Тёмные воды души моей. Продолжение 31

                Полуправда.   (Сентябрь 1941г. Горькая Балка.)

   Василий словно и не слышал мать – сидел на табуретке за круглым столом, обхватив голову руками, щенячье поскуливал зажмурившись, покачиваясь медленно, ритмично словно длинный маятник.
-   Поешь, сыночек, - уговаривала его встревоженная мать, подвигая ближе тяжёлую фаянсовую плошку с варёной картошкой, -  подумаешь отказала, да и слава богу, что ты в ней нашёл? Вот попробуй, - следом за картошкой продвинулась потёртая шлюмка с солёными огурчиками, - скушай, бочковые, хрустящие, со смородиновым листом и хреном. - как ты любишь… К тому же она теперь с ребёнком… непонятно откуда…
-   Мама! – взмолился Василий, подскочив с табуретки.
-   Ну что мама, что мама, Василёк? Неужели в селе нет больше скромных девчат? Вон у Авдотьи Никитичны дочка на выданье… да и потом рано тебе ещё семью заводить. Зачем спешить? И Сероштаны вот не верят, что Ванька погиб… бумага говорят пришла… и на Вовку тоже. От самого товарища Сталина, мол герои они Советского Союза. Оба. Спасибо, дескать, что воспитали достойных сыновей. И премию денежную выписали, бабы наши шепчутся. Большую. Дом новый построить можно. Ну куда же ты, - всплеснула она обречённо руками, провожая умоляющим взглядом, торопливо убегающего сына, - тужурку хоть накинь – прохладно уже и фонарик возьми…

   Но, поздно! Хлопнула входная дверь. Вздрогнул под быстрым шагом деревянный настил крыльца и бесследно растворился в темноте унылый скрип резной калитки - нынче рано темнеет, - продолжила по инерции озадаченная мать вслед непослушному мальчику, -  в половине седьмого уже… - она споткнулась на полуслове, не успев договорить, предостеречь, уберечь.
   Нащупав непослушной рукой скамейку в прихожей, опустилась задумчиво и устало, -   да-а, кажется вырос уже мой Василёк.

   Он бежал куда глаза глядят сквозь темноту, не задумываясь, не выбирая дороги, не оглядываясь. Как в последний раз. – Подлец! Какой же я подлец! Как только земля таких держит? - Ему виделись, то высокий берег бурной реки, где под ногами тёмная глубокая вода, то чёрная скала с зияющей внизу бездной. – Зачем таким жить? Зачем обременять эту землю? Лжец, подлец и трус. Будешь мучится всю жизнь. Казнить себя бесконечно. И других. Близких и любимых. Нет уж лучше сразу. Может кто-нибудь и вспомнит добрым словом. Потом. На могиле. Поплачет утайкой. И она возможно тоже постоит. Молча. Или даже… Что?

   Звёздное небо вдруг перевернулось, оказавшись под ногами, истошный возглас врезался в висок и затих, яркая вспышка света пронзила мозг, как удар молнией, - вот, значит, как это бывает, - последняя мысль угасающего сознания, - ну и ладно.

-   Ва-ся! Хватит уже! Очнись!
   Кто-то нещадно тормошил его тело, - прошу тебя! Пожалуйста! Не умирай!
 
   Он с трудом разомкнул свинцовые веки и долго вглядывался в знакомое лицо, нависшее над ним. Да-да, именно так он себе и представлял ангела, - это ты? - получилось невнятно, тягуче. Мычание. Губы не слушались, словно слиплись в единую массу. Сделав над собой усилие, Василёк попытался поднять голову, но Она лёгким прикосновением к холодному лбу уложила его на место, приложив палец к губам, - не надо говорить, побереги силы. Узнаёшь меня? Моргни глазами.
   Падший беглец моргнул и улыбнувшись, прошептал, - конечно. Ты ангел. Значит я не в аду? Как же это?
   Нина укоризненно покачала головой, - напугал… зачем же ты так, сломя голову… в темноте… словно медведь налетел, - она провела ласково по его всклокоченным волосам, - где болит? И почему ты должен быть в аду?

   Глупая улыбка не сходила с его блаженного лица, - нет, ничего не болит… а почему я здесь?
-   Это ты мне скажи, почему? Я сидела здесь тихонечко, под нашей ивой и вдруг, кто-то выскочил сзади, и споткнувшись о скамейку полетел кувырком вверх тормашками. Душа ушла в пятки.
   Она склонилась ближе, пытаясь рассмотреть его лицо, освещённое потусторонним лунным светом, - точно не болит?
   Василий молча кивнул и, перекатившись на бок, приподнялся не без труда, взгромоздив свое массивное тело на скамейку рядом с растерянной подругой.
   Долго всматривался в её отзывчивое лицо, - я хотел сказать тебе… что-то очень важное…
-   Не сейчас, пожалуйста, - взмолилась она тихо, потом, как-нибудь, я пока не готова, прости…

   Некоторое время они синхронно молчали, всматриваясь в темноту.
   Порывы прохладного ночного ветра взбивали её русые волосы в серебряном ореоле спутника родной планеты.

-   Я, вообще-то, не об этом, - вздохнул тяжко Василий, подняв лицо навстречу звёздному небу, - ты знаешь где находится Большая Медведица? – и не дождавшись ответа указал рукой в сторону, - во-он там, в северной части неба, слева от полярной звезды большой ковш из семи звёзд.
-   Да, я знаю, Ванечка мне… - не договорив она резко закрыла лицо ладонями.
   Василий, придвинувшись ближе обнял её за плечи.

   Нина, вздрогнув, отстранилась, - прости, я правда не готова об этом говорить, больно ещё. Потом, может быть… потом, - она набрала душистый, прохладный воздух полной грудью и резко выдохнула, - дай мне время, если можешь, ладно?
-   Конечно!
-   Спасибо за понимание. Ты хороший.

-   Да-а, - задумчиво протянул он, - время. Конечно. Правда его то у меня, наверное, и нет уже.
-   О чём это ты?
-   Я, видишь ли, уезжаю и …
-   Уезжаешь? Куда? – переспросила она испуганно, зачем?
-   Ну, как же? На фронт, конечно. Надо вернуть технику в часть, да и самому… я же, всё-таки не совсем законно.
-   Постой, разве тебе отец не сделал бронь? Я думала…
-   Да, но… я не могу воспользоваться ей, ну, то есть могу, но не считаю возможным. Я должен вернуться… Я там нужен.
-   Но и здесь ты тоже… - в её голосе появилась тревога.
-   Да, кому я тут… - выдохнул он отвернувшись.
-   Но, кто-то же должен работать с техникой в поле, и потом, разве так можно говорить? Ты нужен, очень нужен… Своей семье, своему дому, своей Родине и …
   Ниночка спрашивала где котик? Ты давно у нас не был. Обещал ей бабочек показать, - напомнила она смущённо.

-   Не знаю…, наверное, … конечно, но … уставился он на метёлку растения, которое только что непроизвольно вырвал шаловливой рукой из земли у скамейки и поднёс к невидящему лицу, - там важнее… тьфу, горько, - отбросил пожёванный стебель в сторону, - отрава, … кто-то же должен защищать … от немца.
-   Хвощ, не бойся, он даже полезен - обеззараживающее, но хлеб же на фронте тоже нужен. Защитник должен что-то кушать ты слышал, - повернула она голову назад, - шум?
-   Да, не волнуйся.  Мотоцикл с коляской. Кого интересно носит в этакую пору. Не наши.
-   А, что можно определить по звуку с коляской мотоцикл или нет?
-   Да, конечно. По крайней мере, я могу. На фронте научился определять на слух разные звуки и расстояние до них. – Он приложил руку к уху - М-72, едет в сторону сельсовета, хороший аппарат ирбитского завода, собственно копия немецкого БМВ.
   Оба замолчали, прислушиваясь к характерному удаляющемуся звуку.

-   Причём их два, - продолжил юноша демонстрировать свои способности, - о, остановились! У сельсовета. Кто бы это мог быть? Отец допоздна в конторе. Не нравится мне что-то…

   Его отстранённое лицо, мерцающее в лунном свете, вызывало в ней странное чувство вины, словно она обидела ребёнка, невзначай - не уезжай, - попросила она тихо, - ты нужен.
-   И тебе? - переспросил он холодно, не поворачивая головы.
-   И мне, - выдержав паузу подтвердила она.
 
-   Знаешь, - развернулся задумчивый Василёк ей навстречу, - я должен тебе рассказать очень важное, только…  потом ты уже не захочешь… меня видеть…, наверное.
-   Нет, нет, не надо, прошу тебя! Не сейчас, не сегодня.
-   Хорошо. Только… потом, может быть, уже и не надо будет. Не кому.
 
   Она, силилась оставаться стойкой и неподвижной, но через несколько секунд её начала бить мелкая дрожь, участилось дыхание.
   Не справившись с собой Нина вскочила и закрывшись руками, пыталась удержать прорывающиеся слёзы.
-   Ну, ну, не надо - заключил Василий в объятья вздрагивающую девушку, - я не хотел тебя напугать, - прости, прости. А ты заметила, - переключился он, через некоторое время, - что цикады стали петь в сумерки? Странно, правда?
-   Почему? – подняла она, заплаканные глаза.
-   Ну, как? Раньше же они стрекотали днём в жару, а теперь вон, - замер он, прислушиваясь.
-   Разве? – улыбнулась она, вытирая щеку тыльной стороной ладони, - я не замечала.
-   Выходи за меня.

   Освободившись от его объятий, девушка отступила назад, повернувшись к настойчивому соискателю её руки, спиной.
   Чёрная тень накрыла её внезапно.
   Воздух зашелестел и пришёл в движение.
   Жалобно заскрипела старая, добрая ива над головой.
   Она подняла глаза вверх - луна исчезла, словно кто-то решительной рукой стёр ночное светило с неба.
   Повеяло холодом.
   Мурашки по телу бросились врассыпную.
   Резкий порыв ветра принёс отголосок затухающего колокола.

-   Ты слышала? – прошептал настороженно юноша, - странно, колокол то мы давно переплавили, да и в бывшем храме уж сколько лет склад, Нина?  Ты где? - вытянув руку, он двинулся вперёд мелким шагом, тщательно прощупывая почву под ногами, - что это, Нина, отзовись.
   Сделав ещё шаг уткнулся в её упругое, стройное тело, непроизвольно обхватив руками тонкую талию, - ой, извини, ничего не видно, что за тьма египетская такая, а? Прям налетело как …
   Она медленно развернулась в его руках, подняв лицо и произнесла равнодушно, - а давай.

-   Что? – вздрогнул рослый мальчик, вглядываясь в её скрытые ночью глаза.
-   Я согласна, - повторила она не своим голосом – бесцветным, холодным.
 
   Звук! Такой… неприятный, знакомый – словно лопнула струна. А потом вдруг глухая тишина. Как затычки в уши, как кляп в рот. И всё остановилось. Не дрогнет ветка, не шелохнётся лист, рука замерла на полпути, не дотянувшись до лица. Наверное, порвалась плёнка в старом кинотеатре жизни. Только свет, что-то долго не включают.
   Эй Вы, там, заснули?

   Сколько они так простояли, пока вновь не застрекотал киноаппарат и не пришли в движение декорации, люди и звуки? Провернулась сцена по кругу и начался следующий акт. И сколько их ещё будет?
-   Испугался?
-   Нет, ну, что ты, я … просто … думал ты …
-   Испуга-ался, ладно забудь.
-   Нет, нет, я очень даже… давай вот прямо сегодня… вот сейчас прямо.

   Ночная тень бесшумно отъехала в сторону и исчезла. Молодая луна залила округу таинственным, нездешним светом.  Лицо девушки медленно проступило из ночи, глаза ожили и заискрились. Только было в них что-то незнакомое, не доброе.
-   Вот прямо сейчас? – насмешливо переспросила она, - ночью? А мама не заругает?
-   Да, прямо сейчас, именно сейчас, давай, - засуетился возбуждённый ухажёр, - мама? Подожди, причём тут мама. Папа! Вот кто нам нужен! За мной! - ринулся страстно вперёд, потянув нерешительную подругу за собой, цепко ухватив за рукав. Что? – остановился он, недоумённо оглядывая, сопротивляющуюся девушку, - что опять не так?

-   Знаешь, Васенька, - погрустнела Нина, - её лицо вновь стало естественным, домашним, родным, - как-то не так я представляла этот момент своей жизни. Не так быстро, не так скомкано. Сваты, родители, цветы, платье, фата. Традиционно, спокойно. Без страсти, без одержимости.
-   Согласен, любимая, - он подошёл ближе, обхватив своими огромными ладонями её опечаленное детское личико, - всё ещё будет… потом… обязательно. И платье, и фата, и цветы, и колечки.
-   Когда? Завтра? Послезавтра? После войны?
-   Ты же знаешь, завтра я возвращаюсь на фронт. И мне очень важно знать, что ты будешь со мной, будешь меня ждать.

-   А, малышка?
   Твоя мама, не примет нас. Мы внесём разлад в твою семью.
 
-   Ну, да, - помрачнел Василий, - есть в твоих словах сермяжная правда, только я солдат, если ты забыла, и сам принимаю решения, и сам за них буду нести ответственность, и всем придётся с этим считаться. А малышку мы усыновим…
-   Удочерим.
-   Да, именно! Удочерим. Так, что? Пойдём?
-   Пойдём. Только мне как-то не по себе.
-   Ну, да, действительно, - приобнял девушку новоявленный жених, - дрожишь вся. Понимаешь? Нам сейчас важно оформить отношения по закону. Папа человек надёжный и он то, как раз, относится к тебе с уважением. Я уверен он всё сделает быстро - делов-то? Достать книгу актов гражданского состояния и внести запись.  Не бойся! Всё будет хорошо! Остальное потом. Потом сыграем настоящую свадьбу, с гостями, песнями, танцами, цветами, всё как положено. Вернёмся с победой через пару-тройку месяцев и всё будет.
-   Думаешь? – тяжело выдохнула невеста, - дай то бог! Меня всё же подколачивает. Озноб.

   Они двинулись вверх по извилистой тропинке, в сопровождении яркой луны, держась за руки и тихо переговариваясь. Она заглядывала периодически ему в лицо, снизу-вверх. Он замирал ненадолго, оценивая её состояние и через секунду продолжал движение, жестикулируя свободной рукой.
   Остановившись перед сельсоветом, Василий заглянул в тускло освещенное окно кабинета отца – тот был не один. Кто-то сидел напротив, скрытый сизым дымом курительной трубки.

-   Странно, обычно он не разрешает дымить у себя в кабинете, о, посмотри, - отстранившись от наблюдения указал он радостно на стоящие в сторонке мотоциклы с коляской, - я же говорил – два.
   И марка подходит. Видишь, - удовлетворённо подытожил он, увлекая за собой встревоженно оглядывающуюся подругу, - кое – чему я всё же научился на войне, да?

   Они поднялись по скрипучим ступенькам, не заметив, как из-за тёмных кустов, вышли двое и неслышно встали на караул по обе стороны крыльца с новенькими пистолетами-пулемётами Шпагина на перевес.

   Внутри скромно обставленной приёмной, на скамье, расположились двое молчаливых мужчин в военных мундирах.
-   Здравия желаю, товарищи, - вы к председателю? – улыбчиво поинтересовался, Василий.
-   Здрасьте, - неуверенно кивнула головой Нина, гостям с каменными лицами, - извините, наверное, мы не во…
   Дрогнула всем телом как от удара током, - … не вовремя, - закашлялась, прикрыв рот кулачком, но тут же взяла себя в руки, - Васенька, может не будем мешать людям и зайдём лучше завтра? – произнесла она монотонно, не узнав собственного голоса.
   Лицо непослушно побелело, заколотилось в груди, глаза потемнели. Только увлеченный жених этого не заметил, - ну, что-ты, не беспокойся, - приобнял её улыбаясь, подождём. Я спрошу сейчас у отца надолго ли это? Чего нам, время то ещё детское, ладно?
   Он подошёл к двери и заглянув в неприкрытую щель, остановился, увидев заброшенный нога на ногу сверкающий сапог из хромового опойка. Голенище гармошкой. Обернулся на подозрительных красноармейцев, - такие же! Это вам не кирзачи на канифоли. Не по Сеньке то обувка, - а, знаешь, Нина, наверное, ты права, похоже тут надолго, давай действительно завтра.

   Однако попытка уйти не увенчалась успехом – дорогу перегородили молчаливые гости.
-   В чём дело, товарищи? Пропустите, мы спешим.
-   А вы не спешите.
-   Ладно, давайте так, я подожду, а девушка пойдёт, у неё дома вон ребёнок не кормленный.
-   Дождёмся капитана, он решит, а пока присядьте… от греха, - положил демонстративно руку на кобуру, несговорчивый охранник, - не добавляй себе срок, а, впрочем, уже поздно.

   Василий, отступив пол шага назад, одновременно с испуганной Ниной, медленно задвинул её рукой за свою широкую спину, не отрывая гипнотизирующего взгляда от самоуверенного службиста, - а ведь я тебя узнал рядовой Семёнов, это же ты бьёшь беззащитных женщин, отбираешь у них детей силой, преследуешь несчастных мамочек?
   А где же твой подельник-маньяк капитан Томилин, не сдох ещё? Я же его тогда хорошо приложил, да?

-   А я тебя тоже узнал, дубина ты стоеросовая! Натворил сам дел, думал сойдёт тебе с рук? Думал не найдём? Тебя же предупреждал капитан… И не бью я никаких мамочек, и ребёнок был не её, ты прекрасно это знаешь. Где, кстати, сейчас, девочка? И где её настоящая мать? – разозлился рядовой Семёнов, сверкая глазами.

-   Тавтология, - выдержав длинную паузу произнёс примирительно, Василий.
-   Чего это? – не понял раскрасневшийся оппонент.
-   Стоеросовая, дорогой товарищ, - нарочито вежливо пояснил Василий, - от греческого stauros, означает – дубина. Значит дубина стоеросовая это – дубина дубиновая – тавтология.
 
-   А ты умный да? Умный? – стал надвигаться грудью низкорослый охранник на миролюбивого здоровяка Васю, вынув пистолет из кобуры, - а если дырку в голове? – тыкнул он пистолетом в нос.
-   Опять неувязочка, товарищ! – продолжил назидательно Вася, не хватает пращи.
-   Чего? – опешил солдат.
-   Я говорю, Давид победил Голиафа при помощи пращи.
-   Какой ещё Давид, твою мать? Ты нарочно что ли? – начал свирепеть рядовой Семёнов.

-   Отставить, - послышался хриплый голос из кабинета председателя сельсовета – на свет божий вышел вразвалочку капитан Томилин, сопровождаемый матовым шлейфом дыма, - знатный табачок, - констатировал он удовлетворённо, прижимая прокуренным большим пальцем руки антрацитовую чашу курительной трубки, - нет, нет Семёнов! Прав Долгополый – младший, (из-за спины рассудительного капитана выглядывал настороженно хозяин кабинета Долгополый – старший) это ты дубина не образованная, низкорослый, вроде тебя, будущий царь Иудеи Давид в поединке победил пращой филистимлянского великана Голиафа, а потом отрубил ему голову.
   Учится тебе надо, а то как же будешь дальше пытать интеллигентов задрипанных.
   О-о, как же я рад видеть вас вновь, дорогие мои беглецы. Дезертиры, предатели, похитители детей и убийцы.
   Как же у меня чешутся руки, чтобы не применить приказ товарища Сталина от 16 августа этого года за номером 270 и не поставить вас к стенке немедленно, сейчас.
   И кстати, напоминаю, что этим же приказом, родители дезертиров, находящиеся в тылу, подлежат аресту. 
   Так что будем делать? Рядовой Долгополый, сам пойдёшь с нами по доброй воле или мне родителей твоих попросить о содействии?

   Похолодевшая ладонь несостоявшейся невесты выскользнула из его руки.
-   Нина! – воскликнул Василий, бросившись распростёртому на полу телу девушки.

-   Видишь, что ты натворил? – укоризненно посочувствовал довольный капитан, вышагивая с прямой спиной и сцепленными за спиной руками, перед склонившимся над телом девушки Василием, -  а ведь она, похоже, тебе доверилась…, а ты, мало того, что сам преступил Закон военного времени, так ещё и девицу подставил.
   Нехорошо, не по-мужски, - продолжал назидательно поучать напыщенный офицер, - ты может и большой, и начитанный, но слабак, дезертир, вор и предатель, и если бы не Ваш уважаемый …

   Он замер в партере, подняв искажённое гримасой лицо, полное слёз и тут же получил быстрый, резкий и короткий удар сапогом в челюсть, от чего запрокинулся навзничь и затих.
-   Что вы делаете, капитан, - возопил отчаянно председатель сельсовета и, выскочив из-за спины изувера в мундире, кинулся к застывшему в неестественно позе, сыну, - Васёнька, - жалобно поскуливал отец, судорожно перемещаясь на коленях по полу, похлопывая дрожащими руками по разным частям его тела.
-   … не Ваш уважаемый покровитель, - как ни в чём не бывало, скучно продолжил капитан, монотонно вышагивая по комнате, - в лице спецпредставителя Юго-Западного фронта, действующего по поручению Маршала Тимошенко, и лично ходатайствующий о конвоировании Вас обратно в часть для проведения следственных действий, я бы с Вами рядовой Долгополый и вовсе не церемонился.
 
   Девушка, на полу, застонала и открыв глаза замерла в ужасе, - что? … что вы с ним сделали? – всхлипнула она слабо, - Васенька…
-   А вам, уважаемый председатель, - остановил капитан испуганного отца доброжелательным голосом, я бы настоятельно посоветовал сейчас не вмешиваться, лучше постоять в сторонке, - кивнув своим подчинённым, поспешившим поднять под руки, тяжёлое непослушное тело, жалобно застонавшего зазнайки, - вы и так уже успели натворить… бронь сыночку пробили незаконно, дезертира покрываете, нехорошо.

   Наделённый какой – никакой, да, местной, но всё же властью, отец так и не решился вступиться за провинившегося сына, перед лицом неотвратимости судьбы.
   Его мальчик, его Василёк, большой и сильный, умный и добрый, стоял на полусогнутых дрожащих ногах, перед ним, обливаясь слезами, потом и кровью, а он, глава семейства ничего не мог сделать, ибо сёстры Мойры уже всё сплели и определили.
 
-   Ну, что, больно? – капитан вглядывался в окровавленное лицо юного богатыря, удерживаемого с двух сторон бойцами на голову ниже виновника, - ты же сказал тогда, мол свидимся ещё, вот, видишь сбылось твоё желание.
   Думаешь мстит тебе капитан?
   Нет, конечно, ты оказал нам тогда сопротивление, я бы сказал… вооружённое, набросился на офицера, стрелял… обозвал нас фашистами…

-   Беги, Вася, - отец неожиданно бросился на глумливого капитана и сбив его с ног, сам свалился рядом, тяжело дыша замер в немом укоре, -  ну, что же ты, сынок, давай…

   Капитан Томилин, сбросив с себя ногу председателя сельсовета, передёрнул затвор пистолета и молча, но красноречиво, приставил его к голове дерзкого папаши. 
   Растерянные бойцы, ослабившие от неожиданности хватку, вдруг отлетели в противоположные стороны взмахнув нелепо руками.
   Вырвавшийся из недружественных объятий Василий, спотыкаясь и лавируя, ринулся к выходу.
   Разложившийся на забрызганном кровью полу, капитан, хладнокровно перемещал ствол от головы отца в спину убегающего сына.
   Охваченный ужасом отец обездвижено и беспомощно провожал взглядом это медленное, но неумолимое движение чернённой стали. В его пересохшем горле застрял не рождённый звук. Шевелились бесшумно посиневшие губы.
   Рыба, выброшенная на берег.
   Замедленное чёрно-белое кино.
   Око видит, да плоть парализована.

   Выстрел прозвучал как-то неуверенно, неправильно. В пол.
   Нина успела с криком накрыть своим телом эту стальную руку, это неотвратимое движение в бездну.

-   Ты, что наделала, дура, - капитан Томилин оттолкнул одержимую девушку ногой. Она отлетела на пол метра, скользнув по увлажнённому кровью полу, опрокинувшись навзничь.
   Разъярённый офицер проворно подполз к ней и стал лихорадочно ощупывать, пока не получил звонкую пощёчину обезумевшей рукой.
   Он замер, ухватившись за пылающую щёку и выпрямив спину изумлённо всматривался в лицо непочтительной девчонки, - я же мог тебя убить – гарпия ты этакая, ну-ка, что там у тебя, указал глазами на руку, которую она прижимала к груди как младенца, - покажи, - не дожидаясь согласия, мягко потянул за запястье.
   Нина сморщилась от боли, не проронив и звука. Рукав левой руки намок.
 
-   Вот видишь? Я же говорил!  Эй, товарищ председатель, аптечка у вас тут есть?
   Долгополый - старший в недоумении кивнул.
-   Так чего разлеглись, давайте! Семёнов помоги.
-   А как же…? – показал на дверь разочарованный боец.
-   Никуда он не денется, выполнять.

   Автоматная очередь во дворе заставила вздрогнуть всем телом раненную девушку, она проворно вскочила на ноги и бросилась наружу, ловко уклоняясь от попытки охранников задержать её.  Впрочем, они не очень-то и старались.

   Слабо освещённый двор едва вскрывал неприглядную возню возле крыльца с утробными звуками – сопением, кряхтением, чавканьем.
-   Васенька! – Прижимая увлажнённую руку к груди, девушка пыталась другой стянуть остервенелого охранника с распластанного тела несостоявшегося жениха, - отпустите его, что вы делаете? Прекратите сейчас же.
   Второй охранник, удерживающий ноги беглеца, оттолкнул заступницу ногой.
 
-   Ну, вот так! – защёлкнув наконец наручники на заломленных руках юного богатыря, - поднялся боец в чёрном, удовлетворённо отряхивая ладони, - от нас брат, не скроешься.
 
   Василий остался лежать ничком на пыльной дорожке, смирившись со своей участью.
   Бросившийся было к сыну перепуганный отец, был грубо остановлен капитаном Томилиным, - куда, ссу…, отставить!- После чего, непринуждённо осмотрелся, достал пачку папирос, не спеша вынул одну, постучав многозначительно о коробку с изображением чёрного всадника на фоне белоснежных гор, закурил и выпустив в сторону сизую струю, произнёс дружелюбно: - ну, что, Васенька, будем делать?  Семёнов! Помоги поднять его.

   Василий с трудом держался на ногах, сверкая исподлобья кровавым глазом. Сочащаяся из разбитого надбровья тонкая струйка, размывала прилипшую к щеке серую пыль.
-   Товарищ капитан, давайте поговорим, предложил дрожащим голосом отец страдальца.
-   Поговорим! – согласился изверг, затягиваясь с удовольствием сладким дымом.  Потом. А пока иди вон, перевяжи сноху. Будущую. Если, конечно, у них вообще есть будущее. Пока не похоже.

   Председатель послушно поплёлся к побелевшей, дрожащей девушке, - хорошо – хорошо, - приподнял ладони, словно признавая свое подчинённое положение, - я всё сделаю, как скажете.
 
   Нина, отвергла помощь, - спасибо, не надо, я никуда не пойду, - капитан, - её горящие недобрым глаза, резко контрастировали с побелевшим лицом, - чего Вы от нас хотите?  Где же Ваше христианское милосердие? Отпустите нас, мы ни в чём не виноваты. Да, ошиблись, приняв вас за диверсантов.  Но перед этим мы столкнулись именно с диверсантами. Настоящими. И Вы, уж простите, но своей грубостью и жестокостью, вы не очень-то от них отличались. Так что, уж не обессудьте. А мы просто выполняли поручение командира. Проявили бдительность. И спасали жизнь ребёнка, и свои жизни тоже.
   Мстительность не лучшее качество офицера, воина. Простите, если обидели невзначай.

-   Невзначай, нечаянно, ненароком, - вышагивая вальяжно, повторял капитан, словно репетируя некую роль, - неумышленно… да я, собственно, не против, - миролюбиво сообщил он, - вон пусть он извинится, за своё непристойное поведения, там. На дороге. Это же он первым ударил меня тогда. И стрелял по своим из крупнокалиберного пулемёта. И угрожал всяческими карами.
   Василий набычился и засопел.
-   Давай Васенька, - прояви свою зрелость и благоразумие, - уговаривал подобревший офицер, - а мы послушаем как ты сожалеешь раскаиваешься. Пожалей вон свою подружку.
   Поверженный богатырь бросил взгляд исподтишка - Нина ответила долгим умоляющим взглядом.
 
-   Ладно, прошу прощения, не распознал вовремя. Виноват.
-   Во-от, - обрадовался капитан, - молодец, - больше этого не повторится! Давай.
-   Не повторится, - пробурчал пленник хмуро.
-   Никогда!
-   Никогда.

   Невеста облегчённо закрыла глаза, опустилась на землю, уронив голову.
   Отец жениха присел рядом, обнял, набросив свой пиджак на её худенькие плечики.

-   Вот, - продолжил довольный экзекутор, а теперь всё то же самое, но на коленях.
   Васька вскинул глаза полные ненависти и презрения, - да пошёл ты, сволочь, - прошипел тихо, сквозь зубы.
   Рядом, вскрикнув, лишилась чувств юная страдалица, повиснув безвольно на руке несостоявшегося свёкра.
-   Ладно, - хмыкнул удовлетворённо капитан Томилин, как скажешь.
 Семёнов! В карету его.

   Двое охранников потащили скованного наручниками парня к мотоциклу. Рядовой Семёнов подталкивал его в сгорбленную виновато спину прикладом новейшего автомата.
-   Нина, - обернулся Василий на ходу, - я должен тебе сказать…
-   Молчать, арестованный! – получил несчастный жених очередной удар в спину, но даже не отреагировал.
-   Это очень важно, - продолжил он, не останавливаясь, выворачивая голову назад.

-   Что? – встрепенулась девушка, - Василий! Что важное? – Её попытку догнать жениха пресёк жёстко рядовой Семёнов, - раньше надо было думать.

-   Васенька! - не обращая внимания на препятствие в виде упёртого бойца, Нина, приподнявшись на цыпочки, кричала через его дёргающееся плечо, - я не расслышала, что ты сказал?

   Василий внезапно остановился как вкопанный. Охранники толкали его прикладами, но он словно врос в землю. Смотрел жалостливо и с любовью на удерживаемую на расстоянии девушку и не реагировал на довольно сильные удары вспотевших бойцов.

-   Я хотел тебе сказать… прости… там…
-   Что, Васенька? Где там?

-   Там, в моей комнате на столе… подарок для Ниночки, забери пожалуйста. Это мой лучший экземпляр. Морфо Ретенор. Синяя молния. Большая редкость.
-   Васенька, я ничего не поняла, что это?

   Один из охранников, щёлкнув затвором, наставил дуло в голову, - пошёл или здесь останешься навсегда.
-   Не надо, - закричала Нина и забилась в цепких руках рядового Семёнова, - делай, что они говорят.
 
   С трудом его затолкали в коляску трёхколёсного мотоцикла.
-   Нина, - обернулся он напоследок, - Иван… я сказал тебе неправду… то есть не совсем правду… Он жив…, наверное, жив… Прости…

   Но она его уже не слышала, потому что ретивый стражник дёрнул ногой запуская стартер мотоцикла.
   Тут же запустили второй.
   Тёмный пустынный двор наполнился громким треском двухцилиндровых моторов и сизым дымом выхлопных газов.
 
   Она помахала ему вслед и крикнула, свернув ладони рупором: - буду ждать…
   Отец Василия мягко обнял её за плечи, - мы будем ждать. А теперь всё же пойдём перевяжу тебя.  Не бойся я умею.