Жена с другой планеты, 2 часть

 
Фрэнк Белнэп Лонг (англ. Frank Belknap Long; 27 апреля 1901 — 3 января 1994) — американский писатель в жанрах ужаса, фэнтези, научной фантастики, поэзии, готического романа, комиксов, и нон-фикшн.   
***
    Через десять минут они снова были в квартире Лоринга. Дэвид счёл за лучшее  там услышать остальную часть откровения Дженис. Когда они вошли в большую гостиную-студию, атмосфера, казалось, наполнилась гнетущей пеленой; как будто они вышли из веселой суеты Деревенской улицы в место, где обитали страх и неуверенность. Дэвид решительно стряхнул с себя это чувство; это была его собственная квартира, и здесь никто не жил, кроме него самого, и он был человеком реалистом, хотя и несколько романтичным.

Они сели вместе на кушетку, которая так недавно держала их в объятиях друг друга восторженно. - Теперь Дженис, - сказал он, стараясь говорить спокойно и терпеливо, как будто он был врачом, имеющим дело с трудным пациентом. «Возможно, у тебя была галлюцинация. Но расскажи мне об этой Вещи, которую ты видел. И помни, что я здесь, рядом с тобой». - Она говорила с усилием. Я видел его достаточно отчетливо, чтобы быть уверенным, что он жив и наблюдает за мной. Я видел его лицо. Оно было плоским, холодно-бесстрастным, отвратительным. В чертах лица вообще не было никакого движения. Нос был выпуклым. Как нос алкоголика. О, я знаю, это звучит почти нелепо, но это правильное описание. Я не могу придумать более точного. Его глаза…
"Продолжать." -- Они были маленькие, темные и тлеющие, утопающие в складках розоватой плоти. Я сказал, что никакого оживления, но глаза были живы, прикованы ко мне, как будто это -- да, вурдалак. впился зубами в мою плоть и высосал весь мозг из моих костей.Изо лба у него торчало по одному от каждого виска два маленьких шишковатых выроста.Они тоже были розоватые,и если бы они были немного длиннее,то были бы похожи на рожки ."

«Позвольте мне сказать прямо, Дженис. Его лицо было плоским, а нос был выпуклым. И когда глаза оживлены, они очень выразительны. От этого другие черты тоже кажутся оживленными. Разве здесь нет противоречий? "

— Нет, я так не думаю. Его лицо действительно выглядело плоским, похожим на маску, несмотря на выпуклый нос и тлеющие глаза. Я думал так же, как и мы. Я сказал вам, что я чувствовал. Это было какое-то чудовище, несмотря на его почти человеческое тело».
— Ты видел его руки?

"Вот что напугало меня больше всего, Дэвид. Я не думаю, что у него были руки. Его руки были в тени, так что я не мог быть уверен. Но я думаю, что у него были когти. Когти. Я не стал ждать, чтобы убедиться, Я пробежал мимо него и спустился по лестнице. Он не пытался следовать за мной».

Мгновение Лоринг сидел неподвижно, невольно потрясенный, не зная, чему верить. Затем совершенно неожиданно в его глазах появилось выражение облегчения. Через мгновение выражение его лица снова изменилось. Облегчение исчезло, и его глаза пылали гневом.

"Шалость!" он сказал. - Так, должно быть, и было. Все, с того момента, как ты увидел этого лакированного красавца-шутника в своей комнате, до карикатуры в холле. Какой-то деревенский персонаж развлекается за наш счет. Будь он проклят. к черту!" - "Но Дэвид, я же говорил тебе..."
-- Неважно, что вы думаете, что видели. Теперь я точно знаю, что произошло. Это случается довольно часто, не только в Деревне, но и везде, где художники и писатели устраивают вечеринки и позволяют зайти завистникам. Всегда найдется какой-нибудь бездарный шутник, который хочет чтобы отомстить людям, у которых есть талант. К этому может примешиваться и секс. Кто-то подыгрывает чужой девушке или...

— Ты имеешь в виду, что думаешь, что все это могло быть направлено против тебя.

«Вполне возможно. На меня через тебя. Я бы не сказал, что мимо Джека Дурбина». Он встал и прошелся по комнате, возбужденный возможностью рационального ответа на странную историю.

— Но я видел в своей комнате не Дурбина. Или кого-то из наших знакомых.

"Естественно! Внешность Дурбина сразу отбросила бы его. Но он мог бы уговорить друга помочь с розыгрышем. Есть дюжина других людей, которых я мог бы номинировать на роль. Ты не всегда запоминаешь лица людей, которых встречаешь. небрежно на вечеринках. Возможно, вы смотрели в бокал с коктейлем, когда вам представили симпатичного парня. Возможно, вы встретили его и забыли об этом».

«Я бы не забыл».

— Ладно, ты его не забудешь. Значит, он новый человек, которого ты никогда раньше не видел. Это не исключает возможности, что Дурбин или кто-то еще уговорил его помочь с розыгрышем. за последние восемнадцать месяцев посещал тридцать или сорок вечеринок.Разные люди.Битники, серые фланелевые костюмы с Мэдисон-авеню, художники, которые разбили галереи в центре города, пианисты, борцы, воздушные гимнасты, парни, которые писали Великий американский роман для сорок лет. Вы можете выбрать сами. Я отдам свой голос за одного из далеких, настоящих битников».

— Дорогая, если бы я действительно мог поверить…

«Позвольте мне закончить, Дженис. У всех людей могут возникать эротически навязчивые идеи, опасные и злонамеренные идеи. Они теряют всякую честь. Это старомодное слово, но оно мне всегда нравилось».

- Я не возражаю против этого, Дэвид. Но я не могу поверить, что все это была злонамеренная шутка. Я просто не могу примирить то, что я видел, с таким удобным, легко принимаемым объяснением. Ты убедил себя. что фигура в холле была в маске. Это было первое, о чем я подумал, но я не мог в это поверить».

«Почему бы и нет? Это имеет смысл».

"Не для меня. Это существо было настоящим, Дэвид. Настоящее, живое и чудовище. Не человек, замаскированный маской. Его лицо было похоже на плоть".

— Но вы сами сказали, что его лицо было похоже на маску. А современные механические маски могут быть почти невероятно реалистичными. Изготовление масок стало изящным искусством. Так было всегда, в некотором смысле, но сегодня оно вдохновлено гением. несколько необычных — и чудовища типа Франкенштейна, и такие, которые не испугали бы женщину, если бы она проснулась утром и увидела его рядом с собой на подушке. Она могла бы даже…

-"Не говори так, Дэвид, или я разозлюсь. Я сдерживал себя, но я могу разозлиться. Ты слишком сильно нажал на педаль ревности, повредил звуковую дорожку, заклинил клавиши."

-«Прости, Дженис. Просто проскользнуло».
«Что ты собираешься делать, Дэвид? Если ты действительно считаешь, что это была просто злая шутка».

«Конечно, найди его. Найди его, сними маску и выровняй его лицо, чтобы ему не нужна была маска, чтобы он выглядел как омерзительный монстр. Так мы будем помогать друг другу».

«Вы можете оказаться в тюрьме».

"Это того стоит. Найти его может быть нелегко, но есть хороший шанс, что я получу его в свои руки, если буду достаточно усердно работать. Я прямо сейчас иду к тебе в квартиру, одна. Я хочу оставайтесь здесь, пока я не вернусь. Я расспрошу соседей. Кто-то мог видеть, как он приходил или уходил. Я опишу его и постараюсь найти кого-нибудь, кто хорошо его знает или видел его достаточно часто, чтобы узнать описание Тогда я пройдусь по коридорам и вашей квартире частым гребешком. Он мог где-то в квартире оставить ключ к своей личности.

— Это кажется маловероятным, Дэвид.

— Мало ли. Даже профессиональные преступники бывают небрежны, а он не профессионал. Удивительно, как часто злоумышленники оставляют где-то следы. лейтенант-детектив, который твердо убежден, что у вас есть по крайней мере сорок процентов шансов отследить нарушителя, если вы проявите достаточно тщательности и изучите все возможности».

"Хорошо, Дэвид, продолжай. Я не буду пытаться остановить тебя. Выясни все, что сможешь. Я думаю, ты ошибаешься. Я не верю, что это была шутка. Я уверен, что это было что-то странное и более ужасающее, что-то, что мы даже не можем понять. Но я не хочу, чтобы вы винили меня позже. Хотя я действительно не вижу, что толку от его поимки».

— Не понимаешь? Думаю, ты первая поймешь, что я чувствую.

«Я могу понять, что ты чувствуешь, Дэвид. Но что хорошего в том, что ты сбиваешь его с ног? Если ты прав в том, что это розыгрыш, он очень болен. На самом деле, ты должен проявить сострадание и захотеть помочь ему».

«Боюсь, я не могу быть объективным в этом вопросе. Это вопрос мужской гордости».

— Ну, давай, потакай своей гордыне, Дэвид. Я тебя не останавливаю…

Прощальный выстрел немного разозлил Дэвида, когда он стоял возле многоквартирного дома, глядя на длинную улицу Макдугал-стрит, его глаза настороженно высматривали проезжающее такси. Просто злиться на нее не имеет никакого смысла, сказал он себе. Женщина не могла понять, что чувствовал мужчина, когда он попал в безобразную ситуацию, которую можно было исправить только одним способом, если он хотел продолжать жить с самим собой.

Злиться не имело смысла, но он должен был точно объяснить ей, что произойдет с его целостностью, если он отмахнется от всего этого и забудет об этом. Эмоционально она бы никогда не поняла, но он должен был приложить серьезные усилия, чтобы, по крайней мере, привести ее в порядок интеллектуально и исправить впечатление, которое он оставил у нее, что он был идиотом с научной точки зрения и все еще живет в Средневековье, если говорить о психических заболеваниях....

Вполне возможно, что шутник был психотиком или, по крайней мере, психопатом. Но даже при этом его честность требовала, чтобы он дал негодяю хотя бы один крепкий удар в челюсть. После этого он мог позволить себе почувствовать себя великодушным и просвещенным и потащить человека за шкирку в ближайшую психиатрическую лечебницу.
Наконец такси подъехало к обочине, и Лоринг сел и назвал шоферу адрес Дженис на улице Горацио. Он немного расслабился и смотрел, как мимо окон такси проносятся деревенские магазины, рестораны и химчистки. Почти совершенно пустынный вид Деревни до десяти утра никогда не переставал его очаровывать. Он не совсем знал, почему. Через три минуты такси подъехало к тротуару перед четырехэтажным домом из песчаника. Лоринг заплатил шоферу, поднялся по крыльцу и поднялся на два лестничных пролета к двери квартиры Дженис. Он вставил ключ, который она дала ему, в замок.
Квартира Дженис казалась совершенно мирной — тихой и привлекательной в свете раннего утра, который струился из высокого окна прямо напротив кушетки. Покрывала были в беспорядке, посреди пола лежала тапочка, а маленькая дубовая подставка была опрокинута, когда она торопилась уйти. Но в остальном в комнате был порядок, и ее присутствие, казалось, витало над всем, к чему прикасался Лоринг.
Он смотрел на туфельку, когда холодная мысль закралась ему в голову и заставила его сердце замереть. Что, если она не жива и не в безопасности и не ждет его в квартире, которую они скоро будут делить? Что, если бы он был любовником, возвращающимся в одиночку в дом, который никогда больше не услышит эха ее шагов? Что, если она заняла узкий дом под рядами кипарисов, а он был теперь один, и только воспоминания могли утешить его или жестоко разорвать его сердце?
Если он возвращался один в такое жилище, мог ли он вынести даже взгляд на туфельку, на неубранную постель, на все дорогие, драгоценные вещи, которых коснулись ее руки?
Он вдруг вспомнил, что в прошлом, когда он позволял своему разуму хотя бы на мгновение остановиться на какой-нибудь великой и безутешной утрате, которой никогда не было в действительности, он становился от этого лучше — человек, более способный в полной мере воспользоваться каждым мгновением жизни. радость и счастье на сужающейся орбите его дней. Каждое мгновение нужно было проживать на полную катушку, с таким возвышением сознания, какое ты был способен испытать, потому что орбита начала сужаться, когда тебе было двадцать, и никогда не расширялась, даже когда на какое-то время переставала сужаться и оставалась такой, какой была. был.
В прошлом такие мысли не потрясали его слишком глубоко и не оставляли после себя холодного холода. Но теперь они как-то это сделали. В комнате стало заметно мрачнее, и холод, казалось, распространился из его сознания расширяющимися кругами, окутав стулья и прикроватный столик, кирпичи камина и даже картины на стене.

Он не услышал, как открылась дверь, хотя она издала слабый щелчок, который был бы слышен любому менее озабоченному.

Он даже не слышал шагов женщины, приближавшейся к нему через комнату. Ее поступь была очень легкой, а ковер был очень мягким и с глубоким ворсом. Но ее быстрое взволнованное дыхание и пьянящие духи, которые распространяли свою сущность по комнате — запах жасмина, — и шорох ее платья, когда она быстро двигалась, дали ему понять, что он больше не один.
Он резко повернулся и остановился, уставившись на нее, не в силах ни пошевелиться, ни заговорить, с ошеломленным недоверием в глазах.

Он никогда раньше не видел эту женщину. Однажды увиденное, ее лицо навсегда осталось бы в его памяти, и он никак не мог забыть, как мучительно красиво оно было, или не мог запомнить каждое впечатление первой встречи, время, место, точный момент, когда она перестала быть незнакомец.
Ее красота была настолько ошеломляющей, что волновала сердце опасным образом. Мгновенно, бурно, как лекарство, введенное прямо в аорту, сжимая мышечные волокна, сближая их, усиливая каждый удар пульса, превращая каждый удар в удар молота в разрывающейся тишине.