Первый учитель

К 1 сентября готовились все, особенно родители. Впрочем, всеобщее волнение передалось и самим первоклашкам - они кожей ощущали значимость предстоящего события и с нарастающими опасениями ждали наступления заветной даты. Был 1964-й год, а школа - в маленьком городишке на Западной Украине, на границе с Польшей, где тогда служил мой отец. Торжество прошло с полагающейся помпой – построение, масса цветов, длинные и не очень речи, здравицы и поздравления, напутствия и пожелания всем непременно стать космонавтами и академиками. Периодически по команде гремел военный оркестр, исполняя туш.

Одеты школяры были согласно правилам: мальчики в костюмы с непременно белыми  рубашками, из накрахмаленных воротничков которых пестиком торчали стриженные головы будущих покорителей наук. У девочек, помимо коричневой формы, которую украшали белые фартуки и рюшки, на головах торчали косички, заплетенные на манер телескопической антенны радиоприемника «Спидола». Одна из первоклассниц настолько прониклась моментом, что на ее темных рейтузах появились следы струек, которые темнели и становились все более явными. Девочка громко заревела, подскочила ее мама и, кудахчя и взмахивая руками, попыталась изъять дочку из строя. У девочки началась истерика и директор школы дал команду развести всех по классам. Оркестр грянул «Прощание славянки». Мамы истово махали нам вслед, в их глазах блестели слезы. Папы гордо выпячивали грудь, поглядывали на часы и обсуждали место, где отметить событие.  Здравствуй, школа!

В нашем классе было 42 ученика, примерно поровну мальчиков и девочек. После некоторой суеты, связанной с выяснением – кто и с кем будет сидеть за одной партой, все успокоились и стали крутить головами, осваиваясь в довольно просторном помещении. Выждав паузу, всеобщим вниманием овладела учительница. Ее убеленные сединами редкие волосы были схвачены в «конский хвост», близко посаженные по обе стороны крючковатого бесцветные глаза строго всматривались в аудиторию. В классе наступила полная тишина.

- Здравствуйте, дети! – раздался тишину скрипучий голос воспитателя. Удивительно, но никакого разноголосого «здрасьте» в ответ не последовало – все в напряжении ждали продолжения.
- Я ваша классная руководительница, меня зовут Клара Марковна.
Она картаво назвала и фамилию, но это было совершенно непроизносимый набор примерно из дюжины букв и никто из нас не смог ее запомнить. Как выяснилось впоследствии, ее фамилию не мог воспроизвести вообще никто, включая директора школы. Зато очень быстро наш класс, обозначая Клару Марковну, использовал между собой исключительно прозвище «гестапо».

Поскольку учителей в школе не хватало, каждый из них вел по нескольку предметов. Не знаю, как там дело обстояло в старших классах, но в нашем 1-м А (а был еще 1-й Б) Клара Марковна вела все, кроме физкультуры и пения. Конечно, и предметов у нас было мало, основными из которых было чтение и чистописание. Главным учебником был букварь, однако у части учеников это были купленные родителями пахнущие типографской краской экземпляры, другим буквари достались от тех, кто перешел во второй класс.

Отдельного упоминания заслуживают наши парты. Это была деревянная конструкция, не просто сколоченная из досок, равных по толщине палубе дредноута. Это было монументальное сооружение, которое невозможно было не то что поднять – стронуть с места. Сидение с опорой для ног, массивная спинка. Две откидывающиеся панели – для каждого из двух учеников, на которых парта и была рассчитана – переходили в наклонную часть, на которой мы, высовывая от усердия языки, отрабатывали в дальнейшем навыки каллиграфического письма. Каллиграфического – это не метафора. Ручки были чернильные, перьевые, а сменные перья заточены для отработки наклона, нажима и соблюдения прочих правил. Вершиной технического совершенства были две чернильницы-непроливайки на горизонтальной панели, куда мы макали свои перьевые ручки.

Изобретение гениальное, ведущее свою историю еще с гусиных перьев, коими пользовались самые выдающиеся умы.  Эту чернильницу действительно невозможно было опрокинуть, однако это не уберегло наши маленькие ручки, а также одежду и проч. от клякс. Дело в том, что мы использовали для очистки перьев тайком оторванные бумажки от «промокашки» - еще одного необходимого и важного приспособления. Частицы промокашки нередко оседали в непроливайке, и если макнуть ручку за новой порцией чернил, она частеньно несла с собой заодно зачерпленную со дна напитанную жидкостью бумажку, которая незамедлительно оставляла кляксу, падая в самом неподходящем месте.

Клара Марковна в своих педагогических приемах не отличалась особой изобретательностью и для привития нам должного прилежания применяла в основном силовые приемы. Если в отношении девочек это ограничивалось лишь дерганием за антенны и реже – выворачивание ушей, то мальчики вызывали у нее особую ненависть и упор делался на использование длинной деревянной указки и деревянной же метровой линейки. Они пускались в ход в зависимости от тяжести проступка, но выборочно и избирательно. Помимо того, что в классе было примерно поровну мальчиков и девочек, была еще одна грань – также поровну было ребятишек из местных, а остальные – дети военных. Военные составляли не менее половины населения городишки, в котором был штаб дивизии и один из полков. Но тут есть нюансы...

Семьи военных ведут кочевой образ жизни, и многие дети военных в нашем классе лишь недавно прибыли из разных мест – кто из ГСВГ или другой Группы советских войск за границей, кто – из внутренних округов. Для них оказалось неожиданным, что местные жители говорили по-польски, на идише, суржике, но избегали говорить по-русски, даже если владели им. Слова типа перукарня, друкарня, буряк, штакета и другие поначалу вызывали у нас оторопь. Это зачастую распространялось и на школьное обучение, и на одном из первых родительских собраний мама одной из первоклашек в ответ на призыв Клары Марковны ускорить освоение местных наречий выступила с речью на казахском! Никто ее, естественно, не понял, а она пояснила – мы служили в Казахстане пять лет, сегодня мы на Западной Украине, завтра – в Грузии, и это школе надо учитывать. Я на том собрании не был, конечно, но всем стало известно шипение Клары Марковны – «вас сюда никто не звал»...

Я лично стал предметом особого отношения «гестапо» потому, что – я левша, Никогда в жизни мне это обстоятельство не доставляло проблем – я бросал левой рукой, толчковая нога – левая. В школе я, естественно, пытался писать левой, что вызвало ярость Клары Марковны. По ее мнению, родиться левшой – это не просто неправильно, это отклонение от нормы, уродство, болезнь, которую надо лечить. В результате она с особенной тщательностью контролировала меня и немедля пресекала любую попытку не только взять ручку в левую руку, но просто достать эту конечность из-под панели парты. В дело немедленно шла указка, линейка, а однажды она лично взяла половую тряпку из стоящего в углу ведра и обмотала ею мою кисть.

Я терпел и молчал, но мама вскоре обратила внимание на мои избитые костяшки. Я долго отмалчивался, но в итоге, размазывая слезы, рассказал. Мама пришла в гнев и помчалась в школу. Очень хорошо, что отец был на службе и не слышал мой рассказ. Хорошо для всех.

Больше классная меня не лупила и не обзывала – она затаилась и избрала иную тактику. От меня она по-прежнему требовала писать только правой рукой, при случае напоминая о том, что левша – это человек неполноценный и испорченный от рождения. Ближе к майским праздникам она вдруг стала проявлять ко мне невиданную заботу и однажды оставила меня после уроков на душевный разговор. Клара Марковна, усевшись напротив и заглядывая мне в глаза, начала издалека:
- а как это у вас дома появился холодильник? Люди в очереди месяцами ждут, а в  «Военторге» для своих – вот так вот просто?
Я не знал, что ответить и пожал плечами. Классная продолжала:
- а телевизор у вас есть? А, и телевизор есть! – взметнулась она.
Телевизор действительно был – черно-белый. В огромном тяжеленном корпусе из дерева, а на панели под экраном - пластиковые желтые клавиши, нажать на которые у меня ни разу не получилось – требовалась недюжинная сила. Смотреть его было невозможно из-за постоянной ряби, и никакие ухищрения с антенной на крыше дома не помогали.

- а скажи мне, только честно, а ты никогда не брал чужого? Ну, случайно, может, взял и забыл отдать...
Я тщательно пытался вспомнить за собой подобный грех, но вспомнил только ластик, который я взял у кого-то из одноклассников и потерял на переменке. Такой грех воспитателя не устроил и она настаивала. Тут я вспомнил, что съел в булочной пончик и не заплатил за него.
Ну-ка, ну-ка! – взбодрилась педагог и потребовала подробностей.

История была незамысловатой. Первое время мама отводила меня в школу и иногда даже встречала после уроков, но это продолжалось всего несколько дней, когда она убедилась, что я твердо запомнил дорогу, а на маршруте не было жд переезда или чего другого, представляющего особую опасность.  Возвращаясь из школы после уроков, я нередко заходил по пути в булочную – там всегда были свежие пончики, ароматные, щедро посыпанные сахарной пудрой. Зашел я туда и в тот злополучный день, нащупав в кармане 10-копеечную монету. И тут – пончики, дымящиеся и источающие такой запах, что я немедля взял один. Массивная тетя на кассе была занята неспешной беседой с такого же вида гражданкой и не обратила на меня никакого внимания. Не смея прервать разговор взрослых, я не удержался и надкусил пончик. Короче, вскоре пончик кончился, но тети продолжали что-то обсуждать. Я оказался в затруднении – деньги были, но пончика больше не было. Я помялся еще пару минут, размышляя – протянуть 10 копеек и попытаться объяснить, что пончик я уже того, или взять другой пончик.

Тут требуется пояснить – в школу я ходил, позавтракав. В школе был вполне приличный полдник, после уроков дома меня ждал обед. Тем не менее... Помню, как по пути домой купил аж на 15 копеек шоколадного масла – оно так вкусно пахло! Урок был усвоен – с того дня я не ем шоколадное масло до сих пор.

Так вот, про пончик. Не дождавшись, пока на меня хотя бы бросят взгляд, я ушел, терзаясь мыслями, а правильно ли я поступил. Для Клары Марковны мой рассказ оказался елеем и она щедро намазала копье ядом, прежде чем метнуть его на очередном родительском собрании.
- я знаю, что многие дети в классе – из военных семей. И то, как их воспитывают, не может не вызывать у меня глубокой озабоченности. Возможно, это как-то связано с профессией? Вот посмотрите – и набитый дефицитом Военторг у них есть, и получают огромные деньги, ничего не производя, а дети воруют!
 
И излагает историю с пончиком, но совершенно в ином свете: мол и не кормят меня дома, и вообще непонятно, зачем эти военные нужны, а русские – тем более... Скандал получился знатный, ибо речь зашла уже не про пончик. Возможно, тему и замяли бы – местные власти ранее радостно приветствовали австрийские войка, польские и гитлеровские, а Советскую Армию в душе считали оккупационной.

Но на дворе был 1965 год, в СССР было принято решение сделать 9 мая праздничным днем и впервые с 1945-го официально и масштабно отмечать День Победы. А военные, служившие в этом городишке, имели к празднику прямое отношение – практически все старшие офицеры были фронтовиками. Да и дивизия была прославленная, одно наименование чего стоило: гвардейская Перекопская, Харьковско-Пражская, орденов Ленина, Суворова и Кутузова, дважды Краснознаменная!

Так случилось, что все три заместителя командира этой дивизии в 1965 году были Героями Советского Союза, и при прохождении 9 мая комдив полковник Н. Сторч поставил их во главе колонны. Так они и шли: артиллерист В. Пуртов, танкист В. Шашков и пехотинец С. Гончаров, а сам комдив, тоже фронтовик, шагал во втором ряду, вместе с городским партхозактивом. Среди которых многие демонстративно были в вышиванках и явно не выражали восторга происходящим, но и не пойти не могли – нарушить указание Волынского обкома компартии Украины никто не осмелился. Как и те, в свою очередь..

Пройдет не так много времени, и картина изменится кардинально и самым драматичным образом. Не станет СССР, уйдут от нас ветераны Великой Отечественной, а на Украине начнется нечто невообразимое. Прославленная  51-я гвардейская дивизия будет переформирована в механизированную бригаду с присвоением наименования «Волынская», причем с 2009 года бригадой в течение трех лет командовал подполковник В. Залужный (будущий генерал-полковник, главком ВСУ). В 2014 бригаду бросили на Донбасс «усмирять сепаров», но в ходе боев ополченцы нанесли ей такое поражение, что она была полностью разгромлена, утратила боеспособность и расформирована. Так закончился путь соединения, начатый когда-то под Перекопом под знаменами рабоче-крестьянской Красной армии. Дивизии, которая получила в боях пять заслуженных боевых орденов...

А Кларе Марковне я должен быть благодарен. Она научила меня писать одинаково ловко и быстро обеими руками (про ноги не говорю, ибо разуваться неудобно). Главное – она невольно преподала урок, который мне пригодился в жизни – не верь тому, кто пытается влезть тебе в душу. И не верь словам – люди бывают очень разные.