Король Африки

Грузовой дрон, цепляясь за кроны тропических деревьев, пронёсся над моей головой и судорожно ухнул в ближайший овраг. Сёма Сутейкин, мой сослуживец, поправил натирающий бронежилет и, гнусаво выругавшись в пидорскую бородку-подкову с лёгкой проседью, двинулся туда. Я лишь вздохнул, отмахнулся от гнуса кепкой с логотипом нашей конторы и двинулся за ним. Едва заметная тропинка, сбегающая в овраг, петляла между древовидными папоротниками и переплетением лиан, за которые так и норовила зацепиться моя разгрузка.

- ****ец, - заключил Семён, осмотрев место крушения. – Хорошо, хоть не так далеко успел улететь.

- Фигово, - согласился я, сплюнув в раскисшую от недавнего дождя красную глину.

- Запомни, - принялся учить меня сослуживец, - фиговым может быть только дерево. А такое в порядке вещей. Не мы ведь над софтом химичили, значит, не нам за это по башке получать. Усёк? Плохо то, что Король Африки скоро на шахту с инспекцией приедет, а тут... Это...

В кустах справа от меня послышался шорох. Я вскинул свой автомат и нарочно с треском снял с предохранителя. Зеленоватое стекло коллиматора ограничивало мир скупым квадратом, за которым всё остальное расплывалось, будто подтверждая свою зыбкую природу. Решив, что на своей безопасности не экономят, я перевёл режим огня с одиночных на автоматический. Однако, вместо ожидаемого хищника или американского конкурента, что для меня в тот момент было одним и тем же, к месту крушения вышел Жак – чернокожий, начальник логистической компании, ответственной за доставку грузов по воздуху.

- It's me, - пробормотал он, глядя в жерло калибром 5,45 миллиметров. - Don't shoot. So cool.

- Идиот, - вздохнул я, ставя тюнингованный «Калашников» на предохранитель.
Познания английского у коллеги Короля Африки были куда скромнее наших. Legacy of French colonialism... Жестами объяснив, что мы видели последние минуты полёта грузового беспилотника и ринулись на помощь, Жак пожал плечами и извинился за своих техников – таких же русских, вроде нас с Сёмой, польстившихся на хорошие деньги. Пока последний выяснял тонкости дальнейшей эвакуации аппарата и груза, я осмотрел место крушения внимательней. Это был продолговатый, похожий на паука из-за раскиданных в разные стороны чёрных алюминиевых штанг с моторчиками на конце агрегат, с небольшим грузовым отсеком, способный перемещать ящики весом до центнера. Такие, по рассказам старослужащих, подписавших не один контракт с нашей ЧВК, кустарно оборудовались умельцами противника в последней европейской войне, чтоб забрасывать в окопы восьмидесятимиллиметровые осколочные мины. Хитрая система. При должном умении оператор мог совершать ковровые бомбардировки наших позиций.

Рядом по дну оврага была раскидана поклажа летающего паука. Те самые кровавые алмазы Африки. Пока никто не видел, я спрятал один из них во внутренний карман разгрузочного жилета. Вот скоплю я себе на домик на Лазурном Берегу, поймёте, кто лузер, а кто нет, рассуждал я, насвистывая какой-то смутно знакомый мотив. Что-то среднее между «Вихри враждебные веют над нами» и «Интернационалом». Почему-то вспомнился родной Питер, с его шпилем Петропавловского собора, пробивающим, словно штык винтовки революционного матроса, серое осеннее небо. И кому как не мне, сыну великого города, видеть подобные вещи и вслушиваться в подобные мотивы. Однако это сейчас я понимаю, что из себя представляет эта странная субстанция, некий эфир, что струнами пронизывает всё наше бытие. Но это сейчас. Тогда я был наивным юношей, мечтавший о лёгких деньгах и славе. Наш бизнес – смерть, и бизнес идёт хорошо. Как лицемерно и мерзко звучит данный девиз. Но точнее что-то сложно придумать, дабы описать суть любой ЧВК.

Завершив осмотр, Жан поспешил по рации вызвать своих помощников. Получив от Семёна последние рекомендации, тот кивнул и отпустил нас с миром. От оврага до шахтёрского посёлка было всего сотня метров. По своей сути посёлок представлял из себя несколько шахт, обогатительную фабрику, россыпь простейших бараков на сваях и выстроенную из кирпича контору. Сразу за конторой, на площадке из бетонных плит, стояло несколько ангаров из рифлёного железа, где жили наёмники. Чуть поодаль находилась ещё одна площадка с двумя «крокодилами» для боевых операций и транспортным МИ-8.

Был вечер, и рабочие, которые трудились буквально в рабских условиях (паспорта каждого отбирались после прибытия, а обещанные деньги не выплачивались), возвращались по своим баракам. В этом великолепии муравьиной возни я тогда видел естественный порядок вещей. Сейчас же, в силу возраста и сильных изменений в моём мышлении, я вижу обратную картину, не самую лучшую.

Сутейкин, скинув снаряжение на пластиковый стол, громко выругался и двинулся к импровизированному пищеблоку, где принялся разогревать лапшу быстрого приготовления к ужину. Я, перепрятав алмаз, стал приставать с разговорами к сослуживцам, только выходивших на ночное дежурство. Всё выспрашивал про Короля Африки. Кто таков, где раньше был, кто про что знает. Я сам знал немного: только то, что он сказочно богат даже после того, как охранное подразделение Regatta Holding Кравчикова выдворило его с российского рынка. Ещё знал, что он в своё время крутился в околопрездидениских кругах ещё во времена Ельцина, а после и в администрации Валерия Путилова. Нынешний президент, - Игорь Спицын, - всегда не любил Короля Африки и считал его выскочкой. И именно наёмники Кравчикова поддержали госпереворот четыре года назад. Его бомбардировщики в труху разнесли Белый Дом и залили напалмом Кремль. В то время я учился на токаря в Питере, подворовывая где мог. Были тяжёлые времена. Куда тяжелее нынешних. Новая волна приватизации, которая почему-то коснулась вхождения госкорпораций в группу компаний Регаты, что удивительно, только укрепила экономическое положение России на международной арене. Столица была перенесена из разрушенной городскими боями Москвы во Владивосток, что упростило интеграцию в американский и японской рынки. Но к тому моменту я перебрался сюда, в экваториальную Африку.
За этими рассуждениями я вернулся к Семёну, что задумчиво жевал свой нехитрый ужин.

- Я тебе по секрету скажу, - проговорил он, когда убедился, что никто подслушивать не собирается, - думаю, как контракт закончится, подписать его у Кравчикова. У него и платят больше, и работа не такая сложная.

- Ты чего? - спохватился я. – А как же корпоративная этика? Солдатская мораль...

- Мы наёмники, - перебил меня Семён. – Какая нахер этика? Какая мораль? Мы – солдаты удачи. И если удача нам подвернулась с такой стороны, то почему мы должны от неё отказываться? Мы идём за теми, кто больше платит. Вот и всё. А остальное не имеет значения. Или мне щас тебе лекцию про общество потребления прочитать?

- Ну, прочитай, если так хочется, - пожал плечами я.

- Папуасы из Меланезии сейчас переживают карго-культ. Строят ритуальные аэродромы в надежде на изобилие. И единственное отличие современного общества от этих папуасов в том, что наши аэродромы иллюзорны. Все молятся на изобилие услуг. А мы лишь оказываем эти услуги, хоть и довольно специфические. Будь реалистом, сынок. Наши услуги нужны всем. Мы же и потребители. Сколько ты получаешь в месяц? Сто тысяч? А там платят сто пятьдесят. И не за то, что мы охраняем эту свору оборванцев с шахт, а просто сидим на КПП. И так даже лучше, поскольку так безопаснее. А безопасность – одна из потребностей индивида по пирамиде Маслоу. Я был бы готов и за семьдесят тысяч сидеть в тёплом помещении охраны, поскольку понимаю, что ни один дурак не полезет на объект. Безопасность полностью компенсирует те тридцать тысяч. Но при этом в контракте чётко прописано: что пятьдесят тысяч рублей в месяц. Ни копейкой меньше. Это меня ещё больше устраивает. Навоевался я. Честно. Ты, может, ещё веришь в какие-то идеалы. Я уже нет. Поэтому как хочешь.

- Вот ты против потребления... – начал я.

Семён произнёс что-то нечленораздельное, состоящее преимущественно из твёрдых и мягких знаков, а после проговорил:

- Ты меня, наверное, плохо слушал. Я не против общества потребления, благодаря ему у меня есть хлеб и пиво в холодильнике. Я лишь указываю на то, как оно работает. А то, что ты не видишь этого, не значит, что этого не видят другие. Просто поражаюсь тебе и твоему тугодумию. Вот честно.

- Я? И не вижу?

- Именно. Ты ведь не просто так тут оказался. И явно не по отцовскому наставлению...

- Отца я знать не знаю. Да и не хочу, если честно. Старый хрыч в своё время решил уйти в магазин, да так и не вернулся. Хорошо, что я его не успел запомнить.

- Значит, увидел рекламу...

- А что с ней не так?

- Всё так. Реклама – одно из главных и самых мощных оружий бизнеса. Ну, про чёрный, белый и серый пиар говорить не буду – сам прекрасно знаешь, что это такое. Тебе ведь интересен сам механизм, так? Вижу, что «интересно». Каждая реклама направлена на определённые слои населения, отличающиеся по гендеру, классу, половому признаку... Возьмём пример с политическими взглядами. Рекламный плакат сигарет «Winston» с изображением курящего их Кастро. Он направлен на аудиторию, которая придерживается марксистско-ленинской позиции...

- Так Фидель Кастро сигары курил...

- Не гони лошадей. Дай договорю. А потом и про это пару слов вставлю. Короче. Допустим, «Camel» решила тоже хапнуть своего на рынке курильщиков левых взглядов. Они выпускают плакат уже с Че Геварой, курящего их сигареты. А поскольку команданте ближе к идеям троцкизма, то и клюнут соответственно все более либертарно-радикально настроенные люди. Троцкисты, анархисты, трушные нацболы. Че Гевара вообще давно стал сплошным рекламным клише. Не зря именно он диктовал Татарскому теорию рекламы. А что по поводу сигар... Смотри. Они сейчас являются признаком статусности. И простым смертным просто закрыта дорога к приобретению таких статусных вещей. Вспоминается притча о том, как один клерк скопил деньги и купил точно такой же автомобиль, что и его начальник. Но начальник не оценил такого юмора и уволил клерка. Что сделал суд, история умалчивает. Но, как и водится в капиталистических странах, суд стал на сторону того, кто больше платит. Всё просто.

- Вроде понял...

- Ничего ты, салага, не понял. Я не виню – сам таким был на первом контракте. Я бы вообще больше рассказал, но время позднее. Завтра Король Африки приезжает рано утром с проверкой. Надо быть наготове. Поэтому напоследок расскажу одну сказку, что вычитал в одной умной книжке...

- Что за сказка?

- Сейчас... Дай вспомнить... А! Жил некогда бедный человек. После многих приключений и длительного путешествия с помощью экономической науки он встретил общество изобилия. Они поженились и имели много потребностей.

- Интересная сказка...

- Всё, иди спать. Мне надо ещё автомат перебрать.

Я долго валялся в своей койке, рассматривая причудливые узоры, которые то появлялись, то исчезали под сомкнутыми веками. А ещё были мысли. Мысли разные, но об одном и том же. Мне не давали покоя слова Семёна. Казалось бы – отдай богу богово, а дикобразу дикобразово. Но нет. Семён был прав. Даже та ситуация с историей. То, что с ней сотворили в современности, вполне легко ложится на высказанное ранее моим сослуживцем. Из этого складывается интересная мысль, которую я сейчас попытаюсь сформулировать. Сейчас история стала таким же продуктом потребления, как и современные бренды из мира моды и ежедневного обихода. Историческая жвачка в виде научно-популярных изданий и спекулятивных видео или статей на интернет-площадках подаются как необходимое знание для образованного обывателя, как необходимая электробритва или любая технологическая безделушка. Грубо говоря, элитарность исторического дискурса перетекла в русло развлекательного контента обильно разросшегося среднего класса. Низшие слои населения потребляют историю в качестве пропаганды, высшие формируют эту самую пропаганду, в то время как средний класс занимается исключительно развлечением, не вдаваясь в тот смысловой пласт, который и должен вкладываться в историю. Гегель утверждал, что главный парадокс истории заключается в том, что она учит тому, что ничему не учит. И именно этот факт даёт простор для действий предприимчивых бизнесменов, захотевший на ней заработать. И никого не смущает, что в подробном разборе падения царского режима в России, горе-блогер вставил рекламу IT-курсов, которые обязательно должны пройти все, потому что:

1. Это выгодное вложение времени и средств,
2. Специалисты нужны везде,
3. Первое занятие бесплатное, а остальные всего за 1499 рублей в месяц!

Тоже самое и с историей. И дело даже не в том, что некоторые умудряются продавать курсы за деньги, они умудряются это оправдывать тем, что обывателю не надо будет штудировать академическую литературу. Это такой же рекламный ход, какой используется везде, в любой отрасли постиндустриального общества. Каждый сулит лёгкий подъём на вершину личной миниатюрной Фудзи. Однако, не все говорят, что подъём иллюзорен и обыватель даже не приблизится к её вершине. Такая простая и объёмная мысль. Однако, так и не успев закончить её развитие, я уснул.

Утром, как и всегда, меня разбудил командир подразделения. Через час прилетал борт с Королём Африки. За завтраком я слышал разные пересуды по поводу странной активности конкурентов к северо-западу от шахт. Хотят отжать бизнес? Пусть попробуют. Наши пилоты мигом разнесут их лагерь в клочья ракетами. Главное, чтоб не привлекали меня в группу реагирования.

Я высказал свои опасения Семёну, а тот в свою очередь лишь пожал плечами, дескать, нам не привыкать. Парировать было нечем. Он, матёрый вояка, прошедший не один контракт, прекрасно знал, что ожидать от начальства и не волновался. Волноваться было незачем. Меня всегда поражало его каменное спокойствие даже в самых безвыходных ситуациях. Он стоически выносил все невзгоды, все перипетии судьбы. Мне бы так...

По пути на построение, он припомнил мне украденный мною алмаз, снисходительно ткнув в бок. Не то досада, не то ещё что прокралось в моё сердце. Однако от сердца отлегло, когда я увидел Короля Африки. Это был простого вида мужичок с побритым на лысо черепом в камуфляжном комбинезоне. Его сопровождало двое телохранителей в самом современном обмундировании и при дорогих стволах натовского образца. Выслушав доклад, он двинулся на осмотр шахт, в то время как меня с моим отрядом попросили остаться. Как я и опасался, нас решили отправить на разборки с конкурентами. Кто это был, нам так и не сказали. Впрочем, какая разница – китайцы или американцы? Один хер они мешают нашему бизнесу.
Вылет назначили на полдень. Наш отряд, включая меня и Семёна, погрузили на готовый к вылету Ми-24. «Крокодил» взмыл над джунглями и двинулся в сторону предполагаемого противника. Не то из любви одного из пилотов к старью, не то просто чтоб подчеркнуть спиральность истории, из кабины заиграла «Bad moon rising» CCR. Музыка, под которую шестьдесят лет назад бомбили тропу Хо Ши Мина, здорово ложилась под ситуацию. Кто-то даже рассказывал, что некоторые молодые пилоты в Афганистане любили тоже под музыку совершать боевые вылеты. Под «Алюминиевые огурцы» Цоя, например, высаживать эти самые алюминиевые огурцы на брезентовом поле очередного палаточного лагеря душманов.

Никогда не любил леса, особенно тропики. Мне роднее серые промзоны и дворы-колодцы родного Питера. Вспомнилось раннее детство, когда мы от школы ездили на экскурсию в Кронштадт. Потемневший от времени гранит фортов, грязный кирпич порушенных пакгаузов заброшенных армейских частей и серые воды финского залива...

Мои размышления прервались филигранно пущенной ракетой из «Стингера». Кажется, конкуренты решили взять нас в плен, дабы выведать какие-то секреты, которых мы, на самом-то деле, и не знали. Ракета попала в стабилизирующий хвостовой винт. А дальше как в кино: вращающийся вокруг своей оси борт медленно опускался вниз, в самую чащу леса, пилоты матерились, пытаясь мягко усадить вертолёт, а я молился всем богам, которых знал, дабы они не забрали меня преждевременно к себе. Как там пелось? Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить? «Крокодил» с характерным звуком ухнул в распадок меж двух вытянутых холмов, дно которого было устлано странными растениями с жёлтыми цветами. При жёсткой посадке погиб только один пилот. Остальные же отделались лёгкими ушибами или вообще испугом. Однако даже этого мне хватило, чтоб согласиться со всеми доводами Семёна в пользу контракта в более спокойном охранном подразделении Regatta Holding. Скинув всё лишнее, я под шумок решил свалить обратно в лагерь. Примерное его положение мне было известно, компас был цел, а значит и заблудиться я не должен.

Будучи уверенным в выбранном мною пути, я то и дело останавливался, дабы перевести дух и вслушаться в окружение. Джунгли казались куда живее карельской тайги и в этом гаме различить шаги противника, а уж тем более мягкую поступь хищника, я не мог. Это настораживало. Доигрался, музыкант, твоя песенка спета – шептал ветер в корне циклопических деревьев. Автомат давно был снят с предохранителя, но он мне уже не казался универсальным аргументом в любом споре. Рацию, дабы сослуживцы с вертушки, коль выжили, не донимали и не обвиняли в дезертирстве, я заблаговременно выкинул ещё при спешном отходе с места крушения, а сейчас жалел об утрате возможности вызвать спасателей. Спутниковая сеть не ловила, поэтому выйти в интернет с моего наладонного компьютера я так же не имел возможности.

Судя по наручным часам, я шёл почти весь день. Солнце ещё ярко светило, но тут, на экваторе, оно исчезало за линией горизонта за считанные минуты, даже не предупредив о своём намерении. Эта особенность по началу меня удивляла и даже смущала, но потом я свыкся с мыслью, что ПНВ нужно держать наготове. Однако, поскольку предполагалась лёгкая прогулка, я решил его с собой не брать. Использовать фонарь в таком месте смерти подобно, поэтому я принципиально его не использовал вне комплекса шахт. Нужно было спешить, но, судя по всему, на добрую сотню миль людей не было вообще. Перекусив галетами и запив свежей водой с места водопоя диких кабанов, я двинулся дальше. В полумраке нижних уровней приходилось ступать осторожно, постоянно корректируя маршрут, пока я не понял, что заблудился.

Исходя из вышеизложенного, следует, что мне либо каюк, либо ****ец, как выразился бы Семён. В голову, однако, лезли совершенно неподходящие для этого мысли. Стараясь их отогнать, я прикидывал, на сколько мне хватит сухпайка. Ещё нужно было до темноты найти подходящее место для лагеря, развести костёр и, по возможности, грохнуть какого-нибудь съестного зверька. На эту роль подходило семейство кабанов, которое я приметил вдалеке. Выделив самого хилого из хрюшек, я вскинул автомат и парой метких выстрелов прикончил его. Однако я был не единственным охотником рядом. К туше подскочили местные туземцы с луками и копьями наперевес. Увидев меня, они радостно заголосили, принявшись кланяться в ноги. Моему удивлению не было предела. Их глава, юноша лет семнадцати, в отличие от сверстников, как оказалось, немного шпрехал по-французски, что объяснил своим происхождением –п тот был сыном вождя их племени, а отец тоже знал немного французский. Выяснилось, что они приняли меня сначала за духа охоты – белого человека в одежде из листьев.

Несмотря на то, что охотники обознались, те решили меня со всем гостеприимством встретить. В их деревне стояло с десяток бунгало, наподобие хат-мазанок, самые большие из которых предназначались для вождя и их религиозных церемоний. Вождь, будучи по молодости важным человеком и бывавший не на одном приёме французских властей, тоже сносно говорил на языке колонизаторов, на пальцах пригласил меня к ужину, а после его, деликатно предложил провести для меня обряд инициации в их религии.

В чём особенность этих верований, я узнал позже и, забегая наперёд, эти переживания утвердили во мне веру в изначальную экстатическую природу религий. Но это было потом, а в тот момент я лишь про себя посмеивался, глядя, как туземцы бьют в барабаны, отплясывают у огня и пьют из выдолбленных деревянных мисок странную жидкость, в которую входит отвар из корней тех самых растений с маленькими жёлтыми цветами. Когда очередь дошла до меня, я из вежливости выпил напиток до дна.

Почуяв лёгкое недомогание, я улёгся в углу ритуальной хижины. Пространство плыло, как при сильном алкогольном опьянении, но я был трезв. Плыло уже не столько окружение, сколько текстуры. Это можно сравнить с багом в компьютерной игре. Пространство шло волнами в такт музыке, длинные тени танцующих шаманов стали объёмными, отделились от стен и присоединились к чарующему ритуалу. Огонь в костре стал приобретать собственные разноцветные круги и мандолы, столь удивительные и невыразимые. Вспомнилось раннее детство, когда подобные откровения были в порядке вещей.

Когда мне надоело рассматривать искажения, я закрыл глаза и на меня навалился ворох искусства чёрного континента. Будто на меня вытряхнули всю экспозицию тематического музея и африканскую серию Пикассо одним разом. Фракталы, мандолы, зигзаги радужных молний и потоки света выстраивались в причудливые маски. Со мной говорили предки. А потом, когда я их попросил показать, зачем всё это в мире происходит, меня отбросило на миллиарды лет назад, в момент, когда удар молнии в докембрийский ил зародил первые аминокислоты. Я видел их полную эволюцию до нынешнего дня. Мне стало страшно. Страшно не за себя, но за весь род людской. А потом меня отмотало в куда более отдалённые уголки истории, куда глобальней, нежели то, что происходило, происходит и будет происходить на нашей крошечной планете. Я видел, как рождались и умирали звёзды; видел, как сталкивались галактики, образуя новые скопления звёздной пыли и газа; наблюдал, как на миллионах таких же планет, как Земля, зарождалась и исчезала жизнь. Я чувствовал, что являюсь не винтиком, но одной цельной точкой со всем живым и неживым во Вселенной. Это не было чувством эйфории. Это скорее был первобытный восторг, чистый экстаз – я был един со всем окружающим и с самим собой в частности.

Волшебные маски предков сопровождали меня всё путешествие и рассказывали удивительные истории разных планет и миров. И эти истории как-то странно смешивались с историей меня самого. Я мог просмотреть любой момент своей короткой жизни. На мой вопрос о том, почему я не могу заглянуть в будущее, маски предков ответили, что оно меня на самом деле не интересует. Я согласился с их доводом, поскольку почерпнул из уже увиденного многое, что потом изменит мою жизнь.

А после этого путешествия я начал сомневаться в существовании себя как личности. Мне казалось, что я был растворён в первозданном эфире, размазан на вибрирующих струнах мироздания. Самым логичным предположением было то, что я умер. Но, к счастью, я уже на тот момент осознал всю алогичность бытия и не испугался. Остаточные воспоминания говорили мне, что я наёмник и работаю на Короля Африки. Но как я могу работать сам на себя? Я чувствовал, что настоящим Королём был я сам. Монохромная картинка джунглей, саванн и пустынь застилала всё обозримое. Кто-то, кем я был раньше, был не прав. Во всём неправ. А теперешнее «Я» знало, что было внеплановым сыном африканских трав.

Сумбурные образы сменили вырывающиеся НАРУЖУ торжество. Катарсис прошёл, ему на смену пришли всё те же бесконечные потоки света. Я был метафизическим Чапаевым, переплывающим метафизический Урал. Но я так и не выплыл, потонул, а после и сам стал светом...

Наутро я проснулся бодрым и свежим, как не просыпался никогда раньше. Настроение было более чем прекрасным, хоть незначительно и омрачалось грузом прошлого. Я знал, что порвать с ним будет сложно. Но возможно. Найдя достаточно французских слов в своих закромах, я объяснил вождю всю горькость своего положения. Тот, не сказав и слова, позвал тот отряд охотников, что меня нашёл в лесу и попросил их вывести меня к местным властям. Через десяток часов я обедал в просторной вилле местного чиновника, что на ломанном английском расспрашивал меня о моей службе. Я всё рассказал, как на духу. А чиновник только рад был этому. Он давно подумывал передать дело конкурентам из другой ЧВК, а моя информация была для него ценна. В обмен он предложил обеспечить мою безопасность и вывезти в Европу. Этим я и воспользоваться.

Прошло несколько лет, а я пишу эти строки в маленьком домике в горах. Воспоминания всё так же ярки, особенно воспоминания о том ритуале. Я выяснил, что в верованиях того, как и многих других племён в этом регионе, главным образом фигурирует обряд инициации, во время которого неофиты и посвящённые пьют отвар из корней ибоги, что содержат ибогаин – мощный индольный галлюциноген. В малых дозах он применяется для увеличения концентрации и выносливости, что необходимы во время охоты и дальних переходов. При больших дозах, воздействию которой я и подвергся, происходят религиозно-мистические откровения, помогающие разобраться в себе.

О судьбе своих бывших сослуживцев я не знаю. Может, они погибли в бою или же их запытали до смерти конкуренты. Такие дела... А может быть они благополучно вернулись в лагерь, поплакались начальству и их перестали трогать, по крайней мере в ближайшее время. До меня доходят слухи, что Король Африки был убит при странных обстоятельствах, в связи с чем вся его империя начала рушится. Большая часть наёмников ушла к Кравчикову. Может, это он и подстроил, поскольку издавна они конфликтовали.

Однако мне всё равно. Я нашёл свою нишу. Скрытый писательский талант позволил мне написать и издать пару книжек. Не самых высокохудожественных, но и не самых провальных, что позволило мне скопить на это гнездо творческой свободы. А от оружия я отказался. Мне противно его стало держать после того полёта сквозь время и пространство. Пусть оно останется экспонатом музея, где неофиты будут проходить обряд инициации погружения в историю, где им подробно расскажут об ужасах, что творило оружие и о том, как изменился в лучшую сторону мир без него. По крайней мере я надеюсь, что это так...