Месть

               Андрей Иванович не был мстительным человеком. По крайней мере,  себя он таковым не считал. Он не мстил своим одноклассникам, не давшим списать такую нужную контрольную в школе. Не мстил своему другу детства Юрке, которого научил играть в шахматы и привел в шахматную секцию Дома пионеров, а Юрка возьми да и обыграй его в турнире, победитель которого ехал на международный детский турнир в Болгарию, тогда еще социалистическую. По позиции у них была ничья, но у Андрея Ивановича, тогда еще Андрюхи, времени оставалось секунд 15, от предложенной ничьи Юрка отказался и тупо выиграл по времени, занял чистое первое место и поехал в Бургас. За что тут мстить? Андрюха, может быть, на его месте поступил бы точно так же. Да и Бургас все - таки не Париж, хотя при чем здесь Париж - Андрей не знал, но ему просто нравилось это выражение.
                Не мстил он и Ленке Ивановой , в которую с третьего класса сначала очень тайно,  а в старших классах уже и в открытую был  бесповоротно влюблен. Она с этого самого третьего класса водила его за нос обещаниями сначала начать дружить, а сама ходила есть мороженое и кататься на каруселях в парке с кем угодно, но только не с ним, потом она два года обещала ему позволить себя поцеловать в щечку ( кому она на самом деле это позволила да и позволяла ли вообще кому-то - Андрей не знал и знать не хотел),но на выпускном все-таки станцевала с ним обещанный «белый» танец и они даже поцеловались почти по взрослому, в губы, спрятавшись за дальней колонной в школьном актовом зале. Она пообещала ему начать дружить «по-настоящему» -  с походами на последний сеанс в кино, с прогулками  «за ручку» по ночному городу, ну и так далее. Когда Андрей перебирал в мыслях то, что он вкладывал в слова « и так далее», ему становилось душно в собственном теле, начинало бешено колотиться сердце и подскакивало давление. Ну и часто при этих фантазиях  организм производил некоторые другие действия, свойственные  молодости и бродившим по телу гормонам, от которых ему становилось стыдно и неловко.
     Они поступили в один ВУЗ, Андрей на механический факультет, а Ленка на экономический, и, хотя они учились на разных факультетах и  лекции посещали в разных зданиях, Ленка не выпустила его из поля своего зрения и иногда обращалась к нему за помощью: то он рисовал за нее их факультетскую стенгазету ( а он умел рисовать и писать красивым готическим шрифтом), то ходил за нее с красной повязкой дружинника на дежурства по ночным улицам. В «положительный» зачет все это шло, естественно, ей, он оставался для нее невидимым помощником и палочкой-выручалочкой. «Расчет» в виде ее поцелуя он получал быстро, ему, естественно, хотелось сделать его, расчет, более полновесным, и Ленка обещала, что, мол, скоро, потерпи немного и т.д. И он ждал, надеялся и терпел. А когда она попросила его «сделать» для нее больничный на неделю, помня, что его мама работала в поликлинике терапевтом и он неуверенно что-то замямлил, она предложила ему потрогать ее за грудь. Он засмущался еще больше, она уверенно взяла его за руку и повела, как теленка, за собой в дальний темный угол институтского коридора. И там, видя его робость, спокойно взяла его дрожащую, вспотевшую вдруг руку и положила на свою грудь.  От ощущения ее тела под своей ладонью Андрея бросило в жар  и он взял да и оконфузился. Ленка то ли этого не заметила в темноте коридора, то ли сделала вид, что ничего не поняла и, глядя ему в глаза, спросила опять про так нужный ей больничный. Андрей, только что испытавший самое сладкое ощущение в жизни, был согласен для нее горы свернуть и уверенно пообещал помочь. Для закрепления полученного эффекта Ленка его еще и поцеловала, и он понял, что добровольно перешел к ней в рабство. И стал он иногда напоминать себе осла, тянущего за собой и на себе груз чужих, пардон, любимой девушки, проблем и проблемок и наивно пытающегося схватить висящую перед своим носом морковку.
        Он упросил мать, и та помогла с больничным « в первый и в последний раз». И Ленка опять целых два курса , видимо, уже по привычке, водила его за нос обещаниями начать настоящую дружбу, пока не выскочила замуж за парня, заканчивающего гидростроительный факультет,  старше их, пришедшего учиться после службы в армии по льготе. Он был со всех сторон положительным парнем, активистом, на хорошем счету, срочную службу проходил в Афганистане, и после защиты диплома поехал помогать строить плотину в Индию, в Перумпаллом. Строить плотины за рубежом наше тогдашнее государство дозволяло только семейным людям, и Ленка с радостью согласилась стать женой перспективного во всех отношениях парня. После их отъезда Андрей, прибитый таким коварным поведением своей многолетней неразделенной любви как муха мухобойкой, впал в депрессию, начал сильно тосковать и даже попробовал пить, но, если тосковать по Ленке ему даже нравилось – это давало ему возможность нести на себе ореол обманутого мученика, чем он время от времени  даже пользовался с некоторой для себя выгодой,- то питье портвейна с закусыванием оного сигаретным дымом было ему противно. Некоторое время он поувлекался этим занятием, но, как-то то ли выпив больше, чем готов был принять его молодой растущий организм, то ли объевшись  сигаретным дымом он полночи проблевал , свесившись с кровати над тазиком так, что ему показалось, что из него вышли и желудок, и легкие, он решил накрепко «завязать» с этим не конструктивным занятием, что, к собственной радости, хотя  и не без труда, сделать ему удалось.
Он поднажал на учебу, стал сначала «хорошистом», а потом и вовсе окончил ВУЗ всего с тремя четверками в дипломе. И завертело его колесо жизни: защита диплома, распределение  на хорошую перспективную работу, знакомство с приличной девушкой, женитьба на ней, рождение детей, получение квартиры, удачная карьера, зарубежные командировки, валютный счет в банке и прочая, прочая, прочая. Жизнь его, конечно же, и била тоже, а как же без этого? Но неприятности закаляли его характер, как и положено делать неприятностям. Конечно, то, что жена подала на развод после почти тридцати лет совместной жизни, в которой он вел себя в сравнении с другими мужьями почти целомудренно, его подкосило на первых порах не менее сильно, чем предательство Ленки, но он справился с этим, хотя до конца и не мог понять  доводов жены и ее логических цепочек. Мол, « не обращает он на нее внимание как на женщину, живет словно сам по себе, не слышит ее, скуп на ласковое слово «и прочая белиберда, которую любят говорить жены мужьям. А он на нее внимание очень даже обращал, и частенько мог и по попке погладить или слегка хлопнуть, и редкая ночь, до поры до времени,  проходила у них без «этого», и не отделялся он от нее, за завтраком, например, или за ужином разговаривал с ней о том о сем, и шуба нужна тебе – пожалуйста, в Египет съездить на верблюдах покататься – на тебе, колечко с «брюликом» синей воды – да на здоровье! Ну не угодишь, понимаешь, этим женщинам! Что еще надо? Дом – полная чаша, хоть ты раздавай кому излишки. Из за чего-то развод на  пустом месте? Этого он не хотел понимать. Хотя, конечно, к жене своей он не испытывал чувств, похожих на те, которые испытывал к Ленке. Но она колесила с мужем по миру, плотины нужны были то в Африке, то в Азии, то еще в какой –нибудь Тьму-Таракани, встретиться им за эти годы так и не удалось, на встречи выпускников она не приезжала, и он довольствовался только рассказами о ее жизни от подруг, державших с ней связь.
                Развод подействовал на Андрея Ивановича как-то странно и неожиданно. Он, конечно, скучал по детям, но и сын и дочь были уже взрослыми людьми и от общения с ним не уклонялись, и с внуками он виделся не менее часто, чем до развода. Жаль  ему было лишиться  и устроенного за тридцать лет семейной жизни уюта и комфорта. Но, размышляя об этом, он вдруг поймал себя на мысли, что единственное, о чем он совсем не сожалеет – это то, что он расстался с женой. Да, за столь  приличный срок ежедневного нахождения рядом, под одной крышей, он привык к ней и смирился со многими ее недостатками, как смирилась с его несовершенствами и она, и ему было по-человечески жаль ее, но ведь не он подал на развод и фактически ушел из семьи, а это  сделала она, но вот сожалений о том, что они расстались у него не было вовсе. От  этой мысли ему сразу стало почему-то неловко и стыдновато,  и он постарался поскорее забыть о ней, и через какое-то время ему это удалось. И он продолжил жить в создавшихся реалиях.
      Долго ли коротко он в них жил, но как-то, идя по улице,  он вдруг почти нос к носу столкнулся с Ленкой. За эти годы она превратилась в статную, кровь с молоком, женщину. Они поздоровались, скорее из вежливости, чем радостно, она конфузилась и краснела, для него это было новым в ней и неожиданным. Они присели в уличном кафе на пластиковые стулья, сырые после ночного дождя- он суетливо протер ее стульчик своим носовым платком,- заказали за встречу шампанское, плитку темного горького немецкого шоколада ( он  при заказе, произнося официантке слово «горький», почувствовал на языке горечь и усмехнулся этому ощущению), и стали рассказывать друг другу о том, что произошло с ними за прошедшие тридцать лет.
А произошло, оказывается, многое. В Ленкиной жизни. Про свою он знал почти все, гордиться в ней было особо нечем, и пробежал он по ней с небольшими остановками, но быстро. А вот Ленка, как это свойственно женщинам,  во время эмоционального рассказа о себе иногда даже пробовала всплакнуть, вспоминая те или иные события, или что-то вызывало у нее смех, а иногда она со значением примолкала. Умела она держать интерес слушающего  и внимающего.
 Из детей у нее взрослый сын, врач, живущий с семьей в Америке ( она произнесла это слово так, что было понятно, в какой из Америк он живет), у него хорошая практика, вилла в Филадельфии и двое детей – девочек близняшек, ее обожаемых внучек. Муж ее прилично зарабатывал, строя плотины для разных стран и правительств, после открытия «железного занавеса» удачно вложил деньги в какой-то фонд, заработал и на этом, потом основал свой фонд, дела шли в гору, они поменяли обстановку, то есть купили трехэтажное поместье  с конюшней, она увлеклась лошадьми, стала разводить их для продажи и участия в скачках, муж увлекся, «втихаря» от нее,  ( она так и сказала – «втихаря», словно только это русское слово могло выразить всю полноту ее негодования и разочарования), игрой в казино, иногда выигрывал, чаще проигрывал, а когда выигрыши стали в разы меньше проигранных сумм – стал «залазить» в счета фонда, растратил деньги вкладчиков, вскоре объявил себя банкротом и то ли просто скрылся где-то, то ли в самом деле утонул в Тихом океане, упав ночью за борт яхты. Тело его так и не нашли, через положенное по закону время она объявила его без вести пропавшим и развелась, унаследовав поместье с конюшней, яхту, небольшой автопарк, сеть закусочных и бензоколонок и долги, с которыми пытается разобраться. Лошадей пришлось продать на аукционе, что бы погасить первоначальные требования кредиторов, поместье тоже. У нее остался небольшой, на пять комнат, домик у океана, принадлежащий только ей, до него руки кредиторов не смогут дотянуться. В крайнем случае  она может переехать к сыну, который давно зазывает ее жить к себе. В Россию она приехала по делам. О них она рассказывать  не особо хочет, это малоинтересно.
Так они сидели за неспешной беседой, Ленка, сделав из пробки от шампанского какую-то фигурку, меланхолично крутила ее в фужере, выгоняя из напитка пузырьки. Андрей Иванович собирался с духом, намереваясь пригласить ее в гости в свою холостяцкую «однушку», доставшуюся ему после развода. Квартиру эту они с женой купили еще в «лучшие» годы как будущий подарок внуку на свадьбу, много лет сдавали ее, и вот теперь по обоюдному согласию он перешел жить в нее.
Андрей Иванович, как ни старался, но иногда не мог удержаться от того, чтобы не посмотреть на Ленкины круглые загорелые коленки, настырно выскакивавшие из-под  узкой юбки, и на глубокий разрез декольте с загорелой ложбинкой между загорелыми же другими манящими частями тела. По ее снисходительной ухмылке он понял, что она видит это и, возможно, даже понимает, как ему трудно удержаться от того, чтобы не смотреть  туда. Ее усмешку он назвал для себя именно как ухмылку, потому что почувствовал   в ней снисходительность к себе и высокомерие, неожиданно оскорбившие его. Она до сих пор считала его своим верным воздыхателем, готовым своротить  для нее не одну гору.
                И она в очередной раз предложила ему сделать это. Но в этот раз за деньги, и не малые. Она предложила ему на ней жениться. Брак будет не совсем настоящим, он будет фиктивным. Ей нужен штамп в паспорте, свидетельство о браке и его фамилия. Это поможет ей на время отдохнуть от кредиторов. А она воспользуется передышкой, выгодно вложит имеющиеся деньги, она ведь финансист по образованию и кое в чем разбирается, прилично заработает и полностью рассчитается с кредиторами. Для него риск минимальный, его практически нет.  Он никаким боком не будет привязан к ее деятельности, она воспользуется своими личными счетами, открытыми ей по миру  задолго до их «бракосочетания». На этих словах она испытующе посмотрела на него. Андрей Иванович ничего в этом не понимал, поэтому просто смотрел на Ленку и слушал ее взволнованный голос. Да и мысли его были уже не здесь, в летнем кафе. И тут она словно стукнула его по лбу:
   - Андрюша, ( она называла его так, когда считала, что настал момент для чего-то очень доверительного), после ЗАГСа мы пойдем в лучший ресторан и у нас потом будет брачная ночь, как и положено у молодоженов…- и затопила его синей волной , хлынувшей на него из ее глаз. – Я тебе это обещаю. Ну и само собой, ты получишь предложенную мной сумму наличными.. Представь, что ты сможешь позволить себе за такие деньги…А потом, когда это все закончится, мы разведемся, и за развод ты тоже получишь деньги, такую же сумму.
  -Лен, а почему ты это мне предлагаешь, а не кому-то другому?- брякнул он и испугался: а вдруг передумает и в самом деле предложит еще кому-то? Мало ли у нее знакомых?
                Она  улыбнулась так, как улыбается человек, уверенный в том, что задуманное им предприятие уже почти исполнено:
  - Я знаю тебя много лет, и ты всегда выручал меня и помогал . К тому же я знаю, как ты ко мне относишься. Ведь твое отношение ко мне не изменилось? - пытливо посмотрела она ему в глаза, положив свою нежную и мягкую ручку на его подрагивающую от волнения руку.
 - Нет, конечно, - засуетился он и решился, наконец, на главное для него на сегодня.
 - Я хочу тебя в гости к себе пригласить,- проговорив это, он с надеждой посмотрел на нее.
- Я обязательно приму твое приглашение, но не сегодня. У меня еще куча дел запланирована. Давай договоримся на завтра, встретимся, походим по магазинам, купим тебе костюм приличный для свадьбы и все, что нужно, кольца там и т.д.
 Ты ведь мне нужен красивый…
   В ее голосе звучало неприкрытое довольство собой, ведь все получалось так, как хотела она.  Она в очередной раз покупала себе раба. Андрею Ивановичу вдруг вспомнились кадры из давнего кино,  на которых богатые граждане  Рима ходили по невольничьему рынку и выбирали себе  раба – щупали его мышцы, проверяли, как у лошади, зубы. Говорят, богатые матроны выбирали там для своих плотских утех подходящие экземпляры. Он гнал от себя такие мысли, но они продолжали лезть к нему в голову.  Но ведь это же она, его Ленка! Она так не может с ним! Или может?               
 - А потом можно и в ЗАГС подавать заявление. Не забудь завтра паспорт свой взять. Вот тебе моя визитка, я в гостинице «Столичная» остановилась, – открыв изящную сумочку из крокодиловой кожи ( а какой еще зверь имел такую морщинистую одежку?), она протянула ему строгого вида твердую глянцевую карточку.
  - Ну ладно, Андрюша, мне пора идти, созвонимся вечером.
      Она подставила ему для поцелуя губы, накрашенные почти незаметной, в тон, помадой, пахнущей земляникой, и Андрей Иванович слегка прикоснулся к ним , а хотелось схватить, забрать их своими губами, смять, чтобы у нее перехватило дыхание и она, не в силах отлепить его от себя, стала бы несильно и беспомощно стучать его кулачком по спине и стонать, пытаясь что- то сказать сквозь поцелуй. Ладно, кругом людно, и люди давно посматривают на эту неравную пару – импозантную шикарную женщину «Бальзаковского» возраста и обыкновенного вида мужчину чуть старше средних лет. Потом, может быть, все это случится, потом. Она ведь обещала…
               Возможно даже, что этот фиктивный брак станет вполне настоящим и они будут жить вместе, под одной крышей, до самой глубокой старости и умрут в один день…
                Андрей Иванович неспешно и бесцельно куда-то шел, послушно останавливался, переходил вместе с другими пешеходами по зеленому сигналу светофора улицы и опомнился только на набережной Ушайки. Речка, упрятанная в серый гранит, тихо шуршала внизу. Он вспомнил, что сюда иногда прилетают дикие утки и люди с охоткой кормят их хлебом, купленным недалеко отсюда в небольшой пекарне. Недавний разговор взволновал и встревожил его. Встречи с Ленкой всегда волновали его, а вот чувство тревоги после общения с ней пришло к нему впервые. Что-то было не так. Ему не хотелось размышлять об этом дальше, хотелось сосредоточиться на приятных мыслях, связанных с ней, но и сквозь них его кололи, словно иголка, вопросы: «Что же здесь не так?  Почему я испытываю дискомфорт, не знакомый мне прежде? Что мне не нравится во всем этом? Она ведь просто попросила о помощи, как делала это всегда, зная, что я помогу, не смогу ей отказать. К тому же я смогу заработать кругленькую сумму, детям помогу ипотеку закрыть. И про брачную ночь как она… В больное попала…»
  И тут Андрея Ивановича окатила холодная волна.
 « Она ведь на это согласилась не потому, что любит меня и хочет быть со мной, это для нее просто коммерческое предприятие!  А подвернись ей кто-то другой подходящий – она и ему пообещала бы подобное!»
                Ему стало нехорошо от таких мыслей, он не мог представить, что то, что услышал от нее, было правдой, не хотел даже делать этого.
                « Как? Женщина, в которую я безответно влюблен с третьего класса, предлагает себя, как проститутка, за оказание нужной ей услуги, да еще и готова за это заплатить немалые деньги!
  И тут колесо его мыслей стало набирать обороты.
         « Она ведь просто в очередной раз решила меня использовать. Только теперь по-крупному. Мы выросли, и вместе с нами выросли и наши желания и «хотелки». А я опять, как ишак, соблазняюсь на сладкую морковку. Дюша-Дюша, когда ты повзрослеешь?»
      И он вспомнил слова матери, которая, передавая ему «сделанный» для Ленки больничный, сказала, с печалью и жалостью глядя на сына:
- Смотри, Андрюша, девочка эта весьма не проста, и хочет от жизни очень многого, но совсем не того, чего хочешь ты. Будь с ней осторожен, впустишь ее в себя слишком близко – и она может купить тебя, продать и заложить, а потом опять выкупить. И все это глядя тебе в глаза и мило улыбаясь.
 Эх, мама  мама,  как же ты была права.

  Андрею Ивановичу стало обидно за себя, у него вдруг возникло ощущение, что ему надо за самого себя заступиться. Ведь сделать это больше некому.
       « Она всю мою жизнь водит меня за нос  своими обещаниями. Из-за нее, проклятой, и моя семейная жизнь не получилась, она стояла все эти годы между мной и женой. Я ведь всю нашу жизнь обижал этим свою жену, а она терпела да не вытерпела. Надо же, дети получились, а жизнь нет. Когда же ты отпустишь меня, Ленка? Что я тебе плохого сделал? То, что любил тебя?»  И он понял, что она его не отпустит от себя, и надо выбираться из этого рабства самому. Как угодно, но надо. Лучше один раз резануть по живому и больному, чем мучаться  остаток своих дней. Иначе ему «кранты». И из предложенного ей варианта не получится у них, как он размечтался, настоящей семейной жизни, а будет так, как распланировала она. Хотя, конечно, можно бы и согласиться с ее предложением, и денег заработать, и детям помочь, но нужны ли ему  деньги за то, что предлагает она? Он ведь еще больше попадет к ней в рабство и будет полностью от нее зависеть. Не надоело?
           А тот, который все еще любил ее и не мог найти в себе силы расстаться с ней, смотрел на него просящими глазами и ждал снисхождения. Он хотел, чтобы его поняли и простили, как он прощал ее. Но Андрей Иванович словно окаменел внутри и потерял всякую чувствительность, поэтому мысли его по выходу из создавшейся ситуации были простыми и жесткими.                Он неожиданно ясно и твердо для себя понял, как поступит: он ничего не станет для нее делать. Просто ни-че-го. Мало ли что он ей мог пообещать, она вон с третьего класса ему все время что-то обещала, да так ничего из обещанного не выполнила. Хотя, сейчас, конечно, они уже не дети  и он может быть допущен к ее телу, такому когда-то  соблазнительному и до сих пор все еще желанному, но вдруг она опять только подразнит и обманет? И будет он на старости лет стоять, как тот же оплеванный ишак, и обиженно орать. А на кого потом обижаться – то? Только на себя. Люди вообще по жизни много обещают да мало чего делают. И в конце-то концов, достаточно она над ним поиздевалась в жизни. Вот и для нее пришло время расплаты. Пусть почувствует то, что довелось прочувствовать  ему. Опустошение, разочарование, неверие в людей и в их обещания, огульное недоверие. Пусть поплачет. Пусть ей станет БОЛЬНО. Пусть к ней придет мысль, что никому нельзя верить. Пусть жизнь для нее перестанет казаться только сахаром. Пусть пошатнется  уверенность  в себе  и в собственную неотразимость. Мало ли что он был в нее влюблен! Зачем она так долго издевалась над ним и над  его чувствами к ней?
« Не мстят только трусы,- вспомнилась ему фраза генерала КГБ из популярного до сих пор сериала. – Мстят сразу только дураки.»  И с этими словами Андрей Иванович был полностью солидарен. Трусом он себя никогда не считал, да и на дурака  был категорически не согласен. А то, что его месть растянулась на долгие тридцать лет – так вино с годами становится только ароматнее и дороже.
          Ему ни чуточку не было жалко Ленку. Он возвращал ей то, что она годами, с раннего детства, запускала в него, Андрюшу, а он, Андрей Иванович, вернул ей обратно. И все. И больше ничего. Каждый получает то, что заслуживает. И можете говорить и думать все, что вам хочется. Поживите сначала такой жизнью сами, и только потом сможете сказать мне что-то в осуждение. Много вас, благородных и незлопамятных, желающих поучить. Я и сам знаю, что такое хорошо, а что плохо. И хотя от собственной задумки пахло не слишком-то хорошо, но его мало заботило,  кто и что сможет унюхать в его поступке. Ведь все неприятное  со временем забывается, это Андрей Иванович знал на личном опыте.
            …Возле пешеходного перехода стояла старушка с двумя объемистыми пакетами с продуктами. Сквозь их прозрачные стенки на снующие по улице машины смотрела упакованная в целлофан курица, фасованная картошка, мука, сахар, крупы с макаронами. Женщина, видимо, получила пенсию  и закупилась в магазине на ближайший месяц.  Идти до дома ей было, скорее всего, недалеко, потому что какой нормальный человек в ее возрасте будет разгуливать по городу с таким грузом, но Андрей Иванович от полноты сердца предложил пожилой женщине помочь донести пакеты до ее дома. Она с видимой радостью, хотя и смущаясь, согласилась на помощь, и уже была готова передать в его крепкие руки свой груз, как вдруг, для нее совсем уж неожиданно, Андрей Иванович передумал помогать, словно вспомнив о своих неотложных делах, и , бормоча извинения, ушел. ..
   Так вот образно увидел он ситуацию с Ленкой, которая могла бы вскорости возникнуть. Правда, в том, как она попросила его помочь, стыда и смущения не было и в помине, просьба ее была похожа больше на приказ, но его внутри все же что-то корябало. И скажет он все, что наболело, не по телефону, а в лицо, глядя ей прямо в глаза. Да, именно так. И это станет завершением времени его рабства, его слепого подчинения ей. А у него есть женщина, безусловным должником которой он является. И он скажет ей об этом. А там как Господь усмотрит.
    Заморосил мелкий летний дождик, казавшийся под солнечными лучами теплым. Такой дождь в его детстве называли почему-то «грибным». Он поднял к небу лицо, закрыл глаза и растянул губы в радостной улыбке. Теплые струи ласково трогали его лицо и  показались ему сладкими на вкус. » Месть не может иметь такой вкус, такой сладкой бывает только свобода…» - подумал он.
23.08.23. 09.10