Бедоносец Писец

Странна порой человеческая общность. Я имею ввиду некоторые особенности общения между людьми во временных устойчивых и не очень устойчивых сообществах: сообщество, связанное с основной работой, сообщество по месту проживания, сообщество по интересам. Причём последние могут быть настолько разнообразными и многочисленными, что попытаться привести какие-либо примеры может вызвать недовольство тех, кто не был охвачен этим перечнем. А мне бы этого не хотелось. И в этих сообществах всегда бывают свои остряки, зануды и прочие оригиналы, и в том числе, хорошо известный, так называемый бедоносец. Этот архетип привносит остальным неудачи и другие неприятные проблемы. Хорошо, что такие люди встречаются довольно редко. Изменить их нельзя: это их жизненная программа. К великому сожалению, они очень редко портят жизнь и себе. Не уверен, что в этом случае я правильно использовал словосочетание «к великому сожалению». Но это я оставляю на ваше усмотрение. Вот, и в нашей лаборатории определился такой бедоносец. Нет, не сразу, а после довольно большого промежутка времени. За условное время отсчёта я определил время моего назначения на должность начальника этой лаборатории. Это назначение для меня было весьма неожиданным. Всё дело в том, что у меня не было практически никакого опыта руководства даже маленьким коллективом. А эта лаборатория существовала с самого открытия КБ, да и численность её сотрудников всегда была значительной. Территориально лаборатория занимала два помещение, одно из которых было достаточно большим. А поскольку наше КБ разрабатывало «разнокалиберную» продукцию, принципиально отличающуюся друг от друга технологией своего изготовления, то и таких лабораторий было много в его составе. И в каждой такой лаборатории была группа механика, обслуживающая сложное специальное технологическое оборудование. Руководителем этой группы в нашей лаборатории был Владимир Алексеевич с редкой фамилией Писец. Это был весьма способный молодой человек, всегда аккуратно одетый, вполне пунктуальный, и, главное, достаточно эрудированный в своей области, но не женатый и подходящий к черте, когда таких начинают называть - старый холостяк. Это, пожалуй, было единственным его недостатком, а может и достоинством, смотря под каким углом посмотреть. Это позволяло ему иногда после окончания рабочего дня задерживаться у себя в «закуточке», размещённом в нашем самом большом помещении и где хранились необходимые инструменты, материалы, и прочие запасные детали и компоненты для обслуживания технологического оборудования. «Закуточек» был аккуратно оформлен и всегда содержался в относительном порядке. С одной стороны выполнялись требования «вакуумной» гигиены, а с другой - это был признак личной чистоплотности. В том, что он оставался в этом обособленном месте после рабочего дня ничего предосудительного не было, и также ничего предосудительного не было в том, что иногда он там был не один, а с какой - нибудь сотрудницей или с кем - нибудь из своих приятелей. Служба дежурных работала безукоризненно, ни одно из помещений не закрывалось, обходы дежурными были регулярными. Посиделки на короткое время после рабочего дня вполне допускались. Негласно допускались и другие небольшие вольности: этиловый спирт, который постоянно использовался у нас для технологических процессов, был высочайшего качество. Но его качество иногда проверялось и «не лабораторными методами». Руководство КБ смотрело на это сквозь пальцы. И это приводило к удивительным результатам. В течение многих лет на этом фронте всё было спокойно. Увы, мудрость не всегда проявляется в ограничениях.
 
Не помню когда и как, но многие стали замечать, что с одной из наших молодых работниц не всё в порядке. В части основной её работы никаких претензий пока к ней не было. Напротив, она была из тех, кто быстро осваивает проведение новых операций, по большей части достаточно сложных. Алина давно относилась к разряду ценных работников. Можно было долго и с удовольствием наблюдать как она работает с новой, недавно освоенной нами зондовой установкой. Не знаю как и назвать это действо - изящное и быстрое мельканье рук, каждая из которых выполняет целую серию сложных движений. А глаза в это время зорко следят за меняющимися данными, полученными от многочисленных измерительных приборов, передавая всю эту информацию куда и следует для анализа и принятия решений. Захватывающее зрелище. Тем более, что проверка так называемого промежуточного изделия длится не менее часа. Но это время, в которое укладывается Алина: другие тратят на это часа три не меньше. Разработчики частенько советуются с ней при оформлении технологической документации. Но со временем что-то неуловимо - неясное появилось в её поведении, в разговоре. Специалисты, наверняка, сразу бы определили причину этого изменения, а мы всего лишь догадывались. Очень скоро определились и неравнодушные. Особенно забеспокоилась наша красавица и умница - ведущий инженер Аида Григорьевна. Она сразу стала донимать нашего Владимира Алексеевича, подозревая того, что он и виноват в появлении этой беды у Алины. Уж слишком часто она последнее время оставалась после работы в его обществе. Он категорически отрицал свою причастность к этому, доказывая, что, напротив, уговаривал, чтобы она взяла себя в руки, хотя бы ради дочери. Упоминание о дочери вызывало у неё истерику, которую он мог бы потушить и известно чем, но этого никогда не делал.  Это совершенно не убедило Аиду Григорьевну в невиновности «этого товарища». Так ехидно назвала она нашего механика, когда она обратилась ко мне. Надо же вылить кому - нибудь накопившееся. Я предложил Аиде съездить вдвоём  и посоветоваться с кем либо из специалистов. Вероятней всего с наркологом. Не знал я тогда и не ведал, что алкоголизм – болезнь многофакторная, имеющая, в первую очередь, психологическую природу и отражающуюся на всех сферах жизни. Именно поэтому с больными должна работать целая команда врачей: наркологи, психотерапевты, неврологи, психологи и даже мотиваторы. Но мы обратились в первую попавшую поликлинику к первому попавшему психологу. Им оказался приятный седовласый человек среднего возраста. Выслушав нас, он порекомендовал врача городской психбольницы, (... та, которая по пятому номеру. Жители Ташкента прекрасно знают её местонахождение). Бумажку с записью фамилии врача он передал нам вместе с важными наставлениями: обязательно убедить больного в необходимости лечения и чаще наведываться к нему. Теперь нам предстояло убедить Алину заняться своим здоровьем. Это было, пожалуй, самое трудное, что нам предстояло. Но я плохо знал уважаемую Аиду Григорьевну. Не сразу, а где-то через месяц, мы втроём сидим в приёмной, известного нам по записке, доктора психбольницы. Минут через десять мы уже стоим полукругом в середине приёмной и нам навстречу идёт долгожданный доктор и двигается быстрым шагом в мою сторону. Нет не этот, не то чуть истеричным, не то плаксивым голосом всхлипывает Аида. Секунда замешательства, и мы все, вчетвером, разряжаемся хохотом. А что вы хотите? Кого бы выбрали вы на месте нарколога: ухоженную даму интеллигентного вида, или, ещё «в теле», молодую миловидную женщину, или высокого, немного сутулого и худого (интеллект на лице никак не проявлен, ну если самую малость) мужчину - не мужчину, мальчика - не мальчика. Даже не обсуждается. Провела Алина в больнице чуть больше месяца. Мы регулярно её навещали, несколко раз беседовали с врачом. Врач беспокойства не вызывал. А когда мы узнали, что Алина устроилась санитаркой там, где она лечилась, то и вовсе успокоились. Лишь через несколько лет узнали мы, что видели её грязную и пьяную в районе вокзала, а ещё вскоре стало известно и о её кончине. Печальная история.
 
Хотелось бы ещё как-то ненавязчего поговорить об этом, извините, Писце. Неожиданно обнаружилось, что он большой книголюб, не книгочей, а собиратель книг. Книгочея, даже самого среднего, всегда можно вычислить или вывести «на чистую воду». Ему всегда хочется, правда, не всегда он этого себе позволяет, поделиться с кем - то о прочитанном. Владимир Алексеевич никогда, ни с кем этого себе не позволял. Видно, нечем было поделиться. Зато само собирательство книг, причём азартное, это было его «коньком». В то описываемое мной советское время охота за книгами перешла в некое подобие психоза. Чтобы получить абонемент надо было иногда стоять ночами в очередях, ходить на переклички и совершать ещё добрую дюжину всевозможных телодвижений. Подписка на многотомные издания всегда проходила нелегко. Книги в то время печатались малыми тиражами и были относительно дёшевы, и поэтому и сохранялся этот невообразимый ажиотаж, как последний глубокий вдох уходящего, но всеми такого понятного времени. Жил Владимир Алексеевич в отдельной двухомнатной квартире. Обе стены в «гостинной» были заняты самодельными книжными полками, забитыми книгами. Небольшая часть одной из полок была освобождена, и там стоял электрочайник. Книжные полки и электрочайник - странное сочетание. Понятно. Это место располагалась рядом с действующей розеткой. Но именно так описал эту комнату его приятель, после того как Владимир Алексеевич оказался погорельцем. Да-да, именно погорельцем. В этом же доме ещё две квартиры испытали, как потом выяснили, последствия скачка напряжения в сети. Но так серьёзно пострадала только квартира нашего героя. И этим невольным виновником трагедии оказался, по-видимому, этот злополучный чайник.  Большая часть библиотеки сгорела, остальные книги были напрочь испорчены. Долго ещё ему выражали соболезнование работники КБ, все знали его увлечённость книгами. Но, интересное дело, случившееся нисколько не отвратило его от зависимости, в которую он давно угодил. Как позже выяснилось, сгоревшая библиотека, это была только частью его коллекции. Вторая её часть находилась в другом месте. Эта библиотека досталась ему в наследство от родителей и по праву была его, временно находящейся в доме его старшей сестры. А Владимир Алексеевич воспользовался тем, что с ним случилось (звучит как-то странно) и восстановил часть сгоревшей библиотеки. Ему шли навстречу, снабжали абонементами. С деньгами, похоже, у него проблем не было.
 
Но не только книги были единственным его увлечением. Он с удовольствием проводил своё свободное время на природе, его всегда привлекала тихая охота: в грибной сезон он по нескольку раз выезжал весной в степь, а в первой половине лета в местные горы. Услышав впервые о том, что я тоже большой любитель сбора грибов он поинтересовался в каких местах мы бываем. Я вкратце рассказал ему о наших возможных маршрутах. Мы как раз собирались двумя мотоциклами в очередную поездку в казахскую степь и он вызвался вместе со своим приятелем показать нам новые места, где в прошлом году им очень повезло. И вот три мотоцикла уже на этих, так называемых новых местах. Мы никогда, действительно, здесь не были. Грибы встречались, но какие-то мелковатые, неинтересные. Первое время мы следили друг за другом, как и положено, чтобы не потеряться. Но часа через два потеряли из вида мотоцикл наших проводников. И теперь всё было направлено на их поиск. Три часа поиска ни к чему не привели. От поиска пришлось отказаться. Вся наша поездка оказалась испорченной: до наших проверенных мест слишком далеко, а беспокойство о наших проводниках осталось до самого понедельника. С ними оказалось всё  в порядке. Просто они переехали на другие, известные им места, не предупредив нас об этом. Ну и как вам подобные финты? И не проблеска чувства вины. Неужели само присутствие человека с дремучей (простите, с древней) фамилией Писец оказалось причиной всего этого. Эта мысль впервые робко пристроилась где-то внутри меня. Года через два мне посчастливилось проверить это предположение. В той давней, запомнившейся многими, поездке за грибами присутствовал Эдик Яковлев, талантливый инженер - конструктор и просто отличный парень. Эта была поездка, когда грибники решили сварить суп из черепахи. Нелепая и глупая затея. Эта поездка могла бы кончиться большой бедой. Это когда один из тех грибников решил добавить воды в котелок, где варилось «нечто от черепахи». Перепутал канистры и стал лить вместо воды бензин в стоящий на огне котелок. Слава Богу, всё обошлось. Почему Эдик позволил этому случиться, я имею в виду всю эту нелепую затею с черепаховым супом, мне и до сих пор не понятно. Но моя потайная мысль оказалась на высоте. Она заставила меня спросить конструктора Эдика Яковлева и просто хорошего парня был ли с ними в той поездке Писец. Тот ответил утвердительно. Но это не он так грамотно влил бензин в кипящий на огне котелок, если ты об этом. Ответ Эдика меня всё равно вполне удовлетворил.
 
А время бежит, бежит торопливо. Многое забывается, многое сохраняется в каком-то чудовищно искажённом виде, но малое сохраняется так, как и произошло когда-то. Одно из подобных событий я и хочу представить вам на обозрение. Не беспокойтесь, ничего трагического в этой истории не произошло. И тем не менее даже мелкие и ничего не значащие эпизоды из этой истории память моя не упускает и почему-то цепко держит в уже слабеющих лапищах, лапах, лапках, ... Забыты результаты нашей весенней поездки за грибами, когда пара Писец и его себялюбивый и, поэтому, эгоистичный дружок, бросили нас в местах нами незнакомых и сбежали трусливо, ну не трусливо, а скорее подленько или просто бездумно, что само по себе то же самое.Узнав о наших поездках за грибами в горы, Владимир Алексеевич похвастал, что он теперь знает великолепное грибное место, правда до него путь далёк, и только пешком. (Лет десять назад в эти места можно было добраться на машине. До сих пор где-то там рядом сиротливо стоит домик в котором жил «старик со своею старухой» и к нему подходила дорога - ответвление от дороги на посёлок - кишлак Угам, к которому подъезжали со стороны Чимкентского тракта. Сам посёлок располагался на берегу реки намного выше по течению). Года два я игнорировал приглашение. На третий год наконец-то «созрел». К этому времени Писец уже перешёл из нашего КБ на новый завод «Интегратор», где и я успел поработать несколько месяцев, возглавляя бригаду специалистов по его запуску в чисто технологическом плане. Работа была интересной и почти все субботы я пропадал на заводе, это для меня было хорошей практикой. Но сезон грибов пропустить я не мог. С позволенья Писца я пригласил в нашу поездку Виктора Микушкина с сыном. Последний уже присутствовал в одном из моих рассказов, где его сын на глазах из пустышки превращается в подобие нормального человека. Бывает и такое. Не спорьте. Мы выполнили все предложения Писца в части экипировки: На ногах только кеды, никакой запасной одежды,  никаких запасных ботинок и вообще ничего лишнего. На группу из трёх, четырёх человек - палатка. Спальник лёгкий -обязательно. На одну такую группу берут большую кастрюлю. Цель этой кухонной утвари - уварить собранные грибы до маленького объёма и веса, чтобы больше собранного урожая унести на себе в рюкзаке. Предложение более чем любопытное: не собрать как можно больше (с этим, вопросов вроде бы и быть не должно), а как можно больше унести. Если быть откровенным до конца, то я совершенно не поверил Писцу относительно грибов. Слишком большой опыт сборки грибов давал мне полное право не принимать это за чистую монету. Поэтому кастрюлю я брать и не собирался, и об этом Виктора Микушкина не информировал. Остальное посчитал разумным, поскольку маршрут нам предстоял достаточно протяжённый. Для меня главным в предстоящей прогулке - было посетить места мне ещё незнакомые. Откровенно говоря, о реке и долине Угама я тогда ничегошеньки не знал кроме того, что вода в реке была холоднее воды в ещё трёх истоках реки Чирчик: Пскеме, Чаткале и Кок-су. Всё дело в том, что мы часто отдыхали летом в «Кристалле» - прекрасном пансионате восемьдесят четвёртого завода, расположенного чуть дальше посёлка «Хумсан» прямо на берегу Угама. На территории пансионата был свой бассейн с речной проточной водой, но которую вечером перекрывали, чтобы вода в бассейне успела за ночь чуть-чуть прогреться. Днём около бассейна собирались отдыхающие, в основном парни и девушки. «Задавалы» купались в рядом протекающей реке. Их выход из воды с удовольствием наблюдали остальные, и частенько ехидно спрашивали: ну и как водичка? Синеватые тела не всегда сразу и членораздельно отвечали на этот, казалось бы, простой вопрос. Самые догадливые предпочитали помалкивать, а может просто и не могли этого сделать.
 
И вот, наконец, вся наша компания в составе десяти человек, включая двух девушек, едет первым рейсовым автобусом до посёлка Солнечный. Позже этот посёлок будет называться Чарвак. Дата нашего отъезда - 29 апреля. А вот какой это был год я точно вспомнить и не могу: ориентировочно - конец семидесятых и начало восьмидесятых годов прошлого века. Дальше нам предстоит поездка другим автобусом до Хумсана и пансионата «Кристалл». Договариваемся с водителем автобуса и за небольшую доплату он нас довозит до конца дороги, слева на противоположном берегу остаются пансионаты «Кристалл», «Узбекберляшу» и целый ряд новостроек. Это дополнительное расстояние не превышает пяти километров, но для нас - это всё-таки сэкономленный час пешей прогулки. Погода великолепна. Вторая половина апреля и первая половина мая у нас всегда хороши. Ещё нет изнуряещей жары, а дожди и грозы в это время кратковременны и всегда желанны. Перед нами открывается неожиданно огромный простор, слева широкая пойма реки, да и справа открытое пространство, наполненное утренним и каким-то удивительным светом. Вот, наконец - то мы, по широкой тропинке спускаемся ближе к реке. Определяются те, которые бывали здесь не раз и они возглавляют нашу немалую группу грибных туристов. Себя к ним я намеренно не причисляю: я иду знакомиться с новыми для меня местами. Гордец, однако. Ну и пусть. Справа на пологом склоне расположился яблоневый сад. Но, похоже, это не искусственно выращенный сад, а вполне себе диковатый. Но как он красив сегодня. Цветущие яблони, да ещё при волшебном утреннем свете, создают неизгладимое впечатление, да ещё на фоне такого чистейшего голубого неба. Идём дальше. Пойма реки постепенно сужается. Тропа подводит к каменистой высокой стенке и, начиная сужаться, превращается в очень узкую тропиночку. Резко поворачиваться нельзя, можно, удариться рюкзаком о каменистую стенку и улететь вниз. А там, прямо под тобой, сердито бурлит один из рукавов Угама. Это первое серьёзное припятствие, о котором заранее предупреждали наши опытные проводники.
 
Двигаемся дальше, и незаметно попадаем в узкое ущелье, где и слева и справа над тобой начинают тесниться, уходя куда-то в поднебесье, каменные скалы. Но они не бесстыдно голые: они на своих многочисленных уступах одеты в разнообразную зелень, перемежающуюся с разноцветьем мхов. Встречаются там же и небольшие деревца и даже группы их, залитые белой кипенью цветов. Красота необыкновенная. Идёшь с постоянно вздёрнутой вверх головой, боясь растянуться на тропе. Я иногда останавливался, чтобы насладиться всё новыми и новыми картинами не похожими одна на другую. А появившаяся синяя птица ещё придавала этим картинам дополнительный недостающийся штришок. Необыкновенная птица то появлялась, то ненадолго исчезала, то заставляла себя ждать. И, несмотря на это, мне казалось, что она, только она одна и сопровождает нашу группу.  Увлёкшись всё новыми и новыми красотами, такими, какие в наших горах я никогда до этого дня не видел и даже мечтать об этом не мог, я всё-таки одним глазком следил не отстал ли я от группы. Заметил как впереди Виктор Микушкин спускается с небольшого склона, который как бы подпирает скалы с нашей стороны. Сначала я увидел улыбку - необыкновенно довольную, (редко, кто вообще видел улыбку на этом лице) и лишь потом обратил внимание на его руки, которые держали  безумно красивые, чисто белые и на вид плотные и крепкие горные грибы. Минут через десять мы вдвоём с Виктором выходим на полянку, где собралась вся наша группа. Оказалось, что Виктора отрядили, чтобы он меня как бы немного сопроводил. Дожил я - хренов турист. Вот, что значит попасть на новые и сказочные места: забываешь всё на свете.

 Сначала хотели перекусить на этой полянке, но все решили, что лучше не расслабляться, а потерпеть и устроить один, но прекрасный ужин уже на конечной остановке. Тем более, что до этой конечной остановки не более трёх часов и у нас тогда останется немного светлого времени, достаточного, чтобы осмотреть окрестности. Так и порешили. Пойма реки чуть расширилась, высокие и такие красивые скалы остались далеко позади, а долина стала более лесистой. Постоянно встречающиеся буйно цветущие деревья алычи, боярки, цветущие кущи барбариса, ежевики и шиповника создавали иногда такие ландшафтные композиции, которые не подвластны выдающимся ландшафтным дизайнерам. Часа через три появляется мост несколько странной конструкции: для автомобилей он, конечно, непригоден. Он пригоден для перегонки скота и, как водится, пригоден и для туристов. Одним словом, универсальный. Тропа на противоположном берегу идёт круто вверх, она в этом месте широка, а затем резко поворачивает направо. В этом месте с Виктором случилась маленькая неприятность. Это для нас она была маленькой, но не для него. Сильный спазм мышц ног не позволил ему идти дальше. Мы видели его мучения, попытались помочь ему массажем, но ничего не помогало. Я спросил нашего Владимира Писца сколько до нашей конечной остановки. Оказалось, что полчаса и не больше. Посоветовались и решили, что вся группа отправляется дальше, а с Виктором остаются: я, его сын Сашка и Володя собственной персоной. И тут - то во мне внутри что-то щёлкнуло. Щёлкнуло неожиданно (так ли это?) и ощутимо... Бедоносец! Какая чушь. Подумаешь спазм. У кого его не было. Пройдёт и забудется. Я остался около Виктора, помог ему поменять положение. А Володя Писец отправился с Сашкой в пещеру, где когда-то добывали кварц и которая находилась чуть выше тропы, прямо над нами. Всё место нашей остановки было усеяно мелкими кусками кварца. Знающие люди говорили, что это был не кварц, а кварцит. А, что это было на самом деле, я до сих пор не знаю, да и узнавать не хочу. Минут через двадцать Виктор вернул себе прежнюю подвижность: видно смена положения помогла ему. И уже через полчаса мы на красивой зелёной поляне, на которой прямо на траве-мураве раскинут роскошный дастархан, дожидающийся нас. Мы добавили своё. Благо Владимир Алексеевич Писец ничем не ограничивал нас в части провизии и напитков. После обильного и весёлого ужина решили пока не расслабляться, а привести лагерь в рабочее состояние: поставить палатки, соорудить нормальный подход к воде, запастись дровами не только для очага, а, возможно, и для «пионерского» костра. Эта идея появилась тогда, когда недалеко от нашего места обнаружили изрядное количества сухостоя. Были робкие голоса палатки не ставить. Вроде погода великолепная и хочется поспать под звёздами. Но порядок есть порядок. А поспать под звёздами можно и рядом с палатками. Против такой логики и противопоставить-то нечего.
 
  Лагерь стоит. Можно теперь и пройтись. Нашлось несколько «лентяев». Но в день такого длинного перехода это не осуждается. Я решил осмотреть небольшое урочище, которое заметил, когда ещё подходил к месту, где был раскинут дастархан. Шёл я медленно, по пути «сканируя» попадающие склоны и не заметил как меня нагнала одна из девушек. А, где же вы потеряли свою подружку, не преминул заметить я. Она подвернула ногу. Нет, нет. Ничего серьёзного. Но она решила, что лучше будет, если она останется. А я никогда грибы не собирала и даже не знаю как это делается. Пока я оставалась с Верочкой, почти все разошлись и как-то быстро скрылись из вида. А вас было видно издали, шли вы медленно и я решила, что смогу догнать вас и навязаться в качестве ученицы. Прекрасно, Машенька. Можно я буду вас так называть? А Вы, по-моему дочь нашего Антона Ивановича. Вы знаете его? Я с ним работаю. Правда, он появился у нас недавно, но прекрасно себя зарекомендовал. Беседуя в таком духе, мы уже перевалили один небольшой увал, который скрывал от нас то самое широкое урочище, и которое я давно себе наметил. На противоположном склоне мелькнуло небольшое белое пятнышко, но быстро исчезло. Смотрите прямо вперёд туда, куда мы идём, посоветовал я. Смотрите внимательно. Я ничего не вижу, как-то виновато ответила она. А я уже твёрдо был уверен, что это именно то, ради чего мы здесь. Мы продолжали идти к этому белому «маячку», который меня заранее радовал. И только подойдя совсем близко, Машенька радостно взвизгнула. Какой большой и какой красивый, радостно защебетала она. Я, улыбаясь, смотрел на неё. Она чем-то была похожа на мою дочь. Не внешне, нет. А проявлением искренней радости, своим нескрываемым любопытством и ещё чем-то неуловимым, что не сразу и поймёшь. Машенька была на несколько лет старше  моей дочери, но только «не сию минуту». Она сама срезала гриб. Я показал, как это надо сделать. Она гладила его, оглядывала со всех сторон. Да, вот он - образец белого горного. В степи растут такие же, продолжал я. Такие же внешне, но совсем другие. Степные грибы при обработке теряют значительно больше половины своего веса. А горные всего процентов двадцать. Они и на ощуп более упругие, и как-то добротнее что ли. В глазах Машеньки зажёгся какой-то новый огонёк. Вот и родился новый - «зависимый» не преминул я заметить про себя. Следующий гриб был её. Она приметила его издали. Когда я увидел то, на что она показала, я был искренне рад за неё. Наверняка, это была целая семейка грибов и не маленькая. Маша уже не визжала, она как-то глубоко вздыхала и смотрела «большими глазами» то на меня, то на это чудо и в них не сквозило, а жило то ли восхищение, то ли восторг, но что-то очень большое, неохватное и, которое невозможно удержать. Да это было что-то! Грибы росли кучно и образовали двухэтажную «конструкцию». Грибов пять плотно один к другому сформировали первый этаж диаметром сантиметров тридцать (!). Пусть и не целый круг, а три четверти его, но всё равно вид впечатляющ. Второй этаж был сформирован над первым всего тремя грибами, скорее их выпуклыми шляпками. Одна шляпка была чуть больше, чем у её «подружек» и разместилась очень уютно в серединке, завершая симметричность этого удивительного образования. Диаметр неполного круга грибов второго этажа был чуть меньше двадцати сантиметров. СрезАть семейку грибов, чтобы сохранить его в целости и сохранности, решили очень осторожно, окопав землю вокруг этого природного «Ах!» В моей грибной практике был гриб и трёхэтажный, и тоже до обалдения красивый, но по размеру чуть меньше этого. Ну, очень незначительно. Удивительно другое, наша память сохраняет до мельчайших подробностей все, буквально все, обстоятельства таких необыкновенных, но и бесконечно разнообразных событий: я прекрасно помню как, когда и где я нашёл этот трёхэтажный гриб. Помню, кто был рядом, помню,что говорил ему, помню какой была в это время погода и кучу других вроде бы ничего не значащих мелочей. Интересна жизнь, «черт её подери». Извините за горячность. До того, как надо было возвращаться в лагерь, мы нашли ещё несколько вполне приличных экземпляров. Но самым главным результатом нашей вечерней разведки была полная уверенность в том, что вся наша затеянная поездка в эти места будет вполне результативной. Но даже при такой уверенности в успехе нашей миссии, сожаления об отсутствии большой кастрюли у меня не возникло. Ну, не возникло, и всё тут. Как только начало смеркаться к лагерю потянулись наши добытчики со скромными результатами: за такое небольшое время никто и не ожидал большего. Некоторые, хозяйственные по натуре, тащили в руках сухие сучья и ветки для очага и костра. Никто и не заметил, как небо над нами стало затягиваться облаками. Да и как можно было это заметить. Разожгли костёр, но половина уже разбрелась по палаткам. Усталость вскоре вынудила и остальных это сделать. Впереди нас ждут два вечера, ещё успеем и у костра посидеть и звёздами налюбоваться, и песни попеть. В такой большой группе обязательно найдутся энтузиасты. Лагерь уснул.
Дождь начался неожиданно, крупные капли глухо застучали по крышам палаток. Хорошо, что ничего нужного не оставили под открытым небом. А плохим и уже неисправимым было то, что палатки не были окопаны. Большой просчёт. Засверкали молнии и загремело прямо над нами. Опытные туристы этим были вполне довольны, посчитали, что грозы не могут быть долговременными. ГрОзы может быть и не могут быть такими, но то, что дождь, который вступил в свои права, после предупреждающего грохота, таким, и именно таким долговременным и оказался. Часа два он нудно ворчал над палатками и постепенно замолк. Но в большом мире, за палатками что-то происходило. Во-первых стало и сыро и прохладно, и, под конец, даже холодно. Что-то стало шуршать наруже, тихо и почти незаметно.  Неужели? Да, именно так: в большом мире шёл снег. Не шёл, а сыпал и сыпал из своих закромов, из своих неприкосновенных запасов, из своих кубышек и заначек. Но утро, утро раннее нас встретило чистым и таким сияющим голубым небом, что слепило глаза и трудно было замерить толщину снежного наста. (Одни утверждали, что его толщина равна шестнадцати сантиметров. Другие, их считали оптимистами, настаивали на пятнадцати. Кому верить? Если эти последние строки, мой дорогой читатель, ты зачтёшь за шутку, то я соглашусь с тобой, что остроумно шутить я пока так и не научился. Но я буду продолжать и пробовать, пробовать, и пробовать ...) Толстым слоем снега было покрыто всё видимое пространство. А большинство из нас обуты в кеды. Вставать на обратную дорогу при таком снеге опасно. Но мы тогда были молоды и снег не испортил нашего настроения. На следующий день было Первое Мая и мы все решили встретить этот знаменательный день, (как всегда встречают Новый Год) в 12 часов ночи, но 30 - го апреля. И, таким образом, весь день был посвящён подготовке к встрече Нового Мая. И в глубине души мы лелеяли надежду, что за целый день снег полностью расстает. Новый Май мы встречали на открытом воздухе. На снежном насте только, только появились первые проталинки, а ветви деревьев ещё провисали от находящих на них ещё не расстаявших снежных островков. Одним из тостов, прозвучавших на нашем неожиданном празднике был тост о весьма оригинальном завершении весеннего грибного сезона.
 
Но думать о Владимире Алексеевиче, как о каком-то бедоносце, после пережитого катаклизма, я сам себе запретил. Через два года «этот товарищ» Писец неожиданно и безвременно ушёл. То ли инфаркт, то ли инсульт. Непонятно и непримиримо. Поминок не было: в доме его сестры, она жила с семьёй в частном доме, в день смерти Владимира Алексеевича случился пожар, в котором сгорела вторая часть его большой библиотеки, доставшейся ему по наследству от родителей.
ПОСЛЕСЛОВИЕ: Этот небольшой рассказ я написал через много лет после описываемых событий. Снег в конце апреля в каких-то ста, с хвостиком, километрах от Ташкента и на высоте не более одной тысячи метров от уровня моря- это не выдумка. Это было на самом деле. Я не могу лишь точно сообщить в каком году всё это происходило. Вы зря улыбаетесь. Я могу назвать, и то ориентировочно, только весь диапазон возможных лет: от середины семидесятых до середины восьмидесятых лет прошлого века. Я сделал попытку через Интернет определить этот год, потому что это резкое похолодание происходила во всём регионе Средней Азии, включающий в себя полностью Киргизию, Таджикистан, восточную часть Узбекистана и юго - восток Казахстана. С нас всех, работающих в Ташкенте в Производственном Объединении «Фотон», сняли зарплату одного рабочего дня в фонд помощи сельскому хоэяйству, которое очень пострадало в этом году. Такая акция прошла на всех крупных предприятиях Ташкента. Если Вы, мой редкий читатель, попытаетесь определить этот год поиском по Интернету (Я с компьютером, к сожалению, не на «ТЫ»), то сообщите мне на сайт: проза.ру в виде рецензии на этот рассказ. «Заодно я получу хотя бы одну рецензию на все мои ещё не зрелые литературные опусы» - шутка. Заранее благодарен. Автор.

(С « Легендой о синей птице - птице счастья»    можно познакомиться   з д е с ь -