Дизелист

                Д И З Е Л И С Т

      Сызмальства дядька Миха ходил в подпасках -- людскую скотину стерёг., долго кнутовище из рук не выпускал, а потом, уже после войны, на тракториста выучился --

в поле работал, а потом... Словом, когда в деревню пришёл электрический свет, дядька Миха дизелистом-электриком сделался; не сам, конечно, поставили его... Да, вот

так: постановили на правлении и поставили! Отнекивался, отбрыкивался, кричал "не моё это, не понимаю я в лектричестве вашем ни бельмеса, ни черта не смыслю в
 ём!" А ему: "Поймёшь, куды ты денесси; должон понять, раз поручение табе дали. Ишо гордиться будешь!"
      И отвели дядьку к едва ли не единственному в деревне кирпичному сооружению -- пожарке, туда, где и располагалась "электростанция". А там уже и объяснили что

к чему. Объяснял-растолковывал худой рыжий малый из районных электросетей. Малый подвёл дядьку к агрегату и молвил: "Вот это двигатель. Дизельный. От трактора

С-80... А это...  (он сморкнулся, вытер замусоленным носовым платком и нос и глаза, и показал на пристыкованную к движку схожую с пузатым бочонкам штуковину с

кучей проводов вдоль неё) а это... И вдруг умолк, бессмысленно вперил взор в "бочонок", страдальчески произнёс "Ах! Ах! Ах!", состроил гримасу, задрал подбородок и

громко, с каким-то отчаяньем чихнул. Потом ещё раз, затем ещё, и ещё, и ещё... Шестнадцать чихов насчитал дядька Миха. Спросил тревожно: " Иде ж табе так

просифонило, сынок?"  "На рыбалке, -- горделиво ответил простуженный и возобновил инструктаж: "Тэк-с, на чём мы тута? Ага! Вот это есть динамо-машина; она

вырабатывает лектричество, понял? А лектричество текёть по проводам и зажигает лампочки, понял? Дядя Миха усмехался в кулачок (эту-то азбуку он знал неплохо)   
однако исправно угукал и утвердительно кивал головой...
      Кроме того, что инструктор поминутно сморкался, он ещё, -- это сразу заметил его ученик, -- стал как-то странно вести себя: вздыхать, пританцовывать и словно

искать чего-то. И дядька, кивнув на дверь, молвил: "Табе, парень, вижу, до ветру надобно; так не стесняйся; выдь за угол, там и того... Не боись, никто в наших лопухах

табе не узрит." И тот не преминул воспользоваться "мудрым" советом -- тут же шмыгнул в бурьян.
      Минуту спустя, учитель, облегчённый и повеселевший, урок продолжил. "Вот эту цацку не трожь, -- наставлял он, -- а вот эту фиговину пуще глаза береги -- чтоб ни

капли воды не попало туды"... Улыбнулся: как же -- в рифму получилось! "А вот это, -- тыкал малый жёлтым от табака указательным перстом в привинченное к стене,

схожее с почтовым ящиком однорогое нечто, -- вот это есть рубильник... Гляди: двигаю вверх, до упора, чтобы клацнуло -- вот так! Слышал? Во-о. Значит ток подан,

лектричество, тойсь; опустил вниз -- обесточил, выключил, тойсь, лектричество, нету его теперь, нигде нетути, потому как вырубил я его! Потому-то и называется эта

штука рубильником... Понял? А ты чего, думал им дрова колют? Хех!
      Потом инструктор запустил дизель. Подошёл к "почтовому ящику". Врубил. Над потолком зажглась тусклая лампочка... Вырубил. Заглушил мотор. Дядьке Мише

велел запустить...  Дядька прокашлялся, поплевал на ладони, (говорят, перекрестился даже.) рванул ремень пускача... Заработало! "Молодец! В общем, действуй! --

заключил районный гость, -- А я на рыбалку сбегаю." Сказал и исчез. Кто-то сказал ему, что на ставке хорошо берёт карп; на макуху берёт, туда он и махнул.
      Он ушёл, а дядька Миха остался. Остался, чтоб когда линию проведут, "лектро" по ней подавать, как и было ему определено.
      А вскоре, осенью того же года, по деревне "зашагали деревянные столбы". Приказано было дяде Михе: электричество подавать с вечерних потёмок и точнёхонько до

двенадцати нуль-нуль пополуночи. Он так и делал. Зауважали его, Михал Василичем величать стали, не каким-то там Михой. А что, спросите вы, не зазнался ли он,

дядька Миха-то? Не-а, ответят вам, не зазнался... Ну, было маленько, совсем чуть-чуть, вот столечко; душа-то живая! Да при такой должности любой зазнается, любой

нос задерёт.
      Идёт, бывало, Васильич по улке, степенно идёт, неспешно, грудь выпячена, от самокрутки дымища, что от паровоза -- шутка ли: он вам не какой-нибудь там

трактористишко или плотник-скотник какой-то, нет-нет -- дизелист он нынче, ди-зе-лист! Далеченько ему шагать, через весь хутор -- крайний он... 
       Идёт, на часы поглядывает. Внимательному наблюдателю видно: пошатывает Васильича, совсем немного, но пошатывает... Да его всегда так... А всё оттого, что

очень уж боготворит он треклятую; дня не проходит чтобы он не принял стакашек-другой водчонки самопальной -- самогонца свекольного. Однако пьяным его не видел

никто, и не буянил он, и в лужах не валялся.   
      Середина сентября. Коротки стали дни; темнеет быстро... Проходит дядька Миха мимо бабулек на завалинках сидящих, здоровается с ними и они отвечают с

поклоном головы: "Вечер добрый, Михал Василич! Здравствовать табе долгие лета!" А про себя шепчутся: "Сейчас лектро даст, сейчас!.." Ждут. И вся деревня ждёт.
      Совсем стемнело. На пожарке зататакало, загудело: дизелист запустил мотор. Проходит минута, другая... И вот в избах загораются электрические лампочки. Сколько

 радости, сколько счастья в глазах стариков, в детских глазёнках, а у иных и слёзы... И на электрических столбах, -- через два на третьем, -- лампочки вспыхивают;

маломощные, под алюминиевыми, схожими с мексиканскими сомбреро, абажурами. Под фонарями тучами вьются комары, мошки, ночные бабочки... Во как! и эта мелкота

свету радуется...
      К своей избе Васильич пойдёт ровно в полночь -- в 24.00, после того, как троекратным волнообразным снижением "напруги" предупредит: "Выключаю!" Заглушит

дизель и -- домой. с фонариком карманным; бывало и в потёмках ходил, когда батарейка в "Даймоне" отказывала. Хорошо ежели луна, а коли нет, тогда и на ощупь

добирался. Особенно трудно бывало в ранневесеннюю распутицу, когда и ладонь собственную у носа не разглядеть; а по узкой кладочке через ручей, а по тропе, что на

краю глубоченного оврага, заваленного всяким хламьём; а... Да чего там!
      Пять годков подавал дядька Миха в наши "кельи" электричество, целую пятилетку освещал убогонькие, крытые соломой жилища моих земляков. Но вот однажды

летечком местная электрическая сеть была подключена к государственной и колхозную "электростанцию" списали -- за ненадобностью .И Михаил Васильевич ( Миха)

остался не у дел....Нет, он не запил, не замкнулся, он просто каким-то невесёлым сделался...
    

                Владимир ХОТИН,
                Июль 2019