Масловские

Авторы: Ф. Х. Масловский, Н. Е. Масловская

Масловские
(Документы, фотографии, очерки, воспоминания)


Комсомольск-на-Амуре,  2021 год
 
 ББК ДВ63.3 (2Рос255)



    М31                Ф. Х. Масловский, Н. Е. Масловская
                Масловские.
(Документы, фотографии, очерки, воспоминания)
 
Комсомольск-на-Амуре: 2021. – 401 с., фото.

Редактор: Ионова В. П.

                Технический редактор: Кухтина А.Н.


Дизайн обложки: Андрей Иванович Зорин

Фотографии из архива М. Ф. Масловского



         © Ф. Х. Масловский, Н. Е. Масловская.  Масловские.
(Документы, фотографии, очерки, воспоминания)
 
         © А. И. Зорин (дизайн обложки).



                История Масловских


    Конец 19-го столетия, Штормово Харьковской волости (губернии)

  Семья Масловского Харлампия Ивановича:
его жена Евдокия Митрофановна,
сын Иван Харлампович, его жена Ефимия Дмитриевна, их дети: Сергей, Пётр,    Мария, Иосиф.
сын Иван (младший) Харлампович, его жена Елена Прохоровна.
дочь Феодосия Харламповна, её дочь Марфа.
сын Харитон Харлампович (1893г.-1981 г.)       
По призыву правительства на освоение дальневосточных земель на Амуре в 1901 году поехал в разведку младший Иван с группой односельчан. С Амура Иван написал письмо. Отец с Еленой Прохоровной (жена младшего Ивана) едут на Амур. В это время у старшего Ивана умирает жена. Больше он не женился.
Отец немного побыл на Амуре и решил вернуться домой, в Харьковскую губернию. Тут началась война с Японией и вверх по Амуру пароходы никого не брали. Отец на пароходе проехал до Хабаровска и через приморье и Харбин на поезде вернулся домой.
В 1902 году отдают замуж Феодосию. У неё родилась дочь Марфа. В 1905 году у Феодосии умирает муж, она выходит замуж за другого, и вскоре сама умирает. Марфу забрали в семью Масловских.
В 1906 году семья Масловского Харлампия из десяти человек едет на Амур: отец, мать, Иван старший, Харитон, племянник Сергей, Пётр, Иосиф, Мария и Марфа.
Первого августа встретились в Благовещенске с Иваном младшим. У них был маленький Иван (которого потом звали Ванько).
Повествование.  История рода Масловского Харлампия со второй половины 19-го столетия.

    Есть вещи и события, которые народ не хочет запоминать, а есть, наоборот, вещи, которые народ цепко хранит в своей памяти и передаёт из поколения в поколение, в вечность.
   Загадывая на будущее, всегда хочется оглянуться назад. В этом есть свой смысл, своя логика: ведь наше прошлое – это наши истоки. И каков исток, таковы течение и глубина.
     Лучший памятник – память. Роль памяти в духовном становлении человека огромна. Доказательство тому – народный опыт. Почему издревле на Руси придаётся такое большое значение памяти?
   Беспамятный человек – человек неуважаемый. Человек же, способный хранить должную память – нравственный образец. Есть в народе такая поговорка: «Иван, не помнящий родства». Так называют самого последнего человека, того, кто не помнит своего прошлого, своего рода, дел предшественников. Он – самый презираемый человек на Руси.
    «Если человек хочет прожить жизнь ответственно, серьезно, прошлое должно быть частью его души, существа, естества человеческого».
     (Ю.Нагибин)

   У Харлампия Ивановича (поляк) и Евдокии Митрофановны (украинка) были сыновья: Иван старший, Иван младший, Харитон и дочь Феодосия.
   Вот что рассказывал Харитон:
  «…Мы жили в Харьковской губернии. У нас был свой дом, огород, большой сад: вишня, слива, терн. Из хозяйства было: две пары волов, две коровы, два подростка, лошадь, пятнадцать баранов, две свиньи, десять кур.
Старший брат Иван в армии не служил по семейным обстоятельствам. Маленький Иван должен был призываться в 1900 году. Пошёл он на призывной пункт. Призывников оказалось больше нужного. Призывники бросили жребий и Ивану выпало – не служить. Он пришёл домой, женился и мы стали жить большой семьёй.
Отец говорил: при крепостном праве один солдат шёл на службу и держал девочку на руках. Он отслужил 25 лет, вернулся домой и женился на ней.
В 1861 году отменили крепостное право. Свобода! Крестьяне, как услышали об этом, бросали орудия труда и уходили от помещика. Помещик просил крестьян, чтобы они орудия труда снесли помещику во двор.
Часть крестьян разбежалась по стране, а большая часть опять работала на помещика, но уже по найму, деваться было некуда. Помещик потом, кого хотел, того отправлял на службу. Помещики своих крестьян, как рабов, заставляли работать, били их, издевались над ними, и жить им стало ещё хуже, чем при крепостном праве.
   Государство провело перепись населения, и крестьянам разрешили пользоваться землёй 49 лет. Каждой семье (двору) назначался налог на 15 лет. В семье умирали люди, а налог за них всё равно платили.
Поэтому не случайно у Николая Васильевича Гоголя родилась книга «Мертвые души»
Потом ещё раз сделали перепись населения и установили налог на 10 лет, а семья за умерших всё равно продолжала платить налог.
В1901 году кончилась война с Китаем. Китайцев семьями гнали с русских земель и даже загоняли в Амур. Китайцы говорили: «Обождите, сегодня наша вода куш, потом будет и ваша вода куш». Мать часто это вспоминала.
После этого было объявлено, что желающие могут переселиться на восточные земли Амура, в район Благовещенска. Правительство обещало по 30 десятин на казака (десятина – русская единица земельной площади, равная 2400 квадратным саженям или 2, 09 гектара.)
   Добровольцев в деревне набралось много: наш младший Иван, Овчаренко, Крытский, Масловский, Водолазкин, Коровко, Чуприна согласились ехать по дешёвому тарифу 13 рублей с человека до Благовещенска после того, как пришло письмо от Ивана. Мы продали 2-х волов за 95 рублей и отправили на Амур отца Харлампия и жену младшего Ивана – Елену. Отец побыл, посмотрел и решил вернуться домой, а тут война с японцами началась. Пароходы вверх по Амуру никого не берут. Тогда отец проплыл до Хабаровска и через Приморье, Харбин вернулся домой и поступил в церковь сторожем.
   В японскую войну у нас забрали лошадь в артиллерию, казна за лошадь заплатила 120 рублей. Мы за эти деньги купили пару волов за 80 рублей и лошадь за 42 рубля.
  Тогда мы сами стали пахать землю у помещика и косить сено. 
Сено складывали в копны. Косили три копны: две копны отвозили на усадьбу помещика, одну копну – себе домой. Брат договорился с помещиком в его саду трясти груши, небольшую их часть разрешалось взять домой. В саду собирали лист для скота. Бывало, брат купит полбутылки вина, даст чабану, который пас помещичий скот, он немного попасёт и нашу скотину на помещичьем выпасе.
В 1902 году сестру Феодосию отдали замуж. В 1905 году у неё умер муж, она вышла за другого, но вскоре и сама умерла. Осталась дочь сестры, Марфа, и мы её взяли в свою семью. У них были пчелы, на долю девочки осталось пять ульев, и у нас стало десять ульев пчел. Потом мать Евдокия Митрофановна ещё пять роёв поймала (укараулила) и у нас стало 15 ульев. Мать за пчёлами ухаживала, брат ульи делал сам.
   В 1902 году в нашей деревне Штормово построили новую кирпичную одноэтажную школу на 4 класса. Училось в ней 150 учеников, и работало три учителя. Против школы жила учительница Ефросинья Степановна. В то время мы продали одного вола и купили лошадь. Брат сделал тарантас, и мы стали на нём ездить.
Помещичью землю пахали в компании. Брат меня посылал на пахоту погонять валов.
Вскорости, где-то в 1903 году у брата старшего Ивана умерла жена Ефимия Дмитриевна. Осталось четверо детей: Сергей, Петро, Мария, Иосиф. Брат хотел жениться снова, но на такую семью никто не хотел идти. Так он больше и не стал искать себе подругу жизни.
  В Старопольск возили на продажу зерно. Купили за 30 рублей сортировку, которая начисто могла веять зерно.
  В наших окрестностях на расстоянии до 10 вёрст располагались деревни: Байдиевка, Толокивка, Подгодняя,  Боровецкое и город Шульгинка. В город возили, что могли, с огорода и своего хозяйства. Часто возили на ярмарку в Благовещенское. На площади продавали всё: животных, кожи и другой товар. За 20 вёрст возили и в Муратово. Продавались лошади по 40 рублей, коровы – 35 рублей, пара волов за 80 – 90 рублей, баран – за 5 рублей, а арбузы по 2-3-5 копеек. На вырученные деньги купили плуг-самоход за 30 рублей. 
Земля была для крестьянина поделена на три поля. Один участок около деревни, дома. Два участка выделено было за 15 вёрст, там была степь.
В степи находилась непаханая балка, там было выкопано три криницы для воды, рядом находился пруд с водой. В летнее время туда отгоняли гулевой скот на выпас. Это место называли солонцы. Воды для всех животных не хватало, поэтому ездили с бочками за водой за 6 километров целой бригадой человек по 5-6, назначался один взрослый старшим, а подростки возили воду каждый день. На солонцах пасли стадами коров, волов, телят, лошадей, баранов, свиней и даже гусей. В озёрах вода была солёная, и в обед весь скот гоняли к реке.
Рядом с речкой участок назывался прищеп – это луг для покоса сена. Этот участок делили на всех, и даже на попа. А ещё рядом был песчаный участок, этот участок делили для бахчей каждый год заново.
  В 1905 году закончилась война с Японией. Мы получили письмо от младшего Ивана с Амура, он писал: «Приезжай брат, отец приезжай всей семьёй. Я возвращаться не буду. Будем жить здесь»
Получив письмо, мы зиму пережили, и в 1906 году стали собираться. 22 июня уже поспела вишня. Мы всё собрали, продали весь скот. Оставили сортировку, двухлемешный и однолемешный плуги, 15 ульев. Брат отхлопотал два вагона товарных по дешёвому тарифу. В один вагон погрузилось три семьи, в другой погрузили сортировку, плуги, улья и другой инвентарь.
Наша семья была такой: отец Харлампий Иванович, мать Евдокия Митрофановна, брат Иван старший, Харитон, племянники – Сергей, Пётр, Иосиф, Мария, Марфа (дочь Феодосии).
  В пути были организованы переселенческие пункты, где нас каждый день бесплатно кормили. Давали хлеб, борщ и молоко. Так мы за 33 дня доехали до Сретенска. В Сретенске погрузились на баржу, и пароход 7 дней тянул баржу до Благовещенска. В Благовещенск приехали 1-го августа 1906 года.
Встретились с братом. Он нам рассказал, что когда он прибыл на Амур, то стал заниматься земледелием в 40 километрах от Благовещенска на правом берегу Амура в 1903 году.  Потом решил перебраться поближе к городу и поселился в 5-ти километрах от Благовещенска (вероятно, это был Каникурган).
Братья разыскали баркас и из Благовещенска привезли инвентарь и пчёл.
У брата была землянка и балаган из тёса, лошадь, огород, на огороде росла капуста, картошка и огурцы. В это время он проболел и сено не косил, у них уже был маленький Иван (Ванько).
 Мы купили две кобылицы за 116 рублей и стали косить сено. Отец возил сено в город, воз сена стоил 5 рублей и куль муки стоил тоже 5 рублей. Рыба кета 16 килограммов стоила 1 рубль, горбуша 16 килограммов – 70 копеек. Покос был рядом, сразу за огородами, мы заготовили побольше сена, а зимой возили в город на продажу.
Осенью купили глиняную избушку за 30 рублей, из землянки перешли в неё. Потом рядом купили деревянный дом за 200 рублей. Осенью, после уборки огородных овощей, отец пошёл в город и устроился сторожем на винокуренном заводе за 30 рублей в месяц. Отцу понравилось, тогда младший брат Иван с женой тоже пошли работать на этот завод. Иван работал в салодомне, а жена Елена Прохоровна работала стряпухой (повар). Готовила обеды на 8 холостяков, работающих на этом же заводе. Овощи были свои, привозили ей, ей платили по 8 рублей с человека. Брат в месяц получал 45 рублей. Мы все остальные находились дома. Вскоре купили породистую корову за 120 рублей и через небольшое время ещё купили две трёхмесячных тёлочки и двухмесячного бычка. Зимой мы их содержали в глиняной избушке и кормили покрупкой, покупали 70 копеек за 16 килограммов, грели воду и пойлом поили. Так прошёл 1907 год.
Рядом был молодой лес: дуб, берёза, лиственница. Мы с братом сделали пару саней и стали возить лес домой на строительство сарая и изгороди. Отец немного поработал и попросил нас приехать к нему в город. Мы приехали, оказалось, он купил в Астрахановке дойную корову чёрного цвета с телком за 85 рублей. Потом погодя ещё купил двухгодовалую тёлку за 60 рублей
В 1907 год я – Харитон – заболел лихорадкой. Братья поймали летучею мышь на верёвочке, повесили мне на грудь. Так я целый месяц на груди проносил летучею мышь и поправился. Весной с братом сделали телегу, и в эту же весну отец с младшим братом и женой пришли из города домой. Иван старший ухаживал за пчёлами, младший занялся посадкой огородных овощей: картошка, капуста, морковь, свекла, арбузы. Отец любил ухаживать за бахчевыми культурами и животными.
Весной купили ещё одну лошадь, стало три лошади, купили плуг с сиденьем и заставили меня пахать мягкую землю. Посеяли немного пшеницы и ржи. Подошло время покоса – стали косить сено, косили вручную, купили конные грабли. Я сгребал сено и клал копны, пастбище для скота было рядом. Мы с Сергеем пасли скот. Осенью всё что выросло на огороде стали возить в город и продавать.
На зиму отец с младшим Иваном и его женой опять пошли в город работать на заводе, а мы остались дома заниматься хозяйством.
В 1908 году они весной пришли с города и на заводе больше не работали. Все стали дома заниматься. Посеяли немного пшеницы, ярицы (яровые зерновые, т.е. которые посеяны весной и летом созревают, и до осени убирают), гречихи для пчёл, овёс.
Лес стали заготавливать для постройки дома. Жили около протоки в Каникургане, а за 8 километров в Грибском стали строить дом на вырученные деньги за овощи.
На вырученные деньги за сено отец купил тёлку 1,5 года, сенокосилку. Брат выбирал подходящие места, чтобы можно было косить сенокосилкой, я косил, всей семьёй сгребали и складывали в копны. Нанимали мужиков косить и убирать сено, так как сена косили много, чтобы можно было продать и заполучить для жизни денег.
Покупали добротный лес и возили в Грибское на постройку дома и сарая для скота.
 В 1907 году племянницу Марфу отдали замуж, и она уехала в Благовещенск.
В 1909 году начали в Грибском строить дом и сарай для скота. Нам выделили земли на троих (на отца и двух братьев) 47 десятин. Земля была в 6-8 километрах от деревни. Мы тридцать десятин отдали в аренду, а 17 десятин сами использовали. Остальные все засевали и садили около Каникургана, меня и Сергея отправляли пахать эти земли. Брат нам на поле привозил продукты, брат сеял пшеницу, а я сеял овёс. С Сергеем пахали по очереди.
Когда Сергей пашет и увидит, что утки сели на озеро, то бросает он коней берёт ружьё и идёт на озеро, а мне приходится идти к лошадям и продолжать пахать, 5 десятин посеяли овсом, овёс сеял я сам. Также посеяли пшеницы ржи, гречихи. Сено косили и убирали сообща, всей семьёй. Потом купили лобогрейку (жнейка простой конструкции). На лобогрейке я управлял лошадьми, брат сбрасывал снопы.
Потом нам на троих подростков-парней: меня, Сергея и Петра выделили 27 десятин, покосную землю дали отдельно.
Отец купил дёшево одного коня, немного погодя купил ещё кобылицу. А зимой приблудилось две лошади, мы их взяли себе.
Потом весной уже стали пахать в два плуга, к этому времени купили сеялки и с рук не стали сеять. В Каникургане вспашем, посеем, потом за 12 километров едем в Грибск, а там ещё 8 километров до пахоты, отсеем едем в Каникурган сено косить. Сено накосили, пшеница поспела, жнём пшеницу.
Жили все вместе, брат делал улья ухаживал за пчёлами. Мёд возили на продажу в город. Коров развели, стали сметану в город возить и всё с огорода: картошку капусту, огурцы, арбузы дыни. Приедешь с города, деньги отдаёшь отцу. Бычки подросли, стали их продавать по 120 рублей каждого.
Так в Каникургане уберём хлеб, едем в Грибск, там нанимаем молотилку, хлеб уже стали молотить с помощью лошадей (это 1909-1910 год).
В 1911 году стали больше сеять и купили сноповязалку (машина, которая косит стебли зерновых культур и вяжет в снопы).
В 1912 году женили Сергея, ещё прибавился один работник. Сена мы накашивали много. Мы с Сергеем на трёх лошадях всю зиму возили сено то в Грибское, то в Каникурган, то в город. Нам купили две дохи и маних (?) – в словаре нет.
В 1912 году посеяли ещё больше зерновых, Купили молотилку, стали себе и людям молотить зерновые. Люди подвозили к нам на возах зерновые по три-четыре воза, они платили зерном и деньгами.
В 1913 году я женился на Поправко Польке. Позже мать говорила, что за Масловских парней девчата с удовольствием шли замуж, так как они были порядочные и трудолюбивыми парни, не ругались скверными. Лишь ругань была: «Идя его мухи. Собачья кота». В этот год сеяли до 40 десятин зерновых, подсолнух. Купили ещё две сноповязки, чтобы не возить их за 25 километров.
В 1914 году начали в Каникургане строить большой дом. В этом году отец с матерью поехали на родину в Штормово Харьковской губернии.
В 1914 году началась война с Германией, отец своих племянников проводил на войну и вернулся домой, на Дальний Восток. Здесь мобилизация, Ивана меньшего взяли с конём в Амурское казачье войско.
«Начало образованию Амурского казачьего войска (АКВ) положено ещё до официального присоединении Приамурья к России.
В 1856 году по левобережью Амура было создано несколько военных постов и сформирован Амурский конный полк из забайкальский казаков. Через два года на Амур переселяется пеший Амурский казачий полубатальон, укомплектованный переведёнными в казачье сословие горнозаводскими крестьянами Восточного Забайкалья. Одновременно к войску были приписаны две тысячи штрафных солдат, расселенных по станицам и хуторам.
Официальное положение о войске Александр Второй утвердил 1 июня 1860 года. Амурское конное казачье войско создавалось как «империи новое заселение, охранение оной». (Годовой отчёт АКВ за 1901 год, с. 3.)
Территория войска входила в Амурскую область в составе Приамурского генерал-губернаторства. Она простиралась по левому берегу Амура на 1800 верст от   станицы Покровской (слияние Шилки и Амгуни) до выселка Забеловского включительно (за Малым Хинганом). Ширина территории колебалась от 40-60 верст в верховьях Амура до 150 в районе Малого Хингана.
Управление войском осуществлялось войсковым наказным атаманом приамурских казачьих войск (Амурского и Уссурийского). Непосредственно управлял им наказной атаман Амурского войска (как правило, в чине генерал-майора) с войсковым правлением. Наказному атаману были присвоены права начальника дивизии по военной и военно-судебной линии и губернатора – по хозяйственной и административной части. В полицейском отношении войско делилось на три участка с участковыми начальниками из числа обер-офицеров во главе.
Звания и чины казачьих войск: 1) Звания нижних чинов (казаки и унтер-офицеры): казак, приказный, младший урядник, старший урядник, вахмистр, подхорунжий: 2). Чины обер-офицеров: прапорщик, хорунжий, сотник, подъесаул, есаул: 3). Чины штаб-офицеров: войсковой старшина, полковник: 4). Генералы: генерал-майор, генерал-лейтенант, генерал от кавалерии.
В общественном управлении АКВ подразделялось на десять станичных округов, соответственно: 1 – Игнашинский, 2 - Албазинский, 3 – Черняевский, 4 – Кумарский, 5 – Екатерининский, 6 – Поярковский, 7 – Иннокентьевский, 8 – Раддевский, 9 – Екатериноникольский, 10 – Михайлосемёновский.
17 ноября 1901 года в благодарность за «доблестную» службу казаков при подавлении восстания в Китае (1900 года) и «военных столкновениях с китайцами» царь «пожаловал» войску территорию от реки Зеи до бывшей деревни Хормодзин (Зазейский район). На этих землях был образован новый, одиннадцатый станичный округ, названый в честь царя Николаевским и возведенный в ранг особого.
Местная исполнительная власть сосредоточилась в руках хуторских, станичных и окружных атаманов. Все они, как и правление АКВ, избирались мужчинами войскового сословия призывного возраста. Свобода выборов была лишь декларирована. Фактически казаки, привыкшие к воинской дисциплине, отдавали голоса за кандидатов, предложенных начальством.
В военном отношении войско представляло из себя конный полк шестисотенного состава и пеший Амурский казачий полубатальон из двух рот. В начале нынешнего века последний был преобразован в отдельный конный дивизион из трёх сотен. Кроме этих частей, в состав войска входили мелкие специальные подразделения, главным образом, хозяйственные, например, шорносидельная мастерская и др.
 

Казак являлся на действительную службу в возрасте двадцати лет, имея собственное имущество: строевого коня, кавалерийское седло установленного образца, шашку, запас подков и подковных гвоздей, вполне исправное форменное оборудование – две шерстяных и две хлопчатобумажных рубахи с комплектом погон, двое шерстяных и двое хлопчатобумажных шаровар с лампасами, две шинели, овчинный полушубок, казачью фуражку с лакированным козырьком и кокардой, папаху из овчины, пару сапог и две пары ичигов и т. д.
На службе он получал «от казны» винтовку, питание и фураж для коня. Кроме этого, казакам, входившим в состав первой шеренги развернутого для атаки в коном строю полка, выдавалась пика.
Накануне Первой мировой империалистической войны в каждую сотню были включены три станковых пулемета системы «максим» на конских вьюках. Собственной артиллерии ни полк, ни дивизион не имел. Пушечный дивизион двухбатарейного состава в войске сформировался лишь перед Первой мировой войной или в самом начале её.
В конце 19- начале 20 века Амурское и Уссурийское казачьи войска представили из себя фактически единое целое. Например, в 1906 году Амурский казачий полк ещё входил вместе с Приморским драгунским полком и Уссурийским конным казачьим дивизионом в состав Уссурийской конной бригады. Казаки обоих войск имели общую форму и цвет «прикладного» сукна (лампасы, околыши на фуражках и погонный кант) – тёмно-зелёный. Лишь в 1907 году Амурский полк был выведен из состава бригады. С этого же времени цвет прикладного сукна амурцев стал желтым.
Во всех документах упоминается только один Амурский казачий полк.
Амурское казачье войско создавалось для охраны новых границ России с Китаем. Имело типичную для казаков административную организацию и формальное местное самоуправление. Военно-тактическая ценность войска ввиду его относительной   малочисленности была невелика. Даже в годы Первой мировой войны АКВ выставило всего два конных полка (Донское еще в Богородском сражении 1812 года участвовало 22 полками, а в первую мировую имело на фронте несколько дивизий).»

                Ю.Г.Росляков (Амурская Правда)

В 1915 году меня и Сергея взяли на службу. Я для себя вырастил для армии коня, Сергею купили коня. Пётр, Иосиф с отцом и дедом остались на хозяйстве.
В Благовещенске нас обмундировали в военную форму и отправили обучать в Хабаровск. Тогда ещё до Владивостока железной дороги не было и нас повезли через Манчжурию: Хайлан, Цицигар, Харбин на станцию Раздольное. Потом конным строем шли два дня до Корейской границы. На третий день зашли в Корею. Здесь стояла четвёртая сотня казаков второго полка, здесь мы получили винтовки, пики, потом поехали в Славянку, Новокиевск. Два дня ехали по Корее в восьми километрах от бухты Посьет стояла третья, пятая, шестая сотня. Здесь были свободные квартиры и нас  разместили в них.





Старинные фотографии рода Масловских


Старинные фотографии рода Поправко


















Нас, молодых, было 300 человек, нас разбили в две сотни. Шесть месяцев обучали. Потом нашу сотню обратно отправили в Благовещенск, а вторую сотню с лошадями погрузили на корабль и повезли во Владивосток.
Нас довезли до Хабаровска по Приморью, потом пароходом на барже довезли до Благовещенска. У нас служилых урядников не было, поэтому командир Коракин подобрал молодых казаков и стал обучать на командиров взвода. И меня туда же взяли, вскоре полк отправили на позицию, а меня оставили здесь взводным. Осенью нашу сотню отправили в Челябинск. Здесь было много пленных. Командир опять организовал группу солдат и стал обучать на взводных, и всех остальных обучали военному делу. Потом приезжала комиссия с Оренбургского и Донского казачества и   принимали нашу готовность к боевым действиям.
Я хорошо плавал, легко, переносил на плаву через реку солдатскую одежду, держа её над головой руками, чтобы она была сухой, и работая ногами и всем говорил: не гневайтесь есть подгорелый хлеб. Кто ест горелые корочки, тот будет легко плавать.
Потом к нам привезли молодых новобранцев, и мы их обучали и делали разъезды по городу. Это был уже 1916 год, потом, первого августа, нас всех отправили на фронт, оставили всего лишь пять человек. Не доехали до Киева 20 километров, я побывал в церкви, а в Печёрах не пришлось. Потом вокруг Киева в 100 километрах в окружности Киева мы поехали на границу с Австрией. Мы ехали в вагонах, доехали до государственной границы, выгрузились и конным строем пошли в Черновицы. Лошадей поставили в сады. Лошади сильно подгрызали веточки слив.
Амурский полк стоял в 180 километрах от Черновиц, в полк приехал полковник Сычов, войсковой помощник старшина Гордеев, и нас расформировали по сотням. Я с Сергеем попал в первую сотню.
У неё был командир сотни есаул (в царской армии: казачий офицерский чин, равный капитану в пехоте) Волконский. Сотня находилась в семи километрах от окопов. В окопах пешие солдаты, Сергей попал сразу в окопы. Меня заставили вьючно на лошадях до окопов доставлять продукты через колючую проволоку. Я встретился с Сергеем, он говорил: пойдём посмотришь, как близко враг, я не пошёл, там была таёжная местность. Внизу тепло, выше прохладно, а на вершине сопок снег. Жители там живут по распадкам гор и долинам, люди ездят на коровах, груз возят вьючно. Жители для себя шьют такие сумки, чтобы груз был на обе стороны от плеча, сумки одевают на голову через дырку.
Стояли долго, лошадей кормить нечем, почти всех лошадей в другое место перевели. Оставили десять лошадей покрепче для подвозки продуктов на передовую.
Потом пришла смена пехотинцев, нам вернули лошадей и мы выехали. Нас бросали то к линии фронта для прорыва, то отводили, тренировались. Это была уссурийская дивизия, командир Крымов, здоровый мужик.
Эту дивизию называли железной. Потом шли пять дней конным ходом до Бухареста, ездили окопы копать.
Наступил 1917 год. Новый год, в Румынии было тепло, грязь, ночью выпал снег. Потом нас направили на Бухарест, я с донцами ездил в разведку. Потом нас опять отправили на Карпаты.
Румынские войска всем фронтом стали наступать на нас. Наша разведка доложила, что румын большое войско, разведку обстреляли.
Нас разбили на два фланга, амурцы с левой стороны, уссурийцы – с другой. Командир наш Волконский был злой. Я был в дозоре на правом фланге, там была деревушка, враги приблизились к нам близко, ночью лают собаки.
Командир дал команду: «Огонь!» Сразу застонали люди. Заржали лошади, залаяли собаки. Командиру доложили, что очень много немцев, надо отступать. Командир был пьян и даёт команду: «Не отступать», и поднял наган, а в это время его ранило. Ему подали лошадь, он только сел на лошадь и его убили. Его привязали к лошади и повез его Величко Василий. Прапорщика убили, хорунжий дал команду отступать. Отступили на один километр, окопались.
Утром стали себя осматривать, у меня оказались прострелены папаха выше кокарды и шуба с обеих сторон. На другой день было спокойно потом вахмистр меня взял с окопов и отправил на лошади к командиру полка охранять знамя, я поехал, командир стоял на вершине сопки. В обед немцы стали наступать, наши – отступать. Стрельба идёт с пулемётов, винтовок, пули долетали до нас, но было интересно смотреть.
В ночь весь полк стал отступать по бездорожью, нас чуть не окружили. Из Румынии мы перешли в Молдавию, остановились у одного помещика. У него был обширный лес, Сергей пошёл в лес и убил дикого кабана. Мне часто приходилось стоять у знамени.
Здесь нас и захватил переворот 27 февраля, сняли Керенского, стало править Временное правительство. В это время много побежало солдат с фронта и нас перебросили в Кишинёв задерживать бегущих солдат. Не доезжая до Кишинёва, останавливали поезда и солдат без документов отправляли обратно, с неделю постояли, потом нас перебросили в Херсонскую губернию через крепость Бендеры. В Бендерах останавливались, пасли лошадей, в садах были зелёные яблоки, так мы их варили и ели. Там я и заболел брюшным тифом, потом врачи сказали, что тиф прошёл. Я плохо выглядел, меня поили с чайника, один раз дали вина, так я аж вздрогнул.
Когда мне стало уже неплохо, я пошёл на комиссию, и мне дали три месяца отсрочки (отдых). Я пошёл в сотню, коня передали другому казаку, а седло зашил в куль и сдал на склад. Сергей оседлал двух коней и отвёз меня на вокзал в Бендеры, на вокзале встретил ещё амурских казаков, которые вышли из больницы. Кое-как погрузились в вагоны и доехали до Херсона. А в Херсоне пришлось лезть на крышу вагона (не было мест). Не доезжая до Харькова, один солдат встал, и ему проводом срезало на ходу голову.
В Харькове сели в вагон и поехали: Пенза, Челябинск, Омск, Новосибирск, Благовещенск, заехали в войсковое правление, я отметился и пошёл пешком к брату 5 километров от города. Брат меня встретил во дворе, я узнал, что Петро и Иосиф женаты. Они без меня построили хороший дом, амбар, завозню, кругом забор в два метра, покрашенный.
Я у них переночевал, утром брат запряг лошадь в американку и поехали вокруг двенадцать километров до Грибского. В Грибском в нашем доме обустроились отец с матерью (пристарели), дома был Иван младший, его жена, их дети: Мария и Галка, и моя баба Полька. Отец ухаживал за коровами, брат за пчёлами, а я с Ванько занимался хлеборобством. Шёл 1917 год.
Не дожидаясь меня с Сергеем с фронта, отец стал делиться, меня и младшего Ивана взял себе. Инвентаря взял: на железном ходу телегу, на деревянном ходу тарантас, три старых лошади и одну трёхлетку, плуг, часть коров, овец (сколько не помню), сенокосилку с граблями, рассеивалку, молотилку с приводом и сколько-то ульев пчёл. У нас был заготовлен лес на дом, я приехал перед покосом. Я с женой и Ваньком косили сено на трёх лошадях, отец нам на заимку возил продукты, по воскресеньям ездили к брату в Канигурган.
Я три месяца отбыл дома и пошёл осенью 1917 года служить в Благовещенск. Наш полк пришёл с фронта и солдат стали распускать по домам. Я забрал своего коня и седло, Сергей с конём тоже вернулся домой.
В 1917 году зимой стали собираться партизаны, а весной в 1918 году выгнали правительство в Китай через Сахалян. На Дальнем Востоке стал руководить Мухин. Были в это время деньги Мухинские, Романовские, сибирские.
В 1918 году отец купил два тарантаса и взялся гонять почту. В этом году был сильный медосбор. Мы продали Косицыну (молокану) одну липовку (11 пудов) за 100 рублей и ему же продали двухгодовалого породистого быка за 120 рублей, продали рассеивалку рядовую и плуг-самолёт.
В 1918 году пошла чума, стали делать прививки скоту. Молокан отцу посоветовал не делать прививки, и отец не сделал. Так у нас пропало четыре коровы, пятую прирезали, а две двухгодовалые тёлки выжили.
В 1918 году у нас Полькой родился 23 апреля сын Григорий. В этом же году построили из леса хороший дом (я его помню), купили телегу на железном ходу.
Зимой в декабре у меня на руках умер отец, отцовский дом выпал мне. В этом же году в селе сгорела школа, так временно детей учили в нашем доме. В 1919 году купили за 2.000 полукровного жеребца и кобылицу за 500 рублей. Хлеба уже сеяли 40 десятин, 30 пшеницы, 10 овса и гречки, пшеница была сильно заражена ржавчиной. В этом году весной в селе были партизаны, они у нас забрали два седла, потом заставили брата отвезти их в Толстовку. Брат запряг жеребца и моего коня в сани, дорогой выпрягли наших коней и забрали, нам дали взамен две клячи.
В 1919 году белые пришли из Китая и Мухина убили. Появились японцы, они были в Благовещенске, Свободном, Бочкарёве, в Ивановке, ездили по деревням, много сожгли домов. В одной деревне сожгли даже людей в амбаре. Были они и в Грибском. Я с братом и свояком был на охоте, когда вернулись, а тут японцы, но они у нас ничего не натворили и ушли. Приезжаем домой, а дом пустой, валяются по полу одни бумажки, я обнаружил на полу сберегательную книжку на 10.000 рублей, записанную на Ивана младшего, он без меня продавал мёд, зерно, овощи накопил деньги, мне и родителям не говорил. Потом был обмен и деньги пропали, он получил всего 10 рублей. В 1920 году Ванько женился, мать была уже старенькая, говорила мне: «Харитон у тебя будут сыновья, ты старайся жить с младшим» И ещё она сказала: «Пока я жива, нам надо делиться». Приехал старший брат, хозяйничает во дворе, а мы с младшим Иваном в хате, я выйду во двор и смотрю. Иван старший забирает лучших лошадей, коров, телеги, пчёл больше, зайду в дом и рассказываю матери, что он отбирает лучшее и что оставляет нам, моя жена Полька сердится: «Хватит нам».
Оставил нам три старых лошади, стригуна, две коровы, овец и 22 улья, себе забрал 32 улья. Машины оставил неподелёнными, вместе пользовались. В 1920 году в августе родилась Наташа с Павликом. Когда хлеб убирали с младшим Иваном, то я стою у барабана, а брат затаривает мешки и носит, себе носит на огород (амбара ещё у него не было), а мне – в амбар. Себе отнесёт 12 мешков, а говорит десять и мне десять, я молчу ничего не говорю, думаю: «Пусть у него ведь семья больше».
В 1920 году начали партизаны нажимать, белые из Благовещенска ушли в Китай. Японцев выгнали из Амурской области, из Сибири стал нажимать Колчак.
В Благовещенске была своя армия, её направили против Колчака, и его выгнали в Монголию.
В 1921 году Павлик умер, в этом году я взял себе в работники парня Ивана. Иван был свояка сын, свояк пьянствовал и жил бедно, я ему давал зерна на посев. Мать заболела дизентерией, а я собрался сеять просо, мать говорит: «Сегодня не езжай», но я её не послушал, уехал, только стал лошадей выпрягать, тут посланец приехал: «Мать умерла», я обратно. В 1921 году схоронили мать.
В 1921 году из города Саратова в Благовещенск приехало много переселенцев. У нас был дом большой, так нам поместили пять душ: Никита Дудин, его жена, два парня 14 и 16 лет и девочка 10 лет, Никита был портной. Этот год был неурожайный (недород).
В 1921 году из Владивостока японцы с калмыковцами начали наступать. Началась мобилизация, я пошёл в строительный отряд, нас придержали, под Волочаевку мы не попали. Часть моста через Амур была взорвана, нас направили туда. С Амура разбирали узкоколейку и заставили делать быки для переправы вагонов (восстанавливали) через Амур. Я был бригадиром, ставили быки в воде и на берегу, прокладывали рельсы. Поставили две баржи, через них проложили рельсы и по три вагона пропускали, комиссия работу приняла. Был 1922 год.
Я договорился с Никитой, что я ему выделяю две десятины, а его два парня всё лето помогают мне, они с двух десятин взяли 22 куля пшеницы, Никита остался доволен и ушёл на другую квартиру.
К нам подселился Ковтун Семён с женой с двумя детьми. Зиму он у меня работал как работник, потом он у меня купил коня и в 1924 году мы с ним договорились земледелием заниматься вместе.
В 1924 году было восстание молоканов, красные выступили против молоканов и крестьянского казачества, сельское казачество стало неорганизованно оказывать сопротивление. Некоторые казаки сразу сдавались в плен, некоторые ушли в Китай.
Я с братом младшим Иваном – Ваньком, Петром и 30 человек из нашей деревни отступили и перешли границу Китая, там китайцы нас разоружили и пленили, продержали шесть месяцев. Пётр и Сергей жили в 1.5 километрах от границы с Китаем, туда красные не заезжали и их не тронули.
Пошли массовые расстрелы. Арестованных свозили в район, потом ночью партиями вывозили к подготовленной яме и в упор расстреливали. Наш деревенский, Иван Ключников рассказывал: «Когда в меня выстрелили, я упал в яму вместе с другими, потом очнулся. Кто живой? Тишина, я с одного стянул валенки подобрал шапку, вылез из ямы и стал удирать, слышу опять везут, я припрятался, повозки прошли к яме. Я до молоканов добрался, оказалось, у меня пуля попала в рот и прошла шею, молоканы меня тайно увезли в Китай, в город Сахалян. Китайцы меня вылечили. Так я остался жив».
Тогда из нашей деревни расстреляли 17 человек и не разрешали родным забрать и схоронить.
В Китае нас продержали дней пять, кормили овсяными сайками, потом повезли на санях в Колушан, потом – в Айгун, потом – в Цицигар, заезжали в китайские деревни. Китайцы на каннах спали голые, у них подушки набиты гречневой шелухой.
Взяли нас под охраной подвод 30, на передней телеге пушка и на задней, охрана была от хунхузов, часовые к нам относились хорошо. Доехали до Мергена, городишко окружён крепостью, по стене ходят часовые, военные у них были наёмные, служить не хотели, кто убегал тех били палками по ягодицам и мышцам ног, одного избили на наших глазах.
В 1924 году умер Ленин, было воззвание – вернуться домой, наказывать не будут. Петро жил около границы, и он быстро вернулся домой, его не держали. Китайцы нас шесть месяцев держали, кормили, работать не заставляли, пошили нам китайскую одежду из синего материала (даба) и повезли нас на китайский прииск. С Цицигара железной дорогой через Хайлар в Харбин. В Харбине погрузили на баржи и повезли вниз по Сунгари, доплыли до Амура, поднялись вверх по Амуру до прииска. Прииск оказался не на берегу Амура, до прииска мы шли пешком. На прииске я взялся работать с конями, и с пристани возили груз до прииска, на каждого возчика был поставлен с винтовкой солдат. За день доезжали от прииска до пристани.
Наши люди стали больше уходить с   прииска на пристань, китайцы на это не обращали внимания, там ходил пароход с Харбина до Сахаляна (это город против Благовещенска). На пароходе команда – русские, капитан стал по 10-15 человек наших брать и перевозить до Благовещенска, только наказывал, чтобы по пароходу не шлялись. Не доезжая до Сахаляна 70 километров, высаживал, и беглецы через границу, кто как мог, так и перебирались до дому.
Я с Лещенком был до последнего, пароход пришёл вечером, мы поужинали собрались и на пароход. Не доплыли 50 километров до нашей местности, капитан высадил нас, и мы пошли пешком, дошли до деревни Черунтук, остановились, попросились на квартиру. Поработали у хозяина полмесяца, пока стал крепкий ледостав, нас собралось шесть человек, перешли Амурскую границу (она охранялась только в отдельных пунктах). Дошли до брата в Каникурган, чай попили и пошли домой, в Грибское.
Я домой принёс бочонок китайской водки (пять бутылок). Ковтун Семён руководил моим хозяйством, и уже смолотили хлеб.
В 1925 году мы с Семёном вместе сеяли, убирали, часть зерновых продали и купили ему дом с хозяйством, у него был конь, он ещё купил лошадь, и работал у него китаец.
В 1926 году договорился с парнем Иосифа Коваля работать у меня.
В 1927 году нанял парня Егора Кузьмина, в 1928 году женил его, они жили у меня и работали вместе со мной.
В 1928 году у меня было посеву пшеницы и овса 22 десятины. Хлеба убирали сами с моей бабой, лето было сырым, часть вручную косили, так как машины утопали в грязи, сено тоже косили вручную.
В 1928 году 29 июня меня арестовали, Егор с Полькой (женой) сами с поля всё убирали. В Благовещенске три дня подержали в подвале, сняли допрос, сфотографировали и отправили в тюрьму, через неделю сказали: «Ваши дела пошли в Хабаровск».
Сидело нас в камере три человека нестрогим режимом. Просидели три месяца объявляют: «Ваши дела пошли в Москву». Через три месяца некоторым арестованным присудили три года высылки в Свердловск, а нас, грибских, уполномоченный повёз в нашу деревню, собрал свой актив и сказал им, что Харитону Масловскому и другим дали мало, надо наказать строже.
Актив с уполномоченным решили дать строжайшее наказание и отправили документы опять в Москву. Я об этом ничего не знал, но со мной в тюрьме сидел брат моего свояка, Емец Моисей (свояк – это муж младшей сестры моей жены Польки, её звали Фёкла).
Брат Моисея Павел сидел за контрабанду (незаконная торговля спиртным и запрещённым товаром). Он отбывал срок вольно, мог ездить, и вот он приезжает из Грибского, встретился со мной и рассказал: «Когда в деревню приехал уполномоченный, то я в это время был в деревне (ездил к жене) и узнал от родных, что уполномоченный был недоволен малым наказанием меня и других. Он собрал нужный для него актив, в котором была Фёкла (сестра моей жены Польки) и её муж, Емец Моисей, требовал всяких наговоров, чтобы для меня и моих односельчан суд вынес строжайшее наказание, сфабриковали документ и отправили в Москву, как нам сказали.
Через три месяца нам объявили срок десять лет лагеря с отправкой в Вишер. В пассажирском вагоне нас отправили до Бочкарёва, там пересадили в столыпинский вагон, мы в этот вагон попали из Владивостока, довезли до Читы, выгрузили и отправили в тюрьму. Через две ночи грузят нас в вагоны и везут до Иркутска. В Иркутске высадили и – в тюрьму, через трое суток опять нас сажают в вагоны и везут до Новосибирска, опять сажают в тюрьму, а через трое суток – в вагоны и до Омска. В Омске подержали в тюрьме трое суток и повезли до Свердловска (Екатеринбург), так через пять дней увезли до Новокузнецка, опять через троя суток везут до Усолья.
Пять дней подержали, с баржи кирпич выгружали. Погрузили нас на баржу и по реке Вишер Усолье довезли самого Вишера. Там был концлагерь, 22 человека нас выгрузили, на другой день повели на работу. На вагонетках возили материал: доски, рейки, день не кормили, потом на другой день покормили в обед. После обеда стали нас расформировывать, я пожелал работать жестянщиком, мне дали талончик для завмастерской. Завмастерской меня послал в лагерь кухонные котлы железом отбивать.
На другой день заставили меня с одним парнем ремонтировать весы, потом малярничать. Через пять дней меня направляют за зону работать молотобойцем в кузнеце. В кузне работало два кузнеца, молотобоец, токарь и ещё один помощник, нас было пять человек. Работали свободно без надзора, еще до конца рабочего дня у нас принимали работу и мы могли раньше уходить в зону, в таком случае мы на поверке не стояли. В кузне я проработал четыре месяца подучился много чего делать, старшим у нас был Севаш.
При лагере была маленькая столярка, а при заводе за лагерем была большая столярка, там были разные станки: строгальный, фрезер и другие. Севаш принял эту столярку и забрал меня к себе работать на станках, там мне приходилось работать на разных станках и на фрезере, там я срезал мякоть с большого пальца (основание пальца).
Один мастер готовит чертежи, а мы по ним выполняем работу, делаем рамы для окон, косяки оконные и дверные, двери, другие рабочие занимались только сборкой.
Потом объявили: «Кто желает выучиться на бригадира, можно записаться на курсы».
Я подумал: у меня срок большой и мне надо учиться. Нас, курсантов, одели в чёрную одежду, и мы уже отличались от лагерных. Перевели нас в отдельный барак за зоной и приставили нам часовых (охрану), кого зря к нам не пускали. У нас были двухярусные койки, чистая постель, матрацы. Нас учила жена начальника лагеря грамоте и разбираться с чертежами. Учились вечерами, после работы. После двухмесячной учёбы нас распределили по два человека по бригадам на практику. Меня послали в бригаду Кутикова: 60 человек. День поработал, потом направили к шестидесятилетнему старику Шелаеву плотничать, столярничать: делать двери, косяки, через три дня мне дали двух молодых парней, чтобы я их научил работать. Я только делаю чертежи – они выполняют работу. Бригадир Кутиков напился у вольных, его посадили на трое суток в карцер. Начальник строительства позвал меня и приказал принять бригаду Кутикова.
Кутиков вышел из карцера и нашу бригаду разделили на две бригады по 30 человек, Кутикова и Масловского Х.Х. И нас заставили делать два засыпных дома на двенадцать- и двадцать четырёхквартирных.
 Как только закончил строить дома, начальник вызвал меня и говорит: «Принимай бригаду подростков 50 человек, а то там старик с уркачами не справится». Я принял эту бригаду (они драли финскую дранку для кровли дома). Некоторые подростки могли плотничать, а некоторые не хотели работать. Я имел право наказывать и сажать на несколько дней в карцер, но я этого не делал, а таких отправлял к начальству.
 А куда они их девали я не знаю. Я начальству передавал список кого убрать, а кого я бы хотел взять. Я с подростками строил дом и постепенно вёл борьбу за хорошую бригаду, освободился от всякой швали, и у меня  остались в бригаде 18 деловых ребят. Инженер всё время интересовался нашей бригадой.
Потом инженер даёт мне задание: построить небольшой рубленый дом с нуля со своей бригадой. И тут дают объявление: записаться, кто желает учиться на десятника, инженер говорит: «Иди, Масловский, учись».
Я получил чертежи на домик, стал со своей бригадой его строить и пошёл на курсы учиться. Как только закончил строить домик, нас перебросили на строительство клуба на 2.000 мест. С неделю проработали, бригаду оставляют на клубе, а меня посылают в старую бригаду из 30 человек и дают задание: с километр от лагеря строить овощехранилище. Выдали чертежи, я работал и вечерами учился, учили разбираться в чертежах деревянного, бетонного и каменного строительства. На стройке работал прораб Кутиков, с которым я работал раньше. Он жил в отдельной избушке, он меня к себе взял в десятники и я жил с ним в одной избушке.
Прораб получил чертежи на строительство большого двухэтажного холодильника, куда должен был закладывается лёд в два этажа. На верхнем этаже должны быть бочки с мясом и другими продуктами, а внизу разная овощная солёность. Его строило две бригады, закончили строить хранилище. Дали нам задание строить двухэтажный речной вокзал для пассажиров и гараж для гидросамолётов ( на воду садятся). Одна бригада строит вокзал, а я со своей – строю гараж для самолётов.
Мне объявили, что я работаю два дня, а записывают (считается) три дня. Построили гараж для ремонта самолётов, и меня перебрасывают на строительство рубленых двух четырёхквартирных домов для лётчиков. Потом заставили сделать барак для нас, двух бригад, чтобы мы далеко не ходили в лагерь.  Я был за cтаршего. У нас было всё своё: кухня, свой повар, сами получали продукты, свои дневальные. Нам запрещали, чтобы местные жители – чалдоны к нам не заходили. Они у заключенных спрашивали и покупали табак, мыло. Потом меня со своей бригадой бросили на помощь другой бригаде. Строили баню, больничные бараки, там десятника не было, и я ходил от одного объекта к другому руководить строительством.
Питание у нас было хорошее, получали сахар, печенье по 300 грамм, табаку по четыре осьмушки, всё это выдавалось бесплатно в виде пайка в месяц, и ещё давали нам талоны на такое же количество на покупку за наличный расчёт, выкупали в лодках сами.
С нами из Бочкарёва ехал до лагеря парень Мотяж, он служил на корейской границе начальником, проштрафился, и ему дали пять лет. В лагере его поставили начальником воспитательной части, он был хозяин в магазине, у него покупали и вольные сельчане.
Заключенным только по разрешению начальника воспитательной части. Он мне говорил: «Приходи, я тебе всегда дам разрешение на покупку продуктов и товара».
Нам давали по пять рублей на месяц. Я рабочих жалел и старался делать так, чтобы они получали хлеб по 1200-1300 грамм, они старались лучше работать и когда получали посылки, то звали меня и угощали.
За хорошую работу людям стали давать льготные – сокращать срок отбывания. Кому год, кому полгода. Я ждал решение из Москвы, долго не было, потом пришло решение только на двоих: меня и Дикого – наш деревенский, по два года льготных и у меня стало считаться год за два, а зачёт, который я получал, за два дня считать три, я потерял.
Вскоре группами стали отправлять на строительство Беломорканала, некоторые освободились построили себе двухквартирные дома, привезли им за счёт государства семьи, на две семьи дали одну корову. Стали организовывать колхоз, меня приглашать, я сразу не решился, подумал и в колхоз не стал вступать.
Многих уже отправили на строительство Беломорканала, а я всё работал здесь.
Начальник лагеря узнал, что я не отправлен на строительство, вызвал начальника строительства и говорит ему: «Почему не отправил Масловского?». Тот ему отвечает: «Он мне здесь нужен». Начальник лагеря говорит: «Он там нужнее. Сегодня же отправь его».
Начальник строительства пришёл ко мне, всё рассказал, послал меня на комиссию и сказал: «Сегодня же собирайся ехать на канал».
Я на Вишере отбыл без трёх дней три года, у меня числилась четвёртая категория.
 От нас часть людей отправили на Новую Землю, она в 200 километрах от лагеря.
Меня и других погрузили на баржу, привезли в Новокузнецк, потом поездом привезли на станцию Шавань, где должен был строиться Шаванский шлюз.
Первый день поработал десятником на земляных работах. Народ был разный – из средней Азии и прочий, два дня поработал, бросил и пошёл плотником в свою бригаду, с которой я работал на Вишере. Неделю поработал на опалубке, прораб меня поставил десятником на кряжи (короткий обрубок полного бревна).
На верхнем шлюзе недельку поработал десятником в дневной смене, потом перевели меня в ночную смену, работаешь, всю ночь светло. Потом прораб Аркадий Иванович Кочегаров забрал меня к себе на нижнею часть шлюза. Привёл меня в контору, достал пачку чертежей, положил передо мной и говорит: «Смотри и разбирайся».
Я целую неделю ничего не делал, а только изучал чертежи, Аркадий Иванович придёт и спрашивает: «Ну, Масловский, как дела? Понимаешь?» Я ему отвечаю: «Понимаю. Это вот так, это вот что». Он набрал две бригады по 30 человек, и я стал с ним работать на установке кряжей (стена), с одной стороны скала, а с другой – кряжистая стена.
 Прораб стал набирать плотников на этот шлюз больше и больше, и дошло до 120 человек, работа закипела большая. Плотники заработали как муравьи. Прораб и говорит: «Ты  подбери себе помощника, а сам больше контролируй, если что будет не понятно, то сам не делай, я приду и мы разберёмся».
Каждое утро Аркадий Иванович приходит за мной, и мы с ним идём проверять (можно сказать: принимать работу). Работа была сложная, а где должны были проходить корабли, там работали только днём.
Кряжи боковые установили, стали работать на головных, где будет проходить вода под корабли и на затворе, что будет держать воду. Затвор должен лежать под водой ниже подошвы на глубине один метр двадцать сантиметров.
Приехал Ягода проверять нашу работу, прораб и говорит: «Масловский, пойдём со мной смотреть Ягоду». Я пошёл, прораб ходит рядом с Ягодой, а я и другие ходим за ними. Ягода низенький, толстый, белый, в шляпе. А когда приезжал Сталин, то он ходил просматривал шлюз только в обеденное время, когда на объекте никто не работал.
Половину шлюза сделали, стали давать льготы (зачёты): кому год, кому полтора. Пришла и мне бумага из Москвы – зачёт год за полтора.
Ширина шлюза была четырнадцать метров, и подъём воды был тоже на четырнадцать метров, ворота на верху шлюза были деревянные.
Ягода и Сталин приезжали несколько раз, потом приехала комиссия и нашей работе дала хорошую оценку, А остальные шлюзы были на семь метров подъёма и  сделаны некачественно, пришлось часть взрывать и делать заново.
Через неделю приехало много людей: Ягода, комиссия, военные и стали в шлюз пускать воду, получилось всё хорошо. Поставили охрану в 30 человек, и без пропуска на шлюз никто не имел право проходить. Мне всегда, когда надо, давали пропуск.
Основную часть лагерников отправили на строительство канала Москва-Волга, меня оставили здесь. Мы занимались благоустройством, озеленением. Прораб Снадвойцев хотел меня тоже забрать на строительство канала Москва-Волга, а Кочегаров сказал: «Масловский пусть отдыхает. Ты видел, как мы тут работали».
При мне через шлюз проходили военные корабли, впереди идет катер военный.
Меня поставили на инженерный паёк и стали давать жалование в месяц двадцать рублей. Со мной работал техник он получал пятнадцать рублей. Он ста жаловаться прорабу: «Почему Масловский получает больше меня?» прораб ответил: « А потому, что ты даёшь рабочему чертежи, а он не понимает и делает как попало, а Масловский кроме чертежей ещё и топором покажет, как делать».
Хорошим рабочим я выписывал хлеба 1 килограмм 300 грамм, давали им и премии: майки, рубашки, печенье конфеты, табак и прочие.
Прораб Кочегаров уезжая на канал Москва-Волга принимать шлюз мне сказал: «Масловский я приму шлюз, тебя заберу к себе» – и уехал. Дня через три меня вызывают в контору и говорят: «Тебе ещё два года отбывать». Вскоре опять вызывают в контору и говорят: «Тебе пришло освобождение».
Набрали 40 человек мужчин и одну монашку и говорят: «Будешь их сопровождать 40 километров до Сороки». На всех дали мне документы. Мы приехали туда, нас по частям заставили работать в овощехранилище. После этого  по одному вызывают в контору, и дают освобождение, кому-то на выселки в Турухан или в Минусинск на год-полтора. Я в контору пришёл последним, меня спрашивают: «Какая семья, кем работал в заключении, где учился на бригадира и десятника? Тебе даём освобождение, жить можешь в любом месте СССР в любом городе». – И сразу предлагают: «Оставайся работать здесь. Получишь паспорт, профсоюзный билет». Я говорю: «Поеду на Дальний Восток, и там работа есть», спрашивают: «Куда хочешь ехать?» – «В Свободный Амурской области». – Отвечаю я.
Собеседник посмотрел в книгу, определил расстояние до Свободного, выписал проездной, продукты, деньги (суточные).
Я пробыл на Вишере три года, там получил два года льготных, один год и восемь месяцев проработал на Беломорканале, получил полтора года льготных, был ещё такой зачёт: у меня получилось, что в лагере я отработал четыре года восемь месяцев, льготных заработал, что пошло в зачёт три года тридцать дней, да ещё тюремных отбыл десять месяцев. Здесь же остался новый прораб из освобожденных, который просил и меня остаться здесь, чтобы вместе работать. Он получил документы, вызвал семью. Я у него попил чай, но согласия не дал.

Котлован
 («Беломоро-Балтийский канал имени Сталина»)
И. Селиванов.

Еще с петровских времен умами многих торговых людей, предпринимателей, гидростроителей владела мечта проложить «голубую лестницу» от Онежского озера до самого студёного моря, но возможность её технического осуществления появилась не скоро. Даже в начале тридцатых годов главный расчет мог быть лишь на простую мускульную силу десятков и сотен тысяч людей. Но где их взять? Выход предложили руководители тогдашнего НКВД. «Каждый из заключенных обходится государству в 600 рублей ежегодно, но с какой стати кормить всю эту ораву, - рассуждал начальник ГУЛАГа М. Д. Берман. – Мы их пошлём в лагеря и скажем: вот вам орудия производства, хотите есть – работайте».
Машина массовых репрессий только ещё раскрутилась, и вскоре уже стало ясно: одними заключёнными-«тридцатипятниками», осуждёнными по 35-й статье за воровство, мошенничество, другие правонарушения, на новой громадной стройке не обойтись. Требовались умелые, выносливые, трудолюбивые работники. Что ж, и за ним дело не стало.
Ещё в 1920 году, на девятом съезде РКП(б), Л. Д. Троцкий разглагольствовал о необходимости создавать из массы крестьян особые трудовые части, устанавливать такой режим, «при котором каждый рабочий чувствует себя солдатом труда, который не может собою свободно располагать, если дан наряд перебросить его, он должен его выполнить; если не выполнит – он будет дезертиром, которого карают!». Большинство делегатов съезда решительно осудили антинародную позицию идеолога административно-командной системы, но, как видно, в чём-то она пришлась по вкусу тому, который, хотя и не сразу, но начал не на словах, а на деле рьяно проводить её в жизнь. И в этом смысле насильственное переселение миллионов крестьянских семей стало беспрецедентным.
«Ударные стройки тех лет обернулись подлинной трагедией не только для крестьянства, но и для нашей интеллигенции. Вот и для проектирования Беломорканала собрали прямо в Москву, на Лубянку, со всех лагерей заключённых – инженеров, гидрологов, конструкторов, которые в невероятных, немыслимых условиях вели расчеты, готовили чертежи, другую техническую документацию.
Дешёвый подневольный труд заключённых кружил головы организаторам чудовищной стройки, куда со всех лагерей, из деревень страны были согнаны, по подсчётам, сотни тысяч человек. Работы начались в октябре 1931 года одновременно на всей 227-километровой трассе. От поселка Повенец на северном берегу Онежского озера до Сорокинской губы Белого моря протянулась гигантская полоса взрытой земли, прерываемая озёрами и речными протоками, которые также следовало подпереть плотинами.
Десятки тысяч людей кирками, ручными бурами и лопатами долбили смёрзшийся каменистый грунт, вывозили его на тачках по крутым откосам будущего канала. Не хватало железных колёс для тачек, приспосабливали вместо них деревянные кругляши. Жили в бараках, полуземлянках. 
На канале работали самоходные баржи с землечерпалкой, задание было одно – углублять подходы к каналу со стороны озера. Шаланды, заполненные донным грунтом, тянули бечевой заключенные. Трудились на совесть, истово, как привыкли с детства.
Такими людьми нетрудно было и управлять. Не случайно же на всю огромную армию строителей насчитывалось менее 50 работников ОГПУ. Люди хорошо понимали, что бежать отсюда практически некуда, а работать заставлял голод.
«У кухни – огромная очередь. При раздаче пищи, как правило, шум, ругань, скандалы, драки. Сильно развито воровство, вырывание из рук продуктовых карточек, посуды, пищи» – отмечалось в одном из приказов по Беломорстрою. Конечно, немало говорилось о необходимости усиления культурно-бытового обслуживания заключённых, проникали сюда и различные формы соревнования.
Издавалась даже своя газета под названием «Перековка». Все это хоть как-то разнообразило суровую жизнь заключённых. Но стоило ослабеть, не осилить нормы выработки, и человек становился практически обречённым. Администрация лагеря была беспощадна к тем, кого зачисляли в разряд «лодырей».
Во многих забоях развевались красные знамена. Здесь работали ударники, гордость стройки, они проходили перековку трудом. На таких заключённых держалось все строительство Беломорско-Балтийского канала. Их сносно кормили, поощряли дополнительными пайками хлеба и горячим питанием за перевыполнение норм. Сводки со стройки напоминали донесения с поля боя, одна за другой сюда приходили жёсткие, категоричные телеграммы: «Медгора. Зам.начальника Беломорстроя. Вашей главной обязанностью является восстановление в лагере труддисциплины…Решительно прекратить бездельное шатание тысяч людей до полного восстановления порядка в лагере. Зам. Пред. ОГПУ Г. Ягода»; «…Ход работ, несмотря на принятые нами меры, требует дополнительных мероприятий.  Отсрочки в окончании строительства допущено быть не может…Канал должен быть закончен к 1 Мая»; «…Приказываю немедленно ответить – намерены ли вы немедленно взяться за работу и заставить добросовестно работать тех, кто саботирует и срывает намеченные темпы».
 Что ж, были и «бездельные шатания», и саботаж. Объединившись, некоторые группы уголовников «гнали туфту» - дутые кубометры, приписки, что позволяло им беспечно существовать среди моря изнурительного труда. И вряд ли до их сознания доходили призывы к перековке, социалистическому перевоспитанию. Зато основная масса крестьян, занятых на стройке, не нуждалась ни в какой «перековке», люди страстно ждали обещанного им досрочного освобождения, других льгот за досрочное завершение строительства. В надежде получить досрочное освобождение многие работали до полного изнеможения, и охранникам приходилось на руках выносить их из котлованов.
В июле 1933 года по Беломорканалу прошёл первый пароход. Что же получили строители за свой трудовой подвиг? Более тридцати из них были награждены орденами, с 500 человек сняли судимость, 12.484 были досрочно освобождены, 59. 516 заключенным сокращены сроки наказания. Как видим, это лишь часть из тех, кто работал на стройке. А многие каналоармейцы погибли, не  дождавшись освобождения.


Вспоминаю:
У меня было два чемодана и мешок с шубой и одеялом. В пути мне сразу попался молодой напарник из освобождённых, ему надо было ехать до Благовещенска, так мы вместе доехали до Свободного. Я вышел из вагона, чемоданы сдал в камеру хранения.


Поезд долго стоял, я забрал чемоданы и сел в поезд до Благовещенска, так я с тем парнем прибыл в Благовещенск, вещи сдали в камеру хранения и пошли искать родных.
Я открыл ворота, здесь жила родня, гляжу стоит корова, которую мы давали сестре. Захожу в избу и встречаю сестру с ребятишками и нашу Галку. Две ночи ночевал у сестры и одну ночь у Галки, потом ночевал у того парня, Егора, который когда-то у меня жил, и я его женил, ночь переночевал у двоюродной сестры Польки – жены моей.
7 ноября поехал в Хабаровск. Прибыл в Хабаровск вещи сдал в камеру хранения.
Устроился грузчиком на базу Амурзолото, ночевал на вокзале и кое-как нашёл деревенского Ефима Харького. Жил у него, временно прописался. Я пошёл в стройконтору, где работал, там прораб стал меня приглашать десятником на станцию Вяземская строить семилетнюю школу.
Я поехал в Вяземское, там работало три плотника, начали брёвна тесать. Сдал документы на прописку, мне отказали. Я знал, что мои племянники Сергей и Иосиф жили на Оборе (были высланы туда из Каникургана). Я тогда поехал к ним, оказалось, Иосиф живёт в Сите и работает на железной дороге, а Сергей живёт на 32 квартале и работает на погрузке брёвен в вагоны. Иосиф посоветовал ехать к семье (в то время уже стал ледоход на Амуре). Я две ночи ночевал у Иосифа, вернулся в Хабаровск, купил лёгкие санки, финку (нож для защиты), из камеры хранения забрал чемоданы, взял на дорогу продуктов, и второго февраля Ефим Харьков меня проводил на Амур.
Я до Воронежа дотянул санки, перекусил, дальше как идти, дороги не спросил и пошёл по Амуру. Машины ходят, заключенные дороги чистят до  Комсомольска, на всём пути участками было расставлено 1000 человек.
Я иду и иду по Амуру, и уже кончается световой день, а деревни никакой нет, чтобы можно было переночевать, потом увидел дымок на берегу острова, я – туда. Оказалось: в землянке живёт старик-рыбак, пустил меня переночевать. Он рассказал, что здесь живёт уже 30 лет, за всё время поймал одну большую калугу (25 пудов). Накормил меня калужатиной и сказал, что надо идти дорогой по берегу, там деревни.
Я иду один, машины гружёные идут, подвезти не берут. Подходит вечер, а жилья не вижу, вдруг заметил остров, на острове дымок и тропинка туда, а недалеко прорубь. Около проруби поломанная деревянная лопата, снега очень много. Я лопатой в снегу выкопал яму спрятал туда чемоданы, взял хлеба и селёдки и пошёл по тропе на дымок. Подхожу, залаяла собака, людей не вижу. Зашёл в землянку, там испуганные люди, смотрят на меня и думают, откуда взялся человек. Разговорились, оказалось, что они подумали, что кто то приехал их арестовывать за то, что они летом утопили халку муки (стихия).
Переночевал у них, откопал вещи и направился дальше. На третий день добрался до какого-то колхоза. На четвёртый день дотащился до Елабуги. В крайнем доме не пустили ночевать. Одна женщина шла из магазина, услышала, что меня не пускают на ночлег и сказала: «Пойдём к нам вон туда, на горку» – и помогла санки тянуть. Переночевал, хозяева предложили купить собаку (они на ней возили дрова), я, конечно, не взял и потянул санки дальше.
На пятый день один заключенный шофёр-попутчик пообещал за 20 рублей довезти до Комсомольска, так он довёз меня до Малмыжа. Я также санки спрятал в снег, в одном доме переночевал, взял санки и пошёл дальше. Вдруг догоняет меня тот же шофёр, посадил и довёз до Комсомольска.
Я только выгрузился, подошёл человек, тоже из заключения идёт до Николаевска. Мы с ним сговорились идти вместе. На одной квартире переночевали, чай попили, нам ещё далеко идти, и решили: пойдём к начальнику лагеря и попросим помощи. Начальник нас принял, выслушал, проверил документы, дал нам булку хлеба и большую солёную кетину.
Пришли на квартиру, хозяева говорят, что завтра будут хлеб продавать вольно, без карточек. Мы переночевали и пошли к магазину, а там и магазина не видно, столько людей обступили его. Милиционер пропускает в магазин по 6-7 человек, я пристроился к стенке и по-над стеной стал проталкиваться к двери, получается.
Протиснулся в магазин, хлеба в руки на человека дают по два килограмма, я взял два килограмма, но из магазина не вышел, милиционер впустил новую партию, я ещё взял два килограмма и тогда вышел из магазина, а товарищ не смог пробраться в магазин. Пошли пообедали, и опять – в магазин, я опять таким же образом ещё взял четыре килограмма, два килограмма взял мой товарищ. Потом люди стали кричать: «Давайте по одному килограмму». Мы ещё взяли по одному килограмму. Переночевали и вместе пошли из Комсомольска.
Прошли Бельго, в Верхней Тамбовке заночевали. Потом ночевали в деревнях: Халбы, Средняя Тамбовка, Нижняя Тамбовка, Шелехово, в Чёрном Мысу, Литвинцева, Ильиновке, Жеребцово, обедали в Каргах, Зелёный Бор, в Киселёвку не заходили, ночевали в Сухановке, Циммермановке, пили чай у Кости Мащенко. В Пульсы пришли вечером, я пошёл картошки купить и встретил из Грибского Нерьева Николая, он сказал, что Чайка Роман (из Грибского) уехал на рыбалку, завтра будет ехать обратно.
Я стал ждать Чайку, а товарищ  пошёл дальше. Он зашёл на Больбу и сказал, что Масловский Харитон шёл со мной из Комсомольска и задержался в Пульсах. На Бульбе жил Поправко Санько (родня), он меня встретил и сказал,  что моя семья уехала на Застрельщик он и проводил меня на Застрельщик. Там жили Ванько (племяш), с Ганой и дети малые, Поправко дядя Тимофей (родня) и Мамовичка Емельян (сосед по Грибскому).
Переночевал, и с Ганой пошли к семье на Авали (протока). Семья жила в землянке. В ней жили: мать Пелагея Моисеевна Поправко-Масловская, дети – Григорий, Наташа, Вера, Сергей, Фёдор. С ними жила семья Масловского Петра (племяш), семья Кулика Кузьмы (Грибский земляк, Розвезевы Сенька с Лидой. Мать семейства (моя жена) была на работе, на Халане, это в пяти километрах от нашей землянки, работала уборщицей в магазине.
Это был март 1934 года. Я был  до безумия рад, что нашёл свою семью, всех живыми и здоровыми. Тут же послал Сергея сообщить матери, что я пришёл. Сергей встал самоделки-лыжи и побежал на Халан.
 Из рассказа Сергея: «…Мать, как только услышала, что отец вернулся, сразу заплакала, бросила работу и побежала домой. Я на лыжах, а она по тропе бежит, в снег проваливается чуть не до пояса, вылезет на тропу и опять со слезами бежит. Снегу было очень много, а днём его ещё немного расквасило».

А вот воспоминания сына, Масловского Фёдора Харитоновича, ему тогда уже исполнилось восемь лет: «…Когда отец вошёл в землянку я подумал, что это какой-то путник зашёл погреться. Но этот «путник» поздоровался со взрослыми, и я услышал их слова: «Харитон, слава богу, вернулся». Гриша сказал: «Тятя приехал». Отец разделся. «Здравствуйте!» – сказал он: «Наконец-то, я с вами». Открыл чемодан, достал мешочки и угощает всех детей печатными пряниками «Это я на Беломорканале купил» – сказал он. Я отроду не ел печатного печенья и сразу его проглотил…

2 апреля 2002 года.
Мне 76 лет, утро. Я сижу за рабочим столом, обрабатываю отцову рукопись, которую он сделал на 83-м году жизни по моей просьбе, и пишу, пишу эти трагические строки, а у меня текут и текут слёзы. Но я продолжаю и продолжаю писать. Вскоре от обилия слёз  помутнело в глазах. Я, вдыхая, захлюпал и заплакал навзрыд. Положил ручку на рукопись и прошёл в зал. А сам плачу так, как мне показалось, что я так жизни никогда не плакал. Жена, Нина Евгеньевна подошла и со слезами спрашивает: «Фёдор, что случилось?» А я рыдаю и не могу остановиться.

А как же проходила наша семейная жизнь в отсутствии отца? Я постараюсь вспомнить своё детство до возвращения отца.
Отца арестовали в 1928 году, когда мне было всего лишь два года, и до пяти лет я ничего не помню из нашей жизни. Мне сёстры, уже взрослому, рассказывали: «Когда ты был маленький то был очень крикливый, а мы няньки были очень плохие. Ты был полненький, тяжелый, мы тебя таскали, как могли, к тому же ещё ты часто падал, скатывался по ступенькам крыльца. И вот все заметили, что ты правой рукой ничего не стал брать, и правая рука не стала подниматься. Может, это мы тебе выкрутили руку, и поэтому от боли ты часто плакал…».
Мать рассказывала: «Я, как только заметила, что ты правой рукой ничего не стал брать, дважды тебя возила в Благовещенск к врачам, они проверят и говорят, что рука в плечевом суставе на месте, а почему руку не поднимает, не знаем. Может паралич разбил?».
 Так я и остался на всю жизнь с неподнимающейся правой рукой. И ещё в детстве я заметил, что суставная шарообразная кость вышла из чашечки и держится только на тельной коже и слабом сухожилии. Рука не работала и в локте, пальцы двигались и двигаются, цепко держа вес до 10-15 килограмм, а безымянный палец потянуло, и он сам не разгибается.
Рука по длине выросла почти, как и левая, только мускулов на ней не было совершенно от плеча до локтя. От локтя до кисти мышцы более упругие, вероятно за счёт работы пальцев, и саму кисть руки постоянно тянет к локтю. Вот таким я и остался на всю жизнь.
В пять лет я уже держал в памяти наш дом и центр села Грибское. Наш дом был просторным, из трех комнат. Просторная была и кухня. Как зайдешь в дом: справа – окно, и перед окном – большой семейный стол. В правом дальнем углу была русская со сводом печь, на ней была ровная простёртая лежанка. Мы часто на ней спали. Лазали на лежанку через печь голландку, которая была положена рядом.
Внутри дома бревна протесаны и покрашены. В доме было много окон, на окнах – дощатые ставни.
Был просторный двор, рядом – фруктовый сад. За домом – невысокий сарай для скота, колодец, амбар для зерна. С улицы дом был огорожен тесовым забором. Из тёса были ворота, а рядом – калитка.
Во дворе росла трава-мурава.
По соседству, с одной стороны жили Моловичко, с другой – брат отца, Иван младший. За ним был дом Лещенко-Куликова Кузьмы. У них был, мне одногодок, сын Николай. Я с ним дружил. Против Куликовых была церковь, почти посреди площади. В центре – просторная площадь, против нашего дома – небольшой магазин. С другой стороны площади – усадьба Поправко Моисея, отца нашей матери, рядом – дом его старшей дочери Катьки по фамилии Чуприна.
Со слов матери
«…Помню – ты родился в конце февраля, был крещён…»
Но церковные документы не сохранились, поэтому я сам себе  записал день рождения 26 февраля 1926 года. Когда мне исполнилось год, то она заметила, что я ничего не стал брать правой рукой – она не поднималась. Она два раза меня возила в Благовещенск к костоправу. Он , осмотрев, говорил: «Всё на месте, нарушений не замечаю…»




Из воспоминаний старшей сестры Наташи
«…Это, может быть, мы – няньки с Верой тебе выкрутили руку. Нам тогда было 6-8 лет, что это за няньки. Часто ты скатывался по ступенькам крыльца, потом долго плакал. Вскоре все заметили, что у тебя правая рука повисла.
Нянчить тебя матери некогда было – постоянно была в работе, ведя хозяйство. Отца арестовали за то, что он на сходке выступил в защиту сохранения единоличного хозяйства и не соглашался идти в коммуну. Служил в амурском казачестве. Нас было пятеро, ты самый младший. Всех надо было как-то одеть, чем-то накормить. Вот мать и крутилась одна…»

Мать вспоминает
«…Помощников у меня не было. Старшему Грише всего десять лет. Кругом всё сама: уход за скотиной, пахать, сеять, убирать, отвезти в город, продать, что надо купить. И так без конца – я одна…»
Природный казачий пахарь, Масловский Харитон Харлампович в 1928   году был арестован по политической статье и осуждён на десять лет.
Руководителем коммуны тогда был поставлен Емец – муж Фёклы – младшей сестры моей матери. Он крестьянством не занимался. В соседней деревне жил. Когда задумал жениться на Фёкле, то её родители согласия не дали, так как считали его лодырем. Он тогда, по сговору, ночью её украл, и стал с ней жить. После ареста отца мать тоже не дала согласия идти в коммуну. Емец забрал в коммуну весь наш скот, оставил нам одну корову и десять кур. Как я помню: мало того, что он забрал у нас последнюю лошадь Сиротку, он свёз и весь инвентарь. Отец занимался пчеловодством, мать продолжала. Емец каждую неделю посылал людей к Польке, чтобы она давала им мёд (без  денег, конечно). Матери было обидно, что он грабил нашу беззащитную семью (сестра Фёкла не защитила мою мать). Как-то снова приходят к нам за мёдом, а мать заранее из липовки выгребла мед и швырнула липовку пустую им под ноги, чтобы они убедились, что у нас мёда нет. После этого они не стали ходить за мёдом.
Мы выживали. Мать оказалась в таком положении – хоть лезь в петлю.
А тут ещё случилась беда – дети устроили в доме пожар. Дров не было – топили соломой. Мать занесла в дом вязанку соломы, сказала: »Топите», а сама ушла в сельское управление. Это было осенью и под вечер. Сёстры – Наташа с Верой – затопили плиту, сами заигрались. Огонь выпал из топки. Гриша сказал сёстрам: «Залейте огонь». Сёстры заспорили: кому заливать. В это время вспыхнула вся вязанка. Мы испугались, выскочили на улицу и стали кричать. Прибежали люди, кое-что вытащили из дома, закрыли все на окнах ставни, чтобы не было доступа свежего воздуха в дом. Дом у нас был добротный, из брёвен. Внутри стены протёсаны и покрашены. Краска в доме быстро обгорела, и пламя не распространилось. Сам дом не загорелся. Дом спасли, но наши вещи почти все сгорели, и мы остались – в чём были. Знакомые и родные нам надавали ношеных вещей. Так мы – погорельцы до весны в этом доме и прожили. При таком трудном положении мать отказалась идти работать в коммуну. Договорились с Куприяном Чуприным (это муж старшей сестры матери – тётки Катьки), и чтобы никто не знал, куда мы уехали, он ночью на телегу погрузил наши оставшиеся пожитки, кур, нас – младших усадил, к телеге привязал корову, и мы поехали в ближнее село Толстовку Тамбовского района Амурской области. Так мы в обиде бросили добротный дом с подворьем и простились с родным селом Грибское.
В Толстовке оказалось много пустых домов, наверное, люди тоже побросали свои дома и уехали – куда? В Толстовке мы сменили три дома за один год. Мать немного работала на мельнице. Коровка немного давала молока – чем кормили? – не знаю. Часто мать с Гришей ходили на соевые поля собирать колоски (стручки). Иногда Гриша ходил на озеро, долбил во льду лунку, мутил воду и вылавливал вьюнов.
Помню: как-то мать с девочками делала вареники, а мы с Сергеем в это время из щепок вырезали себе вилки, чтобы брать вареники. Где мать доставала муку – знаю.
В такой обстановке братья и сёстры школу не посещали. Так мы выживали до марта 1933 года. В марте Куприян опять нас перевёз в Благовещенск к отцовой племяннице, Орликовой Гале. Они нам выделили мазанку для жилья. Это, вероятно, их было первое поселение в городе. При нас они жили в хорошем доме. Мать думала, что в городе будет легче прожить, поэтому и подалась в город. Устроилась работать на спичечную фабрику.
Получала по карточке 400 грамм хлеба и на меня с Сергеем давали по 200 грамм. Остальным, сказали: сами себе могут заработать. Нас выручала коровка и курочки. Помню: несколько раз водили корову на винзавод, и там корову поили бардой, так как кормить было нечем. Некоторые коровы от барды пьянели и, бегая по двору, ревели.
В это время в городе был страшный голод. Проходя по городу, часто встречали людей, которые лежали около тротуаров и, протягивая руки, просили есть. Умерших ночью собирали и хоронили в братских могилах. Мы часто ходили на берег реки Зеи, где из вагонов разгружали россыпью зерно, там в угольном шлаке выбирали зёрнышки, дома хорошо очищали и варили – утоляли голод.
Вскоре у нас появился материн отец, наш дед Поправко Моисей, несколько дней побыл с нами, посмотрел на нашу жизнь и неизвестно куда ушёл. Через некоторое время, кто-то из земляков матери сказал: «Видели твоего отца на кладбище, как он лежал и глину ел».
В городе пошла паспортизация. Нас в городе не стали прописывать, сказали: «Откуда приехали, туда и езжайте».
В мае месяце, совсем неожиданно, на улице мать встретила Масловского Петра Ивановича – племянника моего отца. Он ей сказал, что семьёй едет в низовье Амура, там проживают наши земляки и родственники, которые пишут, что жить можно.
Мать со слезами стала просить Петра, чтобы он нас не бросал. Пётр дал добро и сказал: «Продавай корову, покупай зерновых отходов, я приеду из Каникургана (они там жили) и поедем. Мать так и сделала: продала корову, кур, купила несколько мешков зерновых отходов, оставила денег на билеты.
Петро привёз свою семью в Благовещенск. Она состояла из восьми человек: мать Петра, родители и пятеро детей – Зина (уже училась на первом курсе пединститута), Сеня, Аня, Феня и Николай.
Петро и мать купили билеты на пароход, и мы, погрузившись на «Колумб»-заднеколёсник, отплыли. Пароход был забит людьми – все бежали от голода. Ночью люди на полу спали так плотно, что некуда было поставить ногу, даже пройти до туалета. А у туалета круглосуточно была очередь. Людей мучили поносы, и неудивительно: варить было нечего и не на чём. На камбузе постоянно из крана бежала горячая кипячёная вода (кипяток). Из мучных отходов мать натирала шарики и в чугун с кипятком опускала их. Потом всё это немного постояло, и мы ложками хлебали. Такую пищу называли затирухой. Хлеба не было. От такой недоваренной затирухи наши животы постоянно были в расстройстве. Чтобы отвлечь себя от желания кушать, мы с Серёжей поднимались на вторую палубу, проходили на корму и долго смотрели, как огромное колесо деревянными пластинами хлопало по воде и двигало наше судно.
В пути пароход несколько раз останавливался, причаливал к берегу загружался дровами (швырок), люди специально готовили их для парохода. Котёл в пароходе подогревался дровами, а машина работала за счёт пара. А когда пароход пристал у села Пермское, то дядя Петро нам сказал, что здесь начали строить город. Часть людей сошло с парохода.

 


История села Пермского-на-Амуре

С. И. Вишнякова

В который раз пишу: наш город построен не на пустынном месте, а на месте села Пермского. Не рядом с селом, а на той площадке, где до этого стояло русское село, то есть строители продолжили биографию жизни на левом берегу Амура. И мы не так уж богаты историей, чтобы эти важные страницы вырвать. Отсчёт нужно вести с первого сруба, с первого дома, как принято на Руси.
18 августа 1860г. – вот дата укрепления, укоренения. Мы продолжаем историю. И каждое новое упоминание о селе, о людях, пусть небольшое, пусть в одну строку, в одно имя, должно бережно собираться и храниться нами. Первое мое выступление о селе Пермском было 15 ноября 1988 года. Продолжаю серию рассказов о первопроходцах. На этот раз слово пермякам, они поделятся с нами своими воспоминаниями.


Рассказ Марии Ивановны Свистуновой     (Бормотовой, г.р. 1914)
«Дома в селе Пермском были деревянные, рубленные, украшены резьбой. Тогда все старались украсить своё жилище, тянулись к красоте, понимали её и берегли. Мастеровые люди. Не таили секреты, передавали молодым. И радовались, если мастерство переходило в надежные руки.
Дома были огорожены. У каждого свое хозяйство. Наш дом состоял из четырёх комнат, кухни, бани, сарая, амбара. Сейчас это целое состояние, а тогда наша семья считалась бедной. Мы имели четыре коровы и четыре коня. В домах – русские печки. Зимой замёрзнешь, вернёшься домой, по лестнице взберёшься на печку, а там камни горячие, даже сквозь тряпки обжигает, согреешься, разомлеешь от теплоты, вся хвороба из тебя выйдет. В духовке всегда горячие щи стояли, их не разогревали. В погребе – холодное молоко, не было случая, чтобы скисло, могло храниться и месяц.
Мебель, посуда, обувь деревянные: стол, стулья, диван, кровать, лапти. Обували торбаза, чирки из кожи, нанайские унты. Погреб не только в хате, но и во дворе, а то и за забором.
Воду брали из Амура. У каждого дома был свой мостик с деревянными колесиками. Когда надо, выбрасывали мостик, пройдем к Амуру, наберём воды полные ведра, потом свертывали мостик. Колодцы были только у Силина и у Кузнецова, но в них вода не вкусная.
Село вытянулось вдоль берега в одну улицу. С одной стороны – Амур, вокруг тайга, где сейчас судостроительный завод, там красовалось живописное село Орлатовское. Где расположено ТЭЦ-1, там стояло четыре дома, и заканчивалось село. Это где сейчас мемориал, у речного вокзала.
Жили хорошо, друг другу помогали. Например, швейная машинка, мясорубка имелись не в каждой семье – делились. Были свои портные. Если в буран какой путник заглянет, давали приют. Он мог и неделю кормиться, никто слова не говорил, не жалко хлеба, было чем поделиться. Жили богато. Своя рыба, мясо, картошка, огурцы, свёкла, морковь, брюква, тыква. Готовили запасы бочками. За огородом, в лесу – ягода: брусника, жимолость, смородина, малина. Ягоду засыпали в бочку, заливали водой, и она хранилась всю зиму.
Четырёхклассная школа деревянная сгорела. Моя учительница, Анна Панфиловна Барабачкова, жила у Барановых. Когда школа сгорела, Барановы половину дома отдали под школу. У Барановых был многокомнатный дом, самый большой, с крыльцом. Они сами, по своему желанию, выделили несколько комнат под школу.
Когда устанавливалась Советская власть в России, в селе тоже произошли перемены. Появились первые комсомольцы, вот их имена: Фока Кузнецов, Сергей Банников, Гриша Бормотов, Нина Банникова, Мария Бормотова, Таня Шмакова, Маруся Рахвалова, Соня Храпай.
Мы, комсомольцы, отстояли старый амбар, из него сделали избу-читальню. Гладких построили новый дом, а старый дом отдали нам, так появился первый клуб. Сами кололи дрова, топили печь, мыли полы, заготавливали керосин, ставили спектакли. На просмотр спектаклей приходили все: и взрослые, и дети, никто дома не сидел. Это был праздник. Мы заранее вывешивали афишу, оформляли ее красочно, буквы писали большие, слова выводили зазывные.
В клубе пели песни, частушки. Гармонист Лука Ткачев, один на все село, очень гордился своей двухрядкой, любил, чтобы его упрашивали. У Сугакова был граммофон с трубкой, красивый. Сугаков приносил его и пластинки в клуб, и все слушали музыку.
Стояла церковь там, где сейчас автовокзал. Церковь деревянная, рубленная, строгий стиль. Строго и торжественно. Звучал колокол над Амуром, русская песня звучала. Три двери. Один большой колокол, три маленьких. Затем их сняли. А мне нравилась колокольная мелодия, хотя я была комсомолкой. Помню, когда сбили колокола, осталось такое ощущение, словно вырвали язык у села, грубо, безжалостно растоптали русскую душу, культуру. Мы молчали, мало что в этом понимали, но каждый тайно переживал. Ведь церковь, звон колокольный объединяли людей и оберегали их от необдуманных поступков, народ был чище, добрее, милосерднее. Но мы были молодыми, а потому боль быстро прошла. В церкви создали клуб, в нём устраивали танцы. Матери не пускали нас на танцы, били, ругали, закрывали на запор. Молодость отстаивала свои права, мы через все преграды тянулись к новому. Всё было ярко, значительно.
Нанайцы очень бедно жили. Кроме охоты и рыбной ловли, ничего не знали. Одежда из рыбьей кожи, обувь из рыбьей кожи. Мы старались их расшевелить, приобщить к культуре, приглашали на спектакли, на танцы. Старались, чтобы они были не только зрителями, но и участниками.
Много дел на счету у комсомольцев в те далекие годы. Одно из них – культпоездка по Горину. Свою лодку назвали «Красной юртой». Ездили по нанайским селам с концертами, приближали к себе первобытный народ. Они даже не мылись. Не грамотные. Спрашиваем: «Сколько лет?». Охотник показывает на головы убитых зверей, подвешенные на веревочки к крыше. Считаем, так устанавливали года. Но ведь это не точный подсчет.
Из Нижней Тамбовки привозили немое кино.
В 1930 году организовали колхоз. Всех лошадей забрали, коров оставили хозяевам. Я работала на рыбозаводе, рыбу чистила.
Двенадцать семей раскулачили. Почему, за что? Работали день и ночь. У Кузнецовых, Рудневых по четыре сына, по четыре снохи, сами работали, всей семьей, и их раскулачили. Несправедливо.
Еще никто не думал о покосе, а Бормотов уже косил, заготавливал сено. Еще никто не собирался рыбачить, а Бормотов уже рыбачил, на Амуре с сетями пропадал. Он весь в работе был, бочки запаривал, подготавливал к засолке. Своими горбами хозяйство наживали, трудягами были, а этих трудяг никто не пожалел, поотбивали руки.
Покос – тяжелый труд. Нанайцев просили помочь, платили за труд, отоваривали, даже коней за работу отдавали.
Когда для колхоза отбирали коней, ходили по дворам. В это время гостил у нас нанаец Агей, мы ему бесплатно отдали свою Лысиху, чтобы только не попала в колхоз. Боялись колхоза, не знали, что это такое.
Начальство находилось в Нижней Тамбовке – РИК (районный исполнительный комитет). Там был и Лаврук, в НКВД работал, приехал на жительство из Киева. Сколько молодых людей погубил! Приедет, как черный ворон, его так и звали черным вороном, заберет по списку, увезёт неизвестно куда, и люди бесследно пропадали.
Дальше мой рассказ о первом периоде строительства города, как всё начиналось. Это было на моих глазах. Не все так, как в книгах.
В 1931 году причалила канарейка (канонерская лодка – ред.), начальство организовало в церкви собрание. И сказали, что будут строить город. О городе заговорили сразу. Но никто не поверил. Какой город? Кругом болото, тайга. А в 1932 году зимой к нам прислали нанайцев-комсомольцев и четырех инженеров из Москвы. Инженеры своим делом занимались, нанайцы расчищали просеку.
В феврале пришли солдаты пешком с Польской границы. Их отправили на Пивань, в леспромхоз. Многие поженились, а кто вернулся в свои родные места. Я познакомилась со своим солдатом, Яковом Свистуновым, и в этом же, 1932 году, мы поженились.
9 мая 1932 г. я встала рано утром, натаскала в погреб лёд. Потом вся семья встретилась за столом, завтракали. Поднялось солнце над Пиванской сопкой, ее из окна хорошо видно. Слышен гудок. Это «Колумб» приветствовал. Приехали только парни, ни одной девушки. Кто – из Киева, кто – из Одессы, кто откуда. Одеты плохонько, легко, ведь все из тёплых мест. Давай ставить палатки. В 16 часов пришёл пароход «Ильич», прибыло начальство, с ними четыре женщины. Начальство устроилось на дебаркадере, где озеро Орлатовское. На другой день организовали митинг. Это событие проходило там, где сейчас камень-памятник. Каттель говорил о строительстве города, завода судостроительного. В церкви открыли столовую, а клуб ликвидировали. Потом, помню, налетел холодный ветер с дождём. Молодёжь распределяли по домам, занимали даже чердаки, амбары, сараи. Жили на нарах…
Я работала у Каттеля курьером.
Потом голод, цинга. Ждём хлеб, а привозят железо или деревянные колеса.
В колхозе стали пропадать коровы, кони, другая живность. Комсомольцы голодные, поэтому воровали живность и тем питались, конечно, тайком. Тогда решили ликвидировать колхоз в селе Пермском, его перевели в Чапаевку и там образовали рыболовецкий колхоз. Некоторые пермяки остались строить город, одни переехали в Чапаевку, другие – в Орловку.

«В 1934 году появились заключённые, так родился (Амурлаг?)…»

Продолжение воспоминаний Фёдора Харитоновича Масловского

В один из солнечных дней, в конце мая, на шлюпках нас высадили на берег против Больбинского утёса. Это место было против рыбацкого посёлка, в двух километрах – Застрельщик. Там жили наши соседи по Грибску – Моловичко. Взрослые пошли искать посёлок, а мы – мальчишки накопали червей и Гриша закинул в Амур закидушки. Мы мигом наловили ведро касаток и девочки сварили уху. Так мы утолили голод за многое время. Вернувшись из посёлка, мать была очень довольна.
Земляки с Застрельщика приехали на лошадях и наши вещи увезли в посёлок. Нашу семью приютила семья Маловичко.
На Застрельщике был организован рыболовецкий колхоз. В трёх-четырёх километрах от Застрельщика, на протоках Авали и Халан, организовалось подсобное хозяйство. Уже был посажен картофель. В пяти километрах от подсобного хозяйства, на берегу протоки Халан создавалась перевалочная база для отправки продуктов и товара на вновь организовавшийся прииск Дяппе. Груз с Халана на Дяпп (22 километра) доставлялся по бездорожью вьючно, на лошадях. Дорожный путь проходил по марям и через сопки. Дяппе находился среди четырёх сопок. Всё это дядька Петро узнал от колхозников и решил пойти на Дяппе устраиваться на работу.
Колхозники Застрельщика обосновались не плохо. Сажали огороды, держали коров, ловили рыбу – не голодали. Мы ловили рыбу, они нам давали картофель – этим мы и питались. Ни хлеба, ни муки не было.
С Дяппе вернулся дядька Петро и говорит: «Начальство сказало, что у вас большие семьи, а работников нет. Поэтому вас сюда завозить не выгодно. Вы лучше поезжайте на покос и готовьте нашим лошадям сено, а мы вам на всех будем давать месячные пайки: мука и прочее… Дядька Петро согласился. На Застрельщик с Халана на вёслах пригнали большой кунгас. Мы – две семьи и к нам припаровался Розвезев Сеня с женой Лидой – погрузились на кунгас и поплыли. Остановились на пригорке, и я увидел там китайца и русских. Взрослые поговорили, и мы поплыли дальше. Доплыли до базы Халан, остановились. Мы все повыскакивали на берег. И что мне сразу бросилось в глаза: в траве валялись опухшие больные, чёрные на лицо, люди. Нам сказали, что это высланные киргизы, привезли на работу. (На другой год я узнал, что их вскоре увезли обратно).
На формировавшейся базе был построен домик, складик и конюшня. Невдалеке, на кривуне протоки, около проточки стоял дом. Дом был обмазан глиной. Видимо, сделан наспех. Нам сказали, что в этом доме живёт семья эстонца Питая. Берег весь утопал в высокой, в рост человека, пырейной траве. Рядом протянулась осиновая рёлка. Здесь человек никогда не ходил. Было много мошки и комаров, которые нападали на свежего человека, как мухи на мёд. Мошка лезла и в уши, и в нос, и в рот.
Взрослые получали инвентарь для косьбы и продукты – паёк, чему все были рады.
Знатоки местности сели с нами, мы отчалили и поплыли вниз по течению. Проплыли три излучины и свернули в протоку, которую они называли Малый Халанчик. С километр проплыли по Халанчику и высадились на правый берег. Выгрузили инвентарь, вещи, продукты. Провожатые отчалили и погнали кунгас обратно. Мы остались на необитаемом месте: мы – и природа.
Сразу же приступили всем коллективом к строительству шалаша. Одни рубят тальниковые ветки для каркаса шалаша, другие – подносят к нужному месту, третьи – вяжут каркас, четвёртые – косят траву, подростки подносят траву, мы, малыши, стаскиваем сухостой для костра, Гриша пошёл рыбачить, матери замешивают тесто для лепёшек. К вечеру у нас был готов шалаш, похожий на юрту, готов был и ужин. Такому ужину все были рады. Ведь целый месяц у нас не было мучной крошки во рту.
Места в шалаше распределили на три семьи. Постелили постель и стали ложится спать. И тут же нас атаковали большие рыжие комары. Я не находил от них никакого спасения.
На другой день взрослые стали косить сено, а мы, малыши, стали обследовать окрестность. Вблизи мы обнаружили небольшое озеро, поросшее кувшинками. В нём водились гольяны и ротаны. Но позже мы их ловили только для забавы и наживки. Обычно старались ловить крупную рыбу: сомов, щук, карасей, касаток, чебака.
Мы находились на пойменных лугах. Трава (пырей) произрастала в человеческий рост, поэтому у наших косарей быстро продвигалось дело, да ещё позволяла погода.
От укусов мошки у меня постоянно зудилось за ушами. Я расчёсывал, и получались кровяные болячки. На них садилась мошка и пила кровь, я не чувствовал. Летом к нам приехала из Благовещенска Зина, и она какой-то кремовой мазью мазала мне за ушами – немного облегчало.
Основные наши продукты питания были: пресные мучные лепёшки и рыба. Нам очень хотелось чего-то другого. Однажды мы поймали несколько щук и пристали к матери, чтобы она нам их пожарила. Мать нас убеждала, что для такой рыбы нужно масло. Мы этого не понимали и настояли на своём. Мать на воде на сковороде стала жарить рыбу. Мы окружили костёр и всё смотрели на сковороду. Вдруг сковорода треснула и мать сказала: «Я же вам говорила. Теперь не на чем будет и лепёшек испечь». Мы, чувствуя свою вину несколько лет ничего жареного не ели. И уже на паёк стали давать масло, а сковороды негде было купить.
Однажды с Гришей мы на Авалях (это протока была от нас в двух километрах. В ней было рыбы больше, чем в Халане), ставили на щук закидушки. И вот один случай я записываю рассказом «За двумя погнался – ни одной не поймал». «Не забываемое детство». «Родом из детства». «Память детства».








За двумя погнался – ни одной не поймал
    
В голодные годы, в начале тридцатых, мы жили на Нижнем Амуре, на берегу протоки Авали.    В летнее время наша семья, в основном, питалась свежей рыбой, которую мы, дети, почти каждый день ловили на удочки и закидушки.
Старший брат, Гриша, всегда старался поймать рыбу покрупнее, а поэтому наживкой на крючок были гольяны и чебаки.
Однажды мы пришли проверить поставленные закидушки. Смотрим, а у одной леска вытянулась вдоль берега. Гриша сразу сказал: «Есть!» И стал медленно подтягивать леску.
Как только на первом крючке показалась нажива, Гриша негромко произнёс:
– Федя, посмотри, какая рыбина попалась. Такая и тебя сможет проглотить!
 Я с опаской приблизился к воде и увидел большую щуку.
– Держи леску и не шевелись, – сказал Гриша, – а я подыщу палку.
Гриша побежал к тальникам, а я, не спуская глаз со щуки, думаю: «Как так? У щуки две головы: одна очень большая, другая – поменьше!»
С палкой подошёл Гриша.
– Не удрала? – спросил он.
– Нет. А почему у неё две головы?
– Потом. Держи крепко леску и беги по берегу! – приказал брат.
Леску я закинул на плечо и побежал. Слышу: бах, бах по воде. Я понял: брат хочет оглушить щуку.
– Ушла, – с обидой сказал брат, сам поспешил к закидушке, – Тьфу ты, и эта ушла! – выпалил он.
– Их что, две было?
– Две. Понимаешь: одна щука заглотила чебака, а другая, намного больше – её, да так что голова только торчит. Я как только по большой щуке ударил, она тут же срыгнула меньшую щуку и стала удирать, а пока я бегал за большой, малая выбросила чебака и тоже ушла.
– А я подумал, что у щуки две головы.
– Я тоже подумал, что сразу две щуки поймаем, а вышло – ни одной. Расскажи кому-либо не поверят, – с огорчением сказал Гриша и принялся обновлять наживку.

Незабываемое детсто

Я родился 26 февраля 1926 года. Отец мой служил в амурском казачестве, мать занималась детьми и хозяйством.
Мать рассказывала, что, когда мне исполнился год, она заметила, что я ничего не могу брать правой рукой – рука не поднималась. Дважды меня возили в Благовещенск к костоправу, но всё было напрасно. Мать постоянно была в работе, возиться с сыном ей было некогда – так и осталась моя рука на всю жизнь парализованной.
Рос я, как и все дети того непростого времени, как трава в степи…
В 1928 году, когда начались гонения на казачество, отца арестовали и сослали на 10 лет. За эти годы пришлось ему участвовать и в строительстве Беломорканала, и на других важных стройках молодой республики. Мать осталась с пятью ребятишками на руках. Помочь ей было некому: самому старшему Грише едва исполнилось 10 лет. «Крутилась» сама: уход за скотиной, пахота, посевная, уборка урожая, – всё в одни руки.
После ареста отца мать не дала согласия идти в коммуну. Руководитель коммуны Емец, муж младшей сестры матери, забрал на общий скотный двор весь наш скот, единственную лошадь Сиротку, весь сельскохозяйственный инвентарь и оставил нам только одну корову и десяток кур.
До высылки отец занимался пчеловодством. Мать после его ареста продолжала держать ульи с пчёлами. Емец каждую неделю посылал людей к ней за мёдом, грабил нашу беззащитную семью. Мы выживали, как могли.
А тут ещё случилась беда: дети устроили в доме пожар. Дров не было – топили соломой. Сёстры, Наташа с Верой, затопили печь, а сами заигрались. Уголёк выпал из топки, вспыхнула вязанка соломы, а за ней заполыхал весь дом. Дети испугались, выбежали на улицу. Прибежавшие на помощь соседи и знакомые кое-что успели вынести из горящего дома. Дом спасли, но внутри всё выгорело.  Мы остались, в чём были… Знакомые и родные, как могли, помогали погорельцам: приносили старую одежду и обувь, кое-какую домашнюю утварь.
Прожили мы в выгоревшем доме до весны. А весной, не желая вступать в коммуну, с помощью мужа старшей сестры, Куприяна, мать тайно погрузила на телегу оставшиеся от пожара пожитки, младших детей, кур, привязала к телеге корову, и мы уехали в ближайшее село Толстовку Тамбовского района Амурской области. Так мы бросили свой добротный дом с подворьем и простились с родным селом Грибское.
В Толстовке оказалось много пустых домов. Наверное, люди тоже побросали их и уехали искать счастливую, сытую жизнь. За один год мы сменили в селе три дома.
Мать недолго работала на мельнице. Корова давала немного молока. Мы с Гришей ходили на соевые поля собирать стручки сои. Грише на озере иногда удавалось поймать в ледяной лунке немного вьюнов. На этом немногом семья и выживала. Братья и сёстры школу не посещали.
Так мы прожили до марта 1933 года. В марте Куприян опять перевёз нас к племяннице отца, Орликовой Галине, в Благовещенск. Она нам выделила мазанку для жилья. Мать устроилась работать на спичечную фабрику. Получала по карточке 400 граммов хлеба на себя и ещё по 200 на меня и Сергея. Остальным карточки были не положены: «сами себе могут зарабатывать».
Выручали корова и куры. Помню, несколько раз мы водили голодную корову на винзавод и там поили её бардой. От барды корова пьянела, ревела и бегала по двору.
В это время в Благовещенске был страшный голод. Проходя по городу, мы часто видели людей, которые лежали около тротуаров и, протягивая руки, просили есть. Ночью мёртвых собирали, грузили на телеги, свозили на кладбище и хоронили в общих могилах.
Мы часто ходили на берег реки Зеи, где из вагонов разгружали россыпью зерно, в угольном шлаке выбирали зёрнышки, дома хорошо их очищали, варили и утоляли голод.
Однажды в нашем доме появился отец матери, наш дед Поправко Моисей. Он несколько дней побыл с нами, посмотрел на нашу жизнь, потом, ничего не сказав, ушёл неизвестно куда. Через некоторое время кто-то из земляков рассказал матери, что видел деда на кладбище – он лежал на могиле и ел глину.
В Благовещенске началась паспортизация. Власти прописывать нас не стали, сказали: «Откуда приехали, туда и уезжайте».
В мае неожиданно на улице мать встретила Масловского Петра Ивановича – племянника моего отца. Он рассказал ей, что с семьёй едет в низовья Амура, где живут наши родственники и земляки и пишут, что там жить можно. Пётр согласился взять с собой и нашу семью. Мать продала корову, кур, купила несколько мешков зерновых отходов, оставила деньги на дорогу. Пётр привёз в Благовещенск свою семью из Коникургана, где они жили.  Они с матерью купили билеты на пароход, и мы, погрузившись на «Колумб», поплыли.
Пароход был забит людьми – все бежали от голода. Ночью на палубе люди спали так плотно, что некуда было ногу поставить.
На камбузе из крана постоянно бежал кипяток. Из мучных отходов мать натирала шарики и опускала их в чугун с кипятком. Мы ложками хлебали это «варево», которое называлось «затирухой». От такой пищи животы наши постоянно болели. Мы постоянно хотели есть.
Чтобы отвлечь себя от чувства мучительного голода, мы поднимались на вторую палубу, проходили на корму и долго смотрели, как огромное колесо деревянными пластинами хлопало по воде и двигало наше судно.
На пути пароход несколько раз останавливался, причаливал к берегу и загружался дровами. Швырок (так называли дрова) местные жители специально заготавливали для парохода. Когда пароход пристал у села Пермское, дядя Петро сказал нам, что здесь начали строить город. Часть людей сошла на берег. Думаю, это были строители.
В один из солнечных дней нас посадили на  шлюпки и высадили на сушу против Бильбинского утёса. В двух километрах от него находился рыбацкий посёлок Застрельщик. Там жили наши соседи по Грибскому.  Взрослые пошли искать посёлок, а мальчишки накопали червей, и Гриша закинул в Амур закидушки. Мы мигом наловили ведро касаток, а девочки сварили уху. Наконец-то, за долгое время ухой мы утолили голод. Вернувшаяся из посёлка мать была очень довольна.
Земляки с Застрельщика приехали на лошадях, погрузили в телеги вещи и увезли нас в посёлок. Нас приютила семья Маловичко.
На Застрельщике уже был организован рыболовецкий колхоз. В трёх-четырёх километрах от Застрельщика, на протоках Авали и Халан, было организовано подсобное хозяйство. На пашне уже была высажена картошка. В пяти километрах от подсобного хозяйства создавалась перевалочная база для отправки продуктов и товаров на вновь организовавшийся прииск Дяпп. Груз с Халана на Дяпп (22 километра) доставлялся по бездорожью на вьючных лошадях. Путь проходил по марям и через сопки. Всё это дядька Петро узнал от колхозников и решил устроиться работать на прииск.
Колхозники Застрельщика обосновались неплохо, не голодовали. Они сажали огороды, держали коров, ловили рыбу. Мы тоже стали заниматься рыбной ловлей, а пойманную рыбу меняли на картошку. Этим и питались – ни хлеба, ни муки не было.
Вернулся с прииска дядька Петро и сообщил:
– Начальство сказало, что у нас большие семьи, а работников нет, поэтому нас на прииск завозить невыгодно. Нам предлагают поехать на покос и там заготавливать лошадям сено. За эту работу они будут давать нам месячные пайки: муку и прочее. Я на эти условия согласился.
С Халана на вёслах пригнали большой кунгас. Две наших семьи и припарковавшийся к нам с семьёй Розвезев Семён погрузились на кунгас и поплыли. Остановились в Пригородно. Там я впервые увидел китайца. Доплыли до базы Халан, вышли на берег. Сразу бросились в глаза лежавшие в траве опухшие, чёрные на лицо люди. Нам сказали, что это высланные киргизы, которых привезли на работу. (На следующий год я узнал, что их увезли обратно).
На формировавшейся базе был построен домик, небольшой склад и конюшня.   Невдалеке, на кривуне протоки, стоял дом, обмазанный глиной. Сделан он был наспех.  Там жила семья эстонца Питтая.
Берег утопал в высокой, в человеческий рост, траве пырее.  Рядом протянулась осиновая рёлка. Было видно, что здесь человек никогда не ходил. Комаров было несметное количество. Они нападали на «свежего» человека, как мухи на мёд.  Мошка и мокрец лезли в уши, глаза, нос, рот…
Взрослые получили инвентарь для косьбы и уборки сена и паёк продуктов, чему все были очень рады.
Знатоки местности сопровождали нас к месту покосов, которые находились вниз по течению. Высадили на берегу проточки, которая называлась Малый Халанчик. Выгрузили инвентарь, продукты, вещи. Провожатые отчалили и погнали кунгас обратно. Мы остались на необитаемом острове наедине с природой.
Сразу же все дружно приступили к строительству шалаша. Одни рубили тальниковые ветки для каркаса, другие подносили к нужному месту, третьи вязали каркас, четвёртые косили траву. Мы, малыши, стаскивали сухостой для костра. Когда шалаш, похожий на просторную юрту, был готов, Гриша пошёл рыбачить, а матери стали замешивать тесто для лепёшек.
К вечеру были готовы и «дом» для проживания, и ужин. Как все радовались такому ужину, ведь целый месяц у нас не было мучной крошки во рту.
Место в шалаше распределили на три семьи. Постелили постель и стали ложиться спать. Тут же нас атаковали большие рыжие комары. Я не находил от них никакого спасения.
На другой день взрослые стали косить сено, а мы принялись обследовать окрестность. Вблизи от нашего жилища мы обнаружили небольшое озеро, заросшее кувшинками. Там в изобилии водились гольяны и ротаны. Позже мы их ловили больше для забавы, предпочитая им большую рыбу: сомов, щук, карасей, касаток, чебаков.
Мы находились на пойменных лугах. Трава там росла сочная, высокая, поэтому у косарей дело продвигалось быстро. К тому же стояла прекрасная сухая погода.
От укусов мошки у меня постоянно зудилось за ушами. Я расчёсывал их до кровавых болячек. Запах крови ещё больше привлекал мошкару. Спасения от неё никакого не было.
Летом из Благовещенска к нам приехала родственница Зоя. Какой-то кремовой мазью она смазывала мои уши, и от этого становилось немного легче.
Основной нашей пищей были пресные мучные лепёшки и рыба. А хотелось поесть и чего-то другого. Однажды мы поймали несколько щук и пристали к матери, чтобы она нам их поджарила. Мать нас убеждала, что для поджаривания нужно масло, а его нет. Мы настаивали на своём. Тогда мать налила в сковороду немного воды и стала «жарить» рыбу. Мы окружили костёр и наблюдали.  Вдруг сковорода треснула и раскололась…
– Ну вот, – сказала мать, – теперь не на чем будет и лепёшек испечь.
После этого мы, чувствуя свою вину, несколько лет не просили у матери ничего жареного. А когда на паёк стали выдавать масло, жарить рыбу было просто не на чем – сковороду негде было купить.
Игрушек у нас не было, а поиграть очень хотелось. Мы брали трубчатое растение болиголов, очищали от листьев, привязывали ободранное с тальника лыко – получалось ружьё. Два прута превращались в лошадь и кнут. Мы садились верхом на «лошадь» и, погоняя её «кнутом», «гарцевали» по берегу озера.
Приближалась осень. Нас перевезли на Алан, за два километра от нашего шалаша. Там надо было копать картошку. Предложенное нам для жилья помещение оказалось просторным. Верхняя часть нового жилища срублена из тальника, было 2 маленьких окошечка, крыша засыпана землёй, на ней рос бурьян.   
Когда стали убирать урожай картошки, с питанием стало легче. Мы разводили костёр и на углях пекли клубни. Потом, обжигаясь обугленным недопеченным картофелем, набивали себе животы. Руки и рты у нас были постоянно чёрными. Мы, детвора, напоминали чем-то пещерных людей.
Мебели у нас, конечно, никакой не было. Вдоль стен располагались нары – настилы из тальника, покрытые сухой травой. Одеялами служили рядна – покрывала. О простынях – и говорить нечего…
Наступила зима. На пятерых у нас была одна пара подшитых валенок, в которых мы по очереди бегали на улицу «по нужде». Пол в помещении земляной и, конечно же, холодный. Наши босые ноги были постоянно красными и чумазыми. Мыться негде и не в чем. Ванна использовалась для стирки белья. Так что зиму мы проводили постоянно на нарах.
Дров не было, поэтому каждый день кто-то ходил на другой берег Авалей, чтобы нарубить сухого тальника: на нашем берегу тальник не рос.
Долгими зимними вечерами на нарах детвора устраивала игры или рассказывала побасёнки.
Голодно, холодно и плохо было не только нам. Осенью на необжитый Халан привезли 30 семей репрессированных и высланных с Приморья. Людям выдали лопаты, топоры, пилы и сказали:
– Вот здесь обживайтесь – по этой осиновой рёлке в один ряд стройте себе жилища.
Люди, торопясь, понастроили себе землянок и полуземлянок, потом приступили к строительству бани, пекарни, магазина, медпункта, школы. Так появился посёлок – перевалочная база Халан, которую впоследствии называли Резиденция Халан.
Когда в посёлке открыли магазин, мать устроилась туда уборщицей.
В один из солнечных дней февраля 1934 года в обеденное время в наше жилище зашёл стройный, средних лет мужчина. Гриша сразу узнал в нём отца и закричал:
– Тятя! Тятя пришёл!
При появлении отца мы все замерли на месте от неожиданности. Только присутствующие при этом взрослые, улыбаясь, жали ему руку и говорили:
– Хорошо, что ты вернулся, Харитон!
Отец затянул в помещение санки, развязал мешок, достал печенье, угостил всех ребят, потом подозвал меня, зажал между коленками и стал поглаживать голову. Потом он попросил Сергея сбегать в Халан и сказать матери, что он приехал. Сергей влез в подшитые валенки, теплее оделся, прикрутил к валенкам лыжи, сделанные из клёпок деревянной бочки, и побежал.
Сколько времени прошло до прихода матери – не знаю. Одно запомнилось: всё это время я стоял зажатый коленями отца.
Сергей рассказывал: когда он пришёл в Халан и сообщил матери, что вернулся отец, она, бросив работу и ничего не видя от слёз, проваливаясь по колено в снег, с трудом выкарабкиваясь, не шла, а бежала домой. 
До сих пор помню встречу родителей. Запыхавшаяся мать заскочила в помещение и встала у стенки, потом в слезах сказала:
– Как же ты нас нашёл?
Помолчав, отец ответил:
– С Божьей помощью.
Медленно встал и подошёл к плачущей матери.
Потом мать немного успокоилась. Стали подходить с работы взрослые и быстро организовывать по такому случаю обед. Петро достал откуда-то немного алкоголя, присутствующие сели за стол и, пообедав, долго-долго о чём-то говорили…
На другой день отец с матерью пошёл в Халан, чтобы устроиться на работу. Его сразу приняли, так как у него было две «солидные» специальности – прораб и десятник. Он приобрёл их в зоне – учился по вечерам. Там же работал по этим специальностям.
Вскоре отец договорился с дедушкой Пантюховым, и наша семья перебралась в его домик, в Халан, где тятя руководил стройкой. Дети начали ходить в школу.
К сентябрю 1935 года в Халане открыли школу с двумя классными комнатами, между которыми находилась проходная дверь, и можно было переходить из класса в класс. Рядом с одной комнатой находилась учительская, рядом с другой – небольшая сцена для выступлений.
В классах мы сидели на скамейках и писали на дощатых столах. Ученикам выдавали карандаши в 5-7 сантиметров длиной и тетради из серого картона, в которых было по 8 листов. Их называли «грифельная тетрадь» и «грифельный карандаш». Написанное в тетради карандашом можно было стереть сухой тряпочкой и на этом месте продолжать писать. Одна тетрадь на весь год и на все предметы. Такими тетрадями можно было пользоваться 2 года.
В ноябре, катаясь с братом Сергеем на речке, я сломал правую руку. Фельдшер по фамилии Куратчик наложил мне на сломанную руку фанерку, крепко забинтовал и сказал:
– Месяц в школу ходить не будешь. И читать тоже… 
Но отец посоветовал мне не прекращать занятие чтением, и я каждый день читал букварь (букварь выдавали один на троих), который приносили мне мальчишки. Через месяц повязку с руки сняли. А 8 Марта на родительском собрании учителя мне вручили подарок – материал на штанишки.
На Дяппе открыли семилетку, и после окончания 4-го класса я должен был идти туда продолжать учёбу. Я очень не хотел уходить из дома и плакал.
На Дяппе меня, как и других учеников из небольших населённых пунктов, определили в интернат, выдали наволочку под матрас и подушки, которые мы набили сеном. На них и спали.
В первый год обучения в новой школе я очень тосковал по дому. Осенних каникул у нас не было. Домой отпускали только на 2 дня на праздник 7 Ноября.   
Когда я возвращался в Дяпп, мать собирала мне в сумочку бутылочку молока и чего-нибудь печёного.
После окончания 7-го класса мы сдали 11 экзаменов, после чего нам выдали большие красочные свидетельства. Мы вернулись домой. А через 10 дней началась война – Гитлер напал на Советский Союз.
Так закончилось моё детство.












 

Родом из детства

Как возник замысел этой книжки? Ведь я не литератор, всю жизнь проработал школьным учителем. Откуда же появилось это желание – рассказать о том, что особенно мною любимо, что так часто приходит на память, когда оглядываюсь на прожитые годы?
И всё чаще стал видеться мне во сне уже давно исчезнувший с лица Земли Халан –  малая моя родина. Места моего детства...
Халан – это небольшой посёлок с приземистыми домиками, начальной школой, магазином, конторой, медпунктом, баней, наспех срубленными из маревой лиственницы и белокорой осины. Нижняя часть домика до окон обычно погружалась в вырытый котлованчик. Крышу делали пологой, из протёсанных жердей, она же служила и потолком, а сверху закрывалась слоем из прошлогодних листьев и утеплялась землёй. Домики были больше похожи на складские погреба. Зимой в них всегда было тепло, а летом прохладно.
Выйдешь за калитку, посмотришь кругом — дух захватывает. Вот плоскодонное озеро. Летом оно сплошь покрыто жёлтыми кувшинками на длинных нитевых стеблях.  От озера к речке идет извилистая протока. Какие пышные тальниковые ветки повисли над ней, как бы кланяясь и благодаря за прохладную воду...      
А сам поселок! Каким важным представлялся он мне! Ведь через него доставляли промышленные и продовольственные товары золотодобытчикам приисков Дяппе и Агние-Афанасьевска. Разные грузы прибывали с Киселёвской перевалбазы в Халан на огромных, как тогда мне казалось, деревянных халках «Пильда» и «Лимури». Халки делали свои же халанцы и именовали их в честь ближних горных стремительных рек. Помню, конечно же, названия катеров, которые цепляли халки: «Вьюга» и «Арагви».  Почему  этот  старый, с вмятыми боками и старческой одышкой катер носил красивое имя далёкой кавказской реки, до сих пор не знаю.
Мы, мальчишки, любили встречать «Вьюгу» и «Арагви». Кроме грузов, они привозили на халках весёлых студентов, родственников, гостей и молчаливых, нахмуренных тревожных новопоселенцев.
В такие дни на берегу всегда было людно и весело. Халки два дня разгружались и снова уходили за грузом, а мы ждали их возвращения. семидесятипятикилометровый водный путь от Халана до амурской пристани Киселевка хотя и не длинен, зато запутан протоками с загадочными названиями: Дарахта, Авали, Халан, Лимури. Ни один отплывающий первопутник, боясь заблудиться в лабиринтах проток, не решался сесть за вёсла без провожатого.
А сколько здесь было всякой рыбы! Двухкилограммовые, словно отлитые из чистого серебра, сладковатые на вкус лимуринские караси; упругий, с бурой «ватерлинией» и золочёными плавниками хариус – «царская рыба»; пёстрый, с бурой спинкой, зубастый ленок. А двухпудовые таймени, осётры и калужата со светящимися жемчужинками-глазками, а бронзовый, смышлёный, сильный и быстрый желторотый сазан...
Но Халан — это не только вода и рыба. Это обилие кислой краснобокой клюквы, сине-сизой голубики, сладко-вяжущих ягод черёмухи и диких яблочек, это поляны дикого лука и черемши, это смолистый дух стланиковых шишек и многочисленные табунки куличков и уток.
Как-то поймали мы пять осиротевших жёлто-зелёных пуховичков-утят и два с половиной месяца растили их. Хлопот было на всё лето. Все дивились нашим утятам, когда они уходили со двора на озеро, плавали, питались там, а на ночь возвращались домой. С домашними утками наши приёмыши почему-то не сходились и на озере всегда сторонились их, плавали сами себе особнячком и без гоготания. Взрослые говорили: «Подрежьте крылья, а то улетят», но мы этого не стали делать. И вот в один из сентябрьских дней пролетала над озером стая диких уток, и, как по команде, наша пятёрка вспорхнула и устремилась вдогонку. Нам было и обидно... и радостно за них. До самого вечера только и шёл о них разговор.
А еще очень живо помню, как делал лодку отец. И какая она вышла из его рук — ладная, легкая: так и подмывало сесть в неё, взять в руки вёсла и плыть, плыть в самую дальнюю амурскую даль.
С детства, кроме Халана, мне полюбились посёлок Агние-Афанасьевск и пристань Киселёвка.  Агние-Афанасьевск – село в 90 километрах по шоссейной дороге от Киселёвки. Оно расположилось в межгорной долине ключа Большая Бора. С севера, запада и востока село зажато тремя высокими крутобокими сопками, и лишь южная сторона открыта для большого солнечного света.
Зимой сопки, как богатырские щиты, так надежно заслоняют поселок, что снежные бури редки здесь, а снег опускается так плавно, что, кажется, каждая снежинка ложится точно на приглянувшееся ей с поднебесной высоты место. И при этом полном спокойствии сверху, от вершин сопок, доносится сказочный гул.
А какое чудо – горный лес в сентябре! Глянешь в любую сторону, и невольно вырвется: «Золото, чистое золото!». И бездумно очарованный часами плутаешь лесными тропками, мягкими от игл лиственниц.
...Когда поднимешься на вершину киселёвской сопки и глянешь в северную даль — дух захватывает. Амур – неоглядный, могучий. Тайга... До самого горизонта. Кажется, бесконечно тянутся горные цепи с могучими хвойными деревьями, полянками багульника, непроходимыми зарослями метельчатого ерника, черной ольхи, ржаво-войлочными коврами мхов с топкими и вязкими марями, с малыми и большими звонкими ручьями. Там, в таежных зарослях,  живут крупные, высоконогие лоси с «серьгой» на шее и тяжелой «лопатой» – рогами на голове, стройные изюбры с желтоватым «зеркалом» у хвоста, лохматые медведи, поджарые, неутомимые в беге волки и увальни-росомахи – гроза белок, бурундуков и рябчиков.
А вот пушистые запасливые белки, черные осторожные глухари, хохлатые доверчивые рябчики, кудахтающие бесовским хохотом белые куропатки, большеклювые умные вороны, рыже-серые сойки с пушистым оперением и длинным хвостом, очень подвижные и крикливые акробаты-поползни, сказочных расцветок бабочки и зелёные кузнечики-трескуны...
Как забыть такое? И окончив институт, с дипломом учителя возвращаюсь я в родные места, в мою Ульчию. Домой...




Память детства

Как-то, до ухода на пенсию, я прочитал: чтобы сон был здоровым, спокойным, засыпая, полезно вспомнить собственное детство. Я последовал этому совету и не жалею, мне стали сниться места моего детства. А детство и юность я провёл в посёлке Халан  Ульчского района Хабаровского края. В девять лет, я хорошо помню, как на моих глазах на месте многочисленных озёр и болот, вблизи мари, где никогда не хаживала нога человека, на левом берегу, в излучине протоки Халан создавалась перевалочная база Халан.
Мы, мальчишки, невзирая на наши невзгоды, были рады такому дикому месту, хотя летом в утреннее, вечернее и ночное время нас одолевали комары, а день-деньской – мошка. И эта мизерная тварь почти круглосуточно занималась переливанием крови из наших организмов в свои ничтожно маленькие животики.
Всё лето от укусов мошки у меня за ушами не сходили болячки, которые постоянно чесались, и я их расцарапывал до крови. Какой только мазью не мазался. Всё было бесполезно. Гнус пил человеческую кровь. Но, не обращая внимания на все издёвки насекомых, мы постоянно находились на улице. Любое детское занятие всегда приносило какую-нибудь пользу нашим семьям. В считанные минуты мы могли на крючок поймать леща, чебака, касатку. А в затопленных водой кочках голыми руками можно было поймать даже серебристого карася. В ягодную пору за день набирали до двух-трёх вёдер иссиня-сизой витаминной кисло-сладкой голубицы или ведро клюквы, ягода которой цвета румяного яблока. Не было проблемы и набрать два-три мешка стланиковых орешек.
Перевалбаза работала. В это время от Киселёвки до прииска Агние-Афанасьевска строилась шоссейная грунтовая дорога. И через десять лет по девяностокилометровому горному перепаду пошли автомашины. Необходимость в базе Халан отпала. Посёлок закрыли. Люди выехали, а память о Халане осталась.
Я тосковал по одичавшему Халану. Списался с таким же, как я, пенсионером, бывшим директором Быстринской школы Куракиным Леонидом Евстафьевичем. Договорились: он на моторной лодке свозит меня на Халан, а я покажу ему ягодные места.
Из Комсомольска до Быстринска на «Метеоре» я доехал за четыре часа. Для поездки на Халан у Леонида было подготовлено всё. И третьего октября мы решили отчалить от песчаного берега посёлка лесников. Я устроился на переднем сиденье. Леонид веслом оттолкнул лодку, завёл подвесной мотор и взял курс на середину Амура. Неспокойный, но умеренный Амур похлёстывает с обоих боков дюралевую лодку, как бы торопит нас на встречу с Халаном. И скорость лодки в сорок километров с добавкой десятка километров течения реки нам дали возможность быстро поравняться с Больбинским утёсом. У Больбинского утёса, в защищенном от северных ветров распадке, до войны и в войну жило несколько семей рыбаков.
Утёс-богатырь по срезу монолитной стены явно заявляет о том, что он упрям и твёрд. Перевалили Амур. Плывём вдоль левого пойменного берега. Я приблизился к Леониду и на ухо кричу:
– Здесь в тридцать третьем заднеколёсный пароход «Колумб» на песчаный берег высадил нас – три семьи бежавших из голодного Благовещенска. А в трёх километрах от берега был посёлок Застрельщик, в котором проживали наши земляки. Мы только сошли на берег, как мои старшие братья Гриша и Сережа на закидушки мигом наловили ведро касаток. Мы тут же их сварили и утолили голод.
Вышли на простор Амура. Ветер-низовик навстречу нам гонит большие волны. Мотор работает безотказно, лишь в момент покидания гребня волны взвизгнет циркулярной пилой.
Пять минут, и мы заходим в начало протоки Дарахта. Справа – обрывистый глинистый берег, поросший сплошным тальником. За ним, на открытом месте, стоит фонарь речников –створой называется. Гляжу и не узнаю места. Здесь был небольшой островок, покрытый разноцветной лозой. И с левой стороны островка катер «Вьюга» всегда проводил пятидесятитонную деревянную халку, на которой был шкипером мой отец. Здесь же, однажды, в малую воду руль халки задел песчаное дно и выдернул из кормы пару досок. В халку хлынула вода, и она застряла на мели. Все, кто был на халке, поспешили на берег, так как понимали, что от загруженных в трюме сухих химикатов сразу пойдут отравляющие газы. Так оно и случилось. Но охранник груза на халке забыл винтовку и вернулся. Спустился в кубрик, схватил оружие, высунулся из кубрика по пояс и сник. Отец ринулся к нему, вытянул его на палубу и тоже сник. Люди заволновались. Подоспел матрос с катера. Взбежал по трапу, подхватил обоих под мышки и вынес на берег. Отец дышал. Охранник был мёртв. Отца на катере увезли в Софийск и в военном госпитале вылечили. Об этом расскажу Леониду на стоянке, сейчас не буду отвлекать, а то зарулит в тальники. А вот почему протоку назвали Дарахтой, и кто назвал – я до сих пор так и не знаю. Помню одно: в войну против Застрельщика рыбаки халанской базы осенью ловили кету, и много попадалось сазанов. Моя сестра Наташа – рыбацкий повар – варила сазанов и из мяса удаляла все кости. Мясо потом перемешивала, обжаривала и получалась рыбная каша, которую рыбаки называли дарахтой. Ели без хлеба.
Пока я всё это перекрутил мозгами, мы уже зашли в первую излучину Дарахты. В войну на правом высоком и ровном берегу был небольшой сухопутный аэродром, с которого двухкрылые самолётики перевозили на прииск Агние-Афанасьевск по два мешка муки, так как гужевой транспорт не успевал золотопромышленникам доставлять муку. И как сейчас помню: обрывистый глинистый берег был весь поражен гнёздами легкокрылых стрижей. И гудящих самолётов не боялись. Сейчас гляжу – гнёзд нет. Большая излучина вывела нас к бывшей колхозной заимке. Колхоз имени Менжинского располагался на Халане в восьми километрах отсюда. Миновали место бывшей заимки, и с левой стороны нас встречает узкая, заросшая тальником, проточка.
– Эта проточка ведёт к Застрельщику, – говорю я. – По ней мы, беженцы, на кунгасе плыли на Халан.
Дарахта кончилась. Заходим в подкову – слияние четырёх рек: Дарахты, Авали, Лимури и Халана. Направо пошли Авали. Мы круто поворачиваем налево и направляемся к устью горной, с водой, как слеза, реки Лимури. А каких здесь зимой рыбаки ловили карасей! Серебристые! Больше одного карася на сковороду не поместишь, а жареный – сладкий, пальчики оближешь. Лимуринские – называли их рыбаки.
На левом высоком берегу устья реки Лимури, в окружении приречных луговых трав, голубичника и лекарственной черемши, утопая в черёмуховых деревьях, благоухал татарский посёлок. Здесь, слева от устья Лимури, и берёт начало протока Халан. Но что интересно, в детстве, когда мы на вёсельных лодках заплывали в Халан, хорошо видели вьющуюся водяную жилку, которая разделяла мутную халанскую и прозрачную лимуринскую воду. Оказывается, чистейшая лимуринская вода смешивается с мутной дарахтинской и по обмелевшей восточной стороне подковы идёт навстречу лимуринской. Пройдя полуторакилометровый путь, питает протоку Халан. В детстве я никак не мог сообразить, как это всё получается. Оказывается: мутные воды Дарахты намного напористей затухающих вод Лимури. Опять я подсел к Леониду и говорю:
– Как думаешь, Халан – чьё название?
– Не знаю, – задумчиво сказал Леонид.
– По всем научным догадкам Халан – название нанайское.
– Возможно. Исследованием не занимался. В моей жизни главным было – обучение и воспитание детей. Сейчас увлекаюсь рыбалкой.
– А здесь было Пригородное? Так, кажется? – спросил Леонид. – Наши сюда плавают картошку сажать. Выращивают картошку, рыбу ловят, ягоды собирают, охотятся...
Леонид говорит, а я думаю: «Подсобное хозяйство назвали Пригородным, а города и близко не было. Но хозяйство было большим. Одних коров – голов сто. Держали лошадей и свиней. Выращивали картофель, капусту, морковь, турнепс, смородину. Посёлок был большим и оживлённым. Для нормальной жизни сельчан здесь было всё. Сейчас и следа не видать от многочисленных построек. Где заросло тальником, где в большие воды размыло берега».
Проплыли по прямой километра два, и опять вспомнилось местечко, где проживали мои родные: две семьи Поправко, семья Масловского Ивана и фонарщик дед Мрязев. С противоположной стороны, по проточке, мы всегда весной плавали на берёзовую рёлку за черемшой, а в мелкие воды в проточке руками ловили карасей. (Рёлка – это удлинённое возвышение в пойменном месте). Вода в Халане иногда была такой малой, что в некоторых местах мы ходили пешком по дну реки.
…Прошли за поворот. По левой стороне на самом высоком, какие здесь есть, берегу я увидел лиственничный лес и вспомнил, как мы в детстве здесь, у самого берега, обнаружили стоянку аборигенов. На месте стоянки были следы очага, брошенные деревянные стрелы и луки. По всей вероятности, аборигенами были нанайцы, и они первыми дали протоке имя Халан, которую под этим названием увековечили на картах Хабаровского края. Халан – протока пойменная, как змейка, извилистая, протекает по глинисто-песчаному грунту и на крутых поворотах сильно подмывает берега.
Пятый километр халанского пути – пятая излучина с прямым углом и с небольшим уловом, на котором мы с братом Сережей ставной пятнадцатиметровой сеточкой за ночь вылавливали до тридцати хвостов летней кеты. А на правом берегу этого поворота до войны несколько лет действовал палаточный пионерский лагерь. Рядом находится большое плоскодонное, не поросшее кувшинками, карасиное озеро. Из него мы на три удочки за утрянку выкидывали на берег более пятидесяти серебристых карасей. Это озеро местные жители стали называть Лагерным.
Ещё километр, и мы будем в посёлке Халан, бывшем, конечно. Поравнялись с Аммональной проточкой, и я попросил заглушить мотор.
– Зачем? – спросил Леонид и удовлетворил мою просьбу.
– Немного познакомлю с прошлым Халана. Мотору спасибо, пусть немного отдохнёт. Будешь слушать?
– Зачем же я ехал сюда? Слушаю, – и потёр пристывшие кисти рук.
– С этой проточки и начинался посёлок Халан. На левом берегу её был небольшой аммональный склад, который круглосуточно охранялся военизированной охраной. А справа от проточки, видишь, стропила торчат?
– Вижу.
– Это был склад для муки. Рядом стоял мазаный дом эстонца Питтая. Он был первым поселенцем Халана. Дальше, вдоль берега, были поставлены склады для продуктов, товаров,  технический склад. Чуть дальше – конюшня лошадей на пятьдесят. От базы на север и на юг располагался посёлок с начальной школой, медпунктом, почтой, баней. В посёлке был организован колхоз овоще-молочного направления.
Леонид повернулся к мотору.
– Обожди, не заводи. Хочу рассказать один случай.
– Тогда валяй. Нам всё равно торопиться некуда.
– Вот и хорошо. Слушай. Против нашего домика простиралось озерцо. Да и вообще наша деревушка почти со всех сторон омывалась водой. Поэтому основным видом транспорта в летнее время была лодка. За черемшой – на лодке, рыбу ловить – на лодке, на покос – на лодке, за голубицей – на лодке, за орешками стланика – на лодке, даже дрова заготавливали на лодках и только летом. Лодка нам нужна была, что крестьянину лошадь. Вот отец и сделал лодку.
В один из майских дней братья и сёстры ушли в школу, отец – на работу, мать около дома картошку сажала. А я от радости, что у нас своя лодка, решил покататься на ней. Грести вёслами не умел. И решил вообразить: лодка – катер, я – мотор, ноги – винт. Развернул у берега лодку, закатал штанишки, сел на корму, оттолкнулся и замотал ногами. Вода забурлила, я зафыркал, и лодка двинулась вперёд.
В это время на берегу появился Чинарёв Витька. Я решил похвастать перед ним своей смекалкой и постарался глубже опустить ноги, чтобы произвести более сильные толчки. Лодка двинулась быстрее. Я крикнул: «Витька, смотри!» И – бултых! Ногами ощутил дно, выпрямился (плавать не умел, конечно) и, сознавая, что стою лицом к берегу, поспешил идти. Сделал два шага, чувствую, моя голова стала освобождаться от воды. Напряг силы и, захлебываясь, выхожу из воды. На берегу стоит растерянный Витька, к воде подбегает испуганная мать. Я вышел на берег, от испуга дрожу, зубами щёлкаю и молчу, а теплые счастливые слёзы текут и текут по холодным щекам.
– Надо же, такой маленький и не растерялся!?
– Перед лицом смерти, – добавил я. Леонид улыбнулся и сказал:
– Показывайте, где вы тут жили.
– Не торопи, готовь мотор. А дальше, за бывшим посёлком, река по-прежнему петляет. За вторым поворотом справа берёт начало Малый Халан. И километров через пять он опять впадает в этот Халан. Недалеко от его впадения есть озеро Соломи, туда-то все и ездили за орешками. С этого места основное русло реки становится намного уже, и поэтому скорость течения увеличивается вдвое.
А когда мы приплыли из Застрельщика на Халан, нам сразу выдали паёк, косы, грабли, вилы и сопроводили на Малый Халан. Мы там на три семьи соорудили травяной балаган и до осени жили в нём. Там-то я и получил первое крещение с мошкарой. Хватит. Заводи.
Леонид дёрнул накрученную на маховик бечеву, мотор взревел, и водителя обдало голубым дымком. Я вытянул руку в направлении Аммональной проточки. Леонид включил скорость. Лодка рванулась вперед. В считанные секунды мы проскочили проточку и вышли на открытое место – край озера. Воды много. Отметка на тальниках показывает, что уровень воды недавно был на метр выше.
– Вот это да! – удивился я. – Когда мы здесь жили, таких подъёмов не было. Хорошо, что люди выехали, а то страдали бы сейчас.
Я показал, куда пристать. Место нашего домика было незатопленным. От домика сохранился обтёсанный столб. Стоит, как памятник нашему дому. По заросшей дорожке – звериная тропа. Леонид пригнулся, сказал:
– Лоси прохаживаются.
– На озеро ходят. Сочными корнями кувшинок лакомятся. Оно за бывшей баней, недалеко.
Мы вернулись к лодке и проплыли вдоль берегов озера. Я показал ягодные места, и мы причалили на краю бывшего посёлка, где было кладбище.
– Федор Харитонович, почему это место выбрал?
– Здесь было кладбище. Переночуем, земляков помянем. Вышли на берег, походили, следов кладбища не обнаружили.
Заросло кустарником, деревьями. Берёзовые и осиновые листья шуршат под ногами: отжили мы, отшумели, пошли на покой, как и ваши земляки. Мне стало грустно.
– Лёня, можно тебя так называть, не обидишься?
– Конечно, я же моложе вас.
– Видишь остров?
– Слона да не приметить. По периметру километра два, если не больше.
– Он интересен тем, что своей поверхностью ребрист, как стиральная доска: невысокие рёлки, как меридианы, пересекают весь остров с севера на юг. Рёлки покрыты корявой ветлой и редким осинником. Между рёлками даже в мелководье в распадках сыро и глухо. Для наших коров это было любимое пастбище. Берег острова открыт от кустарниковой поросли. Летом мы ходили по берегу, на удилищах тянули блёсны и выдёргивали бронзовых щук. Чаще всего щук ловили с лодки. Куда бы ни плыли, всегда брали с собой блесну, а то и две. Щука настолько хитра и сообразительна, что почти каждый раз, как попадётся, выпрыгнет из воды, зубастую пасть откроет и трясёт головой, аж блесна звенит. Иногда и выбросит. Бывало, по два раза выпрыгивала. Мы всегда старались быстрей подтянуть её к лодке и выдернуть из воды. Однажды я на оморочке водил блесну, и попалась такая щука, что оморочку тянула. Я боялся её выдернуть в оморочку, могла опрокинуть. Степаненко Павел, товарищ, они жили у берега озера, увидел меня и удивился: я не гребу, а оморочка движется с приличной скоростью. Он и закричал:
– Федька, тебя что, водяной катает?
Леонид просиял улыбкой.
– Щука выбилась из сил. Я тихо-тихо на вёслах завёл её вон в тот заливчик, вышел на берег и крючком выдернул её из воды. У щуки бока были бронзовые, спина чёрная и покрыта мхом. Одной рукой поднять не мог. Дома замерил – оказалась в сто сорок сантиметров. На котлеты пошла.
– А почему вы сказали: бронзовых щук ловили?
– Почему? Видишь, какая вода, что заварной чай. Мой сват, Кузнецов Леонид Васильевич, это озеро называет Керосиновым. Он цвет воды сравнивает с керосином. Каждый по-своему на всё смотрит. От долгого пребывания рыб в такой воде чешуя приобретает бронзовый цвет. Красиво смотрится. Золотом отливает.
Это озеро наполовину глухое. В него вода заходит только в паводки. Постоянно его питают маревые воды. А маревая вода всегда имеет цвет круто заваренного чая.
В этом озере мы и купались, и рыбу ловили, и игрушечные самоделки – катера и халки – на поводках водили. Серёга даже к оморочке приделывал лопастные колёса с коленвалом, как у пароходов было, с рулевым управлением. Интересно было кататься на такой лодке.
Осенью, по первому льду, катались на деревянных коньках-самоделках. А зимой по нему всегда проходила санная дорога. Летняя – рядом, по мари, настелена из протёсанных брёвнышек, стланью называли.
– Леня, тебе когда-нибудь солнечное затмение приходилось видеть?
– Нет, а вы, конечно, видели.
– Видел. В середине тридцатых. Вон на том перешейке, что ведёт к острову. Сейчас он затоплен. Мы с другом, Николаем Куликовым, бежали на остров дикого лука набрать. Вдруг солнце – раз, и потухло. Был полдень. Стало так темно, что я друга не вижу. От испуга я даже присел. И сразу холодом обдало. Вот и сейчас. Солнце спряталось, и сразу стало холодать. Как важно для жизни солнце!
– Чувствую, заморозок будет, – сказал Леонид и принялся готовить дрова.
– Мне так хочется тебе рассказать о наших детских играх. Были и необычные.
– Говори, у меня уши свободные.
– По стлани летом катали железные обручи от бочек. Загибали устойчивую проволоку, как букву «и» с одного конца, за другой конец брали и толкали обруч впереди себя. А чтобы обруч не падал, надо его быстро толкать, а быстро толкать, значит, надо бежать. Вот и бежишь, под ноги не смотришь. Набегаемся, присядем и начинаем из подошв вытаскивать занозы. Приходилось даже зубами друг другу вытаскивать. Интересная игра, ничего не скажешь.
Я замолчал. Леонид повернул голову в мою сторону, улыбается:
– Продолжайте, продолжайте, я слушаю.
– Чаще играли в клёк. Это такая игра, когда на забитый упругий кол вешалась небольшая палочка – это и был клёк. По жребию один вадит в сторонке от кола. Остальные стараются попасть палкой по забитому колу. Если палка резко ударит по колу, то клёк улетает метров на пять. За то время, пока вадящий повесит на место клёк, остальные, кто уже бросил палку, должны сбегать за своей палкой. Не успел – будешь вадить.
Играли в чижика. Чижика делали из палочки. Палочка с палец застрагивалась на четыре грани. Концы застрагивались пирамидально к одному углу. Положишь чижик в условное место. Палочкой ударишь по кончику чижика, он подпрыгнет, его ударяешь повторно, и чижик отлетает. Потом, набирая очки, своей палочкой до него меряешь расстояние. Длина палочки – очко.
Часто играли в прятки. Прятались по кустам. Спрячешься, в пяти метрах тебя не видать. Вот, как здесь. А ещё играли в прятки с забиванием кола. Все забивают кол и прячутся, а вадящий должен его вытаскивать. Когда вытащит, тогда идёт искать спрятавшихся. Кол забивали обухом колуна. Однажды, при такой игре я стоял близко около кола. Вадивший пошёл искать ребят, один парнишка прибежал, схватил колун, я за его спиной оказался, он второпях замахнулся, остриём ударил мне по верхней губе и рассек.
– Здорово?
– Почти насквозь.
– Зашивали?
– В медпункт не пошёл. Так срослось. До сих пор ношу память об этой злополучной игре.
– Пока ещё не стемнело, давайте поставим маленькую сеточку. Проверим: действительно ли Халан богат рыбой? Да и на завтрак будет уха.
– Обязательно сварим.
– Из золотой рыбки и керосиновой воды, – пошутил Леонид.
– Тогда поплыли. Я укажу, где поставить.
– Я уже и сам сообразил.
Подплыли к высокой пырейной траве. Берега не видать, затоплен. Леонид из мешка достал сеточку.
– Покупал?
– Сам вязал. Рыбалка – моя страсть. Мне бы надо было рыбаком родиться, а вот всю жизнь проработал учителем.
Леонид конец сетки привязал за вершинник пырея. «Гребите», – сказал мне. Я взялся за вёсла. Он, поднимая поплава, дель бросает на воду. Второй конец закрепил тальниковым колышком. Здесь кто-то уже ставил сетку.
Вернулись к первоначальному причалу. Развели костёр, повесили котелок с «керосиновой» водой и установили палатку. Леонид сотворяет ужин. Я присел на поникшую старую ветлу и погрузился в прошлое. Думаю: «При всех трудностях люди почему-то жили дружно. Праздники отмечали коллективами. Пьяных в селе никогда не видел. Мы, мальчишки, да и взрослые, никогда не враждовали, наоборот, больше соревновались, помогали друг другу, чем могли и как могли».
Леонид приготовил ужин. Из лодки принёс деревянную сидушку, предложил мне. Налил по сто граммов и говорит:
– Прошу, Федор Харитонович, давайте усопших земляков помянем, ваше детство и всё доброе, что здесь было.
Пока ужинали, стемнело. Озноб стал брать.
– Октябрь своё берет, – говорю я. – Пойдём на покой.
– Я для вас приготовил спальный мешок.
– А ты?
– У меня будет ватное одеяло.
– А под себя?
– Сухие листья. Видите, сколько сыпучей подстилки. Шумит, о себе даёт знать.
– Снег покроет, замолчит.
В темноте мы немного повозились, улеглись, поговорили, уснули. Проснулся. Телу жарко, а голова замерзла. Шапка сдвинулась, а лысину нечем защитить. Шапку натянул покрепче, повернулся, лежу. Что-то не спится. Или оттого, что голову пристудил, или воспоминания прошлых лет взволновали меня. Вдруг Леонид забормотал и резко завозился. «Бредит», – думаю. Не бужу. Надо уловить его слова. Интересно, о чём он может во сне говорить. Может, лешие снятся. Зачем ему сказал, что под нами усопшие лежат. Лежал, лежал, давай считать. Уснул.
Проснулся от шума. Сдвинул шапку. Слушаю. Леонид стучит по палатке и кричит: «Пошёл вон! Я тебе дам!» – повозился, успокоился. «Бредит, – думаю, – во сне бы так ясно не говорил. По себе знаю. Молчу. Он молчит. Интересно, часто с ним такое случается? Спросить? Нет, не буду. Неудобно про такое спрашивать». Заснул.
Опять проснулся. Чувствую: глаза больше не липнут. Смотрю в потолок палатки. Светлее стало, чем с вечера было. Повернулся. Смотрю: Леонид поднялся и выбирается из палатки.
– Встаём, – говорю я.
– Пора. Скоро солнце взойдёт. Бр-р-р. Морозец был. Лист под ногами хрустит.
– Перестал шепелявить. Сразу громко заговорил.
– В одну ночь горло простудил, – Леонид подхватил шутку и кашлянул.
Я с трудом выбрался из мешка и выполз из палатки. Поправляя одежду, говорю:
– Не зря лысина мёрзла.
Леонид засмеялся и говорит:
– А я, вы знаете, ночью кого-то от палатки гнал.
Я насторожился.
– Слышу: шурх, шурх. Ну, думаю: лось пожаловал, тропа рядом. Наступит – и дух вон. А шорох рядом с палаткой. Не выдержал, и давай гнать.
Я засмеялся.
– Смешно? Надо же было нас как-то обезопасить.
– А я подумал, что ты во сне бредишь от того, что на кладбище спим.
Леонид засмеялся. Я поддержал его.
– Поплывём, сетку проверим, – говорю Леониду, – и завтрак приготовим.
– Да подумаем о возвращении домой.
Подплыли. Часть поплавов не видать. В двух местах заныряли. Леонид взялся за сеть.
– Карась, видно, попался вчера, не бьётся.
Леонид выпутывал его долго, даже забурчал. Я понял: сетью недоволен. Вода холодная. Воздух холодный. Кисти рук покраснели. Высвобождая карася, он его перекинул с одной стороны на другую, подвесил, крутнул, через нужное очко продёрнул и ловко вытряхнул из паутинного гамака.
– Один есть, – говорю.
– А вот и второй, а там третий.
Леонид высвободил пять карасей. Стал вытаскивать больших, золотистых, похожих на щуку, ленков.
– Вот такой рыбы мы в озере никогда не ловили. Растерялись при большой воде. Раньше мы ленков ловили только в Халане, только после ледохода и только на лягушек. В озере на лягушек ловились только сомы.
Леонид высвободил ленков. Я посчитал, их тоже было пять.
– Вот заварим уху! – возрадовался я. – Халанскую.
– Для ухи котелок мал. Давайте дарахту приготовим.
– Мне всё равно, лишь бы из халанской рыбы, – ликовал я. Завтрак приготовили, как и договорились. Поели.
– Ну, что, будем прощаться с вашим детством, а то мне в обед надо быть дома.
– Спасибо и за это, – а у самого взволновалась душа, хоть плачь. Вида не показываю. Остался бы ещё дня на два, – мысленно говорю про себя. Но, увы, приказать не могу и выдавил:
– Поехали.
Стали отплывать. Леонид увлёкся мотором. А я верчу головой, стреляю глазами – стараюсь запомнить не то, что как выглядят берега, а каждое деревце, кустик, кочку, меж  которых я бегал босиком и за каждое лето по нескольку раз сбивал пальцы до крови. У меня и сейчас на левой ноге соседний брат большого пальца сгорблен. Мы часто бегали на Халан, как мы тогда говорили, катер с халками встречать. Это для нас была радость превыше всего. Заслышим звуки мотора на третьем кривуне и рванём по кочкарной тропе. Старшие ребята – впереди. Я – поменьше, всегда сзади. Бегу, под ноги не смотрю. Хоп! Корешок зацепил. Присяду на кочку, схвачу больную ногу, трясу, сквозь слёзы смотрю на капающую алую кровь и сбитую нежную кожицу. Гляну вперед, а ребят не видно. Кожицу притулю на своё место, встану и, чтобы не опоздать на встречу, хромко дам стрекача.
Стали подплывать к Пригородному. Леонид снял скорость и говорит:
– Федор Харитонович, сидушку забыли.
– Возвращаться будем?
– Да нет.
– Правильно. Будет причина ещё раз приехать сюда. Пусть леший на ней отдыхает да нас вспоминает. Это он ночью приходил, а за то, что ты его прогнал, он и устроил на твою память шутку.
Леонид карими глазами улыбнулся, на полную скорость включил мотор, и мы двинулись вперед. В обед были дома...



За рыжиками

Вы любите собирать грибы? Знаете их? Боровики, подберёзовики, подосиновики-красноголовки, едва ли уступающие по вкусу и красоте знаменитому белому грибу... А как пахнут грузди! Какой у них густой грибной дух! Вдохнёшь, и кружится голова... Но мне по душе больше рыжики. С детства, что ли, у меня это, не от отца ли? Именно с ним я первый раз пошёл за грибами и набрал полную корзину крепких отборных рыжиков...
Прошло много лет, целая жизнь, а я, как наяву, вижу ту едва заметную в траве мягкую тропинку, слышу поучающий голос отца и помню тот первый найденный нами рыжик!
– Ох, и пуглив же он! – слышу я голос отца. – Смотри, как прижался к траве и берёзовым листком прикрылся, чтобы его не заметили. Видишь, какой он рыжий, с подпалинкой и легкой зеленцой.
Отец отрезал полую трубку, ярко-оранжевую снаружи и белую внутри.
– Понюхай-ка, грибочком пахнет.
Я, ухватив гриб, осторожно приблизил его к носу и, не понимая, что значит «грибочком пахнет», согласился:
– Пахнет, грибочком пахнет.
– Да, но где же другие рыжики? Ведь они любят расти не по одному, а семейством. Компанейские ребята.
Отец присел, раздвинул руками траву, и я увидел под палой веточкой один рыжик.
– Рыжики – грибы хитрющие, Федя. Их не сразу заметишь в траве. Но вот вдруг что-то блеснёт... это луч солнца достал облитую росой шляпку рыжика.
Отец идёт впереди меня. И вдруг он прошёл гриб.
– Папка! Смотри, какого ты рыжика прошёл!
Отец улыбнулся:
– Ишь ты, сразу научился грибочки искать. – И, обернувшись, заметил – Так, так, сынок, прозрел, значит.
Да, то был мой первый самостоятельно добытый рыжик. Сегодня капает, неспешно сеет с утра грибной дождь. Завтра пойду на свою первую в этом году грибную охоту.

Вспоминаю:
Игрушек  у нас не было, а поиграть всё же хотелось. Мы брали трубчатое растение – болиголов, очищали от листьев, привязывали ободранное лыко с тальника – получалось ружьё. Два прутика – воображали лошадь и кнут.
Приближалась осень. Покос закончен. Нам предложили перебраться в полуземлянку на Авали, где по берегу был посажен картофель. Нам дали задание его копать. Предложенное помещение было просторным. Оно было в двух километрах от нашего шалаша. Верхняя часть срублена из тальника. У него два маленьких окошка, крыша засыпана землёй, на ней рос бурьян.
Стали копать картофель – в питании нам стало легче. Копая картофель, мы разводили костёр и в углях его пекли. Потом, обжигаясь обугленным недопечённым картофелем, набивали себе животы. Руки и рты у нас были постоянно чёрными, и мы, детвора, чем-то походили на пещерных людей.
Мебели у нас, конечно, никакой не было. Поэтому нам пришлось из тальника делать вдоль стен нары-настил, потом покрыли их сухой травой и постелью. Вместо одеял были рядна – самотканые покрывала. О простынях и говорить нечего было. Столы, скамейки – всё было приспособлено так, что не двигалось.
Подходила зима. У нас на пятерых была одна пара подшитых валенок. Мы в них по очереди бегали на улицу, чтобы опростаться. В помещении пол был земляной. И, конечно же, холодный. Наши босые ноги были постоянно красными и чумазыми. Мыться негде и не в чем. Ванна использовалась для стирки белья. Так что зиму постоянно проводили на нарах. В помещении постоянно было прохладно. Одна небольшая печь не в силах была обогреть такое помещение. Дров не было, поэтому каждый день кто-то ходил на другой берег Авалей, чтобы нарубить сухого тальника. На нашем берегу тальник не рос. Дрова постоянно экономили. Школы не было. Ночи зимние были долгие. Вечерами старшие ребята организовывали игру «беспроволочный телефон» – это, когда ребята сидят в один ряд, а ведущий крайнему говорит какое-либо слово так, чтоб никто не слышал. Этот шёпотом передаёт другому и так до последнего. Ведущий потом спрашивает последнего, что он услышал. Если он скажет то слово, которое сказал ведущий первому человеку, то он одобряет и снова говорит другое слово. Если кто-то слово изменил, тот наказывается тем, что переходит на самый край. Бывало кто-нибудь рассказывает страшные побасёнки, а все слушают.
В то время в посёлке у жителей ни у кого не было ни художественных книг, ни газет, ни радио. Освещалось жильё керосиновыми лампами. 
Когда мы с покоса перебрались на Авали, то в это время на необжитый Халан привезли тридцать семей, высланных из Приморья. Наступала осень. Людям выдали лопаты, топоры и пилы и сказали: «Вот по этой осиновой рёлке в один ряд стройте каждый себе жильё». Люди, торопясь, понастроили себе землянок и полуземлянок, стали в них жить. В первую очередь приступили к строительству бани и жилья, пекарни, магазина, медпункта, школы. Так мигом стал возрождаться посёлок – перевалбаза Халан, который впоследствии называли Резиденция Халан.
Однажды зимой Серёжа в ближнем озере прорубил лёд и через лунку наловил много гольянов. Мать пришла с работы, наварила и с голоду, видно, много поела, а ночью её сильно тошнило и рвало. С того времени она долго не ела свежей рыбы. Говорила: на дух мне её не надо. Как только на Халане открыли магазин, мать за пять километров ходила работать в нём уборщицей.
В один прекрасный, солнечный день, в феврале, в обеденное время в наше помещение зашёл стройный, средних лет, мужчина. Гриша сразу узнал отца и сказал: «Тятя! Тятя пришёл!» Мы все понимали, что означает слово «тятя», но от неожиданности появления родного человека удивились и замерли на местах. Картина была похожей на картину Репина «Не ждали». Никто не бросился к отцу, лишь взрослые с улыбкой и добрыми словами жали ему руку и говорили: «Хорошо, что ты пришёл, Харитон». (Я не мог удержаться при описании такой картины – со слезами пишу).
Отец затянул в помещение санки, развязал мешок, достал печатного печения и угостил всех детей. Потом позвал меня, зажал между коленками и стал поглаживать голову. Потом он спросил: «Где мать?». Потом подозвал Сергея и попросил его сбегать на Халан и сказать, что тятя пришёл домой.
Сергей одел подшитые валенки, потеплее оделся, взял самоделки-лыжи, которые он сам сделал из клёпок большой деревянной бочки, и побежал.
Сколько времени прошло, пока пришла мать – я не знаю. Одно запомнилось: до прихода матери я так и стоял зажатый коленками отца. Запыхавшись, мать заскочила в помещение, расстегнула пальто и стала у стенки. Потом в слезах сказала: «Как ты пришёл». Отец ей в ответ: «Ладно, ладно, успокойся». Мать немного успокоилась, стали подходить с работы взрослые и быстро организовывать, по такому случаю, обед. Петро откуда-то достал немного алкоголя, и взрослые сели за стол. Они о чём-то говорили – мы к столу не подходили.
Из воспоминаний Сергея: «… когда я сказал матери, что тятя пришёл домой, мать сразу бросила работу и побежала домой. Она не шла, а бежала. Я иду на лыжах – ничего, не проваливаюсь, а мать в слезах плохо видит тропу, натоптанную ею же, и часто ступала мимо тропы. Проваливаясь по колено в снег, она выкарабкивалась на тропу и пыталась, как могла, бежать, либо быстро идти».
На другой день отец с матерью пошёл на Халан, чтобы устроится на работу. Его сразу приняли, так как у него уже было две солидных специальности: прораб и десятник. Он их приобрёл в зоне, вечерами учась, там же и работал по этим должностям. До весны он руководил строительством помещений.
На Халане отец познакомился с дедушкой Пантюховым и попросился перебраться нашей семье в их домик. Дедушка согласился, и мы перебрались на Халан.
Зимой уже заработала пекарня, и в этом же бараке открыли начальную школу (четыре класса). Как только мы перебрались на Халан, ребята пошли в школу.
В мае месяце отец быстро смастерил лодку-плоскодонку, так как она была очень необходима. В этой местности лодка нужна была, как крестьянину лошадь. После ледохода перед посёлком образовалось большое пойменное озеро. При перелёте на него садились утки и плавали около наших домиков, как домашние. Никто их не пугал и не стрелял.
В один день отец ушёл на работу, ребята – в школу, мать около домика сажала картофель. Я решил покататься на лодке, а грести вёслами не умел. И решил вообразить: лодка – катер, я – мотор, ноги – винт. Развернул у берега лодку, закатал штанишки, сел на корму, оттолкнулся и замотал ногами. Вода забурлила, я зафыркал, и лодка двинулась в перёд.
В это время на берегу появился Чинарёв Витька. Я решил перед ним похвастаться своей смекалкой и постарался глубже опустить ноги, чтобы произвести более сильные толчки. Лодка двинулась быстрее. Я крикнул:
– Витька, смотри!
И…- бултых. Ногами ощутил дно, выпрямился (плавать, конечно, не умел) и, сознавая, что лицом стою к берегу, поспешил идти. Сделал два шага, чувствую, моя голова стала освобождаться от воды. Напряг силы и, захлёбываясь, выхожу из воды. На берегу стоит растерянный Витька, к воде подбегает испуганная мать. Я вышел на берег, от испуга дрожу, зубами щёлкаю и молчу, а тёплые счастливые слёзы текут и текут по холодным щекам.
Весной. Однажды на перемене кто-то толкнул Гришу, и он спиной выдавил оконное стекло. Учитель, не разобравшись, обвинил Гришу и сказал: «Вставишь стекло – приходи в школу». Об этом брат рассказал отцу и сказал, что он стекло не разбивал, не виноват, вставлять не собирается и в школу не пойдёт. Отец говорил: «Я стекло вставлю, ты только иди в школу». Но он в школу так и не пошёл.
Летом объявили, что на следующий учебный год всех учеников пятого класса повезут на прииск Сомнительный. Там была десятилетка, и для приезжих построен интернат с бесплатным обучением, питанием и содержанием.
У наших ребят с переездами в знаниях были большие пробелы. Надо было всех четверых подготовить для пятого класса. Отец, в своё время, на отлично закончил церковно-приходскую школу и программу за четыре класса знал хорошо. Как только отец бывал вечерами дома, особенно он был силён в арифметике. Задачи в 5-7 вопросов решал только так. А в конце августа всех учеников пятого класса повезли на Сомнительный.
Как только открылся сезон речного транспорта, отца поставили шкипером на кунгас. Его тягала моторка «Дяппе». Как-то он вспоминал: везли на кунгасе из Киселёвки в мешках муку. Их захватил сильный шторм, кунгас захлестнуло, и мешки с мукой поплыли по Амуру. На моторке они их стали ловить и отвозить на кунгас.
Ещё отец вспоминал, как в сентябре-месяце приехал из села Сухановки представитель рыболовецкого колхоза Варнавский и говорит: дайте нам соли тонны две, а мы вам полную халку рыбы (кеты) дадим. Рыба пропадает соли нет.
Начальство золопродснаба выделило две тонны соли, на халку загрузили и катер «Дяппушка» потянул. Вышли из Дарахты (протока) на Амуре, а там шторм. Дошли до Застрельщика, и катер выбросило на мель и захлестнуло его водой. К утру и у халки сорвало дно, соль подмочило.
Утром другого дня сразу взялись выручать катер. Из катера вёдрами отливали воду, устали. Кудрявцев говорит: надо перекурить. Закурил и бросил спичку, бензиновая вода вспыхнула. Наш отец схватил огнетушитель и погасил огонь. Кое-как вернулись на Халан, катер и халку отремонтировали и передали на Удыль, а взамен с Удыли получили морской катер «Арагви» и халку на 60 тонн с халочником, вторым халочником стал отец.
В 1935 году катер «Арагви» забрали на Удыль и вместо него дали плоскодонный катер «Вьюга». На нём стоял мотор ЧТЗ (от гусеничного трактора), а халку оставили. На халке работали шкиперами отец и Щербина дядя Ваня.
В 1935 году в магазине работал продавец дедушка Любимов, высокий, стройный, седой с усами, видно был из культурных. Жил он один в большой половинке деревянного дома. Мать наша продолжала работать в магазине уборщицей. Дедушке видно было трудно и неудобно всё делать: стирать, варить, ухаживать за квартирой. Вот он и предложил матери всей семьёй перебраться к нему на квартиру.
Мы понаделали по-над стенками стеллажей и на них спали. Койка деревянная разборная была только у матери с отцом. Летом мы с Сергеем спали на полу. За стенкой жили дед с бабкой Степанюки.
В 1936 году летом на фабрику прииска Агние-Афанасьевска везли трёхтонные чугунные колёса-бегуны для того, чтобы в чанах молоть горную золотую руду.
И вот в Киселёвке с баржи на халку стали перегружать тяжеловес в одну тонну, похожий на тарелку. Баржа была выше халки, и колёса спускали по трапу вручную, с помощью верёвок. Командовал капитан катера Камков.
Камков говорит: «Масловский пройди на халку и придержи, а я толкну, а верёвку не привязали. Груз быстро скользнул вниз, а отец не успел убрать одну ногу, и она попала между двумя металлическими предметами. Кость выше колена раздробили, люди быстро привязали верёвку и дёрнули, отец только стал подымать раненую ногу, грузчики не удержали и повторно ударило чуть ниже, но коленный сустав остался невредим. Отца перенесли на катер и повезли в военный госпиталь в Софийск. Это 70 километров от Киселёвки. Я в это время был с отцом и всё происходило при мне.
Кость ноги выше коленки двумя ударами была раздроблена в порошок, открытой раны не было. Врач сказал: «Ногу надо отнимать». Отец не дал добро. Врач сильно рассердился, ругался: «Что ты там понимаешь!». А отец говорит: «Что хотите делайте, а ногу отнимать не дам». Его положили на спину в обычную койку, вытянули больную ногу с обратной стороны спинки койки и подвесили в мешочке 10 килограммов песка.  Больное место туго с гипсом перебинтовали.
Нога побыла 20 дней в гипсе, врачи сняли гипс и стали проверять. Врач Гусев поднял ногу и опустил немного – нога держится, не падает, потом ещё поднял, подложил руку и стал сгибать. Она в колене немного согнулась. Он сказал: «Молодец!» и потрепал за нос. В госпитале отец два месяца пролежал, выписали на костылях осенью, привезли домой. Полгода не работал.
В 1937 году он съездил на курорт «Кульдур». В 1938 году работал заведующим конным двором. В 1939 году опять работал на халке со Щербиной Иваном.
Отец так до смерти и прожил со своей ногой ещё сорок с лишнем лет, чуть-чуть прихрамывая. Они груза возили из Хабаровска в Киселёвку, из Софийска на Халан, Удыль. Зимой ремонтировали катер и халку.


К сентябрю 1935 года сделали школу с двумя классными комнатами. Между ними была проходная дверь. Можно было внутри школы переходить из класса в  класс. В эти комнаты с улицы были входные двери. С одной комнатой рядом была учительская, в другой – была сценка для выступления. Школа была построена из добротных брёвен. В классах ученики сидели на скамейках и писали на дощатых столах. Было очень неудобно писать. Я стал учиться с большим желанием. Мне трудно учиться писать левой рукой, да ещё выполнять каллиграфический наклон букв в правую сторону. Так и хотелось писать справа налево, но я превозмогал свои неудобства и, проявляя силу воли с помощью небольшой поддержки указательного пальца правой руки, старался писать, как это требовала каллиграфия письма. А учиться писать было трудно ещё и потому, что у нас, как сейчас, ученических тетрадей не было. Нам всем выдавали восьмилистовые тетради из серого картона и карандаши 5-7 сантиметров длиной. Их называли грифельная тетрадь и грифельный карандаш. Попишешь на тетради, потом сухой тряпочкой сотрёшь и на этом месте опять можно писать. Одна тетрадь на весь год и на все предметы. Только меняешь списавшиеся карандашики. На таких тетрадях все ученики писали два года.
Потом нам привезли настоящие из бумаги ученические тетради, стеклянные чернильницы № 86 (их ещё называли «Пионер») и ученические деревянные ручки. Нас стали учить писать с наклоном и с нажимом. Я строго выполнял все требования. Первое полугодие в первом классе я учился читать по букварю. Один букварь нам давали на три-четыре ученика (учебников было мало). Я всегда букварь брал на ночь, читал его вечером и рано утром, когда мать вставала готовить завтрак.
Осенью Сергей сделал деревянные коньки, в ноябре я прикрутил их к валенкам и пошёл на речку покататься. Катался до тех пор, пока ни замёрз. Решил на коньках идти домой, а снежная тропа была в бугорках и ямках.
У меня правый конёк воткнулся в бугорок и я упал на правую больную руку. У меня её сразу закрутило. Я сразу понял, что руку сломал. Придерживая левой, пришёл домой, был уже вечер. Утром мы с матерью пошли в медпункт. Работал фельдшером тогда мужчина средних лет, по фамилии Куратчик. Он почитал книгу, вырезал из фанеры полоски, руку забинтовал немного, потом наложил фанерки и ещё забинтовал. Сказал: «Месяц в школу не ходить, ничего не читать». Отец мне сказал: «Читай и читай». Я каждый день читал букварь, его приносили мне мальчишки. Один букварь был на троих. Через месяц с руки сняли повязку и мне разрешили ходить в школу. А на праздник  Первое Мая   в школе было родительское собрание и мне учителя вручили подарок – материалу на штанишки.
Мать с уважением относилась к Ленину, она очень его любила. Она говорила: «Где тот Ленин взялся, что нас освободил от крестьянской кабалы». Так как стало  лучше жить простому народу.
Через два года нашего обучения летом к нам приехало два пожилых мужчины и около школы, на улице начали делать настоящие парты. Мы часто к ним бегали и подолгу смотрели, как они мастерят, а за готовые парты мы садились и примерялись – как удобно сидеть. Мне так хотелось, чтобы начался учебный год. Первые два года нас учили мать с дочерью. Видно было, что они из культурных семей, интеллигенты. А в третьем классе нас учил мужчина Романенко. Как-то в третьем классе мы, мальчишки, сильно пообрастали, подстричь некому было. Он нам говорил, говорил подстричься, но всё было бесполезно. Он тогда взял ножницы и на уроке на наших головах повыстригал клочья. На другой день мы все пришли подстрижены, как уж там неважно, но подстрижены.
Наши забавы. Зимой мы разбирали большую бочку, брали две клёпки, переднюю часть заостряли, посредине прибивали шкуратки по своим ногам и получались у нас лыжи. Осенью делали коньки: вырезали деревянную болванку, плющили толстую проволоку, вставляли в болванку, напильником точили, чтобы было ровно и гладко, прибивали верёвочки, прикручивали к валенкам и шли на лёд. Получалось неплохо. Летом часто купались, ловили карасей, щук, касаток, сомов, чебаков и гоняли в чижика, клеек, городки, с помощью загнутой, П-образной толстой проволоки по дорогам гоняли (катали) обручи от бочек.
По окончании четвёртого класса, нам надо было сдавать экзамены: по русскому – диктант, по арифметике – задача и примеры, по истории – устно. Заканчивали мы учебный год 19 мая, потом сдавали экзамены.
И вот мне утром надо было идти сдавать экзамены по арифметике. Отец ушёл на работу, мать – по хозяйству, а я к верёвочкам привязал кусочки мяса и пошёл на протоку ловить раков (проточка была рядом). Запустил в воду приманку и наблюдаю, как раки ползут к моей приманке. Вдруг вспомнил, что сейчас мне надо быть на экзамене. Я тут же от раков рванул прямо в школу. Заскочил в класс, учитель не ругает, предложил сесть за парту, дал мне со штампом листок. Я посмотрел на условие задачи (оно было написано на доске), и сразу вспомнил, как мы с отцом вечером из задачника решали эту же задачу. Я её раз-раз и решил, решил примеры, показал учителю, он меня отпустил домой. Так я раньше всех вышел из класса. Вышел и сразу побежал на проточку к ракам.
Возвращаюсь. Гриша, Наташа, Вера на Сомнительном закончили пятый класс, а на следующий год они должны идти в шестой класс за двадцать два километра на прииск «Дяппе» Там открыли десятилетку. Наташа категорически отказалась идти, не объявляя почему, может, что уже переросток была, может, ей не давалась учёба. Мать её силой гнала в школу, била, трепала за волосы, но она заявила: «Не пойду и всё». Мать отступилась. Потом Наташа пошла работать на производство. Вера пошла в шестой класс, месяц проучилась, и заболели глаза. В октябре мать возила её в Хабаровск, дали ей лекарство, и она всю зиму лечилась дома. После этого она в школу больше не пошла. Начальство её поставило в школу пионервожатой. У неё была пионеркой Нина Евгеньевна Мантулова (Масловская – моя будущая жена).  За хорошую работу Веру на 8 марта наградили белой, большой, натурального шёлка шалью. В то время она стоила дорого. Вера её берегла до самой смерти. Очень дорогой был подарок. Гриша закончил семь классов, летом пошёл работать матросом на катер «Вьюга». Потом его поставили продавцом в магазин, и он проработал до 1939 года, а потом его взяли на действительную службу в Тихоокеанский флот. Там тогда надо было служить пять лет.
1937 год я помню, как ежовщину (был такой член правительства Ежов), тогда очень много ни за что арестовывали людей. Вероятно, делали специально, чтобы позлить народ против советской власти.
Через два домика от нас в семье Скачковых ночью забрали отца двух сыновей, увезли неизвестно куда, так родные и не получили от них никакой весточки.
Я вот пишу, а у меня по телу бегут мурашки. В ясный солнечный день с Дяппе гляжу, по слани гонят, как скот, людей. Впереди на лошади охрана с винтовками и сзади – тоже с винтовками. Между ними понуро шагает около сотни мужчин, пригнали в посёлок, загнали в трюм халки, а сами побежали по посёлку и ещё двоих арестовали, кого не помню.
Отец в это время перекладывал дома плиту. Сергей помогал ему. Отец и говорит: «Сергей если меня заберут, то вы вот так и так доложите плиту». Но отца в этот раз  миновало. А вот его старшего брата забирали, а когда Ежова, как вредителя, арестовали, то всех арестантов отпустили. Дядя Ваня в марте шёл пешком из Николаевска 300 километров по Амуру и зашёл к нам, на Халан. При мне он рассказывал: «Заведут в кабинет и говорят: подпиши документы, что у тебя было такое-то оружие. Отказывающихся бьют». Так дядя Ваня от нас пошёл пешком по Амуру до Хабаровска к своим родным, повторяя путь нашего отца, только в обратном направлении.
В 1940 году за зиму плотники по чертежу под руководством отца ходили за пять километров в сопку «седло», так её называли. Подобрали деревья, спилили, вывезли на лошадях в посёлок, около пекарни брёвна распилили на плахи и сделали новую халку на 60 тонн.
Отец вспоминал:
«…На ней мы поехали в Хабаровск за спецгрузом – химикатами, которые боятся воды. Этот груз никто не брался доставить на Халан, погрузили 20 тонн и поплыли. К этому грузу был приставлен охранник с винтовкой. Доплыли до Дарахры, надо было заходить в неё с Амура, а в самом начале захода в Дарахту был небольшой островок, но в большую воду катер с халкой проходил, заход был крутым поворотом и с быстрым течением.
Капитан повёл катер с халкой в Дарахту да не рассчитал, протока была ещё и мелководной, и на повороте руль хватил дно протоки, в корме вырвало доску, и вода пошла в трюм к грузу. Я услышал журчание воды и халку направил к берегу (на руле я стоял с охранником). Охранник, зная опасность, побежал к носовому кубрику, где он спал, за винтовкой. Опустился, винтовку взял, а вылезти не смог, отравился размокшими химикатами. Я сбегал за багром, его зацепил за пояс стал тянуть и сам свалился, подбежал моторист Барабаш и меня вытянул на берег. Меня стало рвать.
На моё счастье рядом оказался военный катер из Софийска, он взял меня и отвёз в военный госпиталь (это в 40 километрах). В госпитале врачи и сёстры всю ночь спасали меня, и за 20 дней меня вылечили. Я опять встал в рабочий строй».

Село Халан

Вторые чтения имени Г. И. Невельского
Академия наук СССР
Приамурский филиал Географического общества СССР
Институт водных и экологических проблем

Общество охраны памятников истории и культуры, 19-23 сентября 1990 года (тезисы докладов).
Некоторые вопросы истории Приамурья.
Выпуск 1.
Хабаровск 1990 год.

…Название селу дано по протоке Халан. А название протоки Халан дали нанайцы. Слово «Халан» очень сходно со словом «Халбы» (нанайское село в 170 километрах от Халана выше по Амуру). Халан и Халбы сходно в своем словообразовании, и это дает возможность утверждать, что название протоки Халан дано нанайцами.
В десяти километрах ниже Больбинского утеса, по левому берегу реки Амур, начинается протока Дарахта, которая в пяти километрах от Амура выходит в Подкову (так названо местным населением место слияния проток Дарахты, Авалей, Халана и горной реки Лимури). Там, где впадает в Подкову Дарахта, рядом начинаются Авали, а где впадает река Лимури, рядом берет начало Халан. Подкова имеет протяжённость в полтора километра. Мутные воды Амура, приходящие в Подкову через Дарахту, смешиваются с чистейшими водами Лимури и питают протоки Авали и Халан.
Протока Халан (в среднем шириной 50 метров) впадает в Амур против села Мариинское.
Чтобы попасть из Амура в протоку Халан, надо пройти Дарахту, повернуть налево, подняться по Подкове до устья Лимурей и свернуть вправо. Это и будет началом протоки Халан.
От истока халанской протоки в пяти километрах, на левом ее берегу, в 1930 году был основан поселок Халан, как перевальная база по доставке промышленных и продовольственных товаров для развивающихся золотодобывающих приисков Пильдо-Лимурийского золотоносного района: Дяппе, Спорный и Агние-Афанасьевск.
В двадцати двух километрах от Халана располагался прииск Дяппе. В тридцати трёх километрах от Дяппе располагался прииск Спорный, в сорока километрах от Спорного располагался прииск Агние-Афанасьевск.
В 1933 году на Халане было два рубленых барака, склад, конюшня на двадцать лошадей. В мазаном домике жила единственная семья эстонца деда Питая.
Осенью этого же года на Халан завезли двадцать переселенческих семей. Переселенцы в месячный срок по рёлкам соорудили землянки и поселились в них.
В течение года рабочие построили помещения для бани, магазина, начальной школы и два барака для жилья. В последующие годы продолжали вести строительство складских помещений.
Первые пять лет грузы на Дяппе, Спорный и Агние-Афанасьевск с Халана доставлялись вьючным путем. Потом с Халана до Дяппе приступили к строительству сланевой дороги. Слань делалась из протёсанных брёвнышек и укладывалась на маревой участок. Дорога была шириной всего в один метр. На Дяппе для гужевого транспорта сделали двухосные телеги и приземистые тележки, которые народ прозвал «самолетами». Двухосные тележки, колеса которых напоминали ниточную катушку с металлическим ободком. По ободкам приделывались отводы, как у саней, чтобы не переворачивались на узкой дороге. От чего и произошло название «самолет». Сзади приделывались две круглых прочных ручки, как у тачки, с помощью которых возчик мог легко управлять тележкой. На тележке можно было увезти одну бочку горючего, четыре мешка муки и так далее. Тележкой управлял один человек. На «самолётах» груз доставляли только до Дяппе. На Спорный и Агние-Афанасьевск – на обычных телегах. Дороги до Спорного и Агние-Афанасьевска прокладывались по сопкам, по твердому грунту.
Зимой грузы доставлялись по зимникам на конных санях.
На Халане население занималось перегрузкой товаров и заготовкой сена на пойменных лугах между протоками Халан и Авали.
В 1936 году на Халане был организован колхоз овощемолочного направления. Колхозники так же круглогодично занимались ловлей рыбы. Вся продукция отправлялась на прииски и, частично, для армии.
В эти же годы у истока Халана было организовано подсобное хозяйство овощемолочного направления. Оно было названо Пригородным. Продукция его  также отправлялась на прииски.
Население Халана за все годы его существования не превышало трёх сотен человек.
Грузы на Халан доставлялись из Киселевки и только водным путем (75 километров).
Первые пять лет груз возили на остроносом десятитонном кунгасе. Кунгас водил катерок «Дяппе».
В 1935 году жители заготовили лес, напилили досок и сами же построили две тупоносых халки грузоподъемностью в 50 тонн каждая. Название им дали по рекам «Пильда» и «Лимури». Халки водил 80-сильный катер «Вьюга». Позже на смену «Вьюге» пришли катера «Горняк» и «Арагви».
Поселок Халан часто именовали «Резиденция Халан».
В военное время (1941-1945 гг.) для быстрой доставки муки в Агние-Афанасьевск (его в это время называли рудником, так как больше добывали там рудного золота) на  берегу Дарахты был сооружен сухопутный аэродром. Малой авиацией (на борту самолета грузили четыре мешка муки) круглогодично шла доставка муки.
В военное время от Киселёвки через Спорный до Агние-Афанасьевска строилась грунтовая шоссейная 80-километровая дорога, которая вошла в строй в 1946 году. Перевальная база Халан потеряв свое значение, была закрыта. Ликвидировали колхоз. Прииск Дяппе так же был закрыт. Пригородное продолжало существовать.
В середине 50-х городов рудник Агние-Афанасьевск был закрыт. В этой связи было ликвидировано и подсобное хозяйство Пригородное…».
Вспоминаю:
Когда мне, Фёдору, для продолжения учёбы надо было идти на Дяппе, я очень не хотел идти из дома, и я плакал. Когда первый раз пришёл на Дяппе и определился в интернате, то долго сидел у окна и тоскливо смотрел на окружающую среду. На Халане была равнина, кругом вода, здесь – сопки, марь, изрытые берега ключа, где добывали золото. Нам выдали наволочки под матрац, подушки, и мы их набили сухим сеном. На этом и спали.
Первый год я очень тосковал по дому. Осенних каникул у нас не было, приходили домой только на праздник 7 ноября (два дня). Когда возвращался из дома, мать мне снаряжала в сумочку бутылку молока и чего-нибудь печёного. Уходя, я сильно плакал, мать успокаивала. Иногда, сговорившись, мы с последних уроков сбегали и шли на ночь домой. К 11-12 часам добирались, так хотелось побыть дома, а утром сильно болели ноги и не хотели идти в школу. Пройдём полпути, сядем около ключа закусить, откроем бутылку с молоком, а там сбилось масло. Дальше идём вяло, неохотно, ноги болят и думаешь: «Больше не пойду домой».
Сергею плохо давался  предмет по русскому языку. Шестой и седьмой класс мы заканчивали вместе. В 7 классе мы сдавали 11 экзаменов. Нам выдали большие красочные свидетельства, и мы пошли домой. Через десять дней нам сказали, что началась война. На Советский Союз напал Гитлер. Сергея и других  подростков мобилизовали и отвезли на Сахалин на нефтяные промыслы. Вера уехала в Софийск, стала работать телефонисткой, Гриша продолжал служить в Тихоокеанском Флоте.
Так закончилось моё детство.
Отца, Волкова Демьяна, Поскотина, Панина взяли в трудовую армию и увезли в Де-Кастринск.
Веру в 1942 году взяли в армию служить матросом в Амурской флотилии, которая базировалась в Малой Сазанке на Зее.
В 1943 году взяли на фронт Паначёва Григория, Наташа с малыми детьми, Лидой и Валентином приехали на Халан, к родственникам, жить. Отца долго не держали, вернули, он продолжал работать на халке, а я продолжал учиться.
В 1943 году я уехал в Николаевское педучилище «Народов севера» с другом учиться на учителя начальных классов. Друга в эту же зиму взяли в армию, он там простыл, сильно заболел, в 1944 году его комиссовали, и он уехал домой, на Халан.
               






















               

         Масловская ( Маслова )  Мария  Григорьевна

1920- 2012 г.

 – жена Григория Харитоновича Масловского.



В войну служила офицером медицинской службы на Дальнем Востоке.






Масловский  Григорий  Харитонович
1918- 1949г.

Григорий Харитонович – старшина второй статьи.
Родился в 1918 году в селе Грибское Амурской области. До Великой Отечественной войны служил матросом на корабле Тихоокеанского флота.
Трудное было детство Гриши. Рос старшим среди пятерых детей. Учиться пришлось с разрывом, так как часто переезжали, и нужно было помогать матери. Тридцатые годы были становлением Советской власти. Царизм оставил рухлую экономику, народ недоедал. И всё же в семнадцатилетнем возрасте Гриша закончил семь классов.
Работал на катере «Вьюга» матросом, плавая по Амуру. Зимой предложили работу продавца сельмага. Только освоился с работой, как на действительную надо идти.
Приятно было служить матросом Тихоокеанского флота. Ведь не каждого берут на морскую службу, а только особо здоровых. Пятилетняя флотская служба требовала особого склада молодежи. И гордость была особая у моряка и родителей. При каждом случае сфотографироваться не упускал момента Гриша и радовал родных своими фотографиями.
Отсчитывались годы, и вдруг – война. У каждого на сердце родилась тревога за себя и за Родину: что будет и как будет??
Фашисты создали нашей стране угрожающую обстановку, и японцы оживились: стали больше наглеть, нарушая границу.
Наткнулся корабль на японскую мину. Вот и пришлось Григорию поплавать в шлюпке, стоя по горло в холодной солёной воде.
Благо подоспел другой корабль и подобрал тонущих. И войны не было еще с Японией, а некоторые дальневосточники уже проливали кровь за Родину.
С объявлением войны Японии Григорий принял участие в изгнании японских вояк из Южного Сахалина. Уличные бои по ликвидации врага проходили быстротечно и с большим риском для наших бойцов.
Много позже Григорий рассказывал:
– В одном из деревянных домов бежим с матросом на второй этаж по узкой лестнице, и только вступил на последнюю ступеньку, как из угла, прикрытого дверью, скользнул плоский штык в мою сторону. Я всё же успел схватить его левой рукой и отвести под мышку. Японец, который толкал штык, был тут же застрелен матросом, который, не входя в квартиру, прострочил из автомата по деревянным перегородкам, следом грохнуло в комнате. Зашли и увидели убитого японца. Наспех перевязали кровоточащую мою ладонь и поспешили на улицу. И опять я впереди, а молодой матрос следом. Стоило мне высунутся из-за угла дома, как мигом был ошеломлён ударом по голове. Пришлось даже присесть. И опять спас матрос. Ещё не успел японец отвести приклад от головы, как сам повалился наземь. В дальнейшем у нас подобных промашек не повторялось…
Кончилась война с Японией. Григорий еще отслужил два с лишним года по охране морских границ.
Демобилизовался старшина второй статьи с медалью за Победу над Японией и с одним ранением. Уехал к семье на Урал. Окончил курсы бухгалтеров, но долго не проработал. Тяжкие испытания сурового времени отразились на здоровье Григория Харитоновича. Девять лет цветущей жизни отдал он защите отечества, чем и гордится его сын Валерий, который тоже нес службу в военно-морском тихоокеанском флоте.

             
               


















Масловский  Сергей  Харитонович

        1924. 25. 08- 2014. 03. 08   

Сергей Харитонович – сержант.
Родился в 1924 году в селе Грибское Тамбовского района Амурской области. До Великой Отечественной войны был учащимся средней школы.
1941 год. Сергей Харитонович закончил семь классов Дяппенской средней школы Ульчского района. Вернулся из интерната к родителям на Халан и только успел натешиться рыбалкой на серебристых амурских карасей, как прослышал ужасную весть – война. В это же лето 15-летним парнишкой вместе с другими сверстниками направляется на остров Сахалин: их ждали нефтяные промыслы, где нужно было заменить взрослых, ушедших на защиту Родины.
Учеба, тяжелый физический труд по 10-12 часов, работа оператором ковали победу над коварным врагом.
Исполнилось 18, и годовщина совершеннолетия изменила жизнь Сергея Харитоновича. Его призвали на действительную службу.
«…Стояли изнурительно-жаркие дни августа 1945 года, – вспоминает Сергей Харитонович, – когда наш полк совершал ночные переходы по просёлочным дорогам вдоль государственной границы в районе Гнилой пади, вблизи села Гродеково Приморского края. Остановились на кратковременный отдых. Отдых сочетался с  практическим владением всех видов гранат и пулеметов.
Выполняя приказ командира полка, майора Дурачкова, третий батальон 401-го полка 366 стрелковой дивизии прибыл в пограничный разъезд станции Гродеково.
Последовал новый приказ: перейти границу, овладеть тремя железнодорожными тоннелями и захватить высоты: Северную и Южную.
Чуть забрезжил рассвет, и нас насторожила хорошо слышимая артиллерийская канонада. С нашей стороны пролетели самолеты и завязался воздушный бой. Нам сообщили: «Советский Союз объявил Японии войну».
Отдельные группы Уровской части бесшумно сняли сторожевые посты у японских дотов, часть солдат уничтожили в схватке, остальные в испуге от неожиданного появления советских солдат, паникуя, бежали, оставляя после себя вдоль железной дороги вещи, документы, семейные фотографии, даже личное оружие.
По условному сигналу полк двинулся в наступление, овладевая тоннелями и нужными перевалами. Японцы оказали слабое сопротивление, и наша пехота легко справилась без артиллерии. Наши части с легкой артиллерией заняли необходимые позиции у подножия высоты Южной, за которой находилась станция Пограничная. Противник из хорошо замаскированных укрытий изредка постреливал по нашей пехоте.
После проведенной разведки и внимательного наблюдения взвод противотанковых орудий занял боевые позиции, и по команде взводного – старшего сержанта Бычкова мы сделали несколько выстрелов из пушек. Японские пулеметы замолчали.
С наступлением ночи мы фронтом двинулись вдоль железной дороги к станции Пограничной. Завязался ночной бой: безостановочно строчили автоматы, рвались гранаты, в разных местах вспыхивали пожары, в сторону Северной высоты постоянно летели трассирующие пули, показывая направление отступления противника, ночной мрак обратился в огненно-красное зарево.
Японцы и белогвардейцы не ожидали ночной атаки и, спешно бросая свое жилье, поспешили упрятаться в хорошо замаскированные подземные укрепления Северной высоты. К рассвету, захватив станцию, наш взвод занял огневую позицию у железнодорожного моста.
Днем обстреляла нас крупная японская артиллерия с подножья высоты Северной. Мы срочно сменили позицию и приготовились дать ответный огонь. Пехота тут же пошла в атаку. Японцы, увидев численное превосходство наших бойцов, побросали свои батареи, успев сделать только три выстрела, упрятались в  подземном укрепрайоне. Овладев японскими батареями кругового обстрела, батальон совместно с батареями, 76-мм пушками, миномётами и пушками ПТО подошёл к высоте Северной и окружил ее со всех сторон.
После произведённой разведки, по сигналу горниста, батальон с дружным «Ура-а-а!» пошёл в ночную атаку. Японцы направили на нас мощный пулеметный огонь со всех направлений, и наша атака захлебнулась, понеся большие потери. Был убит командир батальона и горнист. Истекая кровью, наши бойцы вновь и вновь шли на штурм Северной, но всё безрезультатно. Враг обрушивал на нас всю огневую мощь, простреливая каждый метр подступа к своим укреплениям.
После наших неудавшихся атак, в затишье, с вражеской стороны чётко доносилась русская брань, произнесённая мужскими и женскими голосами: «…Не взять вам нас!»
Лёгкая артиллерия и минометы трое суток били по японским укреплениям днём и ночью, и все безрезультатно. Вражеские огневые точки оказались мощными дотами с бронеподъёмными колпаками. Мы удивились, что нашей техникой им вреда не причинить. Командир батальона приказал обследовать японскую батарею и произвести с нее выстрелы по их же дотам.
Командир взвода Бычков, я, наводчик Патлай Сергей и еще два солдата обследовали брошенную батарею, подвезли из склада на спецтележке по рельсам снаряд, весом более 50-ти килограммов, подняли лебёдкой, зарядили, вложили круглые пакеты пороха в марлевых мешочках, вставили запал, навели на высоту грубой наводкой прицела и выстрелили. Снаряд пронзил верхний слой земли и улетел за сопку, где последовал взрыв. Сделали ещё два повторных выстрела по разным направлениям: снаряды рикошетили и, улетая в невидимое нам место, рвались. Прекратив бесцельную стрельбу, мы вернулись в исходные позиции.
В эти дни командир батальона мучительно размышлял: «Каким же путем протаранить дьявольскую полосу обороны с её укреплённой высотой: бетонными колпаками, траншеями, колючей проволокой и минными заграждениями?» И тут же принималось решение: взрывать доты.
Ночью с большой осторожностью сапёрные группы подносили к доту взрывчатку и от хвалёных укреплений разлетались на километр бронированные плиты весом до ста килограммов. Так уничтожили два дота, но этого недостаточно – дотов было много.
Неожиданно появился в нашем распоряжении высокий, стройный, хорошо выбритый, чернявый, с большим биноклем на груди, полковник. Согнувшись, он подошел к моему орудию, присел, поздоровался и сказал: «Что тяжеловато вам, товарищ сержант?» – «Да, тяжеловато» – ответил я. Полковник поднялся, посмотрев в бинокль, проговорил: «Крепкий орешек, вам не справится. Ну ничего. Поможем вам».
К вечеру пятого дня военных действий на станцию Пограничная прибыло несколько крупнокалиберных батарей и две самоходные установки СУ-152.
После двухчасовой артподготовки крупнокалиберных батарей, в жаркий полдень, пехота с нашими пушками при поддержке танков боевым порядком двинулась на штурм высоты, и через час на Северной высоте взвилось наше знамя. Но бой не прекращался. В рукопашных схватках японцев выбивали из траншей и разрушенных дотов. Здесь-то мы и увидели, чем похвалялись японцы с белогвардейцами. Северная высота была вся в броне и железобетоне. В ней находился подземный лабиринтовый укрепрайон со складами боеприпасов и продовольствия, подземной электростанцией, помещениями для лошадей, питьевыми колодцами, жилыми помещениями, где, по мере необходимости, офицеры укрывали свои семьи. На поверхности вырыто много траншей по разным направлениям, огражденных колючей проволокой, на которой висят консервные банки. К вечеру выстрелов слышалось всё меньше.
Утром следующего дня приступили к окончательной чистке высоты. Когда я подошёл к той траншее, где, зайдя с тыла, дал из автомата несколько очередей по японцам и бросил две гранаты, то один из бойцов, поднявшись из траншеи, сказал мне: «Крепко, сержант, ты их обработал вчера. Одного лишь нам пришлось прикончить штыком при заходе в траншею. Остальные двадцать даже не шелохнулись, своими глазами видел…».
Сергей Харитонович закончил войну в Корее и получил благодарность от Сталина.
За нашу Советскую Родину!
Участнику боев в Маньчжурии
Товарищ Масловский Сергей Харитонович
Приказом Верховного Главнокомандующего
Генералиссимуса Советского Союза товарища Сталина от 23 августа 1945 года №372 личному составу нашей части, в том числе и Вам, участвовавшему в боях с японцами на Дальнем Востоке, за отличные боевые действия объявлена благодарность.
                Командир части                (И.Мануйлов)
                1 сентября 1945 года.
                Маньчжурия.

При демобилизации Сергею Харитоновичу была выдана

Служебная Характеристика
На командира орудия СУ – 152.
Сержанта Масловского Сергея Харитоновича, члена ВКП(б) года рождения 1924, образование семь классов. Товарищ Масловский за время пребывания в роте показал себя как дисциплинированного и исполнительного товарища. В обращении культурный и вежлив, с товарищами уживчив, в общественной работе активный. Отличник боевой и политической подготовки. Дисциплинарных взысканий не имеет. Имеет благодарности по службе. Добросовестно относится к военному и государственному имуществу. Участник Великой Отечественной войны.
Партии Ленина-Сталина и Советской Родине предан.
                Ком. Роты             К-Н           С. М. Ухалов

Сергей Харитонович всю трудовую деятельность провел на заводе имени Гагарина. Окончил вечерний техникум, школу мастеров и до ухода на пенсию работал мастером. В данное время Сергей Харитонович продолжает работать на родном заводе. Является членом партийного бюро и председателем народного контроля цеха.
Ветеран войны и труда награжден всеми юбилейными медалями, медалью «Ветеран труда», знаками: «40 лет Комсомольску-на-Амуре, «Победитель социалистического соревнования за 1973-74-75-76 год»


























На фото: Полежаева Антонина Тимофеевна (участница трудового фронта), участники войны: Масловский Сергей Харитонович и Рымарев Михаил Сидорович на отрядном сборе седьмого класса школы №20 города Комсомольска-на-Амуре, посвящённом 40-летию Победы. Февраль 1985 год.




Масловская (Чередниченко)  Вера  Харитоновна
                1922г.-

Старшина второй статьи. Родилась в 1922 году в селе Грибское Амурской области. Перед уходом в армию работала телефонисткой.

В шестом классе Вере пришлось прекратить учебу из-за глаз. Подлечила она глаза, и доверили комсомолке быть вожатой в начальной школе поселка Халан Ульчского района. Общественная работа ей нравилась; уважали её пионеры, авторитетом была и у старших. Ведь не случайно руководство села Веру отметило большой белой шелковой шалью (она и сейчас хранит её, как дорогой подарок юности.)
Началась война и Вера переехала в поселок Софийск. Устроилась телефонисткой и быстро освоила работу на коммутаторе.
1942 год. Затяжная война всё больше и больше требовала защитников родины. Подготовленные к войне мужчины уезжали на Западный фронт, и требовалась замена. Вера Харитоновна идёт добровольцем на защиту Отечества.
– Боялась, что не возьмут из-за ранее болевших глаз, но взяли Ия была очень довольна. В Хабаровске, в объединённой школе, готовили девушек три месяца для службы в речном флоте: баталеров, писарей, связистов.
Малая Сазанка приняла девушек-матросов. А боевая активистка – кандидат партии, Вера Харитоновна назначается старшиной команды. В подчинение ей дают 78 девушек. И здесь молодой командир со своей командой на лучшем счету.
– Все девушки носили юбки, а мне, как командиру, разрешили носить матросские брюки. И когда я по улице проводила свой строй, то меня дразнила матросня «царь-бабой». Я не обижалась, а гордилась и знала, что это говорили матросики из-за зависти. Со всеми возможными обязанностями справлялись отлично, иначе и не должно было быть, ведь этим самым мы помогали ковать победу над фашизмом. Второстепенных дел не было, каждая из нас была незаменимым винтиком в огромном механизме по обеспечению выполнения задач, стоящих перед кораблями нашего соединения.
Вот уже и на западе победа, а у нас на границе по Амуру спокойствия нет, обстановка очень напряжённая. Корабли находились всё время в боевой готовности, и мы их обеспечивали продуктами питания, да еще и высокого качества…».
Август 1945 года – война с Японией. Количество обязанностей по службе удвоилось. Надо доставлять продукты непосредственно в район боевых действий. И в этих условиях девушки выполняли свои обязанности чётко и своевременно, за что были отмечены правительственными наградами. У Веры Харитоновны пришла двойная радость: первая – это победа над Японией, а ещё – после двухлетнего кандидатского стажа она стала членом ВКП(б).
Скромная участница войны, Вера Харитоновна – домохозяйка, но и сейчас ведёт общественную работу, она – председатель совета домового комитета ЖЭУ.
Имеет награды от Родины: медаль «За Победу над Японией», медаль «За боевые заслуги», «30 лет Победы», «60 лет Вооруженным Силам СССР» и другие юбилейные медали.

 






















































Чередниченко  Василий  Иванович
1923г.-

Муж Веры Харитоновны Масловской (Чередниченко). Полковник.

Родился в 1923 году в селе Марьевка Днепропетровской области.
До Великой Отечественной войны учился в средней школе.
Василий в школе учился охотно и легко. Успешно закончил десять классов и сразу – война.
Фашист рвётся к Москве и Ленинграду. Василий поторопился в город Ленина для поступления в Высшее Военно-морское Училище. Подал документы (хорошие оценки давали право поступить без экзаменов), но это училище спешно эвакуировали, и Василий поступает в Военно-Морское Хозяйственное училище, которое размещалось в Новом Петергофе (Петродворец).
8 августа 1941 года Василия зачислили в Истребительный батальон и послали на защиту Ленинграда. Там, где держал оборону этот батальон, врагу был поставлен прочный заслон, и ожидавшие скорой победы гитлеровцы не продвинулись ни на один метр.
Сейчас на этих рубежах стоит памятник погибшим однополчанам «Якорь». 9 мая ежегодно оставшиеся в живых ветераны, защитники города-колыбели Русской революции, вспоминают минувшие дни, как храбро дрались за любимый  город.
В декабре 1941 года Училище эвакуировали по «Дороге Жизни» в столицу Родины – Москву, где курсанты и продолжили свою учебу.
Война выдалась кровопролитной, жестокой, под угрозой оказалась Родина и в это время Москва готовила молодые офицерские кадры. Это еще раз говорило о том, что мы были уверены в Победе, в разгроме врага.
В 1942 году Училище сделало выпуск. Чередниченко Василия в  воинском звании «техник-интендант второго ранга» направили на Дальний Восток для прохождения службы в Краснознаменной Амурской Флотилии.
Наше командование ставило задачу: измотать и удержать озверевшего врага на западе и укрепить дальневосточные рубежи, ведь верный друг Гитлера – Япония, потирая руки, мечтала стать хозяином Дальнего Востока.
Время шло. Зимой и летом, напрягая силы до предела, дальневосточники были готовы в любую минуту защитить свои рубежи.
1943 год. Служба молодого офицера проходит на бронекатерах по реке Зее и Амуру. И вот такой будничный эпизод припомнил Василий Иванович.
- В первом походе сидим с командиром катера на кормовой орудийной башне, а впереди, у сигнальной мачты, матрос-сигнальщик разбирает сигнальные флажки и геометрические фигуры: конус, шар и другие. Меня командир спрашивает: знаю ли я, что значит «Конус до места?». Пока я думал, командир отдал приказ сигнальщику и мотористу: «Конус до места!» Катер затрясло, а я с орудийной башни слетел и запутался в фалах сигнальной башни. Командир сказал, что это он сделал для того, чтобы я запомнил на всю жизнь и никогда не поднимал «Конус до места» так, если не давая заднего хода, а шёл всегда только вперед.
Что было сделано и сейчас делаю.
Хочется согласится с Василием Ивановичем – за 36, 5 лет воинской службы он стал полковником и всю трудовую жизнь посвятил укреплению боевого могущества нашего государства.
– Узнали мы о войне с Японией из объявления тревоги и с постановки задач вышестоящим командованием, а затем слушали речь и заявление правительства, с которым выступил министр иностранных дел В. М. Молотов. Корабли нашего соединения действовали на участке границы с Манчжурией от Благовещенска реки Зея  до реки Бурея. Первые залпы были нанесены катюшами из бронекатеров по Сахаляну и другим городам с укреплёнными позициями до Цицикара. А затем обеспечивали высадку мотомеханизированных войск и переправу грузов и боеприпасов через Амур на Манчжурскую территорию. Действовали организованно, дерзко, о чем свидетельствует награждение нашего соединения орденом Ушакова первой степени, а командиру соединения, капитану первого ранга Воронкову М. Г. было присвоено звание Героя Советского Союза. Об окончании войны с Японией узнали по радио из сообщения о капитуляции Квантунской армии. У нас на кораблях матросы служили по десять и более лет. Всех заставляла задерживать на службе обстановка. Поэтому ликованию не было придела. Описать это невозможно. Все ждали встречи с семьями, родными, родственниками, и день демобилизации и их проводы домой был великим праздником. 1946 год для меня был второй памятной датой – после двухлетнего кандидатского стажа я стал членом партии…
Василий Иванович первый год мирной службы начал в звании старшего лейтенанта и в должности начальника продовольственной службы бригады кораблей КАФ.
Патриот Родины, партии с гордостью носит награды Отечества: Орден Красной Звезды, медали: За боевые заслуги, за Оборону Ленинграда, За победу над Японией,  За победу над Германией и трудовые: за воинскую доблесть в честь 100-летия Ленина, за безупречную службу первой и второй степени, Ветеран Вооруженных сил СССР и все остальные юбилейные награды.
Продолжает работать и сейчас в войсковой части, заместителем начальника отдела.











Паначев  Григорий  Степанович
                1913г.- 1953г.

Муж Натальи Харитоновны Масловской (Паначевой)


 












Старшина
Родился в 1913 году в районе города Совгавань. До Великой Отечественной войны работал счетным работником. Детство и юность Гриша провел на берегу Татарского пролива в семье рыбака и охотника.
– Жили всем поселком коллективно, особенно когда шла рыбная путина лососевых. Трудились все, и стар, и мал, кета не ждет. Ловить надо вовремя и срочно обрабатывать. Зимой все мужики занимались промыслом пушного зверя на поделянных участках вековой природной тайги. Приучался этому и я, – вспоминает Григорий. – Рыбу и пушнину сдавали скупщикам, прибывшим на кораблях, от них получали взамен необходимые продукты и товары, на этом и жили. У нас женщины даже придумали свое поселковое любимое блюдо: нарезали крупно картофель и закладывали в глубокую жаровню, картофель натыкали, затем выкладывали кусочками нарезанные головки лосося и сверху посыпали немного рисом. Все это накрывали крышкой и тушили на плите, не помешивая содержимого. Такое блюдо мать нам готовила почти каждый день.
Но смышленого молодого парнишку тянуло к другому занятию, и до действительной службы с четырьмя классами образования Григорий становится счетоводом.
С 1936-го по 1938 год добросовестно отслужил в ВККА и по направлению Приморзолотопродснаба был назначен на должность кассира-счетовода в контору поселка Дяппе Пильдо-Лимуринского золотопродснаба. Показав свою деловитость и примерную каллиграфию письма, Паначев был направлен на курсы старших бухгалтеров в город Благовещенск. Вернувшегося с хорошим документом, Григория назначают бухгалтером с окладом 550 рублей, потом – старшим бухгалтером с окладом 700 рублей. А затем переводят на должность старшего бухгалтера-ревизора с окладом по смете.
Наступил тревожный 1942 год для нашей страны, заколебалось начальство ЗПС и военкомат – где нужнее Паначев? На фронте или на добыче золота. И люди нужны фронту, и золото нужно стране как никогда. Золото – это все: и оружие, и хлеб, и одежда. Призвали в армию – работать некому, отпустили – фронту нужен. Тут же опять призвали. И поехал Григорий на Калининский фронт в конце 1942 года. Красивый, русый, рослый, плечистый, физически крепкий, статный воин, знавший санитарное дело, был направлен в санчасть. Раненых транспортировать в разных условиях нужна сила, а их было очень много. Труд санитара не из легких, ни на минуту откладывать нельзя. Всё делать надо быстро и вовремя, иначе потеряет раненый самое дорогое – жизнь. За два с половиной года на фронте не одной сотне солдат и офицеров помог спасти жизнь Григорий Степанович.
Закончилась война.  Родина, оценив заслуги санитара-бойца, наградила его медалью за Боевые заслуги, медалью за Победу над Германией и Благодарственной грамотой.

БлагодарственнаяГрамота
Старшине Паначёву Григорию Степановичу
Дорогой товарищ, Великая Отечественная война победоносно завершена. Красная Армия в жестоких боях с немецко-фашистскими захватчиками отстояла честь, свободу и независимость нашей Родины, обеспечила миллионам людей возможность от фронтовой жизни снова вернуться к мирному созидательному труду. Вы возвращаетесь на родину с Победой.
В суровые годы войны Вы честно выполнили свой патриотический долг – достойно несли службу в доблестных войсках первого Украинского фронта, заслуживших своими ратными подвигами всеобщую любовь нашего народа.
На знаменах боевой славы войск первого Украинского фронта записаны выдающиеся исторические победы. Могучими ударами они разгромили врага в районе среднего течения Дона, нанесли гитлеровцам беспримерное поражение в районе Курской дуги, героически форсировали реку Днепр и  освободили от фашистских  оккупантов древний русский город – столицу Советской Украины – Киев.
Стремительно наступая, окружая и уничтожая крупные группировки врага на Правобережной Украине, освободили города – Житомир, Ровно, Проскуров, Винницу, Каменец-Подольск, Ковель, Тарнополь, Черновицы, Станислав, Дрогобыч и Львов. С жестокими боями прошли южную Польшу, форсировали реки Сан и Вислу, освободили вторую польскую столицу – город Краков и важнейший промышленный район – Верхнюю Силезию.
Ворвались на территорию Германии – логово фашистского зверя, форсировали реки Одер, Нейссе, Шпрее и  выйдя на реку Эльба, в центре Германии соединились с войсками наших союзников.
Вместе с доблестными войсками Первого Белорусского фронта наголову разбили берлинскую группировку немцев и водрузили над Берлином знамя Победы.
Сокрушительными ударами, уничтожая остатки вражеских войск, заняли город Дрезден, и, завершая окончательный разгром фашистской Германии, освободили столицу союзной нам Чехословакии – город Прагу.
Семьдесят четыре благодарности объявил в своих приказах Верховный Главнокомандующий – Великий Сталин войскам Первого Украинского фронта за отличные боевые действия.
Выражаю уверенность, что безграничная любовь к советской Отчизне, вдохновлявшая Вас в дни Великой Отечественной войны, будет неиссякаемым источником Ваших трудовых подвигов в дни мирного труда.
Сердечное спасибо за отличную службу в войсках фронта, желаю здоровья и успехов  на фронте мирного социалистического труда на благо и счастье нашей Родины, во имя торжества великих идей Ленина-Сталина.
    Член Верховного Совета фронта генерал-лейтенант               (К.Крайнюков)   Командующий войсками Первого Украинского фронта                Маршал Советского Союза                (И.Конев)
   Начальник штаба фронта генерал армии                (Ив.Петров)
                Июль 1945 года.
В декабре 1945 года Паначев вернулся к семье в свой ЗПС. Назначили заместителем главного бухгалтера. Окончил курсы в городе Иркутске и в 1950 году был назначен главным бухгалтером в Нимано-Ургальский ЗПС. В 1953 году перемещен на должность главного бухгалтера в Удыльский ЗПС.
Григорий Степанович в Приморзолоте был большим авторитетом. За его добросовестный и хороший труд он неоднократно награждался грамотами, денежными премиями в 300 и 1000 рублей, полумесячным и месячным окладом. За досрочное и качественное представление годового отчета каждый год объявлялась ему благодарность. В трудовой книжке Паначева записан необычный приказ за №192 от 25.10.1948 года.«За безупречную долголетнюю работу на ДВК награжден Почетной грамотой».

Поправко  Иван  Тимофеевич

            1915. 05. 05.-      

Рядовой

Родился 5 мая 1915 года в селе Грибском Тамбовского района Амурской области.
Перед войной Ваня работал на колесном пароходишке «Юный Пионер» – это маломерный буксирик, который по реке Зее обслуживал фонарщиков.
После окончания навигационного училища пошел учиться на заведующего районных сберкасс. Курсы окончил успешно, хотя и имел четырехклассное образование.
Работал в Ерофей Павловиче, навел там порядок, и его перевели на новую слабую точку Тунгиро-Олекминского района в этой же должности.
Война создала огромные трудности всем. Очень туго шла подписка на военно-государственные займы, и Ивана Тимофеевича не брали в армию, как умелого специалиста
1942 год. Очень сложное положение на фронте. Иван Тимофеевич призывается в Армию на охрану Дальневосточных рубежей, а граница – тысячекилометровая, и надо было ее уберечь от союзника Германии – Японии. Поправко направили в дружественную МНР и обучили умению владеть связью. Потом определили на точку государственной границы. Так и выполнял свои обязанности Иван Тимофеевич до конца войны с Германией.
– Неоднократно просились на фронт, но нас не отпускали, объясняли: «Так надо». Доходило до того, что некоторые солдаты устраивали рукоприкладство к офицерам, чтобы их осудили и отправили, как штрафников, на фронт. Вот какая сила воли была мстить врагу, – вспоминает Иван Тимофеевич.
– Победа! Победа! – услышал связист и бегом к командованию.
– Ура-а-а! По-бе-да! – И обнимали друг друга.
– Теперь, наверное, скоро домой, – стали поговаривать пограничники.
– Не спешите – отвечали офицеры.
Объявили войну Японии и двинулся дорожно-эксплутационный 34 полк 17 Армии на изгнание Японцев из Китая.
У Ивана Тимофеевича задача: держать четкую связь штаба с боевыми частями. И он вел порядок так, как надо. Иначе нельзя. Ведь рядовой Поправко был ротным парторгом. Нужен был пример.
– Возвращались через столицу дружественной Монголии – Улан-Батор. Состоялся в театре армейский концерт. Присутствовал на нем и Чойболсан. И благодарил он воинов Советской страны на русском языке, и мы ему дружно хлопали (аплодировали). Так мне запомнился счастливый час.
Демобилизовался Иван Тимофеевич и поехал в город Комсомольск-на-Амуре. Устроился на авиационный завод, где и освоил специальности: токаря, модельщика, да так и не заметил, как пришел пенсионный возраст. Ведь, кроме основной работы, он вел и общественную: член бюро цеха №46 и редактор стенной цеховой газеты «Вперёд», председатель партийного контроля цеха. Ивана Тимофеевича отличало от многих то, что он был и рационализатором, и ударником Коммунистического труда.
Простой, скромный, активный гражданин нашей Родины отмечен всеми юбилейными медалями и Орденом Отечественной войны, медалями: «За Победу над Японией» и «100-летия В. И. Ленина», многочисленными грамотами.
Сейчас Иван Тимофеевич на заслуженном отдыхе, но отдыхать и не собирается, помогает своим скромным трудом реализовывать решения 27 съезда КПСС.














Баданин   Андрей   Маркович
        1918г.-

Отец Сергея Андреевича Баданина, мужа Паначевой (Баданиной) Лидии Григорьевны, сержант.

Родился в 1918 году в деревне Серовиково Кировской области. До ухода на действительную службу работал бригадиром в колхозе.
1938 год – год мобилизации Баданина на действительную службу. Призвали и сразу на Дальний Восток, в город Уссурийск.
Служба, как служба у всех и всегда – вначале время движется медленно, а к концу быстрее, и становится радостнее на душе. С детства полюбил деревню и на сверхсрочную не думал оставаться. Солдат уже начал считать месяцы и на тебе – война. Сколько ненависти сразу родилось у советского человека за причиненное зло нашей Родине. И вот, вместо того, чтобы ехать к семье, Андрей в 41-ом отправляется на передовую для защиты Москвы. Проезжал через станцию Шабалино Кировской области, в ста километрах от родных мест. Как больно было на сердце солдату за то, что не может встретиться с семьей. И пришлось лишь написать домой одну фразу: «Еду на фронт».
Редко, но все же шли письма с фронта. 1943 год омрачил счастье жены Натальи и восьмилетнего сына Сережи – получили похоронку.
Рослый, крепкий здоровьем, защитник Отечества Баданин Андрей Маркович не вернулся с разведки, отдав жизнь за избавление от рабства сына, жены и Матери – Родины.












Поправко  Александр  Моисеевич


 Родной брат Масловской Пелагеи Моисеевны, матери Гриши, Наташи, Веры, Сергея, Фёдора.

Всю войну служил в прифронтовых частях.














Поправко  Иван  Александрович

Сын Поправко Александра Моисеевича.

Всю войну работал в речном флоте на катерах реки Енисея.







Масловский  Харитон  Харлампович

1893 – 1981.14.01 

В военное время работал шкипером на халке «Пильда». С начала навигации и до конца работал без выходных, круглосуточно. На халке всегда было два шкипера. В зимнее время выполнял разные работы, весной ремонтировал речной флот.
В 1942 году на три месяца призывался в РККА (трудовой фронт).































Масловская (Поправко)  Пелагея  Моисеевна

1896г. - 1978.23.10


В войну в летне-осенний период периодически работала на базе, выполняя разные работы, занималась обработкой картофельных полей продснаба.
























Мантулов  Евгений  Яковлевич
1908г.-

Отец Нины Евгеньевны Масловской (Мантуловой)

В войну работал бухгалтером в конторе продснаба поселка Халан. Дважды призывался в Армию, служил при штабе. У него был очень красивый почерк. Дважды освобождался от службы по состоянию здоровья.
Из воспоминания старшей дочери:
«Мой папа, Мантулов Евгений Яковлевич, родился в 1908 году, уроженец Амурской области. Когда началась Великая Отечественная война, он был призван в первую мобилизацию в действительную Армию. Привезли их в Де-Катри Ульчского района Нижне-Амурской области.
Прослужили они там до декабря. В декабре отпустили домой, так как в Де-Кастри не было столько казарм, чтобы поместить такую массу солдат. Всех, кто проживал в Ульчском районе, до весны отпустили домой. Весной, в 1942 году, их снова призвали. Все лето они обучались военному мастерству и одновременно готовились к зиме.
Папа, Евгений Яковлевич, служил при штабе. Он был грамотный по тому времени (шесть классов образования). А главное у него был красивый почерк и недюжинный ум. Такой солдат для службы в штабе – находка. Но здоровье у него было неважное – язва желудка его мучила.
Приходилось часто лечиться в госпитале. Необходима была диета. Во время войны о ней приходилось только мечтать. Поэтому его демобилизовали из армии в конце 1944 года из-за болезни. У нас дома была корова и молочная пища, свежие яйца помогли ему восстановить силы. А то пришел он сильно худой, еле-еле ноги передвигал.
Место бухгалтера в конторе было уже занято, он не стал настаивать, чтобы человек освободил его, хотя закон был на его стороне, устроился лесником-объездчиком.
В 1947 году попросили его в золотопробснабе принять магазин, он выполнил эту просьбу. Я думаю, зря».








Мантулова (Зуева)  Анна  Николаевна
1909г.-

Жена Мантулова Евгения Яковлевича.
В войну работала уборщицей в конторе продснаба и магазине, разгружала халки, выполняла разные работы на базе.
Награждена медалью.

Из воспоминаний старшей дочери Нины:
«Моя мама, Анна Николаевна Мантулова (Зуева), родилась в 1909 году в деревне Соскали Амурской области. Когда папу взяли в Армию, пошла работать в золотопродснаб уборщицей. Она была неграмотная, но работающая, мудрая от природы. Убирала два объекта – магазин и контору, а получала 70 рублей. Семья – четверо детей, сама пятая. Летом приходилось подрабатывать на разгрузке товаров.
Тем, кто принимал участие на разгрузке барж, халок, выдавали дополнительный паек – продукты: То банку консервов каких-нибудь, то килограмм какой-нибудь крупы. Главное, варили общий обед – суп с мясом или рыбой. Дополнительно на обед давали граммов двести хлеба.
Обед – общий, возле котла – радость и для детворы. К обеду дети матерей, работающих на разгрузке, прибегали стайками и лакомились все вместе. Детей никто не отгонял, знали, что они голодны, недоедают, растут, а питание не хватает.
Матери надрывали здоровье ради своих детей. К старости у них сильно болели ноги, отказывались ходить. Так получилось у моей мамы, Анны Николаевны. Всю войну и после войны она работала на тяжелых работах.
Мне тоже приходилось в войну все лето работать, то в колхозе на полях, надо было отрабатывать за покос, за землю для посадки картофеля. Ездили в лес заготавливать черемшу, ягоду, орехи. Черемша, ягода спасала людей от цинги. А орехи сдавали, чтобы получить какой-никакой метр на рубашонку, на смену. Приходилось и рыбу чистить. Помогала маме на покосе, на работе.»


























Мантулов  Михаил  Яковлевич
1921. 10. 02 -
















































Масловская (Паначева)  Наталья  Харитоновна
                1920г.-1983г.

В войну работала на базе Халан, выполняя разные работы. Осенью всегда была рыбаком по вылову осеней кеты.


























Масловский  Фёдор  Харитонович
1926. 26. 02 – 2004. 16. 04

В войну один год работал в бухгалтерии продснаба учеником и   помощником бухгалтера. Летом часто помогал отцу в разгрузке и погрузке грузов на халку, и в учете перевозимых грузов из Киселевки на Халан.
















































Масловская (Мантулова)  Нина  Евгеньевна

Жена Фёдора.

1929. 22.11 – 2018.21.03

В начале войны и всю войну жила на Халане Ульчского района, училась в четвертом классе. В войну каждое лето с подругами и детьми по школе работала в колхозе имени Менжинского. Занимались посадкой картофеля, его обработкой и уборкой. Картофель убирали в сентябре и октябре. До обеда учились, а после обеда работали. Кроме этого работала на базе: носила с реки воду, мыла бочки, разгружала халки с овсом и другими грузами. Собирала ягоды, черемшу для государства. Устраивали концерты для родителей, на вырученные деньги покупали материал и для фронтовиков шили кисеты, платочки, подворотнички, писали фронтовикам письма и вкладывали их в посылки. Собирали для колхоза золу, куриный помет на удобрение.





































































Вспоминаю:
В 1943 году четвёртого октября я ехал из Софийска по воде в Николаевск-на-Амуре, на учёбу на однопалубном пароходе «Орджоникидзе» (он возил в трюмах груз и пассажиров четвёртого класса, которые на двухэтажных открытых стеллажах размещались. И вот плыли ночью чуть ниже Тахты.
Я спал, вдруг сильный удар в наш пароход, я соскочил, удар повторился, и борт заскрежетал. Вижу борт о борт трутся два парохода. Пассажиры закричали: «Тонем! Тонем!» Я думаю: «Неужели я сейчас утону!?» Выхожу на корму, а там полно народу, некоторые стоят со специальными кругами, поясами. Вскоре подбежал матрос, опустил в воду штырь и сказал: «Успокойтесь. Мы сели на мель!» А вода только-только подошла к борту парохода. Как только произошло столкновение двух судов, наш пароход стал давать тревожные, частые гудки, и перестал гудеть, когда капитан убедился, что мы сели на мель. В это время отошедшее от нас судно осветило нас прожектором.
Люди ругаются: «Амгуньский пират нас подбил! Это «Комиссар», по Амгуни который ходит, на нас налетел!». И действительно: это был «Комиссар» – большой однопалубный пароход, я посмотрел у него был искорёжен нос. Носом он разрушил часть борта и пробил дыру в машинное отделение примерно с метр.
Наш капитан не растерялся, машина работала, колесо лопастное не было повреждено, зная хорошо мели, он с полного хода пароход вывел на мель. «Комиссар» подошёл, нам дров команда набросала, и ушёл. Пассажиры стали шутить, ячиться о своём поведении и строили насмешку над другими.
Вода зашла в один трюм и говорили: там был сахар, его затопило. К обеду подтолкнули к «Орджоникидзе» баржу, пристал к барже «И. Сталин» забрал наших пассажиров и отвёз в Николаевск.
В педучилище «Народов Севера» я учился два года с осени (октябрь)1943 года по июнь 1945 года. Учился на хорошо и отлично и в 1944 году Министерство образования изменило форму обозначения учебных оценок. Вместо отлично (отл), хорошо (хор), посредственно (пос), плохо (пл), очень плохо (опл) пришло указание ставить цифровую оценки: «5, 4, 3, 2, 1».
В педучилище я приехал с единственным документом – табелем успеваемости за 8 класс. С оценками «хорошо» и «отлично». Я написал диктант на «хорошо» и меня сразу посадили на второй курс. Северных языков я не изучал, так как их начинали изучать с первого курса.
По направлению военкомата я прошёл медицинское освидетельствование и в паспортном столе мне выдали временный паспорт на шесть месяцев. Военкомат выдал военный билет пожизненного освобождения от воинской службы.
Нам, студентам севера, выдавали хлебный паёк: 800 граммов за наличные деньги, я получал повышенную стипендию, как ударник, 240 рублей. На третьем курсе я, Гудан Павел и Доценко Николай для кухни пилили и кололи дрова, и за это нам бесплатно повара кухни выдавали по одной порции завтрака, обеда и ужина. Это кроме того, что мы выкупали по талонам.
Вечерами в общежитии в холле мы устраивали танцы (учились танцевать). Однажды, когда я с другом ещё только начинал учиться, мы сильно раскружились и упали. Я левой щекой угодил в стеклянную дверь, стекло разбил и сильно порезал щеку. Врач медпункта при общежитии мне рану обезвредила, эабинтовала, не зашивала, а к врачам я не ходил. Так зажило, срослось, остался небольшой шрам на всю жизнь.
В 1944 году я выехал в Софийск на почтовой лодке, чтобы поехать на учёбу. В Софиийске дождался парохода, а он пассажиров не берёт, так как весь забит нашими бывшими военнопленными. Было начало октября, пароходы ходили плохо, то в одну сторону уйдут группой, то в другую, да ещё обязательно возили груза. Мне надо ехать, а как? При заходе на пароход стоят два матроса и никого не впускают и не запускают, а я был без вещей. Отошёл подальше, к корме парохода, присмотрел, когда матросы не глядели в мою сторону, по-моему, у них кто-то проходил, и я рискнул, из баржи (дебаркадер) запрыгнул на борт парохода, через корму зашёл в помещение и растворился среди обилия людей в военной английской форме. Отовсюду слышу русскую речь, я осмотрелся и ещё больше затёрся среди военных, чтобы команда меня не заподозрила, как постороннего человека. Пароход отошёл, я упокоился и заговорил с одним военным. Он мне поведал их судьбу:
– Мы оказались у немцев в плену. Когда англичане зашли в Германию, то нас, пленных, отправили в Англию, там нас поместили в специальный лагерь, одели в английскую военную форму. Гимнастёрка, брюки, пилотка – темно-коричневого цвета сукно, на гимнастёрке и брюках множество карманов, на рогообразной пилотке, впереди по вертикали, две тёмно-зелёных, как по всему костюму, пуговицы, добротные ботинки.
В Англии нам давали военный паёк, не работали, свободно ходили, а когда советское правительство по договоренности с английским нас возвращало на родину, то английское командование нам сказало: берите с собой, что хотите и сколько захочется. Некоторые взяли с собой по несколько костюмов.
Советский корабль забрал нас и привёз в Одессу, при выгрузке нам дали команду: в чём есть, в том и сойти с корабля, тут же нас погрузили в вагоны и повезли на Дальний Восток. Везут пока в город Николаевск-на-Амуре, а там не знаю, отбывать на указанном поселении десять лет, будем жить и работать, где скажут.
Летом дружил с Мантуловой Ниной.
В 1945 году кончилась война, я закончил педучилище. Друг, Куликов Николай, опять меня стал сговаривать учиться на бухгалтера, но я решил   и поехал по направлению Хабаровского крайОНО в город Комсомольск-на-Амуре, где и стал работать учителем начальных классов школы № 30.

               

1945 год.

Там работал один парень учителем начальных классов, присланный на два года из Саратовской области, Кузьма Дементьевич Боровков. Мы сдружились с ним, жили при школе, в свободном классе. С Кузьмой приехал с Запада односельчанин Иван Хрычкин, он работал воспитателем в детдоме № 1 и там питался. Он сманил нас с Кузьмой, в детдоме не хватало кадров, и нам дали добро пойти работать в дет дом.
В 1946 году ко мне на два дня приехал старший брат Гриша он ехал к своей жене в Челябинск после службы в армии, и я его видел последний раз.
В то время детдом закупил две гармони хроматического строя, свою – русского строя, ту, что купил в своё время Гриша, я продал одному мастеру сапожного дела. Он её, конечно отремонтировал и продал. Тогда много разных гармоник продавали на барахолке. Русский строй очень тяжелый для учебы, один клавиш поёт на два голоса, когда сжимаешь (нажимаешь) мех и когда растягиваешь, а у хромки куда бы меха не тянул, голос поёт одно и тоже.
Нам с Кузьмой очень понравилось, и мы стали сами по слуху учиться играть.
В 1946 году построили автодорогу из Киселёвки на Спорный, и груза стали возить на машинах на Агние-Афанасьевск через Спорный. В Халане необходимость отпала. Я родителей позвал жить в Комсомольск-на-Амуре. Они в октябре оставили на зиму корову Надьку на соседку Епаниху, а сами приехали в Комсомольск-на-Амуре. Жилья нет, я, Кузьма, Иван Хрычкин жили в бараке (общежитие)  в одной комнате. У нас стояла три койки, мы с Кузьмой отдали родителям одну койку, а сами спали на другой. Через неделю зашёл к нам комендант, расспросил обо всём и пообещал в ближайшее дни подобрать комнату для родителей в семейном бараке. Слово сдержал.
В ноябре демобилизовался брат Сергей. Он прибыл из Кореи невредим, принимал участия в боях с Японией командиром орудия 45-мм.
Отец пошёл на пивзавод и устроился на работу в качестве десятника и плотника. Каждый день он ходил за шесть километров до него, завод пиво производил, но не был ещё благоустроен и не огорожен. Завод покупал новые срубы для рабочих и их достраивал.
В 1946 году мы с Кузьмой часто ходили в клуб смотреть кино, он находился на Камкарьере (участок), недалеко от нас и детдома. Там работал художником пожилой человек, он к каждому празднику на полотне рисовал сухой кистью портреты членов правительства и писал много лозунгов. Нас это интересовало. Потом вдруг появился молодой художник  без левой руки совсем. Я подумал: «Если такой человек может работать художником, то я и подавно смогу подобные работы выполнять». Мы с Кузьмой с ним поговорили, он рассказал, что учился в Саратовском художественном училище, оно очень давнее. Мы написали в училище заявления, послали документы, нам  пришли вызова, по ним мы уволились и в августе уехали в Саратов.
В училище мы поступили но нам сказали, что общежитие и стипендия только для четверокурсников (последний год обучения). Помочь Кузьме было некому, у него отец погиб на фронте, а мой отец мало зарабатывал. Кузьма поехал домой и в соседнем селе устроился на работу учителем начальных классов. Я пошёл в Саратовское облОНО, и меня направили воспитателем в детдом, в село Орловка, это в 12 километрах от города Маркс на берегу Волги.
Там я проработал четыре года воспитателем. За работу поощрялся: один раз целый месяц с детьми детдомов Саратовской области ходили плавучим пионерлагерем от Саратова до Москвы на пароходе имени «Полины Осипенко», два раза ездил в недельную поездку с ребятами (экскурсии по городу).
В художественном училище условия не менялись, я решил вернуться в Комсомольск. Денег на поездку было мало. Я на территории детдома сделал скульптуру пионера-горниста, мне за это заплатили 300 рублей, и я уехал.
В 1947 году весной Сергей   пошёл на работу на пивзавод.
Отец вспоминает:
«Вскоре выделили землю под территорию пивзавода и совхоза «Индустриальный», в совхозе прорабом был Хренов Иван Захарович. Я был десятником от пивзавода. Мы по соседству корчевали участки, нам для работы давали пленных японцев (Сейчас на Шестом участке стоит на Рекордной улице памятник умершим японцам). Японцы жили на Шестом участке, и по 25 человек я брал на работу, у нас было три рабочих лошади.
Мы уже с матерью решили на Шестом участке определиться на постоянное жильё. Я стал каждый день после работы кое-что подвозить для строительства домика. Мы с Сергеем начали строить для жилья домик, поставили каркас оплели прутом (частоколом), обмазали глиной, сделали двери, окна и стали жить. Когда Амур освободился ото льда, то мать с Сергеем поехали на Халан и на попутной барже привезли корову в Комсомольск, стало немного легче жить. Около домика разработали немного земли и посадили картофель.
На свежей вырубке леса я подбирал небольшие брёвнышки и привозил домой для будущего домика.
Подошла осень (август), у нас было очень трудно с деньгами, мать даже понесла пиджак на рынок и продала его за пять рублей. А к октябрьским праздникам нам дали премию: мне – 200 рублей, Сергею – 100 рублей. Здесь мы немного ожили.
Всё лето мы жили в плетёнке и начали строить домик из брёвнышек, что я навозил. К 25 декабря у нас домик был готов, только без крыши. Над нами люди подшучивали, что живём без крыши, весной покрыли и домик стал, как у всех.
Я на пивном заводе выполнял разные работы: плотника, каменщика, штукатура, работал в солодовне, на разливе и многих других работах. Мне к праздникам часто давали денежные премии и награждали».
 
Письмо к Кузьме

Кузьма, Аннушка, здравствуйте.
Кузьма, ты знаешь, как я рад, что получил от тебя поздравительное письмо, да еще столько фото.
Конверт был сильно порван и чудо, что они сохранились. Да ты сильно изменился. Я тоже весь седой, как лунь, и лысый. Вот 26 февраля мне будет 57 лет. Уже подкрадываюсь к  60–ти. И не заметил, как состарился. Уже отработал 37 лет с постоянной нервотрёпкой. Кузьма, я тебе сразу отвечу на твои вопросы, а потом буду писать вкратце свою биографию, а ты сохраняй мои письма. Я же все равно приеду к тебе года через два (клади в папку) (если не подведет здоровье) и заберу их потом. А может вы навестите нас и привезете мои письма. Так я незаметно и напишу основы своей автобиографии.  Потом добавлю, обработаю, напечатаю на машинке и оставлю потомкам.
Итак, начну писать с момента, как я от тебя поехал работать в село Орловское по назначению Саратовского облОНО.
Отвечаю:
Город Комсомольск так сильно изменился, что не узнать. Население около 300 тысяч. Начали строить еще 3 новых завода и обещают за 10-15 лет довести население до 400 тысяч. Наш барачный Кам-карьер исчез. Где-то один или два барака стоят у военных под складами. Вокруг всё застроено кирпичными и блочными домами в 2-5 этажей, и 9-тиэтажные сейчас строят. Помнишь, как мы ходили через пустырь к моим родителям, так там сейчас построены: кондитерская фабрика, молокозавод, мясокомбинат, водогрейная котельная, школа, клуб большой, дома и строят фабрику нестандартной мебели.
Там, где мы жили, на 313-ом. И работали в школе № 30, в бараке, и в двухэтажных домах жили. Там сейчас целый городок с большими домами. Рядом построили завод по ремонту Бамовской техники. Две кирпичных школы №30 и №52 в прошлом году слили в одну школу. Бараков нет, много снесли частных домиков, осталось два, кажется, деревянных двухэтажных дома, самых крайних от завода. А пустырь, по которому мы бегали на Дзёмги (узкоколейка была) весь застроен большими домами и построили огромную больницу №2 на весь квартал. А старая больница № 2, которая была у завода авиационного стала поликлиникой завода. Завод стал очень большой и производит самую современную технику. А на шестом участке, где обосновались мои родители, я и сейчас живу, правильно ты представляешь. Сегодня ночевал у меня брат Сергей с женой и мы вспоминали. Он помнит тебя. Так вот наш домик строился ближе пивзавода и кирзавода на склоне сопочки. Здесь было 4 деревянных, двухэтажных дома и частные домики. Сейчас в центре убрали два дома и часть домиков и построили 2-х, 3-х, 4-х и один 9-ти этажный дом, кинотеатр «Спартак» на 300 мест, школу двухэтажную на 320 мест, ЛТП около кирзавода на 400 мест (алкаши работают на кирзаводе, благоустроили совхоз «Индустриальный». А рядом, за сопочкой, построили, уже как 2 года, свинокомплекс на 54 тыс. голов, сейчас строят вторую очередь (Химики) тоже на 54 тыс. голов и начали ждать третьей очереди (племя) и т.п. и т.д. Наш город стал такой большой, что быстро и не опишешь, и не расскажешь. Лучше приехать, посмотреть. Будем надеяться на Ваш приезд.
И это пока вкратце. Днями вышлю бандерольку, и посмотрите хотя бы частичку нашего города. Не зря говорят «Лучше один раз посмотреть, чем один раз услышать».
И опять возвращаюсь к твоему фото. Мысли бегают, хочется ничего не упустить, и делаю заскоки. Ничего, думаю, разберешься. Хочется в сжатом виде рассказать много. Ты на фото так фотогенично выглядишь. Тебе просто идет фотографироваться, и так хорошо тебе военный костюм, а с виду тебе надо быть только начальником большим. Ну а похож очень здорово ты на артиста Самойлова. Вот так-то Кузьма, сколько я приписал тебе замечательных эпитетов. Так что жене только гордиться надо тобой.
У меня часто стоит в памяти село Острые Луки, как мы ходили пешком из Духовницка от пристани, паром был, на заготзерноскладе ждали машины. Ходили по типично степной дороге. Как я пошел, в ночь к вам, шел не знал куда, и ты меня встретил на рысаке, как блудного дядю, и как привез меня на помолвку как жениха (некоторые подумали). Хорошо в памяти остался ваш двор, дом и особенно врезалась свадьба сестренки твоей (забыл, как звать).
Помню перед тем, как пойти нам всем от невесты к жениху в дом на гулянье, нам, всем твоей родне, какой-то твой дед (по-моему, мы у него были в соседнем селе) или дядя с бородой был, всем разливал, отмеривал кружкой по очереди и пили, наспех закусывали. Потом пошли по центральным улицам к жениху и каждый нес какую-то вещь – приданное невесты. Я, помню, нёс перину. Дорогой старики пытали петь что-то старинное, свадебное, но слов толком не знали, а мы, молодежь, подхватывали «Копав, копав крыныченку..» и т.д. И пели, кто во что горазд. Мы шли с тобой рядом. Когда дошли до дома жениха, нас встречали, а мы не заходили. Говорили «Не можем с периной пройти». Сваты догадались, принесли нам по рюмочке. Мы выпили и проговорили «Теперь перина пролезет» и зашли в дом. Все вещи невесты определили к месту и сели за столы. На столах стоили большие миски с борщом и другая закуска, а ложки были разные сбродные, обгрызенные. Мне кто-то дал железную. Мы выпивали и хлебали борщ – вкусный – из обеих мисок. Играли, пели, танцевали. А взрослые и дети, как в старину, на нас смотрели в окна, двери и с полатей.
Потом, вечером, мы пошли гулять к твоим родным, но гуляли где-то в соседском доме (чей дом, не помню). Долго ели, пили, пели. Плясали, и одна женщина, упившись, раздевалась до трусов и плясала, а я играл на гармони ещё усерднее. Мужики плясали вокруг неё, и один устроил шутку – сдёрнул с неё трусы. Она убежала, и, наверное, ей попало от мужа за это. На другой день мы пошли к твоей сестре, а она сидела и штопала мужу носки. Передай большой привет сестре. Память осталась на всю жизнь.
Работал я в Орловском детском доме с 1947 по 1951год, по сентябрь. Воспитателем был в основном в группах 3-4 класса. Старших не доверяли, так как образования не было высшего. А мне нравилось с ними работать. Это самый интересный и любознательный возраст, как я признал за всю работу. Учился сам по книгам и учил детей рисовать, мастерить (помню делал из фанеры Спасскую башню Кремля, в нее вмонтировал часы, радио), учил делать чучела зверьков и птиц, коллекционировать природные материалы, писать плакатным пером, играть на гармошке. Помню, на здание двухэтажное нарисовал большой портрет Сталина с девочкой. Мне он нравился, и нравился нашему директору Дурову Василию Ечаловичу. Рисовал портрет цветной, на полотне. По субботам и воскресеньям часто ходил в клуб и играл на гармошке для молодежи. Дважды, помню, приглашали поиграть до и после Колхозного собрания. Очень мне понравилась один раз, как они принимали нового председателя колхоза. Говорили: «Согласны и даем зарплату 1200 рублей, будет хорошо работать – добавим». Это так бы надо было и всем нам так делать, даже и в образовании.
Мне там очень понравилась природа.  А когда я шел пешком туда (2 км. от г. Маркса) (это когда я уехал от тебя) и шел первый раз в с. Орловское, то было так не по себе. что проглатывал слезу, шел один на чужбину по степным просторам (вырос я в тайге). На другой день с одним, работающим воспитанником (он был с медленным развитием) ездил на лошади на телеге за своими вещичками в г. Маркс. Потом освоился, привык, стало нравиться. В детдоме собрался дружный коллектив, и детдом поднялся на ноги. Благоустроился, насадили много зелени, а я для памяти там во дворе вылепил из цемента скульптуру пионера. Мой труд тогда поощрялся благодарностями и поездками. Ездил с детьми в Саратов на экскурсии. Один раз плавал плавучим пионерским лагерем от детских домов саратовской области (тогда их было в области 53. Это 1949 год) на пароходе "Полина Осипенко" воспитателем сборной группы. Всего было 200 воспитанников. Плавали мы от Саратова до Москвы и обратно. Останавливались в Куйбышеве, Горьком, Щербакове проезжали шлюзы, канал им. Москвы, были в Москве три дня. Стояли у Химкинского вокзала. Побыл на стадионе, в парке Горького, в Третьяковке, Мавзолее. А на обратном пути проводили пионерский костёр на Жигулевских горах. На скале, помню, был нарисован портрет Сталина белой краской. Это там, где сейчас ГЭС.
В Орловском я с рук купил ружьё-двустволку 20 калибра и бегал с ним на уток, зайцев, голубей и гусей, а там их было тогда очень много. Собирали летом тёрн дикий, ежевику, паслён, ловили рыбу разную удочками, закидушкой, спиннингом, крюгой. Работали с детьми на подсобном хозяйстве (20-го). пололи с детьми бахчевые, кукурузу и т.п.
Купались в Волге. Спас лично двух детей. Один утонул при мне, но не из моей группы. Он сбежал от ребят, взял с подушки наволочку надул и поплыл. Я думал, что он умеет плавать и не придал значения, а он до берега пруда противоположного не доплыл метров восемь, воздух вышел и он, не крикнув, утонул. Мои купались, а я раздетый до трусов сидел на берегу, как коршун следил. Тут дети мне кричат:
– Фёдор Харитонович, Жигайло утонул, смотрите, наволочка плывет, а его нет.
Я поплыл на поиски, а детей послал в детдом – это метров 150 от пруда. Долго искали, нашли всё же. но бесполезно. Врачи сказали, что сразу произошёл разрыв сердца.
С детьми я, в основном, срабатывался. Вот и сейчас всё переписываюсь с одной воспитанницей, Артамоновой Зоей. Летом заезжали к ней в город Вольск и жили с женой у неё целую неделю. Помогаю, чем могу, ей. Она – круглая сирота. Вышла неудачно замуж. Девочка в 8-ом классе сейчас. Второй раз вышла и опять неудачно. Сейчас так и живет с дочерью Таней: работает секретарем-машинисткой в военном училище. Нашу дружбу она очень ценит. Окончила она 10 классов, грамотная. Не глупая, нервная (детдом, вероятно, наложил отпечаток).

Доброта не стареет
Известия, 26 июня 1980 г.
Вольск. Саратовская область.
Зоя Артамонова.

Бывает так: встретится на жизненном пути человек, который вдруг осветит твою жизнь светом добра и правды. Об одном из таких людей, Фёдоре Харитоновиче Масловском, с которым свела меня судьба в детском доме села Орловка Саратовской области, хочу я рассказать.
В детский дом я попала вскоре после войны, маленькой, а все запомнилось до мелочей. Трудное было время, всего нехватка. Даже воспитателей. И вдруг – новость: группе «дают» воспитателя. Но какого? Парня, которому чуть-чуть за двадцать! Встречали его холодно: договорились между собой – не признавать.
А скоро мы узнали: наш Фёдор Харитонович – удивительнейший человек. Девочек он учит вышивать, мальчиков – играть на гармошке, на гитаре. Ах как мы все играли в лапту, в круговую и в беговую!
 Был он зачастую строг и неуступчив, но главное, и мы это по-ребячьи осознавали, он безмерно любил детей.
Он нас с каждой травкой познакомил, каждой заставил поклониться, рассказал, какая на что гожа. Травки эти, сейчас понимаю, были нашим витаминным подспорьем в ту трудную послевоенную пору.
Всё он умел: и скульптуры лепить, и картины рисовать, и чучела птиц делать, и новогодние маски. И это при том, что одна рука у Фёдора Харитоновича, правая, была повреждена. Но никогда, никогда он не ссылался на увечье, за все первым брался. И нам очень-очень хотелось хоть как-то отблагодарить своего воспитателя за то, что обогрел он наши остуженные войной сердца. И когда пришел Новый год, то собрали мы для него из каждого гостинца по полконфетки, по печенюшке. Я и сейчас не могу без слез вспомнить тот скудный, но такой щедрый для тех дней подарок. А он отказывался. Мы стояли и канючили: «Возьмите, а?» Сумели мы-таки засунуть тот подарок в карман его пальто, что в гардеробе висело. В щелку смотрели, как он отреагирует на «находку». А Фёдор Харитонович улыбнулся потаённо и ушел. А потом, нет-нет, воспитатель извлекал из кармана по полконфетки или по печенюшке и одаривал то одного, то другого. Радовались мы тем подаркам, да потом сообразили, что таким образом он возвратил нам наш паек.
Скажу: мало ли на свете добрых людей? Но Фёдор Харитонович в нашем детдоме был для нас самым лучшим. И я не боюсь сказать про него: воспитатель удивительный!
Много лет спустя, я отыскала его след. Сейчас он – директор школы в городе Комсомольске-на-Амуре, на родину вернулся. Судя по фотографии, что прислал, постарел, а в глазах все та же доброта, ведь доброта не стареет.
Дорогие мои ребята из детдома Орловки, орлята послевоенной поры, куда вы по стране поразлетались?  Напишите Фёдору Харитоновичу: кем вы стали, чем вы живете и дышите. Напишите ему, доставьте радость. Он учил нас дарить друг другу радость. Вот его адрес: 681025, Комсомольск-на-Амуре, улица Тепличная, дом 2, квартира 5. А всё остальное – в ваших душах».

Мне и на другой год был вызов в Саратовское художественное училище, но не было общежития. Стипендии, и я так и не смог осуществить свою мечту – стать художником, а очень хотелось. Но помочь было некому. На третьем году жизни я потерял брата старшего, Гришу (моряк), он приезжал к нам на триста тринадцатый. Ты его должен вспомнить. После войны он уехал на Урал к жене и сыну. Заболел туберкулезом и умер. На похороны я поехать не смог, не было денег. Получал тогда 525 руб. Это сейчас 52 руб., и их хватало только на питание.
А на шерстяной костюм я копил деньги два года и там купил с трудом и носил первые ручные часы с металлическим браслетом.
Дружил с одним умным воспитателем, Бутериным Евгением Михайловичем. Он был на 10 лет старше меня, но мы понимали хорошо друг друга. У него было очень слабое зрение. А женат он был на Тамаре, которая на 10 лет его моложе. Тамарина мать   у нас была завуч. Мария Николаевна энергичная, деловая. Родная тетка Алексея Маресьева, она вспоминала:
– Алексея гоняли, он не хотел учиться. Потом вспоминал, когда стал героем: "Надо было меня бить палкой".
В детдом купили духовой оркестр, и я с детьми учился играть на баритоне. Был один военный капельмейстер, но выпивал. Получалось у нас неплохо. Один раз даже выступали по радио района и приглашались играть в район, когда приезжали какие-то московские артисты. Я тогда курил, сам знаешь, был очень худой, приятный на вид, очень скромно, по-нищенски одет. Выпивал очень редко и не более 100 граммов. Уважал ликеры: лимонный, розовый, шоколадный. Была силёнка. Три раза подтягивался на турнике одной рукой. Ты знаешь, что я делаю все левой рукой и пишу вот, как видишь. Правая только на малом подхвате.
Вспомнил случай когда плавали в Москву. Один воспитанник из нашего детдома был в моей группе и, когда я его привез домой, то он в эту же ночь убежал в Москву, и так его к нам не возвращали. Надо же не опозорил меня. Cело Орловское было голым тогда. Около домов не было оград, скот пасли. Фронт там не проходил. но это были земли немцев Поволжья. Рядом село было полностью разобрано на дрова. Топили мы дубнячком, тальником, бурьяном, кизами, стеблями подсолнуха.
За четыре года моей жизни лишь один год был урожайным. Колхозники очень радовались. За лето прошло два дождя, и этого было им достаточно. Помню, идешь босиком по пыльной дороге, и ноги обжигает. Жара какая была. Ночи тоже были душные. Благо, рядом находился пруд глубокий, и мы купались в нем. А колхозники жили плохо, хлеб ели с травой. Домики у немцев все были стандартные. В домике по четыре комнаты, и можно было ходить вкруговую через створчатые двери. Радовали меня там летом скворцы. Я с детьми всегда для них делал домики. А немцев всех вывезли с приближением фронта в один день (рассказывал очевидец, который там, видимо, нажился). Сказали им, чтобы ничего с собой не брать. Везли в среднюю Азию и Сибирь в вагонах-теплушках с окнами, забитыми колючей проволокой. Я с детьми там находил заржавевший, заряженный наган.
И вот там однажды дети мне принесли найденный в земле, значок "За отличную стрельбу". На нём перекрещены мушкеты времён Суворова. С этого значка я и начал коллекционировать. Сейчас у меня 49 альбомов полных. Есть уникальные вещи, о них потом.
Кузьма, если вдруг что будет из прошлого – значки, награды, пионерский зажим, не упусти. Может старые, негодные часы карманные или стенные, или древняя безделушка попадет, сохрани для меня. Может быть, чем-либо и могу обменяться. Деньги тоже собираю.
Вот и в один присест я тебе рассказал о жизни в селе Орловском.

В сентябре 1951 года я выехал в Комсомольск-на-Амуре (собирал весь год деньги на поездку). Побыл в Энгельсе 2 дня у друга. Он тоже уехал из Орловска и поехал в Саратов. На пароме от Энгельса.
P.S. Всегда твой Федор. Привет от Нины.

Поездка в город Комсомольск-на-Амуре.
Паром из Энгельса в Саратов вез машины, повозки, людей.
Купил я на поезд билет, покатался по городу, посетил рынок и зацокали колеса по рельсам через Чкалов (Оренбург) как мы ехали с тобой с Дальнего Востока.
В Челябинске была пересадка. Я так невзрачно был одет, что привлек внимание гражданской милиции, милиционер в штатском показал мне удостоверение и попросил предъявить документы. Я ему показал паспорт, трудовую. Он посмотрел, извинился. Через двое суток я уже опять был на колесах. Приближаясь к Дальнему Востоку, пассажиров становилось все меньше и меньше. Для всякой безопасности я перебрался на верхнюю полку. Так как неоднократно слышал о пропаже вещей в вагоне.
В конце октября я приехал в Комсомольск. Родители жили в небольшом, срубленном из кругляка, дряхленьком домике. Сергей уже был женат на вятской девушке , Бочериковой Серафиме фёдоровне  и у них был сын Владимир (1,5 годика). Они жили в маленьком деревянном домике на той же, Бункерной улице дом №33. Строили этот домик отец с Сергеем. У насбыл дом №14 на той же улице.  Сергей работал кочегаром на авиационном заводе №126, держал корову, Серафима ходила на Дзёмги и продовала молоко, Володя в это время был с бабушкой.
Я до 18 ноября побыл дома, но надо было начинать работать, так как отец работал на пивзаводе рабочим с окладом до 1000 рублей, мать не работала, ухаживала за коровой, поросенком и курочками. Картошка, капуста была своя.
Получил я направление в семилетнюю школу № 18, которая находилась на Дземгах – это рядом с ДЭСА (красное кирпичное двухэтажное здание). Дали мне 4-ый класс, около 40 учеников. Я ежедневно стал ходить пешком на работу за 6 километров и носить  домой около 100 тетрадей на проверку в портфеле. Зарплата у меня была 575 рублей.  Автобусы  не ходили, утром только один раз приходила бортовая машина за рабочими. Она была крыта фанерой и по бокам сделаны из досок сиденья. Утром все рабочие добровольно заполняли кузов, как бочку селедкой. Так я и доработал до лета. В то время уже мужчин-учителей было мало. К 8-му марта ученики дарили женщинам-учительницам роскошные подарки. Дарили всё, даже валенки. Дарили кому много, кому мало, и из-за этого рождалась в коллективе вражда, склоки и прочее. Позже (годами) начальство запретило учителям принимать от детей подарки.
Дети моего класса мне тоже собрали деньги на подарок, но только его вручили мне на 9-ое мая.
Летом я перевелся в школу № 20 (начальная) на шестой участок, где жил   . В нем было две классные комнаты, маленький коридор, две комнатки для учителей и маленькая учительская. Школа работала в две смены. Наполняемость классов была большая.   
Школа находилась в бараке,    учащихся около 200. В классах по сорок с лишним учеников. На Шестом участке леспромхоз быстро строил щитовые сборные домики и бараки. Готовые щиты везли из Карело-Финской республики, жильё заселяли рабочими леспромхоза. Быстро росло число учеников, у нас их было 200, на такое число учеников по штату положен освобожденный заведующий школы. Поэтому нам один барак приспособили (построили) под школу. В нём было четыре классные комнаты, учительская и небольшой коридорчик. На больших переменах дети в коридоре становились в круг и, двигаясь, пели разные песенки. Восемь учителей и я – заведующий школы –  девятый. Когда у нас стало 200 учеников, то я стал освобожденным заведующим и уже класс не вёл.
 Это был 1952 год.
 Весной этого года демонстрировался фильм из ФРГ "Тарзан". Всем он так понравился, что его ходили смотреть по 4-5 раз целыми толпами. Ни одного сеанса не было, чтоб зал не был заполнен до отказа. Герой фильма, Тарзан, жил в джунглях тропических и был полным хозяином их. Ему подчинялись все животные, обезьяны и даже слоны. Лазал по деревьям и повисал на лианах не хуже обезьян. Женщины были в восторге. Некоторые мальчишки подражали крику Тарзана, и неплохо получалось. Целыми днями и везде только и шел разговор о Тарзане.
Первый год работы в школе № 20 я занимался с 3-им классом -38 учеников, и с весны мне дали человек 20 неграмотных солдат из средней Азии, которые работали на кирпичном заводе по выработке кирпича. К лету многие неплохо овладели букварем и умели списывать.

Через земляков (Пивоварову Груню) узнал, что моя подруга юности, Мантулова Нина Евгеньевна, живет в Киселёвке Ульчского района, в 180 км. от города Комсомольска, и после окончания Николаевского-на-Амуре педучилища Народов Севера, так оно называлось (я его тоже кончал), работает учителем начальных классов. Помнишь, когда мы работали в школе № 30, я тебе показывал махонькую карточку ее и писал в ту школу, где она училась в 7-ом классе – это Дяппенская средняя школа Ульчского района Хабаровского края. Там добывали золото. Прииск в это время уже закрывался, а школа еще работала. а познакомился я с ней в посёлке Халан, где наши родители жили. Знал я ее с детства, с 10 лет, а дружить стали, когда мне было 19 лет, а ей 16 лет. Я в это время окончил педучилище, а она закончила 6 класс (немного отставала из-за болезни). Я с ней списался. Она охотно отозвалась. Я, как уехал на запад, то четыре года мы не переписывались почему-то. Мы стали писать друг другу очень хорошие письма и договорились, не встречаясь, что в июне месяце я приеду в Киселевку и проведем свадьбу.
Весной 1952 г. переводом заехали к нам на время, до пароходов, сестра с мужем (Наташа с Гришей и дети: Лида и Валентин. Валентин учился в 6-ом классе, а Лида в 4-ом классе. Гриша с Наташей решили уехать на завод, а детей оставили под мой присмотр. Валентин слабо учился по русскому языку, хоть и много читал художественной литературы. Я дал слово, что все будет хорошо и Валентин нормально сдал экзамены.
Первым пароходом Гриша (зять) с Наташей и вещами поехали на новое место жительства, а племяши остались на моем попечении до конца экзаменов. Я должен был поехать на свадьбу, а детей отвезти в Богородское, где их встретит отец.
Перед отъездом Гриша, придя от родных, был изрядно пьян (он был гл. бухгалтером много лет, и изрядно выпивал). Стал теще (моей матери) говорить «Я больше к вам не приеду». Оснований обидеться не было. И действительно он летом поехал в Хабаровск с полугодовым отчетом. Напился с другом, к нему придрались, он не уступил (был здоров), никогда не дрался. Милиция, матросы его связали, забрали документы и ему было стыдно. Подъезжая на пароходе к Хабаровску, он бросился через борт с верхней палубы. Ударился, но плавал. Матросы привезли на пароход на шлюпке уже не живого. Не ясно?
Мы потом с Ниной его ездили хоронить, с нами был Сергей. Вот такой был загадочный и непонятный случай. Потом мы взяли Наташу с детьми к себе. Построили им домик.
Я же когда собирался ехать на свадьбу, то вез в деревню заказы: на полотне нарисовал масляными красками коврик по теме: «Сказка о царе Салтане», деревянный самодельный чемодан (делал отец). А еще на память племяннице Лиде я купил ситчику и ночью мы с ней шили сарафан. Потом сестра, смеясь, перешила.
А когда я с Валентином и Лидой ехал жениться, то на пароходе пассажиры думали, что это были мои дети. Мне же было тогда 27 лет. Помнишь, у нас был уговор до 27 лет не жениться. У Лиды оказалось на пароходе какое-то отравление, и мне пришлось поволноваться, а ей пришлось не один литр выпить воды с марганцовкой, с последующим возвратом.
В Киселёвке Нина нас встретила. На другой день мы сходили в сельсовет, зарегистрировались и отметили наше бракосочетание. Гуляли весело просто. Пили больше бражку и играли на гармони. Нинин отец играл хорошо плясовые, сам плясал, был живой весельчак. Мать Нины простая, неграмотная совершено, деловая, аккуратная, беспредельно любящая труд. Мастерица домашних дел. Я её и сейчас считаю самым лучшим агрономом Советского союза. У неё на огороде всегда всё хорошо растет, и никогда нет сорняков. Это на редкость уникальный случай хозяйствования. Жаль, что не имеет грамоты. Отец Нины имел 6 классов, красиво писал, работал бухгалтером. Любил охоту, пытался все сам делать, и у него всё получалось неплохо. Много курил и любил пить красное вино. Отчего и преждевременно умер. Наукой давно уже доказано, что дешевые красные вина очень вредны для здоровья. Они сильно губят сердце.
Отгуляв свадьбу, я взял племяшей и с Ниной мы поехали в райцентр – село Богородское, где и должен был встретить Гриша своих детей. Прожили два дня, попутной баржей отправили детей, а Гриша нас встретил, когда мы уже собирались уезжать на пароходе. Он зашел к нам в каюту, поговорили, и так я последний раз видел нашего зятя (старшей сестры) Паначёва Григория Степановича.
В Богородске Нина оформила расчет по семейным обстоятельствам. Я побыл у друга детства Куликова Николая Кузьмича, он работал бухгалтером и продавцом книжного магазина, женат был. Жена Шура, учитель русского языка.
Вернулись в Киселёвку, немного пожили, я пофотографировал родных, знакомых, в школе у меня был и есть фотоаппарат «Фотокор». У него камера выдвижная гармошечкой. Покупали с рук до войны. Такие фотоаппараты делали колонисты Макаренко. Фото получались неплохие. Мне даже за них платили деньги.
Через две недели вернулись в Комсомольск к моим родным. Мои родные тоже готовились к свадьбе. Денег было мало. Водки взяли только, чтобы выпить по первой. Потом пили бражку. Некоторым понравилось, что она была слабая. А это из-за того, что мало было сахару. И сразу вспоминаю, как следующим летом мать готовилась встречать из Ленинграда гостей (Веру, сестру младше Наташи, Васю, зятя их дочь Лору и сына Сашу). Поставила в своей спальни бочонок ведра на три и заварила в нем брагу. Гости еще не приехали, а брага была уже готова. Мы все были на работе, мать дома. (в тот момент брага была главным вниманием для матери. Вот она днем и ночью частенько посматривала на бочонок). Глядь, а она шипит через пробку (пробка квадратная 10 на 10 см. сверху). Что делать! Взяла молоток и крепче забила крышку-пробку. А сама побежала к соседке, посоветоваться, как удержать брагу в бочонке. Прибегают, глядь в спаленку а бочонка нет. У матери так и оборвалось сердце. Где? Где же бочонок? Куда делся? Две минуты тому назад стоял здесь. Стали разглядывать кругом, а он висит на вешалке (вешали лучшее белье так как не было ни шкафа, ни шифоньеров). Мать заплакала, запричитала от обиды «Чем же я буду угощать гостей, любимого зятя». Прихожу на обед, а она в слезах рассказывает вот такую, как говорят сейчас, ситуацию. Пришлось ее успокоить. А на другой день опять заварили брагу.
Сошлись мы с Ниной голытьба голытьбой. Что у меня, что у неё ничего не было. Но жили дружно  и хорошо. Трудились дома на огороде, помогали косить и убирать сено, обрабатывать огород, собирали ягоды, бегали за три километра в кино.
В августе 1953 года меня поставили заведующим школы № 20, Нину приняли учителем, и ей выпал 1 класс в 45 учащихся. Так у нас и шло время: работа – дом, дом – работа. Не пропускали и кино, бегая на второй участок (клуб кирзавода) за три километра. Подружился я тут с одним одногодком, Яшкой Березовским (он имел 4 класса образования, развитый был, работал рабочим по электропроводке в самолетах). Вместе мы ещё холостяками проводили свободное время и вместе женились. Я в июне, а он в июле этого же лета. Жена его – Чалкина Тоня. Училась в педучилище и бросила. Ушла на завод и до сих пор там работает. Так вот этот Яшка мне всё говорил: «Брось эту малооплачиваемую работу, иди на завод», но я так и не послушал его и не жалею.
В апреле 1954 года у нас родился сын Михаил. Мы же работали и работали, не покладая рук. Малыш оставался дома с моей матерью. Часто болел. Года не было, а он уже переболел воспалением легких. Да и не удивительно, хатка наша была дряхленькая. Зимой её всю корежило. И в щели под койку надувал снежок. Мы стали думать, как сделать добротную хату. Материальная сторона была слаба. Надо было ещё и помогать сестре, потерявшей мужа. Начались сборы денег. А жили-то ни на себя одеть, ни в себя проглотить. Больше нажимали на картошку и капусту. В магазинах, правда, всё было, а купить не за что. А тут ещё одна беда за другой.
В1952 году корова стала отказываться давать нам молоко. Во время дойки глаза таращит, хрипит, лягается. Мы её зарезали, позвали ветврача, врач мясо осмотрел и никаких признаков болезни не обнаружил. Мясо продали и купили мы молодую тёлку вместо коровы, наша мать любила ухаживать за коровой, и молоко было хорошим подспорьем в нашей жизни.
Вскоре на мать рассказывает, это было летом.
- Утром с восходом солнца я вышла на улицу, а из нашего садика (смородины) выходит соседка Дудиха с пустым ведром ( у нас был общий колодец вырыт у границы усадьбы на их територии). Она мне говорит: «Моисеевна, я свою корову лечу и мне надо было вылить водичку под соседское деревце. Я уже два раза выливала, сегодня третий раз вылила».
Мать любила выращивать гусей и взрослых кормила из оцинкованного таза. Вдруг таз изчезает со двора. Куда? Кто Остаётся лишь догадка- Дудиха.
Однажды мать говорит: у нас  маленьких  детей нет, а около стайки лежит сухая ветка. Кто мог бросить? Опять думаем на Дудиху.
Купленная нами телка у Черемисиновых (Баданина Сережи дядька) стала дойной коровой (отелилась). В тот же день, когда мы все были на работе (по рассказу матери) приходит Дудиха и просит денег взаймы. Мать знала, что в таких случаях давать нельзя, но дала. Она подумала, что Дудин сам лесник, выделяет местным покосы обидется и не даст участок для покоса, поэтому и дала.
Тут же новая корова также отказалась давать молоко. Мы зарезали корову и телка вызвали ветврача, опять в мясе нечего не обнаружили.
  Я уже больше не дал согласия держать корову, и с тех пор мы уже больше корову не держали.
Тесть, Мантулов Евгений Яковлевич, узнал, что мы остались без своего молока решил нам помочь и подарил внуку Мише хорошую дойную козу. Весной коза принисла нам двух  козлят.      На другой день пришла невестка Дудихи и стала удивляться хорошеньким козлятам    выпросила козленка. А зачем? Не понятно. Он ведь ей совсем не нужен был. Она взяла и унесла домой к свекрови.  Через пять дней козлята подохли, и коза отказала давать молоко пршлось прирезать.   Вот с тех пор мы покупаем молоко.
Отец предложил стайку перенести на другую сторону нашего участка. И когда ломал, то над дверью обнаружил маленький узелок из тряпочки, а в нем была земля. Мать говорила, что часто встречала сухую веточку около входа в сарайку. Вскоре сосед-лесник попался за продажу срубов (спекуляция). Дудин работал лесником, со своими подчиненными в тайге делал срубы и продовал населению. На них   кто-то донес (написал), и ему предложили уехать, а то он будет судим. Была осень. Дудиха пришла к моей матери и заняла на время мешки, чтобы свезти на базар картофель и продать. Мать дала. Через два дня, когда нас дома не было, Дудиха пришла с мешками и, уходя от матери, упала перед ней на колени и стала просить прощение за всё. А перед этим мать обнаружила во дворе старый железный тазик. Он пропал, как два года. Она его взяла и выбросила Дудихе в огород. Та увидела мою мать и говорит: «Ты Моисеевна забери свой тазик, мне на душу железа не надо». Вот ведьма какая была. Так они уехали на запад и неизвестно где они жили.
Так  мы избавились от колдуньи, но коров и коз больше не заводили, с того времени стали держать только свинью и кур.
 А как-то пришла сельчанка Евдокимова и стала жаловаться Дудихе, что у неё корова не идет во двор. Она и говорит: «А ты посмотри у входа в калитку, может что-нибудь там зарыто». Они проверили, а там кто-то зарыл дохлую кошку. Может, это и зарыла ночью сама Дудиха. Ни дна, ни покрышки ей и на том свете, как и всем таким, не будет. А вот хлопот людям много придало.
Через три года нам сделали школу из щитов. 
Школа была с печным отоплением. Хлопот было очень много. Топили улем, пыли, мусора хоть отбавляй. Но тепло было нормально.
И вот случился неповторимый казус с одним родителем.
Как-то зимой вечером мы сносили комковой уголь в сарайку, так как оставить нельзя было – растащат. Соколов Костя, четырёхклассник, поссорился с детьми, и ребята его помяли, лицо измазали черными руками. Он заплакал и пошел домой. Дома пожаловался отцу, и вот уже вечером поздно, когда я был дома, Соколов Никон Михайлович под хмелем заскакивает ко мне в дом. Собака залаяла, и он сразу в двери. Я думаю: «Как же он прошёл, пёс большой и привязан так, что всего лишь по-над стенкой до двери пространства, от собаки менее полметра. Он разорался. Я ему сказал, что заставлял и буду заставлять работать ребят. Он психанул и побежал. Мне родные говорят: «проводи». Я сказал: «Как пришел без разрешения, так и пусть уходит». А он выскочил и собака, гавкнув, замолчала. Я выскочил, а он лежит с псом на снегу в обнимку, прижав собаку за шею. Я стал собаку тянуть и просить его, чтобы он отпустил собаку. Но он не отпускал до тех пор, пока я не выдернул собаку. Он соскочил и рванул со двора.
 В школе я с детьми чем только не занимался: пьесы разучивал (сказки), делал макеты по школьной программе, ходил в походы, делал из папье-маше новогодние сказки, учил детей заниматься коллекционированием. И каждую весну всей школой ходил в однодневный поход на озеро.
 Однажды я детям говорю: «Берите картошку, лук, соль, чашку, ложку, кружку, сахар, ведра, хлеб, червей, удочки и выходим в четыре утра. Собрались пошли. Дети кто взял, кто нет. Не верили, что поймаем рыбы.
Пришли на озеро, наловили дети карасей, чебаков, наварили ухи в ведрах. Я ребятам говорю: «Кто взял миски, ложки наливай уху и кушай». Они по одной мисочке съели. Я им говорю: «Кто желает, можете еще подливать». А рядом сидящие дети без мисочек думают: всё съедят и им не достанется. И давай плакать. Я их успокоил и пообещал, что ребята поделятся. За всю работу я стал поощряться благодарностями и грамотами горОНО.
Мы  летом выписали лес-сухостой на домик и срочно сообща сделали для Наташеной семьи домик. Наташа пошла работать на пивзавод, её поставили в бродильный цех. Валентин закончил  семь классов, пошёл учиться в училище судостроительного завода. Учился хорошо. Лида закончила семь классов, поехала учиться в Николаевское педучилище. Мы с Ниной Евгеньевной продолжали работать в начальной школе учителями.
В 1955 году мы уже начали думать, как построить хороший дом. С трудом вывезли сухостойный лес, хорошего не дали. И вот мы зимой с отцом срубили сруб в чистый угол (научил меня отец). До огородов мы разобранный сруб скатили по лёжкам на свою усадьбу и поставили рядом со старым домиком. Так у нас получилось, что мы строили третий дом на одном плане. В зиму в него зашли. И лишь на следующее лето я его штукатурил. Думал, что в нем буду вечно жить и старался всё делать на совесть. Залили бетонный ленточный фундамент, выкопали хороший подпол, сделали двойной пол и двойной потолок, чердак залили глиной смешанной с опилками. Дом 7-8 метров получился приятный, светлый. Сложили сами печь. Около дома развели много смородины. Посадили для памяти два кедра. Один и сейчас жив. Ему уже будет скоро 30 лет.
В 1958 году вдруг приезжает ко мне зав. горОНО, Лукашевич Андрей Трофимович, и просит, чтобы я дал согласие пойти работать завучем в детдом №1, который построили на Мылках. Детдом был на 200 воспитанников .
Корпус здания детдома был двухэтажный, кирпичный, на большой территории, которую мы летом засадили тополями. В детдоме было большое подсобное хозяйство (свиньи), грузовая машина, трактор гусеничный. Около детдома находилось небольшое двухэтажное здание для воспитателей.
Наш детдом на Камушках был ликвидирован и детей перевели часть на Мылки. А Читаков Василий Борисович (директор, ты его помнишь) был назначен директором школы-интерната на Амурстали. Зимой я перешел туда на работу. К весне мне дали комнату и приехала семья. Нина работала учителем начальных классов в школе №42, где и учились дети детдома. Директором был молодой, энергичный и хитроватый человек со средним специальным образованием Юрий Николаевич. Поработал я полгода, и с нашим директором случился непорядок. Весной детдомовский тракторист с разрешения директора пахал частникам огород, а директор собирал деньги. Кто-то выдал их, и директор напугался. При мне директор вызвал тракториста и сказал: «Возьми вот деньги, пойди в бухгалтерию и сдай». Он взял деньги и ушел домой. Вот так и надул директора. Усов Юрий Николаевич вскоре уволился и умотал в деревню.
На смену Усову приходит Лукашевич Андрей Трофимович, погорелец горОНО. А за что? Ездил по нестойким директорам и заставлял брать водку. Вот одному надоело, и он заявил в горком партии. Лукашевича за это сняли, и он согласился стать директором детдома. оправдать свою вину – навести порядок в детдоме. Когда он пришел я ему говорю: «Ты работал в детдоме?». Он отвечает: «Нет». Месяца три-четыре он меня всё спрашивал, советовался, а потом ему всё это надоело, и он начал работать по-своему, по административному. Короче, начал рубить сплеча. (Вспоминаю, как Читаков бил пацанов широким ремнем). И вот однажды зимой остался до отбоя, а дети некоторые балуются и не ложатся спать. Он их заловил, одел, дал им ломы и лопаты и повел на помойку. Вот они при нем долбят и поют Интернационал.
А тут ещё он принял на работу одну массовичку, которая прошла огонь и воды. Он стал за ней ухлестывать, хотя она для него была молода. Она не дура оказалась и говорит ему: «Подпишешь заявление на квартиру, дам». Он конечно не, рискнул подписать и вот она организовала детей и повела в горком партии к первому секретарю. И стала всё при детях рассказывать о директоре про детей и себя. А она была маленькая росточком и секретарь подумал, что она тоже воспитанница и, раскрыв рот, всё выслушал. Что ещё было, не знаю. Только после этого он вызвал директора. Тот пришел ко мне, отдал ключи от сейфа и ушел домой. Через два дня я доложил зав. горОНО Федотову Николаю Федоровичу (хороший мужик). И они стали подыскивать нового директора. Я, проработав с двумя проходимцами, решил уйти и подал заявление на уход.
Работая завучем в детдоме, я получил «значок отличника просвещения». Я в эту зиму решил повысить образование и с зимы стал ходить на подготовительные курсы в пединститут. Об этом я и говорил Лукашевичу, но он не соглашался.
Да забыл, перед его уходом дети побили в детдоме свою посуду, из рогаток, простреляли все картины и портреты. И провожали домой его каждый день камнями. Побили ему в кабинете окно и разбили телефон. Они ещё его ненавидели за то, что он уничтожил любимую собаку ребят.  После этого он ушел работать учителем в зону заключенных на Амурстали, где и жил.
И вот вместо него подобрали неплохого директора школы № 30 Казанцева. Я уже был в отпуске и не собирался выходить завучем. Как-то вскоре он заехал ко мне и стал говорить, что ему приказали принять детдом. Он не хотел.
– Работал в детдомах?
–Нет, – говорит.
– Не суйся, – ему говорю.
Но он через два дня вышел на работу. Ему завучем дали «Жар-птицу». Это под таким заголовком писали об одной учительнице молодой, которую готовили на съезд учителей в Москву. Мыслилось, что она в детстве поймала жар-птицу. Стать педагогом. А она оказывается, была племянницей бывшего зав. горОНО, и в то время зав. крайОНО Донника Макара Давыдовича, ныне его уволили за разврат. (не доработал до пенсии на престоле). Я о нём еще упомяну дальше.
И вот Казанцев после двух дней скрылся. Нет его на работе, нет дома. А он умотал, оказывается, в какую-то железнодорожную школу и устроился на работу. Заврайоно звонит в наше гороно и спрашивает: «У вас такой есть?». А здесь отвечают: «А мы его ищем». Он вернулся, ему дали выговор, и он уехал в Совгавань. А Жар-птица, недолго проработав, ушла в школу.
Я летом сдал вступительные экзамены и поступил на заочное отделение на геофак. Нина в 1959 году, 13 июня, родила дочь Зою и летом тоже сдала экзамены на факультет учителей начальных классов с высшим образованием. Она работала в 42 школе (1-й класс, был большой и хороший). Её уважали родители. Но на новый учебный год нам пришлось всё изменить.
Интересно еще то, что, когда я летом ушел на вступительную сессию, встретил Лукашевича и говорю: «Вот здорово, а ты как? Экзамены не сдавал, а поступил?». Он отшутился. Ну, он за коньяк поступил, это точно. Был и есть такой Дороднов Ефим Васильевич. Он был тогда директором заочного отделения и много перепил студенческого вина заочников.
Так мы стали учиться.
Летом я опять перебрался в свой дом к родным. Нина пошла в родную, 20-ю начальную школу, а мне дали задание открыть начальную комплектную школу на 30-ть учеников за сопочкой (там было отделение совхоза «Индустриальный», он есть и сейчас у нас. Это от нас в распадке за сопочкой. Сейчас там свинокомплекс).
Начальная школа № 21 закрылась на берегу Амура, вот её возродили. Подготовили домик из бруса. Я перевез парты и стал работать один со всеми классами. От нас это километра три. Я купил велосипед и стал учиться кататься. Научился и всю осень ездил в школу. Зимой через сопку ездил на лыжах. С утра на два урока – русский и математику – приходят второй и четвертый класс. Потом на чтение, рисование, физкультуру приходят все. Этих отпускаю и четвертые и третьи классы учу по математике и русскому. Мне это было интересно, не сильно уставал. С ребятами много сдал железных банок, купил приёмник в школу. Одно время принимали банки из-за олова и хорошо платили.
На следующий учебный год меня поставили опять заведующим школы № 20, а эту школу передал одной учительнице (жена была управляющего). Они там жили.
В 1961 году я наскреб потихоньку немного денег и решили съездить в город Ленинград. Взяли мы с собой сына. В Ленинграде жила сестра Веры 1922 года рождения. Муж её Василий с войны остался на пожизненной службе и был в звании майора морской службы. У них дочь и сын. Дочь Лариса (1946 года) и сын Саша (1953 года). Были мы в Ленинграде 20 дней, нам очень понравилось. Было хорошее обеспечение. Много мы посмотрели. Зять уделял много внимания. Ездили туда и обратно поездом. Это было долго, муторно, голодно, так как тянули составы до Байкала паровозы.
В 1961 году, в декабре месяце, заложили у нас восьмилетнюю школу на 320 мест в одну смену. В 1962 году, в конце августа, её сдавали. Комиссия государственная её приняла с недоделками, а санэпидстанция не подписала акт. Райисполком нам сказал: заходите и занимайтесь. Меня назначили директором, и я её принял. В этот же год мы при нашей школе открыли очно-заочную школу для взрослых -5 – 10 класс, которой заведовал я. В дневной школе было 525 учащихся, и вечером училось около ста человек молодёжи.
 В 1963 году, после трехлетнего обучения, я сдал госэкзамены и получил диплом географа. Когда я учился, меня пригласили в пединститут преподовать краеведение студентам (заочникам и очникам), преподавал один год. Занимался я много вечерами, ездил сдавать зачеты, экзамены, договаривался с преподавателями. Пятерок было мало. Больше всего четверок, но мне важно было быстрей закончить.
Нина проучилась два года и их факультет закрыли. Всех перевели на литфакультет нашего же пединститута. Она продолжала учиться на русоведа. Было, конечно трудно: работа, дом, хозяйство, дети маленькие ещё. Но трудности преодолевались.      
В 1963 году я в школе № 20 (она уже восьмилетняя) начал создавать краеведческий музей. Начал собирать значки, делать чучела птиц, и другие работы, и у меня был способный ученик – краевед Логинов Василий. Он со мной всё делал, и он же в одно прекрасное время этот музейчик обворовал. Потом он стал настоящим вором, со своим младшим братом почти не выходят из тюрьмы.
После окончания педагогического института города Комсомольска-на-Амуре Нина мне всё предлагала поехать на север за длинными рублями, я не согласился. 
До этого я хотел уехать в село работать. Мне посоветовали и направили  поехать на юг Хабаровского края в село Полётное, я съездил посмотрел, там требовался директор школы и  я согласился. Я взял в крайОНО перевод и в 1964 году переехал в Полётное. Когда я приехал школа была восьмилетняя. Школа двухэтажная на 320 учащихся, при школе своя котельная. Мастерские работали в старом школьном здании, трудовик – Королёв Василий Андреевич.               

  Масловские    в  Полётном

Из письма ( часть письма ) к другу детства, Боровко Кузьме Дементьевичу

На фото: Кузьма Боровко и Фёдор Масловский, 1947 г.
 …После окончания мною педагогического института города Комсомольска-на-Амуре Нина мне предлагала поехать на север за длинным  рублем. Я не согласился. Мне посоветовали и направили поехать на юг Хабаровского края – я согласился и поехал.    
Переводом через крайОНО перевёлся в Вяземское районо. Тогда была какая-то правительственная чепуха в управлении хозяйством: объединили два района и школы, которые обслуживались ими (хозяйства относились к Вяземскому райОНО, хотя и было ехать в два раза дольше. А школы рабочих посёлков и леспромхозов относились к Переяславскому районо района им. Лазо. И было так, что сельское хозяйство двух районов подчинялось одному районному управлению, а промышленность – другому и школы так же. Какая-то глупая специализация.
Так я и стал работать директором Полётненской средней школы с 1964 года 13 августа. Нина на другой год приняла первый класс. Она взяла в свой класс нашу дочь Зою,  шести лет. Вела   класс до 10-го и выпустила, как классный руководитель. В 1965 году она закончила институт. Класс у неё на редкость был хорошим. Большую работу вела с детьми и общественную. Приехали из районо, побыли у неё на уроке. Зав. райОНО уже им. Лазо (мы опять вернулись в свои районы) Письменный Владимир Николаевич сказал: «Пиши характеристику на отличника». Я написал, и она весной получила значок «Отличник народного просвещения». Когда я принял школу, там ничего не было. Комиссия школу так же не приняла (1963г.) Кирпичное двухэтажное здание, директора не было, замещал Сысоев Валентин Иванович. Наглядности, мебели никто никакой не получал. Котельная своя и была, но такая, что даже воду в систему закачивали вручную. Помогали старшеклассники.
До моего приезда школа была восьмилетняя. Много пришлось вложить труда, способностей, чтобы вывести школу на уровень. Сразу же начал создавать краеведческий музей под названием «Школьно-сельский краеведческий музей». Развернул краеведческо - поисковую работу. Нина повела группу юнкоров.  Стали готовиться к 100-летию Ленина и 50-летию Октября. В 1966 году я съездил в Москву с пятью ребятами от края на Всесоюзный слет молодежи «Дорогами отцов-героев». Со мной ездила моя школьница 6 класса – Степанюк Наташа (краевед). Самолётом туда и обратно в сентябре месяце. На слёте встречался с Космодемьянской Любовью Тимофеевной и ездил на 800 автобусах в с. Петрищево на открытие музея Зои Космодемьянской. Это было впечатляюще и долго об этом писать. Нам там дарили фото Зои. Я их храню. Моя Наташа вместе с другими девочками два дня готовилась для выхода на трибуну, где проходил митинг – клятва слёта. Есть снимок в журнале «Огонёк», я его храню. Она лично вручила цветы Микояну. Члены правительства дарили детям правительственные значки: голубой ромб и вытянуто по вертикали «СССР». Прост и строг. Нам, всем участникам, дали памятные медали.
В 1967 году я с детьми и с учителем труда, Королёвым Василием Андреевичем, ко Дню победы за три недели сделали по своему проекту памятник-монумент перед школой на добровольных началах. Это тоже большая и долгая история в его поисках. Он оказался удачным и, постоянно участвуя на краевых туристических слётах с детьми, я представил макет этого памятника. Его от края отвезли в Ленинград на третий Всесоюзный слёт, и он там занял второе место по Союзу среди самодеятельных художников. Первое место взяли белорусы за какой-то памятник. Нам дали за это диплом 2 степени ЦК ВЛКСМ и грамоту ЦК ВЛКСМ, и в подарок премию ЦК.







В этом же году и я получил высшую награду ЦК ВЛКСМ – грамоту со значком. А школа наша в районе к 50-летию Октября вышла победителем, и нам вручили переходящее знамя   навечно. Заработал и у нас музей с тремя отделами: боевой, Ленинский, отдел природы. К нам стали ехать люди со всех школ района и даже многие из края. Я стал выступать по краеведческой теме везде, был и лектором-международником. За что награждался грамотами районо, райкома КПСС, крайоно. Нина получила подарок – серебряные чайные ложечки (набор) за пропагандистскую работу от райкома КПСС.
В Полётном я собирался жить до конца своей жизни и делал всё капитально! Сначала я два года пожил в двухэтажном кирпичном доме на втором этаже в двухкомнатной квартире. Но жить в селе и не иметь рядом огородика плохо. Один учитель – Голубец Андрей Васильевич – подрался из-за огорода с одним мужиком и вскоре уехал. Я занял его квартирку. Это учительский двухквартирный дом, кирпичный, на улице Специалистов. Я когда зашёл (был январь), было в доме холодно, и печи работали плохо. На двухкомнатную квартирку было сложено две печи. Я летом решил сделать водяное отопление. Брат Сергей дал чертёж, как сделать. Он много делал и себе в домике. Много лет работал начальником котельной завода. Когда я ломал печи, то в одной внутри всё повалилось, а у другой в трубе, над заслонкой  наискосок лежал строительный мастерок. Я же в это лето переделал сенцы в засыпную кухню, не нарушая внешнего вида.

 
На фото: улица  Специалистов
 У меня получился простор и тепло. Немного протопить и кругом тепло.
Сделал я вскоре хорошую сарайку (держал свинью, кур). Погребок бетонированный, летнюю кухню, круглую беседку, навес над погребом, навес для дров. Огородился с лицевой стороны штакетником, насадил многолетних цветов: саранки, пионы, золотые шары, тигровую лилию. Рядом был маленький садик: сливы и смородина. И рядом большой огород, но не удобренный. Выращивали картофель, капусту, тыквы, огурцы, помидоры, кукурузу, подсолнух. Росло всё неплохо. В посёлке было много диких груш и очень вкусные. Дыни и арбузы росли плохо и их почти никто не сажал. Рядом была и есть горная речка Кия шириной 20 метров. На перекатах можно было летом, в малую воду, переходить. Раньше было в ней много рыбы, и осенью даже шла кета. А сейчас, сплавляя лес, её засорили. Заросла, лес по берегу уничтожили, осталась верба, ива. Рядом распахали поля, и рыбы не стало. Мелочь плавает и всё.
В восьми километрах от села – большая горная река Хор. По ней даже в большую воду катера небольшие ходят. По ней долго сплавляли лес. Сильно засорили. Раньше, говорят, крючком за день вылавливали кеты по 50 и более штук. Сейчас в устье гидролизный завод, обилие леса в воде, и рыба не стала идти. Ловили мы, в основном, ленков, хариусов, пескарей (их там местные жители почему-то прозвали «сержанты»). Хор и Кия в проливные дожди сильно разливались. Было сильное наводнение в 1932 г., в августе. Я там не жил, но по всей деревне люди плавали на лодках. Было сильное бедствие. Людских жертв не было здесь, но погибли урожаи, скот. А на Сахалине в это время в некоторых местах вода шла ночью валом в 2-3 метра, и много было даже человеческих жертв, не говоря о скоте.
Места раньше были здесь очень богаты зверем. Чёрный медведь, изюбр, косуля, енот, барсук, фазан, рябчик, тетерев, белка, дикие свиньи. Живя там, я почти постоянно ел дичь, а она намного вкуснее домашней. Сам ходил на охоту с ребятами. Крупного лично не убивал, но убивал уток, рябчиков, тетеревов. У меня было и есть ружьё: 16 «бескурковка и мелкашка». Я их храню у тёщи в деревне. При мне даже по деревне ходили изюбры, козы. Это когда весной загоняют их волки, собаки, браконьеры. Зверь идет сам к человеку, спасаясь.
Сделал я с детьми для музея около ста чучел: медведя, волка, изюбра, козу и мелочь разную. Весной мне очень нравилось: прилетало много певчих птиц. Я делал скворечники. У нас там бывало два дальневосточных скворца. Большой пестрый и малый серый. Они пугливы и мало пели. Но гнездились только в домиках, дуплах и на большой высоте. Не так как у вас, прямо на палке у дома.
Полётное – это юг Хабаровского края, переходная зона между севером и югом Дальнего Востока. Там очень много разных насекомых. Даже встречается самый большой жук в Советском Союзе – усач реликтовый, ещё его называют реликтовый дровосек, или уссурийский реликтовый усач, или уссурийский реликтовый  дровосек (гигантский) (лат. Gallipogon Relictus) – вид жуков подсемейства Prioninae из семейства усачей (Cerambycidae)/ (Каллипогон – научное название). Насекомых для музея я собрал около тысячи. А вот и сейчас в моей коллекции есть такой жук. Он достигает размеров до 12 см.  Мы как-то сдружились с профессором Масловым Александром Васильевичем. Он работал в Хабаровске в мединституте и занимался кровососущими насекомыми. У него были собраны комары со всего мира. Он нам показывал под микроскопом одного африканского комара. Сине-зелёный ворсистый, очень красивый. У него мы видели витрины с бабочками тропическими. В витрине размером 90 на 70 см. поместилось только 6 бабочек. Мы ему собирали личинок комаров. Он нам дарил бабочек. У меня и сейчас есть две бабочки из Южной Америки, одна из Африки и две с острова Тайвань. Так мы у него в домашнем музее видели африканского жука размером с небольшую тарелку и т.д.
       На фото: А.В Маслов и Черникова Люба
Что-то заработался в музее каждый день с утра до вечера и прервался с письмами на неделю. Надо музей (оформление) выдать к 4.03. Завтра 4 марта, торжество в нём учительское.
Дружище, может, что-то буду писать не по всей последовательности, ведь память сдаёт. Да и всего точно не упомнишь. Дневников не вёл, а напрасно. Хотя бы короткий надо было вести. Продолжаю.
В Полётном, которое на 120 км. южнее Хабаровска, я проработал 11 лет с 1964 по 1975 г. И там у меня была самая высшая кульминация в педагогической деятельности. Нигде я так много не  работал. До 1970 г. я там работал директором. За это время в 1968 г. мы сделали второй памятник около школы, посвящённый участникам Великой Отечественной войны. Их в селах, которые обслуживала школа – Полётное, Петровичи, Прудки – было более 100 человек. И в то время в живых было около ста. Второй памятник был немного слабее в исполнении, но вообще ничего (забыл уже, напомню: по первому памятнику участникам Гражданской войны, кажется писал, мы получили на школу грамоту ЦК ВЛКСМ, 6 палаток, премии). Сейчас там ежегодно у памятников проводят 9 мая митинг, пионерские мероприятия. И это уже большая память. Памятники из железобетона, как-нибудь пришлю фото, и стоять будут очень долго. В центре поселка, вокруг школы, выросли нами посаженные с детьми большие участки зелени. Сейчас там уже большие деревья.
Стал я там лектором-международником. Везде выступал с лекциями: в клубах, на фермах и перед разной аудиторией. Постоянно посещал семинары по этой теме: районные, краевые и зональные – Сибирь и Дальний Восток. Ежегодно слушал московских лекторов. Мне это нравилось, и я охотно использовал такие встречи. Часто после моей лекции выездной киномеханик «крутил» фильмы. Я неоднократно поощрялся грамотами района КПСС, денежными премиями. Нина вела работу по учёту лекционной работы, и тоже поощрялась.
В 1967 как-то написали обо мне хорошую статейку в краевой газете «Тихоокеанская звезда». Осенью 18 сентября 1967 года я был делегатом 4-го Хабаровского краевого съезда учителей. Он, оказалось, проведён был не по времени (непонятно), и на следующий год опять провели краевой учительский съезд, и участником его уже была Нина.
В нашей школе провели несколько семинаров районных и одно краевое по воспитательной теме. Однажды, в 1968 г., в учительской газете напечатали небольшую статейку «Хобби Фёдора Х.». Это о моём увлечении коллекционированием. И я обменялся с коллекционером:  выслал деньги Гражданской войны Дальнего Востока, а он мне – монет времени Ивана III-IV.
Нас с Ниной пригласили писать в районную газету «Ленинец».  Мы начали писать об участниках войны, о людях труда, о детях, о природе, и наши заметки все печатались. Дважды с детьми выступал по краевому телевидению. Обо мне краевое радио сделало передачу «Волшебник из Полётного».
Неоднократно выступал на краевых педчтениях, поощрялся грамотами, книгами.   
Преподавал я несколько часов географии, черчение и рисование, т.к. не было   преподавателя (я уже в 1956-57 гг. окончил заочно школу рисования при Хабаровском доме народного творчества). А художником так и не стал. Хорошо, что памятник-монумент участникам Гражданской войны получил высокую оценку – Диплом 2 степени по Союзу.  Это для меня, конечно, приятно. Памятники оба моего авторского производства. Делали с детьми и учителем труда, Королёвым Василием Андреевичем, (он способен от роду к рисунку и хороший мастер на все руки). Нина   окончила заочно педагогический институт и взяла первый класс. Я ей и говорю: «Бери первый класс, дочь Зою шестилетку и веди их до 10 класса». Так она и сделала. С первого класса и выпустила в 10 классе, как классный руководитель.
Когда я пришёл в Полётное, то учителей не хватало, преподавали даже студенты 5 курса по полгода, на практике. Потом с кадрами стало нормально. Мы сработали неплохо в несколько лет, что даже в 1967 г. нам, победителям в районе, дали переходящее знамя на вечное хранение, и школа от райкома КПСС и райисполкома получила диплом победителя.
На фото: Носачёв Толя
Когда я стал директором в Полётном, я на следующий год выбрал себе секретаря комсомольской  организации, восьмиклассника  Крикун Виктора. У нас дела шли хорошо. Наша комсомольская организация даже в крае стала почётна. Потом я предложил должность секретаря  Иванову Вите. И дела шли отлично. Я сам даже готовил ребят на краевые турнирные слёты, и трижды мы в крае среди младших команд занимали первые места. А победителю давали одно место на всесоюзные слеты. Так  ездили на такие слеты я и Степанюк Наташа – в Москву; Близневский Толя – в Киев, Королёв Саша – в Братск, Носачёв Толя – в Уфу.  Он оттуда привёз грамоту от газеты «Сельская жизнь». Очень красивая грамота. Я ему готовил портативную выставку: кусочек тиса, самого большого жука, бабочек и личинку жука и прочее. Все входило в чемоданчик. И в Уфе Толя с другими детьми выступал даже по телевидению.





Организация по созданию музеев, ведение кружков, секций в школах велись на общественных началах. Эта работа не шла в оплату учителям. Да и многие преподаватели не хотели тратить своё свободное, личное время для занятий с учениками (школьниками) в неурочное время. Это была нагрузка для учителя, которая не оплачивалась.
Поэтому во многих школах работа по созданию музеев не велась, высшее руководство школ требовало успеваемость. Учителей не заставляли, да и никто не хотел работать бесплатно. Многие учителя, приехавшие в село по направлению после института, приезжали для того, чтобы отработать три года в селе и уехать опять в город. Оставались те, кто заводил семью, выходил замуж за местного парня из Полётного.
Ты помнишь, конечно, как шла ломка по решению среднего образования и как принуждали всех делать успевающими. Ведь раньше успеваемость в 80-85% считалась хорошая.
Я тоже стариков-педагогов убеждал повернуться лицом ко времени нашей группой, обесцененной историей педагогики. И никак не мог их убедить  не ставить двойки. Так вот за это я был вытащен на райисполком и отчитывался за успеваемость. Мне, конечно, было стыдно и обидно, и я сделал вывод: оставить директорство.
А тут ещё помогли два казусных случая. До этого в районке «Ленинец» напечатали мою статью, в двух газетах по целому листу «Воспитание патриотизма через краеведение». И вот на одной из августовских районных конференций секретарь райкома КПСС, Серкин Василий Иванович (мой товарищ, Орехов Александр Георгиевич – муж учительницы и бывшего завуча моего, Майи Александровны, называл его Микробрежнев, так как тот был ростом мал), берёт заключительное слово и говорит: «Что нам воспитание патриотизма, подавай нам процент успеваемости». Потом ,когда я уже не  был директором, он сказал: «Стоило Масловского заменить и пошли дела на лад». Два года не давал он мне слова с трибуны. Я не пал духом и много с женой писал в газету о патриотизме. И когда стали в верхах говорить об измене Родине, тогда и наш Серкин понял, что патриотизм надо ставить на первое место. И вот мне на райконференции дают слово. Я выступил, и Серкин в заключительном слове говорит: «Пока такие люди, как Масловский и Нечаев – биолог с Бичевой и другие, работают, нам надо быть спокойными за воспитание детей». Но уже было поздно говорить для поднятия духа. Я его сам смог удержать и устоять на высоте, как педагог.
 

А вот второй случай. Когда был директором, поставили вопрос: «Как шефы помогают школам?». Я вступил в партию, в 1966 году (кандидат) и с 1967 года –  член КПСС. А парторг нашего совхоза Мамаков на машине, сам за рулём, нас с парторгом школы, Антоновым Трифоном Ивановичем, привёз на актив и сам «смылся» куда-то.
И вот стали приглашать для выступления директоров школ, а они не хотят. Тогда этот Микробрежнев вызвал всех директоров в комнату и «давай нажимать», чтобы мы выступали. Вот я и решил резануть, коль зовут насильно на трибуну. Вышел я на трибуну и после отдельных слов сказал: «Вот смотрите, как нам шефы помогают. Парторг нас сюда привёз, а сам «смылся». Поищите его в зале, не найдёте. А ещё в апреле совпал день рождения В. И. Ленина с пасхой. Мы всей школой идём в клуб, а руководства совхоза нет, видимо, справляют пасху». На активе присутствовал зав. крайОНО Донник Макар Давыдович. Он после моего выступления сказал Серкину: «Смотри, Василий Иванович, задумайся о том, что говорил Масловский». Об этом мне рассказал зав. райОНО Пистменный Владимир Никитович, хороший человек.
А ещё перед уходом с директорства  у меня были несогласия с новым директором совхоза, Барабановым Владимиром Константиновичем. Я попросил его распилить на доски 50 кубических метров брёвен для школы бесплатно. Он отказал мне, да ещё без нашего разрешения стал наш лес использовать потихоньку. Вскоре он на свой совхозный праздник «Последняя борозда» в июне  попросил у меня в радиоузел усилитель – аппаратуру. Я ему отказал. А потом в совхозе всегда требовались руки для прополки овощей, и школа помогала летом. Я не стал организовывать детей на прополку, и пошла у нас коса на камень. И в 1970 году он совсем не вывез дров для учителей, а уже пошёл март месяц, и снег сильно подтаивал, зимние дороги рушились. У меня была в школе бортовая машина, шофёра не было. А тут у Барабанова побежали трактористы из совхоза. Он договорился с секретарём райкома, чтобы тот дал всем указание не принимать их в районе. И вот муж нашей учительницы Щур Евгений уже две недели не работал, а он тракторист и имел права шофёра.
Я был до этого предупреждён: не принимать на работу бежавших с совхоза. Я решил позвонить районному юристу и спросить: «Могу ли я взять на работу такого товарища». Он мне сказал: «Нет». Я стал обосновывать его несправедливость. Он мне и говорит: «Что, для тебя слово секретаря не закон, что ли? Конечно, ты не имеешь права принимать, но юридически можешь». Я тогда Женьке и говорю: «Ты иди работай, а я тебе потом либо справку дам, либо позже напишу в трудовую». Вот он  пришёл и возит по утрам дрова учителям. Барабанову доложили, что я, якобы, принял на работу Щура Евгения. Приезжает Серкин в совхоз, вызывает меня в совхозную контору и говорит:
– Ты зачем принял шофером Щура?
– Я не принял, можете проверить его трудовую. Я ваше указание выполняю, а вот он, Барабанов, ваше указание не выполнил. Дров так и не привёз учителям.
Серкин набросился на  Барабанова, я подлил в огонь масла. Он тогда перебросился на меня и говорит:
– Вот ты приехал из города, поэтому у тебя ученики идут в город и не остаются в деревне. А совхозный парторг Бакшеев и говорит:
– Неправда, Василий Иванович, остаются.
– Это ни при нём, – говорит Серкин.
– Спасибо, буду иметь в виду, – сказал я, – всё, могу идти.
– Ты свободен, – сказал Серкин.
И я ушёл. И после этого я ещё раз решил бесповоротно оставить директорство.
 И ещё. После того, как я отчитывался за двойки на исполкоме, в районной газете «Ленинец» корреспондент написала статейку про меня «Когда ослаблено руководство». Всё это собралось вместе, и я заранее подал заявление в районо, чтобы освободили с окончанием учебного года от директорства и оставили рядовым. Приезжал зав райОНО Сысоев Виктор и уговаривал. Я отказал. Райком и говорить со мной не стал.
Несмотря на всё это, в апреле мне всё же дали Ленинскую медаль 100-летия.
Получил я грамоту ЦК ВЛКСМ и значок, «Значок за охрану природы России», юбилейную грамоту Всероссийского общества охраны природы с памятной медалью (50 лет). Стал действительным членом географического общества СССР.
А в общем-то,  в школе дела были неплохи. Физрук Антонов Трифон Иванович много брал кубков и даже однажды ездил с детьми в Читу на зональные соревнования. В школе круглогодично работали секции: волейбольная группа – 42 человека, баскетбольные четыре группы – 56 человек, общефизического развитие две группы – 36 человек, шахматная группа – 12 человек.   Посезонно: лыжная группа – 12 человек, лёгкая атлетика две группы – 20 человек.
 Разрядники за 1969 – 1970 учебный год: третий юношеский – 34 человека, второй юношеский – 23 человека, первый юношеский – 6 человек, третий взрослый – 3 человека, итого 66 человек школьников получили спортивные разряды.
Все спортивные достижения наглядно оформлены и видны на стенде «Наш спорт». Не один ещё раз учащиеся нашей школы защищали спортивную честь района.
Я был с физруком в хороших отношениях, и он однажды по пьянке говорит: «У меня всё как-то получается, что дружу с начальством». Я этому сразу не придал значения и понял тогда, когда не стал директором. Он отвернулся от меня и стал угождать во всём новому директору – Фроленко Геннадию, совсем молодому. Меня, конечно, взяла обида за неискреннее уважение.
За хорошую комсомольскую работу в школе мои два секретаря Иванов и Крикун Викторы побывали в «Орлёнке» по бесплатным путёвкам. В коллективе я старался создать дружескую, здоровую, непринужденную, творческую обстановку. Часто в школе отмечали всем коллективом праздники, шутили, играли, выезжали на природу семьями. Сейчас все об этом вспоминают.

На фото: Майранова А.Н.
Наша машина совсем вышла из строя. Так  мне наш товарищ из школы №2 (директор, шеф над нашей школой) города Хабаровска, Майранова Анна Николаевна, помогла сделать машину. Я взял в совхозе списанную машину, еле догнали своим ходом до Хабаровска, сдали в ремонт.  По договоренности с шефом – генералом школы №2,  нам дали из ремонта (бесплатно) другую машину.               
Купил пишущую машинку «Москва» и стал учиться печатать.
В 1969 году бросил окончательно курить. Курил смолоду до 1961 года, носил пачку нераскрытую в кармане 10 дней и бросил, выдержал. Вскоре опять на гулянках побаловался и опять начал. А в 1969 году ехали мы на  школьной машине из Хабаровска с завхозом Королёвым Андреем Ивановичем. Он за рулём, я рядом. Есть захотели, курить взялись – в горле и во рту неприятно. Я ему и говорю: «Давай бросим курить». Он говорит: «Давайте».
А с какого дня?
– Да с понедельника
Так мы и не курим до сих пор.
В 1970 году у Нины умер отец. Много курил, красиво писал, шесть классов образования, много работал бухгалтером, всё умел делать, любил работу всякую.
И в этот год передал я директорство молодому Фроленко Геннадию Александровичу. Он после института пять лет работал в небольшой школе. Они с женой были очень худы и очень великие модники. Она учительница, вела русский язык. Она на день по два-три раза переодевалась. Он меня брал в завучи и говорил: «При хорошем завуче – 90% успеха». Не дурак. Я не согласился и стал рядовым. Вёл географию, рисование, черчение. На ставку хватило, и ещё астрономию. Я почувствовал облегчение. И не верилось: работаю или отдыхаю. Стало времени много свободного.
И вот один неповторимый случай в педагогической работе. Захожу в учительскую, а директор в порыве гнева «жучит» одного ученика-шестиклашку, рослого переростка. Какой-то был с небольшим развитием (Шилов, кажется). Потом узнаю, что он играл с одноклассниками, а директор провёл урок у них и был в классе на перемене. Так вот, этот Шилов подумал, что товарищ к нему стоит спиной, а это был директор, (он ростом был невелик и худой), и врезал ему пинкача под зад. А потом и сам сильно перепугался, что так случилось.
Ещё был случай, который я не знал, когда работал в Полётненской школе. Узнал уже позже в Комсомольске-на-Амуре, когда к нам в гости приехал мой ученик, друг детства моего сына Миши, Анатолий Круглов (сейчас он Винокуров, свою школьную фамилию отчима Круглов сменил на фамилию родного отца, Винокурова). Миша долго его искал, было трудно его найти, так как фамилия у него была другая, и работа была, связанная с морем. Много времени он находился за границей, так как работал капитаном дальнего плаванья.
Когда Анатолий учился в 9 классе, у нас в школе уже работал директором Фроленко, я в это время, оставив директорство, работал учителем географии и рисования. Толя рисовал лучше всех в классе. Фроленко вёл в классах математику, и Толя был самым сообразительным в классе учеником по этому предмету. Решал очень сложные задачи с лёгкостью и думал, что с учителем они почти «друзья».
Но произошёл непредвиденный случай на уроке математики: один ученик (Шилов) написал записку и попросил Толю передать её другому. Взяв её, он передать другому не успел. Учитель – директор Фроленко – заметил и забрал записку. Прочитав её, он остолбенел: там были написаны нехорошие слова про директора.
Фроленко спросил Анатолия: «Кто написал записку?», Толя сказал: «Я не знаю», хотя знал, кто передал ему эту записку. Толя не выдал товарища. Директор взял Толину авторучку и провёл по записке, цвет чернил совпал, тут же вызвал к себе в кабинет. Толя молчал, как партизан, не выдавая друга. Фроленко не стал долго разбираться, сверять почерк. Долго не думая, решил сделать Толю крайним (козлом отпущения).
Директор ультиматично сказал Толе, что он не потерпит такого оскорбления, и такие ученики ему не нужны в его школе, и чтобы Толя забирал свои документы из школы и уходил на все четыре стороны.
Анатолий никому об этом не рассказал, так как был очень скромным и порядочным учеником. Он забрал документы из школы и уехал в Хабаровск, где поступил в речное училище. Закончив, поступил в городе Владивостоке в Дальневосточное высшее инженерное морское училище имени адмирала Г.И.Невельского (ДВВИМУ). После окончания стал работать капитаном на морских кораблях и жить в городе Владивостоке.
Вот такие были директора в Полётненской средней школе, которые руководили учителями и учениками этой школы и мной.
Самым близким у меня в Полётном и постоянным был хороший товарищ Коротков Леонид Семёнович. Он в 1964 году, как и я, приехал из Хабаровска в командировку на уборочную шофёром. Ему место понравилось. Вот он осенью остался в селе на стройке и привёз свою семью: жену Лидию Александровну и троих ребят – Свету, как Зоя наша, Серёжу и Сашу. Лёня и Лида немного моложе нас. Лидия устроилась учительницей, трое детей – дошколят, трудно было. Вот Нина ходила к ним и помогала иногда, так мы и сблизились. Я с Лёней на его машине ездил и на охоту и на рыбалку – на реку Хор.   Часто вместе семьями проводили свободное время, играли в шахматы. На рыбалке мы ловили ленков и хариусов удочками, закидушками и неводком до 60 метров с помощью лодки.
На фото: Коротковы Лида, Леонид и Н. Е. Масловская
               
С остальными людьми посёлка у нас со многими были хорошие отношения. Всегда были в почёте. Много побывал на свадьбах и много на похоронах. В эти годы я начал  писать историю села Полётного,  мне очень было всё  интересно и необычно. Часть материала была опубликовано в нескольких номерах газеты «Ленинец» под заголовком: «Гражданская война», «Военные гектары». Много описаний дали мы с Ниной отдельно об участниках войны. Тут же давал постоянно материал о природе. Я уже тебе часть посылал: «О муравьях», как твоё мнение? Потом к 40 –летию района я сдал рукопись «Географический словарь района Лазо» в типографию. Редактор очень хотел напечатать, разрешение свыше было, но Серкин В. И. – секретарь не дал согласие. Это стоило бы где-то 600-700 рублей для них. Гонорар я не просил, но он не разрешил. Может из-за прошлого?!
Потом я эту рукопись передал в географическое общество. И вот «Библиографический указатель трудов Приамурского (Хабаровского) филиала Географического общества СССР 1974-1979 гг.:
Хабаровский край. Дальний Восток».
Из предисловия цитирую…»Архив филиала за отчётные годы пополнился не опубликовавшимися работами объёмом 46 авторских листов. Наиболее объёмными из них являются труды… и   краеведческие работы Ф.Х.Масловского и ….»
И ещё цитирую:
«87. Масловский Ф.Х. Район имени Лазо. Географический словарь. Рукопись. Фонды П(Х)Ф  ГО СССР, д. 42(386), ЛЛ, 1 – 100.»
Писать о природе и делать краеведческие зарисовки я начал по настоянию товарища – учителя русского языка  Старцева Юрия Николаевича, который сам в школах долго не работал. И у самого есть некоторые задатки по литературе. Кое-что пишет и несколько стихов даже издано. Он много уделял внимание семье. Жена умерла у него, когда было сыну  2 года и дочери 5 лет. Так он до сих пор и не женился. Дети уже большие. Сами живут в Хабаровске. Когда я написал первый рассказик «Тухляк прилетел», он меня похвалил  и подбодрил. Я его тебе сейчас и высылаю
С течением времени я буду печатать свои рассказики и тебе посылать. Часть моих рассказов передавали по краевому радио.
К 40-летию района имени Лазо о нас с Ниной, как о журналистах, написали в газете целую страницу. А корреспондент Лобашова говорила: «Когда этот Масловский только работает с детьми? Столько пишет в газету, что это норма рабочего журналиста». Газета нас неоднократно поощряла, и мне для памяти купили очень хороший туристический рюкзак. Он мне много лет хорошо служит. Я и сейчас им пользуюсь.
На фото: Ю.Н.Старцев. На  открытии «Сказочного городка»

Был издан сборничек-книжечка ИУУ города Хабаровска «Краеведение в школе» и там напечатана моя статья первой в сопровождении фото. Статья «Воспитание патриотизма через краеведение».
Краевой институт усовершенствования учителей передал запрос города Томска  ИУУ написать на двух печатных листах о краеведческой работе. Я по двум темам написал, и по одной теме «Патриотизм» меня вызвали в Томск на зональную конференцию Урала, Сибири и Дальнего Востока. И вот я в конце июня слетал в Томск. Конференция была там три дня. В одной из секций я с докладом выступал 20 минут. Томск мне всем очень понравился, особенно культурой. За три дня на улицах и остановках, вокзалах я не увидел ни одного окурка.
          Собрал я большой биографический материал о первых удэгейских учителях ( удэге – малая народность Хабаровского края, центр их – посёлок Гвасюги. Их всего где-то 300-500 человек) Масленникове Анатолии Яковлевиче и Кузмине Григории Ивановиче .  Масленников был награждён орденом Ленина до войны. Весь этот материал я сдал в музей Хабаровский при ИУУ.
В 1975 году был выпущен Хабаровской киностудией киножурнал «Дальний Восток», №3 за 1975 год и там показаны мои памятники, музей и меня представили. Один из кадров я тебе послал – фото своё в шапке. Киносъёмщики подарили мне такой фильм. Я его отдал на хранение в музей Института усовершенствования учителей города Хабаровска.
На фото: Г.И.Кузмин
               
В 1974 году весной в соседнем селе один дед пахал огород и выпахал патрон японской пушки. Он был закрыт деревянной пробкой, которая почти сгнила. А в патроне наполовину пропавшие бумажные разные деньги были. Этот патрон пролежал в земле более сорока   лет.   В   районе   Лазо   и  в тех местах были японцы и партизанское движение. Я писал об этом в газету заметку «Клад нашли».
Когда я работал в селе Полётном, я всё время избирался депутатом сельского Совета, даже когда не был директором. Был последние годы заместителем председателя сельского Совета и административной Комиссии.
















К 40 –летию района имени Лазо открывали краеведческий народный музей в Переясловке (центр района). Я был туда приглашён, и мне доверили первому сделать запись в книгу отзывов. В формировании музея я помогал экспонатами. И сейчас фото моё и Нины   есть на витрине в музее.
Помогал я формировать краеведческий музей об учительстве края при  институте усовершенствования учителей. Туда сдал материал о директорах Полётненской школы и первых выпускниках – участниках войны. Там помещена моя фотография и некоторые поощрения. Сейчас работники музея ко всем праздникам нас поздравляют открытками.
В 1975 году я узнал о том, что город Комсомольск-на-Амуре приравняли к Северу. И что это значит: кто раньше в любые годы работал в Комсомольске 20 лет, хоть и с перерывом, имеет право в 55 лет уйти на пенсию (мужчины), женщины в 50 лет. И давались льготы с этого года: каждый год надбавки по 10% к зарплате. Всего пять надбавок. И через три года можно ездить один раз бесплатно по Союзу. Только оплачивать по прямой в самую дальнюю точку из расчёта платы по железной дороге.
Я  всё взвесил, прикинул. Мне было 49 лет и 14 лет Комсомольского стажа. Если я ещё поработаю 6 лет в районах, приравненных к Северу, то смогу в 55 лет пойти на пенсию. У Нины будет 1,5 года переработки свыше 50 лет. Ну и это всё равно был смысл. Вот мы и решили податься в северные районы. Да и работать под руководством молодого (зелёного) директора было трудновато. Упор обучения детей в школе ставился только на успеваемость. О воспитании патриотизма и краеведения не шло и речи, музеи были не нужны – нужны были административные помещения. И после моего переезда, как мне рассказали потом, музеи были закрыты, и всё содержимое,  что не смогли сжечь в печи школьной кочегарки, выбросили на улицу.
Недаром говорят, что если уходит из школы руководитель – создатель музея, то школьный музей прекращает своё существование, умирает; жизнь музея заканчивается.
Я стал собираться, а за 11 лет много всего наделал и натащил, ведь думал там останусь пожизненно. Кое-что продал: стол, шкаф книжный, холодильник, аккордеон (его покупал Нине). Некогда было ей учиться. Держал свинью, кур – продал. За все постройки мне сельский Совет заплатил 300 рублей. Хоть не совсем зря трудился. Много чего из скарба раздал товарищам. Потихоньку всё упаковал, увязал, на одной бортовой увёз в Хабаровск и загрузил в контейнер. Потом второй полной гружёной машиной и сам уехал до Хабаровска. Часть вещей пошли на барже в контейнерах до Киселёвки, а часть с собой – на пароходе. Нас встретили свояки (два Анатолия), тёща.   Я все вещи оставил на усадьбе у тёщи. Дождались машины и уехали с Ниной на новое место: Агние-Афанасьевск, Ульчский район  Хабаровский край.
Все вещи туда не вёз, так как ехал туда временно. А у тёщи есть стайка хорошая, где держала корову. Я туда всё сложил и накрыл брезентом. Там сухо, и вот до сих пор и лежат там книги. Но прежде, чем туда везти семью, я сам съездил, устроился подготовил квартирку и поехал за вещами. В Афоне раньше жила несколько лет сестра Наташа. Я туда ездил (это была война). Места мне были уже знакомы. Дружище, устал что-то писать, два дня, как хватанул радикулит, перегрипповал, но борюсь, пишу. Приехал вчера внук Максим, полтора годика, на праздник, забавляюсь урывками.
На бортовой машине с вещами наверху мы выехали на новое место под вечер в последних числах августа 1975 года. Дети остались в Хабаровске. Родители остались в Комсомольске. Мать сказала: «Не хочу ехать в горы умирать». Отец соглашался ехать с нами. Остались они жить в сергеевом домике. Он уже имел свою квартиру в благоустроенном доме.
Едешь машиной всё время по горной местности, пересекаешь только горные реки. Места дикие. На пути может встретиться рябчик, глухарь, заяц, лось или даже медведь. До Агние-Афанасьевска от Киселёвки 80 километров. Машины обычно идут не менее четырёх часов. На полпути переезжаешь горную речку Лимури и посёлок Спорный. Здесь всегда шофера отдыхают, и проезжие пьют чистую горную, прохладную воду. По пути проезжаешь «стиральную доску» – это марь покрыта бревнышками поперёк дороги, и ещё «Тёщин язык» – это длинный крутой поворот. В двадцати километрах от Киселёвки место отдыха прозвали «Ключ похмелья», а в 30 километрах проезжаешь самую большую высоту «Китайский бог». Через эту вершину была тропа китайцев-золотодобытчиков. Здесь они отдыхали, отсюда в 20 километрах полоской виден Амур. Здесь они из дерева вырезали свои божества, и здесь они молились, чтобы благополучно добираться, и здесь же они хоронили убитых товарищей хунхузами (разбойники) и русскими бандитами.
Посёлок Агние-Афанасьевск открылся ещё до революции. Золотопромышленник Афанасий имел дочь Агнию, вот он и назвал посёлок в память Агние-Афанасьевск. Перед войной, кроме рассыпного золота, стали добывать рудное в горах. Потом, вскоре после войны, из горы всё выработали и посёлок прикрыли. После пришли частники, организовали маленькие артели и продолжали добывать золото. Много они его ещё добывали по рассказам старожилов Дегальцева Николая, Швец Григория и других.
Потом опять разрешили открыть государственную добычу. Перемыли весь посёлок, много снесли домов. Установили драгу. Кроме государственной добычи золота работала артель из 200 человек. В артели была хорошая дисциплина, и они всегда перевыполняли план. Каждого их рабочего заработок за сезон был не менее семи тысяч рублей. Это с мая по ноябрь. Но они зато работали без выходных и по 12 и более часов. В артелях люди со всего СССР. Но госдобыча план не выполняла, и пришлось её прикрыть в 1978 году,  с этим  и опять закрыли посёлок. Людей вывезли, устроив им переводы. А старатели ещё рылись там три года и дорыли все участки. Драга смыла весь аэродром грунтовый, был очень хороший. Сейчас там живёт около десятка пенсионеров, и через Афоню идет дорога на другой старый прииск – Сомнительный. Работают артели. Добывают золото драгами, гидромониторами, используя бульдозеры и другую технику
Посёлок находился в окружении трёх сопок. Через посёлок протекал ключ БОРИ. Летом и зимой ветров там почти не было. Тихо. Люди выращивали с навозным удобрением отличный картофель, в парниках огурцы и даже помидоры, капуста росла в открытом грунте.
Люди держали скот собирали много брусники, в горных речках ловили ленков и хариусов (хариус очень вкусная рыба). Любители всегда могли убить сохатого. Круглый год туда летали самолёты почти каждый день из районного центра – села Богородска. Он возил почту и люди летали. Самолет брал 12 человек. А лететь до Богородска было всего лишь 45-50 минут. Летом больше люди выезжали на Киселёвку, а оттуда «Метеорами» до Комсомольска и Хабаровска.
Когда я туда приехал, то там всего было учеников около ста человек, восьмилетняя школа с таким числом учеников – это отдых в работе. Зайдёшь в класс, а их 8-12 человек, и не верилось, что работаешь. Мне всё казалось, что я отдыхаю. А зарплату получал больше. Пошли северные надбавки, вел как директор не 12 часов а больше, так как не хватало учителей. Только с разрешения зав. крайоно. Мы с Ниной стали за месяц получать по 600 и более. Я никогда таких денег не получал. Хотя и жили, как в ссылке, зато очень легко работалось. Коллектив был дружный. Дела шли у нас неплохо. До обеда только и работали. После обеда школа отдыхала. В школе организовали из учащихся совет, и дела были хорошими. Актив очень помогал в работе. Здание было двухэтажным, деревянным с водяным отоплением. Две уборщицы, светло, сухо, тепло. Работать хотелось. Организовал небольшой при школе музейчик. В 1976 году ездил в Хабаровск на двухмесячные курсы директоров.
 В школе учителей не хватало и мы вели уроков больше нормы, но и получали прилично.
На второй год работы выбрали меня поселковым секретарём партийной организации и ошиблись. Я стал приучать многих к партийной дисциплине, а это многим, особенно начальникам, не понравилось. Председатель сельского Совета Сидельников Николай Сидорович всё время занимался браконьерством. Бил зверя, ловил соболя и кормил районное начальство. Им такой нравился, и когда егерь его наказал, они стали заступаться и вернули ему ружья и 600 рублей штрафа. Я возмутился и поставил вопрос перед районным начальством, чтобы его не выбирали снова председателем. А они – за него. Я и совсем и очень серьёзно переговорил, так что стал для всех неугодным. Так им не понравился я, что председатель райисполкома сказал зав. районо при ликвидации прииска, чтобы мне не давал в районе место, или он, или я. А я и не собирался оставаться больше в деревне, так как надо было подумать и о старости.
В 1978 году закрыли государственную добычу золота, и люди стали уезжать кто куда.

В это время в Комсомольске ушло много учителей на пенсию, и пошёл нехваток преподавателей. Я в мае месяце съездил в Комсомольск. Переговорил с завгороно, Дорофеевой Зинаидой Анатольевной (Она меня знала. Когда я из Комсомольска уезжал, то она была зам. завгороно). Она сказала, что возьмет меня и стала предлагать директорство нескольких школ. Я дал согласие только в ту школу, где я работал на шестом участке, там всех я знал, там живут мои родители, там брат и сестра, и там есть где жить (в братовом доме вместе с родителями). Сын уже работал тоже в Комсомольске. Дочь, закончив педучилище, приехала с нами.
Летом я сдал школу (наглядность) директору Киселёвской школы Андросову Василию Даниловичу, который собирался уходить на пенсию. Приехал в Комсомольск, взял перевод и без вещей приехал к родным.
 С четвёртого по восьмое августа ещё успел с Ниной съездить в Приморский край к её родным
  А 25 августа 1978 года я принял школу № 20 на шестом участке, где раньше работал. Нина устроилась воспитателем, устала сильно от тетрадей.
Мать у нас в это время уже слегла и не могла ходить.
23 октября 1978 года умерла наша мать, Пелагея Моисеевна Масловская (Поправко), в городе Комсомольске-на-Амуре, 1896 года рождения (украинка).
               
    В школе было чуть более 300 учащихся – восьмилетка. Она никогда и не была средней. Учителей не хватало. Многие разбежались до меня от одной директрисы Соболевой. Окон было уйма побито, из-за плохого контакта с детьми (много ставили двоек по поведению в свидетельство при выпуске). Дела сдесь были плохи, спортзал с марта не работал из-за разбитых оконю.  Преступность самая высокая из школ города, картина была ужасна.
Однажды я сижу в кабинете, заходит завгороно Дорофеева и говорит: «Я обошла школу, посмотрела, только сильно не переживайте. Постепенно наладите». Подняла мой дух. Легче стало. Три подростка совсем не обучались, а за всеобуч били крепко. Очень туго начинал. Дети многие (шпана) с уроков уходили, воровали. Что-то напоминало детдом после войны. Очень много было курильщиков и хулиганов. За один год дали школе восемь преступлений. Ну, и меня давай таскать. Мне надоело, я и сказал на одном из совещаний, что даю слово, что больше не будет преступлений. У всех глаза на лоб полезли. Посчитали за дурака. Но так я и доработал до пенсии три года без преступности. Слово сдержал.
   Я усилил индивидуальную работу с нарушителями через детскую комнату милиции, комиссию по делам несовершеннолетних, товарищеский суд, и лично я завел тетрадь на нарушителей. А самое главное, организовал весь школьный коллектив на создания школьного музея. На его открытии к 110-летию со дня рождения Ленина были все директора школ района, училища, шефы и кореспондент газеты «Известия» Вадим Летов. Он нам посоветовал музей назвать «Ильич  бессметен, как Россия». Мы это сделали, изготовили с мальчишками макеты, связанные с жизнедеятнльностью Ленина.
Я готовил экскурсоводов, и наш музей заработал. К нам потянулись тети других школ и даже из Хабаровска.
20 октября мне дали трёхкомнатную квартиру рядом со школой, на втором этаже, с балконом. А 10 октября мне дал директор совхоза «Индустриальный» Михнёв Виктор Павлович катер и я привёз необходимые вещи. Часть привезти некуда было, и сейчас лежат у тёщи. Катер дал, из-за какого-то уважения, бесплатно . Дочь Зоя устроилась воспитателем детского сада здесь же в совхозный садик. Мишу (сына) приняли на работу заведующим мастерскими в городской водоканал.
Музей имел отделы: «Жизнь и деятельность Ленина», «По заветам  Ленина построить город наш», «История школы», «Военно- патриотический». Дети любили музей, он во время дневных занятий не закрывался, в музее принимали ребят в пионеры, комсомол.
Проводили пионерские сборы, комсомольские собрания и даже районные и городские учительские  собрания.
 В апреле 1980 году женился сын на нашей землячке Наде Кузнецовой. Её родители живут в Киселёвке, где и моя тёща. С её отцом мы учились в одной школе он на два года старше меня. Она в Комсомольске проработала три года учителем начальных классов и ушла на завод. Сейчас у них сын Максим 1,6 месяцев. Приезжают на праздники и выходные. Им дали комнату в двухэтажном деревянном доме в центре города. Скоро его снесут, и они получат квартиру нормальную.
Два года тому назад похоронил я и отца. Он прожил 87 лет, мать – 83 года.
Дочь два года проработала в садике, не понравилось, пошла в райком комсомола и там проработала два года секретарём-машинисткой. Не понравилось, да и зрение решила приберечь (ходит в очках), ушла в феврале этого года в госстрах старшим инспектором. Пока нравится, и оклад повыше. Говорит, первую получку без вычетов получит 180 рублей.
Мишу поставили как два года начальником участка. Но он недоволен работой, работают все в лениво так как зарплата маленькая и от этого удовольствия нет.
У нас в школе на другой год стало больше учителей, некоторые вернулись опять в школу. Через два года у нас школа имела все кадры и даже четыре освобожденных воспитателя.
Открыли при нашей школе филиал платной музыкальной школы.
Коллектив неплохо стал срабатывать. В отдельных мероприятиях даже стали вырываться на первые места в районе и выше: два года подряд занимали первое место в районе по конкурсу агитбригад, один раз взяли кубок по городу в соревновании ЮДПД, в крае в 1981 году заняли первое место по сбору макулатуры и получили грамоту от ЦК пионерии.  ». Развернули краеведческую работу по разным направлениям.
   Музей был награжден грамотой совета ветеранов Москвы, дипломом. Нина 15 лет ведёт поисковую работу и связь с людьми, видевшими В. И. Ленина. Я с ребятами продолжал делать макеты, что мальчишкам очень нравилось. Продолжали писать о людях в газеты. Всем посетителям нашего музея очень нравились обзорные экскурсии по музею, которые вели: Скрипник Наташа, Карпов Толя, Синельник Виталя.
Нина Евгеньевна отыскала Л.Птицына, завязала переписку и через ЦК ВЛКСМ добилась, чтобы он с выставкой своих картин приехал в Комсомольск-на-Амуре. Это было очень интересно для наших ребят и для жителей города.
После моего твердого слова в школе не стало преступности.
Мы много лет держали связь с Л. Т. Космодемьянской, лично она нам писала письма. Прислала книги и значки Зое, я их храню. Она умерла в мае 1978 года. Мы ей из Агние-Афанасьевска посылали всем селом посылку. Она была очень довольна и писала, что ей никто таких подарков никогда не дарил.
За работу нашу школу неоднократно поощряли. Меня тоже грамотами награждали. Много детей съездило по бесплатным путевкам в «Артек» и «Орлёнок».
Я с Ниной Евгеньевной и ребятами бесплатно дважды ездили в Шушенское, на Красноярскую ГЭС и Шушенскую ГЭС, в Москву. Сами мы ездили в Куйбышев, Самару, Вольск, Сталинград, Крым – Севастополь, Симфирополь, Киев, Днепропетровск, ДнепроГэс, в Запорожье, были около дуба, где отдыхал Тарас Бульба.
Заезжали в Михайловское, куда был сослан, а потом и похоронен А.С.Пушкин.Дважды были в Ленинграде.
За это время я и Нина получили удостоверение участников трудового фронта, медали «Ветеран труда», медали «50 лет Победы», я еще получил медаль «40 лет Победы», знаки: «Охраник памятников»,  «Разгром под Сталинградом», «50 лет Комсомольску», две грамоты ЦК ВЛКСМ.
 По моему предложению в районе провели уже две районных конференции по краеведению. На первой я выступал с докладом на 30 минут, на второй тоже имел слово, и меня поощрили 30 рублями премии и грамотой, сейчас в районе стало пять паспортизованных школьных музеев. Это в два раза больше, чем в центральном районе, хотя и он в два раза больше нашего. В январе этого года дали паспорт нашему музею.
          В   конце ноября я занимался хозяйственным делом около школы, поскользнулся и получил двухсторонний лодыжечный перелом ступни. И отлежал дома более двух месяцев.
В 1981 году я в феврале вышел на 55-летний возраст, меня оформили на пенсию. Я получил пожизненно пенсионное удостоверение, 120 рублей и подал заявление на увольнение с окончанием учебного года.
В школе мне учителя и дети отметили мой юбилей. Учителя собрали 300 рублей, я добавил 250 рублей и купил себе золотые часы и для памяти выгравировал, дети купили хорошую ручку за 25 рублей, альбом для значков и куклу.
С заврайоно Гомонец Любовью Васильевной я договорился об уходе. Она начала подыскивать замену.
   И я поехал первого июня в районо сделать последнее заявление, а в это время зав. гороно Дорофеева приехала в школу (первый день экзаменов объезжает все школы). Ей учителя сказали, что я оставляю школу. Она  возмутилась и сказала,      чтобы я приехал   на другой день к ней. Я так и сделал. Она меня уговорила остаться ещё хотя бы на один год, так как он будет для города юбилейный и очень трудный.. Кроме Вас я не хочу иметь там другого – сказала она.
 Дала сразу мне отпуск на лето и путёвку на курорт в «Дарасун» Читинской области. Этим самым   я, конечно, не угодил зав. районо . Потом вызывали меня в райком и попытали, почему я ухожу. Договорились, что я отработаю ещё год до 12 июня (юбилей города и конец учебного года).
 От дохнув, я съездил на курорт за всю жизнь первый раз, по несчастью, был на курорте. Отдыхать всегда хорошо, да ещё при таком внимании. Такой отдых надо давать учителям каждый год. Тогда можно было бы и отдачу спрашивать. У нас в данное время учителя сильно перегружены, за всё в ответе, и больше стрелочников как будто бы нет в стране. Учитель стал не авторитет, а какое-то насмешище. Не знаю, как у вас, а у нас в городе ему никакого внимания нет. Любой сопляк может унизить как хочет.
За четыре года здешней работы пришлось лишить родительских прав три матери, в спецшколу отправил троих учеников. Десятка три наказывал штрафом через комиссию и так далее, и т. п. Стало в школе намного лучше. Много сделал хороших дел, сейчас бы поработать лет десять, но сильно устал. Устал так, что порою и вспоминать не хочется. Жизнь была не просто радостной, а горькой часто за то, что на работе и везде видишь много несправедливости, и чтобы сделать хорошее доброе дело для общества, надо бороться и унижаться донельзя. Не знаю, может, Андропов что-либо поправит, я так жду от него много пользы. Пока во всём его поддерживаю.
Начали мы учебный год с большой нервотрёпки – подготовки к 50-летию города. Нас бесцеремонно снимали с уроков осенью и весной, и все школы уничтожали бурьян вдоль дорог, на пустырях и везде, где только он ни рос. Грабли собирали мусор, листья деревьев, а тополя очень много. Короче говоря, вылизывали город. А тут весной ещё, как на грех, шел беспрестанно дождь два месяца и каждый день.  Как начал в апреле так и кончил 10 июня.
Начальство много дел оставило на весну, а погода как назло мешала. Люди работали, невзирая на дожди. Асфальт  клали прямо в сырость. Я что-то такой весны не помню на Амуре. Отгрохали всем гамузом хороший стадион, много асфальтировали нового, поправили старое, обновили домов много. Город заметно повеселел, похорошел, и даже заметно поднялась культура. К юбилею нарядным стал. Открыли большой памятник первостроителям, бюст Рюмину (космонавт, он родился на Дзёмгах), Гагарину (наш завод имени Гагарина, и парк дзёмгинский называется именем Гагарина), памятник Калинину. Драмтеатр открыли и так далее.
На праздник приезжали представители всех союзных республик.
Проходила в «Доме молодёжи» научно-практическая конференция, посвященная 50-летию города. Я с Ниной на ней был участником. Она была два дня. На пленарном были Рюмин и Хетагурова. На второй день после секционных состоялась закладка сквера около Амура, сажали саженцы. Принимали участие в посадке все. Всё было хорошо. Всем делегатам давали хорошие папки с книгой, блокнотом, программой и ручкой. Кроме этого каждому приложение к газете «Дальневосточный Комсомольск» на лощёной бумаге, цветное, и красивый юбилейный значок.
Очень хорошее было выступление на стадионе. Всё в цвете. К нему готовились (репетиции каждый день) школьники студенты и так далее. Задолбали. Два-пять учеников не поехали – ругают, наказывают. От нашей школы мы представляли сорок учащихся ЮН. Пожарники. Секретарь ЦК ВЛКСМ после сказал: «Это у вас была малая Олимпиада». Очень понравилось, и солнце было до обеда. Я лучше тебе напечатаю программку на последние 10 дней. Это уже тоже история.
Четвёртого июня мы провели своё торжество в школе. Заседание проводили в музее. Представителем была заврайоно Гомонец. Был первостроитель  Маршалов Константин Георгиевич, наш почётный гость. Всем очень понравилось. Дали поощрения: мне фотоаппарат, грамоту от райкома КПСС, юбилейные медали дали мне и Нине Евгеньевне и Сирачёвой Людмиле Николаевне (ветеран труда) десять дали благодарственных писем. На школу – юбилейную грамоту.
Проработал я ещё десять дней. Заврайоно хотела, чтобы я отремонтировал школу и только тогда пошёл на пенсию. Я напомнил ей о договоре, и вскоре мы остались каждый при своих интересах. Я сдал печать и личные дела завучу.
После юбилея города (50-летия) я ушел на пенсию в 1983 году.
У меня уже была с весны запланирована поездка на запад. Я подготовился, съездил к тёще в село Киселёво, немного помог. Купил билеты на двенадцатое июля из Хабаровска на Куйбышев самолётом.
Приехали ко мне в гости из Полётного и Хабаровска наши друзья Курточкина Л. Т., Короткова Л. А. Я им в один день показал город немного – главное. И мы одиннадцатого выехали в Хабаровск «Метеором». Оставили друзей и поехали в аэропорт. На другой день мы с Ниной вылетели в город Куйбышев. После обеда были на аэродроме. Я о тебе подумал, что ты где-то должен быть на Волге, а где? Где Хрычкин И. М.? Не знаешь? И с тех пор решил обязательно тебя отыскать.
В Куйбышеве в 18 часов мы были уже на автовокзале. Сдали вещи в камеру хранения и тут же посетили универмаг. После чего поехали на речной вокзал. Он нам очень понравился. Протомились ночь на вокзале. Утром с большим трудом взяли билет на «Метеор» и поехали в город Вольск. Волга стала широкой и необозримой. Особенно, когда проезжали Хвалынск и Жиже. У Балакова спустились по шлюзу. А я вот так и не понял: есть ли ГЭС у Балакова? Прибыли в Вольск часа в два. Бывшая воспитанница нас не встретила. Мы сдали вещи в камеру и поехали к ней домой. Её дома не оказалось, соседка Валя сказала, что Зоя Артамонова (Моя воспитанница по детдому из Орловского) с дочерью пошли пол мыть, подрабатывают в отпуске. Она и говорит: «Поедем со мной и заберём вещи». Мы так и сделали. Вскоре Зоя с Таней прибежали.
  Она нас очень хорошо встретила. Живет в одной комнате с дочерью, муж сидит. На другой день мы с ними пошли на выпускной парад курсантов-интендантов. Она работает секретарём-машинисткой в этом военном училище. Училище ещё дореволюционного основания. Нам там очень понравилось. Большая территория и хорошо ухожена. Пожили мы у неё недельку и с ней на легковой машине уехали  на железнодорожную станцию. Ночью сели на поезд в направлении через Саратов, Волгоград Краснодар, Керчь, Симферополь и в Севастополь прибыли в четыре утра. Ночью отсиделись на улице под шелковицей огромной, опадали с неё ягодки. Утром нашли съёмную квартиру рядом с вокзалом, койка два рубля. Комнаты все с водяным отоплением и вмещают 15, а то и более человек вдень.
Пять дней бегали по городу, один день съездили на «Комете» в Ялту туда и обратно. Потом взяли билеты на Днепропетровск, утром уехали в Симферополь на электричке, погуляли по городу день и вечером отчалили из Симферополя.
Утром в семь мы были уже в станице Синельникова, нас встретила моя сестра Вера с мужем Васей на собственной машине. Они приехали из Ленинграда к родным в село Марьевка Синельниковского района. И так мы оказались у родных Василия в селе Марьевке, там живёт мать и сестра Василия.
Живя в этом украинском селе, мы хорошо ознакомились с украинской жизнью. На машине из этого села съездили в города, где бывали один-два дня: Днепропетровск, Павлоград, Запорожье, Каховское море, Донецк, Ворошиловград, Краснодон.
26 августа поехали на машине в Ленинград, через Полтаву на Киев. Около города Хароль у нас на ходу с правого переднего колеса вышла из строя шаровая опора, и, к счастью, не было встречных машин, мы остались живы. Машина юзом прошла по асфальту метров 50, но, благодаря большой нагрузке и ровному асфальту, она не перевернулась.
Переночевали в палатке, добыли деталь, поставили и добрались до Киева. У родных побыли трое суток, облазили Киев и двинулись на Ленинград. Заехали в город Пушкино Михайловское и ночью были в Ленинграде.
Отдохнули три дня походили по памятным местам и на машине поехали в Эстонию. Там живёт родня, Надина сестра Люба, посмотрели, как живут эстонцы. Побыли два дня, вернулись в Ленинград и шестого сентября вылетели из Ленинграда на Хабаровск, а восьмого были дома.
Выкопал картошку на своём огороде на склоне сопки, была летом засуха, и она была очень мелкая. 12 сентября я поехал к тёще в Киселёвку, а Нина пошла на работу. Ей дали русский язык в пятом классе, классное руководство в этом же классе и ещё этот класс – группа. Так что под завязку.
В Киселёвке я помогал тёще огородину убрать, заготовил жердей, окурил жерди и столбики, сделал и другие дела. Живёт она одна. Немного порыбачил, съездил один раз на уток и 17 октября вернулся в Комсомольск.
Нина в октябре на 53-летнем возрасте оформила пенсию на 120 рублей, но продолжает работать до конца учебного года.
Я отдохнул до первого ноября и пошёл в школу работать. Мне стали платить кружковую и два часа воспитательских (не веду, но формально записываю в журнал) – это по договорённости  с заврайОНО, а сам занялся музеем. Вместе с пенсией это получалось 265 рублей. Но пенсия работающему учителю платится не полностью а всего лишь 75%, так что я работаю и пенсию получаю не 120 рублей а 90 рублей. Вот такой дурацкий закон для учителей, всем платят полностью пенсию, а учителю нет. Не случайно и большая нехватка у нас учителей.
Работаю я нормально, сколько хочу, столько и работаю, никто моё время не учитывает. Хочу весь день работаю, хочу с обеда, и если другой день не пошёл в школу, никто не спрашивает, почему нет меня. Делаю, безусловно, больше положенного, люди видят мой труд. Работа мне нравится, и я работаю легко, без напряжения, от души, в основном, работаю с детьми. Сейчас я закончил отделку и оформление музея, буду теперь организовывать экскурсии и продолжать работу.
 Музей у нас в классной комнате (свободный класс) много оформления на стекле. Сделали с ребятами по чертежам и без чертежей диарамку «Ленин в Разливе», сам с ребятами лепил Ленина. Сделал подсветку, костёр и всё прочее. Дети маленькие его прозвали «Телевизор». Пароход «Святитель Николай», на таком Ленин ехал из Красноярска в Минусинск (ссылка в Шушенское), паровоз №293, броневик, первый советский танк «Враг капитала», мавзолей со Спасской башней Кремля с тремя часами. Всё это людям очень нравится, словом, так не расскажешь, надо фото.
Сейчас с ребятами делаю макет «Славянское поселение» в исторический кабинет, а потом буду продолжать макет «Авроры» (уже начал) и займусь с детьми созданием музея «Сказка» под открытым небом
Это моя последняя педагогическая задача. Надо будет немного чем-то заниматься, чтобы не было скучно зимой и весной. Да и лишняя десятка не помешает куда-либо съездить.
Два года назад я с Ниной и старшей вожатой на мартовских каникулах слетали в Шушенское, с нами было 30 детей, всем очень понравилось. Сейчас хочется хорошо познакомиться с Кавказом, Средней Азией, Сибирью, Приморским краем, Камчаткой и Сахалином. Как видишь, такие запросы – и жизни не хватит.
Так вот как же я мыслю музей под отрытым небом. Есть перед школой большой пустующий сквер, планово заполнить его разумно сказочными сюжетами и персонажами сказок. Делать так: каркасы героев делать из дерева, пробить гвоздями, опутать проволокой прикрепить прочную (из металла) основу, на улице установить   в бетон и цементным раствором лепить задуманную фигуру. Она не сразу сохнет, можно поправить, а если разрушит часть кто, то можно легко поправить, а если и дерево сгниёт, то бетонная оболочка будет стоять долго. Потом покрасить цветными масляными красками и будет смотреться отлично. Так всю территорию заполнять героями можно десятки лет. Так мне ещё захотелось оставить более долгую память о себе. А работать должны мальчики и девочки любители рисовать, лепить. Сюда же должна войти категория хулиганов.
Десять лет я с ребятами создавал около школы из железобетона музей- сказку. Художники города этой работе дали высокую оценку, документом подтвердили. Нина Евгеньевна развернула юнкоровскую рабаботу и поиск.
Скоро займусь ремонтом квартиры, надо сделать закрытую стенку для книг и вывезти их из деревни, часть отдать детям. Хочу закрыть балкон под стекло, а то летом дожди, а зимой снег всё губят, засоряют. У меня балкон не на улицу центральную, восточная сторона, на восток три окна и на юг одно, свету много весь день. Квартира на втором этаже нравится мне. В мае надо побелить, кое-что покрасить, а летом хорошо к тёще, чтобы осенью заняться рыбалкой, охотой, ягодами.
Об огороде я много писать не буду, он стал очень большой. Пустыри почти все застроены, и строительству конца-края не видать, строят новые заводы, везут людей, больше молодёжь. Я лучше вышлю что-нибудь о городе, так будет понятнее. Сейчас в городе насчитывается 300 тысяч населения, хотят к 2000 году довести до 500 тысяч, и, пожалуй, будет так.
К юбилею города помогал городскому краеведческому музею реставрировать чучела. Сейчас меня просит Ульчский райисполком сделать чучела для своего народного музея, всё есть в музее, а отдел природы не представлен. Я уже два чучела сделал (утку, чайку), буду по мере возможности делать и дальше.
На пенсии я занялся написанием книг, а писать меня заставил друг Старцев Юрий Николаевич. Мой первый рассказ написан в Полётном «Удод» ( «Тухляк прилетел»). В Полётном проводил опыты по расселению рыжих лесных муравьёв, изобрёл временный домик.
Написал книги: «Тайны муравьиного дома», «Белоплечик», «Уссурийский фазан», роман «Джанго», «Встреча с подвигом». Написал о природе ещё двадцать новелл. Мои книги и рассказы всем очень нравятся.
Когда я ушёл на пенсию, десять лет был председателем Совета ветеранов Шестого участка, а Нина Евгеньевна – секретарём. Наша общественная работа в районе поощрялась. Я в рукописной книге описал около ста участников войны и один экземпляр передал на хранение в городской краеведческий музей.
На пенсии много делал чучел птиц, зверьков, голов изюбря, лося. Много на память сделал сыну Мише, занимался фотографией, из дерева сделал около десяти масок и исторический автопортрет.
 
 2003 год. Зоя с мужем Витей Крошко и дочерью Ниной (5 класс) живут в городе  Дальнереченске, Миша живёт в городе Комсомольске-на-Амуре, работает в Горбыткомбинате. Надя – дома по хозяйству, очень хорошая невестка грамотная – педагог, культурная, деловая, уважительная, гостеприимна.

    У них сын Максимка учится на четвёртом курсе пединститута, работает с отцом, помогает, водит хорошо автомашину, любит любую работу, окончил детскую художественную школу, владеет компьютером.
Дочь Наташа также учиться в педагогическом институте, закончила детскую художественную школу, владеет автомобилем, компьютером, помогает отцу в работе.
Дети доброжелательны, добродушны, дружелюбны, уважительны, не ленивы.
Дважды съездил с Мишей в Полётное на первое сентября и на день учителя третьего октября, выступал на линейки в школе.
Миша решил поселить нас поближе к себе, чтобы можно было оперативно нам помогать. На одной площадке с ним купили квартиру, свою продали за 100 тысяч рублей. Много сделали по ремонту, так как квартира была 60 лет коммунальной, не ремонтировалась, в последнее время в ней жили бичи-неплательщики.
Второго марта 2003 года мы переехали на новую квартиру, занялись благоустройством. Девятого марта от волнения и напряжения я получил второй обширный инфаркт, меня увезли в больницу. Я до 24 марта был в больнице.
Приезжала на школьные весенние каникулы Зоя с Ниной, помогали разбирать вещи и ремонтировать.
Я вышел из больницы и почувствовал упадок зрения, особенно левого глаза. До этого уже у меня болел кишечник, в 2002 году ничего врачи не обнаружили, а в 2003 году образовалось много полипов в прямой кишке, кровоточат.
С 1985 года – подозрение на жабу.  До сих пор я ещё совсем от  неё не освободился, но стало беспокоить меньше.
13 июня мы отметили золотую свадьбу.


                Юбилейное

  Жил я на Халане
В маревой трясине.
Повстречался с Ниной
В сельском магазине.

Играл я на крылечке
У самой речки.
Друзья танцевали, –
В рыбку мы играли.

И поймал я рыбку –
Рыбку золотую.
Рыбка мне божилась –
Навек подружилась.
Рыбак не жалеет,
Что так получилось.

               

   Вскоре после свадьбы (август) у Нины Евгеньевны заболели ноги, лечим, стало лучше. Меня готовили на операцию, я не решился. В августе я левым глазом не стал видеть, правым ещё вижу, но тоже есть катаракта.
Взял в сентябре направление в Хабаровск в микрохирургию глаза. Получил ответ: на 9 декабря явиться на анализы. Но я передумал, лечу дома глаза, кишечник, но пока сдвигов не вижу. Очень сложно, использую самые эффективные лекарства
За осень всё же написал четыре рассказика.
Кабинет свой я хорошо оборудовал, мне он нравится, можно писать, читать, работать. Я для удобства сделал передвижной станок. В этом кабинете можно работать и отдыхать на диванчике, тепло и солнечно.
22 ноября 2003 года отметили 74-летие Нины Евгеньевны. Были наши Лида Баданина, Люба с Юрой. Нина Евгеньевна ходит в магазин, аптеку, на базар.
                .
Кузьма, продолжаю писать дальше.
Когда я работал уже в городе Комсомольске-на-Амуре директором школы № 20, я поступил в школу рабкоров при редакции газеты «Дальневосточный Комсомольск», в которой обучение проходило два года.          По окончании двухгодичного обучения журналистики я получил удостоверение внештатного корреспондента (журналиста) газеты «Дальневосточный Комсомолец».
Постоянно выступал в газетах со статьями и очерками о людях труда, участниках войны, о школьной жизни, о природе. Особенной популярностью у читателей пользовались рассказы, напечатанные под рубрикой «Знай и охраняй родную природу». Мои рассказы о природе постоянно звучали по краевому радио. На краевом радио они занесены (зачислены) в золотой фонд.
Много статей мы написали с Ниной и отправили в газеты, со многими работали, посылая им наши материалы. Вот наши газеты, с которыми мы сотрудничали: «Дальневосточный Комсомольск», «Молодой Дальневосточник», «Тихоокеанская Звезда», «Ленинец», «Амурский Маяк», «Горняк», «Пионерская Правда». Более двадцати лет читал лекции о Международном положении взрослому населению. С докладами постоянно выступал на районных, городских, краевых педчтениях. Однажды выступил на зональных – Сибири и Дальнего Востока – в городе Томске.

Наш городской музей дал тушку колонка, чтобы я им сделал чучело. Днями займусь.  Вот так я и занят по горло, вроде бы должно быть свободного времени много, ведь на пенсии, а его всё нет и нет. Так вот всё не успеваю, и не успеваю и, кажется, что делаю всё мало и мало.
Вот и конец моей краткой повести. Залпом всё тебе рассказал.
Сегодня уже второй день идёт у нас пушистый густой снег. Началась переменная весна. Но радостно, что морозы ночью спали до 10-12 градусов.
Кузьма, есть ли у тебя в садике смородина чёрная, если надо, то пока не поздно, могу прислать черенков, она очень полезная.
Всё что Вас будет интересовать, пишите, рад ответить и помочь.
Пока до встречи.   Всегда Ваши друзья – «Маслята» Федя, Нина. Обнимаем, целуем, ждём в гости в июне-августе.
 Пишите, ждём.

   12. 03.2003 год.     роспись 



                Наша радость

   Нам хочется поделиться радостью, которая пришла в нашу школу перед самым праздником – 60-летием Великого Октября: мы получили письмо от матери двух Героев Советского Союза –  Любови Тимофеевны Космодемьянской.
Когда на линейке наш руководитель школы юнкоров, Нина Евгеньевна Масловская сообщила эту радость, у ребят вырвалось: «Вот это здорово!»
Затаив дыхание мы слушали письмо до конца. Письмо – это как наказ юности, как завещание.
Напечатайте, пожалуйста, это письмо в газете. Пусть нашу радость разделят учащиеся всего района. Само письмо хранится в нашей комнате боевой славы которую мы открыли к 60-летию Великого Октября.

                Письмо матери героев
 
   Хабаровский край, Ульчский район, Агние-Афанасьевск. Педагогическому и ученическому коллективам школы.
Дорогие товарищи! Сердечно поздравляю всех вас с большим праздником 60-летия Великой Октябрьской революции!
Шестьдесят героических лет прошло с того дня, как орудийный залп «Авроры» возвестил миру о начале новой эры. Было создано первое в истории государство диктатуры пролетариата. Великая Октябрьская социалистическая революция открыла народу светлую дорогу социализма, коммунизма. Враги революции пытались изобразить большевиков и революционный народ разрушителями, не способными к созиданию, но очень скоро исторические события развеяли, как дым, эту клевету.
Голод, холод, разруха, гражданская война, интервенция, жестокие и сильные враги вокруг – никогда еще ни одному народу не приходилось выдерживать такого натиска. И советские люди, руководимые Коммунистической партией, как один человек, отстаивали свою свободу, строили и созидали, преодолевая все трудности и лишения.
Идеи Октября оказывают все большее влияние на судьбы мира. Сегодня более трети человечества объединяет могучий лагерь социализма. Поэтому наш великий праздник отмечают все свободолюбивые народы нашей планеты.
Много трудностей выпало на долю ваших старших товарищей. Очень тяжелым, но героическим периодом жизни нашей Родины была Великая Отечественная война. В борьбе с врагом миллионы советских людей отдали самое дорогое, что есть у человека – свою жизнь. Отдали свои юные жизни и мои дети – Зоя и Шура. Со школьной скамьи вступили они в смертную борьбу с врагом и победили, не дожив до славного Дня Победы. Победа нашего народа еще раз показала всему миру великие преимущества социализма.
Дорогие друзья! Коммунистическая партия и советский народ обеспечили вам счастливую жизнь под мирным голубым небом, под солнцем новой Конституции, принятой накануне 60-летия Великого Октября. Вам предстоит умножить богатства нашей родной земли. Берегите все, дорожите всем, что завещали для вас старшие товарищи в боях своей кровью. Любите свою родную землю. Растите коммунистами-ленинцами, трудитесь по-ленински, учитесь по-ленински, любите Родину так, как любил ее наш дорогой Ильич.
Дружески желаю успехов в учебе и во всех добрых делах.
С сердечным приветом и любовью.


                «Юнкор» в поиске

   Второй год в нашей школе работает кружок юнкоров. Руководит им преподаватель русского языка и литературы, Нина Евгеньевна Масловская.
Мы переписываемся с участниками Гражданской и Великой Отечественной войн, с первостроителями города Комсомольска-на-Амуре, с людьми, лично знавшими и видевшими Владимира Ильича Ленина. Начали изучать историю нашего поселка, собираем материал буквально по крупицам.
Никогда мы раньше не думали и не мечтали, что такие люди, как Николай Михайлович Фельдман, друг Виталия Банивура по подполью и партизанскому отряду, будет вести с нами деловую и интересную переписку. Это на редкость внимательный и душевный человек. Часто присылает в письмах он нам газеты со своими статьями о природе края.
Марченко Николай Григорьевич – участник Великой Отечественной войны. Проживает он в Хабаровске, работает на заводе. Николай Григорьевич – активный общественник, рабочий корреспондент. Это он прислал нам ко Дню Победы свой рассказ «Последнее желание», которое мы просим опубликовать в районной газете.
Слышала, видела и фотографировалась в 1920 году с Владимиром Ильичом и Надеждой Константиновной Крупской Ульяновская Вера Александровна, которая проживает в Москве. Веру Александровну интересует история нашего поселка, почему он так называется. И это навело нас на мысль изучить и написать историю своего поселка.
Завязали мы переписку с одним из первостроителей города юности – Комсомольска-на-Амуре – Ефимом Васильевичем Дородновым. Взволновала нас его судьба. Строил город, учился. От простого рабочего дошел до кандидата исторических наук. Несколько книг принадлежит его перу.
Переписываемся мы и с учащимися восьмого класса Софийской средней школы, делимся материалами. Это позволяет глубже изучать историю нашего района, его природные богатства.
Традиции юнкоровского кружка, начатые Кузнецовой Галей, Глещинской Ольгой, Симаковой Леной, Жарковой Таней, Казак Ларисой, продолжает новая смена 4-х, 5-х классов – Базгутдинова Альбина, Че Таня, Гуслякова Женя.
Каждую среду собирается наш кружок, мы читаем письма, говорим об их содержании, составляем план на следующее занятие. Нам радостно, когда приходит много писем. Особенно взволновало нас поздравление Николая Михайловича Фельдмана Анне Панпуриной – ученице пятого класса: «Дорогая Аня Панпурина! От всей души поздравляю тебя с отличными успехами в учебе за третью четверть 1976-77 учебного года. Так держать и на будущее!».

                Жизнь во всем многообразии

   В редакционной почте нередко встречаются письма, в которых наши читатели в литературной форме рассказывают о родной природе, интересных людях, с которыми сталкивает их жизнь, пробуют свое перо в поэзии и прозе. Читать такие письма всегда радостно, хотя, несомненно, не все они равнозначны как по литературному мастерству, так и по темам, поднятым в каждом отдельном случае.
Наши читатели хорошо знают прозу Ф. Х. Масловского из Агние-Афанасьевска. Тонкий ценитель и знаток природы, он больше всего пишет о растительном и животном мире богатейшего нашего края. Чаще всего это рассказы-были. Именно таковы «Первый день весны», «Сиреневые сопки», «Аммофилка», «Дивный день». В газете его материалы обычно публикуются под рубрикой «Знай и охраняй родную природу». Надо отдать должное Ф. Х. Масловскому – он страстный пропагандист природы, умеет убеждать. Его рассказы делают людей добрее, добавляют новые интересные сведения в копилку знаний каждого из нас.
Знакомы читателям и рассказы Г. Иргу из Мариинска. Главная тема этих рассказов, как правило, люди, их судьба, часто нелегкая, их взаимоотношения. Рассказ Г. Иргу «Одна ночь» именно об этом.
Бывшему работнику Быстринского леспромхоза, коммунисту Григорию Кузьмичу Куликову, посвятил свое письмо в редакцию В.П. Глазковский из Циммермановки. Уроженец Ульчского района, Г. К. Куликов сразу после окончания десятилетки во время Великой Отечественной войны служил в рядах Советской Армии на Дальнем Востоке, имеет медаль «За победу над Японией». После войны, в течение многих лет, был на партийной и профсоюзной работе. Последние 15 лет (до выхода в 1977 году на пенсию по старости) работал председателем рабочкома Быстринского леспромхоза. Этот энергичный, принципиальный, очень общительный, доброжелательный человек пользуется уважением окружающих. За многолетний добросовестный труд он награжден орденом «Знак Почета», медалями «За трудовую доблесть», «За доблестный труд. В ознаменовании 100-летия со дня рождения В.И. Ленина». Он – ветеран труда.
Г.К. Куликов сейчас в Циммермановке не живет, но люди часто вспоминают его добрым словом. А вот еще один рассказ «И чего этим мужчинам надо?». Его автор – Е. И. Банников из Булавы. В юмористической форме автор рассуждает об извечной теме: откуда бывают плохие мужья и можно ли их перевоспитать?
Среди наших постоянных автором и житель Тугуро-Чумиканского района Ю.В. Пупков. Он также пробует свои силы в прозе. Его последние рассказы «Несчастье» и «Никогда не знаешь где найдешь, где потеряешь» – о жизни нашего поколения, о «невезучих» и «везучих людях. Интересные по темам, они, однако, «грешат» многословием, мысль не всегда четко выражена. Кстати сказать, эти же недостатки присущи многим начинающим авторам. Всем им можно посоветовать изучать творчество классиков русской литературы и лучших современных писателей, специализирующихся в жанре рассказа.

                Сиреневые сопки

    Прожил я первую зиму в Агние-Афанасьевске и от старожилов услышал: «Скоро увидите, как наши сопки зацветут. Вот красота будет!»
Но яркие наряды весна-волшебница сопкам не спешила дарить. Весь апрель медленно меняла белый цвет на коричневый. И лишь в начале мая стала осторожно подкрашивать нежным тоном зелени.
В посёлке торжественно отметили Первомай и стали готовиться ко Дню Победы. На столах, в стеклянных банках, появились сиреневые цветы багульника.
– Где же ваша красота? – спрашиваю я.
– Подождите, считанные дни остались.
И чтобы увидеть обещанную красоту, я день ото дня стал поджидать. Днём как-то не замечаешь обновлений в природе. Сегодня, кажется, всё так, как было вчера и неделю тому назад.
Прошло два пасмурных, отпаривающих землю, дня. Могучее солнце выглянуло из-за сопки и осветило горный посёлок. Его ласковые лучи заглянули в окно. Я вышел на улицу.
– Ух, ты! – По гребню сопки, пронизанные лучами солнца, пламенеют сиреневые шары. Посмотрел на другую сопку – там весь южный склон усыпан букетами сиреневых цветов.
Делаю медленный глубокий вдох. Вдыхаю, вдыхаю. Уже предел лёгких, а самому ещё и ещё хочется добавить воздуха и, кажется, что полного вдоха так и не получилось. Настолько чист и приятен весенний воздух – воздух сотен разных запахов. Я тут же решил пройтись на сопку и отведать запах цветов багульника. Вдруг вижу: торопится Жигайлова Рая.
– Куда спешим?! – кричу ей.
– Самолёт вылетел!
– А цветы? Родных встречаете?
– Лётчикам за воскресную почту.
Мне сразу представилось: набрав высоту, пилоты поглядывают на сиреневый букет и негромко поют: «...Где-то багульник на сопках цветёт, кедры вонзаются в небо...»








                Брусника – ягода ядрёная

   На прииск Агние-Афанасьевск я был направлен на работу в школу. Я – директором, Нина Евгеньевна –учителем русского языка и литературы.
Школу надо было готовить к началу учебного года и к зиме. Поэтому у меня свободного времени не было даже по воскресеньям.
В сентябре, в воскресные дни, местные жители с заплечными коробами и специальными совками отправлялись на сбор брусники. Нам тоже хотелось хоть немного брусники собрать, Такую ягоду мы никогда не брали, так как она в нашей местности не росла.
И вот мы готовы за брусникой идти. Соседка, Алексеевна, увидев нас, сказала:
– Какая сейчас брусника? Морозы её давно убили, а что и соберёте – не донесёте. Соком зайдёт.
– Лучше поздно, чем никогда,  – говорю ей. – Световой день в нашем распоряжении. Ведёрко-то должны набрать, правда, Рекс?
Рекс завизжал, лапами задвигал.
– Пойдёшь, пойдёшь, обязательно возьмём, как же мы без тебя.
Освободившись от ошейника, Рекс с разгону ударил по калитке и выскочил со двора.
-- Алексеевна, подскажи-ка, куда нам лучше пойти?
– А тут, куда ни пойдёшь – везде бруснику найдёшь. Идите на эту сопочку. Ведёрко обязательно наберёте.
Мы вышли на край села и сразу же попали в редколесье с густым, высоким, до колена, рыжим багульником. Ноги стали путаться, невозможно идти.
– Евгеньевна!
– Ау!
– По таким зарослям, что и соберём, то до дому не донесём.
– Не говори! Я уже однажды чуть не свалилась. Не могу ногу вытащить и всё. Хоть караул кричи.
Я улыбнулся и глянул на Рекса, а он прыгает, как дикий козёл, и мордашку в багульник суёт. Интересно. Наблюдаю. Рекс голову вытащил из багульника и челюстью задвигал.
– А ну, посмотрим, что ты съедобное нашёл, – и заглянул, а там брусника да крупная, как вишня, и цвета вишнёвого. Я сразу крикнул:
– Евгеньевна! Иди, посмотри!
– Говори.
– В багульнике ядрёную ягоду нашёл, и морозом не тронута.
– А я такую и собираю. Когда ноги высвобождала, то такую ягоду увидела. Сейчас и заглядываю в самую гущу багульника.
– А мне Рекс показал. Спасибо ему.
Горстку ягоды я положил в рот, придавил – вкусно, очень вкусно. А ну, заглянем, чем же природа тебя снабдила? – и придавил, а там крахмально-розовая начинка – зефир, да и только!
Прошли заросли багульника и вышли на лесную лужайку. Я говорю:
– Сядем на лужок, съедим пирожок, согласен, дружок?
– Согласен-то согласен, а пирожков у меня нет.
– Зато хлеб есть. Давай попробуем бруснику с хлебом кушать?
– Согласна. Только ту, что собрали, домой понесём, а покушать – на лужайке наберём.
– Согласен. В детстве мы голубицу с хлебом ели – нравилось.
– А в войну мы с молоком её ели. Хлеба-то норма была. Бывало, мать насыплет в миску ягоды, молоком зальёт, и ложками хлебаем.
– Знаем. И такое приходилось кушать...
На лужайке бруснику стали брать, а она мнётся, лопается, алым соком пальцы обливает, ягодки к пальцам прилипают. Невольно приходится слизнуть. А вкус – гольная сладость, и винограда не надо.
Удивительно: почвы кислые, а ягода сладкая! С чего только сахар берёт? Вот загадка!?
– Нина Евгеньевна, ягоду пробовала?
– Пробовала. Очень сладкая.
– Мне охотник Банщиков как-то говорил, что медведи только на ягоде и жиреют.
– Возможно.
– Без спору буду утверждать, что Земля имеет всё необходимое для нормальной жизни всего живого. Что-что, а людям, как зеницу ока, надо Землю беречь.
– Только надо знать: чем и как пользоваться.
– Обязательно: одни растения кормят, другие – лечат, третьи – одевают… И какими только витаминами она не снабжает всё живое.
– Да ещё красителями, – добавляет Нина Евгеньевна. – Посмотри на мои пальцы. Я их как будто красной тушью облила.
– И какую же силу природа заложила в такую прелесть! На Руси издревле бруснику заливали сырой водой, и она без сахара хранилась до весны.
А как не обратить внимание на её вечнозелёные листочки! Такую долгую зиму под снегом, да ещё при пятидесяти градусах мороза живут, как ни в чём ни бывало.
– Где же Рекс? Что-то долго не вижу – поинтересовалась Нина Евгеньевна.
– Сейчас позовём. Рекс, кушать!
Рекс прибежал и лижет мою щёку.
Хватит, хватит, молодец, – отстраняю его мордашку, – и ты обед заработал.
Покушали, поговорили – и опять в багульник. Насобирав полное ведро ядрёной ягоды, Нина Евгеньевна с пояса отвязала платок, который держал ведёрочко из железной банки – побирушкой его называет. Ягоду нежно  погладила, полюбовалась, платком накрыла, туго завязала, сказала:
– Теперь можно идти.
– Рекс, показывай дорогу. Домой идём.
Рекс побежал, и мы видим, как белое колечко хвоста катится по склону сопки в село. А мы со всей осторожностью идём за ним.


                Автобиография  Масловского Ф.Х.

   Я, Масловский Фёдор Харитонович, родился 26 февраля 1926 года в селе Грибском Тамбовского района Амурской области.
Родители занимались индивидуальным крестьянством.
В нашей семье было пятеро детей, я был последним.
В 1932-1933 году был сильный голод. Наша семья в 1933 году переезжает в Нижне-Амурскую область, во вновь открывающийся посёлок Халан.
В 1934 году я пошёл учиться в первый класс. Учился хорошо и мне на первое Мая на школьном родительском собрании дали подарок – материал на штанишки.
В 1938 году закончил начальную Халанскую (четыре класса) школу и пошёл учиться за 22 километра на прииск Дяппе. (Там была средняя школа). Жили мы, такие как я, в интернате. Нас обеспечивали постельным бельём, кормили за счет государства. Родители за нас немного доплачивали.
В 1943 году окончил восемь классов Дяппинской средней школы Ульчского района.
После окончания восьми классов поехал учиться в Николаевское-на-Амуре педучилище. У меня в табеле были хорошие и отличные оценки, и меня сразу зачислили на второй курс.
После окончания Николаевского педучилища «Народов Севера» (1945 год), один год работал учителем начальных классов в школе №30 города Комсомольска-на-Амуре, потом один год работал воспитателем в детском доме №1 этого же города.
В 1947 году поехал в город Саратов учиться на художника, поступил, но учиться не стал, так как художественное училище место в общежитии и стипендию предоставляло только пятикурсникам. Я обратился в Саратовское облОНО, и меня направили работать воспитателем в Орловский детский дом Марксовского района.
Работал с детьми третьих-четвёртых классов, за четыре года я поощрялся двумя экскурсионными поездками с детьми в город Саратов (неделя) и месячной поездкой на плавучем пионерском лагере (200 детей) детских домов Саратовской области (после войны в Саратовской области было 53 детских дома) на двухпалубном пароходе имени «Полины Осипенко» от Саратова до Москвы и обратно. В пионерском отряде, кроме пионервожатой, я был воспитателем.
В 1951 году я вернулся в город Комсомольск, здесь оставались родители. Один год отработал учителем начальных классов в школе №18. Потом один год учителем начальных классов начальной школы №20 и потом был назначен заведующим этой же школы. В школе было 200 учеников, восемь классов.
В 1953 году женился на учительнице начальных классов, Мантуловой Нине Евгеньевне.
В 1954 году у нас родился сын Михаил.
В 1958-1960 гг. – завуч детского дома №1.
В 1959 году у нас родилась дочь Зоя.
В 1961 году поступил в институт города Комсомольска на геофак заочного отделения. В этом же году был назначен заведующим школы №21.
В 1962-1964 гг. – директор восьмилетней школы №20.
В 1964 году закончил пединститут и переводом Хабаровского крайОНО назначаюсь директором Полётненской средней школы района имени Лазо, где и проработал директором до 1970 года и два года рядовым учителем географии, черчения и рисования.
За это время с ребятами создал один из лучших музеев Хабаровского края, с учителем труда Королёвым Василием Андреевичем и ребятами около школы соорудили два монумента-памятника участникам Гражданской и Великой Отечественной войн.
Постоянно готовил ребят для краевых и районных слетов по туризму. Наши ребята младшей группы на краевых слетах четыре раза брали первые места и поощрялись поездками на Союзные слеты в Москву, Киев, Братск, Уфу. За военно-патриотическую работу нашу школу наградили грамотами: ЦК ВЛКСМ, «Сельская Жизнь» и шестью палатками от ЦК ВЛКСМ.
Я сам с ученицей нашей школы, Степанюк Наташей, был участником второго Всесоюзного слета в Москве. Руководил группой школьников от Хабаровского края. Наташа вместе с другими ребятами бегала на трибуну мавзолея Ленина и вручала цветы Анастасу Микояну.
В 1974 году в районной газете «Ленинец» я выступил с обширной статьей «Развитие школьного краеведения в СССР». В этой же газете выступал дважды по теме: «Использование изготовленной самим наглядности на уроках географии»,
Я много занимался изучением рыжих лесных муравьев в Хабаровском крае. Изобрел временный домик для расселения муравьев.
Постоянно делился опытом – выступал с докладами на районных, краевых и зональных педагогических чтениях. (Всегда отмечался). Делился опытом в печати: районной газете «Ленинец», «Амурский Маяк», «ТОЗ», в брошюрах, в книге «Краеведение в школе» выступил с докладом «Воспитание патриотизма – через краеведение».
В 1975 году город Комсомольск приравняли к северу, а у меня уже было наработано в Комсомольске 18 лет. А чтобы пойти на пенсию по возрасту, надо было иметь 20 лет северного или приравненного к северу стажа и 55 лет возраста. Я тогда взял перевод в северный Ульчский район, где мне предложили место директора восьмилетней школы поселка Агние-Афанасьевска, там и проработал три года. В школе организовал краеведческий уголок.
С закрытием в поселке госдобычи золота, закрыли и поселок. И я переводом вернулся в Комсомольск, в свою же 20-тую школу, куда назначен был директором.
Первым долгом я организовал учителей и учеников на создание в школе музея. Выступил на районом совещании директоров и завучей с докладом о развитии школьного краеведения в России и призвал коллективы учителей создавать школьные музеи. Идею мою подхватили многие школы.
Был инициатором создания школьных краеведческих музеев в районе имени Лазо, городе Комсомольске-на-Амуре.
В государственный военный музей Дальневосточного Военного Округа города Хабаровска сдал около сотни разных экспонатов. Среди них уникальные: медаль Петра 1 за победу при Гангуге, разные знаки и письма с фронта.
В районе имени Лазо первым организовал районные детские турслёты.
Периодически делал чучела для государственных музеев поселка Переяславка, города Комсомольска, города Дальнереченска и поселка Богородское.
В нашей, 20-той, школе через три года уже работал музей и считался одним из лучших в крае.
Через четыре года мы с Ниной Евгеньевной ушли на пенсию и еще пять лет продолжали работать в школьном музее.
За время работы поощрялись поездками с детьми в Москву, два раза в Шушенское, Красноярск и на Красноярскую ГЭС, на Саяно-Шушенскую ГЭС, в Хабаровск.
При издательстве газеты «Дальневосточный Комсомольск» окончил годичные курсы журналистов.
По месту жительства постоянно работал внештатным корреспондентом в газетах: «Ленинец», «Амурский Маяк», «ДВК», «ТОЗ», в которых постоянно печатались статьи и очерки, рассказы о людях труда, участниках войны, о школьной жизни, о природе. Все мои рассказы передавались по краевому радио и зачислены в золотой фонд.
С докладами постоянно выступал на районных, городских, краевых педчтениях. Однажды выступил на зональных – Сибири и Дальнего Востока – в городе Томске.
Более двадцати лет читал лекции о международном положении взрослому населению.
Делегат четвертого Хабаровского съезда учителей (18 сентября 1967 года). Делегат 29 Комсомольской-на-Амуре городской комсомольской конференции. Делегат районной комсомольской конференции имени Лазо посвященной 100-летия Ленина. Участник второго слета народного просвещения города Комсомольска-на-Амуре.
Написал научный труд «Географический словарь района имени Лазо», который хранится в Приморском филиале Географического общества России».
Являюсь действительным членом Географического общества России.
Выступил с тезисом доклада «Село Халан» в городе Николаевске-на-Амуре на Вторых чтениях имени Г. И. Невельского в сентябре 1990 года.
Мои увлечения: фотографирование, чеканка, резьба по дереву, лепка, рисунок, изготовление чучел птиц, животных и рыб, коллекционирование значков, монет. Постоянно поддерживаю связь музеями Переяславки, Хабаровска, Комсомольска, Дальнереченска и передаю им некоторые экспонаты.
Уйдя на пенсию, на общественных началах с детьми школы №20 в летнее время работал по созданию музея-сказки под открытым небом в сквере школы. Из железобетона вместе с учениками изготовил   120 фигур за десять лет. В 1992 году Художественный совет Комсомольского художественно – творческого комбината дал высокую оценку выполненной работе  и оценил по тому времени, это стоило около 600 миллионов рублей. Масловского назвали мастером – художником.
В городе Дальнереченске в детском парке изготовил ряд фигур: Емеля на печи, волка и зайца по сюжету «Ну, погоди», козла на мотоцикле, домик бабы Яги на березе, в домике баба Яга пьет чай, Алёнушку, Иванушку, кота Леопольда, зайца – гусара.
В своем жилом массиве десять лет вел общественную работу – председатель Совета ветеранов войны и труда.
Написал рукописную книгу в трех экземплярах на 80 человек участников войны «День победы приближали, как могли» города Комсомольска. Один сдал в городской музей города Комсомольска-на-Амуре, и ещё сдал собранный материал с очерковым описанием на десять участников Хетагуровского движения.
Изданы мною написанные художественные книги: «Тайны муравьиного дома», «Белоплечик», «Уссурийский фазан», «Джанго» – роман на 400 страниц о первых удэгейских учителях бассейна реки Хор Г.И.Кузьмине и А.Я.Маслинникове, «Встречи с подвигом» –  соавтор жена, Нина Евгеньевна.
В данное время пенсионер с педагогическим стажем 56 лет и 9 месяцев с учетом севера.
                Награжден медалями:
1.         100-летия Ленина
2. За доблестный труд в Великой Отечественной войне.
3. 40 лет Победы
4. 50 лет Победы
5. Ветеран Труда

                Отмечен знаками:
1. Отличник просвещения РСФСР
2. 50 лет городу Комсомольску-на-Амуре
3. В ознаменование 50-летия со дня рагрома немецко-фашистских войск под Сталинградом (1942-1943 гг,).
4. Охраны природы России
5. За активное участие во Всероссийском смотре работы первичных организаций и коллективных членов Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, посвященном 70-летию Великого Октября.
 
                Имею грамоты:
1. ЦК ВЛКСМ – две
2. Охрана природы России
3. Центрального музея Ленина
4. Министерства общего и профессионального образования Российской Федерации.
И более 50-ти грамот, дипломов от образования районов, города Комсомольска, Хабаровска и краевой детской турстанции.
                1. 07. 2000 год.

                Автобиография  Масловской  Нины  Евгеньевны

 Я, Масловская (Мантулова) Нина Евгеньевна, родилась 22 ноября 1929 года в деревне Талали Свободненского района Амурской области, в семье крестьянина Мантулова Евгения Яковлевича и Анны Николаевны Мантуловой (Зуевой).
   В 1932 году семья выехала в Нижне-Амурскую область, в село Киселёво. Отец поступил на работу на известковый завод, на котором в это время выжигали известь для начинающегося строиться города Комсомольска-на-Амуре. При поступлении выяснилось, что у отца красивый почерк и шесть классов образования, взяли его в контору учеником-счетоводом. Тогда очень  нужны были грамотные люди. Впоследствии он (отец) стал кассиром этого предприятия.
В 1938 году я поступила в первый класс начальной Киселёвской школы, проучилась год, семья переехала на Халан. Это в семидесяти километрах вниз по Амуру от Киселёвки. В Халане я закончила начальную школу. Началась война в 1941 году.
В войну я с другими детьми все лето работала на полях, обрабатывала овощи, а осенью в неурочное время копали картошку, приходилось работать на базе. Солили черемшу, ездили за ягодами, орехами, сдавали на базу. Продукцию увозили на прииски и в другие места. Давали платные конфеты. На вырученные деньги покупали в магазине теплые вещи, готовили посылки и отправляли бойцам на фронт под девизом «Всё – для фронта, всё – для Победы!»
За работу в войну награждена медалью «За доблестный труд в Великую Отечественную войну (1941-1945 гг.)» указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 июня 1945 года.
Медаль вручена 10.08.1994 года.
Пятый и шестой закончила в Софийской семилетней школе, жила у родной тети. А в седьмом классе училась в Дяппинской средней школе, жила в интернате.
После окончания седьмого класса, который закончила на четыре и пять, поступила в 1947 году в Николаевское педучилище «Народов Севера». Училась хорошо, с увлечением, вела общественную работу. Была членом комитета комсомола, два года возглавляла профсоюз студентов педучилища. Каждую осень ездила на осеннюю кетовую путину. Работали добросовестно, получали благодарности за помощь рыбообработчикам.
В 1953 году я вышла замуж за Масловского Фёдора Харитоновича, это моя первая и последняя любовь. Переехала к нему в город Комсомольск, стала работать учителем начальных классов в школе №20 Ленинского района.
В 1960 году поступила в Комсомольский пединститут на факультет «Начальное образование» заочно. Проучилась три года, наш факультет закрыли, нас всех перевели на факультет русского языка и литературы.
В 1965 году я закончила Комсомольский пединститут. В это время год мы жили и работали в районе имени Лазо, в селе Полётное, так как в 1964 году переводом Хабаровского крайОНО уехали работать в сельскую школу. Одиннадцать лет проработали в Полётненской средней школе. Первый год я вела русский язык и литературу в двух пятых классах. А на другой год взяла первый класс с уговором, чтобы дали мне его довести до десятого класса. Так и получилось. Я с ребятами прошла трудный, тернистый путь. С этими ребятами я до сих пор переписываюсь.
Фёдор Харитонович был директором этой школы, потом учителем. Организовывал к 100-летию В. И. Ленина музей с тремя разделами: Ленинская комната, комната Боевой Славы и комната Природы. При музее с юнкорами я вела несколько лет поисковую работу, работала организатором по воспитательной работе, возглавляла общество «Знание» (общественная работа).
Я и Фёдор Харитонович, молодые и энергичные, работали с огоньком, увлекая за собой весь коллектив учителей и учащихся. Участвовали в художественной самодеятельности, с концертами ездили по селам в праздничные дни. Добивались хороших результатов в обучении и воспитании подрастающего поколения. За хорошую работу в этой школе я получила звания Отличника народного образования РСФСР.
В 1975 году переводом крайОНО уехали работать в Ульчский район, в поселок Агние-Афанасьевск, в восьмилетнюю школу. Фёдор Харитонович – директором школы, я – преподавателем русского языка и литературы.
Проработали три года. Горный участок (по добыче золота) закрылся. Нам снова пришлось переводиться в город Комсомольск, на Шестой участок, в школу №20. Здесь жили родители-пенсионеры Фёдора Харитоновича. Это было в 1978 году.
Школа двадцатая в то время была в плачевном состоянии: многие мальчишки занимались воровством, совершали правонарушения и даже преступления.
В 1980 году состоялось открытие школьного музея «Ильич бессмертен, как Россия». Музей стал центром воспитательной работы в школе №20.
Я занималась поисковой работой, сбором материала в музей. Переписывались с людьми, знавшими и видевшими В. И. Ленина, с музеями вождя трудящихся и его соратников. Много материалов собрали по истории школы, нашего поселка (Шестого участка), о ветеранах войны и труда, тружениках тыла. Большую работу вели вокруг имени отрядного героя. Наша книга «Встречи с подвигом» о Ленинградском художнике Леониде Васильевиче Птицыне написана, в основном, на материалах об отрядном герое.
Всю свою жизнь занимаемся краеведением, всегда с нами были юнкоры, юнкоровские посты. Ребята-юнкоры и мы с Фёдором Харитоновичем посылали свои корреспонденции в местные газеты, районные, городские и даже краевые («Молодой Дальневосточник, ТОЗ), на радио. Часто радио нам помогало в поиске того или иного героя, человека-труженика, ветерана войны.
За заслуги в воспитании и обучении с детьми побывала дважды в Шушенском, в Москве в 1984 году.
В 1982 году вышла на пенсию, но проработала в школе ещё пять   лет до 1987 года.
В 1988 году стали создаваться Советы ветеранов войны и труда. Я была выбрана в совет нашего Шестого участка. Вела общественную работу. Выполняла обязанности секретаря и председателя социально-бытовой комиссии.
С 1987 года – на заслуженном отдыхе, но краеведческой работой, её обобщением занимаюсь до сих пор.
Награждена медалями:
«За доблестный труд в Великую Отечественную войну (1941-1945 гг.)»
«50 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. (Юбилейная медаль).
«Ветеран труда».
Значком «Отличник народного образования РСФСР»
Знак «50 лет Комсомольску»
Грамотой ЦК ВЛКСМ.                26 декабря 2000 года.
1.

                Основные этапы школьного краеведения

«Амурский маяк», 2 сентября 1976 г.

Ф. Масловский, краевед, действительный член Географического общества СССР, директор Агние-Афанасьевской 8-летней школы
 
   В истории советской педагогической мысли и школы есть немало замечательных страниц, свидетельствующих о большом творческом труде теоретиков педагогики, руководителей органов народного образования и широких масс учителей.
Одной из таких страниц является советское школьное краеведение.
Появление в советской педагогической науке и в работе школ краеведения явилось закономерным претворением в жизнь ленинского учения о необходимости взять от старой школы все ценное.
Школьное краеведение – это одно из самых замечательных прогрессивных начинаний дореволюционной русской педагогики. Начало ему было положено К.Д.Ушинским.
К.Д. Ушинский дал первое научное обоснование целесообразности использования окружающего материала в обучении, начиная с первых классов, и выдвинул идею «родиноведения».
Идея применения местного материала в учебно-воспитательном процессе была горячо поддержана Н. Х. Весселем. Ему принадлежит мысль о необходимости согласования общего образования с местными условиями (Н. Х. Вессель. Пед. Сочинения. Учпедгиз, 1959 г., стр.137).
Известно, что в России существовала школа «родиноведов», внесшая ценный вклад в отечественную педагогику и передовую практику русских школ. Она была ступенью предистории школьного краеведения. Зачинателями ее были известные географы (Д. Д. Семенов, А. В. Соколов и др.), естественник А. Я. Герд, историки и такие дидакты-методисты как Н. Ф. Бунаков, который в 1850 г. выпустил «Школьное дело», где изложена методика использования местного материала в начальном обучении родному языку и расширения знаний учащихся о своем крае от села до губернии. Идею «родиноведения» горячо поддержали педагоги Сибири.
В 1914 г. на съезде учителей железнодорожных школ Уссурийского и Хабаровского краев Н. И. Маньков высказал мысль о необходимости расчленить два понятия: родиноведение и краеведение, и отнести к первому изучению своего села, города, уезда и ко второму изучению губернии, края. Это разделение продержалось в педагогическом обиходе до начала 20-х годов. Работы В.Е.Глуздовского (ДВК).
Идея краеведения вызвала у учительства большой интерес в связи с развитием в начале ХХ века краеведческих обществ в ряде губерний (Костромская, Вологодская, Архангельская, в Сибири и др. центрах).
Таким образом, самое важное в педагогическом отношении достижение заключалось в том, что у учителей сложилось глубокое убеждение о необходимости внесения краеведения в школу. Появились первые учебники по географии краеведческого характера («Тетрадь для самостоятельных работ по изучению истории местного края для учащихся старших классов» Д.Д. Марков, 1916 г.), в педагогических журналах публиковались статьи, на учительских съездах и курсах ставились вопросы о введении элемента родиноведения (краеведения) в школьную программу.
Существенным в бурно растущем интересе педагогической общественности к краеведению в педагогике была тенденция осуществления связи с жизнью. Эта линия получила особенно четкое освещение на специальном совещании руководителей учительских курсов по природоведению, проходившем в мае 1916 г. в Петрограде.
Победа Великой Октябрьской социалистической революции открыла историю новой, -советской школы. В широко открытые двери этой школы вошло и краеведение.
Краеведение получило признание в советское время уже в первых программах школы, составляющихся на местах.
Широкому признанию краеведения в молодой педагогической науке послужил тот факт, что пошло бурное развитие общественного краеведения – нового советского краеведения, развитию которого (в теоретическом и практическом планах) не мало поспособствовали руководители Наркомпроса А.В.Луначарский, Н.К. Крупская и такие видные теоретики и методисты, как А.А.Яхонтов, Е.А.Звягинцев и др. (труд В.Е. Глуздовского «Родиноведение и учитель», 1923г.)
Первый этап развития советского школьного краеведения 20-х – начала 30-х годов характеризуется активным внедрением краеведения в учебный процесс, во внеклассную и общественно полезную работу школ всех типов.
Постановлением СНК РСФСР от 30 марта 1931 г. «О мероприятиях по развитию краеведческого дела» предусматривалось развитие школьно-краеведческой работы как одного из мероприятий по политехнизации школ.
А. А. Яхонтов выступал с докладом «Краеведение в школе» на 1-ой организационной Всероссийской конференции по краеведению (декабрь 1921г.).
Школьное краеведение явилось также прямым отражением идей В.И.Ленина о необходимости связи «школьной и внешкольной образовательной работы со злободневными хозяйственными задачами как всей республике, так и данной области, и данной местности» (т. 44, стр. 337), использовании в целях осуществления политического образования каждой местной электростанции и сносно поставленного завода, совхоза (т.42, стр. 229).
Вопросы электрификации, коллективизации деревни, машинизации, внедрение агротехники, т.е. вопросы экономики, а также проблема борьбы за всеобщую грамотность, за новый быт, борьба с религиозными и др. пережитками приобретали действенное животворное значение в учебном процессе на краеведческой основе.
Краеведение способствовало внедрению «исследовательского метода»  в учебный процесс и внеклассную работу школ по изучению деревни. Широкое распространение получили кружки юных краеведов и натуралистов на местах. С 1924 года стали проводиться конференции юных краеведов и натуралистов. Краеведение существенно способствовало союзу школы с наукой. Ученые дали в руки учителей и актива школьных краеведов ценные пособия, программы, определили инструкции о наблюдениях природы, водоемов, посевов. Юные краеведы внесли свою лепту в такие области отечественной науки, как фенология, гидрология, этнография, фольклор и др.
Зарубежные педагоги, посещавшие школы СССР, с большим интересом наблюдали это новое явление в жизни школ и называли его «Новый метод. Настоящие открытия русской педагогики» (А. В. Луначарский о народном образовании, АПН, 1958г., стр.383).
Отрадно отметить то, что учителя сами активно участвовали в научно- краеведческой исследовательской работе краеведческих организаций на местах, писали работы по вопросам экономики, истории, природоведения, географии, геологии, этнографии и т.п. Только по одной Костромской губернии на ежегодных краеведческих конференциях и собраниях краеведческих организаций (1928-37гг.), в среднем, в год значится по отчетам 362 доклада учителей.
В 1929 и в 1930 гг. состоялись первые всероссийские конференции по школьному краеведению. В центре внимания на этих конференциях находились  вопросы о приближении школьного краеведения к жизни, к потребностям колхозного строительства, к воспитанию учащихся в плане готовности жить и трудиться в родном крае, активно участвовать в его социалистическом переустройстве.
Ученые считают, что с 1935 г. начался новый (второй этап) истории школьного краеведения.
В 1940 году Наркомпрос РСФСР издает приказ (№1260) о необходимости увязывать работы сельских школ с практикой местного сельского хозяйства и осуществлять знакомства учащихся с местными колхозами. 30 января 1941 г., выступая на совещании руководящих работников органов народного образования, М. И. Калинин особо подчеркнул дидактическое значение изучения местной географии.
В годы Великой Отечественной войны школьное краеведение активизировалось. Школьники вели большую работу в поисках местных лекарственных растений и сбора их для госпиталей, по сбору техсырья, грибов, ягод. В ряде городов возникают краеведческие кружки исторического типа, изучающие героическое прошлое родного края. Так, известен опыт московского кружка «Героическое прошлое Москвы» под руководством известного методиста и краеведа А. Ф. Родина, привлекшего внимание московских ученых-историков.
По мере освобождения Советской земли от немецких оккупантов школьники начинали собирать материалы о героической борьбе своих земляков и зверствах фашистов.
В этом отношении ценным начинанием явилась работа учащихся школ Почепского района Брестской области под руководством учителя В. И. Демина, доложившего об этой работе на I Педагогических чтениях в АПН (1947г.).
Отрадно отметить, что созданием Академии Педагогических Наук РСФСР были образованы комиссия и кабинет по школьному краеведению. В их деятельности активно участие принимают профессор А. С. Барков, известные методисты В. В. Голубков, А. А. Яхонтов, Н. Н. Баранский и др. На сессии АПН в июне 1945г. был заслушан доклад «Вопросы краеведения в школе».
На I «Педагогических чтениях» в 1947г. по краеведению было заслушано 14 докладов, в 1948г. – 31, в 1949г. – 29, а в 1950 – 51гг. – 72.
За это же время в журналах часто публиковали статьи на краеведческие темы, вышли в свет три сборника по краеведению в школе, отразивших ценную работу энтузиастов учителей-краеведов: профессор Борков выступил с рядом статей о научности краеведения. Состоялась первая защита кандидатских диссертация по школьному краеведению, и в их числе презентация Н. П. Кузина, А. Ф. Родина и др.
В эти годы заметно повысилось внимание работников педагогической науки и учительства к краеведению. Учительство, как об этом сказано в предисловии к сборнику «Краеведение в средней школе» (изд. АПН, 1949 год), оценило краеведческое направление в школьной работе, как лучшее средство борьбы с формализмом в преподавании и как действенное средство воспитание у учащихся «чувство советского патриотизма».
Большое значение имело обращение президента Академии наук СССР С.И.Вавилова к школьникам: «Знаете ли вы свой край?», («Пионерская правда», 6.01.1948г.),в котором школьники призывались исследовать свой край («Придет время, и вы используете свои знания и найденные вами богатства на благо своей Родины»).
В школах заметно возросло количество кружков юных натуралистов и краеведов: по 30 областям РСФСР их число со 130 в 1947г. доходит до 455 в 1950 году.
На Всероссийском совещании по вопросам внеклассной и внешкольной работы (сентябрь 1952г.) принимается решение о необходимости развертывания экскурсионно-краеведческой работы в каждой школе и охвате ею наибольшего числа учащихся.
В 1955г. «Пионерская правда» и ЦДЭТС организует всесезонную пионерскую экспедицию с целью познания родного края. Хочется отметить, что проявленная в этом отношении инициатива работников ЦК ВЛКСМ по пионерской организации и ЦДЭТС сыграла большую роль в распространении массового интереса к краеведению в школах и положила начало новой форме школьного массового краеведения – туризму.
Практика массовых поисковых экспедиций школьников и пионеров для изучения своего края, поиска полезных природных богатств, сбора исторических материалов, проведенных в связи с 40-летием Великой Октябрьской социалистической революции, в честь XX съезда КПСС, 40-летия комсомола, и принятие известных документов «Об укреплении связи школы с жизнью» весьма способствовали активизации школьного краеведения.
Педагогические мыслители считают, с 1955 года начался третий этап в истории школьного краеведения – этап бурного подъема.
Старейший деятель нашей партии и один из организаторов советского краеведения Ф. Н. Петров писал: «Краеведение вступило в полосу подъема и оживления» (Ф. Н. Петров, газета «Литература и жизнь» 30.05.1958г.).
Активизация школьного краеведения пошла по линии производственного обучения. Так, в ряде школ приступили к обучению учащихся с учетом местных народнохозяйственных условий (токарь, слесарь и т.п.).
В курсах трудовой подготовки существенное значение занял местный краеведческий материал. В некоторых школах была предпринята попытка комплексного подхода к краеведению в плане трудовой подготовки. Суть этого приема состояла в том, что преподаватели всех или ряда предметов включали в учебный материал на своих уроках по определенным темам краеведческий материал, имеющий логическую учебную или воспитательную связь с производственным обучением в данной школе. Так родились методики изучения колхоза в связи с курсом географии, изучение истории колхозов и предприятий в связи с курсом истории СССР. Большое внимание уделялось связи курса геологии с вопросами местного сельского хозяйства.
В школьном краеведении определилось новое направление – «Производственное краеведение». Бесспорно, что отдельные его элементы рассматриваются как ценные начала опыта учителей и умело используются при осуществлении трудового обучения и воспитания, производственного и факультативно-профессионального обучения.
Наряду с этим направлением бурно развивалась экскурсионно-туристическая поисковая работа, и начала складываться новая форма массовой внеклассной работы, получившаяся самое широкое распространение в школах страны и принесшая существенные успехи в деле коммунистического воспитания –организация отрядов «Красных следопытов».
Особенно ценную инициативу в этом новом движении юных краеведов проявили воронежские методисты (Т.С. Пчельников опубликовал свыше 20 статей методического характера в педагогических журналах за 1960-70 гг. В Воронежской области первые «Ленинские экспедиции»).
Широкое поисковое движение юных краеведов – историков развернулось в стране на встречу 50-летию Великого Октября, 100-летию со дня рождения В.И. Ленина и 25-летию победы советского народа над немецким фашизмом.
Заметно увеличился рост экскурсий и походов по заданиям хозяйственных и научных организаций, имеющих большое практическое значение.
В краеведческом походе, посвященном 40-летию комсомола, по РСФСР участвовало 780.000 школьников и в походе посвященном 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции, около 1,5 миллиона.
Неоценимо большое значение для развития школьного краеведения на новом этапе его развития имела инициатива Педагогического общества РСФСР.
Центральный совет общества совместно с Министерством просвещения РСФСР провели в 1963 г. (третью по счету) Всероссийскую конференцию по школьному краеведению в Челябинске. В докладе М.П. Кашина и в многочисленных докладах, заслушанных в секциях, раскрылась большая творческая работа по школьному краеведению на местах. Однако в решениях конференции было отмечено, что в практике школ доминируют внеклассные формы. Что же касается органического включения краеведения в учебный процесс, то в этом процессе начинания школ носили довольно робкий характер.
В 1971 году состоялась очередная (четвертая) Всероссийская конференция по школьному краеведению в Свердловске. Она была организована Центральным советом педагогического общества и посвящена ХХIV съезду КПСС. Многочисленные участники конференции с большим удовлетворением отметили, что как в теоретическом плане, так и в практике школ имеется определенный шаг вперед в деле школьного краеведения.
Широкую разработку получали такие направления школьного краеведения, как литературное, географическое, историческое, музейное.
Юные краеведе проделали огромную работу историко-патриотического значения. Например, ряд украинских школ принял участие в составлении 25-томной истории городов и сел УССР. В более чем в 40.000 школ по СССР созданы школьные краеведческие музеи, часть которых приобрела значение народных музеев. Юные следопыты собрали сотни тысяч фактов героизма советских людей, проявленного в годы Великой Отечественной войны, разыскали десятки тысяч героев, соратников и родственников героев, захороненных близ школ, установили тысячи обелисков.
За последние годы, и особенно после четвертой Всероссийской конференции, весьма актуальной проблемой школьного краеведения становится охрана природы.
Созданный при президиуме АПН СССР проблемный совет по педагогическому аспекту охраны природы придает особое значение этой области школьного краеведения.
Получила также «путевку в жизнь» идея конкретного краеведения в связи с осуществлением задачи по профориентации учащихся.
Одной из ведущих идей педагогики школьного краеведения стала идея воспитания учащихся на примерах революционных, трудовых и боевых традиций земляков.
Исторические корни имеет и идея воспитания учащихся в духе общественной активности. Еще на заре советского школьного краеведения было признано совершенно закономерным готовить учащихся к будущей активной краеведческой деятельности.
Краеведение в руках опытных учителей становится одним из надежных средств развития познавательных интересов и исследовательских способностей учащихся, одним из средств применения проблемности в обучении.
Существенно обогатило школьное краеведение наличие в школах технических средств, как киносъемочные аппараты, магнитофоны, организация химлабораторий для юных геологов и почвоведов, издания новых определителей по минералам, флоре, фауне, возможность оснащения школьных метеостанций автоматической аппаратурой.
Хорошей традицией стало установление контактов школьных кружков с научными учреждениями, музеями, отдельными учеными, хозяйственными организациями, радио и телецентрами, местной печатью и лекториями.
Весьма важное место и признание получил школьно-краеведческий туризм.
Краеведение в современном научном понимании его есть всестороннее научное познание своего края: учет, изучение его природных, экономических и духовных богатств в целях развития и наилучшего использования их в соответствии с планами социалистического развития страны и местного края. Оно имеет все основания действенно участвовать в осуществлении советской школой исторических решений XXV съезда КПСС по коммунистическому воспитанию молодого поколения.
На XVII съезде ВЛКСМ ( 24.04.74г.) Л.И. Брежнев сказал: «Знание родного края входит в «драгоценный капитал», наживаемый в молодые годы и постоянно пополняемый, который будет служить вам, дорогие товарищи, всю жизнь».

                Всеобщее дело к реорганизации
                народного музея в Богородском

«Амурский маяк», 12 февраля 1983 г.

   Истоки краеведения уходят в глубь веком и берут свое начала от народного краеведения. Безвестные народные «краезнатцы» были знатоками своих отчих мест. Сведения о прошлом селений, городов, областей нашей Родины издавна хранились в памяти народной.
Знания исторического, географического, хозяйственного характера «краезнатцы» передавали из поколения в поколение, тем самым сохраняя преемственность в материальной и духовной культуре народов. Являясь живыми хранителями и страстными поборниками местной истории, они вносили свою лепту в воспитание подрастающего поколения в духе любви к родному краю.
В.И. Ленин в сибирской ссылки в Шушенском закончил свой знаменитый труд «Развитие капитализма в России», где дал глубочайший анализ и обобщение местного материала. Победа Великой Октябрьской социалистической революции явилась победой идей марксизма-ленинизма, который стал методологической основой советской исторической науке, призванной всемерно способствовать решению грандиозных задач, которые были поставлены партией и Советским государством в области социалистического строительства и идейно-политического воспитания трудящихся.
С установлением Советской власти все исторические и культурные ценности стали достоянием трудового народа.
Большую роль в развитии исторического краеведения с играла основанное в 1966 году «Общество охраны памятников истории и культуры». Значительная активизация краеведения связана с празднованием юбилейных дат и знаменательных событий нашей истории: 50-летием и 65-летием Великой Октябрьской социалистической революции, 60-летием образования СССР, 100-летием и 110-летием со дня рождения В.И. Ленина, принятием новой Конституции СССР, а также с проведением Всесезонной экспедиции «Моя Родина-СССР».
Широкое распространение получило движение за создание школьных ленинских залов, краеведческих музеев. Некоторые школьные музеи преобразованы в народные и государственные.
Для дальнейшего теоретического и практического развития краеведения большое значение имеет то внимание, которое Коммунистическая партия повседневно уделяет вопросом воспитания советских людей. Эти вопросы нашли глубочайшее освещение в Отчетном докладе XXVIсъезду КПСС. «Утверждение в сознании трудящихся, прежде всего молодого поколения, идей советского патриотизма и социалистического интернационализма, - сказано в докладе, - гордости за страну Советов, за нашу Родину, готовность встать на защиту завоеваний социализма было и остается одной из важнейших задач партии».
В статье 68 Конституции СССР говорится: «Забота о сохранении исторических памятников и других культурных ценностей – долг и обязанность граждан СССР». Тем самым, краеведение получает государственное значение.
В честь 50-летия образования Ульчского района в Богородском после некоторого перерыва будет вновь открыт народный музей, получивший новое, более обширное и удобное помещение. Экспозиции музея значительно расширены.
Чтобы музей был действительно народным, все взрослое население района и школьники должны активно включиться в поисковую работу, делая свои вклады в его формирование. Призываем также школьные музеи поделиться краеведческим материалом для пополнения народного музея района.

                Напишите письмо Маресьеву

«Комсомольская правда»,
9 мая 1986 год.  Редакция.

    Алексей Маресьев. Мы произносим это имя с уважением и благодарностью. Его подвиг называем легендарным. Он вырос в городе Камышине на Волге, добровольцем уехал строить город Комсомольск-на-Амуре, влюбленный в авиацию, пришел заниматься в   аэроклуб…
В первые месяцы Великой Отечественной войны летчик-истребитель испытал в небе крещение огнем, сбил несколько вражеских самолетов. Он не знал, что ему предстоит совершить, казалось, невозможное. Алексей Маресьев, пережив ампутацию обеих ног, нашел в себе силы снова вернуться в боевой строй, поднять самолет в грозовое небо войны. Он опять летал, сбивал вражеские самолеты.
«Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого, посвященная подвигу отважного воина, стала одной из самых дорогих наших книг, к которой мы обращаемся постоянно. Она учит нас твердости в любых испытаниях, целеустремленности. А это значит – многие из нас могут сказать о том, что судьба Алексея Маресьева вошла в наши представления о жизни, помогала сформировать характеры, поддержала в трудные минуты.
20 мая Алексею Петровичу исполнится 70 лет. Сегодня, в канун 70-летия Маресьева, «Комсомольская правда» обращается к читателям с таким предложением:
Расскажите, когда впервые вы узнали о подвиге Алексея Маресьева? Какое влияние оказала на вас книга о нем? Расскажите о конкретных жизненных обстоятельствах, в которых эта книга учила вас мужеству.
По вашим письмам редакция подготовит публикацию к 70-летию Героя Советского Союза А. П. Маресьева.
На конвертах просим делать пометку «Письмо Маресьеву».


         
                Музей без выходных

«Молодой дальневосточник», 15 августа 1987 года.
Е. Тякина

    Я хочу рассказать вам о необычном школьном музее. Необычном, потому что не часто можно в музейных экспозициях встретить такое странное соседство: старинные утюги и письма служителей музея В. И. Ленина в Лондоне, макет Спасской башни и фотографии комсомольцев 80-х годов из краевого отряда «Баневуровец», и многое-многое другое.
Давайте откроем журнал регистрации музейных экспонатов.
«…Патефон 40-х годов – подарила А.М. Мантулова из села Киселевка.
Газета «Тревога» за 17 марта 1942 года (газета склеена из двух порванных полос, читать можно только с одной стороны) – передала бабушка Шмакова с 6-го участка.
Радиоприемник-тарелка 30-х годов – сначала нашли ржавый ободок, потом Ф. Х. Масловский вместе с Мишей Пономаревым отремонтировали его.
Телефонный аппарат 30-40-х годов – передал ученик Сережа Черепок (сохранил его дедушка, который был связистом)».
Может быть, не все здесь написано по правилам, но ребята из школы №20 города Комсомольска-на-Амуре стараются работать, как  в самых настоящих музеях и архивах: аккуратно заполняют журналы и регистрируют корреспонденцию, оформляют экспозиции и витрины, проводят экскурсии. Сегодня в двух небольших школьных комнатах, отданных поисковым группам, собрана почти тысяча различных экспонатов. У каждой вещи или письма есть свой номер, подробное описание внешнего вида и степени сохранности. Особая графа рассказывает о том, как экспонат попал в музей, и здесь очень часто встречаются слова «наши ребята», «сделали ребята». Дело в том, что в школе №20 дети не играют в музей, они его создают.
Семь лет назад, в канун 110-летия со дня рождения В. И. Ленина, когда состоялось торжественное открытие первой экспозиции музея, бывший директор школы и инициатор создания музея, Федор Харитонович Масловский, так сказал своим ученикам:
– Наша работа только началась. Впереди много трудных дней поиска и ожидания, которые не часто будут отмечены радостью интересных находок. Вам нужно помнить о главном – человек, не знающий истории своего народа, своей Родины, не знающий своих корней – неинтересный и пустой человек. Я надеюсь, что каждый ученик школы поможет музею, приходите, двери всегда открыты.
Действительно все эти годы двери школьного музея открыты для всех. По словам самих ребят и их учителей, двери закрываются только на ночь, и никто из взрослых не боится, что с витрины что-нибудь пропадет, хотя здесь много притягательного для мальчишек – старые гильзы, значки, ордена. Часто музей больше похож на мастерскую: здесь клеят, строгают, выпиливают.
Принцип доверия Федор Харитонович Масловский сделал главным принципом участия в работе музея.
Первая экспозиция, собирать которую взялись ребята, была посвящена В.И.Ленину. Ну что, казалось бы, интересного могут собрать мальчишки и девчонки из далекого дальневосточного города, кроме открыток и книжек? Но Федор Харитонович и Нина Евгеньевна Масловские предложили им такой путь: проиллюстрировать революционную биографию Ленина и его соратников. Ребята с радостью ухватились за эту идею. Так в музее появился саквояж (точно такой же, как тот, в котором агенты «Искра» перевозили свой опасный груз через границу), за его подкладкой спрятаны копии номеров большевистской газеты. С удовольствием мальчишки делали панораму «Ленин в Шушенском», модели легендарных кораблей: крейсера «Аврора» и маленького парохода «Святитель Николай», на котором Ильич уезжал в ссылку. Есть в музее копия броневика с Финляндского вокзала, карта Европы, где огоньками загораются города, в которых бывал Ленин, и даже… Спасская башня с работающими часами. Башня эта, нужно сказать, вызывает особый восторг у малышей – она раза в три больше каждого из них, с настоящими зубцами и часами.
Совет музея завязал переписку с музеями Ленина в Лондоне, Праге, Ташкенте, Ленинграде. Школьники собирают воспоминания делегатов III съезда комсомола, на котором выступал Владимир Ильич.
Все полученные материалы идут в помощь юным экскурсоводам – от первого до восьмого классов. Когда перед маленькими гостями стоит их товарищ Виталик Синельшин, его слушают внимательнее, чем любого учителя.
Посетителей здесь бывает немало, с 1980 года – более семи тысяч человек, и взрослые и дети. Позже они приходят уже не как гости, а как помощники. Все новички легко вливаются в дружную компанию, командует которой Коля Ступак, и вскоре так же свободно начинают ориентироваться в городе, что запечатлен на старых снимках, узнают, где раньше была пристань, а где клуб. Стены совета музея могут назвать вам не один десяток фамилий комсомольчан-первостроителей, со многими они знакомы лично.
Поисковая работа, любовь к которой им привили учителя Масловские, научили ребят не считать историю скучным предметом. Ведь история – это люди,  и встреча с каждым человеком может стать интересной, нужно только быть внимательными и чуткими.
Когда ученица пятого класса Лариса Максатова прочитала в книге рассказ «Человек не сдается» о Лене Птицыне, то сразу же предложила своим одноклассникам проследить, как дальше сложилась судьба этого мальчика.
В пятнадцать лет Леня потерял кисти обеих рук, когда вместе с односельчанами разминировал колхозное поле. Семьдесят мин обезвредил он тогда, а семьдесят первая взорвалась в руках. Врачи спасли ему жизнь, но руки спасти не могли. Леня не падал духом, он закончил семь классов и не хотел расставаться с мечтой о живописи. И начались ежедневные,  порой мучительные занятия: он учился держать кисть, проводить плавные линии, писать маслом.
Прошли годы, и Леонид Птицын закончил Ленинградскую академию художеств (ныне институт живописи имени Репина), стал профессиональным художником, принят в Союз художников СССР.
Обо всем этом ребята узнали из личной переписки с Л.В. Птицыным, которого они разыскали с помощью Ленинградского радио. Четыре года шла заочная дружба, а недавно, в апреле этого года художник по просьбе ребят побывал в Комсомольске-на-Амуре, привез выставку своих картин. Так благодаря инициативе следопытов из школы №20, комсомольчане познакомились с этим мужественным человеком и его творчеством.
А в музее осталась память – автопортрет и пейзаж, которые подарил художник.
Члены поисковых групп, а они есть в каждом классе, всей школе рассказывают о своих открытиях, передают материал музею, где экскурсоводы организовывают потом встречи.
За эти годы школьный музей давно превратился в клуб любителей истории. Его руководителями и по сей день являются супруги Масловские, люди, всю свою жизнь посвятившие воспитанию детей.
Даже сейчас, в дни каникул, двери музея по прежнему открыты для всех. Попасть сюда тем проще, что у клуба-музея появился своеобразный филиал «Сказка», у которого и вовсе дверей нет. Вместе с Федором Харитоновичем Масловским его актив каждое утро собирается возле школы, где рождается новый музей – героев русских народных сказок.
Книга отзывов, которая есть в школьном музее, в недалеком будущем тоже может стать одним из интереснейших экспонатов:
«Ваш музей – огромная школа политического и трудового воспитания детей» (Валентина Хетагурова).
«Большое спасибо. Я осмотрел музей и восхищен им. Это скромный и правдивый музей» (Герой Советского Союза В.П. Некрасов)
Но и эта запись, по-моему, очень важна:
«Я расскажу о музее в своей школе. Мне хочется, чтобы у нас был такой же» (Сережа Колосков, ученик 8-го класса, город Николаевск-на-Амуре).
Из книги отзывов Музея школы №20.
21.14.81 г.
Посетила музей, просмотрела собранный материал. Что можно сказать? Проводится огромная, целенаправленная работа, богатый фактический материал. А сколько альбомов, подарков, экспонатов – макетов, сделанных руками ребят!
Интересная поисковая работа взволновала меня, сколько можно удивительных судеб раскрыть ребятам. Так держать!
           Преподаватель школы №1, историк Егупова Т.И.
10.05.82 г.
Мы, актеры Московской эстрады, выступали перед ребятами, которые пригласили посетить их музей «Ильич бессмертен, как Россия».
Очень отрадно видеть, как заботливо и скромно оформлен музей. Благодарим за доставленное эстетическое удовольствие. Желаем больших успехов в дальнейшем оформлении музея.
                Актеры.
10.12.82 г.
Дорогие ребята! В день пребывания в вашей школе по случаю передачи картин художника Леонида Васильевича Птицына посетили музей В. И. Ленина. Не так часто можно встретить в школах музей подобно вашему. Самое приятное, что музей создан своими руками, отражает жизнь и героическое прошлое города юности. Думаем, что картины, которые мы по поручению Л. В. Птицына передаем вашему музею, будут не последними и станут началом дружбы между вами и этим замечательным человеком.
Желаем вам крепкого здоровья, больших успехов в учебе и счастья в жизни.
                Родственники художника.
30.03.83 г.
Более всего меня поразила и удивила в вашем музее новизна. Я думаю, редко можно встретить музей настолько богатый и интересный экспонатами, а главное, творческим энтузиазмом руководителей и ребят.
Спасибо вам большое за это.
Акулич Е. В. – редактор молодежных передач
 студии телевидения города Комсомольска-на-на Амуре.
7.05.83 г.
Дорогие поисковцы!
Огромное Вам спасибо за большую поисковую работу за то, что ваш музей все время пополняется новыми ценными документами, за пионерскую заботу о ветеранах войны. Будьте достойны славы ветеранов войны. Растите настоящими защитниками нашей Родины – СССР!
                Методист дома пионеров №3.
6.12.83 г.
Очень хорошо, что есть у вас, ребята, школьный музей. Изучайте историю, встречайтесь с ветеранами…
Тот, кто не знает прошлого своего народа, жалкий, пустой человек, плохой гражданин своей Родины. Пусть будет мирным небом над крышей вашего дома.
               Редактор молодежных передач
 студии телевидения Н. В. Апатова
15.03.84 г.
С большим интересом выслушали беседу в вашем музее. Очень здорово, что такой музей есть в нашем городе. Приятно видеть увлеченность и заинтересованность взрослых и детей. Спасибо вам за то, что вы есть. Хочется пожелать неиссякаемой энергии и продолжения начатого вами большого дела.
Старшие пионервожатые Города Комсомольска-на-Амуре.

16.04.84 г.
Ребята! Школьный музей произвел на меня большое впечатление своим оформлением и познавательной, очень интересной информацией, которую рассказала Скрипник Наташа. Очень хорошо, что поддерживаете связь с ветеранами и Л. В. Птицыным. Организация предстоящей выставки Птицына будет большим подарком для всех ребят, проходившим в ваш музей успехов вам в поисковой работе!
                Член бюро Ленинского ВЛКСМ Захарова Ирина.
15.05.86 г.
   Мы, старшие пионервожатые, посетили ваш музей. Выражаем искреннюю благодарность организаторам музея Масловским Ф. Х. и Н. Е., их помощникам, учащимся школы.
Дорогие ребята! Уважаемые Фёдор Харитонович и Нина Евгеньевна! От всей души желаем Вам с успехом продолжить начатую работу, встреч с новыми людьми, удачи во всех начинаниях! Пусть перед вами, ребята, всегда будет цель и никогда не остается позади то, к чему стремитесь! Горите и зажигайте других!
Вожатые школ города Комсомольска-на Амуре 29 человек.
21.10.87 г.
Мы, руководители музея школы №62 города Хабаровска и школы №1 города Комсомольска-на-Амуре, с большим волнением и трепетом в душе осмотрели музей В. И. Ленина и комнату Боевой Славы. Все, что сделано в этом музее – это большая заслуга руководителей – ветеранов труда Масловских. Эти кропотливые и умелые руки сделали поистине чудеса. Это навсегда сохранится в нашей памяти и памяти благодарных потомков.
Желаем руководителям музея крепкого здоровья, больших творческих сил, активности в их нелегком труде, а ребятам, членам совета музея, удачи в поисковой работе. Спасибо юному экскурсоводу за интересную экскурсию.
С благодарностью к Вам старший пионервожатый,
 член районного Совета, Ваулин А.А.

                Долгожданная встреча

«Русский характер», «Дальневосточный Комсомольск»
    29 апреля 1987 года. Масловские.

   С Птицыным Леонидом Васильевичем у ребят школы № 20 четыре года длилась заочная дружба.
Ученица пятого класса Лариса Максатова прочитала в книге «Подвигу жить» рассказ В. Радионовой «Человек не сдается». В нем шла речь о мальчике Лене Птицыне, который во время войны в 15 лет потерял руки, но не упал духом. Окончил Ленинградскую академию художеств и стал художником.
А случилось это несчастье так. Прогнали фашистов с псковской земли. Вернулись люди в родные места. Весна. Надо землю пахать, а тут – взрыв за взрывом. Гибнут люди, и тогда инвалид Отечественной войны научил разминировать поля мальчишек. Леня обезвредил 70 мин, а 71-я взорвалась в руках (была особенной конструкции, и мальчик не смог ее обезвредить).
Долго боролись врачи за жизнь подростка. И победили. Леня выздоровел, догнал товарищей в учебе. Много работал над собой, тренировался. Окончив семь классов, поступил в училище живописи в городе Ленинграде. Сдал успешно экзамены в Ленинградскую академию художеств (ныне Институт живописи имени Репина). Сейчас Леонид Васильевич работает художником в городе Ленинграде. Он член Союза художников СССР.
Юные комсомольчане решили разыскать Леонида Васильевича. В этом им помогло Ленинградское радио. Так началась дружба. Леонид Васильевич подарил нашему школьному музею свой автопортрет и пейзаж.
И вот новая радость, Леонид Васильевич – наш гость. Прибыл в наш город 18 апреля- в день коммунистического субботника. Ребята были такие радостные и счастливые особенно пятиклассники, так как их отряд носил его имя.
Леонид Васильевич привез свою выставку, которая будет работать до 1 мая. Потом Л. В. Птицын посетит город Владивосток и пионерский лагерь «Океан». А в мае он отправится делегатом на республиканский съезд мастеров кисти.
Коллектив учащихся и учителей школы благодарен ЦК ВЛКСМ за то, что он удовлетворил нашу просьбу, и мы принимаем Леонида Васильевича в родном городе.

                Запомним эту встречу

«Дальневосточный Комсомольск»,
27 мая 1987 года.   Масловские.

   Собирая материал к 50-летию хетагуровского движения, наша группа «Факел» написала письмо Валентине Семеновне Хетагуровой. Адрес нам дали комсомольчанки-хетагуровки,с которыми у нас крепкая дружба.
Недолго пришлось ждать ответа. Валентина Семеновна прислала газетную вырезку со статьей «Путевка в край нашенский», где есть снимок В. К. Блюхера и В. С. Хетагуровой. (фото из семейного альбома Г. Л. Блюхера), фотографии, душевное письмо. В письме В. С. Хетагурова пишет: «…По прибытии в Комсомольск я обязательно приду к вам в гости и лично расскажу все, что будет вас интересовать. А пока крепко всех вас обнимаю и шлю самые добрые пожелания…».
И Валентина Семеновна побывала у нас в гостях. Приехала к нам в школу на праздник, посвященный 42-й годовщине Великой Победы над фашисткой Германией, на котором мы чествуем ветеранов Великой отечественной войны и труда.
После линейки В. С. Хетагурова встретилась с учащимися седьмых и восьмых классов. Здесь наша гостья подробно рассказала ребятам о себе, о том далеком времени, которое отдалено от нас 50-ю годами, о своей юности, об обращении к девушкам страны ехать на Дальний восток, чтобы обживать этот богатый таежный край. Валентина Семеновна очень рада, что по ее призыву приехали на Дальний Восток десятки тысяч девушек.
Гостья посетила наш школьный музей «Ильич бессмертен, как Россия», где экскурсоводы рассказали о создании и работе музея. Она высоко оценила его работу и оставила памятную запись в книге отзывов.
Эта встреча запомнится детям и нам, учителям, на всю жизнь.
 
                Активистка

 Дальневосточный Комсомольск,
8 мая 1987 г.

Побывав на одном из собраний хетагуровского движения, я сразу обратил внимание на немногословную и спокойную женщину. Коротко стриженные волосы прикрыты голубого цвета хлопчатобумажным кепи-шестиклиночкой, пестрая блуза с воротником вразлет – это все словно говорило о бодрости духа и молодости души. И ни седина волос, ни палочка-стукалочка-поводырёк не в силах были посмеяться над ней.
Я поинтересовался:
– Что за женщина вон та, в кепи?
– Это Новикова Валентина Михайловна – председатель секции хетагуровок.
– Видимо, в молодости была неустрашима и одержима, – такой сделал вывод для себя. –Должно быть очень интересный человек. – И познакомился.
Много беседовал и беседую с людьми, просматривая личную историю в документах, а такого еще не встречал, чтобы было столько грамот и благодарностей, которые широко раскрывают круг деятельности замечательного человека. Их около сотни. Почетные грамоты комитета защиты мира, производственные за стахановскую работу и высокие показатели в социалистическом соревновании.
Валентина Михайловна работала на авиационном заводе имени Ю.А. Гагарина. Начала с учетчика отдела снабжения, затем – плановик, старший плановик, диспетчер, заведующая складами, начальник складов и начальник ПДБ (производственно-диспетчерского бюро). Сразу включилась в общественную жизнь.
Профгрупорг, член профкома цеха, председатель профкома цеха, член профкома завода. Вот этапы общественной работы. Она вспоминает:
– Наша профсоюзная организация включала в себя юридический отдел, плановый отдел завода. Неоднократно мы получали переходящее знамя победителя, и это сильно поднимало наш производственный авторитет. А когда проводили общие собрания по подведению итогов соцсоревнования, то это были настоящие праздники, сопровождаемые самодеятельными концертами.
Патриотка родного завода и любимого города, В. М. Новикова удостоена грамоты, скрепленной круглой печатью красного оттиска, в центре которой изображен развевающийся флажок с крестом и полумесяцем и надписью сверху «СССР». И далее текст: «Награждается грамотой исполнительного комитета Союза обществ Красного Креста и Красного Полумесяца СССР – председатель первичной организации завода».
Валентина Михайловна имеет знак «Донор I степени». Активный и безвозмездный донор удостоен чести быть делегатом V Всесоюзного съезда Обществ Красного Креста и Красного Полумесяца (1963 г.). мандат 957. Делегат IX Всероссийского съезда Общества Красного Креста (1981 г.). Мандат 719. Делегат XVI Хабаровской краевой конференции Общества Красного Креста. Мандат №78.
Как актуальны слова для нашего времени, записанные в резолюции VIIсъезда Общества Красного Креста: «Нет ничего более ненавистного для Красного Креста, чем война, и более близкого, чем дело мира».
- Наши активисты Красного Креста всегда были на переднем крае. Как часовые на посту, они следили за чистотой, настойчиво добивались порядка на рабочих местах. А в случае беды умели оказать человеку первую медицинскую помощь. Когда жизнь человека находилась в опасности, активисты Красного Креста становились донорами и безвозмездно сдавали кровь, - так рассказывает бывший бессменный (более двух десятков лет она на этом посту) председатель комитета Красного Креста завода.
В дореволюционное голодное время Валя лишилась родителей. С семи лет пришлось податься в няньки и воспитываться у тети.
Направили Валю в сельскую школу учиться грамоте. И здесь сразу заметила учительница организаторские способности. В 4-м классе лучших ребят приняли в пионеры. Вожатая надела им сшитые из красного ситца галстуки и скрепила концы металлическими зажимами.
Годы шли быстро. Бойкая, смела, решительная сознательная и смалу самостоятельная девчонка вербуется на московскую стройку, заключает договор и становится рабочей строительного треста города Москвы.
Огонек, юношеский задор, грамотность, принципиальность в деле и хозяйственную струнку заметил управляющий трестом и собрался направить девушку на курсы мастеров – строителей, но тут Новикова по призыву Хетагуровой уезжает на строительство грандиозной стройки – нового города на Дальнем Востоке. Там вступила в комсомол.
В вечернее время учит грамоте рабочих, ведет антирелигиозную пропаганду. Кружки Осоавиахима – ее любимое занятие молодости: научилась стрелять из мелкокалиберной винтовки и боевой, разбирать и собирать пулемет «Максим», метать гранату.
В зрелые годы коммунист – ленинец Валентина Михайловна Новикова четырежды избиралась депутатом городского Совета 3,4,5,11 созывов.
Она – одна из первых дружинниц города.
- Агитируешь, так будь добр и помогать своими делами. Мы, коммунисты, во всем должны быть впереди, на то мы и коммунисты, - говорит Новикова.
На встрече с детьми в школах Валентина Михайловна, как правило, приходит торжественно одетая, с наградами Родины на груди: орденом Дружбы народов и медалями. Строгая и веселая…
Бывало, на работе Новикова заметит усталость своих сотрудниц и запоет песню, ободрит. А любящих песню оказалось не мало. Как-то незаметно пришла мысль организовать художественную самодеятельность. И уже пенсионеркой Валентина Михайловна играла в самодеятельном театре роль Насти в пьесе А. Афиногенова «Мать своих детей».
О Валентине Михайловне модно говорить и говорить без конца и все о ее добрых делах.

                Память о герое жива

«Путь к коммунизму»,
6. 01 1987 года.
Масловские.

   Дружба ребят школы № 20 с животноводами совхоза «Индустриальный» продолжается. Недавно они побывали в гостях у тружеников совхоза «Индустриальный» на дне животновода, рассказали о Герое Советского Союза Евгении Александровиче Дикопольцеве.
Коля Ступак поведал дояркам о семье Дикопольцевых, где и как учился Евгений, о его боевых подвигах. Отряд Коли носит имя Е. А. Дикопольцева. Он рассказал, что в отряде сделано к 65-летию героя, которое отмечалось 2 декабря минувшего года. В этот день отряд провел пионерский сбор, посвященный отважному герою. На сборе решили: заработать деньги на два его цветных портрета. Уже сделал заказ на  портреты. А на весенних каникулах решили съездить классом в город Хабаровск познакомится с пединститутом, где учился Евгений Александрович, побывать В Хабаровской школе №62, в которой создан музей Е. Дикопольцева.
Материал собран у пионеров богатый. Им помогали люди разных профессий и возрастов. Это Яков Яковлевич Хивченко, проживающий в Полтавской области, Алексей Федорович Краснов, житель города юности. С этими людьми у ребят крепкая дружба.
Сергей Лебедев поделился впечатлениями о поездке по фронтовому пути 422-81-й гвардейской дивизии. Сереже посчастливилось в июне прошлого года с хабаровской делегацией ребят побывать в Волгограде, Харькове, Краснодаре, селе Радянском (бывший Старый Орлик), где в братской могиле похоронен Е.А.Дикопольцев. В селе две могилы, одна, в которой похороны земляки, во второй – воины, погибшие в боях за Днепр. В этой могиле шесть Героев Советского Союза. Это мы знаем из писем пионеров Радянской школы. Рассказали животноводам о совхозе Радянском. Узнали мы это из газеты «Колос», которую прислал нам Я.Я.Хивченко. Труженики совхоза ударным трудом чтут память погибшим за нашу Родину во время Великой Отечественной войны.
Газета печатается на украинском языке. Статью о Радянском совхозе нам перевела украинка Варвара Степановна Чекотило.
Тепло встретили животноводы ребят, внимательно слушали, от души благодарили их.

                Дорогой боевой славы

Дальневосточный Комсомольск,
Масловские.

   К этой поездке шестиклассники и семиклассники средней школы № 20 готовились с осени, вели переписку с музеями боевой славы Приморья, зарабатывали деньги на дорогу. Вместе с ребятами в путь отправились их старшие друзья – ветераны 422-й гвардейской дивизии А. Е. Жуков, И. К. Соловьев, А.Е.Шмаков. Они постоянно помогают юным патриотам в поиске материалов школьного музея «Ильич бессмертен, как Россия», ведут здесь воспитательную работу. Вот и в этот раз бывшие фронтовики решили вернуться памятью к тем историческим событиям, поделиться дорогими воспоминаниями с новым поколением.
Маршрут отрядов имени В. Баневура и имени Ю. А. Гагарина пролег через многие овеянные славой места Приморья. Особо волнующее впечатление произвели Владивосток и Уссурийск – города, хранящие благодарность легендарным героям гражданской войны, партизанским отрядам. Ребят заворожила бухта «Золотой Рог», с большим интересом они останавливались у экспонатов городских музеев, памятников, побывали в необычном музее – на подводной лодке С-56.
В Уссурийске осмотр начали с памятника паровоза Е-629, в топке которого были сожжены герои Гражданской войны Сергей Лазо, Всеволод Сибирцев, Алексей Слуцкий. А главным было посещение могилы Виталия Баневура, у которой сегодняшние баневуровцы дали клятву на верность Родине.

                Баневуровец

   Газета «Горняк», 3 февраля 2001 г. 
Масловские.

Уважаемая редакция!
Нам очень хочется рассказать жителям вашего города об интересном человеке, который проживает у вас. Мы с Усманом дружим уже 15 лет. Он заслуживает такого уважения.
В школе №20 г. Комсомольска-на-Амуре в память о днях освобождения Дальнего Востока от японских интервентов классный руководитель Светлана Михайловна Полякова пионерам четвертого класса рассказала о герое Гражданской войны Виталии Баневуре, который прошел путь от гимназиста до руководителя подпольной комсомольской организации, комиссара партизанского отряда. Ознакомила с книгой Д. Нагишкина «Сердце Бонивура»  и прочитала стихотворение Е. Долматовского «Сердце Бонивура». Потом предложила ребятам бороться за присвоение отряду имени Виталия Баневура.
Ребята охотно приняли такое предложение и стали вести поисковую работу. Под руководством руководителя поисковой группой школы. Масловской Нины Евгеньевны ребята написали письма в музеи  Хабаровска, Владивостока, Арсеньева, Уссурийска, в Некрасовку Хабаровского района комсомольцам-баневуровцам, которые вблизи Хабаровска построили бройлерную фабрику и строят животноводческий комплекс. Ответа долго не пришлось ждать. Первым было письмо Абдуллина Усмана.
«Здравствуйте, дорогие, уважаемые пионеры пятого класса отряда им. Виталия Баневура, классный руководитель Светлана Михайловна, организатор школьного музея Федор Харитонович, руководитель поисковой группы Нина Евгеньевна, ученики и учителя школы №20 города Комсомольска-на-Амуре. Пишет Вам боец краевого комсомольско-молодежного строительного отряда имени Виталия Баневура, Абдуллин Усман Константинович.
Большое вам спасибо за такое теплое, откровенное, содержательное письмо. Мы Ваше письмо с большим интересом и вниманием прочитали в штабе ККМСО «Баневуровец».
Сейчас я нахожусь в командировке в поселке Некрасовка, строим животноводческий комплекс, инженерные сооружения, дороги в пригородной зоне г. Хабаровска.
В данное время очень много работы, иногда работаем в две смены и в выходные дни. Стройка эта ударная, и мы работаем по ударному.
В свободное от работы время занимаюсь общественной работой: выезжаю в школы и ПТУ г. Хабаровска и, как участник фестиваля, детям рассказываю о том, как проходил всемирный фестиваль молодежи и студентов в Москве.
22  февраля 1986 года в Хабаровске в конференц-зале состоялось торжественное заседание победителей ударной трудовой вахты, которые получили почетное право подписать рапорт Ленинского Комсомола XXVIIсъезда КПСС. И была оказана честь девяти лучшим баневуровцам подписать рапорт, в числе которых подписывал и я. В торжественной обстановке я был награжден двумя знаками: ЦК ВЛКСМ и «За активное участие подготовки и проведении XII всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве» … До свидания.
С уважение боец ККМСО «БАНЕВУРОВЕЦ-86». Март 1986 года.
Обсудив письмо Усмана, ребята в школьном музее провели пионерский сбор под девизом «Имя тебе – Комсомол». И в решении пионерского отряда имени Виталия Баневура записали:
– Продолжать переписку с краевым комсомольско-молодежным отрядом «Баневуровец» и взаимно рапортовать о своей проделанной работе.
– Заработать денег и посетить места, связанные с жизнью Виталия Баневура.
– Добиться, чтобы ко дню рождения Владимира Ильича Ленина всем членам отряда было присвоено звание «Баневуровец».
– Сверять, все свои дела по Виталию Баневуру.
Юные баневуровцы о своих делах рассказали фотоальбому и послали его краевому комсомольско-молодежному строительному отряду «Баневуровец».
Вскоре от Усмана ребята получили письмо.
«Здравствуйте, дорогие, уважаемые юные баневуровцы, Светлана Михайловна, Федор Харитонович, Нина Евгеньевна!
… Мы получили от Вас письмо и фотоальбом. Большое – Вам спасибо за такое теплое, откровенное, содержательное письмо и хорошо оформленный красочный альбом. В штабе отряда Ваше письмо мы с большим интересом и вниманием прочитали и просмотрели фотоальбом. Фотоальбом мы поместили в музей трудовой славы отряда «Баневуровец».
К нам в музей приходят школьники села Некрасовка, учащиеся школ г. Хабаровска, взрослые. Мы устраиваем встречи. Проводим беседы, рассказываем об истории отряда, о новостройках хабаровского края…
Ждем в гости и Вас, только не пишите письмо, либо дайте телеграмму, когда вы приедете, мы вас встретим. У на сеть, где отдохнуть, переночевать . мы вам многое расскажем и покажем».
С получением такого письма мальчишки стали много поговаривать о финансах, совещаться: где и как заработать  по больше денег.
Девочки стали больше заботиться о том, как улучшить в классе успеваемость, как активизировать среди ветеранов войны и труда тимуровскую работу, какими средствами помочь в работе школьного музея и, конечно же, что написать в рапорте старшему поколению.
И совсем неожиданно перед осенними каникулами из Некрасовки получаем телеграмму.
КОМСОМОЛЬСК Н/А ТЕПЛИЧНАЯ ШКОЛА № 20 ШЕСТОЙ КЛАСС СОВЕТУ ОТРЯДА ДАЙТЕ СРОЧНУЮ ТЕЛЕГРАММУ КОГДА ВЫЕЗЖАЕТЕ ЧТОБЫ МЫ ВСТРЕТИЛИ ВАС. ШТАБ ОТРЯДА БАНЕВУРОВЕЦ.
И вот мечта осуществилась – пионеры отряда им. Баневура со своими руководителями в Хабаровске.
Комиссар отряда «Баневуровец» Георгий Шиян встретил нас и сопровождал в течение всей поездки до Некрасовки и по Некрасовке.
Село нам понравилось. Музеи: по истории Хабаровского края и баневуровского отряда – тоже. В штабе отряда мы встретились с его командиром Василием Алышевым и членом штаба Усманом Абдуллиным, с которым наш отряд уже поддерживал связь. В первую очередь Дима Чичулин зачитал наш рапорт и вручил командиру. Василий Алышев поблагодарил ребят за оказанную им честь и подарил нам на память каску строителя, и каждому – пришивной нагрудной знак – эмблему «Баневуровец».
Усман рассказал нам об отряде, о том, как работал на БАМе, об участии и во Всемирном фестивале молодежи и студентов, о шефской помощи, которую они оказывают детскому дому №2 г. Хабаровска. (Свой рассказ Усман все время сопровождал показами сувениров, фотографий, буклетов).
После выступления Усмана Василий Алышев сказал: «А нам такого не рассказывал». Усман улыбнулся и продолжил пояснение к рассматриваемым нами сувенирам.
При подведении итогов нашей встречи Алышев сказал: «Основная задача нашего коллектива – это досрочное выполнение плановых заданий по возведению поселка с наибольшей эффективностью строительного производства. А Усман у нас не только хороший строитель, но еще начальник штаба газеты «Комсомольский прожектор», активный борец за МИР, замечательный общественник, не заменимый товарищ, да еще рисует и пишет стихи».

По зову партии родной,
Комсомольская путевка,
Ты на подвиг нас звала:
На широкие просторы
Черноземной целины,
На ударный БАМ так нужный
Для богатства всей страны.
Мы на БАМе – Труд и Слава.
С нами отдых и покой.
Я горжусь, что боец БАМа
По зову партии родной.

   Вернувшись домой, по поручению совета отряда, члены поискового штаба «Баневуровец» Наташа Павлова, Валера Ким, Катя Лебедева, Лена Романова, Марина Попова, написали в газету «Молодой Дальневосточник» информационную статью «Дружат «Баневуровцы».
Так баневуровская дружба у ребят с Усманом продолжалась до тех пор, пока ребята не окончили восемь классов (наша школа была восьмилеткой). Усман писал о своих буднях, общественной работе. Ребята ему писали о своих поездках по баневуровским местам Приморского края, о работе школьного музея, учебе и тимуровских делах.
Окончив восемь классов, юные баневуровцы разошлись в разные учебные заведения. Светлана Михайловна перевелась в другую школу. Усман в 1989 году уехал в г. Райчихинск и стал работать машинистом на шагающем экскаваторе по добыче угля.
Усман добрый, душевный, отзывчивый, внимательный товарищ. Любит детей и, как нам кажется, наделен педагогической стрункой. С детьми и учителями встречается в городской библиотеке, в 1, 8, 15, 16 школах города, не покидает самобытного пера и кисти. Любит жизнь, труд, Родину, ценит дружбу.
Он награжден медалью «За строительство Байкало-Амурской магистрали», многими знаками ЦК ВЛКСМ, «За ударный труд на строительстве станции Сулун на БАМе», «Отличник качества».





                Литературное краеведение
«Горняк», 4 декабря 2004 год.
Н.Ерохина,
 учитель гимназии №8.

    Изучение литературы своего края – один из путей воспитания патриотического чувства у ребят. Изучение личности, творчества своих земляков формирует навыки исследовательской работы,  рождает творчество учащихся.
Во многих школах работают поисковые экспедиционные отряды, занимающиеся литературным краеведением.
С мая по ноябрь в областной детской библиотеке проходит конкурс, в котором приняло участие 160 ребят из городов, поселков сел амурской области. Заочная экспедиция «Литературная тропа» прошла тремя маршрутами: «Я словно клен, к земле родной прирос», «Я тебя рисую» (иллюстрации к произведениям амурских авторов) и «Книги имеют свою судьбу».
27 ноября 2004 года проходил праздник – подведение итогов экспедиции и вручение призов. На нем присутствовали писатели и поэты Амурской области во главе с И. Игнатенко, председатели администрации, члены жюри.
Отряд «Поиск» гимназии №8 города Райчихинска, ученица 10 «а» класса Елико Дадиани представила материал о Фёдоре Харитоновиче Масловском, авторе рассказов о людях, природе Дальнего Востока, романа «Джанго». В течение трех лет ребята собирали о нем материал, изучали его творчество, переписывались с ним, рисовали иллюстрации к его произведениям. Особенно активны были ребята: Ксения Лощенова, Ирина Салкина, Катя Перевозчикова, Юля Карасюк, Марьяна Волошина, Максим Краснопеев, Елико Дадиани.
Они стали победителями заочной областной экспедиции «Литературная тропа», награждены памятными подарками, грамотами.
Молодцы, ребята! Вас ждут новые маршруты, новые интересные дела.                Успехов Вам

                Подарил учитель сказку
Газета «Панорама»,
город Комсомольск-на-Амуре,
15 октября 1993 год.
Текст и фото Геннадия Булгакова.

   Кто из нас не любит сказок? Так вот, такую сказку или, вернее, сказочный городок, состоящий из героев и персонажей многих сказок, передал школе №20 Фёдор Харитонович Масловский; учитель более чем 30-летним стажем. Возводил он эти фигуры и даже целые сцены в течении 10 лет. Есть в этом сказочном сквере и Волк из «Ну, погоди!», и знаменитый Емеля на печи. Всего сто тридцать две фигуры из цемента, песка и металла. Это впечатляет и доставляет удовольствие не только детям, но и взрослым.

               Сказочный мир Фёдора Харитоновича

   Дальэкспресс», 30 декабря 1998 года,
Комсомольск-на-Амуре.
Ю. Фёдоров.

Этот удивительный сказочный городок, расположенный на территории 20-й школы на окраине Комсомольска-на-Амуре, мог бы украсить самые лучшие места города. Каждый раз, бывая здесь, удивляешься мастерству и душевности тех, кто творил это чудо под открытым небом. Кого только не встретишь здесь! И Емельку на печи, и ученого кота, что ходит по «золотой» цепи, и волка с зайцем и многих персонажей русских и зарубежных сказок. И каждый раз, глядя на них, хотелось познакомится с автором. Под Новый год такая встреча удалась.

   Живет добрый волшебник рядом со своим детищем – сказочным городком. Живет здесь совсем не случайно: в этой школе Федор Харитонович Масловский начал работать почти полвека назад – в 1951 году. Сейчас на пенсии. Но творческая натура не дает спокойно отдыхать. Недаром говорят, что если человек талантлив, то обычно во многом. Вот и Фёдор Харитонович, показав несколько сборников своих рассказов, с улыбкой сказал:
– Занимаюсь писаниной. Сегодня один рассказ закончил. Сюжеты есть: воспоминаний у меня много, некоторые с детства. Сейчас в работе большая книга о первых двух русских учителях, которые поехали учить удэгейских  детей в стойбище Джанго.
Фёдор Харитонович страстный любитель природы. Многие рассказы посвящены жизни муравьев. Как он рассказал, в 70-е годы проводили всероссийскую операцию «Муравей»,  в которой были задействованы министерство сельского хозяйства, школы, журналисты. Целый год учитель Масловский с ребятами – юннатами занимались опытами по расселением муравьев. Тогда Фёдор Харитонович придумал временный домик для расселения насекомых. Потом передал несколько в заповедник, находящийся в Силинском парке.
  А как появилась идея создания сказочного городка?
Раньше, в 40-50-е, годы школа на 6-м участке располагалась в барачных зданиях. В 1962-м построили капитальную – кирпичную. Первым ее директором был Ф. Х. Масловский. По его инициативе заложили возле нового здания фруктовый сад. Но по разным обстоятельствам (сам Фёдор Харитонович уезжал) сад остался без ухода и пропал. Лишь одно деревце живо до сих пор.
– А когда я уходил на пенсию, – рассказывает учитель, – задумался: что же сделать такое памятное, что осталось бы на долгие годы. Решил с помощью ребят сделать музей-сказку. Это и детям близко, и взрослым по душе. Работали увлеченно. Из металлолома делали каркасы фигур, раствор мешали.
Так фигура за фигурой рождался этот прекрасный сказочный мир. Десять лет ушло на его создание.
Как истинный знаток природы, Фёдор Харитонович не согласен с расхожим мнением о том,  что заяц, который символизирует наступающий год, трусливый зверек, и что нам в связи с этим ожидать ничего хорошего не стоит.
– Встречаясь с зайцем, я убедился, что он не из робкого десятка. Просто природа распорядилась так, что он спасается от опасности бегством. А вообще он очень терпеливый, мужественный, сообразительный и даже хитрый. Бывало так, что я стоял в двух трех метрах от норки из которой торчала заячья мордочка. Но зверек, видя опасность, тем не менее не убегал. Видно, понимал, что если в данной ситуации выскочит и побежит, то станет мишенью для охотника. Вот и нам нужны мужество, мудрость, терпение, сообразительность, чтобы наконец – то выпутаться из кризиса, в котором оказалась страна.
Фёдор Харитонович рад, что правительство возглавил Е. М. Примаков, надеясь, что он все-таки сумеет в отличие от прежних премьеров выправить положение.
А на прощанье Федор Харитонович подарил нам сборник своих рассказов «Уссурийский фазан» с дарственной надписью, за что мы благодарны автору. Кстати, уссурийского фазана, а также мастерски сделанные чучела других птиц и зверьков мы увидели в квартире Масловского.
Все-таки это здорово, что рядом с нами живут люди, творящие чудеса, щедро дарящие окружающим добро!



    Городской конкурс исторических исследований учащихся 9-10 классов, посвященный 70-летию города Комсомольска- на-Амуре.

  Жанр работы: реферат «Люди и события.  Масловский Фёдор Харитонович. Жизнь и творческая деятельность»

   Исследование учениц 9 класса МОУ ООШ  № 20
Князевой Надежды Геннадьевны и Маркиной Татьяны Юрьевны,  Кривоносовой Валентины Владимировны, учителя истории.

                От авторов

  Только некомпетентность привела нас к этому человеку. Во всяком случае, то, что о Федоре Харитоновиче уже много написано, мы не имели ни малейшего представления.
О нем писали известные писатели, журналисты местных и центральных газет и много, других солидных людей. А мы, всего лишь на всего, ученицы 9 класса МОУ основной общеобразовательной школы №20.
После первой встречи с Федором Харитоновичем и Ниной Евгеньевной стало ясно, что нам не следовало так опрометчиво поступать, то есть браться за описание жизни и творческой деятельности Федора Харитоновича. Но первый шаг был сделан и отказаться от своей затеи нам было стыдно.
О встрече с Федором Харитоновичем и Ниной Евгеньевной мы не договаривались заранее.
Просто в первый день осенних каникул решили сходить к ним и сказать о цели своего визита. Нас встретили как старых, хороших знакомых. Непринужденно, очень просто Федор Харитонович разговаривал с нами, согласился посотрудничатъ с нами на нашем не простом пути исторического исследования.
Федор Харитонович любезно предоставил нам свой архив, согласился по ходу работы встречаться с нами и консультировать по возникшим вопросам. Нам показалось, что с помощью Федора Харитоновича мы справимся с задуманной нами работой.

    Князева Н, Маркина Т.

                Амурский сюжет

   Халан - небольшая деревушка в Нижне-Амурской области, куда переезжают Масловские в 1933 году.
Из всех мест, где жила семья Федора Харитоновича, больше всего он вспоминает о Халане. Вспоминает с любовью и грустью. С любовью, потому что Федор Харитонович любит природу, а здесь он ближе всего был связан с ней; а с грустью, потому что сегодня Халана нет. Вот как он пишет о Халане: «Домики выстроились по высоким, намытым когда-то водой рёлкам и по обрывистому берегу протоки, которая тоже называлась Халан. Против нашего домика простиралось пойменное озеро...»
Так что почти со всех сторон деревня была окружена водой. Поэтому в летнее время основным транспортом жителей Халана была лодка. Сделал лодку и отец Федора Харитоновича, на радость всем детям. Феде в то время было 7 лет, решение испытать лодку и себя, чуть не стоило ему жизни. Стихия испытала маленького Федора на прочность, смекалку, ловкость, но дала знать, что с водой шутки плохи. Это событие в жизни Федора Харитоновича можно поставить в ряд знаковых. Природа не могла тогда забрать к себе Федора Харитоновича. Это было бы несправедливо. Позже Федор Харитонович скажет:
– И все чаще стал видеться мне во сне уже давно исчезнувший с лица земли Халан – малая моя Родина.
Случайно мы узнали, что совсем недавно Федор Харитонович побывал в тех местах. И во время следующей встречи, мы попросили его поделиться своими впечатлениями. И вот что мы услышали:
– Как-то, до ухода на пенсию, я прочитал: чтобы сон был здоровым, спокойным, засыпая, полезно вспомнить собственное детство. Я последовал этому совету и поехал в поселок Халан. Когда я увидел место проживания своего детства, то несмотря на то, что в бывшем поселке не оказалось ни одного целого домика, мне очень хотелось пройти по тем тропкам, по которым бегали босиком, и эти места казались для меня самыми, самыми близкими, родными и незабываемыми на всю жизнь. Стоило ступить мне на место бывшего Халана, как сразу стали вспоминаться места, где мы ловили рыбу, собирали ягоды, купались, посещали школу и долго-долго просиживали на берегу, ожидая наш долгожданный катер «Вьюга», который перевозил людей и груз.
Второе знаковое событие в жизни Федора Харитоновича – это встреча с ульчским, лесником Анатолием Демьяновичем Дечули, прекрасным рассказчиком, большим знатоком тайги. «Он завораживал, – пишет о Дечули Федор Харитонович, – своими рассказами, забывались неприятности дня, отступали куда-то заботы».
А. Д. Дечули стал героем многих рассказов Федора Харитоновича о природе и ее обитателях.

                Все о нём

   Фёдора Харитоновича знает каждый житель нашего шестого участка, да и в городе он личность известная. Его тепло приветствуют, где бы он не появлялся. Всех, кто его знает, поражает притягательная сила его одухотворенного лица, теплый взгляд живых, мыслящих глаз, едва заметная приветливая улыбка.
Федор Харитонович поистине заслуженный человек нашего города, но заслуги и признание не пришли к нему в одночасье.
Позади остался долгий и нелегкий путь к вершинам педагогического мастерства.
Нам посчастливилось мысленно пройти самые важные вехи в жизни и творческой деятельности этого удивительного человека.
Масловский Федор Харитонович родился 26 февраля 1926 года в селе Грибское Тамбовского района Амурской области в крестьянской семье. Он пятый, последний ребенок, в семье Харитона Масловского. Хотя семья жила трудно, Федора родители учили. Он закончил восемь классов и поступил в Николаевское педучилище «Народов Севера», которое окончил в 1945 году.
После окончания Николаевского педучилища в 1945 году Федор Харитонович приезжает в город Комсомольск-на-Амуре и поступает на работу учителем в школу №30. К тому времени ему было 19 лет. А еще у Федора Харитоновича была мечта стать художником-скульптором. Так в 1947 году он оказался в Саратове. Но поступить в художественное училище ему не удалось – негде было жить и стипендию первокурсникам не платили. И снова – к детям. В то время было много детей-сирот, ведь только что закончилась страшная война.
На какое-то время Федор Харитонович решил остаться и поработать в тех местах, где находилось художественное училище. Ему предложили работать воспитателем в Орловском детском доме Марксовского района. Работая в школах, детском доме, Федор Харитонович понимал, чтобы состояться педагогом, среднего специального образования недостаточно и он снова учится и одновременно набирает профессиональное мастерство.
За свою жизнь Федор Харитонович не раз менял местожительства и место работы. Судьба снова привела его в наш город, где в 1963 году он заочно окончил географический факультет Комсомольского-на-Амуре Государственного пединститута.
Педагогическая деятельность Федора Харитоновича была многогранной. Учитель начальных классов, воспитатель детского дома, учитель географии, директор школ.
Но кем бы он не работал, где бы он не работал, с ним всегда было его любимое дело - краеведческая работа.
И в этом любимом деле раскрылся весь талант Федора Харитоновича - администратора, воспитателя скульптора, художника, писателя, строителя...
Работая в Полетненской средней школе района имени Лазо, он с ребятами создал один из лучших музеев Хабаровского края. С учителем труда Королевым Василием Андреевичем и ребятами Федор Харитонович соорудил два монумента-памятника участникам Гражданской и Великой Отечественной войн, так осуществилась мечта стать скульптором. «Монумент- памятник участникам гражданской войны на 3 Всесоюзном слете молодежи СССР в Ленинграде занял второе место по Союзу среди самодеятельных художников и был отмечен Дипломом и Грамотой ЦК ВЛКСМ и премией...» (из автобиографии Федора Харитоновича).
В 1997 и 1998 годах Федор Харитонович в городе Дальнереченске соорудил 10 сказочных фигур в Центральном детском парке.
Такого же, краеведческого, направления был создан музей и в восьмилетней школе поселка Агние-Афанасьевска Ульчского района, где Федор Харитонович проработал директором школы 3 года. Но самый мощный пласт, на наш взгляд, в жизни и творчестве Федора Харитоновича – это наша, 20-ая школа.
В 1978 году Федор Харитонович и Нина Евгеньевна пришли работать во второй раз в нашу школу. Федор Харитонович предложил организовать в районе краеведческую конференцию, там и было решено создать в нашей школе Ленинский музей. За несколько месяцев ребята вместе с их старшими друзьями, Федором Харитоновичем и Ниной Евгеньевной, проделали огромную работу и 17 апреля 1980 года музей принял своих первых посетителей.
Из года в год музей пополнялся новыми экспонатами, увенчалась успехами и поисковая работа, которой увлекла школьников Нина Евгеньевна. Ребята разыскали и завязали переписку с уникальным человеком, художником Леонидом Птицыным.
В 1987 году Л. Птицын был в гостах у ребят нашей школы. Удалось ребятам разыскать и тех, кто знал Ленина, а с некоторыми даже встретиться по время поездки в Москву на слет юных следопытов. Интересной, насыщенной добрыми делами была тогда жизнь ребят школы №20. И большая заслуга в этом педагогов Масловских.
Очень жаль, что музей в школе не сохранился.
А когда Федор Харитонович уходил на пенсию он, несмотря ни на что, решил оставить еще одну добрую память о себе школе и городу. Тогда- то и родилась идея сказочного городка. Городок строился 10 лет и результатом огромного труда ребят и Федора Харитоновича стал музей-сказка. Участницей этого замечательного строительства была и автор данной работы Маркина Татьяна. И сколько себя помнит молодое поколение 80-90-х годов нашего участка их жизнь проходит на фоне этого городка.
Тесно сотрудничает Масловский Федор Харитонович с музеями города и края.
«В государственный музей Краснознаменного Дальневосточного Военного Округа он сдал сотни разных экспонатов. Среди них уникальные: медаль Петра 1 за победу при Гангуте, разные знаки и письма с фронта.
В государственный музей г. Комсомольска-на-Амуре сдал материал с очерковым описанием на 10 человек Хетагуровского движения и на 70 человек участников войны», (из архива Федора Харитоновича).
Большая заслуга Федора Харитоновича и в том, что он неустанно пропагандировал краеведческую работу. Он постоянно выступал на районных, городских и краевых педчтениях с докладами на воспитательные темы и по краеведению. Он участник зональной научно-практической конференции Урала, Сибири и Дальнего Востока, которая проходила в 1974 году в городе Томске. В этом же году он выступил с обширной статьей «Развитие школьного краеведения в СССР» в газете «Ленинец». Его труды были не напрасны. Именно в этот период стали создаваться краеведческие музеи почти во всех школах нашего города. На вторых чтениях Г.И. Невельского в 1990 году он выступил с тезисом «Поселок Халан». И мы еще раз убедились в том, что «Амурский сюжет» в жизни Федора Харитоновича оставил глубокий след.
Нельзя пройти и мимо такого фактов жизни Масловского Ф. Х., что он является действительным членом Географического общества СССР. Его научной работой стал географический словарь района имени Лазо, рукопись которого включена в научные фонды Хабаровского филиала Географического общества СССР. Федор Харитонович обладает богатой научно- популярной и художественной литературой, в его домашней библиотеке – более трех тысяч книг.
Потребность писать стала нормой его жизни. И он учится на журналиста. В архивах Федора Харитоновича много газетных статей и заметок, в которых он рассказывает о простых людях нашей страны. Все они проникнуты теплом его души, глубоким светом радости. В них много истинной любви к жизни, веры в лучшее будущее. Что удивительно - Федор Харитонович подметит такую черту в человеке, на которую не каждый обратит внимание, например, «... корешок (бланка, автор) оторвала так, что мои чуткие уши не уловили шума». (статья «Егоровна»). «Хабибулла – крепкий, статный, с мягким открытым лицом, доброй улыбкой...» (статья «Патриот Отечества»).
И всегда он обращает внимание на глаза человека, о «котором рассказывает. У Гордеева (статья «Рейс длиной в жизнь») они приветливые и добрые, она (Егоровна, автор) «Одарила меня взглядом голубых глаз». В центре внимания журналиста Масловского Ф. Х. простой человек, с трудной судьбой, но несгибаемой волей. Через всю жизнь они пронесли верность Отчизне, радость мирного труда. Это, несмотря ни на что, по-своему счастливые люди. Зеленов – делегат 3 Всероссийского съезда РКСМ. Он видел Ленина, слушал его речь (статья «На всю жизнь»). Егоровна, Иванова Лидия Егоровна, начальник отделения связи села Полетное, участница войны с Японией. На всю жизнь она запомнила номер своей винтовки 5636. Виктор Степанович Затулий (статья «Был такой Витек»), почетный гражданин чешского города Фридек-Мистек. С боями он дошел до Норвегии, оттуда через Вологду перешел на юг Польши, потом в Чехию и в Праге закончил войну. Награжден орденом Красной Звезды, орденом Октябрьской революции и многими другими наградами. Вот такие они – герои журналиста Масловского Ф. Х. Совершенно логично, что журналист Масловский Ф. Х. перерос в писателя Масловского Ф. Х.
В простой, невзыскательной форме, доступной самым широким кругам читателей, Федор Харитонович доносит большие идеи любви к людям, особенно к детям, к природе. В его книгах много поучительного для детей. К примеру, зачем воробьи купаются в пыли? Ответ на этот вопрос – в книге «Белоплечик...». Оказывается, так они освобождаются от амбарных клещей и других насекомых, которые являются возбудителями разных болезней.
Счастливая та семья, в которой взрослые (родители) и дети заняты любимым общим делом, помогают друг другу, живут общими радостями и печалями. У Масловских такая семья. Нина Евгеньевна – мать, сын Миша, дочь Зоя, такие же увлеченные любители природы, как и Федор Харитонович. Все вместе они ухаживают за домашними животными (семья имела подсобное хозяйство), но не забывают про своих воробьев, особенно про Белоплечика. Белоплечик — особая забота семьи, особая любовь.
«В одно прекрасное раннее утро Нина Евгеньевна вернулась с улицы и ласково заговорила:
– Юннаты, хватит спать. Вам Белоплечик песни поет...
– Подъем! – крикнула Зоя.
– Кто со мной на концерт Белоплечика?
– Я с тобой...
Мы с Зоей выходим на улицу. На крыльце остановились. Чириканье послышалось с крыши...» (Ф. Х. Масловский «Белоплечик...»).
Книги Федора Харитоновича дают много радости. В них - чудесные пейзажи нашего края. Они по-настоящему патриотичны, так как навеяны большой любовью к родной стране, ее людям, ее делам.
Федор Харитонович пишет рассказы, романы. Вот далеко неполный перечень его книг: рассказы «Белоплечик», «Уссурийский фазан», «Хитрость зверя», «Медвежья шутка», роман «Джанго» и другие.
И мы уверены, что Федор Харитонович порадует читателей своими новыми произведениями. Он полон новых замыслов, новых писательских идей.

За свой многолетний, самоотверженный труд
Масловский Ф.Х. награжден медалями:

1. 100-летия Ленина;
2. За доблестный труд в Великой Отечественной войне;
3. 40 лет Победы;
4. 50 лет Победы;
5. Ветеран Труда.

Отмечен знаками:
Отличник Просвещения РСФСР;
1. 50 лет г. Комсомольску-на-Амуре;
2. В ознаменование 50-летия со дня разгрома немецко-фашистских войск под Сталинградом 1942-1943 гг;
3. Охраны природы России;
4. За активное участие во Всероссийском смотре работы первичных организаций и коллективных членов Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, посвященного 70-летию Великого Октября.

Имеет грамоты:
1. ЦК ВЛКСМ - две;
2. Охраны природы России;
3. Центрального музея Ленина;
4. Министерства общего и профессионального образования Российской Федерации
И более 50-ти грамот и дипломов от образования районов, г.Комсомольска-на-Амуре, Хабаровского края ОНО и краевой детской турстанции.

                Ключ к нашей работе

   С Федором Харитоновичем мы встречаемся очень часто и в школе, и просто на улице. От дома, где он живет, до школы всего несколько десятков метров.
Он совсем рядом с нами, а мы, учащиеся нового поколения, так мало знаем о его жизни. Задумав нашу работу, мы представляли, что это будет не просто автобиографический портрет Федора Харитоновича, а своего рода объяснение в любви от имени учителей и учащихся нашей 20-ой.
Федор Харитонович не кичится своей известностью, он предельно прост в общении и покоряет всех, кто общался с ним, искренностью и сердечностью. Это покорило нас.
Так родилась эта работа.

                Заячьего вам терпения и кошачьей мудрости

  Шаги уходящего года все тише, зато уверенной поступью спешит к нам 1999-й год.
Персидские астрологи усматривают в трех последних цифрах мистический смысл, связывая его с тремя символами наступающего года – кролика, кота и вепря. Мол, богат будет 1999-й природными катаклизмами, катастрофами и прочими неприятными вещами глобального значения.
Сатанисты предрекают сошествие с небес Дьявола, так как три девятки в числе года – это перевернутые шестерки –«знак зверя». В связи с этим вспомнили мы год 1666-й. чем он был знаменателен для России? В этом году царь Алексей Михайлович созвал Собор, положивший начало расколу. Противники новых религиозных веяний назывались противниками реформ!
Словом, поначитавшись гороскопов, испугаешься и без настроения год встретишь.
Однако, сколько бы не существовало мнений о сути надвигающегося события, все астрологи дружно утверждают, что бесчинства темных сил не коснутся семьи, потому что мирные, дружелюбные символы года – кот и кролик надежно встанут на защите его благополучия.
Какие они, эти братья наши меньшие? С этим вопросом обратилась к педагогу и краеведу Федору Харитоновичу Масловскому. Потому как о котах и зайцах он знает достаточно много, наблюдая в природе за поведением этих животных. Имеется у Федора Харитоновича и цикл рассказов об этих животных.
К котам Федор Харитонович благоволит. Считает их необычайно разумными животными. И у лесных, и у домашних отмечает не конфликтность. Дикий кот предпочитает не конфликтовать с другими лесными обитателями, хотя он животное очень сильное – запросто может уложить косулю.
Домашние коты, если долго живут и ладят со своими хозяевами, становятся чем-то вроде домашнего сторожа.
А наблюдение за жизнью зайцев и кроликов доказывают неправильность расхожего мнения, что эти животные глупы и трусливы. И вовсе не глупы, а осторожны, хитры. Приходилось Федору Харитоновичу видеть, как, выкопав двухметровую лунку, располагался в ней ушастый и замирал. И его очень трудно было заметить, зато заяц мог видеть все и вся. В случае опасности, как любое разумное животное, заяц спасается бегством. Но только если уверен, что замечен в своей лунке. В основном он старается опасность пересидеть.
Кстати, по мнению охотоведа Кучеренко, дальневосточный лесной кот и маньчжурский заяц живут на одном и том же ареале, т.е. места их обитания совпадают. Они неразлучны друг с другом.
– Татьяна Юрьевна, – обращаюсь я к завотделом природы городского краеведческого музея, Т. Ю. Быченко, – говорят, что новый год Кота, Кролика проходит под знаком добродетели. Почему? И с чем связано разделение по знаку животного?
– По легенде Будда пригласил на свой день рождения зверей. Но, чтобы попасть на него, животным надо было миновать различные препятствия. Только 12 зверям удалось это сделать. В награду каждый получил по году правления. Будда не разглядел хорошо, кто пришел – кот или заяц, поэтому и правят годом два символа.
Все повадки особенно этих зверушек характерны для года.
Почему год  добродетели? Потому что мы вынуждены жить на одной территории и наши добрососедские отношения, и будут решать в этом году все этические и другие проблемы. Т.е. побольше кошачьей дипломатии, любви и внимания, а также заячьего терпения.

                Дерзайте, рабкоры!

   Активно выступали в мае на страницах газеты слушатели школы рабкоров, действующей при редакции газеты «ДВК». При подведении итогов не так-то просто было определить победителей среди рабкоров, отметить лучший материал – и темы интересные, важные, и раскрыты хорошо. О комсомольско-молодежной бригаде рассказал составитель поездов В.В. Авилов, тему экономии и бережливости поднял рабочий завода имени Ленинского комсомола В.А. Цыганков, о техучебе мастеров рассказал мастер завода подъемно-транспортного оборудования В.Е. Нечаев, в страницу, посвященную Дню Победы, подготовил материал учитель школы №20 Ф. Х. Масловский, под рубрикой «К 55-летию Комсомольска-на-Амуре» выступила методист по краеведению С. Вишнякова. Слушатели школы рабкоров писали о подготовке к выборам в местные Советы народных депутатов и народные судьи, о воспитании в школе, поднимали и другие темы.
Как лучшие, редакция отмечает материал С.  Вишняковой «Меткой эпиграммой, агиткой, лозунгом, стихом» (о первом литературном объединении Комсомольска-на-Амуре), очерк Ф.Масловского «Солдат особого батальона», корреспонденцию В. Авилова «Вас обслуживает молодежная», корреспонденцию Т. Морозовой «О, дайте мне банджо…», корреспонденцию В. Нечаева «Девушки на татами».
Желаем дальнейших успехов, слушатели школы рабкоров!

                Отмечены лучшие наши помощники.
  Дальневосточный Комсомольск,
5 апреля 1987 года.  Редакция.

   Как уже сообщалось, при редакции организована и работает школа рабкоров. Большинство слушателей до поступления в школу не сотрудничали в газете. Но все чаще в последнее время стали появляться в «Дальневосточном Комсомольске» заметки написанные новичками, газетного дела. В школе избран совет, который следит за дисциплиной, при необходимости он может помочь и в работе над материалом. В совет вошли наиболее активные рабкоры.
Мария Константиновна Афонина – инженер по охране труда производственного жилищно-эксплуатационного управления горисполкома, Людмила Анатольевна Чирикова – заместитель главного врача кожно-венерологического диспансера после первого же занятия пришли в редакцию и принесли свои заметки, с тех пор регулярно публикуются. Темы заметок М.К.Афониной связаны с ее увлечением, она занимается в изостудии и рассказывает о самодеятельных художниках –  об этом  материалы «Добрый путь, изостудия!», «Во имя мира и добра». Одна из последних заметок Л. А. Чириковой тоже о самодеятельном творчестве, называется «Петь – значит, бороться».
Впервые опубликовался в газете вагранщик завода «Амурлитмаш» Николай Иванович Савинков, принес хорошие снимки составитель поездов вагонного депо Владимир Викторович Авилов.
На последнем занятии слушателям была прочитана лекция об одном из газетных жанров – заметке, дано задание написать материал именно в этом жанре. Уже прислали в газету свои работы Л. А. Чирикова, водитель автобуса Н.И.Лобанов, старший инженер завода «Амурлитмаш» М. И. Харитонов. А первое практическое занятие было во русскому языку. Большинство слушателей хорошо с ним справилось, в числе лучших Б. С. Широков – преподаватель горно-металлургического техникума, С. И. Геращенко – электромонтажник МУ-4 треста Электросибмонтаж и  другие товарищи.
Среди газетных публикаций слушателей школы рабкоров в марте редакция отмечает заметку учителя школы № 20 Фёдора Харитоновича Масловского – «От Москвы до Берлина», опубликованную в тематической странице «Верность Отчизне» 29 марта.
Среди выступлений внештатных корреспондентов редакция отмечает материал заместителя начальника УКСа завода «Амурсталь» Владимира Алексеевича Соболева «Газообразная работа» (24 марта).
Газета регулярна будет отмечать лучшие материалы рабкоров.





                Масловские



1. Масловская (Поправко) Пелагея Моисеевна (прабабушка). Родилась на Кубани, в Темрюкском районе. Жила в городе Комсомольске-на-Амуре. Образование: церковно-приходская школа. Работала разнорабочей.
2. Масловский Харитон Харлампович (прадедушка). Родился на Украине, в селе Штормово Харьковской волости (губернии). Жил в городе Комсомольске-на-Амуре. Образование: церковно-приходская школа. Работал плотником (десятник).
3. Масловский Григорий Харитонович (брат дедушки). Родился в селе Грибское Тамбовского района Амурской области. Жил в городе Челябинске. Образование: семь классов. Участник Великой Отечественной войны.
4. Масловский Сергей Харитонович (брат дедушки). Родился в селе Грибское Тамбовского района Амурской области. Жил в городе Комсомольске-на-Амуре. Образование: среднетехническое. Участник Великой Отечественной войны.  Работал начальник котельной завода имени Гагарина.
5. Масловская (Паначева) Наталья Харитоновна (сестра дедушки). Родилась в селе Грибское Тамбовского района Амурской области. Жила в городе Комсомольске-на-Амуре. Образование: семь классов. Работала на пивзаводе.
6. Масловская (Чередниченко) Вера Харитоновна (сестра дедушки). Родилась в селе Грибское Тамбовского района Амурской области. Жила в городе Ленинграде (С-Петербург). Образование: семь классов Участник Великой Отечественной войны. Речной флот.
7. Масловский Фёдор Харитонович (дедушка). Родился в селе Грибское Тамбовского района Амурской области. Жил в Комсомольске-на-Амуре. Образование: высшее педагогическое. Работал учителем, директором школ.
8. Мантулов Евгений Яковлевич (прадедушка. Родился в Полтавской губернии. Жил в Хабаровском крае, в Ульчском районе, в селе Киселёво. Образование: семь классов + курсы бухгалтеров. Работал бухгалтером.
9. Мантулова (Зуева) Анна Николаевна (прабабушка). Родилась в Полтавской губернии. Жила в Хабаровском крае, в Ульчском районе, в селе Киселёво. Образование: работала разнорабочей.
10. Волкова (Мантулова) Валентина Евгеньевна (сестра бабушки). Родилась в селе Талали Свободненского района Амурской области. Жила в Хабаровском крае, в Ульчском районе, в селе Киселёво. Образование: семь классов + курсы связистов. Работала связистом.
11. Клушина (Мантулова) Галина Евгеньевна (сестра бабушки). Родилась в селе Талали Свободненского района Амурской области. Жила в Хабаровском крае, в Ульчском районе, в селе Киселёво. Образование: семь классов + курсы поваров. Работала поваром.
12. Медянникова (Мантулова) Раиса Евгеньевна (сестра бабушки). Родилась  в селе Талали Свободненского района Амурской области. Жила в Хабаровском крае, в Ульчском районе, в селе Киселёво. Образование: институт культуры. Работала заведующей клуба (директором).
13. Масловская (Мантулова) Нина Евгеньевна (бабушка). в селе Талали Свободненского района Амурской области. Жила в Комсомольске-на-Амуре Образование: высшее педагогическое. Работала филологом.
14. Крошка Любовь Васильевна (бабушка). Родилась в Приморском крае, в селе Емельяновка. Жила в Приморском крае, в городе Дальнереченске. Образование: семь классов + курсы бухгалтеров. Работала бухгалтером.
15. Крошка Григорий Петрович (дедушка). Родился в Амурской области, в селе Тамбовка. Жил в Приморском крае, в городе Дальнереченске. Образование: семь классов. Разнорабочий.
16. Крошка Сергей Григорьевич (дядя). Родился в Приморском крае, в посёлке Губерово. Жил в Приморском крае, в городе Дальнереченске. Образование: десять классов. Военнослужащий.
17. Крошка Виктор Григорьевич (папа). Родился в Приморском крае, в посёлке Губерово. Живёт в Приморском крае, в городе Дальнереченске. Образование: высшее техническое. Майор военнослужащий. Предприниматель.
18. Масловская (Крошка) Зоя Фёдоровна (мама). Родилась в городе Комсомольске-на-Амуре. Жила в Приморском крае, в городе Дальнереченске. Образование: среднее педагогическое. Работает ревизором.
19. Масловский Михаил Фёдорович (дядя). Родился и живёт в городе Комсомольске-на-Амуре. Образование: высшее техническое. Инженер.
20. Масловская (Кузнецова) Надежда Леонидовна (тётя). Родилась в селе Киселёво Ульчского района Хабаровского края. живёт в Комсомольске-на-Амуре. Образование: среднее педагогическое. Работала учителем начальных классов.
21. Масловский Максим Михайлович (двоюродный брат). Родился в городе Комсомольске-на-Амуре. Образование: высшее педагогическое. Предприниматель.
22. Масловская (Зорина) Наталья Михайловна (двоюродная сестра). Родилась в городе Комсомольске-на-Амуре. Образование: высшее педагогическое + высшее экономическое. Работает экономистом.
Крошко Нина Викторовна. Родилась в городе Комсомольск-на-Амуре. Образование: высшее. 
                Масловские