Дохлая муха

           ироничный рассказ

Дохлая муха не является признаком благополучия в доме,  даже если все вокруг выглядит благопристойно. Дохлая муха говорит о том, что здесь было что-то хорошее и не стало.  И нельзя считать, что этим хорошим была сама муха.  Вчера или недавно ей было хорошо, а теперь нет. Еще недавно здесь было оживление, к которому она имела отношение. Но это было вчера или накануне.  О чем вспоминать не хочется. Ну, было и  было. И теперь его нужно создавать заново.   
Нет, дохлая муха не является признаком благополучия в доме. Особенно, если муха лежит не где-нибудь, а на кухонном столе, на видном месте и кверху пузом. Обычно дохлая муха так и лежит. Ничего тут не скажешь. Хотя на самом деле это катастрофа, антисанитария.  Ну, лежала бы она на подоконнике или на полу. Ее можно было смести веником в совок и выбросить, не делая акцент, не придавая значения и не поднимая паники. А тут лежит на столе и всем видом говорит отнюдь не о том, что ей хорошо, а как раз об обратном,  что ей плохо до невозможности. И лежит она непоколебимая ножками вверх, как будто сдается. При этом она не выглядит такой уж побитой, просто лежит и как будто отдыхает, как будто наелась до отвала разной чепухи и прилегла отдохнуть от тяжких и суетливых хлопот. Именно это ее спокойствие особенно подкупает и располагает к тому, чтобы не схватить тряпку и не шарахнуть по ней, чтобы не валялась и не ползала там, где не нужно. Тогда как она преспокойненько лежит, забывшись мертвым сном,  и в ус себе не дует. Картина, надо сказать, весьма необычная, потому что дохлая муха не привлекает внимания в отличие от живой, которая всегда  суетится, ползает, взлетает, садится  и снова летает и до всего ей есть дело. И этот тревожный момент ее неподвижности на кухонном столе начинает задевать и становится понятно, что она лежит не просто так, не отдыхает, а отдала богу душу, то есть отбросила коньки. И смотреть на нее в таком  виде странно, не привычно и не хочется. Только при взгляде на нее возникает вдруг мысль, с чего это она копыта откинула. Никто ее не трогал, препятствий не чинил, руками не гонял, тогда как она на столе вот теперь растянулась ножками вверх и словно сигнализирует о плохом состоянии дел и непристойном происшествии. Взять бы ее просто и выбросить, чтобы не маячила. Но опять же возникает вопрос, с чего это она ни с того ни с сего на моем столе так раскорячилась. Чего это ей на моем хлебосольном столе со всякими съестными припасами  так поплохело. Может, творог не свежий попался,  может, колбаса залежалая на столе оказалась, или сыр заплесневелый в некондиции.  И она теперь лежит и всем своим видом аппетит портит. И главное, что прискорбно, не понятно, где она раньше летала и  что ножами-ручками трогала, чего касалась непотребного. Я же вытащил все съестное из холодильника к завтраку, отошел умыться, руки помыть, возвращаюсь, а она лежит, как будто приговоренная, когда приговор приведен в исполнение. Словно объелась моих свежих продуктов и теперь своим тухлым видом надо мной измывается.  И сделать ей уже ничего нельзя, потому что она свой желудок моими свежими продуктами надорвала. Объелась такая-сякая  вкусными припасами, разлеглась и портит весь натюр несъедобным видом.  Обычно я их не бью, не насилую тряпками, мухобойками не колочу, не гоняю по квартире, чем придется. Обычно я деликатно оставляю для них  целлофановый пакет с пахучими очистками, огрызками открытым и, когда они из любопытства туда заползают, чтобы все разузнать, аккуратненько пакет закрываю, заключаю, так сказать, в одиночную камеру и потом также изящно выбрасываю  закрытый пакет в мусорное ведро. Так что меня даже упрекнуть не в чем.  Никакого убийства живого существа не совершаю, ни на кого не замахиваюсь и никому не угрожаю.  Рук, так сказать, о них не пачкаю и сознание не омрачаю, оставаясь вполне непорочным.
Неожиданно смотрю на часы. Они показывают время, которое говорит, что пора идти на работу. Тогда я техническим движением салфеткой беру со стола  усопшую и несу в помойное ведро. Дальнейшие исследование мне проводит некогда. И препарировать не с руки, потому что я не какой-нибудь патологоанатом. И поэтому я ее стремлюсь выбросить в помойное ведро к отходам кухонного производства. Мне нужно было как можно скорее кухне придать благополучный вид, свеженький и пристойный. Я понес ее к ведру и тут вдруг подумал, что, может быть, у нее летаргический сон случился и она преспокойненько через некоторое время начнет оживать, суетиться и полетит туда, куда ей лететь не следует. И тогда я взял специально купленный для кухонных операций чистый пакет, положил ее туда, закрыл, завязывая на узел пает, и выбросил в ведро. Так во всяком случае, у нее будет своя целлофановая однокомнатная квартира, где она сможет в ограниченном пространстве продолжать, никому не мешая, свою суетливую и абсолютно ненужную жизнь.
Все, дело сделано. И теперь мне можно было приступать к еде, которую я достал прежде и поспешать на работу. О мухе и говорить больше нечего. Операция по переносу тела случилась. Кухня начинает жить заново с чистого листа. Значит, день начался хоть и не вполне хорошо, но и не так плохо.