Почуять свет

Люди обычно везут с собой в путешествие переживания, обиды и радости. Перемещаются с ними из пространства в пространство. Новые впечатления целиком занимают мысли, отодвигая на второй план все, что тревожило прежде. К тому же, со стороны все прошлые события видятся иначе, не так, как до отправления в путь. С этой обновлённой точки отсчета легче изменить отношение к прожитому, взглянуть на себя иначе. Это и привлекательно, и несет заряд положительных перемен. Так что путешествие есть начало переменам, если этого захотеть.

Дорога до неизвестной пока Швейцарии почти два дня автобусом, в группе туристов, в компании с заботливым гидом, то и дело организующей конкурсы, поощряющей победителей шоколадом.
За моей спиной примостился Ханс, - высокий и крупный старик с пупырчатым, как огурец носом, и густыми, зачесанными назад волосами.
Как только автобус въехал в грузовой терминал парома имени какой-то датской принцессы, перевозящего нас по морю из одной скандинавской страны в другую, Ханс целенаправленно посетил Дьюти-фри, и вышел оттуда с увесистой сумкой пузатых бутылок.
Паром, плавно качнувшись, причалил к берегу. И автобус вновь покатил по асфальтным дорогам. Свинцовые волны морского залива сменились идиллическими пейзажами чистеньких и добротных немецких деревень на пригорках, под пушистыми ватными облачками.
Послышалось шпоканье пробок и глотки. Ханс смачно отхлёбывал и зычно отрыгивал. Салон заполнили тягучие пары алкоголя.
Он принялся настырно и громко задавать вопросы гиду, и жарко оспаривая ответы.
Гид, в замешательстве, утихла.
Теперь переключился на нас с Пэром, любезно предупредив, что плохо слышит без слухового аппарата. Как оказалось, отлично он все расслышал в общем гуле голосов, особенно то, о чем мы тихо беседовали между собой. И теперь уточнял детали.
- Ты ведь не шведка? Из какой страны? – обратился он ко мне запросто, словно к давней знакомой. - Греция?
- Риссланд, - отчеканила я как можно громче.
Так звучит Россия по-шведски.
- Какая страна?
- Советский Союз. Риссланд!
- Гриссланд?
Тут надо сделать оговорку. Грис – значит свинья. Ланд – страна. Гриссланд, соответственно, страна свиней.
Большую часть своей жизни я прожила среди сплошного недоверия. Недоверие людей к власти, недоверие власти к людям, людей друг к другу. Но не перестала видеть в человеке лучшее. И только потом испытывала разочарование, узнавая человека поближе.
Поэтому Хансу я искренне верила. Не сомневалась, что он не понимает, и не слышит, терпеливо разъясняла свое происхождение.
В последствии, когда мы подружились, он рассказал, что в молодости обучался в университетах Германии, затем преподавал на курсах повышения квалификации учителей в Швеции. То есть о существовании России, разумеется, знал.
Зачем же притворялся?
Но я об этом не думала, продолжая неприятный диалог. Пэр помогал мне, как мог, выговаривая на чистом шведском. Но Ханс не унимался, переспрашивал и переспрашивал, нажимая на вопрос:
- Откуда? Какая страна? Гриссланд? Что за страна?
Орал на весь автобус.
Я пошла на крайние меры.
- Москва… матрешка... Перестройка … Горбачев…
- А, Москва! Он кивнул отяжелевшей головой.
- Минск, вообще-то. Но это не важно.
Попутчики вжались в сиденья, услышав, что я русская.
Ханс утих. Осмысливал, вероятно, как ему реагировать на вновь открывшиеся обстоятельства. 
Через несколько минут воспарил духом, и опять с неподдельным интересом вопрошал к Пэру:
- Ну, расскажи же мне, как ты встретил Веру в Греции?
- Почему в Греции? – недоумевал Пэр. Мы, наверно, неясно выразились?
- А откуда она?
Автобус резко дернулся. За моей спиной загремели, стуча боками, бутылки.
- Ты что, бар открыл? - повернулся к Хансу мужчина с соседнего ряда. Веселый характер этого человека легко определялся по необычному стилю одежды: бейсбольная кепка, которую он ни разу не снял, шорты, и разноцветные носки в желтых свинках по красному полю. – Так звучит! - дополнил он свою догадку об открывшемся баре.
Ханс открыто хохотнул.
Опять возникла пауза, заполненная странным методичным писком откуда-то сзади.
- Что это? Что пищит!
- Где?
Люди забеспокоились, завертели головами.
- Это оттуда!
Я кивнула в угол, где стояла на полу дорожная сумка Ханса.
- Нет, это что-то…
- Может слуховой аппарат?
- Не похоже.
- Посмотрим, посмотрим, - ласково сказала гид, внезапно возникшая в проходе. Она извлекла из-под сиденья дорожную сумку, и достала оттуда маленький будильник.
- Вот!
- А, это жена положила! – извиняющимся тоном сообщил Ханс. - Но я же не слышу без слухового аппарата!
- Похоже на бомбу, - обронила я.
Кепка в носках понимающе хихикнул.
К слову сказать, простой этот человек, и его работящая жена, столь же необычно «стильно» одетая, впоследствии окажутся наиболее чувствительными. Однажды мы опоздали на несколько минут, не найдя места сбора группы в незнакомом городе. И я, напуганная случившимся, задыхаясь извинялась перед всеми, понуро ждавшими нас в автобусе. Только она и промолвила понимающе, одна из всех:
- Ничего, Вера! Все нормально!
А потом еще вышла к микрофону, который обычно использует гид, и, среди тягостного молчания, с волнением и дрожью в голосе рассказала дурацкий какой-то анекдот.
Микрофон ей уже никогда больше не давали. Но я поняла суть ее порыва, и была благодарна. Она нашла свой способ разрядить ситуацию. Как умела. Может и не слишком элегантно, но, по-человечески, верно. И очень кстати.
Вечером предстоял совместный ужин группы в ресторане отеля.
Ханс подсел к нам за столик. Заказал себе еще виски, и, раздобрев, принялся рассказывать про многочисленные браки, и повзрослевших детей. То, что я русская, его уже больше не волновало. Да и вообще ничего не волновало, ибо он так набрался в конце концов, что не мог встать со стула. Но на следующее утро, когда мы встретились за завтраком, вновь был бодр и весел.

Обильно политые летними дождями лесополосы вдоль ухоженных дорог, то тут то там разделенных ремонтными щитами, навеяли на меня череду воспоминаний.
Мне посчастливилось много путешествовать, бывая по приглашению различных демократических организаций на конференциях и семинарах в разных частях света. И всегда я чувствовала себя Золушкой на балу, которой предстоит вернуться в обычную, наполненную сложностями жизнь. В этой жизни я защищала в судах людей, доверяющих мне, обнадеженных простым участием, и желанием помочь. Процессы заканчивались предвосхищённым результатом, который крайне редко удавалось переломить. Система побеждала. Выхода этому не было видно.
Я научилась укрываться в придуманном мире, созданном фантазией.
В детстве интернета и мобильного телефона не было, поэтому много читала. Закрывалась в своей комнате, проживала другие жизни вместе с героями книг, путешествовала вместе с ними в иных мирах.
Придуманный мир во многом помогал. Погружалась в него, возвращаясь домой из чудесных путешествий, и не воспринимала реальность.
Но это неверно. Пришлось немало пострадать, чтобы понять, что сопротивление жизни бессмысленно. Как бы ни казалось странным и трудным, нужно воспринимать все как есть, пережить это до конца, и двигаться дальше, переплавляя плохое в лучшее.

Минск. Начало 2000 годов.
Кабинет следователя располагался на третьем этаже старинного здания в центре городаа. Рядом с массивной дверью парадного входа табличка «Архитектурное наследие. Охраняется государством». То, что в этом охраняемом государством здании находятся государственные стражи –милицейские чины, - воспринималось как самой собой разумеющееся. Широкие ступени лестницы из гранита. Высокие стены окрашены в серый цвет. Дверь обита черным кожзаменителем.
Я и мой подзащитный вызваны на допрос по уголовному делу, как бы нападения его, безоружного предпринимателя, продавца на рынке, на милиционера. Мой клиент утверждает, что все было иначе. Они поспорили. Милиционер напал на него, выхватил табельное оружие, и размахивал им посреди многолюдного павильона. Теперь следствие разбирается, а вернее формирует материалы дела в суд против моего подзащитного, посмевшего возразить власти.
Пока старый игольчатый принтер распечатывает текст допроса, я рассматриваю кабинет.
Сквозь давно не мытые окна пробирается несмелое весеннее солнце. В углу на пол сгружены вещественные доказательства по какому-то другому делу: куча дурно пахнущего старья, в темных пятнах засохших выделений.
Слева на стене огромный портрет грозного усатого вождя. Напротив такой же большой портрет плачущей девицы на фоне оранжевых клиновых листьев, и двух прижавшихся друг к другу темных силуэтов. Силуэты нависают чуть поодаль, и явно символизирующих воспоминания рыдающей девицы, где «он» и «она» еще вместе, и все так чудесно.
Прямо передо мной прикреплена репродукция, призванная лишать посетителей остатков выдержки и воли. Там голая девушка в полуоборот сидит на скале, безлико уставившись через плечо. Огромный, грушеподобный зад ее выписан желтым цветом на фоне серых скал. К желтому заду свисают длинные темные волосы. Мне представилось, как следователь подолгу смотрит на эту картину, размышляя над доказательствами, пытаясь сосредоточится на сложностях уголовного дела.
В этот момент он как раз говорил по телефону, подыгрывая ноющей фальшивой интонацией. Беседовал явно с женщиной, давно знакомой, но разговор у них не клеился. Он нервно крутил в руке зажигалку с изображением опять же голой женщины, и тупо смотрел в экран компьютера, на котором развалилась в истоме еще одна нагая представительница прекрасного пола. На вид ему лет 26 - 27, кончик носа рассечен шрамом от глубокого пореза стеклом или бритвой.
Положив телефонную трубку, подергал компьютерной мышкой, пытаясь остановить происходящее на экране компьютера. А там лощёное тело красавицы разваливалось на безобразные разноцветные квадраты.
-  Что-то у меня с компьютером творится! - посетовал он.
- Ему картинка не нравится, - заметила я, - надо бы поменять.
- А я не умею! Мне эту практикантка поставила, так и стоит.
  - Давайте исправлю!
Он послушно отодвинулся, уступая мне место у компьютера.
Я открыла настройки, и выбрала нейтральную, прилагаемую программой - белые облака на фоне голубого неба. Компьютер, успокоившись, утих. Даже, кажется. вздохнул с облегчением.
Следователь достал из принтера лист, и, ткнув в пробел внизу страницы, показал моему клиенту:
- Распишитесь!
- Не спешите, прочтите сначала, - посоветовала я.
В пепельнице на столе безвольно корчились окурки.
Следователь откинулся на спинку стула. И вдруг, словно бы им охватил порыв волнения или страха, схватившись обеими руками за голову, промычал:
- Не могу делать ничего! Все! Хана! - и добавил, глядя сквозь меня, куда-то в пространство, - Моя баба сейчас меня бросать будет!
- Ой, - испугалась я, - мы лучше пойдем. Давайте завтра продолжим. Что ж мы тут со своим делом уголовным вам голову морочим, лучше завтра!
- Да, - как-то сразу согласился он, - давайте завтра, в это же время!

- Как вы думаете, - спросила я своего клиента, когда мы ехали в его машине подальше от этих картин с обнаженными телами, - он хитрый? Или на самом деле такой простак?
- Кто его знает, - сосредоточено ответил он, - наверно хитрый.
Посмотрим завтра.
На следующий день нас ожидала сцена глубоких переживаний следователя.
Дело в том, что я, воспользовавшись перерывом, посетила прокурора и заявила о прекращении этого дела, в связи со множеством нарушений при расследовании.
Ибо следствие вела, в нарушение закона, та самая юная практикантка, у которой здорово получилось установить эротическую картину на экране компьютера. Но закон не позволяет практикантам самостоятельно расследовать уголовное дело. В таком виде материалы нельзя было передавать в суд. Выход оставался только один: закрыть, и забыть от греха подальше.
- Может мы с вами договоримся? - Следователь старался быть вежливым. - Вы в суде это говорить не будете, ровно до того места, где есть ошибки.
- Как это я с вами договариваться буду? - удивилась я. - Мне же защищать полагается?!
- Ну и дела! - возмутился он. - За четыре года работы ни разу такого адвоката не встречал, который на следователя наезжает.
- Что вы так эмоционально все воспринимаете? Это моя позиция по делу, положение процессуальное - вы следователь, а я…
Но договорить я не успела.
- Это ты виноват! - с нескрываемой злостью закричал он в лицо моему подзащитному, - Как тебе? А? Этика твоя где? Я с тобой по-человечески, а ты такого адвоката притащил!
  - Какого адвоката, - изумилась я? - Вы себя со стороны послушайте!
- А что? – возвысил он голос, - как я должен реагировать, когда вы на меня прокурору «настучали»?
- Что значит «настучала»? Рассказала ему о процессуальных нарушениях. Но это же вы нарушаете, а моя позиция - защищать.
- Ничего себе защита, вы что не можете без того, чтобы меня грязью обливать?
- О чем вы?!
- Ну, ладно, ладно... - смягчился он, - мне же обидно, я же к вам от всей души…
- Но дело-то не закрыли, в суд передаете. А человек не виновен, он уже пострадал от неправомерных действий работника милиции, теперь опять должен защищаться. Ведь не он, а милиционер размахивал на рынке пистолетом, хотел огонь открыть из табельного оружия по безоружным. Что же делать, если милиция сама законы нарушает?
- Вы что, верите, что по этому делу будет оправдательный приговор?
- Конечно! А какой же еще?!
- А если нет? Его же посадят, - кивнул он в сторону моего клиента.
Тот сжался от страха.
 - Там срок от ареста начинается. Вы лучше вину частично признайте, тогда суд применит статью о более мягком наказании, а то ведь посадят! Слушаете тут адвоката, как завороженный!
- Вы ему объясните, что так лучше! –обратился он теперь уже ко мне.
- Вот как! Человек не виновен, хочет доказать это в суде, а я ему буду советовать вину признать?
Следователь обхватил голову руками, и уставился в желтое пятно голого зада девушки на скалах.
- Я вас прошу, не говорите в суде, что дело вела практикантка! Ну притащите ее в суд, она там стоять будет, все равно ведь не скажет, что это она вела дело, скажет, что я, а она только записывала.
Придумал уже, не сам, конечно, кто-то свыше ему подсказал. Может быть тот же самый надзирающий прокурор, к которому я жаловаться ходила. Зачем им позорится в судах. Они же одна команда. Охраняют государство. Охраняются государством.
- Посмотрим. - парировала я. Я ведь знаю, как было: она и вела, она и записывала, - а это нарушение закона.
Наступила тягостная пауза. Мой подзащитный опустил голову, пытаясь сосредоточиться над текстом, который читал и переписывал, знакомясь с материалами дела. Последний этап до направления дела в суд.
- Может разрешите нам ксерокопировать некоторые материалы дела? - спросила я? - Так быстрее, будет.
- Вы что? – искренне возмутился он. - Вы же на меня «стучите» прокурору! И хотите, чтобы я вам после этого дал дело ксерокопировать?!
-  И что такого! Это, между прочим, законом разрешено -право ксерокопировать. Потому и прошу.
- С разрешения следователя! - ехидно добавил он. - В законе так записано: с разрешения следователя.
- И, конечно, вы не разрешите.
Он победно улыбался, и в упор посмотрел на меня.
- Ну и не надо. Буду обнюхивать каждую страницу, и переписывать!
- Так мы до ночи сидеть будем! – возмутился он.
- Могу завтра продолжить!
- Нет уж, давайте заканчивать сегодня!
- Сегодня не получится, много переписывать придется.
Повернувшись к нам спиной, он набрал номер телефона.
Мы терпеливо переписывали страницы тома уголовного дела, открытого где-то посередине. Сумерки окутали помещение, выдвинув на первый план портрет усатого вождя.
- Ну, конечно, - мурлыкающим голосом пропел в трубку следователь, - конечно хочу! Ну придумай что-нибудь, что ты обычно врешь, когда дома не ночуешь! Скажи то же самое!
На том конце телефонного провода, видимо, перебирала варианты обычного вранья родителям, или мужу, любимая девушка следователя.
И все остальные девушки, не одетые и плачущие на картинках в кабинете, сразу это почувствовали, как-то завяли, и пожухли.
Он резко повернулся к нам, и радостно произнес:
- Хоть одна хорошая новость за сегодня! Вы скоро дело закончите читать?
  - Скоро уже, - ответила я.
- Говорят скоро. - перевел он в трубку.
И тут же, обернувшись, продолжил переводить, но теперь уже от нее к нам:
- Она говорит, что «скоро» понятие растяжимое.
  - Через полчаса.
Прибавив полчаса, он назвал ей точное время встречи, и добавил:
- Я на машине, так что буду скоро, жди!
Воздух вновь наполнился эмоциями беспокойства.
- Кофе хотите? – по-дружески обратился он к нам, - я за водой пойду, на вас набирать?
- Нет, спасибо, - вяло отказались мы.
Вернувшись с замызганным чайником, поставил на стол огромную чашку в форме торчащих в разные стороны частей женского тела, в голубой и черный цвет. Залил в нее кипяток, и громко застучал большой ложкой в этом чувственном организме. Мыслями был уже там, где его ждали, громко прихлебывая горячий кофе.
- Во сколько завтра?
- Давайте в 11, не позже, а то мне к бабушке ехать, к убийце, она сожителя убила.
  Уверив, что с бабушкой конкурировать не будем, и придем к 11, мы вышли в холодный вечер, чтобы разойтись каждый по своим домам, по своим проблемам, и по своим ожиданиям.
Я пошла писать очередную жалобу прокурору, надзирающему за данным уголовным делом.
Мой подзащитный поспешил к жене и маленькому ребенку, чтобы вместе говорить, переживать, и надеяться, что все уладится как-нибудь.
Следователь - к любимой девушке, фотография которой стоит у него на столе, и на этой фотографии они так же обнимаются, как и парочка силуэтов на картине с плачущим лицом.

Практикантка явилась в суд, и, ожидаемо врала по поводу ведения дела, как ее и научили. Моего подзащитного суд признал-таки виновным, но назначил мягкое наказание, год условного лишения свободы. То есть как бы он виноват, но и не пострадал, чтобы шуму не было. И ущерб за повреждение его имущества милиционером на рынке взыскать не сможет. Система в очередной раз провернула колесо в холостую, со скрипом, с надломом. Этот скрип надолго впечатан в сознание, отдирая от души что-то очень важное, калеча, убивая волю к сопротивлению. Система так устроена. Несокрушима и отточена до мелочей. В ней нет места протесту, самовольному проявлению чувств, выделению из общей массы. Сопротивление чревато последствиями для каждого, кто решится на этот шаг.

Недавно я получила письмо от подруги из Минска. Ее лицо идентифицировали на какой-то видеозаписи мирной демонстрации после президентских выборов в 2020. Допрашивал ее следователь со шрамом. В результате пришлось объясняться с начальником на работе по поводу следствия. Чуть было не лишилась работы. А это значит, что могла бы лишиться средств к существованию, и вынуждена была бы платить налог, как тунеядка. Чудом оставили в покое, с обещанием не участвовать больше в подобных мероприятиях.
Это и есть моя страна, там, за вновь воздвигнутым железным занавесом. Но как объяснить это Хансу?

Кур

Пели птицы, звучали колокола. По мощенной булыжником мостовой мы спустились к центру города.
Парк пестрел обилием цветов, окружающих фонтан – обычную струю воды, бьющуюся из-под земли.
Необычным здесь были только черные рабочие комбинезоны, развешенные по периметру, вроде как сушатся после стирки. На кирпичной стене прикреплены бумажные листы с текстом.
- Вам что-то подсказать?
Худенькая девушка - организатор выставки, обличающей колонизацию, двинулась навстречу, излучая благодушие.
- Меня интересует вот эта информация –я показала на распечатанный листок в самом центре.
- А то там?
Читаю вслух: «Если Европа не переработает свою историю, то Россия и Китай захватят бедные страны, и сделают их своими колониями, по тому же самому пути, что и раньше».
- Но в России никогда не было колоний?!
- Да, верно! - смущенно согласилась девушка. - Это мнение наших посетителей. Мы просто распечатали и повесили. Вы тоже можете написать имайл, тут есть адрес.
И подала мне рекламный буклет.
Я мотнула головой, и вернула буклетик.
- Не буду я писать вам майлы!
Разве можно объяснить в настенной листовке то, что люди, порой, прокладывают дорогу к свободе одним лишь своим существованием в тех условиях, которые предлагает им жизнь?! Тяжелой своей судьбой. Надеждой на перемены к лучшему. Они просто выживают, не боясь страданий. Чьей бы чужой и отрицаемой не казалась такая жизнь, - для одних она кажется верной, а другим ошибочной. Но каждая жизнь достойна глубокого и вдумчивого исследования, объяснения, чтобы понять и не нарушить гармонию мира. А с темной стороны, из темноты поверхностного взгляда, не видно всего лучшего, что есть в человеке. Не об этом ли свидетельствует необычная кривизна алтаря в старинной церкви на горе в дивном этом городе?


Винодельня

Желающих попробовать уникальное местное вино было человек двадцать. Группа остановилась у входа в маленький винный заводик в предвкушении момента, когда можно будет войти внутрь, и пригубить бокалы.
- Добро пожаловать! Меня зовут Фабио! 
Возникший, словно из воздуха, светлокудрый молодой человек, театрально распахнул объятия.
- Я расскажу об истории трех итальянских родов, объединившийся для производства вина.
Он говорил без заминки. Свежесть ветра, и бодрость утра, - все было в его голосе. Старательно называл даты покупки заводика, имена владельцев, исследовал их нехитрые биографии, вспоминал наследников.
Слушатели терпеливо переминались с ноги на ногу, рассматривая окрестности.
А окрестности радовали душу. Залитые солнечным светом склоны гор, зеленые необъятные луга, цветастые флаги с наименованием компании-производителя вдоль извивающейся узкой дороги… Но. Главное - воздух! Его можно было пить, пьянея от свежести и чистоты.
 Уставшие от полдневной жары посетители безразлично взирали на Фабио. А тот, не жалея красок, все рассказывал и рассказывал, уточняя детали.
- Сколько у вас есть времени? – поинтересовался он.
- У нас ужин в 7 часов, а сейчас только три, - вежливо ответила гид. - Все в порядке!
Кто-то ехидно хохотнул. Знал бы, что ждет впереди.
Наконец, повествование о слиянии трех итальянских родов для покупки местного винного заводика закончилась.
- Какие есть вопросы? Дополнения?
- История про то, как итальянская мафия купила заводик.
Непроизвольно подытожила я.
В группе засмеялись.
Фабио одобряюще кивнул, мол «Ага! Точно!»
И пригласил всех пройти в цех.
В цеху его постигло вдохновение, и он живописал сроки и сбор урожая с соседних гор, доставку винограда, взвешивание груза, сортировку, отжим… Все очень подробно, и доходчиво. Словно обучал новичков производства. Знакомые буквы СООР (крупная сеть кооперативных магазинов в Швеции) на исписанной мелом табличке с именами и цифрами привлекли мое внимание.
- Есть вопросы?
- Вы что же, в СООР покупаете виноград для отжима?
- Ха- ха, - поддержал он общий смех. - Нет! Мы туда отправляем то, что нам не нужно после сортировки вина. Ну, пойдемте в другой цех!
Не без труда оторвавшись от стен, группа двинулась в следующий цех. Шел уже второй час экскурсии. Наслушались и насмотрелись на хороший курс виноделия, и теперь могли претендовать на дипломы. Ноги гудели от усталости. Скулы свела зевота. Сосало под ложечкой от желания чего-нибудь съесть.
Фабио, между тем, не унимался. Времени-то у нас было предостаточно, до 7 часов вечера. Он перечислял все новые и новые истории, теперь уже в цеху упаковок, среди ящиков с сортами вина, явно произведенного не здесь, а доставленного для реализации на этот склад.
Интересующимся были продемонстрированы картонные упаковки, подготовленные для отправки, в ответ на мой вопрос:
- А где у вас ассортимент для COOP?  Должно быть подешевле, раз отдаете то, что самим не нужно?
И когда стало казаться, что это никогда не кончится, Фабио, 
наконец, пригласил всех в зал для пробы.
- Так ты не расскажешь нам, как готовишь пасту?
Почему-то спросила я. Наверно, понятие итальянец и вино тесно переплетаются в моем сознании с пастой. Недостаток именно этого звена породил неожиданный для меня самой вопрос. Кто знает, что творит наш мозг, обманывая нас же. Мой мозг шутил со мной прямо сейчас, из вредности, наверно, за то, что пришлось нагрузить его таким объемом ненужной информации.
Но Фабио вопрос понравился. Он как-то хитро подмигнул, чуть склонившись к моему плечу:
- Я тебе обязательно покажу, как готовлю пасту! В другой раз!
В воздухе повисло предвкушение праздника. Все расселись за большим столом. Достав бутылку белого вина, принялся разливать его по бокалам.
Закусок не предлагалось, как обычно делают в других винодельнях.  Просто за белым вином, наливал розовое, затем красное, а потом и крепленое. После четвертой бутылки все раздобрели, обмякли, и в этот самый момент им было предложено пройти в зал напротив, там как-раз сегодня скидки, и можно купить вино на 10 процентов дешевле.
В кассе царила, похожая на встревоженную сову, круглолицая, с круглыми глазами, и очками в роговой оправе на мясистом носу женщина.
- Это моя мама! Глава нашего рода! – представил ее Фабио.
Лицо его распалось в улыбке, рука обхватила мягкие плечи мамы,  громко бьющей по клавишам старинного кассового аппарата, пробивая чеки. Собралась неровная очередь желающих оплатить покупку.
Мы с Пэром выбрали бутылку подешевле и поменьше. Откроем дома в какой-нибудь холодный осенний вечер, вспомним эту экскурсию.
- 14 франков! - Отчеканила сова. 
- Не может быть! – воспротивилась я. – Взгляните на этикетку!
Она хмуро глянула поверх очков на предварительно снятую с бутылки этикетку.
-10, 61!
Тяжелые блестящие камни ее ожерелья нагло блеснули мне в лицо.
Достала из кошелька новенькие 10 франков.
- Все, что есть. Берешь?
И протянула хрустящую купюру.
Миг сомнения. Но тут же выхватила купюру у меня из рук.
- Давай! Хотя это не положено.
На прощание Фабио влетел в автобус, чтобы пожелать нам счастливого пути, и опять таинственно шепнул мне на ухо про пасту в следующий раз.


Бернинаэкспресс
 
Бернинаэкспресс – красный поезд, часто рекламируемый в виде уютного и просторного купе, где у широкого окна сидит пара молодых людей, наслаждающихся великолепием горных видов. Но в жизни все не так. Вместо положенных билетов нам предложили занять свободные места. Оказалось, что всю дорогу мы с Пэром ехали спиной к движению. В вагоне удушливо тесно, как в часы пик. Колени упираются в колени сидящих напротив. Чтобы увидеть промелькнувший пейзаж, нужно пробраться к соседнему окну. Но большую часть времени это окно загораживал зад французской старушки, истерически фотографирующей окрестности. Узкие джинсы в цветочки сползли, оголив тощую задницу, покрытую желтой сморщенной кожей. Дурно пахло потом. Сидящая напротив меня женщина старательно обмахивалась буклетом, вроде как от жары. Она то и дело предлагала всем желающим поменяться с ней местами, ведь обзор с ее места просто чудесный, все видно! Но желающих не нашлось. Рядом с ней мирно дремала, прислонившись головой к оконному стеклу, тяжело потеющая девушка. Ее подруга возбужденно прыгала от окна к окну с фотоаппаратом, конкурируя со старушкой. Но вдруг подруга забеспокоилась, принялась «будить», легонько потряхивая за плечо свою компаньонку. К удивлению присутствующих, та не реагировала, не открывала глаза. Не слышно было ее дыхания.
- Что же мы будем делать? – послышался чей-то голос. – Ведь до остановки поезда еще часа три!
Девушку трясли за плечо, звали по имени. Она, кажется, застыла. Но вот, довольная своим розыгрышем, засмеялась.
- Хорошо! – образовалась гид.

А за окном в это время мелькали сказочно-красивые деревеньки на зеленых склонах гор, журчали голубые ручьи, сверкали зеркальной поверхностью тихие озера. Я представила себя в той жизни: просыпаешься утром, и видишь всю эту красоту. О чем можно думать в такой момент? Что может тревожить? Да ничего бы меня не тревожило, наверно! Радость в душе, гармония с миром, и покой.
Вот по склону горы медленно катит поезд. В одном из красных вагонов собраны люди из разных стран, из разных миров, с разным образом мыслей. Случайные гости, не имеющие никакого отношения к тем, кто живет в этих горных деревеньках. Вскакивают с мест, мечутся от окна к окну, чтобы скорее сделать фотоснимок, запечатлеть навсегда ускользающее мгновение, незнакомую, размеренную жизнь. Проносятся мимо, не оставляя следа.
А живущие в Альпийской деревне, они не просто в другом месте, но и в другой реальности. Словно бы горы защищают (ограничивают?) их сознание, их взгляды на вызовы современности.
Но в это самое мгновение мы вместе, в одной плоскости, в одном времени, на одной картине. Миг, и все разлетается, как узор из цветных стеклышек в калейдоскопе.

Поезд прибыл на конечную станцию, в старинный итальянский городок.
Так или иначе жизнь во всех посещаемых туристами местах организована. Местные жители справляются там с жизнью как могут. Но вот приезжают туристы, и видят совсем не то, что им было обещано в рекламном буклете. Не то, что манило в дорогу, а какие-то замусоренные, полуразрушенные улицы, уставшие лица, неяркие пейзажи, и скучную еду. То есть реальность разрушает созданный фантазией мир. А платить приходится именно за фантазии. Вернее сказать, расплачиваться.

Нужно было отправится в путешествие, чтобы понять, что Италия, в которую я была влюблена, Италия культурного богатства и вкусной еды - это выдумка. Нет ее. Не существует. Только в моей мечте.
В реальности же – обман и разочарование. Несколько часов свободного времени в запустелом городке. Жара. Сиеста. Мухи ползают по грязным стеклам темных привокзальных кафе. Мы пошли посмотреть город, и найти какой-то волшебный ресторанчик, где в тени и уюте можно с удовольствием отведать настоящей итальянской кухни. За пустынной пыльной площадью, с увядшими от палящего солнца цветами в кадках, показался тенистый дворик со столиками. Вот он, желанный ресторан!
Хозяин поприветствовал нас легкой улыбкой, не вставая из-за столика, где он сидел над компьютером.
Мы расположились близ облезлой кирпичной стены, на лавке, которая, как только я приземлилась на нее, проскрипела и пошатнулась, едва удержав меня в неестественной позе. 
- Ой! – громко испугалась я, но тут же рассмеялась.
Людей немного, и все сидят с какими-то скучными лицами.
Мимо прошествовала какая-то оперная фигура. Квадратный в ширину и высоту юноша, одетый во все черное, с повязанной на голове косынкой, торчащей на затылке кокетливыми треугольничками. Длинный черный фартук свисал с тугого круглого живота в пол. Он неожиданно элегантно наклонился, и поднял упавшую салфетку. Похоже было на цирковой трюк, отработанный заранее. Кем он приходился хозяину? Бизнес, явно, семейный. 
Одиноко и неприкаянно ожидали мы на скрипучей лавке, боясь пошевелиться. Но никто не интересовался нашим присутствием. Увидев выскользнувшую из дверей напротив девушку в черном, официантку, как потом выяснилось дочку хозяина, я кивком показала ей на стопку меню, и она, взяв одно, подошла к нашему столику.
- А на английском есть у вас?
- Я не понимаю по-английски! - ответила она.
Папа-хозяин поспешил на помощь. Покинул свой столик с компьютером, и принес нам меню на английском.
Я выбирала салат из домашних овощей, стоимостью 6 евро, а Пэр домашние спагетти с мясным соусом, стоимостью 14 евро. И бутылку минеральной воды. Спустя какое-то время девушка принесла заказ. Она поставила на стол две маленьких тарелочки, на которых парой малюсеньких точек обозначено было что-то похожее на капли дождя.
- Что это? – удивились мы в один голос.
- Сюрприз! – объявила девушка. - Комплимент от ресторана!
И отошла, оставив нас в тишине наслаждаться комплиментом.
- Видишь, как они ценят своих клиентов! - одобрительно заметил Пэр, - Интересно, какой еще сюрприз нас ожидает.
Мы промокнули точечки кусочком белого хлеба, и несмело поднесли ко рту. Странная вкус. Так и поняли, что это было.
Вскорости официантка вернулась с подносом, и поставила передо мной чайную тарелочку с увядшими листочками зеленого салата, какой в наших супермаркетах продается в целлофановых пакетиках за 10 центов. Пэра обрадовали мисочкой с небольшой кучкой желтоватых спагетти в мутной темной жиже. Я недоуменно подняла лицо, и вопросительно посмотрела на официантку.
- Я не понимаю по-английски, - поспешила сообщить она, и тут же удалилась.
Опять на помощь ей поспешил папа-хозяин. Воротничок мятой выцветшей его тенниски свернулся в сторону, дьявольская улыбочка исказила лицо:
- Ну как? Супер! – Спросил, и тут же ответил сам себе, не дав мне опомниться. Особенно выделив восторженной интонацией слово «Супер».
Театральным жестом водрузил на стол поднос с бутылками оливкового масла и томатным соусом.
И я, поддавшись его гипнозу интонаций и улыбочкам, рефлекторно замотала головой, и даже скривила подобие вымученной улыбки: 
- Да, да, ага, спасибо!
Механически полила увядшие листья маслом, и густо посыпала черным перцем. Надо же как-то съесть это. До ужина долгих пять часов обратного путешествия.
Двигаясь спиной вперед, держа поднос на вытянутых руках, он с довольным видом ретировался. И тут же, схватив откуда-то графин белого вина, поспешил к вновь прибывшей даме.
Дама заметно растерялась и засуетилась, когда он, наклонившись, что-то быстро-быстро говорил ей на ухо, рекомендуя вино, надо полагать.
Не дав ей очнуться, плеснул в бокал из графина, и быстро удалился к своему компьютеру.
Пэр потянул из миски скользкую спагеттину. Наши взгляды пересеклись.
- Недоваренные, - трагически произнес Пэр.
- Ужас, вообще! Как же так можно? - прошипела я.
Ошарашенные, переполненные эмоциями, поспешили уйти.
- Мы хоти рассчитаться, - жестом показала я хозяину.
В ответ он махнул рукой в сторону выхода. 
– Там, в баре, дверь сбоку!
Бар представлял из себя маленькое вонючее помещение без дверей и окон, насквозь прокуренное, с расставленными на полках вдоль стен бутылками, и торчащими ножками вверх табуретами на столах. Когда в узком проеме двери возникла, оделив меня от живого света, заткнув собой как пробка бочку, толстенная фигура в черном, я почувствовала, как по спине пробежала ледяная змейка.
- Платить как будете?
- Здесь? – искренне удивилась я.
- А что? Можно и во дворе, если хотите.
- Картой можно?
- Можно. С вас 38 евро.
- Как?! – ошеломленно вскрикнула я.
Но толстяк, видимо, привыкший к такой реакции клиентов, молча достал у меня из рук банковскую карту, и пропустил через платежный аппарат.
Я оцепенела.
- В Италии сервис дорого стоит! Вилки, ложки, салфетки, все такое. «Понимаете?» —терпеливо объяснял он мне на хорошем английском.
- Понимаю! – машинально согласилась я. - Но дело даже не в сервисе! Это был ужасный обед!
Из аппарата медленно выполз чек оплаты. Толстяк ловко подхватил его, и, протянул мне вместе с банковской картой.
Вместе с чувством жуткого надувательства, я почувствовала облегчение, что все наконец закончилось. Еще легко отделались! Кто его знает, чем завершились для других «платежные истории» в этом беспросветном углу за закрытой дверью, во власти оперного злодея в черном фартуке.
Выскочила на воздух, испытывая потребность плеснуть в лицо холодной воды.
- Туалет там, - словно угадав мою мысль, кивнул в сторону толстяк.
Видимо ему была хорошо знакома эта амплитуда поведения «сытых по горло» клиентов.
Я метнулась к спасительной, как мне показалось двери напротив.
Но там ожидало новое испытание.
Сразу от дверного проема, вниз, в темноту, вела узкая сырая лестница. Коленки подкосились от одной только мысли, что придется спускаться в колодезный мрак, а там что?
- Туалет ищите?  Он тут! – услышала я за спиной чей-то уставший голос.
Обернувшись, увидела высокую и исхудавшую фигуру африканца, явно работника местной кухни, готовившего нам обед.
Туалет оказался не в подвале, уже хорошо. Но воды в ржавом и нечистом умывальнике не было, как и в смывном бочке. Бумаги туалетной тоже. Но все это уже не имело значения.
Мы так радовались, что унесли оттуда ноги. Какое счастье свобода! Но осадок остался. Как в старом анекдоте, где хозяйка звонит только что ушедшим от нее гостям, и сообщает, что после их ухода пропали серебряные ложки.
- Но мы их не брали! – испуганно оправдываются гости.
- Да, я знаю, я их уже нашла, - говорит хозяйка. – Но осадок остался!

На обратном пути обмениваемся впечатлениями с нашими попутчиками. И у всех похожие эмоции от этого местечка, - нерадостные, тяжелые.
Гид в микрофон сообщает статистику чего-то, и в какие-то годы. Работает утешительной Википедией.
Автобус везет нас в отель. Хороший отель. Только дверь из комнаты в ванную, зачем-то, прозрачная. Так что я каждый раз выключаю свет, когда захожу туда, и умываюсь в темноте.
Зато утром, когда открываешь выходишь за порог, под ноги россыпи красных цветочных лепестков. Вокруг горные вершины в туманной дымке. Накрапывает мелкий дождь. Чудо просто!


Бассейн

В открытом бассейне поблизости спокойные, ухоженные дети льнут к своим родителям. Пухленький младенец доверчиво опустил кудрявую головку на плечи папы, когда тот, поддерживая ребенка обеими руками, плавно опускается вместе с ними в теплую воду. Ни шума, ни криков, ни прыжков с бортика. Идиллическая картина гармоничного семейного общения. Купание в теплой и чистой воде. Вокруг панорама горных хребтов, покрытых густой зеленью. Шелест голубой воды бассейна.
Какой-то старый японец с длинным хвостом седых волос, прилипшим к широкой волосатой спине, жадно целует и прижимает к себе женщину со множеством мелких черных косичек. Прыщавый подросток, очевидно их сын, опустив голову отходит прочь, явно стесняясь. Любовь, порой, обретает разные, даже для самых близких людей, формы. Особенно, если окружающая среда способствует этому. Раскрывая в человеке то особенное, что таится глубоко внутри.
В торцовой стене бассейна аквариум. За толстым стеклом плавают разноцветные рыбы. Грациозно подвигаются к стеклу, застывают, и завороженно смотрят на меня. А я смотрю на них.
Что пытается сказать мне в этот миг Вселенная? Очевидно, что-то о блаженстве покоя и любви.

Счастливый день

В прошлом веке успешный немецкий доктор, практиковавший в этих местах, придумал как можно улучшать иммунную систему. Для этого нужно вначале пройти босиком по теплым камням, а затем постоять в неглубокой холодной воде. Это чудом оживляет организм, и гарантирует практически полное его обновление и оздоровление.
В парке неподалеку мечту доктора воплотили в жизнь. Именно туда мы и направились. С утра небо хмурилось, завесив окружающие местность горные хребты темными серыми облаками.
Пройдя мимо огромной кучи навоза, сваленной за фасадом отеля, вышли в заросший сорняками парк. Накрапывал мелкий дождь. Парочки в дождевиках выгуливали сонных собак. Вдоль ограды, бурля, и перекатываясь по камешкам, катил горный ручей. Никаких теплых камней, кроме колючего щебня на берегу, узкий деревянный помост с перилами, и ступеньки в воду. Неподалеку лавочка. Вот, собственно, и вся нехитрая организация для поддержания здоровья. 

И мы вошли в эту воду!
Ледяную, мутноватую, серую, несущую мелкие остатки с гор.
Я топала под дождем по воде. Пэр сидел на лавочке под зонтом. А потом, так же под зонтом, прошел в ручей. Дождь все не прекращался, и, наконец, хлынул, как из ведра.
Если бы меня попросили описать счастье, то выглядело бы так: Омытые счастливым этим дождем, добежали до близлежащего клуба игроков в боулинг. И, прижавшись друг к другу, накрыли плечи одним большим полотенцем. Прислонившись спиной к деревянной стене, вдыхали ароматы свежей выпечки. Из кафе неподалеку вкусно пахло ванильными булочками, или печеньем. Обновленные, как и обещал доктор, словно бы прикоснулись к чему-то неземному.
Нет не тогда, не в тот субтильный момент, тогда я об этом думать не могла, да и не хотела, но потом, взглянув на это день со стороны, я поняла, для чего он мне был дан. Чтобы свидетельствовать все остальным, пребывающим в отчаянье или безверье, переживающим жизненный кризис, всем, кому кажется, что жизнь рушится так же, как это когда-то было со мной. Впереди у каждого есть этот день! Он уже был в моей судьбе в моменты разочарований. Он был всегда! Посылал мне невидимые лучи чудесного света. И нужно было просто почуять этот свет. Свет волшебного, счастливого дня, который обязательно ожидает впереди. Никогда не переставать надеяться! Дождаться! Почуять этот свет!

Чем ближе к дому, тем больше новостей оттуда.

Кристина прислала мне смс в автобус: ”С возвращением! Добро пожаловать домой!». Опять напутала. Я ей перед отъездом специально сообщила дату, когда мы вернемся. Хорошо, конечно, что она так трепетно нас ждет. Только, зря волнуется. Кристина наш самый старый друг, по возрасту, разумеется. Она любит обсуждать со мной по телефону разные вчерашние новости. Меню в ресторане, ассортимент товаров в магазине LIDL, и прочее такое. В свои 78 лет ей трудно справляться с замками в старинных чемоданах, нажимать на клавиши, у нее руки слабые. Так что я со своим советским прошлым как раз кстати. И опыт есть, и тренировки. В чемоданах старинные магнитофонные кассеты, которые никто уже не слушает. Но у Кристины сохранился вариант магнитофона, и она решила прослушать всю коллекцию. Там есть даже одна с названием «Привет», начальный урок русского языка. Когда-то она путешествовала по Транс-Сибирской магистрали, к месту казни русского царя. Вот тогда-то знания с кассеты и пригодились. Теперь, кроме «Привет» ничего другого уже не помнит. И то хорошо.
Она пишет сложные объемные книги об истории и искусстве, с перечислением статистических данных, например, сколько краски потрачено на покраску такой-то церкви в 18 веке. Или сколько чая привезли в город в том году. Книги эти издают фонды культурного наследия и продают увесистые тома по существенной цене. Кристина обладает чудесным даром продать свои книги в совершенно неожиданных местах. Например, шоферу такси -индусу. Или врачу, проводящему очередной осмотр, заодно и медсестре, помогающей при осмотре. Или теряющему зрение инвалиду, в очереди к офтальмологу.
- Мы приедем через пару дней. - Сообщила я Кристине. - Путешествуем с турфирмой (написала название) по Европе.
- Это хорошая турфирма! – откликнулась она. -Я с ними в прошлом году путешествовала. Они мой чемодан потеряли!

Дома нас ждали дожди и дожди. Кристина позвонила огорченная. Она ездила в супермаркет, специально заказала такси, хотела купить бутерброд с креветками. Там такие бутерброды хорошие, майонеза немного. Но совсем забыла, что сегодня понедельник, и бутерброды не продают, выходной. Поэтому купила вместо бутерброда большие конверты, чтобы отправить в них книги в Германию.
В ответ на мою готовность отнести упаковки на почту, - обрадовалась.
- Спасибо!
Все-таки хорошо, что кто-то там в Германии читает ее книги.
Самое главное, чтобы в человеке не исчезло человеческое. Не пропало. На это огромная надежда.