К чему теперь рыданья

 




А мы по-прежнему всё движемся вперед,
А ежли кто-нибудь случайно и помрет,
Так ведь на то она история,
Та самая, которая
Ни столько,
Ни полстолько
Не соврет!

   Я по неграмотности думал, что это строки фольклорные.  Заглянул в интернет, оказывается, есть автор. Анатолий Флейтман.  Реальное лицо.  Но мало кто о нем знает, зато песню знают.   Так верно подмечено, что песня, как говорится, пошла в народ.

  Верно подмечено, что мы движемся вперед.  Да так быстро, просто стремительно. Так быстро, что некая историческая фигура, которая еще недавно была опорой армии, в мгновение ока превратилась в предателя, всадившего нож в спину стране. Потом эта же фигура ударилась, как в сказке, о землю и стала не совсем предателем, а чем-то типа наставника солдат. И притихла, без прежних амбиций.  И вот пожалуйста. Авиакатастрофа.  И что удивительно, мало кто в стране этому исходу удивился.
 
  Ни в народе, ни на властном олимпе никто не посыпает пеплом голову и не возглашает: как же так?!  Все в порядке вещей. Как любит повторять президент, все развивается в соответствии с планом. Значит, таков был план. Так было задумано. Все на благо родины.

 Это вот если я грешный сяду в самолет, а он упадет, тут падение самолета -внеплановое событие. И не на благо родины. Потому что во властных структурах на такого микроба, как я, планов нет.  И самолет жалко. Другое дело еще совсем недавняя опора армии, герой, смотревший с постеров, у которого было валом полномочий. Тут самолет и прочие погибшие – расходный материал. 

   И тут уместно вспомнить мудрые слова незабвенного Виктора Степановича Черномырдина: «Никогда такого не было, и вот опять» 
 
   И вот опять!! Тот видный государственный деятель вдруг из окна выпал, тот сразу две пули себе в лоб пустил, у того вдруг сердце прихватило. А один видный оппозиционер сам себя отравил, чтобы потом на власть свалить.  Громких смертей, увы, больше, чем сил у власти на все это отреагировать. И не только нет сил у следователей, прокуроров. Нет сил реагировать на это у политиков, политологов, журналистов.

Только у поэтов, в особенности, поэтов, не прикормленных, силы есть. И то поэты в таких случаях отреагируют, не на каждое событие, типа «погиб поэт невольник чести, пал оклеветанный молвой».  Или как писал Маяковский на смерть Есенина: «Вы ушли, как говорится, в мир в иной. Пустота. Летите, в звезды врезываясь». Или как писал Сергей Михалков на смерть Сталина: «Нет! Мы еще не поняли всего. Всем существом всего не осознали». И в данном случае, хотя мы не поняли всего, и, возможно, нам не дадут понять. Но подсознание работает. Соображалка. 
 
     Все потом устаканится. И потом поэты большими рифмованными мазками отреагируют. Отреагируют не на конкретную катастрофу, а на ход событий как историческое движение.

  Вспомните песню: «Представить страшно мне теперь, что я не ту открыл бы дверь, другой бы улицей прошел…»?  Это подходит не только к влюбленности, но и к авиакатастрофам.  Правда эти строки о всесилии теории вероятности больше подходят для обычных граждан.  Там вероятность катастрофы усиливается по мере безалаберности тех, кто отвечает за безопасность полета. Совсем не так. если дело касается бывшего стержня армии, заявлявшего, что министры и генералы ему нипочем. Опасность перелетов такого человека увеличивается в соответствии с ростом его амбиций, с его действиями и заявлениями. И тогда случится как у Райкина: «И ты бежишь и кричишь «Стихийное бедствие!!» А кто тебе сказал, что оно стихийное?» И финал будет, как в финале «Сказки о золотой рыбке»
 
          Авиакатастрофа -  трагическое сочетание места и времени. Но это в случае, когда непредвиденно и трагически сочетаются место и время.   другое дело, когда они сочетаются, как говорил президент, в соответствии с разработанным планом. И президент упоминал, что самое подходящее для запланированных эксов место — это сортир. Но чем самолет хуже? Даже лучше.   

 Сравним самолет с сортиром. В плане удобства проведения мероприятия.
 
Сортир, к примеру, ресторана – это, во-первых, прошлый век, и это почерк бандитов.  Для бандитов самое удобное место.  Лучше не найти. И специалисты из компетентных органов этим методом долго пользовались.  Не напрасно президент этот метод упомянул.  И нужно сказать, народ не удивился. Не возмутился: «Фи. Мочить в сортире. Какая проза!» Нет, принял как вполне знакомый метод борьбы с инакомыслящими. Слова стали крылатыми.

     Но прогресс не стоит на мете. И теперь вместо сортира есть самолет. Ну а то, что сопровождающие нежелательное лицо погибнут – «лес рубят, щепки летят».  Сколько их уже было, подозрительных авиакатастроф. Особенно   тогда, когда на самолете летит фигура, которой уже не только на самолете летать, в сортир заходить опасно.
Но мочить в сортире технологически сложно. Человек, по которому выработано решение, может не пойти в сортир, где для него все готово. Или пустить вперед охрану, которая проверит каждый унитаз и писсуар, и бачок, и раковину. А в случае чего, не поленится стрелять. А огласка в таких деликатных делах совсем нежелательна.

   Можно, конечно, машину заминировать. Но фигура может менять машины, как перчатки. Может сесть в другую машину.  С его машины, или машин, личная охрана может глаз не спускать.   

     А с самолетом обеспечить безопасность труднее. Слишком много людей к нему приписаны: летчики, заправщики, стюарды и прочие. И самое важное – поди докажи. Что падение самолета подстроили. Ведь, кто у нас расследует авиакатастрофы? Люди государственные.   А человек государственный знает, что на пользу государству, а что во вред.   

   И вот случилось. Произошло!! В который уже раз. Никогда не было и снова.  И в очередной раз причина катастрофы пока неизвестна. И полное молчание.  Следователи работают. А что они скажут? Что надо, то и скажут. А спустя время и историки свое слово скажут. Но что забавно, историки тоже, что надо, то и скажут. Мы на своем пути вперед через подобное проходили.   

Так ведь на то она история,
Та самая, которая
Ни столько,
Ни полстолько
Не соврет