Гороховый сад

В гороховом городе, на гороховом переулке стоял на гороховый манер сделанный маленький домишко. Квартир в нем было не много не мало пятьдесят и все они между собой были не то дружны, не то враждебны. Иной раз смотришь на соседок- не разлей вода и рецептик новый дадут, и магазинчик хороший подскажут. А в другой раз взглянешь- как чуждые друг другу, словно собаки рычат, зубы скалят, в бедах обвиняют. Так и жили гороховцы в этом доме.

А дом-то был обветшалый страсть- крыша, что ни весна, так течет, крыльцо вот уже который год обещает обвалиться, а штукатурка на голову так и норовит приземлиться.  Видели ли это жильцы? А как не увидеть, слепой и тот, проходя мимо дома, прозрел, да и отплюнулся от такого вида. Так и сама архитектура дома была необычайно интересна- в нем удивительно безвкусно сочетались строгие античные колоны и праздные вензеля на стенах. А форма-то какая была! И не сказать, чтобы прямоугольный, и не овальный. Углы его плясали в разные стороны, а в кое-каких местах они уставали быть ровными и кокетливо закруглялись.  На крыше, местами ровной, приземлилась башня, вход в которую был строго запрещен. На ней вот уже который год восседал петух в виде флигеля. При сильном ветре он противно скрипел, и этот звук эхом мог долетать до соседних домов.

Гороховцы, разумеется,  видели в каком состоянии этот дом-недоразумение находится.  Они  не только не хотели говорить об этом, но и запрещали кому-либо другому отрицательно отзываться об их пристанище.  Тех, кто все-таки не выдерживал, и спустя месяц-другой съезжали, жители охотно обсуждали и в небольшом кругу на кухне припоминали все грешки. Кто-то на поминки не сдал, а кто-то на праздник не пригласил- все это всплывало, но только за глаза. При встречи же все охотно-наигранно улыбались и помогали с вещами.  Дом  для гороховцев всегда был самым лучшим, при этом их абсолютно не смущала его общая обветшалость. Любые попытки приезжих покрасить стены или починить крыльцо никогда не заканчивались успешно. Жители сразу возмущались вмешательством  в их владения и в первую очередь в их память. Ведь дом этот оставался неизменным на протяжении десятилетий, в таком же доме жили их отцы и деды, негоже спустя столько времени краску переменить.

И среди этого хауса жил человек, который мало чем походил на обычного жильца горохового дома. Ни с кем он не ругался и за глаза никого не обсуждал, выходил из квартиры мало и только по сильной нужде. Когда он переехал и сколько он тут живет- никто не знал.  Знали только, что зовут его Косьма, а по жизни он садовник. На балконе у него летом стоят цветущие горшки, а из квартиры слышится дурманящий запах роз. Первоначально возмущались все этой новинки- в доме и цветы, а потом все привыкли.

Про Косьму говорили: «Чудак старик, да кто не без этого?». Про себя же пару раз Косьма заикнулся, что высаживал цветы в самом Александрийском саду в Петербурге. Посмеялись все тогда изрядно и забыли, а Косьма с тех пор на потеху себя не хотел выставлять. Вот так и жил он в своей цветущей квартире, вот только каждое утро, выходя на балкон он видел во дворе дома небывалую пустошь. Клумбы, которые раньше так прекрасно цвели, теперь похоже на выжженное поле. Яблоня, которая раньше хотя бы была зелена, в этом году окончательно засохла.  И смотрел эту пустыню Косьма каждый день.

Не выдержав однажды, он  в самый жаркий день месяца пошел сажать цветы, чтобы хоть как-то украсить этот унылый пейзаж. Солнце нещадно жгло кожу, а мокрая земля мгновенно высыхала. Фиалки морщились и отворачивались от огненного светила, а розы, казалось, плавились на жаре. Но когда цветы все же были посажены, солнце стыдливо спряталось за тучку, дав Косьме и цветам немного отдохнуть.
«Обрадуются, наверное, гороховцы, вед теперь подле их окон растет самый настоящий сад.»- думал Косьма и, отправившись на свой балкон смотреть на сад, стал ждать кто придет первым посмотреть на его детище. Казалось даже яблоня, видя эти прекрасные, яркие цветы, приободрилась и стала менее  увядающей.
Первой мимо сада посчастливилось пройти женщины из двадцать третьей квартиры. Она прошла мимо цветов даже не взглянув на них. Ее уставшие и воспаленные лаза смотрели строго под ноги, а цветы, как известно, растут на клумбах, а не под ногами.

Затем  появилась маленькая сухая старушонка, которая не просто увидела новшество, но и успела за эти короткие минуты полностью обругать и трижды проклясть садовника.

-- Это безобразие! Вы воображаете что вы тут наделали?! Какой ужасный синий цвет у петуньи! Ее нельзя здесь оставлять! Или вы пересаживаете эту петунью или я вызываю полицию. Это отвратительно!

Не успев даже вставить слово в свое оправдание, Косьма смущенно что-то промямлил в ответ и в заключении покорно кивнул.  Старушонка ушла в свою коморку с высоко поднятой головой.

Всю ночь садовник пересаживал синюю петунью и заменял розовыми, красными и белыми.  Как только петухи закричали работа его была окончена. Завалившись на кровать, он почувствовал ужасную слабость и сон медленно обволок его.
Проснулся Косьма ближе к полудню. Заварив себе чашку кофе, он как обычно вышел на балкон, но уже не чтобы развеется, а чтобы посмотреть на сад. Цветы  ярко и пестро купались в лучах летнего солнца, выделяясь среди высохшей травы. В мечтах,  Косьма уже сеял новый газон, сажал вишню, прокладывал тропинку. Двор оживал.
Но вдруг полная и внешне не привлекательная женщина, пока вывешивала белье, наступила на клумбу.  Сделав еще пару шагов по цветам, она остановилась  и в пустоту крикнула:

--Да кто насажал эту дрянь? И розовые цветы какие отвратительные,  фу!  Пойти что ли выкорчевать. Лучше бы за своими квартирами следили, а в общий двор не лезли. Ну и мерзость!

 Она еще немного потопталась по клумбе, а затем ушла. Косьма, невероятно расстроенный и подавленный, поплелся вниз по ржавой лесенке. На крыльце  ему встретилось пару старушек, которые что-то оживленно обсуждали, но  завидев садовника замолкли.  И только отойдя от них на приличное расстояние, Косьма услышал: «Дрянь всякую рассадят… а вот отцы без этого жили и ничего…цветы… как будто нужны они кому… у него семьи нет, вот и возится с ромашками-букашками»
Руки стали тяжелеть, голова опустела, цветы поникли. Уж и не помнил Косьма зачем он сюда спустился, да и был ли в этом смысл?  Неделю он не выходил из дома, а все лежал да изредка выходил на балкон, посмотреть на сад. Изо дня в день старуха проходила и плевала на эти «омерзительные» цветы, а женщина каждый раз все усерднее и усерднее топтала петуньи, когда развешивала белье. Из-за жгучего солнца цветы начали никнуть и увядать. А вскоре добрую половину сада скосили, ведь кому-то она там мешала.

Через две недели сад засох, а вскоре уехал и Косьма с квартиры. Никто не видел когда и никто не знает куда. После его переезда ничего не изменилось- люди также на кухне обсуждали его «грешки», особенно его сад. И стал это снова обычный гороховый дом, в гороховом городе, на гороховом переулке, но уже без сада и без чудесного садовника, который пытался скрасить уродство цветами.