На святки

     Картинка из интернета.               
               
             В. Илюхов.
                НА СВЯТКИ
                (Комедия в двух частях)
         По святочным  рассказам Н.С. Лескова

                ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
           МУЖ
ЖЕНА
ГОРНИЧНАЯ
ЛАРИЙ
СЕРГЕЙ
                БРАТ
МАШЕНЬКА
НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ
  СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА
СЕРБСКИЙ ВОИТЕЛЬ
ВЕЛИКОСВЕТСКИЙ ДОЛЖНИК
ВЕЛИКОСВЕТСКАЯ ДАМА
СЛУГА ПРИ ВОКЗАЛЬНОМ БУФЕТЕ
ПОЛИЦЕЙСКИЙ
МАМЕНЬКА
ПАПЕНЬКА
КАПОЧКА
КАТЕЧКА
ОЛЕЧКА
КУХАРКА


               
     ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

 Гостиная комната. 
 Тихий зимний вечер. В комнате, за чаем сидят хозяева, муж и жена. И гости их – московские  художники Ларий и Сергей. Муж поет. Сергей слушает, весь поглощен пением. Ларий слушает романс, оторвавшись от чтения. Хозяйка чуть  в сторонке от всех, что-то рукодельничает.
МУЖ (поет).  Утро туманное, утро седое.
Нивы печальные снегом покрытые.
Нехотя вспомнишь и время былое,
Вспомнишь и лица, давно позабытые.

Вспомнишь обильные, страстные речи.
Взгляды так жадно и нежно ловимые.
Первая встреча, последняя встреча -
Тихого голоса звуки любимые.

Вспомнишь разлуку с улыбкою странной.
Многое вспомнишь родное, далекое…
Слушая говор колес непрестанный,
Глядя задумчиво в небо широкое.   
СЕРГЕЙ. Как хорошо, как точно схвачено. Отчего же у нас теперь всё это беднеет и бледнеет?
ЛАРИЙ. А вот на это замечание покойного Писемского (Показывает на книгу.), который  говорил,  будто литературное оскудение прежде  всего  связано  с размножением железных дорог, которые очень полезны торговле, но для художественной литературы вредны.
СЕРГЕЙ. Писемский? Чем же он это объяснял?
ЛАРИЙ. А вот послушайте… (Открывает книгу, читает.) "Теперь  человек  проезжает  много,  но  скоро  и  безобидно,  и  оттого  у  него  никаких  сильных впечатлений не набирается, и наблюдать  ему  нечего  и некогда, - все скользит. Оттого и бедно. А бывало, как  едешь  из  Москвы  в  Кострому, в общем тарантасе,  -  да  ямщик-то тебе попадет подлец, да и соседи нахалы, да и постоялый  дворник  шельма, а "куфарка" у него неопрятище, - так ведь сколько разнообразия  насмотришься.  А  еще  как  сердце  не  вытерпит,  -  изловишь какую-нибудь  гадость во щах, да эту "куфарку" обругаешь, а она тебя на ответ -  вдесятеро  иссрамит,  так  от  впечатлений-то  просто и не отделаешься. И стоят  эти впечатления в тебе густо, точно суточная каша преет, - ну, разумеется, густо и  в сочинении выходило; а нынче все это по железнодорожному - бери тарелку, не  спрашивай; ешь - пожевать некогда; динь-динь-динь и готово: опять едешь, и  только  всех  у  тебя  впечатлений,  что  лакей  сдачей  тебя обсчитал, а обругаться с ним в свое удовольствие уже и некогда".
СЕРГЕЙ. Что ж, Писемский оригинален, но неправ. Возьми в пример Диккенса, который писал в стране, где очень быстро ездят, однако  фабулы  его рассказов не страдают скудостью содержания. Исключение  составляют  разве  только одни его святочные рассказы. И они,  конечно,  прекрасны,  но от  святочного  рассказа  непременно  требуется,  чтобы  он  был приурочен к событиям  святочного  вечера  -  от  Рождества  до  Крещенья,  чтобы  он был сколько-нибудь   фантастичен,   имел   какую-нибудь   мораль,  и  наконец  -  чтобы  он  оканчивался непременно  весело.  В  жизни  таких  событий бывает немного, и потому автор неволит  себя,  выдумывать и сочинять фабулу, подходящую к программе. А через это в святочных рассказах и замечается большая деланность и однообразие.
МУЖ. Ну,  я  не совсем с вами согласен. Я думаю, что и святочный рассказ, может отражать в себе и свое время и нравы.
СЕРГЕЙ. Чем  же  вы  можете  доказать  ваше  мнение?  Покажите нам такое событие из современной жизни русского  общества, где оказались бы и век и современный человек, и между тем всё бы это было бы и слегка фантастично, и искоренялся  бы какой-нибудь предрассудок. И чтобы было не грустное, а веселое окончание.
МУЖ. Что же, я могу вам представить такой рассказ, если хотите.
СЕРГЕЙ. Сделайте  одолжение!  Но только помните, что он должен быть истинное происшествие!
 МУЖ. О, будьте уверены, - я расскажу вам происшествие самое интереснейшее, и  притом  о лицах мне очень дорогих и близких. (Обнял жену.) Вот, супруга моя е даст мне солгать. Дело касается моего родного брата,  который,  как  вам,  вероятно,  известно, хорошо служит и пользуется вполне им заслуженною доброю репутацией.
 ЛАРИЙ. О, да могу подтвердить: брат ваш действительно достойный и прекрасный человек.
 МУЖ. Да, вот я и поведу речь об этом, как вы говорите, прекрасном человеке.

Свет на сцене притемняется, выхватывая из мрака его и его жену. Остальные фигуры словно уходят в тень и  исчезают со сцены.

МУЖ. Назад  тому три года брат приехал ко мне на святки из провинции, где он тогда  служил,  и  точно его какая муха укусила - приступил ко мне и к моей жене с неотступною просьбою…

КАРТИНА ВТОРАЯ

Свет вспыхивает.
На сцену является брат рассказчика. Горничная, едва успевая за ним, принимает от него пальто, шапку, шарф.

БРАТ (резко входя в комнату, бросая пальто  на стул).  Жените меня!
МУЖ. Шутишь?
БРАТ. Нисколько.
ЖЕНА (горничной). Спасибо, милая, идите, идите... (Выпроваживает её из комнаты.)
МУЖ. Может, для начала обнимемся?
БРАТ (после приветствий).  Жените,  сделайте  милость!  Спасите  меня  от невыносимой скуки одиночества!  Опостылела холостая жизнь, надоели сплетни и вздоры провинции, -  хочу  иметь свой очаг, хочу сидеть вечером с дорогою женою у своей лампы. Жените!
МУЖ.  Все это прекрасно и пусть будет по-твоему,  -  Господь  тебя благослови, - женись. Но ведь надобно же время, надо  иметь  в  виду  хорошую  девушку, которая бы пришлась тебе по сердцу, чтобы ты тоже нашел у нее к себе расположение. На все это надо время.
БРАТ. Что  же - времени довольно: две недели святок венчаться нельзя, - вы меня в это время сосватайте, а на Крещенье вечерком мы обвенчаемся и уедем.
МУЖ. Э, да ты, любезный мой, должно быть немножко с ума сошел от  скуки. Мне, с  тобой  дурачиться некогда, я сейчас в суд на службу иду, а ты вот тут оставайся с моей женою и фантазируй.
БРАТ. Отчего же и не пофантазировать! (К жене, поет.)
Хочешь ли ты, моя радость,
Хочешь ли ты погулять,
Распотешить свою младость
Чем ни есть пощеголять!
ЖЕНА (отвечая ему). Нет, нет, нет я не хочу!
Нет, нет, нет я не хочу!
Нет, нет, нет я не хочу!
Ничего я не хочу!
МУЖ (подхватывает их игру игру).
Деньги вздор! Гульбы несчастье!
Поцелуй хоть раз меня.
Пригожусь я в дни ненастья,
Дам приют я у себя.
ЖЕНА (продолжая игру). Нет, нет, нет я не хочу!
Нет, нет, нет я не хочу!
Нет, нет, нет я не хочу!
Ничего я не хочу!
МУЖ И БРАТ (вместе).
Что-то больно ты спесива,
Гонишь прочь любовь мою,
Аль любовь тебе не в диво,
Так возьми всю жизнь мою!
ЖЕНА. Нет, нет, нет я не хочу!
Нет, нет, нет я не хочу!
Нет, нет, нет я не хочу!
Ничего я не хочу!

 Жена принимает брата под руку и уводит за собой.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ
 
Другой день.
Муж возвращается из присутствия. Сбрасывает пальто на руки служанки. Та выходит. Сквозь открытую дверь слышится смех брата и жены.
Брат выходит. Он одет в пальто, в руках шапка.

МУЖ (протягивая ему руку). Э-э…
БРАТ. Извини, брат, некогда. Я назначил свидание. Не хорошо будет, если меня будут ждать… (Быстро уходит.)
МУЖ. Я думал,  что  все это сватовство пустяки или, по крайней мере, что это затея  очень  далекая от исполнения, а между тем вижу, что дело у вас уже созрело.
ЖЕНА (выходя к мужу). У  нас  была Машенька Васильева, просила меня съездить с нею, выбрать ей  платье, и пока я одевалась, они, посидели за  чаем,  и  брат твой говорит:  "Вот  прекрасная  девушка!  Что  там еще много выбирать - жените меня на ней!"
МУЖ. Теперь я вижу, что брат в самом деле одурел.
ЖЕНА. Нет,  позволь? Отчего же это непременно "одурел"? Зачем же отрицать то, что ты сам всегда уважал?
МУЖ. Что это такое я уважал?
ЖЕНА. Безотчетные симпатии, влечения сердца.
МУЖ. Ну, матушка, меня на это не подденешь. Всё это хорошо вовремя  и  кстати. Хорошо, когда эти влечения вытекают из чего-нибудь осознанного. Ясно видимых  превосходств души и сердца. А это – что такое... в одну минуту увидел и готов обрешетиться на всю жизнь.
ЖЕНА. Да что ты имеешь против Машеньки? Она именно такая и есть, как  ты говоришь, - девушка ясного ума, благородного характера и прекрасного и верного сердца.  Притом и он ей очень понравился.
МУЖ. Как!  Так  это  ты  уж  и  с ее стороны успела заручиться признанием?
ЖЕНА. Признание, не признание, а разве это не видно? Любовь ведь  -  это  по нашему женскому ведомству. Мы её замечаем и видим в самом зародыше.
МУЖ. Вы, все очень противные свахи. Вам бы только кого-нибудь женить,  а  там  что  из  этого  выйдет - это  до вас не касается. Побойся последствий твоего легкомыслия.
ЖЕНА. А  я  ничего, не боюсь, потому что я их обоих знаю. Я знаю,  что  брат  твой - прекрасный человек, а Маша - премилая девушка. И они как дали слово заботиться о счастье друг друга, так это и исполнят.
МУЖ. Как! Они уже и слово друг другу дали?
ЖЕНА. Да. Это было пока иносказательно, но понятно. Их вкусы  и  стремления сходятся, и я вечером поеду с твоим братом к ним, - он, наверно, понравится старику, и потом...
МУЖ. Что же, что потом?
ЖЕНА. Потом, пускай, как знают. Ты только не мешайся.
МУЖ. Хорошо,  хорошо. Очень рад в подобную глупость не мешаться.
ЖЕНА. Глупости никакой не будет.
МУЖ. Прекрасно.
ЖЕНА. А будет все очень хорошо: они будут счастливы!
МУЖ. Очень рад! Только не мешает моему братцу и тебе знать и помнить, что отец Машеньки всем известный богатый сквалыжник.
ЖЕНА. Что  же из этого? Я этого, к сожалению, не могу оспаривать, но это нимало  не  мешает  Машеньке  быть  прекрасною  девушкой,  из которой выйдет прекрасная   жена.  Вот, кстати, и у твоего любимого Тургенева - все его лучшие женщины, как на подбор, имели очень непочтенных родителей.
МУЖ. Я  совсем  не  о  том  говорю.  Машенька  действительно превосходная девушка. Но отец  ее,  выдавая  замуж  двух старших её сестер, обоих зятьев обманул и ничего им за ними не дал. И Маше, поверь, ничего не даст.
ЖЕНА. Почем это знать? Он ее больше всех любит.
МУЖ. Ну,  матушка, знаем мы, что такое "особенная" родительская любовь  к  девушке,  которая  на  выходе. Всех обманет! Да ему и не обмануть нельзя - он  на  том  стоит. И состоянию-то  своему, говорят, тем начало положил,  что  деньги  в большой рост под залоги давал. У такого-то человека вы  захотели  любви  и  великодушия доискаться. А я вам то скажу, что первые его два зятя оба сами пройды, и если он их надул и они теперь все во вражде с  ним,  то  уж  моего  братца, который с детства страдал самою утрированною деликатностью, он и подавно оставит на бобах.
ЖЕНА. То есть как это - на бобах?
МУЖ. Ну, матушка, это ты дурачишься.
ЖЕНА. Нет, не дурачусь.
МУЖ. Да  разве ты не знаешь, что такое значит "оставить на бобах"? Ничего не даст Машеньке, - вот и вся недолгa.
ЖЕНА. Ах, вот это-то!
МУЖ. Ну, конечно.
ЖЕНА. Конечно,  конечно! Это быть может, но только я, никогда не  думала, что по-твоему - получить путную жену, хотя бы и без приданого, - это называется "остаться на бобах". 
МУЖ. Ох уж эта милая женская логика… Я говорю вовсе не о себе...
ЖЕНА. Нет, отчего же?..
МУЖ. Ну, это странно, ma chere!
ЖЕНА. Да отчего же странно?
МУЖ. Оттого странно, что я этого на свой счет не говорил.
ЖЕНА. Ну, думал.
МУЖ. Нет - совсем и не думал.
ЖЕНА. Ну, воображал.
МУЖ. Да нет же, черт возьми, ничего я не воображал!
ЖЕНА. Да чего же ты кричишь?!
МУЖ. Я не кричу.
ЖЕНА. И "черти"... "черт"... Что это такое?
МУЖ. Да потому, что ты меня из терпения выводишь.
ЖЕНА. Ну, вот то-то и есть! А если бы я была богата и принесла с собою тебе приданое...
МУЖ. О, Господи!

Муж вскочил и, чтобы сдержать себя, пошел к окну.

МУЖ (после паузы.) Это свинство!
ЖЕНА. Mersi, мой милый муж.

Жена поднялась и вышла из комнаты, пройдя мимо мужа, как мимо неодушевленного предмета.

МУЖ. Черт  знает,  что за сцена! И это после четырех лет самой счастливой  и  ничем  ни  на  минуту  не  возмущенной  супружеской  жизни!.. И из-за чего? (Берет гитару, напевает).                Гори, гори, моя звезда,
Гори, звезда приветная.
Ты у меня одна заветная,
Другой не будет никогда…
(Продолжая играть.) Всё это брат набаламутил. И что мне такое, что я так кипячусь и волнуюсь! Ведь он  в  самом  деле взрослый, и не вправе ли он сам обсудить, какая особа ему  нравится  и  на  ком  ему жениться?.. Господи - в этом сыну родному нынче не укажешь,  а то, чтобы еще брат брата должен был слушаться... (Напевает.)
Сойдет ли ночь на землю ясная,
Звезд много блещет в небесах,
Но ты одна, моя прекрасная,
Горишь в отрадных мне лучах…
(Продолжая наигрывать.)  Да и могу  ли я, в самом деле, быть таким провидцем, чтобы  утвердительно  предсказывать,  какое  сватовство  чем  кончится?..  Машенька действительно   превосходная   девушка. А моя  жена  разве  не  прелестная женщина?.. (Напевает.)    Звезда надежды благодатная,
Звезда любви волшебных дней,
Ты будешь вечно незакатная
В душе тоскующей моей.
Ты будешь вечно незакатная,
В душе тоскующей моей!
(Отложив гитару.)  Да  и  меня,  слава богу, никто негодяем не называл. А между тем вот  мы с нею, после стольких лет счастливой, ни на минуту ничем не смущенной жизни, теперь  разбранились,  как  портной  с  портнихой... И  все  из-за пустяков, из-за чужой шутовской прихоти...  Сейчас же пойду, и попрошу у неё прощения. Но, что же я ей скажу? А очень просто скажу: Прости, скажу,  меня, мой ангел, что ты меня, наконец, вывела из терпения. Я впредь не буду.

Муж устраивается на диване, отворачивается  к стенке, засыпает.
К нему в комнату заглядывает брат. Он одет по зимнему. Входит жена.

БРАТ (тихо). А он разве с нами е поедет?
ЖЕНА (притушив свет лампы, так же шепотом). Не будите его, пусть спит.

Жена и брат тихо  уходят.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

МУЖ (просыпаясь). Это что же? Я кажется уснул… (Трясет головой.) Это все от нервов. Сколько же я спал? (Смотрит на часы.) Уф, уф, уф... Да скоро полночь… И, главное, никто не разбудил… (Встает с дивана, подходит к столу, прибавляет свет лампы, выходит в одну дверь, выходит из другой.) Однако, странно – где же все? В доме везде темно и тихо. Ау! Кто-нибудь! Отзовитесь?

Выходит заспанная горничная.

ГОРНИЧНАЯ (зевая). Чего барину угодно?
МУЖ. Где же барыня?
ГОРНИЧНАЯ. А они, уехали с вашим братцем к Марьи Николаевны отцу. Я вам сейчас чай приготовлю.
МУЖ. Не надо, иди, спи.

Горничная уходит.

МУЖ. Нет, какова! Значит, она своего упорства не оставляет. Она таки  хочет  женить  брата  на  Машеньке... Ну, пусть их делают, как знают. Тем  лучше,  - пусть Машенькин отец их надует - и брата и мою жену. Пусть она обожжется на первом уроке, как людей сватать!

Раздается звон колокольчика. Муж кидается к окну, всматривается в темноту.

МУЖ. Вернулись, кажется. (Отбежав от окна, садится за стол с  бумагами.)

Входят жена и брат.

ЖЕНА (целует мужа). Работаешь, милый?
МУЖ.  Да. Читаю дело, которое завтра начинается у нас в суде. (Зевает.) Для меня тут немало трудностей...
ЖЕНА. Не  хочешь  ли  холодного  ростбифа  и  стакан  воды с вином?
МУЖ. Нет, покорно благодарю. А вы не голодны?
БРАТ. А мы у Васильевых ужинали.
ЖЕНА. Николай Иванович расщедрился и отлично нас покормил.
МУЖ. Вот как!
БРАТ. Да - мы превесело провели время и шампанское пили.
МУЖ. Счастливцы!

Брат уходит.

МУЖ (Придержав жену.) Вижу, эта бестия, Николай Иванович,  сразу раскусил, что за теленок мой брат, и недаром дал ему пойла. Теперь  он его будет ласкать, пока жениховский срок кончится, а потом - быть бычку на  обрывочку.

Жена шлепает мужа полбу и уходит.
 
МУЖ. А вот не буду просить у нее прощенья  в  своей  невинности. И помогать им в этой глупости не намерен. И  даже если бы я  имел досуг вникать  во  все  перипетии  затеянной  ими любовной игры, то не удивительно было  б,  что я снова не вытерпел бы - во что-нибудь вмещался, и мы дошли бы до  какой-нибудь  психозы. Но, по счастью, мне некогда. (Затемнение.)

КАРТИНА ПЯТАЯ

Утро следующего дня.

ЖЕНА. Тебя ждать к обеду?
МУЖ. Вряд ли… Дело, о котором я  вам говорил, заняло нас на суде так, что мы с ним не чаем освободиться и к  празднику, а потому я домой явлюсь только к вечеру, поесть, да выспаться, а все дни буду  проводить, как говорится, пред алтарем Фемиды.
ЖЕНА. Ну, как хочешь. А мы с братцем  твоим поедем кататься. Нас Машенька ждет… (Уходит.)
МУЖ (проводив её, подходит к окну). Птичка Божия не знает ни заботы, ни труда..

Слышен звон колокольчика отъезжающей упряжки.

МУЖ. Катайтесь, катайтесь… А мне кататься некогда. (Собирает бумаги в портфель.) Сейчас меня в присутствии за день посетители без всяких колокольчиков и бубенчиков, укатают. И у всех, что не дело то – вопиющее…

Муж хочет уйти, но к нему, решительно отстраняя горничную, врывается маленькая старушка-помещица.

КАРТИНА ШЕСТАЯ

СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА (входя). Вопиющее, отец мой, именно, вопиющее!
МУЖ. Да вы… Уже… Я, матушка, дома не принимаю. Пожалуйте-с, в присутствие.
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Да была я, отец мой и в присутствии. Где только не была. Теперь только на тебя одна надежда…

Старушка по-хозяйски усаживается в кресла. Развязывает на себе шали и платки. Муж обреченно стоит и слушает её.
   
МУЖ. Ну, хорошо, говорите, что у вас за дело…
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Дело, отец мой, в том, что я по своей сердечной доброте и простоте,  выручила из  беды  одного  великосветского  франта,  - заложив  для него свой домик, составлявший  всё моё достояние и моей недвижимой, увечной дочери да внучки.  Заложила в пятнадцати тысячах, которые франт полностью взял, с обязательством уплатить в самый короткий срок.
МУЖ. Как же вы такую сумму поверили можно сказать, чужому человеку?
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Поверила, отец мой, поверила. Я же знавала  когда-то  мать  его и,  во  имя старой приязни,  помогла  ему.  Да и не мудрено было не верить, потому что он  принадлежит  к  одной из лучших фамилий, получает  хорошие  доходы с имений и хорошее жалованье по службе. Денежные  затруднения у него, были последствием какого-то  мимолетного  увлечения или неосторожности за картами в дворянском клубе. Он уверил меня,  что  поправить  их ему  очень легко, - "лишь бы только доехать до Петербурга".
МУЖ.  Ну и?...
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Он взял деньги и благополучно уехал в Питер, а затем… началась  игра в кошку и мышку. Приходят  сроки,  я  напоминаю  о  себе  письмами  -  сначала самыми мягкими, потом немножко пожёстче, а наконец, и браню, что "это нечестно".
МУЖ. Что же он?
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА.  Видно он зверь-то оказался травленный - ни на какие письма не отвечает. А время уходит, приближается срок закладной. И передо мной, бедной женщиной,  разверзается страшная бездна холода и голода с увечной дочерью и маленькою внучкою. А ведь я уповала  дожить свой век в своём домишке. Вот я в  отчаянии поручила свою больную и ребёнка доброй соседке, а сама собрала кое-какие крохи и полетела в Петербург "хлопотать". Одна надежда на вас, отец мой.
МУЖ. Да почему же на меня?
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Да, потому, что у других-то я уж была. И хлопоты мои вначале были очень успешны: адвокат встретился участливый и милостивый, и в суде решение вышло скорое и благоприятное, но как дошло дело  до  исполнения  -  тут  и  пошла  закорюка,  да такая, что и ума к ней приложить  невозможно.  Не  то,  чтобы полиция или иные какие пристава должнику  мирволили  -  говорят, что тот им самим давно надоел и что они все меня  очень жалеют и рады помочь, да не смеют... Толи  у него какое-то такое  могущественное родство, толи свойство, что нельзя было его приструнить, как всякого иного грешника.  Не  умею вам рассказать в точности, что над ним надо было учинить, но  знаю,  что  нужно было "вручить должнику с его распискою" какую-то бумагу, и вот  этого-то никто - никакие лица никакого уряда - не могут сделать. К кому ни обращусь, все в одном роде советуют: "Ах,  сударыня, и охота же вам! Бросьте лучше! Нам очень вас жаль, да что делать, когда он никому не платит... Утешьтесь тем, что не вы первая, не вы и последняя. " Да какое же мне в этом утешение, что  не мне одной худо будет? Я бы, голубчики, гораздо лучше желала, чтобы и мне и всем другим хорошо было. "Ну,  -  отвечают,  - чтоб всем-то хорошо было - вы уж это оставьте, - это специлисты выдумали, и это невозможно". А почему  же невозможно? У него состояние во всяком случае больше, чем он всем нам должен, и пусть он должное отдаст, а ему ещё много останется.
МУЖ. Э, матушка, у кого "много", тем никогда много не бывает, а им всегда недостаточно,  но главное дело в том, что он, видимо, по долгам платить не привык.
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Ну, извините, я вам не поверю: он замотался, но человек хороший.
МУЖ. Да,  конечно,  он  хороший, но только дурной платить; а если кто этим занялся, тот и всё дурное сделает.
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Ну, так тогда употребите меры.
МУЖ. Да  вот  тут-то, и точка с запятою: мы не можем против всех "употреблять меры". Зачем с таким знались.
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Какая же разница?
МУЖ. Да преогромная. Вот вы ко мне пришли. А не сходить ли вам тогда к высшим жаловаться?
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Ходила я, отец мой, ходила и к высшим. Там доступ труднее и разговору меньше, да и отвлечённее.

Свет становится призрачнее, высвечивая одну старушку-помещицу. Она словно стоит перед кем-то высоким, разговаривая с ним.

СТУШКА-ПОМЕЩИЦА. Милостиво вас прошу – употребите вашу власть – пусть он заплатит бедной старухе..
ГОЛОС. Да где он?  О нём доносят, что его и в столице нет!"
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Помилуйте, да я его всякий день на улице вижу - он в своём доме живет.
ДРУГОЙ ГОЛОС С ЕЩЕ БОЛЬШИХ ВЕРХОВ. Это, вовсе и не его дом. У него нет дома: это дом его жены".
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА (оборачиваясь каждый раз на новый голос и все выше поднимая глаза). Да, ведь это всё равно. Муж и жена - одна сатана.
ГРОЗНЫЙ ГОЛОС. Это вы так судите, но закон судит иначе. Жена на него тоже счёты предъявляла и жаловалась суду, и он у неё не значится...
ДРУГОЙ ГОЛОС (раздраженно.) Он, чёрт его знает! Он  всем, нам  надоел!
ГОЛОС С ВЕРХОВ. Когда он в Петербурге бывает  - он прописывается где-то в меблированных комнатах, но там не живет.
ВСЕ ГОЛОСА. И зачем вы ему деньги давали! 
ГРОЗНЫЙ ГОЛОС. А  если  вы  думаете,  что  мы  его  защищаем или нам его жалко, то вы очень ошибаетесь…
ВСЕ ГОЛОСА. Поймайте его, тогда ему и вашу долговую расписку вручат.
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. А где же я его такого беса, поймаю?
ГОЛОСА (друг за другом, в разных интонациях). Ничем не можем вам помочь…
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. А думаю я, это его от того поймать не могут, что сухая ложка рот дерёт, надо смазать.

Свет прибавляется. Старушка опять в комнате.

МУЖ. Неужели посулили?
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Посулила. Прямо с целой  тысячи начала. Обещала тысячу рублей из взысканных денег. До трёх тысяч, дошла…
МУЖ. И что же?
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. А то, что  даже попросили выйти. Надо же! Трёх тысяч не берут за то только, чтобы бумажку вручить! Ведь это что же такое?.. Нет, прежде лучше дело шло.
 МУЖ. Ну,  это вы забыли,  как хорошо раньше было: кто больше дал, тот и прав был.
 СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Это, отец мой, совершенная  правда,  но  только  между старинными  чиновниками  бывали отчаянные доки. Бывало, его спросишь: "Можно ли?" - а он отвечает: "В России невозможности нет", и вдруг выдумку выдумает и  сделает. Вот  мне и теперь один такой объявился и пристаёт ко мне, да не знаю:  верить  или  нет?  Мы  с  ним  вместе в Мариинском пассаже у саечника Василья  обедаем,  потому,  что  я  ведь  теперь экономлю и над каждым грошем трясусь - горячего уже давно не ем, всё на дело берегу, а он, верно, тоже по бедности или питущий или... не знаю. Но преубедительно говорит. Дайте мне, говорит, пятьсот рублей - я вручу". Как ты об этом думаешь, отец мой?
     МУЖ. Ту я вам решительно ничего не могу  вам посоветовать. Расспросили бы вы о нём кого-нибудь: кто он такой и кто за него поручиться может?
     СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Да  уж  я  саечника  расспрашивала, только он ничего не знает. Так, говорит, надо  думать,  или  купец  притишил  торговлю,  или  подупавший из каких-нибудь своих благородий.
     МУЖ. Ну, самого его прямо спросите.
     СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Спрашивала - кто он такой и какой на нём чин? Это, говорит, в нашем обществе  рассказывать  совсем  лишнее  и  не  принято;  называйте меня Иван Иваныч, а чин на мне из четырнадцати овчин, - какую захочу, ту вверх шерстью и выворочу.
     МУЖ. Ну, вот видите, - это, выходит, совсем какая-то тёмная личность.
     СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Да, тёмная... "Чин из четырнадцати овчин" - это я понимаю, так как я сама  за чиновником была. А насчет имени  и  рекомендаций прямо объявляет, что "насчет рекомендаций, говорит, я ими  пренебрегаю  и  у  меня их нет, а я гениальные мысли в своем лбу имею и знаю  достойных  людей,  которые  всякий  мой план готовы привести за триста рублей в исполнение". Почему же, спрашиваю, отец мой, непременно триста? "А так – уж, отвечает, это у нас такой прификс – твердая цена – с которой мы уступать не желаем, но и больше не берём. Мне, говорит, двести за  мысль и за руководство, да триста исполнительному герою, в соразмере, что он может за исполнение три месяца в тюрьме сидеть, и конец дело венчает. Кто хочет  -  пусть  нам  верит,  потому  что  я всегда берусь за дела только за невозможные;  а  кто  веры  не имеет, с тем делать нечего".
МУЖ. Не знаю, не знаю, как такому верить?
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Но что до меня касается,  отец мой, то, представь ты себе моё искушение: я ему почему-то верю...
МУЖ. Решительно, не знаю, отчего вы ему верите?
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Вообрази, предчувствие у меня, что ли, какое-то, и сны я вижу, и всё это как-то так тепло убеждает довериться.
 МУЖ. Не подождать ли ещё?
 СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Ждать-то, отец мой, уж сделалось невозможно. Во-первых, настаёт Рождество; во-вторых, из дому пишут, что дом на сих  же днях поступает в продажу; и в-третьих, встретила я  своего должника под  руку  с  дамой  и  погналась  за  ними, и даже схватила его за рукав, и взывала  к  содействию публики, крича со слезами: "Боже мой, он мне должен!"
МУЖ. Так, так. И чем это кончилось?
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. А кончилось это только тем, что меня от моего должника с его дамою отвлекли, а привлекли  к  ответственности  за нарушение тишины и порядка в людном месте. Ужасно, отец мой, из этих  обстоятельств то, что  должник-то мой,  добыл  себе  заграничный отпуск и не позже как завтра  уезжает  с  роскошною  дамою  своего сердца за границу - где наверно пробудет  год  или  два, а может быть, и совсем не вернется.
МУЖ. Откуда же вы это знаете?
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Так я уж давно и зорко слежу за каждым его шагом и знаю все его тайности от его слуг.
МУЖ. Ну, тут я могу вам только посочувствовать. 
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Что делать? Вот и кинулась я опять  Мариинский пассаж и  всё  это во всех подробностях повергла обсуждению дельца, имеющего чин из четырнадцати овчин, и знаете, что он мне сказал? "Да, сказал, время кратко, но помочь ещё можно: сейчас пятьсот рублей на стол, и завтра  же  ваша  душа  на  простор:  а  если  не  имеете ко мне веры – ваши пятнадцать тысяч пропали". Я,  отец мой, уже решилась ему довериться... Что же делать: всё равно ведь никто не берётся, а он берётся и твёрдо  говорит:  "Я  вручу".  Не  гляди,  пожалуйста,  на  меня  так, глаза испытуючи.  Я нимало не сумасшедшая. Сама ничего не понимаю, но только имею  к  нему какое-то таинственное доверие в моём предчувствии, и сны такие снились, что я решилась.
     МУЖ. Ну, когда уж вы решились, что ж вам мой совет? Не понимаю, что вам от меня-то теперь надобно?
      СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Видишь ли, отец мой, я ему уже сто рублей задатку  дала. У меня ещё двести пятьдесят рублей есть, а полутораста нет. Сделай милость,  ссуди  мне,  - я тебе возвращу. Пусть хоть дом продадут - всё-таки там полтораста рублей – то останется.

      Пытается встать на колени.
    
      МУЖ (поднимая её). Господь с вами! Вижу я вас как женщину  прекрасной  честности,  да  и  горе  ваше такое трогательное. От полутораста рублей  не разбогатеешь и не обеднеешь. А вдруг эта бумажка и правда поможет спасти  дело.
     СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА (приняв деньги.) Храни тебя Господь, отец мой! Храни Господь…
      
Приняв деньги старушка-помещица, кланяется, уходит.

МУЖ (бросает портфель на стол, берет гитару, напевает). 
Всюду деньги, деньги, деньги,
Всюду деньги, господа.
А без денег жизнь плохая,
Не годится никуда!

Деньги есть — и ты, как барин,
Одеваешься во фрак,
Благороден и шикарен,
А без денег ты — червяк!

Денег нет — и ты, как нищий,
День не знаешь, как убить.
Всю дорогу ищешь-рыщешь,
Где бы денег раздобыть.

Всюду деньги, деньги, деньги,
Всюду деньги, господа.
А без денег жизнь плохая -
Не годится никуда.

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Входит жена, внося корзинку.

ЖЕНА. Как, дорогой, ты не пошел на службу? Ну, и ладно, и отдохни. Посмотри лучше на это… (Открывает перед мужем корзину.)
МУЖ. Это что же такое?
 ЖЕНА. А это дары жениха невесте.
МУЖ.  Ага! Так вот уже как! Поздравляю.
ЖЕНА. Как  же!  Твой  брат  не  хотел  делать формального предложения, не переговорив  еще  раз с тобою. Но он спешит своей свадьбой. А  ты, как назло, сидел все в своем противном суде. Ждать было невозможно, и они помолвлены.
МУЖ. Да и прекрасно, зачем меня и ждать.
ЖЕНА. Ты, кажется, остришь?
МУЖ. Нисколько я не острю.
ЖЕНА. Или иронизируешь?
МУЖ. И не иронизирую.
ЖЕНА. Да  это  было  бы  и  напрасно,  потому  что,  несмотря  на все твое карканье, они будут пресчастливы.
МУЖ. Конечно, уж если ты ручаешься, то будут... Есть такая пословица: "Кто думает три дни, тот выберет злыдни". Не выбирать - вернее.
ЖЕНА. А  что  же,  ведь это вы думаете, будто вы нас выбираете, а в существе ведь все это вздор.
МУЖ. Почему  же это вздор? Надеюсь, не девушки выбирают женихов, а женихи к девушкам сватаются.
ЖЕНА. Да,  сватаются - это  правда,  но  выбора, как осмотрительного или рассудительного дела, никогда не бывает.
МУЖ. Ты  бы  подумала о том, что ты такое говоришь. Я вот тебя, например, выбрал - именно из уважения к тебе и сознавая твои достоинства.
ЖЕНА. И врешь.
МУЖ. Как вру?!
ЖЕНА. Врешь - потому что ты выбрал меня совсем не за достоинства.
МУЖ. А за что же?
ЖЕНА. За то, что я тебе понравилась.
МУЖ. Как, ты даже отрицаешь в себе достоинства?
ЖЕНА. Нимало. Достоинства  во мне есть, а ты все-таки на мне не женился бы, если бы я тебе не понравилась.
МУЖ. Может ты и права. Однако  же, я целый год ждал и ходил к вам в дом. Для чего же я это делал?
ЖЕНА. Чтобы смотреть на меня.
МУЖ. Неправда, я изучал твой характер.

Жена расхохоталась. 

МУЖ. Что за пустой смех!
ЖЕНА. Нисколько  не  пустой.  Ты  ничего,  мой  друг,  во мне не изучал, и изучать не мог.
МУЖ. Это почему?
ЖЕНА. Сказать?
МУЖ. Сделай милость, скажи!
ЖЕНА. Потому, что ты был в меня влюблен.
МУЖ. Пусть так, но это мне не мешало видеть твои душевные свойства.
ЖЕНА. Мешало.
МУЖ. Нет, не мешало.
ЖЕНА. Мешало,  и всегда всякому будет мешать, а потому это долгое изучение и  бесполезно.  Вы  думаете, что, влюбившись в женщину, вы на нее смотрите с рассуждением, а на самом деле вы только глазеете с воображением.
МУЖ. Ну... однако, ты уж это как-то... очень реально.
ЖЕНА. Полно думать, - худа не вышло! Завтра вечером Рождество и мы приглашены к  Машеньке. Поедешь? 
МУЖ. Поедем, куда теперь деваться.

Муж берт гитару, играет, поют.

Гайда, тройка! Снег пушистый,
    Ночь морозная кругом;
Светит месяц серебристый,
    Мчится парочка вдвоём.

КАРТИНА СЕДЬМАЯ

Действие перемещается в дом невесты. Тут и брат и Машенька и отец её Николай Иванович. Все заканчивают петь песню.

НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. А теперь, гости дорогие, дайте мне старику отдышаться. Машенька, распорядись тут, как хозяйка. Скоро у тебя будет свой дом. Надеюсь, не забудешь и папенькин, будешь его добром вспоминать… (Приложив платок к глазам, выходит.)
ЖЕНА. Полно, Николай Иванович…
МАШЕНЬКА. Папенька!

Машенька и жена уходят за Николаем Ивановичем.
Муж и брат остаются одни.

МУЖ. Однако думаю, не через чур ли мы упились веселым нектаром Шампани.
БРАТ. Ты всё думаешь, что я опрометчив?
МУЖ. Что теперь думать? Думать теперь уже некогда.
БРАТ. Но я же вижу – ты бы хотел со мной поговорить…
МУЖ. И разговаривать  или отговаривать уже некогда. Оставалось только  поддерживать  веру в счастье, вас ожидающее, и пить шампанское.

Выходят Николай Иванович, Машенька и жена.
Николай Иванович опять в веселом настроении, в руках у него бутылка шампанского.

НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Господа, еще шампанского…
МУЖ. Николай Иванович, не много ли будет?
НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. В этаком настроении много  шампанского не бывает. Оправдаем дедовские речение: «Руси есть веселие пити»! отметим наш праздник достойным "мочимордием". (Запевает, все подхватывают.)
Как цветок душистый
Аромат разносит,
Так бокал игристый
Тост заздравный просит:
Выпьем мы за Машу,
Машу дорогую,
А пока не выпьем,
Не нальем другую…

Все уходят под песню в другую комнату.
Среди общего веселья появляется старуха-помещица. Она хватает за руку, замешкавшегося мужа.
            
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Прости, отец мой, что помещала в вашем радостном празднике. Да только мне домой ехать пора, а как же это сделаешь, долг не вернув.  Была я у вас на квартире, да мне сказали, что вас нет, и адрес указали, где искать. )Порывшись в свой сумке, положила на стол какие-то бумаги и полтораста рублей.) Вот... Вам особый поклон. Выручили старую, ведь никто денег не давал,  а вы выручили. (Пододвигает деньга под руку мужу.) Возвращаю с благодарностью. До конца жизни  за вас молиться буду и дочке с внучкой накажу…
МУЖ. Полно, матушка, какая в том моя заслуга? Зная вашу честность, я ничем не рисковал.
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА (вдруг прижав к губам палец). Тсс!
МУЖ. Что такое?
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Голос! Его голос…

Старушка-помещица идет к двери, за которой слышится веселье. Осторожно приоткрывает её, смотрит.

СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА (осторожно прикрыв дверь). Он! Так и есть он!
МУЖ. Да, кто он?
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Спаситель мой. Четырнадцатиовчинный, о котором я вам сказывала.
МУЖ. Интересно, интересно... Скорее рассказывайте, что это значит?
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Ничего больше, как я получила все свои деньги с процентами. (Хлопает рукой по бумагам, лежащим на столе.)  Это банковская расписка на пятнадцать тысяч. Слишком! (Опять подглядывает в дверь, удивленно.) Он, отец мой, он. Никак не думала, что его в этаком доме застану.
МУЖ. Четырнадцатиовчинный значит?
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Уж теперь и не знаю сколь на нем овчин этих надето. Впрочем, был ещё и другой, которому этот от себя триста рублей дал - потому что без помощи этого человека обойтись было невозможно.
  МУЖ.  Это  что  же  ещё  за  деятель?  Вы  уж  расскажите всё, как они вам помогли!
  СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Помогли  очень честно. Я как пришла вчера в трактир и отдала Ивану Иванычу деньги…
   МУЖ. Николаю Ивановичу. Так его величают.
   СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Может и так. Да для нас-то он Иван Ивановичем представился.
   МУЖ. Понятно. Ну, и что дальше-то было, не томите, рассказывайте.

   КАРТИНА ВОСЬМАЯ

Действие на станцию железной дороги. Николай Иванович и старушка-помещица усаживаются за один из столиков в зале ожидания.   
   
   НИКОЛАЙ ИАНОВИЧ. Теперь,  госпожа, будем ждать.
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Чего же.
НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Вашего должника и  моего человека – сербского сражателя.
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Какого сражателя?
НИКОЛАЙ-ИВАНОВИЧ. Сербского. Когда-то он воевал в Сербии против турок…
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. На что же он нам?
НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Я, госпожа моя, можно так сказать, гений  по мысли моей, но мне нужен исполнитель моего плана, потому что  сам я, таинственный  незнакомец  и  своим  лицом  юридических действий производить не могу. А нужен нам с вами никто иной, как сербский сражатель. Да вот и он.

Из тени на сцену является Сербский  сражатель, из тех русских добровольцев,                кто когда-то воевал в Сербии против турецкого ига. Он одет в сербском военном костюме, весь оборванный. Но глаза его сверкают прежней доблестью, хоть и иного свойства.

СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА (Николаю Ивановичу). Отец мой, вы уверены, что он сможет нам помочь?
СЕРБСКИЙ СРАЖАТЕЛЬ (щелкнув каблуками). Я всё могу, что  кому нужно, но прежде всего надо выпить.
НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Об этом не беспокойтесь, друг мой. Всё будет в свой срок, а пока поговорим о деле. Каковы ваши условия?
СЕРБСКИЙ СРАЖАТЕЛЬ. Я требую  по сту рублей на месяц, за три месяца.
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Я  ничего не понимаю…
НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ (отсчитав деньги). Вот ваш гонорар.
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА (тихо Николаю Ивановичу). Какой гонорар? За что гонорар? А не убежит ли он, взяв такие деньги?
НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Успокойтесь, госпожа. Поверьте мне – так надобно.
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Что ж, поверю, отец мой. Коль вы ему верите, то и мне легче стало.
НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ (сербскому сражателю). А вы, друг мой, примите деньги и скажите  нам, готовы ли вы?
СЕРБСКИЙ СРАЖТЕЛЬ. Я готов!
НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ (старушке-помещице, шепотом).  Закажите для него водочки. Потому как  от  него сейчас нужна будет смелость, насчет его самого главного исполнения. Не беспокойтесь, много  я  ему пить не дам, токмо для храбрости.
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА (подозвав человека). Отец, пой, подай нам водочки…
СЕРБСКИЙ СРАЖАТЕЛЬ. Лафитник. 
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Лафитник! Не много ли будет?
НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Все будет честно и благородно. Смотрите, вот и публика к поезду собирается. Не просмотрите своего злодея.
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Да, вот он, должник-то мой. Явился, как лист перед травою…
НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ.   Это который?
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. За крайним столиком. А с ним  дама. В шляпке такой. Вон он уж и лакея за билетами послал.
НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Видишь, как он тревожно осматривается…

Человек приносит водку.

НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ (сербскому воителю). Ну что, мой друг? Ваш выход…
СЕРБСКИЙ ВОИТЕЛЬ. Хорошо. (Наливает себе одну рюмку, выпивает. Вторую. Третю.) Я готов-с.

Сербский воитель встает и идет к столику должника. Становится против него. Пауза.

СЕРБСКИЙ ВОИТЕЛЬ. Чего это вы на меня так смотрите? 
ДОЛЖНИК. Я на вас вовсе никак не смотрю, я чай пью. 
СЕРБСКИЙ ВОИТЕЛЬ. А-а, вы не смотрите, а чай пьёте? Так я же вас заставлю  на  меня  смотреть,  и вот вам от меня к чаю лимонный сок, песок и шоколаду  кусок!..

Сербский воитель дает должнику три пощечины подряд.
Дама тут же встает из-за столика и гордо уходит. Должник порывается идти за ней.
Как из-под земли появляется полицейский чин.

 ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Это что такое творится? Этого нельзя: это в публичном месте. Пройдемте господа за мной. Будем протокол составлять.
ДОЛЖНИК. Простите, господа, мне некогда. У меня поезд отходит…
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Ничего не знаю-с. Будем протокол составлять. Ваши пачпорта!
ДОЛЖНИК. Поймите, мне некогда протокол ждать. Я с дамой. Она уезжает. И я с ней должен ехать. В Париж.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Потом уедте. Пачпорт!
ДОЛЖНИК (подавая бумаги).  Скорее, пожалуйста, мне некогда. А к этому господину… (Указывает на сербского воителя.) у меня нет никаких претензий.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ (глядя в бумаги). Зато у нас к вам большие претензии. Куда же вы с такими долгами в какой Париж собрались. Этак не положено. Уплатите долги и поезжайте, куда вам заблагорассудится.
ДОЛЖНИК. Да, как вы смеете! Вы меня с кем-то путаете…
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Не с кем я вас не путаю. Вот у меня, кстати, для вас и бумажка в портфеле  есть,  для вручения…

КАРТИНА ДЕВЯТАЯ

Опять в доме у Николая Ивановича.

МУЖ. Так. И чем же эта канитель закончилась?
СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Так как, отец мой – тот - делать нечего - при свидетелях поданную ему  бумагу  принял  и,  чтобы  освободить  себя от обязательств о невыезде, немедленно же сполна и с процентами уплатил чеком весь мой долг. Так вот, отец мой!

В соседней комнате раздается  смех.

СТАРУШКА-ПОМЕЩИЦА. Однако, заболталась я. У вас веселья, а меня же санки ждут. Простите Христа ради и прощайте. А благодетелю-то моему уж передайте от меня особый поклон.

Помещица, в очередной раз поклонившись, уходит.

КАРТИНА ДЕВЯТАЯ

МУЖ. Ай, да Николай Иванович! Ай, да папенька! С таким, однако, надо держать ухо востро. Но, коль правда восторжествовала, и в честном,  но  бедном  доме  водворился  покой, то и праздник стал тоже светел и весел.
    
  Муж берт гитару, играет, поёт.

Ночь светла, над рекой тихо светит луна,
И блестит серебром голубая волна.
Темный лес… Там в тиши изумрудных ветвей
Звонких песен своих не поёт соловей.

Из соседней комнаты выходят жена, молодые, присоединяются к пению.

Под луной расцвели голубые цветы,
Они в сердце моем пробуждают мечты.
К тебе в грезах лечу, твоё имя твержу,
В эту ночь о тебе, милый друг, всё грущу.

Милый друг, нежный друг, я, как прежде любя,
В эту ночь при луне вспоминаю тебя.
В эту ночь при луне на чужой стороне,
Милый друг, нежный друг, вспоминай обо мне.

В эту ночь при луне, на чужой стороне,
Милый друг, нежный друг, вспоминай обо мне!

              Входит Николай Иванович.

НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Тише, господа, тише. Минутку внимания счастливому отцу. (Подходит к Машеньке, надевает ей на шею жемчужное ожерелье). Вот тебе,  доченька,  штучка с наговором: ее никогда ни тля не истлит, ни вор не украдет, а если и украдет, то не обрадуется. Это - вечное.
МУЖ. Ого-го! Какой жемчуг – крупный, да окатистый! Сколько  это  должно  стоить? 
НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Эта штучка мной припасена  с  оных  давних,  благих  дней, когда богатые люди из знати еще в ломбарды  вещей  не  посылали, а при большой нужде в деньгах охотнее вверяли свои ценности тайным ростовщикам вроде… меня.
БРАТ. Да, кажется ожерелье сделано в  старом вкусе?
МУЖ (жене). Кажется, этот ценный  дар  совсем затмил сконфуженные перед ним дары моего брата...
 
Машенька, наклонив голову, вдруг тихо заплакала.
 
НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Что с тобой, дочь моя? От чего эти слезы? От счастья или какого огорчения?
ЖЕНА. Ах, Николай Иванович! Или вы не знаете, что дарение жемчуга знаменует  и  предвещает  слезы.  А  потому  жемчуг  никогда  для новогодних подарков не употребляется.
НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Это, во-первых, пустые предрассудки. Если кто-нибудь может  подарить  мне  жемчужину княгини Юсуповой, то  я  ее  сейчас  возьму.  Я,  сударыня,  тоже  в  свое  время эти тонкости проходил,  и  знаю, чего нельзя дарить. Девушке нельзя дарить бирюзы, потому что  бирюза,  по  понятиям  персов,  есть  кости  людей, умерших от любви, а замужним  дамам  нельзя  дарить  аметиста со стрелами Амура,  но  тем  не мене я пробовал дарить такие аметисты, и дамы брали...  Я и вам попробую подарить. А что касается жемчуга то надо знать, что жемчуг  жемчугу  рознь.  Не всякий жемчуг добывается со слезами. Такой, например, как жемчуг персидский или  жемчуг из Красного моря. А есть перлы из тихих вод - пресных  вод. Тот  без  слезы  берут. Сентиментальная Мария Стюарт  только  такой  и носила, перлы из шотландских рек, но он ей  не принес счастья. Я знаю, что надо дарить. То я и дарю моей дочери, а вы  ее пугаете. За это я вам не подарю аметистов со стрелами Амура. А подарю вам  хладнокровный  "лунный  камень". (Дочери.) Но ты, мое дитя, не плачь и выбрось из головы,  что  мой жемчуг приносит слезы. Это не такой. Я тебе на другой день твоей  свадьбы  открою  тайну  этого жемчуга, и ты увидишь, что тебе никаких предрассудков бояться нечего...
              ВСЕ. Гайда, тройка! Снег пушистый...
Уж сменилась ночь зарёю,
Утра час настал златой,
Тройка мелкою рысцою
Возвращается домой.

С песней все покидают сцену.
Муж один.

МУЖ (продолжая свой рассказ). Так это и успокоилось, и брата с Машенькой после крещенья перевенчали, а на следующий день мы с женою…

Выходит жена, берет мужа под руку.

Мы с женою поехали навестить молодых.  Мы  застали  молодого супруга в необыкновенно веселом расположении духа. Брат  сам открыл нам двери помещения, взятого им для себя, ко дню свадьбы, в гостинице. Он встретил нас весь сияя и покатываясь со смеху. Он держал в руках какой-то конверт и жемчужное ожерелье.
    МУЖ. Ты так сияешь, что  напомнил мне один старый роман, где новобрачный сошел с ума от счастья! 
    БРАТ. А  что ты думаешь, ведь со мною в самом деле произошел такой случай, что возможно   своему  уму  не  верить.  Семейная  жизнь  моя,  начавшаяся сегодняшним  днем,  принесла  мне  не только ожиданные радости от моей милой жены, но также неожиданное сообщение от тестя.
   МУЖ. Что же такое еще с тобою случилось?
   БРАТ. А вот входите, я вам расскажу. Располагайтесь, а я проверю, закрыта ли дверь в спальню. Машенька там делает свой туалет, она не должна нас слышать.
   
   Брат выходит.

   ЖЕНА. Верно, старый негодяй их надул.
   МУЖ. Это не мое дело.
   БРАТ (входя, подает открытое письмо).  Вот, читайте. Это записка от Машенькиного отца…
   МУЖ (Читает). Предрассудок  насчет  жемчуга ничем вам угрожать не может: этот жемчуг фальшивый.
   ЖЕНА. Вот, негодяй!
   БРАТ (прикладывает палец к губам, оглядывается на спальню).  Тсс! Ты  неправа:  старик  поступил  очень  честно. Я получил эту записку, прочел  её  и  рассмеялся...
    МУЖ. Чему же ты тут обрадовался? Это, брат, печально.
    БРАТ. Что же мне тут печального? Я ведь приданого не искал  и  не  просил. Я искал одну жену. Стало быть мне никакого огорчения в том  нет,  что  жемчуг  в  ожерелье  не  настоящий,  а  фальшивый. Пусть это ожерелье  стоит не тридцать тысяч, а просто триста рублей, - не все ли равно для  меня,  лишь бы жена моя была счастлива... Одно только меня беспокоит, как  это  сообщить Маше?

Входит Николай Иванович с узелочком в руке.

НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Что же тут сложного – сказать и всё. Здравствуй, зятюшка! Извините, что без стука – дверь у вас была отворена…

 Все поднялись. Брат обнял тестя.

БРАТ. Вот  это  мило! Мы должны были к вам ехать, а вы сами... Это против всех обычаев... мило и дорого.
НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Ну  что за счеты! Мы свои. Я был у обедни, - помолился за вас и вот просвиру вам привез. (Положил узелок на стол.)

Брат опять обнял его, поцеловал. 

НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. А ты письмо мое получил?
БРАТ (рассмеявшись).  Как же,  получил.
НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Чего же ты смеешься?"
БРАТ. А что же мне делать? Это очень забавно.
НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Забавно?
БРАТ. Да как же.
НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. А ты подай-ка мне жемчуг.
    
Брат подал ему жемчуг.   

НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Есть у тебя увеличительное стекло?
БРАТ.  Нет.

 Николай Иванович обернулся на остальных. Муж развел руками.

НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Если у вас нет,  то  у  меня есть. Я по старой привычке всегда его при себе имею. (Достал увеличительное стекло, навел его на ожерелье).Извольте  смотреть на замок под собачку.
БРАТ. Для чего мне смотреть?
НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Нет, ты посмотри. Ты, может быть, думаешь, что я тебя обманул.
БРАТ. Вовсе не думаю.
НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ.  Нет - смотри, смотри! Видишь, тут надпись французскими буквами: "Бургильон". Убедился, что это действительно жемчуг фальшивый?
 ЖЕНА (решительно, взяв стекло, смотрит).   Вижу.
 НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ (брату).  И что же ты мне теперь скажешь?
 БРАТ. То  же  самое,  что  и прежде. То есть: это до меня не касается, и вас только буду об одном просить...
 НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Проси, проси!
 БРАТ. Позвольте не говорить об этом Маше.
 НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Это для чего?
 БРАТ. Так...
 НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Нет, в каких именно целях? Ты не хочешь ее огорчить?
 БРАТ. Да, и это между прочим.
 НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ.  А еще что?
 БРАТ. А  еще  то,  что  я  не  хочу,  чтобы  в  ее  сердце  хоть  что-нибудь шевельнулось против отца.
 НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Против отца?
 БРАТ. Да.
 НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Ну,  для  отца  она теперь уже отрезанный ломоть, который к караваю не пристанет, а ей главное - муж...
 БРАТ. Никогда! Сердце не заезжий двор: в нем тесно не бывает. К отцу  одна  любовь,  а  к мужу – другая. И кроме того... муж, который желает быть  счастлив,  обязан  заботиться,  чтобы  он мог уважать свою жену, а для этого он должен беречь ее любовь и почтение к родителям.
 НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Ага! Вот ты какой практик!

Николай Иванович встал, прошелся по комнате в раздумии.

НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Я,  любезный  зять, наживал состояние своими трудами, но очень разными средствами.  С высокой точки зрения они, может быть, не все очень похвальны, но  такое  мое время было, да я и не умел наживать иначе. В людей я не очень верю,  и  про  любовь  только  в романах слыхал. А на деле я видел,  что  все денег хотят. Двум зятьям я денег не дал. И вышло верно: они на  меня  злы и жен своих ко мне не пускают. Не знаю, кто из нас благороднее -  они  или я? Я денег им не даю, а они живые сердца портят. И я им денег не дам, а вот тебе возьму да и дам! Да! И вот, даже сейчас дам! Вот извольте смотреть!

Николай Иванович достал три билета, положил на стол.

НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Вот вам три билета по пятидесяти тысяч рублей.
ЖЕНА. Неужели, всё это Машеньке?
БРАТ. Знаете,   Николай  Иванович,  -  это  будет  щекотливо...  Маше  будет неловко,  что  она  получит  от  вас  приданое,  а  сестры  ее  - нет... Это непременно  вызовет у сестер к ней зависть и неприязнь... Нет, Бог с ними. Оставьте  у  себя  эти  деньги и... когда-нибудь, когда благоприятный случай примирит  вас  с другими дочерьми, тогда вы дадите всем поровну. И вот тогда это принесет всем нам радость... А одним нам... не надо!
   
 Николай Иванович опять прошелся по комнате и, остановился против двери спальни.

НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ (громко позвал). Марья!

Вышла Маша, увидев отца, кинулась к нему на шею.

МАШЕНЬКА. Папенька!
НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. Поздравляю, тебя.

Машенька  поцеловала его руку.
НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. А счастлива быть хочешь?
МАШЕНЬКА. Конечно, хочу, папа, и... надеюсь.
НИКОЛАЙ  ИВАНОВИЧ. Хорошо... Ты себе, брат, хорошего мужа выбрала!
МАШЕНЬКА. Я, папа, не выбирала. Мне его Бог дал.
НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ.  Хорошо,  хорошо. Бог дал, а я придам. Я тебе хочу прибавить счастья. Вот  три  билета, все равные. Один тебе, а два твоим сестрам. Раздай им сама - скажи, что ты даришь..."
МАШЕНЬКА.  Папа!

Маша  бросилась ему сначала на шею, а потом вдруг опустилась на землю и обняла, радостно плача, его колена.

НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ (заплакал).  Встань,  встань! Ты нынче, по народному слову, "княгиня". Тебе неприлично в землю мне кланяться".
 МАШЕНЬКА.  Но я так счастлива... за сестер!..
 НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ. То-то  и есть... И я счастлив!.. Теперь можешь видеть, что нечего тебе было  бояться  жемчужного  ожерелья. Я пришел тебе тайну открыть: подаренный мною  тебе  жемчуг  -  фальшивый. Меня им давно приятель надул. Да ведь  какой,  - не простой, а слитый из Рюриковичей и Гедиминовичей. А вот у тебя  муж  простой  души,  да  истинной:  такого надуть невозможно - душа не стерпит! А теперь, собирайтесь! Все ко мне поедем. Гулять будем.
Гайда, тройка! Снег пушистый,
    Ночь морозная кругом;
Светит месяц серебристый,
    Мчится парочка вдвоём.
Милый шепчет уверенья,
Ласково в глаза глядит,
А она полна смущенья:
Что-то ей любовь сулит?

Общее веселье. 

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

               


      
                ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Вроде как бы та же комната.
За чаем те же.

БРАТ. Вот  вам  весь  мой  рассказ. И я, право, думаю,   что,   несмотря   на   его   современное  происхождение  и  на  его невымышленность,  он  отвечает  и программе и форме традиционного святочного рассказа. И не скажешь, чего тут больше – веры в высшее или в человека.
ЛАРИЙ.  Нелегко это, господа, судить о том: кто живёт с верою, а который не верует,  Вот послушайте… Тесть и теща  мои одинаково прилежали покойному чудотворцу Ивану Яковлевичу Корейше, который, как вы знаете, более сорока лет находился в московской психиатрической больнице и своей бессвязной болтовней приобрел у обывателей репутацию «пророка»… И вот вам история,  про маленькую ошибку, которую совершили с верою в него мои тесть и моя теща...

Ларий берет гитару, пробует аккорды.
На сцену выходит маменька с кухаркою.

МАМЕНЬКА.  Шли бы вы, милые, с музыкой-то к себе. Не мешали нам тут  хозяйничать…

Мужчины выходят из комнаты.
Женщины хлопочут у стола.

  МАМЕНЬКА. Я, милая, никакого  дела  не  начинаю у Ивана Яковлевича не спросившись. Сначала к  нему  в  сумасшедший  дом схожу, посоветуюсь, попрошу его, чтобы за дело моё молился.
КУХАРКА. И хозяин тоже?
МАМЕНЬКА. Он, матушка, себе  на  уме  и  на  Ивана Яковлевича меньше полагается. Однако тоже доверяет иногда  и  дары ему носит и  жертвы  не  препятствует. Люди мы не богатые,  но  довольно достаточные. Сама видишь -  чаем, сахаром торгуем. Магазин держим в своём  доме.
КУХАРКА. И то, чего лучше.
МАМЕНЬКА.  Плохо сыновей у нас нет, а три дочери: Капитолина Никитишна, Катерина  Никитишна  и  Ольга Никитишна. Все вроде собою недурны и хорошо разные  работы знают и хозяйство. Капитолина Никитишна замужем. Только не за купцом, а за живописцем, - однако очень хороший человек и довольно зарабатывает. Всё подряды выгодно берет, церкви расписывать.
КУХАРКА. Что уж тут говорит – повезло вам с зятем.
МАМЕНЬКА. Одно в нём всему родству   неприятно: работает божественное,  а  какие-то вольнодумства все у него.
КУХАРКА. Вольнодумства?
МАМЕНЬКА. Любит  говорить  про хаос.
КУХАРКА. Господи!
МАМЕНЬКА. Про Овидия,  про  Промитея.
КУХАРКА.  Господи прости нас и помилуй!
МАМЕНЬКА. А еще он большой охотник сравнивать баснословия с бытописанием.
КУХАРКА. Ай, ай, ай!
МАМЕНЬКА. Если  бы  не  это,  всё бы было прекрасно. А второе - то, что у них с Капитолиной детей-то  нет. Очень нас это с отцом-то огорчает.
КУХАРКА. Как же и не огорчиться.
МАМЕНЬКА. Капитолину-то Никитичну мы ещё только первую из сестер замуж выдали. И вдруг  она  три  года уж  бездетна. За это других сестёр женихи обегать стали.
  КУХАРКА. Эка беда.
МАМЕНЬКА. Я уж и к Ивану Яковлевичу в сумасшедший дом ездила, спрашивала, через что дочь не родит: оба, говорю, молоды и красивы, а детей нет?
          КУХАРКА. А Иван Яковлевич что?
МАМЕНЬКА.  Да, что – послушал чудотворец меня и забормотал: Есть убо небо небесе; есть небо небесе...
КУХАРКА. Есть убо небо небесе. Есть небо небесе… Это чего бы значило?
МАМЕНЬКА. Вот и я не поняла поначалу – к чему это он? А его  подсказчицы  перевели  мне:  батюшка велит, говорят, вашему зятю, чтобы он Богу молился. Он, должно быть, у вас мало верующий.
  КУХАРКА (крестясь).  Вон как?
МАМЕНЬКА. Я ведь так и ахнула: всё, всё, ему явлено, Ивану-то Яковлевичу!

Обе крестятся.

КУХАРКА. Ну?
МАМЕНЬКА. Вот и ну. Стала я приставать к зятю-то, чтобы он поисповедался; а ему всё трынь-трава! Ко всему легко относится...  даже  по постам скоромное ест... и притом, слышала я стороною, будто  он миногов и  устриц вкушает. А живем-то все в одном доме. Ох, сильно сокрушаюсь я, прости Господи, что есть в нашем купеческом родстве такой человек без веры. Господи, прости! Господи прости!
КУХАРКА. Господи, прости!
МАМЕНЬКА.  Мы с отцом-то опять к Ивану Яковлевичу в сумасшедший дом, чтобы  попросить его разом помолиться  о  еже  рабе  Капитолине  отверзти  ложесна,  а  раба Лария, живописца нашего зятя, значит, просветити верою.
КУХАРКА. Ну?
МАМЕНЬКА. Ну, Иван  Яковлевич  опять залепетал  что-то  такое,  чего и понять нельзя.  А его послушные жёнки, которые возле него присидели, нам разъясняют: Он, - говорят, - ныне невнятен, а вы скажите, о чём просите, - мы ему завтра на записочке подадим. Ну, мы сказываем, а оне  записывают: "Рабе Капитолине отверзть ложесна, а рабу Ларию усугубити веру".  Оставили мы с мужем  там эту записочку и пошли домой весёлыми ногами.      Дома  никому  ничего  не сказали, кроме одной Капочки, и то с тем, чтобы  она  своему мужу, неверному живописцу, этого не передавала, а только жила  бы с ним как можно ласковее и согласнее и смотрела за ним: не будет ли он  приближаться  к вере в Ивана Яковлевича.
КУХАРКА. Ну, и дальше чего?
МАМЕНЬКА. Чего теперь дальше? Вот ждем результата. Ты теперь про это молчи! Не дай Бог зять прознает!  Он же у нас ужасный чертыханщик! И всё с присловьями, точно скоморох с Пресни. Всё ему шутки, да забавки…

Слышны гитарные переборы, девичий смех.

МАМЕНЬКА. Вот, слышишь? Как не работает, так гитару из рук не выпускает. Всё веселится чему-то?

В комнату под гитарный звон впархивают Капочка, Катенька, Оленька. За ними с гитарою входит зять и подмастерье его Сергей, молодой красивый парень. Все вошедшие веселы, поют. Вернее поет один зять, остальные подевают.

  ЛАРИЙ (играет на гитаре, поет).
Сейчас, друзья, я вам скажу,
Как я любил мадам Анжу.
Мадам Анжа, мадам Анжа
Была чертовски хороша!
МОЛОДЕЖЬ (поет).      Мадам Анжа, мадам Анжа
Была как розочка свежа!
  ЛАРИЙ (поет). Я прихожу к мадам Анже.
Она встречает в неглиже.
И я бросаюсь на Анжу,
С неё срываю неглижу.
МОЛОДЕЖЬ (поет) И  я бросаюсь на Анжу,
С неё срываю неглижу.
ЛАРИЙ (поет).  Но вот пришел к Анже Луи
И кончились мечты мои.
Поскольку вместе с тем Луем
Анжа забыла обо всем.
Мадам Анжа, мадам Анжа,
Вы лицемерка и ханжа.
МОЛОДЕЖЬ (поет). Мадам Анжа, мадам Анжа,
Вы лицемерка и ханжа.
ЛАРИЙ (поет).          Так умерла любовь моя
  Из-за Анжового Луя.
Из-за Анжового Луя
У нас не вышло…
МАМЕНЬКАКА. Ларий, бесстыдник, перестань!
ЛАРИЙ (с последним аккордом). У нас не вышло…  ни черта.

Всеобщий смех.
Входит тятенька.

ПАПЕНЬКА. Это что тут за веселье, на ночь глядя? А ну, целуйте отца, и спать, спать…
Дочери, попрощавшись с родителями, уходят. Последним закрывает за собой двери помощник  Лария, молодой художник Сергей.
Через секунды за дверью слышится звонкий общий смех.

МАМЕНЬКА. Ну, ты смотри на них, отец.
ПАПЕНЬКА. Ничего, матушка, остепенятся, угомонятся.
МАМЕНЬКА. Пойду за них у Бога прошенья попрошу, да часослов перед сном почитаю...
  ЛАРИЙ. А что, тятенька, пойдем и мы часослов в пятьдесят два листа почитаем.
МАМЕНЬКА. Ларий, да как у тебя язык-то такое говорить, поворачивается? На ночь в карты, нечистого-то тешить!
ЛАРИЙ. Да мы не долго, маменька, играть-то будем. До первого обморока!

Зять с тестем смеются.
Маменька ворча и крестясь собирается уйти.

ПАПЕНЬКА. Не огорчай  так её, Ларий. Она тебя любит. Она ведь в сумасшедший дом ездила и за тебя обещание перед Иваном Яковлевичем сделала.
  ЛАРИЙ. Зачем вы, маменька, неведомые обещания даёте? Или вы не знаете, что через такое обещание  глава  Ивана Предтечи была отрублена. Смотрите, через это может у нас в доме какое-нибудь неожиданное несчастие быть.
ПАПЕНЬКА. Полно, зять, полно! Не пугай мне мать. А то она от нас безбожников совсем к Ивану Яковлевичу в палату переселится. С его приживалками там жить будет, наши грехи замаливая.
  ЛАРИЙ. Нет, матушка, я от вас такой жертвы не приму. И чтоб вас нынче более не огорчать, так и быть мы с тятенькой игру в карты заводить не  стаем. И то поздно. Завтра с утра работы много, отдохнуть надо. Спокойной вам ночи!
  МАМЕНЬКА. И тебе, голубчик. Храни тебя бог!

Ларий уходит.

МАМЕНЬКА. Пойдем и мы, батюшка, ко сну…
ПАПЕНЬКА. И то пора. Ты, как, сегодня-то у Ивана Яковлевича была? Как он там насчет нашего прошения о внуке, молит Бога?
МАМЕНЬКА.  А как же не быть, была. И сегодня. И во всякий другой день в этой тревоге в сумасшедший дом бегаю.
ПАПЕНЬКА. Ну и что там?
МАМЕНЬКА. Славно там. Успокаивают. Говорят, что дело идет хорошо: батюшка  всякий  день  записку  читает,  и что теперь о чём писано, то, говорят, скоро сбудется.
ПАПЕНЬКА. Дай-то Бог, дай-то Бог!

Ночь.
Утро.

Катечка играет на гитаре, грустно поет. Капа и Оленька подпевают и танцуют друг с другом.

КАТЕЧКА. В лунном сиянье снег серебрится,
Вдоль по дороге троечка мчится.
Динь, динь, динь, динь, динь, динь! –
Колокольчик звенит.
Этот звон, этот звук
О любви говорит!

В лунном сиянье, ранней весною
Помнятся встречи, друг мой, с тобою!
Колокольчиком твой
Голос юный звенел –
Динь, динь, динь – этот звон
О любви сладко пел!

В лунном сиянье снег серебрится,
Вдоль по дороге троечка мчится.
Динь, динь, динь, динь, динь, динь! –
Колокольчик звенит.
Этот звон, этот звук
О любви говорит!

Входит маменька.

МАМЕНЬКА. Что это вы, девушки, как птички, с утра распелись? Кто-нибудь со мной в сумасшедший дом к Ивану Яковлевичу поедет?
ОЛЕНЬКА.  Нет, маменька. Мы с вечера договорились, что сегодня в пассаж пойдем, а потом на Москву-реку барки смотреть, побежим.
МАМЕНЬКА. Ну, бежите, бежите. Видно так Богу угодно, чтоб маменька одна за ваше счастье Ивана Яковлевича молила.
КАПА.  Идемте, девочки.

Капа и Оленька направляются к выходу. Катенька остается сидеть на месте.
ОЛЕНЬКА. Идем, Катенька, скорее!
КАТЕЧКА.  Идите. У меня что-то сегодня голова болит.
МАМЕНЬКА. Что с тобой, мать моя? Серьезное что? И правда, ты грустная какая-то…
КАТЕЧКА. Ничего страшного, маменька – к обеду пройдет. (Сестрам.) Идите...
КАПА. Как хочешь. Идем, Олечка.

Капа и Оля уходят.

МАМЕНЬКА. Капочке бы себя посолиднее держать надо. Все-таки замужняя женщина. Какой пример младшим? (Хочет идти.)
КАТЕЧКА. Погодите, маменька, мне с вами поговорить надо.
МАМЕНЬКА. Нет, это ты погоди – вернусь от Ивана Яковлевича тогда и поговорим.
КАТЕЧКА. Мне скорее надо, маменька! У меня судьба решается.
МАМЕНЬКА. Не пугай ты меня, Катерина. Что с тобой?
КАТЕЧКА (бросается матери в ноги, рыдает). Маменька!
МАМЕНЬКА. Дитятко мое! Кто тебя обидел?
КАТЕЧКА.  Милая маменька, и сама я не знаю… Что это такое и отчего? (Что-то шепчет маменьке в ухо.) В первый и в последний раз сделалось... Только вы тятеньке ничего не говорите.
МАМЕНЬКА (ткнув пальцем в живот). Это место?
   КАТЕЧКА. Да, маменька... как вы угадали...
МАМЕНЬКА. Вот, зятюшка, и сбылось наказание за неведомое обещание. Вдруг сбылось. Да такое, что и сказать неохотно.
КАТЕЧКА. Сама не знаю, отчего такое…
   МАМЕНЬКА. Дитя моё, и не дознавайся: это, может быть, я виновата в ошибке,  я  сейчас  узнать  съезжу. К Ивану Яковлевичу…

Маменька стремительно уходит.

КАТЕЧКА. Маменька!..
             
Катечка остается одна, плачет.
Входит папенька. Катечка пытается скрыть слезы.

ПАПЕНЬКА. Ну, чего заметалась? Отец перед тобой, не зверь лютый.
КАТЕЧКА.  Я так… от неожиданности…
ПАПЕНЬКА. Мать где?
КАТЕЧКА. К Ивану Яковлевичу в сумасшедший дом уехали.
ПАПЕНЬКА. Ясно. (Перекрестился.) А сестры?
КАТЕЧКА. Гулять ушли.
ПАПЕНЬКА. Ишь, гулены. А ты чего ж?
КАТЕЧКА. Не хочется, что-то...
ПАПЕНЬКА. Оно и хорошо, что не хочется. Скромнее будешь. Я по площади шел,  Лария с Сергеем видел. Наработались. Сказали к обеду придут. Распорядись там у кухарки. Да, что ты сегодня, какая кислая? Не заболела?
КАТЕЧКА. Нет, папенька, я здорова.
  ПАПЕНЬКА. Ну и слава Богу.

Папенька идет к выходу.

КАТЕЧКА. А вы теперь куда, папенька?
ПАПЕНЬКА. Недалеко. В магазин спущусь. Куда мне ещё...

Папенька уходит.
Из другой двери появляется Ларий.

ЛАРИЙ. А я к себе поднялся, смотрю, Капы нет. У вас она что ли?
КАТЕЧКА. Нет, она с Олечкой гулять пошла.
ЛАРИЙ. А ты чего ж от сестер отстала?
КАТЕЧКА. Голова болит…
ЛАРИЙ. С чего бы это у такой молодой? Голова болит! Ты это смотри… ты к этому не привыкай, это не хорошо…  Нам бы, Катечка, пообедать с Сережей.  Распорядись там…
КАТЕЧКА. Я сейчас… (Уходит.)

Ларий берет гитару.

ЛАРИЙ (Играет, поет). Во саду ли, в огороде
Девица гуляла,
Она ростом невеличка,
Собой круглоличка.
За ней ходит, за ней ходит
Удалой молодчик,
За ней носит, за ней носит
Дороги подарки. 
Подарю тебя, милая,
Дорогим подарком,
Дорогим, душа, подарком,
Жемчугом, китайкой»…

Входит маменька.

МАМЕНЬКА. Всё поете…
ЛАРИЙ. Да отчего бы не петь?
МАМЕНЬКА. Не до песен нам теперь…
ЛАРИЙ. Да от чего же так?
МАМЕНЬКА. Ох, не знаю как и обмолвится. Катечка-то у нас… (Шепчет зятю на ухо.)
ЛАРИЙ. Да не может того быть! Да нет!..
МАМЕНЬКА. Да как же нет, когда – да! Я уж и у Ивана Яковлевича была…
ЛАРИЙ. Да к чему же ему-то про то знать? Вы бы ещё всему городу рассказали.
МАМЕНЬКА. Да как же ему, чудотворцу, не сказать, когда у нас с ним такая ошибка получилась.
ЛАРИЙ. С ним? Какая ошибка?
МАМЕНЬКА. Мы же с отцом-то на Капочку ему записку подавали.
ЛАРИЙ. Ничего не понимаю – какую такую записку на Капочку?
МАМЕНЬКА. Чтоб Иван Яковлевич молился за неё. Мол, рабе Капитолине отверсть ложесна…
ЛАРИЙ. Вот, значит, как…
МАМЕНЬКА. Да что уж тут такого? Капочка, чай, замужняя жена. А деток нет…
ЛАРИЙ. Ну, ладно…  И при чем тут Катечка?
МАМЕНЬКА. Как же. Я как про Катечку узнала, тут на извозчике полетела к Ивану Яковлевичу.  Покажите,  - говорю, - мне записку нашей просьбы, о чём батюшка для нас просит рабе божьей плод чрева: как она писана?  Присидящие поискали на окне и подали. Я взглянула и мало ума не решилась. Что ты думаешь? Действительно ведь  всё  вышло  по  ошибочному  молению,  потому  что на место рабы божьей Капитолины,   там  писана  раба  Катерина,  которая  ещё незамужняя девица. Она записана. Жёнки те мне говорят: поди же, какой грех! Имена очень сходственны... Капитолина – Катерина! Но ничего, это можно поправить. А я им: Э, нет, врёте, теперь вам уж не поправить: Кате уж вымолено. И разорвала бумажку на мелкие частички. Главное, Ларик, чего боюсь-то я – как батюшке сказать? Он такой человек, что если  расходится, то его мудрено унять. Мне, зятек,  одним  умом  этой беды не обдумать. Ты хотя  неверующий,  однако,  могут  и в тебе быть какие-нибудь  чувства,  -  пожалуйста, пожалей ты Катю, пособи мне, скрыть её девичий грех.
ЛАРИЙ. Извините,  пожалуйста,  вы хотя моей жене мать, однако, во-первых, я этого  терпеть  не  люблю,  чтобы  меня безверным считали, а во-вторых, я не понимаю  - какой же тут причитаете Кате грех, если об ней сам Иван Яковлевич столько  времени  просил?  Я  к  Катечке  все братские чувства имею и за неё заступлюсь, потому что она тут ни в чём не виновата.
МАМЕНЬКА. Ну... уж как ни в чём?
  ЛАРИЙ. Разумеется,  ни  в  чём.  Это  ваш  чудотворец всё напутал, с него и взыскивайте.
   МАМЕНЬКА. Какое же с него взыскание! Он праведник.
   ЛАРИЙ. Ну, а если праведник, так и молчите. Пришлите мне с Катею три бутылки шампанского вина.
    МАМЕНЬКА. Что такое?
    ЛАРИЙ. Три  бутылки  шампанского. Одну ко мне сейчас, сюда. А две после,  куда  прикажу,  но  только  чтобы  готовы были и во льду стояли заверчены.
    МАМЕНЬКА. Бог  с тобою. Я думала, что ты только без одной веры. А ты  святые  лики изображаешь, а сам без всех чувств оказываешься... Оттого я твоим иконам и не могу поклоняться.
ЛАРИЙ. Нет, вы насчёт веры оставьте. Это вы, кажется, сомневаетесь. И всё по естеству  думаете - будто  тут  собственная  Катина причина есть. А я крепко верю,  что  во  всём  этом  один  Иван  Яковлевич причинен. А  чувства мои вы увидите, когда мне с Катею сюда шампанское пришлёте. Да смотрите, чтоб никто нашему разговору не помешал.

Маменька крестясь и причитая, уходит.
Ларий остается один.

ЛАРИЙ  (задумчиво напевает). Подарю тебя, милая,
        Дорогим подарком,
Дорогим, душа, подарком,
Жемчугом, китайкой…

Входит Катечка с подносом. Ставит его на стол. Утирает слезы.

ЛАРИЙ (подходит, берет её за руки, усаживает, смотрит ей в глаза, плачет). Скорблю,  голубочка моя, что с тобою случилось. Подавай мне скорее наружу все твои тайности.

Катечка молчит, опускает голову.

ЛАРИЙ. Однако дремать с этим некогда – шепни на ушко, как все получилось, как сшалила?
   
Катечка шепчет Ларию на ухо.

ЛАРИЙ. Так. И дальше чего?

Катечка опять шепчет.

ЛАРИЙ. Ну, это понятно. А ты вот все мне он, да он, говоришь, а кто он-то?

Катечка шепчет.

ЛАРИЙ (хлопнув себя по коленам, поднимается).   Вот оно как? Ну, я ему!

Катечка в испуге закрывает свой рот руками. Глядит на Лария умоляюще и испуганно.

ЛАРИЙ. Ладно, голубочка моя, успокойся. Иди к нам наверх и сиди там, пока я тебя не позову. Терпения наберись – может долго сидеть-то придется. Иди.

Катечка уходит.
Тут же, с заплаканными лазами, входит маменька.

ЛАРИЙ (обнимая её). Ну, не бойтесь, не плачьте. Авось, Бог поможет.
   МАМЕНЬКА. Скажи же мне, кто всему виноват?
   ЛАРИЙ (погрозив ей пальцем). Вот  это  уж  нехорошо. Сами вы меня постоянно неверием попрекали, а теперь,  когда  вере  вашей  дано  испытание,  я вижу, что вы сами нимало не верите. Неужто вам не ясно, что виноватых нет, а просто чудотворец маленькую ошибку сделал.
   МАМЕНЬКА. А где же моя бедная Катечка?
   ЛАРИЙ. Я  её  страшным  художническим  заклятьем  заклял. Она, как клад от аминя, и рассыпалась. 
МАМЕНЬКА. Ой!
ЛАРИЙ. Я ей к нам подняться велел. Небось, от первого отцовского гнева убережем… 
МАМЕНЬКА. Прости меня, - в тебе нежные чувства есть.
ЛАРИЙ (прихватив шампанское). Однако, маменька, я отлучусь ненадолго. Мне еще кое с кем, до папенькиного прихода, серьезно переговорить надо и распоряжения сделать.

Ларий уходит.

МАМЕНЬКА. Ахти мне!  (Зовет кухарку.) Настя, подавай самовар. Сейчас сам придет, а у нас чай не готов.

Кухарка накрывает стол.
Появляются Капа и Олечка.

КАПА. Маменька, мы озябли! Тоже чаю хотим.
МАМЕНЬКА. Не до вас мне сегодня, Капа. Поднимайтесь к себе, там чаи распивайте.
ОЛЕЧКА. Случилось что?
МАМЕНЬКА. Ничего, ничего. Сейчас папенька придет. Идите к себе.

Капа и Олечка не уходят.

КУХАРКА. Да идите вы, идите с  глаз.
ОЛЕЧКА. А Катечка где?
МАМЕНЬКА. У Капы наверху. Идите уже…
ОЛЕЧКА. Идем,  Капочка. (Капе.) У Катечки спросим, что тут у них случилось…

Сестры уходят.

МАМЕНЬКА. Идет, идет…
КУХАРКА. Ой. Господи, что-то теперь будет! Защити нас царица небесная! (Убегает, чуть не сбив в дверях папеньку.)
ПАПЕНЬКА. Экая коблища безглазая!

Папенька садится за стол. Маменька наливает ему чай. Папенька громко тянет его с блюдечка.

ПАПЕНЬКА. Что-то у нас сегодня тишина какая? Никто не встречает. Аль напроказили чего?
МАМЕНЬКА. Да ничего, вроде, не проказили. Чай-то как тебе нонче?
ПАПЕНЬКА. Ничего чай, мокрый. Остальые-то где? Али сыты?
МАМЕНЬКА. Спасибо, батюшка, оченно сыты.

Входит зять Ларий. Маменька вскидывает на него глаза. Ларий делает ей успокаивающий жест.

ПАПЕНЬКА. Ларий, иди, мой друг, со мной чай пить. Напьемся, да пойдем часослов читать в пятьдесят два листа.
МАМЕНЬКА. Господи, прости нас грешных.
ЛАРИЙ. Да, что, папенька, чай. Чаю я сегодня уж изрядно накушался. А не выпить ли нам шипучего? Под пятьдесят два листа оно и удобнее…
ПАПЕНЬКА. Мать, вели нам шипучки подать…
ЛАРИЙ. А и не извольте беспокоится, пойдемте, там у меня бутылочка шампанского уж приготовлена…

Ларий уводит папеньку.

МАМЕНЬКА (драматическим шёпотом). Настя, уноси скорее посуду от греха!

Ларий выглядывает в дверь, показывает всем знаками «Тихо!», скрывается.
Кухарка тихо, на цыпочках, начинает убирать посуду.
Появляются испуганные Капочка,  Катечка и наивная Олечка.
Маменька тут же машет на них руками, гонит с глаз.
Катечка убегает сразу. Капочка застывает у стенки, Олечка прячется за ней.
Маменька подходит к двери, подслушивает.

МАМЕНЬКА. Сели…  Бу-бу-бу, бу-бу-бу… не понять.
Маменька отходит от двери, ходит вкруг стола, заламывая руки.
Кухарка продолжает носить посуду.
Вдруг за закрытой дверью что-то звякает.
Все мгновенно замирают.

МАМЕНЬКА. Объявил! Объявил тайну! Теперь начнётся  адское представление.

Первой отмирает Настя и уносится из комнаты с остатками посуды.
Убегает Капочка, но тут же возвращается, чтобы забрать с собой мало что понимающую Олечку.
Маменька сливается со стеной.
В комнату врывается папенька. За ним Ларий.

ПАПЕНЬКА. Шубу мне и большую палку!
  ЛАРИЙ. Зачем это? Куда вы?
  ПАПЕНЬКА. Я в сумасшедший дом поеду чудотворца бить!

Папенька бежит назад в комнату. За ним Ларий.

МАМЕНЬКА (зовет). Настя! Беги скорее в сумасшедший дом. Скажи там, чтобы батюшку Ивана Яковлевича спрятали!

Опять появляются папенька и Ларий.

ЛАРИЙ. Экое вы, папенька, удумали: чудотворца бить! Или забыли, что у вас еще одна дочка на руках, Олечка?
ПАПЕНЬКА. Ничего, той своя доля, а я Ивана Яковлевича сейчас бить хочу. После пусть меня судят.
  ЛАРИЙ. Да я вас не судом стращаю.  А вы посудите, какой вред Иван Яковлевич Ольге может сделать. Ведь это ужас, чем вы рискуете!
  ПАПЕНЬКА. Какой же, вред он может сделать?
  ЛАРИЙ. А как раз такой самый, какой вред он сделал Катечке.
  ПАПЕНЬКА. Полно вздор городить! Разве он это может?
  ЛАРИЙ. Ну,  ежели  вы, как я вижу, все тут неверующие, то делайте, как знаете. Только потом не тужить и бедных девушек не виноватить. 
    
Папенька вдруг сник, упал на стул, и уронил голову на грудь.

ЛАРИЙ.  А я так думаю - лучше, по-моему, чудотворца в сторону, а взять это дело и домашними средствами поправить.
ПАПЕНЬКА. Да я разве против? Только как теперь это дело поправишь? Хорошего-то ничего в голову не идет…
ЛАРИЙ. Хорошие мысли надо искать не во гневе, а в радости.
  ПАПЕНЬКА. Какое, теперь, друг мой, веселие при таком случае?
ЛАРИЙ. А  такое, что у меня есть еще два пузырька шипучки, и пока вы их со мною не  выпьете,  я вам  ни одного слова не скажу. Согласитесь со мною. Знаете, как я характерен.
  ПАПЕНЬКА. Подводи, подводи! Что такое дальше будет?
    
Ларий ударил в ладоши.
В комнату вошел молодой художник Сергей с подносом в руках. На подносе стояли две бутылки шампанского и бокалы. Сергей  поставил поднос  на стол.
Папенька глянул на бутылки, на Сергея, медленно встал и уперся в стол кулаками.

МАМЕНЬКА. Матушка царица небесная!
ПАПЕНЬКА. Умолкни, мать.

Зять  Ларий подтолкнул  Сергея в спину.
СЕРГЕЙ. Виноват! Простите и благословите.
ПАПЕНЬКА (к Ларию). Бить его можно?
ЛАРИЙ. Можно. Да не надобно.
ПАПЕНЬКА. Ну, так пусть он передо мною по крайности на колена станет.
  ЛАРИЙ. Ну, стань за любимую девушку на колена перед батькою.
    
Сергей встал, склонил голову.

  ПАПЕНЬКА (заплакав). Очень, любишь её?
  СЕРГЕЙ. Люблю.
  ПАПЕНЬКА. Ну, целуй меня.
   
Старики и Сергей целуются.

ЛАРИЙ (зовет). Капа, Олечка! Ведите Катечку сюда!

Сестры вводят Катечку. Та сразу бросается перед родителями на колени.

ПАПЕНЬКА. Ну, ну, встань. Не перед иконой, чай.
МАМЕНЬКА. Батюшка, а не пойти ли нам к иконам, благословить надо.
ПАПЕНЬКА. А пойдем, матушка.

Молодежь  уходят в другую комнату.
Старики задерживаются.

МАМЕНЬКА. А ведь красавицы они у нас, отец.
ПАПЕНЬКА. Что и говорить.
МАМЕНЬКА. Теперь не заметим, как и Олечка замуж уйдет.
ПАПЕНЬКА. Это уж не сомневайтесь. Вот как Катечка-то родит, женихи и повалят. Потому что увидят – девицы у нас надёжные. (Уходят.)

Тут же с песней появляется молодежь. Все поют, словно заводя хоровод.

Дивный терем стоит,
И хором много в нем,
Но светлее из всех
Есть хорома одна.

В ней невеста живет,
Всех красавиц милей,
Всех блестящей из звезд –
Звезда северная.

Постепенно мотив «Свадебной песни» М. Глинки перехдит в мотив на современный лад. Поклон.
       Занавес

       КОНЕЦ

Вологда.
2012-16гг.
Iluhov-v@mail.ru