Хроники Крылатого Маркграфа. Сорок лет спустя

30 мая 1960 года

Иерусалим, Государство Израиль

Колокольцев сразу всё понял. Покачал головой – и со вздохом произнёс:

«Ну ты и прохвост, Гальперин. И детектив от Бога. Такого я за тобой раньше не замечал. Нашёл всё-таки…»

Затем улыбнулся – и обратился уже к женщине: «Здравствуй, Ева. Сорок лет прошло, а мне кажется, что мы с тобой расстались вчера…»

По её всё ещё прекрасным щекам ручьём покатились слёзы: «Боже, Миша… Это же ты, Миша, я твои глаза до самой смерти не забуду…»

Запнулась, потом покачала головой и в полнейшем недоумении пробормотала: «Но как… Как такое может быть? Мы же с тобой ровесники… тебе сейчас должно быть столько же, сколько мне, а тебе…»

«Сорок лет» – бесстрастно прокомментировал директор Моссад. «Хронологически ему пятьдесят пять, биологически сорок, а психологически – я даже думать не хочу, сколько…»

Усмехнулся – и добавил: «Как – спрашивать бессмысленно. Я не знаю, а он не скажет – ибо это не только его тайна. Так?» – обратился он к Колокольцеву.

Тот кивнул: «Именно так»

Ева подошла к бюсту, нежно погладила бронзовую голову. Прочитала надписи на табличках, повернулась к Колокольцеву:

«Эрих Хаген – это тоже ты?»

Колокольцев кивнул. А Харель неожиданно прокомментировал: «Михаил Евдокимович Колокольцев. Он же Эрих Хаген. Он же Роланд фон Таубе…»

Колокольцеву изумлённо уставился на Гальперина. Тот всем своим видом дал понять, что знает, что делает. Колокольцев пожал плечами.

Еву словно молнией ударило. Она покачнулась, с трудом удержалась на ногах, судорожно хватаясь за воздух добралась до края дворика, бессильно опустилась на лавку, сцепила руки перед собой и начала монотонно повторять:

«Этого не может быть… этого вообще не может быть. Это невозможно, невозможно, невозможно. Один раз – ладно; два в одной семье чудо, но три… Три???»

Колокольцев на автомате подошёл к Еве, сел на лавку рядом с ней, ласково обнял за плечи. Она благодарно уткнулась в него. Он нежно погладил по голове и осторожно спросил:

«О чём ты, Ева? Один, два, три… что это значит? Почему в одной семье? И при чём тут Роланд фон Таубе?»

Ева немного отстранилась, посмотрела на Колокольцева, потом на Хареля, потом прямо перед собой и неожиданно спокойно ответила:

«После того, как ты уехал в Москву летом двадцать первого, а я не смогла последовать за тобой, я чуть руки на себя не наложила от тоски по тебе. Потом пустилась во все тяжкие, в семнадцать залетела, в восемнадцать вышла замуж и почти сразу же родила дочь. Аню…»

Глубоко вздохнула – и решительно продолжила: «В августе сорок первого Аня оказалась в Киеве, у родственников моего тогда уже бывшего мужа. Я успела эвакуироваться, они нет…»

Колокольцев сразу всё понял. Ева продолжала: «Я думала, что они погибли и похоронены в Бабьем Яру. После войны снова вышла замуж и уехала в Израиль. Снова развелась… впрочем, это неважно. Важно, что в СССР я закончила педагогический, преподавала историю… а когда переехала в Тель-Авив, стала заниматься историей Холокоста. Мне почему-то всегда казалось, что Яков – это мой бывший муж – и Анечка выжили… хотя это было глупо, конечно…»

«Как выяснилось, совсем даже не глупо» – вставил своё веское слово директор Моссад. Ева кивнула и продолжила:

«Меня заметили и когда в пятьдесят третьем кнессет принял решение создать Яд ва-Шем, меня пригласили принять участие в его создании. Потом я как-то очень быстро поднялась…»

«Ева заместитель директора мемориала по научно-исследовательской работе» – прокомментировал Харель. «Доктор наук, профессор, преподаёт современную историю еврейского народа в Еврейском университете Иерусалима…»

Она продолжала: «В пятьдесят восьмом я узнала о существовании города-призрака…»

«Харона» – пояснил директор Моссад.

«Почему призрака?» – удивился Колокольцев. Она объяснила:

«Тема Харона жёстко табуирована в Израиле – а за его пределами никому не известна практически. Все знают, что он есть, но официально его нет. То есть, он есть, но про него практически ничего не известно…»

Харель усмехнулся – и объяснил: «Мы с Евой знакомы с сорок восьмого – она, скажем так, немало помогала Моссад. Когда она краем ухом услышала о Хароне, она из меня чуть душу не вынула – организуй ей поездку в Харон. Пришлось идти на поклон к Амосу Манору…»

«Директору Шин-Бет» – пояснила Ева. И продолжила: «Не то, чтобы в Харон нельзя попасть – это не закрытый город, у нас в стране таких нет вообще. Просто…»

Колокольцев кивнул: «Никто никому ничего не расскажет. А тебе нужно было, чтобы рассказали…»

Она кивнула – и продолжила: «Впрочем, мне даже не пришлось ни у кого ничего спрашивать. В первый же день в магазине я нос к носу столкнулась с Аней. Нас обеих чуть инфаркт не хватил…»

«Она совершенно не изменилась?» – удивлённо спросил Колокольцев.

«В нашем роду женщины очень хорошо сохраняются» – улыбнулась Ева.

Колокольцев кивнул: «Я заметил». Она продолжала:

«Когда мы расстались в сорок первом, Ане было восемнадцать. Когда мы снова встретились, тридцать четыре. Много, конечно, но сердце матери и сердце дочери всегда узнает…»

«Кстати, Аня сейчас здесь» – невозмутимо сообщил Харель. «В этом здании…»

Колокольцев покачал головой: «Ну, ты и мастер театра. Нет, гросс-мастер…»

Директор Моссад развёл руками: «Есть такое…»

Колокольцев махнул рукой: «Зови»

Харель кивнул и направился ко входу в здание. А Ева снова уткнулась в него: «Если бы ты знал, Миша, как я по тебе скучала. Господи, Миша, мы не виделись сорок лет. Сорок… Целая жизнь прошла…»

Аня появилась на территории дворика спустя максимум пять минут. Высокая, даже выше мамы, статная, очень красивая, элегантная женщина тридцати пяти лет или около того в безукоризненно стильном деловом костюме.

Взглянула на маму и Колокольцева и усмехнулась:

«Я бы меньше удивилась, если бы на землю высадились инопланетяне. Моя мама и мой спаситель, подполковник СС Роланд фон Таубе в обнимку на скамейке внутреннего дворика совершенно секретного здания в Яд Вашем. Счастье, что я по профессии врач-психиатр и много чего насмотрелась. Так что подготовлена… хотя меня потряхивает неслабо, если честно…»

Ева посмотрела на дочь бесконечно счастливыми глазами и сообщила: «Аня, Роланд фон Таубе, который спас тебя и твоего отца в сорок первом и Миша Колокольцев, который спас меня в двадцатом – один и тот же человек…»

Колокольцев развёл руками: «Да, Аня, это так. Я стал Роландом фон Таубе в двадцать восьмом. И жил под этим именем семнадцать лет…»

Аня отреагировала на удивление спокойно. Вздохнула и махнула рукой в сторону бюста на постаменте: «Это тоже он? Издали похож вроде…»

Подошла к памятнику, прочитала надписи на табличках. Изумлённо покачала головой, затем неожиданно спокойно прокомментировала:

«А знаете, я совершенно не удивлена. После той гениальной разводки тысячелетия, которую этот Локи провернул в Киеве, странно было бы, если бы он согласился на меньшее…»

«Ты знакома со скандинавской мифологией?» – удивился Колокольцев.

Аня рассмеялась: «Да нет, что Вы. Просто читала статью в каком-то журнале…»

И немедленно осведомилась: «Значит, это Вы ту операцию в Будапеште провернули? Меня это, кстати, тоже не удивит – в официальной версии концы с концами не сходятся решительно…»

«В основном я» – честно признался Колокольцев. «При всём к нему уважении и даже восхищении, Рауль Валленберг был всё же лишь немногим больше, чем просто моим курьером и связным…»

«Всё равно жалко его» – грустно вздохнула Аня. «Такая кошмарная несправедливость. Он четверть миллиона душ спас, а его…»

Она махнула рукой. Ева грустно кивнула: «Три года назад, когда началась хрущёвская оттепель, правительство СССР признало, наконец, что Рауль умер от инфаркта 17 июля 1947 года. Меня это не удивило – я читала, что у него действительно было слабое сердечко…»

Неожиданно для всех, Колокольцев расхохотался. Все неодобрительно-изумлённо уставились на него. Даже директор Моссад.

Отсмеявшись, Колокольцев в высшей степени наставительно произнёс:

«Не читайте советских газет – и не слушайте российских брехунов. В следующий раз полечу в Нью-Йорк, возьму всех вас с собой. Познакомлю с Раулем Валленбергом…»

«Рауль Валленберг жив???» – изумлению всех троих не было предела.

«Неделю назад был вполне себе жив» – усмехнулся Колокольцев. «Жаловался, что вода ещё совсем холодная…»

«Вода холодная?» – удивился Гальперин. Колокольцев объяснил:

«У Рауля шикарный дом в Hamptons – это курорт на побережье Атлантического океана в двух шагах от Большого яблока. Родственнички расстарались…»

И продолжил: «Скучает, за бабами волочится, его раздражает необходимость врать про своё прошлое, новое имя ему не нравится… но это всяко лучше, чем превратиться в подопытного кролика в лаборатории ядов НКВД…»

Присутствующие с ужасом уставились на него. Первым с шоком справился – что естественно – директор Моссад.

«Правильно ли я понимаю, что это ты его с Лубянки вытащил?»

«Абсолютно правильно» – подтвердил Колокольцев.

«Могу я узнать, как… чисто из профессионального интереса?»

Колокольцев снова рассмеялся: «А это пусть тебе Анюта расскажет – в Москве я по тому же сценарию действовал. Только там намного проще было – ни точного выстрела, как для Ани, ни спецпатрона, как для её отца, не потребовалось…»

«А что потребовалось?» – осведомилась почему-то Аня.

Колокольцев усмехнулся: «Алкалоид, который имитирует смерть. Дальше Аня знает…»

«А как ты вообще проник на Лубянку?» – изумлённо спросил Харель.

Колокольцев пожал плечами: «По своему служебному удостоверению». И, проигнорировав совершенно ошалевшие взгляды присутствующих, объяснил:

«То, что я Михаил Евдокимович Колокольцев, в мире знали только два человека – Сталин и Берия. Для всех остальных в СССР я был Максим Андреевич Котов. Полковник госбезопасности, личный помощник Берии по особо важным делам…»

«А теперь не знает никто, кроме здесь присутствующих» – задумчиво произнёс директор Моссад.

«Ну, это ты загнул» – рассмеялся Колокольцев. «С Лаврентием Павловичем мы пару недель назад раздавили… уж и не помню сколько Хванчкары. Моя фирма специально из Союза в Италию импортирует…»

Присутствующие совершенно потеряли дар речи. Колокольцев объяснил:

«О заговоре с целью свержения и убийства Берии я узнал достаточно заблаговременно для того, чтобы вывезти его в Финляндию. В конечном итоге я забрал его к себе в Рим…»

Сделал небольшую паузу и продолжил:

«… купил ему домик в Анцио – это курорт в полусотне километров от Вечного города на побережье Тирренского моря и вообще взял на полный пансион. Купается в море, загорает, пишет мемуары и вообще книги… в общем, наслаждается жизнью…»

Затем звонко расхохотался: «Представляю себе искажённое злобой рыло кукурузника, когда он увидел, что птичка упорхнула. Пришлось такую операцию прикрытия забацать…»

«Не сомневаюсь» – усмехнулся директор Моссад. Посмотрел на золотые часы (подарок Колокольцева на предыдущий день рождения) и глубоко вздохнул: «Вынужден откланяться – служба…»

Анна кивнула: «Я на машине, так что довезу… куда скажет…»

Она запнулась. Гальперин усмехнулся: «На территории Государства Израиль вашего спасителя зовут Ариэль Леви»

И уточнил: «Генерал-майор ЦАХАЛ Ариэль Леви. На действующей военной службе, с правом ношения военной формы – и всё такое прочее…»

Повернулся и быстрым шагом покинул секретный дворик. Анна козырнула: «Капитан медицинской службы резерва ЦАХАЛ Анна Хейфец – после встречи с мамой я взяла себе её фамилию… отца в то время с нами уже не было…»

И тут же осведомилась: «Так куда ехать-то?»

«Ко мне, конечно» – улыбнулся Колокольцев. «Только в Яффу – у меня там домик на берегу моря…»

Он с бесконечной нежностью посмотрел Еве в глаза и продолжил… точнее, объяснил: «Я хочу повторить август двадцатого… и сделать тебе самый лучший подарок в твоей жизни…»

«Ты меня… хочешь?» растерянно-удивлённо спросила Ева. Её дочь фыркнула:

«А почему бы ему тебя не хотеть? Ты его первая любовь, его первая женщина, его первая спасённая… да и до сих пор выглядишь так, что на тебя засматриваются уж точно не реже, чем на меня…»

И тут же недовольно осведомилась: «А мне подарок?». Колокольцев усмехнулся: «Будет тебе подарок… если захочешь… и если мама будет не против…»

«А мама тут при чём?» – ещё более недовольным тоном спросила Анна. «И почему это я вдруг его не захочу?»

«Приедем, узнаешь, при чём и почему» уверенно пообещал Колокольцев. И развёл руками: «А теперь вези нас… я без машины».

Он назвал адрес.