Последняя охота. Продолжение Находка

Охота! – для посвященного уже все и так ясно. Как можно обойти вниманием увлечение, которое в течение многих лет моей жизни, было для меня наипервейшим в ряду всевозможных видов активного отдыха! О-о! – сколько эмоций и впечатлений получил я рассекая на катере мелководный Бьеркезунд близ Финской границы, с ружьем на изготовку; или в прицепе трактора, прущего на бешенной скорости по заснеженным полям Псковской области; или бродя в одиночку вдоль небольшой речушки Суйда и за неимением нормальной дичи, отстреливающего хитрых ворон.
Наверняка все смотрели фильм А.Рогожкина «Особенности национальной охоты»? Смотрели, смотрели! Думаете, это просто веселая комедия? Ничуть не бывало – фильм говорит о глубоком проникновении режиссера в теорию этого вопроса. Я бы даже сказал, что в чем-то он документален. Конечно, для привлечения зрительского интереса, лента содержит и небылицы типа полета коровы на бомбардировщике, но в целом снята очень реалистично.
Как доказательство, предлагаю Вашему вниманию мои личные воспоминания о некоторых собственных охотах. Это отрывки одной из глав книги «Исповедь пьяницы или биография одного алкоголизма», напечатанной всего в нескольких десятков экземпляров и быстро разошедшейся сейчас уже не помню, куда и кому. Тут уж точно сухое изложение фактов, позволю себе только убрать из текста некоторые фамилии и названия местности.   
«Охоту я открыл для себя лет в одиннадцать, когда меня, еще маленького, в общем-то, пацана, отец взял с собой на озера…
…Добрались до охотничьих угодий. Опускаю подробности; взяли лодку, и отправились на острова – я, отец и еще один сотрудник с его работы. С вечера, по традиции, они здорово врезали, после постреляли по уткам (оказалось чучелкам), за что нас обматерил поставивший их охотник, а потом отец свернул палатку, пытаясь в нее попасть. Так и спали втроем, как в мешок запакованные. Наутро всем, кроме меня, было плохо. Сотрудник на своей лодке куда-то угреб. А отец забрался в лодку, где немедленно заснул, предоставив мне решать проблемы с доставкой нас до базы.
Я греб, выбиваясь из сил. Труднее всего было отчалить от острова – все время прибивало обратно, но я, все же, смог и выбрался на большую воду. Тут я увидел, что мне машут с соседних лодок, тыча руками в направлении серой тучки, на поверку оказавшейся небольшой стаей уток. Схватил ружье. На корме спал отец. Бах! Первый выстрел прошел над ним. Над фальшбортом стала подниматься его голова. Бах! На спусковую скобу я нажимал уже машинально. Сделай это я на секунду позже – и в моих историях об охотах папа уже не фигурировал бы. Но все закончилось благополучно: уток мы не добыли, зато все остались живы.
На той охоте мы потеряли бинокль. Думали, забыли на острове, но через полтора года достали палатку, развернули – а он там, внутри. Почти через тридцать лет я подарил его своей пятилетней падчерице».

«На свою первую серьезную охоту я попал уже будучи молодым офицером, когда вступил в охотничье общество и, наконец, воплотил в жизнь давнюю мечту – купил ружье – «вертикалку» 12-го калибра…
…Пришли мы на острова под вечер, потому, пока обосновались, развели костер и все такое, охотиться уже не стали – темно, да и утки не летают. Решили – на утренней зорьке, когда самый лет.
С вечера напились все, хорошо так врезали, но утром, встали без вопросов. Как говорил один бывалый охотник: «В роте плохо», имея ввиду не воинское подразделение, а собственный рот.
Помню, как начальник милиции тащил кого-то на крукишках через протоку, потому что длинные болотные сапоги, позволявшие форсировать препятствие, не замочив ног, были только у него. Меня с Володей по кличке «Сказка», за складно рассказываемые истории, на лодке отрядили метров за сто от берега караулить утренние полеты. Остальные стрелки рассыпались относительно нас по берегу, влево – вправо. Ждем.
Начался перелет. Уток, действительно, было много. Летали они и высоко, и низко, далеко и совсем рядом. С похмелья палили плохо, но и в таком состоянии смогли настрелять около дюжины. Последний аккорд запомнился мне особенно. Утки шли над водой. «Кря, кря!». Наш катерок покачивался на легких волнах. Мы с Володей положили ружья на скамейки и нежились в лучах восходящего Солнца, такого желанного после холодной ночи. Свесив руки за фальшборт, я купал пальцы в прохладной воде.
«Бах!» – По ладоням будто розгами хлестанули – «Бах!» – Второй раз, но уже по телу, закрытому курткой и охотничьим жилетом, совсем не больно.
– Стоп! – Заорал я, мгновенно сообразив, что случилось. – Хватит, отставить стрельбу!
Один из охотников, выцелив низко летящую стайку, лупил по ним дробью некрупного номера. Наш катер он в расчет не принял, а мы как раз находились со стаей на одной линии. Дробь, срикошетив от воды, приобретает дополнительное ускорение, и весьма больно бьет даже на расстоянии ста метров. Убить, конечно, не убьет, но в глаз попадет – выбить может – обошлось. Впрочем, на этом прицельные выстрелы «бывалых» не закончились.
Позавтракали, опохмелились. Перелет кончился, теперь уток по камышам искать надо. Сели в катер. Вместе со мной и «Сказкой» сел и тот охотник.
Пошли на больших оборотах. Володя, высмотрев впереди сидящих на воде уток, сбавлял ход, и потихоньку к ним приближался. Утки терпели наше вмешательство в их личную жизнь до определенного предела, а потом поднимались «на крыло». Тут их и шлепали, точнее, шлепал «Сказка», а мы через раз мазали, а может и чаще.
Подойдя к одной из таких стаек на расстояние выстрела, Вова прибавил газа и поднял стаю в воздух. Мы (он и я) тут же вскочили и «отдуплились». Выстрелив, мгновенно сели обратно. По всем правилам войны и охоты, первый эшелон отстрелявшихся сразу опускался вниз, давая возможность второму беспрепятственно спустить курки в неприятеля или добычу. Все происходило в соответствии с тактикой: стрелок встал, прицелился, легонько шевельнул пальцем правой руки… Вчера вечером при пальбе по подброшенной вверх миске он был вторым после «Сказки»… Но лодку качнуло. Ствол его старенькой проверенной двустволки поехал вниз. Ружье, как всегда не подкачало, осечки не было – сноп дроби прошел аккурат между мной и Володей на расстоянии 20-ти сантиметров от головы каждого и, не успев рассеяться на таком малом расстоянии, угодил прямо в дуговое алюминиевое обрамление лобового стекла катера. Подобие некоего бриллиантового салюта брызнуло нам с Вовой в лицо и грудь.
– Б-дь!!! Кто стрелял!
Это были единственные печатные слова, которые тогда орал «Сказка». Я еще подумал тогда: «Нас здесь всего трое, я и он сидим рядом, неужели не ясно кто?» А может, послышалось – сплошной звон в ушах.
Все устаканилось. Катер позже отремонтировали. Странно, но алюминиевая дужка не разорвалась, а только вытянулась вперед сантиметров на двадцать, мгновенно раздавив стекло, которое и засыпало нас теми самыми бриллиантовыми осколками.
Вообще абсолютное большинство результативных охот, в которых я принимал участие, приходилось на П-ск. И почти всегда на них присутствовал «Сказка». Он, помимо всего прочего, работал водителем у крупного городского начальника. И надо сказать, водителем он был, что называется, «от Бога». Вот один эпизод.
Приехали мы весной на очередную охоту в П-ск, а на озерах еще лед не сошел. Что делать? Решили поохотиться в лесу, как раз гусиный перелет был. Выделили нам служебный «УАЗ», а в качестве водилы и сопровождающего – Володю.
Поколесили мы по лесу в поисках дичи прилично, но глухо. Расположились на ночлег, скоро должно было стемнеть. Разожгли костер, достали съестные припасы, водку разумеется, и стали приводить себя в состояние, при котором засыпаешь на любом морозе и при любом дожде. Технология отработанная, лично мне приходилось спать на снегу при минусовой температуре. Тут главное пока трезвый нарубить побольше тростника для подстилки, а потом пить, до тех пор, пока не упадешь, только утром очень холодно – рядом с костром лежать нельзя – ноги во сне инстинктивно суешь поближе к теплу, так и сгореть недолго.
Сидим, хорошо сидим. Ружья и карабины составили домиком в паре метров от костра. Вдруг сверху «га, га!» Головы поднимаем – мать честная! Прямо над нами, едва не касаясь крыльями деревьев, стая гусей! Вскочили, кинулись к оружию, дружно вскинули стволы вверх – куда там! – гуси уже метров на восемьдесят отлетели, стреляй теперь по хвостам через кроны деревьев. Посетовали, конечно, на невезение, допили водку, и спать – утро вечера мудренее, свое еще возьмем.
Но утром захотелось опохмелиться, согреться. Уселись в машину и поехали напрямки, через железнодорожное полотно, к окраине города в магазин.
Здесь мне бы особо хотелось поблагодарить отечественный автопром. Перевалив передними колесами через торчащие на добрые полметра рельсы железнодорожного полотна, мы вдруг ясно поняли, что крепко застряли. Володя Сказка бросал машину взад – вперед, но, ни съехать назад, ни проскочить вперед нам не удавалось. Слева безжалостно гудел маневровый паровоз, до встречи с ним оставалось метров четыреста.
– Мужики, приготовьтесь прыгать, – водитель не нервничал, он просто констатировал.
И вдруг – о чудо! – машина рыкнула и в два прыжка перескочила рельсы.
– Я на своей тачке так бы не смог, – с нами был мой друг по училищу; в то время у него был «Опель Фронтера», по тем временам дорогой и престижный джип.
Теперь хотелось не просто опохмелиться, а конкретно напиться. Мы купили для начала литровую бутылку, выпили, потом носились на «УАЗике» по безлюдным просторам российской глубинки, стреляли по чайкам, ни разу не попав, пробовали ногами на прочность лед у берега, докупали что-то еще и, в конце концов, под вечер вернулись на базу, где Володя и продемонстрировал свое мастерство, как водитель. Километрах на шестидесяти (по бездорожью очень приличная скорость) он резко свернул к съезду на озеро и, не снижая скорости, направил машину между двух сосен, срезая путь. Они росли так близко, что столкновение казалось неизбежным. Я уперся ногами и руками в переднее сиденье (там не предусмотрены ремни безопасности) и подумал, что «Сказка», ошалев от водки, решил покончить жизнь самоубийством. Ничего подобного. Этот Шумахер проскочил между деревьев так лихо, что у меня в животе защекотало. От каждого борта машины до дерева было едва ли больше пятнадцати сантиметров.
Охотились и без Володи Сказки. К примеру, на мысе Киперот, под водительством местного начальника. Та поездка была памятна не столько пьяными историями, сколько тем, что непостижимым образом сломали катер на воздушной подушке, и чтобы доставить его до места охоты, гребли веслами, сидя на металлической обшивке.
Но в основном подавляющее большинство наших п-ских охот проходили на островах. Вспоминается свежайшая щучья икра, которую готовила жена начальник базы всего за семь часов, и которая так чудно шла под водочку, что я съедал по десять бутербродов за раз; и утка, сваренная в пиве одним охотником из местных старожил, которая при ближайшем рассмотрении напоминала скорее старый башмак маленького размера; и то, как мы с мужиками тащили из воды несколько сотен метров сети, вынимая из нее еще трепещущую рыбу.
 Вспоминается весельчак Валера Т-ч, готовый всегда сварить уху, сыграть на гитаре и крепко выпить, как мы с ним долго ходили на катере по озерам, подкрадываясь на малых оборотам к стайкам уток, а я рикошетом от воды бил их с дальних дистанций, а потом, причалив к берегу, сразу попали на проводы какого-то мичмана на пенсию. Я тогда сидел за праздничным столом, а руки у меня были по локоть в крови, да и лицо забрызгано, потому что добивать подранков приходилось, шмякая их о борт катера головой, а сразу помыться мне почему-то не дали.
Ездили на эти охоты целыми семьями, с женами и детьми. И неважно, что порой и до стрельбы-то дело не доходило – лично я всегда находил возможность отдуплиться, не по дичи, так по воронам. Но без чего не обходилось никогда, так это без выпивки. Помните фильм Рогожкина «Особенности национальной охоты»? Порою мне казалось, что он просто подсмотрел за нами, так точно он все передал, чуть только приукрасив. Кстати, фильм и снимался в тех же местах, на тех же катерах, что забрасывали нас на острова, а некоторые эпизодические герои были вовсе не актерами, а действующими военнослужащими. Я посмотрел его еще до того, как он появился на экранах кинотеатров, видеокассетах и дисках…
… И заканчивая тему охоты, хочу рассказать про то, как мы с отцом съездили по приглашению М.А. к нему на родину в Псковскую область в деревню NN, на кабана. И про то, каких кабанов там завалили.
Нас собралось четверо: я, папа, М.А. и еще один товарищ имени которого я не помню, пусть будет Боря, приятель М.А. Я поначалу вообще не понимал, зачем он с нами поехал? У него не было с собой ни ружья, ни охотничий амуниции, даже приличного ножа. Но, выехав за черту города, все встало на свои места. Оказалось, что Боря прихватил с собой средство поубойнее всего нашего арсенала – 20-литровую канистру с коньяком!
– Ну, за дорогу, – сказал он, и мы сдвинули алюминиевые кружки.
Ехали на «РАФике», не быстро, осторожно – середина зимы, гололед. Потому еще не раз и не два нагибали канистру с душистым зельем, и коротко сказав что-то, как тогда казалось, значительное, стукались металлом о металл.
Я впервые видел российскую глубинку зимой. Впечатление, скажу, удручающее: мертвые деревни в три – пять домов, еще сохранившие название на истрепанных табличках у дороги, но уже абсолютно растерявшие жителей, и даже там где они еще остались, догадаться об этом можно было только по вытоптанным в глубоком снегу узким тропинкам; страшные покосившиеся домишки из почерневшего от времени бруса, и какая-то совершено дикая безнадега, давящая, как атмосферный столб – незаметно, но обязательно.
Приехали в NN. Отметил сразу: здесь точно живут люди – и дома добротные, и свет в окнах, и тропинки широкие и нахоженные. Дома, правда, расположены далековато друг от друга, мы-то привыкли, что два участка земли разделяет один забор, а тут между ними по нескольку сот метров.
Нас, явно, ждали – накрытый по-деревенски просто, но сытно стол, мутноватый самогон, сердобольно хлопочущие хозяева (родители М.А.), подтянувшиеся родственники – сваты и кумовья. В свою очередь, мы выставили на стол пару литровых бутылок водки, чем вызвали восторг мужской части местных обитателей: настоящая заводская водка в деревенском магазине хоть и продавалась ограниченным ассортиментом, но стоила дорого, а народ жил, в основном, натуральным хозяйством и лишними деньгами не был обременен.   
Как и всякая охота, эта началась с застолья. Утомившиеся с дороги, мы жадно ели и пили и, надо сказать, несмотря на то, что пока добирались, неоднократно пользовались канистрой с коньяком, здесь, на свежем воздухе, на морозце, в этой шумной веселой компании, не очень-то и забирало. Но, в конце концов, усталость вперемешку с алкоголем навалилась тяжелым грузом сначала на ноги, потом на голову и я, добравшись до кровати, не раздеваясь, повалился прямо на покрывало. Засыпая, я слышал, как за столом затянули русскую песню...
Встали рано. Наутро, как ни странно, голова не болела. Позавтракали, выпили для опохмелки по паре рюмок, таких приличных, знаете, как маленькие граненые стаканчики. Оделись, вышли во двор – я, отец и М.А. Нас уже ждали: накануне М.А. договорился со своим старым знакомым Мишей, местным охотником, что он организует нам «сафари» и тот расстарался. Во дворе стоял трактор «Беларусь» с прицепом, огромные задние его колеса были обмотаны цепями.
– Иначе не пройдет, – пояснил охотник, – снега много.
С Мишей был его толи брат, толи друг – он сел в кабину, Миша за руль, М.А., отец и я расположились на сене в прицепе. Тронулись. Надо заметить, что «обутый» таким образом трактор обладает огромной тягловой силой. Я как-то спрыгнул из прицепа по малой нужде и сразу увяз в снегу так глубоко, что теоретически, да и практически сделать это мог лишь в штаны. Так вот по такому чуть ли не полутораметровому снегу трактор пер со скоростью километров пятьдесят в час.
Первый день охоты мы десять часов кружили по лесам и полям, стояли в загоне и шли по накатанной колее, изображая загонщиков. Кстати, в прицепе на большой скорости жутко трясет, поэтому Миша больше двадцати – тридцати километров не давал. Из еды у нас были бутерброды и горячий чай в термосе. Вы не представляете, какая это божественная трапеза после пяти – шести часов в прицепе трактора на двадцатиградусном морозе. А вот водки не было даже в помине. Мне казалось, что абсолютно все удивлялись этому факту, и втихаря каждый винил других за то, что именно они не взяли самогоночки. Смешно.
Домой вернулись уставшие, голодные, озлобленные отсутствием результата, но, как ни странно, вполне себе счастливые.
– Ничего, – ободрил нас Миша, – завтра добудем зверя.
Я сомневался.
На крыльце нас встретила мать М.А.
– Ну, как охота? Споймали кабана?
– Да пока нет, – ответил за всех я.
– А мы вот споймали, – вздохнула женщина.
– Когда? Где? – Удивление на наших лицах быстро превращалось в недоумение. На миг мне показалось, что какой-то шальной кабан по неизвестным причинам действительно заскочил в дом, где его и прибили исконные хозяева.
–  Да вон, в сенях лежит.
Мы кинулись к двери. В сенях действительно лежал кабан. Крупный. Килограмм сто тридцать. Был он в тренировочных штанах и босиком. Не свежая майка задралась, открывая на показ огромное пузо. Это был сват.
Чуть позже, уже за столом, ужиная  и выпивая на выбор самогон, водку или коньяк, под квашеную капустку и соленые грибочки, мы слушали историю про свата.
Когда мы, позавтракав, отправились на охоту, оставшиеся не стали ограничиваться двумя рюмками и продолжили дальше. Потом подтянулся кто-то из вчерашних гостей, в том числе и сват. Банковал Боря. Уж не помню, что их подвигло пойти в магазин – явно не отсутствие спиртного – но Боря и сват оделись и по обледенелой снежной тропинке двинулись в его сторону. За душевной беседой у свата возник животрепещущий вопрос:
– Боря, а ты бутылку водки купить можешь?
– Могу, – просто ответил тот. Сват аж крякнул от удовольствия.
Я уже писал о натуральном хозяйстве и не избалованности сельских жителей денежными знаками.   
– А две? – Гнул свою линию сват.
– Могу и две.
И вот тут-то случилось то самое, непонятное. Сват всплеснул руками и, то ли от изумления, то ли от восторга, а может от захватывающих перспектив, повалился на спину и замер в умиротворенной позе. Благо от дома не далеко отошли. Боря вернулся, привел с собой пару человек и прикатил небольшие саночки. Тушу свата с большим трудом водрузили на эти санки и повезли к дому. На полдороги санки просто сплющились под ним – разъехались полозья, пришлось тащить его волоком. Кое-как затащили в сени. Определив, что он не мертв, а мертвецки пьян и просто спит, сняли верхнюю одежду (чтоб трезвился) и оставили в холодных сенях. Там он и пролежал несколько часов, до вечера, когда мы и появились.
Все время рассказа, а был он, как Вы понимаете, куда длиннее, чем это краткое изложение, несколько протрезвившийся сват стоял на коленях в дверном проеме, опершись руками в дверные косяки, и что-то невнятно бормотал. Сил подняться на ноги у него пока не было, как и ясно изложить свои предложения или просьбы. Наконец, мы поняли, что он просит налить ему выпить. Налили, после чего помогли дойти до кровати, где он и «погиб» до утра.
Выпили и мы, но на этот раз усталость была такой сильной, что я сразу пошел спать. До сих пор помню то блаженное состояния покоя и умиротворенности, которое я несколько секунд испытывал перед тем, как уснуть.
Второй день начался, как и первый – завтрак, стакан водки, трактор и часов семь по полям и весям. А вот закончился он куда веселее. Веселее, естественно для нас, а не для дичи. Во-первых, мы наехали на лежанки тетерок в снегу, и мне удался выстрел, навсегда закрепивший за мной репутацию меткого стрелка, конечно, применительно к данному коллективу. М.А. и отец вхолостую «отдуплились» по внезапно выпорхнувшей из-под колес «Беларуси» стайке птиц и, как положено, присели, давая мне возможность произвести залп. Тетерки разлетелись в разные стороны и были уже метрах в 70-ти – 80-ти. Я выбрал одну, быстро вскинул ружье, и мгновенно совместив цель с прицельной планкой и мушкой, нажал на курок. Тетерка камнем бухнулась в снег. Когда я откопал ее, то оказалось, что это не подранок – я попал ей прямо в сердце! Даже видавший виды Миша одобрительно похлопал меня по спине.
Во-вторых, под конец дня, изрядно намаявшись, мы наскочили на секача. Миша так врубил скорость, что меня, лежавшего на соломе в прицепе, подбросило на добрые полметра вверх и шмякнуло ребрами о настил. Впоследствии они долго болели, и я даже думал, что что-то сломал.
Кабан убегал в лес. Миша резко затормозил, выпрыгнул из кабины и, проваливаясь больше чем по колено в снег, побежал за секачом. Хочу заметить, что Михаил находился в прекрасной спортивной форме – по такой «дорожке» и с такой скоростью никакой олимпийский чемпион не смог бы перемещаться. Через минуту он скрылся за деревьями, еще через минуту раздались два выстрела.
– Подранок, – рассказывал наш «гид» возвратившись, – в ельник ушел отлеживаться. Завтра возьмем.
И точно! На следующий день кабан был наш. Преследуя беднягу, мы всадили в него шесть пуль, только после этого он «отбросил копыта».
А следующим утром, как обычно поправившись стаканом самогона, прихватив охотничьи трофеи, выехали в Питер.
Впоследствии, мне еще приходилось бывать в этой деревне на охоте. Абсолютно в том же составе и с абсолютно противоположным результатом. В сумерках М.А. вместо кабана застрелил молодую гончую Миши, которая и выгнала на него секача».

Я еще много мог бы вспомнить о том чудесном времени, когда охотничьи угодья находились в ведении государства, а не каких-то частных владельцев, и за пятьдесят рублей можно было купить сезонную путевку на отстрел водоплавающих птиц, но думаю, что уважаемый Читатель и так получил достаточное представление, что определенный охотничий опыт у меня имелся. Да и пара проверенных, тщательно вычищенных ружей, стояла в сейфе, принайтовленном к несущей стене в углу коридора. А потому нет ничего удивительного, что именно ко мне первому и обратился мой давний дружок Вовка Комков с предложением принять участие в не совсем обычной (он так и сказал) охоте.
После истории с янтарным самородком прошло что-то около трех месяцев, и все это время он не только не попадался мне на глаза, но даже не звонил. Честно говоря, я чувствовал себя неловко – выставил человека за дверь, дал пинка, наговорил гадостей, кажется. Думал, обиделся, но – нет. Прошло немного времени, и мой везучий друг снова сидел у меня на кухне, пил кофе с лимоном, уплетал печенье «Курабье» и сумбурно пытался довести до меня информацию, которой предназначено было возбудить во мне интерес принять его предложение «поохотиться».
Из предисловия узнаю, что обломки янтарного самоцвета он все-таки продал, не за ту цену, на которую первоначально рассчитывал, но достаточно дорого, чтобы купить себе однокомнатную квартиру, абсолютно новый, но старого советского образца УАЗик (с какого-то законсервированного военного склада), приличную одежду и гладкоствольный магазинный «Ремингтон» модели 870, семизарядный, двенадцатого калибра. И самое главное: со свойственным себе авантюризмом, Вовчик примкнул к какой-то научной экспедиции, изучавшей предгорные отроги Гималаев, на предмет обнаружения там доказательств существования так называемого «снежного человека». За свое участие в этом походе он даже частично профинансировал это мероприятие, потратив практически все оставшиеся от продажи янтаря деньги.
– Господи, – изумился я, – почему в Китай-то?
– Как же, – в свою очередь удивился мой друг, – там же его видели.
Я вздохнул.
– Да сообщения, что йети видели там или сям разлетаются по миру, как пирожки с лотка торговки в голодный год. В разных частях света его называют на свой лад. На Памире – йети, в Европе – сноумен, в Америке – бигфут, в переводе большеног, или сасквоч, в Гималаях – “метч-канг-ми” (грязный снежный человек). Его видели даже под Петербургом; у нас его прозвали “Белым”.
– Вот-вот, – поддакнул Комков, – ни хрена мы там не нашли, а вот под Петербургом…
– Научное сообщество считает, – перебил я, – что сообщения о снежном человеке объединяют в себе всего лишь народные предания, неправильную идентификацию виденного и откровенное мошенничество, а не относятся к реальному животному. Учёные уверены, что обнаружение подобных скрытых видов является весьма маловероятным, поскольку для поддержания численности популяции необходимо наличие неправдоподобно большого числа отдельных особей, а также потому, что климатические условия и особенности источников пищи ставят под сомнение возможность выживания животных, обладающих описываемыми характеристиками.
Справедливости ради надо сказать, что, несмотря на это, Бигфут считается одним из наиболее известных видов, существование которого признаётся сторонниками криптозоологии .
– Вот видишь, – Владимиру удалось вставить в мой монолог слова согласия, – признается! А я тебе больше скажу – мне совершенно наплевать на мнение ученых – я сам его видел!
Я с любопытством ждал продолжения.
– И не в Америке или Тибете, а здесь, в семидесяти километрах от Ленинграда, тьфу, от Петербурга.
– Я, конечно, слышал, – скептически улыбнулся Ваш покорный слуга, – что сообщения о встречах со снежным человеком под Питером нет-нет, да и просачиваются в прессу, но, по-моему, это полная ерунда – здесь в нынешнее время такая плотность застройки всевозможными садоводческими кооперативами, что ему просто негде будет спрятаться.
Вместо ответа Вовка разложил на столе несколько компьютерных распечаток.
– Посмотри.
Я углубился в изучение, ругая себя за то, что моему дружку всегда удается втянуть меня в какой-то «блудняк», при этом, не демонстрируя чудеса убедительности и красноречия. Вот что я прочел.
 «Под Санкт-Петербургом снежного человека окрестили «белым». Там его видели в 1982 году на берегу озера Суходольское. Как утверждает доктор биологических наук Валентин Сапунов, председатель объединения «Криптобиология», «большой белый человек» – не плод фантазии и не массовая галлюцинация. В 1982 году в лесу у деревни Орехово Приозерского района дикого человека, покрытого волосами, встречали туристы. Последующие сообщения о снежном человеке поступали в 1987–88 годах. С февраля 1989-го по март 1990-го неизвестного «лохматого» регулярно наблюдали на Карельском перешейке в узкой полосе от Ушкова до Матоксы. Затем «белого» видели под Сортавалой и под Приозерском».
«Только в 1996 году мы опросили 40 свидетелей, которые его видели на востоке Ленобласти, у деревень Ярославичи, Норгино, Пашкове - это под Лодейным Полем. В конце 1989 года у поселка Подгорное, в 50 км к северу от Петербурга, солдаты воинской части засекли самца и беременную самку. Несколько месяцев спустя в районе Первомайского садоводы тоже видели эту пару, только живот, по их описаниям, был гораздо больше. И уже во второй половине 1990 года в лесу между поселками Смолячково и Молодежный охотники видели самку с маленьким детенышем. Мистификация здесь невозможна: не могут разные свидетели, не знающие друг друга, так складно врать, не разбираясь к тому же в физиологии животного. По их рассказам все верно получилось - самка снежного человека вынашивает детеныша 11 месяцев. Ведь чем больше масса матери, тем больше срок беременности. У слона он вообще 2 года».
– Ну и что, – мой скепсис вовсе не исчез, – обычные газетные утки; их можно сколько угодно найти в «желтой» прессе. К тому же, даже если брать все это на веру, то в 80-х годах под Ленинградом еще были дремучие леса, а деревни – заметь, не садоводства – лепились в основном вдоль путей железнодорожных сообщений, отойди на пару километров – заблудишься.
– Пусть так, – покладисто согласился Владимир, – но вот более свежее сообщение, аккурат на пороге наступления «миллениума».
Я опять был вынужден углубиться в чтение.      
 «Как давно видели “снежного человека” в России? Оказывается, летом 1999 года. По сообщению газеты “Петербургские ведомости” от 27 августа 1999 года, по Кировской области разгуливает человекообразное существо с узкими плечами ростом около двух метров. Его видели дважды. Передвигается незнакомец прямо, тело его покрыто бурой шерстью, руки свисают ниже колен. Следы отличаются от медвежьих. Специалисты пребывают в недоумении: кто это — вконец одичавший бомж или и впрямь «снежный человек»?  Как видите, до сих пор вопрос о существовании «снежного человека» не имеет окончательного ответа. И все же энтузиасты не теряют надежды разгадать эту жгучую тайну».
Были и совсем недавние публикации, но такие невнятные, что я вообще не придал им значения, лишь скользнув взглядом по строчкам, где сообщалось, что в Гатчинском районе местные жители неоднократно наблюдали непонятное существо.
– Пх, – фыркнул я, – ну и что?
– Але-о, – Вовка помахал ладонью у меня перед носом, – ты что, не слышал меня? Я – САМ – ЕГО – ВИДЕЛ!
Последние слова он произнес раздельно, каждое выделяя голосом.
– Даже если я поверю тебе, то, что от этого измениться – переворот в науке ты не сделаешь, доказательств-то нет.
На этот раз Комков заявился ко мне не в грязной туристической спецовке, а в элегантном в мелкий рубчик костюме. В соответствие со своим новым «прикидом» и извечный рюкзак пришлось поменять на деловой кейс, обитый телячьей кожей, впрочем, достаточно вместительный. Из него-то он и достал кусок гипса, на поверку оказавшейся слепком огромной ноги. Ноги, несомненно, человеческой, только очень большого размера.
– Ты что, цемент с собой возишь? – спросил я, с любопытством рассматривая экспонат.
– Нет, пришлось в ближайшую деревню вернуться. Да, это не важно – ты посмотри какой он здоровый.
Я сходил за рулеткой, отпечаток был полметра длиной.
–  Самый высокий документально зарегистрированный человек в истории человечества – Роберт Уодлоу, который имел рост 2 метра 72 сантиметра, – задумчиво произнес я, – Он прожил немногим более двадцати лет и умер, кажется, в 1940-м году. Ему же принадлежит абсолютный рекорд по размеру ноги: Роберт носил обувь 76-го размера, а его ступни были длиной 47 см.
– Ты хочешь сказать, что этот Уодлоу вовсе не умер, а бродит сейчас в лесах Ленинградской области? За последние семьдесят пять лет он слегка подрос, и нога увеличилась на три сантиметра? – неуклюже сострил мой друг.
Я промолчал.
– Да, ты пойми, – продолжил он, – я сам сделал слепок со следа, а перед этим видел того, кто его оставил. Да, издалека, не слишком четко и всего лишь на несколько секунд, но ВИДЕЛ! Это было какое-то лохматое существо. О росте судить трудно, но я успел отметить, что головой оно доставало до нижних ветвей дерева, под которым я и обнаружил отпечатки стопы. А это всяко выше двухметровой отметки. Агрессивности чудище не проявляло, наоборот, слиняло куда-то почти мгновенно, но если бы не семь пуль в магазине ружья, висевшего за моей спиной, я бы, наверное, обгадился. Неужели тебе, дипломированному естествоиспытателю, не интересно проверить все это?
Опускаю дальнейшее течение разговора, скажу лишь одно – и на этот раз Вовчику непостижимым образом удалось уговорить меня принять участие в охоте на лесного жителя. Правда, в охоте не с целью добычи трофея, но с намерением получить доказательства обитания «белого» в непосредственной близи от города на Неве. Ружья, на всякий случай, мы захватили – он свой штучный «Ремингтон», а я проверенную тридцать четвертую ТОЗовку 12-го калибра – не знаю, как йети, но кабаны и волки там точно водятся. Ну, как?! Как ему это удается?
____________________________________________________   

На следующее утро, едва стало светать, по трассе М-10 выбрались на Вовкином УАЗе за пределы города и за час с небольшим добрались до деревни, в нескольких километрах от которой мой друг видел предположительно «белого». Деревушка была мне знакома; лет десять назад, еще практически молодым человеком, я, когда один, когда в компании со своими друзьями, реже с местными ребятами, имел удовольствие охотиться здесь на вальдшнепов, бекасов, уток и даже гусей. Ну, как охотиться – бродили вдоль речки по полям обрамленным густыми лесными массивами, если везло – подстреливали парочку другую уток, если нет – просто стреляли по пустым бутылкам, которые в некотором количестве всегда оставались после наших привалов. Именно здесь я продемонстрировал чудеса меткости: с тридцати пяти шагов дважды пулей перебил слегу толщиной с большой палец ноги, воткнутую в землю.
Теперь скромная деревня разрослась: вокруг ее стареньких одно- и двухэтажных деревянных домиков сейчас лепились здоровенные хоромы новых застроек, откровенно портя патриархальный вид единственной улицы этого испокон века старинного русского поселения. Той тишиной и покоем, которые здесь были 10 – 15 лет назад даже не пахло.
– Это здесь ты встретил чудище? – усомнился я.
Вовка выставил перед собой открытую ладонь.
– Спокойно, старик, – кивнул утвердительно, – сам все увидишь.
Проехав насквозь по деревенскому тракту село, выехали в поля. Грунтовая дорога была вся в ямах и ухабинах, слава Богу, что давно не было дождя, а то и советских вездеход УАЗ вполне мог бы тут застрять. Километра четыре петляли по бездорожью, то вплотную приближаясь к речушке, то отъезжая от нее метров на семьсот-восемьсот. Наконец, подъехали к глубокой низине; на дне журчал стремительный ручей, через который были перекинута пара трухлявых бревен. Переехать его не было никакой возможности. Загнали машину поближе к лесу, нахлобучили на себя рюкзаки, ружья закинули за плечи. Дальше надо было идти пешком. Охота началась.
Форсировав ручей, углубились в поля. Не смотря на разгар лета, траву никто не косил, и она порой доходила нам выше пояса. Экономическая политика нынешнего времени, видимо, не давала деревенским жителям повода думать, что они смогут прокормить домашний скот – пастбища-то нынче принадлежали каким-то частным владельцам, а ведь надо было не только содержать скотину, но и получать от этого определенную выгоду, а уж на это совсем надежды было мало. А может просто в век компьютерных технологий, пасти коров никому не хотелось. Как бы там ни было, но километра три – четыре идти было чрезвычайно трудно. Но Вовчик ни на секунду не усомнился в правильности выбранного направления движения и пер, как танк.
Через час подошли к неширокой речушке – метров пятнадцать-семнадцать, с заросшими тростником берегами. Не знаю, как среди этого травяного однообразия ориентировался мой друг, но он вывел нас почти точно к месту, где тростниковый буерак резко обрывался и к воде шел широкий песчаный намыв. Точно такой же был и  на другой стороне реки.
– Брод, – односложно пояснил Комков.
Переправившись на другой берег, почти сразу оказались в лесу. Развели костер, обсушились, заварили чайку, заодно и перекусили.
– Куда мы идем-то, – не выдержал я двухчасовую паузу в разговоре.
– Да, считай, пришли уж, – Владимир по пионерски принялся тушить костер, я отошел в сторону – на трезвую голову такая непосредственность воспринималась, как неприличность.
– Я здесь зарубки на деревьях оставил, – пояснил Комков, застегнув молнию на ширинке джинсов, – километра не будет до места, где я его видел и где следы нашел.
Пошли по зарубкам. Несколько раз Вовка сбивался с пути, но, немного попетляв, снова находил свои отметены на деревьях. Короче, где-то через час он тыкал пальцем в некую выемку в земле на дне и по краям которой остались следы затвердевшего цемента. На отпечаток ноги это уже совсем не походило. Мне стало скучно. «Зачем, – корил я себя, – ну, зачем я опять связался с этим придумщиком?»
 И в этот момент, заглушая гугнивое бухтение моего дружка, раздался приглушенный мягким земляным покровом топот нескольких ног, громкий треск ломаемых веток, звуки, напоминающие хрюканье свиньи и какие-то неразборчивые крики, в которых можно было предположить некую смысловую согласованность, но только интонационно, а не фразеологически. Неожиданный переход от девственной тишины к этой бесовской какофонии, ввел нас в ступор и, хотя я инстинктивно скинул ружье с плеча, но к активным действиям готов не был. Секундой позже, метрах в двадцати пяти от нас пронеслось что-то приземистое, черное и косматое, а следом промчалось существо, во всем соответствующее краткому описанию первого, кроме размера – роста оно было гигантского, во всяком случае, в сравнении с тем, кого оно преследовало. Более детально сквозь стволы и ветви деревьев с такого расстояния рассмотреть было ничего не возможно.
Первым из заторможенного состояния вышел Вовчик, он сильно хлопнул меня по плечу и, дернув за рукав, закричал:
– Это оно! Бежим за ними!
И бросился в чащу, скинув с себя рюкзак и на ходу забивая в ружейный магазин патроны с картечью. Я последовал его примеру, только свою ТОЗовку оставил незаряженной. Странную парочку видно не было, мы бежали на звук. Но шум, производимый ими, становился все приглушенней и приглушенней, потом стих совсем. Комков остановился, прислушиваясь. Он и сам дышал тяжело, а что до меня – я просто повалился на землю с широко открытым ртом и выпученными глазами.
Ничего не услышав, Вовчик сел рядом.
– Ничего, ничего, – риторически рассуждал он, – никуда он не денется.
– Что, – я хватал ртом воздух, – что это вообще было?
Владимир уже привел дыхание в порядок – вот что значит бывалый путешественник.
– Думаю, – ответил он спокойно, абсолютно без придыхания, – мы стали свидетелями охоты реликтового гоминида за представителем местной фауны, судя по хрюканью – за кабаном.
Я с интересом и уважением посмотрел на своего друга – удивил он меня таким грамотно выстроенным объяснением. Мне оставалось только развести руками, соглашаясь с ним.
Отдышались, передохнули. Очень хотелось пить, но воды поблизости не было. Вовчик указал на примятую траву, вывороченные комья земли и поломанные кое-где низко висящие ветки деревьев.
– Пойдем по следам, – сказал он.
С ним никто не спорил – пошли. Какое-то время эти самые следы довольно четко просматривались, потом находить их стало все труднее и труднее и, наконец, они исчезли совсем. Меж тем, солнце клонилось к закату. Лето, белые Питерские ночи – это все прекрасно и удивительно, но только не в лесу, и поверьте, в три часа ночи, даже при полной Луне, в чаще не так весело и уютно, как в то же самое время на гранитной набережной Невы, где-нибудь между Троицким и Литейном мостами. Но делать нечего, в такой темноте не то, что дороги не найдешь – направление движения не определишь.
Заночевали, как есть – без ужина, без костра и, естественно, без удобств. Тупо прислонились спиной к дереву, на коленях заряженные ружья – лес все-таки, страшновато. Перед сном долго делились впечатлениями и планами если и не поимки йети, то хотя бы селфи на его фоне, благо телефоны были у каждого, хоть связь здесь и не работала – ретрансляторы что ли не доставали?
Спали плохо, комаров было столько, что противный писк не смолкал ни на секунду, а открытые части тела будто подвергались нескончаемому сеансу иглоукалывания. Только под утро сон крепко сковал наши усталые, но еще напитанные надеждой и адреналином тела. Проснулись разбитые, искусанные до волдырей, хотелось есть, но это можно было перетерпеть, а вот желание пить было нестерпимым. Впрочем, воды все равно не было.
– Зачем ты рюкзак выбросил? – спросил я, разминая затекшие руки.
– Так, тяжелый, догонять с таким неудобно. А ты?
– Я с тебя пример взял, не думал, что так далеко убежим.
Попытались встать – оказалось, что это не так просто: сели под старую сосну и за ночь она выпустила столько смолы, что мы спинами просто прилипли к ней. С этой незадачей, конечно, справились, вот только куртки были безнадежно испорчены – отстирать смоляные пятна размером с суповую тарелку, было делом невыполнимым.
Грязные, разбитые, голодные и томимые жаждой, решили вернуться к реке, где остались наши вещи, и где в каждом из боковых карманов рюкзаков лежал коробок спичек или зажигалка, а также были хлеб, консервы, колбаса, а главное – минеральная вода. Впрочем, дойди мы до реки, глупо было бы думать о консервированной воде.
Пошли. После нескольких часов ходьбы, уткнулись в какое-то болото – преследуя «белого», мы точно его не переходили. Стало ясно, что заблудились. Напились мутноватой жижи. Была надежда, что здесь гнездиться какая-нибудь пернатая дичь, и мы сможем ее подстрелить, но нет – трех часовое подкарауливание ничего не дало, походу, здесь водились только пиявки, тритоны и лягушки. Да, даже если бы и шлепнули уточку там, или бекаса – как бы мы его сырым ели?
«Как так? – недоумевал я, – кругом людские постройки, до второго по величине города России всего семьдесят километров, а мы уже второй день плутаем в лесу». В этом духе я и высказался Вовчику.
– Ну, теперь-то ты понимаешь, что снежному человеку, или кто он там есть на самом деле, вполне можно здесь укрыться от посторонних глаз, – он даже в этом нашел положительный момент.
Мы еще сутки хороводили по странному лесу. При этом сильно разболелись животы, началась диарея, наверное, от болотной воды. Временами казалось, что это местная нечисть водит нас кругами. Иногда, где-то между деревьев мерещилась обросшая свалявшимися волосами морда местного лешего. Один раз Вовка, в приступе острой безнадеги, выпустил в призрачный силуэт все семь зарядов своего «Ремингтона». У меня и так внутренности просились наружу, а тут эта неожиданная канонада – едва штаны снять успел, пардон.
Мы были так измучены, что едва село Солнце, повалились на еще теплый мох и, не обращая внимания на тучи комаров, моментально вырубились. Утром, в прямом смысле разлепив глаза, с ужасом смотрели друг на друга – от укусов мелкого гнуса лица распухли, как после недельного запоя. Зато нас ждал чертовски приятный сюрприз – рядом лежали наши рюкзаки. В боковой карман одного из них, свернутый трубочкой, был засунут лист бумаги формата А-4. Впрочем, на него поначалу никто внимания не обратил, как никого не шокировал факт внезапного самовозвращения нашего скарба. В вещмешках нашли две банки тушенки, палку колбасы, половинку ржаного хлеба и полуторалитровую бутыль с минералкой. Сразу напились. Изначально запасов там было значительно больше, кто-то их изрядно проредил. Исчезло так же кое-что из запасной одежды, зато все остальное было в полной сохранности: спички, веревки, жидкость для розжига, небольшой котелок, миски и чашки, ложки, вилки, лосьон от комаров (мы немедленно намазались), одна плащ-палатка (второй не было), фотоаппарат, туалетная бумага, зубные щетки, мыло, полотенца, два небольших, но удобных в обращении топорика, запасной хронометр, компас!, даже зубочистки и носовые платки. Пластиковый сундучок с лекарствами тоже был на месте, хотя и там наш таинственный благодетель кое-что позаимствовал. Отсутствовала так же поллитровка «Русского стандарта» – надеялись отметить успех.
Приняв для профилактики по упаковке активированного угля и по две таблетки но-шпы, запили минералкой и принялись за еду. Несколько утолив голод, наконец, обратили внимание на свернутую бумагу в кармашке рюкзака. Вовчик развернул лист и разгладил его на колене. После чего некоторое время рассматривал текст, потом хмыкнул и прочел написанное вслух.

«Уважаемые охотники за сенсациями.

Если я правильно все понял из тех разговоров, подслушанных мной, что велись Вами перед сном, то Вы не те, за кого я изначально Вас принял, когда Вы сорвали мне охоту на молодого кабанчика, нечаянно спугнув его и сделав бессмысленной мое двухдневное сидение в засаде.
Поверьте, у меня есть веские основания опасаться гостей из большого города, но когда я, оставаясь невидимым для Вас, наблюдал попытки поймать или хотя бы обнаружить меня, то понял, что на этот раз Бог послал мне не «охотников за головами», а естествоиспытателей, ищущих доказательства существования в наших лесах «снежного человека». Я даже хотел вступить в контакт (как-то инопланетно звучит, sorri), но несколько пуль, веером выпущенных в мою сторону, поколебали мои намерения до полной невозможности их реализации.
Увы, Вам не повезло – я не есть «бигфут», хотя определенное сходство между нами имеется: во мне больше двух метров роста и я с тридцати лет страдаю акромегалией, болезнью, при которой неконтролируемо увеличивается размер конечностей и не только. Имени своего я не открою, но скажу, что окончил в свое время СПБГУ, позже защитил кандидатскую в области химических наук. Я, прямо как в незамысловатых сюжетах западных фильмов, занимался проблемой создания альтернативного топлива и, надо признаться, немало в этом преуспел. Но на исследования не хватало денег, пришлось взять весьма приличную сумму под залог квартиры, машины и дачного домика в этом районе Ленинградской области. Но к сроку погашения долга, исследования закончены не были. Зато про них узнали те, кому мое изобретение, стань оно достоянием общественности, сулило огромные денежные потери.
Таким образом, я оказался под «перекрестным огнем» сразу двух недружественных мне структур – коллекторов, так как залога не хватило, чтобы рассчитаться с долгами, и тех, кому совсем не хотелось бы, чтобы я когда либо опубликовал результаты своих исследований. Поскольку теперь я был бомжем, к тому же страдал неизлечимой болезнью, изуродовавшей меня, то не придумал ничего лучшего, как перебраться в хорошо знакомые мне места, где разыскать такого как я будет весьма проблематично, даже если твердо знать, что он здесь. Тут я и продолжаю вести свои эксперименты, при этом ведя образ жизни первобытного человека.
Я отдаю себе отчет, что вы все равно не станете скрывать обстоятельств этой Вашей «охоты», а потому прошу только изменить название местности, по причинам, которые Вам теперь известны.
Вы хотели сфотографироваться со мной? Пользуясь Вашей отключкой, позволил себе сделать несколько селфи – меня здесь узнать невозможно, так что я ничем не рискую.
Если будете двигаться по компасу строго на северо-запад, километров через восемь – десять выйдете к поселку Н-кое, который примыкает к железнодорожной станции с одноименным названием. И очень прошу: перестаньте меня выслеживать – за пять месяцев пребывания тут я превратился в настоящего Тарзана, так что это бесполезно и – да, да! – небезопасно. Засим, прощайте.
P.S. Спасибо за носки, плащ-палатку, лекарства, консервы и бутылку водки – давно не употреблял. Извините, что взял без спроса – не нашел возможности попросить разрешения.
И.О. снежного человека».

Наверное, это было смешно, но сил смеяться у нас не было. С фотографий на фоне спящих меня и Вовчика на нас смотрело существо, несомненно являющееся человеком, но такого страшного вида, что принять его за искомого всеми бигфута было немудрено.
Передохнув еще с четверть часа – я даже вздремнул – отправились в направлении, указанном «исполняющим обязанности», четко сверяясь со стрелкой на компасе. Через три с небольшим часа, действительно вышли к поселку.
– А где твой рюкзак? – я впервые обратил внимание, что Вовчик шел налегке, только когда в поезде поставил свою ношу на полку.
– Там оставил, – беспечно отозвался Комков.
– Зачем? – удивился я.
– Подумал, изобретателю пригодиться может; к тому же, пока ты спал, я на обратной стороне его послания, записку оставил.
У меня возникли нехорошие предчувствия.
– О чем?
– Написал, что мы тоже ученые и будем рады приютить его у себя на время, пока тот официальным образом не оформит свое открытие, и будем очень счастливы хотя бы таким образом поучаствовать в прогрессивном прорыве человечества за освоение новых видов энергии. Ну, и телефончик твой оставил домашний.
Предчувствия оправдались.
– А почему не свой? – страшным голосом задал вопрос – хотелось просто удавить этого гаденыша.
– Так, квартира-то новая, я его и не помню даже.
Я просто кипел и очень некстати вспомнил, что на этой последней охоте еще не стрелял. Руки непроизвольно потянулись к ружью…
Конечно, я не всадил ему заряд картечи в брюхо, даже наорать на него сил не нашлось. По приезде в город Вовчик под предлогом, что ему надо забрать машину, сразу слинял. Я не видел и не слышал его уже две недели, и все это время вздрагивал, едва раздавался пронзительный трезвон стационарного телефона.
Со временем опухлость лица сошла, диарея прекратилась, расчесанные укусы перестали зудеть; нервишки подуспокоились и мне стало даже интересно – позвонит изобретатель или нет? Судя по письму, он мужик грамотный, а вдруг он реально формулу альтернативного топлива нашел? Соавторство в таком проекте на Нобелевскую премию тянет! Раскатал губы… В любом случае, первоначальное намерение сменить номер телефона у меня исчезло. Но какое  точно осталось – так это дать Комкову по шее. И его я рано или поздно реализую!