Автограф для учителя
Это была последняя школьная весна, впереди Женьку ждала самостоятельная жизнь. У нее уже тогда была тетрадь, куда девушка записывала свои стихи, ими зачитывались ее подружки и прочили ей будущее большого поэта. Дома свою потертую тетрадку Женя не прятала и разрешала почитать стихи сестре и маме. О чем могла писать шестнадцатилетняя девушка – о чувствах, которые зарождались в ее сердце, о любви, которую она еще только ждала. В ее голове строки рождались легко, от этой легкости кружилась голова и будущее виделось ей заманчивым и ярким. Душа юной поэтессы была открыта, она без утайки делилась с близкими своими чувствами.
И вот однажды Мария Семеновна, мама Женьки, придя с работы, радостно протянула ей ворох свежих газет: «Вот, дочка, теперь ты знаменита!»
Девушка с удивлением посмотрела на пачку местного издания «Военный моряк». Женькин отец был капитаном второго ранга, и эта газета в их доме была не редкостью. Мама загадочно и торжественно улыбалась. Женя взяла газету и обомлела, на первой полосе под заголовком «Дочь моряка» красовался ее портрет. Девушка продолжала читать, буквы прыгали и смысл текста с трудом пробивался сквозь пелену тревоги...
«Девочка, выросшая на асфальте, которая любит мир и море…» – перед глазами Женьки мелькали равнодушные строки статьи. Самым ужасным было обнаружить, что редактор, для того чтобы стихи юной поэтессы были созвучны теме газеты, написала за нее стихотворение: «Слышишь, море родное, я, дочь моряка, принесла тебе первые строки!» Неискренность и, не свойственная девушке, патетика этих строк больно резанули.
Потом шли Женькины стихи… Те, которые она никогда бы не решилась обнародовать. Они обнажали и выставляли напоказ то, что девушки обычно прячут от чужих глаз. Женя почувствовала себя преданной, глазами полными слез она посмотрела на мать. До сих пор только самые близкие были посвящены в ее тайные мысли и мечты. Но родительская гордость подстегнула Марию Семеновну похвастать талантом своей дочери.
– Мама, как они попали туда? Ты меня даже не спросила?! – Женька едва сдерживала крик.
– Я показала твою тетрадь Ирине Ивановне, и она предложила их напечатать! – удивленно, совершенно не понимая причины такой реакции и плохо скрывая раздражение, ответила мать.
Ирина Ивановна была маминой старинной приятельницей и работала главным редактором той самой городской газеты «Военный моряк».
– Мама, что ты наделала! – сквозь слезы кричала девушка.
– Что за истерика, другая бы радовалась, а ты ревешь! – повысила голос Мария Семеновна и рассерженная ушла, захлопнув за собой дверь.
– Зачем, ну зачем, ма-ма-а-а-а! Как я теперь пойду в школу? – рыдала Женька, держа в руках помятую, залитую слезами газету. Сквозь пелену слез среди размазанной типографской краски она узнавала свои стихи:
Хочу умчаться далеко,
Где нет дорог и нет высотных зданий,
Где нет обид и нет звонков,
Подальше от тревог, от все людских терзаний.
Хочу в леса, в тайгу уйти,
Разбить палатку над рекою.
Не потерять, а обрести
То, что обещано судьбою.
И у костра дымком дышать
И, листья прелые сгребая,
Последние грибы искать,
Хотя б сейчас того не зная,
Что средь мирских сует, тревог
Живет, наверно, одиноко
Тот, кто зовет тебя и ждет,
Но он пока еще далёко.
Женька болезненно ощущала свою оголенность. Мысль, что завтра она предстанет перед любопытными, проникающими под самую кожу глазами своих одноклассников, учителей и знакомых, приводила ее в ужас. Она долго плакала, вскрикивая от отчаяния, и чувствовала себя одинокой и обманутой. Девушка со страхом думала о том, как завтра утром она появится на пороге школы и как ребята будут шептаться за ее спиной и хитро улыбаться, поглядывая в ее сторону.
Район, где они жили, был поселением военных моряков, и в каждую семью регулярно приходила эта злополучная газета. Так что к утру весь городок будет посвящен в Женькино творчество, и сознание этого приводило ее в отчаяние. Поток слез был неиссякаем, казалось, что в глубине ее души есть бездонное соленое море, которое теперь прорвало наружу.
Наконец девушка уткнулась распухшим от слез лицом в сложенные на подоконнике руки и, забывшись, уснула прямо у окна. Утром Женя намеренно опоздала к первому уроку. Она надеялась проскользнуть в школу незаметно, но на крыльце ее окликнул мальчишка из параллельного класса.
– Кого я вижу! Чи-тал, чи-таааал…- Ухмыляясь и важно растягивая слова, произнес он и по-приятельски хлопнул девушку по плечу. - Ну что, гонорарчик пополам?
– Ага, как писать, так я одна, а как делится – вы все тут как тут! – обороняясь, крикнула Женька.
Она готова была испариться прямо на ступеньках школы, но строгость их семейного уклада не позволяла даже думать о том, чтобы прогулять уроки. Ожидая продолжения пыток, Женя заглянула в класс. Был урок немецкого, и Сергей Михайлович, не прерывая речи, жестом пригласил ее войти. Женька прошмыгнула за парту рядом с закадычной подружкой Люсей. И тут ее догнала чья-то ядовитая реплика: «Смотрите поэтесса явилась, ей теперь можно опаздывать - она ведь у нас известность!» Класс поддержал издевку тем недоброжелательным гулом, каким встречают уникальных людей посредственности. Учитель чутко отреагировал: «Ребята, в чем дело?» И тут же ему на стол кто-то услужливо подбросил газету с Женькиным портретом на четверть полосы.
Сергей Михайлович взял в руки пахнущий типографской краской номер «Военного моряка», прочел заголовок и заинтересованно посмотрел из-под очков на свою ученицу. Девушка внутренне сжалась. Учитель побежал глазами статью и дружелюбно сказал:
– Вы знаете, я первый раз сижу в одном классе рядом с настоящим поэтом! И это для меня честь! – Шурша газетой, он продолжил: – Женя, а ты можешь дать мне автограф? Напиши его прямо здесь под статьей, и я буду ее хранить всю жизнь!
Класс замер. Женька поднялась и, понемногу смелея, подошла к учительскому столу. Сергей Михайлович, подбадривая ее взглядом, протянул свою авторучку. Девушка размашисто написала там, куда указывал палец ее спасителя: «Дорогому учителю! Спасибо за поддержку! Евгения Лебедева, 10 Б». Возвращалась на свое место она уже победителем, ребята недоуменно смотрели на учителя, который бережно сворачивал газету, демонстративно погружая ее в свой черный кожаный портфель.
– Продолжим урок! – разрезал тишину и пригвоздил завистников к школьным скамьям голос Сергея Михайловича.
Надо ли говорить, что больше никто не посмел задирать Женьку. Учитель немецкого был первым взрослым человеком, который отнесся к ней как к равной. И спустя годы, став известной поэтессой, Женя вспоминала его с большой благодарностью. Теперь она не боялась публиковать свои стихи, теперь она писала по-другому: зрело, смело, образно. Читатели благодарили ее за книги, за романтику поэзии, за тепло и веру в любовь. Теперь поэтесса любила выступать перед публикой, и когда в глазах слушателей зажигались ответные огоньки, Женька ощущала свою нужность, и сама наполнялась светом. И ей хотелось жить, создавать и делиться с людьми своими строками…
Снова хочется жить, тосковать в ожидании встречи.
Снова рифма легко и прилежно ложиться в тетрадь.
Зажигает весна на каштанах душистые свечи
И готова мне снова вуаль из тумана соткать.
Я вуаль ту возьму, обернусь как невеста фатою,
Соловьиною песней наполню волшебный шатер.
Приготовлю кувшин я с прохладной водою живою.
А потом разожгу я зовущий и жаркий костер.
Постелю тебе травы душистой цветною дорогой
И лампаду-звезду затеплю, чтоб не сбился с пути.
Облаками седыми провожу я тебя до порога,
Чтоб услышав мой зов, мог меня ты скорее найти.
Свидетельство о публикации №223082201121