Берег любви

All rights Reserved
iworld@mail.ru

Сценарий художественного полнометражного фильма
Хронометраж 90 минут.

Действие происходит в деревне на берегу Черного моря в середине XIX века.
 
Камера летит над дивными южными горами и искрящимся на солнце заливом.
Затем поднимается над морем и стремительно приближается к дому с террасой.
На террасе стоит немолодой человек и, щурясь от яркого солнца, пристально всматривается в даль.
Там, далеко на выступающей в море скале, он видит изящную девичью фигурку. Девушка раскидывает руки, как птица, взмахивает ими и летит вниз к морю.
 
ГОЛОС ДИКТОРА (за кадром).  Словно за прозрачной завесой, скрывается от глаз моих юность.
 
Камера быстро наезжает на живописную гору, закрывающую море. Потом на деревню, раскинувшуюся внизу.
 
На крыше небольшого дома расположился на атласных подушках в добротном восточном халате молодой еще татарин Осман. Он медленно раскуривает свою красивую редкую трубку, любуясь морским пейзажем. Внизу у дома суетятся по хозяйству женщины. Работник Османа Али принес ведра с водой и принялся за другую работу.
 
На небольшой горе сидит хрупкий юноша — Павел, в рубахе, подпоясанной ремнем с татарским ножом, поджав под себя ноги, и смотрит вниз на пасущихся лошадей.
 
Вдруг юноша стремительно спускается вниз, вцепляется в гриву одного из коней и, запрыгнув на него, несется галопом вдоль дикого морского берега с истошным криком. Потом слезает с  испуганного животного, скидывает одежду и прыгает в воду с большого камня. А там уже плещется целая стайка ребятишек. Брызги, смех, море, солнце!
Один из прибежавших только что к морю ребятишек как веревкой, размахивает убитой змеей, и кидает ее  в круг веселящихся мальчишек. Визг, крики. Только Павел серьезен. Он с интересом рассматривает дохлую змею. Несколько секунд — и все уже оделись. Самый маленький забавно прыгает на одной ноге, вытряхивая воду из уха. Павел, смеясь, берет его за ноги и словно вытряхивает его, как пыльный мешок.
 
МАЛЕНЬКИЙ. Хорош, паныч, трясти-то. Как из селка зайца!.. А то, неравен час, ноженьки оторвешь.
 
Все смеются.
 
Забавная малолетняя компания с почти уже взрослым Павлом легко поднимается в гору.
 
ПАВЕЛ. Айда зверенышей из капканов вызволять!
 
МИТЬКА. Ой, заругают! Ой, побьют!
 
ПАВЕЛ.  Чего тебе-то бояться? Вон, видал, какая штука! (Показывает мальцу нож). Осман подарил. Попробуй тут заругать!
 
МИТЬКА. А все равно боязно! У барсука вон, зубищи какие, а Степан все ж пострашней его будет!
 
РУСЛАНКА. Барсука не жалко, зайчика жалко! Я завсегда, если увижу, — свобожу! Нет… Свободю…
 
ПАВЕЛ (передразнивает). Сво-бодю… Грамотей! Так вот кто, значит, по округе озорует! Смотри, осторожно. Да не хвались каждому встречному поперечному. Уши, чай, не казенные. Ох, надерут!
Ладно, я во-он туда! (Показывает на соседнюю гору).
 
РЕБЯТИШКИ. Ступай один, паныч! Мы лучше к лошадям пойдем.
 
МИТЬКА. Я тут ослов вчера диких повстречал. Целых — два! Нет — три… Или пять.
 
Мальчишки будто бы заинтересовались.
 
Павел махнул рукой и стремительно вбежал на горушку.
 
Солнце уже опустилось низко и пряталось за стволами деревьев, покрывающих гору.
 
Из-за кривого ствола реликтовой сосны  показалась головка крохотного зайчика, попавшего в капкан. Во влажных, заплаканных его глазах отразились боль и ужас.
 
Павел кинулся к нему и с трудом высвободил сломанную ногу зайчонка. Прижал к груди и хотел уже было бежать с ним домой, как ощутил на себе пристальный взгляд человека, смотревшего на него злыми, посверкивающими глазами.
 
СТЕПАН.  Не трожь! Не твое!
 
Павел, как испуганный зверь, пустился наутек. Но в тот же момент на него набросился всем телом мощный Степан.
 
СТЕПАН. Погодь! Я тебя проучу. Ишь ты, добро чужое промышлять!
 
Степан схватил Павла в охапку и стал с силой трясти его. Ремень у юноши лопнул, и татарский нож упал на землю. Не помня себя, Павел все-таки ухватился за него, и что есть силы вонзил острое лезвие не то в плечо, не то в шею нападавшего.
 
Степан залился кровью, рухнул наземь к затихшему тут же зайцу и схватился за шею. Павел, поняв, что произошло, наклонился с окровавленным ножом над Степаном. А тот, собрав силы, что есть мочи отбросил его. Голова Павла с треском ударилась о дерево, и он затих, потеряв сознание.
 
Комната с белеными стенами и небольшими оконцами. Павел открывает  глаза. Молодая женщина с ребятишками смачивает ему голову полотенцем.
 
ПАВЕЛ. Где я? Что со Степаном?
 
ЖЕНЩИНА. Все нормально, паныч. Степан тебя с полчаса как притащил и велел голову намочить. А сам-то в кровище! Но не так страшно, — очухался. Где это вас прихватило?
 
ПАВЕЛ (тщательно обдумывая).  Да так, деревом, пришибло.
 
ЖЕНЩИНА. Подишь ты! Деревом! Хм… Храни Аллах!
 
Утро следующего дня.  По деревенской улице бегут ребятишки. Работник Османа несет тяжелые ведра с водой.
Осман вновь устраивается на подушках на своей крыше и раскуривает трубку.
 
Павел подходит с дому Степана. Осторожно смотрит за дверь. Степан с перевязанной шеей встает из-за стола и подходит к Павлу.
 
ПАВЕЛ (робко).  Я с извинениями.
 
СТЕПАН. Брось. Ничего страшного! Выжил! (Положил тяжелую руку на плечо Павла). И ладно! Люблю таких! …Недолго думал! Как шарахнул ножищем, и готово!  Чаю со мной попей. Проходь в хату.  А это… (показывает на перебинтованное плечо) заживет! Куда ему деваться.
 
ПАВЕЛ (избавившись от смущения).  До свадьбы… Заживет!
 
Степан немного смутился.
 
Через некоторое время Павел собирается уходить от Степана.
 
СТЕПАН (разворачивая небольшой ковер из козлиных шкур).  Вон, смотри какой тебе подарок! Только, чур, уговор — капканы  мои не трогай. Те, что веткой заломанной помеченные.
 
Павел кивает, берет ковер и выходит за калитку.
 
Степан подходит к образам, молится, затем наливает себе водки из штофа и запевает песню.
 
Вечером он, пьяный, в сопровождении малолетних ребятишек идет по деревне и кричит, что есть мочи.
 
СТЕПАН. Кто?.. Николай Чудотворец?! Или Магомет?! Кто сильней?! Я спрашиваю! Нехристи!  Чу-до-тво-рец!.. Я сказал!.. То-то!
 
ДВЕ ПОЖИЛЫЕ ЖЕНЩИНЫ.  Опять напился Степан. Три дня теперь вопросами замучит. Чудило… Вроде порядочный человек, чего пить-то да куролесить?
 
Степан спускается к морю, еле переваливается через край лодки и пытается руками отгрести от берега по лунной дорожке. Потом умиротворенно замирает, увидев яркое созвездие.
Недалеко в заливе с факелами на борту рыбаки ловят рыбу. Осман все еще не ушел со своей крыши и созерцает луну. Мерцают далекие звезды.
 
Утро. Павел идет, насвистывая, по извилистой тропинке среди кипарисов. И вдруг навстречу — словно видение — белокурая девушка в коротком белом платьице с небольшим лотком с бельем. Она в задумчивости совсем не замечает  Павла и пробегает мимо, в зеленые дебри кустов.
Изумленный Павел посторонился и долго смотрел ей вслед, пытаясь хоть на минутку увидеть ее еще раз, мелькнувшую среди  этих зарослей. Потом ноги юноши сами собой помчались в гору.
Павел сел на возвышенности с тем, чтобы понаблюдать, куда пошло это премилейшее созданье.
Девушка подошла к фонтану и стала полоскать белье из лотка. Она была так грациозна!
Павел подождал ее, когда та возвращалась по той же тропинке назад. Но не перенес нахлынувшего непонятно откуда смущения и пустился прочь от юной красавицы.
 
Павел прибежал в свой сад, лег на землю и долго мечтательно смотрел в облака, стараясь различить там это милое личико.
 
Вечер следующего дня.
Павел шел  вдоль моря и любовался разыгрывающейся стихией. По небу заходила черная туча и вот-вот должна была начаться гроза. Поднялся жуткий ветер и гул. Дождь хлынул с такой силой, что погнал юношу в грот, расположенный неподалеку. Молнии располосовали черное небо.
 
В это время Ксения спешила домой. За поворотом дороги, словно нарочно, ее ожидал Степан.
Дорогу им преграждал ручей, разбухший уже от первых потоков дождя.
 
СТЕПАН. Ух, и дождище! Ручей-то, ручей!.. Хоть вплавь плыви.
КСЕНИЯ (игриво).  Что ж! Поплыли! Не ночевать же здесь.
СТЕПАН (зарделся).  Зачем уж так! Плавать-то по грязи?! Чай, не медведи!
КСЕНИЯ. А что медведи?..
СТЕПАН. Не знаю… Так к слову, пришлось…
 
Ксения засмеялась звонко.
Он подхватил девушку на руки, но как-то неловко. Руки его задрожали. Ксения побоялась упасть в воду и обняла Степана за шею. Тот прижал ее к себе крепко-крепко и поцеловал страстно. Ксения вырвалась из его рук, упала в ручей, заплакала, бросилась бежать от него прочь.
Степан остался стоять в недоумении посреди бурного потока.
 
Грот у моря. Гроза. Молнии освещают грот.
Павел был уже в темном, но сухом гроте. В душе у него неожиданно вспыхнула неуемная энергия. Павел запел вдруг бравурную французскую песню.  При новой вспышке молния высветила на входе в грот фигуру девушки. Той самой. Сердце его дрогнуло, и Павел застыл с открытым ртом. А затем прижался к стене.
 
КСЕНИЯ. В такую минуту надо Богу молиться, а ты поешь! Грех!
 
Ксения скинула с мокрых плеч голубую косынку и стала выжимать ее. Потом принялась за подол платья, дрожа от холода.
Павел хотел было прошмыгнуть мимо красавицы и убежать из пещеры, но, зацепившись за камень, неловко упал. Ксения подняла голову и пристально посмотрела на незнакомца.
 
КСЕНИЯ. Чего ты испугался? Погоди, гроза вот-вот пройдет.
 
Тучи медленно уползали за горы. Но дождь не унимался.
 
КСЕНИЯ. Тебе далеко?
ПАВЕЛ. Нет, нет…(Едва слышно пролепетал Павел, сквозь комок в горле).
КСЕНИЯ. Ты где, тут живешь?
ПАВЕЛ. Там…
КСЕНИЯ. Чудной. Что смутился? Грозы испугался?
ПАВЕЛ. Я? …Нет.
 
Раздался мощный раскат грома. Ксения подошла ближе.
 
КСЕНИЯ. Я видела тебя. Ты на даче живешь с дедом, паныч.
 
Павел кивнул в ответ. Наступила гробовая тишина. Он так и не переборол смущения, а она, похоже, разговор продолжать не хотела. Дождь барабанил о камни у пещеры. Гроза действительно затихала. Молодые люди молчали. Ксения опустила глаза, а Павел изредка поглядывал на красивый девичий стан в мокром облегающем платье.
 
ПАВЕЛ (как бы извиняясь).  Пора домой…
КСЕНИЯ.  Иди, я позже пойду.
ПАВЕЛ. Пойду…
 
Небо разъяснилось и море утихло.
 
КСЕНИЯ. Постой. Ты хорошо поешь, очень хорошо.
ПАВЕЛ. Пою…
КСЕНИЯ. Спой мне, паныч.
ПАВЕЛ.  Как это?!
КСЕНИЯ. Так просто и спой. Что здесь такого? (Ксения пристально посмотрела прямо в его глаза, и тот здорово смутился).
ПАВЕЛ. Не… Не могу. Просто так… Не могу я.
КСЕНИЯ. А я-то думала… Ну да ладно, в другой раз, паныч. В другой раз.
ПАВЕЛ (вспыхнул). В другой раз?! Я вас увижу?! Хорошо, непременно… В другой раз!
 
Вечер. Другой день.
Павел пришел к дому Степана. Стучит в окно. Высовывается полусонная голова Степана.
 
ПАВЕЛ. Степан, пойдем сегодня за рыбой в ночь, с огнем?
СТЕПАН. Нельзя сегодня, паныч. Всеж-ки Троицын день. Это ж — работа! А разве в праздник можно работать?
ПАВЕЛ. Ах, вот что. Пойдем просто покатаемся по заливу.
СТЕПАН. Чего в праздник дома не сидится? Чур, только ты на весла?!
 
Через минуту Степан нехотя выносит из дома огромные весла. И оба идут к лодке. Садятся в лодку.
 
СТЕПАН. На праздники кататься не грех, наверное, даже нужно кататься. Ладно, садись за руль. Кататься — не работа. (Гребет). Поверни, руль. Вот так.
ПАВЕЛ (очень робко).  А что за девушка у нас тут живет, на даче? Не знаешь случайно, Степан? Я ее недавно встретил.
 
Степан молча продолжает грести.
 
ПАВЕЛ. Нет, правда?
СТЕПАН. Это Ксения. Она тут живет…
ПАВЕЛ. А кто она такая?
СТЕПАН. Зачем тебе?
 
Павел напряженно молчал с минуту.
 
СТЕПАН (продолжал неохотно). Со стариком, ее барин какой-то привез из Малороссии  и оставил, лет с десяток  тому. Скоро шестнадцать ей.
ПАВЕЛ. Неужто шестнадцать?
СТЕПАН. Богатый барин — питерский, не то московский. Купил им землю, вот и живут теперь. Видел белый домик? Барин им деньги присылает, хорошо живут. Старик ее любит. А кто он ей, не пойму. Может, дедушка? Может просто пристроили его к ней. Ведь сиротка! Да еще — чудная.
ПАВЕЛ. Как это — чудная?
СТЕПАН. Все на скале сидит, цельными днями высматривает в море чего-то, то по лесу рыщет, то в лодчонку сядет, да чуть ли не в шторм…Глупая…
ПАВЕЛ. Глупая?
СТЕПАН. Нет, это я просто к слову. Не глупая, — умная! Сердобольная чрез меру… Чудная! (Степан так блаженно закатил глаза, что Павел понял что-то такое, что ему бы вовсе не хотелось понимать).  …Хорошая. Ни одного нищего не пропустит, напоит, накормит.
 
День. Беседка. В белом платье сидит Ксения и плетет бечеву. Павел увидел ее, проходя мимо, но повернул и осторожно подошел сзади.
 
КСЕНИЯ (чувствуя, что позади нее Павел). Чего прячешься. Проходи, садись, места много. Ты искал меня?
ПАВЕЛ (смущенно). Нет, не искал. Просто к Степану шел.
КСЕНИЯ. К Степану? Какой у тебя интерес?
ПАВЕЛ. Да так, просто.
 
Плетение упало из рук Ксении, и они разом нагнулись за ним. Их головы несильно столкнулись. Волосы Ксении коснулись лица юноши. Павел невольно отстранился от них.
 
КСЕНИЯ. Поможешь мне хворосту набрать?
ПАВЕЛ (радостно). Конечно, пойдем. И домой принесу, хочешь?
КСЕНИЯ. Я сама, где тебе, панычу, нежному. Тебе только песни петь. Спой-ка мне еще!
ПАВЕЛ. А вот и принесу, до самого дома. А петь не буду сейчас. Потом как нибудь.
КСЕНИЯ (убегая в гору). Догоняй!
 
Молодые люди бегут наперегонки по лесной тропинке.
 
Вдруг Ксения нагнулась, увидев лежавшую на земле мертвую птичку.
 
КСЕНИЯ. Бедняжечка. Сердечная, бедная (запричитала она).
 
Потом взяла ее за оттопыренное крыло и положила под куст, засыпав листвой. Потом посмотрела на Павла, и, повеселев уже, бросилась убегать.
 
Так они поднялись в гору и стали собирать хворост, обвязывая его бечевой.
Павел стал на  пень, как на сцену, и запел, как в опере. Чистый и сильный голос его поднялся над лесом и лазурным морем. Ксения заворожено смотрела на него с любовью.
Когда песня закончилась, она подошла к Павлу и положила свои руки на его плечи.
 
КСЕНИЯ. Хорошо!..
 
Так они стояли с минуту. Их сердца бились так, что, казалось, их биение слышали горы. Потом Ксения отпрянула и побежала. Павел отчего-то не посмел последовать за ней. А та упала на поляну с белыми цветами, закрыла лицо руками и заплакала.
Павел нашел ее лежащей здесь. Он присел над ней, но Ксения отвернулась от него.
 
ПАВЕЛ. Что ты, милая?
КСЕНИЯ. Уйди, уходи, я сама донесу. Прошу тебя, не сердись. Я сама. Прощай.
 
Павел, ничего не понимая,  отошел  в сторону и скрылся за деревьями.
Над морем вились белые чайки.
 
Вечереет.
На горе стоит беленький небольшой домик.
Павел подходит к дому, где живет Ксения. У  калитки его встречает ее дедушка. Только в дом не пустил.
У деда длинные седые хохлатские усы и черная шапочка из барашка, молодцевато сидящая на нем.
 
ДЕД. Здравствуйте. Вы верно к Ксении? Так ее нет. Вы, значит приезжие, на отдыхе здесь?
ПАВЕЛ. Да-с, приехали, лечиться и купаться в море.
ДЕД. То-то! А я уж удивился, зачем в такую глухомань вас занесло.
ПАВЕЛ. Нет, хорошо здесь, жаль, что мы сюда не навсегда.
ДЕД. Как так? (Изумился старик). Да что вы тут такого приятного нашли?
ПАПЕЛ. Как что, помилуйте! Посмотрите, какое великолепие!
ДЕД. Да что же!? Тут ничего и нету: горы да море. Море да горы.
ПАВЕЛ. Так это и есть великолепие! И горы, и море! Рай!
ДЕД. Что  в море такого? Вода одна… Да и то, разве это вода?.. Не напиться даже.
Странно. Странно. Ну, батюшка, кроме вас да Ксении никто мне не хвалил этих мест. Положим, Ксения и не видела ничего более. А вы-то, батюшка, вы-то! Чай, свет повидали?
ПАВЕЛ. Повидал малость.
ДЕД. Кабы моя воля, так бежал бы отсюда без оглядки. Стар стал, сильно стар. Вот, цветочки развел да кусты (показывает свою клумбу). Для Ксении на радость.
 
Павел поклонился старику и пошел к берегу. На скале виднелась одинокая девичья фигурка.
Павел подошел к Ксении. Она, не видя его, продолжала сидеть на скале и смотреть на море. Наконец, глубоко вздохнув, она заметила Павла и тихо вскрикнула от неожиданности.
 
ПАВЕЛ (присев). Я испугал тебя?
КСЕНИЯ. Нет. Я… Так… Задумалась… (Лицо ее зарделось от смущения). Ты, паныч, не сердись на меня за вчерашнее, не смейся.
ПАВЕЛ. Чему же смеяться?..
КСЕНИЯ (отвернувшись к морю). Я была такая смешная. Ах, как было чудно, когда ты пел. Как в церкви! Как «Иже херувимы»! Нет, лучше! Так необыкновенно! Ей Богу! Хорошо! Ты сам каким-то другим стал! Хорошим, хорошим! (Она вновь сильно смутилась). Ой, ты смеяться теперь будешь… Ты не смеялся вчера?
ПАВЕЛ. Нисколько.
КСЕНИЯ. И не сердился?
ПАВЕЛ. Да за что же! Полноте.
КСЕНИЯ. Ей Богу?
ПАВЕЛ. Ей Богу, ей Богу!..
 
Ксения сделалась веселой и игривой. Она подошла к краю страшного обрыва и стала так, что ее маленькая босая ножка обрисовалась на фоне моря. Павел невольно вскрикнул.
 
КСЕНИЯ. Что с тобой?
ПАВЕЛ. Упадешь!
КСЕНИЯ. Куда?
ПАВЕЛ. Да туда, вниз, в море!
КСЕНИЯ (засмеялась). В море?
ПАВЕЛ (сердито). В море! Разобьешься!
КСЕНИЯ. Смешно, да как же я разобьюсь?! Я с детства здесь, на скале! Это моя стихия! Мой мир! Мое царство! (Ксения задорно рассмеялась).
ПАВЕЛ. И я сегодня в твоем царстве! Нарушил твой покой…
О чем ты думаешь, здесь, на скале? О чем мысли твои, Ксения?
КСЕНИЯ. Не знаю. О мире, о Боге, наверное. Трудно объяснить… Здесь мой храм. И, наверное, я  здесь молюсь.
ПАВЕЛ. Молишься?
КСЕНИЯ. В церкви поневоле надо, а одной как-то лучше. Ведь Бог везде видит.  Вот горы, море, облака — все Господь сотворил!  Как не помолиться?..
 
Вечереет. На фоне догорающего неба Осман на крыше открыл свои ладони небу и поклонился солнцу.
 
ОСМАН (едва слышно). Аллах акбар.
 
День. Берег моря. По кромке воды босиком идут Ксения и Павел.
 
КСЕНИЯ. А ты степи видел?
ПАВЕЛ. Без конца и края! Как море!
КСЕНИЯ. А в Петербурге красиво?
ПАВЕЛ. Что за вопрос? Красиво, конечно. Северная Пальмира, — одно сравнение!
КСЕНИЯ. Пальмира… Красиво… Я бы хотела хоть одним глазком посмотреть. Только это далеко. А еще я про Иерусалим много хорошего слышала. Вот бы куда поехать! Только как?
 
Павел и Ксения подходят к лодке, привязанной к большому камню.
 
ПАВЕЛ. Запросто! Давай уплывем в твой Иерусалим. Прямо сейчас! Вот на этом славном корабле.
КСЕНИЯ (встает на нос лодки, раскинув свою косынку, как парус, смеется).  Разве это корабль?!.. Да здравствует парус! Вперед, мой капитан!
 
Павел ловко начинает грести. И лодка уже в центре залива. На дне лодки бьется маленькая рыбешка.
Лодка стала огибать скалу. Ксения сидела на руле и восторженно смотрела на Павла.
На скале стоял мрачный Степан, выглядывая из-за куста. Павел случайно увидел его и отвел глаза. Ему отчего-то стало очень неловко. Лодка удалялась от скалы.
 
КСЕНИЯ. Что с тобой?
ПАВЕЛ (посмотрев на скалу, не обнаружил Степана, и из уст его вырвалось).  Слава Богу…
КСЕНИЯ. Что, слава Богу?
ПАВЕЛ (смутившись). Так, ничего.
 
На горизонте появился парусник. Ветер надувал тугие паруса. Ксения оживилась.
 
КСЕНИЯ. Смотри, смотри, Павел!
ПАВЕЛ. Корабль! Плывет!
КСЕНИЯ (улыбнулась). Нет, не корабль!
ПАВЕЛ. Парусник?
КСЕНИЯ. Не корабль, не парус — человек! Человек распустил свой парус! И идет под ним! Счастливый, как птица летит! (Распростерла она свои красивые руки встреч паруснику).
Эх, взяла бы я корабль, сказала бы «прощай» своему старому. Прощай! Все прощай! И полетела бы как птица! (Помолчав.) Но нет у меня ни корабля, ни паруса… Да и дед не отпустит, — зачем, куда плыть? На какую Родину? Да и где она? Родина…
 
Павел хотел было возразить ей, но не стал. Их лодка причалила к берегу, и Ксения, опершись на руку юноши, сошла на берег. Оступившись немного, от качки она упала в объятия Павла. Секунда… и, отстранившись от него, посмотрела ему прямо в глаза.
 
КСЕНИЯ. Спасибо, милый. Прощай.
 
Околдованный ее взглядом, Павел долго еще стоял на берегу с веревкой от лодки в руках и смотрел на удаляющуюся фигуру девушки.
 
Ночь. Дом Павла. Павел лежит на кровати. И грезится ему Ксения.
 
ПАВЕЛ (шепчет в полудреме). Милая, милая, любимая моя Ксения.
 
Свеча горит у темного оконца. Ее свет отражается тусклыми бликами на стенах и искорками в глазах юноши. Потом он встает с кровати, берет перо и бумагу, пытается писать что-то. Но ничего не получается. Павел выходит в ночной сад, вдыхает полной грудью свежесть ночи. Садится на скамеечку и вскоре сидя засыпает на ней.
 
Шумная деревенская улица. Стадо баранов прошло под восхищенными взглядами ценителей — стариков.
 
СТАРИКИ. Хорошие у Ахмета бараны. Хорошие…
А у Ивана черные тоже хороши…
Хороши у Ивана. Хороши…
Арбузы сегодня бледные какие-то! Бледные.
Ночь была прохладная. Раньше такого не было, старики говорили… Да, да…
 
По улице пронеслось несколько лошадей. От стука их копыт проснулся спящий Павел и встал со скамейки, выглянув на улицу.
 
СТАРИКИ (увидев табун лошадей, проносящийся мимо них). Осман, наверное, с крыши слез. Как слезет с крыши — прямо беда. Уж не слезал бы с крыши. А то его работник перестает с работой справляться, как тот решит ни с того ни с сего делом заняться. И смех и грех!  Нарочно не придумаешь!
 
Табун понесся к площади у фонтана. Там много народа: женщины, дети.
Ксения стояла и о чем-то говорила с пожилой татаркой, когда увидела лошадей, несущихся прямо на ребенка — шалуна лет трех, убегавшего от матери. Ксения, не долго думая, бросилась навстречу первому коню, и тот, как вкопанный, остановился прямо возле ребенка.
Народ на площади мигом замер.
Немая сцена.
Потом все загалдели и заорали, осознав, что произошло.
Ксения обняла малыша, но сознание ее помутилось, и она упала тут же, у ног уже успокоившихся лошадей.
Через всю площадь бежал к ней Степан. Присел над ней, осторожно пошлепал ее по щекам, схватил в охапку и понес к фонтану. Там стянул с плеч одной из бабок платок, намочил его в фонтане и стал протирать лицо Ксении.
В это время с конца улицы бежал к фонтану Павел. Он отстранил Степана и взял головку Ксении в руки.
 
ПАВЕЛ (чуть не рыдая). Что с тобой?! Больно? Больно голове?
 
Ксения пошевелила рукой и открыла глаза. На нее смотрели с тревогой Степан  и Павел.
Несколько человек обступили их со своими советами. Женщина с тем самым спасенным  ребенком продралась через толпу, взяла руку Ксении и приложила ее пальцы к губам своего малыша.
 
КСЕНИЯ (открыла глаза и улыбнулась). Все хорошо, слава Богу! Павел! Спасибо…
 
Степан отвернулся и пошел, понурый,  к своему дому.
 
ЖЕНЩИНЫ. Чего-то со Степаном? А что — чего?
От работы оторвали… Вот, и пошел себе. А что здесь — чего?
Османов работник заболел, чи ни?.. Лошади его, кажется?!
Распустили лошадей…
 
С деревенской площади расходятся люди. Наши герои держатся за руки, сидя у фонтана.
 
КСЕНИЯ. Приходи сегодня вечером на мою скалу. Приходи.
 
Вечереет.
Павел проходит мимо дома Степана. Останавливается у горящего окна. Смотрит. За столом полулежа сидит Степан. Перед ним бутылка. Степан пьян.
Павел проходит мимо дома Османа.
 
ОСМАН (нежно поглаживает морду коня). Зачем бежал? Зачем шалил, шайтан? Разве Осман тебя не любит?… (По-татарски).
 
Павел стоит на скале и смотрит на мерцающее море в лучах заката. На лодчонки рыбаков на заливе. Вдруг послышались осторожные шаги и хруст веток. Это Ксения.
 
КСЕНИЯ. Я нарочно хотела, милый, чтобы было совсем темно.
ПАВЕЛ. А я думал, что ты забыла…
КСЕНИЯ. Что ты. Говорю, хотела, чтобы совсем темно…
ПАВЕЛ. Что такого можно сказать, только когда темно?..
КСЕНИЯ. Ну, когда темно, тогда…
ПАВЕЛ. Ну…
КСЕНИЯ (еле внятно). Тогда… Лица не видно…
Милый, милый мой паныч. Так много сказать тебе нужно… Я… Я, знаю, как ты любишь меня! И я…
ПАВЕЛ (еле слышно).  Любишь?..
КСЕНИЯ. Нет… То, есть, не нет… совсем не нет!  Да! Но… Я решила тебе сказать… Словом… Я собираюсь пойти…
ПАВЕЛ (с легким недоумением).  Куда пойти?
КСЕНИЯ. В Иерусалим…
ПАВЕЛ (пораженный). Как? Зачем?! В Иерусалим?! Да ты знаешь, как это далеко, как туда трудно добраться?! Ты шутишь?
КСЕНИЯ. Нет, не шучу… Зачем шутить? Чем же тут шутить…
ПАВЕЛ (разочарованно). И когда же ты собираешься? Идти?..
КСЕНИЯ. Не знаю…Как только будет можно. Я же не одна. (Она глубоко вздохнула).
ПАВЕЛ. И как тебе такое в голову могло прийти?
КСЕНИЯ. Видишь ли, милый, так Господь, верно, сам устроил. По его воле так выходит.
ПАВЕЛ. И верно, чудная!
КСЕНИЯ (словно не слыша его). Захотелось мне птичкой стать и улететь в далекие края.
ПАВЕЛ. А как же я?
КСЕНИЯ. Ты?..
ПАВЕЛ. Я… Я люблю тебя…
КСЕНИЯ. И я тебя люблю. И там, в Земле Святой, буду тебя любить…
У нас один монах, странник божий Серафим, в доме останавливался. Пришел за тысячу верст!.. Так он хорошо рассказывал о Гробе Господнем. О таких чудесах — дух захватывает! Сердце трепещет! Там тыщи народа со всего света! Его рассказ мне в душу запал. Вот теперь молюсь, чтобы свершилось чудо. Ах, как хочется пойти туда! А свершится ли? Свершится?..
ПАВЕЛ (с легким недоумением смотрит на Ксению). Не знаю…
КСЕНИЯ (изменив настроение и тему). Научишь читать меня, Паныч? Очень нужно! (Видит улыбку парня). Ну, что здесь такого, смешного? Я темная, да?.. Темная?..
ПАВЕЛ (гладя девушку по белокурой головке). Ты моя светлая! (Потом, как строгий учитель).  Приходи утром на нашу лодку. Начнем твое обучение. Думаю, что из тебя выйдет прилежная ученица. Ой (показывая на небо)! Смотри, какая звезда яркая!..
 
Две юные фигуры стоят, взявшись за руки, на фоне вечернего неба и моря.
 
Утро. Залив. Лодка. В лодке Павел и Ксения с книгой.
 
ПАВЕЛ (медленно и выразительно читает). «Несколько лет тому назад в одном из своих поместий жил старинный русский барин, Кирилла Петрович Троекуров…»
КСЕНИЯ. Погоди. Дай я посмотрю, как это написано?
ПАВЕЛ (разворачивая книгу к Ксении). Вот… Написано…Старинный русский барин…
КСЕНИЯ. Хорошо написано, ясно, красиво. Ой, буковки так и скачут на волнах.
ПАВЕЛ (показывая пальцем в книгу). Это буква «Н» — Никола. А это — «Е», Елена, значит.
КСЕНИЯ. Здорово! Как интересно придумано! (Читает). Не… Не-сколь-сколь-ко. (Задумалась). А что будет, через несколько лет… тому вперед?
ПАВЕЛ. Так не говорят: «Несколько лет тому вперед…»
КСЕНИЯ. Как так не говорят? Я же говорю.
ПАВЕЛ (задумался и зачесал в затылке). Хм… Ну… Я не знаю, право, как вас учить. Верно, в лодке качает сильно…
КСЕНИЯ. Нет, нет, ничего, извините…
 
Вскоре причалив лодку, молодые разлеглись на мокром песке и, болтая ногами по набегающим волнам, продолжали читать. Павел читал, Ксения повторяла вслед по слогам.
 
ПАВЕЛ. «Прошло несколько времени, а здоровье бедного Дубровского все еще было плохо…»
Ты, знаешь (Павел задумался, отложив книгу не песок), Степан стал грубым со мной, и почти не здоровается. Пьет каждый божий день. Сегодня шел мимо его сада, так он чуть лопатой в меня не швырнул, такое у него выражение лица было. Верно бы, и ударил! Странно, ведь мы не ссорились с ним. Наоборот.
КСЕНИЯ. И ко мне он дурно относится. Но, почему мы не в ладу, я тебе не скажу, и говорить о нем с тобой не хочу. И никогда не стану. Бог с ним. Давай читать… (Ксения задумалась о чем-то). А звезды?..  Почему ты мне говорил, что они не такие маленькие, как кажутся человеку?
ПАВЕЛ (строго). Сейчас не время. Астрономию мы будем вечером изучать. А географию с историей уж не раньше, чем завтра, пожалуй.
КСЕНИЯ (повернувшись лицом к Павлу — глаза в глаза). Милый, милый, милый, милый, милый…
 
В это самое время случайная волна набежала на книгу, лежащую на песке, и наши герои, взвизгнув, принялись ее вызволять из воды.
 
У дома Степана. Через час.
Павел, проходя мимо, заметил его, согбенно сидящего в саду на бочке под деревом. Возле Степана лежала рубаха, перепачканная в крови. Переломанная рука висела, подвязанная на полотенце.
 
ПАВЕЛ (с тревогой). Степан! Степан, где ты руку?..
СТЕПАН (грубо). Что тебе до этого, ступай куда надо. Не лезь в душу!
ПАВЕЛ. Помилуй, Степан, отчего ты так со мной? Скажи!
СТЕПАН. Скажи, скажи…Что мне с тобой говорить? Мне с тобой говорить не о чем.
ПАВЕЛ. Я не знаю, в чем виноват перед тобой. Я у тебя ничего и никого не отнимал.
 
Степан странно посмотрел на Павла.
 
ПАВЕЛ (твердо). Да, никого! Она и прежде с тобой не зналась. Стало быть, ничего не изменилось. И я ни в чем не виноват!
СТЕПАН (привстав). Не виноват?! Да я! Кабы не грех, давно бы кончил с собой! (Махнул здоровой рукой). Уйди! Сделай милость, уйди!
ПАВЕЛ. Зачем ты хочешь рассориться со мной? Если я не виноват… ни в чем.
СТЕПАН (помедлив).  Эх, паныч, знаю я… Да пойми ты! Сердце мое уж не лежит к тебе. Противен ты мне теперь, ненавистен! Убил бы, кажется, не раскаялся! Уйди! Уйди!
ПАВЕЛ. Да ведь я, все-таки…
СТЕПАН (закричал). Ступай же! Не мучь!.. (Павел развернулся). Стой! Помни только… хорошо помни… Загубишь ее, то… я тебя загублю! Дьяволу душу продам, но загублю!
 
Павел пошел прочь, но изумился, увидев Ксению у порога дома Степана.
 
КСЕНИЯ. Что с ним? Сломал руку? Мучается? На всю деревню слух идет!
ПАВЕЛ. Да, он мучается, только он не от руки…
 
Ксения глянула на Павла, понурилась и тихо пошла по дороге. Павел пошел за ней.
 
СТАРУШКА — СОСЕДКА СТЕПАНА (Ксении и Павлу вслед).  Мучаются тут всякие! Пьяный напился ваш Степан, да упал с крыши. Не орел! Ирод! Замучил пьянством своим.
КСЕНИЯ (Павлу, чуть помолчав). Ах, милый, ты вот любишь меня, а не так, как Степан. Твоей любви я не боюсь, а Степан на меня только страх наводит.
ПАВЕЛ. Ведь вы были с ним когда-то в  ладу?
КСЕНИЯ. Да, только давно. Год тому назад. Не люблю я про это… И думать не люблю…
ПАВЕЛ. Так и не рассказывай.
КСЕНИЯ. Тебе нужно. Пусть ты будешь знать…
Раз в грозу, помнишь ту, нашу грозу, — мы повстречались с ним у ручья. Он взял меня на руки перенести на другой берег. Ты, знаешь, как маленький наш ручей в бурную реку превращается во время грозы?!
ПАВЕЛ. Да ну?
КСЕНИЯ. Да! Прямо потоп какой-то! А не ручей!
ПАВЕЛ. И?..
КСЕНИЯ. Взял на руки, обнял, как-то… нехорошо обнял… Ах дурно, нехорошо меня поцеловал. После того случая я стараюсь избегать встречи с ним. Он это заметил, и тоже сторонится меня. Вино начал сильно пить.
ПАВЕЛ (задумался).  Поцеловал?..
КСЕНИЯ. Очень мне он противен стал. Сам большой, руки как железные. Лицо странное… Да и пьет! Правда, иногда мне его очень жаль. Особливо, когда смотрит на меня со своей тоской. Зачем он не любит меня, как ты или как я?
ПАВЕЛ. Он так же и любит. Любовь одна.
КСЕНИЯ. Нет, милый, я думаю, она разная… Ты не смейся! Право! Вот я дедушку своего люблю сильно и тебя сильно-пресильно. Но любовь все-таки разная. Вот дед сейчас дома сидит, а мне спокойно. А ты домой пойдешь, мне станет неловко, неуютно, неспокойно, будто половину меня ты с собой унес. Тебя мне хочется все видеть и видеть, все слышать и слышать подле себя. (Взяла руку Павла в свою руку). Я люблю тебя даже рукой слышать… Ну а ты как меня?
ПАВЕЛ. Право, не знаю. Не думал… Как объяснять.
КСЕНИЯ. Дай руку. (Павел подал ей другую руку, и Ксения сжала ее в своих руках). Чувствуешь? Чувствуешь?
ПАВЕЛ (не понимая). Что?
КСЕНИЯ.  Ничего. Прощай, домой мне надо.
ПАВЕЛ. Когда увидимся?
КСЕНИЯ. Не знаю.
ПАВЕЛ. Вечером на скале?
КСЕНИЯ. Хорошо.
 
Вечер. Скала. Одинокий Павел сидит и ждет Ксению. Солнце заходит. Деревня погружается во тьму.
Осман смотрит со своих подушек на море и курит в задумчивости свою трубку.
Павел один на скале. Ксения не пришла.
Затемнение.
 
Шумный деревенский базар.
По базару идет Павел с корзиной, в которой молоко, фрукты и хлеб, высматривая кого-то.
Увидел Ксению, покупающую хлеб. Помахал ей рукой. Ксения обратила на него внимание, но не подошла. Павлу пришлось догонять ее.
 
ПАВЕЛ (хватая ее за руку). Здравствуй, милая.
КСЕНИЯ (скупо). Здравствуйте, паныч.
ПАВЕЛ. Что с тобой? Что произошло? Почему не пришла третьего дня? Ты стала сторониться меня?
КСЕНИЯ (отстраненно). Не пришла… Прости… Грех это…
ПАВЕЛ. Что грех-то? В чем ты грешна?
КСЕНИЯ. Я в книге священной прочитала, что грешно это. И думать грешно… об этом.
ПАВЕЛ. Вздор! Как ты могла такое прочитать? Ведь я тебя не научил еще…
КСЕНИЯ. Милый мой паныч! Не распознал ты меня. Я хорошей ученицей оказалась. Мне бы кто только буковки разъяснил… Учение твое даром не пропало. Спасибо. Словно новый мир с чтением теперь мне открывается. Светлый, чудесный.
ПАВЕЛ. Да разве для того я тебе его приоткрыл, чтобы ты бросила и думать обо мне!
КСЕНИЯ. Что ты? Как так можно говорить? Я все время думаю о тебе.
ПАВЕЛ. Невероятно. Ведь Бог и есть Любовь! Господь говорит: «Любите друг друга». А ты вон что придумала.
 
Ксения повернула к дому. Павел озабоченно смотрел ей вслед.
 
Вечером у фонтана.
Павел поджидает Ксению, которая, вероятно придет сюда полоскать белье. В руках у скучающего юноши букет полевых цветов. Павел тревожно смотрит в ту сторону, откуда она может появиться. Потом подставляет руки под струи фонтана. Потом опять сидит безучастно. Потом водит рукой по воде, как бы  пишет имя любимой. Потом начинает плести венок из цветов своего букета. Венок получается красивым. Но Павел с грустью кладет его на фонтан и уходит.
За этим застает его Степан. Но не подходит к нему.
Вышла полная луна и осветила площадь у фонтана. Послышалось пение Ксении. Уходящий Павел обернулся и решил подсмотреть из темноты придорожных кустов, что будет.
Степан, увидев венок, со злостью разрывает его на части и бросает в фонтан.
К фонтану походит поющая Ксения со стопкой белья на лотке. Словно не замечая Степана, который уже присел тут же, бросает белье в фонтан и полощет. Увидев часть разорванного венка, достает его из воды и прижимает к груди.
Павел, затаив дыхание, наблюдает из кустов.
 
СТЕПАН (робко). Почему ты меня, Ксаня, боишься, как лешего?..
Господи, ведь я не злодей, чтоб так меня бояться.
КСЕНИЯ (показывая Степану венок). Что это? Что это, — я тебя спрашиваю? Я знаю, чей это венок и кто его сплел… И кто разорвал. Как это нехорошо! Как зло!
 
Она молча дополаскивает белье, собирает остатки венка и уходит.
Степан очень переживает и тоже тяжело молчит. Потом бросается вслед за ней.
 
СТЕПАН. Он… Он!.. Загубит! Бойся его! Он загубит тебя и бросит…
 
Ксения уходит. Степан тупо смотрит ей вслед.
Павел стоит и смотрит на эту сцену. Потом еще долго стоит тут же, пока Степан не уходит.
 
ПАВЕЛ (шепчет). Лжет! Лжет!
 
Вдруг прямо в него летит и попадает ему в лицо венок, тот самый.
 
ПАВЕЛ (нырнул в гущу кустов, потом кинулся на дорогу). Ксения?! Ксения?!
 
Девушки нигде нет. Павел смотрит на ночное море. Ксения подбегает к лодке и устремляется по лунной дорожке  к центру залива.
 
Дом Павла. День. За обеденным столом. Часы бьют 12. 00.
 
ДЕДУШКА ПАВЛА. Не можешь ли ты съездить сегодня в город?
ПАВЕЛ. Если надобно, то с превеликим удовольствием.
ДЕДУШКА ПАВЛА. Развейся, Пашенька, поезжай. Прикажи Бекташу лошадь седлать. Пойду, запишу все, что тебе надобно закупить и сделать.
 
Павел вскочил на лошадь, стоящую уже во дворе, и поскакал.
 
БЕКТАШ (заметил вслед). Подпруги плохие.
 
Через минуту Павел был уже на краю деревни.
 
ОСМАН (с крыши, вскинув руки). А! Паныч! Куд-да?! (Но крик его растворился в облаке пыли).
 
Магазин в городе. Павел торгуется с продавцом — евреем с жидкой бородкой клинышком.
 
ПАВЕЛ. Нет, увольте. Не надобно мне чая более.
АБРАМ (вынимая цепочку из кармана). Коли чая боле не надобно, возьмите цепочку, — золотую-презолотую! Молодому пану к часикам! Эх! Никак сегодня без цепочки! Без часиков никак. А вот и часики. Смотрите, смотрите, какие часики! Отдам задаром почти. Почти задаром. А какая вчера мануфактура поступила! Вы вот ни вина, ни водки не берете. Правильно. Замечательно поступаете. Седло… Чудо, какая кожа! Прямо для вас!
ПАВЕЛ. Спасибо, спасибо. Как-нибудь в другой раз. И седло, и часики.
АБРАМ. Я специально для вас придержу с недельку. Приезжайте. Ах, какие сапожки из Санкт-Петербурга привез на неделе! Вы только посмотрите…
 
Павел возвращается домой по лесу. На лошади целый вьюк с покупками. То и дело открывается ему морской простор и Павел, остановив лошадь, любуется им. Вот и показался знакомый мыс.
На одном из камней, выступающих на дорогу, Павел увидел вдруг Ксению в белом платье.
 
КСЕНИЯ (со скалы). Милый!
ПАВЕЛ (удивленно). Ты?! Почему ты здесь?!
 
Ксения ловко спустилась с большого камня.
 
ПАВЕЛ. Откуда ты?.. Зачем?..
КСЕНИЯ (забавно). А затем, милый, что уехал ты, не простился со своей Ксенией! А мне так тебе хотелось сказать… Здрасте!… Прямо вот с этого камня.
ПАВЕЛ. Ксения!
КСЕНИЯ. Что?
ПАВЕЛ. Ты… Такая… Милая…
 
Ксения взяла лошадь под уздцы и сама повела ее по дороге.
 
ПАВЕЛ. Ведь ты сама ездишь верхом?
КСЕНИЯ. Я? Не хуже других, думаю.
ПАВЕЛ. Так садись. (Отодвинулся на край седла и подхватил легкую девушку, посадив перед собой). Вот молодец!
КСЕНИЯ. Только держи меня! Крепко держи, Павел! (Почувствовав дрожь и смущение юноши, подзадорила его). Ой, какая лошадь высокая! Теперь хоть вскачь! Не упаду.
 
Ксения развернулась лицом  к Павлу и крепко обняла его за шею. Сердце его бешено заколотилось, когда он крепко прижал к себе девушку.  Глаза их встретились, и Ксения, замерев от прилива чувств, опустила ресницы.
 
КСЕНИЯ (соскользнув с остановившейся лошади). Пусти. Я лучше пешком...
 
Павел в сердцах ударил лошадь плеткой и оставил любимую одну посреди дороги.
 
Павел подогнал лошадь к дому и, не снимая поклажи, бросился через комнаты, мимо деда в свою комнату. На кровать.
 
Ночью он метался в бреду.
Утором, едва встав с постели, бродил из угла в угол.
Выходил на балкон, смотрел вдаль пустыми глазами и опять бухался в постель, не снимая сапог. Потом встал и, увидев топор, висевший в прихожей, выбежал в сад и вонзил его бессмысленно несколько раз в первое попавшееся дерево. Потом он забросил топор в середину сада и, увидев там пасущуюся лошадь, вскочил на нее и понесся по деревне к лесу.
 
ОСМАН (с крыши, увидев Павла, вскинув руки). А! Паныч! Куд-да?!
 
Лошадь несла его словно вихрь сквозь деревья. Но мощный сук остановил их. Лошадь встала на дыбы и ускакала, а Павел остался лежать с жуткой болью в плече посреди чащи.
Пролежав некоторое время, Павел принялся искать лошадку. И уже пешком поздно вернулся в деревню.
 
Дом Павла.
Дед задумчиво стоит у окна.
 
ДЕДУШКА ПАВЛА (увидев бледного внука). Что с тобой? Ты бледен как смерть?..
ПАВЕЛ. Ничего, деда, ничего…
ДЕДУШКА ПАВЛА. Ах, Павел, Павел! Да разве я слеп?! Разве я не вижу, что ты давно уж сам не свой! Разве я не вижу? Мне тоже тяжело…
ПАВЕЛ. Прости, деда. Бес попутал сесть на этого коня. Зачем я на него сел? Ребячество какое-то!..
ДЕДУШКА ПАВЛА. Это только сегодня. Почему ты все последние дни так грустен?
ПАВЕЛ. Сам не знаю. Сам не понимаю! Ничего, деда, я в этой жизни не понимаю. ДЕДУШКА ПАВЛА. Ты стал чужим и скрытным. Словно разлюбил своего старика.
ПАВЕЛ. Это неправда, деда. Но говорить, рассказать тебе я не могу. Никому не могу! Ни за что! Я сам еще не разобрался, что со мной. А что знаю… не скажу, не могу, уволь…
ДЕДУШКА ПАВЛА. Ты у меня один, Пашенька. Одна моя радость, одна моя забота, одна моя жизнь! Я не могу видеть тебя в таком положении. И хочу помочь! Ведь это не праздное любопытство…
ПАВЕЛ. Прости. Прости. Не могу. Догадывайся, но не спрашивай… Я и так с ума схожу…
 
Павел тяжело опустился на диван.
Во сне ему явиласься Ксения. Они скачут на лошади. Он прижимает ее к себе. Она обнимает его шею. Глаза, дивные ее глаза! Павел открывает глаза. Комната, часы, большой стол, свет ночи из окна. Павел встает и любуется ночью.
 
Ночь, горы.
На скале сидит Ксения, укутавшись в платок.
Павел поднимается в гору. Он спугнул спящую птицу, и та нарушила тишину ночи.
Ксения обернулась.
 
КСЕНИЯ. Павел, зачем ты здесь, ночью?
ПАВЕЛ. Не спалось, вот я и вышел. А ты почему не спишь? Тут можно простудиться, — ночи уже не такие теплые.
КСЕНИЯ. Нет, ничего. Вот платок, в нем тепло. А ты здоров?
ПАВЕЛ. Здоров. А ты почему дома не спишь?
КСЕНИЯ. Дома? Дома? Дома мне скучно и тяжело. Словно камень на сердце висит.
 
Павел подсел к Ксении, и она положила руку на его плечо, и так, долго не шевелясь, смотрела на море. Потом она встала, и Павел бросился к ней.
 
ПАВЕЛ. Ксения! (Произнес он против своей воли).
 
Крупные слезы засветились на ее ресницах. Губы вздрагивали.
 
ПАВЕЛ. Что с тобой?
 
Она молчала.
 
ПАВЕЛ. Ксения, Ксения, не молчи так! Не молчи! Скажи хоть слово. Что ты скрываешь от меня, скажи?
КСЕНИЯ (положив свою ладонь на лоб Павла). Скажи… Скажи, ты ведь очень любишь меня?
ПАВЕЛ. Да, да. (Едва слышно сказал Павел, и губы его обжег первый в его жизни девичий поцелуй).
 
Павел обнял Ксению и притянул к себе. Та попыталась освободиться. Но страсть взяла свое. Она обвила его руками и предалась ласкам.
 
Влюбленные сидели на скале, крепко обнявшись и закутавшись в платок. В утреннем солнце появились дельфины и начали свои игры. По дороге над деревней проскакал на лошади татарин. Заиграла чабанская свирель. Молодые отчего-то улыбнулись. Они целовались нежно. Над хатами занимаются легкие дымки.
 
Двое влюбленных подошли к часовне. Ксения выскользнула  из объятий Павла и забежала в часовню, прикрыв за собой дверь.
 
КСЕНИЯ (у лампады). Отче наш! Иже еси на небеси…
 
Солнце побежало по горам. Зазвенел жаворонок. Павел посмотрел в небо и, как мальчишка, вприпрыжку побежал по улице к своему дому.
 
Дом Павла.
Дед увидел входящего счастливого Павла, славно улыбнулся, но ничего не сказал.
 
ПАВЕЛ. Деда, деда, если бы ты знал, как хорошо на душе!
ДЕДУШКА ПАВЛА. Знаю. Вижу… И я бы желал стряхнуть свои годы! Десятков уэдак так!…  Дорожи, Павел, теперь каждой минутой счастья, не растрачивай напрасно! У тебя еще много впереди, но лучше этого времени никогда не будет, потому что никогда, никому дважды не выпадает в жизни восемнадцать лет.
А сейчас все-таки поспал бы…
 
Море. Утро.
Двое плывут наперегонки к берегу, брызгаясь и забавно отфыркиваясь. Выходят на берег.
 
КСЕНИЯ. Если все устроено по Его замыслу, то значит Он замыслил и нас с тобой?
ПАВЕЛ. Конечно.
КСЕНИЯ. И Ему не противно? Разве не грешна наша любовь?
ПАВЕЛ. Нет! Разве грех, когда двоим людям хорошо?
КСЕНИЯ. Ой, не уверена я. (Она прильнула губами к губам Павла и долго не прерывала своего поцелуя). Надобно одно, а делаешь другое…
 
На горе стоит Степан и все видит. Глаза его наливаются ненавистью.
Когда влюбленные идут на гору, тот встречает их недобрым взглядом. Ксения чуть отстала, поправляя тапочку.
 
СТЕПАН (Павлу). Иди за мной!
ПАВЕЛ. Это куда еще идти и зачем?
СТЕПАН. Говорю, иди за мной.
КСЕНИЯ (прибежала).  Ишь, раскомандовался! Никуда он с тобой не пойдет. Если надо, говори здесь.
СТЕПАН (Ксении). Не встревай. У нас свой разговор! Мужской. (Павлу). Что, душа в пятки ушла?
ПАВЕЛ. Пойдем! Раз ты так вопрос ставишь!
КСЕНИЯ. Куда ты его тянешь?
СТЕПАН. Отойди, умоляю, отойди! Нам надо…
КСЕНИЯ (Павлу решительно). Останься, мы пойдем одни. Я пойду! (Степану). Меня не боишься случайно?
СТЕПАН. Ладно, завтра успеем, если он захочет. А с тобой? Пошли, коли хочешь.
КСЕНИЯ (на ухо Павлу). Иди, милый. Этот просто так уже не отстанет. За меня не бойся.
С Богом! Ворочусь скоро! Мне жалко его… надо погововорить…
ПАВЕЛ (прошептал).  Не ходи. Я не хочу.
 
Ксения решительно пошла за Степаном.
Когда они ушли, Павел сел на землю и ударял по ней кулаком.
 
ПАВЕЛ. Провались! Провались, Степан! Зачем ты пошла?..
 
Утро. Дом Ксении.
Мимо дома проходит как бы безучастно Павел. Ему хочется отомстить Ксении за то, что та ушла вчера со Степаном.
 
КСЕНИЯ (увидев Павла). Здравствуй, паныч!
 
Павел не откликнулся и не обернулся.
 
КСЕНИЯ. Это очень зло!
 
Павел прошел к дому Османа. Крыша его дома была пуста. Слышался смех и татарская речь.
 
АЛИ. Другую купишь, зачем унывать.
ОСМАН. Ой, не надо… (Увидев Павла). Паныч, паныч, великое несчастье послал мне Аллах.
ПАВЕЛ. Что с тобой, Осман? Какое несчастье?
АЛИ (заливаясь смехом). У него трубка сломалась.
ОСМАН. Великое несчастье!
ПАВЕЛ. Трубку разбил?
ОСМАН. Разбил, разбил. Вот беда!
ПАВЕЛ. Я тебе Осман, новую, хочешь, подарю?
ОСМАН. Трубка этот особенный, хоть и старый.
АЛИ. Я хоть десять к вечеру привезу. Поеду да привезу. Новые, красивые, трубки! Седлать коня, Осман?
ОСМАН. Новая, зачем новая? Эту жалко! Вот, несчастье, вот, горе.
ПАВЕЛ (уже равнодушно). Да разве это горе?
АЛИ (Павлу). Вот умная человека!
 
Берег моря. Грот. День.
Павел и Ксения сидят напротив.
 
КСЕНИЯ. Павел, бедняжечка, кто же страдает так? Кто же так обижается? На что?..
ПАВЕЛ. И все-таки скажи! О чем говорила с ним? Что он тебе наговорил?
КСЕНИЯ. Так… Говорить и нечего. Не скажу более ни слова о том. Меня другое тревожит.
ПАВЕЛ. Ну? И что это?
КСЕНИЯ. Чудится, что монах Серафим правду говорил. Что ты меня в грех ввел, и не в один. Что ты точно искушаешь меня. Да! И когда говоришь со мной, и когда целуешь, и когда…
ПАВЕЛ. Опять ты об этом. Откуда, скажи, в твоей юной голове мысли такие роятся?
КСЕНИЯ. То-то и оно! Нету уж тех мыслей, — одно грешное на уме.
ПАВЕЛ. Да что же это такое?! В самом деле!
КСЕНИЯ. Ой, Пашенька! Мне меньше хочется идти в Иерусалим… Неправда!.. Я солгала! Я вовсе не хочу туда идти (вскрикнула она, озираясь пугливым взглядом).
ПАВЕЛ. Что же тебе тогда хочется?
КСЕНИЯ (заплакала). Хочется другое… Хочется не уходить, а жить вовеки с тобой, только не потихоньку. Только не украдкой от деда! Сильно хочется еще делать и делать — такое трудное, большое, хорошее.
ПАВЕЛ (вздохнув). Чего грустить, Ксения?! Найдем мы такое большое и хорошее дело. Твой Иерусалим не так далеко, он, наверное, совсем рядом. Он в тебе. И во мне — Иерусалим! А еще я люблю тебя больше жизни. И ты мне дороже всего на свете, даже Иерусалима!
Завтра я пойду к твоему старому. И расскажу про нас.
КСЕНИЯ. Вдруг он не захочет слушать, вдруг разгневается старый и прогонит тебя? Вдруг благословит меня, но в монашенки за мой проступок?!
ПАВЕЛ. Чудная ты, моя милая! Маленькая Ксюша. Ну и пусть…
КСЕНИЯ. Как? Ну и пусть? Пусть прогонит из дому?..
ПАВЕЛ. Так ведь милым рай и в шалаше. А у нас, смотри, какая пещера — дворец! Настоящий храм! Любви!
 
Ксения вспыхнула, с надеждой посмотрела в глаза Павлу, обвила его своими руками и долго целовала его.
Потом молодые разожгли костерок и просидели, обнявшись, в гроте всю ночь, рассказывая разные невероятные случаи.
 
Дом Павла. Утро.
Смущенно преступил Павел порог своего дома. Дед пил чай. Павел поздоровался и сел рядом. На дворе собиралась страшная южная гроза.
 
ДЕДУШКА ПАВЛА. Как так можно, Павел, в такую ужасную ночь не ночевать дома?!
ПАВЕЛ. Деда, выслушай меня. Я должен сказать тебе нечто важное, нечто скрытое от тебя до сих пор. Тебе будет от этого… может быть… горе… И причиной этого горя буду я. Но делать нечего…
ДЕДУШКА ПАВЛА. Говори, слушаю.
ПАВЕЛ. Вот уже несколько месяцев как познакомился я… Ты знаешь ее… Ксения.
ДЕДУШКА ПАВЛА. Знаю.
ПАВЕЛ. Я люблю ее!
ДЕДУШКА ПАВЛА. И это знаю.
ПАВЕЛ. Но… Ты, верно не знаешь?..
ДЕДУШКА ПАВЛА. Знаю. И это знаю.
ПАВЕЛ. Нет, ты не знаешь, что я… что она…
ДЕДУШКА ПАВЛА. Ну-с…
ПАВЕЛ. Мне надо остаться честным человеком.
ДЕДУШКА ПАВЛА. Надеюсь.
ПАВЕЛ. Но…
ДЕДУШКА ПАВЛА. Тут нет: «но»! На человеке есть узда — долг. Не надо ослаблять ее.
ПАВЕЛ. Поздно.
 
Минута молчания.
 
ДЕДУШКА ПАВЛА. Рассказывай. Все рассказывай.
 
Гроза разыгралась не на шутку. После рассказа Павла дед ушел, не сказав ни слова, в свой кабинет и заперся на ключ. Павел, видя такое, убежал на улицу, в беседку. Дождь поливал сильно, и беседка не спасала Павла от его колких струй. Потом все стихло. В беседку пришел Бекташ.
 
БЕКТАШ. Павел Петрович, вас зовут.
 
Павел вошел в кабинет деда.
 
ДЕДУШКА ПАВЛА. Слушай теперь и ты меня! Я буду краток. (Павел сильно заволновался). Думал я много и пришел к следующему. Я прощаю тебе, что ты скрывал все от меня до последней минуты. Понимаю. В делах сердца трудно раскрывать себя перед кем бы то ни было. Я отнюдь не жалею о той свободе, которая была предоставлена тебе: этим путем мы пришли теперь к идиллии, а не к трагедии. Нужно мало времени и труда, чтобы сделать из Ксении женщину… не из обыкновенных. Ее природа одарила. В ней есть нечто, что называется — искра Божья! И даже более… Скоро и легко станет она выше тебя. Ты нашел свое счастье здесь. Чего же боле… Ну, а мне хорошо там, где ты. Итак, будь счастлив! Только не променяй, смотри, своего старика на чудную Ксению! Голубые глаза в шестнадцать лет ярче горят и привлекательнее, чем семидесятилетние, старые. Ну, целуй же своего деда!
ПАВЕЛ (выдержав счастливую паузу). Деда, она спасена, понимаешь?! Я побегу за ней, приведу!
 
Стеклянная дверь горницы дрогнула от сильного удара и распахнулась настежь. На пороге стояла Ксения. Бледная, мокрая, грязная, зареванная.
 
ПАВЕЛ (бросившись к ней).  Вот оно! Горе! Что такое?!
КСЕНИЯ (сквозь рыдание). Степан! Степан! Убит… Убился!..
 
Павел обхватил ее и окаменел.
 
ПАВЕЛ. Убит?! То есть?! Господи, Господи, говори же!
КСЕНИЯ. Не зови Его! Не зови Господа! Вот Он! На…ка…зывает нас! За все! Мы… Я! Я извела Степана! (Она дико застонала). Нет мне прощения!
 
Павел подал ей воды. Захлебываясь, она выпила целый стакан.
 
КСЕНИЯ. Пойдем! Быстрее! Надо людей созывать!
 
Павел повиновался. Дождь лил как из ведра и больно бил по их лицам. Ветер гудел, и деревья качались со страшной силой.
Посреди деревни на площади постоянно увеличивалась толпа. Собаки заливались безумным лаем. Малые ребятишки не понимали, зачем они здесь, и дрожали от холода. Среди толпы шевелились три поднятых фонаря.
 
ЖИТЕЛИ ДЕРЕВНИ. Что? Убился! Со скалы? Надо идти! Аллах! Как?! Господи, помилуй! Как это случилось? Пресвятая Богородица, помилуй, мя! Степан?.. Степан!
 
Ксения и Павел подошли к толпе. Все расступились.
 
ЖИТЕЛИ ДЕРЕВНИ. Как же быть?
Где он лежит?
Идти ли?
Не отложить ли до утра?
Погода ужасная! Темень, хоть глаз коли…
АЛИ. Теперь и не найдем!
 
Ксения молча выдернула фонарь из рук Али и подняла над собой.
 
КСЕНИЯ. Кто со мной?!
 
Люди, кроме молчавшего Павла, отшатнулись от нее.
 
КСЕНИЯ. Одна пойду! Раз никто…
ЖИТЕЛИ ДЕРЕВНИ. Как можно? Одной? Как ты его потащишь? Что ты одна сделаешь? Погодили бы до утра, дочка. Какая теперь разница?
О, горе, горе!
Да, Степан же, тебе говорю, Степан…
КСЕНИЯ. Ладно, я одна…Помолюсь над ним до утра! Больше я не могу! (Уходит).
ОСМАН. Я пойду.
ЖИТЕЛИ ДЕРЕВНИ. И я!
И я пойду!
Чего не пойти, человек, все ж!
 
Оставшиеся заговорили, заспорили.
Собаки, увлеченные делом, наперегонки последовали за людьми с фонарями.
 
ДЕДУШКА КСЕНИИ (догоняя внучку). Останься, детонька. Они и без тебя найдут его. Какое горе!
ОСМАН (Ксении). Останься, мы знаем, где он лежит.
ДЕДУШКА КСЕНИИ. Дочка, Богом прошу, застудишься. Какая погода! Лихоманка!
КСЕНИЯ. Деда, деда, я должна.
ДЕДУШКА КСЕНИИ. Надо в домике у него прибрать, приготовить, чтобы все по-христиански… Больше некому. Нет у Степана родни.
КСЕНИЯ (отрешенно, Павлу). Останься. Сделай это. Я не хочу, чтобы ты шел за нами.
 
Толпа миновала Павла. И тот пошел к дому Степана. Возле своего дома стоял, укрывшись платком, Осман.
 
ПАВЕЛ (изумленный, Осману). Что же ты не пошел?!
ОСМАН (попыхивая трубкой). Ку-да?
ДЕДУШКА КСЕНИИ (нагнав Павла). Лицо-то, лицо какое? Господи! Точно мертвая!
А мы было радоваться собрались. Ну, Бог даст, похороны справим, да за свадьбу возьмемся.
ПАВЕЛ. Ах, полноте, такие слова рядом ставить! Скажите, она в горах его нашла?
ДЕДУШКА КСЕНИИ. Случайно наткнулась на него. Он, верно пьяный, свалился со скалы. У Гром-горы, знаете. Там площадка узенькая. Видно, с пьяных глаз-то и махнул.
Ксанечка его сама тащить пробовала, только перепачкалась. А уж кабы вы видели, какая она оттуда прибежала. Господи, Владыко! Глаза безумные, лицо белое и вся дрожит, вся дрожит.
 
Павел  с  дедом Ксении приблизились к дому Степана.
Мрак, тишина и жуткий беспорядок были в нем. Только стекла оконцев вздрагивали от ветра. Павел зажег спичку и ужаснулся. На него из темного угла смотрели глаза… Преодолев страх, он подошел ближе и в тусклом свете различил мертвого барсука, висевшего на стене.
ПАВЕЛ (с состраданием). От голода околел, бедняга!
Павел взял свечку и принялся вместе со стариком наводить порядок.
 
ДЕДУШКА КСЕНИИ. Ну, все готово к встрече хозяина.
 
Павел со страхом осмотрелся. В темном проеме двери появился… Степан со страшной улыбкой. Павел затряс головой. Наваждение прошло. Свеча горела на столе, накрытом белой простыней, а из темного угла комнаты доносилось дыхание дремлющего на стуле старика.
 
ЛЮДИ. Несут! Несут! — раздались крики с улицы.
 
Павел вскочил, старик поднял голову. Али отворил дверь. Дед перекрестился. Павел прижался к стене.
 
СНОВА ЛЮДИ. Тише, подними правее! — раздался голос.
Сюда, на середину!
 
Появились сначала ноги в сапогах.
 
РАЗНОГОЛОСИЦА. Священника?
Уж послали! Аллах! Но как тяжел…
 
Степана положили на стол и накрыли простыней. Бедная Ксения присела рядом на лавку и стала креститься. Кровь просачивалась сквозь ткань, обрисовывая голову погибшего. Грязные сапоги нелепо торчали из-под белой простыни. Павел опустился на колени возле Ксении.
 
Сумерки. Дом Павла.
Павла разбудил пришедший дед Ксении. Павел смотрел на него, как на нечто нереальное.
 
ДЕДУШКА КСЕНИИ. Она весь день читала, измучалась… Целую  ночь не спала!
ПАВЕЛ (недопонимая). Что?
ДЕДУШКА КСЕНИИ. Ксанечка псалтырь весь день читала…
ПАВЕЛ. Зачем? Да разве дьячок не может?
ДЕДУШКА КСЕНИИ. Болен дьячок, толком говорю. Болен. А больше некому, кроме вас. Пожалейте мою девочку. Она ведь тоже не железная.
 
Павел встал, намочил голову холодной водой и отправился за стариком.
 
ДЕДУШКА ПАВЛА (входя в дом). Ты куда? (Поклонился дедушке Ксении). Ты не отдохнул совсем.
ПАВЕЛ. Туда, псалтырь читать.
ДЕДУШКА ПАВЛА. А ты… можешь? Это тебе… ничего? Не всякий над покойником может.
ДЕДУШКА КСЕНИИ. Человеку верующему чего же бояться? Живые люди ей-ей страшнее…
ДЕДУШКА ПАВЛА. Да, правда. Бояться тут нечего. Я думал, что он устал, маялся всю ночь, стонал.
 
Когда подходили к дому Степана, Павел спросил старика.
 
ПАВЕЛ. Батюшка приехал?
ДЕДУШКА КСЕНИИ. Нету еще никого. Послали верхового.
 
Они вошли в дом.
На лавке в той же скорбной позе сидела Ксения. Она не шевельнулась. Смерть Степана так сильно поразила ее, что все застыло в ее сердце.
 
ПАВЕЛ. Ксения…
ДЕДУШКА КСЕНИИ. Ксения. Ксения, слышишь меня? (Он взял ее за руку и силой вытянул из дома).
 
Павел украдкой взглянул на торчащие из-под простыни сапоги. Он остался один в комнате с окровавленным трупом. Потом часто закрестился и подошел к столу с псалтырем. Стал читать с дрожью в голосе.
 
ПАВЕЛ (изумился от своего голоса, звенящего в пустоте). …Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых!..
 
Павел читает, поглядывая в окно. Виднеется еще не просохшая дорога. Татарчонок бежит по ней. Ветер играет с его рубашонкой. Пробежал мимо одинокого куста у дороги. Потом вернулся, спугнул с него стаю птиц и побежал дальше. Вдали появился человек с лопатой. Зашел в соседский дом. Снова зашумел ветер и забился в стекла. Павел посмотрел на покойника.
 
ПАВЕЛ. Господи, помилуй, Господи, помилуй! (Встает, зажигает свечу, продолжает). Господи, помилуй!
 
Море гонит свои серые волны. С грохотом ударяются они о скалы.
 
Вдруг с силой ударил  в окно невидимый вихрь. Зазвенели, посыпались стекла. Свеча погасла вмиг, а кровавая простыня слетела с покойника и накрыла Павла. Павел замахал руками и рухнул в обморок.
(Видение Павла, прошедшее за минуту). Закрутилось в голове и все вокруг. Комната, стол с покойником, барсук, волны, море, кладбище, Ксения, скорбно сидящая у могилы, зайчонок, дергающийся в капкане, Ксения, молящаяся под образами, Абрам с цепочкой, лошади. Опять Ксения: «Прощай мой милый, в Иерусалим…», дорога, храм под облаками, молящаяся в церкви Ксения.
Лежащим на полу возле окровавленной простыни застал Павла дедушка, решивший проведать внука.
 
Дом Павла.
День. Солнечный зайчик пристроился на лице Павла, который лежит на постели.
 
ДЕДУШКА ПАВЛА (подходит к нему со стаканом чая). Вот и славно. Просыпайся. Доктор сказал, что месяца довольно в постели. На воздух пора. Проклятая простуда, чуть было головное воспаление не возобновилось. Но удержали. Спасли. Слава Богу. Медицина!.. А в мою бытность только и знали, что кровь пускать да капли, тьфу, как их?.. Лавровишенные…
ПАВЕЛ. Ксения, милая, где ты?..
ДЕДУШКА ПАВЛА. Право, мозги впредь беречь нужно. Неужто деда своего не узнаешь? Ну-ка, прищурься…
ПАВЕЛ (фокусируясь на деде). Деда… Это ты… А Ксения?..
ДЕДУШКА ПАВЛА. Орел! Чуть душа в тело возвратилась, подавай любушку скорее.
Дела на поправку пошли. Скоро свидитесь… Бог даст…
ПАВЕЛ.  Прошу тебя, деда, умоляю, пошли за ней! Пошли скорее!
ДЕДУШКА ПАВЛА.  Нет пока ее в деревне. Уехала.
ПАВЕЛ. Как уехала? Куда?
ДЕДУШКА ПАВЛА. Да погоди ты, вернется…  Вернется, куда ей деваться. Выздоровеешь, а она тут как тут… И вернется.
 
Уже глубокая осень. Рыбаки суетятся у своих лодок. Чайки пытаются стащить их улов. Дымки струятся над деревней.
Али срезает последнюю гроздь винограда.
 
ОСМАН (с крыши, укутанный одеялом по-татарски). Али, давай не кушать эту красивую последнюю гроздь. Снеси ее панычу, хворому.
АЛИ. Хворому? (Завидя идущего по деревне Павла). Не хворый он. Сам собой  идет уже. (Протягивает Осману гроздь винограда).
ОСМАН (отщипывая виноградину и отдавая гроздь назад). Слава Аллаху милосердному. Велик Аллах!
 
Дом Ксении. День.
Павел подходит к калитке.
 
ПАВЕЛ. Есть тут кто?
 
Выходит дедушка Ксении.
 
ДЕДУШКА КСЕНИИ. А… паныч?
ПАВЕЛ. Ксения? Где она, что с ней?
ДЕДУШКА КСЕНИИ. Одному Богу известно…
ПАВЕЛ. Да что вы такое говорите? Как так не знать, где близкий вам человек? Где внучка родная?
ДЕДУШКА КСЕНИИ. Так вот и не знаю… Жених ее не знает, а мне старому, как знать?..
ПАВЕЛ. Полноте, что вы говорите?
ДЕДУШКА КСЕНИИ. Она совсем обезумела… Все говорила… Уйду! Уйду! Грех великий на мне!
ПАВЕЛ. Да куда же?
ДЕДУШКА КСЕНИИ. Как бы знать. Не то в Иерусалим, не то в монастырь, не то еще куда?..
ПАВЕЛ. Так и ушла? И деда родного не спросила?
ДЕДУШКА КСЕНИИ. Так она и вас не спросила, Павел Петрович, дорогой мой человек!
ПАВЕЛ. Да как же? Как же так можно? Ведь я… в беспамятстве лежал…
ДЕДУШКА КСЕНИИ. Вот такие дела. Никаких известий. Ох… пропала… пропала… (Крупные слезы потекли по его щекам).
ПАВЕЛ. Я найду ее! Найду! Непременно!
ДЕДУШКА КСЕНИИ. Дай-то, Господи! (Перекрестил Павла несколько раз).
 
Павел долго бродил вдоль холодного моря. И спрашивал он море.
Ездил в город. Был в церкви.
Даже у Абрама в магазине.
 
Магазин Абрама.
АБРАМ. Что на сей раз подыскивает молодой пан? Уж не платье ли для своей невесты? Парижская, французская мода. Лучшее, лучшее, говорю я вам! (Достает из красивой коробки платье).
ПАВЕЛ. Вы не видели тут девушку? С глазами как море?
АБРАМ. Сара, детка, выходи, пришел твой жених!
 
Бродил Павел по лесу. Гнал лошадь по дороге.
Однажды увидел он знакомую фигуру на грязной дороге.
 
ПАВЕЛ (с лошади). Ксения?
 
Подскакал к ней, а это не она, другая — сильно похожая на его любимую,— девушка.
 
Чудилась ему на скале фигура Ксении. Он стремительно, задыхаясь, поднимался на скалу. Но там — никого.
И тогда Павел упал на скале и бил скалу кулаками, и долго плакал… Потом встал.
 
ПАВЕЛ (глядя на море глазами, полными слез, кричит). Ксе – ни – я! Любовь моя! (Эхом возвращалось ему — моя!)
 
Дом Павла.
Обеденный стол.
 
ДЕДУШКА ПАВЛА. Нельзя так. Нельзя так, Павел, убиваться! Может быть, ее уже и нет на этом свете?
ПАВЕЛ. Вздор! Вздор! Ну что ты такое говоришь? Как ты можешь?! Я чувствую, я знаю!
ДЕДУШКА ПАВЛА. Коли знаешь, коли чувствуешь, отпусти свое сердце, не рви его. Пригодится! Поверь! А Бог даст, еще увидитесь...
Тут письмо, Аристарх Семенович прислал третьего дня… Я говорил тебе…
ПАВЕЛ. А… Что пишут из Петербурга?
ДЕДУШКА ПАВЛА. Пишет, — новое повальное увлечение теперь у всех. Вот смотри… (Берет письмо с тумбочки, надевает очки, читает.) Прямо на Марсовом поле, под куполом, заливают в зиму теперь каток на английский манер. И народ тут круглые сутки, и оркестр. Невский пуще прежнего хорош стал…
ПАВЕЛ (задумчиво). Ксения… Где ты, моя Ксения? Повез бы я тебя в Петербург. Ты точно коньков и катка ледяного не видала. Так теперь… не судьба!..
 
Деревенская улица. Дом Ксении.
Повозка, запряженная двумя лошадьми, стоит у дома Ксении. В ней Павел с дедом.
Дедушка Ксении открывает калитку. Взгляд его грустен.
 
ДЕДУШКА КСЕНИИ. Значит, в Петербург?
ДЕДУШКА ПАВЛА (с повозки). Не все лето, хочется и зиму посмотреть.
ПАВЕЛ. Мы только на зиму… И обратно.
ДЕДУШКА КСЕНИИ. Эх, живите, сколько хотите. А мне куда уж теперь! Мне уж не вернуться никогда… и никуда… Все одно…
 
За повозкой по улице бегут ребятишки.
 
РУСЛАНКА. Паныч, паныч, возьмите меня в Петербург. Я вам там… сапоги чистить буду!
МИТЬКА. Куда тебе, голопузому?  Там зима, холод. У тебя самого ни сапог, ни одежи…
ПАВЕЛ. Жди хоть ты меня, Русланка. (Про себя). Прощай, мое детство.
 
Поезд увозит от тяжких воспоминаний нашего героя. За окном заснеженные степи. Леса и поля.
 
Санкт-Петербург.
Павел идет по Петербургу. Хорошо здесь, да нет рядом его Ксении.  Читает книги, обложившись ими в кабинете. Катается на коньках. Ест блины с икрой на масленницу. Сидит в уже весеннем парке.
 
Санкт-Петербург. Вокзал.
Поезд, привезший пассажиров, отходит.
Проводник деловито закрывает вагон.
Посреди перрона стоит… все такая же юная и прекрасная Ксения с маленьким дорожным саквояжем. Глаза удивленно и восхищенно смотрят вокруг.
 
Встретятся ли наши герои? Хочется верить…
 
Затемнение.

По мотивам произведений Графа Салиаса.