Практика общий охват извне08. 3

8.3. Итоги


Примечания


8.3. Итоги


Мы рассмотрели лишь некоторые моменты-направления, пользуясь коими современный капитал, очутившись в стадии постиндустриализма и информатизации, пытается удержаться на плаву. Обнаружили при этом: они, равно другие попытки и направления, почти сразу же «пробуксовывают». Так, большие надежды связывались Западным капиталом, вообще, технократически настроенным сознанием с информатизацией, внедрением информационных технологий, интернет, особенно с успехами третьей и четвертой волны НТП. Однако, упования данные на нынешнем этапе и состоянии постиндустриального развития далеко не оправдались. Во всяком случае, — принесли крайне малое по сравнению с ожидаемым.

Подводя итог осмысления второго пути раскрутки потребительства в человеке и, вообще потребительской модели экономики, обратим внимание на еще один, весьма важный момент, упускаемый многими, в частности, указанными авторами.

Практика углубленного разделения труда, вытекающая из монетаристской и «инновационной» моделей экономики, сказали мы, привязывает человека к строго определенному виду труда. Причем, — труда как некоторой элементарно-атомизированной функции, цена (стоимость) которой как рабочей силы может быть четко зафиксирована. И, кстати, довольно малая.

Отсюда, между прочим, даже обыкновенное посещение потребителями маркета, купля здесь продуктов, равно многие другие формы общественно-полезной активности, выпадающие людям в обществе за пределами непосредственного производства (домашняя работа, учеба, воспитание детей, уход за нуждающимися, помощь, волонтерство, дежурство по двору, и т.п.), тоже могут быть расцениваемы подобием труда, приносящего доходы. Пусть последние невелики, будучи (подобно рабочей силе на непосредственном производстве) столь же малозатратные. Но, тем не менее, имея в виду, например, хождение в магазины, — что в современном обществе, потребляя, покупает каждый и покупает почти все, да постоянно, — доходы данные весьма значительны. Нетрудно показать «доходность» и других видов исполняемых работ за непосредственным производством. И как понятно, создателям их отсюда — никакой прок. Ни в каких «контрактах» с прихватителями результатов их труда (и самого последнего) они не состоят...

Точно также (считай, «даром») трудятся люди, ведя и содержа домашнее хозяйство, выращивая и воспитывая детей, создавая условия для потребления трудящегося на производстве, обеспечивая очень даже общественно-необходимые функции семьи. И, вообще, — выполняя немалое число общественно-значимых работ в сфере потребления, которые (по крайней мере, прямо и непосредственно) не оплачиваются. Причем, — не только фирмой, но также обществом.

Однако, так ли уж элементарны, малосодержательны в том же функциональном плане эти труды? Например: по выращиванию и надлежащему воспитанию для общества детей, устройству здорового быта, домашнего уюта, ведению хозяйства, соблюдения здорового образа жизни, приобщению к знаниям, культуре, нормальной социализации и проч. Тем не менее, прямой и конкретно-предметной оценке, учету (даже общественному), так сказать, «внефирменные», «семейно-бытовые», «потребленческие» труды почти никогда не подвергаются, принимаясь как нечто само собой разумеющееся, долженствующее быть. И, уж конечно, о какой бы то ни было оплате их речь не заходит. А ведь, утверждающийся функционально-стоимостной подход к труду и квалификации, «парцеллированию» общественной жизни напрямую требует аналогичную оценку, учет и воздаяние данным видам труда.

К тому же, духовно-практическая, социо-гуманитарная значимость, необходимость ожидаемого протекания последних (по крайней мере, многих из них) была всегда значима в истории. А с постиндустриализмом неуклонно растет по целому ряду направлений и не может быть пущена на «самотек», без надлежащего обхождения... Тем более, — принимая во внимание, что эти виды общественно-полезного труда сегодня занимают немалое место (причем, не виртуальное, а актуальное) в кошелке богатств общества и частных фирм. Поневоле возникает вопрос: не скрывается ли здесь известный (все тот же, прихватительский) умысел?..

После осмысления данного факта можно перейти к другому, исключительно значимому моменту, проясняющему весьма многое из современной буржуазной политики. Он, среди прочего, высветит еще один аспект эксплуатации человека в постиндустриальном обществе, позволяющий обладателям власти и собственности наживаться. И даже — выдавать насаждаемые ими порядки за гуманные, в высшей степени демократичные и единственно возможные.

В свете означенного (углубленного разделения труда) подхода, вытекающего из рассмотренных моделей экономики, становится как бы очевидным следующее. Коль скоро человек искусственно сведен до нажимателя кнопок, или какой другой элементарной функции, расход совокупного продукта на содержание его членов семьи (скажем, воспитание и обучение детей) не будет являться необходимым для воспроизводства рабочей силы, представляемой им. То есть, «обучать детей шофера Смита, которому запрещено все, кроме кручения баранки, если они будут работать тоже крутителями баранок (если, вообще, будут работать), нет никакой необходимости. А значит, и компенсировать эти расходы ему через зарплату не нужно» [431].

Точно также, многие другие виды работ (аналогичные кручению баранки) настолько мало затратны, что, сколько бы работники ни трудились в определенное время, мизерная стоимость их рабочей силы в выполняемых функциях, вроде, не может вмещать иное содержание (опять же, воспитания детей). Мало кто усомнится в буржуазном мире, что, коль скоро цена (стоимость) и труд как выполняемая человеком функция жестко скоррелированы, оплата труда на каком угодно поприще должна обсчитываться исключительно за именно те оперативные усилия и результаты, из которых он состоит. И ничего лишнего, помимо оплаты всего этого, стоимость труда не может выражать.

По сути, в этом и состоит смысл капиталистической оплаты труда. Ведь так называемый «предприниматель», опутанный «отношениями вещной зависимости» (Маркс) нанимает на рынке для работы не просто другого человека, но его рабочую силу. И именно за последнюю, ее содержание (возможности воспроизводства, сохранения и проч.) он платит. Его совершенно не интересует, что владелец, вот, данной рабочей силы, помимо нужной ему работы, способен еще басни писать, думать, рисовать, творить добро и проч. Не интересуют его и другие люди, общественные дела, связанные с владельцем покупаемого. То есть, нет особой нужды разбираться-участвовать в его социальном положении: женат он, имеет детей, условия жизни и т.п. или нет. Во всяком случае, до открытия современным капиталом такого слагаемого производства как «человеческий капитал» («человеческий фактор»), дела обстояли именно так. И это — несмотря на то, что в обществе сохраняются традиционные, религиозно-этические нормы-заповеди, «делиться добром», «помощи бедным», заботиться о слабых, оберегать семейные устои и т.п.

Самое большее, «хозяин» обеспечивал своих работников элементарнейшими условиями, без которых они просто не могли бы не только работать, но и существовать: предоставлял небольшой аванс, место для жилья при работе... Конечно, в отдельных случаях наблюдается и благотворительность, филантропия, помощь, участие. Но в целом дела складываются так, что до всяких внебизнесовых «вещей» предпринимателю нет дела. Снова-таки, за исключением того, что явно влияет на успехи предприятия.

Так что, коль скоро труженик и нуждался в чем, — в частности, содержать семью, дом и т.д., —это он мог себе позволить лишь из скудного содержания своего труда. Каково было данное содержание под «железной пятой», конечно же, довольно хорошо известно.

Очевидность сказанного подкрепляется с распространением означенной практики углубленного разделения труда при означенных моделях экономики. Понятие «рабочая сила», «труд» при этом отныне используется совершенно извращенно, сведенные к все тем же атомизированным функциям, «выполненной работе». С последней-то и связывают цену (стоимость) рабочей силы. И, вроде бы, каждая трудовая функция, тем более, общественно-значимая подлежит кодифицируемой оплате. Тем не менее, относительно означенных внепроизводственных, даже потребленческих работ данную кодификацию с оплатой не распространяют.

Между тем, обхождение с категорией «рабочая сила» по действительному смыслу непременно обнаружит (по крайней мере, так обычно принято), что содержание (оплата) ее, так либо иначе, предполагает, — помимо стоимости, выражающей затрату сил, энергии на осуществление соответствующих функций, операций в известной области разделенного труда, — также, скажем так, «дополнительные расходы». То есть, на то, без чего, по крайней мере, рабочая сила не может воспроизвестись образоваться. Отсутствие вещей и обстоятельств их весьма негативно отразится на качестве ее. В частности, работоспособности, эффективности, производительности. Потому, коль скоро общество (капитал) не затрачивает средства на их обеспечение, оказывается вынуждено компенсировать последние через так называемые «надбавки» оплаты наемного труда в форме все тех же «издержек». Например, на семью, за транспортировку, проживание, технику безопасности, другие коммунальные услуги, экологические, «северные», тому подобные «лишения», «опасности».

Так, цена (не стоимость) рабочей силы, в той либо иной мере, предполагает содержания ближайших членов семьи носителя данной рабочей силы. Даже в том случае, когда он еще не обзавелся семьей, эти расходы (равно другие социальные издержки), подразумеваясь, включены в объем содержания рабочей силы. Ведь труд при капитализме, особенно с приходом постиндустриализма, весьма обобществлен, социализуется. Причем, — по ряду причин, в том числе из соображений возможности нормального потребления соответствующего работника. В конечном счете, — существования самого общества, капитализирования, последующего воспроизводства рабочей силы. Ведь потребление (человекообразование), как неоднократно указано, приобретает с постиндустриализмом доминирующее положение...

Среди прочего, и это очевидно, семья, ее члены существенно нормализуют потребление (в том числе воспроизводство рабочей силы). Без них последнее не станет «подобающ им». Желательно, чтобы у нашего потребителя (работника) была семья, другие, необходимые для нормального потребления, предметы, отношения, условия.

Ведь, скажем, жена (нашего Смита), — помимо того, что является, по господствующим религиозно-правовым и другим традициям, представлениям, весьма желательным для надлежащего потребления работника, членом семьи как «ячейки общества», — удовлетворяет (кстати, трудясь) его (работника) ближайшие телесные и духовно-душевные потребности. Да, она поддерживает «семейный очаг», готовит еду, создает уют... Заботясь обо всем этом, она налаживает быт, поддерживает и хранит домашнее тепло, покой, довольство и т.д. И, как понятно, без этих, вроде бы, незаметных, как бы умалчиваемых дел вряд ли труженик после работы (без устроенного быта) сможет полнокровно восполнять, тем более, освежать, обновлять свою рабочую силу. Во всяком случае, при ином раскладе он будет вынужден как-то их компенсировать, и далеко не полноценно...

Отсюда понятно и то, что совокупность работ, лежащих на плечах жены (а также других ближайших членов семьи), уж конечно, не должна быть расцениваема «нетрудовыми делами». Или же они даром достаются («с Неба падая»), если вовсе не берутся в расчет, как издавна привычно относиться?..

Верно! Дети также являются носителями, исполнителями непосредственных и неотъемлемых потребностей для нормального протекания труда как такового, вообще, обеспечения жизни труженика. Тем более — общества в целом. Обобществленный труд, потому, не может не вмещать их необходимыми моментами своего протекания. Не случайно также, они поддерживаются господствующей традицией. Ведь без удовлетворения данных потребностей, — среди них, как раз, рождение, забота, воспитание (выращивание, обучение) детей, как и дел, исполняемых другими членами семьи, — между прочим, и семьи-то полноценной нет...

Не случайно, в ряде обществ бездетные люди облагаются соответствующим налогом. А государства принимает комплекс мер (в том числе материальных) стимулирующих, поддерживающих рождение, сохранение здоровья детей, их подобающее воспитание и содержание... Каковы эти меры в каждом конкретном случае — это другой вопрос. Точно также, почему труд тех, на плечах которых лежит весь этот непростой комплекс работ не подлежит соответствующему содержанию, вместо чего обычно отделываются какими-то мизерными точечными, бессистемными акциями, в целом не дающими ожидаемых результатов.

Всякий человек призван иметь детей, семью, жить семейно, учит, требует господствующая религиозно-этическая атмосфера. Семья — неотъемлемая и естественная потребность человека (и общества, рода), без удовлетворения которой он не может иметь необходимые условия для жизни, не говоря уже об ощущении себя нормальным, счастливым, исполнившимся. И общество без опоры на семью просто распадается, распорошивая людей. Это, как раз, мы наблюдаем сплошь да рядом в современной действительности.

Но, увы, как же ее сохранить, как уберечь, продлить на будущее?.. Разве обеспечение (даже достаточное) одних «вещно»-потребительских дел дает ответы на данные и аналогичные вопросы? Однако, это все не предмет нашего, по крайней мере, в настоящей работе осмысления.

Мы, пожалуй, можем здесь сказать, что, по крайней мере, современное общество (и не только) заинтересовано и способно сохранить семейные устои, главным образом, благодаря дальнейшему обобществлению труда и, понятно, института семьи. А, с другой стороны, — социализации (социализм) общества. Оба момента здесь как бы идут навстречу друг другу из-за взаимной значимости. И дух такого понимания дел имеет общезначимый, непреложный характер. Он вытекает, в конечном счете, из нужд поддержания и осуществления общественного труда, субстанции всего и вся в человеческой жизни, не сводящейся, конечно, к производству. Вытекает также из сути человека как родового, общественного, даже мирового сущего, живущего в открытости бытия. Потому, хотят того люди или нет, понимают, что делают или нет, но не могут с данным духом не считаться, не исполнить его, если только не безоговорочно захвачены депопуляторством, смертельным тяжением.

Вот, в таком смысле расходы на содержание членов семьи, помимо тех, что берет на себя общество, просто не могут не быть включены в оплату своих работников «хозяевами». Правда, — тоже социализующихся. Иной раз (точнее, в большинстве случаев неразвитой социализованности) даже не подозревают, что «издерживаются» таким образом. Понятно, другое дело: как велики данные расходы, сколько средств может позволить себе трудящийся потратить на свою семью, удастся ли ему прокормить последнюю на получаемую зарплату, сколько платит ему хозяин, в какой мере учитывает необходимость семейных расходов, как и расходов на труд в подлинном смысле.

Реальная жизнь убеждает, что и труд-то (содержание собственно самой рабочей силы в чистом виде) капиталист не обеспечивает. Он всегда старается (тем более, когда ничто не мешает) платить как можно меньше, буквально низводя условия жизни трудящихся до грубейшей животности.

Больше. Люди просто не выдерживают неимоверную эксплуатацию, свое бесчеловечно мизерное содержание. Они прозябают в нищете, умирают с голоду. Вся сравнительно недолгая история капитализма свидетельствует — и об этом написаны миллионы страниц — жесточайший гнет, хищническое выдавливание из «наемных рабов» прибылей и наваров собственниками средств производства («железной пятой»).

О каком там воспитании и обучении может идти речь при оплате подневольного труда в таком случае? Вообще, разве капиталист по-настоящему понимает, что творит, почему и как ему достаются барыши? Он ведь, как бы не измышлял себе происходящее, какие бы «теории» на этот счет не напридумывал вместе со своими платными идеологами-теоретиками, — действует, живет не столько истинным пониманием того, что вершит, добивается, сколько всем тем, что как-либо интерпретирует, истолковывает, по «вещно»-технологической мифологии... И, коль скоро-таки повышает плату, то, главным образом, из соображений собственной выгоды, причем, понимаемой вещно-потребительски, присваивающе.

И, все же, «издержки» на членов семьи, другие неотъемлемые моменты жизнеобеспечения труженика, так либо иначе, прямо или косвенно включается в его зарплату, содержание. Повторяем, другой вопрос: в каких пределах, достаточно ли его, насколько этот момент даже осознается сторонами купли-продажи рабочей силы, как обставляется, в какой форме, под давлением ли традиции, насколько социализованно и т.п. Данная и подобная компенсация расходов не может не совершаться, идет ли речь о высокооплачиваемом труде, либо труде, приносящем мизерную зарплату. Особенно велики и непременны означенные расходы в обществах, как правило, с развитой социалкой, даже конституционно провозглашающих себя «социальными».

когда речь о социалистической действительности, с характерной ей общественной собственностью, «социалкой», соответствующих обобществленному труду, утверждающимся здесь началам произведенческой созидательности, — и все это служит росту и осветлению человека, культивированию человечности, открытой бытию, — необходимость расширенной трактовки потребностей рабочей силы, в частности, семейных нужд трудящегося, как и многих других, подлежащих учету в зарплате, вполне понятна. Ведь здесь к человеку относятся, должны относиться не как к функции производства, не как к рыночной, дивидуальной, симулякральной (к тому же, трансгуманистического исполнения) «упаковке», но как к человеку с большой буквы. Другими словами, выражающему мир человека, человеческий мир, способный со-творчествовать бытию.

Но при капитализме (включая постиндустриализм), — где царит отчуждение человека, последний сведен к функции производства, вещно-технические отношения простирают диктат надо всем и вся, формируются бесчеловечные модели экономики, в частности, фиксирующие труд в так называемой функционально-стоимостной увязке, — означенная необходимость многими даже намеренно игнорируется, не усматривается. Все же, имея в виду постиндустриальную действительность, — где труд предельно обобществлен, потребление (хоть и извращенное) выдвигается на первый план, человеческий капитал в почете, можно сказать, развита «социалка» (кстати, не без влияния социализма) и т.д., — не вмещать в оплату труда данные и другие общественно-значимые потребности, в том числе потребность «крутителя баранки» Смита учить и воспитывать детей, уже невозможно.

Стало быть, расходы на семью, так либо иначе, поступают в оплату труда, в «семейный бюджет». Обыкновенно ведь: жизнь в капиталистическом (по крайней мере, классическом, не окончательно выродившемся) обществе так течет, что глава семьи, работая, худо-бедно содержит свою семью. Остальные члены последней, в частности, Жена, обиходуя дом, не занята на непосредственном производстве. И, уж точно, работая, приносила бы куда меньше пользы, нежели, так сказать, «сидя дома».

Тем не менее, семьи, с сидящими в традиционном смысле дома женами, с приходом постиндустриализма убывают. Да и с рождаемостью, производством подрастающего поколения множатся проблемы, так сказать, «демография» начинает хромать...

Высокое содержание труда, приличный семейный бюджет тем более возможны, коль скоро «денежки» как бы «с неба падают». Например, метрополия может позволить себе «роскошествовать», развернув неоколониальные порядки и «жировать», пия соки из тела «жертв», опутанных «паутиной» периферии, позволяя себе, так сказать, «обильные социальные траты».

Стало быть, «семейные расходы», (собственно, и другие социальные издержки), так либо иначе, присутствуют в оплате труда, вернее, доходах трудящегося. Однако, они включены не в соответствии с идеологией монетаризма, а из других, так сказать, «гуманных» (а то и часто безотчетных) соображений. Отсюда, если фирма продолжает содержать «детишек мистера Смита», ему предоставляют так называемые «экологические» климатические и транспортные расходы, выдают пособие на поддержание здоровья, оплату жилья, других «неудобей», предоставляют всевозможные льготы и т.п., — повторяем, вопреки модели экономики, которой руководствуется, — то, выходит, выплачивает «не заработанное», «не произведшее никакого продукта» на свет, не умножившее, вроде, ВВП, только обременяющие фирму (или государство) «дополнительными («лишними») расходами».

Здесь-то мы подошли к самому главному! Чтобы вплотную подобраться к нему, разберемся еще раз, откуда изыскиваются «лишние деньги»? Ведь «строгая монетаристская бухгалтерия», тем более, углубленного разделения труда не предусматривает их в балансе предприятия. Да и наработанного трудом, — запроизводственным ли, непосредственно производственным, даже вместе взятыми, — вряд ли хватит на высокое содержание людей в означенном плане. И, тем не менее, средства изыскиваются. По крайней мере, до поры до времени. Обнаружим же, откуда и как добываемы они.

Да. Нужные средства притекают по многим каналам. В целом их можно разделить надвое: на внешний и внутренний. С первым каналом как бы сразу ясно. Он предполагает притоки доходов извне, через экспансию, благодаря так сказать, «внешней политике» общества, прихватывающей, так либо иначе, чужое. Второй же канал вмещает в себя истоки, связанные с опорой на внутреннюю энергетику и возможностей данного общества, прежде всего и главным образом обнаруживающиеся в труде, через труд людей. Верно здесь, все же, и то, что наше подразделение на «внешнее» и «внутреннее» достающихся ресурсов довольно условно. Ведь и к труду, в общем-то, в описываемых условиях относятся, как мы установили, внешне. Потому-то, между прочим, он и не выступает достаточным истоком и подпиткой запросов общества. И все же, можно-таки, проводить означенное разделение.

Конечно, что ни говорить о внешних источниках, определяющую роль в получении данных дополнительных (равно любых других) средств существования сохраняет за собой труд. И, в конечном счете, нажива на чужом труде, эксплуатация трудящегося человека, — только и выступает главнейшим источником богатств, роста прибылей в производящих (включая современные) обществах. В конце концов, и прихватываемые извне богатства, средства, обналичивающие распечатанные «зелененькие фантики» «дяди Сэма», — откуда взялись, кто их создал, накопил, труд каких народов?..

Вообще-то, везде и всюду! Труд, как говорится, «всему голова». О каком бы отрезке истории ни шла речь, — преумножение материальных и духовных достояний людей, развитие экономики, остальных звеньев общества, следовательно, самого человека, вершится не иначе, как благодаря труду. Вопрос лишь в том, каков он, как организован, протекает, какими условиями обставлен, что представляет, будучи, как говорится, «способом производства».

Тем временем, мы установили, что элементарный производящий труд того же крутителя баранки, Смита, в силу своей опримитивленности, весьма малоэффективен, малопроизводителен. И это, на самом деле так. К тому же, беря одноактный отрезок времени производства. Но верно и то, что наш «крутитель баранки» трудится не, так сказать, «одноразово», не в одном единственном рабочем акте выдает результаты своей деятельности, а в течение продолжительного рабочего дня, месяца, года... И за этот срок он мало по малу, акт за актом «накручивает» очень даже неплохой результат. Во всяком случае, — куда больший содержания своего трудового дня. Иначе, хозяин его бы просто не держал.

А, с другой стороны, малопроизводительность его труда — во многом вещь относительная. Разве может быть она сопоставима с трудом какого другого труженика, использующего, скажем, лишь собственные руки в качестве орудий или, на худой конец, какие-то примитивные средства? В добавок, — работая в условиях за производственных (в смысле производства) отношений. Надо ведь не забывать, наш «баранкокрутитель» трудится несопоставимо мощным инструментом: такси, контейнеровоз, экскаватор, машина, наконец, автомат. Он, можно сказать, в сотни и тысячи раз по скорости, мощи множит производительность. Во всяком случае, эффективность труда. За результаты последнего на рынке можно выручить баснословные средства. И, если даже содержание современного «трудяги» сравнительно дорожает, вырученное, тем не менее, вполне окупает дело, затраты. Потому, так называемые «крутители баранки» с аналогичными трудягами, несомненно, формируют большую долю прибавочной стоимости. Стало быть, общественное достояние, прибыли для своих «работодателей». Опять же, другое дело, в какой форме эта прибавочная стоимость выступает, где и как образует прибыль. И, вообще, что из себя последняя представляет в соответствующих условиях? Как рационально прихватители общественного труда располагают, пользуются ее результатами?..

Надо понимать и то, что сегодня (а вообще-то, всегда в производящем обществе), по сути, никто не оплачивает труд по его цене, стоимости. Тем более, отталкиваясь от человеческого содержания в нем. Труд оплачивается, цена формируется, назначается не исходя из стоимости рабочей силы, а по соображениям так называемой «потребительской полезности», «выгоды», рентабельности, даже конвенциальности. Как «затребовано», рентабельно, как средства (финансы) позволяют, как в обществе «договорились», даже с «прогнозом» на будущее, возможностей, — так фирма и оплачивает труд. Ни на что другое финансово-спекулятивная или инновационная на изнанку модели экономики не могут идти. И на рынке рабочая сила, снова-таки, оплачивается, обретает цену по этим же («полезно-рентабельным», «конвенциальным») основаниям.

С известной поры к сказанному следует добавить еще факторы роботизации, информатизации, «избытка рук», которые тоже существенно влияют на оплату труда. Причем, сегодня в сторону ее понижения. Впрочем, на понижение оплаты труда направлено все в современной экономике [432] из-за беспролазного тупика, где буржуазный мир агонизирует на конечном этапе своего глобального системного кризиса.

О последнем у нас еще будет особый разговор. Отметим сейчас лишь, что данный кризис, пройдя планетарную ковид пандемию, вылился на наших глазах в третью мировую войну. Дело доходит до того, что, как верно выражается отечественная журналистка, человек «уже совершенно не принадлежит себе» [433]. Полностью лишившись материальных и духовных средств существования (где-там содержание семьи), ничем не защищенный, он реалиями буржуазной действительности без остатка в любой момент как бы изживаем. Человек обречен на смерть не только на уровне мировоззренческо-культурных, ценностных разысканий, не только в призме политико-технологического, экономического движения, в искусстве. Смерть навязана и в плане объективно-исторического существования буржуазного человека. Он становится ненужным, «невозможным» как таковой, ни в каком виде. Тем более, — в качестве результата эволюции, биогенетической, психологической, культурной данности. Отсюда и возникают всевозможные вариации трансхуманного будущего, «постчеловеческого мирового порядка» без людей. Соответственно, без мужчин, без женщин, детей. Без какого бы то напоминания о семье, по крайней мере, в общепринятом видении...

Но оставим пока этот разговор, снова обратившись к осмысляемому вопросу о цене рабочей силы нашего «баранкокрутителя» и нахождении средств для, скажем так, «социальных расходов» общества («социалки»). В частности, поддержания семейного бюджета. Ведь того, что нарабатывают «Смиты» для поддержания высокого уровня жизни, развитой социалки (к тому же, реализуемой потреблятски) явно недостаточно.

Несомненно, львиную долю в сравнительно высоких зарплатах, включающих также возможности содержать семью, занимают означенные формы спекулятивного обогащения, надувательства и грабежа, приходящие, выделенным нами, первым каналом. Прежде всего, тут бросаются финансовые vмахинации, «деланий денег из денег», «в воздухе» виртуальности, продажа «зеленых фантиков» и проч., чем изначально характеризуется современный монетаризм.

Велика роль также доходов, дивидендов, которые метропольный капитал имеет с периферии, эксплуатации других колониальных, неоколониальных народов третьего и даже второго мира. Без «выкручивания рук», точнее, грабежа «периферии» посредством неоколониализации, лимитрофизации, прямого грабежа и насилия, по волко-ягнячьему сценарию и т.п., никак не обойтись.

Погоня за финансами, ресурсами, далее, выливается в гонку вооружений, развязывание войн, нагнетание хаоса, дабы в его «мутной воде ловить рыбку». Не нужно особо присматриваться, чтобы видеть, как, благодаря развязанной на Украине войне, экономика заинтересованных стран тут же пошла в рост, давая высокие показатели.

В арсенале современного капитала также хватает других средств (по сути, внешних) «выживания». И, кстати, мальтузианская идея, депопуляторство, — далеко не просто открытия современного буржуа...

К данным и ряду других средств «добычи» ресурсов метропольные фирмы и страны не могут не прибегать, нельзя без нахождения нужных («лишних) денег». Ведь они все: и «воздух», и «жизнь», преодоление любых проблем! Как без них обойтись, когда ничего иначе не решить, устроить ни на уровне фирмы, ни на уровне общества в целом!.. Обогащаясь означенными путями, метропольный капитал не только живет, но также держит экономику наплаву. Он может позволить себе содержать соответствующий уровень жизни наемных трудящихся, население, всю социалку своей страны за счет этих неоколониальных и военных доходов, разорения и «пожирания слабых». Кстати, не обязательно из периферии, но даже из собственной среды. Что являет политика США по отношению к современным европейским странам, как не именно это!..

С учетом сказанного в прежних разделах, нет больше нужды останавливаться на данной спекулятивно-грабительской политике, бурно расцветшей в пору господства рассмотренных моделей экономики и строительства международных отношений. Подчеркнем лишь, что, благодаря финансово-спекулятивному мироустройству, все «шары» доходов от имперских спекуляций и манипуляций в мире падают в одни и те же лузы метрополий и транснациональных корпораций. Именно такой политикой надувают сегодня ВВП, финансовые пузыри, в том числе на рынке рабочей силы. Как говорят специалисты, 80% всех, вращающихся капиталов в метрополиях, соответственно, прибылей магнатов, это нажитые спекуляцией, грабежом, финансовыми махинациями, средства. Причем, — почти совершенно не подкрепляемые товарной массой. Мировая экономика так устроена, что множится, актуализуя «виртуальные пузыри» для «оживления», обналички (материализации) непрерывно печатаемых, пребывающим в частных руках «станком», «зеленых фантиков». Отсюда, когда приток денег полноводен, доходы фирм, ВВП приятно растут, — нет особой сложности «хорошо платить», держать «социалку» на уровне, не церемонясь с количеством затрат: была бы воля да, опять же, выгода платящим. А последняя в информационную пору весьма значима...

Между тем, спекулятивные пирамиды, пузыри, равно сами монетаристская и «инновационная на изнанку» модели экономики, отнюдь не вечны. Быстро исчерпываются, непременно и как-либо рушатся. Хорошо, если удастся их «обвалить» управляемо, тихо. Но обычно случается противоположное. Финансовый пузырь, пирамида (как символ и суть монетаристской модели экономики), — будучи следствием стагнирующего производства, сокращения реальной экономики, плодя избыток («ненужной») рабочей силы, инфляцию и проч., — рушатся сами, катастрофически обнуляя уровень жизни. Они затягивают мир в новый кризис, усугубляют имеющийся. И, если б буржуазное государство не компенсировало лопающиеся пузыри вливанием (сонацией) народных средств в разорившиеся банки, фирмы, они бы, конечно, пошли по миру. Но, вместо этого, разоряется, нищает от перекладывания тягот на его плечи простой люд, население. Тогда уже не до содержания детей нашего баранкокрутителя. Им (и не только) достается весьма незавидная доля... А о народах стран периферии и говорить не приходится.

Стало сегодня очевидным: как бы не трудился прилежно наш баранкокрутитель и какие бы средства не притекали в метрополию из периферии, а также из гонки вооружений, нагнетания военного психоза, наконец, какими бы спекуляциями «делания денег из воздуха» финансовые воротилы и власть ни наживались, — этих средств не хватает для сведения ресурсных концов с концами. Они просто убывают, учитывая, в добавок, разнообразящиеся и растущие расходы на новые статьи удовлетворения непрерывно усложняющегося социального организма. Во всяком случае, средств недостаточно, чтобы еще опекать семьи наших бесчисленных «Смитов». И, вообще, — обеспечивать высокую планку уровня жизни в своих странах, поддерживать общественную активность людей, держать, наконец, экономику на плаву. Без включения «печатного станка», с вытекающими антецедентами, без принятия других, так сказать, «защитных мер» (антиинфляционная борьба, «затягивание поясов», свертывание социалки, потребительское самоограничение и проч.) тут никак невозможно было б обойтись.

Между тем, нехватку финансов, трудности пополнения бюджета для потребительских нужд удастся обойти (по крайней мере, на некоторый срок), коль скоро вспомнить сказанное.

Верно! Трудится сегодня, вообще-то, далеко не единственно наш «трудяга» за баранкой, не просто, так сказать, непосредственные трудящиеся, работники на производственных предприятиях, учреждениях. Трудится, эксплуатируем, стало быть, формирует общественный продукт, приносит дивиденды, считай, все население страны, каждый житель.

Как мы показали, из-за предельной обобществленности жизни, труда, универсализованности производства, активность любого человека вне непосредственного производства, — дома, на огороде, на студенческой скамье, в магазине, при исполнении других социальных обязанностей и дел, — тоже обогащает общество. Причем, так, что остается как бы безоплатной, «дармовой»., всецело присваиваемой хозяевами власти и собственности.

Кстати, когда это прежде бывало такое, чтобы все граждане трудились, приносили фирмам, в конечном счете, обществу доходы? А между тем, в постиндустриальном мире, — поскольку обобществлены и привлекаемы к общественно-полезному труду, — все люди не могут не участвовать в формировании общественного богатства, доходов. И, повторяем, большинство трудящегося населения просто не имеет, не получает вознаграждения, плату за этот свой труд. Работает «безвозмездно, то есть даром», как сказал бы известный персонаж.

Единственное, разве что им перепадает от него, — так эта самая «социалка». Опять же, безмерно мизерная крохоборческая (оставим вопрос о качестве) по сравнению с тем, что оставляют в своих руках «хозяева жизни». Речь, разумеется, никак не может идти о стоимости осуществляемых людьми работ, о необходимом и дополнительном трудах (предполагающих, кстати, подлинно человеческую реализацию, которую капитализм никогда не позволит себе), прибавочной стоимости и проч. Налицо абсолютное и безоговорочное присвоение частными собственниками созданных благ. Здесь разговор короткий, и всего более напоминающий, — и то, в отдалении, — вершащееся между хозяевами личной собственности и теми, кто эту собственность составляет в традиционном мире...

И все же, в традиционных обществах люди (речь прежде о Свободных, гражданах) тоже вносят свою безоплатную лепту в копилку собственников, общества, тоже в этом смысле эксплуатируемы. Однако, представляя традиционные миры, они опутаны тесными отношениями личной зависимости, поддерживаемые господствующими здесь религиозно-этическими и эстетическими, общинными, соседскими, родственными, семейными, патерналистскими, личными связями, зависимостями, отводящими им подобающие роль и место в непростой сословно-классовой, и даже кастовой иерархии.

Вообще, традиционные общества весьма специфичны, характеризуются рядом особенностей, которых нет и быть не может в производящих обществах (отношений вещной зависимости). Во всяком случае, жизнедеятельность людей в данных, обычно замкнутых пространственно-временно общинах, только здесь имеет смысл, значимость, равно защищена, обеспечиваема. В основном здесь царит известная взаимопомощь, взаимоподдержка, со-участие. Люди трудятся, создавая продукты, но не товары, служение общине, роду для них святая обязанность, долг... Финансовые, товарно-денежные отношения не разобщают общинников, соплеменников. Все это приходит лишь с производством, капитализмом, с превращением людей в распорошенные безликие «вещи» и т.д., о чем выше достаточно говорено.

Конечно, в традиционном обществе-общине господствует, характерное ему, отчуждение. Имеются, соответственно, свои коллизии, социальные «болячки». Простому человеку приходится испытывать разного рода тяготы, беды, гнет и бесчеловечное обхождение. До «идиллии» здесь куда дальше, нежели людям позднейших исторических ступеней, включая производящие.

В этом смысле, как раз, начав производить, люди избавляются от весьма многих лишений, тягот, коими были опутаны обычаями и традициями прежнего существования. Человечество преодолевает свою историко-географическую разобщенность, замкнутость, втягивается в единый всемирно-исторический процесс. Универсализующиеся производство, рыночные отношения, развивающийся буржуазный мир, как замечательно показано в «Коммунистическом манифесте», все более объединяя людей и народы, обобщает их труд невиданными темпами. Преодолеваются клановые, общинно-хозяйственные, идеологические и психологические скрепы и барьеры былого разобщения. С приходом постиндустриализма мир глобализуется, а производящая активность (труд) превращается в единственную форму самоосуществления людей, где и что бы они ни делали. Больше того. В современных условиях не только труд на непосредственно производственных предприятиях, но также потребленческий труд людей стал предметом и средством создания богатств, следовательно, частнособственнической эксплуатации, извлечения барышей власть и собственность держащими.

Вот почему сегодня, например, покупая, в супермаркете продукты, я, как бы это ни выглядело парадоксальным, тружусь, созидаю. Ведь такой своей активностью я, вместе с множеством подобных мне, обеспечиваю не только реализацию на данном предприятии (маркете), но вообще, товарное движение, процесс производства, взаимосвязь производства и потребления, компенсацию спроса и предложения. Ведь без всего этого, что я с остальными покупателями делаю, производство бы застыло, предприятие не имело выручки, доходов. Причем, речь идет не просто об одноразовом акте покупки, процесс воспроизводится вновь и вновь. При этом я (и остальные покупатели), множа доходы маркета за свою работу не получаю никакой платы. Напротив, сам плачу! Наращиваю ВВП, вношу вклад в формирование обобщенной прибавочной стоимости, которую хозяева производственных предприятий (а маркет является таковым), эксплуатируя, забирают безвозмездно в качестве прибыли. Одновременно забирается также необходимая стоимость, формируемая моим покупательным трудом (производством-потреблением) продуктов в маркете. Ведь за свой труд я ничего не имею. Кстати, забираются мои средства к жизни и путем всевозможных спекулятивных накруток, наценок.

Правда, за счет моих (вместе с другими покупателями) трудов и уплат, хозяева предприятия могут себе позволить «игрушки» (с нами, покупателями) по «снижению цен», всякие «заманиловки», рекламы, кой-какие благотворительности, «поблажки», которые, с другой стороны и снова-таки, служат повышению их престижа, имиджей, что называется, «социального капитала»...

Собственно, то же самое имеет место вследствие моей (как домохозяйки) работы: по уходу за жилищем, по производству и воспитанию детей, по содержанию быта, здоровья и благополучия членов семьи, дома и т.д.

Я тружусь (потребляю-произвожу) и в качестве учащегося, отдыхающего (пусть даже где на «лазурном берегу»). И это уже так, поскольку я воспроизвожу себя, свои силы, знания, дух и душу, все остальные потенции не только «для себя любимого», но также ради благополучия общества. И это — далеко не просто абстракция, «натяжка». Надо понимать, не в том только дело, что общество заинтересовано в моем здравии, благополучии и образованности, так сказать, «на потом», поскольку де когда-нибудь я послужу ему всем этим. Сегодня дистанция между мной и обществом, между настоящим и будущим, виртуальным и актуальным, должным и сущим, сущностью и существованием, «потом» и «сейчас» предельно сокращается, становится относительной...

Мало того, я (в том числе вне непосредственной работы на фирме) потребляю производимые обществом блага, способствую их дальнейшему производству, выступаю своеобразным микрорынком (сырья, реализации, сбыта сработанного). Далее, как таковой я являюсь резервным капиталом, трудовыми ресурсами. Опять же, поставкой для нормального функционирования, расширения производства, «человеческим капиталом».

В конце концов, я тот, по отношению к кому всякого рода множители богатств любыми средствами, совершают спекуляции-махинации. Чьи потребности они формируют дабы затем всучить свои поделки. Население (по большей части не работающее непосредственно на производстве) в этом смысле не просто выступает пассивным объектом («предметом труда») для означенных махинаций. Оно также соучастник, производительная сила всего этого, источник обогащения, роста ВВП, развития общества.

Таким образом, потребляющий труд (считай, общенародный, всего населения, «дармовой»), никем не оплачиваемый, безоговорочно прихватываемый, а также непосредственный труд на предприятиях, создающий прибавочную стоимость, — вот поприще, откуда общество (вообще, «прихватитель») реально богатеет, умножает свои действительные богатства, доходы, чем, в конечном счете, заполняет дутые пузыри делания денег из воздуха финансовыми спекулянтами. Вот, откуда эти «пузыри» насыщаются реальным содержанием, обналичивают, материализуют свои цифры, виртуальные деньги становятся реальными, «фантики» превращаются в товар. Точно также материализуют «фантики» так называемые ЗВР («зарубежные валютные резервы»), которые соответствующая страна, заработав, размещает в банках, печатающих «фантики»...

Именно эти безвозмездно прихватываемые ресурсы позволяют метропольной фирме, государству сводить концы с концами, дают в руки реальные финансы и средства. Экономика наполняется подлинным содержанием и смыслами, способна на социальные расходы. Отсюда же изыскиваемы ресурсы, коими фирма (или государство) позволяет себе финансировать, скажем, пользуясь языком углубленного разделения труда, «нетрудовое содержание» (членов семьи) своих служащих. Как, впрочем, сам труд, имея в виду весьма разросшийся круг потребностей, коими он обеспечиваем в наше время.

Здесь не мешает заметить, что «дармовой» труд в сфере потребления мало приметен по ряду моментов. Например, по производительности, информативности. Главное, прибылеемкости, дабы предстать присваивающему вниманию в предшествующей постиндустриализму (тем более, информационной поры) истории. Ведь человек, население страны здесь не столь еще интегрированы, обобществлены. Да и сами люди, народы не столь заняты, скажем так, «самокопательством», разбирательством общественно-мирной, человекобытийной сути своей. Строящих экономику, добывающих хлеб насущный присваивающе, преимущественно экспансивно-экстенсивными стезями, — их мало еще интересуют пути интенсивного движения. Здесь человеческому фактору («человеческому капиталу») не присваивают главенствующее значение, роль...

Рассмотренный аспект (причем, довольно маленький) социально-сущностной насыщенности и значимости труда, неправомерности его «атомизировать», технизировать, низводить к голой функции (к тому же, производящей как это видят почти все), — сквозит сегодня всей неприглядностью, несостоятельностью капиталистического устройства жизни. А что сказать о социальной политике, если она сплошь нацелена на культивирование потребительства, раскрутку античеловеческих тяготений людей? Разве способен капитализм (как бы ни был развит) на формирование действительно человеческого в человеке?!.. И здесь ведь дело не столько в количестве затрачиваемых на социалку средств, сколько в реальной социальной политике, которую способен и проводит господствующая система.

Осуществление на деле реального гуманизма, — мер по созданию условий и возможностей развертывания человека, раскрутке человеческого капитала, культивирование в человеке человечности, — вынуждает здесь действовать вопреки логике и нормам господствующей модели экономики. Не поступать так просто нельзя, ибо иначе будет куда хуже. Объективная необходимость буквально на каждом шагу толкает капитализм на путь социалистического переустройства жизни. Но каково при этом сопротивление!..

Нельзя не заключить: попытки современных постиндустриальных обществ, не преодолевших капиталистический фарватер движения, реанимировать, даже шириться, удержаться в истории обречены. Тщетны они, поскольку сохраняют капиталистически-производящее качество, всячески цепляются за присваивающе-эксплуататорскую, «вещно»-потребительскую, антропоцентрическую суть. Как результат: извращение, разбытивление, обесчеловечивание всех сторон действительного развертывания постиндустриальности. Особенно — по части попыток с возможностями касательно подлинного потребления (образования и всестороннего развития человека). Потому-то не удается раскрыть и воспользоваться человеческим капиталом как источником и ресурсом дальнейшего обеспечения экономики, простора капиталистическому прогрессу. Ведь всего этого просто нет, быть не может!

Не только деструкция человека, но и остальных слагаемых современного буржуазного общества, выражают обреченность последнего, беспрецедентно обострившуюся кризисность. На всем здесь лежит печать смерти, в силу неподобающего с ними обхождения. Действительно. Обречен на изживание, небытие не только человек. Даже с обыкновенными вещами, например, традиционно используемыми инструментами решения назревших вопросов современный капитал, буржуазный человек обращается, по привычке, отчужденно: внешне, производяще-технологически, манипулятивно, вплоть до буквально варварской утилизации их.

Мы уже видели, как бизнес, реализующие последний, специалисты пользуются экономическим инструментарием, с экономикой в целом. Вместо того, чтобы держаться твердого экономического основания, которое кропотливо разработал и приуготовил предшествующий прогресс научной мысли, — оно как бы отсекается, не замечается. И единственно значимым средством и смыслом предпринимательства усматривается финансово-спекулятивный инвентарь, хрематизм, их возможности, подкрепленные достижениями современной теле-коммуникационной и информационной техники, интернет.

Видя в лице постиндустриального капитала, предпринимательства качественно своеобразную модель экономики, несложно усмотреть преемственность, сохраняющую неизменное хищнически-грабительское нутро капитализма в целом как воплощения производящей практики. Данное «нутро» сразу же очевидно при определении сути, целей предпринимаемых усилий, функционирования его носителя. Да, современный капитал, по-прежнему, работает «на рубль», навары, накопление «вещного» богатства. По-прежнему он носит характер «шаре холдерства», как сказали бы швабовцы. Он не существует, не имеет смысла вне нацеленности на извлечение прибылей, разрушая ради этого весь мир, природу, человека. Да и те формообразования, коими Западные идеологи пытаются исправить, «очеловечить», «заменить» его, — скажем, в форме того же стейк холдер капитализма, — все это лишь изначально негодные и вредные паллиативы, не затрагивающие сути предмета. Поговорим об этом еще в конце нашего исследования.

«Благо человека», общества, «всеобщая польза», «справедливость», — эти вехи объективно уже определяются в постиндустриализме, даже артикулируются, и капитал их произносит, даже спекулирует ими, прикрывается ради достижения все тех же целей, доходя тут даже до красного знамени (особенно на танках). Однако, дальше этого не идет, оставаясь верным своему обыкновению. «Потому что, — объяснял академик Авагян, — капитализм — это (в двух словах) пресс для выжимания прибыли. Это машина по выдавливанию прибыли. Скрывал ли капитализм это когда-то? Нет. Может ли быть прибыль частного лица без убытков окружающим лицам и среде? Нет. Здесь и следует искать корни исторической обреченности капитализма» [434].

Может, современные финансовые воротилы, глобализаторы, властелины мира отличаются своей высокой моральностью? Ничуть не бывало! В купи-продайной деятельности прежних торгашей и капиталюг куда больше моральности, идущей, по крайней мере, от вековечных традиций, царящей в сознании и делах людей, религиозности. Почему все по-прежнему деньги считают, признавая (как-то стыдливо), что они — «лишь средство», «не цель». А в чем же последняя? Как ее без денег-то (к тому же, уж очень больших!) воплощать?..

Коль скоро наше суждение неверно и «не о деньгах речь», — где тогда строгий (справедливый, общенародный, не частно заинтересованный) контроль за движением денежных масс, капиталов? На кого работают банки? Кто и почему запускает финансовые пирамиды? Что дают обшоры? Как в связи со всем этим укоротить ненасытно-прихватительскую и утилизующую прыть нынешних «банкстеров» и «корпоратократов»? Как заставить их служить своему народу, человеку, но не исключительно мамоне, прибылям, эгоистическому «вещному» обогащению, что так долго уже продолжается? Ведь, работай капитал по-прежнему, — гоняй бабло «в тихую», («финансы любят тишину») — не стоят ли тогда даже выеденного яйца всевозможные потуги по раскрутке человеческого фактора? Больше, — обустройству «общества благоденствия» с «процветаниями», соответствующие «патриотические гонки», «моральные очищения» и т.п., о чем с приходом постиндустриализма не устают тянуться громкозвучные разговоры.

Между тем, вершится обычное, только похлеще: «моря бороздят флотилии пиратов, а вместо полетов к звездам мы заняты поисками корочки хлеба... Вернулись давно преодоленные болезни». Пришли болезни новые, выдуманные и реальные, вгоняющие уже планету целиком в эпидемический шок. «А в десятках стран мира случились "революции подонков", возвращающие народы в каменный век..., оголтелое извлечение прибыли финансистами наталкивается на растущий вал распада и хаотизации человечества... Потребительская оргия в считанные годы загадила воздух, отравила воду, испоганила почву. Продукты питания стали картонной бутафорией настоящего продовольствия, пустыни расширяются со скоростью табуна мустангов, рыба кончилась не только в реках, но уже и в океане!» [435].

Пожалуй, что современную хрематистику отличает от таковой из прежних времен, это умение, сноровка, вообще, поставленная на поток работа по наращению «бабла с воздуха» (другими словами, из ничего). Темпы, объемы и безграничные возможности добычи «воздушных денег», располагаемые современным капиталом, благодаря преимущественно новейшей технике, «виртуальной экономике», прежним искателям богатств даже не могли присниться. Здесь, среди прочего, выражается не просто спекулятивный, но крайне античеловечный, деструктивный характер буржуазно-глобализированной экономики.

Как сказано, на главенствующую сферу постиндустриальной действительности, благодаря возможностям предоставляемым компьютерной технологией, развитию глобальных информационных систем, мировой сети Интернет, претендует виртуальная реальность. На данной почве, в силу, опять же, означенной информационной и телекоммуникационной техники, интернет-паутины, формируется такой главенствующий компонент постиндустриального бизнесования, как виртуальная экономика с разветвленной системой сетевого бизнеса, виртуальных корпораций, виртуальных производства, торговли, финансов и жизни в целом. Именно в виртуальной экономике, — преимущественно спекулятивными манипуляциями, особенно раздуванием «финансовых пузырей», «игре в фантики», — но не в реальной экономике, реальными экономическими и духовно-практическими достижениями, ростом, во многом решаются судьбы современности. Именно там — «ахиллесова пята» иллюзорной мощи и «процветания», безмятежно-самодовольного существования «преуспевающих обществ». Тут коренятся симулякры, коими сплошь да рядом живет постиндустриальный человек-буржуй по природе.

Но тут же и растущий клубок роковых проблем (включая глобальные), требующих безотлагательного решения. Это очевиднейшим образом обнажилось сегодня на фоне катастрофического падения мировой экономики за экономиками ведущих стран Запада, особенно США. Безудержная эксплуатация труда в мировых масштабах упирается в глобальное перенакопление капитала. Индустриализация развивающихся стран для поставки дешевых товаров в страны центра привела к отставанию совокупного спроса на товары от их совокупного предложения в мировой экономике. Происходит, другими словами, перенасыщение рынков товарами и трудом. С другой стороны, стремительно множится спекулятивный, виртуальный, «пирамидальный» капитал, капитал от ничем не обеспеченного штампования долларов («фантиков»), который тут же пускается в «натурализацию», «обналичку», разоряя, тем самым, трудящихся, народы, особенно из периферии, третьих стран. Вместе с тем, происходит перенакопление капитала, который оказывается некуда девать, нечем и негде «обналичить», что, опять же, бьет по благосостоянию людей. Реальные доходы, в частности, зарплаты падают. Их доля в ВВП метрополий, не говоря уже о нашей стране, о периферии, уменьшается. Продукцию понастроенных фабрик, заводов становится некому покупать, некуда реализовать. Инфляция выражена двузначными цифрами. Повсюдно растет безработица, кричащие размеры приобретает число «лишних людей» (и даже территорий).

Обострение кризисных явлений экономики, разумеется, не может не сказаться на росте цен, снижении уровня жизни и защищенности людей. И, чем меньше средств существования трудящихся (прежде всего метрополий), чем меньше их зарплата, тем в большей мере они, к тому же, испорченные психологией потребительства, будут влезать в долги, кредиты, — причем, как правило, в счет будущего и полного саморазвращения, — обогащая кредиторов и торгашей. Так капитал обретает власть распоряжаться не только настоящим, но и будущим, делая, тем самым, население, подневольным (следовательно, эксплуатируемым, вконец отчужденным от человечности) также в оговариваемом отношении.

Да, на фоне реально сворачивающейся экономики, падения уровня жизни и дальнейшего отчуждения людей, причем, также в самих метрополиях, горы воздушных денег, фиктивных богатств неуклонно растут. Но легче ли от этого людям, странам? Разве уменьшается число почти миллиарда недоедающих людей и около десяти миллионов детей, ежегодно умирающих от голода?

Что это за экономика, когда деньга деньгу растит, «фантики», бумажки, «смена цийфирей на экране» денежками оборачиваются, а жить, есть, даже дышать простому человеку буквально не чем? Как и почему так случается: страна разоряется, производство в минусе, все большее число народа за чертой бедности, даже умирают от голода и жажды. Но на этом фоне возникают новые миллиардеры. «Прибыля» олигархов, корпораций растут на десятки процентов, если не больше? А, изначально «атомизированные» присваивающе-техническими, потребительски-манипулятивными отношениями, никак незащищенные люди (пусть пока еще сводящие концы с концами) неуклонно разбытивляемы, обрекаются на изничтожение. Вместо нормальных человеческих связей их соединяет фиктивность, бессмыслица, абсурд, пустота, в лучшем случае, голая биология. И то — по схеме Шопенгауэровского «общества дикобразов». Культура целиком пронизана волей к смерти!..

Верно, совершается отлаженная схема: на фоне отчуждения и запустения человечности растет богатство богатых, «одним — голод, другим — переедание, третьим — очередные миллионы, всему населению Земли — уничтожение среды обитания» [436]. «Ножницы» между богатством и бедностью не только не сокращаются, на что уповали некогда многие, но раздвигаются невиданными прежде темпами. С падением же положения и доходов трудящихся неизбежно наступает момент, когда бремя долгов начинает преобладать над возможностями выплачивать их. Предельно обостряются экономические, социально-политические, культурные коллизии, глубится планетарный кризис, явно погромыхивая, наконец, развязываясь, общеистребительной войной, роковыми переменами...


Примечания


431. Буряченко Н.М. Западный проект — это преступление против человечности // также:
432. См., например: Яков Грабарь. Богач-бедняк: мир оказался несправедлив // Майк Уитни. Это классовая война? // https://aftershock.news/?q=node/385697&full; Эдуард Биров. Рабочий вопрос в XXI веке // https://russkiy-malchik.livejournal.com/754832.html; Средний класс умирает // http://new.topru.org/srednij-klass-umiraet/; Сергей Маржецкий США готовят миру глобальный голод, потоки беженцев и новую пандемию // Анастасия Миронова. Крах капитализма // https://www.gazeta.ru/comments/column/mironova/13042735.shtml и др.

433. См.: Анастасия Миронова. Крах капитализма //
434. Вазген Авагян. Капитализм пожирает человечество. — Там же.

435. Там же.

436. Идеология потребительства разрушает планету. Что дальше? — Там же.