порез

Казалось, что солнце надавило мне пальцами на глаза и заставило проснуться. Первым моим порывом было зашторить окна. Плитка на полу положительно напиталась летним солнцем так, что слегка ошпаривало ступни, которые тут же обдувались приятным бризом, колыхавшим лёгкую тюль – единственную преграду между сонной комнатой и наружным миром, также погруженным в сиесту. На маленькой аккуратной балконной площадке, увешанной многочисленными цветами, постепенно завядающими на такой жаре, сидел мужчина во всех отношениях нежный. Уложив ноги на противоположный стул, он пил кофе из прозрачной миниатюрной чашки и читал, скорее всего, совсем не интересную ему книгу в потёртой обложке. Я молча простояла ещё пару секунд, перед тем как он поднял на меня взгляд. Не уверена солнце это или жизнь блестела в его глазах, но на секунду мне показалось, что я могу ослепнуть и никогда больше не увидеть эти красноречивые глаза, если сейчас же не отвернусь. 

— Уже жалеешь? – бархатным ковром расстелился его голос на пороге балкона, как бы приглашая меня войти. 

— Редко вообще о чём-то жалею, – я аккуратно ступила на прохладный камень, что устилал балкон и, немного подождав пока он уберет ноги, присела напротив, – Не стану жалеть, даже если муж узнает. Молю, только не спрашивай почему или зачем я изменяю. 

Он аккуратно кивнул головой и потянулся за кружкой. Мне было по вкусу его понимание, смешанное с равнодушием в пропорции 1 к 1, меня совершенно увлекали все наши прелести отношений без чувств. Чувства мне недоступны. В тот же момент я презрительно осознавала, что всё чего он хочет – это моё тело, хотя сама желала от него лишь того же. 

Я абсолютно решила нарушить молчаливое умиротворение своим уходом на кухню. Сварив немного кофе и перелив его в идентичную кружку, не смогла устоять от желания снова вернуться на балкон. 

— Ты когда-нибудь врала, что любишь? Нет, нет, я переформулирую... Как часто ты врешь, что любишь? 

Впервые мне стало остро, от его сообразительности. 

— Тебе никогда не врала, – черствым сырым комком вывалилась циничная ложь из моих уст. 

Он лишь ухмыльнулся, безусловно зная правду и в очередной раз уважая мое желание уйти от ответа. 

— Пойдем прогуляемся до магазинчика, – обходительно подавая мне руку, объявил он. 

Снаружи было гораздо свежее, ветер снисходительно обнимал меня за талию, ни капли не прикасаясь к подолу лёгкого летнего платья. По улицам размеренно блуждали люди, наслаждаясь выходным, бездомные собаки и кошки периодически дремали в тени деревьев или на порогах ресторанов. Мы шли за руку и меня определенно забавляло, что наш образ в глазах прохожих совершенно отличался от действительности. Большинство были наверняка уверены в нашей непосредственной близости, в любви и доверии, на самом же деле не существовавшей. Мне нравились эти игры. Почему? Да просто хотелось побыть в заполненном человеческим телом пространстве. Искусственая интимность делает стенки между нами тонкими и, если прислушаться, можно услышать. Это непередаваемое ощущение, особенно когда глухой почти всю жизнь. 

Купив продуктов, я откровенно заявила, что мне нужно ехать, не осмелившись на немой побег. Он, по своему обыкновению, понимающе кивнул и вызвал мне такси. Стоя в ожидании у дороги и разглядывая его правильное отрешенное лицо, думала лишь об одном – я знаю, что могу тебе позволить разорвать меня на части в лучшем возможном смысле, ведь только ты можешь. Не прошло и 5 минут, как машина с нужными номерами оказалась перед нами. Он, всё ещё держа меня за руку, бережно усадил на заднее сидение, дал указания водителю на ином языке и сообщил, глядя мне, возможно в последний раз, в глаза. 

— Если снова почувствуешь себя одиноко – пиши. 

После этих слов он с улыбкой захлопнул дверь, и такси тронулось. Мне льстила его безучастная причастность. Я больше не хотела, чтобы моими действиями двигало одиночество, но оно, к сожалению, особенно чутко откликалось на его персону по неведомым для меня причинам. Мы пропитались друг другом, но никогда не станем одним целым, поэтому счастье непостоянно.