрило, — не слукавил Иван. — Её и раньше никто не видел, и потом.
Это было абсолютно точно, ведь в то воскресенье для многих кавалеров смыслом вечера стал поиск незнакомки, столь перспективно себя зарекомендовавшей. Безрезультатно.
— Ну так себе фанатка банды из одного города, которая ни разу не была на их концерте, — не стал допускать завистливую мысль о случайной слушательнице Ярик.
— Чё, у меня бабка вообще бога не видела и не слышала, зато фанатка, вся хата в постерах… — развеселил Ярика Жаба.
А следом со светлой грустью признал, что Гриня, по всей видимости, не только гитарист, но и пидорас — в оскорбительном для геев смысле слова.
— Так и кто накатал-то в администрацию? — журналист продолжил выполнять свои обязанности.
— Да какой-то хрен с Харгоры… Блогер, из совета молодёжи, жена его знает, говорит — редкий мудило, кто-то там… ейко…
— А, Парейко! И до тебя Артёмка, значит, добрался? — идентифицировал кляузника Андруша.
Ещё до вступления в 2010-м в студотряд содействия полиции Артём существовал, чтобы опускать уровень настроения людей до своего. Но официальный ордер на причинение неудобств он получил только в этом отряде, следившем за порядком в общаге. Бесславное было время!
В течение двух лет его пристрастие к обыскам и рейдам по комнатам наносило колоссальный урон душевному равновесию общежителей и демографии города. Само существование Парейко было пропагандой алкоголизма: он был фанатичным адептом здорового образа жизни, провоцируя окружающих на обратное. Одним из тех, кто завязывает хлебный пакет после каждого вынутого из него куска. И одним из тех, кто, прочитав про вынутые из пакета куски хлеба, подсказывает, что не всякая буханка продаётся нарезанной…
Получив диплом управленца, бдительный санитар чужих радостей продолжил свою миссию. Он с рвением пополнял собой ряды патриотических организаций, в которых ловил на пятнадцатилетних фурий восемнадцатилетних педофилов и выбрасывал банки пива у одиноких студентов в сквере. Позже его амбиции достигли белгородского совета молодёжи, куда его приняли за сопутствующее исполнительности слабоумие. Там Артём прославился тем, что агитировал исключить команду КВН из чемпионата за шутку про безработных беженцев с Донбасса. Благо, беженцы его отговорили.
И вот после затишья он грянул доносом на рок-ёлочных греховодников.
— Первый раз на конц пришёл, псина, и попал… — укусил костяшку пальца Жаба. — Как знал…
— Так это он ещё и сам тут был? А с чего ты взял, что первый раз? — заинтриговался Андруша
— На, распечатал, — Ваня двумя пальцами передал журналисту серый от мелкого текста лист с печатями и заголовком «Открытое письмо». Сразу было видно — там написана какая-то гадость. Он взял бумагу и процитировал Ярику:
— Заместителю главы департамента культуры Струковой Т. П. Довожу до Вашего сведения, что на фестивале тяжелой музыки рок «Рок-ёлка», организованном представителями социально-неактивной молодёжи Белгорода, имел место факт несанкционированной непотребщины, представляющий духовную опасность и бросающий порочную тень на весь город…
…Так… ага… такого-то числа «волею случая я впервые попал в заведение «Джеки Чан». В нём при многолюдном стечении народа, во время выступления состоялся миньет… Довожу личное мнение присутствующих на мероприятии… Ага… так… ну тут все говорят, что оскорблены и требуют наказания…
О: «Случившееся — плевок в чувства и семейные ценности белгородцев… Срамная выходка участников неклассического секса обесценила таинство данного акта и навсегда сделала клуб „Джеки Чан“ местом разврата. Я, как представитель совета молодёжи города, считаю необходимым в данной ситуации запретить проведение в данном заведении данных мероприятий во избежание повторения данных инциндентов. С уважением, А. Ж. Парейко», — реализовал умение читать Андруша.
— Инцидент ему… — покашлял Ваня и дополнил картину подробностью, что никто иной, как Артём, в разгар действа выпростал свой фотоаппарат и наделал снимков, которые распространил по соцсетям и которые привели сюда журналиста.
Всё, кроме Ваниных джинсов, сходилось. Андруша высказал общую очевидность: если гитарист и в самом деле заранее договорился с ценительницей его инструмента, то и появление в клубе Парейко не совпадение. Жаба вмиг обрёл мобильность уколотого надеждой человека. Надеждой, что если клуб и закроют, боль и печаль будет унята наказанием Грини.
— Главное не спугнуть. Пусть Андруша с жалобщиком потрещит, а потом бородатому предъявляй, — посоветовал румяному клубовладельцу Ярик.
— Щас телефон дам, — притянул к себе ноутбук Жаба.
— Ого времени! Больше половины третьего! — включил экран «Сяоми» журналист.
— Вообще-то уже почти пять, — сверил часы Ярослав.
— Вот именно! — сарказм журналиста был призван на контрасте показать критически поздний для встреч с Парейко час — конец рабочего дня как-никак…
Жаба, конечно, подтекста не заметил, потому что не имел привычки думать про чужую лень. Зато спустя минуту напомнил о себе зычным императивом: «Записывай!»
Андруша отложил прокрастинацию на завтра. Набрал Парейко, откашлялся и для убедительности встал.
— Алло! — захрипело по всей гримёрке из трубки.
— Артём, здравствуйте! Вас из «И-бела» беспокоят, Андрей Ужин. По поводу жалобы на клуб… Хотели бы встретиться, взять комментарии.
— М, здравствуйте, Андрей. Давайте, пришлите в «Одноклассники» вопросы, я отвечу, а то я сугубо занятой. Вы что конкретно узнать хотите? — голос принадлежал избалованному за два дня журналистским вниманием жалобщику.
Оно ему, конечно, более чем льстило, но тон некоторых постов а-ля «я у мамы стукачок» заставлял осторожничать.
— Мы, как и вы, возмущены тем, что творилось в клубе. А благодаря вам об этом узнала общественность, — Андруша беззвучно скорчил рожу давящегося от смеха шкодника и показал её двум остальным. — Вот, хотим написать про ваше правое дело, про то, что бы вы хотели изменить в городе, как навести порядок…
— М, давайте завтра встретимся, — на словах про наведение порядка рот Артёма наполнился слюной.
— В одиннадцать устроит, в редакции? Там и фотограф наш вас щёлкнет.
— Конечно, куда подъехать? — нащупал россыпь тщеславных выгод Артём.
Андруша назвал адрес. После разговора журналиста Ваня помолодел и принялся яро освобождать стол от гастрономического мусора, как бы очищая место для чего-то нового, полного разоблачений и шансов отстоять клуб. На волне оптимизма молодые люди разработали план: завтра в одиннадцать Андруше предстояло обманом и интригами раскрутить Парейко на то, что он был предупрежден о срамной диверсии. А раз так, то доносчик — чуть ли не соучастник — знал и допустил. Там, глядишь, от Вани и отстанет…
Рабочий день журналист прожил не зря. Материала на первую статью о подноготной рок-ёлки набралось вдосталь. Всё, о чём пока должны знать читатели, они получат к утру.
Расставаясь с Ваней, Андруша то и дело лакал воздух в попытках что-то сказать и в итоге решился:
— А можно нескромный вопрос… Почему ты Жаба?
Сочно высосав из зуба куриный хрящик, хозяин клуба охотно ответил:
— Ну как, ты чё? Я Ваня — Иван — Иван Царевич… Он в болото стрелял, там Царевна-лягушка… Потому и Жаба.
Андруша молча пожал руку Ивану и вместе с Че удалился.
________________________________________
ГЛАВА 22
Огни небольшого города старались изо всех сил, но не уберегли крыльцо «Джеки Чана» от комментария Че, что когда он заходил, светло было, а уже ночь! Ярик завёл машину и заинтриговал Андрушу:
— Ты не сильно спешишь?
— Да не особо… — Андруша рассчитывал, что тот достанет из бардачка билеты на Бора-Бора, безлимитную карту и с криком «Выбирай!» вручит новогодний MAXIM, но опять не сложилось.
Через десять минут машина остановилась у ветеринарии. Лечебница находилась по пути домой, чем и привлекла Ярослава — хозяина джек-рассела Барни. Его собачье дело касалось прививок и документов для перевоза питомца в Москву. Чем искать список в интернете, лучше самому зайти и всё разведать, рассудил тот и зашёл.
Посетителей в коридоре не было — сегодня звери болели утром. Лишь за приоткрытой дверью в приёмную одна пожилая кошатница склонялась над столом. Она спорила с начинающим ветеринаром, уже имевшим дипломированное выражение лица.
— Женщина, я вам повторяю: у вашего кота рак желудка, — размеренно объяснял врач, — ему жить осталась неделя. Поэтому он от боли и орёт.
— Не выдумывай, доктор! Он кошку хочет, вот и надрывается. Кастрируй его и всё, — тыкала в инструменты гуманистка.
— Хорошо, — сдался лекарь, — Если вы так настаиваете, чтобы ваше животное умерло без яиц…
Специалист записал пациента на операцию и пригласил следующего. Ярослав вошёл с укоризной: из мужской солидарности с котом он весь диалог отчаянно, но бесплодно поддерживал врача. Поддерживал, сидя в тесном одиночестве, так как журналист предпочёл остаться в машине. Он бы охотно сопроводил друга, но на подъезде к лечебнице в телефоне возникла неотложная альтернатива.
Третий день обитательница самой укромной и важной комнаты Андрушиного сердца не видела зимы, не звонила, не писала и появлялась в сети за минуту до исчезновения.
— Значит, там и правда не продают алкоголь, — с оптимизмом объяснял себе затишье периодический зритель «Орла и решки».
Ждать вестей с Аравийского полуострова журналисту не приходилось и сегодня по дороге к ветеринарии, особенно в свете неудачи с билетами на Бора-Бора. Как вдруг дежурная инспекция ленты новостей увенчалась успехом. Алёна выложила драгоценную груду свежих фотографий с эмиратского пляжа под названием «Оуе, ОАЭ!»
Оказавшись в машине наедине с новым гаджетом, парень принялся дотошно изучать каждое из двенадцати изображений. Он был так увлечён, что даже не пытался сбавить громкость магнитолы, набитой хриплым речитативом, которую перед уходом включил Ярик. Если бы сейчас Андруша проснулся в гробу и нащупал рядом почти севший телефон, то всю зарядку он бы наверняка истратил на просмотр альбома Алёны. Изучая фото, он поочередно приближал части тела загорающей отрады и вглядывался в лицо её мамы, на основе физиогномики складывая о ней представление как о тёще.
Андруша и подумать не мог, что ему когда-нибудь придется ревновать девушку к обезьяне, но одухотворённая улыбка Алёны, кормящей хвостатую попрошайку, была неумолима: рядом с мартышкой она выглядела счастливее, чем с ним. Это раньше наивный парень полагал, что если человек влюблён, то ему должно быть хорошо, когда хорошо и объекту любви. Он понял, как сильно ошибался, когда на заре студенчества прикипел к новой соседке, оказавшейся замужем за новым соседом. По ночам тонкие стены панельки частенько позволяли Андруше оценить, насколько девушке бывало хорошо — очень хорошо. Однако в эти минуты счастье и радость за тайную возлюбленную почему-то его обходили.
Однажды в одну из таких ночей студент, надев наушники, откровенно поговорил с собой и принял очевидное: вдохновляло его только то чужое «хорошо», к коему он был причастен. Восторг после его подарка, смех после его шутки, умиротворение после его помощи… То есть, по сути, радовался Андруша не за хорошее настроение любимой, а за себя, за то, что способен его вызвать. Если же девушку удавалось осчастливить другому, никакого повода для эмпатии с ней не было. Впрочем, быть патриотом лично произведенного добра не такое уж и преступление, решил Андруша. Тем более его добро — самое качественное.
Пересматривая снимки, журналист мысленно плевал в глаза попавших в объектив туристов. Ещё бы: ведь они совершенно незаслуженно получали удовольствие лицезреть Алёну, да ещё и в трусах, чего ему судьба никогда не позволяла. Притом что он ради встречи порой симулял работу и симулировал здоровье при гриппе. А эти, видишь ли, только из отеля вышли — и вот она, ляжками светит, улыбчивая.
К третьему заходу просмотра собственническое скотство Андруши улеглось: он разрешил отдыхающим смотреть на его Алёну. Но обезьяну не простил.
— Чё, балдеешь сидишь? — окрылённый звуками из колонок, открыл дверь Ярик. — Скажи, тема?!
Андруша впервые в жизни двадцать минут подряд слушал блатной рэп, заметил это и тут же попросил переключить на радио. К «Магниту», где попросил высадиться журналист, молодые люди подъезжали в тишине друг от друга; Ярик не стал портить впечатление от рассказанной саги про несчастного кота менее эпичной информацией, а Андруша вслушивался в поэзию романса по радио. Там явно трезвый махровый шансонье серьезным баритоном елейно пел:
«Если люди тебе вдруг соврут,
Ты не верь этим грешным словам…»
Требовательный слушатель рисовал на стекле решётку и силился представить себе здорового человека, который считает совет не верить вранью ценным.
________________________________________
ГЛАВА 23
«Весь мир — театр, а журналист в нём зритель», — лист А4 с Андрушиным кредо был помпезно обрамлён и прибит его автором к стене рядом с рабочим местом. Ещё сам того не ведая, парень жил согласно этой формуле. Он всегда был падок на просмотр окружающей действительности, поэтому расположился в ложе прессы, где несколько лет и наблюдал за происходящим в спектакле жизни людей. Очень уж нравились Андруше эти непоседы: бегают по сцене, суетятся, стараются не забыть слова и не испортить костюмы, боятся выйти из образа и получить помидором, играют за еду, а, говорят, что ради искусства… От представления Андруша отрывался лишь на сон и желудочно-кишечный антракт.
Журналист очень любил людей, пусть и регулярно писал сводки об убийствах и изнасилованиях. Пусть… Тем более любил! Ведь людей привлекает что? То, что выбивается из нормы, раздражает и не соответствует ожиданиям от жизни. И пока убийства и изнасилования всё ещё будоражат интерес белгородских читателей, можно быть спокойным: они живут в здоровом обществе, где дикость вызывает интерес ввиду своей редкости.
Последний в году рабочий день Андруши смертей в заметках не сулил. Зато в кои-то веки журналисту предстояло не просто стать летописцем сторонних событий, а своим интервью с Артёмом Парейко спасти клуб и приобщиться к действу. Бодрой походкой адвоката, раздобывшего видеозапись самоубийства предполагаемой жертвы своего подзащитного, журналист влетел в офис. Кресло редактора торжественно пустовало: Константин Станиславович отошёл в рекламный отдел, где активизировал репродуктивную систему сотрудниц.
На этом, правда, хорошие новости о седалищах иссякли. Подходя к рабочему месту Андруша увидел, что его стула нет. Взгляд направо — и выяснилось, что стул взяла и использует очень посторонняя женщина. Она придвинулась к журналистке Свете и выясняла с ней отношения. Андруша только цокнул — за последние полгода он привык к незваным гостям коллеги.
Не так давно руководство решило, что неплохо бы набрать просмотров новостей за счёт целинной аудитории — старшего поколения. ЖКХ, многодетные сироты, одинокие коты, приюты и подобная важная, но скучная тематика легла на острые плечики субтильной Светы. Вскоре её почта и рабочий телефон стали превращаться в отдушину для недовольного жизнью электората действующей власти. А ближе к новому году у граждан пропало стеснение перед личным посещением редакции…
Не пожалела времени на скандал и сегодняшняя особа. В меру молодая носительница оранжевого автозагара и стекающих по плечам волос цвета вылитой на голову нефти удобно сидела и отчитывала Свету. Ей не понравился репортаж о центре абилитации детей с аутизмом. Андруша был в теме. Он помнил, что в прошлую среду коллега провела на задании: познавала, как вместе учатся больные и здоровые дети.
Материал вышел не сенсационным, зато пропитанным добротой и исключительно корректным. Я Не Костик даже запретил Свете употреблять слово «аутист». Не подкопаться. Но читательницу трясло.
— Вы вообще в своем уме такое писать?! — стучала брелоком по столу дама.
— Я описала только то, что сама увидела и почувствовала. Замечательный центр, прекрасные дети… А что не так-то? — Света догадалась по болезненной реакции, что имеет дело с матерью ребёнка с особенностями в развитии.
— А это, по-вашему, нормально?! Нормально?! Читайте! Тут про мою Лизу, — провела на мониторе линию дама.
— «На занятие пришли пять девочек. Две из них с инвалидностью. Кто именно — мне угадать так и не удалось», — продекламировала журналистка. — И что тут такого? Лиза ваша так старалась… Мне даже показалось, что все девочки развиты одинаково…
— Да, но Лиза — здоровая девочка!
Растерянная Света пропустила ход. Штрафом за конфуз стала демонстрация визитёршей пагубного воздействия пятилетнего декрета на психику. Перед уходом женщина разродилась лекцией о биографии гениальной Лизоньки и кармическом вреде её сравнения с больными аутизмом.
Света перекрестилась и продолжила писать статью про терапию изжоги святой водой под названием «Аминь и кислоты или Я ненавижу когда меня кто-то лечит».
— Я уже думал тебя премии за прогул лишить, — коснулся Андрушиного плеча вернувшийся Шмонк, — А то ушёл вчера — и с концами.
Андруша только сегодня утром подал признаки журналисткой жизни — отправил редактору материал о встрече с Иваном и гитаристом.
— «По воле рока», значит… — перечитал Шмонк заголовок и приступил к написанному под ним. — Ну, я ожидал худшего… Только смотри вот: «Г-ну Парейко предстоит в суде…» — обязательно надо называть его господином?
— Конечно, это как бы подчёркивает согласие с ним, — объяснил журналист.
— Ну, пускай, так и поставим, — удалился Шмонк, не догадываясь, что «г-ну» никакого отношения к господству не имеет…
Автор жалобы, как и положено сутяжнику, был пунктуален. На встречу с прессой он тем более не мог опоздать. В условленный час Артём Парейко пил чай в буфете офисного центра и смахивал пыль с рукава и без того серого пуловера. Дорога от офиса редакции E-Bel до буфета занимала всего полминуты, поэтому Андруша прикинул, что если выйдет в начале двенадцатого, к одиннадцати должен успеть. Но пустая чашка из под чая гневно намекнула, что ждут его давненько.
— Комп долго не выключался, — извинился Андруша и развесистой улыбкой горячо поприветствовал Артёма.
— Техника… — чтобы что-то сказать, сказал Парейко.
Вживую он оказался поджарым колхозником лет тридцати с головой, которая ему совершенно не шла. Создавалось впечатление, что некогда Артём был высоким красавцем, но злой колдун его приплюснул. Или добрый решил немного уменьшить, но забыл привязать высоту к ширине.
Молодые люди пристроились к очереди: Андруша — за чаем с сочником, Артём — за чаем. Слово за слово журналист перешёл к сути встречи.
Андруша часто слышал, что вешать на людей ярлыки плохо. Но что поделать, если это помогало в работе и облегчало жизнь? Причём ярлыки вешал Андруша вполне определённые и уважительные: «Найк» и «Адидас». Одни ассоциировались у него с «Найком» — гибкие, обтекаемые, тягучие. Артём же предстал каноническим «Адидасом»: сплошь углы да сколы. Начиная квадратными скулами, заканчивая походкой трансформера. Но в большей степени адидасность относилась к повадкам в общении. Он был до такой степени конкретен и ёмок, что, по-видимому, страдал аллергией на падежи.
— … А откуда про концерт узнал?
— Интернет. Группа «ДециБел», знаешь? Музыка, типа…
— …В чём видишь главную проблему белгородской молодёжи?
— Интернет, разврат, пропаганда Запада.
— …И какое наказание, по-твоему, заслужил Ваня, и в чём он виноват?
— Закрыть надо клуб. Виноват человечек. Директор — значит, виноват. В таком духе протекала вся беседа. Андруша будто имел дело с чат-ботом. За час он не узнал ничего нового, кроме того, что и такие люди бывают.
— Я фотку на странице у тебя найду, потом согласуем, если это важно, ок? — Андруша смирился с поражением и хотел скорее сбежать к родному Шмонку.
— Да я это, — протянул флешку Парейко, — уже накидал самых нормальных, давай сейчас выберем, там не много, сто где-то…
— Спасибо, — ровно с такой же интонацией Андруша произносил это слово, когда мыл посуду, а сзади кто-то вдруг подсовывал ему грязную тарелку.
Ему предстояло медленно и виновато подниматься в редакцию к компьютеру вместе с Парейко. План провалился, а вместе с ним и Андруша. Ещё статью нормальную написал — думал удалить после победного. А тут этот — идёт сзади и, сука, присвистывает.
Журналист даже не стал ничего объяснять, когда Артём вопросительно подавился, увидев, что компьютер был включен. Он открыл папку с фото. На каждом солировал Артём с одинаковым предвыборным выражением лица: в кабинете под флагом области, за рулём, у дуба, на Красной площади, средь икон… Андруша прервал своё монотонное клацание на снимке 36. Фотограф запечатлел, как Парейко закинул ногу на ногу и, положив руку на спинку дивана, обнимал пустоту.
— Чё, норм думаешь? — Артём оторвал Андрушу от десятисекундного оцепенения.
— Что?! А, да, норм… А где это ты? — спросил журналист.
— Да в Россоши у дядьки… Царство ему небесное, — Артём внимательно посмотрел в монитор и уверенно нажал на следующий кадр, — не, не надо эту, кривая.
Андруша передал мышь правления в руки Артёма, потому что монотонно листать дальше уже был не способен: на фотографии были не только Артём и диван. Поверх всего этого великолепия на стене висела она!
Ошибки быть не могло. То же перламутровое северное сияние, те же созвездия на угольном фоне корпуса… Журналисту требовалось время, чтобы осмыслить увиденное, но его рот, не консультируясь с мозгом, сам открылся:
— Так это ты Грине гитару продал…
Артём впал в замешательство, свойственное десятку принципиально активных геев на необитаемом острове. Он продолжил нажимать на мышку, хотя происходящее на экране его уже не интересовало. Парейко ужался и смотрел сквозь монитор.
— Почему я? — сухо, как будто сегодня ещё не разговаривал, спросил Артём.
Времени на ответ ему определенно не хватило. Андруша понял: выстрел был шальным, но точным.
Паника и злость — примерно этим же был наполнен Парейко два месяца назад, когда в одностороннем порядке польстился на двадцатисемилетнюю Женю. Гормоны Артёма выбрали коллегу по работе с молодёжью — девушку ладную и умную, то есть ту, с которой у него не было ни единого шанса. Ни единого ещё и потому, что в борьбе за Евгению у него был грозный соперник — её муж. Некий Иван. Хозяин клуба «Джеки Чан».
Узнав, что сердце Жени занято в том числе и юридически, Парейко поступил как настоящий джентльмен и поборник совести — нашёл своим притязаниям оправдание. Нашёл не где-нибудь, а в самом Новом Завете, который недавно прочитал, чтобы знать, что прочитал Новый Завет. В Библии Матфей цитировал Спасителя: «Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем».
— Ага! Уже! — пыльно захлопнул книгу Артём.
Его воодушевил вывод, что от посягательств на чужую жену тяжелее грех не станет, ведь он и так давно смотрел на Женю со слюноотделением. Благословлённый Святым Писанием, Парейко обрушился на замужнего специалиста по работе со студентами бомбардировками подкатов. За месяц Женя прошла все стадии знакомства с Артёмом — от отрицания до принятия, что он латентный имбецил. Поэтому мужу и не жаловалась.
Парейко же отказывался принять факт, что может в чём-то уступать жирному, похожему на бракованную ростовую куклу Ивану. Друзья утешали: «Да она с ним только потому, что у него свой бизнес, а ты — никто». Снедаемый нелегитимным влечением, Артём придумал схему чёрного дуплета: как одним махом и соперника разорить, и за счёт непримиримой борьбы с мракобесием в клубе приблизиться к мечте о горсовете.
Идея возникла случайно. У Артёма, не важно, из-за какой болезни, умер дядя. Племянник выставил на продажу «Гибсон» почившего, и на объявление клюнул Гриня. Покупатель умолял сбросить четверть цены. Когда Артём узнал, что имеет дело с гитаристом практикующей группы, то согласился продать почтенный инструмент за несчастную тридцатку. Но не просто, а за деликатное одолжение во время ближайшего концерта на «Рок-ёлке»…
Просьба не мешать благодарной фанатке из толпы расстёгивать ему штаны выглядела странной, но Гриня пообещал подыграть и держать всё в тайне. Провернуть операцию Артёму помогли знакомые полицейские. Стражи добыли проститутку, готовую выполнить оригинальное пожелание клиента — предоставить услуги на сцене…
Сработано было технично. После «Рок-ёлки» костяшки домино в комбинации Артёма филигранно детонировали в двух нужных направлениях: проваливались под Ваней и складывались в лестницу для Парейко. А сейчас, когда до победы оставались дни, Андруша спросил про гитару.
— Ну, не ты отдал, так не ты, хрен с ней, — лениво махнул кистью журналист. — А то прикинь, что бы было, если б ты?! — Андруша обзавёлся тюзовской интонацией. — Мы-то с Ваней, ландухи, подумали, что ты не случайно в клуб попал, а чтоб потом накатать жалобу. Но, оказалось, нет, ты ж сам сказал.
Лицо Артёма приобрело безжизненное паспортное выражение. Единственное, что он мог сказать, это «в смысле?», что и сделал.
— Обознался, думаю, прикинь! А тут щас смотрю — гитара-то точно, как у Грини, я вчера видел. Значит, думаю, Артём всё сам ещё и замутил, чёрт. Жопа, думаю, Артёму. Но, вишь… Выяснилось, что ты не при чём. Соррян.
Андрушино паясничество, угрозы наступления жопы и извинение разрывали черепную коробку Артёма. Он выбрал тактику моргать и истероидно улыбаться, ковыряясь в ухе.
— Щас Ване скину фотку, расскажу, как ошибся, и что ты не при…
— Завали, а, — остановил свои страдания Парейко.
— Норм под Новый год статья выйдет… Бомба! — посмотрел в сторону Шмонка журналист.
— Ты запарил, оно тебе надо? Это наши движения… — зловещим шёпотом спросил Парейко.
— А, ну да, писать про чужие косяки — твоя ж фишка, — Андруша мгновенно стал Андреем, что с ним происходило нечасто.
Он наклонился к Артёму, и, как только тот вытащил палец из уха, спрогнозировал гамму чувств Вани Жабы, когда тот сперва узнает, откуда на самом деле у его друга новая гитара, а потом поймёт, как это связано с происшествием и жалобой. Парейко присмотрелся к ситуации и испытал непривычное чувство затхлости. Это был стыд. Артём был противен сам себе — за то, что попался.
Андруша присел на погост настроения Парейко и, имитируя хорошего полицейского, предложил:
— Давай так: я ничего не пишу и Ване не рассказываю, а ты ему говоришь, что я тебя убедил бодягу с жалобой замять. И заминаешь…
— Разберёмся, — будто это он решает, ответил Парейко.
Ультиматум журналиста был плёвый, но Артём не стал опускаться до демонстрации радости и сохранил приблатнённый тон сурового «адидаса».
На том и порешили. Андруша скачал улику, безопасно извлёк флешку и нерукопожатно попрощался с гостем редакции.
________________________________________
ГЛАВА 24
— Андрей, — рокировался с Артёмом редактор, — ты что, показывал примеры своих статей?
— Нет, зачем?
— А почему тогда от тебя человек такой недовольный ушёл? — спросил Шмонк и посмотрел на сидящую за столом напротив Свету, но та, увы, сидела без признаков, что услышала шутку.
— Да это жалобщик тот был, грит не трогать клуб пока и не писать про это в администрации попросили — выборы скоро… — изловчился закрыть вопрос Андруша.
— Главно, материал слетел у нас, а недоволен он! Значит, ты сейчас свободен… — предвещая труд, задумался Константин Станиславович.
Андруша ценил в себе журналиста и уже пару лет избегал такого подножного корма, как мелкие новостные заметки. По его мнению, это был удел практикантов, ведь чтобы написать новостную заметку, достаточно окончить среднюю школу и быть живым. Зная это, Шмонк поручил Андруше задание, достойное лишь пера первостатейного мэтра, свидетельство поистине высшего пилотажа владения словом: подготовить новогоднюю афишу и найти гороскоп. Недаром такие вещи, как публичная порка от подчинённого, за день не забываются.
— Время события берём, место, цену, если указана, и подводочку везде пишешь — пару предложений… С тебя — двадцать накидать, — посмотрел на часы Шмонк, словно они показывали количество мероприятий.
Журналиста ждало полдня деградации в поисках праздничных утех для белгородцев. Он сэкономил на обеде и углубился в анонсы развлекательных соблазнов, которыми были пронизаны предстоящие каникулы.
Нахваливая фильмы, ярмарки, катки, аттракционы и выставки, Андруша пришёл к двум выводам. Первый был приятным: он отметил, сколько всё-таки в мире существует вещей, за которые люди мечтают отдать деньги и праздники, абсолютно ему неинтересных. Знакомое удовольствие он испытывал десять лет назад, когда первой красавицей его десятого «В» считалась новенькая — Василина. Вся мужская часть класса в мозоли стирала ладони, аплодируя грациозности длинноногой ранетки. Один Андруша видел в ней костлявую заучку Скрябину. До самого лета с высоты равнодушия к идолу одноклассников он жалел их — слепых и немощных пленников Василининых оков…
Но вслед за мыслью о свободе от желания посещать в праздники места, где нужен билет, Андрушу постигла ещё одна мысль. Вытекающая и горькая — как слеза отвергнутого Василиной прыщавого Глеба. Если бы журналист и хотел покататься на горных лыжах или отдаться на растерзание развлекательному центру, у него ничего бы не вышло. После Москвы и покупки телефона он мог себе позволить только феерию на кухне. Надежда оставалась лишь на один источник дохода…
Недавно директор издания сгоряча посулила журналисту к Новому году персональную премию: очень уж её тронул Андрушин опрос на вокзале на тему «Зачем вы сегодня уезжаете из Белгорода и точно ли вернётесь?» Сам Андруша напоминать об обещании строгой медиаворотиле не рискнул — попросил редактора. Константин согласился спросить о прибавке ещё сегодняшним утром, как только начальница появится в сети. Но на часах было два, Константин сидел в нескольких метрах и молчал, а Андруша составлял афишу и думал, как подступить. Он в очередной раз попал в ситуацию, которую прозвал «Вилка Шмонка».
Парень был научен, что если спросит о переписке, Шмонк непременно вскинется: «Послушайте, Андрей, я, по-вашему, совсем идиот, да?! Я же сказал, что как только узнаю, сразу сообщу!» Это если он директору написал. Если забыл, тогда весь офис неминуемо погрузится в кликушескую истерику: «А раньше сказать нельзя было?! Сидите, как пылесборник! Вы думаете, у меня дел больше нет, чтобы помнить о вашей премии?!» А ничего не спросить — вновь дарить родственникам на Новый год стихи.
Вилка Шмонка колола Андрушу не только в общении с начальником. Да хоть в том же «Топтыгине»: «Я не слепая! Не видите, занята?» — донесётся из официантки, если спросить, когда она уже подойдет. Зато в следующий раз сидишь молча за пустым столом, и через полчаса подходит: «Я сто раз мимо прошла, а вы не зовёте. Языка нет?!»
Или, когда месяц с Сашей жил, например… Собирается она в магазин. А кошелёк на столе. Казалось бы, ничто не предвещает ничего. Ан нет, вилка Шмонка.
— Кошелёк не забудь! — скажет внимательный Андруша. И вместо благодарности — что?
— Да уж сама как-нибудь разберусь! В сумке деньги. За своими носками лучше следи!
«Вот и не лезь», — говорит себе Андруша. Хотя, если забудет — виноват в этом останется он.
— Видел же, что кошелёк на столе! Сам теперь в «Магнит» и иди.
Так и сидел, бывало, Андруша и, глядя на кошелек, выбирал, какой из зубцов вилки Шмонка менее острый.
Сегодня нужда заставила его всё-таки напомнить про премию сообщением.
— Денег в кассе нет, говорит… После праздников… — над макушкой журналиста нависла дурная весть долговязого гонца.
«Вот жмотяра. Как массажное кресло себе в кабинет покупать, так «Посещалка сайта за год удвоилась!», — хотел возразить Шмонку журналист, но его сбила трель из двухтысячных. Звонил редакционный телефон, который старел на столе Светы.
— Да, «И-Бел»… Ужина Андрея? — Света прикрыла динамик и окатила вопросительным взглядом Андрушу.
— Если это та баба, насчёт дженериков, меня нет! — открестился журналист: около недели его атаковала женщина, недовольная статьёй про дешёвые аналоги лекарств. Отравилась…
— Ага, даю, — развела свободную руку Света и успокоила журналиста. — Другой голос.
— Да, — Андруша намотал на палец кучерявый провод.
— Это не та баба! Это другая! — услышала из трубки даже Света. — И именно про дженерики!
Последовала предсказуемая брань с претензиями, и автор статьи вежливо положил трубку на стол подальше от себя.
— Я там писал, что с врачом согласовывать надо, там дозировки разные… — размеренно и без толку оправдывался Андруша, изредка поднося вопли к лицу.
— Я в суд подам на вас! Варвар! Зачем было писать?! Да как вам не стыдно, молодой человек! Брат послушал и купил таблетки из вашей статьи. Я его отговаривала. Не помогло, потом к знахарке пошёл и теперь в реанимации.
Женщина зачем-то привела пригоршню фатальных примеров лечения у целителей и добавила:
— Нет, ну в самом деле, умный же вроде мужик, институт кончил — а геморрой к бабке пошёл лечить… Нет, чтоб как нормальный человек — в храм сходить!
Андрушу пробрало, как мешок со смехом. Он даже попросил у женщины прощения. А напоследок посоветовал её брату навестить проктолога и спросить, кому всё-таки лучше поставить свечку — себе или Николаю Угоднику.
— Не, ну а что: Ирина Витальна вроде кандидатскую пишет, а как гороскоп по радио, то сразу: «Так, тихо, щас Овен будет!» — Света привела в пример директора, чтобы Андруша был снисходительнее к наивным. — Даже в отпуск на неделю позже ушла, помнишь, когда сказа…
— Ты гений! — Андруша влетел в реплику коллеги, как клин ебучих птиц. — А вдруг прокатит? — парень определённо что-то замыслил. — Короче, с меня непочатая «Охота крепкое», или ты что-то другое предпочитаешь?
Света предпочитала морковно-сливочный фреш, впрочем, юмор Андруши она тоже постепенно распробовала и уже не предлагала поесть мышьяка.
— «Охоту», конечно, но, чур, полторашку! Спасибо за заботу. Кстати, ты хорошо себя чувствуешь? А то вон люди боярышником палёным потравились, волнуюсь за тебя.
— Если б ты знала, чем я сейчас займууусь… — поплевал на пальцы журналист и погряз в клавиатуре.
Дело в том, что директор его организации Ирина Витальевна действительно была неравнодушна к гороскопам. Даже обязала ежедневно публиковать его на сайте. «Вот увидите, удвоятся просмотры», — предсказывала она. Вряд ли популярность сайта E-Bel зависела от гороскопа, но у дизайнера Насти появилась новая обязанность — выискивать свежий астропрогноз на каком-нибудь сайте и заменять слова синонимами, чтобы не попасться на плагиате. Сегодня Настя отпросилась, поэтому Шмонк возложил гороскоп на Андрушу.
Возбуждённый журналист скопировал первый попавшийся. По экрану спускалась вся зодиакальная дюжина, но Андрушу интересовал, конечно, Овен. В сопутствующем кусочке текста астролог рекомендовал носителям этого знака навестить завтра своих близких. У журналиста же был более дельный совет рождённым в середине весны.
«Юпитер в созвездии Овна непреклонен: среда для вас особый день. Это последняя в году возможность раздать долги. Сделайте упор на обещания, связанные с работой. Экономия на доверии до добра не доведёт. Овнам-должникам, особенно апрельским, звёзды сулят череду неудач вплоть до материального краха. И, напротив, выполнение денежных обязательств укрепит ваш авторитет и станет основой для неминуемого роста достатка», — допечатал заместитель звездочёта.
Через несколько минут усилиями Константина гороскоп появился на сайте. Андруша поплевал на плечо, постучал по низу столешницы и наткнулся на прилепленную Артёмом жвачку. Метафизическая мина была установлена, теперь можно спокойно добить рабочий день оставшейся частью афиши.
Но спокойно у Андруши не получилось. Не потому что это Андруша. Потому что — Ваня Жаба. Ради таких звонков и стоит покупать телефон.
— Салют, дружище, ну я хз, респектариус, корреспондент, ты это, вы с ним точно не корефаны? — захлёбываясь потоком сбивчивой речи, вещал Иван.
Из первой части монолога Андруша уловил, что имеет дело с чрезвычайно счастливым собеседником.
— Хорош! Ещё и коньяк притаранил? — посорадствовал журналист. — И прям отстанут от клуба?!
— Ну! Грит, в администрации договорился. Ты типа его застремал, что если клуб закроют, его панкота накажет, — в голосе Андруша отчётливо увидел, как Жаба мечется по комнате, не зная, куда определить ношу радости. Журналист хотел дежурно самоутвердиться — «Это моя работа» — и попрощаться, но у Ивана широкой оказалась не только кость, но и душа.
— Слышь, журналист… Ты «30 секунд до Марса» не слушаешь? — сменил интонацию на деловую толстяк. — А то тут два приглоса на них есть, а мне пятого надо в городе быть.
— Ой, не, спасибо, я от их музыки далёк, как от Марса… И ехать не за что: директор нищетой морит… — отказался журналист, тонко намекая на более утилитарную награду.
Да и будучи при деньгах, Андруша вряд ли сорвался бы на концерт. Особенно, когда Жаба уточнил, что это даже не концерт, а сольное выступление Джареда Лето «для своих» — каких-то околомузыкальных магнатов и их друзей. Но журналисту, безусловно, предложение польстило.
И это было не всё. Чувствуя потребность отблагодарить журналиста, Жаба поступил под стать настоящему Ивану Царевичу. Отныне Андруша мог свободно проходить в «Джеки Чан» на любой концерт.
— Плюс один друг. И любое интервью обеспечу, — закончила бить копытом Золотая Антилопа.
Мало что так мотивирует к действию, как вариант получить бесплатно нечто платное. Даже абсолютно не нужное, отдававшееся бы даром изначально. В частности, билет на выступление питерского рок-барда Демьяна Кручины. Андруша пробежался по январским концертам клуба Вани и в списке одинаково незнакомых ему исполнителей выбрал самого дорогого. 800 рублей просил мужчина с каждого зрителя за свою возможность петь собственные песни перед аплодирующим залом.
Андруша одолел новогоднюю афишу и за счёт наушников остался наедине с Демьяном. Трёх композиций хватило, чтобы журналист признал: автор явно поскромничал с псевдонимом. Демьян Кручина был недоволен погодой, несвободой, длиной юбок, «Макдональдсом» и функцией ногтей на ногах. Причём, об этом он пел, а вернее, рвался, с драматизмом и остервенением кандидата в фюреры.
Если блюз — это когда хорошему человеку плохо, то бард-рок, по-видимому, — это когда хорошему человеку нормально только когда плохо. Демьян, как эталонный представитель жанра, следовал примеру отцов: представлял свою жизнь героической борьбой с вездесущими кознями системы и самой природы.
— Так недолго до альбома против семечек в арбузе, — снял наушники журналист и, задерживаясь на работе, решил помочь в этом Демьяну…
Через час он спускался в лифте, напевно читая с телефона:
Разрубаю шар, словно Землю-мать,
В плен зелёных пут попадает нож.
Вес почти что пуд, полосата гладь,
Треск, как будто рвут миллионы кож.

Пусть летит под стол чернозём семян,
Кровянистый дождь пропитал штаны.
Чистым съесть арбуз провалился план —
В липких пальцах рук нет моей вины.
________________________________________
ГЛАВА 25
Довольно довольный средой, Андруша вышел из редакции и тут же попал в окружение незнакомых снежинок. Многим из них сразу понравился паренёк в вязаной болотной шапке и коричневой куртке с еле заметной нашивкой «КиШ». Иначе зачем бы ещё было белой мошкаре рьяно хвататься за воротник и плечи, а потом, не думая, таять и сопровождать Андрушу всю дорогу?
Он же, в благодарность за дружелюбие, в тепло не спешил — по крайней мере, в маршрутку. Ехать в потном автобусе по такому открыточному пейзажу было бы плевком в зимнюю сказку — как повезти на освидетельствование Двенадцать Месяцев или заставить Санту убирать за оленями. Это ли не счастье — иметь полный телефон вариантов провести вечер трудного дня, но прогуливаться в одиночку?
Журналист даже всерьёз подумал пройти легендарный Путь Ландау. Вряд ли именитый физик Лев Ландау действительно по дороге с работы домой заглядывал во все встречные питейные и в каждой осушал по рюмке, пока не добирался до квартиры окончательно просветлённым, но этот романтический эпос хаживал в кругах Андруши и не раз подстрекал его таки дерзнуть и принять заочный вызов светоча науки. Но не сегодня.
Кроме того, что завтра последний в году рабочий день, бюджета журналисту от силы хватило бы на полквартала Пути. Чтобы не думать, как распорядиться вечером, Андруша делегировал свою волю светофорному человечку: с какой стороны перекрёстка будет гореть зеленый, туда, мол, и пойду. Справа — значит, домой; прямо — стало быть, сама судьба ведёт на пустырь, к подземным ходам, о которых журналист написал с десяток постов и где было его место силы, место энергии Ци.
Изучая архивы и бороздя подземелья с историками, Андруша усвоил, что все дороги ведут ни в какой не в Рим, а к женскому монастырю. Во всяком случае, православное целомудрие белгородской земли было испещрено подземными ходами между мужской и женской обителями благочестия…
Не мухлюя, Андруша подошёл к перекрестку, смотря под ноги, и лишь поравнявшись с бордюром поднял голову. Напротив него стоял красный страж, а справа через дорогу призывно светилась зелёная фигурка пешехода.
— Значит, в покер дома поиграю, — уверенно развернулся к зебре журналист.
Он миновал туннель из голубых иллюминаций и вышел в ещё более яркий свет. Тротуар был полон Андрушей. Парень шёл по его центру, не нарушая симметрию новогоднего убранства улицы, и мнил себя знатоком, вышедшим на музыкальную паузу в Нескучный сад. Как вдруг одёрнулся от гудка клаксона с обочины. К пешеходу подъехала нерусская легковушка, окно опустилось, и он увидел солидное щетинистое лицо.
— Братишка, не подскажешь, как до «Модного бульвара» доехать? — донеслось из машины.
— Да, конечно, это вам на 26-й надо, — услужливо ответил парень и показал в сторону остановки.
Мужчина медленно оглядел Андрушу, не делая резких движений, закрыл окно, опрятно тронулся и поехал дальше. Когда Андруша прозрел, почему он не дождался благодарности, было поздно. Он сбрил пальцем снег с рукава и вытер лицо, чтобы не представлять, какое впечатление произвел на иногороднего. Даже слову «прикольно» в школьном сочинении Андруши по «Преступлению и наказанию» было менее неловко, чем ему сейчас. До того, что он перешёл дорогу и раздумал идти домой.
Дворами журналист направился к пустырю — невесть откуда возникшей проплешине в центре города, поросшей сорными травами и ржавыми скелетами бетонных плит. Но истинной причиной пойти в ту сторону было не место силы и не катакомбы. Рядом с пустырём вот уже тридцать лет располагался «Кафетерий», а попросту — урыжница, как справедливо нарекли заведение завсегдатаи. Кофе здесь пил только бармен, потому что это был его личный кофе, а десерт в этом кафетерии последний раз видели, когда не рассчитавшего сил Лёню стошнило на пол тёщиным «Наполеоном».
И ничего, что в тесном помещении шатались всего три столика и стоял кислый штын, продавалось исключительно пиво «Забористое» и вяленая рыба, а вечно сонный бармен ввёл добрую традицию отпивать глоток из кружки перед отдачей. Это всё были те изъяны, о которых спустя десятилетия вспоминают, как о самых трогательных и милых сердцу атрибутах эпохи. Рядом с заповедным кабаком произрастали высотки, ограждая похабный вид от неподготовленных глаз. Уже лет пятнадцать его обещали снести, но куда там, когда среди постоянных гостей «Кафетерия» депутаты городской думы.
Долгие годы заведение посещали одни и те же люди, и тропа к одноэтажному кирпичному кафе не зарастала. Всякий, кто пивал здесь хотя бы пару вечеров, мог быть уверен: внутри он встретит знакомых. С этой целью подходил к урыжнице и Андруша. Он спешил рассказать кому-нибудь о конфузе и выдавить тем самым его из памяти. Журналист заходил в «Кафетерий» редко, но из-за своей, по местным меркам, юности, быстро стал чуть ли не сыном полка средневозрастных трудяг и интеллигентов постарше.
Из-за угла глянцевой новостройки вылетел лёгкий матерок и кашель. «Открыто!» — смекнул Андруша.
— О, продажная пресса, здорово! — у входа на табуретке курил бармен.
— Была б продажной, да чёт никто не покупает, — протянул руку журналист.
Бармен Коля выглядел стабильно ужасно с начала двухтысячных, так как большую часть жизни употреблял всё, что обычно «употребляют». Ходил на полусогнутых, постоянно кашлял, но не умирал.
Коля встал с табуретки и спросил, точно Сфинкс у путника:
— Ты Блаватскую читал?
— Не, я по эзотерике не особо, — ответил Андруша.
— А ещё журналист называется. Великая женщина!
Бармен поднял с табурета зеленую тетрадку, на которой до этого сидел. Поплевал на пальцы и открыл страницу наугад:
— Мудр лишь тот, кто сохраняет контроль над собой, — Коля спрятал сборник выписанных цитат под куртку, приставил повёрнутые вверх ладони к подмышкам и выдохнул.
Чтобы реабилитироваться, Андруша вспомнил про книжку, которую перечитывал у бабушки в деревне, и задал встречный вопрос:
— А ты читал Пику;ля?
— Ну и хуля?! — дёрнул входную дверь бармен и даже не улыбнулся со столь пришедшейся к слову рифмы.
Андруша, омрачённый агрессивной ограниченностью мужчины (ведь тот явно Пикуля не читал и не собирался что-либо узнать про него), вошёл вслед в кабак. Куце поздоровавшись со жменькой посетителей, журналист положил на барную стойку полтинник и заворожённо всмотрелся в струю «Забористого».
Коля наполнил пластиковый стакан, сочно втянул в себя пенные вершки и наклонился к уху Андруши:
— Если ты про Валентина Саввича, то он Пи;куль.
Из Андрушиной матрицы мира выпали два пикселя. Он взял стакан и отошел к угловому столику. Журналист облокотился и попытался понять, какой из ударов по представлению о бытии был мощнее. Потрясение от того, что на книге, которую он с десяти лет выучил наизусть, написано не Пику;ль, а Пи;куль, было весомым. Но принятие, что пропитый продавец пива оказался образованнее его самого… Ни в какие ворота сознания…
Помимо Андруши и бармена в «Кафетерии» находились трое. Спиной к свисающему телевизору стоял Мистер Армия — штабной офицер Гоша с маниакальной идеей пристроить каждого собутыльника призывного возраста в свою часть, чтобы тот служил «как сыр в масле».
По левую руку от него солонцевался жёлтым полосатиком машинист грузового поезда в меловом карьере Лев. Льва звали Александр, а хищное прозвище досталось ему за былое пристрастие отовариваться муравьиным спиртом и пренебрегать указанием «применять наружно». Тогда-то он и прослыл Муравьиным Львом, что со временем усеклось до Льва.
И третьим за высоким столиком стоял Дэнчик — профессиональный взяткодатель белгородской дочки питерского предприятия «ЛенСветМаш». В штате он числился системным администратором, но занимался тем, что умело обменивал на деньги продвижение фирмы в очереди на землю или победу в тендерах. Он-то и отвлек Андрушу от уединения.
— Чё как не родной, журналист? Иди, переведи, что тут написано, — Дэнчик постучал обручальным кольцом о прозрачную бутылку, добытую на встрече с агрономами из Германии, — ты ж переводы «Раммштайна» рассказывал, по-немецки шпрехаешь…
— Не думаю, что тут есть что-то про внутренности, иноходь или белую мечту в зарослях под пупком… — новобранец, чьи познания в немецком ограничивались творчеством брутальных металлистов, осмотрел этикетку на импортной пол-литре и занял оставшееся ребро стола.
Кроме иностранных надписей, бутылка была интересна тем, что из неё пили. Андруша сразу заметил маленькие стаканчики перед каждым из троицы. Этим оправдывалось наличие хлеба, сала и овощей на напечатанном лице политика Яровой. Благо, бармен был лоялен к принесенной с собой снеди — лишь бы пиво и рыбку докупали. Андруша не стал отказываться от немецкой водки и, как бы в благодарность, а на самом деле с удовольствием добродушно поделился оказией, случившейся полчаса назад у обочины. Лев с Дэнчиком сочувственно посмеялись, а Мистер Армия, сухо шмыгнув носом, вставил:
— Я б чи секанул за такое…
Андрушу заволокло тревогой. Он услышал во фразе этого кубоголового сожаление, что за рулём был не он, а если копнуть глубже, сожаление о том, что журналист не даёт повода секануть его прямо сейчас, а очень хочется. Не нравился Андруша Мистеру Армии. Почему — Гоша сформулировать не мог, но нюх уличного пса подсказывал, что плюгавенький умник играет за другую команду.
— Да он же не специально, тупанул просто, чё ты? — вытер сальные губы Дэнчик.
— Значит, для профилактики! — объяснил очевидное Гоша.
В этом был весь Мистер Армия. Профессиональная деформация подвигала его строить всех, кто был ниже его по званию. А вне части звания устанавливал он. Особенно любил заломить руку какому-нибудь рядовому студенту, набредшему на «Кафетерий», дождаться, пока тот взвоет, и отпустить со словами: «Не ссы, солдат ребенка не обидит!» Чтобы своим присутствием не провоцировать Гошу на развитие мысли о профилактике, журналист нащупал сигареты и вышел на воздух.
У входа он глубоко закурил и задался детским вопросом: зачем вообще бить людей? Какая профилактика? Какое воспитание? Ведь побоями можно научить только одному — что учить надо побоями. Насилие порождает страх, страх порождает жестокость. Причём, жестокость большую, чем та жестокость, которая привела к начальному насилию. То есть каждый удар в итоге оборачивается двумя — побитый идёт искать более слабых, чтобы воспитать и их.
И штука в том, что те, кто распускает руки, знают это не хуже Андруши. Просто им нравится бить людей. Но в чём удовольствие травмировать себе подобного? — Андруша полез за второй сигаретой. — Ладно бы гопники нападали и заставляли есть перец чили, надувать шары с веселящим газом или травить анекдоты. Хоть какой-то досуг… Но бить? Скорее всего, гопники — это скрытые гомосексуалисты, и им просто нравится приставать к парням, чтобы потрогать.
Андруша представлял, как вбивает эти гуманистические мысли в голову Мистеру Армии, и случайно обратил внимание, что в воображаемой сцене дополняет свои слова увесистыми лещами. Журналист перестал фантазировать, вытер ладони и вернулся за стол.
— Про что пишешь щас? — спросил Дэнчик, не отрывая взгляда от наполняемой им рюмки.
— Да то итоги года, то рейтинги… А щас про то, как в клубе на концерте девка у гитариста наяривала.
— Шо, других тем что ли нет больше? — Мистер Армия пробежался по лицам собутыльников увидеть согласие, но те озабоченно смотрели, когда же и он возьмёт рюмку, чтобы соблюсти ритуал. Закусив освежающей помидоркой, Андруша нашёл в себе мысли ответить:
— А нет ни одной темы, про которую нельзя сказать: «Что, других тем нет?!» Дороги плохие — что, других тем нет? Сто лет про это пишут! Новый год — он и в Африке Новый год! Семья сгорела — опять один негатив! Спасли семью пожарные — и что, это их работа! В волейбол наши выиграли — кому надо, тот и так знает! В общем, да, нету тем.
— Про волейбол это ты в точку, чё там вообще писать?! — воспрял Лев. И вовсе не потому, что талисманом белгородской команды всегда был его гривастый тёзка.
Со студенчества бывалый машинист жил волейболом — спортом номер один в Белгороде, посещал все матчи, скупал атрибутику, ломился в раздевалку после матчей и учил биографии игроков. Когда «Белогорье» выиграло всё, что можно, до окончательного счастья Льва оставалась только победа сборной России на Олимпиаде. Он уже особо не надеялся, но как-то раз наступил 2012 год. И сборная России стала Олимпийским чемпионом.
— Вот, теперь заживём! — тостовал Лев после финала.
Но чуда не произошло. В честь этой победы ему не повысили зарплату, диабет не отступил, квартира не расширилась, а втулка от туалетной бумаги по-прежнему не смывалась. В жизни Льва изменилось одно: теперь он был гражданином страны, чья волейбольная сборная выиграла Олимпийские игры. Для того, чтоб зажить, этого оказалось мало, и он меркантильно плюнул на свою бесполезную страсть.
— Что нам от их побед… — приложился к «Забористому» Лев.
— И нам, и вообще… Хоть чемпионами мира футболисты наши станут, один хер и в Гейропе, и в Пиндосии за людей русских считать не будут. Чмондоны, — негатив Гоши достиг геополитического размаха.
Андруша, как пользователь «Википедии», считал внешнюю политику США воинствующей и преступной. Но ещё большим преступлением он считал ненависть к американцам и европейцам как к людям, ведь она не что иное, как оправдание своей лени высунуться из пещеры и попытаться увидеть хорошее другой культуре. Подкреплённый убеждением, журналист так у Гоши и спросил:
— Что они тебе сделали?
— Ещё б они что-то сделали… — усмехнулся абсурдности вопроса Мистер Армия. За что америкосов любить? Нам не нравятся те, кому не нравимся мы, слышал про такое? Мы для Запада — враги, тупорылое пьяное стадо с ядерной бомбой.
— А с чего они про нас так думают? — журналист вовсе не имел в виду, что они правы, и, чтобы Гоша ничего такого не заподозрил и не занялся профилактикой патриотизма, добавил. — Ведь это же явно хрень…
— Того, что ихняя пропаганда русских такими выставляет.
— Значит, америкосы тупо верят пропаганде, что русские — это пьяное быдло, и поэтому мы им не нравимся? — Андруша проговорил мысль Мистера Армии, в воздухе откладывая ребром ладони смысловые ступеньки.
— А чо, не так?! — Гоша снова поочередно проинспектировал лица Льва и Денчика.
— Получается, они — мудаки, потому что им не нравится стадо пьяного быдла… — не смог не озвучить итог логической цепочки Андруша.
— Причем тут это?! Ты типа щас решил меня за базар подтянуть? — освободил занятую горбушкой руку Гоша.
Андруша максимально гармонично взялся за вилку — для огурчика, но нюх Льва улавливал и менее резкий запах возможной крови. Он по-свойски обнял спину Гоши и с улыбкой избавил журналиста от ответа:
— Зачем базар? Андрей про то, что они, может, и тупые, что верят пропаганде, но…
— Саныч! Он уже не первый день люлей просит. Ща доем, поговорить выйдем, — слишком спокойно для пустой угрозы поделился планами Гоша и выскользнул из объятия.
— Блин, Гошан. Нормально ж сидим. Чё начинаешь? — к миротворческой операции подключился Дэнчик. — Это же журналист, ему лишь бы поспорить. Ты вообще военный — русских людей не калечить, а беречь должен.
Мистер Армия монументально, как башня танка, развернулся к Дэнчику и направил на него дуло указательного пальца:
— Запомни! Я в этой жизни никому ничего не должен!
— Кто это там крякает? — раздался смех из-за барной стойки. — Если что, ты мне месяц пятьсот десять рублей за пиво торчишь, — Коля показал долговую тетрадку и смахнул ей весь героизм Гошиной патетики. — Никому не должен он…
Бармен и Гоша всегда обоюдоостро подкалывали друг друга, поэтому возмущаться тоном Коли было бы с его стороны нечистоплотно. Да и на что — Мистер Армия на самом деле постоянно пил в долг. Но как простить оскорбление журналисту, которое тот только что нанёс своими ушами, а именно: мелкий раздражающий дрищ узнал, что его грозный и опасный учитель жизни не глаголит, высекая искры истины, а крякает?
Гоша долил всем остатки Дэнчикова угощения и конфисковал у Муравьиного Льва последнюю дольку помидора:
— Так выпьешь. У тебя глотка лужёная.
Выбросив в тарелку томатную шкурку, мистер Армия снял часы, которые тут же стекли в карман его чёрной кожаной куртки, затем снял саму куртку и ушагал в туалет.
— Журналист, я б на твоём месте текал бы, — Дэнчик однозначно аттестовал совокупность действии Гоши. — Для здоровья полезно.
И в самом деле: что касается здоровья, полезнее совета не связываться с подпитым Гошей может быть только грудное вскармливание. Андруша об этом был наслышан, поэтому торопливо застегнулся.
— Если что, мы в магаз, — Дэнчик мигнул Льву, и молодые люди, подгоняемые звуком слива воды, вышли на улицу, где растворились в бетонном лабиринте.
________________________________________
ГЛАВА 26
— Что-то Гоша в последнее время сдаёт, — постучал по своей шапке Дэнчик. — Щас ещё бычку включит, опять менты приедут.
— А то и скорая, — Андруша потёр нос, наслаждаясь его сохранностью.
Журналист знал Дэнчика только по «Кафетерию». Нездорово задорный парень мутного рода деятельности в кабак с пустыми руками не заходил, поэтому был компаниеобразующим посетителем. Он отличался тем, что все время присмеивался и с ненужными подробностями подолгу пересказывал новости и фильмы. Все его байки были насколько скучными, что если в одной из них на свадьбе кто-то спал с невестой, то это был жених.
Впрочем, неумение адекватно оценивать интерес сказанного для окружающих было его единственным недостатком. Дэнчик был эрудирован, щедр, безотказен и умел всё: от вождения фуры и починки кондиционера до создания 3D-анимации. А главное, Дэнчик ловчее любого мошенника умел манипулировать людьми, знал подходы к слабостям и желаниям, применяя эти навыки в люксовых номерах отелей и ресторанах — на переговорах с сильными мира сего жуликами.
Наверное, чутьё психолога и повело его за Андрушей, с которым он давно хотел познакомиться поближе, считая, что в голове журналиста есть чем поживиться. Как и в «Пятёрочке», куда они свернули, прежде чем дойти до пустыря. По дороге Андруша успел разрекламировать катакомбы, и Дэнчик согласился наведаться к развалинам.
— Так и слушай… — журналист остановился в центре пустыря и свободной от пакета рукой начал рисовать картину на фоне монастыря. — Короче, большевики храм обносили глухим забором. Вешали надпись «Завод», «Склад» или что-то в этом духе. Хотя, нет, оставалось ещё завезти песок, цемент и кирпич. Потом привозили «ромашку»: 10—12 зэков — «врагов народа». Ну и дальше примерный диалог: «Знаете, зачем вас привезли?» Тишина. «Нужно кое-какую хозработу быстро поделать. Стеночку кирпичную возвести. Каменщики есть?» — «Нету…» — «Ничо, мы вам своего инструктора дадим. А теперь берите кирпичи — и вниз. Песок и цемент подадим». Вниз — это как раз туда вон, в подземные ходы. Минут через пятнадцать проём хода заложен. Стенка готова. Ну и, собственно, «инструктор» и его кореша у этой стенки зэков на месте расстреливали и клали штабелями. Оставалось только заложить проём. Готов могильничек. И такой конвейер работал, пока ход не кончался. Там штольня метр семьдесят где-то в высоту, кирпичом обложена, и арочные потолки. Хотя в этой истории потолки — не самое главное, — Андруша продолжил движение к облезлым парапетам.
— Да ну, шляпа. Уже б выкопали и все б про это знали. Ладно, при совке, но щас-то точно выкопали б.
— Значит, кому-то невыгодно. Катакомбы, кстати, через весь город идут, а про них недавно только стали писать. Гостиницу строили — нашли ход строители, сказали прорабу, а он приказал молчать, чтоб стройку не остановили. Я писал про это, мне один дед-строитель рассказывал. Он и сказал, что плита там в яме не просто торчит, а вход в катакомбы закрывает.
— Авторитетно! — прихихикнул Дэнчик и выложил на парапет крабовые палочки и банку джина-тоника. — Как-то личный переводчик Хрущёва — Суходрев — спросил у Кеннеди: «Кеннеди, а почему США до сих пор не зксгумирует останки Рузвельта? Его семья много лет об этом просит, думает, что его отравили». Кеннеди ответил: «А зачем? Ну окажется, что отравили, и что? Человека не вернёшь, зато весь мир будет думать, что Америка — банановая республика, где президента можно просто взять и отравить». Через неделю Кеннеди средь бела дня застрелили в центре города.
Андруша не стал спрашивать, при чём здесь эксгумация расстрелянных в подземельях, чтобы Дэнчик своим ответом не испортил впечатления от неожиданно короткого рассказа. Лишь заметил, что в любой эпичной байке почему-то должно быть место смерти. Дэнчик многозначительно вобрал в себя коктейль и, не опуская головы, сказал луне:
— Потому что смерть — это всегда честно.
Оросив нутро, философ поинтересовался у Андруши, а не спускался ли в эти катакомбы и он, вдруг там есть что-то стоящее. Но журналист его разочаровал: все штольни были давно исхожены и завалены, а сам он никогда там не бывал. Не бывал, в частности, из-за неприятного шлейфа из детства…
Маленький любопытный Андруша увлекался динозаврами, археологией и фильмами про войну. И как-то в погоне за ящерицей набрёл на ров в посадке. Ящерица убежала, зато у ручья он нашёл круглый магазин от немецкого автомата времён Курской битвы. Прижимая сокровище к животу под футболкой, Андруша прибежал домой, втихаря вычистил темно-зелёный диск зубной щеткой и завернул в несколько пакетов.
Он прикопал реликт за помойкой — чтобы продать за миллион, когда вырастет, то есть, когда его уже не обдурит покупатель и когда мама не отнимет вырученные деньги. Каждые выходные хранитель выкапывал солидную, взрослую и очень военную штуковину, представляя, что случилось с её хозяином в той посадке полвека назад. Андруша стал самоуверенным и даже высокомерным второклассником — ведь у него, в отличие от малявок-ровесников, была личная тайна, и не просто тайна, а клад — гарант будущего богатства.
Но спустя пару лет жизнь преподала ему урок. На нём обэжээшник принёс в класс противогаз. Сначала Анруша не поверил глазам, но потом взял резиновую маску в руки: на её носу болтался тот самый магазин от немецкого автомата. В этот день заплаканный школьник познал две догмы:
1. У противогаза есть фильтр
2. Ему никогда не найти в земле что-то ценное.
— Только потом дошло, чего внутри магазина песок какой-то трусился… — подытоживая повествование, втянул соплю журналист.
Дэнчик приступил к соболезнованиям, но вдруг завертелся вокруг своей оси в срочном поиске устойчивого места для банки — под курткой звонил телефон.
— Да, да, Валерываныч… Как договаривались, фундамент готов. Для стен ещё 20 кубов красного кирпича надо. И зелёного шифера на крышу 5 квадратов добавить просит… Лады, завтра на склад еду. Ага, добро, — Дэнчик спрятал телефон и предложил Андруше всё-таки подойти к заваленным плитами ходам поближе.
— Себе дом строишь? — журналист не стал упускать шанс расположить собеседника вопросом о его жизни.
— Не, и надеюсь, никто не узнает, кому я его строю, — глумливо посмеялся Дэнчик. — Да какой нафиг дом? Человечек звонил узнать, что там с растаможкой двигателей для электростанции. Таможенники тормозят, денег клянчат.
— Эээ… А при чём тут забор и крыша? — ничего не понял Андруша.
— Крыша, ага… — не унимался присмеиваться Дэнчик. — «Дом» — это решение вопроса. «Забор» — это сколько начальнику дать, «крыша» — экспедитору, например. «Зелёная крыша» — баксы… Что я — по телефону буду взятки обсуждать?
У Дэнчика хватило водки, джина-тоника и ума увидеть в Андруше человека, которого можно безболезненно посвящать в такие делишки. Тем более прохиндейские схемы были многоступенчатыми и проверенными. Во всяком случае, такие, как журналист, казались безобидными, даже окажись у них список фамилий, телефонов, сумм и дат.
— То я и думаю, что-то крыша маленькая… — А вообще становится меньше взяток? Уже который год борются… — у Андруши обострился инстинкт журналиста.
— Количество уменьшилось, суммы выросли, — Дэнчик спрыгнул к плите, косо прикрывающей прямоугольный лаз. — Сама система провоцирует на взяточничество. По закону рассмотреть документы на въезд или одобрить проект строительства надо за два дня. Допустим. И чиновник, естественно, делает это в последний час. Саботирует процесс. Так со всем: земля, проводы, отводы, с дорожниками… Тем самым вымогает взятку, чтобы ускориться.
— И как ты понимаешь это? Может, некогда просто… — спросил Андруша, не вмешиваясь в старание рассказчика ногами разгрести кучу заснеженного строительного мусора.
— Ну конечно, некогда, — поперхнулся коктейлем и смехом Дэнчик. — Там все всё знают. Смотри: если знаешь, кому давать, подходишь первый раз с документами на груз или недвижимость — смотря что тебе надо. Показываешь. Их чиновник видит. Намекаешь, что побыстрее бы — затраты не важны. В общем, не обязывающий диалог. Он понимает, что документы есть, его не подставляют и человек заинтересован. На третий раз разговор прямее. Он сам намекает на кафе со вкусной кухней. К этому времени он всё узнал, проверил про фирму. Убедится, что не подстава. Главное не меньжеваться. Если боишься, лучше не делать. Увидят, что трус — могут не согласиться. Поймут, что если нажмут — сдашь. На общую взятку даётся определенная сумма. Моё дело — договориться, остаток — мне. Бывает, начальнику даю треть, чтоб он просто забыл список сотрудников, через которых решаю вопрос, а им уже намного меньше надо.
— Ну а если надо договориться с конторой, где нет связей, как узнать, кому давать? — втянулся в исповедь Андруша, и, чтоб было интереснее слушать, выдавил из обёртки крабовую палочку.
— Это только иногородние такие. Еду в командировку, на месте решаю. Обращаю внимание на машины, припаркованные у учреждения или главного офиса. Там стоят обычно очень дорогие тачки. Отполированные. Вероятность того, что одна из них взяточника, огромна. По марке можно примерно определить сумму взятки, аппетиты клиента. И средний доход сотрудников ведомства. Если среди шикарных иномарок попадается русская, то скорее всего она принадлежит главному антикоррупционеру. Значит… — Дэнчик посмотрел на журналиста, приглашая продолжить мысль.
— Значит, главное, не попасть на него, — рискнул журналист.
— Значит, именно он больше всех расположен к получению взяток. Он всем рулит и точно знает, кому в его фирме надо отбашлять.
— Да-а-а… Отполированные иномарки… Это не с физручкой шифроваться, — стыдливо вздохнул журналист, вспомнив свой печальный опыт путешествия в страну Коррупцию.
Тогда, на четвёртом курсе, Андруша лучше всех на журфаке играл в шахматы, так как единственный знал правила. Потому именно он был делегирован на вузовский турнир «Мат — наш формат». Обычно представители журфака занимали места, примерно совпадающие с количеством команд. Не стал нарушать традицию и Андруша. И решил, что пять проигранных партий освобождают его от пар по физре — как спортивного активиста.
О своём заблуждении студент узнал только в июне, на финишной прямой сессии, что стало для него физкультурным шоком. Преподавательница со стажем Елена Эдуардовна цинично предложила Андруше отработать программу семестра за день, пока она не ушла в отпуск. Идея симулянту не понравилась, ведь в случае выполнения условия он бы побил несколько рекордов Гиннеса и зачёт по физре ему уже бы не понадобился. Кроме взятки оставались два варианта и ни одного выхода: или навёрстывать пропущенное весь сентябрь, или сдаться в плен собственной армии.
Но как правильно давать взятку? Да ещё кому! Для Андруши педагоги всегда были примером порядочности и объектами уважения, даже физруки. А вот так, внаглую, своим гнусным предложением стирать незыблемую грань между авторитетным наставником и мелким жуликом — для этого нужна смелость. Смелость, равносильная той, которая позволила бы ему предложить Елене Эдуардовне за зачёт близость у гимнастического козла. Как и в случае со взяткой, женщина оскорбится не сутью предложения, а тем, что студент вообще мог подумать, что она согласится. Почему, собственно, девочки и оскорбляются вниманием страшненьких мальчиков. Но должник всё-таки решился дать денег.
У одногруппника Антона он прознал, что спонсор зачёта по физкультуре — пятьсот рублей и что достаточно вложить сумму в зачётку, протянуть Елене Эдуардовне и попросить расписаться.
Первым в дверь кафедры спортфака вошел Антон — такой же должник, как Андруша, только менее рефлексирующий. Спустя пару минут одногруппник хвастливо продемонстрировал «зачёт». Влажными пальцами Андруша расправил пять припасённых сторублёвок, запихнул в зачётную книжку и немного на ней посидел, чтоб начинка не выпирала.
Просторная кафедра спортфака поздоровалась со студентом пятью преподавателями в футболках и свистках. Среди них была и Елена Эдуардовна, которая за своим столом спасалась от духоты освежающим вентилятором.
— Ну что, бегать сегодня начнёшь или осенью? — узнала она должника.
— А можно вы сейчас поставите, а я потом наверстаю, — сторонясь остальных присутствующих, Андруша церемонно, как бокал с обручальным кольцом, придвинул зачётку к женщине.
— Эх, Ужин, что ж с тобой делать, — открыла она синюю корочку.
В тот же миг оттуда в воздух поднялся десант из пяти бумажных вертолётиков, подхваченных ветром от вентилятора. Коррупционный серпантин принялся сверлить пространство между полом, потолком и недоумевающими коллегами Елены Эдуардовны.
С криком «Вот они где были!» Андруша стал ловить купюры. Преподаватели же, наоборот, показательно увёртывались, давая понять, что не причастны к деньгам. А Елена Эдуардовна вовсе с перепугу и из инстинкта самосохранения, чтобы хоть как-то откреститься от мздоимного умысла, поставила Андруше зачёт. Студент горячо извинился, взял у преподавательницы зачётку и приобрёл хроническую взяткофобию. И только сейчас, спустя пять лет, откровения Дэнчика несколько облегчили недуг.
Если употребить пива и водки, то вскоре неизбежно постигнешь, что наш мир вовсе не сложен. Андруша, например, пришёл к простоте после откровений Дэнчика: ведь если даже этот придурковатый ещё не попался на взятке, то он-то точно способен на всё, если задастся целью.
Вторил журналисту и загаженный пустырь, которому не составляло труда уродовать планету, раскинувшись под самым красивым участком неба, — по крайней мере, таким он показался Андруше. Журналист задрал голову, вставил в рот крабовую палочку и вгляделся в звёздную сыпь, задыхаясь непостижимостью космоса.
«С одной стороны, да, — задумался Андруша, — наш Млечный Путь — это снежинка на зимнем пустыре бесконечности». А его неудачная попытка дать взятку, как и вся великая человеческая цивилизация, в масштабах наблюдаемой им вверху бездны не стоит ничего, и вообще применять определение «великий» к чему-то земному — что спасаться зонтом от цунами. Это с одной стороны.
А если унять фатализм, прыть сперматозоида с будущим Андрушей подарила журналисту счастье побывать здесь. Пусть и всего лет на 70 — Сириус не успел бы и сфотографироваться. И на жизнь даётся только одна попытка. Так не глумление ли над Вселенной — тратить свою попытку, смотря, как другие используют по максимуму её — одну, короткую и в эстафете с миллионами головастых соперников завоёванную? Хуже — только жаловаться на неё.
Андрушин пафос раздувался, как жабий зоб. Его понимание мироустройства достигло таких масштабов, что журналиста осенило: «Милки Вэй» — это не молочный путь, как он думал с десяти лет, это — Млечный…
Говорят, в жизни человек должен попробовать всё. «Но лучше попробовать всё, что попробовать хочется», — рассудил парень. Он посмотрел на свою жизнь со стороны и спросил себя: «Андрей, только честно, тебе всего хватает для „Заебись“?»
Журналист закурил, повспоминал своё настроение последнего времени, тех, кому хуже, и ответил: «Да». Из Вселенной раздалось: «Ой, всё». Андруша это услышал и добавил «Ну, почти всего…» На повестке у него было лишь одно значительное «хочу», точнее — была и по-прежнему отдыхала в жаркой стране.
— Прикинь, почти все из этих звезд погасли миллиарды лет назад, а их свет до сих пор летит, и мы его видим, — то ли себе, то ли Дэнчику проговорил журналист.
— Даа… — выдохнул Дэнчик. — Чем мандеть, лучше б помог, — собеседник конструктивно подошёл к напоминанию о себе Андруши.
К этому времени старатель раскачивал рычаг — арматуру, которую просунул в проём между плитой и кирпичной окантовкой хода. Журналист неохотно покинул бетонный насест и спрыгнул в строительный мусор. Андруше было не трудно помочь, просто ему в принципе не понравилась затея лезть в катакомбы. С Дэнчиком.
За несколько лет журналист многократно углублялся в документы и ни разу — в само подземелье. А этот, активный, только узнал — и уже пыхтит. Действует! Не дай бог там ещё и впрямь окажется что-то интересное — это ж никогда себе не простить! Но главное, катакомбы — это уже нечто родное, часть мечты…
Понять Андрушину досаду, пожалуй, может тот, кто когда-то случайно открыл для себя лучшую группу в мире, пусть и никому не известную. Кто знал наизусть их тексты ещё с тех пор, когда слушал не треки, а песни, и кто каждый новый альбом ждал, как ждут рождения желанного ребёнка. Тот, кто показал другу пару клипов своих кумиров, а через неделю увидел на его стене в соцсети подборку всей дискографии с пометкой «Кто со мной в Мск на их концерт?» А самому ехать некогда из-за загруженности ленью.
Музыка-то — она, конечно, общая, но первым любить эту группу придумал ты, а теперь всякие там станут изнашивать её своими ушами. Так и подземными ходами: интересоваться — идея Андруши, а этот — арматурой. За неё, рифлёную, схватился и журналист. Пять минут работы — и возвратно-поступательные уговоры двух археологов убедили плиту перевалиться через себя и многообещающе рухнуть.
Взволнованный подсобник последовал примеру Дэнчика согнуться пополам. Перед парнями возникла пологая каменная лестница, уходившая метра на два вглубь. Догоняя свет фонарика, они спустились в кирпичный полумрак казематов. Длинный туннель шириной метр и высотой около полутора упирался в поворот. Первым за полукруг повернул Дэнчик. Вместе с ним за поворотом пропал и свет фонарика, поэтому Андруша остановился достать свой телефон. Как только ход вновь стал обозрим журналисту, он услышал гулкую эйфорию спутника:
— Это мы удачно зашли!
Журналист ускорился и спустя секунды стоял рядом с Дэнчиком уже в полный рост в просторном помещении. Это был бункер, вдоль стен которого в три яруса высились похожие на небольшие нефтяные бочки ёмкости.
— Не разводил Коля, значит… — застыл в центре комнаты напарник Андруши.
Инициатива копаться в мусоре и ворочать на морозе полутонную плиту принадлежала отнюдь не романтическому началу Дэнчика. Стоило час назад журналисту заикнуться про фильтр от противогаза, парня как рожей в лужу ударило. Он вспомнил, что бармен Коля некогда клялся, что где-то под центром города прячется послевоенное бомбоубежище, где верхи города могли укрыться от дрязг ядерной войны. А в бункере, мол, находятся десятки гопкалитовых фильтров против радиации. И уже в этих баках-фильтрах таится то, ради чего стоит искать бомбоубежище. Помимо измельчённого угля там решётки из палладия.
В каждом баке — около пятидесяти граммов драгметалла. Если учесть, что на грамм палладия можно сдать три зачёта по физре, то повод попыхтеть над плитой становился железобетонным. «А где, как не в уже проложенном подземелье, удобнее всего продолбить бункер?» — рискнул догадаться Дэнчик.
Наряду с барменом Колей, не врал и тот дед, который посвятил Андрушу в историю строительства гостиницы на катакомбах. Было дело: рыли фундамент и нашли ход, проделанный монахами-экстравертами в восемнадцатом веке. Думали скрыть и строить дальше, но вскоре выяснилось — туннель проходит рядом с домом советов. Его подвал соединили с древним ходом, а под гостиницей решили построить бомбоубежище, куда легко могла проникнуть партийная знать, не выходя из дома.
Но гостиницей древний ход не заканчивался, а спустя двести метров вылезал наружу у руин монастырской стены — на нынешнем пустыре. Строители, уверенные, что никому и в голову не придёт лезть в метровую дыру среди камней, просто привалили вход плитой…
— Ф, П, двести, Д…, — озвучил, переписывая ряд пыльных букв и цифр Дэнчик, — те самые вроде…
Удача вернула долг Андруше: тогда, в лесу у ручья, он нашёл куда большую ценность, чем фильтр от противогаза и даже чем магазин от немецкого автомата. Он нашёл подсказку для Дэнчика, без которой тот бы ни за что не обнимал бы сейчас журналиста, насчитав сорок бочек.
— Главное, никому не говори про бомбарь, ок? — таинственно предупредил Денчик и усугубил раздражение Андруши неведением.
— Я-то не скажу, а что это за баки? Они что, дорогие? — улучил момент спросить Андруша. — Что в них такого?
— Не видишь — фильтры. А внутри — уголь активированный. Летом фундук на даче буду сажать… Так тут угля для удобрения — сезонов на десять, — заставил себя верить в сказанное Дэнчик. — Короч, Андрюх, с меня три литра любой синьки с дютика, мы завтра с Севычем на границу едем. Пойдёт на Новый год подгончик?!
Перед Дэнчиком стоял Али-Баба в вязаной шапке, чью пещеру вскрыл чужак и делит его несметные копи. Но делит более чем справедливо: вряд ли Андруша нашёл бы применение углю, попади в бомбоубежище первым. Зато на ассортимент «Дьюти фри» у журналиста всегда были конкретные виды. Редкой удачливости день выдался. И вполне логично, что именно сегодня археологические изыскания конвертировались в столь щедрый магарыч.
«Три литра! Это ж там и ром есть…» — облизнул предвкушение Андруша и развернулся к выходу. На обратном пути он снова задумался о лёгкости жить и о том, что единственная препона — это лень встать с парапета и взяться искать арматуру, чтобы тут же взломать дверь к любой цели.
Грязные и успешные уже чуть ли не приятели выбрались на пустырь. Андруша, достав из оставленного пакета ледяную банку пива, сидел на корточках у ямы и поражался, как мало ему нужно для счастья. А может, это не так это и мало — зажечь еле знакомого парня, который так жадно набросился на легенду о подземных ходах. Эйфорию Андруши подпитывал поступок Дэнчика: другой на его месте забрал бы уголь за «спасибо, тебе ж он всё равно не нужен». И не в трёх посуленных литрах дело, а в примере благородства, который даёт надежду, что у мира есть шанс…
Тем временем Дэнчик поставил ногу на парапет, облокотился на колено и вникал в калькулятор: минутой назад он погуглил содержание палладия в фильтрах и нашёл стоимость металла. После нехитрых подсчётов небо над пустырём осветила однокомнатная сумма — 2 880 000.
Как и любому в подобной ситуации, Дэнчику срочно понадобилось идти. Напоследок он добил журналиста альтруизмом, пообещав доставить заслуженные напитки завтра прямо к нему домой.
— Только никому! — попрощался Дэнчик и по-чеширски, фрагментами, исчез в темноте двора.
________________________________________
ГЛАВА 27
Какую бы собаку ни рисовал Андруша, у него всегда выходила уродливая немецкая овчарка. Так он представлял себе типичную собаку. Эталоном птицы для него был голубь, а нормальной рыбой он считал только ту, которая похожа на карася. И если бы Андруше случилось назвать образцово хороший день, парень без раздумий назвал бы сегодняшний.
Согревающей походкой журналист преодолел полночь на подходе к дому, а в подъезде услышал редкий звук — пришло СМС. По такому случаю получатель решил сохранить интригу до поры, когда поставит вариться пельмени.
Спустя пять голодных минут журналист занимал кухонный стол и перечитывал сообщение: «Перевод на карту от Ирины Витальевны Т. 5000 рублей». Директор выплатила премию в первые минуты среды, благоприятной для Овнов. Это была победа. Андруша с трудом подбирал эмоции, а его прагматизм из последних сил сдерживал натиск веры в чудеса…
— Иди к папочке. Кто ещё тут директор… — разбахвальствовался Андруша перед пельменями.
И снова получил сообщение — предсказуемо от Ирины Витальевны: «С наступающим, Андрей! Приятного Нового года! P.S. Благодарю за персональный гороскоп».
Журналист не донёс вилку до рта. С этого момента Андруша работал под началом человека, которому попался на попытке выставить его идиотом.
— Ещё и премию отдала… — потерял аппетит журналист.
Всё бы ничего, даже лучше, чем было, но этот уксус на душе… Как будто снял в клубе студенточку, привёл домой, а после исполнения задуманного проснулся в одиночестве и увидел на тумбочке несколько тысячных купюр. И премия — как раз такие деньги… Плевок. Хотя нет, не такие: недаром римлянин, который сказал, что деньги не пахнут, имел в виду электронные, которые и пришли Андруше.
Вера в людскую доброту и своё всесилие скапливались в журналисте с течением дня и достигли точки невозврата после этих сообщений.
«Мало ли что она подумала… Надо — уволила бы, — возобновил работу пельменно-ротового конвейера Андруша. — Или сейчас, или никогда».
Журналист понёс тарелку к компьютеру. Он шёл, чтобы сделать то, чего хотел действительно — в сухом остатке ближайших планов на жизнь. И сделал.
Сообщение, а скорее письмо для Алёны удалось. Оно было о том, как журналисту надоело любить в стол. Полсотни строчек отчаянного красноречия и выворачивания наизнанку первобытных, очищенных от культурного слоя и патины воспитания мыслей отправились в Дубай. Чтобы мелодраматизировать текст, Андруша завершил его героическим шантажом: поклонник брутально пообещал самоустраниться от получательницы навсегда, если та откажется от статуса его девушки. Да, именно так.
Прикурив четвёртую сигарету от сигареты, Андруша откинулся на спинку кресла и звонко нажал «Отправить». Правда, не так звонко, как если бы Алёна была в сети. А раз она ночью спала — на что, во всяком случае, надеялся журналист — то и его вне кровати ничего не держало. Чтобы не отвлекаться на комнату, парень натянул одеяло на голову и, стараясь дышать ртом, занялся сном.
От любви до ненависти к песне — одно решение поставить её на будильник. От Андрушиного гнева уже месяц доставалось «Триллеру» Майкла Джексона. Его душили подушкой, швыряли на пол, подло, в один мьют, отбирали микрофон и умоляли «забить свой вонючий скворечник». Но сегодня поп-идол мог вертеться в гробу спокойно: журналист проснулся выспавшимся и бодрым.
Бодрость усилилась, когда Андруша присмотрелся к длине стрелок настенных часов и увидел, что 8:00 — это не что иное, как 11:40. Второй день подряд счастливый обладатель нового телефона забывал его завести на утро. Вчера Андруша по инерции встал вовремя сам, но сразу лезть в настройки для подъёма завтра счёл слишком простым. Куда веселее озадачить себя очередным «делом принципа» — вспомнить о будильнике перед сном.
Онемевшее после сна сознание Андруши резво достигло рабочей кондиции. Но раковина, джинсы, рубашка и носки померкли перед значимостью ноутбука. Какие носки, когда за утро столько всего могло понабежать от Алёны? Обматерив себя за ночное сообщение, журналист открыл компьютер и приготовился к худшему.
Несколько судорожных кликов — и на экране возникли буквы. Много букв. Но журналисту была дорога каждая. Ещё бы, ведь из них состоял ответ Алёны. Объём текста настораживал: во-первых, длинными сообщениями в принципе всегда пишут что-то плохое; но самое пугающее — ни единого смайлика… Попади в руки Папе Римскому перевод найденного вчера Евангелие от Иисуса, он был бы в меньшем предвкушении, чем Андруша.
За проведённые на отдыхе дни Алёна успела устать от однообразия зноя, мамы и влажных подмигиваний смуглых секачей с кучерявыми руками. Это была официальная версия Алёны для самой себя. Так она объясняла рвение вернуться домой — подальше от раздражающего музея чужой роскоши, рядом с которой чувствовала себя никчёмной сродни Андруше на пустыре под звёздным небом.
Но если журналист едва ли завидовал харизме Большой Медведицы или загару Марса, то Алёна в Дубае, среди таких же, как она, людей, почему-то имеющих всё, испытала резкий дефицит значимости. Конечно, в первый день страна шейхов и золотых «Ягуаров» подарила ей подъём — подъём к самой вершине мирового общества. Но это ощущение себя Человеком улетучилось со скоростью разочарования инвалида-колясочника, которого привезли на футбол, чтобы тот почувствовал себя полноценным.
Такова была истинная природа Алёниной ностальгии. И не последнее место в списке плюсов от возвращения домой занимал Андруша. О чём она, обнаглевшая от власти над его гормонами, конечно, ему не написала.
Зато первым делом поблагодарила за напоминание о себе — а то, мол, неиссякаемый фонтан заморских развлечений напрочь смыл мысли о родине. Это было началом сообщения и огорчений журналиста. Андруша внимал и умудрялся сидя получать пинки под зад: «ты очень хороший человек», «спасибо за честность», «жизнь не заканчивается»… После «напридумывал себе» пасмурный читатель почти перестал воспринимать текст, важнее было определиться — пополнить чёрный список сразу или после гордой отповеди?
Но буквы не собирались заканчиваться, и на одной из строчек сложились в жизнеутверждающее: «…тем более, ты кинешь меня через месяц, я намного хуже, чем ты думаешь». О лучшем Андруша не мог и подумать. «Значит, вот оно, в чём дело, и всего-то…», — вернулся в игру журналист.
Трусливыми метафорами Алёна дала понять, что её русый поклонник как спутник жизни — бесхребетный шут, не способный на серьёзные поступки, под которыми она подразумевала свадьбу и умышленную репродукцию. И была права: Андруша даже кредитов ни разу не брал, боясь уз ответственности. Не говоря о свадьбах. Вот её знакомый Егор, тот да — образец решимости и ответственности: к тридцати годам нажил трёх жён и четырёх детей!
Следом в Андрушу полетели камни намёков, что он, если разобраться, и как завидный жених так себе. Тухнет в своей редакции, машину не хочет, цветов не дарит, на фотографиях не получается… Чёрным всадником рутины его, правда, тоже не назвать — с Андрушей интереснее, чем со всем остальным миром, но это уже привычное, а хочется праздника. Чуда, сюрприза и уверенности, что, если надо, парень может исполнить свой долг — встряхнуть будни и ввести инъекцию эндорфинов.
«…Ты же мальчик творческий, вот удиви, наконец, меня, сделай хорошо так, чтобы я запомнила на всю жизнь. Написать всё что угодно можно, мне нужны подтверждения», — Алёна принесла Андруше последнюю порцию пищи для размышлений. С набитой головой он закрыл ноутбук и в ускоренной перемотке стал собираться на работу.
________________________________________
ГЛАВА 28
С пакетом мусора молодой человек выбежал в подъезд, где у лифта его словно ждал соседский мужик — кажется, Толик. От такого кивком не отделаешься. Вот уж кто умел найти повод заговорить.
— Здоров, сосед, мусор решил вынести? — сразил он Андрушу проницательностью.
В такой ситуации ответить «нет, пакет выгуливаю» или просто дакнуть — значит продолжать разговор имбецилов. И Андруша продолжил:
— Ага, принял решение, а то поднакопилось что-то. Пора уже.
Оба вошли в лифт и каждый подумал своё. Журналист: «Какого хера?!» Сосед: «Как я его разоблачил! Меня не проведёшь!»
Вроде бы общие темы для разговора иссякли, но свои навыки детектива Кажется Толик собрался продемонстрировать в полном объёме:
— А не ты вчера около администрации шёл вечером, часов в семь?
— Ну да, — подтвердил Андруша
— А я тебя видел! — разоблачил вечернего пешехода сосед, торжествуя. — Главное, еду в маршрутке — и чешет такой… Ещё думаю — ты или не ты?!
— Было дело… И что?
— Хы, что! Я-то тебя сразу узнал! Ты ещё с этим рюкзаком красным был! Ну точно, думаю, Андрюха… — говорил он об этом так, будто убили мэра и все спецслужбы ищут подозреваемого с красным рюкзаком. Дескать, от моего всевидящего ока ни один не скроется, за всеми слежу, всех вижу…
«Шпион ***в…» — молча высвободился из сумасшедшего лифта журналист.
Он опаздывал в редакцию на четыре часа, но даже такая язва заводила его меньше, чем пережёвывание Алёниного ответа. Когда, как не сейчас, говорить с соседом о мусоре и восхищаться его наблюдательностью? Трёхочковым броском Андруша отправил пакет в контейнер и, не сбавляя хода, прибыл на остановку — завидовать владельцам машин.
…Дверь офиса была совсем близка, но в коридоре он успел наткнулся на Даню с третьего этажа.
— О, привет. Что ты, пришёл? — протянул руку очередной следопыт.
Для Андруши, воспитанного недавней беседой в лифте, вопрос прозвучал так: «Ну что, попался? Я ждал тебя. Я знал, что преступник всегда возвращается на место преступления…»
— Да где пришёл?! Дома я, в ванной! — подозреваемый заорал как потерпевший и побежал дальше по коридору.
Праведное раздражение, сдобренное прессом дел, мобилизовало Андрушу. Он ворвался в редакцию возмущённый, что весь офис пришёл на четыре часа раньше него. По крайней мере, это так выглядело.
«Проспавшие так не передвигаются. Явно с очень важной встречи по работе…» — заключил Я Не Костик и, умасленный последним рабочим днём, не стал задавать вопросов.
Журналист снял куртку и подкатил к себе стул. Информация, бурлящая в Андруше, постепенно начала оседать вслед за ним самим. Смыслы упорядочивались, а рабочие дела занимали места, свободные от Алёны. В итоге он выжал ответ пассии до внятной сути.
— Торгуется ещё… Праздника ей… — испустил парень, набирая в поиске «идеи для сюрприза девушке».
Вскоре Андруша проанализировал все ювелирные и конно-рыцарские советы, и пришёл к тому, что вполне способен придумать идею сюрприза сам. Первым делом он сам придумал спросить подсказку у Светы. Она привычно сидела напротив и выбирала доставку, где вкуснее заказать в офис пиццу для междусобойчика по случаю каникул.
Выслушав Андрушу, Света пообещала помочь и спустя десять минут со словами «смотри, что я нарыла» отправила ему сообщение. В нём содержалась ссылка на первый же сайт по запросу «идеи сюрприза для девушки». Андруша сердечно поблагодарил коллегу за отзывчивость и закрыл бесполезную страницу. Ну а что с неё взять, это ж Света… «Нарыла» — так она говорила про любую добытую ею информацию, включая пришедшие пресс-релизы. Да и по встречам она исключительно «бегала», а на работе строго «пахала».
— Ты с чем, Андрюх, пиццу будешь? — прокручивая колёсико мышки, запищала Света.
Журналист задумался, чтобы потом не сожалеть о бесцельно потраченных деньгах, списанных с зарплаты на сегодняшний фуршет. Даже встал и прильнул к меню.
— Давай-ка мне лучше бургер и… всё, — увидел цену Андруша.
Оставшаяся от его пятисот рублей часть депозита была заложена на шампанское.
Однажды в беседку к пятнадцатилетнему Андруше и его приятелю подсел мужичишка. Несвежий, но чистый, вежливый, при дипломате и банке крепкого пива. В пылу скорбного жизнеописания, он сокрушался, что тридцать лет угробил на работу в одной городской газете. Молодость, здоровье и нервы взяла себе в жертву редакция.
Седоватый усохший интеллигент поведал подросткам о подковёрных тяготах будней журналиста. С брезгливостью и презрением к себе он шёпотом рассказал, что редакционная жизнь — это регулярные попойки всем коллективом по случаю дней рождений, свадеб, свадеб знакомых, зарплаты, пятницы и подаренного коньяка. Мало того, проходит пару лет, и сотрудники уже не могут смотреть друг другу в глаза, не заливая их, даже на следующий день после спонтанных соитий, чем всё чаще кончаются редакционные банкеты…
И за что особенно стыдно — неоперившееся, молодые кадры в скором времени также остаются на проспиртованной плёнке этого порнофильма ужасов. Немногие выдерживали вынужденное раздвоение личности, когда днём пишешь про одарённых детей, приоритеты экономического развития области и семейные ценности, а вечером, сидя на лестнице в обнимку с пьяной верстальщицей и держа в пропитанных колбасой пальцах окурок, пытаешься связать масляную речь в предложение подняться к чердаку здания, туда, откуда их не будет слышно.
Сморщенный рассказчик сунул опустевшую банку в дипломат и промокнул манжетами свитера влажные глаза. Так Андруша определился с выбором профессии.
— Крууууть… — не мог он сдержать восторга от услышанного. — Неужели такое бывает? Это же мечта! Как вторая семья, банда… Никто не выделывется, не отказывается, ни перед кем стесняться, все свои, умные и хорошие… А каких ещё берут в газеты? Всегда есть чем заняться вечером, все друг другу рады… Не работа а Акуна Матата, — интерпретировал рассказ русый слушатель.
Но то ли журналист не угадывал с местом работы, то ли тот мужичок переусердствовал с романтикой — ничего подобного Андруша в своей практике так и не встретил. Только стук клавиш и вздохи при взглядах на часы. Потому редких банкетов с осетинскими пирогами, пиццей и двумя бутылками шампанского на штат Андруша ждал без остервенения. Как и сегодняшнего.
________________________________________
ГЛАВА 29
Сгорбленный Андрей Ужин торопливо печатал ответ стилисту интимных стрижек Илоне Литвин, которая просила редакцию разобраться, почему мэрия заставляет её переименовать салон «яИлона». Журналист спешил до банкета выкроить время, чтобы спокойно обдумать Алёнину блажь — спонтанный праздник.
— Это должно быть что-то феерическое и затратное на усилия… — в творческих муках грыз ноготь на мизинце Андруша.
Он препарировал в памяти всё, что слышал от девушки, и примерял её хобби и мечты к понятию «незабываемый сюрприз». Не успел журналист приступить к безымянному пальцу, как зацепился за давний диалог с Алёной.
Как-то он поделился наблюдением, что большинство гуманитарных белгородок, кроме попыток переезда в Питер, хоть раз да ставили себе цель выучить испанский язык. В основном, так же, как и с Питером, безрезультатно.
— Не знаю насчёт испанского, не замечала, — аж отвернулась Алёна, как бы говоря: «Может, одна такая попалась, а теперь сидишь, умничаешь».
Девушке не понравилось, что Андруша смёл в общий совок типичных чаяний среднестатистической тёлки её личную просьбу у судьбы почитать Достоевкого на подоконнике своей квартиры с видом на питерские крыши.
— А в Питер и я хочу. Но я, если что, не гуманитарий ни разу, — призналась тогда Алёна и посетовала, что её любовь к городу на Неве заочна, ведь она туда ни разу не ездила. Не к кому, не с кем и некогда.
Зато Андруша, который придыханного трепета перед Северной столицей не испытывал, в сумме пожил там с неделю — спасибо командировкам и одной интернет-знакомой, на которой он гостил позапрошлым летом. Сказать, что он знал город, нельзя, но с помощью всё той же интернет-знакомой он мог бы устроить Алёне знатный крышинг, бомондинг и петергофинг. Даже зимой. Ну чем не праздник?
Единственное, что журналиста смущало — если ехать, то ради какого-то главного события. Ведь если просто гулять, даже с самым интересным гидом Андрушей, то шарик эмоций не лопнет, а сдуется. Счастье размажется по всему дню и в итоге превратится в бледное, пусть и приятного цвета, пятно. А надо, как говорил Сергей из поезда, чтобы было фэ, взрыв, чтобы остро, ослепительно и немножко больно.
В любом случае результатом дум журналист остался доволен. Вояж в Питер — идея дельная. В меру затратная и на усилия, и на деньги — как раз соответствует цене вопроса доказать свою состоятельность как умельца радовать в нужное время.
Уверенность, что всё будет хорошо, подкрепилась запахом пиццы. Как только курьер оснастил ароматными пакетами сдвинутые столы, у сбежавшихся сотрудниц редакции хватило любопытства добраться до сути заказа.
— Чей бургер?! — над столом призывно взмыла рука с серебристым комом.
Андруша завершил сеанс работы и присоединился к коллегам. Во главе банкета возвышался Константин Станиславович. С благодетельной улыбкой он приступил к мотивирующей речи. Вокруг стола восседали работники редакции, многие — в царских позах, правда, вместо скипетра они сжимали пластиковые стаканчики с шампанским, а в качестве державы выступал треугольник пиццы. Эти умники сочли, что если возьмут пиццу заранее, то редактор быстрее закончит тост, чтобы дать, наконец, поесть. Спустя минуту проходящие по коридору мимо офиса Е-Bel слышали одно из самых искренних «Ура!», произнесённых по окончании тоста.
Глотнув шампанского, журналист добрался до бургера. Ещё год назад в баре или дома, развернув фольгу и пергаментную бумагу, Андруша цепенел перед габаритным родичем тощего исчадья макдака, перед сочащейся легендой, многослойным символом сытой жизни, источающим сдобно-мясной фимиам с веяниями диковинного соуса. Он поднимал бургер к уровню глаз и, тренируясь насытиться, мысленно поедал каждый этаж — гордый, что культовое достояние мировой кулинарии наконец-то добралось до нас.
Но сейчас, спустя год и десяток бургеров, божественный ореол с главаря фастфуда спал. Журналист открыл свой заказ и посмотрел на него непредвзято. Над жертвой маркетинга потешалась котлета в булках за треть дневной зарплаты. Но вкусная, зараза. Запив последний кусок шампанским непьющей начальницы отдела кадров, Андруша поймал волну натужного веселья.
Вообще фуршеты хороши тем, что на них стыдно быть серьёзным и обидчивым, а значит, можно говорить почти что угодно, страхуясь шуточной лёгкой интонацией. Такую интонацию тщетно искали коллеги бухгалтерши Лилии Фёдоровны, когда она угостила всех домашним тортом и, любуясь на пустеющие тарелки с десертом, возликовала:
— Ну скажите же, вкусно! А мои ноют, что за восемь дней испортился…
Сколько сотрудники ни вымаливали взглядом спасительное «шутка», так и не дождались.
— За что вы нас ненавидите? — отреагировал Я Не Костик и вызвал наивное недоумение бухгалтера, по которой расходились уже два стакана шампанского.
Ирония быстро эволюционировала до скандала. Константин Станиславович, к тому моменту передавший бразды недовольства поступком бухгалтерши подчинённым, вернулся за рабочий стол. Как мудрый руководитель, он решил спасти праздник музыкой.
— Рты позакрывали или щас по домам пойдёте! — предложил два решения проблемы редактор.
Он развернул от себя колонки и объявил:
— Песня «Танцевать!»
Извиваясь под рваный ритм «Касты», Шмонк пританцевал в область между Лилией Фёдоровной, рекламисткой Надей, которая выступила в поддержку опрометчивого кондитера, и всеми остальными. В числе остальных был и Андруша. Сонный после бургера, он вяло шевелил локтями, лишь бы не садиться — каждый должен был запомнить, что он тоже не отсиживается. Например, дизайнер Настя и журналистка Света, которые просто стояли в метре от него.
— Нет чтобы «Буллетов» или «Марсов» включить! — не составляло труда перекрикивать рэперов Насте.
— Ага, чтоб бухгалтерша инсульт словила? — пофилантропствовала Света. — Надо как-нить свою дискотеку замутить…
— Да надо… А лучше — на концерт нормальный сгонять, — перенеслась в фан-сектор Настя. — Я б ради «Марсов» отгул взяла.
Журналист произвёл пару танцевальных фрикций и вытянул шею к беседе:
— Ваш Джаред через неделю же приезжает, а это вообще-то праздники.
Девушки переглянулись:
— Кто? «30 секунд до Марса», в Россию?
— Ну… Как бы да, — посеял смуту Андруша, уверенный, что закрытое выступление солиста приурочено к большому концерту всей группы, — город не знаю, но сто болтов приезжают.
— Своеобразный, конечно, юмор… У них тур весной начинается! — умыла дезинформатора Настя.
— Да? А, блин. С «Расмусом» перепутал, — утёрся Андруша и второпях ретировался в тихую курилку.
Только здесь он мог разрядить обойму внутренних салютов, демонстрируя лестнице пантомиму «Радость футболиста, забившего гол, в замедленном повторе».
Это вчера, когда Ваня предлагал проходки, Джаред Лето был обычным кумиром миллионов и основателем какой-то там мейнстрим-группы. Ну на то он и мейнстрим, чтобы быть популярным у миллионов. Поэтому не было ничего особенного, что среди этих миллионов была и Алёна… Не придал значения вчера Андруша и патронташам треков 30 Second To Mars в исхоженном списке её аудиозаписей. И даже страницы Алёниной тетрадки с фиолетовым ликом солиста, выпали из его памяти.
Зато сейчас, после дня камланий над сюрпризом и слов Светы, журналисту удалось сопоставить факты. А если даже фанаты не знают о визите Джареда Лето, то потрясение от неожиданности и масштаба точно убедят Алёну, кто её герой.
«Питер — это, конечно, хорошо, но в другой раз», — Андруша дофантазировался до того, что уже стоял на танцполе, придерживая руками сидящие на плечах тёплые ляжки.
Но быстро взял в руки себя. Во-первых, вряд ли девушка в январе отправится на концерт в шортах без колготок, а во-вторых, ещё неизвестно, остались ли проходки. Выбросив пол сигареты, журналист позвонил Жабе. Первым делом Андруша удостоверился, что его не разыгрывают и выступление того самого Джареда Лето состоится. Жаба дал слово, но, сквозь одышку, заканючил:
— А оно тебе точно надо? Вчера бы… А то уже своим пооб…
— Вопрос жизни и смерти! — собранный, как в момент экстренного поиска, куда блевануть, отчеканил Андруша.
— Подставляешь меня, журналист, но будут тебе… А! — забрезжила надежда на отказ. — Ты вообще в курсах, где это будет?
— Нет, — закрыл глаза Андруша.
И ещё долго не открывал после того, как услышал в ответ:
— В Питере.
ЧЕТВЁРТАЯ ЧАСТЬ
«Не заставляй любить.
Любовь не терпит повелительного наклонения.
Люби!»
Мелисса Агуэровна
ГЛАВА 30
Редакция новостного портала E-Bel всегда кишела женским большинством. Тем не менее среди Андрушиных коллег у Алёны конкуренток не было. Порой от нечего делать журналист зондировал помещение в активном поиске, но всякий раз мимо. Не офис, а пачка дешёвых фисташек: сплошь пустые или закрытые. Пустые отпугивали Андрушу своим беспросветным вакуумом под порой аппетитной оболочкой, а закрытые прятались в скорлупе отношений и браков.
Ну и Лена. Тоже журналистка. Многие акулы пера, среди которых она постоянно вилась, сломали зубы об этот орех: очень уж лакомым казалось им ядрышко. Иммигрантка из Луганска была до того хороша собой, что ни разу в жизни не видела неэрегированный член. По крайней мере, опровергнуть это работникам редакции E-Bel случая не представилось, особенно Андруше. В очереди к ступке с Лениным орешком пестик журналиста стоял последним. Но так было не всегда.
Стоило смазливой украинке переехать в Белгород и устроиться по специальности корреспондентом, как она сблизилась с русым коллегой. Пара экскурсий по городу, несколько совместных материалов, участие в одной команде в мозговом штурме — и они с журналистом — главный информационный повод жёлтых новостей в курилке.
Общаясь с новой сотрудницей, Андруша старался не смотреть на неё, чтобы, как обычно, не потерять связность речи, но люто настаивал себе на том, что внешность для него — только бонус к многомерному внутреннему миру Лены и её пронзительному уму. Собственно, общая причастность к эрудированности их и свела. С появления в Белгороде первых барных квизов у Шмонка с рекламистками была своя команда. Она занимала исключительно почётные места — как объявлял их ведущий, чтобы не расстраивать. Но однажды редактор пригласил Лену. Тотчас интерес к игре пробудился и у Андруши. В итоге команда редакции заняла аж второе место из шестнадцати.
А спустя какое-то исчисляемое неделями время журналист пригласил украинку к себе. Под безотказно романтическим предлогом: посмотреть «Что? Где? Когда?». В надежде, что парень шутит, Лена пришла.
— О, хохлушка дней моих суровых… — поприветствовал гостью Андруша.
Он был единственным, кому Лена позволяла называть себя хохлушкой — очень уж у него это выходило трогательно и по-доброму. Так, что даже Шмонк, пожалуй, согласился бы быть для него «жидёнышем».
Журналист же называл так Лену, чтобы хоть как-то скрыть платоническую похоть за дружеским панибратством. И удавалось неплохо! Жизненная логика Лены была предельно проста: из всех возможных взаимосвязей событий она выбирала самую фатальную. Брат недоступен — наверное, машина сбила; редактор звонит — видимо, увольнять; живот болит — скорее всего, рак; Андруша называет хохлушкой — да дружит он!
Предельно дружески стартовал и субботний раут у журналиста дома. Хозяин смешил Лену, пробуя сурово и грозно произнести слово «утятница», а гостья придерживала конечности запечённой птицы, помогая их отрезать.
— Для первого раза сносно, — аттестовала кулинарные способности Анлруши хохлушка, соскабливая с утиной грудки кожу к краю тарелки.
Лена нахваливала выбор сыра в пользу дорблю и общую организацию приёма, не подозревая, какую мину заложил её коварный сотрапезник. Зная о преклонении Лены перед интеллектуалами, парень пошёл на риск. И не важно, что плесень на том сыре — и то была благороднее этого риска…
План аферы казался идеальным. Ровно неделю назад уважаемый телезритель записал эфир «Что? Где? Когда?» осенней серии игр. Более того, он не поленился додуматься вырезать из программы все упоминания даты. Флешка с передачей уже торчала в USB-засаде. Она лукаво выглядывала из-за кулис телевизора и дожидалась своего незримого появления в Андрушиной постановке, где главный герой покоряет даму, с лёту разгадывая все хитроумные загадки господина ведущего.
— Но самое обалденное мясо я ела в Грузии, — Лена посмотрела в окно в поисках Кутаиси. — На рагу похоже, кубиками такими… Как же оно называется… Ммм… Что-то между Чаушеску и шиншиллой… — зашипела она и поняла, что не успокоится пока не вспомнит.
— Чашушули! — Лене потребовалась пригоршня минут, чтобы услышать правильный вариант от Андруши, измученного «Яндексом».
В облегчении она ушла в туалет. Как раз около десяти вечера — в лучшее время для увертюры авантюры. Парень, борясь с мандражом, нашёл в подушках пульт и выбрал нужный файл. Всё было готово к представлению. Лена застала Андрушу сидящим на паркете напротив телевизора.
— Тут же это, ЧГК началось… Если хошь, посмотрим, ну или фоном просто пусть… — стараясь дышать ровно, предложил оператор пульта.
Чтобы уважить хозяина квартиры, Лена согласилась подумать над вопросами вместе с Андрушей. И не пожалела. Никогда в жизни ей не приходилось наблюдать столь густую концентрацию интеллекта в одном небольшом человеке. Единство логики, эрудиции, памяти, прозрачности суждений и остроумия ответов в этот вечер имело имя — Андруша.
Гений ошибся лишь однажды (и то — нарочно), и, что особенно впечатлило гостью, — ни капли зазнайства. Словно разорять интеллектуальное казино для него — хобби, и вообще — вопросы ему задавал не ведущий «Что? Где? Когда?», а отгадывательница сканворда в журнале «Тёщин язык». При том, что знатоки были разгромлены за час, лишь раз ответив правильно.
Бенефис получился что надо. Не сокращая дружеской дистанции, герой вечера проводил Лену до такси — мариноваться в мыслях, насколько, оказывается, Андрей ещё и не озабоченный.
И наверняка не было бы никакой Алёны, и не искал бы он сейчас, на банкете, место подальше от Лены, если бы не прыть таксиста. Уже через пятнадцать минут после вызова обворожительная гостья зашла к себе домой — точнее, домой к баб Любе, у которой тогда квартировалась.
Открыв дверь, Лена порхнула в спальню мимо зала с хозяйкой, но та окликнула девушку:
— Ленок, поди сюда, тут у йих самое интересное щас. Пять — пять счёт.
Баб Люба ткнула в выпуклый экран «Горизонта». И правда, под надписью «Прямой эфир» мелькнули цифры 5:5, а привычный за вечер голос ведущего сообщил о решающем раунде… Для понимания происходящего Лене потребовались скорее морально-волевые усилия, нежели умственные.
Несмотря на утрату доверия к Андруше, хохлушка быстро простила ему желание понравиться любой ценой, а вот журналист был так обескуражен фиаско, что в припадке стыда решил прекратить контактировать с коллегой. Да и, по правде говоря, как только Лена на следующий день начала разговор с «Ну ты вчера красавчик, конечно. Почти все ответы запомнил за неделю!..», в Андруше всё рухнуло и прелестная Лена махом стала для него просто взломщицей секрета его гениального, но позорного фокуса. Все те разочарование и обида, которые должны были переполнять Лену, забурлили в горе-аферисте. Оскорблённая претензиями вместо извинений, девушка тут же закрыла для себя Андрушу. Обоюдное табу на общение возникло спонтанно и не нарушалось более двух лет.
Повлиять на порядок вещей могло лишь событие аномальной силы. Такое, как известие, что абсолютно случайно, не иначе как по воле Замысла, через неделю в Алёнином городе-мечте выступает Алёнина рок-мечта и это всё выпадает на праздники и на Алёнино желание получить сюрприз-мечту от Андруши. В такие моменты на Земле не остаётся врагов, мороз превращается в свежесть, страх — в уважение, а реклама казино перед сериалом захватывает своим сюжетом. Нет в этом мире и места давним обидам. Андруша порыскал по сумрачному, полному коллег офису в поисках удобного пристанища и таки сел на диванчик к Лене — намного ближе, чем мог бы.
— Чё, как там твой улитка Одиссей, жив? — протянул трубку мира опальный жулик.
— Нету больше Одиссея. Раковину повредил и усох, — мягко ответила Лена.
— Во блин. Прям как сантехник в доме Эскобара… — скорбно, чтобы было смешнее, произнёс журналист.
Пара взаимных ужимок — и на диванчике у обочины офисной дискотеки воцарился мир. Лена вспомнила того самого Андрушу и напрочь забыла причину ссоры. Парень же, наоборот, слушая о житье-бытье вновь обретённой подруги, то и дело морщился, не узнавая потешную зажигалочку в породистой лощёной лани. То-то он давно заметил, что место футболок, джинсов и кед на коллеге постепенно заняла очень женская одежда. В такую обычно переодеваются мужчины, если надо сыграть женщину… Но Андруша и представить не мог, что ребрендинг упаковки так тесно связан с изменением внутренней политики компании «Лена».
— Айя, Андрей, сколько тебе лет? Ты как ребёнок! — осаживала она попытки парня высказаться по любому поводу. — На хрена тебе эти катакомбы?! Да тридцатка — это даже не деньги… Какие стихи, камон?! Пришёл, увидел, победил — таким должен быть мужик.
Андруша не выпускал из губ чашку с шампанским — мол, у него просто занят рот, а так бы он нашёл, чем крыть. Но крыть было нечем. По сути журналист представлял из себя рядовую планктонину, а философские аргументы о своей счастливой жизни сейчас были бы самоуничижительными. На фоне-то Лены, которая за пару лет жизни в Белгороде изрядно развилась. Даже назвать хохлушкой язык не поворачивался.
Своим кремовым, виновато-заискивающим голоском хостес в подпольном казино она добывала славу прекрасной доброй феи, посланной небесами для контраста со всеми нами. Златовласую недотрогу знал и любил весь белгородский свет — от журналистов, бариста и ведущих свадеб до бизнесменов и депутатов гордумы. Она свила вокруг себя кокон знакомств и поклонников и перестала тратить деньги. Лена давно попрощалась с баб Любой, переехав в новостройку с панорамными окнами. «К работе поближе» — давая ключи, объяснял ей сын, чьё имя-отчество нельзя называть. А там и права пригодились, и отделения в кошельке для карт клиентки салонов красоты… Но работу корреспондентом в E-Bel она не оставляла — так было удобно всем.
При всём благополучии, сразу заметил Андруша, она уже совсем не улыбалась, а редкий смех в разговоре посвящался личным неудачам подруг. Парень прочитал во взгляде Лены в стаканчик с колой, что тот наполовину пуст, и принёс ещё.
— Забыл уже, когда просто колу пил. Мы обычно, когда в парке гуляем, наливаем в неё коньяк, чтоб без палева, — разоткровенничался Андруша.
— А ты что, в парках гуляешь? — спросила Лена, будто тот говорил о кладбищах или свалках.
— Ну не один. С друзьями собираемся и гуляем, с гитарой иногда. Свежо, знакомых встретить можно… А что тебя удивляет? — в поисках подвоха поинтересовался молодой человек.
— Ты сейчас серьёзно? Там же съём один, быдло и мамаши. По-моему, нормальные люди в 25 лет в парках не гуляют… — проверила на прочность нервы собеседника Лена.
— А где тогда? — неподготовленный к такому повороту смутился ненормальный.
— Ну как-то не знаю… В кафе, в гостях, в кино, в боулинге, на квестах… В «МегаГринне» том же… В аквапарке… Шопинг, салоны… Мужики — в спортзале, на пейнтболе, в пабе… Да где угодно. Ну не в парке же! — прибила она к диванчику Андрушу.
«Какие салоны, Лена? — промолчал парень, чтобы не провоцировать продолжение разговора. — Ты два года назад на рынке учила меня выбирать свёклу подешевле». Он ограничился звонким:
— Ясно. Давай! Пошёл я.
Тон Андруши был бодр, так как после похода в курилку он имел незаурядный запас позитива. Журналист поднялся, чтобы оставить Лену наедине с величием, но остановился, получив в спину вопросом.
— А где ты Новый год отмечаешь? — своей флегматичной тягучей патокой спросила Лена.
— Да со своими, у Олежки… — лениво выдавил парень, жалея сил на ответ, явно безразличный вопрошающей. Ей-то какое дело? Уж точно не на загородной базе, не в клубе, не в ресторане или где там такие справляют…
А между тем спросила она неспроста. За год пронырливая фам фаталь успела переусердствовать с кокетством и нажила себе специфических неудобств.
В Белгороде имелось только одно заведение, где Лена была бы рада слушать бой курантов — «Камеди кафе». Там забронировали столики самые близкие к ней тусовки, в чём не было ничего хорошего. Пересечение некоторых импульсивных поклонников на одной с Леной территории было чревато порчей праздника, статуса непорочного ангела и здоровья. Конечно, можно было бы отметить в гостях у семейных друзей, но как-то это мелко. Всё-таки новогодняя ночь, а не День Конституции.
И, как нельзя кстати, нарисовался Андруша. По слухам, которые распускал он, каждый его Новый год — это канва приключенческого блокбастера. Но не боевика. Он рассказывал о мифической гостинице «Азиза» — частном доме своего друга. Согласно фамильной легенде, в начале девяностых певица Азиза гастролировала в Белгороде и ей не нашлось места в гостинице. И артистку, мол, разместила у себя на ночь хозяйка этого дома — мама Олежки, тётя Роза. Почивала звезда на советском диване. Когда мебельное достояние обветшало, его перенесли во флигель.
Радушие подросшего Олежки не знало границ, поэтому у его многочисленных друзей никогда не стояла проблема где отмечать события, требующее совместных возлияний. Двухкомнатный флигель с мангалом во дворе манил именинников, музыкантов и кавээнщиков, и вскоре к импровизированной базе отдыха с диваном приклеилось респектабельное «Гостиница «Азиза». В ней-то, по обыкновению, Андруша и планировал проснуться 1 января.
Лена выклянчила у будущего постояльца «Азизы» подробности надвигающегося праздника жизни, а затем в порядке «если что» спросила насчёт себя.
— Да почему нельзя-то? — рассеянно засветился Андруша.
Левых гостей Олежко не жаловал, но отношение к новичкам радикально менялось, если левый гость был гостьей. Да ещё такой. К тому же, это особое удовольствие — свести знакомых из разнотипных компаний и, как юный химик, соединивший в колбе два случайных элемента, наблюдать за реакцией.
Андруша предупредил Лену, что все его друзья любят гулять в парках, и в последний раз в году вышел из жаркого от пота офиса. Он бы с удовольствием малодушно поддался на уговоры коллеги вернуться на диванчик, но на подмогу к силе воли пришло позднее время. Надо было торопиться домой — Дэнчик уже подъезжал к городу с гостинцами из дьюти фри. Лена свойственно себе расценила уход Андруши как нежелание общаться и ещё сильнее захотела на Новый год в «Азизу».
________________________________________
ГЛАВА 31
До сегодняшнего четверга Андруша никогда не раздевался в полдевятого утра. Минутой ранее в подъезде он с завидным удовольствием вспомнил, что ему не надо на работу.
— Зачем заводил? — кряхтел Андруша, отключая будильник, как вдруг на экране телефона вскочило холёное лицо Кирилла — того, кто на днях уведомил журналиста о пикантных перипетиях на «Рок-ёлке». — Поспать не дадут, суки, — ворчнул журналист, хотя ещё десять минут назад собирался в редакцию.
Он сказал это вроде бы себе, но намеренно после того, как нажал на кнопку «Ответить на звонок». Кирилл сидел под окном в собственном «Лансере» и, несмотря на это, был тотально грустен. По размеренному унынию звонящего Андруша установил, что ничего серьёзного не произошло, поэтому, так и быть, пустил Кирилла в гости.
На пороге стоял компактный пижон в пальтишке с поднятым воротником. Его фирменная глазированная бриолином причёска увенчивала ухоженную голову, а скулы, окантованные ровной каймой щетины, лаконично переходили в подбородок, скрытый под чёрным кустиком. Будучи примерным низкорослым парнем, Кирилл регулярно культивировал в спортзале свою мускулатуру. Чтобы занятия были не напрасны, при каждой возможности ему становилось жарко и он как бы невзначай раздевался до майки-алкоголички. Даже сегодня, в квартире друга, Кирилл первым делом стянул с себя свитер, выпустив запах одеколона и блеск мясистых плеч.
Зачастую единственная разница между глубоким афоризмом и баснословной чушью — это знак цитаты. С ним любая ахинея воспринимается как продукт вселенского разума. Даже не важно, чьё имя стоит после кавычек или литеры «С» в кружке. Это печать бога. Знак качества. Поспорить с копирайтом за умение придавать словам значимость может только стихотворчество.
Мысль, облачённая в поэзию, становится ниспосланной. Ибо не могли слова случайно так гармонично сложиться в размер и рифму. Неспроста же «кровь» с «любовью» ходят бок о бок не только в строфах, да и «баклажан» не по своей воле созвучен «Азербайджану», а «Спрайт огурец» очевидно создан природой, чтобы пришёл «жажде конец». Но путь до каменной цитаты или стихотворения у слова долог.
Пока калейдоскоп мыслей находится в голове — они не имеют ценности. Это случайные осколки, равносильные по степени бесполезности. Но стоит открыть рот и произнести выловленную фразу — и она набирает вес, так как заслужила право появиться на свет, пройдя естественный отбор среди мусора образов. Раз сказал что-то — значит, счёл достаточно дельным, чтобы оформить в предложение и озвучить.
На третьем этапе превращения выныривающих из потока сознания слов в нетленную догму — письмо. Уж если что-то написано или напечатано — то точно что-то дельное. Или, по крайней мере, автор считает это таковым. Вслед за автором отдает должное важности и читатель. Он, не пальцем деланный, понимает, что лишний раз напрягать пальцы никто не станет. Любая мелочь в чужом сообщении или дневнике видится значительной, принимается на веру и редко заставляет задуматься — зачем было упоминать цвет обоев или форму облаков? Да те же заповеди… Написано — значит, нельзя! И нельзя — потому что написано!
Не надо быть Андрушей, который только что поставил чайник для Кирилла, чтобы догадаться: на пике иерархии словотворчества находится поэзия. К содержанию трека, телеги или просто строф всегда минимум критического отношения. Во-первых, сразу видно — автор старался, придумывал, а писать стихи, как некоторые думают, в принципе дар избранных. Во-вторых, опять же, все рифмованные тезисы и выводы кажутся неслучайными и правильными. И, в-третьих, трудно что-то возразить, когда ничего не понятно, как оно обычно и бывает со стихами.
Таинственные, точно кельтские заклинания, лирические строчки сразу высекаются на плитах мироздания, как и имя их автора — будь то бард, рэпер, фристайлер или участник так называемого «Литературного фарша» — белгородского конкурса, где молодые поэты со сцены клуба декламируют сочинения в надежде устроить свою половую жизнь, ну или хотя бы пройти в следующий этап. Именно там Кирилл решил прикоснуться к элитарному и узнать, каково это — жечь высоким глаголом.
Беспринципное либидо Кирилла то побуждало его взять в кредит «Лансер», то записаться на йогу, то попробовать себя в качестве аутсайдера рэп-баттлов, а вчера — впервые взойти на эстраду бара «Декаданс-хаус». Не остановила его даже адекватная самооценка: рифмоплёт из него был никудышный.
Кирилл выступал не только перед целевой аудиторией — подмякшими от глинтвейна филологинями, а и перед жюри из белгородского поэтического бомонда. Дождавшись очереди, соискатель оваций прокашлялся и подошёл к микрофону:
Не забывай никогда,
как хлещет в пристань вода
и как воздух упруг —
как спасительный круг.

А рядом — чайки галдят,
и яхты в небо глядят,
и тучи вверху летят,
словно стая утят…
Не дослушав, судьи-критики шёпотом сошлись на том, что этот стих — выкидыш бездарного графомана. Затем, вычёркивая чтеца из борьбы, вежливо поблагодарили его и посоветовали не прекращать писать. В ответ ужаленный чувством несправедливости Кирилл сознался, что автор произведения вовсе не он, а Иосиф Бродский. Недаром парень полночи выбирал и учил малоизвестные, но гарантированно талантливые строки.
Даром что после акта честности стало ещё хуже, ведь восприятие творчества — это вкусовщина, а присвоить себе наследие титана поэзии — что прослыть прокажённым, — не жалел эпитетов председатель жюри поэт Дмитрий Енко, выражая общее мнение.
Вывести с биографии Кирилла унизительное пятно уже были не в силах ни мистер Время, ни мистер Проппер. Ему оставалось смириться и больше в «Декаданс-хаус» — место, где классика поэзии бессильна без кавычек — не ходить. Чтобы процесс смирения шёл быстрее, он, наутро проезжая мимо дома отзывчивого приятеля, решил его навестить. На то Андруша и считался Лао Цзы среди психоаналитиков-любителей. Достаточно было кому-то из друзей оказаться брошенным, уволенным или попросту пьяным и грустным — как у журналиста появлялся гость. Он был непревзойдённым слушателем, что с блеском продемонстрировал этим утром и Кириллу.
— Зато ты теперь стихотворение Бродского наизусть знаешь! — заключил Андруша. Ну как к такому не приходить жаловаться?
— А куда это ты в такую рань господню? — выдавил паштет на хлеб спонсор завтрака. И выслушал ещё одну Кириллову тяготу.
Тот держал путь в больницу к папе — Пал Тихонычу, который попал туда по весьма уважительной причине — сломал лодыжку и повредил веткой глаз, когда попытался спуститься с третьего этажа своей квартиры на шланге от пылесоса. Мужа-калеку его супруга получила в наказание за тоталитаризм в семье. Уходя на работу, она заперла снаружи входную дверь, чтобы Пал Тихоныч не пошёл похмеляться, но недооценила тягу страждущего к свободе. Боль от утраты дееспособности отца за неделю улеглась, но долг навещать его с йогуртами в часы приёма остался.
— Сегодня из реанимации в палату переводят, — сгорнул хлебные крошки Кирилл… — На поправку пошёл…
— Оно и к лучшему! — постановил Андруша.
— Да что ты? — сын выздоравливающего не знал, как реагировать, и в итоге укоризненно громко почесал щетину.
Кириллу было невдомёк — друг не вкладывал в реплику смысла, так как после слов про вторую горбольницу почти его не слушал. Какая разница, зачем ехать в больницу, когда рядом с ней находится комиссионка электроники «Теле-Тесла»?! А где, как не на этом кладбище прогресса, можно найти системный блок с дисководом и сами дискеты? Крайне полезные вещи для Андруши.
Вчера он, в последние дни способный увлечённо говорить только о своей Алёне, принимал Дэнчика и подаренные им напитки. И пристал к гостю с консультацией насчёт новогоднего подарка.
— Пока что думаю абонемент на… — полез вчера в телефон Андруша, — на «Традиционный тайский массаж в четыре руки. 4500».
Дэнчик тут же застегнул карман моту:
— Ты чё, нельзя бабе до первого секса, или пока не встречаетесь, дорогие подарки дарить. Она сразу думает, что ты так покупаешь её.
— Да при чём «покупаю»?! — суетно забегали Андрушины глазки.
— Эээ… Просто не вздумай. — уверенно и нехотя, как человек, не желающий объяснять, почему не стоит варить яйцо в микроволновке, настаивал Дэнчик. — Ты спросил — я ответил. Послушай меня и всё, раз сам не понимаешь.
«Это он ещё про Питер с Джаредом Лето не знает…», — послушался меценат. Вскоре коллегиально подарок был выбран: абонемент на традиционный тайский массаж в две руки.
Половину ценности подарка составляет труд его выбора. И в свете этого факта тривиальный абонемент в спа-салон выглядит убого, рассудил Андруша. Тогда он, не раз уличённый Алёной в нестандартом мышлении, решил компенсировать простоту презента увлекательным процессом его поиска.
Ночью парень набросал нехитрый квест по району Алёны с координатами спрятанной бутылки с абонементом. Или не бутылки… И координаты он решил записать на ветхую дискету, дабы поиск подходящего для неё компьютера был частью головоломки. Вряд ли девушка сразу догадается наведаться в комиссионку. Туда, где Андруша и запланировал добыть дискету и около которой так сподручно лечился Пал Тихоныч.
Идею составить компанию Кириллу в поездке до больницы подкармливали сытость и отсутствие дел. А тому только в радость — преподаватель английского был природно интеллигентен и учтив, поэтому воспринял предложение товарища как возможность отблагодарить его за психологическую помощь и за два бутерброда с паштетом (а после оформления кредита на «Мицубиси Лансер» Кирилл стал реже есть). Ещё эти траты на йогурты, лекарства, новый пылесос…
Визитёр, уже стоя в прихожей в свитере и пальто, положил Андрушину губку для обуви на место, а затем спустился с другом во двор — к чёрному «Лансеру». Из-за постоянной нехватки бензина верхняя половина нутра бака машины давно заржавела, зато те литры, которые мог себе позволить Кирилл, окупались с лихвой: перспектива покататься на чистой обтекаемой иномарке с молодым преподавателем за рулём купировала волю десятков студенток. Сперва — по городу, потом — на стоянку за «МакАвто», а там, глядишь, и до рощицы поближе к закату…
— Только дверью не хлопай, заклинаю, — первым делом остерёг Андрушу бережливый автолюбитель.
За машиной Кирилл следил ещё пристальнее, чем за собой. Он бы до сих пор ездил с заводской плёнкой на креслах, если бы недавно Оксана Тараторкина каблуком не распорола целлофан на заднем сиденье. Пользы от тёплого и просторного «Лансера» добавляло обстоятельство, что жил аспирант с родителями. К старшему из них он и направлялся в больницу вместе с Андрушей.
Как только чистая обтекаемая машина оставила позади «Магнит», пытливый пассажир прищурился на прямоугольную картинку, приклеенную над лобовым стеклом. На пластиковом фото — сувенире из командировки в Берлин — был изображён легендарный поцелуй Брежнева с Хонеккером.
— О, это чтоб студенточки не боялись с тобой кататься? — вопросительно констатировал Андруша.
— А для чего ж ещё? — казалось бы не стал отвечать на глупость Кирилл, но всё-таки продолжил. — Ну, кстати, ничего гейского тут нет… Даже само слово «целовать» родственно слову «салют», в смысле, приветствию, и значило пожелание здоровья, — аспирант факультета иняза с лета писал диссертацию про германские корни английского или что-то в этом роде, поэтому был заряжен на засорение любого разговора информацией о происхождении слов. — «Целовать», чтоб ты знал — это от «целый», в смысле, «невредимый». Да и щас, если навернулся, говорят: «Ты цел?» в смысле — «Здоров?». И, если что, «цел» и немецкое heil — которое в «хайль Гитлер!» — слова от одного древнего корня. Так что и в поцелуе мужиков, если разобраться, нет никакого подтекста. Вот если б с языками…
— Да хорош! — Андруша не позволил разгуляться воображению спутника, чтобы не пришлось унимать собственное. — А у них и kiss не всегда был «поцелуем». Что kiss, что немецкое kuss родственны нашим «кусать» и «кушать» и значили «пробовать на вкус», «выбирать». Потом оно в сhoose превратилось — «выбор» переводится.
— Ну я так-то в курсе, — преподаватель английского ревностно дал понять Андруше — он знает.
— Так что между «есть» и «кушать» сейчас разницы нет, а в средние века «кушать» значило «пробовать еду». И kiss потом только, через ассоциации с прикосновением рта, стал «поцелуем».
— Бывает… — произвольно зевнул Кирилл, имея в виду, что его лингвистическая справка была на порядок увлекательнее.
— Что бывает? Это не конец… Kiss не просто так из еды переместилось в лобызания. Хотеть целовать того, кто нравится — это доисторическое подсознательное желание полностью обладать человеком, вплоть до его поедания. Каннибализм, на секундочку, — Андруша придал тембру инфернальную глубину, — это высшая степень контакта, полное обладание, и маньяки-людоеды имеют именно сексуальные расстройства… Поэтому все эти ванильные «моя сладкая», «дай ушко укушу» и «я тебя съесть хочу» не такие и метафоры.
— Какой же больной мозг до такого додумался… — открещиваясь от подозрений в желании кого-то съесть, покосился водитель. — Я лично вообще… Хотя, ладно, проехали… — смял заход Кирилл.
Он собрался было привести себя в пример как не любителя целоваться, но передумал. Скромняга патологически избегал подробностей своей личной жизни и рассказов о предпочтениях в ней, будто скрывал постыдное.
Чуть что, Кирилл сразу давал понять — к теме межполовых взаимодействий он относится как к баловству, не стоящему внимания на фоне образования, угрозы ядерной войны, дорогого бензина и нового сезона «Игры престолов». Доходило до того, что, если кто из его мужской компании в обсуждении женщин спускался ниже пояса, приземистый мачо рефлекторно самоустранялся с обязательным закатыванием глаз, означавшим «Ну началось… Поговорить больше не о чем?».
Кирилл был практик. А что мусолить? Пока его друзья, да хотя бы в той же «Азизе», присматривались к уровням доступности присутствующих девушек, куртуазный любитель маек под шумок набирался с этими девушками опыта в спальне флигеля. На расспросы друзей, в чём же его секрет, он стыдливо отшучивался или отвечал в стиле «ай, ладно там, я специально ничего не делаю…«Именно оттого, что делал, да ещё как, Кириллу и было неловко перед мужским миром. По правде, всё его существование было подчинено пополнению списка согласившихся дам. Угодник со скрипом это осознавал, как и то, что его смазливость, шлифованность, напускная галантность и даже «Лансер» — это краплёные карты в игре на физическое внимание барышень. Чтобы не выдавать своего преклонения перед слабым полом и чтобы лишний раз не задумываться о доле волочуна за юбками, в беседах о поцелуях и женщинах он держался индифферентно, как пожилой евнух.
— А ты знаешь, что руль раньше назывался «рурь»? — Кирилл схватился за первое попавшееся, чтобы не дать Андруше развернуть сексуально-каннибалическиую дискуссию. — Это от голландских корабельщиков пришло. Но русские язык об «рурь» ломали и в «руль» превратили…
— Ну а «февраль» — это извращённое «феврарь». Поэтому сентябрь, октябрь, ноябрь, январь — на «рь» кончаются, а в февраре две «р» близко, коробит… Диссимиляция называется, — Андруша сдал экзамен на отлично.
— Может, диссер мне напишешь? — на грани серьёзности спросил Кирилл. — Откуда такие слова знаешь? Вас что, на журфаке такому учили?
— Да понабрался… — многозначительно ответил Андруша, как и подобает тому, кто давно заметил: рассказывая что-то абстрактно интересное или полезное, ни в коем случае нельзя разглашать источник информации.
О любом стоящем факте мы знаем откуда-то конкретно. Кто-то поделился, где-то прочитали, откуда-то услышали. Как и навыки менять смеситель, готовить плов или показывать фокусы, знания даются не при рождении, а при конкретных обстоятельствах. Вот о них-то и не стоит рассказывать. Лишённый интриги слушатель сразу теряет всякое уважение к сказанному или сделанному тобой, какое бы оглушительное впечатление на него оно ни произвело, до: «Ай, ясно, я-то думал… „Дискавери“ любой дурак посмотреть может», — или: «Ну, конечно, поехал бы и я тогда с Олежкой на Нежеголь, тоже б научился линя корзиной ловить…» Но если подавать информацию, будто она сама собой осела в сознании под гнётом жизненного опыта, то статус человека умелого и разумного обеспечены.
В случае с Андрушей и его познаниями в лингвистике сохранить тайну было особенно правильно. Очень уж буднично он решил приобщиться к изучению этимологии. Даже мог вспомнить определённый час, когда это случилось. А именно — около двух лет назад, когда общение с коллегой Леной уже эволюционировало до совместного похода на рынок, но ещё не прервалось злополучным ужином в компании телезнатоков. Недавние знакомые бродили меж торговых рядов Центрального рынка в поисках бюджетного пропитания для Лены. Андруша нёс пакет, отяжелевший после подхода к ящикам с картошкой, и осматривался.
— Какая ещё журавлина? Шо за феня? — раздражаясь от бессилия понять, какую ягоду собирается купить Лена, вопрошал парень.
А Лена, будучи потомственной украинкой, только как журавлину эти плоды и знала. Методом тыка в прилавок покупатели выяснили, что журавлина — это клюква. После увлекательных закупок в ягодном, мясном и сыро-колбасных отделах девушка вновь пошла по тоскливым рядам овощей — выбрать свёклу для борща. Андруша же, чтобы не забивать голову ценами и видом корнеплодов, задумался о любопытном совпадении. О том, что и по-английски клюква будет «журавлиная ягода»… Ему ли, некогда активному слушателю The Cranberries, не знать.
Затем он вспомнил, что «крэйн» это не только «журавль», но и «кран». Ну кран и кран, и что? Но Андруша пошёл дальше, туда, где его ждало подозрение, что подъёмный кран — очевидно потомок рычага для подъема воды из колодца. И неспроста по-русски такой механизм называется не иначе как журавль… То есть древние англосаксы, как и мы, давая имя подъёмнику имели в виду его схожесть с журавлём.
Странное дело… Ладно, «гусь» и goose, «три» и three звучат почти одинаково — может, случайно позаимствовали слова через купцов. Но не могли же два народа, разделённые всей Европой, не сговариваясь назвать клюкву журавлиной ягодой! Вряд ли это первое, что напрашивается при взгляде на кислые красные бусины. Да и не каждый увидит в палке с ведром на конце не цаплю, не иву, не качели, а именно журавля. Видимо, не так далеко друг от друга ушли друг от друга славяне и англичане!
Никогда ещё размышления об историческом языкознании не находились так близко к овощам на белгородском рынке. Андруша утрамбовал в пакет пару свёкол и поволок его до Лениной остановки.
Это уже потом, когда холодильник бабы Любы пополнился клюквой, Андруша у себя дома узнал, что не только облик роднит журавля с краном. Оказалось, что сами слова «кран» и «журавль» при всей непохожести произошли от одного греческого журавля — geranos.
Потрясённый прочитанным, Андруша всматривался в скупой справочный текст, как в 3D-изображение, пока не увидел объёмную картину. Тысячи лет назад европейцы и индийцы жили на одной территории, говорили на одном языке, но по ходу расселения их внешность и говор менялась, пока в этот процесс своим рождением не влез Андруша. Теперь он мог видеть, как легко, сравнивая языки, можно копать вглубь времён, наблюдать, как разделялись нации, и поражаться тому, сколько общего у нас было и есть.
Простота и логичность превращения набора иностранных букв в казалось бы исконно русское слово опьяняла. Вроде какое к нам отношение имеют тамошние first, flame, folk, frog или совсем уже насквозь английское friend? А тем временем у каждого из них есть отечественный брат.
«Что-то всё это на тайные теории похоже, — критически читал Андруша о безусловной связи «френда» с приятелем древней основой pri, означавшей «любовь».
Но вскоре ему попался антискептический раствор. Стереть сомнения, что никакого подвоха нет, помогли звуковые законы. Согласно одному из них в праязыке на месте английского «ф» был звук «п». Теперь, словно подставив этот шифр к паролю, Андруша мог видеть код. First, flame, folk и frog — и в самом деле слова одного корня с нашими «первый», «пламя», «полк» и «прыгать». А существование единого предка у friend и «приятеля» стало для него скорее очевидным, чем невероятным.
— Ну у меня к английскому генетическая предрасположенность, наверно, — выявил природу своих способностей к языку Кирилл. — Значит, я оттуда родом.
— Да ну, ты низкий, волосы чёрные, значит, твои предки в горах жили, — провёл генетический анализ друга Андруша и, подумав, добавил. — То-то у твоего папы тяга к скалолазанию открылась…
Кирилл тяжело вздохнул и остановил «Лансер» на больничной парковке. Корпусы девятиэтажной лечебницы невозмутимо пестрели радужными красками. Пал Тихоныча следовало искать за жёлтой стеной на шестом этаже, в хирургическом отделении, куда и направился Кирилл.
Ноги Андруши сами увязались вслед, словно приятели договаривались навестить больного вместе. Первый не хотел разочаровывать уходом второго — вдруг тот рассчитывал на компанию, а второй не стал спрашивать, почему первый не идёт в комиссионку, дабы он не решил, что его прогоняют.
________________________________________
ГЛАВА 32
В тёплом холле с банкетками Кирилл достал припасённые бахилы, а Андруша пять рублей. Дух формалина и спирта, хлынувший из коридоров, привёл их лица в философско-печальное состояние воспитанных посетителей больницы.
— Иди сюда, тут она! — уже на шестом этаже окрикнул друга Андруша, стоя за углом перед палатой 614.
Потрясая целлофаном с йогуртами, Кирилл зашёл первым. Среди лежащих лежачих и сидящих ходячих мужчин на койке у окна из-под одеяла выглядывал его отец. Парни поздоровались с пациентами и подошли к Пал Тихонычу.
— Блин, батя, минут десять тебя искали! — положил на тумбочку пакет Кирилл.
— И шо, нашли? — ехидно встретил сына здоровенный больной, подбивая под шею подушку, чтобы приподняться.
С загипсованной ногой и бинтом поверх глаза он походил на флибустьера. Неспособный ходить в гальюн старый пират на своём судне дрейфовал с раннего утра и успел познакомиться со всей флотилией. — У меня-то заживёт, — в ответ на сочувствия Андруши заскрипел Пал Тихоныч, — а у пацана позвоночник сломан, — бросил он отёкшую руку в сторону койки напротив. — Снег на крыше чистил…
— Знали бы, где упадём, сугроб бы намели, — горько отозвался инвалид.
— А я в сугроб и падал! — донеслось из-за капельницы слева. — Только под снегом куча кирпичей была.
После услышанного Андруше впервые стало неловко от своего здоровья. Чтобы никого не дразнить мобильностью, он донельзя страдальчески поволок через палату стул, демонстрируя, что предпочёл бы полежать с переломом. Стараясь не задеть капельницу, молодой человек скромно сел поодаль от свидания отца с сыном. Довольный относительным уединением, автор Кирилла тут же забрюзжал про местную скуку. Далее в ход пошли обиды на жену, которой некогда искупать вину перед потерпевшим ежечасным дежурством у кровати.
— Хоть за Новый год не передумала? — спросил Пал Тихоныч, имея в виду договорённость с супругой встретить январь вместе, пусть и в больнице.
— Да с тобой посидит, сказала ж… — обнадёжил Кирилл.
В обещании матери для него самого таились большие планы. Раритетная возможность воспользоваться свободной от родителей квартирой, да ещё и в Новый год, обжигала остротой перспектив. «Чего стоит лаборантка с биохима… Да и Катюха вроде как за. Жалко, у Масловой в семье пополнение — муж. Зато это не считая Жанночки, понятное дело», — изрезвился в воображении Кирилл, теребя казённую наволочку. Так поверх «ну», «ага» и «понятненько» пролегали стенания Пал Тихоныча о незавидных процедурах. Прервал их возглас упавшего на сугроб кирпичей:
— А можно ещё ватку?! А то течёт…
Мужчина показал проходящей мимо палаты медсестре сгиб руки с алой струйкой после укола капельницы.
— Щас принесу, не кричите. От потери крови ещё никто не умирал! — успокоила девушка.
— Ха-кха-кха, — откашлялся смехом курильщика Пал Тихоныч. — Вот увидишь — полчаса ждать будешь… Они тут все как под наркозом.
— Да не, эта нормальная, — вступился за профессионализм медсестры истекающий каплей крови, — эта за бухло не гоняет. Она ещё на Новый год дежурить будет, сказала, если по-тихому, то можно…
От такого известия Пат Тихоныч на секунду даже выздоровел.
— Не, батя, тебе не светит. Будешь с матушкой цикорий пить, — протоптался по папиному задору Кирилл. Опрометчиво и фатально.
Непокорный Пал Тихоныч такого посягательства на самостоятельность не вынес:
— Тыщу лет она мне тут не впилась! — слова сына в одночасье избавили больного от дефицита внимания супруги, тем более в новогоднюю ночь. — Скажу, сам справлюсь, пусть дома сидит.
— В смысле — дома?.. Не чуди, у тебя же поджелудочная… Я матушке скажу… — отпрыск кинулся затыкать ладонью пробоину в трубе с кипятком необратимости.
— Ты давай за собой следи. А то сам весь кредит выплачивать будешь, — Пал Тихоныч окончательно сделал визит Кирилла провальным.
По дороге из палаты, между третьим и вторым этажами, Андруша узнал истинную, жилищную причину скорби друга. Смысла продолжать притворно сочувствовать посторонней поджелудочной железе больше не было.
— А, так оно и к лучшему! — на этот раз сознательно отметил оптимист. — Нечего дома отмечать. Давай с нами у Олежки! Ты у него год не был…
Кирилл был из тех немногих, кого хозяин гостиницы «Азиза» встречал радушно вне зависимости от пола. Правда, после одного прошлогоднего кутежа дружеское чувство перестало быть в полной мере взаимным.
Интеллигентного любителя просто поговорить о жизни с умными людьми и раньше не вдохновляли ночные бдения за игрой в «Крокодила», «Твистер» и «Мафию» с неминуемым воем хитов «Металлики», Валерия Меладзе и «Сектора Газа» под электрогитару. Но в последний раз ко всему этому изобилию чуждых Кириллу удовольствий добавилась дегустация первака. Напиток из бабушкиного сливового варенья нагнал домовитый Олежко. Впервые в жизни пробовать самогон Кирилл не спешил — из-за запаха, новостей про массовые отравления и подозрений спирта в сивушности. Но в итоге, поддавшись подстреканию менее мнительных собутыльников, он бравурно выпил первым.
Уснул он тоже первым, чем спровоцировал друзей на подлость. Закапать в глаза вусмерть спящего капли для расширения зрачков предложил Даня, но поддержали все. Близорукий весельчак буквально этим утром ходил к офтальмологу показывать глазное дно. А перед этим, как полагается, капал в глаза ирифрин. Тёмная пелена — неизбежный побочный эффект препарата — через час рассеялась, а пузырёк с каплями у Дани остался.
Несмотря на скепсис Олежки и ещё одного злоумышленника, Кирилл не проснулся и после контрольного — третьего закапывания под бесчувственные веки. Затейники обождали пятнадцать минут, чтобы наверняка, и на счёт «три» с криком «Аааа! Сука! Глаза!» растолкали спящего. Кирилл вскочил, но потерял ориентацию и рухнул обратно на диван.
— Кто-то метиловый спирт налил в брагу! — метался по флигелю Олежко, сбивая с ножек стулья. — Мои глаза! Я ничего не вижу!
— Где выход?! Кииир, братан, ну хоть ты что-нибудь видишь?! — ползал по полу Даня.
Кирилл вытянул руку перед лицом, повертел головой: мир состоял из силуэтов и размытых тёмных пятен. Безумие и отчаяние вырвались наружу. Будто автомобильными дворниками, парень руками пытался расчистить себе обзор, стереть тьму, но снова и снова только задевал стену или руку стонущего Олежки.
— Пидорасы! Мамуля! Зачем я это пил?! — рыдая, он упал на колени в позу намаза и в панической агонии хватился царапать паркет и драть на себе уложенные волосы.
Инициаторы припадка явно перестарались. Они собрались прекратить мучения друга, но немного опоздали. Крики из флигеля уже разбудили маму Олежки, которая бесшумно подоспела к финалу трагикомедии:
— Что тут у вас творится?.
Прежде чем спросить, тётя Роза с минуту стояла в дверном проёме незамеченной и подгоняла под здравый смысл увиденное. Её сын балансировал на спинке дивана, расшатывал шкаф и бил по нему мишенью для дартса; очкарик Даня аккуратной струйкой лил в рюмку самогон и причитал: «Где тут дверь? Я теперь навсегда останусь слепым»; незнакомый участник паноптикума отчитывал ладонь: «Почему тут нет выпуклых кнопок? Как мне позвонить в больницу?»; усиливал эффект Кирилл, который посреди комнаты загребал под себя пол.
— Ой, мам, всё норм, это мы КВН репетируем… — спрыгнул с дивана Олежко.
— Кто здесь? Тёть Роз, вы?! В скорую срочно звоните! — шарил руками несчастный. — Олег нас отравленным самогоном напоил.
— Вы что, под спайсом? — мама Олежки с пристрастием пронаблюдала за пьяной координацией сына. — Кирилл, подымайся! Все всё видят.
Слепо доверяя отсутствию зрения, Кирилл так яро убеждал женщину в коллективном отравлении метанолом, что немного расстроился, когда действие капель стало ослабевать. Вновь обретая счастье видеть, он стремительно терял друзей. Парень прозрел, что его окружают подонки и предатели. Шутников от мести и тотальной обиды спасло лишь их количество. Всё-таки обозлиться сразу на трёх близких приятелей — это санкции к себе самому. Но в «Азизе» Кирилл больше не появлялся. И закодировался. До Масленицы.
— Чё-т неохота к нему… — спустя год жухлый Кирилл плёлся с Андрушей на больничную стоянку. — А кто будет?
— Дык с этого надо начинать! — нащупал брешь в отговорках подстрекатель. — Ты почти всех знаешь… Даня не должен, Паша в Сургуте… Я, Олег, Ярик, Ладкин со своей, скрипачка с подругами, с работы деваха — ракета, для тебя позвал вчера. Человек десять, все адекватные.
— Так а… А, ну да, он в Сургуте… В принципе, можно… Скорее всего, после двенадцати подползу, — Кирилл взвесил список и, оставив друга неподалёку от комиссионки, поехал в университет принимать зачёты.
У входа в складское здание топтался курильщик в камуфляже. Военной бдительностью прищура мужчина сигнализировал прохожим, что он не сторож, а охранник. В его поле зрения попал и манёвр Андруши. Оттолкнувшись от снега, парень проскользил по чёрной полоске льда несколько метров и ловко выпрыгнул на поддон — прямо к вывеске «Теле-Тесла. Комиссионный магазин электроники». Видела б Алёна!
Диалог с продавцом компьютеров также вышел лаконичным и продуктивным. Алёна и тут была бы горда за Андрушу, глядя, как доходчиво, по-людски, тот объясняет, зачем ему на пять минут понадобился системный блок времён существования Югославии, как он втискивает дискету и как умело перебрасывает документ с компакт-диска. Но кому-кому, а будущей получательнице подарка — абонемента на тайский массаж в две руки — этого видеть не следовало.
В мире десятки тысяч продавцов белых «Лэнд Крузеров». Но ни с одним из них Андруша не сторговался бы до приемлемых пятнадцати тысяч рублей. Недоступность жгла. Стоя на остановке, обладатель дискеты с координатами на карте провожал за горизонт белый багажник и представлял, насколько бы ускорились уговоры Алёны поехать незнамо зачем с ним в Питер, если бы он встретил её у аэропорта в такой машине.
— До утра тридцатого никак накопить не успею, — парень плюнул и опомнился: тридцатое-то завтра. В смысле, совсем завтра. То есть ему достаточно заснуть лишь раз, чтобы проснуться в одном городе с Алёной. Сравнить с Дубаем — так это почти в одной кровати. Неделю такого не было.
— Не, уговаривать с тачкой — неспортивно, так любой убедить может, — отмёл несуществующий вариант Андруша и повис на поручне в маршрутке.
________________________________________
ГЛАВА 33
Повидавшие мир пилоты знают, что любая посадка в Белгороде — удачная. И не из-за проблем с приземлением. Дело в том, что оказаться в городе первого салюта — само по себе редкое и мало с чем сравнимое удовольствие. В джинсах от Кельвина Кляйна, в самолёте от Уильяма Боинга ранним утром предпоследнего дня года здесь удачно приземлилась и Алёна.
— Под ноги смотри, джинсы новые ухомаздаешь, — от Алёниной мамы повеяло уральским происхождением и заботой о дочери, которая смачно впечатывала талый снег, подходя к шеренге такси.
Но девушка и без замечаний была достаточно внимательна. Она специально хлюпала по мокрому безобразию, чтобы в полной мере ощутить контраст свежести долгожданной родины с арабской духотой заграницы. Даже джинсов не пожалела. Будто не она вчера прыгала посреди торгового центра, вцепившись в плечо мамы, пока та не купила их за сэкономленные на трёхдневном нежелании Алёны покидать отель деньги. В счёт подарка на Новый год, разумеется.
Долги по зачётам, нужда разбирать сумки, приближение смерти каждую секунду — все эти мелочи жизни обычно остаются за бортом согревающей ванны. В тёплой и безопасной эмалированной утробе Алёна отмокала с дороги, плескаясь в причинах быть довольной. Милый дом, каникулы, подруги и прочие приятные образы теплом поднимались с поверхности и окутывали купальщицу. На матовеющем зеркале место нашлось и пару с Андрушей. Алёна даже глубоко вцедила зубами воздух и модельно разлеглась — на случай, если в ванную комнату войдёт её журналист и предложит потереть спинку. И что с того, что дверь заперта изнутри, а Андруша спит дома?
Никакого грандиозного сюрприза от него девушке было не надо, да она и забыла о своём сообщении, точно о выученном билете на следующий день после экзамена. Уже с месяц к дружбе и влечению прибавилась ревность — последняя слагаемая влюблённости.
Алёна давно принимала как данность, что их общение — лёгкое, ни к чему не обязывающее и не изгаженное обманутыми ожиданиями, катится в романтическую яму. И чем медленнее это происходит, тем лучше, считала девушка и саботировала развитие отношений. В предварительных перед ними ласках она видела особую химию, другую, но не менее раздражающую зоны удовольствия, чем сами отношения.
А разве не так было с её первым — пятым айфоном? Нет, чтобы включить и начать пользоваться в день покупки… Весь вечер Алёна вертела коробку, раскладывала на кровати комплектующие, читала биографию Джобса и историю его компании, попискивая примеряла, насколько валютно гаджет смотрится в руке, на столе и якобы небрежно брошенный на диване. Ей удалось отдалить непосредственное знакомство с телефоном до утра. Зато, проснувшись, она увидела на столе не просто хайповую безделушку, а чуть ли не старого знакомого, отныне принадлежащего ей физически и до последнего байта памяти.
Аки айфон, Андрушу уже несколько недель с пристрастием изучала Алёна как будущую собственность. На неотвратимость союза не влиял даже желейный гундёж бывшего альфа-подонка, кем молодой человек некогда с удовольствием казался. Стало действительно труднее общаться. Своими ковшами патоки в сообщениях он планомерно залепил все проходы для свежего воздуха.
Так Ярик и не научил Андрушу, что девушкам нужно врать. Всегда. Потому что, мол, в хорошую правду они не верят, а плохая им не нравится. Так зачем лишний раз огорчать человека? Дам, кстати, в отношении парней Че учил тому же. В глубине Андруша был солидарен, но как в ночи не написать Алёне, что отключил уведомления о её сообщениях, чтобы было интереснее обновлять страницу, если это правда? Потом что-нибудь вроде: «Только после тебя я понял, что всю жизнь потреблял суррогат»… Потом ещё и ещё. Пока окончательно не отучил Алёну реагировать на его комплименты.
Ничего конструктивного не ждала она от очередного сообщения и сегодня, отоспавшись с дороги. Девушка пробежалась по: «Ого, кто приехал! А то думаю, чего это солнце спряталось. Оказывается, конкуренции не выдержало», — увидела в ясном небе, что Андруша писал это достаточно давно, и остановилась на предложении с предложением отметить новый год у Олежки. Того самого, про чей притон она слушала уже три месяца. И про ослеплённого Кирилла, и про игру в сифу справкой о беременности общей знакомой, и про соседа, который отведав пачку феназепама спасался во флигеле от лазерного прицела киллера, игнорируя замечания Олежки, что это не прицел, а мигающая сигнализация за лобовым стеклом припаркованной «семёрки». Мифическое место с соблазнительной репутацией. Отказаться побывать там и заодно познакомиться с окружением Андруши было невозможно.
«Да, приехала. На Новый год ничего ещё не думала. Наверно можно», — изображая лень печатать, ответила Алёна.
Она постоянно так делала, когда от Андруши приходило нечто выспренное, провоцирующее её ввязаться в игру в пару. Не пощадила Алёна краткостью и обеспеченную подругу Надю. Надя здесь при том, что также напомнила о себе сообщением, пока путница отсыпалась. Тридцатилетней домохозяйке не терпелось напроситься в гости и послушать, как это — отдыхать в Дубае будучи Алёной. Договорились на шесть.
________________________________________
ГЛАВА 34
До сих пор студентка не очень понимала, чем может быть интересна глазированной косметикой жене кого-то важного из налоговой и племяннице главы Вейделевского района. Не Шебекинского, конечно, но всё-таки и не Ровеньского… Ну нашла как-то Алёна забытый на скамейке айпэд, ну вернула хозяйке, так что ж теперь, сразу дружить? С другой стороны, все знакомства случайны, а каждой дружбе предшествует знакомство. В весёлой пацанковатой возвратительнице плашета Надя увидела проводника на третью палубу «Титаника», окно в разнузданную свободу от обуз гламурной касты и перешла к тактике агрессивной любви.
Свои дружеские интенции она обозначила, бросив предупреждать о визитах. Бросила, стоило раз Алёне отказаться встретиться из-за дел. Всё чаще женщина «ехала мимо и решала заглянуть». Но сегодня на этот трюк она не пошла: вдруг туристка вернётся аж вечером, а ехать к ней — полгорода, да ещё и с ребёнком Егором, которого некуда деть.
До встречи оставался час. Надя инструктировала сына не материться в гостях, а Алёна билась над дилеммой, надевать ли под майку лифчик перед приходом восьмилетнего мальчика. Было б ему пять — никаких вопросов, да здравствует комфорт и простор. Или двенадцать… Тут уж извините: тесно, жарко, зато без риска поцарапать детскую психику острыми пиками. А восемь… В итоге лень и великодушие взяли верх.
— Срач прибери перед гостями, а то как в хлеву! — забыла, что надо стучаться, мама.
Разница между хлевом и чистой комнатой устранялась вытиранием недельной пыли. Алёна прошлась по рамкам с дипломами за юношеские волейбольные успехи, потом справилась с корпусом велотренажёра и оглядела белоснежного красавца целиком. Нечасто новая вещь оказывается полезней, чем от неё ждали, но Алёне повезло. После покупки велотренажёра в её спальне наконец-то появилась по-настоящему удобная вешалка. Она взяла с педали носки, и, надевая, услышала, как Надя звонит в домофон.
Клубок из синтетических солнечных нитей вкатился в прихожую жаркими объятиями Нади. Повесив на куртку сына свой песцовый полушубок, возбуждённая встречей гостья вручила Алёне бутылку ликёра и фито-угощения — фруктовые чипсы, соевый сыр и веганскую колбасу.
— Не отличишь от которую трупоеды едят, — подчеркнула качество себя и продукции Надя.
Алёна заглянула в прозрачную тару — действительно, один в один докторская… На кухню она пошла в некотором недоумении: если веганов воротит от мяса, то зачем они делают продукты в виде мясной колбасы? Ведь это так же противоречиво, как презирать зоофилов, но заставлять жену перед сексом наряжаться в собаку… Молодая трупоедка собралась поделиться крамольными мыслями с Надей, но на выходе из кухни её чуть не сбил меленький Егор.
— А у тебя есть «Майнкрафт»? — спросил мальчик и, получив отрицательный ответ, недоверчиво побежал в спальню на запах ноутбука.
Туда же Алёна проводила и Надю. Пока хозяйка искала и ополаскивала фужеры, Егорка с мамой уселись за компьютер в поисках мультиков. Но Наде стало не до мультиков, когда она увидела одну из фотографий на рабочем столе.
— Что у тебя здесь делает этот ебобо из страны Ля-Ля?! — гостья пригласила к монитору Алёну, как только та вернулась в спальню.
— Какой Бобо? — наклонилась к монитору владелица рабочего стола. С фотографии на неё смотрел Андруша.
— Ты его знаешь? — сорвалась на фальцет Надя.
— Ну Андрей. А что, — Алёне стало очевидно, что что-то, — Знакомый. Журналист.
— Да по нему и видно, что никто. Вопрос — как его в «Сибирь» вообще пустили… — подруга почесала курсором Андрушин нос.
По-мунковски сжав голову в ладонях, Алёна издала звук из смеси всех гласных и так же нервно спросила:
— Какая «Сибирь»? Что он сделал? Можешь по порядку?
Надя смогла.
До выборов в областную Думу оставалось полтора месяца, а супруг Нади Алексей уже стал приезжать на работу в налоговую на «Рено». За неполный декабрь его «Единственная Россия» пригласила в свои ряды именитого чемпиона по боям без правил, ЛПДР — бизнесмена-мецената, а коммунисты — ректора сельскохозяйственного вуза. Так загодя партии начали меряться своими членами. А на днях правящая партия завербовала и непосредственного начальника Алексея, Николая Захаровича, чтобы выдвинуть в кандидаты. На банкет, по такому случаю закатанный Николаем Захаровичем, губу раскатал весь отдел. Почему бы не прорепетировать Новый год с руководством? Бесплатно и в «Сибири».
— Вот и мы с Лёшей так подумали и пошли, — продолжала Надя. — Как бы всё нормально было сначала. Там лабухи выступали, типа группа, но песни известные пели… Вышли я, Лёша и ещё с его работы мужик на вход, подышать… Так этот невдалый аппаратуру им помогал уносить и мужу на ногу уронил колонку. Главно, нет чтоб там: «Простите», — он такой: «Ой, я спецально!» А у Лёши ж шокер всегда с собой. Чтобы на всякий случай пригодился. Он только достал уже клацнуть — и музыканты набежали, за твоего знакомого впряглись, оттащили, — «знакомого» Надя произнесла так, чтобы стало стыдно Алёне. — Типичный сявка. Хотя что я хочу от Белгорода? — выдохнула она во взгляд плебея с экрана.
Студентка немо дослушала подругу, безуспешно стараясь вписать образ Андруши в рассказ. Что значит «я специально»? И неужели он и впрямь похож на сявку?
— Вообще-то он мой хороший друг… — закрыла фотографию Алёна.
— Да я ж ничо! — отступила Надя. — Дело твоё, с кем тусить. Просто обидно. Понаплодят нищету, а культурным людям потом отдохнуть нормально негде.
— То есть это по-твоему — «просто»? При чём тут «нищету»? Это не показатель, — подспудно защищая и себя, ответила Алёна.
Она поставила ноутбук перед сидящим на кровати Егором и подала наушники, расчищая поле для ругани.
— Вон у тебя шуба… Да ты за всю жизнь не принесла пользы, чтоб заработать на неё. Кто-то разводил зверей, шил её, выкраивал. Они получили денег и купили что-то кем-то сделанное или выращенное, или сочинённую музыку, или разработанную игру. А эта шуба стоит дороже всей твоей жизни, — доблестно, но приглушённо, вывалила Алёна. — Да, её носишь ты, она твоя. Но это не значит, что ты достаточно хороша для неё.
— Ты чё, попутала? Я — баба. Мне можно, — раздражающе спокойно, объяснила своё видение Надя. — Мужик покупает у меня право быть со мной. А твой чувак даже выглядит как чушка.
— Он не мой чувак… — словно это всё объясняло, поправила Алёна.
— Да понятно, что не твой, — хохотнула от абсурдности такой фантазии Надя. — Я образно.
Чтобы укрыться от негатива, Егор нашёл видео с прохождением GTA и сделал звук погромче. Наушники уберегли мальчика от многого непонятного, взрослого и скучного, сказанного серьёзным голосом. Например, он не услышал маминых советов, каким должен быть пригодный муж и отец будущего ребёнка, не удивился мнению тёти Алёны, что дети — это просто самый доступный способ оставить после себя след, и не понял, почему ему так быстро понадобилось собираться домой.
— Приятного вечера! — подготавливая плацдарм для шапки, Надя запрокинула каштановые разливистые волосы гребнем пальцев. — Пошли, Егорушка, тут нам не рады.
Алёна не стала разочаровывать её в своём убеждении. Опершись на проём и скрестив все конечности, хозяйка безмолвно сопроводила взглядом капитальный уход гостей из своего жилища.
— Так а… Ладно, ничего… — вроде бы спохватилась Алёна, закрывая дверь, но отдавать нетронутую бутылку «Бейлис» всё-таки передумала.
Отдашь тут… Ликёр был единственным оружием Алёны в предстоящем поединке против мрачного зимнего вечера. События настраивали на бездумный мониторинг вкладок с целью отвлечься от мысли, что ссора Андруши с головой намного критичнее, чем казалось. А со слов Нади так и выходило.
________________________________________
ГЛАВА 35
Вечер тёк к ночи. Алёна цедила сливочно-кофейный бархат, задерживая дыхание от приливов горечи, но считала, что вкус ей нравится. Ведь это был тот самый ликёр, который периодически фигурировал на мамином столе, бередя детский интерес.
Ностальгия и печаль подвела её к черте, за которой хочется слушать Таню Буланову под дождь. Рассказанное обеспеченной подругой напомнило ей о чёрном копателе Владике, кем в прошлом ей доводилось быть зачарованной. Горячий молдаванин с зализанными назад кудрями и в казаках без устали доставал из сундука истории невероятные истории, юморил и умел улучить подходящее настроение Алёны для спонтанного вальса на пешеходном переходе. Он был аккумулятором её вдохновения, искрился неуёмной энергией, часами не давал напиться из своего источника мудрости и красноречия, а однажды стащил из открытого уазика ППС папку с протоколами, чтобы застелить ими мокрую скамейку.
Они встречались месяц и уже задумывались о большем, пока Алёна случайно не столкнулась с Владиком на улице и не преодолела с ним три квартала. Это был замкнутый, суетливый, с чужим голосом и взглядом сбежавшего от побоев детдомовца зверёк. Сомнений не возникло: он под чем-то тяжёлым. Поначалу шокированная Алёна списала всё на дело молодое, но когда Владик открыл страшную правду, их отношениям пришёл конец. Как оказалось, аккумулятор вдохновения находился в своём обычном состоянии, просто Алёна впервые увидела его трезвым.
«То-то Андрей и не пьёт при мне… Раз ему так башню сносит, — заключила Алёна, доподлинно зная о мастерстве алкоголя деформировать человеческую личину. — Прочитал же… И не отвечает… Ну точно в разнос пошёл».
Пока Алёна строила свои алконспирологические теории, неподалёку от её дома, у рощицы, рыскал Андруша. Он сжимал конверт с сертификатом на массаж и высматривал подходящее для тайника дерево. Обособленное и дуплистое. Такое, как раскидистый тополь, стыдливо гнивший у трансформаторной будки. Завернув в пакет подарок, русый призрак ночи припрятал его в нерукотворном отверстии в стволе. И был таков.
Когда Андруше приходилось упоминать о телефонных разговорах с Алёной, он всегда изъяснялся по обстоятельствам. Если первым звонил он, то говорил: «Мы созвонились». Зато редкие проявления инициативы девушки обязательно конкретизировались: «Алёна позвонила». То же касалось и переписок.
Так сегодня абонентка номер один уже сидела за сериалом, устав от истязаний Андрушей, как вдруг они созвонились. Окрылённый согласием Алёны отметить с ним Новый год и проделанной у тополя работой, парень не мог поступить иначе. Он подходил к остановке и ловил себя на том, что именно сейчас и именно ей хочет вывалить произошедшее вчера вечером.
— Только про свои юга не начинай, — считал он гудки, пока вместо пятого не услышал тот самый голос.
Хладнокровие в интонации Алёне не удалось. Может, из-за прущих наружу гормонов, но скорее всего — ввиду многолетней привычки перед ответами на звонки приводить голос в ярмарочно-товарный вид.
Не прошло и пяти любезностей, как слово-маячок «Сибирь» подняло Алёну со стула. Она подогнула правую ногу и прилипла к телефону, как к ракушке-прорицательнице. Андруша начал с того, что на поездку в клуб его совратил Ярик. Это было правдой, как и весь последующий рассказ о вчерашнем.
А вчера дело обстояло так. Убедить вечернего Андрушу, удобно сидящего в трусах и с кефиром, поехать в клуб — труд воистину непосильный. Лишь вероломная спекуляция скорым переселением в Москву позволила Че вытащить из дома друга, который был поглощён составлением культурной программы на Питер и подбором аргументов для согласия на поездку Алёны…
Друг — это не тот, кто бросит всё и поедет с тобой за компанию в клуб. Друг — тот, кто не станет просить бросать всё, чтобы составить компанию. Это было правилом жизни Че. Но на то 29-е декабря оно не распространялось — очень уж Ярик хотел видеть рядом с собой Андрушу.
Ярослава, как, собственно, и всю его кавер-группу «ВИА The Champions» заказчик приобрёл для потехи налоговиков. В «Сибирь». Памятуя о люксовом статусе заведения, Ярослав не смог отказаться от аттракциона «Андруша в модном клубе». Знакомить коренного обитателя дна среднего класса с вершками общества — та ещё забава. Даже учить бабулю трюкам со спиннером и кормить бомжа роллами было менее увлекательным. Но было.
Пока Ярик с музыкантами пользовался служебным входом в «Сибирь», Андруша терпел экзекуцию на фейс-контроле. У двери в двухэтажный дворец его ощупывал охранник в облегающем свитере, похожий на гигантское зерно попкорна, лопнувшее в мешке. По завершении процедуры здоровяк попросил Андрушу расстегнуть рубашку. Вот уж от кого парень не ожидал услышать подобное.
— Белой майки «Адидас» нет? — всмотрелся в кожу под рубашкой фейс-контролер.
— А если бы была… — не побоялся спросить журналист, так как амбал был слишком велик, чтобы ударить такого, как Андруша.
— Была бы — снял, — пояснил охранник. — Понапиваетесь, потом в майках, как козлы, прыгаете, а отвечать нам. Дресс-код. Не, не слышали?
Представляя, с каким трудом и разочарованием проник бы в «Сибирь» Кирилл, в «Сибирь» вошёл Андруша. Там за одним из дубовых толстотелых столов Ярик и остальные музыканты изучали меню. Андруша присоединился, и к компании сразу подошёл официант наружности часового из кремлёвского караула. На вопрос о пиве юноша ответил отработанным залпом:
— «Кробмахер», «Пражечка», «Францисканер»… Из тёмного «Леффе» рекомендую…
Ярик посовещался взглядами с соседями и ткнул в барную карту:
— Вот у вас тут «Старый мельник»…
— А, так вы из Белгорода… — забрал папку официант.
Это звучало абсурдно, больно, но так органично, что белгородцы пропустили момент для своевременного ответа. Униженные, но экономные басист, вокалистка и ударник предпочтений не изменили, дополнив заказ пивной тарелкой. Звукач Паша подумал, что ему послышалось, и присоединился к ценителям «Мельника». Гордый Ярик разорился на «Хайнекен» — в ущерб свиным рёбрам. А Андруша, обдумывая ответный удар дерзкому халдею, выбрал крылышки и кружку «Чешского»: оно стоило на двадцать рублей дешевле «Старого мельника».
Всё выступление «ВИА The Champions» журналист просидел за столом один. Поначалу готовился ко второй встрече с официантом: «Спасибо за обслуживание! Отлично держишься. Почти как городской!» — скажу…». Потом, когда понял, что не скажет, захотел наказать всю эту надменную тусовку брезгливой рожей, но она у него не получилась.
Наоборот, он осмотрелся и втянулся в шабаш. Беззаботные сибариты исступлённо выплясывали у сцены под песни Ёлки и «Эйс оф бэйс»: пухлые, румяные, влажные и довольные, как младенцы из рекламы подгузников. Они походили на счастливых детей. Это передалось Андруше. Ему стало неважно, что и каким путём досталось этим, ещё днём деловым и серьёзным, господам… Главное, что сейчас в клубе хозяйничали доброта и позитив. И только воинственная речь Николая Захаровича, который взгромоздился на сцену после белого танца, напомнила Андруше, среди кого он находится.
— Кто не с нами — тот против нас. Против «Единственной России». А значит — против России! — покорил подчинённых логикой влиятельный засранец.
«Ну и гнида», — подумал Андруша, пока никто не видит.
Журналист был далёк от политики, но по наитию всякого россиянина, сующего бюллетень за «Единственную Россию», воспринимал как мелкого вредителя, непослушного сынишку, который бросает и бросает фантики за диван. Ему хотелось шлёпнуть по руке с таким бюллетенем со словами: «Фу! Нельзя! Плохо!» Не говоря о самих партийцах.
Внутреннее неудобство усилила молодая пара. Голубки сидели в трёх столах от Андруши и то и дело косились на него, осложняя ситуацию смехом.
— Голову мыл, рубашка чистая… — морщил лоб франт, не переставая макать крылья в пиалку с лимонной водой для полоскания рук.
Отыгравший концерт Ярик тоже ничего смешнее того, чем было «до» во внешности друга, не обнаружил и озадачил ещё сильнее. Чтобы сбросить с себя репей нездорового интереса хохотунов, Андруша вызвался помочь музыкантам в погрузке аппаратуры.
Ему с ударником выпало нести комбик размером со стиральную машину. Подхватив чёрный короб, грузчики интенсивно продвигались к выходу, однако у дверного проёма притормозили. С улицы его ненароком загораживали трое: неистово толстый налоговик, его разморенный коллега и девушка в песцовом полушубке. Они заметили носильщиков, но остались на месте — курить и степенно беседовать.
Андруша с музыкантом замерли у выхода секунд на десять, пока мышцы рук не стали вибрировать в судорогах. Всё это время они подмигивали в аморфное лицо усатого борова, намекая на то, что было бы неплохо освободить путь. В конце концов напарник Андруши не выдержал и вежливо попросил отойти. На это второй, тот что с дамой, натужно развернул голову к проёму, затянулся как следует и произнёс:
— Вы что, пацаны, не видите? Здесь уважаемые люди курят…
И вяло отступил на два шага.
Рассказчик продолжил, но о дальнейших событиях Алёна и так была наслышана от супруги уважаемого человека.
«Вот же ж Надя… Ну если мы с ним знакомы, уж наверно рано или поздно он бы рассказал, как оно было. Зачем сочинять?» — подумала девушка на фоне Андрушиных угроз деклассировать элитного негодяя.
Умолчать, с чего всё началось, — обман и вправду довольно средненький. На уровне бизнес-идеи открыть зоопарк экзотических животных с пустыми клетками и объяснять посетителям, что звери просто спят в домиках. Потому Алёна догадалась, что её обеспеченная подруга не особо и лукавила, — просто для неё, видимо, такое поведение мужа считается привычным и упоминания не стоит.
Ранимая и справедливая после ликёра девушка почувствовала, что связавшись с Надей в чём-то испачкалась. Зато Андруша садился в маршрутку в статусе победителя. Неудивительно, что Алёна первая уточнила, всё ли в силе с завтрашним Новым годом у Олежки.
Наговорились они за полночь и заснули в обнимку друг с другом каждый у себя дома.
________________________________________
ГЛАВА 36
Ложь всегда правдоподобнее правды. Выдумщик опирается на здравый смысл, врёт логично, вспоминает похожие примеры и советуется с собой, возможно ли такое. А правда ни с кем не советуется. Факту не важно, соответствует ли он представлениям людей о том, что в жизни бывает, а чего быть не может.
Но Фридрих Шиллер сколько угодно может настаивать ртами потомков, что если кто-то не признает истину, она ничуть не страдает. Страдает, да ещё как. Мучается и бьётся головой о стеклянный купол. Стараешься, понимаешь, расширяешь базу случайностей, наделяешь человечество новым опытом, заставляешь Андрушу противоестественным образом опоздать к маме на новогодний ужин, а какой-то дядя Вася — хахаль его мамы — машет на тебя, правду, мол, что за бред. Обидно.
Мог ли Андруша объяснить своё появление не в восемь, а в десять тем, что, допустим, проспал? Мог — и не заработал бы титул вруна. Но он выбрал правду.
До Нового года оставалось пять часов, когда Андруша, наряженный в поход к Олежке, покинул дом. Его путь в лихоблудный флигель насыщался заездом к маме, в Разумное. Добираться почти час, но сегодня чем дольше, тем лучше. Так Андруше не пришлось допоздна слоняться по стулу, клянча у часов разрешение приступить к новогодней активности. А дорога к празднику — тоже часть праздника.
Многометровая очередь к 129-й маршрутке не оставляла сомнений: рай на Земле существует и находится он в посёлке городского типа Разумное. Иначе зачем стольким людям каждый день часами мёрзнуть на остановке в надежде туда попасть? Андруше не повезло поместиться в первый подъехавший автобус. Зато следующего он ждал, входя в топ-пять ожидающих.
Чтобы отвлечься от холода, парень занял себя изучением облика близсидящего попрошайки. Инвалид лет сорока монархом развалился в коляске под всполыхи зависти уставших стоять. Андруша всмотрелся в надпись на его картонке «На храм души» и привлёк внимание автора.
— С наступающим, братан! Есть червонец? — нищий призывно взбудоражил коробку с милостыней.
Получив жменю мелочи, благодарный горемыка наградил спонсора горстью тёплых пожеланий увенчав их специфическим:
— …И в уриках никогда не гонять!
— И вам! — не подавая смятения, ответил Андруша.
— Я, братан, уже… — откашлялся в болезненно скрюченные пальцы. — Не знаешь… Правильно. И никогда тебе не узнать!
Промокампания удалась: журналист не совладал с любопытством, что же такое урики, и спросил. А тому лишь бы погреться точением ляс.
— Наверно, думаешь, спился, хату отжали, ноги отморозил… — начал попрошайка, словно собрался встать, снять бороду и оказаться переодетым мэром Белгорода.
Но инвалид оказался Витей, а Витя — бывшим спасателем. Десять лет назад он сломал шею. Бывает. Другое дело — каким образом.
— Я тогда самый спортивный в части был, ну и за часть на соревнования позвали полосу препятствий бежать… Вышки, стены, брёвна там… Полоса препятствий короче… — в сотый раз делился своей трагедией Витя. — Мы в эстафете конкретно просерали, а я замыкающим бежать должен был… Ну и моя очередь подошла…
Услышав про очередь, Андруша оглянулся, не исчезла ли прореха в людской змейке, олицетворяющей занятое им место. Не исчезла, поэтому молодой человек спокойно сел на корточки рядом с коляской и продолжил слушать.
Витя же на полосе препятствий уже планомерно настигал конкурентов. Он приближался к забору, когда заметил, что идёт вторым. Взлетев на двухметровую вертикаль, бегун посмотрел вниз, на уже спрыгнувшего лидера. Собрал силы для решающего рывка и бросился вслед — к последнему препятствию.
Спортсмен ускорился и с разбега махнул по пролётам на вышку. Пятиэтажную и роковую. Именно на этом этапе он окончательно вырвался вперед и пришёл к финишу первым.
Сослуживцы на радостях подхватили чемпиона и ну давай подбрасывать. Не удержали торс, и герой ушёл головой в асфальт, поломав шею. С тех пор Витя не чувствовал своего тела ниже груди.
— Блять, — отметил качество работы дьявола Андруша.
Большего ситуация и не требовала. Стоит ли, уронив свадебный торт, извиняться и объяснять, что случайно? Слишком всё очевидно для комментариев.
После травмы Витя долгие утра просыпался с уверенностью, что произошедшее — сон, и сейчас он встанет и поспешит на разнарядку. К инвалидам колясочник себя не относил и продолжал жить в иллюзии, что просто приболел и вот-вот выздоровеет. До стадии «принятие» Вите помогли дойти в реабилитационном центре для эмчеэсовцев.
— В уриках гоняешь? — в первый же день его спросил более опытный инвалид.
Витя и представить не мог, что гоняет. Сопалатник просветил, что урики — это всего лишь уропрезервативы, с помощью которых мочатся многие парализованные. Как и Витя. Тяжёл был его вздох… Причастность к эдакому парасленгу сразу делала его своим в тусовке инвалидов, а тусовку инвалидов своей для него. Пользоваться уропрезервативами» можно временно — пока не заживёт, а «гонять в уриках» — это уже на всю жизнь. Тогда-то Витя и стал инвалидом, а не в момент разрыва спинного мозга.
За десять лет у него не осталось родственников, а те, кого он считал друзьями, постепенно закончились. Сейчас Витя жил с беженкой, которая ухаживала за ним вместо платы за квартиру. Раз в год калека выбирался в платный реабилитационный центр и, чтобы на него разжиться, иногда трудился попрошайкой.
«Вот это статья получится! Пушка!» — дивился своему журналистскому клёву Андруша.
Бывало, неделями всемирной сетью не мог выловить ничего, кроме уток и мелочёвки. А тут в центре города голыми руками такого лосося взял! Икристого……Дрожащий от холода диктофон поработал на славу, вобрав почти час эксклюзивной правды от первоисточника. За такое интервью не грех и «Золотого дудя» получить! Андруша опомнился от звонка мамы, уставшей его ждать. Очередь на Разумное уже состояла из новых людей, и журналист снова пристроился к хвосту.
«Минут двадцать дубеть ещё», — прикинул парень перед тем, как ответить на звонок.
И ладно б стоять в кассу за зарплатой или за посылкой. А здесь мёрзнешь-мёрзнешь — и всё ради того, чтобы побывать в одной квартире с неблагополучным Василием — маминым сожителем…
Тем временем, на противоположном конце дум о хахале, Василий, запахнувшись в свой парадный халат, поставил «Иронию судьбы» на паузу и ждал результата звонка пасынку.
— Говорит, брал срочное интервью у какого-то бездомного что ли… Уже едет, — Людмила Викторовна потянула за кромку платья, чтобы его сморщенный верх появился из-под пояса юбочной гладью.
— Ну, раз говорит, значит, так оно и есть, да, кис? — Василий поцеловал свою женщину в пробор причёски, как бы ставя печать под справкой о вранье Андруши, и ушёл на кухню.
Делать там было нечего, просто он хотел, чтобы Людмила Викторовна побыла одна и лишний раз пожалела о том, кого вырастила. На его месте мало кто относился бы к Андруше лучше. Всё-таки парень желал своей маме счастья, а потому вёл с ней разъяснительные беседы относительно избранника. В них стервец напирал на слабины Василия: работу подсобником, отсутствие жилья и судимость за разбой.
— Сынок, не говори так. Ты его совсем не знаешь, он чуткий и добрый, — предлагала померить свои розовые очки мама.
Андруша только разводил руками, так как на основе спора о безвредности ГМО знал — маму невозможно переубедить.
Ипполит уже вовсю принимал водные процедуры, когда скиталец наконец-то позвонил в дверь и достал из пакета подарок. Об упаковке он не позаботился, поэтому книга «Золотые полотна Сальвадора Дали» отталкивала отсутствием интриги как детектив «Садовник-душегуб».
Людмила Викторовна, конечно, раскрыла красочный фолиант, но, как и подозревала, не нашла в нём не то что настоящей, а даже нарисованной мультиварки.
Одной из неоспоримых благодетелей Василия было то, что пил он только по праздникам. Не абы что. Он доставал из холодильника запотевшую бутылку пива, отправлял напиток в кружку и на глазах изумлённой публики, если таковая находилась, сдабривал его столовой ложкой сметаны. Чинно размешивал и в течение получаса поглощался поглощением эмульсии.
Сегодня, на его беду, кроме Людмилы Викторовны и Андруши, имевших представление о природе ритуала, рядом никого не оказалось. А то бы он непременно поведал вопрошающим очевидцам о своей армейской жизни, а точнее об увольнительных, смазанных дефицитной, преступно вкусной сметаной тех лет. До того деликатесной, что, вычерпав из банки лакомство, Василий и его сослуживцы наливали в засметаненный стеклянный сосуд пиво и взбалтывали, растворяя драгоценные остатки. До чего же было вкусно! И так давно! Но сметана в пиве обращала время вспять; несколько раз за год в горло Василия студёным ливнем втекала молодость.
Андруша встал из-за стола и на правах опоздавшего востостовал:
— Ну, за то, чтобы следующий год стал самым успешным из прошлых, но самым неудачным из будущих!
— Главное, хоть ТЫ понял, что сказал, — Василий дунул мимо кружки и с влажными глазами припал к пиву со сметаной, как к противоядию.
Времени на застолье почти не осталось. Андруша хотел успеть к Олежке до полуночи, поэтому начал позёвывать, ёрзать и громко выдыхать, морально подготавливая маму к скорому уходу. Ещё и Лена позвонила. Коллега журналиста также собралась в «Азизу» и просила её встретить.
Василий же, находясь в состоянии холодной войны с сыном гражданской жены, на пределе сил думал, как бы затеять разговор о политике и высмеять Андрушину неграмотность в вопросах миропорядка. И зацепка нашлась.
На днях в одном ТВ шоу выступал Анатолий Вассерман. Аналитик назидал, что следует говорить Соединённые Государства Америки, а не Штаты. Почему так — Василий прослушал, когда ходил приспустить воду в ванной, чтобы она не полилась на пол до окончания программы. Прослушал, но в «государствах» вместо «штатов» усмотрел пренебрежение к Америке, поэтому новшество ему очень понравилось.
— А ведь в Соединённых Государствах Америки 325 миллионов человек — и никто из них не ел холодца! — разрезал он ложкой желейную толщу.
Андруша принял демографический вызов и отметил, что такого вкусного холодца, как у мамы, и 147 миллионов 600 тысяч россиян не ели. Конечно, его резануло непривычное «государства», но виду он не подал, чтобы не пособничать обсуждению Америки.
— Это точно! — проглотил кушанье Василий. — Интересно, что там вообще у них на новогоднем столе, в Соединённых Государствах-то?
Тут-то Андруша и раскусил гнусный план. Ещё бы… Он по себе знал, что мудаки часто так делают. Водилось такое за журналистом: узнал диковинное слово — и как бы в проброс повторяет в разговоре до тех пор, пока собеседник не сдастся и не спросит. И горе тому! Обычно показательный стыд за невежду концентрируется в недоумении: «Ээээ… В смысле, „что это“? Не гони…» Интонация означает, что только отсталый может не иметь понятия о такой повседневности, как хомо наледи, швеллер или баттхёрт.
Василий же ждал реакции на «государства», чтобы полить помоями либералов и капиталистов, а заодно поумничать перед Людмилой Викторовной на фоне интеллектуальной импотенции её сына. И, как итог, намекнуть, что даже слово «демократическая» в названии КНДР более оправдано, чем присутствие на этом свете Андруши.
Но парень держался. Вплоть до того, что затейливый штурм отчаяния: «А ты не был в СэГэА?» — прижёг невозмутимым: «Нет, но хотел бы». Андруша уже искал шапку, когда пунцовый от напряжения геополитик дрогнул:
— Кстати… Вы же все в курсе, что «США» не правильно говорить?..
— Да Вася! — прикрыл лавочку амбиций женский голос. — Давай ты мне потом расскажешь, с Андрюшей последний раз в году хоть попрощаюсь, — Людмила Викторовна вышла в прихожую с ворохом напутствий.
Волевым взглядом она оттеснила Василия в жилые помещения и синхронно с сыном проследила, достаточно ли тот далеко. Потёрла лоб, ещё раз озирнулась и шепнула Андруше напоследок:
— Я всё вижу. Мы с ним точно ненадолго.
________________________________________
ГЛАВА 37
Советский Союз уже был смертельно заражён лекарством перестройки, когда выпускница алма-атинского техникума Роза приехала покорять Белгород мастерством агронома. Чтобы перебраться из общежития, она влюбилась в одинокого токаря. Его частный дом за импозантными зелёными воротами красил работягу не меньше имени Лавр. Расписались. А через год результатом скрещивания Розы и Лавра стал Олежко. От матери ему достались карие глаза и взрывной характер, а от отца — флигель, нынешняя гостиница «Азиза».
Сегодня она имела спрос у приглашённых на Новый год начиная с семи вечера. Многие, как водится, уклонились от пунктуальности, дабы прийти на всё готовенькое, но к одиннадцати часам гостей скопилось достаточно. Из тех, кто обещался быть до полуночи, не хватало разве что Андруши. Да и тот уже завидел зелёные ворота из окна такси. Ехал он, как и положено, вместе с журналисткой Леной, которую вежливо забрал по пути из Разумного.
Олежко — плиточник, измызганный межсезоньем — долго не отвечал на звонок в звонок, а впустив гостей, шустро скрылся за домом — туда, где светились окна флигеля. Компания гостей вовсю играла в «Крокодила», и персонажа сейчас объяснял как раз владелец «Азизы».
На лавке у флигеля Андруша красиво покурил в небо, затем вошёл, положил свою и Ленину куртки поверх груды чужих и предстал перед застольем. Вдоль комнаты сидели шестеро игроков в «Крокодила» и внимательно следили за Кириллом. Он стоял у стены и жестами показывал кого-то известного, засунув два пальца в рот. Так братьев Стругацких никто и не отгадал, но Кирилл не расстроился. Это был прекрасный повод завязать с игрой, которая мешала ему отвлекаться на разговоры. Тем более пришёл Андруша, да ещё и в умопомрачительном сопровождении.
— А, блин, точно, он же свою с эконома собирался притащить, — выпустил воздух Кирилл.
Но, как показало представление, с Андрушей была не Алёна, а посулённая ему ракета, что сразу же развязало руки помыслам Кирилла: на этот вечер блондинка стала голубой мечтой прирождённого гетеросексуала.
Олежко ознакомил запоздавших гостей с репертуаром развлекательных напитков и предложил сесть на диван, рядом с Кириллом.
— Отличный выбор, — решил Андруша, несмотря на неприятное соседство оголённых плеч — горячих, гладких, но непоправимо мужских.
Рельефный преподаватель английского делил собой диван на две неравные части. Большая — пустая — как раз равнялась суммарной ширине Андруши, Лены и предполагаемой Алёны, этим и была замечательна. Справа же от Кирилла поправляла боа из мишуры Жанночка — его бывшая студентка. Огородившись от Кирилловой кожи Леной, журналист сел.
— Тут не занимать! — выбил он рядом с собой пыль, по-видимому, обращаясь к тем, кто ещё не пришёл.
Место оказалось ещё и хлебным, ведь напротив сидели Олежко и Ярик. Сегодня Че приехал первым и помогал с сервировкой, поэтому всё самое ценное было сосредоточено в зоне его доступности. Вплоть до шашлыка, бутербродов с икрой и копчёных рёбер, к которым Андруша приобщился первым делом. А вот таз картошки, крабовый салат с «Роллтоном» для объёма и мамины оладьи из кабачков хозяин бдительно дислоцировал поближе к стулу Ладкина.
Имени бывшего кавээнщика никто не помнил, но все знали: он владелец ивент-агентства «Испортим любой праздник» — как его любя называли друзья, знакомые с репутацией фирмы «Самый лучший день». Также не секретом были голубиный аппетит и ускоренный метаболизм Ладкина. Они годами помогали ему оставлять без закуски зазевавшихся. Хорошо ещё, что обманчиво костлявый парень не оценивал пищу по критериям вкусно — не вкусно. Только съедобно — несъедобно. «Если съедобно — значит, вкусно», — незримо для себя полагал дилетант. Памятуя о такой поблажке поварам, Олежко и скармливал дракону продовольственную корзину прожиточного минимума. Но сейчас Ладкин не ел — он наливал ром своей девушке Нюте, менеджеру по заказам в его агентстве, ответственной за свидания на крыше и, если больше некому, Снегурочке.
— Что сидим? Давайте штрафную Андрею, — протянула через стол бутылку Нюта.
Она уже была в огнях и с особым пристрастием относилась к эмоциональному фону гостей.
— Так, тихо, дайте сказать человеку, — застыла она в ожидании тоста от Андруши.
— Давай я лучше, — встал Олежко, — он же у нас не тостует…
Нюта ещё громче возжелала услышать именно Андрушу. Унять её взялся Ладкин. Он шепнул, что здесь так повелось и журналист после одного раза речей не произносит принципиально. И, естественно, только растравил девичье любопытство.
— Да что было-то? Расскажите! — ультимативно поставила свою полную рюмку Нюта, словно её отказ принимать ром подвигнет кого-то к откровениям.
Судя по всему, на Ярика подействовало:
— Олег, расскажи, будь другом…
Сам Че требушить деликатные компоненты прошлого не хотел, но не доверить же изложение Андруше! Герой событий непременно сгладит углы, обеляя себя, и обречёт Нюту и всех на тоску. Зато Олежка всегда взахлёб живописал фейлы знакомых, поэтому с удовольствием выполнил просьбу Ярослава.
Тосты и поздравления подводили Андрушу ещё с выпускного. Ну не получалось у человека. В погоне за искренностью он то учителю географии пожелает найти нормальную работу, то имениннице — безболезненных месячных, да и на поминках бабушки Любы его краткость «За Любовь — не чокаясь!» сестрой таланта никто не счёл.
Весь этот груз недоразумений парень взял с собой на свадьбу Ярослава и Ульяны. Тогда, пять лет назад, Че не просто пригласил лучшего друга, а доверил ему амплуа свидетеля. Как Андруша ни бежал от законов церемонии, тамада приговорил его к публичной речи в центре банкетного зала. До чего же томительным выдалось время до часа икс! А гости, которые нет-нет да и вставали со своими поздравлениями, делали ожидание пыткой. Андруша нервничал точно смертник в ночь перед утренней казнью, глядя как мимо камеры то и дело проносят части виселицы и эшафота, неспешно подготавливая место расправы.
Зная за собой ораторский грешок, почётный свидетель несколько раз опробовал на гостях подготовленное поздравление. Невинное и трогательное. Ну кого может обидеть заурядный пассаж, что с Яриком он дружит уже несколько лет, невесту Ульяну видел лишь в редкие прогулки втроём, но уже успел отметить прекрасный выбор друга и поэтому уверен в их семейном счастье?
Подбирая слова для выступления, Андруша смело взошёл от своего стола на эшафот, выпрямился напротив молодых и торжественным голосом конферансье начал:
— Скажу сразу: Ярика до свадьбы я знал несколько лет, а Ульяну несколько раз…
Дальше можно было не продолжать. Да ему и не дали. Русый клеветник бросился второпях приводить показания в порядок и требовать последнего слова, но тапёр под улюлюканье родни отрубил ему микрофон. И хотя через час родственники вспоминали оказию как анекдот, Андруша зарёкся баловать гостей своим искусством плошать.
— Андрей, ты кадр! — не пожалела об услышанном Нюта и якобы в шутку обратилась к своему парню. — Я бы на твоём месте не звала Андрея на свадьбу…
— А я на его месте не звал бы тебя, — якобы в шутку парировал Андруша, после чего аппетитно приложился к салату с грибами и копчёной курицей, чтобы на него было труднее разозлиться.
— А он меня и так уже позвал! — Нюта взлезла к Ладкину на колени и хвастливо потеребила пространство безымянным пальцем с кольцом.
Новостью это стало только для Андруши. Большинство просто потянулись к рюмкам, предчувствуя обязанность снова выпить за будущую семью. Лишь скрипачка Даша, чья шея была мастерицей удивлять вечным синяком от инструмента, экзальтированно хлопала в ладоши. При этом она умудрялась недовольно озираться. Даше было обидно, что никому нет дела до такого эпохального события как чужая свадьба, а вернее, свадьба её подруги. Скрипачке не терпелось выдать Нюту замуж: посмотреть, что же будет. Не на своих же ошибках учиться? А Нюта с Ладкиным — это демо-версия её брака.
Из умеренно праздничных лиц выделилось одно гнетуще будничное. Это Андруша даже не пытался подсунуть помолвленным одобрение. Ладкин входил в его пантеон приближённых. Часто наведывался и не всегда отказывал в просьбе сопровождать на задании. А теперь его не станет.
Свадьба друга — это его маленькая смерть, живя, убеждался Андруша. С самим-то Ладкиным может ничего несчастного и не случится, но журналиста наверняка постигнет невосполнимая утрата. Что, конечно, важнее эфемерного счастья стать мужем. А не о себе ли в первую очередь думают близкие реально усопшего? Да хотя бы близкие той же бабушки Любы. Свои последние годы она ныла о желании уйти в лучший мир, а когда её мечта сбылась, все эгоистично плакали. К тому же Андруша в принципе не считал брак событием, с которым стоит поздравлять того, кому желаешь добра. Правда, если речь не идёт о нём самом и Алёне. Это, уж извините, совсем другое…
— Шо это ты какой-то… Печальный? Как в очереди в ломбарде… — заметил чёрно-белую обложку журналиста Олежко.
— Да нишо… Ярик — в Москву собрался, этот — женится. Десять негритят, блин… — постиронично пожаловался Андруша.
— В чём проблема-то? Ничего не изменится. Как общались, так и будем, — Ладкин ссадил с колен Нюту, подкрепляя сказанное.
Но именно в отсутствии изменений Андруша проблему и видел. За те полгода, как Ладкин решил снимать со своей аниматоршей квартиру, друзья виделись дважды. На Дне города — когда организатор праздников случайно встреченному Андруше предложил от щедрот, бесплатно, поскакать на электронном быке, пока наездник не приманил первого желающего сделать это за двести рублей. И вот недавно — сам вызвался сопроводить журналиста в Томаровку на интервью с президентом авиаклуба, чтобы под шумок договориться о скидке для полёта с Нютой.
И будет с Андруши общения. Некогда. После работы — срочно домой — к брачным игрищам. Обычно они сводились к единственной забаве. Нюта долго уговаривала Ладкина выдавить на его спине прыщ, а в случае успеха они дружно анализировали результат. Андруша же, сколь преданным и надёжным другом не был, не мог в полной мере заменить Нюту в такие вечера. Не говоря о ночах.
________________________________________
ГЛАВА 38
Минутная стрелка достигла критических без десяти год. Красным грузовиком прихода праздника она проехала по утилитарным причинам Андрушиной грусти. К тому же он только сейчас заметил, что с зубами Ярика что-то то. Их было непривычно вдоволь.
— Новый год, новая жизнь, новые зубы, — Че ответил на жест Андруши, который с выпученными глазами щупал пальцем свои резцы.
И как-то стало свежо и одновременно стыдно за немотивированный приступ горя.
Гастрономический мезальянс рома с картофелиной поспешил в рот к Ладкину. Так парень освободил себе стаканчик для шампанского, которое вскрывал Олежко. Жанночка закрыла уши. Разодетая в пёстрые бохо-подобные лохмотья скрипачка показала, что ей — на донышке: она пила портвейн с минералкой, как её научила оркестровая жизнь, и нота шампанского в этом аккорде явно бы стала фальшивой. На донышке — ещё и потому, что «Азиза» всем была хороша, кроме сортира. Удобства находились на улице, причиняя массу неудобств. Поэтому зимой продуманная Даша старалась не налегать у Олежки на жидкости, опасаясь за придатки.
Хозяин же по традиции опасался за голову. Конкретно — за свой разум, урон которому мог нанести включённый телевизор. Этот жидкокристаллический степлер со скрепами наделал немало дыр в мозгах его родни. Вплоть до того, что двоюродный брат добровольно уехал воевать на Донбасс, где был вынужден пропасть без вести. Поэтому Олежко не дал президенту ни малейшего шанса выступить перед гостями, предвосхищая бой курантов.
Идея кощунственно ориентироваться по часам на планшете понравилась не всем, но сегодня Дашина находчивость была на высоте. Она распаковала скрипку, припасённую для исполнения хитов «КиШа», и пообещала, что, по крайней мере, без гимна России никто не останется. Дебаты с Олежкой мигом утихли, так как предложение скрипачки пошло в охотку всем. Даша ещё была в состоянии играть гимн, а остальные уже в состоянии его петь.
Стараясь не раздавить пластиковый стаканчик с шампанским, Андруша загадал желание. Вполне осуществимое, поэтому было бы некрасиво уточнять, какое именно, и тем самым лишать его возможности сбыться.
Во флигеле наступил январь. Стаканы соединились над столом в восьмиконечной звезде и стало слышно, как улица зашлась канонадами петард, свистом фейерверков и какофонией сигнализаций. Но всё это немедленно растворилось в раскатах гимна. Андруша, Кирилл, Ладкин и Нюта открыли рты, бравируя знанием текста, но после «могучей воли» постепенно закрыли. Запаса знакомых слов хватило бы на полтора куплета, зато дерзость похабить Дашины труды своим пением иссякла быстро…
Это в аудиозаписи или в филармонии скрипка — обыденное струнно-смычковое приспособление для извлечения звуков. Прикольно, но ничего особенного — тюлень в дельфинарии. Но как только Даша начала играть, тюлень взобрался прямо на новогодний стол, расправил ласты и стал просить, чтобы его погладили. Кроме Ярика с Олежкой никто в жизни не видел скрипку в деле так близко. Андруша распахнул неподготовленные к такому головные отверстия и глазами повторял за всеми вопрос: «Как она это делает?»
Обволакивающие комнату густые пряди нот связывались в узнаваемый мотив и производили впечатление подлинного чуда.
— Мне б твою суперспособность! — последним закончил аплодировать Ладкин. — Надо тебя на свадьбы и корпораты к нам в «Самый лучший день» подписать…
Владелец праздничного агентства обернулся на Нюту — получить похвалу за гениальную мысль. Но ничего похожего на восторг её мимика не иллюстрировала.
— Давай потом про работу, ага?! У тебя воротник в майонезе. О, а ещё шашлык жарить будем?
Нюта засуетилась в манёврах, отвлекающих от затеи брать на работу скрипачку. Зачем она нужна, талантливая и красивая?
— Да, пора дровишки разжечь, — прислушался Олежко, завлекая с собой желающих проветриться в дыму.
На помощь агитатору пришёл китайский фонарик Жанночки — уже через минуту флигель был пуст, а во дворе, неподалёку от мангала, образовалась группа пританцовывающих на морозце молодых людей с подсказками, как надо поджигать горелку. В производственном диспуте не участвовал только хозяин «Азизы». У него были хлопоты с добычей огня поважнее, ведь весь уголь ушёл на первую партию мяса. Мангальщик погреб золу выхлопной трубой, а затем, пока все смотрели на улетающее оранжевое пятно, амбициозно притащил сломанный деревянный стул.
Поручив Андруше смастерить из стула дрова, Олежко вынес из дома кипу бумаг. Это был старый черновик его дипломной работы.
— Всё правильно, рукописи не горят! — заметил Кирилл, глядя на старания Олежки воспламенить скомканные под дощечками листы.
И действительно, в дипломе, особенно в теоретической части, было столько воды, что бумага никак не схватывалась. К успеху привёл совет скрипачки Даши налить в мангал подсолнечное масло. Олежко доверился ей, так как после гимна она для него была не по полу авторитетна даже в вопросах розжига. Но лакированные останки стула всё ещё вредничали гореть как следует. Кое-кто начал сомневаться, что огонь получится развести хотя бы на погреться, но хозяин обнадёжил:
— Ладно, что с вами делать, салаги! Ща всё будет!
Олежко бросил трубу в снег и загадочно удалился в дом. Очевидцы оживились. Особенно Кирилл. Теперь он мог незримо для хозяина приспособить под туалет торец флигеля. Дело в том, что аутентичный деревянный сортир уже достаточно долго был занят Нютой и охранялся Леной. Да и торцовая стена флигеля провокационно находилась в нескольких метрах от в данном случае Нюты и Лены. Деликатно свернув за палисадник, Кирилл пристроился к стене и наладил прицел на бесшумный угол падения. Фейерверки также стихли, поэтому парень отчётливо услышал скрип дощатой двери и девичий диалог:
— Я слышала, в этом году на площади ледяной городок построили, — застегнула пояс Лена.
— Да? А я слышала, ты шлюха, — взяла и сказала Нюта.
Сокрытый углом флигеля Кирилл деловито пригладил стрижку. Его обнадёжило столь темпераментное начало года. И впечатлило. Подслушать подобное — это ли не вкусить мякотку бытия? Но ситуация требовала держаться невозмутимо, словно ничего необычного не случилось. Только так можно стать частью настоящей жизни, а не её зрителем, чего, в отличие от Андруши, жаждал Кирилл. Правда, последующий ответ Лены свёл на нет усилия реальности шокировать.
— Ой, Нют, и не говори, я ещё то решето! Всем шлюхам шлюха. ****оматка! — прокомментировала она каверзы своей репутации.
Стало очевидно, что ничего экстравагантнее Дашиного смычка хохлушка давным-давно в руках не держала. Да она даже не спросила об источнике слухов — не то что броситься их отрицать. Точно так же поступил бы Кирилл, если б его назвали нигером.
Корень странного диалога рос из мест проведения презентаций и автограф-сессий. На ивентах Нюта часто сталкивалась с журналисткой, изводясь от тотального мужского спроса на неё. Неоправданного и завидного. А поэтому не упускала случая задеть — естественно, самым примитивным способом. Ведь кроме инсинуаций о распоряжении Леной своим телом, у Нюты на её личность не было ни компроматинки.
В свою очередь, психика журналистки давно выработала иммунитет к скабрезным сплетням о себе. Мнение девушек Лену не интересовало, к тому же слухи были противоположны действительности. Увы.
Кирилл всей подноготной не знал, но для снятия с Лены подозрений в чрезмерном половом радушии ему хватило пары реплик. И хирурга женских поступков это не огорчило. Он давно открыл абсурдную данность, что апатичная сексуальная жизнь девушек если и говорит об их порядочности, то только плохое. Такие грешат по-крупному.
— Значит, не зря Жанночку взял… — Кирилл понял, что от него требуется, и энергично застегнул ширинку.
________________________________________
ГЛАВА 39
Возвращаясь к мангалу, Кирилл заметил удлинитель, который резво полз из хозяйского дома по снегу. Парень не ошибся: провод заканчивался чем-то электрическим, но вместо магнитофона или ноутбука Олежко нёс пылесос. Со шлангом без насадки и советским названием. Не обращая внимания на шутки про грязный двор, хозяин включил агрегат и направил шланг на снег. Снег тут же расступился перед напором тёплого воздуха из пылесоса, который почему-то работал на выдувание. Вскоре, под хлопки и победные возгласы гостей, из мангала зернистым заревом вылетал поток искр.
Как неправильный пожарный, Олежко орудовал брандспойтом, поливая пламя струями кислорода. Надежды на шашлык вспыхнули с новой силой, а вспотевший оператор пылесоса заслуженно приложился к баклажке разливного рислинга.
— Слышь, Прометей, побереги печень. Там звонят, — показал на зелёную изнанку стальных ворот Ярик.
Олежко открыл, и во двор вошёл Дед Мороз с красным тряпичным мешком.
— Я, бля, Дедушка Мороз. Нихуя вам не принёс. Горя вам в этом году, идите нахуй и в ****у, — поздравил гостей румяный чародей.
— И тебя, Даня, с праздником! — все, кто знал Данила, искренне обрадовались его приходу, не пожалев объятий.
А Лена с Дашей облегчённо переглянулись с общим чувством, что им всё больше нравится у Олежки. В стороне был только Кирилла, чья рана от розыгрыша с каплями для глаз до сих пор сочилась неприязнью к шутнику.
Вообще после учёбы на инженера связи Данила рутинно прокладывал себе карьерный путь оптоволоконными кабелями, но это не мешало ему быть человеком творческим и хитрым на затеи. Чтобы затеи не увядали, сегодня он начал отмечать Новый год загодя, и скрыть этого было невозможно. С трудом укрощая тело, Даня дошёл до лавки и протянул ношу:
— Думали, я без подарка?
Ярик взял мешок за горло и вытянул перед собой, взвешивая. В нём было нечто мягкое, килограмма в полтора. Скрипачка убрала со стола миску с маринованным мясом, и Ярик приоткрыл красную ткань. Гости по очереди заглядывали вглубь и всякий реагировал на увиденное по-разному: кто закатывал глаза и цокал, кто смеялся, кто матерился. В мешке валялось «Оливье». Салат пропитал майонезом ткань и приправился пылью с красным ворсом. Даже Ладкин счёл дар трогательным, но полностью бесполезным.
Подарок и так в полной мере отражал состояние Данилы, но Дед Мороз решил развеять последние сомнения. Он положил мешок рядом — на лавку, нащупал в салате ложку и засел уплетать. Чтобы этого не видеть, Кирилл, который, как и все, находился около, решил впервые заговорить с Леной. Пикапер уже успел выведать у Андруши поверхностное досье на его прекрасную коллегу и подумал, что будет стильно начать с какого-нибудь украинского слова.
— Нехай Дедушка трошки покушает. Может, попустит, — шепнул Кирилл девушке, глядя, с каким увлечением она следит за исчезновением салата в белой бороде. — Это он ещё на минималках чудит. А то в студенческом лагере на дискаче был конкурс костюмов — так Даня в одной мыльнице вместо трусов пришёл, сказал: «Я — Мойдодыр».
— Где вы таких находите?! — чуть не облилась вином Лена.
— Да где… С Олежкой учился вроде. Он сто лет тусит с нами, я ещё с Жанночкой не начал встречаться, — кивнул на уходящую во флигель девчонку Кирилл.
— О, так ты с ней, — охотно представила их вместе Лена.
— Скоро четыре года… Студенткой моей была — я на инязе просто преподаю. А вы, Елена…
— Богдановна.
— …Елена Богдановна, какими судьбами к нам на огонёк, если не секрет?
Убористый знакомец заботливо отряхнул Ленину куртку от вымышленного пепла с мангала — пыль на фоне фиктивных уз с Жанночкой. Бывшая студентка полигамного эстета мыла голову реже, чем каждый день, поэтому их союз был невозможен априори. К тому же, как говорил Кирилл, Жанночка — это когда не знаешь языков, не любишь литературу, историю и искусство, не умеешь петь, рисовать, красиво излагать мысли и грамотно писать, но при этом — гуманитарий.
Зато она была безотказно счастлива находиться рядом с преподавателем — большим, несмотря на рост, и самодостаточным. И всё на что-то надеялась. А ещё Жанночка, выросшая в не осквернённом прогрессом северном городке Кеми, своими наивными вопросами и суждениями оживляла любое общество. Чем и заслужила приглашение в «Азизу». Но только покидая помокревшую стену флигеля, свидетель странного диалога у туалета понял, насколько присутствие здесь Жанночки удобно…
Когда Даня только репетировал у ворот поздравление, Кирилл успел пожаловаться своей бывшей студентке на Лену: якобы та, как пришла, обременяет его своим настырным интересом. А сегодня, мол, хочется просто отдохнуть, не ввязываясь ни с кем во флирт.
— Я же с тобой всё-таки пришёл, — улыбнулся он Жанночке.
Как же ей было приятно это слышать! А ещё приятнее — исполнить просьбу Кирилла всячески подыгрывать, что они с ним давно вместе и обоюдолюбимы: «Чтоб белобрысая не одолевала». Теперь махинатор мог предстать перед Леной отталкивающе несвободным. При всей нелогичности трюка, расчёт Кирилла имел резон.
Парню с занятым сердцем всегда позволяется больше. В правах на посещение личного пространства он приравнивается к ребёнку. Все прикосновения сходят за случайные или дружеские, комплименты не подвергаются сомнению ввиду отсутствия смысла льстить, а уши чужого парня словно и растут только для того, чтобы вываливать в них сокровенное. Неудивительно, что даже закалённая подкатами журналисточка в пылу не обязывающей беседы с Кириллом потеряла бдительность. Вплоть до того, что продемонстрировала свой «нездорово узкий таз»… Парень тут же успокоил:
— У вас, Елена Богдановна, просто такая конституция тела.
— Чего это сразу — конституция?.. — откуда-то взялся Дед Мороз Даня. — От силы федеральный закон «О жопе».
Он проходил мимо — во флигель, чтобы сыто залечь в спальне, и не смог не отреагировать на задранный пуховик. Кирилл с Леной тут же заняли освободившуюся лавку. На протяжении нескольких минут Жанночка угрожающе заглядывала в Лену ревностным прищуром, спасая своего плечистого рыцаря от хищных пут, и вскоре не устояла от стремления подсесть. Помечая территорию, она обвила шею постановочного парня и предложила пойти в зал — ко всем. Лена лицемерно поддержала. Хотя, попав в тепло, не пожалела.
Флигель громокипел, воплощая наипраздничнейшую альтернативу лавке. На столе дымился шашлык, Ярик и скрипачка наяривали «Куклу колдуна», те, кто постарше, пел, а Андруша ещё и успевал рассказывать о героях вечера невиданной девушке со светлым правильным лицом без примет. Долгожданно для Кирилла музыка стихла, и он вытянулся через Лену и журналиста:
— Так это ты та самая Алёна?
Андруша выразительно выпучил глаза в глаза другу и сжал зубы, чтоб тот не уточнял, насколько та самая.
— Не знаю, что он наговорил, но та самая, — с переигранным гневом посмотрела Алёна на русого соседа.
— Отвечаю — только хорошее, — заверил Кирилл. — Про плохое, сказал, слишком долго рассказывать.
Девушка почувствовала себя на высоте: всё-таки такими вещами не шутят, если не уверены, что юмор будет понят.
— Она для меня вообще человек года, — с гордым волнением заявил Андруша.
Как очевидно удачную статью, журналист торопился опубликовать друзьям Алёну. Вместе с тем молодой человек осторожничал с официозом, ведь девушка приходилась ему никем.
Перебирая невостребованные пакетики «Гринфилда», парень поведал Алёне, как в его детстве из-за дефицита дома частенько не было чая, и мама заваривала ему кипяток на барбариске. Сквозь гитарно-скрипичный шум он попытался различить, что она ему на это отвечает, а когда прислушался, опознал английский язык. А потом и припев песни «Смелл лайк тин спирит», который девушка орала наряду со всеми. Зато куплет она пела одна и хорошо, чем стяжала респекты от незнающих слов меломанов.
— Думал, сейчас уже такое не слушают, — подмигнул Алёниной молодости Ярик.
— Ты что, я фанат была… — ностальгнула певица и, чтобы не упускать повод влиться в еле знакомый социум, продолжила. — Помню, папа подарки мне и брату тоже на Новый год сделал… Сказал: «По справедливости: каждый получит то, что любит. Ты, Пашка, любишь делать ставки — вот тебе деньги на ставки. А Алёнка у нас любит слушать „Нирвану“, поэтому получает сборник лучших песен „Нирваны“. Прелестно».
Андрушу зашибло: «Подарок!»
Целеустремлённо схватив Алёнино запястье, он позвал её отойти на минутку, подчёркивая важность силой сжатия. И уже во дворе откуда-то произвёл на свет конверт из газетной бумаги. Обёртка подарка была крест-накрест обмотана скотчем, пародируя крафтовую упаковку. Андруша считал находку облачать презенты в газету крайне удачной — и фишечка, и экономия.
Девушка разорвала бумагу и поразилась, сколь филигранно задрипанная дискета гармонирует с упаковкой внешним убожеством. Алёна, пусть и догадываясь, что это не конец, заготовила крахонадеждный смех. Всё-таки она имела дело с Андрушей… Но тот повернулся к ней светлой стороной своей непредсказуемости. По его словам, дискета содержала карту места истинного подарка, оставалось лишь её открыть.
Алёна вертела презент, теряясь, нужно ли уже награждать Андрушу поцелуем в щёку? Или после прохождения квеста… Сама она ничего подарить не догадалась, поэтому поцеловала. Превозмогая умиление, журналист сказал: «Да не за что» — и открыл дверь во флигель. Но обратный путь делал тернистым Олежка. Он перекрыл собой узкий предбанник, обувая на корточках — судя по звукам — чужие кроссовки. Пара остановилась.
— Вечно ему извратиться надо, — Алёна хвастливо пожаловалась хозяину флигеля на необычный подарок, — куда мне её теперь всовывать?
Олежко поднялся и осторожно вынул из пальцев с разноцветными ногтями пластиковый квадрат.
— В Харькове есть дружище, старые компы собирает — могу ссыль на него дать. Можно по школам поспрашивать. Это если вас мой системник с дисководом не устроит… — кивнул в окно на свой дом Олежко, глумясь над бесславным концом Андрушиной головоломки.
Журналист возразил что-то начёт «нечестно», но Алёна помогла владельцу «Азизы» победить в дебатах. И, подпрыгивая от нетерпения, пошла с ним в дом, куда он и так обувался.
Во флигеле уже никто не пел. Осипшие голоса обсуждали стартап Ярика. Нюта перешла на чай.
Андруша плюхнулся на диван рядом с Кириллом. Голоплечий сердцеед обнимал свою подставную Жанночку и этой же рукой под шумок массировал позывистую шею хохлушки. Журналист это увидел и снова вытаращил глаза в глаза коммуникабельному другу. На этот раз выражая почтение и недоумевая, как он это делает? Ещё и Лену! Неужели дело в одеколоне…
В одеколоне, не в одеколоне, а сам Кирилл считал надвигающийся успех итогом его прозорливости и выверенной стратегии. Если в общении чужой мужик для Лены был сродни ребёнку, то в качестве любовника он воспринимался ею как гей. Как тот, чьё самоустранение от борьбы за неё задевает. Кирилл был уверен: щекотать хочется того, кто боится щекотки, а привлекает тот, кто заведомо не расположен к близости. Зато вдруг расположится, тогда начинается самое интересное.
Быть желанной для несвободного — это драма. Отвечать взаимностью — вообще триллер. Но, помимо остроты ощущений, симпатия от человека со стабильной личной жизнью повышает самооценку — не чета голодным поползновениям всеядных одиночек. Почти семьянин на кого зря не полезет. А вот став жертвой неоперабельного влечения к роковой хохлушке — может. Много ли, при её обаянии, для этого надо? Грамм кетчупа, стёртого с уголка Кириллова рта, да случайно сказанное одновременно слово — и пути назад нет: инстинкт самосохранения пал перед инстинктом семяизвержения.
И, наконец, оправданность выдавать себя за без пяти минут женатого подкрепляется тем, что никто не отменял эволюционную установку на естественный отбор чужого мужика. Подтверждая правоту Кирилла, Лена сидела в оцепенении и думала о двух вещах: лишь бы Жанночка не заметила, чем занята рука благоверного, и лишь бы он не останавливался.
А Кирилл не думал ни о чём. Он ещё раз прошёлся в голове по друзьям — всех ли предупредил подыгрывать в случае чего, и со спокойной бессовестностью нежился в происходящем вокруг. Идиллия-то и подвигла сторонника застольно-кроватного отдыха вспомнить о неприятной новогодней особенности.
Кирилл приготовился к неминуемой фразе, которая запорола ему не один Новый год. Эта фраза прилетала откуда ни возьмись в самый разгар. В минуту, когда рушатся границы знакомства, дружбы, любви и родства, а карамельная паутинка общего счастья пребывать в славной компании опутывает гостей, обязательно найдётся тот, кто порвёт эту паутинку своим веником: «А пойдёмте на ёлку!»
На этот раз возмутительницей спокойствия Кирилла стала Алёна. Она возникла в дверном проёме вместе с Олежкой и недвусмысленно поделилась, до чего же хорошо на улице! И все гуляют и веселятся, и не сходить на площадь — всё равно что не отметить Новый год.
Вероятность ответа «да» на любое сомнительное предложение прямо пропорциональна количеству промилле в крови отвечающего. И не удивительно, что волны энтузиазма, поднятые Алёной, быстро переросли в сборы. Знали бы гости, что сама пассия Андруши зареклась ходить в Новый год на площадь ещё с первого курса. Тогда там под задорное «Гоп-гоп-гоп чида гоп!» её брата избили двое внезапных ухажёров. Они приняли брата за бойфренда, который, кроме того, что стоял на пути чёткой и светлой любви, мешал им забрасывать в капюшон девушки петарды.
Ёлка была лишь предлогом, чтобы в дружной компании дойти до площади. А там пара кварталов — и двор. Её, Алёны. Где, как указано на распечатанном Олежкой листке, и спрятан подарок. Карта вышла тусклой, но свой двор девушка узнала сразу, да и отметка на дереве рядом с трансформаторной будкой была вполне доходчивой.
Тем временем Кирилл радикально пересмотрел своё отношение к выходу в свет в третьем часу ночи.
— Ну не свинство ли — отговаривать людей от народных гуляний из-за собственной прихоти сидеть во флигеле?! — решил он, стоило Лене сказать, что она тоже остаётся.
— Жанна, важенка моя карельская… — прижал он к щеке голову в шапке. — Скачи-ка на площадь со всеми. А я устал. Я полежу. Тока давай без этого… Там ледяной городок, говорят. Хоть пофоткаешься, а то потает… — подкосился Кирилл, выпроваживая последнюю оставшуюся не-Лену.
Растерявшая задор Жанночка посмотрела на конфигурацию белобрысой соперницы на диване… «Вроде засыпает», — успокоилась она и вправду польстилась на ледяную натуру для инстаграма.
________________________________________
ГЛАВА 40
Флигель основательно опустел. Хохлушка выглянула в окно и убедилась: гости один за одним гинут в темноте улицы, как роса на солнце. У Лены пересохло во рту. Лишние надолго ушли, зато рядом, впопыхах выбирая, к какой закуске прибегнуть, морщился Кирилл.
Взволнованные спонтанной свободой, они затеяли искусственный диалог про отличия бренди от коньяка, но Лена мудро перевела тему на цели и задачи рандеву.
— Красивая у тебя женщина, — промурлыкала она со знанием дела.
— Да я уже привык…
Кирилл засмущался: её слова определённо значат, что это двойное предательство — гулять от такой-то красивой, и она как бы предлагает взвесить всё ещё раз. Он присмотрелся к барышне:
— Зато тебя назвать красивой — это не комплимент… Это у тебя как бы по умолчанию… Как сказать: «Боже, Лена, до чего же ты адекватна!»
Кирилл чуть не рассмешил её и поторопился вернуть во флигель надлежащий пафос. Ведь смеяться сейчас, между трудных слов, выжатых из себя терпким от похоти голосом, равносильно отрыжке во время медитации. Выйдешь тут из колеса сансары… Но Лена устояла на влажной колее, накатанной новым знакомым. Она понеслась под гору мышц в белой майке, скользя пальцами и языком, пока не свалилась вместе с Кириллом в сугроб подушки. Добравшись поцелуями до уха, девушка спросила что-то очень важное.
— Только жевательная, — ответил Кирилл, при этом не переставая покушаться ползающей под свитером рукой на застёжку лифчика.
— Желательную бы… — Лена высвободилась и символично допила шампанское. — А на нет — и сюда нет, и туда нет… Видишь. Судьба. Про-о-отив… — пьяно протянула она.
Но случиться резиновой неурядице помогла не судьба, а сам Кирилл. Была у него примета: если взять с собой презерватив, то он не пригодится. Поэтому не брал, чтобы не сглазить. И всегда как-то обходился: то друзья выручат, то красноречие.
Не всё оказалось потерянным и сегодня, так как Олежко предусмотрительно жил напротив круглосуточной аптеки, до которой в шлёпках и майке по снегу бежать минуты две.
— Я быстро, — не предохраняясь от мороза, Кирилл выскочил из флигеля.
Лена осталась в тишине. До того полной, что можно было услышать, как она поглаживает те немногие части тела, где только что был Кирилл. Она запретила себе думать, разделась до крестика, сняла крестик и выключила свет. Не теряя ни секунды, сквозь окно проникла ушлая луна. В темноте проступил диван с Леной, распахнутой в призывной позе потрошённого кролика. Девушке не пришлось долго ждать шагов за дверью. Правда, с другой стороны, после оператора Вовы она ждала их почти полгода.
На входе застыл мужской силуэт. Проспавшегося Даню мутило до калейдоскопа в глазах, но путь из спальни в комнату он преодолел. Экс Дед Мороз, безусловно, предполагал, что за пару часов обстановка во флигеле изменится, но чтоб настолько… Однако не опускаться же до малодушного удивления?
— Эм… — стал подбирать обыденную интонацию Данила, чтобы спросить, можно ли войти — хотя бы в комнату.
Но тут же получил приказ:
— Зат-кнись!
Стараясь не смотреть ни на чьи контуры, девушка протянула руки. Даня стащил с себя футболку, нащупал бутылку отрезвляющей настойки и усердно отпил. Не пошло. Однако зловещие симптомы тошноты пришелец оценил уже лёжа. Свежий алкоголь породил в его желудке необратимую реакцию, результат которой взмыл по кожаной колбе.
— Извиняюсь, — попросил прощения за неудобства Даня и свис с Лены, являя ночи оливье.
Раньше всякий раз во время просмотра Короля Льва. словосочетание «Отца Симбы» заставляло Лену передёрнуться и выдохнуть: «Послышалось». Она до одури хотела так же поступить и сейчас, но ей не послышалось: голос сверху определённо принадлежал не Кириллу.
Озадаченная Лена закрыла локтями грудь и собрала все силы в колени, чтобы спихнуть с себя самозванца. Тут же представила, во что тот упадёт с дивана, и ей стало самоубийственно плохо.
Вдобавок в комнате включился свет. Очередь задаваться вопросами перешла к Кириллу, который вернулся из аптеки.
— Десять минут не могла потерпеть? — сел он в кресло, подальше от шкоды, учинённой Данилой на полу.
От окружающего сюра Лена почувствовала себя персонажем американской комедии, и только советский диван и плакаты «Арии» на грязно-полосатых обоях возвращали её во флигель. Как только Даня виновато покинул диван, она тут же соскребла со спинки часть пледа и завернулась в него — оскорбительно рьяно для очевидцев.
— Давай, удаляй контент, — дерзкий с досады Кирилл ткнул Даниле в смрадную лужу. И подал комок одежды Лене.
— Я думала, он — это ты, — с претензиями к обстоятельствам потянулась к трусам девушка.
А обстоятельства, надо сказать, стеклись действительное неудачно. Не каждый день на звезде городского бомонда блевали. Ещё реже — при свидетелях…
— Зато теперь знаю, что скажу жене, если застукает с другой. «Ой, дорогая, а я думал это ты!» — глумился Кирилл, пока неразборчивая Лена возилась под пледом, спасаясь от наготы.
Одевшись, она тут же вылетела из флигеля, словно на улице была драка.
— За тот раз, с каплями, прости, от души, я сам бы за такое… — улучил момент покаяться Даня, — и сёдня ещё, получается, малину тебе обоссал. Флигель какой-то с дефектами…
— Ну да, флигель. Ладно… — подставляя ведро под тряпку, Кирилл кивнул в окно, у которого на лавке сидела и пульсировала блондинка, — может, отмоется ещё малина моя…
— Так в чём вопрос, Кириллыч?! — вскочил с корточек Данила. — Я те ща всё нарисую. Верну, где лежало. Даня закосячил — Даня раскосячит. Как её, Лена?
Кирилл схватил прыткого амбассадора за футболку, чтобы тот не испортил все окончательно. Но, подумав, что хуже уже не будет, благословил на дипломатический подвиг. Даня облачился в антдепрессантную красную шубу, вышел, обнял плаксу и стал домогаться прощения:
— Ну, чего ты? Будешь мандаринку? Водовка ещё осталась…
Но Лена не плакала. В какой-то момент стыд достиг апогея и провернулся до хохота. Худшее, что с ней случалось, было позади. После такого удара о дно прогулка в парке под пьяный свист в спину виделась ей экскурсией по Лувру. Она даже взяла мандарин. Не столько показать, что в порядке, а скорее повернуться и рассмотреть сумрачного гостя постфактум.
Лицо кудрявого брюнета было не то пухлым, не то опухшим; основательный нос обращал на себя внимание, медленно спускаясь под глубоко посаженными чёрными глазами, а из неброского рта явно не раз звучал ликбез по поводу его вросших мочек.
Первое Ленино отвращение к нему, чуть её исподтишка не ублажившему, сменилось на почти родственное доверие. Он уже видел её всю и сразу. Девушку будто окатили грязью из-под колёс: мокро, мерзко — зато теперь можно не бояться испачкаться. К тому же и сам Данила предстал перед ней без прикрас… Ленины ресницы жадно захлопали. Белокурая валькирия сложила кожуру в мешок к контрафактному Морозко и молвила голосом Настеньки:
— Я вообще не всегда такая.
— Да как бы и я… — сглотнул майонезную оскомину Даня. И вдруг заговорил с тревожной таинственностью. — Есть под Воронежем село Малые Юсы. А там речка. И на берегу ива растёт. С этой ивы каждое лето местные пацаны в речку ныряют. Кто посмелей — щучкой, остальные — солдатиком. А Юрец даже солдатиком с детства ссал прыгать. Его за это чмырили, палками даже на иву загоняли, а он не прыгал. Юрец вырос, и пацаны тоже. Но ни с ивы нырять не перестали, ни чмырить Юрца. А несколько лет назад около речки построили базу отдыха, получается, и летом там справляли свадьбу воронежцы. Смотрят: местные с ветки в воду сигают, ну и на второй день свадьбы сами захотели. Первым жених полез. Прыгнул — и не выныривает. Ну за ним полезли сразу, достали, а он весь в кровавых ранах, получается…
Данила выровнял кудри присыпавшим голову снегом, освобождая Лене место для реакции:
— Что за жесть? В каких ранах?
— А в таких. За день до этого Юрца того переклинило. Он ночью пошёл на речку и туда, куда пацаны с ивы прыгают, в дно вбил арматурин с кольями и накидал поребриков. Чтоб не повадно было.
— Славный малый, — Лена испытала некоторую неловкость, что живёт на одной планете с эдакими проказниками.
— Ага. Чувака еле по чертежам собрали. Выжить — выжил, но кол ему между ног попал. Врачи там зашили, как смогли, но отцом ему не быть уже. А Юрца в дурку положили. Так вот к чему это я?
— Действительно… — слушательница уже и забыла, что Даня вёл к чему-то.
— Это всё мне рассказала невеста жениха. Она с ним развелась, пока он ещё лежал в больнице. Я с ней в «ВКонтакте» месяц назад познакомился. Разговорились шо-то, ну она и рассказала. А потом тоси-боси, пятое-десятое, ну и, получается, попросил у неё фото сись… А она говорит, на компе нету, зато у бывшего полно, у жениха… Сказала, попросит у него и пришлёт. Ему типа уже всё равно не надо. И смайлик. Ну я её сразу в чёрный список, конечно, — соврал Данила. — А ты тут сидишь, оправдываешься, что на Новый год чуть не доставила человеку удовольствие.
— Не напоминай… У меня просто отец в Луганске настоятель… Не знаю, с душком это всё, неправильно… — Лена потрогала шею, голую без забытого во флигеле крестика.
— Зато как для размножения трахаться — так это им правильно?! — Даня убрал руку с Лены. — Неправильно — это когда самым высокодуховным актом церковь считает таинство зачатия новой жизни. Хотя нет более животного и низменного инстинкта, чем инстинкт размножаться. А секс не ради вещественного результата в виде ребёнка, а ради взаимного удовольствия, чувств, чего-то внутреннего как раз — это палево и грех… Я про когда все свободны, — уточнил Даня.
Лену распирало возразить, что его адвокатская тирада не имеет смысла, ведь у Кирилла есть женщина, но, скрепя зубами сердце, сдерживалась, чтобы не порочить себя осведомлённостью про Жанну. Срамной аргумент из последних сил болтался на слюнке между губ, как из флигеля вышел Кирилл.
— Чё языки морозите? Жду, жду… — встал он напротив Лены, которую с какого-то ляда прижимал к себе неусидчивый приятель. — Это… Дань… Там все на площади вообще-то…
Тот с ленцой поднял голову:
— Я знаю.
И ещё плотнее стиснулся с блондинкой. Кирилл посмотрел в Лену; Лена повернулась к Даниле; Данила, едва не касаясь своим носом Лениного, отрезал:
— Пора!
И встал собираться в дорогу, ненадолго оставив фантазии обоих упражняться в сослагательном наклонении. Вскоре красный мешок был вытряхнут и свернут для стирки, борода найдена и положена в карман шубы, а зелёные ворота открыты для прощания с хлопотным гостем. Их придерживала Лена.
Следуя правилу «Хочешь сделать хорошо — сделай это сам», девушка поспешила лично проводить Данилу. Медлить было нельзя, ведь после его гедонистических воззваний на лавке у хохлушки действительно открылось второе дыхание к Кириллу. Тем временем Кирилл и сам успел уловить Ленин ренессанс либидо. Пока шли проводы, во флигеле крепыш в белой майке суетливо восстанавливал первозданность дивана и потирал презервативы.
— Лан, рад познакомиться был. Хэзэ, что там у вас с Кирей, но я за него топлю, может, наконец, нормальную тёлку нашёл, — Даня отдал должное Лениной ликвидности, подспудно мстя ей «тёлкой» за то, что сам уже женат на совершенно другой.
— В смысле, «нашёл нормальную»? — Лена съела «тёлку» и выплюнула мандариновую косточку. — А Жанна — резиновая? Они ж вместе…
— Да точно! Кто? Кирюха после универа не мутил ни с кем. А Жанночка?! Жанна, — повторил он непривычный для себя вариант имени пупсообразной знакомой, — это его студентка бывшая. Он её чи раз в год видит. То она тебя, получается, нагрузила, чтоб ты Кирюшу не трогала. Течёт по нему… — уже вполоборота договорил Данила, медленно оставляя Лену за собой.
— Ещё увидимся! — крикнула она из ворот.
Но видеться она не собиралась. Просто так крикнула, для порядка. Как для порядка часто ставила в холодильник недоеденную тарелку супа, прекрасно понимая, что есть его уже не будет.
Помимо мытья посуды Лена больше всего в жизни ненавидела ложь. Не вообще, а только когда обманывали её. После Андруши с его прытью в «Что? Где? Когда?» она с жалкой регулярностью становилась мишенью для лукавой гнуси — и вот снова.
Сейчас ей было обидно даже не само враньё, а то, кто решил сделать из неё дуру. Тот, кого она пускай знала совсем чуть-чуть, но на кого начала возлагать долгосрочные надежды! Даня. Ну скажи ты: «Да, он с Жанной, но дело ваше, я — никому», — или: «Не в курсе, сами разбирайтесь». «С универа не мутил…» «Мужская солидарность, чтоб она сдохла, — это, конечно, прекрасно, — так и стояла в проёме Лена, — но так тупо, в лицо, выгораживать… Думает, меня так легко под корефана подложить…», — пинала она покрышку у дома, пролистывая контакты «Онлайн». Вова был в сети, и только что закончил снимать в «Камеди кафе».
Лена робко вошла в комнату к Кириллу.
— А я пойду… — сказано это было карикатурно беспомощно, как в 14 лет принято сообщать родителям о беременности.
Мол, это не я, оно само. Но оно было очевидно не само. Лена вполне могла остаться. Иначе бы объяснилась. А она лишь взяла с тумбочки крестик, за которым и вернулась, начала было надевать, но, подумав, бросила в сумку.
— Прям уходишь-уходишь? — спокойно, чтобы сохранить мышцам декоративную функцию, спросил Кирилл.
— Прям-прям, — застегнулась Лена.
Вова приехал быстро, и Кирилл остался наедине со столом. Парень лёг на диван, некогда знававший певицу Азизу, вкусно зажмурился и с позаимствованным у Андруши оптимизмом, заметил:
— Зато примета работает!
________________________________________
ГЛАВА 41
Когда в паре курят оба, то вони гораздо меньше, чем когда курит кто-то один. Эта бытовая аксиома снизошла к Андруше в годы его первых романтических опытов, а сейчас, по дороге на площадь, укрепила позиции. Журналист лишь достал сигарету, как некоторые из компании закашлялись, и попросили его идти поодаль. Поддержка пришла не от кого-нибудь, а от Алёны, которая также увлекалась курением. Обособившись позади, главные герои, по крайней мере, этого абзаца, зашагали в ритм эха с площади.
Тридцатиметровый хвойный конус проворно приближался. Но не аксельбанты ёлочных гирлянд, не каток и не хороводы влекли Алёну.
— Мы догоним! — бросила она куда-то между Яриком и Нютой и, не отпуская Андрушин локоть, свернула в сторону двора с дуплистым деревом.
Алёна развернула лист с чёрно-белым снимком со спутника и стала прикидывать навигацию.
— Так, ну вот — площадка, ага. Или это вверх ногами… Так… это шлагбаум, значит, к деревьям надо. Правильно? — не требуя ответа, она иногда посматривала на досадную улыбку Андруши, понимая, что правильно.
И парень понимал, что не ошибся: мало что сплачивает крепче ночных поисков. Девушка вбежала в знакомую арку и встала рядом с прямоугольником своего двора.
— Ага, вот нижний угол, на месте бобика, — сопоставила она карту с расположением машины ППС, припаркованной возле клумбы. Разгадка была совсем близка.
— Давай-ка я дальше сама? — Алёна повесила сумочку на плечо джентльмена и оставила наблюдать за своей находчивостью со стороны.
Девушка добралась до трансформаторной будки и принялась хаотично рыскать поблизости, сверяя местность с картой. Осторожно, как сапёр, она пробиралась от дерева к дереву и, наконец, в предвкушении приблизилась к самому эффектному.
Андруша следил за её действиями с не меньшим азартом. И не он один. Чуть раньше из подъезда вышли двое патрульных. Они сели в УАЗ и собирались ехать с вызова восвояси, но разнообразие векторов движения фигуры около деревьев заставило наряд проявить чутьё.
Девушка не выглядела пьяной, оттого её поведение было ещё более подозрительным. Она определённо что-то искала или собиралась спрятать. А разве станет человек искать или прятать у трансформаторной будки в три часа ночи что-то разрешённое? А если что-то потеряла, то почему её приятель с женской сумкой просто стоит и смотрит?
Дверь уазика открылась:
— Доброй ночи! Цель вашего здесь нахождения? — безымянный сержант обрушился на Андрушу серьёзностью из криминальных сводок.
— С Новым годом! Да подругу жду… — улыбнулся парень, как бы отвечая на зло добром.
— Ну, давайте вместе подождём, — подошёл вплотную патрульный. — У вас документы при себе?
— Паспорт… — полез в карман Андруша.
Это была не первая за неделю встреча с правоохранителями. Они нервировали далёкого от криминала журналиста под стать бомжам, которых почему-то регулярно будоражило его цивильное общество. Стоял, никого не трогал — нет опять надо вот это вот…
— Да там она ищет кое-что, не знаю… — сказал парень, словно это их внутреннее дело и ментов не касается.
Андруша решил немного подразнить дотошных стражей, чтобы в итоге, когда вместо пистолета, наркотиков или отрубленной головы Алёна принесёт абонемент на массаж, посмотреть в потухшие полицейские глаза, тем самым проучив за необоснованные подозрения. Он стал озираться, имитируя тревожность, и чесать лицо, как в фильмах про психологию лжи.
— По грибы, видать, пошла… — сбавил гонор полицейский, но тут же свирепо переспросил. — Что конкретно ищет?!
— Да… пакет… там сюрприз ей… Сам не знаю. Меня попросили, я положил и вот жду… — набивал цену награде за бдительность сообщник девушки.
У охотника за преступниками выделился гормон правосудия, и он прихватил Андрушу за куртку. Тут же вырос и его напарник. Спустя минуту все трое встречали искательницу с находкой в руке. Та подходила уверенно. Алёне не терпелось узнать, как это Андруша за пять минут умудрился оказаться в обрамлении полицейских. Она поздоровалась и поинтересовалась, в чём дело.
— Запрещённые предметы, вещества при себе имеем? — обратился к обоим пэпээсник, претенциозно поглаживая табельное.
Алёна вслед за Андрушей разразилась недоумёнными отрицаниями.
— Разрешите посмотреть, что у вас в пакете? — не оставил выбора страж.
Растерянная, но правая девушка вежливо протянула синий полиэтиленовый сверток, стянутый резинками. Он был порван в углу, отчего Андруша, как показалось Алёне, потерял сознание. Но нарушить связь с происходящим его вынудила не дырка, а сам свёрток. Он ни капли не походил на чёрно-белый пакет, оставленный в дупле…
— Это не тот! Что за подстава, э? — зрачки парня забегали от Алёны к полицейским и обратно. — Я другой пакет прятал… полосатый. А она вообще не при чём. Там абонемент на массаж был…
Несостоявшаяся клиентка спа-салона пропустила спойлер мимо ушей. Её больше заботило, о каких таких понятых просит по рации один из новых знакомых Андруши. Через пару минут двор осветила легковушка, вооружённая гербом МВД.
— Ведь всё же хорошо будет, да? — прижалась к белоснежному и озлобленному на мир парню Алёна. — Если ты меня разыграть решил, то уже получилось, хорош…
Вокруг белого капота собралась серо-чёрная группа людей. После Андрушиного «Нет, первый раз видим!» свёрток вскрыли. Он оказался набит фасованными пакетиками. Все были из целлофана, и в каждом отчётливо просматривалось содержание в колонии.
— Что это за тряхомудия? — бедный Андруша направил вопрос в сторону дерева.
— Товарищ милицейский, — заплакала Алёна, — мы вообще не знаем, зачем это и как туда попало…
Да и откуда им было знать, что кроме синиц и дарителей подарочных абонементов на тайский массаж в две руки приметное дупло облюбовали курьеры-закладчики. Точка жизнедействовала с лета, а последний раз схрон наполнился партией метамфетамина и смесей накануне Нового года, через день после того, как Андруша припрятал там свой подарок.
— Ну чё ты, спайс гёрл, допелась? — следопыт в фуражке злорадно подмигнул Алёне.
— Какой к херам спайс? — вопросил у небес русый мученик, распятый досматривающим его опером. — Ладно, меня одного забирайте. Алиша вообще случайно…
И в третий раз пересказал дискетно-массажную версию событий. В этот момент Андруша натурально был готов отсидеть пару лет взамен испорченного впечатления от подарка. Ну год точно.
Процессия начала замерзать и переместилась к старому тополю. Могучее дерево встретило гостей разинутым дуплом, словно извиняясь за накладку с закладкой и не понимая, как такое могло злоключиться. Подозреваемые опознали трухлявый тайник. Мужчина офицерского поведения захлопнул папку, в которую всё что-то плутовато записывал, и повернулся в сторону машин:
— Поехали греться?
— Куда? Зачем? Давайте я завтра приду по повестке… — смешил полицейских Андруша, не в силах смириться с реалиями.
Из-за боязни неправильно прочитать фамилию «Колногузенко» преподаватели тревожили Алёну чуть реже остальных. Но маме и подругам каждый подобный случай она описывала как: «…И кого, угадай, вызывают? Ну конечно же. Как всегда, Колногузенко! Кого же ещё?» И сейчас, бредя через двор к машине ППС, Алёна причитала, что только с ней одной могло произойти такое недоразумение.
— Ещё и тела свои наркоманские будут твоим массажем баловать, — сыпал соль подельник.
— Да не будут, — облегчила досаду Алёна. — Они ж не до такой степени свистки, чтобы палиться с твоим абонементом.
— А прятать туда, где уже чьи-то вещи лежат, типа до такой… — потешался над неправдоподобностью легенды патрульный.
Андруша экстренно затормозил, одёрнув за наручник прикованного к себе сержанта:
— Ну да, не до такой!
Он хотел обратиться к полицейскому по форме, но заблудился среди «гражданина полицейского», «товарища сержанта» и «товарища старшего сержанта» и сказал просто:
— Мужчина, а пойдёмте обратно!
И потянул его вспять, к дереву. Задержанный сунул руку в дыру, и его пальцы коснулись полиэтилена.
— Это — тебе, — стиснув зубы, чтобы не забрызгать окружающих гормонами радости, он вытащил полосатый пакет. Свой.
В опорный пункт Андрушу с Алёной привезли уже как свидетелей.
— Ты ж в следующий раз смотри, где прятать! — оторвался от заполнения протоколов страж.
На это Андруша откашлялся, так как сразу признал в нём одного из тех бесценных советчиков, которые, если кто-то случайно разбил стакан, говорят: «Аккуратнее надо быть!» Кроме того, раздражение парня вызывало раздражение на запястье от наручника.
— Что, цирк уехал — вонь осталась?! — страж заметил, что парень потирает красный след и чуть ли не извинился за недоразумение: работа, мол, такая…
Но оскорблённый произволом властей Андруша, с которого за последний час сошло семь потов ада, так оставить ошибку патрульных, конечно, не мог. И, как только прибыл в кабинет дежурного, честолюбиво потребовал компенсацию — две кружки горячего чая.
— Да как это без сахара? Давай хотя бы пару ложек колопуцну, Новый год же! — не мог смириться с пресным пожеланием Алёны дежурный. — С сахаром вкуснее!
— Нет, можно просто чай? — зевнула девушка.
Дело в том, что за двадцать два года жизни она имела некоторый опыт чаепития… Экспериментировала, пробовала разные пропорции, даже с двумя ложками сахара. Но в пятнадцать лет определилась окончательно. Странно, что человек, призванный разоблачать преступные козни, не заподозрил её в этом. Да и вообще, стоит ли доверять вкусу того, кто предпочитает спать с женщинами?..
…Бред засыпающей Алёны впитался в плечо Андруши. Но впервые уснуть на профессиональном журналисте ей не довелось. Спустя пятнадцать минут они оба снова ехали в бобике. В этот раз — исчерпывающе добровольно. Милосердные полицейские согласились развезти реабилитированных по домам. Сперва — Андрея Владимировича, а затем Алёну Игоревну, так как она жила в своём дворе, куда и следовала опергруппа: устанавливать камеру слежения и прятать в дупле тополя синий свёрток с маячком-локатором.
________________________________________
ГЛАВА 42
Если постоянно разговаривать как умственно отсталый, желательно на умственно отсталые темы, а изредка — как самый обычный человек, то непременно заслужишь авторитет мозговитой и многогранной личности. Ведь в эти редкие моменты вменяемости знакомые начинают прозревать: а ведь он на самом деле не дурак, и ведь далеко не дурак! Как по делу и грамотно излагает. Соображает, чертяка. Видимо, у гениев мысли свои причуды, им можно иногда быть дураками…
Ну а Андруше оказалось достаточно чуть ли не впервые повести себя как любому другому, и Алёна увидела решительного, хладнокровного и внушающего спокойствие властелина ситуации. Он спас её от заключения, и всё, что было до, забыто. Девушка молчала, но было видно, что она всё ещё в эйфории. Она зевала, но активно тёрла ладони напротив, покачиваясь в клетке бобика. На одном из поворотов Алёна наклонилась вперёд, и кавалер заметил, как она при нём втянула живот. Это ему очень понравилось. «Самое время», — решил Андруша.
— Слушай, Лин… — подоил он палец девушки, — а что ты в этом году пятого января планируешь делать в Питере?
— Асть? — зевнула Алёна, предчувствуя попытку пошутить. — Планировала отсутствовать, а есть предложения?
— В общем, отменяй все дела, утром четвёртого выезжаем. Я всё придумал, — Андруша был предельно серьёзен.
— Так, стоять. Что-то многовато сюрпризов, — у девушки не осталось сил удивляться. — Андрей. Я так не могу. Надо заранее… Это ж… Ну. А что там будет?
— Не, это так не работает, — потряс миниатюрные ладони искуситель. — Ты говоришь: «Да, едем», — мы едем, и ты вспоминаешь это как лучший день в своей жизни, не считая дня нашего знакомства. Или ты говоришь: «Я так не могу», — и мы всё равно едем.
— А если мы не едем? — напрягала запястья Алёна.
— Тогда, ты узнаёшь, что пропустила, и будешь жалеть всю жизнь, — твёрдо, как знающий ответ, произнёс Андруша.
Имея в виду, что от слов, сказанных в три часа ночи, всегда можно отказаться на следующий день, Алёна согласилась. Казалось, делая одолжение, но в душе изо всех сил желая себе не передумать отоспавшись. Неужто пакет с подарком нашёлся и их отпустили, чтобы беда настигла её в Питере?
Этим жизнеутверждающим вопросом Алёна задавалась, подъезжая к дому уже в одиночестве: вскоре после сенсационного предложения Андрушу высадили у дома, впрочем, это никак не связано. Он пожелал отраде выспаться, попросил прислать паспортные данные для билетов и заботливо захлопнул за ней дверь в клетку.
Напрасно Алёна боялась наутро передумать ехать в Питер. Это оказалось совсем не страшным.
— Какой ещё Питер? Я только с моря… Ещё и на день… Ни денег нет, и непонятно зачем… — вспомнила она за завтраком ночной разговор.
Четыре часа отборных аргументов Андруши, вплоть до обещания маме вернуть дочку живой и оплаченных билетов туда-обратно (а Алёна перед сном имела неосторожность прислать паспортные данные) спустя два дня тишины всё-таки привели обоих на вокзал.
Андруша сиял. Алёна щурилась. Ей ничего не оставалось, как передать на два дня свою судьбу в руки победителя. Тренированный поездкой в Москву, парень ловко набрал в супермаркете снедь и профессионально нашёл путь и вагон.
ГЛАВА 43
— Ну что там будет, а? Ну Андрей, — не переставала клевать инициатора кипежа Алёна.
Но тот терпел пытки, ибо знал, что с каждой сотней километров, с каждым часом любопытства итоговый результат возрастает в цене. Курск ли, Тула ли? До попутчиков ли? По сторонам смотреть было некогда. Вдох — в Белгороде, выдох на — Московском. И чтобы всё внимание — на Андрушу! Всё внимание плотности и качеству словесного потока, которым журналист развлекал и отвлекал Алёну от нытья, как младенца отвлекают сказками от плача. Она словно зацепилась за Белгород подтяжками оседлости, и чем дальше шёл поезд, тем теснее и беспокойнее ей становилось. Но к вечеру Андруша и винная карта вагона-ресторана заставили родину ослабить хватку.
Половина пути осталась в подмосковной ночи. Алёна никогда не проводила столько времени с Андрушей, но невозможность скрыться от него в поезде её не тяготила. Да и Андруша, понимая, что по крайней мере до приезда никуда она не денется, вновь превратился в того вальяжно-вредного остряка, какие радуют девичий слух, пока тлетворная игла чувств не прокалывает им язык и не делает застенчивыми заиками. Алёна как будто лежала с ним в одном гамаке жизни и в любой момент могла заговорить, это было прекрасно. Даже в полночь, не в силах уснуть на своей верхней полке, она решила использовать эту опцию:
— Андре-ей. Спишь? — девушка постаралась распространить шёпот только под потолком купе.
— Нет, — проснулся Андруша.
— А помнишь, девочка была дома у Олежки… У неё ещё свадьба скоро.
— Ага, Нюта. С Ладкиным.
— Слышал, как она сказала, что надо уже выбирать обручалки?
— Нет, а что?
— Ну блин, «обручалки»! Не «кольца обручальные»… Это ж скока раз надо замужем быть уже… Как за хлебом сходить.
— Да то она выделывается, типа мелочи. Наверно из тех, кто прибавляет «какие-то»: «Ой, у них там какие-то измены начались», «…какие-то дети появились», «…путёвки в какую-то Испанию…»
— У меня знакомая говорит, что у неё с парнем «какая-то любовь» была…
— Ага. — красноречиво зевнул Андруша, — сперва любовь какая-то, потом обручалки, свадебка, счастьице, рутинка, онколожка и похорончики…
— Спокойной ночи!
— Спокойной.
Пожелания возымели силу. Что Тверь, что Вышний Волочёк, не говоря об Окуловке, пронеслись мимо спящих белгородцев незамеченными. Разбудил их восход проводницы. Своими тёплыми лучами обходительности она ворвалась в купе «Добрым утром» и предложением отовариться у неё чаем. За полчаса до прибытия Алёне стало ясно, что Северная столица встретит её не культовой серостью, а полярной мглой. И это в начале десятого утра.
Андруша считанные разы бывал в Санкт-Петербурге, но вёл Алёну по искусственно освещённому перрону, будто она приехала к нему погостить. У здания вокзала русый гид проанонсировал бюст Петра в холле, и Пётр не подвёл его, впечатлив девушку бронзовыми лоскутами мундира и своим горделивым хладнокровием к отсутствию рук.
Начинать знакомство с Санкт-Петербургом в центре — всё равно что постигать культуру цыган с их выступления в ресторане. Но на то так лукаво и расположен Московский вокзал. При первых проблесках зари брендированные улицы города сдавили воображение Алёны архитектурным великолепием. Даже внутренние фасады жилых дворцов, которые на поверку оказались запущенными и обшарпанными, только посеяли в Алёне трепет от возможности побывать на Улицах разбитых фонарей и посмотреть на мир глазами Данилы Багрова.
Отзавтракав в «Макдаке», приезжие господа графской поступью направились по полированной брусчатке к метро. Ещё бы: увековеченные императорскими зодчими образцы барокко, рококо, а, возможно, и классицизма выписали им указ о дворянстве и выпрямили спины.
— Ого, ля, тут двери в метро люди за собой придерживают, — вошла внутрь станции Алёна.
Андруша хотел возразить, что придерживать двери — универсальный метрошный этикет, но не стал принижать замечательность места, куда он привёз спутницу. А та пребывала в нешуточном восторге. И это ещё человек на Дворцовой не был. Когда же таковое произошло, желание девушки изучать достопримечательные столпы города стало убывать и окончательно пропало у второго, Казанского, собора. Пропало вполне ожидаемо. Какими бы космически завораживающими ни были каменные символы Питера, глупо рассчитывать на их способность развлекать студентку дольше часа. Ведь они даже не шевелятся.
И Андруша всё предусмотрел. Прогулки были лишь культурным фундаментом для дневной программы. Экскурсии по прошлым векам закончились, но дух иной цивилизации с Алёной остался. Не в последнюю очередь благодаря гордости петербуржцев за свой город. Или чем ещё объяснить навигационный альтруизм местных жителей? Двое из двух закончили показывать дорогу на полпути к пункту назначения!
Язвительный москвич скажет: «Ну, той бабке в шляпе всё равно спешить было некуда». И наверняка припомнит, что ей и гулять-то не с кем, ведь, по словам самой провожатой, от неё отвернулись подруги, потому как после смерти мужа она почему-то не поседела. Предположим…
Но пусть хоть один брюзга попробует обесценить подвиг двух хипстеров, которые развернулись и довели иногородних почти до самого «Дома страха». Довели и всю дорогу наперебой повествовали об исторических приключениях, имевших место в легендарных окрестностях Невского проспекта, где и находился аттракцион ужасов. Питерская знакомая Андруши посоветовала.
Ну а что: тепло, необычно, колоритно — в подземелье-то — и, по утверждениям, очень страшно. Редкая удача произвести впечатление на девушку отвагой, ни рискуя здоровьем! И Андруша очень кстати был напрочь равнодушен к темноте, пластиковым скелетам и марлевым паутинам. С чем никак нельзя поздравить Алёну. Стоило гостям «Дома страха» купить билеты и войти через скрипящую дверь в тёмный подвал, девушка вцепилась в спутника хваткой утопающей.
Чем дальше они продвигались, тем меньше хотел продолжать экзекуцию Андруша. Но его убивали не висящие головы, не вылетающие летучие мыши, не отваливающиеся конечности и даже не возгласы безумия, которые возникали откуда-то всякий раз, когда их за ногу хватал зомбиобразный механизм. Его разрушал неистовый ужас Алёны.
— Да всё хорошо, она не настояща-ааа!.. — пугался испуга девушки Андруша. — Ну не ори, я с тобой.
Он знал, что ещё шаг — и очередная высыпанная на голову бумажная стружка возродит в ней сквозной визг. Но шёл дальше, ступая по лезвиям воплей. Спустя бесконечность пара вышла на свет опустошённая. Андруша воинственно продемонстрировал выжившей изодранное её ногтями предплечье. Он приготовился к комплиментам за стойкость перед тёмными силами, но быстро убрал чаяния на место.
Алёна лишь посмотрела на него, как на предателя. Знал бы он, что не имел права так хладнокровно себя вести, заставив спутницу стыдиться своего страха! Ибо бояться — так всем. И кричать. А то что за пьянка, где кто-то может выпить в десять раз больше остальных, не пьянеет и хвастается трезвостью? Так зачем ты, падла, пьёшь?! Это была совсем не та мужественность, которая требовалась от Андруши. Эта была мужественность бесполезная. Ну кто осудит за крики на американских горках или в комнате страха?
Жаль, что Андруша подумал об избирательности людей в осмеянии чужих страхов только сейчас. Притом что прекрасно помнил пример Секача… Костолом из дома напротив держал полмикрорайона, сидел за избиение омоновца, но до паники прохожих боялся ос. Очевидцы не сразу понимали, что человек не горит, а просто встретился с насекомым. Заслышав рядом звук, похожий на жужжание, Секач замирал и в рассудительном отчаянии наступившего на мину, спрашивал у ближнего: «Где она?«И не дай бог источником жужжания в самом деле оказывался некто жёлто-чёрный. Секач мобилизовал силы и спасался, как от атаки диких пчёл, поголовно жалящих цианидом. Жертва внимания осы стряхивала с себя смерть, отмахивалась и бегала по двору, решаясь вернуться в беседку или к лавке только после демонстрации друзьями полосатого трупа. И всё это никак не умаляло его мужественности и храбрости в глазах компании. Страх перед осами считался его личным делом, да и трудно было противостоять доводу: «Ага, ещё как уебёт!».
Андруша вполне мог догадаться, что, как и с осами, никого не смущает боязнь марлевых паутин и пластиковых скелетов. А стоицизм перед кукольным злом не производит впечатления. Потому что испуг в комнате страха не делает человека бесполезным. Вряд ли смельчак противостоять осам или фанерным зомби кому-то этим поможет. Нет никакой выгоды высмеивать подобную трусость. Да это и трусостью-то не назовут.
Зато, когда мужчина робеет перед существенной опасностью получить увечья, делая замечания буйным соседям, ищет способ не идти на войну, не может заставить себя переплыть реку — так тот первосортный трус. А боязнь ос — это просто его тараканы. Жить рядом с тем, кто и хулиганов усмирит, и от врага спасёт, и из воды вытащит — крайне удобно. Поэтому приходится людей воспитывать, чего бояться можно, а чего никак нельзя.
Андруша не испугался показаться занудой и все эти умозаключения стал вываливать на Алёну по дороге из «Дома страха». И девушка, подавленная и голодная, сделала выводы. Если, согласно Андруше, разница между боязнью ос и смерти — только в отношении окружающих, то, случись что нехорошее, он убежит и в оправдание скажет, что зато не визжит в комнате страха. Так ли это было бы на самом деле, сказать трудно, но пацаны на мостовой, давящие из полторашек пиво, своим наличием растравили Алёнин соблазн задеть бесстрашного журналиста.
— Только честно, что б ты сделал, если бы мы щас шли мимо тех ребят и кто-то из них тебе подножку поставил? — спросила провокаторша.
Андруша обжёгся щёлочью вопроса и ответил первое попавшееся:
— Упал бы.
Ответ был исчерпывающе идиотским и в то же время верным. Поэтому Алёна, несмотря на предпосылки добить, проявила гуманизм. К тому же, уводя внимание, Андруша предложил наведаться в «Котокафе». В таком заведении никто из них не был, но хотел, так как догадывался о специфике. Во-первых — это кафе, а значит, там кормят, а значит, нам туда. Но в-главных — там коты, что делает «Котокафе» аттракционом куда экстремальнее «Дома страха». Ведь если гости подвала знали, что кошмар вот-вот закончится, то в заведении, полном кошек, у Андруши с Алёной, наоборот, были считанные минуты до прихода апокалипсиса. С их-то аллергией на шерсть…
— Вот где дыхание реально захватывает! — Андруша показал на полукруглый дом с котистой вывеской.
Голод вместе с жаждой пощекотать нервы и погладить котов рысью привели их в пушистое общество. Клиенты заняли икеевский столик и принялись считать по сторонам. Алёне удалось найти четырнадцать питомцев, Андруше — девять. Отчаянные аллергики сошлись, что на побег от отёка лёгких у них есть около получаса. Но за первое «Апчхи!» Алёна извинилась уже когда брала своё меню.
— Сука, у них одни печеньки… — листал пластиковую страницу Андруша. — Здесь как следует пожрать может только Альф.
— Ну, раз пришли… — заметила макаруны девушка.
— Да. Посидим. Не так всё и плохо… — голодный приспособленец, воспитанный безденежьем, вспомнил о своём лайфхаке.
Бывало, захочется ему с утра сока томатного. Или «Пепси». Холодного. Хоть до «Магнита» терпи! Желание одеться и сходить за газированной блажью порой так и пробирает. Но нет. Андруша знал смертельный приём против капризов сушняка. Пересиливая себя, он прощался с райскими грёзами напиться чем-то вкусным и припадал к крану над раковиной. И пил, пил, пил. А потом шёл от раковины с мыслями, каким минуту назад он был дураком, что собирался идти в магазин покупать «Пепси».
Как можно хотеть переться куда-то ради газировки? Да и вообще, как можно хотеть пить? Таким же манёвром он иссушал слюни, посвящённые шаверме, ломтем хлеба с растворимым картофельным пюре. Но ценность этого лайфхака осознаёшь только после его применения. А так, навскидку, рекомендация вместо вкусного налечь на невкусное, чтобы потом не хотелось вкусного, по практичности недалеко ушла от совета не расстраиваться проигравшему в рулетке зарплату.
— Давай по… Вот… «Мильфею»…, — Андруша увидел своё любимое пирожное из тех, которые не пробовал, — Ещё «Наполеон» буду и эти твои, цветные кругляши. Ну и ты, что хошь, а потом в нормальное место пойдём, — надеясь, что сласти отобьют охоту идти в нормальное место, отложил он скудную папку.
Трапеза шла, блюдца пустели, одышка усиливалась, а голод не сдавался. Лишь заварной крем постепенно стал делать аппетит неприятным.
— Не пойду на крыши, — икнула краснощёкая Алёна и запила кислеющую сладость холодными остатками чая.
Это была одна из лучших комбинаций слов, которую мог сейчас услышать Андруша. Он ещё у Исаакия пожалел, что дал маху сообщить о предстоящей экскурсии по крышам. Но эклеры отвели, склеив Алёнину активность.
Здесь бы, наверное, она и заснула, если бы не назойливое удушье. Попрощавшись с усатыми аллергенами, посетители вышли в январскую свежесть.
________________________________________
ГЛАВА 44
До поездкообразующего события оставалось около четырёх часов. Алёнины мандраж и любопытство нагнетались усталостью, но в Андрушиной шоу-программе нашлось место пассивному отдыху. Не успели сопли аллергиков высохнуть, как поезд метро уже нёс их в кинотеатр. Частный, для мини-компаний. Назывался он «Последний ряд» — чтобы каждый понимал романтически уединённое предназначение. Не обошла бы догадка и Алёну, поэтому Андруша забыл уточнить название места и где-то потерял слово «частный».
Судя по информации на сайте, кинозалом служила просторная комната с экраном до потолка, где у стен отдыхала плюшевая стая крупных животных почти в натуральную величину. «На них и поспать можно, да и мало ли как оно в темноте вдвоём с Алёной сложится…» — облизнулся Андруша, выписывая адрес накануне поездки.
Девушка увидела вывеску над входом и замедлила шаг.
— Что-то мелковато для кинотеатра… — она остановилась напротив одноэтажной пристройки к жилому дому.
— А там просто короткометражки показывают, — Андруша призывно распахнул дверь и, пропустив девушку, захлопнул за собой, как мышеловку.
Очень странное место. Вместо кассового окошка — барная стойка, вместо табло с сеансами — трёхсотрублёвая цена за час. Уже эта формулировка — «за час» — сажала Алёнину батарейку. Что до стен с картинами в жанре ню, то они заставляли девушку оглядываться, не запирает ли кто дверь. Хорошо ещё, полотна были настолько далеки от реализма, что, вероятнее всего, принадлежали кисти дельфина.
— Куда ты меня привёл? — с шутливой агрессией Алёна заслонила собой кассира. — Давай просто на диванчике посидим, вечера подождём, тут коктейли есть… Порассказываешь мне что-нибудь… Ты же любишь…
— Хех, сравнила. Над фильмом годами работали сценаристы, операторы, режиссёр ночами не спал, актёров подбирали, те худели, слова учили, были построены миллионные декорации, потом монтировали… Всё, чтобы мы смогли кино посмотреть. Или я тебе что-нибудь порассказываю… Как-то не равноценно.
Алёна стала выбирать, каким именно аргументом стереть этот набор слов, но Андруша сжалился. Он объяснил, куда они пришли, и под гнётом целомудренной идеи с удобством посмотреть любой фильм на проекторе пали даже скабрёзные мазки картин. Девушку ничуть не страшило общество Андруши, сколь бы глубоко в ней не сидел архетип мужика как маньяка, да и перед плохо нарисованными гениталиями она не краснела. Её отталкивал скрежет приближающегося к ней испанского стыда.
Бывало, узнавала она случайно новое понятие. Если нравилось — запоминала и как по волшебству начинала слышать это слово на каждом шагу. Так случилось и с испанским стыдом. Но теперь, когда ей попадалось это меткое определение, Алёна не только удивлялась, откуда все про это знают, но и видела в голове чёткий пример употребления.
Стыд как за саму себя у девушки вызывал Андруша. Не всегда, а в ситуациях, когда запрещено быть собой. Таких, как тет-а-тет в киношной темноте — среди подушек, обоюдно слышимого дыхания, исходящего друг от друга тепла и шуршания Андрушиных ладоней, вытираемых о джинсы. Они два раза смотрели у него фильмы рядом без света, и оба раза — «Хроники обыкновенного безумия».
Безалаберность и несуразность, с которыми липовый зритель исполнял интерес к происходящему на мониторе, а не сбоку, делали сюжет фильма непостижимым. Пришлось пересматривать под предлогом интересности, недостаточной для одного раза. В итоге Алёна потом добила кино сама.
Смирившись с посещением «Последнего ряда», девушка легла на ковёр и опёрлась на синтепоновую спину тигра.
— Аргентинский, но всё равно интересный, — предварил показ Андруша, — тебе понравится.
Дальновидный синефил неспроста выбрал именно «Дикие истории»: кино состояло из нескольких отдельных новелл. Это снижало риск заскучать и, ради чего всё и делалось, давало возможность отвлекаться друг на друга без тяжкого ущерба слежению за канвой. Единственное, всё портил плюшевый тигр. Он вымахал до полутора метров в длину и торчащими из-под девушки головой и задом охранял её от Андруши. И рядом с Алёной не сесть — узко, и рядом с тигром — далеко до Алёны. Не просить же подвинуться…
— Во панда неудобная попалась, — кряхтел парень, меняя под собой очередное сиденье.
Видя старания спутника выклянчить визу на тигра, его обитательница сдалась и отсела к мохнатой голове на гостеприимное количество полосок. Оказавшись вплотную с Алёной, тот разомлел: кусочки пазла сложились. Локоть к локтю, плечо к плечу, бедро к ляжке.
Парень заметил блеск во рту героини фильма и открыл свой:
— О, у меня на первом курсе тоже язык был проколот.
— Зачем? — невозможно было не спросить, зная Андрушу.
— Я ж на журфаке учился. Вот, чтобы дикцию разработать… — прошептал он, стараясь не мешать актёрам. — В смысле, я так всем говорил тогда. Ну а вообще целоваться, зачем ещё?
— И как? — представила пробитый язык журналиста Алёна.
— Не знаю. Я штангу от пирсы проглотил, а пока на новую копил, дырка заросла, — с сожалением об упущенной молодости Андруша провёл зубами по скучной пустыне языка.
Зато экскурсом в былое он не только стряхнул с себя напряжение от тесной близости к соседке, но и под шумок выпрямил за её спиной руку. Большое дело. Сама же Алёна изъёрзалась на тигре, мучимая вопросом: «Когда ж ты уже засосёшь меня, как бухую суку?!» Делала она это мирясь, что, случись подобное взаправду, немедленно бы расцарапала Андруше лицо или прокусила губу. Но демоны неприступности начали становиться всё покладистей. Осторожный дрессировщик поглаживал плечо девушки, пока не приучил её к своей ладони. В один из громких моментов фильма сухой изнутри парень не дыша подгрёб к себе Алёну. Решающий брусок тактильной дженги был вынут. Башня устояла.
О том, как вкусно пахнет девушка, Андруша уже говорил, собирая носом со сливочных щёк густой концентрат абсолютного счастья. Своей улыбкой он отыскал Алёнину, и их жизнь разделилась на до и после. Труды создателей четвёртой новеллы «Диких историй» потеряли смысл. Но только четвёртой.
Зажмурившийся тигр недолго терпел клокот белгородской любви у себя на спине. Впереди у седоков были целые жизни. Время позволяло не глотать гормональную икру, а раскусывать. На титрах к пятой новелле Андруша с Алёной разлиплись и с пассажирскими лицами деловых манекенов прильнули к экрану.
Покинули «Последний ряд» они не менее официозно, по-шпионски скрывая друг от друга случившееся. По пути к метро они почти не говорили, а если и случалось, то это были комментарии окрестностей. Они шли, держа руки в карманах и ответственно соблюдая полуметровую дистанцию. Их выдавал лишь взгляд. Требовалось время чтобы натренироваться смотреть на друга как на парня, сравнить вид девушки с видом подруги и наоборот.
Они не знали, что с этим всем делать, поэтому отложили необходимый разговор на потом. Тем более в заброшенном складе их ждало событие, в предвкушении которого стоит забыть о насущном. Для Алёны оно всё ещё было загадкой, но уверенное в сюрпризе лицо проводника передавало ей величие момента.
— Ну уже можно, не томи! — с трудом поспевала она за хранителем тайны.
— Через час всё узнаешь, — приговаривал парень, торопясь к ближайшей станции.
Ещё дома он отрепетировал в гугл-картах «Яндекса» пеший путь от метро к советскому складу, где и был запланирован концерт, поэтому приехал на вполне знакомую заводскую окраину.
— Нет, в гараже я запирать тебя не собираюсь, — простимулировал Алёнину поступь парень. — Щас, вот-вот уже.
Андруша угадывал волнение спутницы, ведь шли они по тёмной уродливой улице, среди домов, в которых, судя по их облику, не могло происходить ничего хорошего. Не говоря о сопутствующих общагах, складах, цехах и гаражах.
Но Алёна верила в лучшее, так как по ходу движения их обгоняли такси, машины, и группки на вид платёжеспособных молодых людей. Чем дальше, тем больше народа становилось. Они стекались на главную дорогу с тропинок или подъезжали на автомобилях, которые, случись им попасться на глаза взяткодателю Дэнчику у какой-нибудь фирмы, рассказали бы ему о внушительных аппетитах тамошних коррупционеров.
Вдруг Андруша услышал как-то впереди женским голосом портит сюрприз, скандируя имя «Джаред». Ничего не оставалось, как прибегнуть к тактике телефонной спамерши из «Тинькофф-банка», которая звонит и, не давая опомниться, фарширует мозг мусором.
— Ых, Алёнка, щас тебе такое будет! — перебивая выкрики, подпрыгивал от восторженного волнения Андруша.
Молчание обрекало на крах, и он судорожно продолжил засорять эфир:
— Помнишь, сёдня в кино мужик тачку разворотил типу за то, что тот ему в окно фак показал? Это у Олежки сосед такой… Пригрелся как-то на его орешнике дятел. Повадился орехи грызть. Сорвёт, унесёт на крону и там клюёт его, пока до ядра не доберётся. И этим соседу кровь портил. Прикинь, даже из ружья в дятла стрелял, мимо, правда. Жмотил для птицы своих орехов. Ну и, короче, придумал, как дятла наказать. Срубил орешник. И не жалеет. Ну а что, дятел его выращивал что ли? Так и тот: сяду, но накажу, — закончил кричать в ухо балабол.
Вряд ли Андруша заставил Алёну запомнить эту притчу для внуков, но сохранить интригу удалось до самого входа. Каждую секунду парень ждал разоблачения. Он словно прятался с Алёной под кроватью от террористов, зная, что вот-вот покрывало вздёрнется и над полом свиснет вражеская голова с криком: «Сейчас начнётся концерт Джареда Лето!»
— Начало седьмого уже, живее!, — подгонял последних счастливчиков с флаерами байкер-контролёр.
— Мы из Белгорода, от Вани Жабы, вас предупредить должны были, — скрестил пальцы Андруша.
Байкер полистал телефон, сверил ожидание на фото с реальностью и поставил печати.
«Стреляйте уже, не мучайте», — приближался к народу у сцены спутник Алёны, которая с секунды на секунду узнает, зачем они пришли.
Утаить цель собрания казалось труднее, чем спрятать в иголке стог сена. Но, как ни странно, над сценой не было никакого баннера, а свистящие и хлопающие люди имя кумира не афишировали. То есть происходило то, чего Андруша не видел в самых утрированных мечтах об удачной поездке. Повсюду были фанаты любимой группы Алёны, до появления кумира оставались мгновения, но она об этом до сих пор не знала.
У девушки всё съёжилось. Она угадывала, что сейчас случится нечто грандиозное, иначе к чему конспирация, да и попробуй замани в такую глушь рэпера Басту и ещё кого-то известного, с кем тот тёр у барной стойки… И, что удивительно, никто не просил фото и автографы, то есть публика собралась искушённая. К слову о глуши: помещение склада выглядело намного привлекательнее, чем казалось снаружи. Это была всё та же ржаво-индустриальная архитектурная плесень, но уже созданная дизайнерами намеренно и недавно.
Алёна отчаялась пытать партизана и просто уставилась в одинокий микрофон. Вдруг над сценой стало совсем ярко, а перед сценой — громко. Она подошла к гулу. По лестнице со второго этажа металлическими шагами нисходил бородач веганской комплекции с гитарой.
Алёна прищурилась, повернулась на Андрушу убедиться, что не спит, и взвыла, распугивая безумием таких же меломанов. Самым приличным, что извергалось из этого миниатюрного вулкана с карамельной магмой, было «Ёб твою мать, Андрей!» Обливаясь своими лучшими слезами, она повисла на спутнике, закончив лобызать, пока и на его лице не осталось сухого места.
— Господи, спасибо! — оговаривалась по Фрейду девушка, обращаясь к Андруше.
Тот почувствовал, что вершина, к которой он шёл двадцать пять лет, достигнута. Его не интересовало происходящее на сцене, где неизвестный ему хиппан исполнял незнакомые песни под акустику, ему даже было лень облизать окружность рта, влажную после Алёны. Он силился воспринимать происходящее как должное. Как хорошо выполненную миссию сделать хорошего человека счастливее. У него не осталось сил на собственную радость.
Парень застыл в блаженной улыбке и по-отечески, немного свысока, поглядывал на Алёну, которая, извиваясь рядышком, вместе со всем залом подпевала сладкоголосому знатоку английского. Вторая волна благодарности судьбе накрыла девушку, когда у рок-легенды между песнями проскользнуло родное «Nirvana». Она не ошиблась. Минуту долой — и Джаред Лето уже мелодично цитировал пожелание второго Алёниного кумира — Курта Кобейна: «Rape me, my friend», — перепевая его хит. Добравшись вместе с хором до этой строчки, Алёна произносила её не как рефрен, а как просьбу, обращая перевод к конкретному человеку.
Чудо продолжалось около часа, что для чуда более чем достаточно. Алёна даже не догадалась расстроиться из-за запрета на селфи с кумиром. Пусть он навеки останется там, на сцене, а то ещё окажется всего лишь человеком……
Впереди была долгая дорога домой. Ведомая за руку девушка бездумно поплелась к метро. Она рассеянно смотрела вперёд и не вызывала у Андруши ни малейшего желания нарушать её постконцертную дрожь в коленках эмоций. Так вместе с Алёниной прострацией путники добрались до сна в поезде 015А Мурманск — Белгород.
________________________________________
ГЛАВА 45
— Добре утрице! Что, не зря поехала? — самодовольно встретил свисшую с верхней полки Андруша.
— Не зря. В котейне круто было, — Алёна лишила парня выпрашиваемого комплимента и втянулась обратно.
Андруша снова остался один, но ненадолго. С перекура на стоянке вернулся Валера.
— Бррр, погода — пидор, — принёс холод попутчик.
За утро тридцатилетний земляк успел поведать о своей нелёгкой. Юность его матери — Зои Львовны — совпала с годами, проведёнными на малолетке. Тогда никто и подумать не мог, что из воровки может выйти порядочный человек. Но Валера был именно таким. И как человек порядочный, он не только честно трудился курьером в Питере, но и не забывал навещать белгородственников. Главным образом — братьев и сестёр.
После появления первенца Зоя Львовна постоянно пеняла мужу, что с её родовыми муками и тяжким гнётом материнства не сравнится ни одна его боль и усталость. И вскоре, как женщина, для которой беременность и воспитание ребёнка — самоистязательный подвиг, она родила второго. А потом третьего. Перестала плодоносить Зоя Львовна только после рождения шестого чада — Лизы. На восьмилетие младшей сестрёнки и держал путь семейственный Валерий.
Судимостью матери, побоями от отца и нуждой уехать на заработки он, по-видимому, очень гордился, оттого начал повторяться ещё до второго литра колы. А первый он оприходовал, запасливо пополняя стакан, за полчаса. Отец своим алкоголизмом воспитал в нём трезвенника, о чём Валера предупредил первым делом. Предпочтение спиртному кофеинового делало его крайне подвижным, общительным, жадно набрасывающимся на любую тему — чаще всего, свою. Он знал все ответы и смотрел на жизнь из-под снисходительной маски умудрённого эксперта.
— Я ж говорил, опаздываем. Смари, пятнадцать минут уже, а мы только тронулись. А остановка до десяти минут, — Валера нашёл повод показать Андруше свои новые «Ролексы», доставленные с сайта tic-tac-china.
Журналист посмотрел на свой телефон и диагностировал:
— Так они у тебя на пять минут спешат.
— Да? А, ну так ясен красен! — по-деревенски шлёпнул себя по лбу Валера. — Я ж батарейку новую поставил. Стрелки пока и должны спешить, а как батарейка садиться начнёт — ровно показывать будут, а потом — отставать.
— А если очень мощную батарейку поставить, то первое время часы можно вместо вентилятора использовать, — не стал своим смехом разбавлять квинтэссенцию беспримесного разума Андруша.
Часовых слов мастер прихлюпнул из стакана и на секунду подвис, взвешивая — это всё-таки шутка или проверенный совет. Но быстро набрал прежнюю форму, чем заставил невольную слушательницу пойти умываться и переодеваться.
— Зачётная у тебя подруженция, — апеллируя к задней части Алёниных легинсов, кивнул в сторону тамбура Валера; секундами ранее девушке пришлось спускаться к ступенькам лицом.
— Спасибо, — ревниво и недовольно ответил Андруша.
Он с детства усвоил что означали комплименты друзей его новому велосипеду, с которым он выходил во двор, наивно рассчитывая как следует покататься. Но самое ужасное началось, когда Алёна вернулась.
— День добрый поближе. Валерий! Мы тут уже с твоим суженым познакомились. Долго что-то спишь.
Алёна хотела ответить подстаканником, но ограничилась устным приветствием.
— Андрюха твой такой юморист! — открыл парад неудачных комментариев Валерий.
Непосредственных, и, как ему казалось, для всех желанных. Шустрым языком муравьеда он орудовал вопросами в ходах биографий попутчиков. И ведь ни соринки агрессии! Только наивное дружеское любопытство и безответная любовь потрындеть.
— А чё это Лето зимой выступает? — гоготом отреагировал на странную фамилию Валера. — Ты типа по року, Алён, да? Я, кстати, тоже. Только по рэпу. Щас… — попутчик хищно полез в телефон за последней каплей терпения. — Зацени телегу. С пацанами написали. Скоро на биты наложим — рвач будет.
Андруша притянул к себе телефон. Смотря в экран, он с каждой прочитанной строчкой всё сильней и сильней ненавидел свою первую учительницу, которая научила его читать.
— У Пуха бич-пакетами набили требуху, пришла Екатеринка и стало жарко в паху», — обнародовал выдержку из текста чтец, чтобы досталось и Алёне.
Закончив, Андруша попал под молящий о рецензии взгляд автора будущего хита.
— Я б так не смог, — вернул чтиво Андруша.
— Хех, ну то-то понятно! — пряча в карман свой пропуск в сердца миллионов, земляк цвиркнул глазами на попутчицу — узнать, смешно ли и ей. — Ну чё, покатит?
— Мне кажется, Андрей имел в виду немножко другое… — деловито прячась в косметичке, уточнила Алёна.
— Какое это? — попутчик взял колу, приготовившись слушать про своё творчество под вкусненькое.
— Ну, если честно, как будто школьник писал… Нескладно как-то и на девяностые похоже, — лавируя между уничижительными эпитетами, Андруша признался в бездарности рэпера. — Лично мне не зашло.
— А ты типа знаток, да? Тебе не зашло, а всем чё-т, ****ь, заходит.
Чтобы не загаживать положительный имидж напитка, Валерий поставил стакан обратно. Полумесяц его улыбки опрокинулся вверх ногами:
— Нах мне вообще твоё мнение?!
— Чё за бычка, чувак? — перебила ранимого творца Алёна.
Тот встал.
— Где ты бычку увидела?
Сколько Андруша ни косился, боковые места по-прежнему пустовали. Туда же посмотрел и Валерий. Потом ловко схватился за обе верхние полки, подтянулся и пропал под потолком.
— Вот сами и тусуйтесь! — подкрепился угрозой демарш.
В порядке осознания причинённой обиды Андруша с Алёной решили помолчать. А попутчик, превозмогая давление мочевого пузыря, улёгся терпеть, чтобы как можно дольше создавать драматизм над головами репрессированных критиканов.
Но поди испорть такую поездку! Тяготы дороги, однообразие в окне и контакты с попутчиками Алёна вынесла за толстенные скобки. Валерий, да и по-хорошему Андруша, были сейчас для неё интершумом. Она торопилась оказаться дома и начать разбирать по полочкам тюки привезённых мыслей и эмоций. Андруша тоже рассудил, что татуировки, сделанные Питером, особенно в кинозале и на концерте, ещё слишком свежи, чтобы снимать с них повязки. Так до приезда он этих тем и не касался. Зато иногда характерно потрагивал Алёну, убеждаясь, что всё в силе.
Огненный «Белгород» светился для прибывающих на вокзал как никогда торжественно. Родина встречала своих детей победителями. Разве что Валера был показательно трагичен. Впервые за день его и впрямь можно было принять за рэпера.
— Ладно, давай, не прощаемся! — протянул руку Андруша, и как в воду глядел: обиженный земляк прошёл мимо — к выходу на перрон.
Вскоре за Алёной приехало такси, за Андрушей — троллейбус. Холодный и, чтобы было видно, как сильно загажен салон, почти пустой.
— На дворе сочельник, а он уже в очельник… — как никогда рифмотворный парень покашлял и сел подальше от храпящего источника перегара.
Троллейбус измождённо тронулся. А с ним и злокачественная атмосфера безысходности, которая, впрочем, только оттенила звёздный час Андрушиного настроения. Он сидел с задранным подбородком, направив зрение сквозь водительское стекло. А спустя три остановки осознал, что всё это время смотрел на ночной город вхолостую, не вникая в происходящее.
Андруше было на что отвлечься от асфальта, поедаемого рогатым. Собственно, как и отвлечься от чего угодно другого. Он самозабвенно смаковал ту теплоту, с которой Алёна, стоя у такси, застегнула до горла молнию на его куртке. Он проигрывал в памяти ещё свежий чмок и угадывал в прощальном проявлении ямочек на Её щеках радость быть с ним.
Отъявленный атеист повесил рацио на гвоздь: «Где ж я так не нагрешил? За что мне повезло найти тебя, ту самую?..» Она писала его мыслями, смотрела на мир его глазами, даже на ощупь была как он сам. После того, как при упоминании кем-то имени «Алёна» Андрушу стал пронзать лёгкий спазм, они научились разговаривать молча, гулять сидя и целоваться в щёку взасос. Ему казалось, что диффузия их душ привела к изменению политической ситуации в мире. Люди стали добрее, а воздух чище. Это было прекрасно.
Он обременил себя очередным делом чести — не проехать остановку, и облокотился на окно. Так было удобнее вникать в итог разговора на вокзале. Это раньше Алёна приходила к журналисту в гости. Теперь же она впервые собралась прийти к нему домой. Завтра, в восемь.
________________________________________
ГЛАВА 46
Андруша не любил выносить сор из избы, поэтому дома у него было неряшливо. Но утром следующего дня куда он только не сунул свой пылесос! Казалось бы, на кладовке можно и остановиться с уборкой, но уймёшься тут, когда из квартиры торчит балкон, грязный внутри. Так к добрым трём часам квартира обрела предпродажный лоск.
Несмотря на самоотдачу, полотёр спешил, ведь день был расчерчен. На половину четвёртого он замыслил поход в парикмахерскую «Барбершоп». Чего таить, справился и с этим. Впервые в жизни Андрушу постриг канадский лесоруб. За двадцать минут он превратил дремучую тайгу в ухоженные садовые угодья и в итоге оформил в аккуратный лесоповал русых волосяных стволов. Оправданность восьмисот рублей за услугу Андруша мог объяснить лишь тем, что в цену, кроме обучения мастера стричь людей, было заложено ещё и отучение рубить деревья.
Но для Алёны ничего не жалко. Тем более, клиент тратил деньги, заложенные в бюджет знакового дня. Ещё вчера, по приезде домой, разорённый Питером гуляка занял у Кирилла все три имеющихся тысячи. Было б двадцать — занял бы и двадцать, так как после сегодня будущего не существовало. Точнее, оно не имело никакого влияния на Андрушу: если вечер пройдёт удачно, вдвоём с Алёной он сможет сам развивать цивилизацию на планете и уж наверняка изыщет способ отдать Кириллу долг. Ну а если неудачно — хуже уже не станет.
С вольготным ощущением снятой шапки стриженный Андруша направился к следующему пункту. Сегодня «Магнитом» не отделаться… Зато в «Перекрёстке» недавно запродавались вяленые томаты в масле — Алёнины фавориты. Там же Андруша добыл и прочую гастрономию. Так к вечеру помимо вяленых помидоров у него дома появились две бутылки грузинского вина, литровый пакет краснодарского — рояль в кустах, кусок маасдама, полкило крупных креветок и — нашёл же — подложка мидий в зелёном соусе.
«Как только напишет, что опаздывает, пойду жарить креветки», — определился с планами Андруша и встал патрулировать жилплощадь, представляя, что он — взыскательная гостья. Устав слоняться, лишь бы не сидеть, парень вышел с сигаретой на балкон. Но звук сообщения моментально всосал его обратно: «Ты там ещё ждёшь меня? Буду к пол 9» — «Пойдёт».
«Ну вроде не передумала», — затянулся у ноутбука Андруша. Определённость было его успокоила, но мизер одного часа до встречи тут же вызвала тревожную изжогу. Это уже по ходу ожидания выяснилось, что часы бывают мимолётны не перед визитом Алёны, а только во время. Сейчас же секунды капали издевательски редко. Будто это мстительный Валерий, глядя, как сейчас изводится злословец, вставил в его хронометр еле живые батарейки, чтобы стрелки для Андруши переваливались с натугой и скрипом, заставляя недовольно смотреть на креветки, остывающие уже в начале девятого.
Нетерпеливый кулинар решил поработать над презентацией и стал перекладывать наверх самые крупные экземпляры. От этого пар над блюдом густел, ещё быстрее унося с собой тепло. Мелочи? Возможно. Но этого не объяснить тому, кто заблаговременно снял с упаковки мидий плёнку с этикеткой, чтобы подложка источала ауру даров моря, а не товаров «Перекрёстка».
Последнее, о чём подумал Андруша, это медиасопровождение. Он почесал область головы, отвечающую за мировую культуру, и включил концерт RHCP. Парень их никогда не слушал, но решил, что будет здорово, если Алёна войдёт и попадёт в квартиру, где и без неё кипит жизнь. А целенаправленный просмотр классиков фанка — это верный признак хорошего музыкального вкуса. Андруша встал напротив зеркала и задвигался в такт как первый у занятого туалета. И как только сел перемотать вязкую балладу, в квартиру ворвался звонок. Количества Алёниных шагов от домофона до двери как раз хватило, чтобы подобрать приветственные слова:
— Здрасте, мой сочный кусок белого налива, к которому не пристала часть огрызка!
Генератор комплиментов взял у гостьи мокрый зонт и раскрыл сушиться на полу.
— М, чесноком пахнет. Подготовился.
Повесив пальто, Алёна предстала в серой толстовке и таких же невосхитительных штанах. И без серёг, хотя обычно что-то на её мочках да блестело. Разве что сама она была соответствующе душистой. В лучших традициях Андруши хозяин приятно удивился такому свойскому облику. Как к родному!
Обсудив нелюбовь гостьи к мидиям, джентльмен пригласил Алёну в свою комнату. Там её встретил и пригорок жареных креветок, и сыр, который кокетливо дырявился по периметру тарелки, и те самые помидорки — сморщенные, но донельзя вкусовитые, а по краям столика двумя стражами у ворот романтического вечера высились симметрично установленные бутылки вина. Было видно: человек старался. Обозрев натюрморт, девушка вздохнула.
«За фигуру переживает», — сделал вывод русый психолог и по-лакейски наполнил фужеры. Андруша приготовился сказать что-нибудь тостообразное, но его опередили.
— Спасибо за поездку ещё раз, — в пальцах с разноцветными ногтями сверкнул фужер. — Наверное, это лучший трип в моей жизни. За тебя, Андрей!
Признание звучало словно известие о присуждении Нобелевской премии за вклад в мировую литературу статьями на E-Bel. Вот она — заслуженная награда. Ещё не распакованная, но уже врученная. Сидит напротив, кусает помидор, улыбается и слушает мемуары о поездке. Делясь впечатлениями, Андруша заострял внимание на каждом этапе их путешествия, но судьбоносный сеанс до поры игнорировал. В пылу неуёмного обсуждения рассказчик долго не замечал, что обсуждает только он.
Лишь отвлёкшись на честное распределение последних креветок, Андруша услышал тишину. Он посмотрел на Алёну: та ничего сказать не хотела. Тогда парень решил напомнить, с чего у них всё началось, и тем самым повысить индекс романтики.
— Мне кажется, мы с тобой сошлись, потому что нам было слишком сильно ничего не нужно друг от друга, — для пущей интимности он говорил придыханно, в переносицу слушательницы.
— Хм… Всё может быть… — девушка переложила ногу на ногу, перезагрузив себя для осмысления фразы.
Губы расплылись, а возникший солнечный прищур не оставил сомнений: зазноба прониклась остротой изречения. А Андруша подумал-подумал — и исповедался:
— Ну вообще-то это из песни…
Всё было готово к смущённому отнекиванию от похвалы за честность. Но Алёна вернула ноги в прежнее положение и без иронии протянула: «Н-дэ…» Такая реакция воровским клеймом выжгла в Андруше понимание, насколько это позорное и неблагодарное дело — признаваться в плагиате. А главное, только сейчас он увидел, что с гостьей что-то не то. Ничего конкретного, но неуловимые мозгом отстранённость и недружелюбие двадцать пятым кадром мозолили обстановку. И, в отличие от мифического эффекта скрытого кадра, Алёнина странность была вполне реальна.
— Ты какая-то не такая… — не удержался Андруша.
— Чего это? Всё нормально, расслабься! — с явным желанием подтвердить сказанное, энергично ответила девушка.
Вышло так себе: Андруша по-прежнему принимал на свой счёт малейшие колебания её настроения:
— Точно? Это же важно очень. Мне нужно, чтобы ты получала только удовольствие, когда имеешь со мной дело, — переспросил он лизоблюдски, но искренне.
Видимо, не желая оправдываться без вины, Алёна опустила глаза в таинственно сжатые губы.
— Ну, поверю, — недоверчиво закрыл тему злой на себя парень.
Зачем спросил? Всё равно бы не сказала. Хорошо же сидели, нет — надо было лезть. Повредил контакт, теперь заново паять провода к её кнопке зажигания…
— А, ну так вот… — Андруша поспешил вернуться к началу знакомства, но остановился: Алёна зачем-то поднялась.
Держа бокал, она обошла столик и подсела намного ближе, чем рядом. Большим глотком девушка добралась до дна, отставила бокал и впилась в рот парня. Он горлом почувствовал жидкое тепло перелитого в него вина. Даже самый бездушный бог не позволил бы ему сейчас подавиться. От неожиданности он сморщился, но Алёну изо рта не выпустил.
Левой рукой Андруша прижимал к себе любимую, а правой поглаживал не самые очевидные для ласк бок и спину, намекая, что поскорее добраться до злачных мест не самоцель. Скромность давалась с трудом, ведь он ждал этого всю жизнь. Вся история человечества сосредоточилась в местах соприкосновений их губ. Момент обязывал гореть, но Андруша нашёл в себе хладнокровие незаметно сдвинуть лежащие на кровати гаджеты в угол.
Журналист не бывал на войне, зато успел познать, как людскую сущность обнажают другие горячие точки. Когда б ещё он увидел воздушную, милую недотрогу страстной хозяйкой положения? Не открывая глаз, Алёна уложила растерянного от натиска парня на лопатки, а сама навалилась сверху. Андруша всё еще до конца не верил, что здесь и сейчас происходит то, что происходит. Каждая секунда обрела вкус, запах, объём и была достойна имени. Особенно после того, как Алёна, опершись на локти, нависла над его лицом в шалаше из своих волос. Потом отдышалась и принялась за пуговицы голубой рубашки.
Перехватывая инициативу, Андруша стащил с девушки толстовку, после чего та мудро сошла на пол для простора самостоятельности. Молодой человек торопливо остался без трусов и включил «Мумий Тролль». А когда обернулся от ноутбука, разучился моргать.
Впервые в жизни он видел настолько голую девушку. Андруша, хотя и имел двузначный мужской опыт, нажил его с теми, кого не любил. Те же, по ком убивался, с треском проваливали тест на желание ему дать. И вот всё сошлось. Она лежала для него.
Перед Андрушей был ненаглядный пример совершенства. Но изучал он не бледные треугольники на фоне остатка загара, а Алёну. Слизывая взглядом сантиметр за сантиметром её тела, он не видел кожу. Он видел недостающую часть её натуры. Сокровищницу, которая хранит всё то, что он боготворит несколько недель. Осторожно, словно ступая за взломанную дверь в священную усыпальницу фараона, он направился к ней. Серьёзной, как на медосмотре, и не знающей куда деть руки, чтобы инстинктивно не прикрываться.
Всмотреться в её бюст Андруша позволил себе, когда уже прикровачивался: волнение сделало грудь крупнее, чем он прогнозировал. Хотя в действительности размер соответствовал ожиданиям. Это были небольшие, но полные сил, крепко сбитые и эластичные пиалки с нежно-розовыми каплями на центрах донышек. В то же время грудная клетка очень резко врезалась в их крутой подъём, что зрительно увеличивало груди и помогало Андруше быть довольным, что именно такие он будет мять всю оставшуюся жизнь.
Значительно и постепенно парень лёг к Алёне. Подложив предплечье под её голову, он слился с мягким губами и языком и всеми рецепторами свободной ладони набросился на гладь внутренней стороны бедра. Плотную, матовую и уютную. Гладь одного из тех самых бёдер, чьи внутренние стороны всегда мешали журналисту соображать, стоило Алёне сесть в позе лотоса или опереться на колено.
Всё располагало к плавному постижению друг друга, но темпераментная торопыга рывком забросила Андрушу на себя. Затем не менее целеустремлённо пресекла его галантное поползновение вниз и обхватила ногами. Алёну накрыло первым же приливом ударной волны.
Взмокший добытчик удовольствия пошёл за салфетками, а когда вернулся, она уже держала лифчик, явно намереваясь надеть окончательно.
— Да подожди. Меня ещё надолго хватит, — довольный собой Андруша поцеловал ледяные губы.
Но как только четвёртая салфетка высушила кратер Алёниного пупка, она села одеваться:
— Не, Андрей. Всё супер, но чёт я устала. Первый час, послезавтра в универ, завтра завал…
— И то верно, — не стал настаивать парень, ведь запоминается последнее, а более мажорной ноты из свидания уже не извлечь.
— Так непривычно… — разглядывая, как девушка вычёсывает волосы, покручивался в кресле Андруша, — вроде ты, но уже не ты. Стоишь тут, домашняя такая. Смотрю — и так заебись! Щас уйдёшь — а я буду вспоминать именно эту секунду, когда смотрел на тебя, ещё стоящую тут, и говорил, что ты уйдёшь и я буду вспоминать эту секунду…
В зеркале засияло румяное умиление.
— Какой там у тебя номер дома? — выменяла у сумки телефон за расчёску Алёна.
Житель дома 12 ответил и умудрился не придраться к её памяти на адреса своих единственных. В конце такого вечера претензиям делать нечего. В конце самого лучшего вечера. Вечера — начала другой жизни. Вечера, после которого не нужно расставаться с Алёной. И вечера, после которого Андруша больше никогда её не увидит.

* * *
— Я тебя тоже люблю, — журналист положил телефон на свой кухонный стол, за которым в обнимку сидели Ярик и Маргарита.
Звонила мама. Каждое 23 Февраля она набирала Андруше — напомнить, что это не его праздник. Но сегодня дочери военного задеть сына не удалось. Уже полтора месяца любые нападки и проблемы обезболивала его печаль. Парень безуспешно лечил временем неспособность сложить один плюс один так, чтобы получить один. Ведь действительно в свидании ему запомнилось последнее. А последним был уход Алёны.
— Ну как «не бывает»?! Говорю ж, просто так бросила. Даже в курилку не заходит! — хозяин рыжеватой месячной небритости убеждал Ярослава, а заодно и себя. — Сначала: «Давай завтра», потом — «Я занята», потом — «Я что-то устала». А потом: «Андрей, надо поговорить»…
— Мож, нашла кого? — Че до хруста размял шею.
— Да вряд ли. Щас… Вот, самое нижнее, — открыл прощальный диалог Андруша.
— Пускай мои эмоции тоже изрядно обострены, но голова работает мощнее той самой чакры у солнечного сплетения, — прочитал Че с помощью Маргариты.
— Она шо, всегда так базарит? — бойко вернул телефон белгородский москвич.
— Со мной — всегда, — спокойно ответил Андруша.
Сперва, правда, хотел защитить Алёну от глума простака над одним из решающих её достоинств, но не стал: в виде наказания. И доразлил виски — подарок столичных гостей.
— Помнишь Дэнчика из колдырни? — Андруша увидел в этикетке глоток свежей новости, отвлекающей от скорби. — Чудик такой, бухло дорогое приносил…
— А, ну. Откатами чи взятками промышлял ещё, — вспомнил кабацкую молодость Ярик.
— Ага. В СИЗО вот, — поделился эксклюзивом журналист. — Суд скоро.
— Давно пора, — поднялся над провинциальной суетой Че. — Свои ж и сдали по-любому…
— Не, не за это, за сбыт палладия. Достал же где-то, — поспешил совместить исходы рассказа и виски Андруша.
Ярик тотчас тоже захотел палладия, но разлететься алчности не позволило заходящее солнце: пора было в путь, являть Маргарите красоты темнеющей родины.
Все трое шли по городу. Андруша, сдобренный виски, не унимался мусолить версии расставания, полагая, что его слушают с тем же интересом, с каким он рассказывает. И был прав. Че, пусть и давал только один совет: «Забей!» — от пламенной подачи не уставал. Не уставала и Маргарита, но ничего не советовала и причину поступка девушки не обсуждала. Потому что знала правильный ответ. Забавно грустный, истекающий жизнелюбием паренёк за день стал ей слишком симпатичен, чтобы добивать его правдой…
Путешествие на концерт кумира, подаренное журналистом белгородского новостного портала, окончательно убедило Алёну, каким должен быть её герой. Таким как Джаред Лето. Или хотя бы не быть Андрушей.