Студенты. 3 курс. Видеосалон

Студенты. 3 курс. Видеосалон
Мы стояли у кинотеатра «Современник» и внимательно изучали афишу. Мы - это я с Витькой и примкнувшие к нам Ленка Ванина и Бахтыбек Умаров, все студенты нашей 12-й группы.
Дело было в субботу 22 октября. А год был 1983 от рождества Христова. 3 октября после гомеопатических каникул возобновились занятия в институте, и к этой субботе мы в качестве третьекурсников уже отучились три недели. Занятия начались с того, что Юра Кулешов сорвал первую в тот день лекцию. Ну, не то чтобы прямо сорвал, просто перенес ее начало на полчаса.
Вот что он для этого предпринял. Утро 3 октября, 7.30. Еще достаточно темно, если кто знаком с протяженностью светового дня в Иванове. Первая лекция должна была в это время начаться и через два часа закончиться в аудитории Б-316. Лекция - газовая динамика. Преподаватель по фамилии Ершов видно забыл утром глянуть в свой гороскоп, а наверняка там был прямой запрет иметь сегодня дело с человеком по имени Юрий Кулешов.
Ершов перед самым  началом лекции на свою беду отловил где-то Юру и попросил его перенести из преподавательского кабинета в аудиторию диапроектор для просмотра слайдов в ходе лекции. У них, у ученых, слово перенести означает ручное перемещение предмета с одного места на другое и все, поэтому Ершов не сомневался, что Юра просто поставит проектор на преподавательский стол клювом в сторону доски и скромно отойдет в сторону. Случись это, допустим, неделей позже, все так бы и было, но накопленный за каникулы энтузиазм не позволил Юрке свести свой вклад в предстоявшую лекцию к такого рода низкоквалифицированной работе.
И Юра, засучив рукава, истово взялся за дело. Вложил, можно сказать, туда всю душу. Он водрузил аппарат на стол, найденной на полу тряпочкой вытер с него пыль и, не дожидаясь дополнительных указаний от препода, подключил диапроектор к одному из электроразъемов, выведенных на этот самый стол. То, что такое подключение называется коротким замыканием, Юра узнал, когда свет в аудитории погас. А поскольку на улице было все еще темновато, то и в аудитории передвигаться стало возможным только на ощупь. Институтский завхоз, в отличие от нас студентов, на работу приходил к 9.00 и дремать бы нам еще полтора часа, да нашлись в нашем потоке электрики-самоучки, взявшие на себя подряд восстановить энергоснабжение аудитории за доброе отношение к ним со стороны профессорско-преподавательского состава института. Этими электриками оказались Андрей Мирнов и Вася Беляев. Они и зажгли свет в аудитории, хотя Андрюха потом мне рассказывал, что если бы он не успел перехватить руку нашего факультетского гения Василия, света бы не было не только в этой аудитории, его не было бы во всем институте, с прилегающим жилым сектором. И не полчаса, а подольше. Гении, они такие…
 Впрочем, кроме доктора технических наук Ершова, недовольных 30-минутной задержкой не было.
Практически все предметы, за исключением военной подготовки, на третьем курсе были новыми, поэтому еще не обладали никакими устрашающими для студентов свойствами. Кроме одного, предмета под названием - электротехника. И то не столько сам предмет, сколько человек, его преподававший – Розенкранц Август Самойлович. Про него самого и его стиль преподавания ходили такие легенды, что просто туши свет и бросай гранату…
Ладно, будет еще время о нем поговорить подробней, а пока только вскользь.
Три недели учебы пролетели, а мы с Витькой ни разу ни в кабаке не погудели, ни в приличной дискотеке не оторвались, и вообще жизнь закольцевалась по маршруту: общага (для Витьки Воробьево) - институт – столовая – общага (Воробьево), и ни вправо, ни влево. Какой там кабак, мы в кино за эти три недели не были ни разу, а ведь там что-то шло, в кинотеатрах. Актеры играли, режиссеры снимали, фильмы выходили, и для кого, спрашивается, если их никто не смотрит? Ну, раз мы не смотрим, значит, никто. Так ведь?
И вот, в субботу 22 числа, по окончании последней в этот день лекции по парогенераторам, Витька и заорал:
- Доколе?!
- Есть предложение или у тебя просто крик души? – спросил я.
Так получилось, что неподалеку с вытянутыми в нашу сторону ушами стояли Ленка Ванина и Бах. Уши у них были разными: у Баха коричневатые слоновьи уши, у Ленки розовые ушки, она миниатюрная в то время была, но слышали они оба одинаково хорошо, Ленка даже лучше. Бах это имя, присвоенное Витькой Бахтыбеку Умарову для большей музыкальности.
- Предлагаю пойти в кино. Немедленно! – объявил Витька. – А то я взорвусь, как парогенератор.
Не успел я выразить свое согласие с этой инициативой, как Ленка чмокнула Витьку в щеку.
- Витжай, ты умница! – воскликнула она. – Я в кино полгода не была. Даже не знаю, может, уже и кинотеатров нет.
 Ленка иногда называла Витьку Витжаем, кто-то ей сказал, что именно так звучит Витькино имя на индийский манер. Она зверски любила индийские фильмы, знала актеров вплоть до мелькнувших в эпизодах, и не только знала, но и даже могла выговорить их имена. Попробуйте выговорить имя актера, игравшего в половине индийских фильмов – Дхармендра, язык сломаете. А она выговаривала.
Бах Витьку чмокать не стал, чутьем понимая, что Витьке его поцелуи удовольствия не доставят, но восторг по поводу похода в кино тоже выразил. Он радостно закудахтал, а когда Бах так кудахтал, мы знали, что он находится в согласии с окружающим миром. Это бывало в двух случаях: когда Бах возвращался с телефонных переговоров с городом Ош в Киргизии и когда ел лагман, который сам готовил в общажной кухне. Когда по телевизору показывали коней, Бах тоже кудахтал, но в другом регистре, более низком. Все хотел спросить у него, что не так с конями, да так и не спросил.
Еще когда тряслись на двойке (2-й трамвай) от Рабочего поселка до площади Ленина, Ленка выяснила, что кинотеатры все еще существуют и что в «Великане» сегодня идет индийский боевик-комедия «Такой лжец». И всю дорогу от площади Ленина до «Современника» жужжала, что нафиг он нужен, этот Современник, если есть Великан. Мы с Витькой терпеливо, по-дружески ее увещевали:
- Топай, раз увязалась за нами. И не ной. Сейчас посмотрим, что идет в «Современнике», тогда и решим.
Хотя, конечно, заранее знали, что ни на какой индийский фильм не пойдем…
…И вот мы стоим у афиши и видим, что сегодня здесь обещают премьеру фильма «Непобедимый» с Ростоцким в главной роли. Ленка сразу поняла, что теперь отсюда нас не выманить и гневно сверкнув глазами, ушла в сторону кинотеатра «Великан», который был по другую сторону от площади Ленина. Бах озадаченно повертел головой, посмотрел на нас с извиняющейся улыбкой и потрусил за Ленкой.
- Баба с возу, - пробурчал им вслед Витька.
- Бах с возу, - эхом повторил я.
Билеты стоимостью по 70 копеек мы взяли на 19.00 и потом полдня убивали время, слоняясь по улицам Иваново. Время убивать было приятно, потому как погода в этом октябре нас, можно сказать, баловала. Дожди если и накатывали, то сравнительно редко и ненадолго. Днем, когда выглядывало солнце, температура доходила до 15 градусов, и народ с удовольствием бродил толпами, наслаждаясь последними в году погожими днями.
Мы перехватили по котлете с рисом в студенческой столовой, в кафе-стекляшке у моста через реку Уводь недалеко от «Современника» полакомились мороженным в металлической креманке, а потом в другой стекляшке, в кафе «Театральное» на площади Пушкина хлопнули по стакану портвейна. И ходили, ходили, ходили.
К вечеру похолодало и мы, исчерпав весь перечень мест, куда можно зарулить при убийстве времени, подошли к кинотеатру, чтобы последний час перед сеансом провести там, в фойе, на диване. В Современнике внутрь пускали не за 10 минут, как в других кинотеатрах, а за час…
…По нашим, советским, меркам «Непобедимый» был вполне себе боевиком. Много драк, замысловатых борцовских приемов, все то, что нравится пацанам. В лет 12-13 я был бы от него в полном восторге, а так… Неплохо, но и только…
После сеанса мы побрели по направлению к общаге, обмениваясь впечатлениями о фильме. Согласованный вердикт:
- Разок посмотреть можно.
Разделавшись с фильмом, мы переключились на завтрашний день, который обещал быть для Витьки очень приятным. Мы собирались с ним съездить на вещевой рынок в Минеево, тот, что у Северного аэродрома и купить ему джинсы Montana. В описываемое время джинсы этого бренда в молодежных кругах признавались крутыми, и Витька хотел непременно их. Он мог себе это позволить. Все лето он вкалывал на угольной котельной в своем родимом районе Воробьево и заработал некоторое количество денег, сумму которых не разглашал даже мне. На эти деньги он собирался привести себя в надлежащий вид, а то, говорит, девушки снизили количество бросаемых на него при встрече взглядов до критического минимума. Первым делом джинсы Montana, потом сапоги дутыши и такую же дутую куртку. При наличии таких вещей девушки не то, что посматривать будут, они от Витьки глаза отрывать перестанут. А если деньжата останутся, то неплохо бы и кроссовки прикупить. Но это уже ближе к следующему лету. Такова была у Витьки программа, к реализации которой он собирался приступить с завтрашнего дня.
- Ты знаешь, сколько Монтана стоит на рынке? – спросил я.
- Знаю, - ответил Витька. – От 200 до 300. На Монтану я выделил 250, дороже не возьму.
- Не хочешь в столицу за ними съездить? Там, говорят, дешевле.
- Один хрен выйдет. Сами штаны может и дешевле будут, а дорога?
- Это верно, - согласился я.
Мы неторопливо шли по проспекту Фридриха Энгельса и не планировали встретиться ни с чем плохим. Вот если задуматься… Что плохого можно встретить вечером на улице? Или кого плохого? Ну, с человеком, транспортирующим пустые ведра нежелательно бы столкнуться. Или не надо бы, чтобы черная кошка дорогу перешла. Еще хуже нарваться на пьяную компанию, из которой кто-нибудь обязательно припомнит, как на этом самом месте вы его обидели два года назад.
Но все это фигня, ребята, детский лепет. Хуже всего вечером встретить Серегу Керенкера. Но мы его встретили, и он расцветил нашу жизнь новыми, яркими красками. Да нет, не Керенкер, конечно, лично, но с его подачи.
- Хай, мучачос, - сначала мы услышали знакомый голос, потом из темноты показался его нос и уж после носа мы увидели всего Керенкера.
- И тебе не хворать, - мирно ответил Витька.
- Откудова путь держите? И куда?
- В Современнике непобедимого смотрели, - сказал я. – А ты чего тут шарахаешься?
- Кого смотрели? – не понял Серега. – Какого непобедимого?
- Фильм такой, - пояснил я. - Пошли, Вить, не дай себя заговорить.
- Ха-ха, - засмеялся Керенкер. – Так вы еще по киношкам ходите? Ну, дети, чесслово.
У меня не было настроения вступать в прения с Серегой Керенкером, который попугая до обморока заговорит, но Витька тормоз еще тот. Он стал на якорь и повернулся к Керенкеру в анфас.
- А ты куда ходишь, вместо киношек? По бабам?
Витьке в преддверии внешнего преображения после закупки джинсов и всего прочего тема баб была близка, поэтому сходу сдернуть его с якоря было сложно.
- Виктор, какие бабы? – строго спросил Керенкер. – Тебе, достигшему 3-го курса Ивановского ордена Знак Почета Энергетического Института имени В.И. Ленина вопреки прогнозам всего учительского корпуса твоей средней школы…
- Ты что сейчас сказал?! – кротко спросил Витька. – У тебя нос бронированный, что-ли?
- Витя, я всего лишь хочу сказать, что тебе должно быть стыдно свои интересы сводить на баб!
- А на кого мне их сводить?
- Надо шире смотреть на мир, раздвигать интеллектуальные горизонты, - наставительно сказал Керенкер. – А не запираться в своей скорлупе, понял?
- Нет, - признался Витька. – Поясни свою мысль.
- Серьезный народ уже давно в кинотеатры не ходит.
- А куда он ходит, серьезный народ? – не выдержал я, хотя обещал себе, что не дам втянуть себя в Керенкеровский диспут.
- Он ходит туда, где за небольшие деньги можно посмотреть по-настоящему крутое кино.
- Это какое, например?
- Ну, например, Рэмбо, первая кровь. Я могу перечислить вам десяток боевиков, только что это вам, папуасам, скажет? Вы же страшней «Вия» ничего не видели.
- Серый, все, ты на сегодня исчерпал лимит. Каждое следующее хамство отзовется на твоих зубах.
- Вот, сами видите, - с укоризной сказал Керенкер. – На каждую шутку вы, ребята, реагируете надрывно, к каждому слову придираетесь. А сходили бы на отбойный боевичок с Джеки Чаном, сбросили бы пару мотков лишних нервов и ходили бы, улыбались людям.
- И где эти боевички показывают? – спросил я.
- Небольшие деньги это сколько? – добавил свой вопрос к моему Витька. – А то может, не столько мотков нервов сбросим, сколько мотков рублей?
- Рубль – полтора с головы, в зависимости от фильма. А где… Если вы мне понравитесь, могу туда отвести. Сегодня в одном уютном местечке показывают первоклассный фильмец, путь дракона называется. Хотите посмотреть? Ну, по глазам же вижу, что хотите. Доставайте, ребятки из карманов по мятому рублю и топайте за мной…
- Нет, Серега, - сказал я. – За тобой не потопаем.
- Почему?
- Как тебе сказать… Понимаешь, не то чтобы мы тебе не доверяем… Просто мы тебе не доверяем.
- Мне? Кристальному во всех отношениях человеку? – поразился Керенкер.
- Да, - подтвердил я и повернулся к Витьке. – Этот кристальный человек километр босиком по снегу пройдет, чтобы стырить у сироток гречневую кашу.
- Хорошего же ты обо мне мнения, - покачал головой Серега Керенкер.
- На самом деле оно еще хуже… Пошли Витжай, я понял, о чем он нам толкует.
- О чем? – Витька с трудом оторвал от Керенкера взгляд и передвинул его на меня.
- О подпольных видеосалонах, да, Серый?
- Типа того, - согласился Керенкер. – Ну, ладно, сиротки, сварите гречневую кашу, дайте знать.
И он ушел куда-то вбок от проспекта, в темноту…

…Утром в воскресенье мы с Витькой  около часа добирались на троллейбусе к вещевому рынку. Я примерно знал, где он находится, этот рынок, был там прошлым летом, высматривая себе вельветовые брюки, правда, ничего не высмотрел. Витька, коренной ивановец, понятно, знал это место не хуже меня, поэтому спрыгнув с подножки троллейбуса на остановке, мы бодро зашагали к копошившейся внизу толпе. Барахолка, к которой вела широкая тропа, была в низине. Как назло с утра пошел мелкий холодный дождь, и внизу было грязновато. Витька был в обычных серых брюках, а вот я надел свои итальянские джинсы «Riorda», которые не то чтобы подлежали носке только в особо значимых случаях, но я их все-таки берег. На рынок вполне можно было надеть свои старые брюки мягкого коричневого оттенка, которые, если честно, давно выслужили срок службы. Выслужить-то выслужили, но я продолжал их носить, потому что из одежды, той, что от талии и ниже, у меня больше ничего не было, только джинсы и эти брюки.
А Риорду надел сегодня потому, что после покупки Витькой Монтаны у нас на вечер вырисовывались кое-какие планы, а раз так, то нужно соответствовать.
Эти джинсы «Riorda», хоть и не обладали высоким рейтингом у народа, все равно являлись предметом моей гордости и поддерживали мою самооценку на приемлемом уровне. Я их оторвал с помощью невероятного стечения обстоятельств…
Сидел я как-то летом в общаге и размышлял, как мне выжить до стипендии на оставшиеся три рубля. Стипендия ожидалась не ранее, чем через неделю, а в день на питание при самом экономном подходе к этому делу уходило около рубля. Можно, конечно, тратить и меньше, но мой организм страшно не любил, когда я переставал его кормить три раза в день. Вариантов для выживания, собственно, было только два, и ни один из них мне не нравился: первый – пойти наняться в качестве неквалифицированной рабочей силы на текстильную фабрику. Это гарантированно принесет мне пять рублей. И второй - дать телеграмму родителям, мол, спасите, помогите. Они, конечно, спасут, но перед этим, если сами не прилетят за 2 тысячи километров, убежденные, что меня с целью выкупа захватила мафия, обязательно закажут телефонные переговоры, и мне придется как-то объяснять, почему у меня иссякли золотовалютные резервы.
- Тебе 80-ти рублей на месяц уже не хватает? – ахнет мать.
- Куда ты их деваешь? – поинтересуется отец.
80 рублей складывались из моей стипендии в 40 рублей и ежемесячного вспомоществования от родителей тоже в 40 рублей. Я и сам знаю, что должно бы хватать, но вот почему-то не хватило. То ли тем летом праздников оказалось больше, чем обычно, то ли я щедрее был на этих праздниках, но деньги сыпались из меня, как перхоть из Керенкера.
От безысходности я начал было измышлять третий вариант, когда в 104-ю комнату буквально вбежал Серега Калакин.
- Займи червонец, - на бегу попросил он.
Когда я закончил смеяться, Серега рассказал мне, зачем ему понадобились мои десять рублей. Оказывается центральный универмаг, на площади Ленина, с минуту на минуту должен начать торговать импортными джинсами, причем была даже известна цена, по которой эти джинсы будут отдавать населению – 70 рублей. Неясно, правда, что там у них за джинсы, но 70 рублей, это вам не 150- 200 на рынке, и 200 еще не самые дорогие.
Минуты три, выпроводив Серегу, я ходил по комнате и ухмылялся, вспоминая его запрос на червонец. Потом улыбка сползла, и я ринулся по общаге, собирая с жильцов, кто сколько может. И что вы думаете, семьдесят рублей собрал за час. Не верьте басням, что студенты живут в нищете…
Когда я прибежал на площадь Ленина, сначала мне показалось, что здесь собрали массовку на фильм о Бородинском сражении, столько было народу, но потом понял, что вся эта массовка тяготеет к дверям универмага. У входа в универмаг стояли менты и старались не дать толпе высадить двери. Я слегка внедрился в толпу, не отрывая глаз от заветного входа, и постоял так несколько минут, колтыхаясь в этом людском море. Потом, махнув на все это рукой (мысленно, потому что рук было не достать), я решил из толпы, пока жив, выбраться. Не успел. Дверь универмага под восторженный рев отворилась и море вспенясь, с ментами на гребне хлынуло внутрь. Я не могу это научным образом объяснить, но меня человеческим потоком внесло в эти двери так, что я, кажется, при этом не использовал ног, и опустило на пол универмага у самого прилавка. А там процесс продажи джинсов выглядел так. Никто в магазине не интересовался, что тебе хочется, продавщица просто коротко спрашивала – размер? Когда ее взгляд коснулся меня, я судорожно выдохнул – 48-й, все еще не веря, что джинсы будут моими. Но она выдала мне пакет с чем-то синим внутри и толпа понесла меня к кассе. Да, в тот день было именно так. Сначала брал товар, потом в кассе оплачивал, и уже оттуда море выплескивало тебя на улицу. Вцепившись в пакет с джинсами так, что трактором не вырвать, я выбрался на площадь (выпускали из других дверей) и огляделся. Толпа у дверей по-прежнему неистовствовала, но впечатления на меня это уже не произвело. Я вынул из пакета джинсы и прочитал на лейбле – Denim Riorda jeans & jeans. Внизу лейбла на жердочке с распахнутыми крыльями сидел орел и смотрел куда-то вбок.
- Парень, у тебя что, Риорда? – спросил голос, и я поднял голову. Рядом со мной стоял мужик лет 30-ти и приветливо улыбался. – Продай за сто. Считай, тридцатник заработаешь, а?
- Сначала поношу, - отказался я и пошел в общагу. По дороге отказал еще пятерым дельцам, предлагавшим мне заработать. Правда, выше 120 рублей предложений не поступало…
Что-то я слишком увлекся описанием истории появления собственных джинсов, но речь-то идет о Витькиных. Кстати, фирму «Riorda» Витька исключил из списка тех джинсов, которые он когда-нибудь напялит на себя. Потому что повесть о том, как у меня появились джинсы, я ему рассказывал примерно раза два в месяц. Просто, чтобы его позлить. В ответ Витька начинал мне куковать, как он ловко увел у родной тетки приемник марки «Sony», но он и сам понимал, что подвиги несоизмеримы…
 
…Продавцов джинсов было всего несколько человек и сначала ни у кого из них Montanы не было. Они стояли небольшой кучкой  и говорили всем проходившим мимо примерно так:
- Чего ищем?
- Джинсой не интересуетесь?
- Есть Wrangler, как раз на вас.
Мы прошли с Витькой до продавцов ковров и дорожек и вернулись обратно, к этой группе.
- Есть комбинезон, ровно на тебя, - доверительно сказал мне один из ребят.
- А он не женский? – спросил я.
- Да какая разница, - усмехнулся продавец. - Купи подруге.
- Монтана есть? – спросил у него Витька.
- У кого есть Монтана, признавайтесь? – спросил продавец у своих корешей, или кем они там приходились друг другу.
- У Хромого вчера была Монтана, но его самого сегодня нет, - ответил кто-то. – А тебе вот непременно Монтана нужна?
- Да.
- Возьми Ли, они не хуже, и деньги те же.
- Спасибо, нет.
- Ну, как знаешь. Может, Супер Райфл подойдет? Они дешевле и существенно, а по качеству никому не уступают.
- Нет, спасибо.
- Ну, как знаешь… А вон, кстати, и Хромой!
К нам подошел тощий невзрачный мужичок, лет 30-35 с цепким взглядом и без признаков хромоты. В руках у него не было никаких Монтан, вообще ничего не было. Как, впрочем, и у остальных.
- Ребята настойчиво хотят Монтану, у тебя вроде вчера было, - сказал тот, что анонсировал появление Хромого.
- Монтану хотят? – переспросил Хромой. – Правильно делают.
- Есть у вас Монтана? – спросил Витька.
- Чего у нас только нет, - вздохнул Хромой и окинул Витьку взглядом специалиста палаты мер и весов. – Пятидесятый?
- Да.
- Очень возможно, что найдем, - пообещал продавец. – Погуляй минут 5-10, я схожу – посмотрю.
- А мы тут подождем, - отказался Витька. – Нагулялись уже. А то может с тобой пойти?
- Не стоит.
Вернулся Хромой, по-моему, меньше, чем через минуту. Я наблюдал, как парень наших с Витькой лет покупает у одного из ребят джинсы «Rifle», оглянулся и вижу, как Витька держит в руках вожделенную Монтану. Подошел поближе, слышу:
- Сколько?
- Триста…
…Сцену торговли опущу. Я никогда не мог торговаться и до сих пор не люблю наблюдать прения сторон, участвующих в покупке-продаже товара, но Витька в этом процессе оптимизации цены чувствовал себя, как рыба в воде. Говорят, таких покупателей, как я, продавцы называют лохами. Но даже под угрозой наклеивания на меня этого ярлыка, я лучше откажусь от покупки, нежели буду торговаться. А Витька через 15 минут купил джинсы Montana по цене 250 рублей, на 50 меньше заявленной продавцом. Честь ему и слава. Особенно надо отметить, что он вписался в планируемый им самим бюджет.
Мы зашли в какой-то закуток, в котором Витька влез в Монтану и потребовал от меня оценить его внешний вид со стороны.
- Так ты выглядишь лучше, чем в жизни! – признал я.
Джинсы, и правда, сидели на нем отлично. Во-всяком случае, нижняя часть его 188-сантиметровой фигуры. Я предложил ему в них остаться, но Хромой вдруг стал настаивать, чтобы Витька вернул ему джинсы.
- Для чего? – спросил я Хромого.
- Для придания им товарного вида в фирменном пакете.
В руках Хромой держал несколько пакетов, в том числе и черный пакет для Витькиной добычи. Нам бы заподозрить неладное, но я, как уже было отмечено, в таких делах опытом не обладал, а почему не насторожился Витька, не знаю. Он доверчиво стащил с себя джинсы и вернул их Хромому. Пока Витька натягивал на себя старые брюки, я наблюдал, как Хромой аккуратно упаковывал джинсы в пакет, трепетно его разглаживал, чуть не баюкал. Потом с видом человека, теряющего члена семьи, протянул пакет подошедшему Витьке, другой рукой принимая от него пачку денег…
На троллейбусной остановке у нас с Витькой возник спор, есть ли на заднем кармане у джинсов Монтана молния или нет. На Риорде не было, и я был убежден, что молния там и не нужна, а Витька, напротив, утверждал, что на задних карманах Монтаны молния нужна и она там есть. Другого способа проверить, кроме как вытащить джинсы из пакета не было, и Витька так и сделал. Некоторое время, но не больше пяти минут мы разглядывали то, что Витька вытащил. Монтаной это точно не было, а вот что было, наши мнения разошлись. Я настаивал, что это тоже джинсы, но другого, менее известного бренда. Я даже сумел прочитать на лейбле слово – miltons. Витька склонялся к варианту, что это половая тряпка синего цвета и ничего больше.
Чтобы окончательно прояснить этот вопрос пришлось возвращаться к истокам: к ребятам – продавцам джинсов. Хромого, как мы и опасались, рядом с ними не было.
- Нормальные штаны, - скупо сказал один из ребят, когда Витька рассказал им хронологию событий, связанных с появлением у него этих miltons. – Индийские. Неплохо идут по 80 рублей.
- Он тут редко бывает, - ответил другой парень на мой вопрос, где нам поскорее найти Хромого для откровенного разговора. – Приходит – уходит.
Ребята дружно осудили поступок Хромого, хотя кто-то из них и оговорился, что подмена джинсов могла произойти случайно.
Мы с Витькой, от отчаяния принялись прочесывать торговые площади слева-направо и по диагонали, но не найти бы нам его вовек, если бы не помог случай. Этим случаем был один из парней - продавцов джинсовых изделий.
- Посмотрите вон в той конуре, - парень, проходя мимо нас, дернул подбородком в сторону одного из бараков, расположенных по всему базару. – Только на меня не ссылайтесь.
Там, в этом бараке, мы Хромого и нашли. Он сидел в комнатушке с улиткин домик и пересчитывал денежные средства, разложенные перед ним на табурете. Нас Хромой категорически не узнал. Сиплым, видимо от частого курения, голосом он выразил недовольство нашим вторжением в его офис во время активной фазы сведения дебета с кредитом.
- Ты закон Кирхгофа знаешь? – спросил Витька, подходя к его табурету.
- Чего? – нахмурил брови Хромой и бросил на Витьку враждебный взгляд.
Он принялся сгребать деньги в кучу, намереваясь, судя по всему, отложить кассовые операции до лучших времен.
- Не знаешь, - Витька говорил спокойно, но у него (мне было видно) дергалась губа, а это значило, что Витька взбешен донельзя. – Потому что, если бы знал, так некрасиво никогда бы не поступил.
Я даже толком не увидел, как и куда Витька врезал Хромому, но в следующее время тот уже лежал на деревянном некрашеном полу, а денежные купюры разлетались по конуре. Я подошел поближе к Хромому и внимательно его оглядел.
- Ты его вырубил, - сообщил я Витьке. – Валим отсюда.
- Не раньше, чем я заберу у него джинсы фирмы Монтана, - ответил Витька, перебирая пакеты, лежавшие на небольшом стеллаже.
Пока Витька искал свою Монтану, Хромой пришел в себя и, мотая головой, начал приподниматься. Ругательства, которые он в это время произносил, я приводить здесь не буду, но смысл их был в том, что жить нам с Витькой оставалось считанные мгновения.
- Вот они! – воскликнул Витька, рассматривая вынутые из пакета джинсы.
- А размер? – спросил я.
- Это те, что я мерил.
Хромой снова что-то забубнил под нос, и Витька подошел к нему.
- Не убей его только, - тревожно сказал я.
- Слышь, Хромой, или как там тебя, - сказал Витька, глядя на него сверху вниз. – Пакет с джинсами Мильтонс, ошибочно попавшими ко мне, я тебе возвращаю, а купленные мной у тебя джинсы Монтана забираю в личное пользование. Моральный ущерб, который ты мне причинил, я оценил в десять рублей, которые я вычитаю из той суммы, что я тебе заплатил.
Произнеся этот спич, Витька наклонился и подобрал с пола купюру в десять рублей.
- Я тебя найду, - пообещал Хромой. От злости его трясло, как мотоцикл.
Я видел, что Витьке страшно хочется врезать Хромому еще раз, но у него рука тяжелая была, а Хромой мужичок хлипкий, поэтому я схватил Витьку за рукав куртки и потащил его к выходу.
Уже в троллейбусе я спросил его:
- Вить, а причем тут закон Кирхгофа?
- Какой закон? – Витькино лицо выражало такое изумление, как у трехлетнего карапуза, если его спросить о том же.
- Ну, ты же спросил у Хромого, знает ли он закон Кирхгофа.
- Я?! – еще больше изумился Витька. – Да ты что, я это слово не выговорю…

…Спустя неполных два часа мы сидели с Витькой за столиком в кафе «Лада», что на улице Красных Зорь. К этому времени мы уже успели забежать в общагу, где в 104-й комнате Витька снял с себя прошлое в виде брюк и надел настоящее в виде джинсов «Montana». Его самооценка, а парень он был все-таки достаточно закомплексованный (как и я, впрочем), подняла голову и принялась надуваться. Витька, натянув на себя джинсы, прилип к  настенному зеркалу, как ящерица к скале и то, что он там увидел, ему понравилось.
- С обувью надо что-то решать, - вдруг с горечью сказал он.
Я невольно посмотрел на его ноги, потом перебросил взгляд на свои. Ну, да, по обуви есть вопросы. У него и у меня она (обувь) была примерно одинаково кургузой. Не лапти, конечно, но…
У меня были серого цвета ботинки на шнуровке, у него ботинки черного цвета на молнии. У обоих явно не вчера купленные и с улицы слегка грязноватые.
- Не все сразу, - как мог, утешил я Витьку и он, подумав, согласился.
После этого в разговоре наступила небольшая пауза, а потом я сказал:
- Ну, что?
Вопрос незатейливый, можно сказать даже наивный, но за ним всегда скрываются такие груды дел, такие вселенские свершения, что с этим вопросом нужно быть очень аккуратным. И всегда думать, к чему он приведет, этот вопрос. Так что я до того, как сказать, «ну что?» огляделся по сторонам и внутренне подобрался.
- Ну, что? – сказал я твердо, отрезая твердостью пути назад.
- У меня есть предложение, - внушительно ответил Витька.
- Слушаю внимательно, - проникновенно ответил я. – Убежден, что это будет серьезное, фундаментальное предложение, соответствующее масштабу событий.
- Учитывая все обстоятельства, а так же некоторые сэкономленные средства, появившиеся в результате… Предлагаю перенести банкет по случаю обретения мной… Из общаги, где мы первоначально собирались это дело…
- Куда? – почти беззвучно, чтобы не сбить его с мысли, прошелестел я.
- В кафе «Лада». Ставим на голосование?
- Не надо! Всецело одобряю, - воскликнул я. – И поддерживаю!
Итак, мы сидели с Витькой друг напротив друга в кафе за столиком, застеленным белой скатертью и с вазой с пластмассовым подсолнухом. Перед нами красовалась бутылка водки, называемая в народе Коленвал из-за скачущих на этикетке букв, или Андроповкой, по имени тогдашнего Генерального секретаря ЦК КПСС. В магазине эта водка стоила 4 рубля 70 копеек. В кафе на рубль, ясное дело, дороже. Была у нас и закуска: салаты какие-то, холодное мясо и горячий борщ. Борщ я с лета не ел, поэтому уплетал его, как игуана мошек. Витька тоже не отставал.
Приятная деталь, редко в нашей биографии встречающаяся - в зале почти никого не было. Трудно сказать, почему. Может час был ранний, все-таки еще только двенадцать – начало первого, считай, почти утро, может что другое, но кроме нас, в зале было занято всего несколько столиков.
За одним из них сидели две девушки, примерно нашей возрастной категории, ну, плюс-минус, конечно, разве у них угадаешь возраст. Одну из них, блондинку, звали Марина, другую, рыжую – Лариса. Это мы, конечно, уже потом, когда они пересели за наш столик, узнали, а так, смотрим – сидят две девицы, и чем больше мы пьем, тем симпатичнее они становятся. У них там, на столике, тоже что-то, вроде бутылки Каберне, отсвечивало, не всухомятку сидели.
К моменту, когда мы их заметили, до момента, когда они перелетели за наш столик, прошло с полчаса, не больше. Такое уж время было, стремительное. Некогда нам было выстраивать отношения, подкатывать исподволь, из глубины, спешили жить.
- Как тебе эти телки? – спросил Витька, собираясь разлить водку по стаканам.
- Виктор, - укоризненно сказал я с ударением на последний слог.
- Загляделся, задумался, - покаянно произнес Витька. – Прошу простить.
Он отставил стаканы в сторону и налил водку в рюмки.
- Как тебе сказать, - раздумчиво сказал я, подтягивая рюмку поближе к себе. – Вот та, светленькая вроде уже ничего, а рыжая все еще так себе.
- Нет, Володя, ты не прав, - возразил Витька. – Рыжая уже сейчас вполне съедобна. А блондинка нет.
- Ладно, не отвлекайся, - сказал я. – За твои новорожденные джинсы, пусть живут многая лета.
- Угу, - отозвался Витька и я понял, что он уже отвлекся.
- Вам не скучно, девушки? – широко улыбаясь, спросил он.
- А что вы можете предложить, чтобы стало веселей? – тут же откликнулась рыжая.
- Ну, для начала перебраться за наш столик, - Витькина улыбка достигла ширины в 32 зуба и продолжила расширяться.
Девушки сделали вид, будто размышляют над предложением, но их руки уже собирали со стола свои тарелки. Они оказались веселыми, даже компанейскими подругами, чуть постарше нас, это стало заметней при более близком рассмотрении, но ничего такого, что нас бы от них отвратило, я не нашел. Девчонки, как девчонки, разве что, на мой взгляд, с излишне удобренными косметикой лицами. Обе работали в универмаге на проспекте Ленина продавщицами, рыжая Лариса в отделе галантереи, блондинка Марина в обувном отделе.
Услыхав про обувной отдел, я встрепенулся.
- Что у вас из приличной обуви бывает? – спросил я Марину.
- Кому и тапочки приличная обувь, - улыбаясь, ответила Марина.
- Надо будет зайти к вам, - озабоченно сказал я. – У меня все время куда-то тапочки пропадают. А кроссовки там… или саламандры, с этим как?
- И они бывают…
Лариса в этой паре была заметно энергичней, а Марина вроде бы попроще и, как она сама со смехом призналась, вечно все путала. Из-за этого, мол, свойства у нее постоянно возникают проблемы.
- У Лариски сегодня день рождения, - ответила Марина на Витькин вопрос, что они тут спозаранку празднуют. – Ей сегодня 25 стукнуло. Ой!
Лариса полыхнула на подругу огнем из глаз так, что та закашлялась.
- Маринка шутит, - сказала рыжая.
- Шучу, конечно, - подтвердила Марина, с опаской поглядывая на Ларису.
- Мы пойдем, покурим, - сказала рыжая, поднимаясь с места.
Они ушли в сторону туалетов, а Витька плотоядно облизнулся.
- Рыжуха мне, остальное тебе, - предложил он.
-  Бери, - согласился я. – Только… Ты не слишком юн для рыжухи?
- Самому не смешно, что ты сейчас сказал?
- Просто водит от смеха. Смотри, не говори потом, что я тебя не предупреждал…
Когда мы подмели все, что было на столе, Витька предложил девушкам пройтись по осенним улицам. Они согласились, хотя мне показалось, что осенние улицы это не то, на что они рассчитывали. Но все-таки пошли. Правда, уже через полчаса рыжая Лариса объявила, что она замерзла, и ее душа просит чего-нибудь потеплей, чем прогулки по желтой листве.
- Пошли в кино, - сказал Витька. Мы как раз проходили мимо кинотеатра Победа.
Лариса и Марина дружно скорчили гримасы, будто они хотели шампанского, а Витька предложил напиться из лужи.
И тут, глядя на афишу кинотеатра, я почему-то вспомнил Керенкера и тайный видеосалон, который он нам рекламировал.
- А может нам видео посмотреть? – спросил я.
Девушки с интересом посмотрели на меня.
- Только для этого нам нужно найти одного парня, который нас туда проведет.
- Ты про Серегу К. по кличке Нос? – уточнил Витька.
- Про него.
- Может и не надо искать никакого парня, - проворковала Лариса с нежностью глядя на Марину. – Может кое у кого есть свои связи для просмотра видео, да, Марин?
- Может и есть, - Марина засмеялась. – А может и нет.
- Так есть или нет? – спросил я.
- А мы как раз в ту сторону идем, сейчас и узнаем, - ответила Марина.
Мы свернули с улицы Красных Зорь на проезд Красных Зорь и минут через пятнадцать довольно резвой ходьбы подошли к девятиэтажке.
- Ждите тут, - приказала Марина. – Я сейчас все узнаю.
- Я с тобой, - пискнула Лариса. – Замерзла до ужаса.
Мы с Витькой остались вдвоем.
- Кто тебя за язык дернул с этим видео? – недовольно спросил Витька.
- А что не так?
- Сходили бы без них, - Витька кивнул на дверь. – А то денюшки, знаешь ли, уже слегка подтаяли.
Витькина скаредность имела одну странную особенность, на крупную трату он соглашался всегда охотней, чем расставался с рублем. А выманить у него 35 копеек (кружка пива) было вообще делом нереальным.
Некоторое время мы молчали, наблюдая, как мужичок  в синей с белыми полосами куртке гнался за троллейбусом. Мужичка качало, и не похоже, что от ветра, но он, не отрывая глаз от цели и наклонив голову, энергично двигался к открытой дверце в середине троллейбуса. Водитель вел себя по-садистски, он дверь не закрывал, как бы приглашая мужичка в салон, но при этом троллейбус катился примерно с той же скоростью, что и мужичок. Хрипло дыша, так, что работа его легких была слышна даже там, где мы стояли с Витькой, мужичок ухватился за поручень внутри салона, и мы выдохнули.
- Не жмись, - посоветовал я Витьке, убедившись, что мужичок проник в салон троллейбуса. – Ты что, хочешь прожить жизнь без расходов на баб?
- Да, есть такой пункт в списке жизненных хотелок, - подтвердил Витька.
- Вычеркни его, как нереализуемый.
- Ты случайно не рассчитываешь, что я платить буду? – подозрительно спросил Витька. – Один за всех?
- Не будешь?
- Нет.
- До чего ты нудный тип, Витя, - ухмыльнулся я.
- Это ты себя не видишь… Кстати, насчет типов… Ваша 104-я вечером не освободится на часок?
- Даже не мечтай, - мстительно сказал я. – Если ты помнишь, в 104-й, кроме меня, живут еще два типа, Германсон и Мирнов. Их вечером оттуда синильной кислотой не вытравишь.
- Куда же бедному крестьянину податься? – задумчиво спросил Витька, глядя по сторонам.
- Витя, Вова, шевелите ластами, - промурлыкал чей-то голосок и, обернувшись, мы с Витькой увидели Ларису, выглядывающую из-за приоткрытых дверей в подъезд девятиэтажки.
Видеосалон был устроен в одной из квартир почти на самом верху. Это мы выяснили, когда лифт остановился на отметке – 7-й этаж и на площадке нас встретила Марина.
- Полтора рубля с человека, - мягко сказала Марина. – За меня платить не надо.
Витька с завистью посмотрел на меня и полез в карман…
Фильм назывался «Звездные войны. Эпизод 4» и был довольно смотрибельным, но все-же ниже тех ожиданий, которые у меня были. Сам не объясню, на какое зрелище я рассчитывал, но по прошествии двух часов у меня было стойкое чувство, что я что-то недополучил за свои полтора рубля. А так, фильм – фэнтези был неплох, с необычным для нас космическим сюжетом.
- Я тебя провожу, - сказал я Марине, когда мы вышли из квартиры-видеосалона на площадку.
Судя по хохоту Ларисы, это была смешная фраза. Марина тоже засмеялась, хотя и не так бурно. На просмотре фильма обе сидели тихо, как мышки.
- Тогда ты меня уже проводил, я живу в соседней квартире, - Марина кивнула на дверь рядом с видеосалоном. – Теперь пойдем, проводим Ларису.
- Виктор и сам справится, - возразил я, и Витька с Ларисой одобрительно закивали.
- Пошли, мне мороженое хочется, - капризно сказала Марина.
Не знаю, как мое, а Витькино лицо вытянулось…
Запала Лариса на Витьку, это было заметно невооруженным глазом. Крепко уцепившись за его локоть, она, не умолкая, что-то ему вполголоса щебетала, на что Витька был вынужден непрерывно говорить:
- Угу.
Мы с Мариной шли чуть позади, тоже болтая, но с примерно равным вкладом в разговор. Лариса жила на Почтовой улице, не так уж и далеко от Марины, но и не близко. Прошли одну кафешку, где возможно водилось мороженое, но заглянув туда, мы тут же вышли, народу там было, как в утреннем трамвае.
- Как насчет следующей субботы? – спросил я.
Витька с Ларисой хмыкнули, и я понял, что свою встречу они решили так далеко не откладывать.
- Я то приду, - простодушно ответила Марина, - а вот отпустит ли Лариску муж, это еще вопрос… Ой, я опять что-то не то сказала, да?
Судя по изменившемуся выражению лица Ларисы, она точно сказала что-то не то. У Витьки выражение лица не изменилось, пожалуй, даже стало еще более дружелюбным. Это для тех, кто Витьку не знает, а я Витьку знал. Он пощипал свои хилые усики и вдруг вспомнил, что обещал маме прийти сегодня пораньше. Я сказал, что никому ничего не обещал, но ноги у меня отваливаются, и мой путь лежит в свою общагу. Мы пожали с Витькой друг другу руки, помахали девушкам и пошли в разные стороны, он в сторону Воробьево, я на проспект Фридриха Энгельса, 29…

Лично у меня тяжелый день – вторник. Не понедельник, как у остального человечества, а вторник. А если брать по неделям, то неприятней остальных вторая неделя с начала месяца. Это установлено абсолютно точно путем многолетних наблюдений. Вторник, 25 октября в полной мере подтвердил свое предназначение.
Итак, вторник, 9.30. Второй парой у нас в этот день по расписанию был семинар по электротехнике. Мы сидели с Витькой и перебрасывались вялыми фразами воспоминаний о воскресном дне. Эмоциональная фаза этих воспоминаний прошла вчера, в понедельник, так что мы просто освежали в памяти уже несколько потускневшие эпизоды воскресенья. Витька был в своих джинсах Montana, я в старых брюках.
В кабинет на кафедре ТОЭ (Теоретические основы электротехники), где мы ожидали начала семинара, врывается худощавый, высокий, с Юру Кулешова ростом, мужчина и, почему-то волнуясь, спрашивает:
- Это ПТЭф?
- Да, - отвечает кто-то из наших, сидевших впереди. Мы с Витькой предпочитали места в глубине учебных помещений.
- 3 курс?
- Да.
- 12-я группа?
- Все так.
- Август Самойлович, вам сюда! - восклицает мужчина и стремительно убегает.
Кто это был и что это было, осталось невыясненным, тем более, что в кабинет с той же высокой скоростью, что и суматошный мужчина, вбежал Розенкранц.
- У них расписана каждая минута, - поделился своими мыслями со мной Витька. – Поэтому и носятся, как ошпаренные кошки.
- Мотай на свой рахитичный ус, как надо работать, - отозвался я, разглядывая Розенкранца. Говорили, что вблизи он похож на Пастернака и если это так, то Пастернак был высоким, крупным мужчиной с толстыми губами и несколько лошадиным лицом.
То, что Розенкранц пришел к нам на семинар, стало для нас неприятным сюрпризом. Да, он читал нашему потоку лекции и мы знали, что рано или поздно наступит время, называемое сессией, когда Розенкранц нашинкует наш поток соломкой, но семинары у 12-й группы вел другой препод и хотя бы до января мы собирались пожить спокойно.
- Группа три - двенадцать? – видимо не до конца доверяя своему разведчику, спросил Розенкранц и, когда наш староста Кудряшов Андрей его заверил, что это мы и есть, добавил,  – ваш преподаватель заболел, и сегодняшнее занятие у вас проведу я. Возражений нет?
Возражения у нас были, но кто бы взялся их озвучить?
На 25 октября численность нашей 12-й группы составляла 18 человек. 14 из них закончили этот семинар с двойками. В этом списке был и я. Я не успел за две секунды, которые он мне отвел на ответ, рассчитать напряженность электрического поля.
Когда Розенкранц, потрясенный нашей дремучестью ушел, группа, стряхнув с себя обломки формул, принялась зализывать раны. И размышлять. Двойки нужно отбивать сразу, по мере их произрастания, иначе не успеешь оглянуться, ты оброс ими, как днище корабля ракушками. А как их отработаешь у Розенкранца, у Августа Самойловича? У него хорошо бы новых не отхватить. Или Бог с ней, с этой двойкой, проще подождать выздоровления болящего препода? В общем, было о чем подумать…
Паша Балин, комсорг нашей 12-й группы подошел к нам с Витькой перед самым началом следующей после электротехники пары, семинара по газовой динамике. Настроения у нас Витькой были разнонаправленными, я все еще переваривал двояк по электротехнике, а Витька, который этой участи избежал, потому что до него у Розенкранца не дошел ход, бурно радовался, чуть вприсядку не плясал.
- Пацаны, - тихо сказал Паша, - вас в комитет комсомола приглашают в 16.00. Обоих.
- Приглашают, в смысле вызывают? – уточнил я.
- Ну, как бы да.
- Анекдот про комсомол! – жизнерадостно объявил Витька. – Звонок в церковь из горкома комсомола, слышь, говорят, батюшка, пришли нам стулья, комитету комсомола сидеть не на чем…
На этом месте Витька запнулся и, наморщив лоб, стал вспоминать текст анекдота. Он с отрывом был худшим рассказчиком анекдотов, которых я встречал в своей жизни…
- Не знаешь зачем? – спросил я Пашу.
Паша пожал плечами.
- Гусаров не сказал.
- Мы там по взносам не задолжали? – спросил я.
- По взносам все в ажуре, - успокоил меня Паша Балин.
Гусаров был нашим факультетским секретарем комитета комсомола. Сначала подумал, что этим все сказано, но нет. Не все. Если честно, фанатиков среди секретарей комитетов комсомола в 80-е было уже сравнительно немного. Были, но немного. В основном секретарями избирали нормальных ребят. Но встречались и подвижники, если кто помнит значение этого слова.
Не знаю, можно ли считать подвижником Гусарова, но он точно был… очень правильным человеком. Не просто борец за идеи коммунизма низшего звена, они все там борцы за это были, а человек – монолит. Неизвестно как он разговаривал дома, а в институте Гусаров тщательно выверял каждое слово, прежде чем его произнести. Что ни слово – правда, что ни предложение - лозунг. И очень похоже было, что он искренне верит в то, что говорит.
Но может, и нет. Может, все и не так. Если взглянуть на это с другого ракурса, то мы увидим, что учится Гусаров на пятом курсе, лет ему под тридцать и станет понятно, что с карьерой инженера он несколько задержался. А что насчет политической карьеры? А вот в отношении политической карьеры, пожалуй, перспективы все еще имеются. И если держать себя ровно, не колыхаться, то даже вполне неплохие.
Так может просто Гусаров, трезво оценив свои перспективы, нацелился на политическую карьеру? Потому и ведет себя, будто святей Папы Римского. Потому и говорит то, что надо говорить. Ведь когда человек нацелен на политическую карьеру, комсомол - партия, райком – обком, то наверняка он будет опасаться произнести вслух неосторожное слово. Ляпнуть что-нибудь не то и не там, все равно как на мину наступить. Особенно, когда человеку, повторюсь, уже под тридцатник, по возрасту давно не комсомолец. Ошибся хоть раз - времени для рестарта уже нет…
Я, почему так многословно распинаюсь тут насчет Гусарова, очень уж не хотелось лишний раз иметь с ним дело. Мы вообще старались минимизировать общение с несгибаемыми людьми, безотносительно, отличились ли мы в прямом смысле или в кавычках. Они ведь, несгибаемые, всех меряют по своей мерке.
А так… Никаких капканов со стороны комсомола я не ожидал. Да с чего бы? В последнее время мы с Витькой вели себя спокойно, особых косяков за собой не числили. Комсомольские значки, правда, носили только на военной кафедре, но взносы со стипендии платили безропотно и даже знали, кто является первым секретарем ЦК ВЛКСМ – Борис Пастухов.
Или Пастухова уже тогда не было? Кажется, в 83-м Пастухова уже не было, но неважно, комсомол мы уважали, и никаких проблем до сего дня с ним у нас с Витькой не было. Кроме одного раза, в прошлом году, когда ребята из нашего оперативного отряда набили… лицо первому секретарю городского комитета. Тогда меня тоже вызывали на заседание комитета комсомола, но как-то обошлось. С тех пор все было тихо. Я, к слову сказать, с этого учебного года даже освободил пост командира факультетского оперативного отряда. Уступил дорогу молодым.
Так что, вызвали в комитет комсомола и ладно. Придем, раз вызвали…
- Лен, - попросил я Ленку Ванину, - узнай в деканате, нет ли на нас с Витькой какого компромата? Нас с ним на комитет дергают.
- Я с вами не разговариваю, - отрезала Ленка. – С предателями!
Она второй день дулась на нас с Витькой из-за того, что в воскресенье мы выбрали не тот фильм. Не индийский.
- Радж Капур, скажи ей, - я толкнул плечом Витьку, который, если судить по его мимике, либо все еще вспоминал анекдот, либо строил рожи преподу.
- Ладно, в антракт схожу, - услыхав имя любимого индийского актера, смягчилась Ленка. У Ленки золотой характер был.
Ленка сходила в деканат и вернулась с известием, что наши с Витькой увеличенные снимки для фотогалереи «Лучшие люди факультета» деканат еще не заказывал, но и в стопке документов на отчисление нас тоже нет…

…Комитет комсомола в те далекие годы располагался на первом этаже Б-корпуса, в кабинете, справа от входа в институт. Когда к четырем часам пополудни мы с Витькой подошли к кабинету с табличкой на дверях «Комитет ВЛКСМ», там никого не было. Я подергал дверную ручку, дверь была заперта.
- Это что Пашкина шутка была? – посуровел Витька.
Не успел я высказать предположение, что такими вещами не шутят и что, скорей всего Паша перепутал время явки, только и всего, как изнутри кабинета раздался скрежет проворачиваемого ключа, и дверь гостеприимно распахнулась. Из кабинета выглянула студентка с нашего потока, с 17, кажется, группы. Как ее зовут, я не знал.
- Пришли? – спросила она и, повернувшись внутрь кабинета, сказала. – Пришли.
- Пусть заходят, - ответил ей голос секретаря комитета комсомола Гусарова.
Мы зашли. В кабинете вокруг большого стола сидели на стульях человек шесть или семь и с любопытством нас разглядывали. На мой взгляд, даже с чрезмерным любопытством, что было довольно странно, потому что большинство членов комитета я знал, даже здоровался, если случалось пересечься с ними в стенах института или общаги. Я их разглядывать не стал, поздоровался за себя и за Витьку и даже не спросил, зачем они запираются изнутри…
- Присаживайтесь, - предложил нам Гусаров.
Мы отыскали глазами несколько стульев, стоявших у стены, и присели на них.
- Не будем ходить вокруг, да около, - строго сказал Гусаров. – Вопрос к комсомольцам Семенову и Мырсикову простой. Вы посещали в прошедшее воскресенье подпольный видеосалон? Да или нет?
- Какой подпольный видеосалон? – спросил я хрипло, потрясенный уровнем Гусаровской информированности.
- Вот вы нам и расскажите, какой, - усмехнулся Гусаров. Причем умудрился усмехнуться без улыбки.
- Не знаем никаких видеосалонов, - откашлялся я. – Ни подпольных, ни легальных.
- Мне не понятно, как надо понимать ваш ответ. Тем более, что вопрос был не о том, знаете вы или не знаете, вопрос был: были вы в подпольном видеосалоне или нет?
Мы с Витькой хмуро смотрели на Гусарова.
- Молчите? – сказал Гусаров. – Зря. Товарищи члены комитета комсомола факультета, в наш адрес поступила информация о том, что комсомольцы Семенов и Мырсиков посещают… Или скажем так, в воскресенье посетили один из подпольных видеосалонов города, где два часа занимались просмотром фильма иностранного производства, не имеющего прокатного удостоверения в нашей стране.
Легкий гул голосов членов комитета, возникший после этих слов выразил негодование, смешанное с завистью.
- Во-первых, нам нужно получить подтверждение, правда ли это. Ведь нельзя исключить и клевету.
- А от кого мы можем получить подтверждение? – спросил кто-то.
- Я думаю, в первую очередь от самих комсомольцев, - твердо сказал Гусаров. – Во-вторых, нам необходимо решить, что делать в том случае, если факт посещения… имел место.
К этой фразе я немного оправился от неожиданного удара судьбы.
- Я могу пояснить то, о чем вы говорите, - сказал я.
- Ждем этого с нетерпением, - сухо ответил Гусаров.
- В прошлое воскресенье мы были в гостях у друзей и действительно смотрели фильм по видеомагнитофону марки «Электроника» производства СССР…
- Я попросил бы вас не ерничать! – от голоса Гусарова в радиусе метра от него все покрылось инеем.
- Я просто привожу детали. Фильм действительно иностранный, но нам и в голову не пришло требовать от друзей прокатное удостоверение. Вы, когда приходите в гости к друзьям паспорта у них не проверяете?
- Очень смешно, - тем же ледяным голосом сказал Гусаров. – Значит, были у друзей, так?
- Так.
- И за просмотр фильма друзьям не платили?
- Какое вам дело, где мы были в выходной день! – взорвался Витька. Он всегда взрывается примерно через 10-15 минут, когда его кто-нибудь в чем-нибудь уличает. Бикфордов шнур у него на такое время настроен.
- Какое вам дело, что и где мы смотрим! – клокотал Витька. – И какое вам дело, платим мы за это или нет!
Если бы Витька промолчал, может секретарь комитета комсомола факультета Гусаров и не разразился бы лекцией о моральном кодексе молодых строителей коммунизма. Хотя, вряд ли. Все равно бы, наверное, разразился, только, может, чуть более короткой. А так, минут сорок он, ни разу не запнувшись, рассказывал нам, каким должен быть советский комсомолец. Никого хотя бы отдаленно напоминавшего этого комсомольца мы с Витькой в жизни не встречали. А если бы встретился, мы первым делом посмотрели бы на его спину, нет ли там крыльев? Даже Гусаров не был таким, я сам видел, как он заходил в туалет!
Гусарова прервал телефонный звонок. Он взял трубку, сказал - да, послушал немного, сказал – хорошо и положил трубку на место. После этого оглядел присутствующих и, поднимаясь с места, сказал:
- Я на несколько минут выйду… Татьяна, веди заседание.
И ушел.
- Ну, у вас и секретарь! – буркнул Витька, - ему в дурдоме место, а не в институте. Разницы особой нет, но там хотя бы санитары!
- Витя, Вить, - попытался я его урезонить.
- Не, ну а чо он!
Комсомольцы сделали вид, что ничего не слышали.
- Кто на нас настучал? – спросил я комитет комсомола.
Наша однокурсница, которую, как выяснилось, звали Татьяна, опасливо поглядела на дверь и, приглушив голос до минимума, ответила:
- Поступило на вас …, - она замялась. – Письмо…
- Донос, - поправил ее один из членов комитета, парень с четвертого курса, живший в общаге напротив 104-й комнаты.
- Ну, вроде того, что вы, являясь студентами советского вуза, участвуете в просмотрах видеофильмов и поощряете, таким образом, подпольных дельцов в их коммерческой деятельности.
- А что за фильм-то был? – спросил парень, который назвал донос доносом.
- Звездные войны, - ответил я, размышляя, кто мог на нас накапать.
- О!
- Письмо пришло в ректорат, есть резолюция ректора: комитету комсомола разобраться, принять меры к пресечению указанных фактов среди студентов, - торопливо закончила Татьяна.
- Письмо без подписи?
- Без…
- Про что фильм? – перебил ее кто-то из присутствующих.
- А что за телик?
- Дубляж закадровый?
Вопросы сыпались один за другим, и было очевидно, что ребят это интересовало гораздо больше, чем остальные вопросы повестки дня, включая наш моральный облик.
Гусаров вернулся через полчаса, когда мы успели обсудить все достоинства и недостатки домашнего просмотра фильмов с помощью видеомагнитофонов. Сошлись на том, что при коммунизме каждая семья будет иметь свой видеомагнитофон и сможет смотреть комедии Гайдая с утра до вечера.
После возвращения Гусаров, явно озабоченный чем-то не относящимся к происходящему в этом кабинете, несколько снизил градус своих проповедей. Нет, он еще минут пятнадцать говорил о причинах деградации современной молодежи и необходимости нам всем сообща этому противостоять, но когда говоришь одно, а думаешь о другом, ничьи сердца такой речью не зажечь. Во всяком случае, нашим с Витькой сердцам огнетушитель не понадобился.
В завершение Гусаров предложил нам написать по поводу воскресных событий объяснительные и передать их Татьяне. И тут же быстрым шагом ушел. Вслед за ним ушли члены комитета комсомола, кроме Татьяны. Мы с Витькой сели за стол, взяли у Татьяны по листу бумаги и, списывая друг у друга, написали небольшие сочинения на указанную тему. Основные тезисы: не был, не видел, не знаю. Впредь больше не буду.
Татьяна приняла от нас листы, посмотрела, есть на них дата и подпись и кивнула. Мы кивнули ей в ответ, и пошли в гардероб за куртками. У меня на сегодня было запланировано еще одно дело, но посмотрев на часы, от этого дела пришлось отказаться. Часы показывали половину шестого, и к делу, о котором я упомянул, приступать было уже поздно.
Суть в том, что мы с Серегой Калакиным взялись на нашей кафедре промышленной теплоэнергетики сделать электрифицированную схему структуры кафедры. Витька, кстати, отказался войти в наш творческий коллектив, ссылаясь на то, что он знает развлечения получше…
Был огромный, два на три, стенд со стрелками, кармашками и прочей ерундой, а от нас требовалось сделать так, чтобы все это светилось и переливалось. С понедельника мы с Серегой взялись за работу, но поковырявшись вчера с полчаса, мы сочли, что на первый раз достаточно и собирались поработать с ним, как следует, сегодня. Если Серега не стал работать один, а я на все сто был уверен, что не станет, то и мне в полшестого вечера туда соваться не стоит. И без того день получился сказочный. Вторник, что с него взять…
- Как ты думаешь, кто нас сдал? – спросил Витька, натягивая свою вязаную шапочку до бровей.
- Ну, если не ты, значит, я, - ответил я.
Мы вышли на улицу, и пошли на трамвайную остановку «Рабочий поселок».
- А если не ты и не я?
- Больше некому.
- А эти две кошелки?
- Зачем бы им это надо было?
- Не знаю.
- Там, в квартире, ведь никого из знакомых не было? – спросил я.
- Моих, нет. А твоих, не знаю…
- Да ладно, фигня все это.
- Думаешь, рассосется?
- Конечно. В худшем варианте поставят на вид. Переживем.
- Хотелось бы все-таки узнать, кто навалял на нас телегу.
- Когда-нибудь узнаем, - пообещал я…

Марина позвонила вечером, часов в девять, когда вся наша 104-я комната валялась на кроватях и обсуждала письмо, полученное нами из пункта проката. Письмо требовало немедленно погасить задолженность за пользование телевизором, в противном случае пункт проката оставлял за собой право устроить нам веселую жизнь…
Как начался это вторник набекрень, так и идет. Хорошо бы вторники взять и отменить. Не успел я высказать эту свежую мысль Мирнову с Германсоном, как в дверь постучали.
- Открыто, - крикнул Мирнов.
- Семенова Владимира к телефону, - не заходя в комнату, крикнул голос, по тембру принадлежащий первокурснику. Они все так кричат, на пороге звукового барьера.
- Иду, - проворчал я. – Этот вторник когда-нибудь закончится?
- Это Розенкранц, - зевая, сказал Германсон. – Хочет узнать, где можно посмотреть видео. Ты у нас теперь главный консультант.
Чтобы добраться до телефона, нужно спуститься с четвертого этажа на первый, к вахте, где на столе под присмотром дежурного вахтера стоял единственный телефон в общаге. Дежурила Мария Николаевна, которая смотрела на лежавшую у телефона трубку сонным взглядом.
- У аппарата, - сказал я в трубку.
- Привет, - сказал женский голос, который я вроде бы где-то слышал, но вот так, сходу, вспомнить, кому он принадлежит, не вспомнил.
- Привет, - ответил я.
- Узнал?
- Да. Но это не ты.
- Если ты так шутишь, то бесполезно, до меня после 20.00 шутки не доходят. Это Марина.
- Привет, Марин, - сказал я и вспомнил этот голос. Это та Марина, которую вместе с ее рыжей подругой Ларисой мы с Витькой развлекали пол воскресенья.
- Наверное, тебе неудобно болтать по телефону? – спросила она.
- Да как тебе сказать… Ты сосну себе представляешь?
- Ну, такая, с иголками, да?
- Точно. Так вот, у сосны иголок меньше, чем тут ушей.
- Понятно. Ладно, тогда я коротко. Ты что-то в тот раз про кроссовки говорил… А завтра у нас будут румынские кроссовки Томис. Тебе это все еще интересно?
- Да! – чуть не заорал я.
- Тогда готовь 35 рублей и приходи в магазин часам к шести.
- Утра?
- Сказала же, не шути… Вечера…

…На следующий день, в среду, после занятий мы с Серегой Калакиным пришли на нашу кафедру заняться, наконец, этим стендом. Профессор Черкасский Владимир Михайлович, который курировал изготовление стенда, отдал нам ключи от кабинета и сказал, чтобы мы обращались. Если что.
Обратились мы к нему тут же. Нам нужны были инструменты, болты, гайки, провода, светодиоды и еще куча всего. Владимир Михайлович подергал свою седую бородку клином и перевел стрелки на завхоза.
- Завхоза найдите, у него все есть, - посоветовал он. – Главное, его самого поймать, они у нас славятся своей неуловимостью.
- А по электрической части сходите на кафедру ТОЭ, найдите там Августа Самойловича Розенкранца, он вам поможет и материалами и советом. Он в этом толк знает. Познакомитесь заодно, лишним не будет.
- Знакомы уже, - процедил сквозь зубы Серега, который, как и я, благодаря этому знакомству получил два балла.
- Знакомы, тем лучше, - одобрил профессор. – Я позвоню ему насчет вас.
Расставшись с Владимиром Михайловичем, мы неожиданно легко отыскали завхоза А-корпуса, но толку от этого оказалось немного. Завхоз, непрерывно расчесывая гребнем длинные волнистые волосы, сказал нам, что ничего из того, что мы просим, у него нет, и никогда не было. Ни болтов, ни гаек, ни отверток, ни пассатижей. Откуда этому добру взяться в техническом ВУЗе? Но, если нам понадобятся малярные кисти, то милости просим. Краски, правда, тоже нет.
- Пошли к Розенкранцу? – уныло спросил Серега.
- Пошли, - кисло ответил я.
Августа Самойловича мы нашли в кабинете для преподавателей кафедры ТОЭ. Рассказывали, что когда-то Розенкранц возглавлял эту кафедру, но из-за фамилии и нежелания вступить в коммунистическую партию, его с заведования сняли. Так это или нет, мы не знали, и спрашивать у него не собирались.
Вообще-то, я не очень верил в то, что Августа освободили от должности из-за национальности. У нас в институте всегда было полно евреев, и я не слыхал, чтобы кого-нибудь по этой причине третировали. Насчет беспартийности, может быть. Но скорей, причина была в его лютой неуживчивости с руководством института и нежелании идти на компромиссы. А кому такой завкафедрой нужен?
Каков он был с руководством института нас, студентов, волновало в последнюю очередь, а вот то, что на его занятиях, и что еще хуже – на экзаменах, Розенкранц обращался в голодного тигра, это нам не нравилось. Объем знаний, который он требовал от студента даже на тройку, в наши черепные коробки не помещался. Четверок он почти никому не ставил, а на пятерку у него мог претендовать только нобелевский лауреат. На нашем потоке нобелевских лауреатов было мало, но пятерку один студент у него все-таки выдоил. Вася Беляев.
Вася поразил Розенкранца быстротой мышления. Август Самойлович не успел еще до конца продиктовать условия задачи, как Вася продиктовал ему ответ. Случайно, наверняка подумал Розенкранц и продиктовал Васе условия новой задачи. С тем же результатом. Ну, а когда Розенкранц в третий раз забросил невод, Вася ему доказал, что условие задачи составлено неверно и задача решения не имеет. Август Самойлович дважды протер очки, но это не помогло, и он был вынужден согласиться с Васей, что, да, в условия задачи вкралась ошибка. После этого Розенкранц торжественно пожал Васе руку и вписал ему в зачетку - отл.
Но это еще только будет, а пока мы с Серегой, присев по предложению Розенкранца на два стула у его стола, рассказывали Августу Самойловичу про стенд.
Конечно же, профессор Черкасский позвонить забыл и Розенкранц про наше дело государственной важности ничего не знал, но не только с вниманием нас выслушал, но и надел на нос очки, чтобы нас рассмотреть.
- Мне кажется, я вас уже где-то видел, - задумчиво сказал Август Самойлович.
- Видели, - подтвердил его догадку Серега. – Вы нашему потоку лекции читаете. А вчера вели у нас семинар. Группа 3-12.
- Ах да, - кивнул Розенкранц. – Вел. Но не могу сказать, что ваша группа произвела на меня благоприятное впечатление. Скорей, наоборот. Ваши знания базовых основ электротехники, на мой взгляд, пока далеки от минимальных стандартов. Впрочем, к делу это не относится… Значит, вы хотите смастерить электрифицированный стенд на своей кафедре, так?
- Так, - подтвердил я.
- Прекрасно. Я такой стенд в восьмом классе делал. Схему электрической цепи составили?
- Даже напряженность электрического поля рассчитали, - как бы вскользь сообщил я.
- Зачем?
- Так. Для практики.
- Похвально, похвально.
- Август Самойлович, а нельзя нам с Калакиным свои двойки сейчас отработать? – спросил я, не слишком надеясь на его согласие. Но Розенкранц неожиданно согласился.
- Попробуйте. Времени, правда, у меня немного, - он вскинул руку и посмотрел на свои наручные часы. – Но полчаса у меня есть… Значит, говорите, даже напряженность рассчитали? Ну, нарисуйте вашу схему.
Август Самойлович протянул мне лист бумаги. Я быстро начертил схему электрической цепи, которую мы с Серегой собирались применить для того, чтобы стенд заиграл огнями.
- Какова напряженность электрического поля в этой точке? – Он ткнул пальцем в мою схему.
Этого вопроса я ждал, можно сказать, подводил Августа к нему, поэтому довольно складно рассказал ему про напряженность электрического поля. Розенкранц кивнул.
- Это не вы вчера на занятии не смогли объяснить разницу между напряженностью и напряжением? - спросил Август Самойлович, разглядывая меня.
- Нет, - категорически ответил я.
Это был я, но не мог же он на самом деле меня запомнить, ведь все студенты для Розенкранца на одно лицо. Как вьетнамцы. Хотя не исключено, что память у него лучше, чем мы думали.
- Ну, а в этой точке, какова будет напряженность? – его палец отъехал от схемы в сторону.
- В четыре раза меньше, - подал голос Серега.
- Знаете, оказывается, - сказал Розенкранц. – А что же на занятиях дурака валяли?
Поскольку на этот вопрос ответа у нас с Серегой не было, Розенкранц, скорей всего, пришел к выводу, что валяние дурака - наше кредо.
- Вы, - он указал пальцем на меня. - В чем разница между напряженностью электрического поля и потенциалом? Отвечаете, и свой неуд считаете исправленным на уд. Только коротко.
Это я знал и даже мог ответить развернуто. А коротко…
- Напряженность – силовая характеристика, а потенциал – энергетическая.
- Вы, – его палец переместил направление на Серегу. – Что такое потенциал?
- В электричестве? – зачем-то уточнил Серега. Доуточняется сейчас…
Но Розенкранц хоть и глянул на него мрачно, молния из его очков не вылетела.
- Мы сейчас говорим о потенциале электрического поля, - подтвердил он.
- Ну, это энергия, необходимая для перемещения электрического заряда…
- А какова связь между напряженностью и потенциалом электростатического поля?...
Август Самойлович терзал Серегу намного дольше, чем меня, минут 20, если не больше. Поскольку Серега отвечал только на половину его вопросов, Розенкранц стал входить, что называется, в раж. Вопросов становилось все больше, а времени для обдумывания ответов на них все меньше. Я не успевал переводить взгляд с Августа на Серегу и обратно. Серега бился, как лев. Да, он отвечал только на половину вопросов Розенкранца, но я не знал и половины из той половины, что он ответил.
Наконец, Розенкранц вспомнил, что он не экзамен принимает, а всего-навсего отработку несчастных двоек, и нас отпустил. Голову на отсечение не дам, но мне послышалось, что он буркнул себе под нос, когда мы шли к дверям:
- Где они их находят.
Я написал, что мы шли к дверям, на самом деле, мы почти бежали, боясь, что он передумает.
- Эй, ребята, а провода? – у самой двери настиг нас его голос.
Честное слово, я чуть не спросил, какие провода?

В шесть часов я стоял в обувной секции универмага и ждал Марину, которая ушла куда-то в неприметную дверь, задрапированную тканью. Я хоть и нечасто бывал в этом универмаге, но все-таки бывал; один раз, еще на первом курсе мы со товарищи (Германсон и Мирнов) даже закупили тут целую кучу вещей, которые нам были жизненно необходимы: репродукцию картины Шишкина «Утро в сосновом лесу», зеркало, гардину и два настенных коврика. Потом, с год назад, когда в продаже появились электрочайники, мы здесь с ребятами один такой чайник купили. Этот чайник перегорал у нас в 104-й комнате каждую неделю, но Андрюха Мирнов, наш комнатный завхоз не давал нам с Германсоном его выбросить и каждый раз чинил…
С тех пор я тут, в сером (так его называли ивановцы) универмаге, не бывал.
- Иди в кассу, скажешь, обувной, тридцать пять рублей, - сказала мне Марина, появившись в дверях с коробкой синего цвета в руках.
Я быстро, опасаясь, как бы у Марины кроссовки не отнял кто-нибудь главней ее, пошел к кассе, на ходу вынимая семь пятирублевых банкнот, которые прятал в одежде тщательней, чем подпольщик листовку.
Эти тридцать пять из сорока рублей, которые я получил переводом от родителей в понедельник, составляли большую часть моего бюджета. И до стипендии, которая будет только в ноябре, числа десятого, никаких поступлений в раздел «доходы» не ожидалось. Неизбежно вставал вопрос выживания, ведь на пятерку две недели не проживешь. Нет, можно, конечно, на хлеб хватит, вода бесплатно, но когда привыкаешь в обед съедать котлету с макаронами, более упрощенный режим питания раздражает.
У меня, как я уже упоминал, был к этому времени накоплен определенный опыт проживания в условиях безденежья, так что в панику я не впадал. Проведу займ у кредитоспособной части общаги, а потом, с помощью еженощных походов на заработки по текстильным предприятиям, понемногу буду его погашать. Не любил я это дело до судорог, но это жизнь, мало ли что я не любил… Если сложить в кучу все, что я не любил, будут Гималаи.
Впрочем, наличие на эту минуту приличных кроссовок и целых пять рублей меня вполне примиряло с действительностью. А дальше посмотрим…
Универмаг закрылся в семь вечера, и в начале восьмого мы с Мариной шли по направлению к ее дому. В руках я держал пакет с коробкой. Немного смущало то, что Марина мне не позволила в универмаге кроссовки примерить, но с другой стороны ее поймешь: буду натягивать кроссовки на ноги, кругом сующий во все закоулки нос народ, как им объяснишь, откуда у меня взялся этот дефицитный товар, который закончился еще утром через десять минут после старта продаж.
- Народный контроль! – обязательно закричит кто-нибудь…

- Как там Лариса поживает? – спросил я.
- Она со мной не разговаривает, - огорченно ответила Марина.
- Что так?
- Я говорила тебе, что все время путаю? Всех и вся.
- Говорила.
- Ну вот, Лариса, оказывается, просила меня не говорить Виктору, что замужем, а я все сделала наоборот. И теперь она хочет с ним встречаться, а он нет. Лариска меня в этом винит.
- Не боится она с ним встречаться при живом муже?
- Не боится… Она, знаешь, какая хитрая, не то что я… Может ты с ним поговоришь?
- С кем, с ее мужем?
- С Виктором.
- Насчет чего?
- Ну, чтобы он с ней встретился. Мы бы с Лариской помирились.
- Нет, я в эти дела не лезу.
Некоторое время мы шли молча. Накрапывал мелкий дождик, и мне хотелось поскорей добраться до сухого, теплого места. И примерить кроссовки. Но нет, мало того, что я продрог, так эта Марина опять захотела мороженое. Мы зашли в гастроном, и я изъял из бюджета еще сорок копеек на два мороженых в вафельных стаканчиках.
- Сходим в видеосалон? – вдруг спросила Марина.
- Обязательно сходим, - ответил я, думая о том, что если она захочет лимонада, мой завтрашний обед будет под вопросом.
Подумал, и самому стало стыдно. Только что эта девушка достала для меня дефицитные кроссовки, о которых я мечтал последние полгода, а я жмусь на копеечную бутылку лимонада…
- Хочешь лимонаду? – отважно спросил я.
- Нет. Так что насчет видеосалона?
- А что с ним?
- Ты меня совсем не слушаешь! Я спросила, пойдем к моему соседу на видео?
- А, нет, туда пока не пойдем.
- Почему?
- Кто-то стуканул в институт, что мы с Витькой ходим по подпольным видеосалонам.
- Ну и что?
- Советским студентам нельзя… Облико морале и все такое.
- Не свисти, знаем мы, какие вы облико морале. Этот видеосалон, где мы были, держит парень, который у вас там, в институте, большая шишка…
- Понимаешь, одно дело - ты знаешь, он знает, все знают, и никого это не колышет, другое – письменный донос. Тогда начинаются разборки. Вот и нас предупредили, еще раз попадетесь и все, на задницах пыльный след от туфли ректора.
- Ой, да ладно…этот парень, мой сосед, что держит видеосалон...
- Главное, непонятно, кто наябедничал, - посетовал я.
- Почему? - мило улыбнулась Марина. – Это как раз понятно.
- И кто же? – спросил я.
- Хозяин салона.
- Ну, это было бы странно, - усомнился я. – Если хозяин салона будет сдавать тех, кто ему приносит бабки… Так не разбогатеешь.
- Ну, не хозяин, так Лариска. За то, что Виктор ее бросил.
- А меня за что? Я ее не бросал.
- Ты просто под руку попался.
- Понятно… Помиритесь, передавай ей от нас большущий привет.
- Тебе не интересно, кто держит это видеосалон?
- Нет. А нафига мне это знать? Каждый крутится, как может. Его видеосалон кормит, а я ночью на дело пойду…
- На какое дело? – насторожилась Марина.
  - Буду по фабрике имени 8-го марта рулоны ситца на тележке возить.
- И сколько заработаешь?
- Пять рублей, - осторожно ответил я, чтобы Марина от такой прорвы денег не упала в обморок.
- Ха, пять рублей! – засмеялась Марина. – Гусаров за день пятьдесят зарабатывает…
Если кто-то задавался вопросом, можно ли подавиться мороженным, отвечаю – можно. Я им подавился. Минут пять я кашлял и чихал.
- Какой Гусаров? Не тот, что у нас секретарь комитета комсомола? – спросил я, когда обрел способность говорить.
- Секретарь он там у вас или кто, не знаю, - ответила Марина, - но точно не последний человек.
- Не последний, это верно, - согласился я. – Когда человек умеет так красиво говорить, как твой сосед, последним он никогда не будет.
- А что он говорит?
- Говорит, что мы с Витькой, посмотрев звездные войны, почти продали Родину. А оно вот значит как…
- Сейчас все говорят одно, думают другое, делают третье, - авторитетно сказала Марина.
- Так-то оно так, но ведь этот Гусаров весь ну такой правильный, просто из книжки про революцию… Ходячая правда... Слушай, Марин, а ты ничего не путаешь? Ты же любишь путать.
- А что тут можно напутать? Я его с детства знаю. У вас там что, Гусаровыми институт кишит?
- Лично я знаю только одного, - задумчиво сказал я. – Нет, тут что-то не так. Гусаров у нас, как баррикадное знамя. В борьбе за светлое будущее ему равных нет. Знаешь, как наш институт им гордится? Как нумизмат редкой монетой в коллекции. Ни у кого нет, а у нас есть.
- Володя, в  наше время так и надо, - наставительно сказала Марина. – Кто сильней машет руками, тот и дирижер. Ладно, мы пришли… Звони, когда ушей возле вашего телефона будет поменьше.
- Напиши телефон.
- На чем?
- Да хоть на коробке.
Марина достала из сумочки карандаш и на коробке, в которой лежали мои кроссовки, написала пятизначный номер телефона и рядом - Марина.
Почерк у него был округлый, с забавной завитушкой на букве Р.
- Бай, - сказала она.
- Пока, - сказал я.

Первое, что я сделал, когда пришел в общагу - примерил кроссовки. Мои опасения, что они могут, из вредности, оказаться меньшего (или большего) размера не подтвердились, кроссовки были мне в пору.
- За сколько взял? – спросил Германсон.
- Тридцать пять тугриков.
- Неплохо, - одобрил Мирнов. – На рынке такие идут по семьдесят.
- Знаю.
- Слыхал новость?
- Нет.
- Керенкер попался. Прищемили ему нос.
- Керенкер? Кому попался? На чем попался?
- Ты вообще в курсе, что он устроил в 6-й комнате видеосалон? – спросил Германсон.
- Нефертити себе… Ай да Керенкер. Нет, я не слышал. Он на днях предлагал организовать для нас с Витькой просмотр видеофильма, но я думал это где-то там, в глубоком подполье. По паролю.
- У себя, в 6-й комнате. Взял в прокате цветной телик, достал где-то видеомагнитофон с кассетами и по ночам утраивал сеансы.
- И его накрыли?
- Кто-то сдал. Как вас с Витьком…
Не успел Германсон договорить эту фразу, как дверь в нашу комнату тихо отворилась, и на пороге появился Керенкер. С унылым видом он прошел по комнате и уселся на Мирновскую кровать.
- Цианистого калия нет? – скорбно спросил он. – Почем брал кроссовки?
- Тридцать пять, - ответил я.
- На рынке от семидесяти…
- Серега, значит, ты теперь капиталист? Деньги гребешь?
- Кошкины слезы, а не деньги.
- Так ты, если я правильно все понял, предлагал нам с Витькой просмотр видео у себя самого?
- Чего сейчас-то об этом говорить...
- Нет, давай сейчас об этом говорить... Ты собирался содрать с нас по полтора рубля?
- По рублю. Я бы вам скидку сделал.
- Нет, вы видали этого упыря? Цианистого калия ему… Иди и тихо повесься на люстре.
- Давайте, пинайте безответного Керенкера, - горько сказал Серега. – Когда он был вам нужен, прибегал по первому свистку, служил, как конек-горбунок. Теперь да, меня можно топтать…А сколько сахара вы у меня…
- Серег, вот только про сахар не надо, ладно? – не выдержал Мирнов. – Ты его у нас столько сожрал, сколько Куба за год не производит.
Керенкер обхватил голову руками и раскачивался вперед-назад, соблюдая, впрочем, безопасную амплитуду.
- На комитет уже вызвали или еще нет? – спросил я.
- На завтра в 16.00, - поднял голову Керенкер. – Лишнего комсомольского значка ни у кого нет?
- А орден Ленина тебе не надо? – поинтересовался Мирнов.
- Хочешь, я поговорю завтра с Гусаровым насчет тебя? – спросил я.
- Хотеть-то хочу, да послушает ли он тебя? – засомневался Керенкер. – И что ты ему скажешь?
- Ну что скажу... Что ты хороший парень…
- Под гитару поет, - подсказал Германсон.
- Бабушек через дорогу переводит, - припомнил Мирнов.
- А главное, своих друзей уважает, - продолжил я. - Настолько уважает, что в эту субботу вечером выкатит им бутылку коньяка…
- Водки.
- Коньяка.
- Бутылку водки и банку пива.
- Коньяка.
- Ладно.
- И Гусаров… Я не обещаю, будущее, как Нострадамус не вижу, но может, узнав о том, что ты хороший парень, Гусаров на первый раз ограничится предупреждением. Надеюсь, он не узнает, каков ты на самом деле… 
- Я и на самом деле хороший, что за намеки…
- Надеюсь, он не узнает, - повторил я. – Что под гитару ты поешь белоэмигрантские песни, а бабушек через дорогу переводишь, не интересуясь, надо ли им туда.
- Гусаров толстокожий, как чемодан, - покачал головой Керенкер. - Его этим не проймешь.
- Не твоя забота, - ответил я. - Кроме того, Серега, на всех видеокассетах поменяй названия. Названия должны быть такие: Как закалялась сталь, Коммунист, Ленин в октябре. Сечешь?
- Да, только кассеты забрали, вот беда.
- Еще бы они оставили... Я тебе про другие кассеты толкую. Найди те фильмы, что я перечислил.
- Такие и не найдешь, - озабоченно сказал Керенкер.
 
В половине четвертого я подошел к двери кабинета, местонахождение которого еще не изгладилось из моей памяти. Комитет ВЛКСМ, вслух прочитал я и потянул дверь на себя. Потом с тем же успехом от себя. Опять заперто. Что у них за мода изнутри запираться? Я стукнул кулаком в дерматин и прислушался. Через минуту дверь приоткрылась и оттуда выглянула Татьяна.
- Чего стучишь? – спросила она.
- Гусаров здесь?
- Ну.
- Скажи, что мне надо с ним пошептаться.
Татьяна задумалась, потом оглянулась вглубь кабинета.
- Ладно, - сказала она и ушла. Дверь закрыла.
Я потоптался у двери, но потом подумал, что выход секретаря комитета комсомола в коридор допускается только после неких процедур, вроде тайного голосования, поэтому присел на банкетку у стены и стал ждать.
Я знал, что ему скажу.
- Ты сволочь, Игорь Гусаров, - начну так.
А когда он спросит, почему, я ему объясню. Я ему такую речь выдам, Цицерон автограф просить будет. И лексику буду использовать особую, как в буфете Мурманского морского рыбного порта. Чтобы проняло. У нас в общаге жил парень из Мурманска, мы его филологом звали, так он нам приводил некоторые обороты речи, употребляемые в этом заведении. Впечатляет. Главное, когда говоришь, не забывать мефистофельски усмехаться. Вот на этом портовом языке я Гусарову все и выскажу. Неделю икать будет.
А дальше, как говорят слепые, видно будет. По большому Гамбургскому счету, плевать мне на его метаморфозы, плевать, что полдня он за социализм, полдня против, пусть только моих друзей не трогает. Керенкер аферист, конечно, еще тот, клейма ставить негде, но он хотя бы идейного из себя не корчит…
 Через пять минут из кабинета вышел Гусаров и хмуро посмотрел на меня.
- Что хотел? – спросил он.
- Может, присядешь? – предложил я. – Мне нужно кое-что с тобой обсудить.
- Некогда, - отказался Гусаров. – Идет заседание комитета комсомола.
Пришлось мне встать с банкетки, потому что произносить серьезные речи всегда легче стоя.
- Слушай, Гусаров, - сурово, как и собирался, начал я.
Фразу досказать не удалось, потому что из дверей выглянула Татьяна.
- Игорь, тебя к телефону из горкома, срочно, - сообщила она.
- Иду, - Гусаров повернулся и пошел обратно в кабинет. На ходу обернулся и сказал:
- Подожди, я сейчас.
- Подожду, - пообещал я ему сквозь зубы и снова уселся на банкетку.
- Ты чего тут делаешь? – со стороны гардероба ко мне подходил Витька, натягивая на себя куртку яркого, снежного цвета. На улице по ней его далеко видно.
Сегодня мы с Витькой почти не общались, такой уж день выдался, даже на обед как-то не получилось вместе сходить.
- Накопились вопросы к Гусарову, - ответил я, глядя на него и думая, что надо бы посвятить Витьку насчет Гусарова. А то обидится потом.
- Будешь его бить, по голове не бей, он и так на это место слаб, - посоветовал Витька, усаживаясь рядом.
- Прикинь… Тот салон, где мы с тобой звездными войнами наслаждались, Гусаров держит, - сказал я. – Да-да, наш неподкупный воин света. Помнишь, как он, гад, танком наезжал, про нашу мелкобуржуазную сущность толковал? А у самого рыльце в пушку.
- Помню, - хмыкнул Витька. – Такие, как мы, мешают ему построить коммунизм в отдельно взятом институте. Только вот насчет салона…
- Информация достоверная, - уверенно сказал я, - и получена из надежных источников. Этим видеосалоном владеет Гусаров.
- Это не тот Гусаров, - тихо, как бы с сожалением, ответил Витька.
- Не понял?
- Не наш Гусаров держит этот видеосалон, - терпеливо повторил Витька.
- Да мне Марина про него рассказала. Она его с детства знает!
- Ну, Марина… Салон держит Гусаров, препод со строяка (строительный институт) и родство их с нашим Гусаровым чисто однофамильное.
- Погоди, ты откуда знаешь?
- Еще в тот памятный вечер, когда мы шли после сеанса, Лариса мне про него поведала. А Марина, как всегда все перепутала.
- Вот, блин, зараза! А я хотел у нашего Гусарова Керенкера отбить методом шантажа.
- А что с ним?
- Ты еще не знаешь? Сейчас расскажу…
Но рассказать не удалось. В дверях вновь показался секретарь комсомольской организации факультета. Витька неторопливо встал с банкетки, пожал мне руку и, демонстративно не замечая секретаря, пошел к выходу.
- Ну, давай, говори, что у тебя за проблемы, времени совсем нет, - сказал Гусаров.
- Слушай, Игорь, вы там сегодня Керенкера на детали будете разбирать, - промямлил я. – Просьба у меня… Не применяйте к нему крайних мер. Он хороший парень…
- Все? – резко спросил Гусаров.
- Все, - вздохнул я.
- Комитет комсомола разберется, - сухо ответил он и пошел заседать дальше…

Нос отделался выговором. Вряд ли мое заступничество в этом случае сыграло какую-то роль, но на первый раз наш гуманный комитет комсомола решил с комсомольца Керенкера весь скальп не снимать…
Надо упомянуть, что во искупление вины комсомолец Керенкер добровольно организовал в общаге вечер встречи с лучшими образцами советского патриотического кинофильма. Названия фильмов я приводил, так что повторяться не буду. Несмотря на то, что мероприятие было бесплатным, на него никто не пришел, даже дежурный по общаге преподаватель…
Коньяк Серега Керенкер, и правда, в субботу принес, что говорит за то, что он действительно был напуган. Отказываться от коньяка мне и в голову не пришло, а если бы и пришло, то кроме меня в комнате были Мирнов с Германсоном. Хотел бы я посмотреть, как они отказываются от халявной выпивки. Выпили мы этот коньяк вчетвером, потом Германсон побежал в магазин за водкой… В общем, все, как всегда…
Примерно через месяц, в конце ноября, я уговорил Татьяну, представителя нашего потока в комитете комсомола факультета показать то легендарное письмо – кляузу, едва не рассорившее комсомол со мной и Витькой. Она долго упиралась, но потом, в один из перерывов между лекциями, принесла папку-скоросшиватель с грудой бумаг внутри. Мы с ней забрались на самый верх аудитории Б-301 и я, наконец, прочитал короткую депешу, адресованную ректору нашего института. Но не перечень наших с Витькой злодеяний, направленных на подрыв социалистического строя в нашей стране, меня заинтересовал. Я их и так знал. Больше меня привлек округлый почерк доброжелателя, с милой завитушкой на букве Р.

11.08.2023 г.