Антонина

Антонина была в растерянности: брат умер совершенно неожиданно. Рак скрутил его за два месяца абсолютно незаметно, и он ушёл тихо, как вянет трава. На девять дней Антонина не поехала, переживала. Навещая брата в больнице, она поговорила с лечащим врачом о его перспективах, и после долго смаковала новости о метастазах, рассказывая подругам по телефону о раке и доведя невестку до истерики своими подробностями.

Антонина привыкла приезжать весной в натопленную избу, привыкла, что брат таскает воду из колодца и пашет землю, а потом поливает посадки, разделённые на его и её, как и кастрюльки, в которых варилась еда. Она ни разу не предложила брату даже тарелки щей, он сам безропотно гоношился над плиткой и стирал свои вещи в свободное от огорода время.
 
- Толя, подай, Толя, принеси, Толя, помоги, - это и были их родственные отношения. Жил Толя на террасе и, выпивая свои законные три рюмки, а иногда и поболе, не бузил, а заваливался спать. Так живёт собака в своей будке, служа хозяину верой и правдой. Во времена далёкой юности, когда Антонина была невестой, отец обшаривал карманы Анатолия, выуживая оттуда деньги сестрёнке на наряды. Но наряды не спасали. Крючковатый нос и кривые ноги делали своё дело, и женихи не находились очень долго. Брат женился на девице с самым прекрасным именем на земле - Мария, она невольно заставляла мужчин поворачивать головы в её сторону, так как обладала весьма привлекательной внешностью, и этот факт явился для Антонины ударом. Она выпрашивала у снохи вещи "поносить", портила их неумелыми стирками, но краше от этого не становилась. Зависть разъедала её изнутри, и, поскольку склочный характер отталкивал от неё поклонников, она становилась с каждым годом злее.

Наконец, однажды свершилось чудо: будучи на курорте она подцепила выгодного жениха. То ли, покрытая загаром, она стала более привлекательной, то ли из-под Машиной шляпки не так сильно выступал её крюгеровский нос, но домой полетела телеграмма, что Тоня выходит замуж. Жених был завидной партией, хотя и не родился в столице, - отец его, в прошлом геолог, намывший золотишка на северах, занимался ювелирным делом, и Антонина думала, что, теперь-то уж она затмит всех если не красотой, то золотым блеском. Однако брак оказался недолгим. После первой брачной ночи молодой муж назвал невесту-перестарка ****ью и укатил в свою Самару, где благополучно спился, а Антонине остались от него на память сын, пара золотых серёжек, впоследствии заткнувших какую-то финансовую дыру, золотая цепочка и колечко с бриллиантом, в которых она копала картошку.

Брат жил с Марией в любви и согласии, у них подрастал сынок на четыре года старше Антонининого. Впоследствии супруги забрали к себе (ставшего больным и потому ненужным даже со своей приличной пенсией) отца, который, приглядывая за внуком, до болезни жил с любимой дочерью Тоней, объявившей брату, что отец ей надоел, как может надоесть старая вещь, пришедшая в негодность. Мария без звука стала ухаживать за больным стариком, таская горшки, и возилась с ним до самой его смерти. Антонина же взяла к себе бабку Саню, от которой был ещё возможен прок в виде деревенского дома под Владимиром, но она, как всегда, просчиталась. Бабка завещала дом на троих, включая Тонининых братьев, - родного и двоюродного. Завещание Антонина скрывала несколько лет, ломая голову, как оформить наследство на себя, но, безуспешно покрутившись по юристам и нотариальным конторам, объявила братьям, что исключительно из благородных побуждений она согласна уступить им их доли.

Долгое время родственники жили все вместе, вывозя на природу своих отпрысков, и всем хватало места в горнице и за обеденным столом. Эта идиллия длилась, пока двоюродный брат не построил свой собственный дом напротив родительского гнезда. Он возился один, подгоняя досточку к досточке, рисовал проекты, вычерчивал печку, в общем, подошёл к проблеме основательно, чтобы оставить внукам достойное место для отдыха. Жить рядом с Антониной, заимевшей теперь собственного внука, избалованного донельзя курортами и бабушкиным истеричным обожанием, становилось всё проблематичнее. За столом она застолбила собственное место, наставив на лавку ненужных полок, где оставляла на зиму семечки и семена, которые с удовольствием поедали пришлые мыши, производя к весне разгром на кухне и в столовой. Грязную посуду она копила, разводя насекомых там, где обреталась сама. Использованные чайные пакетики она распихивала повсюду, думая, наверное, заварить их ещё раз, но забывала свои захоронения, и обнаружить их можно было только по мелким мушкам, облепившим приманку.

- Баба, баба, баба, - орал внук с утра, с ударением на второй слог, пугая соседских курей,- одень меня, вытри мне сопли!
- Сейчас, мой золотой, - бежала к нему Антонина, чуть не падая, облагодетельствованная вниманием восьмилетнего "младенца". Позже начиналась кормёжка, во время которой мальчик кривлялся и строил рожи, а бабушка, наслаждаясь этими прекрасными видами, пыталась засунуть кашу ему в рот. Вся деревня называла этого замечательного внука «гадёнышем», хотя крестили его Фёдором.

Сын Антонины был предпринимателем, имел свой заводик, где производились шурупы, и, приезжая навестить сына, бегал по деревне с металлоискателем в поисках ржавых гвоздей и "бескозырок" от советской водки. То есть, мечтал-то он найти горшок с золотом и сундук с бриллиантами, но находил только гвозди и "бескозырки". Временами он напивался самогона у приходского попа и потом долго рассуждал о сотворении мира и о теории большого взрыва, путающихся у него в мозгу. Когда-то мать побрезговала женить его на деревенской соседке, красавице и умнице, и ему ничего не оставалось, как жениться на "городской" хабалке со знанием французского языка и любовью путешествовать по туретчине и Египту, - бывшей пассии его близкого друга, решившего сменить декорации и начать семейную жизнь.

Да, Антонине хотелось гордиться сыном, однако в глубине души она понимала, что пустила его судьбу под откос так же, как когда-то свою, польстившись на чужое богатство, и от этих мыслей она становилась всё завистливее и непримиримее к чужому счастью.

Сын Марии был женат во второй раз. Жена была старше него, но разницу в возрасте компенсировали их любовные отношения и полное взаимное доверие. Антонину бесило и то, что они спят под одним одеялом, и то, что они не ссорятся друг с другом. Она язвительно называла их "голубками" при жизни брата, скрывая свои истинные чувства, но после его смерти открыто возненавидела за то, что сын Анатолия и Марии одинаково нежно относился к матери и жене, всегда принимая их сторону, когда Тоня начинала наезжать, а теперь ещё он становился равноправным хозяином дома после смерти отца.

Совсем недавно Антонина кричала золовке:"Заруби у себя на носу, что я здесь хозяйка", - а теперь получалось,что хозяйка она только сама себе, вот горе-то какое. Антонина заметалась. С одной стороны, племянник возводил все хозяйственные постройки в усадьбе, а с другой стороны, тётке хотелось быть главной и указывать пальцем, куда кому идти и что делать. Сын писал краеведческие статейки в местный "кляузник", а потому был велик в её глазах и выгляндовывал не пузатым недотыкой среднего роста с обрюзгшим лицом, а высоким блондином с тонкой талией и голливудским обаянием.

Тут ещё Антонину замучили жучки красного цвета, облюбовавшие могучую липу под окном. Букашки вели на липе активную половую жизнь, увеличивая свою численность, и Антонина подолгу смотрела на это жучиное порно, думая, как расправиться с нарушителями её девственного спокойствия. Она кипятила воду и ходила с чайником к липе, поливая её крутым кипятком. Когда ума нет, считай, инвалидность обеспечена. Липа стала засыхать и в конце концов умерла.

  - Илюшенька, - зовёт сынка Антонина, - иди кушать, Феденьку я уже накормила.
Гадёныш в это время гонялся с палкой за соседскими курами. Восьмидесятилетняя бабка Зоя вышла из дома и замахала на него руками:
- Что ж ты, засранец, делаешь!
- Ааа, ты ещё не сдохла? – отпарировал Феденька. – Па, чего она, я её сейчас палкой огрею!
- Фёдор, перестань, - Илья с трудом отнял у сына палку, выкрутив вцепившиеся в неё руки младенца. Тот деланно захныкал, и Антонина бросилась вытирать внуку сопли…

За этой душераздирающей картиной наблюдала Дина, жена племянника Антонины, ей претило лицемерное согласие родственников мужа, она неоднократно слышала, как они грызутся между собой по малейшему поводу, а потому она взяла корзину и ушла в лес.
На краю деревни жила интересная парочка. Жену звали Светлана, она окликнула Дину:
- Ты куда?
- Дрова колоть.
- Какие дрова? Может, зайдёшь? Мы террасу утеплили, зайди, посмотри. А вчера ко мне инопланетяне прилетали…
Дина вскинулась:
- Что, настоящие, на тарелке?
- Нет, я малину собирала, а они поодаль стояли, маленькие такие, с ушками.
- О, у меня тоже такие дома есть, правда, покрупнее.
Дина засмеялась и пошла дальше, вначале к реке, где росла ведьмина сосна, - мощный розовый ствол, увенчанный переплетёнными ветвями, словно гигантским гнездом для доисторической птицы-птеродактиля.

- Я побрился каменною бритвой, на ногах я когти обрубил, а потом поймал я птеродактля и тебе на память подарил, - пела Дина, поворачивая к группе деревьев, где виднелись красные шляпки грибов. Ей повезло, она буквально за полчаса наполнила корзинку под завязку.
- Где ты была, - встретила её Антонина, - не мои ли ты грибы сорвала?
- Ваши? Но они не подписаны!
- Ты ещё смеёшься? Я ждала, покуда они вырастут!
- Надо было рядом сидеть и караулить.
Антонина схватила туесок и побежала к лесу. В голове её роились всевозможные планы, как выжить Дину из дома, и на одном из них она остановилась.

Ну, конечно же, Дина именно её грибы и собрала, сучка такая. Нет, с этим надо кончать, и время удобное, племянника с матерью нет, значит, всё в наших руках. Антонина бегала по лесу, но не находила даже поганок, так была расстроена, а солнце клонилось долу. И она пошла обратно. Постояла со Светланой, рассказала ей про сворованные Диной грибы, и говно закипело в ней с новой силой.

- Тоня, - Дина уже успела перебрать красноголовики и разложила их на две одинаковые кучки, - возьмите себе любые, я буду консервировать, а Вы, как захотите, они все чистые.
- Не нужны мне твои грибы! – Антонина запыхтела, как закипающий самовар, - добренькой прикидываешься?
- Зачем мне перед Вами прикидываться, мне это ни к чему.
- Где Илья? Что ты ему сказала, куда он уехал?
- Нужен мне Ваш Илья, я за ним не слежу.
- Да ты хотела бы такого мужа, как мой сын, вот только он на таких не смотрит.
- Верю. Это опасно.
Дина рассмеялась и поставила грибы на огонь.

Ближе к ночи появился Илья, он был сильно подшафе. Его приятель, поп из соседней деревни, славился самогоноварением. Они с Ильёй были корешами и часто травили свои байки под поповскую огненную воду. Антонина зашушукалась с сыном, было слышно, как она пытается насильно втиснуть что-то в его пьяную голову, - он отказывается, но она настаивает.
- Илюшенька, ложись здесь, мой ангел, а мы с Феденькой ляжем на чердаке!

Дина подумала, что Антонина боится за сына, как бы тот по пьяному делу не переломал ноги, залезая на своё обычное место. Чердак был вполне комфортабельным убежищем, правда, там поселились ласточки, которых Антонина ненавидела, она затыкала газетами все возможные щели их проникновения, а муж Дины вытаскивал эти комки бумаги и отправлял в печь, ведя с Антониной молчаливое противоборство.

«Ангел» повозился за комодом и затих, Дина немного почитала и только собралась погасить свет, как Илья вышел из-за занавески во всей своей небесной красоте. Он был абсолютно голым и ему не хватало только крыльев. Он подошёл к дивану, на котором лежала обалдевшая от видения Дина, и нетвёрдым голосом предложил ей подвинуться.
- Так вот о чём толковала ему Антонина, - пронеслось в Дининой голове, - она решила застукать меня со своим сынком, а потом разнести это по соседям, уличая меня в ****стве. Глядишь, и развела бы нас с мужем, а почему нет? Хороший план, действенный.

Дина, не дожидаясь, пока на неё обрушится голый ангел, вскочила с дивана. Илья пытался её схватить, но его координация была нарушена чрезмерно выпитым. Он промахнулся. Дина, как была, в ночной рубашке выбежала из дома и кинулась к дому наискосок. Там на калитке висел железный обруч, Дина сняла его, отворила калитку, и тут к ней подоспел Илья. На нём болталась телогрейка, а на носу сидели очки.
- Приоделся, шут гороховый, - пронеслось у Дины в голове, - сейчас бы дать ему по роже этой железякой, да очки разобью, поврежу глаза, отвечай за него, мудака.
Она подбежала к соседскому окну и забарабанила в него. Илья ретировался.

Двоюродный брат Антонины был мужчиной основательным и логически мыслящим. Перво-наперво он сказал Дине, что всё надо решить «по-родственному», возможно, ей что-то привиделось, ведь не такая уж она красавица, и лет ей не восемнадцать, чтоб на неё такие приличные мужчины набрасывались.
- Всё же Илья у нас не последний человек, он бизнесмен. А потом, зачем мужа беспокоить, не стоит ему звонить, он сейчас уже спит.
- Так вы с женой тоже спали. Простите, что я вас разбудила.
Дину потряхивало от пережитых эмоций. Она попросила телефон и набрала номер мужа.

На следующее утро Антонина и Илья уехали, поспешно собравшись и покидав вещи и гадёныша в машину. Дина, понаблюдав за этим бегством из окна, - она практически всю ночь не спала, - вернулась в свою избушку.
- Я сказал Илье, что, если застану его, отверну башку, - муж Дины негодовал. Мы тут с матерью чуть с ума не сошли, это же надо было такую гадость придумать!

Вечером после бани Мария и Дина с мужем сидели на завалинке и смотрели на закат. И вдруг по небу медленно пролетел какой-то сигарообразный предмет.
- Вы видели, видели? – Мария взволнованно указывала рукой на небо.
- Видели, - сказала Дина, - ничего особенного, это инопланетный фаллос от Светки вылетает. И они пошли вечерять...

Илья прикупил дом напротив, следующим летом он развлекался тем, что ставил жене брата постукалочки из изделий своего завода, гайки среди ночи стучали по стеклу, привязанные за бечёвку, протянутую через дорогу, и в свежем ночном воздухе раздавался заливистый смех гадёныша...