Договор

...старый ростовщик, описывая имущество молодого карточного гуляки, заложившего состояние отца, медленно вносил в долговой журнал предметы роскошной жизни древнего рода знатной семьи: комод конца 18 века, красного дерева, порт’еры китайского шелка с золотой вышивкой- 12 века, стол обеденный с 15 стульями- ливанского кедра, голландский столик с инкрустацией, зеркало венецианское... Князь изрядно нервничал, ходил из угла в угол огромной залы, отбивая по итальянскому мрамору каблуками дорогих сапог,- военный марш, не иначе... Валявшиеся на полу пустые бутылки ночного кутежа,- странным образом,- прижимались друг к другу своими зелёными боками, перекатывая внутри- капли заморских вин, которые коллекционировал покойный отец транжиры... Князю хотелось разорвать в мелкие клочья губителя, убить, задушить, сжечь... Он в деталях представлял, как тот будет  молить о пощаде... Ещё более-  ему мечталось вернуть время назад, когда проклятых карт его красивые и сильные руки не знали... Сюжеты домашних вечеров- пробуждались перед глазами так отчетливо, словно родители ещё были...здесь...в этой самой зале, сидя за столом, который так скрупулёзно описывал ростовщик, которому, видимо, никогда в жизни... не светила такая удача... В какой-то момент, князь решил ещё раз уговорить старика- дать отсрочку... В конце концов, отыграется на днях, компания подбиралась дилетантская ... Озвучив своё намерение, игрок получил отказ в категорической форме: сухо, кратко, хлестко, бесповоротно... Оставалось одно, учитывая разницу в возрасте, попросить процентщика...простить его: неопытного, глупого, но готового выйти на путь покаяния и исправления. Старик слушал нелепые истории, не поведя и бровью, затем, продолжая вносить в реестр люстры, подсвечники и канделябры: « Видите ли князь... При всем моем понимании и уважении к памяти Вашего отца,- у меня Завет.» Должник оторопел, понимая, что надежды нет. Старик продолжал: «Я- верю в Бога. И у меня с ним договор. Я не могу его нарушить. Я- большой грешник, каюсь. Я ростовщик, очень нужный всем человек, и всеми- ненавистный...». Молодой человек, вдруг, уцепился за кажущуюся ему «исповедь» старика. «Да, я тоже хожу в храм. Нагрешил, промотал состояние, карточные долги тяготят. Как грешник- грешного... поймите, милейший господин. Я все отдам в срок, только дайте его, клянусь честью. И как почтенный старец,- простите мне, игроку и пьянице, ведь я ещё так молод... Господа ради...Простите...» Стул старинного гарнитура заскрипел под стариком; тот, разгибая горбатую спину, встал, выдержав долгую паузу, посмотрел на потолок, расписанный фрагментами Библейских историй, ткнул пальцем в Моисея, водившего свой народ по пустыне долгие 40 лет...потом посмотрел на князя ,и- очень торжественно произнёс, стараясь в каждой букве послания,- донести до молодого человека самые важные слова: «Как я Вам ранее сказал, князь, я был бы рад, но... у меня Договор с Богом. Я обязан рассказать о нем здесь, уже в моем доме. Какой, спрашиваете? Только один: Бог  не грешит, а я не прощаю.В остальном же, сугубо бытовые обязательства, которые мы с Вами,- успешно разрешили: честно и без обид». Звенящая тишина оглушила князя... Он забыл все на свете, включая и то, что остался один, в нищете и позоре, не познав настоящей любви, и... Ростовщик попросил расписаться в журнале, отдал какие-то бумаги и попросил молодого человека покинуть его, обретённый за карточные долги князя,- дом, немедленно; любезно предложив забрать на память отцовский военный мундир и пару небольших гравюр покойной матери... а также, его, князя,-игральные карты и пистолет, коим ныне  не место в благородном жилище...