Букет каменьев. Часть 1. Мрачный вихрь. Глава 3

          Глава 3. Не один в одиночестве


          Утром вынырнул из состояния дрёмы от того, что моё ухо побеспокоил непривычный звук. Появились птицы! Открыв глаза, я увидел на ветке соседней ели малую пичугу, которая исполняла гимн восходящему солнцу. От этих ласкающих душу мелодий легче стало шагать по тайге даже голодным. Гнетущее Междуречье ослабило свою хищную хватку. Местность начала меняться. Пологие подъёмы чередовались со спусками в низины, в которых сияли брачной белизной высокие, стройные берёзы, окружённые скромницами-осинками. Ольха, украсившись агатовыми серёжками и колье, пряталась в самых низких местах. Клёны, вожделенно растопырив листья-ладошки, тянулись к зелёным красавицам. Изредка на возвышенностях блистали позолотой сосны, всматривались вдаль кряжистые дубы. Валежник по-прежнему преграждал путь, но лес поредел и приобрёл некую нарядность, свежесть. Больше стало дичи. Зайцы, кролики, косули опутали землю нитями тропинок. Казалось, за спиной осталась, кишащая хищниками, тайга. Только злой неуёмный голод преследовал нас по пятам. Хотели уже развести огонь, но наткнулись на недавнее кострище и, судорожно оглядываясь, ускорили шаги.

          Девятнадцатое августа. Заканчивался третий день голодного шатания по лесу. Солнце село, и золотистый шелестящий сумрак начал бережно обнимать сказочно красивый лес. Одного только в нём не хватало – весёлого журчания воды под ногами. Снова пришлось поворачивать носы на запад.

          Неожиданно Тайво сорвал лук с плеча и вложил стрелу. Я тоже прицелился. Что-то бледно-зелёное шевелилось за кустом. Взметнулась вверх рука проводника. Из зарослей показался согбенный старик с длинной седой бородой, в мятой шляпе и выцветшем плаще с капюшоном. За ним шёл парнишка лет двенадцати, одетый в слишком длинный, с ободранным подолом и завёрнутыми рукавами серый сюртук. Чёрные, как смоль, волосы прикрывала дырявая шапка. Оба смотрели в землю и нас не замечали.

          – Добрый вечер добрым людям, – опустив лук, поздоровался я. – Что так поздно в лесу, почтенный?

          Старик замер, опираясь на кривую палку и рассматривая нас. Затем подошёл ближе.

          – Будьте здоровы, – приветствовал он на всеобщем языке. – Грибы вот собираем, а вы, куда путь держите?

          Из-за спины деда выглядывало испуганное лицо мальчишки. В руках он держал кошёлку с грибами.

          – Вечер настаёт, а до реки далеко. К ночи не успеете домой вернуться, – предупреждал Тайво, оставив вопрос старика без ответа.

          – Нет у нас больше дома, стало быть, некуда и возвращаться, – опустив долу грустные глаза, молвил старец.

          – Раз уж не торопитесь, так, может быть, присядем вон там, и поведаете нам, что у вас стряслось, – предложил я. – Меня Братигор Каваль зовут.

          – Присесть-то присядем, да споведь невесёлая, горькая будет, – согласился дед.

          – Солью тоже делиться надо, глядишь, и легче идти будет, – сказал лауканин. – Тайво Антила моё имя.

          Опустившись на поваленное дерево, старец начал свой рассказ:

          – Коли так – слушайте, добрые люди. Звать меня Малвоем, а внука Далеглядом. Прошлой осенью на ярмарке в Дике балки силком забрали себе мою дочь, а зятя саблями порубили. Князю недосуг было за них вступиться. Остались мы вдвоём горе мыкать. Летом слуги Володара учинили охоту за куропатками на нашей ниве, да всю и вытоптали. А семь дён тому пришёл в хату испольник, да истребовал княжеску подать – две монеты серебра, либо двадцать пудов зерна. Сроку на то две седмицы. Нам и то не прокормиться было, а тут и вовсе погибель. Так и кинули мы всё, а добрые люди на сей берег перевезли, да отпустили с миром. Ныне на полночь идём. А не вас ли слуги княжески котору ночь на реке стерегут?

          Мы коротко рассказали о себе.

          – Скажи, отец, где ты видел зелёные мундиры? – задал вопрос Тайво.

          – Нынче утром лодки оных ниже по реке плавали и у берега причалены. Для вас – час ходу, – ответил Малвой.

          – Что ж, дороги наши в одну сторону идут, и враг у нас один, – немного подумав, сказал проводник. – Сегодня, если хотите, вместе заночуем, а утром голове светлей думается.

          – Коль дорога у нас одна, не оставьте внука-сироту одного на погибель, возьмите с собой, – бухнувшись на колени, взмолился старик.

          – Что ты, старче?! Встань, негоже так, – подхватил я его и снова усадил на валежину. – Если судьба нам улыбнётся, то и вас в беде не оставим.

          – Теперь вот что. Пока светло, идите вперёд, чтобы заря слева была. Когда совсем стемнеет, найдите укромное местечко и ждите меня. Огонь не разводите и не шумите. Давайте пустые фляги. Сделаю крюк до реки, а потом найду вас, – произнёс Тайво.

          Малвой напоил Далегляда остатками воды и протянул свою кожаную флягу. Тайво направился на северо-запад и через миг исчез в зарослях. Мы медленно брели по лесу. Старик останавливался на каждой возвышенности и, восстанавливая дыхание, подолгу стоял, опираясь на палку. Он был очень слаб. Утихающий к ночи восточный ветер выметал из поднебесья остатки бледно-розовых облаков. Заря догорала. В низких местах уже сгустилась темень. Легконогий вечер поманил за собой неразлучную подругу ночь. Над головой засверкала россыпь драгоценных каменьев, а на западе, застенчиво спрятав половину лица, клонилась к горизонту белёсая луна.

          Одна из заросших ложбинок нам понравилась. Узкая щель в непроглядном высоком кустарнике вывела на крохотную поляну. Правую её сторону ограничивали вывернутые корни исполинского дерева, упавшего на восток. С севера на склоне густо переплели ветки молодые сосёнки. Высокий камень, облепленный лишайником, загораживал проход на запад. Ожидая проводника, Малвой с внуком присели возле торчащих из земли корней, а я примостился в зарослях на пригорке, чтобы лучше видеть окрестности и подать знак Тайво. Прошло больше часа. На душе стало тревожно за друга, рисковавшего вдвое сильнее нас. Наконец между деревьями мелькнул знакомый силуэт. Мой тихий свист направил Антилу в нужную сторону.

          Когда мы ступили на полянку, старик спал сидя на упавшей замшелой лесине, склонив голову на грудь и прислонившись спиной к стволу берёзы. Далегляд дремал, положив голову на колени деда.

          – Уютное местечко, – проронил лауканин, осматривая подступы. – Я пробежался по берегу. Тирейцев поблизости нет.

          – Придётся ночевать здесь? – спросил я, показывая рукой под ноги.

          – Да. Старика одного на земле не оставишь, – согласился Тайво. – Давай соберём хворост. Раз уж так получилось, будем дежурить по очереди, и коптить мясо.

          Дед и внук не проснулись даже, когда по их измождённым лицам заплясали блики от костра, а носы приятно защекотали аппетитные запахи дыма, жареного мяса и грибов.

          – Разбуди их, – попросил Тайво, – ужин готов.

          После праздника живота охотник и Далегляд уснули. Моё дежурство было первым, а Малвою не спалось. Он подсел к костру, прислонился к дереву и, тяжело вздохнув, положил руку на грудь. Я взглянул на него с тревогой.

          – Сердце болит за внука, – жаловался Малвой. – Мой путь завершается. Тяжкая судьбина выпала ему одинокому.

          – Не один он сирота, – вырвалось признание. – Мне досталась такая же доля.

          Накрывая съёжившегося мальчишку своей курткой, обратил внимание на его лицо.

          – Что он бледный такой, будто всё лето в погребе просидел? – удивился я.

          Малвой покивал головой и начал повествование:

          – Отец его отца, будучи твоих лет, много ходил по земле. Довелось ему искать истоки реки Светило. Зашёл на вершины Граничных гор и узрел там деву из эльфов. Шибко по сердцу были одно одному, и зажили разом. А была она ликом светла так же днём, как и в ночи. Свет тот негасимый всем первородным даётся. От него-то и погиб мой зять. Опознали в нём эльфа проклятые балки. Они же семь лет тому отправили к праотцам деда и бабку Далегляда. А была она не простой эльфийкой, а дочкой Короля Эволара, что сидит по сю пору на троне в стране эльфов Эвол. А страна та на закатной стороне Граничных гор. Стало быть, и внукова кровь от эльфийской толику взяла. От того и светел лик его.

          – Одни беды на земле от этих степных дикарей, алчных до крови людской и добра чужого! – возмутился я. – Сколько жить буду, столько буду мстить этому ненавистному племени по мере сил. Двадцать два года в плену терпел я их понукания, издевательства и унижения. Они всех моих родных истребили, и за это не будет им прощения и пощады.

          Мы долго молчали, задумавшись каждый о своём.

          – Скажи, Малвой, твой внук такой неразговорчивый от рождения или нас боится? – поинтересовался я. – За весь вечер он не проронил ни слова.

          – Горе взяло речь его, – объяснил причину старик. – Уж год, как нем.

          Проснулся Далегляд и сел у костра. Кроткое бледное лицо ребёнка, сполна испившего горькую чашу утраты, выражало безграничную печаль и обречённость. Взгляд кристально чистых, доверчивых глаз излучал затаённую мольбу, светился искрой надежды обрести во мне понимание и защиту. Снова вспомнилось мне детство в неволе и надёжное отцовское плечо, помогавшее выжить. Судьбою, видно, определено было нам встретиться, и внутренний голос подсказывал открыть своё сердце этой честной душе.

          Старик украдкой наблюдал за нашим безмолвным общением, и мнилось, улыбался краешками губ. Согревшись у огня, малыш снова начал клевать носом и, примостившись возле деда, уснул. Малвой поманил меня рукой.

          – Не обмани его. Ждёт слова твоего. Как отцу родному доверится, – дрогнувшими губами промолвил старец, глядя мне в глаза. – Сердце вещает. Потекут ныне реки ваших жизней рядом и в одну сторону.

          – Родственную душу в его глазах вижу, – открылся я, – и судьбы наши в чём-то похожи. Тот, кто сам хлебнул в жизни лиха через край, не даст в обиду сирого. Вместе и жить веселей. Не пропадём, старче. Нам бы из тайги выбраться… а, если позовёт в поход боевой рог, уши затыкать не буду.

          – За то благодарствую тебе, Братигор, – облегчённо выдохнув, произнёс Малвой. – Тяжкий груз душил сердце. Отныне покойно мне. Тебе вверяю судьбу внука. Теперь буди Тайво. Прощаться буду.

          – Что ты, отче, не спеши туда! – в отчаянье вскрикнул я.

          – Пришёл мой час, скорей, – прошептал Малвой.

          От моего возгласа проснулись Тайво и Далегляд.

          – Прощай, Каваль,… прощай, Тайво, – словно из-под земли, слабеющим голосом отозвался дед и поцеловал внука в лоб. – Прощай, Далегляд, Братигор тебе поможет…

           Малвой закрыл глаза и уснул навеки. По лицу ребёнка текли горестные слёзы, плечи вздрагивали, но ни одно слово не сорвалось с губ. Моё сердце сжалось от боли. Я поставил Малыша на ноги и прижал к груди, а он разрыдался ещё сильнее. Не найдётся на свете слов утешения в таком горе. Его надо пережить.

          Мы похоронили Малвоя возле сурового древнего камня и сразу выступили в путь. Медленно начинался хмурый рассвет. От поднимавшегося ввысь редкого тумана деревья стали седыми. Лес скорбно молчал. С реки потянуло сыростью.

          – К ночи или завтра поравняемся с крепостью Сруб, что на Лысой горе, на западном берегу реки, – на первом привале посвятил нас в свои мысли Антила. – Мы не сможем продвигаться на север в прежнем темпе. Значит, дружинники князя будут наступать нам на пятки. Теперь, мне кажется, главная опасность грозит именно с запада. Не исключено, что устье и окрестности речки Каменки уже находятся под усиленным наблюдением слуг князя. Прорваться на север через засады и кордоны будет очень сложно. Поэтому выбираем более трудную, но менее опасную, как мне видится, дорогу на северо-восток, к горам Близнецам. Экономьте воду. Пейте только, когда совсем невмоготу будет.

          Я шёл замыкающим и, время от времени, тихонько окликал проводника. Как ни старался Далегляд, иногда отставал и терял Тайво из виду. Ему, естественно, было труднее, чем нам. Тирейцы вообще не отличаются высоким ростом. Что уж говорить про мальчишку? К вечеру бедняга еле переваливался через упавшие стволы. Ночевали на дереве. Малыша обвязали вокруг пояса верёвкой, перекинутой через сук, и подняли к нижней ветке. Оттуда он сам смог забраться на верхушку и кое-как устроиться. Больше всего я боялся, что юнец заболеет дорогой, но, как оказалось, он был достаточно крепок и закалён.

                К исходу двадцать четвёртого августа перед нами вздыбилась особенно высокая гряда холмов, по склону которой карабкались берёзы, а наверху красовались стройные сосны. Багульниковый подлесок перемежался с высокими кустами можжевельника. Одолев крутой подъём, увидели впереди две горы, стоящие на почтительном удалении одна от другой. Они, как дозорные Старых гор, выступили вперёд и наблюдали за Междуречьем.

          Близился к завершению очередной этап нашего похода. Сердце пронзила боль. Я обернулся и мысленно простился с могилкой отца. Малыш стоял передо мной, опустив плечи и устремив скорбный взгляд на юг. Там он безвозвратно утратил почти всех родных. Оставалась крохотная надежда на то, что где-то в стойбище балков, возможно, ещё жива его мать.

          Ночь прощалась, унося звёздную пелерину и обнажая едва розовеющий восточный край неба, а мы уже упрямо толкали ногами на юг каменные гряды, осыпавшуюся хвою и мягкие травяные коврики. Пили и не могли напиться ароматами последних летних цветков и сосновой смолы. Воды тоже не могли напиться, экономя каждый глоток. В закромах осталось только шесть маленьких кусочков копчёной оленины. Тягучий подъём изобиловал оврагами и каменными выступами, которые трудно было обойти. Горы, казалось, совсем не приближались. Миновал полдень. Земля вздыбилась ещё круче. Пришлось взбираться зигзагами, опираясь на сосновые и пихтовые стволы, чудом державшиеся на склоне. Наконец откос закончился, и мы, запыхавшись, остановились на голом, каменистом горбу сопки. Две горы с раздвоенными макушками будто нагнулись, рассматривая нас. Мы уже искали глазами место для привала, но Тайво повёл нас дальше. Едва восстановив дыхание, пришлось продолжить путь.

          Через час дорогу преградил каньон глубиной не меньше двадцати саженей, расширяющийся на юго-восток Междуречья. Узкий конец расщелины вытянулся в сторону левой горы Близнец. Пришлось сделать большой крюк в обход. Обогнув отвесный разлом, в сумерках вышли к подножию правой горы Близнец. Тайга, редея, доходила почти до её середины. Поднимаясь в гору, на высоте двенадцати саженей наткнулись на узкую трещину в северо-западном склоне. Перед щелью росла раскидистая сосна, окружённая кустами можжевельника. Ложе между каменными стенками стелилось покрывалом из мягкого мха, усыпанного хвоей. Лучшее место для ночлега искать не стали. Далегляд свернулся калачиком в самом углу. Тайво спал рядом. Я на всякий случай приготовил лук, стрелы и топор. Присел на камень у входа в разлом, возле ребристого выступа, и старался запомнить расположение предметов. Местность внизу можно было рассмотреть не далее, чем на десять шагов. Смутными тенями выделялись отдельные кусты, крупные камни и деревья. Ночь выдалась тёплой и тихой. Только крик совы изредка будоражил сознание. На душе было неспокойно. Ночёвки на деревьях сейчас представлялись более безопасными.

          Неожиданно справа послышалось тихое шуршание. Это небольшой камешек сполз вниз. Я повернулся и натянул лук. На уступе появилась чёрная тень. Коротко тенькнула тетива, и сгусток ночи исчез. От звука выстрела мгновенно проснулся Тайво.

          – Что случилось? Ты стрелял? – шепнул он.

          – Сам не понял, в кого, – пожав плечами, бормотал я. – Вон там был чёрный силуэт. Только не знаю, попал ли?

          Охотник посидел, прислушиваясь.

          – Отдыхай, – подтолкнул он меня вглубь нашего укрытия. – Теперь всё равно не усну.

                Несмотря на усталость, сон был тревожным. В забытьи мне чудился отчаянно тоскливый вой волков. Открыв глаза, понял, что это страшная явь. Рывком поднялся и подошёл к выходу. Жуткие звуки раздавались откуда-то снизу. Лауканин, вслушиваясь, неподвижно сидел у куста.

          – В каньоне стая собирается на охоту, – пояснил Тайво.

          Между тем завывающий хор, от которого мурашки бежали по коже  усиливался. Над всеми взвился один громкий голос, и наступила напряжённая тишина.

          – Выступили. Но куда? – гадал охотник.

          – Думаешь, напали на наш след? – вырвалось предположение у меня.

          Гнетущая обстановка до боли напрягала слух и отмеряла время частыми гулкими ударами сердца.

          – Буди Малыша, – бросил, вставая, Антила. – Ночуем, как обычно.

          Через миг уже карабкались на скалы. Взошли ещё шагов на сто и спрятались на высокой сосне. Напротив кроны, в трёх саженях – карниз. Под деревом – обрыв. Не успели отдышаться – внизу, возле щели, которую мы только что покинули, завыл волк. Вокруг сосны, на которой мы притаились, в тишине замелькали жестокие, жадные жёлтые глаза. Обнаглев, звери с остервенелым рычанием стали бросаться на ствол дерева. Тогда мы их немного проучили. Начал Тайво, стрелою сбив волка в обрыв, затем под сосну уложил второго. И пошла потеха. На карнизе возникла большая тень. С такого расстояния даже я не промахнулся.

          – Что присмирели, наглецы? – злорадствовал я. – Добыча больно кусается?

          Стая отошла и спряталась. Я уложил ещё одного из часовых, перебегавших с места на место. Однако радоваться было рано. В этом безлюдном месте наши клыкастые сторожа чувствовали себя полными хозяевами. Следовательно, могли караулить и днём, дожидаясь, когда мы сами начнём падать с верхушки, как спелые плоды. Жажда и голод очень скоро поспособствовали бы этому. От таких мыслей было совсем не до сна, только Далегляд заснул, привязавшись к стволу верёвкой. Такой измотанный, обессиленный, он сейчас, наверное, мог бы спать даже вниз головой, как летучая мышь.

          На заре Малыш растолкал меня и объяснил, что стая ушла. Мы съели последнее мясо. Воды осталось всего несколько глотков. Слезли с дерева и чуть не бегом начали спускаться по северному склону горы. Там нашли ещё один труп, правда, не волка, а горного козла, и не труп, а то, что от него осталось. Свежина была бы очень кстати, но при ночной делёжке волки нас не учли. Рядом с обглоданными костями валялась моя стрела.

          Оказавшись у подножия Близнеца, торопливым шагом углубились в сосновый бор. Ощущение неизбежной погони заставляло часто оглядываться. Будто в спину смотрели сверлящие ненасытные глаза хищников. К вечеру обнаружили каменистое ложе высохшего ручья. Горный поток когда-то впадал в реку Певучую. На закате увидели и её. Глубокая, полноводная, шириной шагов двадцать, она быстро несла свои воды в озеро. Стали мастерить плот. Уже скрепили верёвками каркас из четырёх брёвен, когда с дозорного дерева спрыгнул Далегляд и, махая руками, во всю прыть помчался к нам. Всё было понятно без слов.

          – Братигор хватай топор! – крикнул Тайво. – Толкай плот!

          – Малыш – в воду! – крикнул я, заметив крупного вожака, выскочившего на опушку бора, и последним ухватился за отчаливший каркас.

          Благодаря зоркости Далегляда, волки опоздали всего на миг. Мы уселись на брёвна и стали править к другому берегу. Стая, вылетевшая к воде, громко, протяжно завыла. Из леса, находящегося на противоположном берегу, долетел такой же ответ. У нас осталась одна дорога – по реке. Зато воды теперь было хоть залейся. Серая банда бежала по песку, а скоро и с другой стороны замелькали волки. Свита сопровождала, следя, чтобы мы не достались кому-нибудь другому.

          – Братигор, приготовь лук и стрелы. Впереди поворот. За ним может быть мелководный перекат или ещё какая-то преграда, – предупреждал Тайво.

          – Да, уж не ради разминки они нас преследуют, – заволновался я и снял с плеча лук. – Малыш, держи нож. Вбей его в бревно, чтобы не упал в воду.

          Антила сидел сзади и с помощью шеста управлял плотом.

          – Тревожными песнями встретила нас река Певучая, – обмолвился он.

          Начинало смеркаться. За вторым поворотом русла показался мелководный прямой прогон, на котором вода сильно рябила. Волки по брюхо забрели в реку с обеих сторон. Горящие глаза почти перекрыли русло. На самой середине потока было немного глубже, а течение сильнее. Там образовался узкий коридор. Проводник правил прямо в галерею из оскаленных пастей. Я натянул лук и выбирал первую жертву. Громадный волк зашёл в воду дальше других и явно готовился к прыжку. Я выстрелил, и смертельно раненого, захлёбывающегося зверя понесло вниз мимо остальных хищников. Следующую жертву выбрал справа и пробил стрелой насквозь. Второй труп явно остудил стаю. Я продолжал стрелять. Обе воющие и рычащие банды бросились вон из реки. Мы прорвались.

           Наступила глубокая чёрная ночь. Только поверхность Певучей кое-где тускло мерцала, да по обоим берегам в лесу мелькали злые огоньки.

          – Погоня не отстаёт, – встревожился я.

          – Возможно, впереди нас ждут более серьёзные испытания, – предположил Тайво, – и волки об этом знают.

          Наша дырявая посудина благополучно проплыла ещё над двумя бурлящими участками. Хищники там даже не входили в воду. Мы миновали очередной поворот и услышали нарастающий шум воды.

          – Вряд ли это перекат, – засомневался я.

          – Наверно, пороги или водопад! Течение усиливается! Ложитесь на брёвна и держитесь крепче! – посоветовал Антила.

          Впереди ничего не было видно дальше сажени. Каркас плота наткнулся на подводный камень, развернувшись, затрещал, и мы полетели в неизвестность. Сердце отсчитывало мгновения до падения: один, два, три… всплеск. Вода накрыла с головой, заливая нос и уши. Плот развалился. Я вынырнул и ухватился за длинное бревно. Рядом в большом водовороте крутились остальные стволы сосен. Над вторым длинным кругляком на миг высунулась голова и снова исчезла под провернувшимся бревном. Я, изловчившись, зажал оба древесных ствола в подмышках. На поверхности воды, судорожно глотая воздух, появилась голова Далегляда. Он уцепился за противоположные торцы брёвен. Я стал искать взглядом Тайво и заметил, как с одного из коротких хлыстов соскользнула рука, сделал глубокий вдох и нырнул. Идя ко дну, шарил руками во все стороны. Вот что-то скользнуло справа. Ещё усилие. Есть! Схватил – и наверх. Казалось, грудь сейчас разорвётся. Сердце гулко стучало в самой глотке. Вытащил тело Тайво на поверхность реки и еле вытолкнул на брёвна, которые удерживал Далегляд. Водоворот, раскручивая спираль, всё ближе подгонял нас к берегу. Там в нетерпении метались кровожадные глаза. Изо всех сил я заработал ногами почти перед самой пастью волка и отогнал брёвна к середине реки. Течение быстро понесло нас на какую-то чёрную тень. Неожиданно почувствовал под ногами дно. Впереди был галечный островок. Далегляд первым ступил на сушу.   

          – Держи брёвна, Малыш, – сказал я, волоча тело Антила на камни.

          Долго, но тщетно пытался откачать Тайво.

          – Ну же, друг, очнись! – орал я в отчаяньи. – Дыши же!

          Из его рта сочилась маленькая струйка воды. Вдруг он сделал судорожный вдох, закашлял и зашевелился. Его стошнило водой.

          – Живой, живой! – закричал Далегляд.

          – Ох. Голова, – едва ворочая языком, простонал Тайво. – Где мы? Кха-кха. Где стая?

          – Всё в порядке. Мы на островке. Они охраняют по берегам, – успокоил я друга.

          И тут до меня дошло.

          – Что ты сказал, Малыш? Повтори! – попросил я, не веря своим ушам.

          – Я сказал живой, – немного волнуясь и смущаясь, выговорил Далегляд.

          – Так это ж прекрасно! – закричал я, срывая голос. – Говори, говори!

          – Нет худа без добра, – молвил Тайво и с чувством похлопал ладонью по камням.

          Я прижал ребёнка к груди и рукой взъерошил его слипшиеся волосы. Двойная радость переполняла сердце.

          Вовремя падения с водопада бревно ударило Тайво по голове, но всё уже было позади. Наступило блаженное расслабление, все опасения, страхи и тревоги на некоторое время улетучились. Выжав одежду, мы молча лежали на островке и отдыхали.

          Солнце сквозь тучи окрасило своё восшествие на небосвод в пепельно-багровые тона. С рассветом волки ушли, а с ними уплыли и облака. Согревшись под ласковыми лучами, мы проспали на гальке до полудня. Потом вплавь, держась за брёвна, переправились обратно на берег и занялись делами. Я рубил хлысты для плота, Далегляд дежурил на высокой сосне, а Тайво ушёл на охоту. Обходя окрестности, Антила отыскал ползучие растения с крепкими длинными волокнистыми стеблями. Они заменили верёвки для связывания плота. Лауканин подстрелил щуку, стоявшую на мелководье у берега. На ужин у нас была печёная рыба. В вечерних сумерках пустились в плавание.

          На реке серьёзных препятствий больше не было. Может, поэтому и оставила нас в покое разочаровавшаяся стая волков. Всю ночь Певучая несла плот к озеру. За час до утренней зари она пополнилась водой левого притока по имени Беглянка и стала ещё глубже. Сосновый бор по обоим берегам нам, беглецам, прошедшим страшное и мрачное урочище Бурелом, казался радостным, величественным. С юга подул тёплый ветерок. Натруживать до судороги ноги теперь не приходилось благодаря быстрому течению. Больше думали о еде. Далегляд, стоя у кормила, успешно осваивал профессию плотогона.

          – Через день-два река принесёт нас к озеру Сапра. Поплывём к его северо-западному берегу, – рассказывал проводник. – Оттуда сделаем один пеший переход на север к реке Юте. Я помогу вам сработать новый плот. Потом наши пути разойдутся.

          – Тайво, а как ты будешь добираться домой? – поинтересовался Малыш. – Далеко твоя родина?

          – Моя отчизна на юго-востоке, у подножия Крайних гор, в долине между реками Курула, Коскила и Аккила, – полетел мыслями в родные края лауканин. – На этом плоту поплыву по озеру Сапра, потом по речке под названием Уток, которая несёт озёрную воду на юг. Дальше пешком вдоль Восточной Стены отправлюсь в родной город Лаал. Вы будете уже в городе Туре, а мне ещё дней десять пути останется. Но та дорога гораздо легче и менее опасна, чем уже пройденная нами.

          – Братигор, а что за народ винги? – никак не мог угомониться вновь обретший голос Далегляд.

          – Это племя, от которого мои предки отпочковались два века назад и обосновались в местечке под названием Валок, находящемся у южной оконечности Граничных гор, – ответил я.

           Разговоры на некоторое время отвлекали голову, но не наполняли желудок. Оказалось, что еды вокруг много – надо только уметь её добыть. Без охотника мы, наверное, умерли бы от голода. Он настрелял уток, а поздним вечером вернулся с обхода мокрый, но гордый, неся на плече сома весом около полпуда. Ужин был роскошный, только без соли. Её на водопаде всю забрала речка Певучая, приэтом нисколько не утратив голос. Ночевали на устланном лапником плоту, заякоренном в четырёх саженях от берега. Первый раз за всё путешествие спокойно выспались. Солнце уже нагрело туман, стелившийся над водой, и он, подхваченный ветром, исчезал в небе. После сытного завтрака у костра вышли в озеро и повернули на север. Перед нами предстала великолепная картина. 

          Справа искрился солнечными бликами водный простор, граница которого едва угадывалась вдали. Слева у берега плавали грациозные, горделивые белые лебеди. Возле высокой сплошной стены тростника, среди кувшинок и лилий, кормилась стая уток. За береговыми зарослями на взгорках раскинулись сосновые боры, протянувшие к солнцу свои пушистые, зелёные кроны на золотистых стройных стволах. Ещё дальше, на западе, возвышались округлые макушки Старых гор. Над ними высоко в небе два орла плели причудливый танец, сцепившись лапами, кружась и снижаясь в воздушной воронке. Над озером рыбачили чайки и крачки, время от времени камнем падая вниз за мелкой уклейкой. Вода вскипала от плавников крупных рыбин, торопившихся убраться с нашего пути. На северо-востоке, в прояснившейся голубоватой дали за озером, вздымалась высокая острая вершина горы Волк. Она царила на скальном троне, заслонившем весь горизонт.

          Путешествие по озеру закончили в поздний вечерний час. Восточную и северную часть горизонта ограничивала высокая каменная преграда с густо торчащими ввысь неровными зубцами. Это был выдвинутый на запад форпост Восточной Стены под названием Ревущее Нагорье с огромным лабиринтом ущелий и скал наверху. Над ним, пронзая шпилем облака, величественно и неприступно возвышалась гора Волк. Только её лик тогда ещё отсвечивал тёмно-бронзовыми тонами. В надвигающейся мгле горный массив выглядел грозно и хмуро.

          Утихающий ветерок накатывал на мелкий песчаный берег неровные ряды ласковых волн. Тихий вечер, лениво сворачивая желтовато-алый парус зари, уплывал за вершины Старых гор. Молодой месяц, прихорашиваясь, заглядывал в зеркало озера. Мы сидели у костра и коптили мясо. Клубы дыма поднимались немного вверх, потом стелились по земле, заползая в  соседние кусты, росшие сплошной полосой по берегам ручья, впадающего в озеро. Оттуда донеслись чьи-то гортанные хрипловатые голоса, ворчливо жаловавшиеся на судьбу. Звуки заставили нас замереть.

          – Это медвежата, – насторожился Тайво.

          Вдруг кусты зашатались, хрустнула ветка, и на открытое место вышла большая тёмно-бурая медведица. Она остановилась в пяти шагах от костра и, глядя на нас, зашевелила большим чёрным носом, как бы спрашивая: «Чем это у вас так вкусно пахнет?» Потом, тяжко вздохнув, тихо промычала и, будто оправдываясь, мотнула головой в сторону ручья. Мы с охотником оцепенели, не смея шевельнуться, а Далегляд, простая добрая его душа, спокойно, не спеша встал и направился к зверю. Наши сердца перестали биться, дыхание перехватило, а языки приклеились к нёбу! Подойдя вплотную к медведице, он протянул ей на ладони кусочек жареного мяса. Мамаша, не сходя с места, вытянула шею и, аккуратно, вежливо слизнув его, спокойно присела. Потом, оглянувшись на кусты, негромко позвала. Малыш отошёл и сел возле костра. Наши сердца снова гулко забились, дыхание участилось, и на лбах выступила испарина. Только ребёнок спокойно сидел и, восторженно улыбаясь, глядел на гостью. Вскоре из зарослей неуклюже вывалились два довольно крупных медвежонка. Они подошли к костру на шаг ближе матери и стали потешно ныть, покачиваясь из стороны в сторону, переступая лапами и опустив косматые головы к земле. Далегляд испытующе посмотрел на меня. Ничего не оставалось, как взять два кусочка рыбы и угостить косолапых. Тут и Тайво освоился. В конце концов, кто здесь хозяева, а кто гости?! Он взял три более крупных куска и осторожно, по очереди попотчевал семейство. Проглотив угощение и, из вежливости немного посидев поодаль, семейство встало, слегка покачало головами, произнесло, что-то в роде: «М-м-э-э-р-р-си» и чинно удалилось. Мы с Тайво одновременно вздохнули с облегчением.

          – Вы зря так испугались, – рассмеялся Малыш, глядя на наши вспотевшие лбы. – Очень воспитанные мишки.

          – Во-первых, не испугался, хоть и вижу медведей впервые. Просто жарко у костра, – оправдывался я. – А во-вторых, опасался за тебя. Мал ещё. Поживёшь подольше, узнаешь жизнь поближе, тогда будешь осторожнее.

          – Хм… не доводилось мне охотиться на медведей, так теперь и не буду, – тихо, словно сам себе, сказал Антила.

          Нежданные гости снова возбудили наш аппетит. Трапеза продолжилась с большим, чем вначале, вдохновением ещё и потому, что мясо без соли долго не хранится. Мы с удовольствием отдали дань ужину, не забывая поглядывать на соседние кусты. Спать, конечно, легли на плоту, отогнав его от берега подальше. То ли из-за слишком плотного и позднего ужина, то ли под впечатлением, произведённым на нас вечерними визитёрами, спалось плохо. Глубокой ночью в аршине от плота раздался довольно сильный всплеск, и мы с Тайво, как ошпаренные, вскочили на ноги, с тревогой всматриваясь в темноту. Возможно, это была рыбина, но мы ещё долго прислушивались к тихим ночным звукам, прежде чем снова заснули. Только мальчишка спокойно отдыхал.

          За завтраком почти не разговаривали. Далегляд сидел напротив нас, и вдруг его лицо вытянулось.

          – К нам гости, – выдавил он слова, глядя нам за спины.

          – Где?! – почти одновременно спросили мы, оборачиваясь, и чуть не столкнулись лбами.

          Малыш, глядя на наши выпученные глаза, залился весёлым смехом, и сразу у нас с Тайво стало легче на душе. Благодаря уместной шутке, грустные мысли выветрились.

          Солнышко припекало, птички щебетали на ветках. Ветер дул в спину, и настроение было хорошее. Шли к реке под названием Юта, попутно любуясь природой. Лес разделился на отдельные группы, чтобы деревья не заслоняли друг другу солнечный свет. На буграх росли сосны, а в низких местах ели и ёлки. Справа приближалось Ревущее Нагорье, всё выше поднимая скальные пики. Теперь вершина главной горы массива была действительно похожа на вожака стаи серых волков, гордо, с мудрым, задумчивым видом лежащего на скале. На Восточной Стене стали заметны узкие, вертикальные, серебристые ниточки водопадов. Там речки и ручьи срывались вниз с огромной высоты. В полдень оставили слева за спиной, разрушенную временем, ветрами и дождями, крайнюю и самую низкую вершину в юго-восточном хребте Старых гор. Её покатый отрог длинным хвостом вытянулся на восток. Проводник сказал, что это гора Сом.

          Шагалось легко, и задолго до заката мы вышли на каменистый берег реки Юты. Справа вдали, на Стене, белёсо искрилось на солнце её узкое русло, вырвавшееся из каменного плена. Перед ногами шумела, перемывая гальку, быстрая речка шириной около двадцати пяти шагов с чистейшей горной водой. На дне был хорошо различим каждый камешек. Казалось, что она совсем мелкая. Я сделал шаг в воду и сразу намок более чем по колени.

          Недалеко от русла помахивал ветками большой сосновый лес. Далегляду поручили собирать хворост для костра, а сами занялись изготовлением плота. Лишь только солнце зашло, плавсредство было готово. Далегляд приготовил ужин, за которым осталось решить один больной вопрос – о добыче пропитания. После некоторых размышлений мы договорились, что Тайво возьмёт себе лук со стрелами и один из ножей, уцелевших после «кораблекрушения на реке Певучей». Нам достался второй нож и топор. Кроме того, охотник, используя несколько наконечников от стрел, изготовил для нас метательное оружие в виде лёгких коротких копий.

          После дневных трудов и позднего ужина Далегляда сморил сон, а мы с Тайво ещё долго беседовали. Утром нам предстояло расстаться. Переживания за судьбу друга и неизвестность впереди не давали уснуть. Он говорил, что мир тесен и, вероятно, мы ещё когда-нибудь встретимся. Я же чувствовал, что этому не суждено сбыться. На душе было тревожно и тоскливо.

          Через час после восхода солнца мы были готовы к отплытию. Последний совместный завтрак прошёл молча. На берегу реки стали прощаться.

          – Буду помнить тебя, пока жив, – сказал я, всматриваясь в лицо друга и желая навсегда запомнить этот миг. – Мы с Далеглядом остаёмся в неоплатном долгу перед тобой. Спасибо за помощь, друг Тайво, без тебя мы сюда не дошли бы. Береги себя.

          – Не надо слов, Братигор, друзьям достаточно взгляда, – открыл уста Тайво. – Без Мирвалата и тебя я оставался бы рабом.

          Мы долго смотрели в глаза друг другу. Потом Тайво порывисто обнял меня за плечи.

          – Ты что, снова дар речи потерял, Далегляд? – сказал Антила, улыбнувшись и прижимая к груди мальчишку. – Будь здоров и в добрый путь. Скажи что-нибудь на прощание.

          – Пусть счастливая звезда освещает твой путь домой и светит тебе всегда, – сказал Малыш, грустными глазами глядя на охотника. – Я хочу быть похожим на тебя, Тайво Антила.

          Мы с Далеглядом ступили на плот. Лауканин оттолкнул его от берега и, как нам казалось, стал уплывать вместе с берегом. Долго махали друг другу руками, потом Антила повернулся лицом на юг и бодро зашагал домой. В последнее утро этого лета мы расставались навсегда.

          В первый же день сплава по реке Юте нам несколько раз попадались очень трудные для прохождения участки с отмелями и коварными порогами. Однажды плот так сел на камни, что еле удалось его вывести на большую воду. Поэтому я решил не рисковать и плыть только днём. Ночевали, по совету Тайво, приставая к правому берегу реки. Тайво, Тайво… как нам тогда его не хватало.

          Вечером посчастливилось загарпунить усача в аршин длинной, стоявшего на входе в омут под крутояром. На ужин хватило. Рыбаки из нас получились, а вот охота не принесла ни одного трофея. Рацион теперь состоял только из рыбных блюд. К вечеру первого осеннего дня отдельные перелески по левому берегу слились в одну большую пущу. Погода по-прежнему баловала теплом. К исходу следующего дня прошли устье правого притока. Юта заметно расширилась и ускорила свой бег. По правобережью начали встречаться красивые дубравы с могучими вековыми деревьями. Дальнейшее плавание проходило сравнительно гладко и спокойно.  Четвёртого сентября наш плот приняли глубокие воды реки Жилы, а через двое суток слева в неё влился неширокий, но быстрый горный поток под названием Тура. На слиянии рек на высоком мысу мы увидели белокаменную крепость Тур. За топор и брёвна плота нам дали пристанище в трактире. На первое время была пища и наконец-то чистая мягкая постель. С десяти лет у меня не было такой уютной комнаты.

          Каваль замолчал. Горн на сторожевой башне известил жителей столицы вингов, города Вирта, о том, что наступил полдень. Старцы, сидевшие в светлице и слушавшие рассказ, только теперь зашевелились, зашептались, одобрительно качая длинными бородами. Братигор встал со стула, поклонился вингам и молвил:

           – Всё сказано, спадар Данич, и вы, уважаемые Старейшины. Извините, что повесть оказалась длинноватой, но меня просили не упустить ничего важного. Всё, что я рассказал, для меня остаётся очень важным и теперь.

          – Благодарю тебя, Братигор Каваль, – молвил высокий, худощавый седой старик с серебряным обручем на голове. – Ты поведал нам много полезного и занимательного. Где решил обосноваться? Чем собираешься заниматься в жизни далее?

          – Отец обучил меня своему ремеслу, – ответил Каваль. – В городе Туре есть кузница, но нет кузнеца.

          – Про то мне ведомо, – сказал Глава Совета Старейшин. – Хороший был кузнец. Жаль, что умер рано. А есть ли у тебя инструмент какой? А железо есть ли и прочее?

          – Нет ничего, спадар Данич, – ответил Братигор. – Всё, что на мне, то и моё. Гол я, как сокол.

          – Узнаешь в Туре, где живёт вдова кузнеца и скажешь ей, что я просил дать тебе всё необходимое, – молвил Золак. – После за кузницу расплатишься, когда добра наживёшь. Сумеешь ли?

          – Всё могу: и оружие, и броню и даже подсвечники, – ответил Каваль.

          – Что ж, похвально. Мы больше не будем тебя задерживать в столице, поезжай обратно в Тур, – молвил Глава Совета Старейшин вингов.

          Братигор поклонился и вышел из просторного каменного зала. Его скромное убранство состояло из двух дубовых столов и двух десятков дубовых же кресел, одно из которых имело чуть более высокую спинку.

          Далегляд, как и вчера, встретил Каваля во дворе. Через два дня перед ними снова гостеприимно распахнулись двери трактира «Надёжный кров» в городе-крепости Туре.

          Каваль, как и обещал Главе Совета Старейшин вингов Золаку Даничу, занялся кузнечным ремеслом, а Малыш во всём помогал другу. Далегляд старался вникнуть во все тонкости кузнечного дела, а Каваль, в душе радуясь его успехам, учил подмастерье всему, что знал и умел сам. Теперь у них было дело, которое гарантировало обеспеченную жизнь, и молодые кузнецы с уверенностью смотрели в будущее. В трудах время летело незаметно. Вот уже и листья закружились в последнем хороводе, застилая подмёрзшую землю ковром, сотканным из золота и бронзы.

           А, что же наши знакомые хоббиты и гном? О них рассказывается в следующих главах.


Начало: http://proza.ru/2023/07/13/772
Предыдущая глава: http://proza.ru/2023/08/24/515
Следующая глава: http://proza.ru/2023/08/24/642