Точка опоры

Почти деревенская история в десяти картинах
Действующие лица:
Петрович - Крейсер Петрович Чеша, 83года
Аграфена Тихоновна – жена Петровича, 85 лет
Кирилл – племянник Петровича, 30 лет
Тоня – жена Кирилла, беременная, 27лет
Леонид – друг Кирилла, риэлтор, 32 года
Ваня – сын Леонида, 10 лет
Зинаида - Зинаида Кисель, беременная на последнем месяце, 42 года
Врач Скорой помощи – Михаил Федорович Пантелеев, мужчина за 40 лет
Василий - мужчина лет 50
Лера – жена Леонида
Место действия: дом в бывшем совхозе «17 лет Октября».
Время действия: конец декабря


                Картина первая
Дом в бывшем совхозе «17 лет Октября». Посреди комнаты большой стол, на столе телефон, у стены бельевой шкаф, комод, скамья, стулья. На комоде портрет старика с траурной лентой. У телефона сидят Крейсер Петрович и Аграфена Тихоновна. Молчат.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Отец, Юраша что-то не звонит, а обещался.
ПЕТРОВИЧ.   Сыну будто заняться нечем, только по телефону балякать.
Молчат.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.  Петруша, фотографию-то Ивана поди убрать? Полгода уж прошло. Прости Господи, все там будем, мёртвым покой, а живым забота.
ПЕТРОВИЧ.    Убери в шкап.
Аграфена Тихоновна встаёт, убирает фотографию в шкаф, садится. Молчат.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.     Кирюша вроде собирался приехать. Приедет аль как?
ПЕТРОВИЧ.     Сказал «приедет», значит, приедет.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.    Кабы наш Юрушка с семьей в родное село вернулся-то, можно и помирать спокойно.
ПЕТРОВИЧ.   Заладила сорока.
Молчат.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.  А как же Иван дом внуку оставил, о сыне не позаботился-то?
ПЕТРОВИЧ.    А чё о нём заботиться, телёнок что ли? В город подался, с женой развёлся, в деревню носа не кажет, водка ему дороже семьи. Пфу!
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.  И то правда.
Молчат.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.  Зинаиде, поди, рожать скоро? Сам повезёшь в район, аль как?
ПЕТРОВИЧ.   Сам, кому ж вести-то.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Бесстыдник, креста на тебе нет. Хоть бы детей постеснялся.
ПЕТРОВИЧ.    Груня, ты чего завелась? Бу-бу-бу, бу-бу-бу…  да и сын будет звонить, нечего ему тут про всякие глупости знать.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Хороши глупости, нечего сказать!
ПЕТРОВИЧ.    Груня, ну чего ты начинаешь?!
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Мне уж девятый десяток пошел, а сраму такого в жись не имела(встаёт.) Неча мне тут с тобой рассиживаться. Пойду курей накормлю.
ПЕТРОВИЧ.    Вот, поди лучше. Да принеси чего поесть.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Принесу (уходит).
ПЕТРОВИЧ.    Ох, Зинаида. Вот привязалась бабёнка! Как собачка ходит. А куда ей деваться-то? Одна, как есть одна. Да… Просто кошки в лес не ходят. Груня вся извелась уже. И что за манеру бабы взяли ревновать? А всё телевизор, будь он неладен. С утра до вечера эту срамоту кажут, пфу! Вон, в Европе населения мало стало. А где ж его взять-то? Бабы ихние совсем, говорят, рожать перестали. А кого винить? Ревнивых жён! Ежели ты сама уже не можешь иль не хочешь, не задерживай прогресс! Вот Груня моя ревновать вздумала, а не поймёт своей куриной башкой, что мужик-то он – один, а бабе кажной родить надо: «Петрович, подсоби»,- ну и подсобишь, бывало. А как иначе - историческа необходимость, после войны-то…
В ходе монолога возвращается Аграфена Тихоновна, Петрович её не видит.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Историческа необходимость у него! После войны у тебя ещё не вырос! 
ПЕТРОВИЧ.    Грунюшка, дак…
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.    Уйди с моих глаз! (ставит на стол огурцы) Вот Андреич – исключительный был мужик. Жену свою как жалел-то, любил, значит. Она, как заболела, так охотниц много было, а он, как щас помню: Настасья сидит, крючком вяжет краси-иво так, локтем край прижимает, а другой рукой приловчилась вот как-то. Говорить уже не могла, всё глазами одними улыбалась. Люди к ней ходили в глаза поглядеть, за счастьем. А мне что?
ПЕТРОВИЧ.    Слышь, мать? Собаки залаяли. Никак Кирилл приехал? Чего расселась-то?(выбегает)
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.    Петруша, куда ты не одевшись-то! (берёт в охапку его одежду, тоже выбегает)

                Картина вторая
Та же комната. Заходят Кирилл, Леонид и Тоня. Заносят пакеты.
КИРИЛЛ.     Как вам дом?
ЛЕОНИД.     Хорош! (выходит)
КИРИЛЛ.      А тебе, радость?
ТОНЯ.      Дом как дом. Старики у тебя смешные.
КИРИЛЛ.     Есть такое. Петрович, он бабушкин брат, по соседству живёт, за домом присматривает. (обнимает её). Как он там?
ТОНЯ.  Хорошо, кажется, уснул, пока ехали. Ой, огурчики! Солёненькие (берёт из миски, надкусывает).
КИРИЛЛ.     Аграфена Тихоновна насолила (берёт огурец, ест).
КИРИЛЛ.    Вот и ладненько. Хозяйничай! Дед в совхозе директором стал, так что самый лучший в селе дом дали, даже телефон есть. Кстати, сын стариков, Юрий сюда звонит по выходным.
ТОНЯ.     Хорошо, что старики печь затопили (греется у печи).
КИРИЛЛ.    Ты сильно-то не грейся, может тебе вредно. Сейчас и так тепло будет.
Кирилл подбрасывает в печь дрова. Тоня достаёт из сумки свёртки.
КИРИЛЛ. (Тоне) Помощь нужна?
ТОНЯ.     Пока нет.
ТОНЯ.     Кирюш, смотри, успела всё же подарок Леониду купить. В другой раз предупреждай заранее.
Кирилл рассматривает подарок (спортивная шапка).
КИРИЛЛ.    Не маловата?
ТОНЯ.     Это же Ваньке. Они вместе ходят, как одному брать? Так сразу будет видно: отец с сыном. (достаёт ещё одну шапку и шарфы)
КИРИЛЛ.    Ну да, норм. Ты молодец! (целует её) Я сейчас вернусь (уходит).
Входит Леонид, вносит ещё пакеты, вынимает из пакета спиртное и продукты.
ЛЕОНИД.   Тоня, займёшься? Я тут накупил кое-чего, днюха всё же. Торт в коробке. Пиццу только негде, наверное, разогреть.
ТОНЯ.     Разберёмся. Что я, первый раз в деревне?
ЛЕОНИД.    Хорошо тут, только добираться неудобно. Хотя, если на своей машине, то какая разница.
ТОНЯ.    Как думаешь, дадут за него хорошую цену?
ЛЕОНИД.      Дом на любителя, но может и дадут. Место хорошее. Город рядом. Даже телефон есть. Посмотрим. Я, конечно, постараюсь.
ТОНЯ.      А если обмен?
ЛЕОНИД.   Будем пробовать.
ТОНЯ.      Спасибо тебе, Лёнечка. Вот родится ребёночек, крёстным позовём.
ЛЕОНИД.   Договорились.
ТОНЯ.    Ванька твой чего в дом не заходит?
ЛЕОНИД.   Да большой уже, куда он денется, придёт.
ТОНЯ.    Смотри, если что, Лера в другой раз его не отпустит.
ЛЕОНИД.   Всё законно. Эти выходные мои.
ТОНЯ.    Сошлись бы! Ребёнок всё же.
ЛЕОНИД.   А (машет рукой).
Заходит Кирилл с охапкой дров, кладет их к печи, проходит в комнату.
КИРИЛЛ.    Бабушка Глафира сама тут всё шила. Я помню, как она ещё и ткала. А готовила как! Достанет из печи чугунок, а мы уже с ложками сидим. Но пока дед за стол не сядет ни-ни. Перед праздником булочки пекла на два противня. В сенки их вынесет, а мы потихоньку оттуда таскаем. Она, конечно, замечала, но никогда не ругалась. Да, старики были классные.
ЛЕОНИД.   А Крейсер Петрович вам родственник?
КИРИЛЛ.   Да, дядька, бабушкин брат. Уникум! Все комсомольские стройки прошёл. 
ТОНЯ.    На фотографии это они? (показывает на стену)
КИРИЛЛ.  Ну да. В центре сидит дед – Иван Лопата, он самый старший. Рядом бабушка Глафира Петровна. Стоят: Крейсер Петрович с Аграфеной Тихоновной и тётка Настасья с Андреичем.
ЛЕОНИД.  Андреич - это кто?
КИРИЛЛ.  Они с дедом в войну вместе партизанили. Деду тринадцать тогда было, а Андреич на два года младше. После войны он на нашей тётке Настасье женился. Она в войну еще девочкой поседела, у неё считай, на глазах фашисты мать убили. Когда они в дом зашли, мать её под корытом спрятала, в котором белье стирала. Настасью потом мать Петровича подобрала. Корыто это оцинкованное до сих пор живо, только погнулось немного, тётя Груня его коровам приспособила.
ЛЕОНИД.  Ничего себе история!
ТОНЯ.      Да…  А это кто?
КИРИЛЛ.    Это Петрович на Целине, красавец!
ТОНЯ.    Ну да, первый парень на деревне. Кирюша, а телевизор здесь работает?
КИРИЛЛ.      Должен работать. Сейчас включим.
Кирилл включает телевизор, и он идет всё время вторым планом.
Заходят Аграфена Тихоновна и Петрович. Аграфена Тихоновна ставит на стол сотейник, накрытый полотенцем.
ПЕТРОВИЧ.    Обживаетесь? Вот и хорошо.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА. Пожалуйте, Тонечка, угощайтесь. Я вам картошечки с грибами принесла, со сметанкой. Ешьте на здоровье.
ТОНЯ.   Ммм, как вкусно пахнет. Спасибо вам, Аграфена Тихоновна.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА. Баба Груня я, милая. Можно и тётушка, как хочется, так и зови.
ТОНЯ.   Баб Груня, да вы не беспокойтесь. У нас всё есть, вон сколько привезли.
ПЕТРОВИЧ.    Да это всё не то. Поди, стосковались по деревенской-то пище? Всё натуральное, без этих там ГМУ.
КИРИЛЛ.   Без ГМО, Петрович.
ПЕТРОВИЧ.    Да, какой шут разница. Отрава, одним словом. Совсем хотят нашего брата извести. А я погляжу, у вас тут пир намечается.
КИРИЛЛ.   У Леонида сегодня день рождение, решили здесь отметить.
ПЕТРОВИЧ.    А! Так, может, за встречу?
ЛЕОНИД.    Водочки? Или пивка?
ПЕТРОВИЧ.    Мне беленькой.
Наливают, чокаются, выпивают, закусывают.
ТОНЯ.     Какое у Вас имя интересное, Крейсер Петрович.
ПЕТРОВИЧ.    Это в честь крейсера Авроры. Я родился аккурат 7 ноября, день в день.
ЛЕОНИД.   Ну, это понятно.
ПЕТРОВИЧ.    А совхоз у нас «17 лет Октября»! Крепкий был совхоз.
КИРИЛЛ.     Дед, ты опять?
ПЕТРОВИЧ.    Молчу.  Охота же поговорить с хорошими людьми.
ТОНЯ.    Кирилл, что ты его одёргиваешь, мне, допустим, интересно.
ПЕТРОВИЧ.     Вот! А ты мне рот затыкаешь. Раньше город был, как город. А теперь – приедешь и думаешь: «В какую страну я попал?» Ни одного русского слова. Какая-то пивнушка задрипанная, а называется «Триада», твою мать. Сколько же дури-то у людей!  А песни сейчас поют: три слова, три повтора. Пфу. Филька вот поёт: цвет настроения синий, внутри мартини, в руках бикини. Это с какого такого перепугу?
КИРИЛЛ.     Ну, началось…
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Кушайте, кушайте, всё своё, свеженькое.
ТОНЯ.    Давно такой картошечки не ела.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Наливочки вот моей отведайте.
КИРИЛЛ.     На чём это она у тебя, тёть Грунь?
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Та на рябине. С устатку и выпейте.
КИРИЛЛ.      Давайте ещё по маленькой.   
ЛЕОНИД.     Давайте.
ПЕТРОВИЧ.    Ну, за приезд!
Выпивают.
ПЕТРОВИЧ.   Вот раньше были певцы так певцы: Иосиф Кобзон, Юрий Богатиков, Людмила Зыкина…
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Что-то холодно, Петруша, ты за печкой-то следи. У меня там тесто подошло, пойду вам пирожков настряпаю.
Петрович подходит к печке, мешает угли, подбрасывает поленья.
ТОНЯ.   Баба Груня, давайте я Вам с пирогами помогу.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Помоги, милая, коль охота есть.
ЛЕОНИД.     Пойду и я, посмотрю, где Ванька.
Уходят.               
                Картина третья
За столом Крейсер Петрович и Кирилл. Кирилл нервно вертит в руках сотовый телефон.
ПЕТРОВИЧ.    Ну, как добрались-то?
КИРИЛЛ.    Лучше не спрашивай. Хотя, в принципе, нормально.
ПЕТРОВИЧ.    Ну и ладно. Вот скажи мне, пожалуйста, Кирилл. Чего хорошего в этом вашем городе? Что тебе в родном селе не живётся?
КИРИЛЛ.     Петрович, что ты ко мне пристал? Я один что ли такой? У меня работа в городе, заработок приличный. Где здесь работать?
ПЕТРОВИЧ.     Как где? У нас, между прочим, совхоз был ого-го! Свой молокозавод, пекарня. И сыры, и хлеба – всё своё. А рыбное хозяйство какое! Между прочим, районное начальство частенько на рыбалку приезжало. Бывало, и выше начальство заглядывало.
КИРИЛЛ.    Когда это было? Забудь.
ПЕТРОВИЧ.    Родители твои тоже в город уехали, и что? А были бы при селе, и жили бы себе на здоровье. А так…
КИРИЛЛ.     Какое село, Петрович?! Ты о чём? Семь дворов, и то одни старики. Да что у вас тут со связью?
ПЕТРОВИЧ.    А ты к косяку дверному подойди, там получше будет. Я вот говорю, после войны тоже хозяйство восстанавливали. Всяко было.
КИРИЛЛ.   Слушай, Петрович, хватит мне мозг выносить своими разговорами! У друга день рождение справляем, а ты тут агитацию устроил. Что у вас тут за связь?!
ПЕТРОВИЧ.     Вот у нас связь (показывает на телефон), нормально работает. Я на неделе заплатил.
Кирилл подходит к телефону, нервно набирает номер.
ПЕТРОВИЧ.    Отца-то давно видел?
КИРИЛЛ.   Давно. Погоди, Петрович. Алло! Алло! Мама. Мама, ты меня слышишь?.. Да. В деревне. Связь плохая… Привет, конечно, передам. Что тебе отсюда привезти?.. Ага, понял. Друг мой, риэлтер со мной, поможет. … Да. Хорошо. Заеду на обратном пути.
ПЕТРОВИЧ.    Мать-то как? Живёт со своим?
КИРИЛЛ.   Живёт.
ПЕТРОВИЧ.    Я что-то не понял, риэлтер это зачем?
КИРИЛЛ.    Дом я продаю, Петрович.
ПЕТРОВИЧ.  Как это продаёшь?
КИРИЛЛ.    Ты видишь, жена скоро родит. В декрет пойдёт, квартиру уже не потянем, а в общагу с ребёнком, как ты представляешь? Свою надо покупать.
ПЕТРОВИЧ.   Ну и живите тут. Огород засадишь, своё натуральное кушать будете. Корову вон у Андреича возьмёте, он как помер, так они и осиротели, а на мясо сдать рука не поднимается.
КИРИЛЛ.    Петрович, очнись. Какая корова? Какая деревня? Ты о чём!
ПЕТРОВИЧ.   А о том! Я вот против, чтобы дом Ивана с молотка пошёл!
КИРИЛЛ.    Послушай, Петрович, я в твои дела не лезу, и ты в мои не лезь.
ПЕТРОВИЧ.     Вот как значит, ты заговорил. Видно, мало тебя дед по заднице хлестал. Обрадовались - Кирилл приехал! Дааа. Яблоко от яблони недалеко падает.
КИРИЛЛ.    А вот этого не надо!
Заходит Леонид.
ЛЕОНИД.    Кирилл, что это вы?
КИРИЛЛ.     Да так. Ванька где?
ЛЕОНИД.     С дедом на конюшне. Пускай на живых коней посмотрит, а то  от планшета не оторвёшь.
КИРИЛЛ.     Андреич, говоришь, умер?
ПЕТРОВИЧ.    Умер. Как Настасья померла, он и есть перестал. Груня принесёт ему поесть, так он – «не охота», - говорит. А тут захожу к нему, а он сидит доски строгает: «Померь, говорит, меня, Петрович». «А на что тебе?» – спрашиваю. «Гроб, говорит, себе хочу сколотить, чтоб из городу не возить». Головой, значит, с горя сдвинулся. Одними коровками своими и был жив. Он как в коровник заходил, так коровы  ажно солдаты в шеренгу выстраивались. А то как же! Андреич он к каждой подойдет, погладит, поговорит. Доброе слово и скотине приятно. А погладь он одну? Забодают! Вот Груня того не понимает – была бы она на селе одна така счастлива, так давно бы заклевали. А так… Помер Андреич. Вот церковь стоит, а отпеть некому. Так и схоронили.
КИРИЛЛ.     Да. Хороший был мужик, дельный.
У Леонида звонит телефон.
ЛЕОНИД.    Да… Риэлтерская компания «Все дома». Слушаю… Да…Конечно, работаем… Размен? Минуточку, сейчас запишу… Ало, ало… чёрт… связи нет.
КИРИЛЛ.      Лёнь, к косяку подойди.
ЛЕОНИД.      При чём тут косяк?
 КИРИЛЛ.      Да точка тут такая, только в ней и ловит.
Петрович подходит к Леониду.
ПЕТРОВИЧ.      Все дома, значит? Риэлтором, говоришь, заделался. К нам тут приехал свои дела разводить? А мы вас и не ждали!
ЛЕОНИД.      Что это вы, Крейсер Петрович, себе позволяете?
ПЕТРОВИЧ.      А вот шышь вам с маслом, а не дом!
КИРИЛЛ.       Петрович, угомонись. К нему-то что придираться? Это моё решение.
Заходит Зинаида, женщина на последнем месяце беременности.
                Картина четвертая
Те же и Зинаида
ПЕТРОВИЧ.     Ты чего это, Зинаида? Гости тут.
ЗИНАИДА.    Здрасьте, люди добрые!
Кирилл и Леонид здороваются с Зинаидой.
ЗИНАИДА.     Да я, Крейсер Петрович, что-то заболела.
ПЕТРОВИЧ.     Зинаида, ты это брось! Тут люди из города, день рождение, понимаешь, встречать приехали на землю отцов! А ты тут со своими глупыми болезнями. Иди, Зинаида, домой, не выдумывай.
ЗИНАИДА.   Петруша, да я … тянет всё, и поясница так и ноет, так и ноет. Боюсь я что-то.
ПЕТРОВИЧ.    Ты, Зинаида, это прекрати! Знаю я ваши женские штучки. Тут люди серьёзные. Ступай.
ЛЕОНИД.    Крейсер Петрович, что Вы её гоните, ей же вот-вот и рожать.
ЗИНАИДА.     Чего это вы говорите? Не беременная я, одинокая, мужика-то нет. А что живот - так это я растолстела, на диету надо садиться. Тут вот поясницу прихватило.
КИРИЛЛ.    Зинаида, да вы садитесь.
ЗИНАИДА.     Да постою я. Утром, было, прибраться в доме решила, шкаф поближе к окну передвинуть, а кровать - от окна подальше, чтоб не дуло. Ну и поставила.
ПЕТРОВИЧ.    Ну?
ЗИНАИДА.      Ну и заныл живот-то.
ПЕТРОВИЧ.     Зинаида! Ты это специально спектакли нам разыгрываешь? Тут тебе не театр. Чего ты добиваешься?
ЗИНАИДА.    Чего мне добиваться? Ничего я не добиваюсь.
ПЕТРОВИЧ.    Ну всё, Зинаида, ступай, не отрывай людей от праздника.
ЗИНАИДА.    А я и спеть могу, если что.
ЛЕОНИД.      Что вы такое говорите, Крейсер Петрович! Женщина вот-вот родит, а вы ей мораль читаете!
КИРИЛЛ.    Правда, Зинаида, что же вы стоите в дверях, проходите, садитесь.
ЗИНАИДА.    Да не беременная я! Одинокая, мужика-то нет. Откуда ей взяться?  Я вам лучше спою, а не хотите, так и сплясать могу. (поет) Вези меня в Париж, ну чем я не красива? Ой, мамочка, что это? Петруша!
ПЕТРОВИЧ.     Зинаида, ты брось эти свои штучки!
ЗИНАИДА.   Ой… А где эта Катюша? (смеётся) Про того, которого любила, ай… ты песня, песенка девичья.
Леонид подбегает к Зинаиде.
ЛЕОНИД.      Зинаида, ну что же вы!
ЗИНАИДА. (плачет) Да не беременная я! Откуда оно взялось бы, мужика-то нет.
ЛЕОНИД.    Да нет, беременная Вы, гражданочка. И одна ходите. Скорую надо вызывать.
ЗИНАИДА. (плачет) Да какая я беременная? Растолстела от спокойной жизни. Стоишь и стоишь в магазине целый день. Это не то, что в городе. Ой, что-то живот, будто каменный сделался. А если помру?
ПЕТРОВИЧ.    Типун тебе на язык! Ты что, совсем ошалела, баба?
ЗИНАИДА.    Отпустило.
ЛЕОНИД.     Что же Вы, Крейсер Петрович, женщину в район не отправите? У вас же тут глушь. Скорую надо вызывать!
ПЕТРОВИЧ.    Какая же у нас глушь? Два часа и в городе.
КИРИЛЛ.    Может её отвезти?
ЛЕОНИД.    Куда отвезти? Вы на учёт встали, гражданочка?
ЗИНАИДА.    Нет.
ЛЕОНИД.     Значит, только Скорую.
ПЕТРОВИЧ.    Ну, Скорую, так Скорую.
КИРИЛЛ.     Зинаида, давайте мы вас до дома проводим, а Крейсер Петрович Скорую вызовет.
ПЕТРОВИЧ. (в трубку) Скорая! Скорая! (Кириллу) Да сделайте вы тише этот телевизор! Скорая? Совхоз «17 лет Октября». «17 лет Октября»! Дом номер пять. Женщина рожает! Зинаида Кисель. Ки-сель - фамилия у неё такая. Отчество – Степановна. Зинаида Степановна Кисель. Сорок два года. Мужа нет. Детей нет. Сирота она. Да, первородящая.
КИРИЛЛ.     Как же Вы так решились ребенка рожать?
ЗИНАИДА.      Да не беременная я! Мужика-то нет! Ой! Петруша, опять.
ЛЕОНИД.     Зинаида, потерпите. Скорая сейчас приедет. Всё будет хорошо.

                Картина пятая
В дом заходят Аграфена Тихоновна и Тоня. Аграфена Тихоновна недовольно косится на Зинаиду, в руках у неё чашка с пирогами, завернутая в полотенце.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Ты чего это, Зинаида, тут делаешь? Люди городские приехали, отдохнуть хотят, праздник у них.
ЗИНАИДА.     Ой, мамочка!
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Господи! Началось.
ТОНЯ.     Что тут происходит?
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Воды-то отошли?
ЗИНАИДА.      А я знаю? Ой, мамочки!
ТОНЯ.      Кирилл.
КИРИЛЛ.    Тоня, не волнуйся. Это знакомая Петровича. «Скорая» сейчас за ней приедет.
ЗИНАИДА.     Ой, распирает-то как! Мамочки, что ж такое-то?
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.    Воды-то отошли, говорю?
ЗИНАИДА.    Откуда я знаю!
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.    Ну, мокро там у тебя?
ЗИНАИДА.     Мокро.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.    Схватки это, милая. Ох, Зинаида, теперь терпеть придётся. Ничего, не боись, милая, все рожают, и ты родишь. Переодеться бы тебе надо (уходит).
ЗИНАИДА. (плачет) Да не беременная я! Ой, мамочки, опять!
ТОНЯ.    Дышите, Зинаида, дышите, нас так учили. Вы только не бойтесь. Кирилл, ну что ты стоишь! Ну, делай же что-нибудь!
КИРИЛЛ.  А что я? Леонид, ты же врач.
ЛЕОНИД.   Какой я, на фиг, врач!
ТОНЯ.    Ну, хоть какой, всё же педиатр!
ПЕТРОВИЧ.    Хм… Педиатр…  Дак то ж баба, а не мужик!
ЗИНАИДА.    Ой, мамочки, Петруша! Что делать-то? Доктора, однако, не дождусь.
ЛЕОНИД.      Воду может согреть, тряпки чистые приготовить.
КИРИЛЛ.      Тонь, посмотри там в шкафу.
Кирилл ставит ведро с водой на печь. Тоня подходит к бельевому шкафу, ищет бельё.
ПЕТРОВИЧ.    Так ты же по мужикам, как энтот…педиатр!
ЛЕОНИД.       По каким мужикам?
ПЕТРОВИЧ.     Как по каким? Ну, по энтим.., сиреневым.
ЛЕОНИД.      Ты о чём, дед?
ПЕТРОВИЧ.     Тут одна в районе рассказывала, двое мужиков прижили ребёночка. А у нас-то такого закона нет, чтоб жениться. Вот и пришлось за границу ехать, не оставлять же дитя сиротой.
КИРИЛЛ.    Ты что, очумел, Петрович? Ты о чём? Баба твоя рожает, а ты сидишь треплешься!
ПЕТРОВИЧ.    А чё сразу моя?
КИРИЛЛ.     А чья? Что бы она к тебе сюда притащилась!
Кирилл берёт пустое ведро и выходит.
ПЕТРОВИЧ. (Леониду) Дак я только, что, если ты по мужикам, то чего к бабе-то лезть.
ЛЕОНИД.   Слушайте вы, Крейсер Аврорыч! Шли бы вы… за водой а!
ПЕТРОВИЧ.     Ааа… ну дак Кирилл пошёл.
 ЛЕОНИД.   И где эта вода?
ПЕТРОВИЧ.      Знамо где - в лесу. Родник я ещё сегодня утром проведал.
ЛЕОНИД.    Бред какой-то. Какой лес? Какой родник?
ПЕТРОВИЧ.   Нашенский, какой же ещё. Один у нас родник. Ладно, пошёл я. 
ЛЕОНИД.    Ну, так идите уже!
ПЕТРОВИЧ.     Ну, дак пошёл (уходит).
Петрович уходит.
ТОНЯ.   Вот полотенца, простыни.
ЛЕОНИД.   Тоня, занавес надо сделать.
ЗИНАИДА.     Ой, мамочки, распирает-то как! Не могу больше!
ЛЕОНИД.    Тоня не стой. Булавками простыни закалывай.
Тоня и Леонид делают занавес. Возвращается Аграфена Тихоновна.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА. (Зинаиде)  Надень вот рубаху. Чистая. Я в ней Юрушку рожала. Так сподручнее будет.
ТОНЯ.     Всё. Готово.
Аграфена Тихоновна с Зинаидой заходят за занавеску, за ними Тоня. В дом входит Петрович, за ним Кирилл с вёдрами.
ПЕТРОВИЧ.      Ну как она тут?
ЛЕОНИД.      Где ваша Скорая?
ПЕТРОВИЧ.      Да кто её знает.
КИРИЛЛ.      Может баню затопить?
ЛЕОНИД.      Можно.
ПЕТРОВИЧ.     Дак, в баню нельзя. Там этот… болван сидит.
КИРИЛЛ.      Какой еще болван?
ПЕТРОВИЧ.      Ну, дак… деревянный.
ТОНЯ.      Лёнечка, что дальше?
ЛЕОНИД.  (Петровичу) И что дальше?
ПЕТРОВИЧ.     Ну, я его туда, в баню то есть, подселил, чтобы он мне жись не портил.
ЛЕОНИД.      Деревянный? Послушайте, как вас там…
ЗИНАИДА.      Петруша!
ПЕТРОВИЧ.     Здесь я, здесь. Не боись.
ЛЕОНИД.      Петр Крейсерович, женщина, между прочим, рожает, и, по всей видимости, ваша родственница, а вы…  вы…идите в баню!
КИРИЛЛ.     Пойдём, Петрович.
ЗИНАИДА.       Петруша, погодь, однако я и вправду рожаю. Вдруг со мной что случится, сыночек пусть будет Серафим. Обещай! А если девочка, то…
ЛЕОНИД.      Аврора.
ЗИНАИДА.     Настенька. Ой, мамочка!
ТОНЯ.     Ой! (выбегает на улицу).
ПЕТРОВИЧ.     Ты чего это, Зинаида, наговариваешь! Разродишься, как та бурёнка.
 ЛЕОНИД.    Слушайте вы, бык осеменитель, шли бы вы лесом отсюда и не показывались, а то сами будете роды принимать!
ПЕТРОВИЧ.     А ты пальцем-то в меня не тыч! Не имеешь права! Приехал тут риэлтер, не видали вас! Крейсер Петрович я! Чеша! И попрошу не …
ЛЕОНИД.     Вот и чеши отсюда, Чеша! Толку от тебя …
ПЕТРОВИЧ.    Ах ты…
КИРИЛЛ.      Вы что, мужики! Леонид! Петрович!
ТОНЯ. (возвращается) Крейсер Петрович, миленький, да не мешайте же вы!
ПЕТРОВИЧ.     Приехал тут… педиатр, пфу, видали мы таких.
ЛЕОНИД.    Дед, пришибу!
КИРИЛЛ.      Иди, дед!
ПЕТРОВИЧ.     Какой я тебе дед?! Вон у меня молодуха рожает! Я на тебя посмотрю, как ты в мои годы будешь с бабами-то. Осеменитель… А вот и осеменитель! Не то, что вы, городские, состряпаете кое-как одного и с тем не знаете, что делать.
ЗИНАИДА.     Ой, мамочки.
ТОНЯ.       Идите, Крейсер Петрович, он и так нервничает.
КИРИЛЛ.     Петрович, пошли.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.  (выходит из-за занавески) Иди, Петруша, с богом. Что ты, в самом деле, человека раздражаешь.
Петрович уходит, за ними Кирилл. За занавеской тихо.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.  Ох, Петруша, Петруша. Не обижайтесь вы на него. Чудной он и вправду. А до баб он всегда был охоч. Балерин как увидит по телевизору, так всё норовит под юбку заглянуть… чудной. А как приметит кого, так и давай курить. Курит, курит… Как-то раз в город уехал и пропал. Я сама не своя, не знаю, что и думать. К Андреичу – так мол и так. Тот лошадь запряг и в город. Приехал, письмо от Петруши привёз: «Прости, дорогая, у меня тут любовь образовалась». А я и рада, что живой. Чего с меня, старухи взять-то, какой интерес. Проходит неделя, проходит другая – является: «Прости, говорит, Груня, не устоял. Да и как тут устоишь: Груди - как пулемёты, зад – как цветной телевизор, ляжки толще любой талии! Женщина она, конечно, хорошая, но вот стряпуха – никакая, да и деньги не умеет тратить».
ТОНЯ.   Так и остался?
 АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.  Так и остался. А куда ему деваться-то?
ТОНЯ.   Пусть бы шёл к своей тачанке.
 АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.  Да куда ему?
ЗИНАИДА.    Ой, мамочки!
 ЛЕОНИД.    Тоня, ты где?
ТОНЯ.   Тут я.
ЛЕОНИД.    Где там эта Скорая?
ТОНЯ.   Да кто её знает.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.  Рано ещё. Тут как-то соседи вызывали, через три часа приехала – так это быстро, а то и два дни прождать можно. Мы не вызываем. Пойти, разве, до Клавдии дойти? Может чё подскажет. Пойду.

                Картина шестая
В доме Тоня и Леонид, Зинаида за занавеской.
ЛЕОНИД. (выходит из-за занавески). Тоня, она и правда рожает. Иди, погори с ней. Что там надо делать?
ТОНЯ.     Тужиться надо.
ЛЕОНИД.     Иди, скажи ей, пожалуйста.
ТОНЯ.     Кто у нас врач?
ЛЕОНИД.     Где там эта Скорая?
ТОНЯ.     Лёня, я не знаю, что ей говорить. Я боюсь.
ЛЕОНИД.    Перчатки резиновые есть?
ТОНЯ.     Откуда здесь резиновые?
ЛЕОНИД.    Давай зубную щетку и мыло, лей на руки… Полотенце.
Заходит Аграфена Тихоновна.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Как она? (заглядывает за занавеску) Ничего, родим как-нибудь. Клавдия что-то приболела. Маманя рассказывала, как ейная мать её под стогом родила: родила, соломкой обтёрла, в платочек замотала, да и дальше сено грести пошла.
ТОНЯ.    Ничего себе!
ЛЕОНИД.     Вот и смертность от этого была большая.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Может, чего ещё поедите?
ТОНЯ.     Да какая там еда, меня тошнит.
 АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   А ты, Тонюшка, рассольчику-то попей. Мил человек, а ты поешь, так вернее. Она, может, сутки рожать будет, так что ж на неё сидеть смотреть что ли? Поели бы, пока горяченькое.
ЛЕОНИД.     Жена моя Лера, когда Ваньку рожала, полдня мучилась. Утром встала, поела немного, пелёнки решила перебрать, а тут её как схватит, я перепугался. В Скорую звоню. Они говорят: ждите. А тут мама подъехала, сон, говорит, видела, как-будто она мальчика родила, а рядом курица ходит и квохчет. Вот она проснулась и бегом к нам, а у Леры уже воды отходят, я сижу и ничего сделать не могу. Скорая приехала, и быстрей в роддом. Думал, дорогой родит, а Ванька только к вечеру появился.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Хороший у тебя малец, всем интересуется. Поешь, вот капустки квашенной отведай, грибочков, рыбки.
Зинаида стонет за занавеской, Аграфена Тихоновна и Леонид проходят к ней, но скоро возвращаются. Заходит Кирилл.
ЛЕОНИД.    Где там этот Гигант Большого секса? Вода скоро будет?
КИРИЛЛ.     Скоро. Баню уже растопили.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА. (к Леониду) Ты Петрушу-то мово зря не обижай, мил человек, он мужик правильный. Как вот закон, что не курить вышел, так он сразу и бросил, а всю жись курил. Сказали «надо», так он и бросил. И Зинаиде запретил куревом торговать.
ЛЕОНИД.    Вот это сила воли!
ТОНЯ.   Да.
ЛЕОНИД.    В Книгу Гиннеса его надо.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА. Да что вы его всё куда-то отправить хотите? Мало ли он по свету мыкался-то? После школы на Целину поехал. Потом Юрушка народился. Только обжились, как опять этот БАМ надо строить. Он безотказный, поехал. Я на хозяйстве с сыном осталась. И Зинаиду вот пожалел. Она сирота, в город, было, двинулась, да потом вернулась. Рожать ей надо, что её осуждать-то, бабий век короткий. Матушка у Петруши, царствие небесное, святая была женщина. В войну, как пожгли село-то, собрала всех, кто схоронился: пятеро деток, да свои - Петруша с сестрой Глашей, семеро, значит, вместе-то. Один дом на всё село остался на окраине, партизаны его подправили, а потом и коровку нам пригнали. По весне маманя на ней пашню пахала. Спашет, ляжет в бороздочку, а нам в плошки зерна насыпет, чтоб в борозды-то кидали да петь заставит: «Пойте, детушки, - говорит, - громче, а то я не слышу», - это чтоб мы зерно не поели. А потом полегче жить стало, госпиталь в соседнем селе разместили, так маманя все туда ходила робить, так и кормились.
ТОНЯ.     Как же это она одна со столькими? Они же чужие, их можно было в детдом отправить. Своих тоже надо было растить.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Война, милая. А чужих-то детей не бывает. Маманя, бывало, посадит и учит, чтоб имя и фамилию свою знали. И список в сельсовет подала. Это чтоб, если кто искать будет из родственников, так чтоб нашли. Вот Настасью и Полюшку родственники забрали. Мальчиков апосля войны в интернат определили учиться. А меня маманя не отдала, при себе оставила, опять же с Глашей я нянчилась. В школу мы с Петрушей в соседнее село пошли, своя-то сгорела, а валенки одни на двоих. Так он раньше вскочит, чтоб в школу идти. Очень уж грамоту любил, в газету потом всё писал. Вот он, какой ваш Крейсер Петрович! А я так и не шибко выучилась. Валенки-то малы стали, дак маманя говорит: «Ты пальчики-то, Грунюшка, подогни, вот они и влезут, а к той зиме новые купим». А Петруше из госпиталя сапоги достались.
ЗИНАИДА.    Ой, бабоньки, опять.
ТОНЯ.    Лёня! Лёня, иди скорей!
Леонид заходит за занавеску.
ЛЕОНИД.     Тужьтесь, Зинаида!
ТОНЯ.     А может быть, не надо? Лучше доктора подождать?
ЛЕОНИД.    Какого доктора? На Скорой что, акушеры-гинекологи работают?
ТОНЯ.      Так звонили же!
ЛЕОНИД     Ну и что, что звонили? Где эта ваша Скорая?
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Скорую-то в соседнем селе закрыли, теперь токмо районная осталась. А до района полтора часа езды, да там еще свои больные имеются.
ТОНЯ.     Какой дурдом!
ЛЕОНИД.      Как при Чехове было, так всё и осталось.
Заходит Кирилл, заносит вёдра с водой, ставит их на печь.
КИРИЛЛ.       Ну, как вы здесь?
ТОНЯ.        Ничего. Рожаем.
КИРИЛЛ.        Ну, вот и хорошо.
ТОНЯ.        Покушай, Кирюша, рыбки с картошечкой.
ЛЕОНИД. (за занавеской) Давай, родная, тужься. Да не смотри ты на меня так. Врач я, детский врач.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА. (за занавеской) Тужься, доченька.
ЛЕОНИД.     Тоня, таз приготовила?
КИРИЛЛ.      Таз-то тебе зачем?   
ЛЕОНИД.      Пусть будет.
Голоса за занавеской.
ЗИНАИДА.   Ой, боюсь я. Что же это такое-то!
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Ничего, ничего, милая… ты главное, тужься, вот он и выйдет.
ЛЕОНИД.     Всё будет хорошо.
ТОНЯ.      Вы, главное, Зинаида, дышите.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.    Тужься, родная. Все так родят, и ты родишь.
ЗИНАИДА.     Отдохну я.
ТОНЯ. (подходит к Кириллу) Кирюша, боюсь я что-то.
КИРИЛЛ.    Чего?
ТОНЯ.      А вдруг я тоже здесь рожу.
КИРИЛЛ.    Ну, ты придумала! Какой у неё срок, и какой у тебя. Пойдём-ка, я тебя к тёте Груне отведу, будешь там с Ванькой.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.    Кирюша, давай я её сама сведу. Уснула она.
Аграфена Тихоновна и Тоня уходят. За занавеской тихо. 
                Картина седьмая
В доме те же. Заходит Петрович, подсаживается к Кириллу и Леониду за стол.
КИРИЛЛ.    Если мальчик родится, то будет Серафим Крейсерович Кисель. Вот имечко. Да, Петрович, придётся тебе свою фамилию сыну давать, не отвертеться теперь. Чеша все-таки, посолиднее будет, чем Кисель. Крейсерович не может быть Киселём!
ПЕТРОВИЧ.  Да какое там, шуткари, ребёночек-то не мой.
ЛЕОНИД и КИРИЛЛ.    А чей же?
ПЕТРОВИЧ.     Да Бог его знает, из города привезла.
КИРИЛЛ.       А что же ты Аграфене Тихоновне голову морочишь?
ПЕТРОВИЧ    А что Аграфена Тихоновна? Она меня к кажной юбке ревнует, одной юбкой больше, одной меньше, какая хрен разница. В городе этом больше трёх дней не могу, душа не выносит. Пищу ихнюю есть не могу.
 КИРИЛЛ.      То есть ребёнок получается – безродный?
ПЕТРОВИЧ.     Ну почему безродный, есть отец-то, не с неба же он свалился. Отыщется.
КИРИЛЛ.     Всё понятно с тобой, Петрович. А скажи, хоть разочек всё же прижал?
ПЕТРОВИЧ.     Ну, было по дури, выпимши был, прижал малость. Прижать-то прижал, а вот дальше духу не хватило. Чего ржёте, как жеребцы? Посмотрю я, как вы в мои годы прижимать-то будете. Ржут они.
КИРИЛЛ.      Петрович, ты чего разъерепенился?
ПЕТРОВИЧ.     Чего-чего. Село-то родное кому нужно? Церкву вот решили восстанавливать, а кто же на верхотуру эту полезет? Был бы помоложе…
КИРИЛЛ.     Не переживай, дед. Приедет кто-нибудь.
ПЕТРОВИЧ.    Приедут. Кто сюда приедет? Вот он? (показывает на Леонида) Так от осинки не родятся апельсинки. Городской житель в деревню жить не поедет. Ты же, Кирилл, здесь родился, вырос, школу закончил. Бабка с дедом твои, царствие небесное, здесь лежат. Что же ты там в городе штаны протираешь! На руки твои боязно глядеть. Ты же машинист! Механик! Тебе на селе цены нет! Руки у тебя золотые, а ты их в городе-то расхолил. Такими руками только бабу по заднице гладить. Эх, Кирюша, Кирюша, что же ты землю родительскую бросил?! Она же, как женщина, ей ласка нужна! Её пахать надо, засевать.
КИРИЛЛ.   Ну, ты уже насеял.   
ПЕТРОВИЧ.    Да, насеял и горжусь этим! Вот дед твой Иван с войны пришёл, вся грудь в орденах, герой! А грамоте еле-еле обучен. Куда пойдешь? Пошёл на мельницу работать, мешки таскать. Тоннами их ворочал, чтобы семью прокормить, мешок - 1 копейка. Здоровье подорвал. А для чего? Да чтобы ты на свет появиться мог! Эх, Кирилл… (Леониду) Вона малец-то твой в дом и носа не кажет. А почему? Да потому, что у него здесь интерес к жизни есть! Лошади, коровы, собаки, куры - это тебе не по компьютеру картинки разглядывать. Жить интересно! Всё настоящее: и снег, и воздух, и еда. Огурчики не с химикатов выросшие. Кирилл! Послушай ты меня, старика; умрём мы, на кого землю оставим? На китайцев? Так они быстро. В поле разве русского щас увидишь? А ведь земля наша кровью и потом наших дедов полита. Ты подумай! Ты – механик, жена у тебя – учительница, самые что ни на есть нужные на селе люди. Друга зови! Врачи тоже надобны! Заживём! Ого-го! Поднимется село, церкву отстроим, купола позолотим. А до города-то езды два с половиной часа, по надобности и съездить - пустяки. Кирилл! Дом у тебя есть. Денег поднакопим, и как раз наш совхоз-то и купишь. Вона кругом уже колхозы пораскупили. Только всё люди пришлые. Деньги есть, а земле душа нужна, руки, вот оно и не выходит у них. А мужики как пили, так и пьют, им-то кака выгода. Подумай, Кирюша, ты же вылитый дед! Дед твой тебя ждал-ждал, так и помер в печали. Мне хоть дай спокойно помереть. Вернёшься, может и наш Юраша с семьёй надумает.
КИРИЛЛ.    Петрович, хватит причитать! Елки зелёные, да что же это в праздник даже покоя нет.
Входят Тоня и Аграфена Тихоновна, с ними Ваня, садятся к столу.
ЛЕОНИД.     Ну, ты, Петрович, оратор! Жизнь-то недаром тебя потрепала.
ПЕТРОВИЧ.    Ничего. Жись без меня не существует никогда! У нас с ней любовь!
ТОНЯ.    Да уж видно, что любовь. Крейсер Петрович, что вы тут агитацию развели? Куда ехать-то? Сюда? Работы нет. Ни школы, ни больницы. Вон, роды принять некому. В магазине вашем совсем выбора нет. Куда вы людей зовёте? Чтобы они с утра до вечера коровам хвосты крутили и света белого не видели с этим хозяйством? Сама деревенская, знаю, как оно распрекрасно живётся – работа беспросветная, грязь, глушь да пьянство, а денег – ни шиша. А как здесь детей учить? Куда они с этими знаниями потом пойдут? В поле? С утра до вечера в грязи возиться? За два рубля? Лучше помолчите при мне! И ребёнка нечего настраивать.
ПЕТРОВИЧ.     Антонина, да есть же сёла, где и газ, и канализация, и отопление, культурные объекты. И мы сообща подтянем до их уровня. Жить на селе не хуже, чем в городе.
ЗИНАИДА.    Ой, опять! Ой, мамочка!
Аграфена Тихоновна и Леонид идут за занавеску.
ЛЕОНИД.  Тужьтесь, Зинаида, тужьтесь!
ЗИНАИДА.      Ой… Мамочка! Помогите! Да за что же такое-то?!
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Тужься, доченька, тужься.
ВАНЯ. (подходит к занавеске) Пап, а когда мы фейерверк запускать будем?
ЗИНАИДА.     Ой, опять! Ой, мамочка!
ЛЕОНИД.  Откуда здесь дети? Женщина, уведите ребёнка!
ТОНЯ.   Лёня! Ты в своем уме? Это же твой сын - Ваня.
ЛЕОНИД.   Я сказал, уберите отсюда ребёнка!
ПЕТРОВИЧ.    Рехнулся! Точно рехнулся, это всё на нервной почве.
ЛЕОНИД.    Вон отсюда! Все вон! Считаю до трёх.
КИРИЛЛ.      Леонид! Ты чего?
ПЕТРОВИЧ.    Рехнулся, не видишь что ли. С Зинаидой его оставлять нельзя, порешит бабу, я вот по телевизору видел…
ЛЕОНИД.    Вон отсюда! Все!
КИРИЛЛ.     Пойдёмте на улицу. По крайней мере, он – единственный врач.
ПЕТРОВИЧ.    И что теперь? Пущай убивает?
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Ступай, Петруша, не нервируй людей.
КИРИЛЛ.      Пойдём, Петрович. Сейчас мы культурную программу организуем (берёт с собой сумку.)
ВАНЯ.    Дядь Кирилл, будем салют запускать?
КИРИЛЛ.   Будем.
ЗИНАИДА.    Ой, опять! Мамочки…
Все уходят за дверь.
                Картина восьмая
В комнате Леонид, Зинаида и Аграфена Тихоновна, они за занавесом, мы их только слышим. С улицы раздается звук запускаемой питарды, крики «Ура».
ЛЕОНИД.    Уже близко, Зинаида, тужьтесь. Дышите. Еще раз, тужьтесь. Дышите.
ЗИНАИДА.     Мамочки, что же это такое-то…
ЛЕОНИД.    Зинаида, не бойтесь, я – врач. Тужьтесь. Дышите. Ещё.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Слушайся, доченька, тужься.
ЗИНАИДА.     Сейчас, передохну малость.
В дом забегает Тоня.
ТОНЯ.    Лёня! Пожар! Пожар! (убегает, слышно, как она кричит) Ванечка!
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Ой, что же это такое? (подбегает к окну)
ЛЕОНИД.     Спокойно, Зинаида. Наше дело – рожать. Дышите. Тужьтесь. Ещё! Ещё! Ну, давайте, Зиночка! Давайте, родная, тужьтесь!
Женщина кричит.
ЛЕОНИД.     Ну, вот и молодец!
Раздается крик младенца.
ЛЕОНИД.     Уф… Поздравляю, мамаша! Сына родили, Зинаида.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Слава Богу!
Заходит Ваня.
ВАНЯ.    Пап, мне Кирилл сказал в дом идти.
ЛЕОНИД.   Что там? Горит?
ВАНЯ.   Горит.
Леонид наливает воду в таз, уносит за занавеску, раздаётся  плеск воды.
ЛЕОНИД. (одевается) Иван, я пошёл тушить. Ты за главного. Если что, Зинаиду на простынях перенесём.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Тише вы. Уснула она. Намаялась бедная.
Леонид уходит. Ваня проходит к занавеске, но не решается заглянуть.
ВАНЯ.    Бабушка, а можно я на него посмотрю.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Отчего нельзя-то, посмотри.
ВАНЯ.     Ой, какой интересный! А что это он такой сморщенный? Красный какой-то?
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   И ты был такой же, когда родился. (смотрит в окно) Стожок полыхнул. Ой! Курятник-то рядом, кабы куры не задохлись.
Аграфена Тихоновна выбегает, на ходу одеваясь. Звонит телефон. Ваня подходит, берёт трубку.
ВАНЯ.     Алло. Мама! Мам, у нас пожар…Пожар! Настоящий! Папа тушить пошёл… Я в доме, он меня за главного оставил. Тут у Крейсера Петровича сын родился… Алло! Алло! Мам! Мама! (кладёт трубку)               
В двери заглядывает Петрович, появляется Тоня.
ПЕТРОВИЧ.    Родила? Кто?
ВАНЯ.      Мальчик.
ТОНЯ.      Дайте ей передохнуть, Крейсер Петрович. 
ПЕТРОВИЧ.    Одним глазком.
ТОНЯ. (подходит к занавеске) Зинаида, как вы тут?
ВАНЯ.    Она спит.
ТОНЯ.    Слава Богу. А я так перепугалась с этим пожаром. В жизни такого не видела. Отец где?
ВАНЯ.     На пожаре.
Слышен шум подъехавшей машины и лай собак.
 
                Картина девятая
В дверь заходит мужчина в белом халате, вид у него измождённый и унылый.
ВРАЧ.   Скорую вызывали?
ПЕТРОВИЧ.   Вызывали-вызывали, мил человек.
ВРАЧ.    Кто у вас тут пострадавший?
ПЕТРОВИЧ.    Да нет у нас пострадавших.
ВРАЧ.    Больной кто?
Глаза Тони останавливаются на входящем в дом Леониде.
ТОНЯ.    Вот – больной.
ЛЕОНИД.    Тоня, ты чего?
ТОНЯ.  Сына своего родного не узнал, из дому выгнал.
ВРАЧ.    Белая горячка.
ЛЕОНИД.    Вы чего? Я же всех попросил уйти, чтобы Зинаиде не мешали.
ВРАЧ.    Фамилия, имя, отчество, возраст.
ЛЕОНИД.      Алексеев Леонид Юрьевич, 32 года.  Доктор, а может быть Вы женщину с ребёнком осмотрите?
ВРАЧ.      Какую женщину?
ЛЕОНИД.     У нас тут женщина родила. Мальчик. Мы Скорую к ней вызывали.
ВРАЧ.      К ней? Уже ничего не соображаю, вторые сутки без смены.
ПЕТРОВИЧ.    А ну-ка, ребятки, налейте болезному, не видите, человек пропадает.
Леонид протягивает Врачу стакан с водкой, тот залпом выпивает.
ПЕТРОВИЧ.    Огурчик.
ВРАЧ.    Спасибо.
ЛЕОНИД.     Ещё?
 ВРАЧ.    Можно, но потом. Где потерпевшая?
ТОНЯ.   Она не потерпевшая, а женщина, ставшая матерью.
ВРАЧ.     Понял. Где у вас тут мамаша? Мне бы руки помыть.
ТОНЯ.    Это здесь. Мойте. Полотенце сейчас свежее дам.
Врач моет руки, заходит за занавеску, через некоторое время выходит.
 ВРАЧ.     Всё нормально. Состояние удовлетворительное. Врачу всё-таки надо показаться. Я её с собой заберу.
ТОНЯ.    Садитесь к столу, покушайте. Водителя надо позвать.
ВРАЧ.     Не надо. Пусть поспит (закусывает). А кто роды принимал?
Все показывают на Леонида.
ВРАЧ.     А! Больной. Хорошая работа. Ты откуда это знаешь?
ЛЕОНИД.     Сам не пойму. Я вообще-то…
ПЕТРОВИЧ.    Хм.
ЛЕОНИД.      … детский врач.
ВРАЧ. (протягивает руку Леониду). Михаил.
ЛЕОНИД.    Леонид.
Входит Кирилл, здоровается с Михаилом.
ЛЕОНИД. (Кириллу) Кирилл, хорошо бы в баньке помыться.
КИРИЛЛ.    Какой разговор, всё готово. Можно идти.
ВАНЯ.     Пап, я с тобой!
Леонид и Ваня уходят.
КИРИЛЛ.   Как дежурство?
ВРАЧ.   Травма нижней конечности в результате драки, авария, отравление алкоголем, а теперь еще и роды.
ПЕТРОВИЧ.    За счастливое разрешение!
Все, кроме Тони, чокаются, выпивают.
ТОНЯ.   Спать хочется, сил нет.
Михаил засыпает за столом.
ПЕТРОВИЧ.    Ты, мил человек, может, ляжешь пойдёшь?
ВРАЧ.   Да нет, я так.
Тоня прибирает со стола.
КИРИЛЛ.     Я вот, Петрович, одно не пойму, что за болван у тебя в бане?
ПЕТРОВИЧ.     Ну, дак выстругал я его. В журнале прочитал, чтоб значит, от нечистой силы оберегал.
КИРИЛЛ.     Как у вас тут всё запущено! И что? Выстругал?
ПЕТРОВИЧ.     Ну, дак говорю же, выстругал. Тут как началось, одно за другим: то трактор сломался, то Груня прямо на ровном месте упала, то рыбы совсем в пруду не стало.
КИРИЛЛ.    Так-то приезжие, браконьеры. Болван здесь ни при чём, Петрович. И поэтому ты его ко мне в баню поселил? Ну, Папа Карло…
ПЕТРОВИЧ.    Дак может то и к счастью, кто его разберёт.
КИРИЛЛ.    Давай, Петрович, решай с болваном.
ПЕТРОВИЧ.    Так уж решил.
Кирилл обнимает Тоню, она дремлет. Михаил спит за столом. Заходит Аграфена Тихоновна.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Тонюшка, я вам постелила у нас. Идите отдыхайте. А Леонида с Ваней к Клавдии пристроим.
ТОНЯ.     Спасибо, тётя Груня.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Пойдём, милая.
Тоня и Аграфена Тихоновна уходят.
КИРИЛЛ.   С малым-то как теперь? Она что, совсем одна?
ПЕТРОВИЧ.     Как есть одна.
КИРИЛЛ.      Дальше-то, как думаешь?
ПЕТРОВИЧ.     Дальше? Дальше - жить, чего ещё, мальчонку на ноги ставить сколько сил хватит. В деревне вырастет, не чета вам, городским. Из рук-то, поди, выпадывать не будет. Земелюшка, она рук требует. А вы езжайте в свой город, кушайте там свои чипсы да пяльтесь в свой компьютер, мы уж тут как-нибудь с божьей помощью постоим.
КИРИЛЛ.     Да ладно, Петрович, не ерепенься. Летом приедем, церкву твою посмотрим.
ПЕТРОВИЧ.     Вот-вот. А ты помнишь, как пахнут яблоки в нашем саду?
КИРИЛЛ.     Как же не помнить, Крейсер Петрович!
ПЕТРОВИЧ.     А ты знаешь, откудова этот сад взялся?
КИРИЛЛ.     Да всегда он был.
ПЕТРОВИЧ.     Нет, не всегда, Кирилл. А вышел сразу после войны приказ – садить сады, вот тогда и был заложен наш сад. Люди только начали в родное село возвращаться, а уж вышли на посадку все, даже маленькие дети. Как же теперь этот сад оставить?
ВРАЧ. (поднимает голову) Мужики, вызовы есть?
ПЕТРОВИЧ.    Нет покамесь. Послушай, Михаил, а что ж ты сутками-то работаешь? Как жена у тебя такое терпит?
ВРАЧ.    Да некому терпеть, холостой я.
ПЕТРОВИЧ.      Холостой?! Ага! Так это дело поправимо.
КИРИЛЛ.     Ну да, я вот недавно женился.
ПЕТРОВИЧ.        Михаил, а по фамилии ты чей?
ВРАЧ.      Пантелеев я, Михаил Фёдорович.
ПЕТРОВИЧ.       Серафим Михайлович Пантелеев. А! Как звучит!
КИРИЛЛ.       Неплохо.
ПЕТРОВИЧ.     Ничего. Это хорошо, что ты холостой. А ну-ка, Кирилл, наливай Михаилу. Как это холостому быть в твои годы? Непорядок. Семья нужна, опять же деток ростить. У мужика должна быть точка опоры, чтоб ловчее было куда стремиться. А так можно всю жись проболтаться, как говно в проруби.
КИРИЛЛ.     Ну, ты скажешь, Петрович.
ПЕТРОВИЧ.     А что, я не прав? Вот вспомнил, был случай, сущий анекдот. В деревне у нас трое стариков, слепые уже, любили по рюмочке-другой пропустить. Бывало, соберутся на лавочке, ну и соображают на троих да кого-нибудь в магазин и отправят. А тут решили, сами - кто быстрее до магазина дойдёт, магазин-то - вот он, за углом. Ну и пошли: первый в канаву свалился, второй лбом в фонарь врезался. А третий по заборчику, по заборчику, и дошёл. А почему? Нашёл точку опоры!
КИРИЛЛ.      Петрович, это ты к чему?
ПЕТРОВИЧ.      Да так, к слову. А годков тебе сколько, Михаил?
ВРАЧ.      Да уж пятый десяток пошел.
ПЕТРОВИЧ.    Вона. И холостой?
ВРАЧ.      Да была жена, в Тынде осталась, не захотела с нами в Россию ехать, а мать настояла, чтобы вернуться домой. Вернулись, так и живём с ней в одной комнате, у меня на кухне диванчик.
ПЕТРОВИЧ.     Ничего. У Зинаиды после отца дом остался. Что бы не жить? А отец у тебя кто?
ВРАЧ.      Отца не помню. БАМ они вместе с матерью строили, а потом он уехал.
ПЕТРОВИЧ.     Надо же!
ВРАЧ.      Фотография только и осталась. А мать так замуж и не вышла, фамилию и отчество по деду записала.
ПЕТРОВИЧ.     Мать, стало быть, Пантелеева в девичестве?
ВРАЧ.      Пантелеева Нина Фёдоровна.
ПЕТРОВИЧ.     По медицинской части работала?
ВРАЧ.      Ну да. Квартиру дали, а всё хотела на родину вернуться.
Петрович подходит к стене, снимает фотографию, подходит к врачу.
ПЕТРОВИЧ.    А ну, глянь-ка, Михаил.
ВРАЧ.      Батя вроде.
ПЕТРОВИЧ.    Сынок!
 ВРАЧ.      Батя, ты что ли?
ПЕТРОВИЧ.    Получается, что я. Сынок!
ВРАЧ.      Батя!
ПЕТРОВИЧ.    Сынок! Миша!
Заходят Леонид и Ваня.
ЛЕОНИД.    Хороша банька!
КИРИЛЛ.    С лёгким паром! А у нас тут новость – у Крейсера Петровича сын нашёлся.
ЛЕОНИД.    Ну да!
ПЕТРОВИЧ.    Сынок! Миша! Счастье-то какое!
КИРИЛЛ.     Давайте чайку после баньки (наливает чай Леониду и Ване).
ПЕТРОВИЧ.    А нам чего покрепче. Кирюша, радость-то какая! Миша!
КИРИЛЛ.     Петрович, а как же ты теперь перед тётей Груней будешь отчитываться?
ПЕТРОВИЧ.    Так и отчитаюсь, она женщина понимающая. Опять же возраст.
У Михаила звонит телефон.
ВРАЧ.     Вызов. Хорошо хоть поспал немного.
ПЕТРОВИЧ.    Как же это, Миша?
ВРАЧ.     Работа, отец. Я приеду, после смены, только дома отосплюсь.
ПЕТРОВИЧ.    Приезжай, Мишенька, приезжай! Мать-то тоже привези, чего уж там.
ВРАЧ.      Женщину надо бы в родильное отделение.
КИРИЛЛ.   Михаил, ты не беспокойся. Я завтра сам отвезу.
ВРАЧ.     Тогда я поехал.
ПЕТРОВИЧ.    Езжай с богом, сынок.
Петрович и Михаил обнимаются. Михаил выходит. Слышен шум отъезжающей машины. Петрович сидит молча.
ПЕТРОВИЧ.    Кирилл, а ну щипни меня. Может я выпил лишка. Сон это, аль как?
КИРИЛЛ.     Выпей, Петрович, завтра видно будет.
Мужики сидят молча.
ЛЕОНИД.    Да, хорошо у вас тут. Я вот только одного не пойму, Петрович. Вы за водой почему в лес ходите? У вас что, в деревне воды нет?
ПЕТРОВИЧ.   А откудова ей взяться-то? До войны ещё, мать говорила, три колодца в деревне было. А в войну немцы все колодца трупами закидали. Вот с тех пор колодцов-то и нет. А в роднике вода хорошая. Флягу наберёшь и хватает.
ЛЕОНИД.     Да…
КИРИЛЛ.  Ну что, в баньку! Петрович, ты как?
ЛЕОНИД.   Идите. Банька – что надо!
ПЕТРОВИЧ.   А я что, отказываюсь?
Кирилл с Петровичем уходят. Ванька свернулся калачиком на скамейке, Леонид присел рядом с ним.
                Картина десятая
Та же комната. С улицы доносится собачий лай. В дом врывается Лера.
ЛЕРА. (Леониду ) Где мой сын?
ЛЕОНИД. (встаёт ей навстречу) Тише, спят уже все.
ЛЕРА.  (Леониду) Где мой сын?
ЛЕОНИД. (шепотом) Я же говорю, спит. Чего орать?!
ЛЕРА.  Тебе невозможно доверить сына! (тормошит) Ваня, мы едем домой.
Авантюристы! Укатили в какую-то глушь. Никто сюда ехать не хочет.
ВАНЯ.    Мам, Петрович сказал, что завтра в лес на санях поедем.
ЛЕРА.    Ванечка, сынок, поедем домой.
ЛЕОНИД.    Там по нему телевизор соскучился.
ЛЕРА.     Замолчи, идиот!
ЛЕОНИД.     А это уже оскорбление.
ЛЕРА.  Где его вещи? Мы сейчас же едем. Ваня, одевай куртку.
Лера набирает номер на телефоне.
ЛЕРА.  Алло! Алло!
ЛЕОНИД.      К косяку встань, тут не ловит.
ЛЕРА.      Ты вообще молчи!
ЛЕРА.  Алло! Алло! ГИБДД? Здравствуйте! Помогите! У меня машина въехала в сугроб… Нет, ДТП я не совершала, но моя машина … Как это не ваше дело? Почему не приедете? Алло! Алло! Вы меня слышите?!
ЛЕОНИД.    Лера, это, действительно, не их дело. Тебе надо вызывать эвакуатор. И давай потише, здесь женщина после родов, а ты кричишь.
ЛЕРА.     Я не кричу! Я хочу вернуться с сыном домой!
ВАНЯ.     Мама, давай останемся. Тут хорошо. У Петровича лошадь есть, он обещал, что ездить научит.
ЛЕРА. (Леониду) Это всё ты! Увёз сына в глухомань. Урод! Все выходные мне испортил. Ненавижу! 
Лера плачет. Леонид подает ей воды, пытается успокоить.
ЛЕОНИД.   Успокойся, Лера, сейчас что-нибудь придумаем.
ЛЕРА.      Ваня сказал, что у вас пожар. Как так можно рисковать сыном!
ЛЕОНИД.    Ну, был пожар, затушили. Успокойся. Сядь. Поешь. А я пойду, узнаю, что можно сделать.
Леонид одевается, идет к двери. Дверь распахивается, на пороге Василий с топором. Леонид пятится, закрывает собой Леру и Ваню.               
ВАСИЛИЙ.   Здрасте. С Новым годом! Откуда это вы?
ЛЕОНИД.  Тебе чего, мужик?
ВАСИЛИЙ.   Выпить есть?
ЛЕОНИД.  Есть. Топор убери.
Василий ставит топор у печки, подходит, пьет и закусывает.
ВАСИЛИЙ.     Замёрз, как собака. В этой будке только покойников возить. Спасибо, хоть подобрали.
ЛЕОНИД.  Кто подобрал?
ВАСИЛИЙ.     Скорая на дороге. 
Василий подходит к кровати и отдёргивает занавеску.
ВАСИЛИЙ.     А это ещё кто?
ЛЕОНИД.     Не смейте! Женщина после родов.
ВАСИЛИЙ.   Чёрт. Всю жизнь здесь проходной двор. Мёдом что ли тут намазано? А где мне прикажете ложиться?
Василий снова садится за стол, ест и пьет молча.
ЛЕРА.(Леониду)  А если это преступник?
ЛЕОНИД.    Сериалов насмотрелась?
ЗИНАИДА. (опираясь на локти) Василий Иванович, здравствуйте!
ВАСИЛИЙ.   Здрасте! Кровать освободи.
ЛЕОНИД.     Зинаида, вы с ним знакомы?
ВАСИЛИЙ.   Первый раз вижу.
ЗИНАИДА.      Ну как же, Василий Иванович! Мы с вами в городе встречались. Зина я из магазина.
ВАСИЛИЙ.    В городе я с кем только не встречался.
ЗИНАИДА.     Я Степана Киселя, покойного, дочка. Я вам сыночка родила, Василий Иванович.
ВАСИЛИЙ.    Один у меня сыночек, в городе живёт, женился уже.
ЛЕРА.      Гражданочка, вы видно, перепутали. Вам отдыхать надо, лежите.
ЗИНАИДА.      Ну как же, Василий Иванович, вы меня не узнаёте?  Зина я, помните? Вы меня ещё Кисельком дразнили.
ВАСИЛИЙ.    Киселёк? Зинаида, ты что ли? Тебя и не узнать.
ЛЕОНИД.      Мамаша она теперь. Сын у неё родился.
ЗИНАИДА.      Наш сынок, Василий Иванович.
ВАСИЛИЙ.    Ёжкин кот!
В дом заходят Кирилл с Петровичем.
КИРИЛЛ.    Хороша банька! Ну, ты, Петрович, здоров! Чуть не уморил меня.
ПЕТРОВИЧ.  А то! Чай, не на чипсах вырос.
Лера кидается к Тоне. Ваня к Кириллу и Петровичу.
ВАНЯ.     Дядя Кирилл!
КИРИЛЛ.   Что у вас тут? (замечает мужчину) А это кто?
ЛЕОНИД.     Да вот, отец у Серафима нашёлся, кажется.
КИРИЛЛ.    Да ты что! (смотрит на мужчину) Батя, ты что ли?! 
ВАСИЛИЙ.    Сынок! Кирюша! Да полегче ты, здоровый же.
КИРИЛЛ.    Отец, ну ты даёшь! Вот не думал тебя здесь увидеть. Мать что ли сказала, что дом продаю? Знакомься, мой друг - Леонид.
ЛЕРА.     Тише! Ребёнка разбудите.
КИРИЛЛ.     А отец-то ребёнка где?
ЛЕОНИД.     Получается, что он и отец.
КИРИЛЛ.    Да ну? Ну ты, батя, даёшь! Братец, значит, теперь у меня появился? Леонид, ты слышал, у меня брат! Понимаешь?! Да я о нём всю жизнь мечтал! Наливай, отец! Горжусь тобой! (трясет отца, целует)
ВАСИЛИЙ.     Да нет, хватит, я уж навыпивался.
ПЕТРОВИЧ.    Правильно, значит, Зинаида сюда рожать пришла. Молодец баба!
ВАСИЛИЙ.     Посмотреть бы. А может, не мой.
КИРИЛЛ.     Отец, ты чего, отказываешься что ли от него?
ВАСИЛИЙ.   Да не отказываюсь я! Просто посмотреть хочу.
КИРИЛЛ.       Ну и всё. Брат значит.
Входит Аграфена Тихоновна, оглядывает сидящих.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.     Не пойму. Вася, ты ли?
ВАСИЛИЙ.     Я, тётушка.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.     Да откуда ж ты взялся?
ВАСИЛИЙ.     Видно, с того света.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Кирюша, а ну плесни мне за такое дело.
ПЕТРОВИЧ.    Вот это по-нашему. Груня, я вот тебе тоже новость скажу, только дай дух перевести. Можа споём, мужики? Вася, Кирилл, нашу любимую.
Поют.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.    Вот я тут посмотрела, бельишко кое-какое мальчонке на пеленки, всё гожее. Вот ещё Зинаиде платье, неодёванное, Петруша с городу привёз. А к чему мне новое платье? Бусы вот тоже пусть носит (кладёт свёрток). Что за новость-то, Петруша?
ПЕТРОВИЧ.     Да так. Мы тут сидим с мужиками, за жизнь думаем.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   А че за неё думать-то. Живи да живи. Работай. Про совесть помни да Бога не забывай, вот и весь сказ.
ПЕТРОВИЧ.     И то верно. Пойдем, Василий, утро уже, коровы зашевелились. А вы отдыхайте, молодежь.
КИРИЛЛ.     Да какой там отдыхать.  Пойду тоже посмотрю, что там за хозяйство.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Иди, Кирюша. Телевизор-то энтот выключи, чё зря горит.
Кирилл выключает телевизор, одевается.
ПЕТРОВИЧ.  (Леониду) Ты это, Леонид, не серчай на старика, не со зла я, за деревню душа болит. Как говорится – сапожник без сапог. Всю жизнь на стройках, а родную деревню теперь поднимать некому, силы-то уже не те.
Петрович, Кирилл и Василий уходят.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Шли бы вы отдыхать, Леонид Юрьевич, намаялись-то как, а я с Зинаидой сама посижу.
ЛЕОНИД.     Нет, Аграфена Тихоновна, я сам подежурю, вы идите, отдыхайте.
АГРАФЕНА ТИХОНОВНА.   Если что, зовите, мы тут напротив.
Аграфена Тихоновна уходит.
ЛЕОНИД. (Лере) Может шампанского? За рождение.
Леонид разливает по бокалам шампанское, подаёт бокал Лере.
ЛЕОНИД.     Хорошие вы мои! Давайте будем снова вместе.
Леонид поднимает бокал, пьёт, обнимает Леру и Ваню.
ЛЕРА.     Лёня, я так испугалась.
ЛЕОНИД.      Лера, ну что ты, всё же хорошо. Ты мне веришь?
ЛЕРА.     Верю (обнимает его).
ЛЕОНИД.      А я роды здесь принимал.
ЛЕРА.      Ты?
ЛЕОНИД.    Ага. И пожар тушил.
ЛЕРА.      Бедный ты мой, зачем надо было ехать в эту глушь?
ЛЕОНИД.     Всё хорошо, Лера. Видишь, у Ваньки щёки порозовели на свежем воздухе. Оставайся с нами, завтра разберёмся, что к чему.
ЛЕРА.      А я тебе подарок купила, дома только остался. C днем рождения!
ЛЕОНИД.     Спасибо, хорошая ты у меня.
Ванька разглядывает фотографию, лежащую на столе.
ВАНЯ.   Мама, а зачем ты фотографию деда сюда привезла?
ЛЕРА.      Какую фотографию?
ВАНЯ.     Ту, которую бабушка в альбоме хранит.
ЛЕРА.      Дай-ка сюда.
Лера разглядывает фотографию.
ЛЕРА.      Отец.
ЛЕОНИД.     Так это же Крейсер Петрович! И как я его сразу не узнал?!
ВАНЯ.     Ура! Дедушка нашёлся!
ЛЕРА.      Тише ты, ребёнка разбудишь.
ЛЕОНИД.     Ну, Крейсер Петрович, держись! (обнимает Леру и Ваню)
Звонит телефон.