***

Когда она в церковь впервые внесла
дитя, находились внутри из числа
людей, находившихся там постоянно
  Святой Симеон и пророчица Анна.

И старец воспринял младенца из рук
Марии; и три человека вокруг
младенца стояли , как зыбкая рама,
 в то утро, затеряны в сумраке храма.

Тот храм обступал их, как замёрзший лес.
От взглядов людей и от взора небес
вершины скрывали, сумев распластаться,
  в то утро Марию, пророчицу, старца.

И только на темя случайным лучом
свет падал младенцу;но он ни о чем
не ведал и посапывал сонно,
 покоясь на крепких руках Симеона.

А было поведано старцу Сёму
о том, что увидит он смертную тьму
не прежде, чем Сына увидит Господня.
 Свершилось. И старец промолвил:»Сегодня,

Реченное некогда слово храня,
Ты с миром,Господь, отпускаешь меня
затем, что глаза мои видели это
 дитя: он — твоё продолжение и света
источник для идолов чтящих племён
и слава Израиля в нем»— Симеон умолкнут.
Их всех тишина обступила.
Лишь эхо тех слов, задевая стропила,

кружилось како- то время спустя
Над их головами, слегка шелестя
под сводами храма, как некая птица
  что в силах взлететь, но не в силах спуститься

И странно было им. Была тишина
не менее странной, чем речь. Смущена
Мария молчала « Слова- то какие...»
И старец сказал, повернувшись к Марии
«В лежащем сейчас на разменах твоих
паденье одних, возвышение других,
предмет пререканий и повод к раздорам.
   И тем же оружьем, Мария, которым

Терзаема плоть его будет, душа твоя
ранена будет. Рана сия даст видеть
тебе, что сокрыто глубоко
  в сердцах человеков, как некое око»

Он кончил и двинулся к выходу.
Вслед Мария, сутулясь, и тяжестью лет
согбенная Анна безмолвно глядели
  Он шёл, уменьшаясь в значении и в теле
для двух этих женщин под сенью колон
Почти подгоняем их взглядами, он
шагал по застывшему храму пустому
к белевшему  смутно дверному проему.

Он шёл умирать. И не в уличный гул
Он, дверь отворивши руками , шагнул,
Но в глухонемые владения смерти.
  Он шёл по пространству, лишённому тверди,
он слышал, что время утратило звук.
И образ младенца с сияньем вокруг
пушистого темени смертной тропою
душа Симеона  несла пред собою,

как некий светильник, в ту чёрную тьму
в которой дотоле ещё никому
дорогу себе озарять не случалось.
  Светильник светил, и тропа расширялась.

  Иосиф Бродский— посвящение  Анне Ахматовой,   1972