Байки из бара

В маленьком городском баре в будний день народу немного, да вот и в праздник как то не густо. Забежали вечером пересменщик да безработный. Вечер перед рождеством – семейные люди дома сидят – свечки запаливают, надевают одинаковые свитера, обмениваются подарками.  А у барной стойки сидят те? для кого эти ценности чужды.  Два мужичка познакомились и разговорились.
 Первый на вид лет сорока, лицом хмурый, залОм меж бровей кривенький от нервной работы. Когда говорит нос дергается - тик. Он недавно уволился из крупной компании, в которой занимал высокую должность. Кинул на стол заявление потому, что  не сошелся с начальником по вопросам карьерного роста и, традиционно, оплаты труда. Работа ответственная, высоковольтные линии обслуживать, на таком месте нужен человек принципиальный, крепкий духом? чтоб команду заряжал и стоял за нее горой и за работу горой, а он еще и за справедливость и качество - на максималках. Таких как правило держат до последнего на полутеплом месте, полусытым, полусчастливым. Чтобы работу считал "хорошей" и потерять боялся. Спуску ему друг-начальник не давал. При малейших отступах от "скреп корпоративных" - типа устал, приболел, отпуск хочет, - напоминал "кто в доме хозяин" мог лишить премии, не оплатить переработку. Отпуск хочешь - ну возьми денька три за свой счет. Как у многих в России десятых-двадцатых годах второго тысячелетия.
Это все, как вы понимаете – я тут подсматриваю и подслушиваю в их разговоре.
Второй понтовенький сытенький парень слегка за тридцать. Улыбка немного хищная, никак не рулится с нежным румянцем пухлых щечек. Короткий ежик черных волос на крупной круглой голове, кожа на пальцах мягкая, как у женщины, вся фигура обтекаемая и вдобавок абрис губ бантиком, как у советской куклы - в общем внешность выдавала в нем инфанта. Потягивал он пиво, а оно как известно обильно сдобрено женскими гормонами, что зачастую и сказывается на фигурах приверженцев напитка. Но вот мОлодец заговорил.
- Я политикой сейчас занимаюсь, в историю войти хочу, как человек, вернувший России крепостное право!- ляпнул и посмотрел на собеседника вызывающе, ожидая оценки.
- Это как? У нас же конституционный строй, правовое демократическое государство... - удивился сорокалетка.
- Конституция рифмуется с сам знаешь чем, - хмыкнул пухляш, -  Ее и так уже во все щели и на всем вертели. Хочется честного чего-то, настоящего. А у нас, как раз идеальная ситуация для возвращения крепостного права.
- Еще скажи рабовладельческого строя, - мужчина посмотрел на парня внимательно по отцовски, вгляделся в линию волос, затекшие глазки, маленький нос, пухлый ротик, из которого вылетали наивные речи.
- Рабовладельческий-то у нас особо и не проходил после распада "союза". У нас на любом пятачке рабсилой торгуют. Можно и "черных" купить на грязные работы и "белых" на тяжелые. Да и умных можно купить на глупых богатых работать, красивых и молодых можно купить для страшных и старых, кого хочешь. Тебя можно купить, меня, - хихикнул молодой, мол, "съел"? 
- Не переводи тему. Как ты крепостное право хочешь вернуть? У него есть четкие признаки, - строго сказал мужчина и полез в телефон. - Вот в интернете по первой же ссылке "Крепостное право — это совокупность юридических норм, закрепляющих запрет крестьянам уходить со своих земельных наделов без разрешения властей, то «крепость» крестьян земле; беглые подлежат возврату, подчинение феодалу переходит по наследству, крестьяне лишены права отчуждать земельные наделы и приобретать недвижимость". Ну и?
- Ну, вот ипотека -  работает почти так же. Человек завязан платить десять, а то двадцать лет, считай до самой старости, не выплативший ее никуда сбежать не может. Захочет сбежать - вернут. Детям и внукам передаст свои ипотечные долги, если не справится. А кроме того государству платишь налог, подати налогами теперь называются. Его осталось только переименовать, в конституции закрепить и дело сделано.
     Дверь заведения открылась. В полутемном баре появилась худосочная фигура деда, лет восьмидесяти, что в принципе редкость в нашей стране, а уж в развлекательном заведении в сочельник и подавно. Мужики оглядели его с интересом. А дед, снял летнюю кепку-восьмиклинку, это в январский то морозец, уперся руками в палку и запрыгнул на барный стул, заняв последнее свободное место за стойкой.
- Третьим будешь, отец, - улыбнулся сорокалетний мужчина, - дружелюбно протягивая руку старику.
- Это мы запросто! - засмеялся дед, открывая обзор на достояние советской стоматологии - железные мосты и коронки. - Водочки мне стопку. Хоррошей!
Бармен кивнул и достал кристальную литрушку и красивую рюмку.
- Слышь, отец, насмешил меня тут товарищ, крепостное право хочет в Россию вернуть.
      Дед подобрался. Тема благодатная. Он замолчал, секунды три крутил рюмку, потом закинул ее содержимое в горло, зычно рыкнул в кулак и поднял ясный взгляд мутных кристалликов из под нависших век.
- А оно куда-то уходило?
Мужички переглянулись, потянулись к своим стаканчикам, предвкушая интересную историю.

- Я в свои годы в шахте в Норильске работал... Дай еще стопочку, сынок... - обратился он походя к бармену, - зарабатывал до тысячи рублей в месяц и премию постоянно выписывали около пяти тысяч рублей.
- Ну, ты, батя - миллиардером был, что ль?
- Ты слушай. Так мы эту премию ежемесячно отправляли в качестве гуманитарной помощи то французским докерам, то испанским шахтерам, то в Намибию, то в Анголу. Нас каждый месяц на собрании убеждали отказаться от денег в пользу помощи нуждающимся, голодающим детям Африки или бастующим докерам европы. А однажды также где то-то перед самым новым годом, опять да ладом. И я психанул! Сказал:
 - Давайте деньги, я не согласен отправлять ничего в Европу. Нехрен бастовать - пусть работают, как мы. И что вы думаете? Вызвали меня в бухгалтерию, я стою, меня аж трясет всего, мокрый как мышь от нервов. Уж не рад, что зарыпнулся, не привык выскакивать из ряда, а уж сказал - не воротишь, - почти закричал дед, глядя в лицо притихшему сорокалетнему мужику. - Стою, потный весь, злой. Вызывают. В бланке - весь список - моя фамилия. Расписался. Пошел в кассу. Молча деньги отсчитали. Как на врага народа бухгалтерша зыркнула. Вышел. Начальник стоит. Спрашивает: "Доволен?" А я зло так рассмеялся и сказал: - Доволен, что мне не радоваться, я их заработал! На вот и ты порадуйся!" - и сунул ему половину пачки денег.
- Он поди не отказался? – засмеялся пухлый политик.
- Нет, - дед коротко царапнул пухлого взглядом. - Взял. Спасибо сказал и попросил не говорить никому. Обещания молчать я не дал!  В тот же день всем рассвистел. Я эти деньги со своей бригадой в новый год в кабаке прогулял. Все эти деньги заслужили, все были злые и всем было радостно.
- То есть, вы это к чему рассказали? - неловко замямлил пухляшь, таща тему к своим интересам, - что вас тогда, как крепостных крестьян обирали?
- Скажи нет? - Глянул на него подслеповато сощурившись дед. Подернутые белесой пленкой глаза словно смотрели вглубь своей истории. С болью. Ненавистью. С пережитым страхом. С радостным позором.
- Ну, вы же могли требовать ее каждый месяц потом... премию эту, - вставил парень неуверенно.
- Ай, - махнул рукой дед и смахнул слезу, которая неловко, по щетине щеки, как луковый сок по тёрке, скатывалась к подбородку, -  у нас уже сознание другое было... что мы твари трясущиеся и слова сказать за себя не можем... и разве это не крепостное право?
- Нет. Это рабский менталитет, - выдавил из себя сорокалетний безработный.
Он уже допил свой молочный коктейль.
- Всё одно к одному, государство не для человека. Дай еще водки, сынок. Накатило. Раззадорили вы меня, мужики.
- Дед, ты бы хоть закусывал... завтра голова болеть будет, - закидываясь чипсами, прохрустел молодой собеседник.
- Во-первых, шахтеры не закусывают, а во-вторых, голова у меня никогда не болит. Я от шахты за наглость свою, наверное, вскоре после получения премии, подарок получил - на голову мне здоровенный кусок породы упал. Крепко меня припечатало. И с тех пор я не знаю, что такое головная боль, и похмелья у меня не бывает.
- Круто... - хохотнул пухлый малый.
- Ничего это не круто! – рыкнул дед, озираясь на парня. - Организм сигнала не дает, что ему плохо.
- А я вот сейчас денег немного в баре подзаработаю и в загранку укачу...
     Голос юного бармена прозвучал нарочито легко, безнадежно и неожиданно, что все трое посетителей подняли на него свои разновозрастные лица.
- А что вы так смотрите, - гыкнул мальчик, загоняя комок жвачки на левые коренные, - у меня тетка в Америке уже давно, - он растянул губы в священной улыбке двадцатилетнего "евангелиста". - Там разнорабочий получает, как у нас менеджер среднего звена.
- Там ты, конечно, всем нужен, - буркнул сорокалетний спортсмен.
- Ну, когда подвязки есть, родственники или еще кто, нормально, - с сомнением протянул тридцатилетний депутат, не отрывая взгляда от юнца с перспективными планами.
- Пусть пробует пока молодой, - зашарил в кармане дед в поисках денег и засобирался.- Хорошо с вами, мужики, но меня дома бабка моя ждет. У нас с ней нынче 57 лет совместной жизни. Что-то стряпает, дочь приедет, нельзя опаздывать.
- Ого, дед! Поздравляю!
- Да уж,- дед бросил на стойку пятитысячную бумажку и сказал бармену, чтобы тот сдачу взял себе и обязательно включил бы их на билет в Америку.
Малец благодарно ухмыльнулся, опустил голову и сказал "спасибо".
Собеседники поспрыгивали с мест, пожали деду его крепкую жилистую, с узловатыми суставами руку и с нескрываемой гордостью посмотрели в след опирающемуся на палку, чуть прихрамывающему, но крепкому старику.
-  Передавайте привет супруге. "Крепость" мужа к жене тоже надо восстанавливать, - горько хмыкнул разведенный сорокалетка, давно тоскующий по бывшей жене и двум дочерям.