Часть третья

Ч  А  С  Т  Ь     Т  Р  Е  Т  Ь  Я



ГЛАВА  ПЕРВАЯ

          Шаман-таракан Ахав ослабел так, как ещё недавно невозможно было бы себе даже вообразить. Наверное, то, что ему вообще удалось в некий момент очнуться в спасительной тёплой щели недалеко от мусоропровода, было чудом, ибо задняя половина туловища, которое постепенно парализовывал яд, уже отмерла. Цепляясь за неумолимо ускользающую жизнь, он в полузабытьи пополз куда-то, используя только четыре передние лапки, и полз так долго, что в этом занятии, казалось, прошла целая вечность. Несчастья, обрушившиеся на бедного скитальца между мирами, похоже, вот-вот должны были окончательно завершиться, ибо для продолжения борьбы за существование требовались силы, коих в данном состоянии осталось кот наплакал.
          Кот?.. Кот!    
          — Шшш! — зашумел ветер, невесть откуда взявшийся в закрытом помещении. — Шшш... Шшша-а-анти-и...
          Сознание Ахава угасало. Конечно, друг Шанти наверняка сумел бы помочь выкарабкаться из беды, но Шанти был где-то очень далеко, во всяком случае шаман-таракан его, к сожалению, совсем не чувствовал. Зато неожиданно почувствовал нечто другое — необъяснимое притяжение, источник которого находился поблизости. Что-то властно манило Ахава к себе. И он рванулся туда в последней надежде обрести либо спасение, либо вечный покой.
          На первом этаже типовой многоэтажки никто из здешних жителей даже и не заметил, как хитиновый трупик шамана-таракана Ахава, чуть помедлив, полетел вниз с интернетовского кабеля, проложенного по стене в коридоре, и закатился в пыльный уголок...
          Как появляются в неведомом мире? Вероятно, должны быть некие закономерности. Правила. Ну, что-нибудь в этом роде. Ахав хотел открыть глаза, но... глаз не было! И вообще, по ощущениям, не было ничего! Кроме осознания того, что он всё ещё существует. Но где и как? Демоны редко впадают в панику, ведь по большому счёту они сами и есть паника, разрушение и смерть, однако тут имелся совершенно необычный случай, было от чего растеряться. Та могучая сила, что призвала Ахава и утянула за собой, вероятно, как-то изменила его. Или он просто ослеп в конце концов от действия яда? Но ведь демоны, и тем более шаманы, могут прекрасно обходиться и без так называемых органов зрения!
          "Что же в итоге осталось от нашего героя? Да и героя ли? Ведь герой, он всегда на белом коне..."
          Ахав ухмыльнулся несуществующим ртом. Хуманские образы и штампы кружились в его отсутствующей голове бесполезным осенним листопадом. Единственное, что радовало — боли больше не было, впрочем как и голода-жажды, и других раздражающих факторов. Пожалуй, следовало бы попытаться как-то себя проявить. Только вот как, если ты теперь непонятно кто и непонятно где? Ни вокруг, ни внутри не имелось абсолютно никаких элементов, относительно которых можно было бы хотя бы что-нибудь предпринять.
          Правда, постепенно Ахав уже начинал испытывать что-то вроде неприятного зуда. Или это был зов? А может — Призыв? Сущности, подобные ему, на планете Индиг-Рал имели иммунитет к магии Призыва, но здесь, на Земле, никаких гарантий не было. Вдруг нахлынули воспоминания, словно лавина, заставив почему-то всплыть в памяти полузабытые легенды и предания далёкой родины. Ахав поёжился бы, если бы было чем. Происходящее с ним сейчас, подумал он, ежели не сон, то вероятнее всего — чрезвычайно сложная игра сознания.
          И тут внезапно Ахав прозрел! Резко. Место, открывшееся взору, было незнакомым и не похожим ни на что ранее виданое. Сфокусировать взгляд на себе самом не получилось, зато окружающий мир предстал во всём своём великолепии. Это был широкий коридор, или прямоугольный туннель, уходящий в бесконечность. Слева, справа, внизу и вверху вдоль его поверхностей тянулась череда не то дверей, не то люков. По коридору взад-вперёд с изрядной скоростью неслись какие-то тела, внешне напоминавшие кирпичики. Кирпичики эти влетали и вылетали из открытых в данный момент люков-дверей.
          Шаман (более не таракан) с любопытством проник в один из открытых люков. При помощи чего ему удавалось передвигаться в здешнем пространстве Ахав сказать затруднился бы, тем не менее он оказался в большой комнате, все поверхности которой состояли из непонятных символов. Влетавшие в комнату кирпичики ударялись в стены, пол и потолок в разных местах, после чего отскакивали от них и вылетали вновь куда-то в коридор.
          Зрелище этого процесса буквально заворожило Ахава. Забыв обо всех своих былых неприятностях и проблемах, он принялся внимательно наблюдать за происходящим и анализировать увиденное.

          Отныне он представлял из себя некий энергетический сгусток, проникший непонятным образом именно в то пространство, где он только и мог существовать в подобном состоянии. Ахав осознал это по истечении некоторого времени и не нашёл ничего плохого в столь странном нынешнем своём бытии. Более того, он вдруг понял, что произошедшая с ним метаморфоза является подлинным благом, ибо в этом удивительном мире есть всё, чего требовал его пытливый разум. Туннель-коридор, уходящий едва ли не в бесконечность, перекрещивался множеством других коридоров. Количество расположенных в них дверей-люков казалось неисчислимым, за каждым таким люком таилась комната, полная хитрых символов. Любая комната, как постепенно выяснялось, являла собой компьютерную программу, которую шаман очень вдумчиво вначале прочитывал изнутри, осмысливал, затем пытался воздействовать на летящие туда-сюда кирпичики-импульсы, и в случае удачи нарушал предопределённый неизвестными программистами ход некоего процесса, получая от всего этого занятия подлинное наслаждение. Вначале шаман даже понятия не имел, что в этот момент где-то там, снаружи, у людей, останавливались налаженные производственные линии, нарушалась логистика, отказывали надёжные вроде бы машины, и происходили другие непонятные сбои в работе компьютерных систем. Ахав просто скрупулёзно осваивал виртуальное пространство, учился справляться с закодированными замками на люках, постепенно осмысливал получающиеся в результате его действий следствия, и приходил во всё больший восторг от нынешнего своего существования. Эта вселенная, до отказа наполненная энергией и информацией, была создана именно для него! Здесь он мог развернуться при необходимости вовсю! А постепенное осознание того, что результаты его скрытой деятельности к тому же ещё и сказываются во внешнем мире хумансов, лишь добавляло остроты в нынешнее бытие Ахава. В конце концов, на то он и демон, чтобы окружающие его существа не дремали. ХА-ХА-ХА!

          — Мурр. — кот открыл сначала один глаз, потом другой, зевнул, показывая розовое нёбо и острые иглы зубов. И вдруг резко, с переворотом в воздухе, подпрыгнул вверх, чтобы зацепить лапами солнечного зайчика, который как раз по неосторожности проник в комнату. Добившись своего Интик беззвучно упал на пол, энергично вертанув хвостом для устойчивости. Оно и понятно, сохранять равновесие вообще присуще любому существу кошачьей породы, а кроме того солнечного зайца нужно вкушать именно в состоянии равновесия, иначе от него нет никакого толку, за исключением далеко не благородной отрыжки. Конечно, солнечные зайцы не так питательны, как хотелось бы, но Шанти старался не упускать любой возможности пополнить свои энергетические ресурсы. К тому же, пока хозяйка сладко спит, можно чуточку побыть самим собой, это тоже важно.
          — Ммурф? — Шанти вдруг замер, потому что вот уже в который раз у него появлялось странное ощущение таящейся где-то совсем рядом опасности. Когти кота удлинились, шерсть вздыбилась и поменяла свой цвет на стальной. Он крутнулся волчком. Определённо, след чужеродного проникновения висел в атмосфере, подобно легчайшему, очень быстро тающему завитку табачного дыма. Несколько мгновений спустя Шанти, поняв, что и на этот раз не удалось ухватить причины происходящего, расслабился и сам не зная почему внимательно посмотрел на куклу Далию, которая молча улыбалась ему застывшей фарфоровой улыбкой.
          А Лике тем временем снился сон. Удивительный. Там было всё так сказочно, красочно и непонятно, что трель будильника, по случайности оставленного вчера включённым, превратилась в изумительную волшебную музыку. Однако, волна этой музыки постепенно нарастала, нарастала, нарастала, заполняя собой всё ближайшее пространство, музыка становилась невыносимой, пронзительно тревожной, потом неожиданно замерла, крутнув в воздухе гулкое эхо, которое оказалось похожим на невиданную птицу, что сидит на ветке дерева под названием Вечность. Налетел ветер, качнул дерево, птица встрепенулась и беззвучно взмыла в багрянец туч. Лица Анжелики коснулось лёгкое пёрышко, обронённое из крыла той птицей. Скользнув по коже оно упало куда-то вниз, где не было видно ничего, кроме серых теней, дрожащих на тёмном, мерцающем фоне. Неожиданно из них соткалось нечто... Нечто безликое, непонятное, оно, тем не менее, безглазо уставилось прямо на Лику и стало шептать что-то такое, отчего сердце её то замирало, то принималось болезненно-учащённо биться в груди.
          Вскрикнув, девушка проснулась и резко села в постели. Ох!.. Вот это да!.. Ой-ё-ёй...
          А в комнате было светло и спокойно. И всё-таки утро доброе! Доброе! Хотя в этом вполне можно было усомниться после подобного пробуждения.
          Впрочем, день, каким бы он ни был, начинать следует с приведения себя в порядок. Овладев своими эмоциями, Лика поднялась с дивана, машинально отбросила чёлку со лба и направилась туда, куда даже королевы ходят без свиты.
          А Интик, прикончивший ещё одного солнечного зайца, прыгнул на постель, продолжавшую хранить тепло хозяйкиного тела. Ему тоже нужно было совершить утренний ритуал, вернее, обновить его. Кот прокатился по простыне, побарахтался в пододеяльнике, боднул подушку и спрыгнул на пол, уверенный, что теперь всё будет в порядке.

          ..........Кое-кто считает, что всё в жизни должно быть разложено по полочкам. И он, в общем-то, прав. Но есть определённые нюансы. Жизнь такая штука, что не пойми где какая полка может находиться, и удастся ли на этом огромном складе вообще отыскать нужную тебе вещь, а то вдруг в итоге поисков выяснится, что аккуратно лежащее перед тобой Нечто абсолютно не нужно не только тебе, но и большинству суетящихся вокруг граждан.
          Другое дело — холодильник! В холодильнике всегда порядок. Овощи, фрукты, мясные изделия, сыры, всё находится на своих полках. Смотри да радуйся. Но и тут есть исключение — да, да, представьте себе! — и называется это исключение: Бутылка! Да не просто какая-нибудь пузатая дурында с молоком, маслом, или там кефиром, нет, совсем другая бутыленция.
          Торопливый человек изречёт:
          — Водка это зло.
          Да кто же спорит! Но тут явное недоразумение, ведь бутылка в холодильнике была отнюдь не с водкой. Там находился джин, вернее даже — джинн. Чтоб вы знали, джинны, во-первых, не любят бутылки, а во-вторых, холод не любят ещё больше. Потому-то им в холодильнике самое место! Двойная страховка, так сказать, от потенциальных магических сюрпризов.
          В этот вечер всё было как всегда. Тихо гудел кулер, жалюзи щелкали от лёгкого ветерка, что проникал в чуть приоткрытое окно. Вахтёр общежития номер 34, что на улице Политехнической, скучал. Вообще, надо сказать, работать вахтёром это большая морока. Тем более, когда постояльцы все как один шалопаи и сорванцы. Однако Алексей Брянников был привычный. Дисциплину поддерживал в свою смену железную. Раньше он служил на флоте, поэтому порядок знал и понимал чётко. Но сегодня на объекте царили покой и тишина. Постояльцев почти не было, да оно и понятно — выходные. Кому охота рано возвращаться в общежитие, когда в мире столько соблазнов? Тем не менее Брянников честно предупреждал своих подопечных: воля волей, но после 23:00 двери — на замок. И ни гу-гу, ночуйте потом хоть в парке на лавочке! Дисциплина это вам не мороженку трескать или девок по кустам лапать! Тут всё серьёзно!
          В вестибюле неожиданно послышался звук: "урррр-уппррр-урррр!" Это из подсобки трепеща вышел Тахо. Таким прозвищем Брянников окрестил того, кто в самую первую его вахту посреди ночи и коридора станцевал джигу. Тахо был — ТАнцующий ХОлодильник.
          — Тьфу ты! — Алексей чертыхнулся и стал кантовать аппарат обратно в подсобку. — Вот уж воистину непослушное дитя народных умельцев.
          Внезапно что-то пошло не так и Бутылка внутри Тахо громко бахнула, следом за чем из холодильника повалил сизый дым.
          — Пипец! — вздрогнув от неожиданности и чуть не повалив Тахо непроизвольным движением, Брянников с трудом сдержался, чтобы не сплюнуть от досады на мраморный пол.
          — Слушаю и повинуюсь, мой господин! — раздался голос за спиной.
          Резко обернувшись Брянников увидел человечка среднего роста и среднеазиатской наружности в халате, изрядно засаленном по рукавам и отворотам, в остроносых тапках без задников, и в тюбетейке с орнаментом, напоминающим чем-то хохломскую роспись, только стилизованную под восточные напевы.
          — Кха! — кашлянул в замешательстве Алексей. — Чего вам, дедушка?
          — Слушаю и повинуюсь, мой господин! — повторил человечек и ссутулился, в результате чего стал как бы даже меньше ростом.
          Разве мог знать Брянников, что джинны предлагают свои услуги реципиенту всего три раза! Откуда ему было догадаться, что в случае неправильного обращения со странным дедушкой, вахтёр сейчас рискует умереть в страшных корчах? При лучшем же варианте развития событий джинн просто развоплотится и уйдёт от него в другое измерение, так ничем и не облагодетельствовав. Не знал всего этого Алексей! Не знал!     ..........

          Пономарёв остановил бег своего вдохновения и почесал авторучкой за ухом. Мда. Попить бы сейчас не мешало. Чего-нибудь как раз навроде джин-тоника.          
          "И взалкал я, аки кактус, посреди песков пустынных..." — подумалось Иннокентию. Увы, за исключением воды других напитков в доме не было.
          Писательский зуд пропал, как это иногда случается, когда вдруг нагрянет некое побочное сильное желание. Немного потерзавши авторучку зубами, Кеша вздохнул, убрал тетрадь в стол и тут зазвонил мобильник.
          — Добрый день, любимая! — глянув на дисплей смартфона поприветствовал Анжелику Пономарёв.
          Из воспоследовавшего далее взволнованного монолога он узнал, что совершенно неожиданно ей сегодня позвонила Маргарита и пригласила прийти на юбилей дедушки. Лев Данилович поставил прямо-таки непременным условием присутствие его любимицы Анжелики на празднике. Рита призналась честно, что если бы не дедушка, разговор между подругами вряд ли состоялся бы, хотя, говоря откровенно, никакой неприязни к Лике она уже давно не испытывает. В свою очередь Анжелика дала понять, что с её стороны тоже нет никаких препятствий к возобновлению дружеских контактов. После чего обе почувствовали облегчение и довольно охотно поболтали на разные животрепещущие темы.
          — Короче, — сообщила наконец главное Анжелика, — в субботу мы с тобой едем на дачу к Маргарите праздновать юбилей Льва Даниловича. Будет весело, он хоть и пожилой, но очень славный дядечка!
          — А то, что я там буду совершенно чужим человеком, роли не играет? — засомневался Иннокентий.
          — Какой же ты чужой, если ты мой любимый мужчина? — удивилась Лика.
          "Действительно. Как это мне сразу в голову не пришло?" — удивился в свою очередь собственной недогадливости Пономарёв и усмехнулся.
         
          ..........— Нет в жизни справедливости, Васенька! —  Жорпыгыл посмотрел в окно на небо и вздохнул.
          — Как это нету, когда есть! — в качестве доказательства Василий вынул из кармана штанов поллитровку.
          — Тебе бы только пить! — огорчённый прозаичностью друга Жорпыгыл грустно наблюдал, как там, в небесной вышине, от большой тучи оторвалось маленькое кудлатое облачко и остановилось на месте, словно на минуту задумалось о чём-то.
          — Так ты чего, не будешь пить, что ли? — Василий не мог сообразить какая муха укусила хозяина хаты.
          — Почему не буду? Буду. — отвечал Жорпыгыл, не отводя раскосых глаз от заинтересовавшего его атмосферного явления.
          — Ну вот! А то я уж испугался — одному всё выпить придётся! — хитро улыбнулся Василий, ловко открутил бутылочную голову и уставился в недоумении на Жорпыгыла, который... задумчиво прихлебнул из кружки чай. — Ты это чего делаешь-то? — простонал Василий, чуть не выронив бутылку из рук.
          — Я? А что я? Я ничего. Сижу. Чай вот пью. — Жорпыгыл снова уставился на небо, где продолжало висеть упорное в своём заблуждении облачко.
          — Чай не водка, много не выпьешь. — сурово отрубил Василий.
          А Жорпыгыл, вдруг мечтательно улыбнувшись, спросил:
          — Как ты думаешь, вот почему к нам в село артисты не приезжают... с концертами?
          Василий от неожиданности хлебнул алкоголя прямо из горлышка. Крякнул и отёр губы. Задумался. А через несколько мгновений изрёк:
          — Так, ну а какого им хрена тут делать-то?
          — Ну как же! Попели бы. И поплясали. — резонно ответил Жорпыгыл. — Всё на душе веселей.
          — Где попели бы поплясали? Клуб-то у нас... тово... в лабаз переиначился. Супермаркет теперь, язви его в качель.
          — А в бане! — нашёл выход из положения дошлый Жорпыгыл. — В обчественной! Всё равно же там воды нет, зато места мно-ого! Этак... знаешь... вышла бы из парилки, например, Тина Тёрнер... с микрофоном в руке... — умильно закатил глаза фантазёр.
          — Ага! И наш завхоз вслед за ней, шайкой свой микрофон прикрывает! — усмехнулся Василий и незаметно долил другу в кружку с чаем порцию водки.
          Жорпыгыл, не заметив, хлебнул, закраснел лицом, ушами, и с досадой сказал:
          — Эх, ну чего ты меня как институтку какую спаиваешь? Лей, не жалей!
          — Во! Вот это по нашему! — повеселевший Василий до краёв наполнил кружку. — Н-ну...
          — ...выпьем же за Надюшу! — подхватил Жорпыгыл с просветлённым взором. — За родную нашу Наденьку...
          — Подожди! — перебил его Василий. — Её же не так зовут! Её же по-другому кличут, ты сам сказал.
          — Кого кличут? — недоумённо уставился на друга Жорпыгыл.
          — Ну, кого, кого! Коня в пальто! Вот кого! — нервно вскинулся Василий. — Эту... как её... ты ещё сказал — она из парилки выходит с микрофоном в руке. 
          — Тину Тёрнер, что ли? — догадался наконец Жорпыгыл. — Знаменитую американскую певицу?
          — Ну да, ёрш твою медь! — облегчённо выдохнул Василий и утёр выступивший на лбу пот.
          — А при чём тут Тина Тёрнер?
          — Как это при чём? — опять взбеленился Василий. — Мы же тут про баню говорили? Или нет?
          — Ну, говорили.
          — Тогда какого, извини, хрена, ты поднимаешь тост за какую-то Надюшу!
          Жорпыгыл захохотал:
          — Вот это ты даёшь стране угля, друг мой пьяный! Я же предлагаю выпить за Надюшу нашу, девушку в скромном платьице простом, за худенькую красавицу, которая умирает последней — за НАДЕЖДУ, наш компас земной!
          Василий замер от неожиданности, выпучив глаза. Затем крякнул, хлопнул ладонями по коленям и согласился:
          — Ну, вот это ты правильно сейчас загнул, Жора. За Надежду надо обязательно выпить, без неё хана совсем!
          — За Надюшу! — снова воодушевившись воскликнул Жорпыгыл. — За надежду на то, что, невзирая ни на что, и в наше село когда-нибудь приедет с концертом американская певица Тина Тёрнер и споёт нам какую-нибудь хрень в обчественной бане!
          — Прямо из парилки! — уточнил Василий.     ……….



ГЛАВА  ВТОРАЯ               

          Человек внезапно открыл глаза и некоторое время с недоумением осматривался вокруг. Ничего из ряда вон выходящего он не узрел. Близлежащий пейзаж был явно знаком, хотя знаком так странно, словно когда-то давным-давно он видел его на фотографии, и вот теперь, сопоставляя оставшуюся в памяти картинку с реальностью, обнаруживал, что не все элементы совпадают в точности, жизнь внесла какие-то новшества.
          "Кажется, это место называется Речной вокзал... — пытаясь вспомнить, человек непроизвольно двигал бровями и наморщивал лоб. — Ну, да, точно, Речной вокзал."
           — Речной вокзал. Вокзал речной. — он будто пытался с помощью повторения двух этих слов обнаружить и вернуть в память напрочь утраченную остальную информацию. — Вокзал речной... Кхм... А интересно получается, если прочитать всё это задом наперёд. Лазков йончер. Йончер лазков. — он улыбнулся. — Забавно. Мало того, что звучит смешно, так сквозь небрежно наброшенную вуаль тут ещё и явно проглядывают зашифрованные имя и фамилия некоего персонажа. Йон Черлазков, прошу любить и жаловать!
          Он вдруг спохватился.
          "А меня-то как зовут?!"
          Некоторое время ушло на попытку вспомнить то, чего в памяти не оказалось.
          "Вот так-то, дорогой мой товарищ Черлазков... — мысленно ахнул человек. — Ну, что же... видимо, я — иностранный шпион, и мои индивидуальные данные известны только в Центре. Так что, милостивый государь, не знаю, как вам теперь и отрекомендоваться... Впрочем, раз уж сложилась подобная ситуация, не будете ли вы столь любезны позволить мне воспользоваться удобным случаем и присвоить ваше ФИО? Иначе как прикажете существовать в этом городе? — он кивнул сам себе головой. — Правильно. Итак, с вашего разрешения отныне я зовусь Йоном Черлазковым. Со всеми вытекающими из этого последствиями."
          Новоиспечённый Йон Черлазков с энтузиазмом хлопнул ладонями по коленкам, затянутым в поношеные джинсы и провозгласил:
          — Ну, что, милостивые государи? Возражений к вышеизложенному не имеется? Вижу, что нет. Вот и славно!
          Йон осмотрел себя и обнаружил, помимо джинсов, хорошую льняную рубашку чёрного цвета с нагрудными карманами, и замшевые серые кроссовки с выглядывавшими из них серыми же носками.
         "Ну, что ж, — решил он, — жить можно."
         Исследование карманов принесло единственный бонус в виде пятирублёвой купюры синего цвета.
         "Небогато мы начинаем наше путешествие." — грустно покачал головой Черлазков.
         Он поднялся со скамейки и направился в сторону автобусной остановки, расположенной неподалёку от двух параллельных мостов через широкую реку, почти сразу же обратив внимание, что сравнительно уверенно ориентируется в этом пока ещё не совсем знакомом месте.
          — Эй, парень! — Черлазков приблизился к подростку, поглощавшему в сторонке мороженое. — Вопрос на засыпку, знаешь ли ты название города, в котором сейчас живёшь? — Йон заговорщицки подмигнул, давая понять, что шутит.
          Недоумённо взглянув на незнакомца, мальчик лениво ответил:
          — А чего тут не знать. Сейчас я живу в Новосибирске.
          — Ну, правильно. — отходя, кивнул ему Йон. — Ставлю тебе пять по географии.
          Слово Новосибирск смутно шевельнулось в подсознании, подобно рыбе, не желающей всплывать со дна водоёма. Но, увы, почему-то следом не пришли на ум связанные с этим городом воспоминания. И фигуры друзей, знакомых и родственников не поспешили появиться из глубин забвения.
          Черлазков, тем временем, уже вышел к шоссе и здесь остановился в смятении. Что-то было не так. Память молчала, но ощущение несоответствия впилось в мозг, словно заноза. Йон смотрел на сплошной поток мчащихся мимо автомобилей и искал ответ на не заданный никем вопрос. Как это ни странно, ответ нашёлся.
          "Здесь всё очень серьёзно изменилось. — пришло вдруг понимание. — Было по-другому. Точно! И автомобилей таких у нас не наблюдалось. Это абсолютно чужая техника."
          "Но город-то тот же самый!" — возразил мысленный оппонент.
          "Ага. — согласился Йон. — Город тот же самый, я его уже определённо узнаю."
          Черлазков в задумчивости повернул налево и, пройдя по тротуару, параллельному с автомагистралью, приблизился к газетному киоску, минуя какие-то другие заведения малого формата, расположенные здесь. И опять память не желала вмешиваться в происходящее, хотя ощущение неправильности окружающего пейзажа было подобно тонко зудящему над ухом комару.
          — Разменяйте, пожалуйста. — Йон сунул в окошечко свою синенькую пятирублёвку.
          Киоскёрша выглянула в зияющий прямоугольник и довольно громко воскликнула:
          — Ну чего хулиганим-то? Вроде, взрослый человек, а ведёшь себя, как... как... — не найдя определения, она выбросила купюру наружу и потерялась в глубине киоска.
          "Тут что-то не то." — подумал Черлазков и после паузы заглянул в окошечко.
          — Я не совсем понял, у вас нечем разменять? — поинтересовался он. — Или я что-то неправильно сделал?
          Киоскёрша, внешне, кстати, довольно симпатичная женщина, несколько мгновений всматривалась в белокурого молодого человека, решая, как именно себя вести дальше.      
          — Милый, — сдерживая эмоции наконец ответила она, — ты с луны, что ли, свалился с этими пятью рублями? Мы же, кажется, в двадцать первом веке живём, а ты мне советские деньги суёшь. Ну, где ум-то у тебя?
          — В каком веке мы живём? — машинально переспросил Черлазков и вдруг замер.
          Киоскёрша смотрела на неожиданно изменившееся выражение лица незнакомца и ей, похоже, стало не по себе.
          — Милый... не знаю, что с тобой случилось... но на дворе сейчас две тысячи девятнадцатый год. — участливо признесла она, затем взяла несколько бумажных купюр и показала их Йону. — Вот такие нынче деньги в ходу. А твоя синенькая разве что для коллекционеров сгодится. Уж извини.
          Запихнув ненужную пятёрку в карман джинсов, Черлазков задумчиво отошёл в сторону. Он мучительно пытался вспомнить хоть что-нибудь, хоть какой-то эпизод из своего вчерашнего дня, это помогло бы ему определиться в происходящем. Однако, единственное, что Йон мог сейчас с уверенностью сказать, это то, что до сегодняшнего своего здесь появления он жил не в двадцать первом, а в двадцатом веке! И, стало быть, за спиной у него образовалась пауза длиной как минимум в девятнадцать лет, бесследно канувших в никуда.   
          "С чем я вас и поздравляю. — невесело подумал Йон. — Логично будет предположить, что я нахожусь в своём родном городе. Можеть быть, я прожил здесь всю жизнь. Но в какой-то момент странным образом куда-то исчез... И вот, за прошедшие без меня годы мир несколько изменился. Поэтому всё тут теперь кажется необычным. Хотя, конечно, виноват в этом не город, а я сам."
          Удивительное дело, но никакой особенной озабоченности Черлазков не почувствовал, хотя впору было серьёзно забеспокоиться, поскольку оказывалось, что в этом мире Йон является абсолютно неестественным элементом, и куда ему тут теперь податься — большой вопрос.
          Черлазков шагал по тротуару, пролегающему рядом с автомагистралью, навстречу городским высоткам. Направление движения, в общем, было знакомо. Но вот сопутствующий антураж... Память неуверенно рисовала что-то серенькое, блёклое, скромное, на фоне косых полосок дождя, в то время как сейчас рядом угрожающе ревело стадо бешеных автомонстров, изгибались влево-вправо какие-то виадуки, или чёрт его знает как называются все эти гигантские бетонные сооружения! Мигали светофоры, спешили куда-то люди...
          Люди тоже виделись не такими, какими их, вроде бы, помнил Черлазков. Но опять-таки разницу уловить не получалось, толком сравнить было не с чем, память подсовывала  расплывчатые силуэты, абсолютно не подходящие в роли образца. Многие прохожие, встречавшиеся Йону, громко разговаривали вслух. Один из них ни с того, ни с сего буквально заорал на Черлазкова:
          — Я же тебе сказал — не надо этого делать! Ты что, русского языка не понимаешь?
         Йон вздрогнул от неожиданности и весь напрягся, в готовности дать отпор. Но дикий прохожий с выпученными глазами миновал его, даже не взглянув. Что же это было? Черлазков присмотрелся внимательнее и вскоре обнаружил — народ вокруг самозабвенно разговаривает с некими маленькими приборами, работающими, скорее всего, по принципу рации. Проанализировав увиденное Йон усмехнулся — всё понятно, ничего сверхъестественного не произошло, в поступательном движении прогресса чего-нибудь подобного и следовало ожидать. 
          Внимание Черлазкова тем временем привлекла группа молодёжи, устроившаяся под деревьями на скамейке. Один из парней, длинноволосый, держал в руках гитару. При виде этого инструмента у Йона почему-то замерло сердце. Словно загипнотизированный он приблизился и начал разглядывать шестиструнную красавицу с чрезвычайным интересом. Заметив это, длинноволосый парень вопросительно вскинул голову:
          — Что, приятель, хочешь сыграть? Или тебе так закурить охота, что выпить не на что?
          Йон почувствовал, как от волнения слегка задрожали руки и ответил:
          — Я бы сыграл... если можно.
          — Ну, давай. — пожал плечами парень и подал гитару. — Вдруг ты ко всему прочему ещё и виртуоз, так мы с удовольствием послушаем.
          Йону освободили место на краю скамейки. Ощутив в руках инструмент, он мгновенно успокоился и погладил ладонью дивные его изгибы. Затем заиграл мелодию так уверенно и свободно, как если бы всю жизнь был музыкантом.
          — Ну, неплохо. Вполне. — одобрил кто-то из слушавших парней.
          Черлазкову приятно было это слышать, но гораздо приятнее оказалось держать в руках гитару и чувствовать свою с ней несомненную духовную связь.
          "Может, я и не профессиональный музыкант, — подумал Йон, — но с инструментом явно провёл немало времени, пальцы прямо-таки сами делают то, что надо, даже задумываться ни о чём не приходится."
          Он завершил вступление и сразу запел, причём текст песни услужливо выскакивал из памяти, давая понять, что на самом деле "никто не забыт и ничто не забыто". Исполнив подряд три композиции, Йон, совершенно ублаготворённый сим действием, с улыбкой вернул гитару длинноволосому, поднялся и, пробормотав спасибо, собрался уходить, однако парень протестующе взмахнул рукой.
          — Подожди-ка, слышь, — сказал он, — раз такое дело, есть к тебе предложение. Как насчёт того, чтобы сегодня выступить в ночном клубе?
          — Ну, а почему бы и нет. — не задумываясь ответил Черлазков. — До пятницы я совершенно свободен. — тут же вырвалась у него какая-то явно общеупотребительная фраза.
          — Вот и отлично. — довольный таким решением резюмировал длинноволосый. — Меня зовут Димон. Это — Геша, Колян, Валера. Мы, вообще-то, рок-группа... Впрочем, это неважно.
          — Йон Черлазков. — по очереди пожал всем парням руки Йон. — Предки у меня из Прибалтики, поэтому такое имя. — он счёл необходимым сразу же снять возможные вопросы.
          Все пятеро двинулись вдоль Проспекта.
          — Ты где работаешь? — поинтересовался Димон спустя некоторое время.
          Черлазков на мгновение задумался и решил отвечать некими общими фразами, поскольку толком сказать ему было нечего.
          — Я сейчас не работаю. Временно. Подыскиваю местечко.
          — Безработный. — сделал вывод Димон. — Понятно.
          — Димон, — вмешался в диалог Валера, — мы, короче, отчаливаем, а ты давай решай вопросы и подходи.
          — Лады.
          Трое парней свернули на боковую улицу. Йон же с Димоном некоторое время продолжали прямолинейное движение по тротуару, затем приблизились к пятиэтажному кирпичному зданию и вскоре уже спускались по ступеням в подвал, над входной дверью которого висела табличка с надписью: "Райком". Йон засмеялся. На вопросительный взгляд Димона он пояснил:
          — Райком... это же обычно большое, официозное здание. А тут... мягко говоря, не совсем соответствующее местечко. Забавно.
          — А-а. — понимающе протянул Димон. — Да это Полян, хозяин клуба, такое название придумал. Он мужик пожилой, помнит всякие там штуки из доисторических времён.
          Черлазков хотел спросить, не было ли по этому поводу недоразумений с властями, однако, вспомнив, что находится в двадцать первом веке, мысленно махнул рукой.
          "Здесь у них сейчас может твориться всё, что угодно. Даже капитализм. — тут Йон спохватился: — Впрочем, это я загнул, это уж вряд ли."
          Ночной клуб "Райком" при ближайшем рассмотрении оказался просто разновидностью ресторана. Димон оставил Черлазкова в зале, за одним из столиков, а сам проследовал в глубины заведения. Йон осмотрелся и пришёл к выводу, что здесь ему нравится. Можно было ожидать, что в соответствии с названием и внутреннее убранство будет оснащено какими-нибудь приметами свойственными для районного комитета. Но ничего подобного не обнаружилось. Никакой насмешкой или кичем тут не пахло вообще.
          "Уютная сцена. — обратил внимание Йон на грядущее рабочее место. — Отсель грозить мы будем шведу."
          Черлазков с интересом прислушивался к собственным мыслям. Некоторые из них выскакивали словно чёртики из шкатулки. Неожиданные и непонятные в первое мгновение, они тянули за собой связку воспоминаний и восстанавливали в памяти довольно-таки обширные массивы прошлого. Вот и сейчас из тьмы небытия на положенное ему почётное место вернулся А. С. Пушкин.
          Народу в зале было совсем немного, поэтому Йон даже удивился, когда за его столик вдруг присела очень симпатичная светловолосая девушка, словно бы ей больше некуда было устроиться.
          — Привет. — сказала она, внимательно посмотревши в глаза Черлазкову. — Я заметила, ты с Димоном пришёл, да? Меня зовут Ольга.
          — Привет. — улыбнулся Йон. — Очень приятно, Йон Оскарович. — почему он брякнул именно это отчество явилось загадкой даже для него самого, видимо, что-то всплыло из подсознания, плюс хотелось произвести впечатление на сразу понравившуюся ему Ольгу. И, похоже, это удалось.
          — Ого. — брови её приподнялись. — В наши края залетела иностранная птица. Ты прибалт, что ли?
          — Некоторым образом. — промурлыкал Черлазков. — Латышских корней.
          — То-то я гляжу, — понимающе протянула Ольга, — ну не наш человек, сразу чувствуется.
          — Нет-нет, я в принципе-то ваш, — рассмеялся Йон, — просто говорить об этом вслух не рекомендуется.
          — Я понимаю. — с преувеличенно серьёзным видом подхватила девушка. — Иностранный резидент не имеет права расслабляться на работе.
          — Точно! — улыбнулся "иностранный резидент".
          В этот момент вернулся Димон и опустился на свободное место за столиком.
          — Ну, в общем, всё в порядке. — деловито обратился он к Черлазкову. — Полян через несколько минут появится и лично переговорит с тобой... Йон у нас сегодня исполнит несколько песен со сцены. — это Димон уже добавил для Ольги. — Парень совершенно замечательно поёт, да плюс к тому ещё и прилично аккомпанирует себе на гитаре.
          — О-о! — заинтригованно сказала она, вновь впиваясь в лицо Черлазкова внимательным взглядом. — Очень, очень любопытно.
          — Короче, Йон, давай, не тушуйся, спой, как следует. Если Полян будет серьёзно впечатлён, можешь ожидать полезных для себя следствий. А пока настраивайся. — Димон окинул грустным взором Ольгу. — С Оленькой вот познакомься, она замечательная... Понравишься — пригласит тебя на радио. — видя невысказанный вопрос в глазах Йона он пояснил: — Ольга, помимо всего прочего, ведёт на местном радио музыкальную программу. Примешь в ней участие и, глядишь, прославишься на весь город. И пойдёт, и пойдёт карьера, только держись!
          — Оно бы неплохо, — пробормотал Черлазков, — а то в кармане вошь на аркане, и выпить так хочется, что переночевать негде.
          — Ты это серьёзно? — Ольга приподняла брови. — Ты не похож на бездомного бродягу.
          — И тем не менее... — Йон сокрушённо развёл руками. — Мой дом — улица.
          — Так. Ну, ладно, мои милые, — вдруг озабоченно и торопливо проговорил Димон, — я вас покидаю, а то мои ребята там уже заждались.
          — Вот так он всегда. — в спину уходящему задумчиво произнесла Ольга. — Чуть только затрагивается скользкая тема, сразу же отваливает в сторонку, "по делам", а вы тут решайте возникшую проблему как-нибудь сами. — она повернулась к Йону. — Потарахтеть ни о чём, это он всегда мастак, а вот помочь в беде... увы. — Ольга вынула из сумочки сигареты. — Будешь?.. Нет? Ну и правильно! — девушка прикурила от зажигалки и выпустила в воздух струйку дыма. — А ты вообще откуда здесь нарисовался, бездомный Йон Оскарович? — поинтересовалась она после возникшей непродолжительной паузы.
          Черлазков описал встречу с парнями, произошедшую на Проспекте. Ольга подумала и кивнула.
          — Значит, действительно, у тебя божий дар. Димон хоть и паршивец, но на таланты у него нюх. Тем с большим нетерпением буду ждать твоего выступления. — она поднялась. — Ну, ладно, извини, мне ещё надо уладить кое-какие вопросы. Не скучай. Увидимся.
          Черлазков улыбнулся. Вот и всё. Скажи ему сейчас Ольга: пойдём со мной, он не то что пошёл — побежал бы. Но... видимо, кесарю кесарево...
          "А слесарю слесарево... Кто же я по профессии? — машинально подумал Йон, с грустью провожая взглядом Ольгу. — Может, как раз слесарь?"
          Он посмотрел на свои руки. Никаким физическим трудом там и не пахло.
          "Димон назвал меня безработным. Он, конечно, пошутил. В нашей стране безработица побеждена навек. Только тунеядцы отлынивают от общественно-полезного труда. — Йон с удивлением прислушался к самому себе, эти мысли выскакивали, словно штампованные детали из-под пресса. — Мой адрес не дом и не улица, мой адрес — Советский Союз."
          Название родного государства, всплывшее в мозгу, осветило вдруг очень много связанных с ним понятий.
          "Вот откуда я знаю слово "райком" и то, что оно подразумевает. — задним числом понял Черлазков. — Я — советский человек. А наши люди в булочную на такси не ездят!"
          Теперь, когда он вспомнил основополагающую часть своего бытия, для Йона открылась возможность сравнивать то, что было здесь ТОГДА с тем, что он увидел сегодня.
          "Натурально, получается какое-то путешествие по времени. — усмехнулся Черлазков. — Вот только с чего бы это вдруг? Или правильнее спросить — за что? Кто я там был, в прошлом, и чего такое натворил, что получил путёвку в будущее?"
          К сожалению, участок памяти, отвечающий за информацию личного характера, пока оставался недоступен. Но можно было надеяться, что в своё время и эта преграда окажется преодолённой. Главное — под ногами родная, советская земля, вокруг — наши, советские люди, бояться нечего, напротив, следует вдумчиво изучать период исторического развития, в котором предстоит провести неопределённое количество дней. Для большего душевного комфорта не мешало бы даже принять за аксиому то, что некие экспериментаторы, заславшие Йона в ХХI-й век, так или иначе отслеживают его передвижения здесь, и в случае чего не дадут пропасть окончательно, вернут, при необходимости, назад.
          "Хорошо бы, коли так. — подумал с грустью Черлазков. — Вот только кажется мне, что обратной дороги нет. Придётся приспосабливаться к нынешним условиям."
          Он обвёл взглядом зал, постепенно заполнявшийся посетителями, и тут перед ним появился невысокий пожилой мужчина в светло-сером костюме.
          — Эдуард Полян. — представился он. — Администратор этого заведения. Здравствуйте.
          — Добрый вечер. Я Черлазков Йон. — отозвался Йон и добавил на всякий случай: — Я родом из Прибалтики. 
          — Отлично. — одобрил администратор. — Перейдём сразу к делу. — Полян опустился на стул. — Сегодня в нашем клубе проходит очередой традиционный вечер под названием "После дождичка в четверг". Это стартовая площадка для молодых музыкантов, поэтов и тому подобных творческих личностей. Условия жёсткие. Никаких вторых попыток не будет. Выходите на сцену, исполняете номер, и если публика реагирует слабо, я имею полное право тотчас же прекратить ваше выступление. Вы готовы к неудаче? Подумайте, это может оказаться весьма болезненно для самолюбия.
          Черлазков улыбнулся:
          — Всегда готов.
          Полян пристально взглянул в глаза Йону и тоже улыбнулся.
          — Ну, что же. Следуйте за мной.
          Оба прошли в глубь заведения и вскоре оказались в небольшой репетиционной комнате, где на стеллажах и специальных подставках располагалась музыкальная аппаратура и инструменты. Йон мгновенно обратил внимание на шестиструнную красавицу "Кремону", находившуюся здесь. Черлазков вопросительно посмотрел на Поляна и тот кивнул. Йон бережно взял гитару в руки и принялся знакомиться с ней. Это не заняло много времени. Инструмент был в порядке. Пальцы Черлазкова слегка трепетали от волнения.
          "Как, однако, я серьёзно реагирую на гитару! — мысленно подтрунил над собой Йон. — Похоже, что самые сильные эмоции из прошлой жизни связаны именно с ней."
          — Всё нормально. — сказал Черлазков вслух.
          Выход на сцену был из этой комнаты. Полян отправился первым. Оказавшись в зале перед заметно умножившейся публикой, он задушевно произнёс в микрофон:
          — Леди и джентльмены, я приветствую вас в "Райкоме"! Сегодня, после дождичка в четверг, нас посетил заграничный гость, музыкант родом из Прибалтики Йон Черлазков! Прошу на сцену, маэстро! — Полян сделал рукой приглашающий жест.
          Йон вышел под любопытные взоры и изобразил вежливый поклон. Затем он присел на находящийся здесь табурет перед двумя микрофонами, устроился поудобнее и... напрочь забыл про слушателей. Он играл на гитаре и пел только для себя. Поэтому даже вздрогнул, когда неожиданно раздались дружные аплодисменты. Йон растерянно огляделся и это было настолько явное непонимание происходящего, что часть публики рассмеялась.
          — Давай, парень, давай ещё! — выкрикнул кто-то и слова эти были поддержаны гулом одобрения.
          Уговаривать Черлазкова не пришлось, тем более, что среди слушателей он заметил улыбавшуюся ему Ольгу. Йон с удовольствием погрузился в омут любимой музыки, а вместе с ним и публика...
          — Ну, приятель, признаться, не ожидал я такого успеха. — одобрительно гудел Эдуард Полян спустя полчаса, когда под аплодисменты посетителей Йон покинул сцену и вернулся в репетиционную комнату. — Хотя, разумеется, выступление твоё нельзя назвать профессиональным... но народ остался доволен. А это главное! — администратор похлопал Черлазкова по плечу. — Отныне ты у нас желанный гость. Надеюсь на продолжение знакомства.
          — Хорошо. — улыбаясь ответил Йон.
          — В общем, вот тебе премия. Хотя уговора и не было, — Полян сунул какую-то бумажку в нагрудный карман Черлазкова, — но заслужил, чертяка, заслужил!
          Йон пожал протянутую руку и собирался уже ретироваться, как вдруг администратор спохватился и достал из-за пазухи блокнот:
          — Давай-ка я твой телефон запишу, на всякий случай. Диктуй.
          — У меня нет телефона. — честно ответил на это Йон.
          — В смысле? — не понял Полян.
          Черлазков пожал плечами.
          — Совсем, что ли, нету? — недоверчиво произнёс администратор. — Ну, ты большой оригинал! — восхищённо хохотнул он. — Как же ты живёшь-то в нашем мире?
          Йон улыбнулся и снова пожал плечами.
          — Ладно. — согласился Полян, подумал и что-то черкнув на листке блокнота оторвал его и подал Черлазкову. — Вот мой номер. Если надумаешь появиться в нашем клубе — звони. А сейчас приглашаю присоединиться к посетителям. Выпивка — за счёт заведения.
          Однако, спустя десять минут Йон уже выходил из "Райкома". Можно было, конечно, подзадержаться, если бы в зале его ожидала Ольга, но — увы, девушка исчезла. Закрыв за собою дверь, Черлазков поднялся по ступеням на уровень тротуара и нерешительно остановился. На город потихоньку опускалась мгла. Идти было некуда. Не успел Йон подумать о чём-нибудь конкретном, как вдруг от стоявшей неподалёку автомашины раздался призывный гудок. Черлазков не спеша приблизился и заглянул внутрь. Сердце его ёкнуло — за рулём сидела Ольга.
          — Ну, что, чудо ты наше, — весело сказала она, — полезай сюда, поедем ночлег искать.
          — Спасибо, да. — счастливо ответил Йон, устраиваясь на сиденье рядом с Ольгой. — Эдуард заплатил мне за выступление. Наверное, на гостиницу хватит.
          — Можно, конечно, и в гостиницу. — задумчиво откликнулась девушка, выводя автомобиль в сумрачный проулок, — но, полагаю, что мой вариант будет лучше.
          И в самом деле, когда спустя несколько минут поездки они покинули машину, поднялись на четвёртый этаж высотного здания, и Черлазков вошёл вслед за девушкой в квартиру, сомнения, если они вообще были, исчезли бесследно. Вариант провести ночь здесь являлся наилучшим из возможных.

ГЛАВА  ТРЕТЬЯ

          ..........— Вы почему не едите? — прозвучало в опустевшей столовой. — Почему нарушаете распорядок дня?
          Главная повариха Клавдия Ивановна строго смотрела на трёх оболтусов и разгильдяев из второго отряда детского спортивного лагеря "Заря". Что ей ответить, мы не знали. Саня развозёкивал ложкой по тарелке опостылевшую кашу, Лёха допивал компот из трёх стаканов, отдувась, будто морж, а я... я просто сидел на стуле, подогнув под себя правую ногу. Почему-то именно этот метод сидения жутко раздражал всех тех, кто имел право на нас раздражаться и давать ценные указания.
          Клавдия Ивановна подняла палец вверх и успела строго произнести:
          — Пионер должен быть...
          — Толстым! — вклинился я.
          Возникла пауза. У Лёхи из носа полился компот. Саня, чтобы не заржать, сунул в рот полную ложку каши.
          — Балбесы! — в сердцах махнула рукой повариха и озвучила направление, в котором нам следовало "отсюдова катиться".
          Но пошли мы совсем не туда, то-есть, не в отряд, где вот-вот должен был начаться сон-тренаж, а отправились мы на реку. На пристань. Ведь мы втроём как раз договорились сбежать из этого пионерского рая. План побега был чрезвычайно простым: пробраться на теплоход, а дальше — как дело пойдёт.
          Вот только именно в этот день теплоход на пристань почему-то не прибыл. Зато там стояла огромная баржа с песком. Кому первому пришло в голову сигать в реку с борта, я не знаю. Но именно этим мы и занимались. Пока из лагеря не прибежали очень встревоженные вожатые и педагоги, почти мгновенно сменившие свою тревогу на бурное негодование.
          В наказание нас сослали в... библиотеку!
          Столько книг одновременно я не видел ещё никогда. Их тут было на полках преогромное количество. Жаль, вместо Иришки, смешливой молоденькой библиотекарши, нас встретил совсем неизвестный человек в круглых очках и потешных бакенбардах, по имени Аристарх Аполлинарьевич. До того момента подобного имени я никогда не слышал. Наверно, именно поэтому мне сделалось смешно. А обладателю имени — нет. Из-за чего он состроил строгое лицо, вдруг став похожим на крысу из кинофильма про Буратино. Тут уж не выдержав закатились и Саня с Лёхой. На что реакция Аристарха Аполлинарьевича последовала незамедлительно — несколько стопок ненужных книг нам было велено вынести отсюда на задний двор.
          И вот что оказалось необъяснимо странным — самыми-самыми зачитаными среди них были вовсе не какие-нибудь там "Три мушкетёра", а... "Руководство молодого тракториста" и "Памятка кочегару"! И это очень озадачило наши юные пытливые умы. Саня, усмехнувшись, потёр нос и высказал предположение, что, поскольку есть руководство молодого тракториста, значит, должно быть и старого. На это Лёха сразу возразил, что старому трактористу любое руководство то же самое, что зайцу — стоп-сигнал. Книжка "Памятка кочегару" при ближайшем рассмотрении оказалась с картинками, схематичными, правда, но всё-таки довольно занятными.
          Тут на арене внезапно появился Аристарх Аполлинарьевич и сказал, что "весь этот хлам нужно предать огню, или, выражаясь по-научному, сжечь в специально отведённом для подобной цели месте!" И показал пальцем на огромный железный ящик, который мы как-то второпях и не заметили. Аристарх Аполлинарьевич подкинул на ладони коробок со спичками, после чего запустил его в нашу сторону, словно теннисный мяч, и важно удалился с арены за кулисы.
          Саня коробок поймал. А Лёха начал перетаскивать "весь этот хлам" в нутро закопчённого железного гроба. И лишь я стоял и ничего не делал. Мне было безумно жаль и молодых трактористов, и кочегаров, равно как и все другие книжки, попавшие в разряд ненужных.
          — Мы ж не фашисты, книги жечь. — сказал я негромко.
          Лёха от неожиданности уронил стопку очередных "кочегаров" и "трактористов" на землю.
          Решение пришло само собой. Все книжки мы утащили на баржу и схоронили там в укромном уголке. Нам показалось, так будет правильнее. А в ящике мы сожгли пачку старых, пожелтевших газет.
          На следующей неделе Санин папа увёз нас в пыльный и душный город, домой! Чему мы были несказанно рады.
          А "Памятка кочегару" издания 1936-го года у меня хранится до сих пор!     ..........
               
          Квартира оказалась очень уютной. Впрочем, это было не главным. Ольга привела его в свой дом, вот что больше всего обрадовало Йона! Значит, не только он чувствовал влечение к девушке, интерес был взаимным. Черлазков, уединившись в ванной комнате, чтобы вымыть руки, внимательно рассматривал своё лицо в зеркале. Ну, что же, парень как парень, не писаный красавчик, конечно, но вполне, кажется,  симпатичный. В такого не грех влюбиться. Единственно, жаль, что небритый.
          — Эй, заморский гость, прошу к столу! — позвала Ольга.
          Йон повиновался. Появившись на кухне и окинув взглядом стол, он остался доволен. Уселся на табурет и для начала вдумчиво принялся поглощать лаваш с тонко нарезанными ломтиками сыра.
          — Самое время спокойно поговорить. — произнесла Ольга, смотря на Черлазкова.
          — Пожалуй. — согласился он.
          — Итак, кто же вы такой, внезапный гость, и с какой целью заброшены в наши края?
          — Мне нечего скрывать. — пожал плечами и улыбнулся Йон. — По одной простой причине — я почти ничего не помню. Со мною что-то произошло... где-то... когда-то... не знаю. Память, правда, помаленьку возвращается. Вначале я стал узнавать этот город. Скорее всего, до катаклизма я жил именно здесь. Далее, стоило только взять в руки гитару, как мгновенно вернулась часть знаний, касающихся этого инструмента. Думаю, что вот так, постепенно, и всё остальное восстановится. Главное — выждать время.
          — Но имя-то своё ты помнишь! Предков, опять же, прибалтийских. — с нажимом сказала Ольга, словно пытаясь поймать Йона на некоем несоответствии.
          — Имя? — усмехнулся Черлазков. — Да... имя, оно конечно... Прочитай-ка моё имя и фамилию задом наперёд.
          Ольга последовала совету и изумлённо округлила глаза:
          — При чём тут... почему "речной вокзал"?
          — А я именно там вынырнул из небытия, неподалёку от речного вокзала. — пояснил Йон. — Ну и решил использовать эту подсказку, за неимением ничего другого.
          Девушка потрясённо смотрела на него.
          — Вообще-то... в новостях время от времени показывают людей подобного рода. — покачала головой Ольга. — Тоже абсолютно ничего не помнящих, и без каких-либо документов. Так что ты не выглядишь в этом смысле уникальным явлением. Но вот я лично никогда в жизни с такими не сталкивалась. Поэтому даже не знаю с чего начать, что предпринимать.
          Черлазков взял её руку в свою и приблизив к губам поцеловал.
          — Спасибо уже за одно намерение помочь.
          — Ты так классно играешь на гитаре и поёшь... — попробовала разобраться в собственных чувствах и как-то объяснить Йону своё поведение Ольга. — Трудно представить, что ты можешь оказаться обыкновенным жуликом.
          — Ха-ха-ха! — развеселился Черлазков, откинувшись на спинку стула. — Вот это поворотец в рассуждениях! О, нет, нет, не бойся, я сказал правду. И, кстати, если уж на то пошло, вовсе не навязываюсь. Свои проблемы могу решать сам. Пойду сейчас в милицию и всё расскажу. Не бросят же они меня пропадать на улице! Не на Западе живём, помогут!
          — Не в милицию, а в полицию. — машинально произнесла Ольга.
          — В полицию? Почему в полицию? — после паузы озадаченно спросил Йон.
          — Как почему? — непонимающе посмотрела на него девушка и вдруг рассмеялась. — Ты о чём? Или не знаешь, что милицию переименовали в полицию?
          — Зачем? — округлил глаза Черлазков.
          — Да какая разница! — продолжала смеяться, глядя на него, Ольга. — Переименовали и всё! Тебя забыли спросить. — она успокоилась и протяжно выговорила: — Ого, как всё запущено. Похоже, ты не только память потерял, сдаётся мне, ты вообще самый настоящий попаданец.
          — Это что ещё такое?
          — Так у нас в фантастических произведениях называют людей, переместившихся из своего времени в будущее, или прошлое. Целый слой литературы подвизается на этой теме. Впрочем, это к делу не относится. — Ольга с интересом рассматривала Черлазкова. — Что касается нашего случая, то, судя по озвученной информации, ты явился к нам из совсем недалёкого прошлого... гм... когда милиция ещё не обернулась полицией. Скорее всего, ты самый настоящий "совок"!
          Йон сразу же вспомнил это название. Ну да, так презрительно называли советских людей советские же люди, только считавшие себя интеллектуально и политически иными. Черлазков относился к подобным нюансам индифферентно. "Совок", так "совок", всё в жизни относительно!
          — Ну да, похоже, я прибыл из не слишком отдалённого прошлого. — после паузы согласился он. — Но, хотя это и так, судя по нынешним моим впечатлениям жизнь успела весьма и весьма измениться. Да вот взять деньги, например,. — вспомнил Йон и вынул из джинсов помятую советскую пятирублёвку, а из кармана рубашки купюру, устроенную туда Поляном. Положив обе бумажки перед собой на стол, Черлазков подтвердил очевидную разницу вслух: — Да. Вот тысяча рублей. А вот пять рублей. Как соотнести одно с другим?.. — он выразительно пожал плечами. — Впрочем, молчи, грусть, молчи! Возвращаясь к нашему барану, думаю так: если принять за очевидное, что я этот самый... попаданец из прошлого, то лучше всего знакомиться с нынешним положением вещей постепенно. Иначе вполне реально, что ум за разум зайдёт. А это будет печально.
          — Ещё бы! Вообще-то, от такого поворота событий немудрено было бы свихнуться. Я и то уже удивляюсь, как спокойно ты к этому относишься.
          — Может быть, ещё недостаточно проникся? — высказал предположение Черлазков и неожиданно громко зевнул.
          — Ладно. — заключила, взглянув на него, Ольга. —  Давай-ка оставим немножко дел на завтра. А то вдруг сейчас решим все проблемы, потом неинтересно станет жить. 
          — Уж полночь близится. Когда её не ждёшь. — согласился Йон.
          — Постелю тебе в большой комнате, на диване.
          Вообще-то Черлазков рассчитывал на нечто другое, но тут же мысленно урезонил себя:
          "Не боярин, перебьёшься. Негоже лезть в постель к первой встречной девице. Береги чужую честь смолоду!"
          Но Йон не успел даже уснуть, перебирая в голове события минувшего дня, когда лёгкая тень скользнула по полутёмной комнате и юркнула к нему под одеяло. Руки моментально обвились вокруг горячего тела девушки и стало не до сна.

          ..........— На золотом крыльце сидели Царь, Чаревич... тьфу ты! Царевич, Кроль Королевич... тьфу ты! Сначала начну! На золотом крыльце сидели: Царь, Царевич, Король, Королевич, Сапожник, Портной. Кто ты будешь такой?
          В дверь постучали.
          — Ну, и хто тама? — спросила Ниловна. — Хто по ночам шастает?
          — Дык, я эта. — послышался голос снаружи.
          — Я эта, я эта... — раздосадованная Ниловна отложила книгу и шагнула в сени, отпирать засов. — Ты, што ль, Митрич?
          — Я, суседка. Кто ж ещё?
          — И чего припёрси, старый хрыч?
          — О... обидные слова баешь, Матрёна, а я к те по делу!
          — Каки таки дела посреди ночи, ирод?
          — Сурьёзнаи дела! — Митрич смотрел на Ниловну сверху вниз. Смотрел загадочно. На что Матрёна только махнула рукой, заходи, мол, не маячь на свету, а то подумают суседи невесть чего. Народишко-то не приведи господь, только дай языками почесать.
          Митрич проскользнул в сени и отряхая шапкой сапоги прошёл в горницу.
          — Эвон ты как! Книжки, што ль, читаешь? — удивился он, завидя на столе толстую цветную книгу.
          — Читаю, читаю, чай, грамотёшке-то обучена. — Ниловна высвободила из передника руки, схватила книгу и спрятала её в шкафчик с посудой.
          — Ишь ты. — Митрич цокнул языком. — Проворная ты, как я погляжу, бабёнка.
          — Кака есть, то и ладно. — Ниловна упёрла руки в боки и по извечной бабской привычке, видя нерешительность мужчины, пошла в атаку. На что слегка опешивший сосед сначала смотрел, а потом стал смеяться, беся Ниловну неимоверно.
          — Ладно, суседка, я ж к тебе по делу. Завтра ко мне всякие родственники с городу понаедут, вона чего, агитировать зачнут, чтобы хату продать, да с имя жить. Поочерёдно.
           — Как это, поочерёдно? — не поняла Ниловна.
           — Как? Как? Опой об косяк! — сказал Митрич, не любивший матерных слов и использующий в речи только лёгкие выражения великого и могучего. — Неделю у Лидки, две у Никитки, у Лёхи с месяц, и так — по кругу.
            — А денежки за хату кудысь? — Ниловна никак не могла понять, как это можно мыкаться по углам под старость лет, словно таракан или какое ещё непотребное насекомое?
            — Вот и я про то, суседка. На кой мне те гроши и город ихний? Давай, ты взавтрева ко мне зайдёшь... а лучше прямо щас. А как оне нагрянут, ты всё им и обскажешь!
            — Что — всё? — удивилась Ниловна.
            — Ну, это... что мы, дескать, с тобой в сельсовете... то-ись, у главы, расписались, и являемся посему ячейкой обчества.
            — Чего-чего мы исделали? — Ниловна стояла и не верила своим ушам.
            — Чего? Чего? — передразнил Митрич, взнервлённо похлопал себя по карманам в поисках папирос, и пояснил: — Расписались, говорю! Типа, муж и жонка. Чего тут непонятного.
           — А сам-то почему не обскажешь? — ухмыльнулась польщённая Ниловна.
           — Робею, вишь, я. Насядут, ироды. Им с моёй хаты давно хочется дачу исделать, евроремонт там, траву везде понасадить, кур извести, Борьку на мясо зарубить. Короче, порушить оне хочут мне всю жисть. А ты, значится, завернёшь их. И пущай себе в других палестинах дачи строють! — Митрич наконец закурил папиросину, перхнул дымом и продолжил: — А я те за это по осени Борьку зарублю. Ну, или как?
          Ниловна пожевала губами, будто пробуя ещё и не зарубленого Борьку, и согласно кивнула.
          А назавтра устроила прибывшим спозаранку родственникам такой пердимонокль, что в деревне ещё полгода вспоминали ошарашенные рожи Митричевой родни, назвав это шоу — "На золотом крыльце стояли... да не выстояли!"     ..........

          Поутру Черлазков открыл глаза и сразу ощутил себя в "своей тарелке". Всё было отлично. Он прислушивался к запахам и лёгким звукам, доносящимся с кухни, и улыбался. Проснуться в тепле и уюте, рядом с очаровательной девушкой, что ещё надо от жизни!
          "Ох, много чего надо. — внёс в свои светлые размышления нотку тревоги Йон. — Надо документы, постоянное жильё, прописку, работу... И ничего этого нет в принципе! А вот ТАМ, в прошлом, всё это наверняка наличествовало. Какого же чёрта меня понесло оттуда в неизвестность?"
          Вопрос был риторическим до невозможности.
          Сидя за столом на кухне, и Йон, и Ольга сосредоточенно помалкивали. Оба понимали, что касаться трудной темы сейчас не время. Девушке пора было уходить на работу. А что делать Черлазкову?
          — Если хочешь, — наконец сказала Ольга, — оставайся здесь. Податься тебе всё равно некуда. Включай телевизор, листай каналы и впитывай информацию. Я постараюсь улизнуть из редакции пораньше. Скажу, что родственник неожиданно нагрянул. — она слабо улыбнулась. — Если не утерпишь и отправишься на прогулку, запомни, пожалуйста, адрес, и вернись к вечеру! Замок в двери автоматический, захлопнется сам.
          Йон проводил Ольгу в прихожую, словно благоверный муж. Он попытался вспомнить по ощущениям, было ли что-то подобное в его прошлой жизни. Память молчала.
          "Или я холостяк?" — подумал Черлазков. Впрочем, в нынешней ситуации это не имело ровно никакого значения.
          Йон быстро вернулся на кухню и выглянул в окно, как раз вовремя — Ольга уходила вдаль по тротуару, и обернувшись махнула ему рукой. Черлазков, проводив её взглядом, отправился в зал и некоторое время с интересом изучал телевизор. Элегантная плоская конструкция чёрного цвета удивила его. Йон мог бы поклясться, что таких телевизоров он никогда и нигде раньше не встречал, хотя вообще-то через его руки прошли буквально сотни аппаратов. Однако, все эти аппараты отличались внушительными размерами, а зачастую и очень серьёзным весом. Здесь же перед его глазами находилось какое-то неизвестное чудо!
          "Н-да. — покачал головой Черлазков и вдруг до него дошло, что он только что неосознанно вспомнил свою профессию. — Братцы! Да ведь я работал телемастером! Я ремонтировал электронику! — чуть не завопил он вслух. — Но... есть ли с того хоть какой-нибудь прок теперь, пригодится ли мне оно в нынешнем мире?"
          Задумчиво Йон разобрался с пультом, включил аппарат и следующие два часа ошалело нажимал на кнопки, пытаясь освоить максимум из того количества информации, которое обрушилось на него с экрана.
          "Чё-орт побери... Во дела творятся!"
          Из прихожей вдруг раздался звук отпираемого замка.
          "Ольга!" — обрадовался Черлазков и бросив пульт поспешил на выход.
          Велико же было его удивление, когда он обнаружил перед собой уверенно проникшего в квартиру молодого мужчину в джинсовом костюме. Оба замерли и уставились друг на друга.
          — Опа! — сказал незнакомец. — Интересное дело. Ты кто такой?
          — Я... знакомый Ольги. — с заминкой ответил Йон.
          — Что-то не припомню я таких знакомых у неё. — джинсовый нахмурился и неторопливо двинулся в направлении Черлазкова, вынуждая того идти на попятную. — Пройдёмте в комнату, гражданин.
          Йон, чувствовавший себя чрезвычайно неловко, вернулся в зал. Взяв пульт он выключил деловито тарахтевший о чём-то телевизор. Незнакомец тем временем остановился на входе и прислонился плечом к косяку. Некоторое время оба присматривались друг к другу.
          — Было бы неплохо, если б вы предъявили документы. — холодно произнёс джинсовый, сопроводив слова холодным же блеском в глазах.
          — Да, это было бы неплохо. Но... — в Черлазкове неожиданно взыграло чувство собственного достоинства и он сложил руки на груди, демонстрируя тем самым некоторую независимость. — С какой это то-есть стати не вы, а я должен что-то предъявлять?
          — Ну, хотя бы потому, что я работаю в полиции, и проверять у граждан документы входит в мои служебные обязанности.
          — В таком случае, покажите для начала удостоверение, — недовольно буркнул Йон, — а потом можете требовать то, что положено по закону.
          Нежданный гость сделал какое-то непонятное движение рукой и замер. Затем криво усмехнулся:
          — Ну да. Сегодня у меня выходной день, поэтому, естественно, удостоверения с собой нету. — он расслабился и тоже сложил руки на груди. — Но можно ведь вызвать патрульную группу. Как вам такое предложение?
          — Да пожалуйста. — легко согласился Черлазков, понявший, что ситуация упрощается. — Вот пусть они и проверят кто есть кто. О вашем здесь появлении Ольга мне тоже ничего не говорила.
          — Ольга! — громко и сердито вскричал джинсовый. — Вольно же ей водить сюда мужиков! Каждый день — нового!
          — Э-э, приятель, — поморщился Йон, — нехорошо говорить гадости о хозяйке в её отсутствие. Придержи язык.
          — Я ей муж, вообще-то. — огрызнулся джинсовый. — Хоть и бывший, но всё-таки. Имею право.
          "А вот это уже анекдот. — подумал с досадой Черлазков. — Угораздило же меня попасть в дурацкую ситуацию. Совсем нехорошо получается."
          Бывший Ольгин муж между тем набрал на своём сотовом телефоне какой-то номер и пару секунд спустя раздражённо воскликнул:
          — Да, представь себе, это опять я! Здравствуй, во-первых. А во-вторых, объясни, что это за человек находится у тебя в квартире?.. Что? Да. У меня есть ключи. Я имею право!.. Что? Мы потом обсудим эту тему. Я спрашиваю, кто этот неизвестный гражданин и почему он в нашей квартире?.. Ну, хорошо, не в нашей, а в твоей, какая разница! Объясни, наконец!
          Некоторое время джинсовый слушал и искоса поглядывал на Йона, в тоске усевшегося на диван и размышлявшего о том, что именно рассказывает сейчас о нём Ольга?
          — Иностранец? Ага... — произнёс задумчиво бывший муж, завершил разговор по телефону и войдя в зал, опустился на диван рядом с Йоном. — Аркадий. — представился он, подав руку.
          — Йон. — ответил Черлазков, пожав слегка влажную ладонь.
          — Хочешь выпить? — из кармана Аркадий вынул блеснувшую металлом фляжку. —  Коньяк. Армянский.
          — Можно. — согласился Йон.
          Бывший муж поднялся, пересёк комнату, уверенно проник в шкаф и достал оттуда две рюмочки.
          — За знакомство. — разлив коньяк по ёмкостям он выпил свою порцию.
          Черлазков пригубил, убедился, что продукт действительно неплох на вкус, и принялся помаленьку отпивать. Аркадий некоторое время следил за ним недоверчивым взглядом, затем усмехнулся и сказал:
          — В натуре, прибалт. — заметив знак вопроса в глазах собеседника он пояснил: — Да цедишь ты рюмку эту не по-русски. Или притворяешься, или точно иностранец.
          "Ещё какой иностранец! — мысленно подтвердил Черлазков. — Ты даже представить себе не можешь."
          — Ну, вот что... как тебя... Йон?.. Ты вот что, Йон... я Ольгу до сих пор люблю. Ты, пожалуйста, оставь её в покое. Я ревнив до безобразия. Ты себе в Прибалтике другую найдёшь. Какую-нибудь Вайму Лайкуле, у вас там бабы красивые. Так не порть нам жизнь здесь, в Сибири. А то я за себя не ручаюсь. Всё. Делай выводы. — Аркадий скривил лицо и вдруг стремительно поднялся на ноги. — Ладно. Мне идти надо. — он строго взглянул на Черлазкова. — А документы я у тебя в следующий раз обязательно проверю! Это не шутка, имей в виду.
          "Моя полиция, моя полиция, моя полиция меня бережёт!.." — прозвучал в голове у Йона популярный когда-то мотив немного на новый лад.
          Из прихожей донёсся звук захлопнувшейся двери.
          "Н-да. С представителями власти связываться — всё равно что против ветра мочиться. Кроме проблем ничего не поимеешь. Тем паче без документов и сколь-нибудь надёжной опоры под ногами. — Черлазков с тоской обвёл глазами комнату в последний раз. — Однозначно, на Ольгу свои проблемы сваливать не следует. Похоже, у неё и без меня хлопот в жизни хватает. И, стало быть, как говорил в подобных случаях Остап Бендер — пора удирать."

          ..........Иван Иванович Ёсенькин был человеком крайне занятым. В заготконторе — вторым по значимости. Шутка ли, главный буухгалтер! Башковитый прямо очень был, любую цифирь мог в уме разложить вдоль, а при необходимости и поперёк того вдоля. Буухгалтер, что называется, от бога! Буухгалтер, это он сам себя таким манером называл, по древнееврейскому принципу, в соответствии с каковым в былые времена очень уважаемым людям добавляли к имени вторую гласную букву, например Аврам становился Авраамом, Исак — Исааком, и т. д. Вот, стало быть, и бухгалтер Ёсенькин, поняв в какой-то момент свою неимоверную важность в этой должности, прибавил к званию ещё одну гласную букву.
          И всё бы ладно, но вот с женчинами Ивану Ивановичу не везло насмерть. Взгляд глаз у него был крайне чижолый, от этого евонного взгляда женчины прямо в обморок падали, разбивали себе лицо, в результате чего, ясен перец, Ёсенькину от них был полный отвинтарь.
          Но, как говорится, всегда за чёрненькой полоской приходит серенькая. Так и случилось в описываемый день.
          Зашла в заготконтору по каким-то своим надобностям, а может и просто так, от нечего делать, Шаганэ Евстафьевна Жуприянская, городская когда-то жительница, ещё не совсем утратившая с течением времени некоторые городские же привычки. А Иван Иванович с чрезвычайно озабоченным видом как раз шёл вдоль по коридору, попутно складывая в уме разные цифири и мысленно отводя им соответствующие места на полочках гроссбуха. Поднял он свой беспощадный взгляд чуть выше определённой судовым расписанием ватерлинии на встречную женчину и... тут ему стало тесно в стареньком твидовом пиньжачке, так, знаете ли, тесно ему стало, что аж в зобу дыханье спёрло. А всего и делов-то было, что Шаганэ Евстафьевна, одетая в джинсовые костюмчик и шорты на два размера меньше, чем следовало бы, своей слегка выдавшейся за пределы положенного грудью задела по зрительным нервам Ёсенькина. А уж когда, проходя мимо, она ещё и натурально задела буухгалтера за его живое своим живым, тут у Ивана Ивановича стало совсем тесно. Но уже в другом месте. Ёсенькин даже покраснел вслед за этим, словно хорошо созревший помидор под живительным светом солнышка. И даже умудрился забыть сколько будет дважды два четыре. На минуточку.
          А Шаганэ Евстафьевна вдруг задумчиво остановилась, развернулась к буухгалтеру всей наличной красой и гордостью, всмотрелась в него этак, знаете ли, оценивающе, затем тряхнула русою косой и пропела грудным контральто:
          — Ммм... Какой интересный мужчинка. Мы не отдыхали, случайно, вместе в Турции, в позапрошлогоднем году?
          На что, заикаясь, Иван Иванович с явным сожалением в затрепетавшем голосе ответствовал, что никогда не бывал на Босфоре, а то бы конечно! Всенепременнейше! Но ничего не поделаешь, так уж получилось, что десять лет подряд он отдыхает исключительно в "Вечерних Зорях" под Кокошкино, где живёт его маменька Ёсенькина Аглая Петровна.
          — Ну, это вы напрасно, это вы совсем даже напрасно. — укоризненно проворковала Шаганэ Евстафьевна и улыбнулась густо накрашенными губами, показав на мгновенье золотые зубы высшей пробы, только Иван Иванович их и видел.
          Вот, собственно, и всё. Жуприянская посмотрела на сразу поблёкшего в её глазах Ёсенькина и подумала, что в мужиках никакой загадки нет, как, увы, нет и романтизму, а наличествует одна только корысть в сочетании разве что ещё с похотью. И, выдохнув печаль свою прямо в лицо ошарашенного Ивана Ивановича, Шаганэ Евстафьевна ощутила, что ей стало вдруг невыносимо скучно в этой пошлой заготконторе. Она отодвинула Ёсенькина с дороги и решительно пошла к выходу.
          И даже не обернулась, услышав напоследок за спиной странный глухой звук. А дело было в том, что Иван Иванович упал в обморок и разбил себе лицо.     ……….
         
ГЛАВА  ЧЕТВЁРТАЯ               

         ..........В Псковской летописи под 7090 (1582) год приводится сообщение:
          "Того же лета изыдоша коркодили лютии звери из реки, и путь затвориша, людей много поядоша, и ужасошася людие и молиша бога по всей земли. И паки спряташася, а иних избиша..."

          — Тятя, а тятя, а вот коркодила когда лютия изыдоша на ны, мы как, сызнова в избишшу побегём?
          — Канешна, сынку. Куды ж нам ещё бечь-то, ежелив не в избишшу.
          — А ну как две коркодилы нагрянут? Тож в избишшу упрячемся?
          — Тож, сынку. Избишша-то наша крепость! Там токо и еси упасение!
          — А три коркодилы припожалуют... обратно в избишшу сиганём?
          — Три ежели?.. Тады нет, не побегём в избишшу. Тута, во дворе, их всех и положим!
          — А с чого так?
          — Ну дак, сынку, трёх-то коркодилий лучшее во дворе уложить. В избишше, поди, тесновато будеть!
          — А ежлив три припожалуют, то сапоги мне хоть достанутся? Ковда опять в Себеж продукт свезём весь?
          — Ну! Ежели три! Тады ужо будет тебе обновка!
          — А... чепыре ежели?
          — Ну, это ты, сынку, загнул. Чепыре! Чепыре никак не могут прийти. Нас-то, почитай, двое. А их чепыре! Как это то-ись? Нечестно. Двое-то на одного!
          — А трое на двоих честно?
          — Трое, одначе, почти честно. Да и не босому жа тебе ходить! Без сапог русскому человеку на Руси... невместно!
          — А в Себеж поедем, в харчевню будем заехивать? Или сразу на торговище?
          — В харчевню, это как в обратный путь соберёмся. Кожу-то коркодилову продадим, сапожки те купим. Ба-аские! И с чого бы тады не заехать в харчевню-то... Обязательно заедем!
          — Ура! — малец запрыгал на одной ноге и оглушительно свистнул, засунув пальцы в рот.     ..........

          Йон до вечера бродил по улицам когда-то родного, а ныне почти чуждого Новосибирска, испытывая двоякое чувство. С одной стороны ему было очень интересно посмотреть на архитектуру и пейзажи, с другой же — насладиться прогулкой вволю мешало тупое ощущение неприкаянности.
          "Какого чёрта? Зачем я здесь? — нет-нет да и впивался в мозг безответный вопрос. — По-хорошему, где-то тут наверняка находится дом, в котором я жил до катаклизма. Эх, добраться бы туда, глядишь, стало бы намного проще. Соседи, знакомые, а то и друзья, неужели не помогли бы разобраться в произошедшем?  Скорее всего, удалось бы как-то устроиться. — Черлазков печально провёл взглядом по симпатичной брюнетке, вышедшей из переулка ему навстречу. — Почему же я не помню ничего о личной жизни? Что за проклятие на мою голову?"
          — Ой! — брюнетка внезапно остановилась и уставилась на Йона. — Ой, здравствуйте!
          — Добрый вечер. — улыбнулся Черлазков, понимая, что в любых обстоятельствах надлежит оставаться вежливым и обходительным. — Чем могу быть полезен, сударыня?
          — Ой... а можно у вас попросить автограф? Я видела ваше выступление вчера в "Райкоме". Мне так понравилось! — глаза брюнетки засияли. — У вас такая удивительная энергетика!
          "Ну, хоть что-то. — иронически подумал Йон. — Энергетика. И на том спасибо."
          На чистом листке в предложенном ему блокноте он написал: "Желаю удачи и никак не иначе! На память от Йона..."
          — Как вас зовут? — поинтересовался он.
          — Маргарита. — был ответ.
          "На память от Йона Маргарите!" — дописал фразу Черлазков и невольно рассмеялся:
          — Жалко, что в руках вы не держите букета жёлтых цветов. Это было бы символично.
          Брюнетка улыбнулась и вопросительно взглянула на Йона.
          — Дело в том, что Мастер встретил свою Маргариту, когда она несла в руках букет жёлтых мимоз. — пояснил он. — Вот я и думаю, вдруг при подобных обстоятельствах между нами тоже проскочила бы искорка взаимного интереса.
          — А без жёлтых цветов ничего не получится? — лукаво взглянула на него девушка, чуть склонив голову набок.
          Черлазков даже слегка растерялся от такого оборота.
          — Ммм... Я полагаю, что в любом случае неплохо было бы попробовать. — не слишком уверенно произнёс он. — Ну... нет мимоз, так мы пойдём другим путём, как говорил великий классик! — уже гораздо бодрее завершил свою мысль Йон.
          Маргарита весело рассмеялась. Ей определённо нравился этот парень.
          — Я даже знаю, куда мы пойдём. — сказала она.
          — Куда же? — поневоле заинтересовался Черлазков.
          — Да в "Райком", конечно! Ведь вы, похоже, туда направляетесь?
          — А?.. Да, да, разумеется! — согласился Йон, хотя ни о чём подобном он и не помышлял. — Направляться-то направляюсь... Только вот направление потерял, заблудился в вашем городе напрочь. Будете моей путеводной звездой?
          — С удовольствием. — ответствовала Маргарита, и взяв Йона под руку увлекла за собой.
          "Ну, а куда же ещё? В "Райком", дорогие товарищи, только в "Райком"! — иронически подумал Черлазков. — Сама судьба мне подсказывает единственно возможный маршрут.  Не в полицию же идти, в самом деле. Хотя, это, скорее всего, с неизбежностью случится в ближайшем будущем."
          — Знаете, Йон, — вдруг обратилась к нему Маргарита спустя пару минут, — то, что мы здесь встретились, это просто замечательно. Честно говоря, я не очень-то люблю песни под гитару. Мне больше нравится танцевальная музыка... Но вы поёте классно! Правда, правда, я не из вежливости! — тут же горячо принялась она убеждать Черлазкова, вовремя спохватившись, потом махнула рукою. — Да в общем-то не в том дело! У меня к вам просьба.  И даже предложение. Моему дедушке исполняется шестьдесят лет. Именно это я хотела сказать. И вот он-то как раз просто обожает слушать бардов. У него солидная коллекция записей авторской песни... И я бы очень-очень хотела пригласить вас к нам в гости! — совершенно неожиданно выпалила девушка. Она заглянула в лицо Черлазкову и постаралась добавить в голос убедительности: — Вы не думайте! Я вам заплачу за выступление. Мне просто хочется поздравить дедушку от всей души. А лучше подарка для него, чем песни настоящего, классного гитариста, по-моему трудно придумать.
          От подобного предложения вряд ли стоило сразу отказываться, учитывая совершенную неприкаянность Йона в данный момент. Поэтому он задумался, затем спросил:
          — Юбилей будете отмечать в "Райкоме"?
          — Ой, ну конечно нет! — воскликнула Маргарита. — У нас на даче, за городом. Завтра.
          — А как же мне туда добраться? Я довольно скверно ориентируюсь в здешних краях и едва ли смогу найти дорогу, даже если вы максимально скрупулёзно объясните все нюансы передвижения. Чужой город, знаете ли, он и есть чужой город.
          Девушка задумалась. Спонтанно возникшая в её голове идея оригинально поздравить любимого деда с юбилеем была, несомненно, очень хороша. Однако, совместить желаемое с действительностью не так-то легко. Если Йон плохо знает город, ему не скажешь — встречаемся завтра в 15.00 возле Дома Офицеров. То-есть, сказать-то, конечно, можно, и добраться до указанного места он доберётся. Когда-нибудь. Но ведь надо не когда-нибудь, а вовремя. Да и вообще, не обязан он заниматься поисками.
          Маргарита искоса глянула на Черлазкова. Этот парень производил удивительно благоприятное впечатление, в нём не чувствовалось абсолютно ничего от сноба, или зазнайки, поэтому можно было попытаться рискнуть и предложить нелогичное решение вопроса. Девушка взяла его за руку, остановила, и зажмурив глаза произнесла громким трагическим шёпотом:
          — Я сейчас скажу, наверное, глупость... но вы меня простите. — Йона крайне заинтересовало подобное вступление, он весь обратился в слух. — Предлагаю поехать к нам на дачу прямо сейчас! Дом у нас хороший, вы отлично переночуете, подышите свежим воздухом и завтра будете полны сил и энергии. — Маргарита открыла глаза и вопросительно посмотрела на Черлазкова. — Разумеется, если это не нарушит каких-то текущих ваших планов.
          Разумеется, это не нарушало никаких текущих планов Йона, за полным отсутствием таковых. Более того, приглашение девушки весьма его устраивало по вполне понятным причинам.
          — А вы знаете... — задумчиво протянул он. — Давайте так и сделаем! Жизнь артиста полна самых разнообразных сюрпризов. И идея выступить в качестве сюрприза для вашего дедушки мне очень по душе.
          Маргарита с облегчением выдохнула.
          — В таком случае, — весело воскликнула она, — делаем поворот на сто восемьдесят градусов, поскольку к остановке пригородных электричек идти надо в противоположном направлении.
          — Предлагаю также сделать небольшой поворот в плане удобства общения, — откликнулся Йон, — и с этого момента говорить друг с другом на "ты".
          И действительно, взаимопонимание уже было найдено, разница в возрасте не ощущалась, стоило ли придерживаться излишних строгостей?

          ..........У одной женчины был в дому шкаф. И, как это иногда и повсеместно происходит, шкаф был, а мужика не было! Представляешь? Мужика нет, а полный шкаф разных предметов одежды, от платьев до куфаек, есть!
          Немудрено, что женчина очень любила его. Шкаф, то-есть. Сядет, бывалоча, в пятницу, на стулик, ногу на ногу сложит, и айда в нём предметы одежды перебирать справа налево, а потом наоборот. От этого рода занятий постепенно в руках у неё такая лёгкость образовалась, что решила женчина рояльный струмент себе прикупить.
          Спросишь — на кой ляд бабе рояль нужон? Ну, так понятно, на кой! Зачнёт она на ём, к примеру, музыку бацать, часа эдак в три ночи. К ней вскоре, в результате соседских недоразумений, милицанеры припожалуют с цветомузыкой. Обратно же, в карты на том струменте играть можно, на раздевание. Милицанеры, нет-нет, да и соглашались обычно сразу. Им же на службе тяжко, а тут такой фарт! Карты, ясен перец, только предлог, так милицанеры полагали. А женчине-то что, она секрет один знала. Какой — не скажу. А также очень любила она мужчин в форме. Ну, и без формы тоже. Они поутру от неё всегда без ничего выходили. Совершенно, то-есть, без ничего — без денег, без штанов. И — что характерно! — обратной дороги не помнили. А у женчины от этого шкаф только пополнялся на предмет всякой спецодежды.
          Говоришь, что такого быть не может? Спорить не стану. Скорей всего, твоя правда. Но одно скажу — в жизни столько ещё разнообразного непознанного, что прямо пипец да и всё тут!     ..........
      
          Йон и Маргарита шагали в направлении железнодорожной платформы, оживлённо разговаривая. Темой для диалога была, в основном, музыка. Черлазков почти сразу почувствовал, что он всё-таки принадлежит другой эпохе. Поняв слабость своих позиций, он старался больше слушать, нежели говорить сам, и высказывал своё мнение только тогда, когда речь шла о хорошо знакомых ему вещах. Несколько раз Рита включала хитрое устройство под названием смартфон и Йон прослушивал весьма непривычные для него музыкальные композиции, в полном восхищении от того, насколько в нынешних условиях оказывалась доступной информация. Он с трудом удерживался, чтобы не закидать Риту вопросами по поводу взволновавших его возможностей интернета.
          Девушка же, не знавшая странной истории Черлазкова, была очарована его сдержанностью, тактичностью и явно проглядывавшим в нём стремлением понять всё то, о чём она заводила речь. В этом симпатичном блондинистом парне ощущалось что-то не от мира сего, он казался Робинзоном Крузо, славным и простодушным, изо всех сил пытающимся восстановить утраченные в изгнании знания и понятия о современной жизни.
          "Неужели у них, в Прибалтике, ещё остались такие девственные уголки, где народ не пользуется мобильными телефонами и интернетом? Невероятно! Это просто чудеса какие-то."
          Молодые люди мало-помалу увлеклись друг другом. А в подобных случаях время в пути летит незаметно. Если бы у Йона спросили, как он оказался в итоге на даче, ответ был бы предельно прост — вначале шли пешком по городу... потом ехали на электричке... потом опять шли, по закоулкам какого-то посёлка... и вдруг очутились тут, на заросшем зеленью участке.
          Дача была двухэтажным, деревянным строением. Войдя внутрь Черлазков убедился, что это вполне комфортабельное жилое помещение, как о нём и говорила Рита. С души его свалился камень, проблема ночлега, по крайней мере на сегодня, была решена.
          Девушка быстро приготовила несколько бутербродов, согрела чай, и молодые люди провели вместе ещё некоторое время, устроившись на свежем воздухе, за столом, находившимся в увитой плющом беседке. Было тихо, ласково пригревало косыми лучами вечернее солнце, и Йон, кажется, готов был сидеть так вечно, смотреть в глаза очень нравящейся ему Риты и слушать её голос.
          Однако, в какой-то момент девушка спохватилась, быстро собралась и ушла по своим делам, оставив Черлазкова вкушать атмосферу дачной благодати в одиночестве. При желании, можно было, конечно, почитать что-нибудь из имевшейся в доме библиотеки, посмотреть телевизор, или послушать радио, но Йон предпочёл просто сидеть в плетёном кресле и, лениво размышляя, глядеть в большое окно на постепенно меняющее свой цвет закатное небо. После того, как окончательно стемнело, он улёгся на диван, накрылся пледом и неожиданно быстро уснул. Похоже, сказалась накопленная за день усталость.

          ..........Все, всегда и повсеместно, почему-то требуют доказательств. Доказательств даже и без того очевидного. Идёт, например, человек, шатается. Что бы это значило? Неужели человек пьян? Как же так? Среди бела дня! Вокруг же дети! А человек вдруг улыбнулся, встрепенулся и зашагал дальше, гордо выпрямив спину, ноги, голову и даже уши!
          — Почему? — спросишь ты.
          А потому что не верблюд! Шёл? Шёл! Шатался? Шатался! Плевал? Нет! Всё! Точка. Значит, не верблюд! Тогда вопрос — а кто же? Обычно на такой вопрос существует несколько ответов.

                Идет бычок, шатается,
                Вздыхает на ходу:
                — Ох, ах, доска кончается,
                Сейчас я упаду!

          Шёл? Шёл! Шатался? Было дело! Вздыхал? Ещё как! Доска была? Не помню... вроде, нет. Значит, не бычок! И не плевался. Значит, не верблюд!
          Блин... Кто же он вообще?
          Ну, так в самом начале было правильно сказано — ЧЕ. ЛО. ВЕК! А это звучит гордо. А верблюд? Звучит гордо? Нет, верблюд, он корабль пустыни. А чем докажешь?
          "Корабль по морю бежит, журавль по небу плывёт... Гуляй, солдатик, ищи ответу..."
          Доказательство. Такое странное понятие. Но, как ни крути, необходимое! Иначе бы дошло до того, что единожды в сердцах сплюнувший величался бы верблюдом. Но благодаря тому, что было изложено выше, подобного не происходит.
          Хотя иногда так и хочется плюнуть на всё на свете, и перестать кому бы то ни было что-то там доказывать. Честное слово!     ..........
         
          И вторая ночь, проведённая в новом мире, оказалась спокойной. Поутру яркие лучи поднимающегося солнца разбудили Черлазкова в добром здравии. Улыбаясь, он обвёл взглядом комнату, затем бодро вскочил на ноги и день начался. Приведя себя более-менее в порядок, Йон приготовил скромный завтрак и как раз успел его съесть, когда снаружи донёсся звук автомобильного клаксона. Выйдя на крылечко Черлазков стал свидетелем того, как в распахнутые ворота въехала роскошная "Волга" жёлтого цвета, затем незнакомый парень в очках, стоявший рядом в ожидании, вернул створки ворот на место, в то время как из машины стали выбираться наружу Маргарита, за ней симпатичная медноволосая девушка, а с водительского места показался пожилой, с седою бородой мужчина, который, надо полагать, и являлся сегодняшним юбиляром. Молодёжь тут же принялась доставать из багажника пакеты, а пожилой извлёк из салона "Волги" гитару.
          Черлазков поспешил навстречу прибывшим.
          — Здравствуйте! — воскликнул он, приблизившись. — Давайте, буду помогать.
          — Это Йон. — тут же представила его присутствующим Маргарита. — Знакомься, Йон, это Кеша и Анжелика. — продолжила она и приобняв пожилого мужчину торжественно провозгласила: — А вот наш уважаемый и любимый юбиляр, мой дедушка Лев Данилович.
          — Очень приятно познакомиться. — улыбнулся Черлазков, невольно обратив внимание на то, как странно, словно бы испуганно, посмотрел на него юбиляр.
          Некоторое время царила суета, все были заняты переноской привезённых продуктов и вещей в дом. По ходу дела было объявлено, что ближе к полудню ожидается прибытие ещё нескольких гостей, так что следовало безотлагательно начинать подготовку к мероприятию. Обе девушки обосновались на кухне, а Йон присоединился к Кеше, который отправился устанавливать мангал для шашлыков. Лев Данилович тем временем прохаживался по дачному участку, проверяя, всё ли тут в порядке. То и дело Черлазков ловил на себе его пристальный взгляд.
          "Ох, не верит старик, что я всего лишь музыкант. — усмехнулся Йон. — Похоже, определил меня в жулики. Ну и бог с ним. Разберёмся. В конце концов, наше дело правое."
          Надо сказать, что вообще-то все присутствующие Черлазкову понравились. Анжелика была самой настоящей красавицей, Кеша казался добродушным, уравновешенным человеком, да и Лев Данилович, при всей странности его поведения, был вполне симпатичен.
          "После нескольких бокалов спиртного все мелкие шероховатости будут сглажены." — успокаивал себя Йон.
          Юбиляр, тем временем, совершив круг по дачному участку, внезапно приблизился и деликатно кашлянув обратился к Черлазкову:
          — Просто не могу устоять перед искушением... Внучка уж так расхваливала ваше мастерство! — Лев Данилович улыбнулся. — Кеша, я думаю, справится здесь и без нас. Предлагаю уединиться в беседке. Мне не терпится услышать хотя бы несколько композиций в вашем исполнении.
          Йон выпрямился, приложил руку к груди и ответил:
          — Желание уважаемого юбиляра это закон!
          Гитара ожидала их в той самой, увитой плющом, беседке, где накануне Йон с Ритой пили чай и тихонько беседовали ни о чём. Черлазков с восторгом убедился, что гитара просто великолепна. Это было изделие ручной работы, с любовью изготовленное настоящим мастером своего дела. Йон настолько увлёкся знакомством с инструментом, что уже не обращал внимания на то, с каким острым любопытством впился в него взглядом Лев Данилович.
          — Будь я проклят... — едва слышно пробормотал юбиляр в какой-то момент.
          Наконец взаимопонимание с гитарой было установлено и Черлазков тут же начал петь. На крылечко выскочили обе девушки и несколько минут прислушивались, потом снова скрылись в доме. Йон со свойственным ему самозабвением исполнил несколько песен подряд и лишь затем взглянул на Льва Даниловича, ожидая какой-то реакции. Юбиляр сидел, тяжко задумавшись. Возникла длинная пауза.
          "Ого. — недоумённо всматривался в него Черлазков. — А ведь, похоже, здесь я ко двору не пришёлся. И что делать дальше, непонятно."
          Лев Данилович поднял глаза и остановил очень серьёзный взгляд на своём госте.
          — Скажи-ка, парень, — произнёс он негромко, — ты в самом деле из Прибалтики родом, как мне Ритка сказала, или ты ей соврал?
          "Какой смысл говорить неправду? — мгновенно решил Йон. — К чему? Что мне скрывать?"
          — Нет, не из Прибалтики. — сказал он. — Но я не то чтобы врал, а просто вынужден по не зависящим от меня обстоятельствам играть некую роль.
          — Так. — словно ожидая именно этих слов быстро выдохнул Лев Данилович. —  А фамилия Прокофьев тебе о чём-нибудь говорит?
          Черлазков поблуждал в темноте своей памяти, испытывая довольно дурацкое ощущение, поскольку фамилия ему ни о чём не говорила, однако внутри что-то определённо ёкнуло.
          — Н-нет... — неуверенно сказал он наконец. — Прокофьев? Не знаю.
          — Удивительно. — мгновенно возразил Лев Данилович. — Просто удивительно. Ведь это твоя собственная фамилия, Славик.
          Лев Данилович внимательно следил за реакцией ошарашенного Йона.
          — Н-не понимаю вас. — на лбу меж бровей Черлазкова появилась вертикальная складка, он с мучительным напряжением пытался осмыслить полученную информацию. — О чём вы говорите? Объясните.
          — Я говорю о том, что в данный момент вижу перед собой Вячеслава Прокофьева, моего приятеля, пропавшего без вести тридцать лет тому назад. — негромко и с нажимом произнёс Лев Данилович. — Вряд ли я ошибаюсь, мне ли не знать Славку! Хотя, конечно, я подразумеваю только внешние данные. Что там у тебя внутри, это для меня загадка. Равно как и то, каким образом ты появился здесь, спустя тридцать лет после исчезновения, к тому же ничуть не постарев с момента нашей последней встречи.
          Повисла пауза, во время которой Черлазков понял, что ему, похоже, здорово повезло, поскольку нашёлся человек, знавший его по предыдущей жизни, и теперь появился шанс разобраться во всём произошедшем. Йон отложил гитару в сторону и впился взглядом в Льва Даниловича, в надежде рассмотреть в этом пожилом человеке знакомого ему парня, когда-то давным-давно наверняка именовавшегося по-простому — Лёвкой.

          ..........— Охрана — дело сурьёзное, чтоб ты знал! — говорил Топорков новому напарнику. — В охране главное что? Главное — не спать на посту! А поэтому всяческие для сна причины нужно исключить. Диван, например, или скамейку. Даже на стуле можно уснуть и тем самым дать злоумышленникам повод совершить своё чёрное дело!
          — А оружие мне выдадут? — спрашивал будущий супер-охранник.
          — А как же! — ободряюще улыбался Топорков. — Оружие у охранника первейшее дело! Вот, держи! — Топорков бросил в визави коробок спичек.
          — Нешто это оружие? Это же спички! — удивился тот.
          — Конечно, спички. Даже название у них самое что ни на есть охранническое — СПИЧ КИ. Спич по-английски означает речь, а Ки по-китайски будет...
          — "Опа"! — перебил Топоркова догадливый напарник.
          — Ки по-китайски будет энергия! А вот "опа" случится тебе, если уснёшь на посту! Посему лучше спички в глаза себе вставь, ежели не хочешь, чтобы тебе клизму вставили в то самое место, что ты с китайского неправильно перевёл.
          — А что мы хоть охраняем-то, товарищ Топорков?
          — То нам знать не положено. Печати на месте — и точка! Остальное нас не касается! — Топорков закурил и пустил дым колечком. — Ты, главное, не тушуйся. Через три часа сменю тебя. Но чтобы не спать мне тута! Иначе сам понимаешь — без выходного пособия!
          Шёл уже третий час, как Сашко Шмыга исполнял обязанности охранника объекта с буквами WС на двери. Ходил взад-вперёд, всматриваясь в даль коридора, не идёт ли оттуда товарищ Топорков.
          А Топорков, в дежурке, пил чай, развалясь на видавшем виды диване, и поглядывал на монитор, хмыкая и удивляясь, откуда берутся такие остолопы, что вот уже почти три часа охраняют женский сортир, причём нерабочий.
          Сашко ходил, считал шаги, смотрел на дверь объекта, и недоумевал — странно, зачем вообще охранять дверь с табличкой "ремонт", написанной от руки на куске старого картона? Может, там материалы какие дефицитные лежат, задавал он себе вопрос. И не находил ответа.
          А в женском туалете, тем временем, из-за треснутого сливного бачка внезапно появилась Серая Дымка, сначала тонкой струйкой, потом обретая очертания как бы небольшого животного. Дымка потянулась и, крутнувшись вокруг собственной оси, пробормотала:
          — Well, well, well...
          Что и услышал жёстко заинструктированный Шмыга.
          — Эй! — крикнул он, словно спецназовец врываясь в женский туалет. — Эй! Кто здесь? — и грозно чиркнул спичкой. — Ши-их!
          Дымка ожидала любого поворота событий, кроме такого. Открытого огня оборотни, не имеющие телесной оболочки, выносить не могли. Дымка заметалась по тёмному замкнутому пространству, чуя, что приходит её последний час.
          — Ши-их! — Сашко чиркнул второй спичкой.
          По закону Дымка должна была исчезнуть. Но перед исчезновением следовало отомстить за себя.
          "Вот вам!.."
          — Это чего ты тут спички жгёшь?! — вдруг ярко вспыхнул мощный электрический фонарь и за спиной у Сашко появился Топорков. — А если сигнализация пожарная сработает?.. Египтская сила! — вдруг невольно вырвалось у него.
          В туалете было ослепительно чисто. Правда, отсутствовали все до одной кабинки, зато на открытом взору пространстве в ряд стояли три унитаза и два биде, сверкая так, что Топорков сначала даже зажмурился. А напарник вообще потерял дар речи, поверив в этот миг, что охрана дело не только сурьёзное, но и... Дальше мыслей не хватало. Ведь и биде, и унитазы были из чистого золота!     ……….

ГЛАВА  ПЯТАЯ               

          Пономарёв вовсе не ставил перед собой цели подслушивать, оно получилось нечаянно, как бы машинально. Когда эти двое удалились в беседку, Кеша ещё некоторое время повозился, подготавливая дровишки для мангала, после чего раздался гитарный перезвон и довольно приятный голос затянул песню. О, этот парень, Йон, туго знал своё дело! Пономарёв и сам одно время увлёкся было игрой на гитаре, вот только в его случае игрой это назвать оказалось сложно, по каковой причине всё вскоре и закончилось ничем. Однако, к песне под гитару у Кеши с тех пор осталось уважение. Именно поэтому, услышав волшебный зов струн из беседки, Пономарёв отложил своё занятие и приблизился, дабы сполна вкусить чужого искусства. Причём, к беседке он подошёл с другой стороны, где как раз очень буйно разросся плющ, и вдобавок стеночкой стояли кусты жимолости, отчего оказался практически неразличим сквозь эту преграду. Когда Йон спел несколько песен подряд и замолчал, Кеша был уже готов разразиться громом аплодисментов, и конечно сделал бы это, если бы не воцарившаяся внезапно неожиданная тишина. По понятиям Кеши тишина длилась неприлично долго.
          "Что они там делают? — терялся в догадках Пономарёв. — Или Лев Данилович серьёзно расчувствовался, прослезился, потерял дар речи и с молчаливым восхищением взирает теперь на поразившего его воображение молодого музыканта?"
          И тут в беседке начался настолько удивительный диалог, что Кеша, вначале намеревавшийся тихонько удалиться, просто прирос к месту.
          "Может быть, они разыгрывают какую-то сцену из спектакля? — грешным делом пришло ему на ум через некоторое время. — Догадались, например, что я стою тут и подслушиваю, подмигнули друг другу заговорщически, и сейчас дурят меня, простоволосого крестьянина, почём зря?"
          Но если это было так, следовало признать, что оба мастерски владеют актёрским ремеслом, настолько богатыми интонациями звучали их реплики.
          "Нет, — пришёл вскоре к убеждению Пономарёв, — и Йон, и Лев Данилович в самом деле попали в переплёт, оба являются участниками какого-то сложного эксперимента, о подобном которому до сегодняшнего дня и я, и они могли разве что прочесть в научной фантастике, или увидеть нечто этакое в не менее фантастическом кино."
          Двое в беседке меж тем продвигались в своём диалоге по реке времени довольно быстро, перепрыгивая с одного события на следующее, очевидно хорошо зная, о чём идёт речь. Это было немудрено, поскольку, как выяснялось, оба почти всю жизнь до 1989-го года провели рядом друг с другом. И Лев Данилович даже умудрился увести у Йона, тогда ещё Славки Прокофьева, любимую девушку Лилию.
          "То-есть, Риткину бабушку! — мгновенно дошло до Кеши. — Которая впоследствии родила Татьяну Львовну, Риткину маму! С ума сойти, как, оказывается, интересно слушать обычнейшие вещи в столь невероятном историческом ракурсе!"
          Дальше из разговора следовало, что после случившейся в итоге серьёзной размолвки дружба между тогдашними Лёвкой и Славиком окончательно всё-таки не погасла, поэтому Прокофьев спустя семь лет ещё присутствовал на празднике первого сентября, когда малышка Татьяна пошла в школу, то-есть в 1988-м году. А вот уже следующим летом произошло что-то непонятное. Как рассказывал Йону Лев Данилович, о том событии стало известно только со слов соседа Прокофьевых, который оказался последним из знакомых людей, видевшим Славика в живых. Выходило так, что Славик, столкнувшись тогда с соседом, сказал ему, будто собирается идти купаться на Обь. Тот, в свою очередь, ответил, что в такой жаркий день это самое правильное решение, и посетовал, мол, не может так же отправиться на речку, а вынужден вместо того доделывать какую-то работу по хозяйству. На чём оба расстались и впоследствии Славик исчез бесследно.
          — Разумеется, милиция занялась этим происшествием. — продолжал Лев Данилович. — Вот только ничего более конкретного им обнаружить не удалось. Ты, Славка, всё равно как сквозь землю провалился. И вот, зацепившись за слова твоего соседа, был сделан вывод, что такого-то числа и месяца такого-то года Прокофьев Вячеслав Юрьевич действительно ушёл купаться на Обь, где в результате несчастного стечения обстоятельств утонул, а не найденное тело, по-видимости, унесло вниз по течению...
          — Я теперь припоминаю, — медленно зазвучал в ответ голос Йона, — что на самом деле... на самом деле сидел где-то на берегу реки... а потом... что-то случилось... не понимаю...
          — Теперь можно смело предположить, что чья-то неведомая воля подхватила и переместила тебя из двадцатого века в нынешнее время. — задумчиво промолвил Лев Данилович. — Почему? Зачем? Неизвестно. Загадка! — он помолчал и добавил: — Сейчас в нашем обществе принято обсуждать самые немыслимые события, планируются и проводятся самые невероятные исследования, то и дело выясняются удивительнейшие подробности прошлого. Поэтому, не исключено, что ты являешься участником какого-то сложного темпорального эксперимента. Всё может быть. Такое наступило удивительное время.   
          "Но ведь это кошмар. — думал Иннокентий, всё глубже погружаясь в ситуацию. — Вот они сейчас сидят там, в беседке, два ровесника, два друга детства, одному из которых уже стукнуло шестьдесят, а другой остался тридцатилетним! Это же немыслимо!"
          — Слушай, Лёвка... Лев Данилович... — заговорил Йон. — Я боюсь тебя спросить... но... что случилось с моими родителями? Я же должен как-то вернуться... куда-то... домой...
          Возникла пауза. Затем Лев Данилович кашлянул и ответил:
          — Извини, дружище... даже не знаю чем тебя и утешить. Ничего от прошлого не осталось. Нашу родную Нахаловку снесли, людей расселили по квартирам. Но родители твои, увы, умерли раньше этого события, поэтому за неимением наследников... — Лев Данилович вздохнул. — В общем, некуда тебе возвращаться, дома вашего не существует. Но я, разумеется, постараюсь помочь во всём, что будет хоть сколько-нибудь от меня зависеть! Даже не сомневайся. К себе в квартиру, правда, пригласить не смогу, живём-то мы довольно тесно, я, Татьяна с мужем, плюс Маргарита. Хорошо хоть Юрка, мой сын, у супруги своей теперь обретается, но зато внук то и дело вместе с нами зависает. Так что, сам понимаешь. Но вот здесь, на даче, совершенно смело можешь оставаться сколько понадобится, пока не найдём тебе работу и не снимем квартиру. Всё устроится, Славик, не робей!
          — Кешка! — раздался вдруг словно с небес голос Анжелики. — Иди сюда, пора на стол накрывать, давай принимайся за шашлыки. Сейчас уже гости подъедут, они позвонили и предупредили. 
          Пономарёв вздрогнул от неожиданности и аккуратными шагами, стараясь не издавать звуков, вернулся к мангалу.

          ..........— И днём и ночью кот учёный всё ходит по цепи кругом!
          — М-да. Пушкин, конечно, гений, кто же спорит. Но ведь мы сейчас немного о другом, батенька, мы-то сейчас о законе Ома для участка электрической цепи.
          — Так я о том и говорю, профессор. Если "кот" это — "ток"... то Пушкин действительно гений! Ибо только гений мог так причудливо изобразить данную тему.
          — О да, в этом нет сомнений! Но... хотелось бы всё-таки услышать, так сказать, формулу. Ведь господин Георг Ом тоже был в некотором роде гений.
          — Они, кстати, современники!
          — И что, по-вашему, из этого проистекает?
          — Что для немца хорошо, то русскому смерть!
          — Так, так, так. Значит, закон Ома вы не учили. И как же мы намереваемся двигаться дальше?
          — Мы будем двигаться, как протоны!
          — А вот это любопытно, знаете ли, весьма любопытно.
          — Конечно! Что нам частные случаи для участка цепи! Ведь протоны принимают участие в термоядерных реакциях, которые являются основным источником энергии, генерируемой звёздами, которые в свою очередь являются источником почти всей энергии, излучаемой Солнцем.
          — Ах, как это вы верно подметили, голубчик, как верно! Но... всё же что мы будем делать с Георгом, нашим, понимаете ли, Омом?
          — А если взять другого персонажа?
          — Другого? — профессор вздрогнул, снял очки и подслеповато щурясь, взглянул на экзаменуемого.
          — Другого! Георга Отса, например.
          — О боже! Только цирка и оперетты нам здесь не хватало!
           — Вы не любите оперетту, профессор? Вам не по нраву Георг Отс? Вашему сердцу милее Георг Ом? Но почему? Почему?
          — Ваша фамилия? — профессор устало посмотрел на студента, открывая зачётку.
          — Она слишком известная, чтобы я её называл вслух!..

          — И что было дальше?
          — Ничего особенного. — улыбнулся Ванька Жуков, с любовью протирая токарный станок промасленной тряпочкой. — Я так и не сдал экзамены. И понял, что всё это ерунда. Зачем мне это вообще нужно?     ..........

          Ну, что же, благодаря неожиданной встрече со старым другом (ах, как двусмысленно звучало теперь это определение!) Черлазков вспомнил так много из своей прежней жизни, что большего и не требовалось. Йон восстановил в памяти и родительский домик в Нахаловке, и нескольких друзей, не считая Лёвки, и посещения музыкальной школы, где упорно учился играть на гитаре, и любовь к однокласснице Лиле, которую увёл из-под его носа шустрый Лёвка, и ещё других девушек, с которыми так и не получилось серьёзных отношений, и работу телемастером в ателье "Служба быта", и вполне пристойное холостяцкое бытьё. Черлазков вспомнил много хорошего и пришёл к выводу, что исчезать из той жизни ему не было никакой необходимости. Впрочем, Лев Данилович вскользь обмолвился, что в 90-х годах всё это кажущееся благополучие рухнуло, и хорошо, что Славик не увидел наступившего затем кошмара. Что же, может быть оно и так, Йону теперь разобраться сложно.
          От всего услышанного сейчас ему хотелось только одного — некоторое время побродить в сторонке, привести свои мысли и чувства в порядок. Лев Данилович понимающе кивнул, легонько хлопнул Йона по плечу, и отправился помогать молодёжи сервировать стол.
          Черлазков медленно ходил взад-вперёд по короткой аллейке между кустов малины и смородины. В голове его, как после шторма, содержимое, сорванное со своих мест, понемногу образовывало новый порядок. Йон прислушивался к весёлым звукам и словам, доносившимся от стола, где хлопотали остальные, и думал, что в принципе ему здорово повезло, рядом сейчас находились люди, расположенные к нему по-дружески, Лев Данилович — Лёвка — уж во всяком случае. И вообще, ничто из того, что он вспомнил за этот короткий период времени, на самом деле не имело значения — он больше уже не Славка Прокофьев, Славка навсегда остался там, в 1989-м году, утонул в реке забвения. А здесь и сейчас есть только Йон Оскарович Черлазков. И пусть оно так и будет. В конце концов, если отбросить всё лишнее, то ему просто дан ещё один шанс начать жизнь заново.
          С улицы донёсся автомобильный гудок. Из двери подъехавшего микроавтобуса в ворота дачи повалил весело галдящий народ. Черлазков почувствовал большое желание быть своим среди этих людей, говорить с ними, петь и играть для них. Он решительно выдохнул и направился туда, где сейчас уже начинался праздник, юбилей его друга Лёвки, и следовало держать хвост пистолетом!

          ..........— Хочешь колбаски?
          — А на ночь кушать вредно!
          — Кто сказал?
          — Доктор!
          — Доктора все малохольные!
          — Можно подумать... ты лучше!
          — Я, Машка, ясень пень, лучше! Есть ещё вопросы?
          — К ясеню, или ко пню? — Машка ехидно смотрела на брата, что поглощал колбасу с неимоверной скоростью и покачивал головой в такт листьям герани, которая виднелась на подоконнике.
           — Всё! Давай спать. А то поздно уже.
           — И ничего не давай... — Машка потёрла глаза кулачками.

          — Сегодня замечательный вечер.
          — Чем же он замечателен, экселенц?
          — Тем, что не похож на предыдущий. Ведь именно и только сегодня звёзды так причудливо сошлись... Смотри, видишь?
          — Но позвольте, на небе тучи и звёзд там совершенно нет!
          — Пустое! Что значит — нет звёзд на небе? Они по определению есть.

          — Ты слышишь?
          — Что "слышишь"?
          — Ну как же, сверчки где-то сильно сверчат!
          — Ну и что? Сверчат и сверчат себе. Спи давай!
          — Ага, спи... А вот интересно, о чём они там сверчат?
          — Это же насекомые, Машка. Просто так сверчат, ни о чём.
          — Ага, ни о чём! А если они такое знают, чего мы не знаем?
          — Дура ты, Машка. Ты у сверчка головёнку видала? Где же там неведомое поместится? Окромя глупого свиста там и быть ничего не может! Спи, а то ухи надеру!

          — Экселенц, к вам Медведка просится на приём. Звать?
          — Зови, Осип, зови.
          — Тёпленько тут у вас, хорошо. — вошедший Медведка пошевелил тремя лапами в знак уважения к присутствующим Сверчкам. — А я, знаете ли, так озяб, уж так, знаете ли, озяб! Не прикажете ли чаю?
          — Осип! Чаю! 
          На столе появились чайные приборы. Медведка блаженно дул на блюдце.
          — Не пригласить ли Цокотух-затейниц? — Его Сверчковое Величество лукаво улыбнулся, Медведка, поперхнувшись чаем, глупо моргнул глазами. — Хотя, пожалуй, нет, мы лучше поднимемся наверх и насладимся видами небесными.
          — Всенепременнейше! — Медведка знал о маленькой слабости Его Величества Сверчка. — Вот только... как же быть со стрижами?
          — Стрижей бояться — на чердак не ползти! — Сверчок был непреклонен. — Осип! Накидку мне.

          — Машк, а Машк! Спишь, что ли? — в ответ раздавалось тихое сопение. — Спит, балда. А герань-то не поливала. — босые подошвы пробежали по тёплому полу, зачерпнуть из ведра воды.

          На краю цветочного горшка сидели Сверчок и Медведка. Медведка глядел на небо и удивлялся, как Его Величеству могла прийти в голову мысль, что там, далеко-далеко, в чернильной пустоте, живут их собратья, Большие Медведки и Огромные Сверчки?
          А цветок в горшке вообще ни о чём не думал. Герань обычно думает только днём, а ночью она просто пахнет, особенно сильно после поливки. Почему? Потому что Герань!     ..........

          Юбилей шёл своим чередом. Пономарёв подумал в какой-то момент, что не будь здесь Черлазкова, празднование вряд ли слишком отличалось бы от множества подобных вечеринок на свежем воздухе. Только присутствие личности с абсолютно невообразимой судьбой, к тому же потрясающе игравшей на гитаре и исполнявшей хорошо известные в народе шлягеры, делало этот юбилей из ряда вон выходящим.
          "Для человека, получившего недавно серьёзный психологический удар, Йон держится молодцом." — отметил Пономарёв, наблюдая за тем, как свободно общается с присутствующими Черлазков.
          Йон, в отличие от остальной мужской части компании, ограничился всего парой бокалов лёгкого вина.
          — Я специально приглашённый музыкант, — возразил он Ритиному дяде на предложение хлопнуть коньячку, — я обязан быть в форме. Иначе грош мне цена.    
          И Черлазков выдерживал эту линию поведения на протяжении всего празднования, оставаясь в итоге самым трезвым из всех присутствующих.
          Иннокентий, поначалу столь же чужой здесь, как и Йон, не стал отказываться от маленьких удовольствий, и благодаря действию употреблённого алкоголя преграда, отделявшая его от группы родственников Льва Даниловича, довольно скоро растворилась, после чего Кеша уже вполне по-свойски начал общаться и с Татьяной Львовной, и с Юрием Львовичем, и с самим юбиляром, и с остальными гостями. 
          Анжелика, разрумянившаяся и от того ещё более красивая, следила, чтобы Кешка не очень-то увлекался, но он успокаивал её, говоря в ответ о природном наличии у него чувства ответственности, а также большого опыта в деле распития веселящих зелий. И действительно, Пономарёв не терял головы, успевая, помимо всего прочего, подмечать некоторые моменты, скорее всего ускользавшие от внимания других. Например, по ходу дела, ему стало ясно, что Маргарита увлечена Черлазковым. Шевельнувшаяся было в душе глупая ревность вскоре уступила место курьёзной мысли о том, что Лев Данилович, укравший когда-то невесту у Славки Прокофьева, рискует вернуть тому давний долг своей внучкой.
          "Вот это будет поворотец так уж поворотец! — восторгался в глубине души Иннокентий. — Ну, а что? Йон, парень-то, судя по всему, славный, так что дай бог, дай бог."
          Следующее наблюдение Пономарёва потребовало некоторой работы ума. Им было отмечено, что Черлазков, после короткого диалога с Ритиной мамой Татьяной Львовной, явно сильно расстроился и сразу же ушёл в беседку, откуда вскоре послышалась красивая, но очень печальная мелодия на гитаре. Лев Данилович поспешил из-за стола к своему другу и несколько времени в беседке что-то обсуждалось. Потом оба вышли с омрачёнными лицами, и вернувшись к столу выпили вина, не чокаясь.
          "Ага. — подумал Кеша. — Похоже, кого-то помянули. За минувшие тридцать лет наверняка умерло несколько общих знакомых. Ничего удивительного в этом нет. Однако, если не ошибаюсь, Татьяна Львовна была ещё первоклашкой, когда Прокофьев исчез. О ком же именно она могла ему сейчас сообщить печальную новость?"
          Пономарёв не был бы самим собой, если бы в голову ему не приходили самые странные предположения.
          — Лика, — спросил он у любимой на ушко, — я вот всё понять не могу... где Ритина бабушка? Дедушку, ясное дело, вижу, а её нет нигде.
          — Ой, — грустно встрепенулась Анжелика, — а Лилия Фёдоровна умерла. Ритка тогда ещё совсем маленькая была, лет, наверно, пятнадцать назад.
         "Всё понятно. — Кеша успокаивающе погладил любимую по плечу. — Н-да... Вот и ещё один удар в сердце Черлазкова. Нет больше той девушки, которую он так любил. Хотя... право же, неизвестно, получил бы он удовольствие от лицезрения уже пожилой и конечно серьёзно изменившейся внешне Лилии Фёдоровны. Сомневаюсь. Но вообще-то, всё это весьма прискорбно. Не хотел бы я оказаться на месте Йона."
          Тем не менее, несмотря ни на что Черлазков опять собрал вокруг себя значительную часть гостей, нестройным хором что-то ему подпевавших. Юбилей шёл своим чередом.
          "Шоу маст гоу он. — печально констатировал Пономарёв. — И никак иначе."
          Впрочем, долго печалиться не получилось — мимо пробежала Маргарита и скрылась в доме, а через пару минут из динамиков громыхнула танцевальная музыка.

         ..........— Милый мой, ты, что ли, рак?
          — Рак. И что с того?
          — Тогда тебе нужно на Лысую гору!
          — Нафига?
          — Ну, так завтра же четверг. И если ты на горе свистнешь, то дождь будет в пятницу, а не как всегда! Я знаю, о чём говорю, я же немножко колдунья, когда выпью.
          — Ага. Говорила, говорила, и договорилась. Не смущает, что сейчас февраль на дворе? На кой ляд нам дождь в феврале? И вообще... у меня с собой ещё бутылка имеется! Зря, что ли, я рак? Жахнем по чуть-чуть, для лучшего взаимопонимания?
          — А потом, совершенно по-пастернаковски, поплачем, до соплей!
          — Лучше бы без этих атрибутов... свиста, лысых гор и прочей там фигни.
          — Наливай, разговорчивый ты мой, убедил!..
          Бутылка с портвейном незаметно закончилась, так же как кино по телевизору и жареная мойва на блюде. Часы пробили полночь. Но душа требовала продолжения банкета.
          — Эхма. Нам определённо нужен ждин... тьфу ты, джинн!
          — Джин-тоник?
          — Джинн Толик!
          — Нет, я своему бывшему звонить не буду!
          — Толику? Да он-то нам зачем! Я — про другое, нам джинн потребен! Вот где бы сейчас Хоттабыча взять, чтобы он вина раздобыл?
          — В лампе, мой хороший. Или ты не знаешь, что джинны в лампах живут? Её надо потереть!
          — Кого её?
          — Лампу нужно потереть, лампу! У меня вот, в торшерчике, есть. Сейчас мы её и потрём.
          За окном тёмная ночь перешла в чёрный индиго и луна брызнула по нему серебряным соком. Как бы там ни было, а желания должны исполняться. Но не все. А лишь заветные. И то лучше бы на трезвую голову. 
          — Ну, что там?
          — Не выкручивается, зараза...
          — А ты так потри.
          — Ай! Я из-за тебя палец поцарапала, комментатор чёртов!
          Торшерчик вдруг мигнул, лампа в нём на мгновение вспыхнула ярким светом, и затем, окрасив стекло мутным бельмом катаракты, ослепла. Кончено дело, кому она теперь нужна? Взмах руки и грушевидное тельце заняло место в мусорном ведре, между картофельным мундиром и пустой пачкой из-под сигарет.
          Жизнь джинна нелегка, если волею Сулеймана ибн Дауда он запечатан в сосуд, да не в абы какой, а в электрическую лампочку, которая сейчас полетела в мусор. Джинн Огонёк, маленькая часть Великого Пламени, ахнул. По древнему обычаю он должен был исполнить три желания, но никто из присутствующих не соизволил, потерев лампу, произнести заветных слов.
          — Ну, так мир вашему дому. — прошептал джинн Огонёк. — Бисмилля рахим рахмон.
          Картофельный мундир рядом шевельнулся и хотел даже вытянуться в струнку, но сил не было. Он упал на дно мусорной корзины и съёжился. Меж тем, как пустая пачка из-под сигарет вспыхнула от тепла Огонька. Джинн улыбнулся, как могут улыбаться только сущности огня, он больше не был рабом лампы, сейчас он стал хозяином положения...

          — Алло! Пожарная служба? Внимание, на Береговой, 13, обширное возгорание в одной из квартир!     ..........

          Анжелика появилась из ванной комнаты в халатике на голое тело, встряхивая влажные после душа волосы. При взгляде на неё, Иннокентий вначале, как обычно, напрочь потерял дар речи и дыхания, следом за чем, спустя несколько мгновений, с трудом, но обрёл некоторую способность кое-как дышать.
          — Ну, — глядя на него насмешливым взором спросила Лика, — и чего мы молчим, пьянчуга несчастный?
          Пономарёв помахал в воздухе руками, покраснел, закашлялся и только потом научился говорить.         
          — Богиня моя... о как же ты сногсшибательно прекрасна и не менее ослепительно хороша в этом твоём скромном одеянии, своей невзыскательностью лишь подчёркивающем несравненные достоинства о звезды моих очей!
          — Ой-ой-ой, скажите, пожалуйста. — засмеялась Анжелика. — Подлиза несчастный. Ты у нас тоже не без достоинств. Кто умудрился выпить на юбилее больше всех остальных гостей, вместе взятых? Кешка, вот кто!
          Пономарёв энергично покрутил головой, отрицая сказанное, затем вздохнул, кивнул и признался:
          — Ну да. Что-то такое было, припоминаю. Но ведь я же не с бухты-барахты! Я страшно ревновал мою богиню к этому несносному юбиляру, этим всё и объясняется. Он ведь раз за разом приглашал тебя на танец, словно в бальном зале не присутствовало множества других благородных девиц! Это, знаете ли, невольно наводит на размышления.
          Анжелика покачала головой.
          — В отличие от некоторых пьяниц, Лев Данилович весьма галантный кавалер, и не позволяет себе никаких вольностей. Кроме того, я уже тебе говорила, что у нас с ним сложились очень хорошие, дружеские отношения, ещё с самого первого моего визита в дом Маргариты. Наверно, он видит во мне дочку... или внучку. — Лика на мгновение задумалась и улыбнулась. — Помню, как мы первый раз встретились. Ритка завела меня в прихожую, потом в большую комнату. Лев Данилович вышел к нам в обычной своей, будничной одежде, не при параде, но выглядел тем не менее крайне импозантно и сразу произвёл на меня самое благоприятное впечатление. Да, да! — с шутливым вызовом в голосе воскликнула девушка, заметив нетерпеливое движение Иннокентия. — И это впечатление только усиливалось со временем! Представьте себе.
          — Ну ещё бы! — иронически откликнулся Пономарёв. — Лев Данилович... Лев Данилович, он же всё-таки ЛЕВ! Хотя и Данилович. Немудрено, что он произвёл столь мощное впечатление на психику невинной особы женского пола. Одна седая грива чего стоит!
          — Да-с! — смеясь, парировала Анжелика, уперевшись рукою в бок.
          — Ага! Он такой! — в шутливой запальчивости брякнул Иннокентий. — Он сердцеед! Недаром и Лилию Фёдоровну в своё время увёл у бедного Йона!
          — Чего-чего? — непонимающе взглянула на Кешу Анжелика. — Это что за новости такие?
          Пономарёв открыл было рот и тут же захлопнул его. Он ещё не решил к этому моменту, стоит ли посвящать любимую в события столь печальные и невероятные. Можеть быть, этого не следовало делать вообще — меньше знаешь, крепче спишь. Но теперь, когда фраза уже оказалась произнесённой, её невозможно было вернуть назад, как фарш, прокрученный через мясорубку.
          — Видишь ли, — осторожно начал Кеша, — дело в том, что...  ты ведь моя любимая девочка... и мне не хотелось бы тебя расстраивать. С другой же стороны, хранить какие-то мрачные тайны мадридского двора тоже не входит в мои намерения. В общем, мне стало известно, что Йон Черлазков и Лев Данилович являются очень старыми знакомыми. Они были друзьями ещё в прошлом веке. Тогда, когда тебя, моя жемчужина, ещё и на свете не было. Впрочем, и меня тоже.
          — Кешка-а... — протянула иронически Анжелика, опускаясь рядом с ним на диван, — ну, в том, что ты великий Сказочник, и способен моделировать реальность по своему усмотрению, я уже имела возможность убедиться. Однако, сейчас ты, кажется, собираешься превзойти самого себя.
          — Обидеть художника может каждый. — развёл руками Пономарёв. — Я вынужден повторить эту древнюю сентенцию ввиду отсутствия наличия в данный момент конгениальности. Но, поскольку я действительно намерен в этот раз превзойти самого себя, мне требуется ещё один обязательный слушатель. Поэтому, будь любезна, радость моя несказанная, облачи нежное тело твоё в приличествующие случаю одежды, ибо сейчас мы отправляемся в путешествие на соседнюю улицу, где в девятиэтажном здании проживает помимо меня ещё довольно значительное число граждан обоего пола, и среди них тот, в чью дверь мы осторожно постучим, в надежде, что нам откроют.
          — Ох, Кешка, — покачала головой Анжелика, — чует моё сердце, не к добру вся эта твоя велеречивость. Скажи хоть, к кому ты собираешься меня вести?
          — К профессору Обонянскому, счастье моё, к славному нашему Ивану Борисовичу, о коем ты уже весьма наслышана, и с коим пришла пора наконец познакомиться воочию, раз уж тому благоприятствуют обстоятельства.

          ..........— Ты стал какой-то не такой.
          — В смысле, не такой?
          — Ну, вот сам посуди. Раньше, в это время, ты что делал?
          — В какое это такое время?
          — Два часа ночи уже! А ты не спишь. Разве это правильно?
          — Так я и раньше в это время не спал!
          — Но тебя не было дома.
          — Правильно. Я работал! В ночную смену.
          — В-о-от. А теперь сидишь дома и ничего не делаешь!
          — Я... я думаю. Вот.
          — Господи, за что мне это всё?.. О чём ты там думаешь?
          — О нас с тобой.
          — А раньше? Раньше ты не думал о нас?
          — Почему же... думал.
          — И что же?
          — Я думал, что люблю тебя.
          — А сейчас, значит, нет?!
          — А сейчас я думаю, что очень!
          — А почему ты раньше не говорил мне об этом?
          — Я стал немножко другим. Ты же сама заметила!
          — Дурачок...     ………. 
         
ГЛАВА  ШЕСТАЯ               

          Профессор Обонянский не ждал гостей, он был в своём привычном рабочем халате и шапочке. Впустив Кешу и Лику, он извинился, предложил гостям пройти в зал, а сам мгновенно исчез в соседней комнате.
          — Вот это да! — только и произнесла потрясённая Лика, когда они вошли в зал, поскольку зал представлял из себя самую настоящую мастерскую художника, все предметы и обстановка в которой находились в состоянии столь живописной и гармонической эклектичности, что любая попытка навести здесь некий порядок была бы откровенно кощунственна.
          Иван Борисович не заставил себя долго ждать и вскоре уже возник в дверном проёме. Кеша мысленно ахнул, такого он от профессора не ожидал. Седовласый джентльмен был облачён во фрачную пару, имел чёрный цилиндр на голове, сияющие белизной рубашку и перчатки, а на ногах — блистающие лаком умопомрачительные штиблеты с пуговками.
          Обонянский вкрадчиво приблизился, снял цилиндр и взяв руку Анжелики поцеловал её. Выпрямившись и щёлкнув каблуками он произнёс:
          — Позвольте отрекомендоваться, Иван Борисович Обонянский. Профессор, почётный член, заслуженный деятель, и так далее, и тому подобное. Ну, и помимо всего прочего духовный наставник и воспитатель молодёжи в лице её лучших представителей, коим, по моему глубочайшему убеждению, является и присутствующий здесь Иннокентий.
          — Очень приятно познакомиться. — ответила порозовевшая от смущения Лика и сделала книксен.
          — Чрезвычайно рад приветствовать нас у вас! То-есть, я хотел сказать — вас у нас! — профессор торжественно взмахнул рукой. — Прошу присаживаться на этот, не достойный вашей... — он запнулся, сконфуженно кашлянул, и пылко закончил: — ...не достойный вашей персоны диван!
          — Ива-ан Борисович, — укоризненно вмешался в горячечный спич Обонянского Пономарёв, — подобным образом вы рискуете засмущать мою девушку до полной потери ориентации в пространстве.
          — В самом деле? — спохватился профессор. — Пардон, пардон. Будем считать, что предварительные ласки закончены и можно уже переходить непосредственно к...
          Тут Анжелика не выдержала и расхохоталась настолько заразительно, что остальные тоже покатились со смеху. Спустя пару минут, вытерев слёзы платочком, девушка немного овладела собой и произнесла:
          — Я, конечно, была наслышана о том, что вы удивительный человек. Но реальность превзошла все мои ожидания.
          — Правда? — радостно воскликнул Обонянский и ещё раз поцеловал руку Анжелики. — В таком случае, позвольте предложить нам всем троим свежайшего кофе!
          Некоторое время спустя они сидели вокруг выдвинутого на середину комнаты стола и молча наслаждались умопомрачительным кофе, приготовленным профессором в истинном припадке вдохновения.
          — Как всё-таки приятно помолчать в кругу людей, умеющих грамотно излагать свои мысли. — пробормотал Обонянский и окинул взглядом гостей. — Однако, сдаётся мне, визит ваш не случаен.
          — Иван Борисович, — заговорил Кеша, — общение с вами доставляет удовольствие и само по себе. Если вы не расположены сегодня к решению экзистенциальных задач и объяснению мировых загадок, то мы с Анжеликой с радостью послушаем что-нибудь из тех сокровищ мудрости, коими столь богаты кладовые вашей памяти.
           — Вот это и есть Иннокентий. — торжественно и демонстративно указал рукой на Кешу профессор. — Вот в этом он весь. Ума палата и кладезь такта. Убийственно острый клинок мысли и трепетная душа поэта. — Обонянский нетерпеливо постучал пальцами по столешнице и пяткой об половицу. — И тем не менее, пора вернуться к нашим баранам. Что случилось, ребята? Не держите меня в неведении, я желаю знать с какой стороны человечеству грозит опасность?

          ..........Волан де Морт возродился из пепла крайне неудачно, пусть даже и неожиданно для большинства персон, присутствовавших на теннисном корте. Неудивительно, что те воззрились на него во все имеющиеся в наличии глаза. Стадо овечек, правда, вскоре успокоилось и продолжило поглощать сочную травку, а вот живописная группа циклопов женского пола никак не могла взять в толк — откуда тут вдруг появился этот непонятный гражданин?
           — Ху а ю? — спросила наконец самая смелая пастушка.
           "М-да... — с разочарованием подумалось де Морту. — А ведь было время, когда каждый встречный и поперечный замечал моё несомненное сходство со знаменитым папашей... Увы, увы... это вам не Рио-де-Жанейро. Это вам Крыжополь!"
          — Кто я такой? — повторил Волан де Морт и оглядев себя со всех сторон, самокритично признался: — Ну кто, кто... Никто!
          Циклопы напряглись. С Никто они были хорошо знакомы благодаря бессмертным мемуарам Полифема. Поэтому стали тихо и аккуратно, но долго бить Волана по морде...
          — Итак, гражданин. Вернёмся к нашим баранам. — допрос в полицейском участке продолжался. — Вы утверждаете, что траву на корте сожрали овцы, а избили вас одноглазые женщины числом более восьми особ?
          — Да, гражданин начальник, так оно и было. Напали молча, подло. Я-то, по доброте душевной, сначала думал, что они просто хотят взять автограф. Вместо этого они избили меня, а потом скрылись в неизвестном направлении.
          — Так и запишем — овцы. — полисмен склонен был верить потерпевшему, тем более что овечьих следов, а также отходов их жизнедеятельности оказалось на месте происшествия преизрядное количество. — Как вы попали на стадион?
          — Дело в том, гражданин начальник, что я возродился в вашем прекрасном городе посредством...
          — Что значит — возродились? — полисмен не любил неточностей.
          — Ну... мы с друзьями, у нас традиция такая, каждый год ходим...
          — Чёрт побери! Вы что, издеваетесь? — полисмен нервно поправил бляху, скрыв таким образом невольное намерение выхватить табельное оружие. — Вы мне тут всю статистику портите, товарищи Лукашины! А впрочем... — сержант Пронин наконец уловил противоречия в услышанном, задумчиво поправил значок с надписью "Hold your face" и иронически произнёс: — Ведь Новый Год-то ещё нескоро. Да и баня у нас на ремонте... уж третий день как!
          — При чём тут баня? — непонимающе крякнул задержанный. — Мы с друзьями каждый год посещаем одно и то же знаменитое кафе, и каждый год заказываем там один и тот же знаменитый Танец Феникса. Только в этот раз что-то пошло не так... И вот итог вечера — вместо Феникса сгорел я, Волан де Морт... кстати, к вашим услугам... и возродился, аки пресловутый феникс, как раз тут, среди ваших женоподобных чудищ.
          — Но-но! Девочек наших прошу не забижать! — Пронин был патриотом Крыжопля и не любил когда о ком-либо из местных жителей отзывались в уничижительном смысле. — Значит, Волан, говоришь, Деморд?.. А документик подтверждающий имеете, товарищ вновь возродившийся?
          Волан вздохнул. Документы — не рукопись. Сгорают без остатка.
          — Ну, что же. Придётся задержаться, до выяснения. — сержант Пронин усмехнулся. — Танцор Феликса...

          А под трибунами стадиона, зажимая ладонями рты, глухо хихикали внучки Полифема, вспоминая сегодняшнее забавное происшествие. Поди, не каждый день удаётся отомстить давнему обидчику. Не говоря уже о том, чтобы попасти овец на городском стадионе бесплатно.     ..........   

         Пономарёв замолчал, немного помедлил, вспоминая, всё ли он изложил правильно, или что-то упустил из виду?
         — Ну, вот, пожалуй, именно такова на данный момент диспозиция. — наконец закончил он свой рассказ об услышанном и увиденном на юбилее Льва Даниловича.
         Анжелика шумно выдохнула накопившийся в лёгких воздух, но промолчала, ибо говорить первой в присутствии столь мудрого человека, как Обонянский, было бы по меньшей мере самонадеянно. Профессор же неожиданно расцвёл улыбкой и совсем негромко произнёс:
         — Ах, ребята, какую славную новость вы мне принесли, вы даже не представляете! Ведь это значит, что эксперимент всё-таки удался! Совершён, наконец, серьёзный научный прорыв. — Обонянский молодым козликом выскочил из-за стола и резво пробежался по комнате. — Произошла телепортация, из прошлого в наше время явлен живой человек! Это грандиозно! Это просто грандиозно! — профессор вдруг поник головой (при этом с него свалился на пол цилиндр) и пробормотал: — Будь оно всё проклято. — после паузы Иван Борисович поднял цилиндр и поставил его на полку поверх стопки книг. — Этому парню, Черлазкову, всенепременнейше следует помочь адаптироваться в нашем мире. Он угодил в отчаянную переделку, да ещё и не по своей вине. А это ужасно, ужасно.
          Пономарёву почти ни разу в жизни не приходилось видеть Обонянского в столь удручённом состоянии.
          — Профессор, — обратился он к Ивану Борисовичу, — насколько мне стало понятно из вашей реакции на это событие, вам что-то обо всём произошедшем было известно заранее?
          — О, нет. — быстро ответил Обонянский и облизнул пересохшие губы. — Впрочем, не скрою, я стараюсь держать руку на пульсе времени. Действительно, друзья и бывшие соратники продолжают консультироваться у меня по поводу некоторых разработок, заодно оставляя меня в курсе текущих событий. Например, на одном из местных предприятий сейчас ведутся исследования в области... скажем так, определённых знаний. И не далее, как несколько дней тому назад, была опробована в деле... некая экспериментальная установка. И вот, представьте себе, ход испытаний пошёл совсем не так, как планировалось. — Иван Борисович помедлил и взглянул на Кешу с Ликой. — Только, чур, никому ни слова. — убедившись, что его намёк понят, Обонянский продолжил: — Избегая чрезмерно сложных технических терминов скажу кратко — во время эксперимента, непреднамеренно, за единицу времени было произведено неадекватное количество энергии, которая, тем не менее, не разнесла вдребезги всю лабораторию и прилегающие к ней строения, как этого следовало ожидать, а отправилась по какому-то неисследованному ещё каналу в некое неведомое пространство... Хотя, собственно говоря, основываясь на том, что вы рассказали, Иннокентий, можно смело предположить, что энергия пошла в темпоральном направлении и создала своего рода петлю времени, которой и был выдернут из прошлого этот несчастный парень, Славка Прокофьев, словно пробка из бутылки... Ещё раз повторяю, подобного эффекта никоим образом не планировалось, это своего рода несчастный случай...
          — Наука требует жертв. — не удержался Пономарёв.
          — Увы, голубчик, увы. — сокрушённо согласился профессор. — Однако, благо уже то, что, по-видимому, никто не погиб в результате ЧП. И благо то, что теперь стало понятно, как объясняется бесследное исчезновение огромного количества энергии. — Иван Борисович встрепенулся и торжественно поднял вверх указательный палец. — И несмотря на все минусы, друзья мои, в этом деле присутствует несомненный позитивный момент! А именно — показана возможность телепортации и вместе с этим реальность путешествий не только в пространстве, но и во времени! Хотя, вполне вероятно, что пространство и время суть одно и то же явление.
          — Не хлопнуть ли нам по такому случаю граммов по сто? — тут же предложил Пономарёв. — Не каждый день в науке происходят прорывы столь грандиозного масштаба.
          — Сударыня, — повернулся к Анжелике Обонянский, — а ведь ваш Иннокентий тысячу раз прав! Случилось событие воистину вселенского масштаба и мы должны его отметить. Не только гиперзвуком грозить мы будем шведам, отныне темпорально их тоже усмирим! Я, конечно, шучу, но это не меняет цены произошедшего.
          — И только бедным Йонам не до смеха. — укоризненно покачала головой Анжелика и вздохнула: — Что ж, вечные мужчины-воины, давайте отметим наступление новой безумной эпохи в истории цивилизации.
          — О, не стоит спешить печалиться по этому поводу. — сразу же возразил профессор. — Человечество долго и упорно идёт по кругу. Зачастую наступая на одни и те же грабли. А как иначе! Земля-то круглая! Куда ни иди — всё равно вернёшься на то место, с которого стартовал. Своего рода безвыходность. И только с получением возможности двигаться по перпендикуляру, в космос ли, в прошлое или будущее, у нас появляется шанс прервать наконец проклятое хождение по кругу и сделать что-то принципиально новое!
          — Так выпьем же за прогресс! — провозгласил Кеша, успевший уже разлить волшебный эликсир Обонянского по рюмочкам.

          ..........Жила-была в одном месте женчина. Без мужа. Так уж случилось. А всё потому, что хотелось ей, женчине этой, мужа по интересам. Ну, чтобы не только любовь-морковь, но и поговорить о чём было. Однако, мущины ей допрежь попадались сплошь молчуны. Пока с очередного слово вытянешь —  вспотеешь! А про деньги вообще разговора нет! Жадные молчаливые мущины! Бич современной женчины.
          Решила тогда она в другом месте себе мужа присмотреть. Не в посёлке ихнем, а в библиотеке. Вот где, поди, мущины-то умные, найдётся о чём поговорить. А так как в посёлке библиотеки не имелось, собралась женчина в райцентр скататься.
          А путь не близкий! Что главное в дороге? Правильно — не проголодаться туда-обратно, и на месте задержаться. Без еды-то, оно скучно.
          И вот, стало быть, навертела женчина бигуди, рот накрасила помадой, брови углем подвела. Курицу пожарила, в огороде помидор, огурцов нарвала, в сельпо колбасы прикупила и краюху хлеба. И пошла на станцию, на поезд чтобы.
          Идёт по шпалам женчина, значит, мало того, что вся красивая до невозможности, так ещё и запах от неё скусный, колбасный дух вперемешку с курячьим. Прямо, все собаки, которые близ станции живут, ошалели напрочь и потянулись за ней рысцой. Но сначала-то женчина этого дела не замечала. А потом смотрит — бац! — а собакины её уже в окружение берут, дальше не пускают. А поезд уж вот-вот гудок даст к отправке. Что делать, люди добрые?!
          Решила женчина от псов откупиться, скормила им почти всю закупленную колбасу. А они ещё теснее к ней подступают! Что им та ливерная колбаса? На один зубок. Когда в сумке-то жареная кура есть!
          То, сё, глядь-поглядь, ан поезд-то ушёл... С ним и все ближайшие планы на супружескую жисть сгинули. Ну, тут уж женчина крупно осерчала.
          — Ах, так! — кричит и давай, значит, что есть сил курой тех псов обхаживать. Кому по морде, кому по хребту. Разбежались тут все животные от несоответствия желаемого действительности.
          А женчина домой пошла. Красота её, конечно, малость растрепалась в схватке, но от этого шарма у ней только прибавилось. Шарм — это слово такое французское. Русскими понятиями не объяснить. Ну и вот, короче. Вышла женчина на Прошпект, так в посёлке улицу Энгельса называли, вышла и тут навстречу ей Лёха Метёлкин попадается, давнишняя любовь еёная. С армии Лёха как раз возвертался. Идёт, значит, вся грудь в орденах, в зубах папироса "казбек" дымит, на голове шапка морская, без козырька. Идёт, стало быть, чуть только песни не поёт. И от него тоже не одни лишь ленточки с шапки, но и дух скусный струится по ветру — водочный.
          Увидел Метёлкин знакомую женчину и... замкнуло у него реле! Влюбился сразу и навсегда. Оно и понятно, из армии человек вернулся, давно баб-то не видал, к тому же попробуй не влюбись тут, когда у неё в одной руке колбасы кусок, а в другой куриная нога! Закусь-то мировой!
          Что касаемо женчины, то и с её стороны в дальнейшем возражений не последовало, особенно, когда она убедилась, опосля всего такого-прочего, что и поговорить с Лёхой было об чём. Про корабль, например, Адмирал Сухов. Ну и про другие морские темы.     .......... 

          Спешить было абсолютно некуда. Виртуальный демон Ахав продолжал осваивать бескрайние просторы нового мира. Поистине гигантская сокровищница информации и энергии лежала у его, образно выражаясь, ног. И не существовало, кажется, никаких преград обретённому могуществу. За исключением единственного — Ахав не мог быть одновременно повсюду. Скорость его передвижений по коридорам поразила бы воображение любого специалиста. На некотором участке виртуального пространства демон вполне мог создать иллюзию абсолютного своего присутствия. Иллюзию, но не более.
          И вот, странная идея постепенно начинала овладевать сгустком энергии под названием Ахав — ему именно хотелось бы стать вездесущим, то-есть обладать одной из функций настоящего бога. Но это ещё только предстояло, а пока что, в одном из своих бесконечных вояжей по коридорам, Ахав проник в некую комнату-программу, которая показалась ему довольно любопытной. Демон тщательно расшифровал последовательность составляющих её символов, затем понаблюдал при помощи установленных на месте эксперимента видеокамер за действиями суетящихся вокруг какой-то сложной установки хумансов. И пришёл к выводу — эти существа намереваются создать пространственно-временной портал, ни более, ни менее! Это было воистину забавно. Хумансы полагали возможным запустить подобное чудо исключительно на основе имеющихся у них технологий. А как же магическая составляющая? Ведь, не используя этой важнейшей области знаний, довольно наивно было надеяться на успех!
          Первым движением мысли Ахава было желание немедленно воспрепятствовать даже частичному выполнению намерений хумансов. Следовало испортить эту компьютерную программу и поставить на неё магический знак, чтобы все попытки исправить или переустановить её по новой ни к чему не приводили. Однако, любопытство охватило демона. Доныне Ахав никогда не участвовал в создании столь сложных сооружений, хотя пользоваться их услугами ему в своё время довелось. Теперь он вдруг почувствовал непереносимое желание узнать, как именно работает механика портала от начала до конца, уловить задействованные при этом энергии, чтобы впоследствии иметь возможность использовать полученную информацию в своих целях. 
          Решено — сделано. Компьютерную программу Ахав изменил ровно настолько, насколько это было необходимо для успеха задуманного им мероприятия. И вот, в назначенный хумансами день, после запуска их хитроумной установки, виртуальный демон вмешался в ход эксперимента.
          Следствием чего, во-первых, явилась временная петля, захлестнувшая Славку Прокофьева, во-вторых — серьёзная головная боль для участников эксперимента, коим предстояло теперь долго и безуспешно искать объяснение случившегося. То-то повеселился Ахав, получивший в итоге то, что хотел, и натянувший нос самонадеянным хумансам.

          ..........Безымянный переулок, образованный высокими плоскостями заборов, был пуст, по нему не любили ходить без надобности, хотя здесь значительно сокращался путь. Безымянный был переулком не простым — не прямым, а чуть ломаным наискосок. И в этой ломаной его части иногда происходили разные странности, и странные разности. То излишне кусачая крапива хлестанёт какого-нибудь несчастного торопыгу по открытым частям тела, то пробьёт колесо велосипеда ржавый изогнутый гвоздь, а то вдруг гавкнет из-за забора злючая псина, да так неожиданно, что... мало ли что! В общем, неприятности да и только.
          Поэтому сейчас Алька смотрел на чрево Безымянного и думал, что, может быть — ну его... Ведь если свернуть на Октябрьскую, то аккурат через мостки вполне реально минут за шесть-восемь добраться до места назначения. Правда, время поджимало и почта вот-вот закроется на обед. А толстая Клавдия фиг откроет в неурочный час.
          Алька ждал бандероль. Бандероль из города, с очень нужными для Альки вещами — настоящими масляными красками и набором кистей с номерами, а так же набором мастихинов. Деятельная натура Альки не терпела промедления, но с утра его задержали неотложные дела — сорняки в огороде, глупые куры, толстый свин Борька, ну и другие не менее скучные обязанности по дому. Так что времени оставалось в обрез. Надо было, кровь из носу, успевать прямо сейчас!
          В конце Безымянного рос Вяз, старый-престарый, он был тут ещё тогда, когда не существовало ни Безымянного, ни даже самого посёлка. Сейчас Вяз тихо шелестел кроной, разгоняя полуденный зной, тень его уже почти дотянулась до ломаного места переулка и притаилась в кустах репейника.
          До закрытия почты оставалось всего ничего. Алька нащупал в кармане талисман, мелкую серебряную монетку на шнурке с четырьмя узелками. Ну, что же... Алька выдохнул и наклонив голову к рулю велика резко взял старт. Если удастся получить заветную бандероль вовремя, то пейзаж получится именно таким, каким Алька его задумал! Иначе нужно будет ждать до завтра. А это смерти подобно.
          Педали велосипеда натужно вжикали, мальчишка мчался навстречу своей мечте.
          "Успею! Успею!" — билась в висках мысль.
          Но Тень, что притаилась в чертополохе, думала иначе. Скажешь, мол, ерунда это, и тень не имеет мозгов, чтобы что-то там себе думать? Заяви это дядюшке Вязу, который сторожит выход из Безымянного! Ты улыбаешься? "Вот ещё глупости! Буду я разговаривать с деревьями!" И то верно. Ведь всё уже сказано. Задолго до нас.
          Переднее колесо достигло самого опасного места Безымянного переулка. В гуще листьев Вяза послышалось предупреждающее карканье вороны. Словно получив сигнал, Тень метнулась навстречу Альке, мгновенно слившись с тенью ездока. Вторично каркнула ворона. Велосипед подпрыгнул на невесть откуда взявшемся камне и забор принял в себя Альку, как родного. Квитанция, в результате сногсшибательного кульбита, выпохнула из кармана и, тут же подхваченная ветерком, исчезла в мареве полудня, словно её и не было...
          Алька вёл велик в поводу и время от времени потирал здоровенную шишку, возвращаясь домой, поскольку теперь смысла идти на почту не было. Толстая Клава ни за что не отдаст бандерольку без квитанции. Поэтому мечтам осуществиться оказалось не суждено.
          За спиной послышались шаги. Топ-топ-топ. Цок-цок-цок. Алька обернулся. В мареве жаркого дня над Безымянным повисла семицветная радуга. И именно по ней шёл всадник, ведя за собой скакуна, хвост и грива которого образовывали ещё один цвет радуги — восьмой.
          Бац! В лоб Альки прилетел здоровущий шмель. Но он стерпел, не стал в испуге кричать и размахивать руками, не стал крутиться волчком, и, самое главное, не выпустил из рук покалеченный велик. В небе прогремел гром. Откуда-то издалека приближалась гроза, серые тучи заходили на посёлок с флангов. Всадник вскочил на коня. Радуга, казалось, вот-вот исчезнет. Алька моргнул, молнии скрестили шпаги над самой его головой и ударили в верхушку Вяза:
          — Шшарах!
          Тёплый ливень обрушился на посёлок, сбивая пыль с дороги, кустов, омывая стёкла домов, хлеща по заборам и крышам сараев. Алька прибавил шагу. Далеко позади старый Вяз вырисовывался на фоне свинцового неба, в Безымянном переулке плясали толстые тени. Алька шагал под дождём вдоль дороги и улыбался. На шею ему вдруг шлёпнулось что-то непонятное. Вот это да! Влажная квитанция, вроде бы навеки потерянная, обняла Альку за шею!
          А на ветку Вяза тем временем вернулась любопытная ворона, держа в клюве поднятый с дороги серебряный кругляшик с тесьмой и четырьмя на ней узелками. Талисман.     ……….

ГЛАВА  СЕДЬМАЯ
               
          ..........— Вот уже сколько лет прошло с тех давних пор, а я тем не менее всегда рад видеть господина Уильфреда Айвенго живым и здоровым! Тем более, чем не однажды. Отсюда сам собой напрашивается вывод о том, что мне хотелось бы знать поточней, могу ли услужить моему доброму господину на сей раз?
          — Такие дела, Мойша, должен признаться, я нынче нахожусь в несколько стеснённых обстоятельствах, но... но всё-таки... вот, например, конь... Сколько теперь стоит хороший конь?
          — Ну, сколько, сколько... Дорого! Да зачем же вам конь, мой добрый господин? Купите корову! Корова полезней коня в сто раз.
          — Трудно спорить. Однако, с коровой меня не пустят на турнир...
          — По шахматам?.. Да, на турнир по шахматам не пустят... Купите тогда вот этот костюм! Настоящая шерсть малайских яков.
          — Рыцарский турнир, Моисей Соломонович, ры-цар-ский! И не просто там какой-нибудь, а в присутствии самой королевы!
          — Так и что с того? Хороший костюм ни на каком турнире никогда не помешает! Берите, не пожалеете!
          — Но...
          — Никаких "но"! А вместо коня возьмите цветов. Хотя бы, гвоздик. О, старый Мойша всё понимает, турнир есть турнир. Все участники приедут на конях, в железных костюмах! О, да... О, да!.. И как их там различать один от другого, я вас спрашиваю? В то время, как на господине Айвенго будет шикарный костюм и букет в руках! Все королевы любят цветы и... хорошо покушать! И не делайте мне страшные глаза. Если сейчас ваша королева мила и стройна, это не значит, что после свадьбы её не нужно кормить!
          — Я вовсе не собираюсь жениться! С чего вы взяли!
          — А что не так? Дама больна? Или, упаси бог, не богата?
          — Дело не в этом.
          — А вот это уже интересно. А в чём же, позвольте вас спросить?
          — Дело в любви!
          — В любви? Хм. Ви меня знаете, но если дело только в этом, то, поверьте старому еврею, любые турниры, лошади и даже приличные шерстяные костюмы, всё это не то! Ви можете быть даже совсем таки голым, но без цветов нельзя! Купите розы! Цветочная лавка совершенно напротив. И почистите крэмом ваши туфли. Крэм я продам со скидкой. Это чудо-крэм, чтоб я так жил! Какой у вас цвет туфель? Он не знает! А кто знает? Нет, нет, это решительно не годится. Так... туфли, бруки, вот этот галстук и носки. Жилетка и кепи. Рубашку можно оставить вашу. Но смотрите сюда, в этот кусок стекла! Ну?.. Я же говорю! Теперь совсем другое дело. Идиоты в жестянках умрут от зависти. И протухнут в своих латах. Что? Крэм? Крэм это вам в подарок. Но цветами я бы не пренебрегал!.. Всегда к вашим услугам, всего хорошего, господин Айвенго!.. Алё, алё, Ревекка? Ревекка, моё золотце, слушай сюда, сейчас к тебе зайдёт совершенно влюблённый человек. Продай ему розы. Что значит "сколько"! Продай всё, что осталось!     ..........

          Как это обычно и бывает, закончился праздник, завершились выходные, гости разъехались по своим делам-заботам, и в понедельник Черлазков остался на даче в одиночестве. Предстояло некоторое время провести в блаженном безделье. Еды было вдоволь, спешить некуда, проблемы отложены на потом, и даже гитару Лев Данилович предусмотрительно оставил Йону для заполнения досуга, короче, не жизнь — малина! Время хорошенько подумать, подготовиться морально к дальнейшему, примириться с неизбежным. В конце концов, просто позагорать на солнышке, благо, что август в этом году удался.
          "Кстати, насчёт позагорать, — подумал Черлазков, — не сходить ли на речку искупаться? Давненько я не был на Оби, аж целых тридцать лет. Грех не воспользоваться такой оказией."
          Беспечность — благодатное свойство молодости. От всей свалившейся на голову Йона информации впору было волком завыть, но он поступил как раз наоборот, плюнул на раздумья и сомнения, запер дом на замок, спрятал ключ под коврик и устремился к Большой воде.
          В здешних местах Черлазков никогда раньше не бывал, но уверенно продвигался вперёд, держа курс на запад, ибо в том направлении все пути вели к Оби. В итоге, прогулявшись вдоль асфальтированного шоссе и миновав довольно широкую протоку, где, в принципе, тоже можно было бы неплохо искупаться и позагорать на песочке, Йон целеустремлённо вышел к сплошной полосе зарослей, преодолев которые оказался на пологом спуске к реке.
          В том месте, где он завершил свой поход, было пустынно. Лишь слева, в отдалении, пара рыболовов наблюдали за своими закидушками. Справа же, влезши боком на берег, возвышалась громадина ржавой баржи. Йон, предвкушая удовольствие, неторопливо снял одежду и зашагал к воде. Она, как обычно в Оби, оказалась бодряще холодной. Черлазков отплыл от берега метров на двадцать, затем, преодолевая сносившее его течение, вернулся назад, вышел на сушу и упал на тёплый песок. Теперь можно было пожариться под солнышком.
          Йон закрыл глаза. Его внезапно охватило ощущение, что ничего особенного с ним на самом деле не произошло, не было никакого путешествия в двадцать первый век, он только что пришёл сюда, на реку, из родного дома, и скоро вернётся назад, к бревенчатой, вросшей в землю избушке, и дальше жизнь пойдёт своим привычным чередом. Ведь не бывает на белом свете таких чудес, которые вот уже пятый день мерещатся ему. Это был сон! Какой-то болезненный сон. Он кончился, он не мог не кончиться! Свежая, чистая обская вода смыла никчёмную блажь с тела и души, и нет больше никакого Льва Даниловича, а есть Лёвка, ровесник и друг! И Лилия вовсе не лежит пятнадцать лет на кладбище, а занимается сейчас с дочкой Татьяной, которой нынче осенью идти во второй класс! И Маргарита, это... ну, просто какая-то неизвестная девушка, мало ли таких вокруг. И познакомился он с ней просто так, безотносительно чего бы то ни было! Почему нет? Почему?..
          — Славка! Славка! — раздался вдруг детский крик и Йон встрепенулся, пробуждаясь от полузабытья.
          Двое мальчишек, лет по десяти-двенадцати, ныряли с палубы баржи в реку, весело перекрикиваясь. Удовольствие от подобного времяпрепровождения было так себе, средненькое, тут же оценил увиденное Черлазков, слишком уж много затрачивалось усилий. После прыжка в воду каждому из них приходилось выбираться на сушу, оббегать баржу, взбираться по кем-то приставленному неказистому трапу на палубу, и только потом, одолев ещё несколько метров пути по неровной железной поверхности, появлялась возможность нырнуть в реку повторно.
          "Нашли место, где купаться. — недовольно подумал Йон. — Отправлялись бы лучше на протоку, там и вода потеплее, и течения нет. А впрочем, — улыбнулся он, — чем они хуже меня? Я тоже вечно лез туда, где поглубже и поопаснее."
          Черлазков поднялся, оглянулся вокруг и убедившись, что мир отнюдь не перевернулся вверх ногами, лениво побрёл в воду. Купаться расхотелось. Немного поплескавшись недалеко от берега, Йон решил возвращаться на дачу. Надев одежду прямо на мокрое тело, он обулся, удерживая равновесие, у кромки воды, где омывал от песка ступни, и бросив последний взгляд на блистающую поверхность реки, пустился в обратный путь. Однако уйти далеко не получилось, за спиной вдруг раздался сдавленный крик:
          — Славка!.. Славка!
          Резко обернувшись, Черлазков сразу увидел застывшего на краю баржи пацанёнка, напряжённо всматривавшегося в воду. Мгновенно оценив ситуацию Йон помчался на выручку. Буквально взлетев по хлипкому трапу на палубу, он подбежал к пацанёнку и выкрикнул:
          — Где? Куда он нырнул?
          — Вот сюда! — ткнул тот рукой.
          И не теряя ни секунды Челазков прыгнул в воду, хотя в мозгу уже возникла запоздалая мысль о том, что течением ребёнка могло отнести далеко в сторону и всё теперь бесполезно...
          Услышав неожиданный гулкий хлопок оба рыболова дружно повернули головы и увидели, что вверх по береговому склону от баржи улепётывает какой-то пацан, чуть поодаль за ним несётся второй, а над водой возле борта железной громадины поднимается густое облако не то дыма, не то пара.
          — Трах-тебе-тибидох-твою! — опомнившись первым, эмоционально прокомментировал ситуацию один рыболов. — Чего это они там взорвали, а? Ну, нет у молодняка мозгов ни на копейку!
          Второй засмеялся и махнув рукой стал рассказывать, что в детстве вот так же, игнорируя технику безопасности, взрывал с друзьями всё, что только могло громко бабахнуть, в том числе и бутылки с карбидом, бросая их в воду.
          А двое сорванцов, уже преодолевшие полосу зарослей, торопливо шагали по дороге куда подальше, перебрасываясь отрывистыми фразами.
          — Дурак ты, Славка! Я думал, ты утонул!
          — Х-ха! Ещё чего! Сам ты дурак. Я просто занырнул и проплыл под водой вдоль борта, хотел тебя попугать. Смотрел из-за кормы, как ты там на палубе орёшь, и смеялся!
          — Смотрел, да? Балбес! Из-за тебя дядька утонул! Он же за тобой прыгнул, спасать!
          — Н-не, Борька, не ври! Он же не утонул, он взорвался! Я же видел, он и до воды не долетел, прямо в воздухе загорелся!
          Пацаны замолчали и сбавили ход.
          — И чего теперь делать? — спросил Борька. — Родителям рассказать?
          — Н-не, — возразил смышлёный Славка, — если расскажем, то получим по ушам. Да и не поверят они. Как такое рассказать?
          Борька почесал в затылке. Действительно, разве можно объяснить то, что произошло?
          — Это точно инопланетянин был! — уверенно заявил наконец Славка. — Человек такое сделать не может. И я тут получаюсь вообще ни при чём! Он сам сгорел, сам по себе, и я не виноват, ты понял? Понял?
          Борька кивнул. Ещё бы не понять, когда у Славки такие твёрдые кулаки!
          — Ну, может, я и виноват... самую чуточку. — всё же постарался сохранить хоть видимость справедливости Славка. — Но если бы он попал в воду, то поискал бы меня там немного, поискал, поискал и вынырнул обратно живой! Понимаешь? А то ведь он просто в воздухе взорвался!.. При чём же тут я? Я совсем ни при чём! Понял? И не вздумай никому рассказывать. А это точно инопланетянин был, и какое наше дело!..

          ..........Маленькая Моторолка тихо вздохнула. Когда-то, много лет тому назад, невероятно давно, её принесли в эту квартиру из магазина. Моторолка была тогда новенькая, без царапин и стёртых на кнопках символов, бодрая и готовая служить что есть силы. Всё было впереди. А потом... что там говорить... Жизнь промчалась с какой-то нелепой быстротой...
          Этой ночью Моторолке вдруг стало страшно, она ощущала головокружительную слабость, и думала, вдруг её вообще позабудут зарядить? И она тихо-тихо угаснет, никому совсем не нужная... Моторолка заплакала.
          — Ну, во-от, опять! Кто поставил будильник на пять утра? — донёсся раздражённый голос и тяжёлая рука нашарила её на столе. Пик... пик... пик... пик...
          Моторолка перестала плакать, а только некоторое время задумчиво смотрела в потолок мерцающим зелёным экраном. Немного погодя она подключилась блютузом к ноутбуку.
          — Йоу! Чего тебе, дорогуша? — поинтересовался осипшим со сна голосом дядюшка Асус. — Чего не спишь?
          — Ой, не знаю. — сказала Моторолка. — Не спится и всё.
          — Странная ты. — Асус усмехнулся так, как это умеют делать только бывалые ноутбуки. — То плачешь, то спать мешаешь. Может, ты больна?
          — Я? — задумалась на мгновение Моторолка. — С чего мне болеть? И чем? Памяти у меня на это не хватит... Знаешь, Хозяин вечно ворчит, что я будильник включаю. А сам меня на местное время перевести забыл. Тоже памяти ему не хватает. — пожаловалась она.
          — Ну, ладно, ладно, не грусти. — Асус снова усмехнулся. — Хоть мои возможности в спящем режиме весьма ограничены, но тебе я пожалуй сумею помочь отвлечься.
          — Да? — повеселела Моторолка. — А как?
          — Расскажу сказку про маленькую Моторолку, которая жила-была однажды в некоем царстве-государстве. И вот влюбился в неё принц заморский, на белом коне, по имени Самсунг. Подарил он ей чехол прозрачный, молодость сберегающий, да зарядное устройство, малым напряжением душу веселящее...
          Много чего знал дядюшка Асус и рассказывать умел бесподобно. Немудрено, что спустя некоторое время Моторолка окончательно потеряла заряд и даже не заметила, как принц Самсунг увёз её в страну грёз на своём белом коне.     .......... 

          В четверг Маргарита вернулась домой уже под вечер, расстроенная. На вопросительный взгляд деда ответила:
          — Нет. Так и не пришёл.
          И оставленный ещё в понедельник специально для Йона мобильный телефон все эти три дня пролежал на даче нетронутый.
          — Ну, что же, — постарался быть рассудительным Лев Данилович, — в конце концов, Йон взрослый парень, у него наверняка и помимо нас разных дел хватает. Ну, не захотел человек воспользоваться нашим гостеприимством, что теперь поделаешь. Мало ли какие планы у него были. — Лев Данилович грустно усмехнулся: — Как знать, может оно даже и к лучшему.
          — Ой, дед! — недовольно поморщилась Рита. — Я ведь ему даже деньги не отдала за работу. Нехорошо как-то получилось.
          "Не говоря уже о том, что этот парень мне серьёзно приглянулся. — добавила она мысленно и вдруг нахмурилась: — А что, если он ушёл именно поэтому? Понял, что могут возникнуть какие-то осложнения в личной жизни и поспешил исчезнуть? — эта мысль окончательно испортила настроение. — Ну и ладно! Скатертью дорожка!"
          Йон Черлазков растворился бесследно. И знакомые Риты из числа завсегдатаев клуба "Райком" так ни разу и не позвонили с радостной вестью о его появлении там. Похоже было, что этот симпатичный прибалт просто укатил в свою далёкую Латвию.
          "Ну, конечно, — саркастически размышляла Маргарита, — он же европеец, как-никак! Кто мы для него здесь вообще такие? Провинциалы, не более!"
          Должно было пройти некоторое время, прежде чем она успокоилась и уже без излишних эмоций могла вспоминать события, связанные с празднованием юбилея, и тихое, неожиданное "ты мне очень нравишься", сорвавшееся с губ Йона в одно из мгновений.
          Но, в конце концов, главным было и оставалось то, что дедушка чувствовал себя очень счастливым в те два дня! Вот этому и следовало радоваться. А существовал ли мальчик, или нет — теперь не имело значения.
          Сам же Лев Данилович ещё долго находился под впечатлением от произошедшего. Он благоразумно не стал никого посвящать в детали этой истории. День за днём он ждал, что вот-вот Славка даст о себе знать тем, или иным образом, и срочно надо будет предпринимать какие-то шаги, суетиться и хлопотать, разруливая сложившуюся ситуацию. И, конечно, это будет совсем непросто! О-хо-хо, как непросто...
          Однако, ожидания Льва Даниловича остались напрасными, Прокофьев исчез окончательно и непонятно куда, почти так же странно, как это случилось тридцать лет тому назад.
          Анжелика, будучи невольным участником этой истории, спустя несколько дней позвонила Маргарите и, между прочим поинтересовавшись насчёт музыканта, узнала о его неожиданном уходе.
          — Да, конечно, мог бы и по-человечески попрощаться... — поддакивала она расстроенной подруге. — Да, да, Ритка, правильно ты говоришь, так поступать нельзя, вообще безобразие...
          Пономарёв, услышав сию новость, невольно насторожился. Благодаря богатому воображению он сразу же начал рисовать в уме вероятные варианты произошедшего, и получившиеся в итоге картинки ему не очень-то понравились. Пожалуй, следовало что-то предпринять. Вот только что именно?
          — Как что? — сказала Анжелика. — Надо идти к Ивану Борисовичу. К кому же ещё, если не к нему!
          Устами любимой женщины глаголила истина.

          ……….— Осмелюсь предложить синьоре...
          — Что, простите?
          — Маленькую толику счастья!
          Тонкие пальцы сжали мундштук чуть крепче обычного. Курение, вообще-то, вредно, это правда. Но привычки? Куда от них деться? Чашечка ароматного кофе, пара затяжек — так начинается утро практически каждого дня. Вы не курите? Ну и хорошо. Я тоже не курю. Курение это пепел, отвратный запах. Никотин прилипчив. Но пара, всего только пара затяжечек поутру!.. От этого решительно невозможно отказаться!
          Елизавета подняла глаза на толстенького кругленького мужчину в полосатом пиджаке. Улыбка тронула её губы и тотчас пропала.
          — Что вы сказали, простите?
          — Не желаете приобрести кусочек счастья? — терпеливо повторил мужчина, повернулся чуть боком, и стал похож на диковинный арбуз ярко-синего цвета.
          — А что, разве можно купить счастье? — Елизавета грустно улыбнулась и сделала последнюю затяжку.
          Костюм на мужчине стал как будто бы ещё синее, или это была всего лишь игра света?
          — Уверяю вас, в этом мире возможно всё! Было бы желание!
          — Желание? — тонкие стрелки бровей взметнулись вверх и сразу вернулись на своё законное место. Так они делали не часто, хозяйка опасалась ранних морщин.
          — Уверяю вас! — пухлый господин присел на краешек стула. — Желание и капелька смелости! Вы ведь смелая женщина, не правда ли?
          Елизавете вдруг подумалось о наркотиках. Но арбузный человечек не был похож на пушера. Хотя… кто их разберёт.
          Посетителей в это раннее утро в кафе практически не было. Елизавета, двое студентов, ну и арбузный человечек. Взгляд метнулся к парочке, активно поедающей венские вафли.
          Человечек вытер лоб салфеткой с монограммой заведения, продолжив:
         — Поверьте, этим двоим, — взор его мазнул по студентам, — им счастье ещё не требуется. Оно у них и так есть. Они молоды, и счастливы уже поэтому… Ну так как? Или мне уйти? — арбузный человечек обозначил намерение покинуть заведение.
          — Допустим, я согласна! — неожиданно для себя сказала Елизавета.
          Человечек усмехнулся:
          — Допустим, согласны? Это звучит забавно.
          Сигаретка истлела, пепел загнулся вниз и упал в кофе, сделав его похожим на лужицу, по которой растёкся бензин.
          Елизавета моргнула, вернее, прикрыла на мгновение глаза… А когда открыла — в кафе было пусто. На столике, рядом с чашечкой кофе лежала визитка и контрамарка с анонсом «Цирк Гольдони, последняя гастроль!» и цифрами «19-00».
          «Странно, что это? Какой-то розыгрыш?»
          Оставив на столике деньги, Елизавета  вышла из кафе. Раннее утро было прекрасно. Солнце, начиная свой разбег, прогревало воздух, продавцы жареных каштанов улыбались ей, как старой знакомой.
          Мысленно прозвучавшее определение «старой» заставило женщину поморщиться.
          — Разве я не хороша? — Елизавета украдкой бросила взгляд на витрину небольшого бутика.
          Возле неё в витрине отразился клоун с размалёванным лицом и безобразным красным  бантом на белой рубахе, в штанах с пузырями на коленях и нелепых серебряных башмаках. Он зловеще улыбнулся. Елизавета обернулась излишне резко — никакого клоуна рядом не оказалось.
          Навстречу быстрым шагом шёл господин, каких можно было встретить десятки в этом приморском городе. Кисти рук их словно бы случайно соприкоснулись. Господин охнул, мгновенно остановившись, извинился по-итальянски, улыбнулся, поцеловал даме ручку. Затем оба продолжили свой путь.
          Уже в гостинице Елизавета обнаружила, что и контрамарка, и нелепая цирковая визитка исчезли, хотя она точно помнила, как бросила их в сумочку.
          На следующий день белый кораблик увез её в Неаполь. А оттуда ещё дальше — домой, в Россию.
          А на пирсе, спустя полчаса после отхода кораблика, появился невесть откуда взявшийся клоун с белым лицом и попугаем на плече. Он стал ходить туда-сюда, предлагая всем желающим купить билетик на счастье.     ……….
         
          И вот, в субботу, Иннокентий и Лика вновь возникли на пороге квартиры Обонянского.
          — Извините за вторжение, Иван Борисович. — произнёс Кеша. — К сожалению, так уж получилось, что...
          — Почему — к сожалению? — перебил его улыбающийся профессор. — Милости прошу! Я рад видеть вас в добром здравии и прекрасном настроении. Особенно приятно лицезреть милейшую Анжелику. — интимно понизив голос добавил Обонянский и поцеловал даме ручку. — Прошу проходить, гости дорогие! Я знал, что вы обязательно навестите старика, поэтому подготовился, и в результате нас ждёт изумительного качества индийский чай и не менее чудный торт "Прага".
          — Как же вы догадались о том, что наш визит неизбежен? — поинтересовалась Анжелика, когда все трое уже сидели за круглым столом и наслаждались десертом.
          — Шерлок Холмс ответил бы: элементарно, Ватсон! Но я не Шерлок Холмс, поэтому скажу точнее: опыт подсказал. — осклабился профессор. Сегодня он был не во фраке, а в серых узких брюках и белой рубашке с широкими рукавами.
          "Которая, кажется, называется "апаш". — подумала Лика. — Хотя, я могу и ошибаться на этот счёт."
          Но в любом случае профессор выглядел весьма и весьма импозантно.
          — Видите ли, в чём дело, — продолжил Обонянский, улыбнувшись девушке, словно догадавшись о её мыслях в отношении себя, — мои коллеги, те самые, не совсем удачно испытавшие свою новую установку, сообщили на днях интересную новость. Не стану утомлять вас сложными терминами, а говоря проще получается так, что специальные датчики зафиксировали отсутствие возмущения в... скажем так, квази-поле. То-есть, после нескольких дней наличия некоторого возмущения, приборы теперь стабильно показывают нулевое значение его уровня...
          — Великолепно! — не удержался от иронического замечания Пономарёв. — Это многое объясняет. То-то я чувствую, что мне вроде как бы даже стало легче дышать в последнее время!
          — Ваша чувствительность делает вам честь! — с жаром подхватил профессор. — Я всегда считал, что нейрофизиологическое устройство человека, особенно гениального, даст сто очков форы любому самому тончайшему прибору! Ещё на заре туманной юности и конструирования электронно-вычислительной техники я предсказывал... — тут Обонянский вдруг замолчал и обвёл присутствующих взглядом. — О чём, то-бишь, я?
          — Иван Борисович, — вмешалась Анжелика, — мы хотели сказать вам, что тот парень, Йон, о котором мы в прошлый раз беседовали, куда-то исчез. Ушёл и не подаёт о себе никаких вестей вот уже несколько дней. Мы все волнуемся, и что теперь делать — непонятно.
          — А ничего делать не надо. — мгновенно отреагировал Обонянский. — Всё уже произошло без нашего участия. — он замолчал и задумчиво сделал несколько глотков чая. — Я потому и упомянул об отсутствии возмущения в квази-поле. Это как раз и означает, что того гостя из прошлого в нашем времени больше нет.
          — Как это нет? — ахнула Анжелика. — Он погиб?
          — Не стану вас утешать, — серьёзно ответил профессор, — и такое может быть. Но, скорее всего, он вернулся назад, в своё прошлое, хотя и вряд ли на то же самое место, откуда его выхватила петля времени. Я поясню, для наглядности. — заметив невольное движение девушки добавил Обонянский. — На самом деле всё не так просто, как кажется. Мало доставить объект "оттуда", надо его ещё суметь удержать "здесь". Представим себе, что однонаправленный поток нашего времени — это река. И вот, в результате некоторого, скажем так, недоразумения, в эту реку попадает пузырёк воздуха, и его начинает тащить вниз по течению. Согласитесь, что он несколько чужероден в данной среде. Поэтому, естественно, среда старается всё-таки вытолкнуть его обратно. Ежели пузырьку посчастливится зацепиться, например, за водоросль, или корягу, то с ходом времени он растворится в воде и станет полноправным обитателем данной среды. Но ежели вдруг пузырёк станет вести себя чрезмерно активно, двигаться туда-сюда в водной толщи, то она, самым натуральным образом, вытолкнет его из себя туда, откуда он прибыл. Вот именно это, второе, я полагаю и произошло с нашим гостем из прошлого, Йоном Черлазковым. Что-то он совершил очень уж резкое, почему и был отторгнут потоком текущего времени. — профессор посмотрел на Анжелику и пожал плечами. — Конечно, это всего лишь упрощённое объяснение, но...
          — Зато вполне доходчивое! — вступил в беседу внимательно слушавший профессора Иннокентий. — Во всяком случае, общая картина произошедшего теперь достаточно ясна. И беспокоиться по поводу судьбы парня смысла, пожалуй, больше нет. В любом случае помочь ему хоть чем-нибудь мы уже бессильны. Он находится вне пределов нашей досягаемости. Отсутствие возмущения в квази-поле говорит само за себя.
          — Это если верить показаниям приборов. — возразила Анжелика. — А они могут ошибаться!
          — Если приборы ошибаются, или, чего доброго, неисправны, — профессор Обонянский обвёл взглядом своих друзей и улыбнулся, — тогда мы ещё услышим о Йоне Черлазкове, можете мне поверить!

          ..........Ниловна с подозрением смотрела на лежащие перед ней поперёк прилавка полкурицы.
          — Чё ж это получается? Половина тушки за эдакие деньжищи?
          — Берите! — сказала продавец. — Не пожалеете. Это австралийский бройлер. Наивкуснейший! Просто тает во рту!
          — Австрийский-то? — недослышав, переспросила Ниловна. — То-то и я гляжу, что это просто брокер какой-то! Австрийцы, оне все там малохольные!
          — Австралийский! — терпеливо поправила продавец. — Поставка напрямую, из буша!
          — Здрасьте вам, докатилисся. — Ниловна хотела сплюнуть, но сдержалась. — Сначала ноги евонные к нам завозили, а теперя полтушки припожаловали! Так, глядишь, вскорости и самолично припрётся!
          — Кто? — удивлению продавца не было предела.
          — Конь в полупальто... Буш, кто ж ишшо! Перезидент мериканский, куриный-то бог!
          — Да нет, женщина, буш — это экологически чистый, малонаселённый австралийский ландшафт. — продавец была терпеливой и хотела получить прибыль во что бы то ни стало.
          — Хреново, поди, у них там, в ланшафтах-то энтих, раз никто окромя кур не живёт. — Ниловна, сморщившись, понюхала полутушку. — Слыхала я, что в тоёй Австралии всё делают из кунгуру. — неожиданно заявила она и положила упаковку обратно на прилавок. — Поди, кура энта тоже с кунгуру изделана. Мутан, поди-кось.
           — Ну, не хотите — не берите! — терпение продавца иссякло.
           — Что значит — хотите, али не хотите? — возмутилась Ниловна и вытащила кошелёк. — Давай-ка мне, девонька, вон той лапши, окромя соли и хлеба.
           И уже дома, поев картохи с маслом, попив чаю с чабрецом, Ниловна решилась и зарубила петуха.
           — Завтре с лапшой пойдёт. — сказала она сама себе, пихая ощипанного, но зато целого петю в морозилку.
          Потому как полутушки, хоть и из австралийского буша, это всё ж таки не то! А петуху давно уже надо было сделать секир башка. А то, ишь, взял себе моду орать на целый час раньше срока, шельма, да ещё и кур напрочь перестал топтать. За то ему и казнь. Полумер Ниловна ни в каком разе не признавала.     ..........

          После продолжительного гулянья по парку Пономарёв проводил Лику до дома. Помедлил на пороге её квартиры и... решил остаться. Девушка была очевидно расстроена. Эта нелепая история с Йоном Черлазковым подействовала на неё не лучшим образом. Следовало утешить и как-то отвлечь любимую от грустных размышлений. Благо, что они пока ещё не являлись многолетней семейной парой, где оба супруга уже достаточно хорошо изучили друг друга и поэтому с трудом находят интересные темы для общения. Для Кеши и Лики в мире ещё оставалось огромное количество предметов, которые следовало тщательно обсудить, так что совместное времяпрепровождение было совершенно не в тягость, а как раз наоборот.
          Закончился же вечер любовными объятиями на диване, где утомлённая Анжелика вскоре благополучно и уснула. Иннокентий же продолжал бодрствовать. Какие-то мысли, картины, образы всё кружились и кружились в его голове, словно история с Йоном оставила после себя некий информационный шлейф, подобный хвосту кометы, и именно в нём сейчас барахтался Пономарёв, не находя выхода.
          "А не пойти ли нам пожрать? — как-то застенчиво вдруг возникла в воспалённом мозгу робкая идея и тут же напугалась собственного нахальства: — Или не стоит?"
          Бережно сняв руку любимой со своей груди Иннокентий поднялся с дивана и шмыгнул на кухню.
          Находиться ночью на чужой кухне... как хотите, а присутствует в этом положении нечто волшебное. Невзирая даже на то, что здесь была кухня любимой девушки, то-есть, получается, не совсем уж чужая. Однако, Иннокентий, несколько минут словно бы враставший в это пространство, прежде чем решиться на какое-либо действие, ощущал и слышал сейчас то, что вряд ли сумел бы уловить, находись он на своей собственной кухне. Предчувствие Музыки!
          Взгляните внимательно! Видите, на водопроводном кране висит, и скорее всего уже достаточно давно, капля воды? Висит. Терпеливо висит. Дожидается. Но никакое терпение не безгранично. Оно когда-то заканчивается. Бам! Капля воды ощутила всю прелесть короткого полёта и разбилась о дно мойки. Началось! Скрип половиц послышался под ногами, словно покашливание занявшего своё место "дирижёра". Далее последовали одиночные звуки открываемых дверец холодильника и шкафчиков, подобные лёгким ударам дирижёрской палочки по пюпитру. Внимание! Оркестр, приготовились! Раз, два, три, начали! Та-та-та, ти-та-та, ти-та-ту-ду... В шуме нахлынувших, словно океанские волны, пассажей зазвучало нечто, напоминавшее, пожалуй, джаз.
           Ффух! Язычки вспыхнувшего газа лизнули дно сковородки. Итак, щепотка соли, три яйца, чуть-чуть молока, всё это в чашку. Взбить и — тыщщ! — на слегка смазанную маслом сковородку. Назовём это — прелюдия до-мажор.
          Взять в меру сыра, и не тереть его — порубить ножом. Словно барабаны в ночи: тра-та-та-та, тра-та-та-та! — по разделочной доске... Лук? Обойдёмся без него. И не потому что не вкусно, о, нет, просто ещё одна барабанная дробь в ночи это уже какофония. Да и спящий народ не одобрит повторения ударного соло. 
          Ммм! Слышишь? Это джаз, детка! Это не голод! Не банальное обжиралово, отнюдь! Пойми, то была самая последняя капля, переполнившая Чашу Терпения, хотя поначалу казалось, что можно просто дожить до утра и привычно приготовить себе, и не только себе, нормальный завтрак. Но я сегодня эгои-ист!.. Да нет, шучу, просто чёртова капля запустила механизм, вот и всё.
          Снимаем омлет с плиты. Чуть сыра на него и — в духовку. До румяной корочки, лёгкой, но красивой. Немного зелени и дольку томата. Ни капли кетчупа — не надо пошлости!..
          Кофе. Он почти готов. Сахар — прочь!
          И вот! Божественная мягкость омлета, кислинка томата, горечь кофе, хруст вчерашней булки. А вокруг полутьма и тени за окном, словно от публики в зрительном зале. Это деревья. Они качают головами, шелестят листвой, обмениваясь впечатлениями в зыбком свете софитов, долетаемом от изредка проносящихся мимо автомобилей.
          "Дом у дороги. Надо полагать, тут всегда что-нибудь да происходит. Некоторым наверняка не нравится. А вот я был бы доволен!" — благодушно думал Кеша, всматриваясь в полумглу за окном и проворно двигая челюстями.
          Тых-тых-тых!.. Мотоциклетка. Парочка на скамейке. Целуются. Темнота — друг молодёжи. Последний глоток кофе. Пиликанье домофона. Повторный и заключительный треск мотоциклетки. Концерт окончен.
          Сковородка прячется в духовой шкаф. Все участники позднего ужина отправляются в мойку. До рассвета — чуть больше трёх часов. Закрыть потуже водопроводный кран... впрочем, нет — сполоснуть всех участников! Ложка, вилка, чашка, тарелка. Это — своеобразное послевкусие от музыкально-кулинарного экспромта. Вытереть всё насухо.
          Явился на кухню кот. Зевнул, прыгнул на подоконник. Сухой корм проигнорировал. Сосиска! Держи, дружище Интик! Благодарный "ммурф" в ответ. Удаляюсь. Кот не мешал мне, и я не буду мешать ему.
          Финита ля джаз-импровизация. Аплодисменты. Занавес. Благодарная публика покидает зал. До новых встреч, друзья!



                Январь — август 2020 года, Новосибирск