Внутридагестанская оппозиция Давуд-хана ал-Мушкури

Внутридагестанская оппозиция Давуд-хана ал-Мушкури (1723)

Предводителями антииранских восстаний, охвативших в 1707–1712 гг. Джаро-Белоканы, Цахур, Табасаран и лезгинский Ширван, выступили ал-Хаджжи Давуд ал-Мушкури, Сурхай-хан ал-Газигумуки, Ахмад-хан ал-Кайтаги и ‘Али-Султан аз-Захури, поставив себе целью, как пишет лезгинский историк ал-Хасана ал-Алкадари, «организовать убийство и уничтожить в Нухинском, Ширванском и Кубинском уездах, поставленных шахом Хусейном ханов и служащих». Не принимали участия в антииранских восстаниях находившиеся под угрозой постоянных нашествий правители области Табасаран — майсум и кади. Тот же автор писал о жителях области Табасаран, что «они имеют собственного своего князя, который называется Махсум. Тогдашний назывался Мугамед, а Кади Рустан бек. Оба они находились прежде в подданстве у Персии и зависели от султана Дербентского».

В отличие от них, по мере развития антииранского движения предводители Рутула добились независимости и пошли на сближение с Сурхай-ханом. Обуславливалось это тем, что наибольших успехов в это время добился именно этот правитель. Воспользовавшись ослаблением Ирана и создавшейся благоприятной обстановкой, Сурхай-хан расширил границы своего владения от Кумуха, Кюре и Самура до Куба.

«В это время значение Казикумуха достигло высокой степени, — отмечает А.В. Комаров. — Все владетели обществ искали дружбы и покровительства Чолак Сурхай-хана».
Неоднозначные внешнеполитические ориентиры выбрали кумыкские князья. Постепенно отворачиваясь от Ирана в период спада антииранского движения, наиболее последовательными сторонниками России выступили шамхал Адиль-Гирей и аксаевский владелец Султан-Махмуд. Северокумыкские эндиреевские владетели, занятые распрями с кабардинскими князьями, поставили себя в натянутые отношения с Россией. Буйнакский владелец Муртуз-Али, соперничая с Адиль-Гиреем в борьбе за власть, склонился на сторону казанищенского Умалата, оставшегося сторонником Ирана. Находившийся под влиянием кайтагского уцмия Ахмад-хана отемышский владетель Султан-Махмуд, совершив нападение на представителей российского посольства в 1718 г., осложнил взаимоотношения с Россией. Оставшись в одиночестве, Давуд-бек совершал вылазки против иранцев, но был пленён в конце 1719 года и просидел в дербентской тюрьме до освобождения своими единомышленниками в 1720 г. Опыт первых лет борьбы с персами научил его критически оценивать достигнутые успехи и тщательно готовить военные операции. Об этом событии пишет русский историк XVIII века, П.Г. Бутков:

«Товарищ Сурхая в прежних разбоях, лезгинский старшина Дауд-бег, ушел в сие время из по стражи, из Дербента...».
К этому времени разложение Сефевидской державы достигло апогея. Иран и подвластные Сефевидам территории были охвачены массовыми восстаниями. Решающий удар по кавказским позициям Ирана нанесли южнодагестанские повстанцы. После двухнедельной осады во главе с Давуд-беком и Сурхай-ханом весной 1720 г. они захватили Шемаху, уничтожили кавказского наместника шаха ал-Хусайн-хана, 800 членов иранской администрации и разграбив 300 русских купцов [за укрывательство имущества ши’итов], изъяв у них товары, по данным различных источников, от 500 тыс. до 2 млн. руб. Развалом Иранской державы решили воспользоваться Россия и Турция, рассчитывая поглотить иранские владения на Кавказе и в прикаспийских областях. Порта надеялась использовать в своих интересах организаторов шемахинского побоища — Сурхая и Давуд-бека, поставивших себя во враждебные отношения с Россией. Осенью 1721 г. от кабардинских князей поступило донесение, что Сурхай и Давуд-бек, опасаясь карательных действий со стороны России, добиваются покровительства от Порты. 8 февраля 1722 г. резидент И.И. Неплюев сообщил из Константинополя, что Порта ведет тайные переговоры о принятии в свое подданство «лезгин Дауд-бека и Сурхая».

Склонение двух видных предводителей антииранских восстаний на сторону Турции заметно повышало ее шансы на овладение Дагестаном, что противоречило основным целям восточной политики Петра I. Выход к южным морям и обеспечение безопасности южных границ не могли быть обеспечены без овладения побережьем Каспия. Решение этой проблемы для российского двора стало насущной задачей дня. Завершение Северной войны победой над Швецией и выходом к Балтике дало возможность реализовать давно задуманный и тщательно подготовленный поход на юг. В результате вторжения 100-тысячной армии Петра I территория от Аграханского залива в устье Сулака до реки Милюкент за Дербентом была занята в течение четырех недель (июль-август 1722 г.). Попытки противостоять российскому войску со стороны владетелей Эндирея и Отемыша обернулись тем, что первое из них было обращено «в пепел», а из второго «солдаты [царя] сделали ... фейерверк».

Успешное осуществление части задуманного плана царя вызвало острое недовольство в Константинополе, подогреваемое Англией и Францией, опасавшихся усиления влияния России на Востоке. Опираясь на их поддержку, Порта развернула активную деятельность, добиваясь вывода русских войск из Дагестана. С этой целью в сентябре и декабре 1722 г. она приняла в свое подданство ал-Хаджжи Давуд ал-Мушкури и ‘Али-Султан аз-Захури, поставив перед ними задачу захвата соседних территорий и вытеснения русских войск из Дагестана. Турецкий командующий в Эрзеруме для поддержки их усилий получил приказ с 20-тысячным войском «иттить в Дагистанскую землю, дабы российским войскам запретить в прогрессах». Самому же Давуд-беку, признанному турецким султаном Ахмадом III верховным правителем Дагестана и Ширвана с резиденцией в Шемахе, повелевалось: «всеми мерами стараться выгнать российский гарнизон из Дербента и всяких тамошних краев».

Однако утверждение Давуд-хана ал-Мушкури правителем Ширвана вызвало у Сурхай-хана смертельную ненависть к Давуд-хану и «от которого он отделился и несколько лет наносил Туркам через Лезгов досады; а в рассуждении Шемахи поступал неприятельски».

В июне 1723 г. турецкие войска заняли г. Тифлис. В ответ на это русские войска сначала заняли Решт, а затем Баку. Вслед за этим, стараясь не допустить Турцию на побережье Каспия, Россия стала добиваться от Тахмаспа II добровольной уступки Дагестана и прикаспийских областей, обещая взамен на это помощь Ирану в борьбе с османами и афганскими завоевателями. На этой основе 12 сентября 1723 г. был подписан Петербургский русско-иранский договор, предоставлявший России «в вечное владение города Дербент, Баку со всеми к ним прилегающими и по Каспийскому морю лежащими землями и местами також де и провинции Гилян, Мизандрон и Астрабат».

Взамен на это Россия обязалась помочь Ирану в борьбе против его врагов. Договор закрепил переход к России части Северо-Восточного Кавказа, включая Дагестан. К ней же отходили прикаспийские провинции (Астрабад, Гилян, Мазендеран), что явилось важной её дипломатической победой: не нарушая мира с Ираном, она могла отстаивать их на основе взаимных обязательств. Не случайно этот договор вызвал ярость турецкого правительства, пытавшегося укрепиться в Дагестане и Ширване, объявив в Шемахе в конце сентября (?) «публично султанский указ и диплом в какой силе шейх Дауду провинция Ширван под владение от султана назначена». Однако эта акция в Константинополе имела обратный результат. Дагестанские [суннитские] владетели не признали верховной власти Давуд-хана, а съехались в урочище Худат, где вынесли решение:

«...быть Шемахе и Баку городу за Шамхалом, да Мюскер Шабран за Даудом, да Кубе и Калхан за Усмеем, а городу Дербени за Майсумом».
Но, от намеченного плана им привилось отказаться, так как в Шемаху была переброшена турецкая конница под командованием сераскера Кара Мустафа-паши, «дабы все оные владельцы у Порты в послушании содержать». Однако добиться от них послушания Порте не удалось. Дагестанские владетели продолжали враждовать с Давуд-беком, стараясь изгнать его из Шемахи, а также захватить все лезгинские [и не только] сёла, дабы извлекать из местного населения налоговую выгоду. С учётом того обстоятельства, что у Шамхала не было ни одной весомой причины чтобы желать земли Шамахи и Баку [в этих областях отсутствовало кумыкское население]; у уцмия Кайтагского, в свою очередь не было никаких оснований желать владеть лезгинскими областями Кубба-Калхан, т. к. в этих областях исторически не проживали/проживают народ кайтагцы/даргинцы; а желание майсума из области Табасаран владеть Дербентом [на тот момент оккупированный персидским этническим элементом], вызвано было лишь выгодными его географическим расположением [соседством] — иными словами, дагестанские феодалы сговорились разделить между собой воссозданное государство лезгин ал-Хаджжи Давудом, мотивируясь при этом, исключительно хищническими [грабительскими] устремлениями. Это тот уникальный случай, когда все местные суннитские феодальные правители восстали против главы всего суннитского духовенства Восточного Кавказа, кем несомненно являлся Давуд-хан ал-Мушкури.

Сказывались и последствия фактического двоевластия, установленного в мае 1723 г., когда в Шемахе управляли двое: брат Давуд-бека — Мамат-хан [Мухаммад-хан], и дядя Сурхая Качай [Карат-бек], которому фактически принадлежала власть в городе. Архивные материалы подтверждают, что Шемаха превратилась в объект острой борьбы между Турцией и Давуд-беком с одной стороны, Сурхай-ханом, шамхалом и уцмием — с другой.

В такой обстановке русско-турецкие переговоры продвигались с трудом. Они осложнялись тем, что английский резидент А. Станьян и французский посол де Бонак усиленно восстанавливали турецкий двор против русско-турецкого соглашения. Станьян внушал верховному визирю, что «Порта оружием должна остановить успехи русских на Востоке». О позиции французского посла И.И. Неплюев сообщал, что он требует от русских войск от «границ турецких ретироватца», а от него самого — «дабы и я по турецкому желанию к трактату склонился». Не добившись этого даже под угрозой войны, Порта вынуждена была отступить.

12 июля 1724 г. был подписан Константинопольский русско-турецкий договор, признавший за Россией упомянутые прикаспийские провинции, полученные ею от Ирана по Петербургскому договору 1723 г. Что касается Дагестана, то его территория подлежала разделу между Россией и Турцией. Россия получала 2/3 приморской полосы Дагестана и Ширвана и часть земель по Самуру, считавшихся под протекцией Сурхай-хана. На территории Ширвана с охватом 1/3 части в сторону моря создавалось отдельное Шемахинское ханство во главе с Давуд-беком под суверенитетом/протекцией Османской Порты. В Дагестане к Турции отходили Ахты, Рутул, Цахур и часть лезгинских земель [Кюринский участок], считавшихся под покровительством Сурхай-хана. Вдобавок к этому Турция получала остальную часть Ширвана, Грузии, Армении и западные области Ирана. По оценке румынского историка Н. Йорги, «турки получили те области, к которым стремились в течение двух столетий». По мнению же И.И. Неплюева, Константинопольский договор был победой российской дипломатии. Оценивая итоги достигнутого соглашения, он доносил царю:

«Турки... за вашим величеством подтвердили все то, как вашему величеству от шаха Тахмасиба уступлено. А в Ширване от Баку до единения рек Аракса и Куры, а против Шемахи от моря две трети земли, а против Дербеня на двадцать-тридцать часа [средней верховой езды в сторону гор]. А Дагистаны все осталось вашему величеству и ничего о тех народах в трактате не поминано».
Однако статьи Константинопольского договора, принятые по рекомендации западных держав, были сформулированы так, что оставляли место для разночтения каждой из сторон в свою пользу, сохраняя почву для разжигания российско-турецкого конфликта. Этот договор, разделивший Кавказ на сферы влияния между Россией и Турцией, открывал перспективу для реализации их стратегических планов в ущерб интересам лезгинских народов региона. Не случайно при обсуждении проекта этого документа султан Ахмад III пытался привлечь на свою сторону дагестанских владетелей, рассчитывая включить это условие в текст будущего договора. Ещё в феврале 1724 г. он направил Сурхаю «Жалованную грамоту» с заверением, что если тот примет подданство Порты, то наградит его «высшей степени достоинством, чтобы в тех странах возымели вы пристойное владение». Сообщая о том, что такие же грамоты отправлены уцмию Ахмад-хану, его сыну Мухаммад-хану и ‘Али-Султану аз-Захури, И.И. Неплюев уточнял:

«Да таковых же пять жалованных грамот послано для раздачи Дагестанским князьям, которых имена неизвестны, остановлены на имена их в тех грамотах места».
Однако это обращение не нашло поддержки среди дагестанских владетелей, продолжавших выступать против Давуд-бека, в поддержку Сурхай-хана, проводившего независимую политику [на тот момент] от Османской Порты. 23 февраля 1724 г. турецкие министры признались И.И. Неплюеву, что «все дагестанские князья признали Сурхай-бея за главу». Причину популярности Сурхая И.Г. Гербер видел в том, что он не признал Константинопольский договор 1724 г. и стал выступать против намерения Порты поглотить часть покровительствуемых им территорий [равно и как ал-Хаджи Давуд-хан]. По словам И.Г. Гербера, джарцы, цахуры, рутульцы, ахтынские и кюринские лезгины поддерживали его потому, что «Сурхай их подданными своими почитает и добром допустить не хочет, чтоб от него отделены были, также оные между собой не только заедино стоят, но хасикумыки и нижние дагистанцы с ними крепко соединились». П.Г. Бутков и А.А. Неверовский, соглашаясь с этой мыслью, особо выделяют активное участие на стороне Сурхая в борьбе с османами жителей Джаро-Белоканских вольных обществ. Недовольство османским владычеством продолжало нарастать. Порта не могла удерживать Давуд-бека у власти без постоянных военных подкреплений. 5 мая 1725 г. в Константинополе признали, что «леги, которые находятся в Шемахе, от послушания к Порте... отказываются и под командою шейх Дауда быть не хотят». Спустя несколько дней великий визирь официально подтвердил, что турецкому командующему в Трапезунде Сары Мустафа-паше «поведено нынешнего лета итти с войском в Шемаху и тамо шейх Дауда утвердить».

Приведенные факты показывают, что, несмотря на все старания, Порта не смогла вытеснить русские войска из Дагестана и привлечь на свою сторону ведущих дагестанских владетелей - Адиль-Гирея, Сурхай-хана, Ахмад-хана и др. Османы стали искать поддержки среди наиболее влиятельных кавказских владетелей, в первую очередь у Тарковского шамхала, подготавливая его выступление против России.

Несмотря на происки Порты и Крыма, Россия отстояла свои позиции в Дагестане, что имело решающее значение для разграничения на Кавказе по Константинопольскому договору 1724 г. В начале 1728 г. Долгорукий отбыл в г. Петербург, поручив командование русскими войсками двум генералам: на Кавказе — А.В. Румянцеву, в прикаспийских областях — В.Я. Левашову. Для разграничения с российской стороны были назначены А.В. Румянцев, майор Иоганн Густав Гербер (ок. 1690–1734) и полковник фон Лукей [убит лезгинами в 1732 году]; с турецкой — Сары Мустафа-паша, а также султанский посланник Нишли Мехмед-ага и дефтердар [глава финансовой канцелярии, финансовый инспектор] Эмин-ага.

По Константинопольскому договору 1724 г. к России отходила приморская полоса шириной 100–119 вёрст в Дагестане и 43 версты в Ширване. На этой территории по Самуру ниже Кураха располагалось 10 лезгинских аулов влиятельного союза Кюре, считавшихся под протекцией Сурхай-хана. В Кубинской провинции, выше Рустау, находилась стратегически важная крепость Тенге [в 1726/27 году войска под командованием генерала А.В. Румянцева взяли штурмом крепость Тенге [Сабрум], основанную ал-Хаджжи Давудом в 1720 году на берегу реки Белбела, в 40 верстах [ок. 42,6 км.] от Каспийского моря. Обороной крепости руководил сын ал-Хаджжи Давуда — Сулайман-бек], входившая в зону российского влияния, но занятая Давуд-беком вопреки указанному договору. Этими обстоятельствами часто пользовалась Порта, подталкивая Давуд-бека и Сурхай-хана на антироссийские выступления. По этой причине разграничение, начавшееся 2 апреля 1726 г. (спустя два года после подписания Договора), чрезвычайно затянулось.

Первое препятствие возникло в конце сентября 1726 года, когда после Табасарана и Ширвана турецкие комиссары отказались вступить в лезгинскую область Кюре. Объясняя причины вынужденной задержки, И.И. Неплюев доносил, что крепость Тенге доставалась в российскую сторону, но, чтобы этого не случилось, Давуд-бек «купил пашу, чтоб ныне границу не окончал», заплатив за это «12 тысяч туманов, что будет нашими деньгами 120 тысяч рублей». Подкупленный Давуд-беком, Сары Мустафа-паша отозвал своих комиссаров до весны следующего года (до 1727 года). В нарушение Константинопольского договора в Шемаху были введены турецкие янычары, для пропитания которых горожан обложили денежной податью па 12 тысяч рублей и хлебной — на 40 тысяч татар.

Попытки турецких комиссаров присоединить к владениям Османской Порты отходившие к ней на Кавказе территории встретили сопротивление местного населения. Как доносили комиссары Порты в Константинополь в конце декабря 1727 г., «действуя и силою, и иными способами», они укротили Шемахинских обывателей, но дальше «наступила дагистанская земля, которую мерить невозможно, яко они мерить не дают, противягца оружием». Давуд-бек, оказавшись в политической изоляции со стороны других дагестанских правителей, опасаясь расправы со стороны Порты, он пытался пойти на сближение с Россией, но безуспешно. В конце 1727 г. султан Ахмад III отвернулся от него и решил привлечь на свою сторону Сурхай-хана, предложив ему шемахинский трон с трехтысячным годовым жалованьем и с доходами от уездов Кабала и Акдаш [Агдаш] в Шемахинской провинции, составлявшими 120 тысяч рублей в год.

«Сурхай ныне пришёл б протекцию турецкую... на место Даудханово, — доносил 30 декабря 1727 г. Долгорукий, — а Дауд-хана ищут, чтоб ему голову отсечь».
В мае 1728 года ал-Хаджжи Давуд был приглашён [«визит вежливости»] турецким султаном на переговоры в г. Гянджа (ныне город в современном Азербайджане), на свадьбу. Ал-Хаджжи Давуд принял это приглашение и прибыл туда вместе семьёй, включая четырёх сыновей и двух братьев, и приближёнными. Однако его стремление к самостоятельности и неуправляемость пугали турецкие власти, посему по прибытии в г. Гянджа он был взят под стражу и пятого октября, вместе со семьёй и приближёнными, вывезен в г. Эрзерум. Далее, как известно, ал-Хаджжи Давуд ал-Мушкури в месяце «Ev;il-i Reb;;’l-Evvel» 1141 г. по х. (начинается с 04.10. — по 02.11.1728 г.) вместе со своими четырьмя сыновьями (Мухаммад-Карим-бек, Сулайман-бек, Тахир-бек, ‘Абд ал-Карим-бек; пятый сын Ибрахим-бек вероятно родился уже в изгнании), двумя дочерями (Пейкар, Зайнаб; третья дочь — Рукийа, также вероятно родилась уже в изгнании) двумя братьями (Ахмад-бек и Мухаммад-хан) и всей семьей был сослан на о. Родос. Согласно указанным документам, ал-Хаджжи Давуд вместе с семьёй содержался на острове Родос под усиленной охраной, «чтобы не сбежал». На остров Родос (маршрут пролегал через Эрзурум) ал-Хаджжи Давуд прибывает в мае-июне 1729 года («Ev;s;t Zilkade 1142»), а затем [но не ранее июня 1730 года], в апреле 1735 года, перевезен на полуостров Галлиполи, и предположительно позже там и скончался в 1148 г. х. (год начинается с 23.05.1735 г. — 11.05.1736 г.).

Политическая гегемония в Дагестане и Ширване с тех пор безраздельно перешла к Сурхай-хану, вставшему на путь сотрудничества с Османской Портой, хотя до этого он не раз выступал против гегемонистских устремлений османов на Кавказе и попыток российского двора присовокупить к своим владениям лезгинскую область Кюре, относившееся по трактату к России. О тактике лавирования Сурхай-хана в это время генерал Левашов 10 февраля 1731 г. отправил в Москву следующую депешу:

«Сурхай по-прежнему в Шемахе живет, турки ево ласкают, и он их обирает и смотрит сильные стороны ... паша генжинский зовет ево к себе к свиданию, но Сурхай по примеру Даудбекову к свиданию ехать опасен подчас обманут».
Отправленный в разведку из Решта в Шемаху Аванес Серафионов 14 апреля 1731 г. также подтвердил, что месяц назад «Сурхай из Шемахи со всем войском выехал, а куды намерение имеет никто не знает смотрит только сильные стороны». Оказалось, что Сурхай-хан выехал для сопровождения в Шемаху остатков турецких войск, вышедших из осажденного Надиром Ардебиля при содействии генерала Фамильцина. Этот случай в Константинополе был представлен как знак верной службы Сурхая Османской Порте и непримиримой враждебности его по отношению к Ирану.

В начале апреля 1731 г. в Константинополе упорно распространялись слухи о том, что шах Тахмасп и его главнокомандующий Надир-шах повсеместно разослали указы, призывая бывших подданных Ирана выступить против Турции.

«С таким же манифестом, — сообщал со слов турецких министров И.И. Неплюев 14 апреля 1731 г., — прислал шах к Сурхаю 20 человек людей, ис которых Сурхай 19-ть убил, 20-го назад к шаху с ведомостью отослал, что он Порте верен».
В Константинополе преднамеренно искажали факты, стараясь отдалить Сурхая от России и Ирана. Посланники шаха Тахмаспа были переданы Сурхаем следовавшему из Ардебиля сераскеру Али-паше, который приказал казнить их после выезда из Шемахи. Возлагая вину за это злодеяние на Сурхая, в Константинополе уверяли, что он оказался в опасности и обратился к ним за помощью, мотивируя этим отправку новых войск в Закавказье.

Автор: ‘Али Албанви

Литература

1. Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа, с 1722 по 1893 год. Санкт-Петербург: Типография Императорской академии наук, 1869. С. 8; 10. [Электронный ресурс] Режим доступа: свободный. — Загл. с экрана (дата обращения: 13.08.2023). — Яз. рус.

2. Сотавов Н.А. Второе нашествие Надира на Дагестан. Поражение иранцев в Джаро-Белоканах // Крах «Грозы Вселенной» в Дагестане: Монография / 2-е изд., расш. и доп. — Мх.: ИД «Эпоха», 2013. С. 84–112. [Электронный ресурс] Режим доступа: https://clck.ru/35HtyB, свободный. — Загл. с экрана (дата обращения: 13.08.2023). — Яз. рус.