Хроники Крылатого Маркграфа. Кронос. Часть 1

Во второй половине августа 1940 года в городе Тунисе – столице одноимённого французского протектората в Северной Африке – стали пропадать дети. Само по себе это (к великому сожалению) не было чем-то из ряда вон выходящим, ибо – несмотря на все усилия французских колониальных властей – работорговля, хоть и загнанная в подполье – продолжала иметь место быть (традиции, однако – людьми в этой местности активно торговали уже не одно тысячелетие).

В том числе, и детьми (в последнее время, вообще в основном детьми). Детей покупали для самых разнообразных целей – и для детской проституции (и порнографии); и для усыновления/удочерения семьями, которые не могли завести ребёнка естественным способом; и для нелегального бизнеса (наркотики и всё такое прочее).

Причём явление это было настолько распространённым, что французская полиция – протекторат управлялся французской колониальной администрацией – уже давно махнула на это рукой.

Ибо детей покупали в основном у родителей – в нищих многодетных семьях – а в такой ситуации расследование этих (вообще говоря, весьма тяжких) преступлений было практически безнадёжным делом.

Однако после первых же нескольких августовских случаев дивизионный комиссар Люсьен Фабри – начальник уголовной полиции Туниса – понял, что на этот раз он и его подчинённые имеют дело с чем-то радикально иным. Чем-то несопоставимо более сложным… и страшным.

Ибо, во-первых, теперь дети исчезали. Просто исчезали – словно растворялись в воздухе. Родители их не продавали – странно было бы, если бы они их продавали, ибо в этой серии – а это было именно серийное похищение детей – исчезали дети вполне себе обеспеченных родителей, причём как аборигенов, так и французских колонистов (что было, конечно, совсем другое дело).

В-третьих, все без исключения исчезнувшие – а их к началу сентября накопилось чуть ли не два десятка – были либо совсем младенцами, либо малышами в возрасте до двух лет.

Спрос на которых был невелик, ибо таких можно было продать только на усыновление/удочерение, а этот рынок в Тунисе и его окрестностях был относительно небольшим… ну а в метрополии эта потребность удовлетворялась из совсем иных источников.

По городу поползли упорные слухи о детских жертвоприношениях (в которых, понятное, дело, обвинили евреев – кого ж ещё), но ни малейших даже намёков на это безумие обнаружено не было.

Хотя люди комиссара Фабри тщательнейшим образом прошерстили всех… девиантов (сатанистов и прочих), которые теоретически могли докатиться до такого. А также – разумеется – все еврейские организации и всех… скажем так, радикальных иудеев. С аналогичными результатами.

К концу первой недели сентября Люсьен Фабри с ужасом понял, что, если не случится чуда, то всё закончится очень и очень плохо. В первую очередь для него самого, ибо об исчезновении детей в французской колонии рано или поздно станет известно в Виши… возможно, даже самому Петэну… а тот разбираться особо не станет. В момент разжалует дивизионного комиссара в рядовые и отправит уличным регулировщиком… куда Франсуа телят не гонял.

Чудо случилось в виде дервиша… причём довольно странного дервиша. Хотя это слово в переводе с персидского означает «нищий», появившийся из ниоткуда посетитель (к которому арабская обслуга комиссариата отнеслась с глубочайшим уважением) был на удивление хорошо (хотя и небогато) одет. И вообще выглядел… ухоженным. Холёным даже.

Посетитель представился: «Меня зовут Дауд. Ата Дауд, если официально, ибо я дервиш. Суфий…». В переводе с турецкого «ата» означало «отец» – так в мусульманском мире почтительно обращались к дервишам.

К великому удивлению комиссара, дервиш произнёс эту фразу на очень неплохом французском – хотя и с заметным арабским акцентом. Дервиш продолжал:

«Я знаю, кто совершает эти похищения… и убийства…»

Комиссар с ужасом посмотрел на Дауда. Тот абсолютно невозмутимо – как и подобает дервишу – объяснил: «Детей приносят в жертву. Причём так, что… в общем, это страшная смерть. Жуткая. Кошмарная…»

«Кто… приносит?» – растерянно спросил Фабри. Которому ох как не хотелось, чтобы это оказались евреи. Ибо вот только погрома в стиле Хрустальной ночи в Германии ему не хватало…

Дервиш покачал головой, словно прочитав его мысли (хотя в этом не было необходимости, учитывая слухи, которые уже не первую неделю бродили по Тунису): «Это не евреи… по крайней мере, не приверженцы иудаизма – или какой-либо другой из современных религий…»

У комиссара несколько отлегло от сердца. А Дауд задал, на самом деле, не такой уж и неожиданный вопрос… который детективы отдела по борьбе с похищениями людей уже давно должны были себе задать:

«Вы обратил внимание, что все исчезновения детей произошли в примерно 15-километровой полосе между Тунисом и его городом-спутником Карфагеном?»

Фабри мысленно чертыхнулся. Ибо именно с этого, на самом деле, и следовало начинать…

«Вижу, что не обратили» – усмехнулся дервиш. «И очень зря – ибо именно в этой географии и содержится ответ на вопрос кто, почему и зачем похищает маленьких детей… а потом их убивает с чудовищной жестокостью…»

«Насколько чудовищной?» – быстро спросил комиссар. Ибо начинал карьеру в французской полиции детективом убойного отдела… а однажды убойщик – всегда убойщик…

Вместо ответа дервиш добыл из сумки книгу с закладкой внутри и протянул комиссару. Тот взял книгу и с удивлением обнаружил, что это знаменитый (вскоре после его публикации даже вошли в моду платья в стиле, описанном в романе) роман Гюстава Флобера «Саламбо». Действие которого происходит… в Карфагене – только около 240 года до нашей эры…

Дауд пояснил: «В отмеченной закладкой главе романа очень подробно – и очень реалистично – описывается жертвоприношение маленьких детей Молоху. Мусульмане называют его Иблис, Аш-Шайтан, Адувв Аллах – враг Аллаха – или просто Адувв… древние греки Кроносом – пожирателем детей, а древние римляне – Сатурном… аналогично»

Сделал многозначительную паузу – и констатировал: «Христиане называют его Дьяволом. Сатаной. Люцифером. Вельзевулом. Князем Тьмы. Злейшим врагом рода человеческого… в последнем мусульмане с вами полностью согласны…»

«Вы хотите сказать…» – Люсьен Фабри запнулся, ибо озвучить такое было для него практически невозможно, затем всё же преодолел себя: «… что с конца августа некие дьяволопоклонники похищают маленьких детей в Тунисе… точнее, в полосе между Тунисом и Карфагеном и приносят их в жертву Дьяволу… кстати, где они это делают?»

Дервиш вздохнул: «Думаю… уверен даже, что они построили подземный храм Молоха где-то в окрестностях Карфагена…»

«Чтобы быть поближе к своему божеству или в целях конспирации?» – усмехнулся комиссар.

«Скорее второе» – спокойно ответил Дауд. «Хотя и первое я бы не исключал…»

«Вы хотя бы примерно знаете, где именно?» – быстро спросил Фабри. Дервиш покачал головой: «Нет… к сожалению. Если бы знал, уже разобрался бы с этими… слугами Иблиса…»

Как ни странно, в последнем Люсьен Фабри был почему-то уверен. Ибо от дервиша исходила могучая Сила – причём не чисто духовная (обычное дело для суфия), а очень даже мирская.

«Почему именно в Карфагене?» – удивился он. Дервиш бесстрастно объяснил: «Тысячелетия назад Карфаген был столицей одноимённого государства, жители которого поклонялись Молоху… собственно, поклонение Дьяволу было официальной религией этого… царства Иблиса»

«Весёленькое место было» – усмехнулся про себя комиссар. Но промолчал. Дауд продолжал: «… и приносили ему в жертву детей в точности как Флобер описал в Саламбо – видимо, у него были очень хорошие консультанты-историки…»

Сделал многозначительную паузу – и продолжил: «К 146 году до нашей эры римлянам это предсказуемо надоело. Римский экспедиционный корпус под командованием генерала Сципиона Эмилиана взял город штурмом, сжёг дотла, руины стёр в пыль, а всю территорию засыпал солью… для римских жрецов это примерно то же самое, что для христиан святая вода…»

«Чтобы изгнать Дьявола с поверхности земли в преисподнюю?» – не столько спросил, сколько констатировал Фабри.

«Именно так» – подтвердил Дауд. И продолжил: «Практически все жрецы культа Молоха были живьём сожжены римлянами в храме Эшмуна, который находился в цитадели Бирса…»

«Разумно» – кивнул комиссар. Ибо был на удивление – учитывая его профессию – ревностным католиком. И тут же задал совершенно естественный вопрос: «Видимо, кому-то из дьяволопоклонников удалось ускользнуть?»

«Видимо» – вздохнул дервиш. И продолжил: «До конца прошлого века в Карфагене… точнее, на его руинах с точки зрения демонической активности было тихо вполне… однако ближе к 1890 году, видимо, началась какая-то нездоровая свистопляска…»

«Почему Вы так решили?» – удивился Фабри. Дауд пожал плечами: «В 1890 году на руинах храма Эшмуна, где были сожжены дьяволопоклонники, началось строительство храма Святого Людовика… что интересно, по инициативе мусульманина – формального правителя Туниса Аль-Хуссейна ибн Махмуда»

«Людовика IX Святого» – пробормотал комиссар. «Короля-крестоносца, гонителя еретиков… и евреев…»

«Иудеев» – поправил его дервиш. «Против евреев по крови король ничего не имел, а вот к последователям иудаизма относился крайне негативно…»

Люсьен Фабри кивнул. Ибо из школьного курса истории Средних веков знал, что ещё в юности (он стал королём в двенадцать лет), Людовик IX издал – под влиянием своей матери, ревностной католички Бланки Кастильской весьма жёсткий Указ об иудеях.

А когда в 1239 году Его Святейшество Папа Римский Григорий IX распорядился изъять у евреев все экземпляры Талмуда, король немедленно организовал в 1240 году диспут католических и иудейских священнослужителей, по итогам которого священная книга последователей иудаизма была публично осуждена.

В 1242 году в Париже на площади сожгли аж двадцать два воза с Талмудами, изъятыми у евреев; впоследствии несколько раз повторялись менее масштабные акции аналогичного содержания.

«Одна из причин, по которой Людовик IX был канонизирован настолько быстро – всего через четверть века с небольшим после смерти – стал совершенно неизвестный факт, что он чрезвычайно успешно боролся с адептами культа Молоха… которые, к сожалению, были не только в Карфагене…»

«… и поэтому избежали уничтожения римлянами» – закончил за него комиссар.

Дервиш кивнул – и продолжил: «Строительство собора было закончено в 1897 году, после чего всё, вроде, снова затихло… до этого августа…»

«Почему до этого августа… в смысле, почему снова началась эта… нездоровая свистопляска?» – удивлённо осведомился Фабри.

Дауд пожал плечами: «Понятия не имею. Я знаю только, что если эту свистопляску не пресечь в самые ближайшие дни… не недели, то последствия могут быть совершенно катастрофическими… даже апокалиптическими…»

«То есть?» – испуганно спросил комиссар.

«С древнейших времён» – спокойно ответил дервиш, «Иблис пытался использовать молохан…»

«Молохан?» – удивился Люсьен Фабри.

«Последователей культа Молоха» – пояснил дервиш. И продолжил: «Использовать для того, чтобы…»

Он запнулся, долго молчал, затем решительно заявил: «… открыть ворота в Ад. Самые настоящие ворота – в самый настоящий Ад…»

«И как мы можем этому помешать?» – автоматически спросил Фабри. В котором – просто из инстинкта самосохранения – мгновенно проснулся ветеран Первой мировой, майор французской армии, командир дивизиона 105-миллиметровых гаубиц Шнайдера образца 1913 года.

«Сами по себе никак» – грустно вздохнул Дауд. «Храм подземный, хорошо защищённый сверху… кроме того, уничтожение только храма ничего не даст…»

«… ибо молохане просто построят храм на другом месте – и через год максимум возьмутся за старое» – уверенно закончил за него комиссар.

Дервиш кивнул – и продолжил: «… поэтому храм нужно ликвидировать только вместе со слугами Иблиса… во время их очередного ритуала…»

«А это можно сделать» – профессиональным тоном офицера-артиллериста констатировал Люсьен Фабри, «либо ударом с воздуха – пикирующими бомбардировщиками, либо точным залпом дивизиона 150- или 240-миллиметровых миномётов, или 155-миллиметровых полевых гаубиц…»

И усмехнулся: «… либо главного калибра линкора… Страсбурга или Дюнкерка…»

Глубоко и грустно вздохнул – и резюмировал: «В любом случае, придётся идти на поклон к победителям. К вермахту, люфтваффе или кригсмарине… вот бы ещё понять, как до них достучаться…»

Дауд покачал головой: «Здесь я Вам не помощник. Я всего лишь странствующий проповедник вечных истин тасаввуфа…»

Арабское название суфизма – аскетически-мистического направления в исламе.

И добавил: «Я сделал всё, что мог – теперь дело за Вами…»

Поднялся, кивнул комиссару и, не прощаясь, неожиданно быстрым шагом покинул комиссариат.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ