Парад поражения. Гл. 16

16

Поднырнув под тучи, солнце озарило двухсветный унылый зал ожидания тульского вокзала всеми красками закатного сияния. Даже мутные от неистребимой паровозной копоти стёкла не могли помешать потокам радостного света.

Неопределённого возраста мужчина с характерной повадкой улыбнулся сидящему рядом приятелю, и на фиксе под верхней губой звёздочкой полыхнуло солнце.

— Я этого фраера срисовал ещё в пригородном, — показал он взглядом на восточной наружности молодого человека в дорогой шляпе. Молодой человек стоял у буфетного столика и пихал в себя пирожок, брезгливо осматривая его перед каждым укусом.

— Скрип у него куражный, — оценил качество кожаного чемодана франтоватого пассажира сосед мужчины по лавке, — да и сам фраерок сладкий. А лепешок* так прямо на меня!

Одетый по-заграничному — в изящный, но малость помятый костюм-тройку гражданин подошёл к кассе дальнего следования, поставил чемодан и полез во внутренний карман пиджака.

— Лопатник-то… сейчас треснет, мля! — с этими словами фиксатый поднялся и направился к кассе. С абсолютно индифферентным видом он ошивался за спиной пассажира в шляпе, пока тот не отошёл от окошка.

Напарники пришли к выводу, что клиента они накололи исключительно ценного: взял билет до Баку в международный вагон, бумажник набит хрустами так, что гнётся с трудом. Шмотки и чемодан — отдельная тема. Такого упустить нельзя ни в коем случае, и брать его надо целиком, фраер-то безответный. Вопрос состоял в одном — где и как? «Клиент» уселся на скамью, положил чемодан на колени и никуда, похоже, не собирался до прихода поезда.

С шипением, скрипом тормозов и лязганьем буферов у перрона остановился состав. Соседи фраера, переругиваясь, спешно похватали узлы да баулы и рысью помчались к дверям, где образовалась плотная галдящая толпа из спешащих первыми прорваться к поезду. В зале стало свободней. Блатные переглянулись: вблизи намеченного к разделке лоха образовалась незанятая лавка. Удачно! Хотя и не при таких раскладах чемоданам ноги приделывали да лопатники брали! Парочка снялась с места, неспешным шагом — руки в брюки — двинулась в сторону жертвы. И замерла на полпути.

К скамье напротив фраера подошли военные: молоденький командир с двумя кубарями и скрещёнными пушками в чёрных петлицах, старшина, по виду — оттянувший армейскую лямку больше, чем лет командиру, и четверо рядовых бойцов. При них багаж, ящики защитного цвета, довольно тяжёлые, судя по тому, что каждый с трудом несли двое красноармейцев. У командира и старшины — по нагану в кобуре.

— Привал, бойцы! — лейтенант снял фуражку и вытер лоб. Обратившись к пассажиру с чемоданом, спросил: — Не возражаете, товарищ?

Товарищ молча кивнул. Он давно заметил, что два малосимпатичных гражданина, без особого успеха маскирующие свои уголовные повадки, им сильно интересуются. Так что в присутствии вооружённых людей в форме будет куда спокойней.

После двух часов нетерпеливого ёрзанья по отполированному пассажирскими задами сиденью фиксатый забеспокоился:

— А если он так всё время проторчит? А потом раз, и в майдан**?..

— Дрын, не мельтеши. Он в майдан, и мы в майдан. Обуем лоха на ходу. Впервой, что ли? Вон, газетку лучше почитай. И не глазей так на дятла, засечёт!

— Сам читай, у тебя жбан большой! — огрызнулся Дрын.

Время шло. Фраер сидел. За окнами темнело. Подельники волновались всё больше.

До бакинского поезда осталось полчаса. Военные засобирались, подхватили свои ящики и двинулись на перрон. Перекинувшись словами с лейтенантом, вместе с ними пошёл и фраер.

— Уйдёт, падла, век воли не видать! — фиксатый заметался. — Со служивыми свалит!

— Не бзди, Дрын, — осадил его напарник, но поднялся со скамьи. Мало ли, фраерок с вояками в один вагон полезет. — Айда следом.

Под одним из редких фонарей, горевших на платформе, военные уселись на свои ящики. Восточный человек в шляпе околачивался в пяти шагах от них, не выходя из круга тусклого жёлтого света. Он озирался, беспрестанно переминаясь с ноги на ногу, как человек, организм которого требует неотложного отправления естественных для всего живого потребностей.

Направление на уличный сортир озабоченный пассажир определил, однако, не визуально, а по характерному запаху, доносимому ночным ветерком из чахлого сквера за вокзальной оградой. Крепясь из последних сил, страдалец с кожаным чемоданом зарысил вдоль платформы к источнику амбре…

*

… Вошедший с утреннего свежего воздуха начальник накинулся на дежурного:

— Та-ак!.. Почему вонь в отделении?

— Так что, из привокзального сквера гражданина в беспамятстве доставили, товарищ младший лейтенант***, — дежурный привстал над барьером и показал на обшарпанный деревянный диван у стены, где сидел, скрючившись, черноволосый худощавый мужчина восточной наружности. — Гляньте, товарищ начальник, одни подштанники на ём. И те, извиняюсь, обосранные.

— Ты б его ещё в мой кабинет посадил! — накинулся на дежурного вошедший. — Изгваздает дерьмом лавку, отмывать тебя заставлю!

— Дык это… Я тудой газетку подстелил, товарищ младший лейтенант.

— Кудой тудой, деревня? — саркастически уточнил начальник и, не дожидаясь ответа на риторический вопрос, перешёл к сути дела: — Гражданин оклемался? Дал показания?

— Никак нет, до сих мычит только, и глазами лупает. А глаза — что у Зорьки.

— Какие ещё зорьки, Иван?

— Корову мою так кличут, товарищ младший лейтенант, — пояснил дежурный и заглянул в журнал: — Как спозаранку, в пять ноль пять приволокли энтого… потерпевшего, так и сидит, бедолага. Приезжий он, сразу видать. На затылке шишка с кулак, видать, хорошим дрыном огрели. Ну и сняли с него всё, с болезного.

Начальник отделения подошёл к лавке, тронул человека за голое грязное плечо.

— Гражданин, что с вами произошло? Кто вы? Фамилия, имя?

Взглянув в пустые чёрные глаза и не дождавшись никакого ответа кроме мычания, скомандовал дежурному:

— Вызывай, Иван, медицину. Кажись, у нас новый постоялец в жёлтый дом.


Карета скорой психиатрической помощи подъехала лишь в полдень. Кандидат в сумасшедшие давно и сладко спал на застеленном газетками деревянном диване. По понятной причине к нему старались близко не подходить.

— Ну-c, показывайте нашего пациента, — весело обратился к дежурному молодой фельдшер, явившийся в сопровождении двух мордатых санитаров.

— Вон, в углу. Дали дубиной по затылку и раздели. Не местный, я-то вижу, — просветил медработников дежурный, привстав за барьером.

Подойдя к свернувшемуся калачиком человеку в грязных кальсонах, фельдшер недовольно фыркнул. Амбре вокруг спящего стояло густое!

— Эй, приятель, просыпайся! — потребовал, не прикасаясь к пациенту. Тот что-то пробормотал.

— А говорили, он только мычит! — обратился эскулап к милиционеру и толкнул спящего ногой: — Подъём, кому сказано!

Человек в кальсонах сел и открыл глаза.

— Ты кто такой? — первым делом поинтересовался он у фигуры в белом халате и встал в полный рост. — Как разговариваешь с капитаном госбезопасности!

Наглая претензия мужчины в загаженном исподнем вызвала дружный смех у людей, очерствевших душой в работе с наполеонами, александрами македонскими и прочими вице-королями. Вид обосравшегося представителя власти, пусть и самозванного, доставил им циничное, но подлинное удовольствие. Не меньшее, чем реприза знаменитого клоуна в цирке.

— Да я вас! — человек в подштанниках зашарил правой рукой в поисках кобуры. Не обнаружив оной, посмотрел вниз. Возмутился: — Куда форму дели, уроды? Где этот, как его… Михаил?

Санитары решительно усадили «капитана» на лавку и с двух сторон придерживали за плечи. На всякий случай.

— Кто такой Михаил? Не нервничайте, пациент, — профессиональным тоном посоветовал фельдшер. — Вас в таком виде доставили в отделение милиции, где мы сейчас и находимся. Вы что-нибудь помните? Кто вы?

Пациент схватился грязными руками за не менее грязную голову, опустил лицо. Чёрные короткие волосы на затылке были покрыты коркой запёкшейся крови. Ответил:

— Михаил… это шофёр. Я помню, да. Мы ехали, уже стемнело… потом сзади фары… потом… Не помню! Нас обстреляли из автоматов?

— Вас ударили по затылку твёрдым предметом и ограбили до нитки. То есть до кальсон. Вы откуда и куда ехали?

«Капитан» с подозрением уставился на медика.

— В Москву, разумеется. Откуда — тебя не касается. Где меня нашли? Где шофёр, где машина?

Дежурный, от нечего делать следивший за происходящим, пояснил:

— Так в скверу и нашли, где кусты сиреневые. Густые. Неподалёку от пристанционного сортира. Не припоминаете? А машина вам, гражданин, помстилась****, когда по башке получили.

— Погоди, старшина, тут, кажется, другое. Сообщи начальнику, что доставленный в себя пришёл, — посоветовал ему фельдшер.

— Без тебя бы, клистирная душа, не сообразил! — буркнул под нос дежурный, но за телефонную трубку взялся.

На чумазом лице потерпевшего отразилась напряжённая работа мысли.

— Постой, постой! Что за станция такая? Апрелевка?

— Какая ещё Апрелевка? Станция Тула-один Курская.

— Ту-у-ула?! — протянул пациент, округлив глаза, и задумался. Потом унылым голосом спросил: — Какое сегодня число?

Дежурный из-за барьера громко назвал дату и время.

— Что? Больше полутора суток?.. Ничего не помню…

— Всё ясно. Ретроградная амнезия в результате черепно-мозговой травмы, — объяснил подошедшему начальнику отделения фельдшер. И спросил у человека в кальсонах: — Ну хоть помните, кто вы такой?

В голове контуженного что-то в очередной раз перемкнуло. Он подозрительно глянул на белый халат и розовую физиономию медика, после чего встал в позу:

— Тебе знать не обязательно. Младший лейтенант, веди к себе в кабинет!

Начальник отделения хмыкнул:

— Ага, щас! Сперва подштанники отстирайте, гражданин!

— Дошутишься у меня! Свяжись немедленно с горотделом безопасности, пусть уточнят в главном управлении про капитана Ибрагимова!

Что-то такое специфическое уловил младший лейтенант в поведении гражданина, распространяющего вокруг себя сортирный аромат.

— Связаться не долго, — не выдержал он. А чтобы не потерять лица, строгим тоном добавил, обращаясь к дежурному и медицинской бригаде: — Но если этот «капитан» всё выдумал!..

*

За час до назначенного срока начальника СПО предупредили, что приём у наркома переносится на более позднее время.

Генеральный комиссар вызвал майора ближе к вечеру. На приветствие кивнул и спросил:

— Почему без Ибрагимова, товарищ майор?

Вытянувшись по стойке смирно, Кудрявцев оттарабанил фразу, которую репетировал со вчерашнего вечера — что, мол, согласно негласному личному распоряжению предсовнаркома товарища Николая Ивановича Ежова бывший капитан госбезопасности Ибрагимов ликвидирован с целью обеспечения секретности проведённой операции. Труп в Москве-реке.

— Хоть и жаль молодого сотрудника, но обсуждать приказ предсовнаркома мы права не имеем, — пожал плечами Агранов. — Не всплывёт покойник, не всплывёт и информация про «Лемнискату», не так ли?

— Так точно, товарищ нарком, — выдохнул Кудрявцев.

— Ну, не стой столбом, как хер поутру, садись. Поговорим.

Майор опустился на стул.

— Знаешь, что напрягает, майор? Что ты и в этот раз не поставил в известность меня! Надеюсь, ликвидация произведена чисто? Никого больше зачищать не потребуется?

— Так точно, товарищ нарком, исполнил собственными руками.

Агранов взял папиросу, постучал мундштуком о коробку, размял с задумчивым видом, прикурил. И сухим служебным тоном поинтересовался:

— Тогда объясните мне, товарищ начальник эс-пэ-о, что капитан Ибрагимов делает в Туле?

«Попался таки, мудак! Профессионал из него всегда был как из говна пуля!  Если его начнут допрашивать, он расколется до самой жопы! Что делать? — понеслась по кругу мысль в голове похолодевшего Кудрявцева. — Что же делать?!»

Повисла пауза. Генеральный комиссар, пуская дым кольцами, наблюдал за реакцией подчинённого.

Секретные операции являются секретными только для нижестоящих сотрудников да ширнармасс. Для начальства они условно тайные просто потому, что начальство сидит выше и видит дальше. И глубже. Агранов не был бы Аграновым, затей он разговор с майором без тщательной подготовки.

После звонка из тульского УГБ нашли и аккуратно расспросили шофёра, возившего Ибрагимова в Калугу. Несмотря на состояние после интенсивного и непрерывного полуторасуточного запоя, близкое к коматозному, из него удалось вытрясти интересные сведения.

То ли из несвойственной органам человечности водителя не включили в план зачистки, то ли просто прохлопали — как в английских детективах плохие сыщики не берут под подозрение садовников, почтальонов и шофёров… А может — по причине его склонности к систематическому злоупотреблению. Даже если он станет трепаться о поездке в Калугу, собутыльники примут за пьяную травлю: ага, ага, капитана госбезопасности возил по важному делу! Да кто тебе, ханыге, целого капитана-то доверит?

Однако обещанные — и немедленно предъявленные — пол-литра на опохмел сделали мутноглазого, сурово бдительного с перепою Михаила сердечным и откровенным. Он в подробностях рассказал щедрым ребятам в штатском про свою внезапную поездку. На несколько раз заданный вопрос, где и когда он расстался с пассажиром, Михаил, не отводя жадного взгляда заплывших глаз от бутылки в руке спрашивающего, отвечал: «На улице Десятилетия Октября, где же ещё… Третьего дня, часов около одиннадцати вечера».

*

Агранов в две затяжки докурил папиросу, решительным движением раздавил в пепельнице бычок и поднялся.

— Молчишь, «исполнитель»? Вляпался ты! По самые ноздри! Ну что, поехали к месту стрелецкой казни? Повинимся… Николай Иванович сам идеальный исполнитель, поэтому нарушения приказов не прощает! Вдует нам по самое не балуйся.

— С вазелином… — выдавил натужную шутку майор.

— Вазелин, товарищ Кудрявцев, надо заслужить! Вставай, пойдём судьбе навстречу…

За неисполнительность Ежов взыскивает строго. А за прямой обман и вовсе мехом внутрь вывернет! Блестящая от пота лысина не двинулась с места. Её обладатель, светло-серый от переживания, выдавил:

— Товарищ генеральный комиссар… Что же делать?..

— Ты меня спрашиваешь? Сам вляпался, сам и предлагай. Твоя жопа повисла над заершённым колом, — усмехнулся нарком, сделав ударение на слове «твоя». — Ну ладно, расскажи для начала, как ты отпустил Ибрагимова? Меня это интересует не с познавательной точки зрения, а в аспекте установления доверия между нами. С ним всё плохо, не находишь?

Потея и непривычно заикаясь, Кудрявцев изложил наркому всю историю неисполнения приказа — от телефонного разговора с Ежовым до прощания с «обречённым на заклание» капитаном. Он умолчал только о своей любовной связи с Ибрагимовым и приказании стучать на Агранова. Личные отношения этих голубков наркому были до одного места, а то, что майор придержал камень за пазухой, отвечало задумке игры со стукачом.

— Ну, слава богу, разродился, — Агранов потянулся за новой папиросой. Хмыкнул, добавил, усмехаясь: — И кесарево сечение не понадобилось!

Майор поднял глаза на генерального комиссара. Кажется, забрезжила надежда и рыбку съесть, и на ёлку влезть, не ободрав коленей.

Когда неслышной тенью явился вызванный начальник отдела кадров, нарком сказал:

— Литвин, имей в виду, капитан Ибрагимов в списке сотрудников ГУГБ не значится. Не было и нет такого сотрудника. Сам понимаешь.

— Инициалы какие, Яков Саулович?

— У нас что, дохера Ибрагимовых числится?

— Одних капитанов четверо!

Кудрявцев с готовностью подсказал:

— Ша тэ…

Затем последовал звонок дежурному.

— Сообщите в тульское УГБ, что такого сотрудника у нас никогда не было. Думаю, у их психа редкая, странная и опасная мания, наверняка ему придётся много лет провести в сумасшедшем доме. Передайте моё мнение начальнику УГБ слово в слово! — Агранов положил трубку и обратился к майору, осторожными движениями вытирающему платком лысину: — Ну, какие твои дальнейшие действия, интриган?

— Доложу товарищу Ежову о выполнении поставленной задачи, — всё ещё не веря в благополучный исход, ответил Кудрявцев.

— Доложи. А перед Марковым извинись. Лично извинись! И не вздумай для этого вызывать комкора к нам! — приказал генеральный комиссар, отпуская его. Когда майор, превозмогая отвратительную дрожь в коленках, дошёл до двери, Агранов добавил: — Да, не забудь о представлении на старшего. Завтра «рыбу» мне на стол.

По неискоренимой привычке считать окружающих тупее себя, Кудрявцев решил, что ловко вывернулся и объегорил Агранова. Ему и в голову не приходило, что профессионал-чекист технично взял его на поводок.

Отпустив «кучерявого», нарком вернулся к делу, из-за которого отменил вечерний разговор с ним. Открыл папку с донесением и двумя листами папиросной бумаги, на которых было напечатано обращение к советскому народу. Послание во множестве экземпляров появилось в Москве и Ленинграде, разошлось по столицам союзных республик и крупным городам РСФСР вроде Горького, Свердловска и Ростова.

За неполные сутки, прошедшие с момента обнаружения первых листовок, удалось выявить кое-какие каналы распространения. К сожалению, ниточки обрывались где на третьем, а где и на втором шаге. До истоков было как на карачках до Шанхая…

_____________________________________

*) Лепешок — костюм (блатной жаргон).

**) Майдан — поезд (блатной жаргон).

***) Младший лейтенант милиции — спецзвание, примерно соответствовало званию старшего лейтенанта РККА. Младший лейтенант милиции в описываемый период носил петлицы с одним просветом и двумя звёздочками.

****) Помстилась - почудилась, померещилась (по В.И. Далю)