Глава 459. Мясковский. Двадцатая симфония

Николай Яковлевич Мясковский
Симфония №20 ми-мажор
Евгений Светланов (дирижер)

MargarMast: Дорогой hamerkop, ничего, если я буду комментировать прямо по ходу дела?

Какое-то очень такое лоскутное у меня впечатление получается. Как будто в первой части симфония закручена в тугой жгут из мятущихся состояний духа, из быстрой смены мажорных тем и драматического напряжения, как будто из одной фразы, которая еще не успела закончиться, уже выползает следующая — прямо противоположная по тональности. Честное слово — настоящее смятение духа.

Вторая часть просто изумительная. Прямая противоположность первой. Как будто из мелких мечущихся ручейков создалась огромная, вольная, просторная река, со всем ее собственным «самоощущением» полноводности и широты, мощи и величия.

И, несомненно, здесь вплетается что-то очень такое «русско-народное». Вот здесь-то я чувствую русскость гораздо больше, чем в Двадцать седьмой. Еще не дослушала до конца — но — спасибо, спасибо большое за то, что направили послушать эту великолепную музыку!

Может быть, Мясковский — это переход от «могучей кучки» к Прокофьеву с Шостаковичем? То есть, последние, конечно, совершенно разные, но так уж — объединение по отношению к «могучей кучке». Вы уж извините меня за мои непосредственные дилетантские высказывания. Если кто меня может поправить — буду очень и совершенно искренно благодарна.

Слушаю второй раз. Просто великолепно! Этот переход от первой ко второй части... Удивительно!

hamerkop: Эта симфония не очень-то на слуху: она как бы в тени Двадцать первой, одночастной, которая известна на весь мир.
Для меня образ Двадцатой это когда мятущийся, отчаявшийся человек неожиданно встречает в своем сердце Бога. Поэтому такой «стоп-сигнал» после первой части. Два совсем разных мира.
Мясковский, конечно, связан с «кучкистской» традицией: ведь он воспитанник школы Римского-Корсакова. Но его путь не ведет ни к Прокофьеву, ни к Шостаковичу. Дальше были, скорее уж, симфонии Хачатуряна — конструктивно, драматургически, при всей внешней непохожести; Шебалин, совсем ранний Щедрин, в чем-то Борис Чайковский, Эшпай. И где-то совсем близок конец этой тропинки; она уже зарастает травой...

Побочная партия финала — украинская песня.

MargarMast: Спасибо, дорогой hamerkop, я все-таки кое-что угадала — перепутала вот украинскую и русскую песни, но они все-таки очень близки. Насчет второй части — это уже — просто кому что ближе. Не знаю, насколько Мясковский был верующим человеком. Oпять же — я-то привыкла черпать душевные силы в самой себе и в природе — наверное, поэтому у нас с Вами такие разные ассоциации во второй части. Что нисколько не мешает мне относиться к Вам с сердечной теплотой и благодарностью.

hamerkop: И никто не знает, насколько Николай Яковлевич был верующим. Внешней церковности в нем не было — это точно. Но в Высший Разум он верил.
Послушайте ещё Двадцать пятую симфонию — это продолжение образов связанных с высшей гармониией.

MargarMast: hamerkop, Вы просто блеск! Вы ведете меня по тропе познания Мясковского! Сейчас убегаю, но буду слушать Двадцать пятую. Спасибо Вам — и я Вас очень прошу — ведите меня, как поводырь. У Вас это получается просто великолепно!

Maxilena: Ага! Поняла. Начинать слушать Мясковского надо именно с Двадцатой симфонии.

musikus: Много потеряете.

Maxilena: А, может быть, найду? Я ведь девушка упорная, мне бы только зацепиться, а уж на вершину древа как-нибудь взберусь... Но буду рада, Юрий Константинович, любому Вашему совету, если у Вас возникнет такая охота.