Хроники Крылатого Маркграфа. Вторая половинка

C величайшей женщиной Германии Колокольцев познакомился ну просто в совершенно неожиданном месте. В рейхсминистерстве народного просвещения и пропаганды.

В кабинете рейхсминистра, гауляйтера Берлина и вообще доктора литературоведения Пауля Йозефа Геббельса. И, по совместительству, официального руководителя к тому времени уже в высшей степени успешной операции Blitzeinschlag-2.

Собственно, именно для обсуждения очередного этапа этой операции в самом начале марта 1938 года Колокольцев и отправился (уже далеко не в первый раз) в кабинет своего в полном смысле этого слова соратника.

Даже и не подозревая о том, чем для него закончится это, вроде бы, совершенно рутинное обсуждение. В общем, не зря говорят в России – никогда не знаешь, где и что найдёшь…

Он до сих пор не понимал, зачем и почему Геббельс их познакомил. Тем более, что бабельсбергский бычок, как рейхсминистра за глаза называло чуть ли не пол-Берлина, довольно долго сам добивался взаимности от кинодивы.

Безуспешно. Она просто его отшила. Спокойно, но решительно, окончательно и бесповоротно. Ибо он был совершенно не в её вкусе.

Вероятнее всего, рейхсминистр был настолько увлечён деловой беседой (они обсуждали очередной её кинопроект, продюсером и инвестором которого выступало, естественно, рейхсминистерство пропаганды), что попросту позабыл о назначенной встрече с Колокольцевым. А поскольку в силу особой важности операции гауптштурмфюрер СС получил право входить в кабинет рейхсминистра без доклада…

В общем, так они и познакомились.

Михаил Евдокимович Колокольцев (ныне гауптштурмфюрер СС Роланд фон Таубе) всегда обладал всеми необходимыми качествами для того, чтобы не испытывать недостатка в женском внимании (его проблема всегда была в такого внимания избытке).

Физическая сила, ум, широчайшая эрудиция, опыт жизни в экзотической России (и лишь в чуть менее экзотической Польше). Деньги, опять же (Колокольцев владел половиной полуподпольной торговой фирмы, причём одной из крупнейших в Восточной Европе). В общем, от представительниц прекрасного пола у него просто отбоя не было.

Влюбляться ему приходилось (причём десятки раз), а вот любить… До этого судьбоносного дня он никогда и никого не любил. Кроме своей жены Нади, в считанные недели сгоревшей от ураганного рака всего-то через два года после свадьбы.

Ему было в высшей степени неприятно, больно и даже страшно (реально страшно) признаваться себе в этом, но смерть Нади избавила его от, весьма возможно, просто чудовищного нервного срыва и разрушительнейшей личной катастрофы.

И потому, весьма вероятно, от психушки – а то и от могилы, ибо он запросто мог бы либо сойти с ума, либо спиться, либо прочно сесть на наркотики (через Марека с Янеком можно было достать всё, что угодно). Или пустить себе пулю в лоб.

Ибо ко дню её смерти он уже почти год работал в ОГПУ (она об этом, разумеется, была ни сном, ни духом, ибо готовили его к загранработе очень серьёзной – настолько серьёзной, что места для «жены под боком» там не было категорически).

Хотя она любила его – причём сильно, спокойно и без оглядки, как умеют любить настоящие русские женщины (в её венах не было ни капли не-русской крови), но нравов была весьма строгих и консервативных.

Поэтому бесконечно долго ждать бы его не стала (в её представлении работа должна была быть для семьи, а не семья для работы)… и уж тем более не стала бы прощать ему «измены по производственной необходимости».

Которая была самой настоящей необходимостью, ибо в его работе «информация через постель» была (и есть) не исключение, а правило. Потому «разведчик строгих моральных правил» – это оксюморон.

На самом деле, любой разведчик не только законченный бабник, к тому же искушённый в сексе почище самого знающего и опытного «мальчика по вызову для состоятельных дам».

Но и сплошь да рядом бисексуал – ибо среди «ценных источников информации» доля гомосеков почему-то в разы выше, чем в целом среди населения. Колокольцев однополых утех пока что успешно избегал (Бог миловал), но прекрасно понимал, что если потребуется, то придётся (как говорится, зажав нос, закрыв глаза ну и всё такое прочее). Ибо таковы были суровые реалии разведработы. Во все времена и у всех народов, надо отметить.

Так что пока что он специализировался исключительно на представительницах прекрасного пола, регулярно (иногда несколько дней подряд) укладывая в постели разной степени комфортности самых разнообразных дамочек самого разнообразного возраста, внешности, национальности, гражданства и так далее. Сначала в Ленинграде, когда вербовал «гостей Страны Советов», а потом и в Берлине… да и по всей Европе, на самом деле.

Совершенно очевидно, что такие стереотипы поведения были полностью, абсолютно и решительньно несовместимы с чувством любви к женщине. Поэтому «после Нади» чувств и не было. Совсем. А она точно ушла бы от него… чего бы он не пережил. Ибо считал бы себя виновным в случившемся… смерть – это всё-таки форс-мажор.

Семнадцатого марта 1937 года (странно что не восьмого) Колокольцев явился к рейхсминистру в новенькой чёрной униформе СС с петлицами гаупштурмфюрера (к тому времени в Москве уже знали о том, что он поступил на службу в СС и СД и это решение одобрили, ибо информацию он гнал, по их оценке, просто первоклассную).

Вскинул вверх правую руку, рявкнул «Хайль Гитлер!» (до безумия обожавший фюрера Геббельс требовал это делать немедленно, чётко и энергично). И только после этого оглядел внушительного размера рабочий кабинет рейхсминистра.

И сразу замер, как громом поражённый.

Такого он не испытывал никогда. Ни до, ни после. Вообще никогда. Весь окружающий мир просто перестал существовать. Всё просто исчезло. И Геббельс, и его кабинет, и рейхсминистерство пропаганды, и Blitzeinschlag-2, и СД, и нацисты, и большевики… Вообще всё.

Осталась только она. Нет, Она. С большой буквы.

В одном из гостевых кресел кабинета по-женски удобно устроилась женщина в скромном кремовом платье и столь же скромном жемчужном ожерелье. Она смотрела на него удивительно мягким, спокойным, тёплым, добрым и ласковым взглядом. Ему вдруг стало необыкновенно комфортно, легко, спокойно и хорошо. Как рядом с мамой в далёком детстве в Белостоке…

Он, конечно, сразу её узнал, хотя вживую (как ни странно) не видел ни разу. Только на фотографиях в нацистской прессе.

Перед ним собственной персоной во всём своём безудержном, феерическом великолепии (несмотря на более чем скромный наряд) сидела лучший кинорежиссёр–документалист современности и вообще безумно, невозможно, невероятно талантливая женщина. Величайшая женщина Третьего рейха.

Хелена Берта Амалия Рифеншталь. Всемирно известная как просто Лени Рифеншталь.

Автор величайших произведений кинодокументалистики – «Триумфа воли», «Олимпии», «Победы Воли» и других киношедевров. Талантливая певица, танцовщица от Бога, покорившая взыскательную публику Мюнхена, Берлина, Франкфурта-на-Майне, Лейпцига Дюссельдорфа, Кёльна, Киля, Штеттина, Цюриха, Инсбрука и Праги.

Блестящая актриса, сыгравшая главные роли в таких известнейших фильмах как «Большой прыжок», «Белый ад Пиц-Палю», «Бури над Монбланом» и «Белое безумие».

Чтобы соответствовать требованиям режиссёра к актёрам в «горных фильмах», она научилась кататься на горных лыжах, спускаясь по головокружительным склонам и даже лазать по скалам. Она вообще обладала уникальной способностью обучаться чему угодно – в кратчайшие сроки и до уровня крепкого профессионала.

Ко всему этому великолепию, которого хватило бы на десяток женщин и на дюжину жизней, она была ещё и талантливой журналисткой, которая регулярно публиковала репортажи о съёмках своих фильмов. Из серии её статей о поездке в Гренландию для журнала «Tempo» и лекций перед показом фильма в кинотеатрах сложилась целая книга, опубликованная в 1933 году.

Лени Рифеншталь была (возможно, сама того не понимая – и даже не ощущая) просто ходячим противоречием. Да ещё каким противоречием. Просто галактического масштаба противоречием.

С одной стороны, каждый её шаг, поступок, проект, достижение были откровенным вызовом (пощёчиной даже) патриархальнейшему нацистскому режиму, который уготовил женщине пресловутые кухню, детей и Церковь (впрочем, последнее, мягко говоря, нацистами не поощрялось). Ну, и всяческое ублажение мужа (по определению Уберменша по отношению к женщине).

С другой… с другой после выхода на экраны кинотеатров её Победы Веры, Триумфа Воли и Олимпии она стала едва ли не самой эффектной и эффективной пропагандистской нацизма. «Единственная из всех звезд, кто нас понимает», – написал о ней Геббельс (что ему не помогло от слова совсем – она всё равно безжалостно его отшила).

За Триумф Воли Рифеншталь получила государственный приз Третьего Рейха 1934/1935 года, приз за лучший документальный фильм на Международном кинофестивале в Венеции 1935 года и золотую медаль на Всемирной выставке в Париже в 1937 году. Вслед за фильмом в свет вышла её книга «То, что осталось за кадром фильма о съезде национал-социалистической партии».

К реальности Колокольцева вернул сладко-приветливый голос доктора Геббельса. Ибо в приватной обстановке этот «демон рейхспропаганды» был очень даже обаятельным собеседником.

«Фройляйн Рифеншталь, разрешите представить Вам Роланда фон Таубе» – с обычной неподражаемой театральностью продекламировал рейхсминистр. «Гауптштурмфюрера СС, лучшего оперативника СД, обладателя великого множества наград, любимца фюрера…»

«Что он несёт…» – с ужасом подумал Колокольцев. «Это же всё совершенно секретная информация…»

Но бабельсбергского бычка было уже не остановить. В своём желании покрасоваться перед кинодивой он был готов даже выполнять роль импресарио. Раз уж у самого не получалось.

Или же просто и на него подействовала «магия Рифеншталь» (её глаза, да и вся её аура были просто колдовскими, демонически-завораживающими). Да так хорошо подействовала, что сразу и начисто отключила у него все и всяческие тормоза.

«Скажу Вам по секрету…» – рейхсминистр пропаганды перешёл на заговорщический шёпот, «гауптштурмфюрер фон Таубе уже нанёс нашим врагам больше вреда, чем все вооружённые силы и спецслужбы Рейха, вместе взятые…»

Колокольцеву немедленно захотелось… если не свернуть шею ошалевшему от страсти «бычку», то заткнуть ему рот оглушительной оплеухой. Такими темпами уже завтра о нём будет болтать в Берлине каждый второй… если не каждый первый. Что автоматически означало конец его карьеры секретного агента…

«Не волнуйтесь, доктор Геббельс» – подчёркнуто официально обратилась к рейхсминистру Рифеншталь. «Я умею хранить секреты…»

Затем перевела свой тёплый, мягкий, лучистый взгляд на Колокольцева. Её карие глаза были просто бездонными. В них хотелось утонуть, раствориться, растаять… Реальность снова стала уплывать куда-то. Причём с просто пугающей быстротой…

«Я рада знакомству с Вами, капитан…»

Лени Рифеншталь, скажем так, несколько недолюбливала СС (по совершенно непонятной причине, хотя, возможно, так на неё подействовала роль «чёрного ордена» в Ночи длинных ножей в июне 1934 года).

Ибо – ещё одно противоречие – восхищавшаяся Гитлером и нацистами кинодива была решительной противницей экстремального насилия. И уж тем более, массовых убийств. Поэтому и обратилась к Колокольцеву по армейскому эквиваленту его эсэсовского звания.

«Просто Роланд». Хотя Колокольцеву очень нравилось его звание офицера СС (к тому же честно заработанное), с точки зрения работы чем меньше его произносят вслух, тем лучше.

«Хорошо, Роланд» – с обворожительной улыбкой поправилась дива. «Меня зовут Лени. Лени Рифеншталь. Можно просто Лени. Вы, наверное, слышали обо мне…»

Колокольцев молчал. Ибо находился в каком-то… трансе. Из которого его вывел, нет, бесцеремонно выдернул отвратительный грохот (иного слова ему на ум решительно не приходило) служебного телефона рейхсминистра. И кто только придумал эти омерзительные звуки? Хотя, с другой стороны, такое и мёртвого разбудит…

Геббельс снял трубку. И сразу вытянулся чуть ли не по стойке «смирно»

«Да, мой фюрер. Сейчас буду».

Йозеф Геббельс был просто фанатично, по-собачьи; как говорят в России, со всеми потрохами, безраздельно и беспредельно предан Адольфу Гитлеру.

«С фюрером я восстану из пепла» – любил говорить он. «С фюрером я и умру». И годы спустя слово своё сдержал, надо отдать ему должное. Впрочем, среди бонз Третьего рейха мало кто был «из робкого десятка»…

«Прошу меня извинить» – сияя, только совсем иным сиянием, чем Лени Рифеншталь, обратился к своим гостям рейхсминистр, «меня срочно вызывает фюрер».

Последнее слово он произнёс с таким восхищением, с которым говорил о Христе только самый набожный священник. Впрочем, национал-социализм де-факто и был вполне себе религией. Неоязыческой квазирелигией, если быть более точным. Со своими жрецами, священным писанием (Майн Кампф), адептами, ритуалами…

Лени Рифеншталь поднялась из кресла.

«Вы меня проводите?» – по-прежнему обворожительно обратилась она к Колокольцеву. «До автомобиля?»

«Да хоть до края света» – очень хотелось крикнуть ему. Но он сдержался. Щёлкнул каблуками, вскинул вверх правую руку, рявкнул «Хайль Гитлер!» (совершенно искренне), и, галантно пропустив вперёд диву, покинул из кабинета.

А затем случилось нечто совершенно непредвиденное. Кинодива взяла его под руку. Его бросило сначала в тропический жар, затем в арктический холод. Координацию движений ему (мастеру восточных единоборств, между прочим) удалось восстановить только невероятным усилием воли.

Лени наклонилась к нему и мягко, спокойно, доброжелательно и, вместе с тем, очень уверенно прошептала: «Да не волнуйтесь Вы так, капитан. Мне просто так удобно. Иначе я чувствовала бы себя как под конвоем…»

«Хотя» – лукаво добавила она, «держать Вас под руку мне нравится. У Вас очень комфортная аура»

«Качели» между Арктикой и Сахарой закончились на удивление быстро. Его охватило, обволокло, заполнило удивительно, доброе, комфортное и ласковое тепло. Её тепло.

С которым ему категорически не хотелось расставаться. Нужно было что-то срочно придумать… К счастью, по части «что-то срочно придумать» равных Колокольцеву во всём рейхе (и не только в рейхе) было немного. Совсем немного.

Решение, как обычно, пришло практически мгновенно.

Они подошли к её шикарному «Мерседесу». Шофёр услужливо распахнул дверь…

А потом случилось нечто совершенно неожиданное. По крайней мере, для шофёра фройляйн Рифеншталь и для неё самой. Хотя в последнем вряд ли можно было быть стопроцентно уверенным.

«Вы свободны» – спокойным, холодным и не терпящим возражений командным голосом сообщил шофёру гауптштурмфюрер СС, личный помощник шефа СД и гестапо (и потому Полиции Безопасности рейха) Роланд фон Таубе. «Машину поведу я».

Шофёр ошалело уставился на Колокольцева. Затем столь же ошалело перевёл взгляд на свою хозяйку.

 «Всё в порядке, Пауль» – ободряюще и всё так же обворожительно улыбнулась дива. «Я под надёжной охраной. А в умении капитана водить автомобиль у меня нет ни малейших сомнений…»

Колокольцев забрал у Пауля ключи и вопросительно посмотрел на Лени Рифеншталь.

«Я поеду рядом с Вами» – спокойно и уверенно ответила она на незаданный вопрос.

Он захлопнул заднюю дверь, распахнул переднюю. Дива элегантно взобралась на роскошное кожаное сиденье. Колокольцев захлопнул дверь.

Обошёл великолепное авто, распахнул дверь, забрался на водительское сиденье Gro;er Mercedes, включил зажигание. Подождал пару минут, прислушиваясь к тихому шуршанию восьмицилиндрового 150-сильного двигателя… Выжал сцепление, включил передачу, готовясь тронуться с места.

«Очень уверенно» – удивлённо посмотрела на него кинодива. «Водили такой?»

«Вожу» – поправил он её. «Иногда. По большим праздникам»

«Вот как?» – удивилась Лени.

«У нас с Вами один поставщик таких авто» – пояснил Колокольцев, к которому начала постепенно возвращаться уверенность в себе.

«Подарочных экземпляров» – уточнил он. «Вам – за Триумф Воли, мне…»

Он запнулся.

«К сожалению, я не имею права об этом говорить…»

С точки зрения конспирации подарок фюрера ему решительно не понравился. Но разве этого переубедишь…

На самом деле Колокольцев лукавил. Он водил свой 770К – но исключительно по ночам. И то только лишь для того, чтобы попрактиковаться. Мало ли что…

Вот и понадобилось.

Они выехали на Вильгельмштрассе – «министерскую улицу», на которой, помимо прочих, располагалось и рейхсминистерство пропаганды.

«Куда едем?» – уже совсем уверенно осведомился он.

Дива задумчиво вздохнула:

«Ко мне, думаю, неразумно» – по-прежнему задумчиво произнесла она. «Вряд ли Вас обрадует появление Вашего лица во всей берлинской светской хронике. И не только берлинской…»

«Это точно» – подумал Колокольцев. Но промолчал.

«Поэтому» – вздохнула Лени – «к Вам. Ибо куда-нибудь на публику… ещё хуже, чем ко мне»

«Это в Ванзее» – хмуро пояснил Колокольцев, мысленно поблагодарив Господа за то, что Фурия Лихтенбурга (в смысле, его типа приходящая гражданская жена Ирма Бауэр) и сейчас находится, и в обозримом будущем будет находиться в «месте постоянной дислокации».

«Неплохо живут офицеры СС» – лукаво улыбнулась Рифеншталь. «770К, вилла в Ванзее…»

«Вилла досталась мне в наследство» – по-прежнему хмуро поправил её Колокольцев. «От отца. Он умер от ураганного рака. В двадцать девятом»

«Извини» Лени дотронулась до его руки. «Я не знала…»

Его словно прошил электрический разряд промышленной мощности. То ли от её прикосновения, то ли от её резкого перехода на «ты». То ли от того и другого одновременно…

«Отпусти прислугу» – после некоторого молчания попросила она. «Я не хочу никого видеть. Кроме тебя»

Он остановил машину у первого же телефона-автомата. Потянулся за ключом зажигания…

«В этом нет нужды» – тихо произнесла она. «Я не убегу»

И, улыбнувшись, добавила:

«Я действительно хочу побыть с тобой… наедине. И потом…» – она лукаво улыбнулась… «мне жалко колёса…»

«Что?» – удивлённо уставился на неё Колокольцев.

«Колёса» – снова улыбнулась Лени Рифеншталь. «Ты же при оружии…»

В правом кармане армейских брюк Колокольцева действительно покоился сделанный по спецзаказу СД 9-милллиметровый Вальтер-РРК («лучше перебдеть, чем недобдеть»). Но откуда она… впрочем, понятно, откуда. Она же режиссёр, поэтому явно что-то понимает в костюмах, карманах и их содержимом…

«Ты действительно думаешь, что я буду стрелять по колёсам твоего авто?» – оторопело пробормотал он.

«Да кто тебя знает» – то ли в шутку, то ли всерьёз промурлыкала дива. «Ты же меня похитил…»

«Кстати,» – добавила она, «меня ещё никто и никогда не похищал. Оказывается, это очень даже романтично…»

До его виллы они ехали почти в полном молчании. С ней было удивительно приятно и комфортно просто молчать…

Единственное, о чём он спросил, не хочет ли она, чтобы он что-нибудь купил.

«Нет» – спокойно ответила кинодива. «Ибо я не сомневаюсь, что твоя прислуга не позволяет оскудеть твоим закромам…»

В этом она была абсолютно права. И его экономка Эльза, и его дворецкий Гюнтер дело своё знали. Так что краснеть перед гостями (даже самыми высокими) Роланду фон Таубе ещё ни разу не приходилось. Не придётся и в этот раз.

В просторном гараже он распахнул переднюю пассажирскую дверь 770К. Галантно протянул руку, помог ей выйти из машины… а затем, не дав ей опомниться, просто поднял на руки. Она и не подумала сопротивляться. Наоборот, нежно и доверчиво прильнула к нему.

Однако отнёс её вовсе не в спальню (ибо это было бы категорически неправильно). А в гостиную. Где очень аккуратно и нежно усадил на диван. Сам целомудренно, как и полагается на первом свидании, устроился в удобном кресле напротив.

Удивительно, но кинодива и явно чувствовала себя совершенно как дома и выглядела настолько уверенно… как будто она жила на этой вилле уже многие годы.

«Я всегда знала, что это случится – этого просто не могло не случиться» – благоговейно-торжественно изрекла она. «Хотя даже и не думала, что это произойдёт здесь… и с тобой… точнее, с таким человеком, как ты…»

«Впрочем,» – вздохнула она, «неисповедимы пути Господни…»

И, взглянув на изумлённого Колокольцева, объяснила:

«Я прекрасно знаю, что я самая успешная, самая знаменитая… и да, самая великая женщина нынешней Германии…»

«От скромности она точно не помрёт» – усмехнулся про себя Колокольцев, который понемногу стал приходить в себя. «Впрочем, чего ещё можно ожидать от Львицы…»

Лени Рифеншталь родилась 22 августа 1902 года, всё ещё под огненным знаком Льва, хотя в самый последний «львиный» день. Впрочем, это ей совершенно не мешало быть самой настоящей Львицей.

Колокольцев вдруг вспомнил один из гороскопов женщины-Льва… точнее, Львицы. Первый же абзац был в данном случае, прямо в точку:

«Женщина-Лев – царица всея Вселенной. Она звезда, ожившее искусство, бриллиант, которым простые смертные могут любоваться, но только не трогать…»

К счастью для него (и для кинодивы тоже), Колокольцев уже давно был совсем не «простым смертным». А с некоторого времени – даже и не смертным. Поэтому он чувствовал себя в компании величайшей женщины рейха… да очень даже комфортно, на самом деле.

Кинодива между тем продолжала:

«Что, к сожалению, так и не принесло мне счастья. Настоящего счастья…»

«Обычное дело для успешных – тем более, для очень успешных людей» – подумал Колокольцев.

Но, разумеется, промолчал. А Лени Рифеншталь, между тем, спокойно сбросила бомбу. На пару тонн гексогена как минимум.

«… до сегодняшнего дня…»

И, взглянув на донельзя изумлённого (и это ещё очень мягко сказано) Колокольцева, объяснила:

«Мне очень одиноко. Причём это одиночество фундаментальное и… непреодолимое. Ибо я…»

Она запнулась, тщательно подбирая слова:

«Одинока как… жираф среди антилоп… если вообще не среди каких-нибудь… сусликов…»

Снова глубоко вздохнула и продолжила: «Я не просто выше всех вокруг… хоть нацистов, хоть так называемых демократов… я просто другого вида. Не Homo Sapiens… а… в общем, я до сих пор не понимаю, какого именно. Я смотрю… что на рейх, что на Британскую империю, что на Французскую республику, что на Соединённые Американские Штаты, что на всех их обитателей…»

Ещё одна многозначительная пауза.

«… словно из другого мира. Мира, в котором я живу…»

И, снова, как до того в Мерседесе, заглянув ему прямо в душу бездонно-карими глазами, добавила:

«…и в котором живёшь ты»

После чего констатировала – спокойно и как-то даже бесстрастно:

«Мы полюбили друг друга – я это чувствую. С первого взгляда полюбили… впрочем, настоящая любовь почти всегда с первого взгляда…»

С обоими утверждениями Колокольцев был полностью согласен. Только вот что делать с этим чувством, ему было решительно непонятно.

Помогла ему (совершенно неожиданно) сама же Лени Рифеншталь. Которая всё столь же спокойно продолжила:

«На самом деле, это гораздо больше, чем любовь…»

И с этим Колокольцев, как ни странно, был, пожалуй, согласен.

Кинодива вздохнула и нежно-задумчиво (чисто по-женски) произнесла:

«И станут они одной плотью…»

«Послание Святого Апостола Павла к Ефесянам, глава пятая, стих тридцать первый» – автоматически пронеслось в голове Колокольцева. Который однажды как-то во время учёбы в спецшколе ОГПУ на спор выучил всю Библию. Причём католическую – и на немецком языке…

Дива (уже радостно-задумчиво) объявила:

«Мы с тобой обвенчаны… в христианстве это называется Святым Духом…»

Звучало это, конечно, до невозможности дико, но Колокольцев почему-то был совершенно не против.

«Мы две половинки одного духовного целого» – по-прежнему радостно-задумчиво констатировала кинодива. «В этом грешном и несовершенном мире, в нашей преходящей жизни мы живём в разных Вселенных – и потому не можем быть вместе, разве что украдкой и лишь очень редко и недолго…»

«К сожалению» – подумал Колокольцев. Но, по обыкновению, промолчал.

«Я выйду замуж, ты женишься… возможно, не единожды, но в Вечность мы с тобой пойдём вместе – взявшись за руки» – улыбкой то ли святой Терезы из Лизьё, то ли вообще Богоматери улыбнулась Лени Рифеншталь. «Хотя когда это произойдёт, я не имею ни малейшего представления…»

Он изумлённо посмотрел на неё.

«Я буду жить долго… очень долго. Возможно, больше ста лет…» – вздохнула она

И как в воду глядела. Она тихо скончалась 8 сентября 2003 года, на своей вилле на Готенштрассе 13 в баварском Пёккинге на Штарнбергском озере через две недели после того как отметила сто первую (!!) годовщину со дня рождения.

И неожиданно добавила: «А ты будешь жить вечно. Точнее, сколько захочешь. При этом не старея…»

«С чего ты решила?» – наигранно-удивлённо спросила она.

«Я…» – кинодива неотмирно улыбнулась. «… я просто чувствую некоторые вещи. А также людей, не совсем людей и совсем не людей. Я их называю Homo Ignis – Люди Огня. Я искала их всю жизнь, все свои тридцать пять лет, кое-что слышала о них… но только теперь встретила Человека Огня…»

Неожиданно покачала головой: «… в чёрной униформе гауптштурмфюрера СС. Воистину неисповедимы пути Господни…»

Затем лукаво, чисто по-львячьи улыбнулась: «Я знаю, что они не принимают посетителей – они сами приходят куда, когда и к кому захотят… так что передавай привет Марии Орсич, графу Сен-Жермену и… её ведь зовут Лилит, так ведь?»

«Это ты о ком?» – ещё более наигранно-удивлённо осведомился Колокольцев. Прекрасно понимая, что это всё игра – и что Лени это отлично знает. Ибо по совершенно непонятной до него причине читала его как открытую книгу. Чего до сих пор не удавалось никому из людей.

Кинодива совершенно искренне и неожиданно по-девичьи звонко расхохоталась:

«О твоих настоящих работодателях. Я знаю, что меня все… ну почти все считают политически невежественной и наивной кинодивой, но это далеко не так. Я, скажем так, умею наблюдать, изучать, исследовать… в общем, я точно знаю, что и Гейдрих, и Гиммлер, и даже фюрер… вообще весь Третий рейх – это просто марионетки. А за верёвочки дёргает…»

Она сделала театральнейшую паузу (ибо актрисой была действительно первоклассной) и констатировала:

«Общество Чёрного Солнца. Которое прячется за вывесками Общества Туле, Общества Вриль… ну и так далее…»

Колокольцев пожал плечами… и капитулировал. А что ему ещё оставалось?

«Хорошо. Обязательно передам…»

«Ну вот и отлично» – удовлетворённо-плотоядно произнесла кинодива. «А теперь иди ко мне – я просто смерть как тебя хочу…»

Близость с ней была… неописуемой. Реально неописуемой. Ибо ни в одном человеческом языке не было слов, чтобы адекватно описать его ощущения. Да и её тоже. Одно было очевидно – теперь они действительно были одной духовной плотью. Двумя половинками одного духовного целого.

И это было навсегда. А когда она тихо и безмятежно, чисто по-женски уснула у него на плече, он вдруг почувствовал, что свободен. Что Надя, наконец, отпустила его…

Утром они (правда недолго) снова занимались Любовью – именно так, с большой буквы, а потом он отвёз её… нет, не домой, конечно. Просто куда-то на Ку-дамм, где их встретил её шофёр Пауль. Больше в этом мире они так никогда и не увиделись…