Мемуары Арамиса Часть 147

Глава 147

Я посетил мою дорогую Анже и сообщил ей, что, быть может, я не вернусь, и умолял её не относить моё исчезновение на счёт моей неверности. Чтобы её успокоить, я сказал, что единственной причиной моего исчезновения может быть только моя гибель, и именно её я имею в виду, говоря, что моё возвращение может отложиться надолго, а то и навсегда.
Вместо того, чтобы обрадоваться моей к ней неизменной любви и верности, она почему-то пустилась рыдать. В досаде я спросил, что с ней случилось, не беременна ли она, на что получил утвердительный ответ, а затем такие ласки, которые доказали мне две вещи. Во-первых, что отцом будущего ребёнка являюсь, по-видимому, я, а во-вторых, она с величайшей осторожностью относится к тем вратам рая, через которые она преисполнилась счастья ожидания этого дитя, однако, ласки её были таковы и сделаны таким способом, что я нимало не потерял, и даже, пожалуй, получил некоторые преимущества в этой ночи, которые традиция относит на метод общения влюблённых, распространённый именно в нашем отечестве, что я не берусь ни подтверждать, ни оспаривать. Ласки эти были такого рода, что я ещё сильней почувствовал свою любовь к ней.
Мне даже на несколько минут стало неловко, что перед этим я написал около двух десятков писем моим наиболее преданным прихожанкам, что я исчезаю по делу на неопределённое время, и моё исчезновение им не следует трактовать как следствие охлаждения и неверности, а лишь как всего лишь смертельно опасное поручение от чрезвычайно высокопоставленной особы.
Полагаю, все эти прихожанки были довольны и успокоены моими письмами. По счастью, я не затратил много времени на их написание, поскольку мне не пришлось выдумывать текст, я попросту написал первое письмо и велел Базену, который в совершенстве овладел моим почерком на подобных поручениях, переписать текст этого письма ещё двадцать четыре раза, меняя только обращение в первых строках письма. Адреса на конвертах я написал сам, после чего поручил Базену отправить письма лишь после того, как я уеду из Парижа. Я не хотел получать слезливые ответы до того, как отбуду в Англию, а того больше не хотел, чтобы в мою скромную обитель выстроилась очередь отчаявшихся посетительниц.
Всё это пусть происходит в моё отсутствие.

 

Атос написал д’Артаньяну, что мы уезжаем по важному делу, что у нас нет времени на прощание, и чтобы д’Артаньян передал привет и дружеские объятия Портосу, а также позаботился о Рауле в случае чего.
Эта приписка о Рауле объяснила д’Артаньяну всё.
Уже через час Атос получил с посыльным от него письмо с пожеланием удачи и с пятьюдесятью луидорами нам на дорожные расходы. Он извинился, что не смог прислать больше и сказал, что мы можем принять их с лёгким сердцем, если гордость не позволяет принять их в качестве подарка, то мы можем взять их взаймы, а отдать тогда, когда заблагорассудится, хоть бы и через сто лет.
Я же получил от Портоса двести пистолей с письмом, в котором Портос просил меня не говорить об этих деньгах д’Артаньяну, чтобы не смущать меня, и предлагал поделить их с Атосом и использовать на дорожные расходы. Портос также сообщил, что я могу считать эти деньги подарком, но если Атос посчитает непозволительным принимать подобные подарки, я должен сказать ему, что эти деньги он дал взаймы на неопределённый срок.
Итак, мы могли добраться до Англии, не продавая фамильные драгоценности Королевы Генриетты. Должен сказать, это не первый случай, когда простые дворяне несут расходы по делам Королей и Королев, хотя, вероятно, ещё чаще бывало так, что расходы простых дворян оплачивали крестьяне, горожане или лавочники, что у нас уже никого не удивляет, что стало как бы в порядке вещей, но я опасаюсь, что когда все эти крестьяне, горожане и лавочники подсчитают, во сколько обходятся им дела правящих ими дворян и, особенно, Короля и Королевы, они, быть может, затеют что-то похлеще Фронды, и выставят Королю такой счёт, оплатить который можно будет только кровью.
При этой мысли я попросил Бога, чтобы если это произойдёт во Франции, оно случилось бы тогда, когда я уже отойду в лучший мир. Я и не предполагал, что сам стану свидетелем подобных событий в самое ближайшее время в другом государстве, а именно: в Лондоне.
Присланные нам луидоры, «золотой Луи», Louis d’or, все были с портретом Людовика XIII, их было пятьдесят. Это было десять унций чистого золота. Двести пистолей Портоса были в испанских монетах и составляли ещё сорок унций золота.
 Даже поделив деньги на двоих, мы стали напоминать себе денежные мешки с карманами, набитыми золотом. Ехать в Англию с таким грузом было невозможно, поэтому Атос обменял большую часть золота на два перстня с алмазами, для себя и для него, оставив в золоте лишь десятую часть этой суммы, необходимую для переезда в Англию и на первое время пребывания там.
Когда мы подъезжали к Булони, лорд Винтер предложил нам разделиться, чтобы прибыть в город порознь.
— Он опасается, что нас вместе с ним увидит Мордаунт, сын Миледи, — шепнул мне на ухо Атос.
— Вот странное суеверие! — ответил я.
— Он заботится о нас, предпочитая рисковать лишь самим собой, — пояснил мне Атос. — Давайте же постараемся не выпускать его из виду, чтобы при необходимости подоспеть к нему на помощь.
— Сделать это незаметно не получится, — возразил я. — К тому же у лорда Винтера есть два вооруженных слуги.
— Вы правы, дорогой друг, — согласился Атос. — Но это всего лишь лакеи. Они не защитят его. Что ж, в таком случае я велю Гримо незаметно следить за ним и оберегать от Мордаунта. Это тем более разумно, что Гримо знает его в лицо, тогда как мы его никогда не видели.
Он так и поступил.
Мы остановились в гостинице «Шпаги Великого Генриха», где отдохнули, чтобы к назначенному времени прибыть на пристань.
Выйдя на дамбу, мы заметили судно, готовящееся к отплытию, и Атос предположил, что именно на нём нам предстоит путь в Англию.
В это время к нам подошёл бледный молодой человек, который спросил нас, не из Парижа ли мы прибыли.
— Да, мы из Парижа, сударь, — ответил Атос. — Чем можем служить?
— Не будете ли вы так добры сказать мне, сударь, — продолжал молодой человек, — правда ли, что кардинал Мазарини уже больше не министр?
«Вот странный вопрос, — подумал я. — Какое ему может быть дело до этого?»
— Когда мы уезжали, он ещё был первым министром, — отвечал Атос. — Но в настоящий момент ситуация может быть иной. Половина Парижа умоляет Королеву его прогнать, тогда как другая половина надеется, что он её подкупит какими-то уступками или льготами. Примерно в таких же пропорциях разделилось и дворянство Парижа.
— Благодарю вас за ценные сведения, господа, — ответил молодой человек и с поклоном отошёл от нас.
—Атос, вам совсем надоела ваша жизнь? — тихо спросил я графа. — За такие речи вас могут засадить в Бастилию, и этот ещё будет не самый плохой вариант!
— Кто же меня засадит, те или эти? — с улыбкой спросил Атос. — Та половина Парижа, которую мы с вами до сих пор причисляли к единомышленникам, не посадит меня, а что касается Мазарини, то ему сейчас нет никакого дела до того, о чём говорят про него в Булони! Ему гораздо важней, что хотят с ним сделать парижане! Кроме того, мы ведь уезжаем! Так что даже если он доносчик, он не успеет никому на нас донести.
— И всё же я просил бы вас следить за тем, что вы говорите, и кому, — возразил я. — Мне показалось, что этот юноша прислушивался к нашим словам и следил за нами уже давно. Какие-то слова в нашем разговоре его особенно заинтересовали. Если уж вам так хочется обсудить политическую ситуацию во Франции с кем-то из незнакомцев, дождитесь, по крайней мере, пока мы выйдем в открытое море на любом судне из стоящих здесь.
— Вам видится шпион в любом незнакомце, — ответил Атос с ноткой снисходительности. — Мы не такие значительные персоны, чтобы Мазарини тратился на то, чтобы следить за нами.
— Как знать, дорогой граф! — возразил я. —Бывший посланник французского двора при английском правительстве отправляется в Англию! Лица, подготовившие и осуществившие побег герцога де Бофора, покидают Францию. Если вы находите эти обстоятельства незначительными для кардинала Мазарини, я умолкаю.
— Вы правы, дорогой Арамис, я буду осторожнее, — согласился Атос. — Тем более, что…
— Что? — спросил я.
— Вам не показалось, что этот молодой человек похож на одну известную нам особу? — спросил Атос.
— На нашего друга, или недруга? — спросил я, и вдруг осёкся. — Миледи!  Вы имеете в виду Миледи?
— Значит, мне не показалось, — ответил Атос с некоторым облегчением.
— Вы радуетесь тому, что это, вероятно, он и есть? — спросил я.
— Я радуюсь тому, что не одному мне это показалось, а это означает, что я пока ещё не сошёл с ума от своей подозрительности, — ответил Атос.
— Хороша же ваша подозрительность! — возразил я с сарказмом. — Господин граф с первым встречным обсуждает острые политические вопросы, за которые с ним могут поступить гораздо хуже, чем с Бофором!
— Но моя подозрительность касается не Мазарини, в этого самого Мордаунта! — возразил Атос. — Поймите меня правильно, он видел Рауля, он мог бы убить его, если бы знал, чей он сын.
— В таком случае не называйте его имени, по крайней мере здесь, в Булони, на тот случай, если мы не обознались, — ответил я, и Атос согласно кивнул.

В этот момент мы увидели лорда Винтера, направляющегося к нам.
— Скоро за нами придёт шлюпка и мы отправимся на борт вон того судна, — сказал он, указывая на тот корабль, на который мы с Атосом обратили внимание.
— Все наши вещи при нас, — ответил Атос.
— А ваш слуга Гримо? — спросил лорд Винтер.
— Сейчас подойдёт, — сказал Атос. — А вот и он, видите, там, откуда вы пришли?
Лорд Винтер посмотрел в ту сторону, куда указывал Атос и вдруг побледнел.
— Damn this bastard! —воскликнул он.
— В чём дело? — спросил Атос, который, как и я, прекрасно знал английский язык.
— Это он! — сказал с отчаянием лорд Винтер. — Всюду, куда бы я ни пошёл, он преследует меня. Этот негодяй Мордаунт, кажется, выследил не только меня, но и вас!
— Чёрт с ним, мы сейчас уедем, — отмахнулся Атос.
— Вы полагаете, что он не последует за нами? — спросил лорд Винтер.
— Что-то его здесь ещё задерживает, — ответил я. — Он спрашивал, по-прежнему ли Мазарини является первым министром Франции.
— Значит, он выполняет здесь какое-то поручение Кромвеля, ведь он – его лейтенант! — воскликнул лорд Винтер. — Этот негодяй – не только наш враг, но он также и враг Короля.
— Тем хуже для него, — холодно сказал я. — Это обстоятельство даёт нам лишний повод его раздавить как ядовитого паука.
Тем временем шлюпка с корабля прибыла, лорд Винтер распорядился, чтобы сначала в неё перенесли оружие и его багаж, затем в неё сошли все мы и наши слуги.
Гребцы сели к вёслам, и шлюпка стала быстро двигаться по направлению к нашему судну.
— Монах! — воскликнул Гримо, указав на фигуру человека, стоящего рядом с маяком, освещавшим наш путь.
Мы посмотрели туда, куда указывал Гримо.
— Мордаунт! — воскликнул лорд Винтер.
— Значит, мы не ошиблись, Арамис, — сказал Атос.
— Да, это я, дядюшка! — крикнул он. — Я, сын вашей свояченицы, которую вы подло казнили! Близится час расплаты! Теперь я знаю двух ваших спутников-французов! Когда же вы познакомите меня с двумя другими?
— Сейчас мы прекратим этот балаган, — сказал я, доставая пистолет и прицеливаясь в Мордаунта.
— Что вы делаете? — воскликнул Атос. — Вы собираетесь стрелять в безоружного?
— Стреляйте, — сказал Гримо. — Граф, пусть следующая пуля достанется мне, если вы не простите мне моего неповиновения, но первая – в него!
Атос побледнел.
Ещё секунда, и я бы выстрелил, но Атос схватил ствол пистолета своей рукой и направил отвёл его в сторону.
— Вы не решились выстрелить в меня! — воскликнул Мордаунт и расхохотался. — Напрасно! Вы пожалеете об этом, и очень скоро!
С этими словами Мордаунт скрылся за маяком.
— Мы пожалеем об этом, — сказал я и выразительно посмотрел в лицо Атосу.
— Почему вы помешали мне выстрелить?
— Он был безоружен, — ответил Атос.
— Как и Кэтти, в которую он стрелял дважды, принимая её за Герцогиню не Шеврёз, и которую он убил, предательски, подло, из засады, — сказал я твёрдо.
— Простите меня, Арамис, — сказал Атос. — Мне кажется, что я напрасно помешал вам выстрелить.
— Теперь уже ничего не поделать, — ответил я. — Но в следующий раз не мешайте мне. Говорите какие угодно слова, проклинайте меня, но не хватайте мой пистолет. Предоставьте мне самому решать, как поступать в таком деле, а грех этот я с удовольствием беру на свою душу.
Атос мягко похлопал меня по руке, и в этом его хлопке я прочитал и сожаления, и извинения за неуместную щепетильность, и одобрение на будущее мероприятие, которое не сулило нам ничего хорошего.

(Продолжение следует)