Чепуха

     Леонид Иванович ехал на маршрутке и глядел в окно.
     Старуха ждала трамвай, заложа руки за спину и выпятив живот.
     Ехать было ещё долго и он думал о запоздавшей холодной весне, о геморрое, о давлении, о бессмысленности человеческого существования и о прочей чепуховине, которая лезет в голову ранним утром по пути на работу. «Жизнь моя, иль ты приснилась мне!» - как попугай повторял Леонид Иванович и почему-то вспомнил старуху. Грудь у старухи начиналась под мышками, мягкими складками ниспадала вниз и лежала на животе, как какая-то шинель «в скатку».
     «А может быть, - думал Леонид Иванович, - она была бутончиком, парни бегали за ней табунами, таскали по всем сеновалам, пока не загубили молодость, и она подалась в город и поступила в пединститут?»
     Чего только с женщиной не делает старость! Безусловно, мужчины тоже не становятся Хулиами Иглесиасами, но они другое дело.
     Последнее время Леонид Иванович с женой ревниво следили друг за другом, кто из них стареет быстрее. То есть, не то чтобы следили, а так, поглядывали.
     Конечно, быстрее старела жена. Чего стоили стоптанные мизинцы на её ногах!
По всему телу у неё шёл целлюлит. Леонид Иванович в шутку называл это пролежнями, а жена не понимала шуток и доходило до слёз.
     А также куча мерзких бабских болячек, во главе с главной, климаксом.
     Жена тоже не лезла за словом в карман, обзывая Леонида Ивановича жирной вонючкой и старой обезьяной.
     Допустим, Леонид Иванович и сам знал, что с годами немного располнел и поблёк, и незачем было ему об этом напоминать. К тому же, для мужчины это не главное, лишь бы, как говорится, стояло.
     Леонид Иванович ставил жене в вину, что между ними нет никакого секса.
     Но хотя он делал вид, что хочет её как никогда, на самом деле он был рад, что Надежда его к себе не подпускает.
     Да что секс – даже тайное дрочение, столь любимое мужчинами – и то постепенно отошло в область воспоминаний!
     Тут грустные мысли Леонида Ивановича сменились мыслями еще похуже: как ни крути, а кому-то придётся умирать первым – или ему, или жене, и оба варианта были плохими. Умереть первому было обидно, но остаться в квартире одному, без Надежды, каждый день вспоминать её, сознавать, что ты не нужен никому, что даже некому сказать: «Чего разгавкался? Докурился? Уже до саркомы довонялся, зараза такая?..» - было невыносимо.
     Глаза Леонида Ивановича подернулись слёзной пеленой, поэтому он не сразу заметил, какая краля вскочила в маршрутку на Театральной.
     Тёлочка была шик-модерн; Леониду Иванычу показалось, что в запахи старой раздолбанной маршрутки вдруг ворвались весенние ароматы, отдающие девичьими секрециями.
     Леонид Иваныч окинул орлиным взглядом попу и грудь девчонки, но ничто не шевельнулось ни внутри него, ни снаружи.
     «Да, - подумал он, - время обнимать и время уклоняться от объятий».
     За этими библейскими мыслями он чуть не проехал свою остановку.
     Леонид Иванович выскочил через заднюю дверь и, маленький, толстенький как колобок, покатился на службу.