Хроники Крылатого Маркграфа. Выстрелы в Смольном

Официальное название СД («служба безопасности рейхсфюрера СС») имело весьма отдалённое отношение к её реальным функциям. Ибо обычно такое название дают правоохранительным (силовым) органам или охранным структурам, а СД была фактически информационной службой. Иными словами, службой внутренней (Инланд-СД) и внешней (Аусланд-СД) разведки. Разведки СС (в первую очередь) и НСДАП (во вторую).

Поэтому задачей СД на самом деле был сбор внешней и внутренней информации по темам, интересующим руководство партии (затем – и Германии), её систематизация, структурирование, обработка, анализ и выработка практических рекомендаций для политического руководства партии и страны.

Гейдрих был не только исключительно талантливым администратором, но и блестящим аналитиком – в СС и НСДАП была очень популярна фраза Himmlers Hirn hei;t Heydrich (мозг Гиммлера зовётся Гейдрих). Автором фразы был один из непосредственных подчинённых Гейдриха – Вальтер Шелленберг (будущий начальник VI управления РСХА – внешней разведки СС и НСДАП).

Поэтому было совершенно неудивительно, что рейхсфюрер (который, как и Адольф Гитлер, ещё с 20-х годов считал большевизм, СССР и лично Иосифа Сталина экзистенциальной угрозой для Германии) приказал Гейдриху сосредоточиться в первую очередь на cборе и анализе информации о Советском Союзе (сделав соответствующий Отдел С главным и важнейшим в структуре СД).

Что Гейдрих и сделал – практически сразу же после того, как де-факто государственный переворот 23 марта 1933 года (когда был принят и подписан Закон о чрезвычайном положении) предоставил в его распоряжение колоссальные ресурсы государственного аппарата Германии.

Более того, он лично (причём весьма регулярно) занимался тщательным анализом положения дел в Советском Союзе (благо читал по-русски свободно) и даже готовил подробные и объёмные аналитические записки. Пока, впрочем, исключительно для собственного пользования.

Сбор информации, достаточной для формировании общей стратегии и подробного плана действий по противодействию занял примерно полтора года. Совсем немного, на самом деле, учитывая колоссальные трудности в получении сколько-нибудь надежной и полной информации из Страны Советов, в которой вся сколько-нибудь ценная и полезная информация была засекречена до невозможности.

К середине октября 1934 года анализ динамики развития военно-промышленного комплекса СССР привёл шефа СД группенфюрера СС Рейнгарда Тристана Ойгена Гейдриха к двум крайне неутешительным выводам.

Во-первых, он в очередной раз убедился, что в Стране Советов всё, абсолютно всё, подчинено единственной цели – созданию военно-промышленного монстра, смыслом существования которого является завоевание Европы, Ближнего Востока, Юго-Восточной Азии, а в перспективе – как ни дико это звучало – всего земного шара.

Имевшаяся в распоряжении Гейдриха информация неоспоримо свидетельствовала о том, что «красный император» Иосиф Сталин на полном серьёзе стремился к тому, чтобы ещё при его жизни в состав теперь уже глобального СССР была принята «последняя республика».

Но это были, как говорят в России, ещё цветочки. Ягодки были куда страшнее. Ибо Гейдрих с ужасом понял, что при текущих темпах создания этого военно-промышленного потенциала максимум к 1938 году (то есть, менее, чем через пять лет), Сталин сумеет создать вооружённые силы, которым не смогут противостоять даже (если представить такую совершенно фантастическую возможность) объединённые армии Франции, Германии и Великобритании (и даже дополненные армиями более мелких стран). С катастрофическими последствиями для цивилизованной Европы. А потом – и для всего мира.

Этого допустить было никак нельзя. А поскольку в чрезвычайных обстоятельствах (а обстоятельства были действительно в высшей степени чрезвычайными) необходимый результат дают только решительные, чрезвычайные, радикальные (и да, крайне рискованные) меры…

В общем, Гейдриху очень быстро стало кристально ясно, что единственным способом остановить (или хотя бы замедлить) нечеловечески-бешеные темпы развития советского ВПК (военно-промышленного комплекса, то есть) было проведение спецоперации.

Спецоперации, которая надолго (в идеале, вообще навсегда) выбила бы из колеи «красного гения» (а Сталин был именно гением, причём, пожалуй, покруче Гитлера).

Причём настолько, чтобы он больше не смог принимать оптимальные, идеальные решения, необходимые для реализации его планов по завоеванию и удержанию мирового господства.

И, следовательно, по завоеванию и уничтожению Германии. Германии, которую Гейдрих поклялся защищать от всех врагов и угроз – и внешних, и внутренних. Если потребуется, то даже ценой собственной жизни.

Физическое уничтожение Сталина было, конечно, самым эффективным и надёжным способом вставить лом в колёса быстро набиравшего ход сталинского ВПК, но Гейдрих прекрасно понимал, что на столь радикальную операцию санкции ему не даст ни рейхсфюрер, ни, тем более, фюрер. Да и добиться успеха было уже практически невозможно.

Во-первых, пробиться через уже очень многочисленную и прекрасно организованную охрану вождя даже группе (не говоря уже о киллере-одиночке) было почти нереально, а во-вторых (что было гораздо хуже)… даже если бы удалось пробиться и поразить цель… не было никакой уверенности в том, что убит будет именно Сталин.

Ибо после того, как 16 ноября 1931 года в Сталина попытался выстрелить некто Огарёв — белый офицер и (по слухам) секретный агент английской разведки, работавший по линии РОВС (Русского общевоинского союза), Сталин распорядился подготовить для себя двойника, который бы подменял его на всех – или почти всех – публичных выступлениях.

Точнее, даже нескольких двойников. Первым из известных (неизвестные были и раньше, и потом – общим числом чуть ли не в дюжину) был некий Рашид – неграмотный крестьянин, которого привезли с Северного Кавказа ещё в 1929 году (за пять лет до спецоперации Гейдриха).

Однако он вскоре перестал устраивать Сталина (видимо, достал своей тупостью и безграмотностью) и тот приказал его ликвидировать. Что и было исполнено – быстро, чётко и в высшей степени эффективно.

Свято место пусто не бывает (и даже не-свято, если этого хочет Хозяин), поэтому Рашиду очень быстро нашли замену. Заменой стал скромный бухгалтер из Винницы Евсей Лубицкий.

Который внешне тоже был почти точной копией Отца Народов. И – что удивительно – повадки у него были практически те же. Он даже поджимал левую руку, как Сталин.

Ему и его семье сделали предложение, от которого в СССР отказаться было невозможно. Семью надёжно изолировали в высшей степени комфортабельных условиях (впрочем, вскоре, скорее всего, безжалостно ликвидировали).

А самого бухгалтера поместили на конспиративной квартире в Подмосковье. Прислали туда парикмахеров, портных, гримеров… Которые сделали все, чтобы двойник был похож на вождя как две капли воды. Пришлось, правда, Лубицкому научиться курить. Для этого ему сделали точную копию знаменитой трубки Сталина.

Вторым двойником стал дагестанский актер Феликс Дадаев, который играл роль вождя в кино. В качестве еще одного двойника выбрали некоего Христофора Гольштаба. Который тоже был почти идеальной копией Хозяина – ему не хватало только оспин на лице.

Врачи быстро устранили этот недостаток. Через несколько месяцев Гольштаб заменил вождя на трибуне Мавзолея во время первомайской демонстрации. Куда Гольштаб потом делся, никто не знает (видимо, чем-то прогневал вождя и быстро сгинул в подвалах Лубянки). Его место снова занял Евсей Лубицкий.

Гейдрих этих деталей не знал, но в общем и целом о наличии двойников Сталина был осведомлён. Ибо агенты СД-Аусланд сумели пообщаться в Париже с Борисом Бажановым – бывшим личным секретарём Сталина, который в 1928 году, разочаровавшись и в Сталине, и в СССР, и в большевизме, нелегально перешёл персидскую границу и сдался иранским властям.

А затем, узнав, что между Персией и СССР по дипломатическим каналам достигнута договорённость о выдаче его в СССР, Бажанов так же нелегально перешёл персидско-индийскую границу, откуда с помощью немецкого консульства в Дели перебрался во Францию.

Поэтому нужно было найти другую значимую фигуру в советском руководстве, устранение которой даст близкий по масштабам эффект, но будет сопряжено с гораздо меньшими рисками.

К величайшему удивлению Гейдриха, к этой идее резко отрицательно отнёсся… помощник рейхсфюрера СС по особым поручениям, оберштурмфюрер СС Михаил Евдокимович Колокольцев (то есть, извините, Роланд фон Таубе).

Который без обиняков заявил, что Гейдрих поставил себе совершенно не ту цель, которую следовало бы. До крайности изумлённый (что с ним случалось очень и очень редко) Гейдрих потребовал объяснений.

Колокольцев объяснил, что поскольку физическое устранение Сталина, скорее всего, уже невозможно (в этом он был со своим «малым шефом» полностью согласен), удар нужно наносить не по нему, а по выстроенной им системе. Системе государственного и военного управления, промышленности (и экономике в целом), армии, спецслужбам, партии… и так далее.

Ибо если повредить систему достаточно серьёзно, то либо она не восстановится вовсе, либо темпы роста советского ВПК замедлятся настолько, что к моменту окончания его строительства западная цивилизация сумеет создать эффективную защиту против большевистского монстра.

А поскольку извне нанести такой удар невозможно, его нужно нанести не изнутри даже, а сверху. Иными словами, создать у уже давно параноидального Сталина такую уверенность в существовании всепроникающего заговора «врагов народа» (т.е., «красного императора»), что он с перепугу развяжет самый настоящий Большой террор. Который так ударит по всей созданной Сталиным Системе, что… см. выше.

А для этого – вдохновенно продолжал Колокольцев – устранения даже кого-то очень близкого к Сталину, как говорят в России, «маловато будет». Ибо у вождя нет личных привязанностей (не зря же он постоянно утверждал, что «незаменимых у нас нет»)… да и систему он выстроил такую, что заменить можно кого угодно практически без потери эффективности.

Поставленной Гейдрихом цели можно добиться, только нанеся двойной удар. Во-первых, подготовив и передав Сталину «лично в руки» достаточно грамотно сварганенную фальшивку, убедительно доказывающую существование всеобъемлющего заговора (военных, советских, партийных и прочих руководителей, руководства НКВД и так далее), после чего… организовать самое настоящее покушение.

Разумеется, руками «тех, кого не жалко» – реально осатаневших от ненависти к большевикам (и лично к Сталину) белоэмигрантам. Понятно, что Сталин останется целым и невредимым, но это неважно.

А важно то, что сразу же после покушения (ну или практически сразу же – месть нужно подавать холодной) Сталин развяжет такой Большой террор, что своими же руками если не вовсе ликвидирует созданную им же экзистенциальную угрозу Германии, Европе, христианской цивилизации и всему человечеству, то хотя бы очень существенно её ослабит.

Гейдрих внимательно выслушал своего помощника – и дал ему зелёный свет. К сожалению, лишь два года спустя, когда его собственная попытка решения экзистенциальной проблемы провалилась с оглушительным треском.

А тогда, в конце 1934 года, он категорически отверг контрпредложение Колокольцева и приказал ему выполнить отданный приказ и устранить… на кого Гейдрих укажет.

Выбор Гейдриха пал на Сергея Мироновича Кострикова, уже давно сменившего свою настоящую фамилию на один из своих партийных псевдонимов – Киров и занимавшего один из высших постов в партийно-государственной иерархии СССР – Первого секретаря Ленинградского обкома и горкома ВКП(б).

Для операции, направленной на дестабилизацию внутриполитической ситуации в СССР, Киров был (по мнению шефа СД) просто идеальной мишенью. Во-первых, считалось, что Киров был не просто ближайшим сподвижником, а, по сути, единственным близким другом Сталина, поэтому его устранение нанесло бы сильный удар и по Сталину-политику, и по Сталину-человеку, лишив его столь необходимой эмоциональной поддержки.

Что, в свою очередь, неизбежно и резко увеличит количество ошибок Сталина-руководителя государства. И, тем самым, существенно замедлит рост и снизит эффективность советского ВПК.

Во-вторых, Киров был просто феерическим бабником (сотрудники Отдела С СД-Аусланд даже присвоили ему почётное звание Заслуженный кобель СССР). Поэтому найти среди мужей-рогоносцев (Киров предпочитал почти исключительно замужних женщин, справедливо опасаясь матримониальных претензий незамужних дам) исполнителя теракта было существенно проще, чем желающего выстрелить, например, в Предсовнаркома Молотова.

В-третьих, Гейдрих надеялся, что антисталинская оппозиция, над которой уже завис дамоклов меч неизбежных репрессий, хотя бы из чувства самосохранения использует гибель одного из ближайших соратников своего противника для того, чтобы дать вождю, как говорится, последний и решительный бой. Хотя и прекрасно понимал, что надежда эта слабая (и это было ещё очень мягко сказано).

Операции дали вполне предсказуемое и естественное название. Blitzeinschlag – Удар Молнии. Той самой, которая гордо красовалась на петлицах (и не только на петлицах) СС.

Хотя Колокольцев предпочитал работать один, Гейдрих счёл операцию настолько важной, что обеспечил ему прикрытие в лице Дитриха Мозеля – резидента СД в германском консульстве в городе на Неве и Фридриха Рюдигера, занимавшего аналогичную должность в посольстве Третьего рейха в Москве. Как впоследствии выяснилось, интуиция Гейдриха не подвела – Колокольцеву прикрытие понадобилось очень даже.

По той же причине Колокольцеву существенно изменили внешность (постарались гримёры киностудии UFA, которые клятвенно заверили группенфюрера, что десять дней грим продержится гарантированно), сделали фальшивые документы – разумеется, сотрудника ГУГБ.

Главного управления государственной безопасности СССР, то есть (через пять лет Гейдрих бесцеремонно слямзит это название для своей организации – Главного управления имперской безопасности Германии).

Как и полтора года назад, Колокольцев снова перешёл границу нелегально (светиться перед своими теоретически первыми работодателями в Иностранном отделе НКВД ему было ну совсем не с руки).

Только на этот раз не морскую, а сухопутную. Финскую (благо от неё до колыбели революции было рукой подать, а финны, которые от Страны Советов были не в восторге совсем, помогали немецкой разведке всем. чем могли). А могли они… много что, на самом деле.

Технически выполнить задание оказалось на удивление легко и быстро. Все коммунисты (а членский билет ВКП(б) у Колокольцева был лучше настоящего) имели право на свободный вход в Смольный институт, в котором в 1934 году размещались Ленинградский городской Совет депутатов трудящихся и городской комитет ВКП(б).

В последнем как раз и работал (скорее, впрочем, служил) в должности Первого секретаря Ленинградского обкома ВКП(б), а также члена Политбюро, Оргбюро и секретаря ЦК ВКП(б) Сергей Миронович теперь уже Киров.

Служил… и регулярно (иногда аж по нескольку раз в день) трахал особ женского пола (товарищ Киров был строго гетеросексуален). Секретарш, балерин, машинисток, стенографисток, комсомольских и партийных активисток…

И, в том числе, некую Мильду Петровну Драуле, латышку по национальности, машинистку Ленинградского обкома партии… и жену некоего Леонида Васильевича Николаева.

Тридцати лет, не судимого, члена ВКП(б) с 1923 года, безработного, психически неуравновешенного (проще говоря, реального кандидата в дурку). И просто чудовищного ревнивца.

Киров вёл себя в Смольном как царь, бог и воинский начальник в одном лице. Никого и ничего не стесняясь. Ведь он был не просто хозяином (с маленькой буквы) Ленинграда, но и единственным другом самого Сталина…

Поэтому комната, где он регулярно пользовал товарища Драуле (а также дни и часы, в которые это происходило) были известно чуть более, чем всем сотрудникам обкома. А поскольку извлекать из людей информацию Михаил Колокольцев умел зер гут, то очень скоро узнал и он.

После чего найти бедолагу-рогоносца, грамотно нашептать ему на ушко нужные слова и аккуратно подвести его к нужной комнате в нужное время было, как говорится, делом техники. Которой Колокольцев (спасибо ОГПУ и СД) владел более чем великолепно.

Как и техникой стирания памяти (благо Николаев страдал расстройством психики, которое позволяло как загружать в его память… да почти что угодно, так и стирать из оной – аналогично). В результате Леонид Васильевич немедленно и навсегда забыл о том, кто сподвиг его на сатисфакцию путём ликвидации.

Николаев застрелил Кирова аккурат в момент измены своей супружницы. Иными словами, полового акта между ней и главой ленинградских коммунистов. После чего предсказуемо попытался покончить жизнь самоубийством, выстрелив в себя, но не менее предсказуемо промахнулся (типичная история со слабаками и неудачниками) и потерял сознание.

Разумеется, его тут же задержали – прямо на месте преступления. И тут же (ибо он находился в абсолютно шоковом состоянии) отправили в психиатрическую больницу № 2, где после необходимых процедур пришёл в себя около девяти часов вечера.

Поскольку порочить доброе имя Первого секретаря обкома (даже чистой правдой) им всё равно никто бы не позволил, ленинградские опера записали в протоколе, что Николаев застрелил Кирова в коридоре – у двери начальственного кабинета.

А уголовное дело было возбуждено вовсе не по статье об убийстве на почве личной неприязни (т.е., по личным мотивам), а по несравнимо более тяжкой – террористическому акту по заданию подпольной зиновьевской организации, возглавляемой «ленинградским центром» (в которой Николаев якобы состоял).

Ибо так считал Сталин (тот ещё параноик), а перечить Хозяину было не просто опасно для жизни, а гарантировало очень быстрое этой самой жизни окончание. Насильственное – в подвале Лубянки.

Менее чем через месяц (29 декабря) Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Николаева к смертной казни, и в тот же день он был расстрелян. Его жену Мильду Драуле немедленно исключили из партии, после чего сразу же арестовали, судили и 10 марта 1935 года расстреляли. Чтобы окончательно упрятать концы в воду.

На всякий случай, арестовали, судили и расстреляли и её сестру Ольгу с мужем (Романом Марковичем Кулишером). Вместе с Николаевым были репрессированы и расстреляны его брат по матери и ещё тринадцать человек по делу о так называемом «ленинградском центре» (в том числе друзья детства Леонида Николаева), а затем многие их родственники и знакомые.

В возникшей после выстрела Николаева суматохе Колокольцеву удалось беспрепятственно покинуть Смольный, а через четыре часа он уже переходил финскую границу через заблаговременно приготовленное «окно».

Как и в прошлый раз, с «прицепом». В нарушение всех и всяческих правил разведки и терроризма (и к немалому изначальному неудовольствию Гейдриха с Гиммлером) забрав с собой некую Ирину Гель, у которой он жил всё время подготовки операции Удар молнии.

По всем писаным и неписаным правилам она должна была просто исчезнуть (тем более, что у тамошнего резидента СД были надёжные контакты в городском крематории), но Колокольцев так и не смог заставить себя устранить «нежелательного свидетеля».

Хотя Ирина и не имела никакого представления о реальной цели деятельности Колокольцева в «северной столице» СССР, самого факта пребывания агента иностранной разведки в городе на Неве во время убийства его руководителя НКВД было достаточно для проведения самого тщательного расследования.

Недопустимо тщательного для руководства СД, СС и всего Третьего рейха.

Только после возвращения в Берлин Колокольцев узнал, что его исчезновение из Ленинграда было не столь уж беспрепятственным. Ибо нашёлся-таки дотошный сотрудник ГУГБ, который каким-то непостижимым образом засёк проникновение агента СД на территорию СССР; выследил Колокольцева, проведя самостоятельное расследование (не сумев убедить начальство в обоснованности своих подозрений) и едва не перехватил в Смольном и агента, и Николаева.

И перехватил бы, если бы не люди СД, подслушавшие в одном из питерских кабаков разговор подвыпивших старших офицеров ГУГБ, который и вывел их на слишком ретивого сотрудника советской госбезопасности.

В результате сотрудник этот благополучно угодил под трамвай, не доехав буквально пары километров до Смольного. В возникшем после убийства Кирова хаосе всем было не до рядовых происшествий, поэтому эту смерть быстренько списали на несчастный случай.

Ирину Колокольцев, разумеется, передал на попечение СД. Поскольку (в отличие от предыдущей спасённой им женщины), она была самой настоящей фольксдойче (и имела при себе все подтверждающие это документы), Гейдрих не имел ничего против. Рейхсфюрер, разумеется, тоже.

Поэтому Ирине сделали новые документы чистокровной немки и поселили в закрытом городке СС в Баварии, в котором Гиммлер пытался претворить в жизнь нацистские расовые теории (в основном, путём подбора оптимальных с расовой точки зрения супругов).  Там она покорила сердце молодого штурмфюрера[1] СС Конрада Хёффнера, ответила взаимностью и вышла за него замуж.

С политической же точки зрения операция Blitzeinschlag оказалась далеко не столь успешной, как хотелось бы Гейдриху и Гиммлеру (ну, и Колокольцеву, конечно). Ибо антисталинская оппозиция оказалась то ли уже основательно разгромленной, то ли слишком разобщённой, то ли просто банально трусливой, но своим шансом не воспользовалась.

Нового витка внутреннего противостояния и политической борьбы в СССР не получилось. Напротив, Сталин воспользовался этим убийством для того, чтобы окончательно разгромить оппозицию, навсегда уничтожив, как ему тогда казалось, даже микроскопическую возможность сопротивления его воле.

Что в конечном итоге не замедлило, а даже, пожалуй, ускорило темпы создания чудовищного большевистского Голема. Поэтому даже Гейдрих был вынужден признать, что стратегически его (а это была именно его) операция завершилась… правильно, полным провалом. Как и предсказывал Колокольцев.

Фюрера, правда, об этом решили не информировать. Ибо, как ни крути, тактически это был просто ошеломляющий успех. Проникнуть в святая святых большевизма («колыбель революции» и всё такое прочее), ликвидировать не просто одного из высших партийных руководителей, а личного друга Сталина и покинуть СССР, не засветившись от слова совсем…

В общем представление на награждение Колокольцева Железным крестом первого класса (крест второго класса он получил за свою работу на Украине во время Голодомора) было более чем заслуженным.

А спустя полгода Колокольцеву пришлось – впервые в жизни – реализовать уже в самом прямом смысле паранормальную операцию…

[1] Звание в СС, соответствующее званию лейтенанта вермахта