Иванов, Петров, Сийдорофф. часть 17-2

          Уволив почти весь персонал, оставив только повара, медсестру, завхоза, молоденькую уборщицу и охрану, лаборатория зажила новой жизнью. Иван Никитович, не имевший семьи, вообще перебрался туда на постоянное место жительство, оставшийся врач и зам. приезжали, как обычно, с утра на работу. Все дружно плавали в бассейне, завтракали, гуляли по территории, обедали и наслаждались жизнью. Заполняли, как положено, выдуманные отчёты,  и каждый вечер довольные возвращались домой в свои семьи. Каждый из начальства выбрал себе комнату, где проживали клоны, и коллектив стал сплочённым и дружным как никогда.
          - Ну чего им не хватало? – удивлялся Иван Никитич, потягивая коктейль через соломинку, сидя в шезлонге на берегу озера с заместителем. – Рай! Просто рай! Так нет же, утопиться решили!
          Их частенько навещал директор НИИ и оставался с проверкой документов на ночь, а то и на две.
          Но наступил день, который, конечно, пришёл неожиданно как зима в России. Утром позвонил генерал Прилипко Макар Тимофеевич:
          - Я завтра, Ваня, к тебе с проверкой приеду на недельку. Жди!
          У Ивана Никитича нехорошо ёкнуло сердце.
          - Приезжай, Макар Тимофеевич, - не своим голосом сказал он.
          - Не рад, что ли? Или заболел? Голос чего-то не того!
          - Здоров я, здоров! Клоны заболели, - простонал генетик.
          - Не заразно? – заволновался генерал.
          - Мы их изолировали, чтобы досконально исследовать, что с ними происходит.
          - Это правильно! Действуйте по уставу! Но всё равно приеду, командировочные уже выписали, не пропадать же… – сказал Макар Тимофеевич и повесил трубку.
          Иван Никитич позвонил заму, приказав собрать всех, кроме охраны, у себя в кабинете через пятнадцать минут. Объяснив ситуацию, он спросил:
          - Кого будем наряжать клонами?
          Заместитель бросил взгляд на присутствующих, что-то прикинул и сказал:
          -  Вы и я должны встречать генерала, врач по штату обязан быть около клонов, без повара нельзя – неделю кормить гостя надо, и медсестра обязана сидеть на своём посту у двери. Остается завхоз Павел Иванович и Машенька, которая следит за чистотой в лаборатории.
          - А Машенька зачем? – удивился Иван Никитич.
          - Так больше никого нет, - развёл руками зам. – Загримируем её под Адольфа, поместим в карантинный блок, там в двери стеклянное окно есть, свет приглушим, может и не заменит подмены. Павла Ивановича переоденем под Владимира Ильича – благо, только бороду постричь, парик надеть и тоже в бокс.
          - Хорошо. А кто Иосифом будет?
          - Тут сложнее. Может холмик на участке сделать, крест поставить? Вроде, не дождался его приезда?
          - Ты в своём уме?! Мы же должны по инструкции патологоанатомов вызвать, документы подготовить! А ты сразу в землю! Он же будет писать докладную о командировке.
          - Со стороны надо кого-то брать, - подал голос завхоз.
          - Все свободны, - сказал зав. лабораторией, - кроме Сергея Михайловича и Павла Ивановича.
          Когда все вышли, Соколов достал из сейфа пачку денег.
          - Поезжайте в театр. Найдёте режиссёра, это мой знакомый, возьмите у него грим и парики. Он нам как-то уже давал реквизит. И попросите, чтобы отпустил на несколько дней артиста Горохова, он телосложением похож на Иосифа. Если не отпустит, дайте денег, они решат все проблемы. Везите Горохова сюда живого или мёртвого. Пропуск на КПП я оставлю.

          К помпезному зданию на небольшой площади, они подъехали на стареньком автомобиле завхоза. Сергей Михайлович не стал брать свою навороченную машину, чтобы не привлекать внимания. Театр встретил их тишиной. Даже уборщица, которая убиралась в вестибюле, мыла полы тихо и благоговейно. Павел Иванович переступил порог, снял с головы бейсболку и, прижав её к груди, стал рассматривать вестибюль, как будто находился в храме.
         - Так вот ты какой храм Музы и Мельпомены, - тихо произнёс он. - Не поверишь, Сергей Михайлович, ни разу тут не был. Давно хотел посмотреть на этих небожителей. Вот пойду на пенсию, буду каждую неделю ходить.
          - Надоест. Меня жена на восьмое марта сюда приводит. Говорит, чем у плиты стоять в праздник, лучше культурно отдохнуть.  По мне, так лучше бы у плиты стояла.
          - Ну, чего встали, паразиты?! – нарушила тишину старушка-уборщица. – Ходят тут! Грязь только носят! Поубивала бы всех!
          Павел Иванович остолбенел.
          - Нам бы главного режиссёра увидеть, - сказал Сергей Михайлович, который не ждал ничего хорошего от театра.
          - А чего на него смотреть?! - рявкнула старушка. – Тут не цирк! В кабинете он у себя. По коридору направо. Стучите громче, может не услышать. Да пол не топчите! Я там помыла уже!
          Молча они дошли до двери с табличкой «Режиссёр». Из-за двери доносился басовитый храп. Сергей Михайлович громко постучал. Послышался скрип диванной кожи и бульканье, как будто кто-то пил воду из графина, и хрипловатый голос, откашлявшись, спросил:
          - Ну кто?
          - Мы, - хором ответили завхоз с замом.
          - Я же просил, - меня не беспокоить!
          Сергей Михайлович заглянул в дверь:
          - От Ивана Никитича мы с просьбой и подарком.
          - Заходите, - сказал режиссёр. – Прошу прощения, вчера у нас премьера спектакля была… под утро только спать легли. Но какие аплодисменты сорвали!
          - А спектакли до утра идут? – удивился Павел Иванович.
          - До утра? – переспросил режиссёр. – Нет, как обычно до десяти, это уж потом мы гуляем… то есть разбираем спектакль, кто как сыграл… поздравляем. Нынче что-то разборки до утра затянулись.
          Выслушав гостей и приняв подарок в виде конверта, режиссёр нетвёрдой походкой повёл их за кулисы. Сложив в пакет всё, что они просили, пошли искать Горохова. Артиста нашли на сцене. Тот спал, подложив руку под голову вместо подушки, у подножья трона.
          - «Ивана Грозного» вчера играли, - гордо сказал режиссёр. – И как играли! Лучше московских театров!
          - Он Грозного играл? – кивнул головой в сторону артиста завхоз.
          - Нет, Малюту Скуратова. Талантище, а не артист! Забирайте!
          Горохов был пьян, что называется вдрызг. Кое-как оторвали его от пола и потащили к машине.
          - Супостаты! – орал артист, ничего не понимая. – Страх потеряли?!... На дыбу всех!
          - Это он в образе, - успокоил режиссёр. – Проспится, человеком станет.

          Затащив артиста с помощью охраны на второй этаж, уложили на мягкий ковёр в зале. Он свернулся калачиком и тихонько захрапел.
          - Хоть бы проспался до утра, - озабочено пробормотал Иван Никитич.
          На следующее утро Горохов, открыв глаза, увидел натяжной потолок залы, на котором по нежно голубому фону плыли облака. Пошевелив руками, он почувствовал под ними что-то мягкое и шелковистое. «Где это я? Умер что ли? – подумал он и застонал. – Рановато…». Над ним склонилось прекрасное лицо в белой шапочке и белом наряде. Горохов попробовал сфокусировать на этой неземной красоте взгляд, но изображение двоилось и расплывалось, приобретая лёгкое свечение по контуру. «Значит не рано», - пронеслось в голове. Существо склонилось ниже и сказало тихим музыкальным голосом:
          - Вам что подать к завтраку? Свежий куриный бульон или грамм сто пятьдесят водочки?
          «Господи, хорошо-то как», - опять промелькнуло в голове.
          Горохов разлепил пересохшие губы и выдавил из себя с хрипотцой:
          - Можно всё… смешать?
          Но тут в его благостное состояние ворвался громкий неприятный голос:
          - Очухался? Тащите его под капельницу! Дать только воду и бульон!
          «Сатана!», - проскрипело в мозгу.

Продолжение следует