Наш век

               
 Тот яркий солнечный день запомнился Марине во всех подробностях. Она возвращалась домой из командировки . Всё сложилось удачно. Она привезла в Березовское профтехучилище документы двух девочек-сирот из школы-интерната. В училище ей всё понравилось – ухоженные цветущие клумбы, чистота, уютные залы с развешанными на стенах картинами учащихся, приветливое отношение завуча и других работников.               

  Марина  шла по пыльной дороге на электричку усталой походкой, а июльское послеобеденное солнце палило нещадно, и хотелось поскорее дойти до какой-нибудь тени. Слева вдоль дороги тянулись домики и невысокие заборы, а справа вдали виднелся заросший камышом берег речки Тилигул. Когда-то, лет сто назад, это была полноводная судоходная река, быстро несущая свои воды к морю. Об этом говорило её название –Тилигул -быстрая. Но теперь об этом напоминал только несмелый ветерок, шелестящий в камышах и чуть веющий прохладой.

 До полустанка оставалось идти ещё не менее километра, а силы уже были на исходе. Вдруг впереди Марина заметила скамейку под высоким, раскидистым тополем. Это было настоящим счастьем. Скамейка представляла собой два брёвнышка, прочно вкопанных в землю под деревом. Сверху к этим брёвнышкам была прибита гладко обструганная половина распиленного бревна.

 Сидеть на скамейке было пусть не так удобно, как на обычных садовых скамейках. Зато сразу пришло в голову, что за последние годы садовых скамеек уже почти нигде не осталось. Их давно разобрали на дрова. Злополучные девяностые годы двадцатого века «славились» ещё и выбитыми окнами в электричках, облезлыми сидениями в автобусах. Самое ужасное было в том, что человеческая жизнь перестала быть чем-то священным и ничего не стоила. Из-за кошелька можно было легко расстаться с жизнью. Совсем недавно в своём подъезде поздно вечером был убит в Одессе директор школы-интерната Блажевский Иван Иванович. Это был человек большой души, замечательный во всех отношениях. Убийцу даже не искали. 

   Марина поднялась со скамейки, тяжело вздохнула и зашагала к виднеющейся вдали будке стрелочника. Там она достала из сумочки  блокнот и ручку, уселась на торчащую толстую трубу в тени будки, и побежали по бумаге строчки стихов с названием  «Скамейка»:
     Я шла по дороге походкой усталой
     Под солнцем июльским в полуденный зной,
     А издали   роща манила прохладой
     За мостиком над Тилигулом-рекой.
И вот я у цели, вдруг вижу – скамейка
Из гладкой колоды на брёвнышках двух.
- Эй, путник, присядь, - приглашает скамейка,
- В тени отдохни, успокой ты свой дух.
     Сижу я под сенью ветвей тополиных,
     И добрые чувства теснятся в груди.
     В наш век двадцать первый с оскалом звериным
     Заботу о ближнем, попробуй, найди!
Спасибо рукам, сотворившим скамейку,
Спасибо тому, кто на свете живет
Не только лишь думой о личной копейке!
И пусть к нему счастье сторицей придёт!
 
    Шёл только четвёртый год нового века и нового тысячелетия. Вроде бы тогда небо над головой было чистым. Ничего не предвещало войны. Но откуда-то из подсознания появилось это «с оскалом звериным». И  вспомнились эти строчки теперь, когда война пришла в Украину. Страшная, разрушительная, безжалостная и беспримерная. Как недавно услышала Марина от одной знакомой : «Русские, украинцы, чеченцы и евреи по ту и по другую сторону…»