Ногай. Начало пути. Отрывок из романа Узел

Не помнит старый Шабан, сколько раз видел, как зеленеет молодая трава на берегах Эдиль-реки. О годы жизни истёрся бабай Шабан, как старое колесо. Словно дерево карагач, молнией опалённый, почернело, скрючилось некогда мощное тело, зубы до десны стёрлись, нижняя губа до подбородка отвисла, глаза в морщины спрятались; память дырявая стала — выйдет старик из юрты, а куда шёл - уже забыл! Одно твёрдо помнит старый ногай - шеджере, которую ему отец пел, а его отцу его отец.
 «Ты Кубугул сын мурзы Косая, имеющего право виселицы, внук Шабана, рождённого по молитвам праведного Коджа Ахмата, потомок страшного Култу-кая, Батыр-кая, Бор-кая, прославленного Кадыр-кая, чьи воины подобны серым волкам».
 Роняя слюну с отвисшей губы, днём и ночью поёт старый Шабан родословную-шеджере Кубугулу. Нечем больше утешить малыша деду: убили мурзу Косая жадные калмыки, мать — начало тепла, от чёрной болезни в лучший мир ушла, нойоны мурзы Косая забрали скот юрта и в Крым откочевали, бросив деда Шабана с внуком умирать в степи.
 Не умер старый Шабан. Не возьмёт старика Высокое синее небо к себе, пока не исполнит Шабан земной долг, Священная земля и вода — Ыдун Иер-Суб от него отвернутся, если погаснет очаг, зажжённый Култу-Каем по молитве праведного Коджа-Гебея.
 Взял на руки малыша Шабан, пошёл к калмыцкому мурзе Гунга-Галсану, который его сына убил. Снял Шабан со своих плеч соболью шубу, на которой сидел, пока нойоны мурзы Косая всё добро из юрты бывшего господина выносили, и с поклоном подал калмыку.
 Ухмыльнулся Гунга-Галсан. «Я бы мог тебя, старик, убить и забрать твою шубу, но я рад, что ты сам ко мне пришёл и выказал уважение. Ты глядишь прямо, а не вбок. Велю - мои люди тебя не тронут. Будешь жить вместе с собаками при моей отаре!»
 Многими унижениями заплатил старый Шабан за жизнь свою и внука. Стал он вместо пса в юрте Гунги-Галсана, выполнял самую грязную работу за объедки с хозяйского стола. Любил показать гостям Гунги-Галсан, как пресмыкается перед ним некогда могучий враг.

 Странный рос внук у Шабана. Когда другие мальчишки играли в войну, уставится Кубугул в траву, рассматривает там что-то, будто хозяин подземного мира рогатый Эрклик над ним власть имеет. Спросит его старый Шабан насмешливо:
- Что ты там ищешь, малай? Алтын потерял?
Он в ответ:
- Бабай, смотри какой цветочек чудной, как девочка в голубом бэрканчеке.
А то уставится в пустое небо. Что он там видит?
 Калмыцкие мальчишки пробовали обижать татарчонка. Кубугул едва не убил их заводилу сына мурзы Гунги-Галсана, подкараулив его, когда тот один остался.
 Разгневался Гунги-Галсан на своего сына Менде: «Как ты такой большой и сильный, которого я кормлю лучшим мясом, не смог победить татарчонка-заморыша?»
 Приказал нойонам мурза привести Кубугула, велел мальчишкам драться. И вновь победил татарчонок. Задумался Гунги-Галсан — из орлёнка вырастает орёл, из волчонка — волк. Сразу убить сына мурзы Косая, или погодить маленько?
 Решил погодить — срубленную голову назад не приставишь. Аркан служит тому, у кого он в руках. «Сделаю из безродного татарчонка такой аркан для своей слабеющей руки. Сын подрастёт, захочет сесть на место отца, татарчонок подрастёт — станет мне верным слугой!»- так решил хитрый Гунги-Галсан.
 Приблизил калмыцкий мурза к себе Кубугула, учит вместе со своими сыновьями Менде и Адызом.
«У мужчин есть два искусства: одно — застрелить и свалить врага, другое — открыть и прочитать книгу»,- поучает Гунги-Галсан сынов, но кто из молодых станет слушать болтовню старика. Пожил сам, дай ним пожить! А тебя давно уже в верхнем мире ждут. Ты сам, как со своим отцом поступил? Остыла твоя кровь. Одна страсть осталась - соколиная охота. Помирай, отец, — всемогущий Тэнгри дозволит тебе самому стать соколом в следующей жизни!

 Сумел татарчонок одолеть книжную науку. К тому времени, как смог тетиву на взрослом луке натянуть, прочёл Кубугул все четыре священные книги. Со спокойной душой ушёл бабай Шабан к Владыке Верхнего мира.
 Но обитатель руин и кладбищ, бань и рынков, враг Аллаха Иблис теряет покой, если люди с кривого на прямой путь становятся. Распалил Васвас (нашёпывающий - Иблис) жаждой власти сердца Менде и Азыма, которые захотели пить свой кумыс, а не допивать отцовский. Подговорили они саклау (телохранитель) Гунги-Галсана Джамая, бывшего ему эмчеком, погубить своего молочного брата. Доверял мурза своему телохранителю всецело.
 Абу-Мирра (Отец горечи - Иблис) наполнил печень саклау Джамая желчью зависти. Ревновать стал эмчек Гунгу-Галсана к безродному татарчонку, который стал вторым саклау у его мурзы, а скоро будет назван первым. Помутился разум Джамая, душа стала как топь с чёрно-мутным дном, где на дне злость и обман.
 Подговорил Джамай Менде и Азима погубить их отца. Придумали изменники такой план: выманить мурзу на охоту и там убить, а сказать всем, что утонул он.
 Дождались дня, когда Гунги-Галсан Кубугула с поручением в дальнее кочевье отправил. Вбежал саклау Джамай в юрту к хозяину, припал к ногам. «О, господин мой, поторопись! На озеро у Эдиль реки лебеди сели. Своими глазами видел. Бери скорей своего сокола. Пора ему показать свой полёт!»
 Быстрее быстрого собрался Гунги-Галсан. Хотел взять шашку из мужской половины. Остановил его изменник: «Некого нам в своих кочевьях бояться. Все наши враги повержены в прах!» Хоть был калмыцкий мурза воином опытным — когда на правом крыле сражался, видел и левое, охотничья страсть разум затмила. Посадил на руку Гунги-Галсан любимого сокола, вскочил на аргамака с ногами мощными, как у верблюда, быстрее ветра унёсся к заветному озеру.

 Вернулся саклау Кубугул в приютивший его юрт — нет господина. Встретила телохранителя жена Менде Газыке из ногайского рода, которую калмык взял, не заплатив калыма.
 Газыке — это чаша разума и добра, с челом, сияющим подобно луне, отличала Кубугула из всех джигитов юрта, и он ночами мечтал о её подобных лилиям руках. Таил молодой батыр своё чувство, но разве любовь в колчан спрячешь?
 Сказала Газыке Кубугулу: «О, Кубугул, саклау Джамай с сыновьями Гунги-Галсана задумали его умертвить, убьют и тебя. Спасайся, ненавидит тебя мой муж Менде ».
 Понял Кубугул, какая опасность над ним нависла.
- О, луноликая дочь моего народа. Побежим вместе. Такая, как ты женщина - блаженство мужчины. Менде взял тебя не заплатив калыма, унизив твой род. За ногайских женщин лучшие батыры степи по сорок дойных кобылиц давали,- позвал с собой Кубугул прекрасную Газыке.
Отказалась Газыке.
- Я жена Менде. Он отец моих детей. Не могу я пойти за тобой. Женщина хранит юрту, которую ей Аллах дал. Мужчине юрта — весь мир! Уходи прочь, храбрый Кубугул, ищи свой народ, тут не твоё кочевье!
 Не захотел бежать как трус Кубугул, лук свой вынул. Тогда Газыке ему сказала: - Уезжай, храбрый Кубугул, умоляю тебя. Выбери самого лучшего аргамака из аргамаков моего мужа, но поклянись, что не убьёшь моего Менде.
- Клянусь, не трону твоего мужа!- сказал храбрый Кубугул. Выбрал из стада жеребца буланой масти, подобного верблюду, с ногами, как у льва, оседлал его лучшим седлом - стал сыновей Гунги-Галсана с изменником Джамаем дожидаться, чтобы удостовериться в их измене.
 Ума в маленькой головке Газике с большую папаху. Взяла она в пальцы, подобные медным крючкам, нож и подрезала подпруги всем коням в стойбище.
 Тут и её муж с братом Азымом и Джамаем на усталых конях возвращаются. На поводу ведут аргамака Гунги-Галсана без всадника.
 Увидали убийцы Кубугула - притворно расплакались. Так плачет хищный шакал по своей добыче: «О, наш хан, наш отец, наш господин! Осиротел твой юрт, осиротел твой быстрокрылый сокол. Зачем ты пошёл в болото? Почему нас не дождался!»
 Продолжая плакать, убийцы стали приближаться к Кубугулу.
- Что случилось, и, где наш хозяин?!- крикнул издали молодой саклау.
- Утонул наш хозяин и отец!- заплакали убийцы, размазывая притворные слёзы по щекам, и подбираясь ещё ближе.
- Выхватил стрелу Кубугул, наложил на тетиву лука, закричал, так что вздулись жилы на его шее: «Слова ваши лживы. Эй, отъезжайте подальше и говорите со мной издали! Клянусь Аллахом, я всажу стрелу в рот любого, изрыгающего неправду...»
 Речь молодого саклау прервал хитрый Джамай. Подобрался коварный, дал шпоры коню, выхватил смертоносный клинок…
... Однако Кубугул оказался проворней. Повернулся в седле, пустил стрелу. Попала смертоносная стрела с чёрным оперением прямо в спинной хребет изменника. Упал Джамай в конский навоз… Смешалась чёрная кровь предателя с землёй.
 Отшатнулись Менде и Азым от мстителя, кликнули своих нукеров: «О, люди нашего юрта! Ногай Кубугул Джамая убил! Берите копья, садитесь на своих коней!»
 Не стал дожидаться Кубугул, когда сила калмыцкая соберётся, хлестнул камчой лучшего аргамака из аргамаков Менде и умчался в степь.
 Нукеры Менде и Азыма бросились в погоню, но подпруги, подрезанные хитроумной Газике, лопались, и воины попадали на землю.